Ржавые трубы, краска облупла,
Тянутся хрящем синим туда,
Где голубое ржавчиной красной
В трещины — растворила вода.
В них видится, глупо,
Эта синь-вечность,
Эту синь-вечность помню всегда,
Ибо, как эхо, на озере волны
От камня судьбы, отсылают меня
Из красно-коричневых плинтусов,
Осоки рдяной на бежевом фоне,
От скуки тепла в дали холодов,
От тяжбы песочной минуты.
Коричневый дом, бурые дверцы,
Латунные ручки у крышки гроба,
Ящики-слизни — бьются пустотами,
Сахаром жженых сургучных губ.
И снова — весь в бегстве
Под глухим гулом,
Из-пóд-кранным дроном,
На óзерных волнах.
Тянутся хрящем синим туда,
Где голубое ржавчиной красной
В трещины — растворила вода.
В них видится, глупо,
Эта синь-вечность,
Эту синь-вечность помню всегда,
Ибо, как эхо, на озере волны
От камня судьбы, отсылают меня
Из красно-коричневых плинтусов,
Осоки рдяной на бежевом фоне,
От скуки тепла в дали холодов,
От тяжбы песочной минуты.
Коричневый дом, бурые дверцы,
Латунные ручки у крышки гроба,
Ящики-слизни — бьются пустотами,
Сахаром жженых сургучных губ.
И снова — весь в бегстве
Под глухим гулом,
Из-пóд-кранным дроном,
На óзерных волнах.