2
Как и многие другие истории, эта случилась в пути. Во всех смыслах. Я шел ночью в магазин, а мой разум, взбудораженный весенним свежим ветром, странствовал рассеянно по воспоминаниям.
Супермаркет наш находится в комплексе с фитнесом, аптекой и другими заведениями, банкетным залом, например. А зал этот часто арендуют под свадьбы. Следы одного из празднеств виднелись на площадке перед магазином. Десятки сердечек и звездочек из фольги, втоптанные в грязь, посверкивали в мертвом электрическом свете. Тут, казалось бы, думать о тщете бытия... но вместо этого я окунулся в светлый мир полок со всякой всячиной. Взял пачку чая, румяный, с хрусткой корочкой, багет, вкусно пахнущий. Кулинария предлагала постное меню. В тренде ребята работают.
Я люблю ходить в магазин ночью. Тогда там тихо, никого нет, можно спокойно бродить по залу, определяясь, не надо стоять в очередь, да и просто прогуляться по темноте до него хорошо и приятно. Ты один, редкие прохожие спешат по домам, можно пройтись не спеша, подумать. С этими довольными мыслями я вышел из супермаркета. Звездочка из фольги блеснула в грязи ослепительно, и в голове вдруг вспыхнула картина.
Мы шаманим на сцене. Несколько таких вот звездочек вокруг какой-то девицы - такая татуировка у нашего гитариста и лидера. Лохматый, рыжий, худой, с горящими глазами терзающий свою белую электрогитару, он призывает девушку-ночь плакать. Я почти не вижу зала - когда сцену заливает дымный горячий свет, а зал не слишком большой, зрители кажутся ревущим провалом, из которого нет-нет выхватывается смутно чье-нибудь лицо. А тебе наплевать: жарко, надо слушать ударника, и ты, как индеец в джунглях, обливаясь потом, под мерный ритм там-тама колдуешь над чем-то, что где-то там, в гигантской концертной акустике, превращается в ЗВУК. Сейчас эта баллада закончится, и пота будет больше - мы любим трэш, спид-трэш, завтра шея будет болеть, но не трясти хайрами под бешеный ритм непросто.
Гитарист в экстазе взъерошивает короткую шевелюру - обтянутая джинсой в облипку долговязая фигура, изломанный силуэт. Ударник отбрасывает волосы за спину, поднимая руки. Я изнемогаю в океане энергии - моя партия похожа на соло, бас тяжелый, мне нельзя сбиться, я отстраненно смотрю на струны. Но к середине песни становится безразлично, собьюсь я или нет, все это захватывает меня, фронтмен подскакивает, мы перекрещиваем грифы гитар, издавая дичайшие звуки в промежутке, где должно быть соло, динамики пульсируют, и это похоже то ли на секс, то ли на священнодействие...
Потом мы будем пить пиво на репточке и смеяться. Мы очень молоды, в жилах кипит кровь и энергия, и мы еще ничего не знаем. Не знаем того, что мечты часто остаются мечтами, а реальность будет иной. Что усталое счастье коротко. Что годы пройдут по нашим сердцам и звездам так же, как я сейчас шагаю в тяжелых ботинках по алой фольге.
Мы просто счастливы. И спустя двадцать лет я, идущий по грязному снегу, попирая сердца, знаю, что счастье есть.
Супермаркет наш находится в комплексе с фитнесом, аптекой и другими заведениями, банкетным залом, например. А зал этот часто арендуют под свадьбы. Следы одного из празднеств виднелись на площадке перед магазином. Десятки сердечек и звездочек из фольги, втоптанные в грязь, посверкивали в мертвом электрическом свете. Тут, казалось бы, думать о тщете бытия... но вместо этого я окунулся в светлый мир полок со всякой всячиной. Взял пачку чая, румяный, с хрусткой корочкой, багет, вкусно пахнущий. Кулинария предлагала постное меню. В тренде ребята работают.
Я люблю ходить в магазин ночью. Тогда там тихо, никого нет, можно спокойно бродить по залу, определяясь, не надо стоять в очередь, да и просто прогуляться по темноте до него хорошо и приятно. Ты один, редкие прохожие спешат по домам, можно пройтись не спеша, подумать. С этими довольными мыслями я вышел из супермаркета. Звездочка из фольги блеснула в грязи ослепительно, и в голове вдруг вспыхнула картина.
Мы шаманим на сцене. Несколько таких вот звездочек вокруг какой-то девицы - такая татуировка у нашего гитариста и лидера. Лохматый, рыжий, худой, с горящими глазами терзающий свою белую электрогитару, он призывает девушку-ночь плакать. Я почти не вижу зала - когда сцену заливает дымный горячий свет, а зал не слишком большой, зрители кажутся ревущим провалом, из которого нет-нет выхватывается смутно чье-нибудь лицо. А тебе наплевать: жарко, надо слушать ударника, и ты, как индеец в джунглях, обливаясь потом, под мерный ритм там-тама колдуешь над чем-то, что где-то там, в гигантской концертной акустике, превращается в ЗВУК. Сейчас эта баллада закончится, и пота будет больше - мы любим трэш, спид-трэш, завтра шея будет болеть, но не трясти хайрами под бешеный ритм непросто.
Гитарист в экстазе взъерошивает короткую шевелюру - обтянутая джинсой в облипку долговязая фигура, изломанный силуэт. Ударник отбрасывает волосы за спину, поднимая руки. Я изнемогаю в океане энергии - моя партия похожа на соло, бас тяжелый, мне нельзя сбиться, я отстраненно смотрю на струны. Но к середине песни становится безразлично, собьюсь я или нет, все это захватывает меня, фронтмен подскакивает, мы перекрещиваем грифы гитар, издавая дичайшие звуки в промежутке, где должно быть соло, динамики пульсируют, и это похоже то ли на секс, то ли на священнодействие...
Потом мы будем пить пиво на репточке и смеяться. Мы очень молоды, в жилах кипит кровь и энергия, и мы еще ничего не знаем. Не знаем того, что мечты часто остаются мечтами, а реальность будет иной. Что усталое счастье коротко. Что годы пройдут по нашим сердцам и звездам так же, как я сейчас шагаю в тяжелых ботинках по алой фольге.
Мы просто счастливы. И спустя двадцать лет я, идущий по грязному снегу, попирая сердца, знаю, что счастье есть.
Не сознавайся.