Книга ночей. Голубиное сердце

Я думал, и мир отвечал моим мыслям. В тот день за мной закрылась тяжелая дверь клиники и я двинулся по песчаной дорожке чахлого крохотного парка к проспекту, чтобы выйти метро. Шел, думая о том, как события, слова и люди отклевывают от человека понемногу, пока весь он не превращается в фарш с голыми нервами, и вдруг увидел на траве ворону.

Ворона сидела на трупике голубя и занималась тем, что вырывала из его груди кусочки и ела. Просто обедала. На месте голубиного сердца зияла дыра, в которую погружался черный блестящий клюв размером с полпальца. Ворона подняла голову и посмотрела на меня черными бестящими глазами, похожими на два отшлифованных оникса. Клюв угрожающе уставился на меня. Она как будто хотела сказать мне: "и с тобой будет то же самое. А потом этот голубь, ставший бессердечным, родится вороной, и может, и ты ей станешь, подобно булгаковской Маргарите, которая стала ведьмой от горя и бедствий, поразивших ее."

Я отвернулся от этого готичного зрелища. Прости, ворона. Маргарита случилась сто лет назад, с тех пор даже Воланд, похоже, брезгует этим миром, приземленным, корректным, рациональным. А тот, кто воображает себя голубем, по словам классика, или бессовестен или имеет короткую память. А иногда и то и другое. Нет, увы, не голубь я, да и Мастера к порогу не жду. Тем не менее, картинка, ясная, странная, как обложка чьего-нибудь альбома, и прозаичная, не выходила у меня из головы.

А когда я проснулся утром воскресного дня, сердце было у меня за окном. Яркое синее небо, чистая, сочная юная зелень, клейкие березовые листики и он - воздушный шарик в виде алого сердца, зацепившийся за веточку аккурат напротив моего окна. "Это к любви" - трактовали друзья. Легкий и беспечный, танцевал шарик-сердце на ветерке и говорил: "тот, кто любит летать, будет летать. И тот, кто хочет любить - полюбит. Только не будь таким, как я, не повисни на привязи на радость воронам".

Улетай.