трагедия в стихах

Смарагдус Горгониус
адепт имперского культа в имперской провинции Морровинд


Стряслось это на ВварденфЕлле —
Остров се, над коим царит
Одноимённый вулкан, —
В провинции МорровИнд,
Где повсюду законов попранье, разгул,
Где туземцы весьма недобрЫ,
Где сильно пищат грязекрабы и крысы,
И в кандалах рабы,
Где Злом искажённая масса чудовищ
По тропкам бредёт и углам,
И сей же час, как наткнётся на путника,
Бедолагу рвёт пополам,
Где разросся разврат, будто травка в лесу,
И где липовый бог двух цветов
Эльфов безмозглых влечёт к греховодству,
Не разбирая полов.
Но я тут не стану их всех обличать —
Когда-нибудь гнев Восьмерых
Швырнёт в Забвение Вварденфелл
(провинция Морровинд)!

Мой рассказ пойдёт о сугубом плантаторе,
Именем Орвас Дрен,
"Серджо" там величают таких,
Но нам хватит и "Орвас Дрен".
Он владел плантацией, как можно понять —
Ведь он плантатором был,
И каждый раб во владенье его
Был несчастней бездомных кобыл.
Аргониане как тряпки иссохли,
Шерсть с каджИтов вылезла клочьями,
А ведь те зверолюди равноправные граждане
Империи, между прочим.
Но Орвас был крайне жесток, скуповат,
Жалость в душу к нему не скреблась —
Даже если, читатель, ты будешь тонуть,
Он только веслом наподдаст!
Вот из-за таких персонажей, как он,
Когда-нибудь и сгорит
В топках адского Зольника Вварденфелл,
Что в провинции Морровинд.

На порочной плантации Дрена
Проживал один раб как-то раз
Из каджитов; он был одноглазым,
Засим звали его Одноглаз.
Мощный он был и в полоску, как тигра,
Который сидит за кустом,
Усов бессчётно имел на лице
(если то именуют лицом),
Глаз его, пусть и всего лишь один,
Непокорства огнём обуян,
То и дело плантатору взгляды метал,
Как мечется в поле змея.
И сей-то каджит, батрача на пристани,
Где товаров разгрузка шла,
Втихомолку присвоил стеклянный кинжал,
Изготовленный из стекла,
Каковые водятся в массах несметных на острове:
Ведь изрыт
Стекольными шахтами вкривь и вкось Вварденфелл
В провинции Морровинд.

Темнотою покрытой ночью
Устремился в господский дом
Одноглаз, уподобленный смелостью тигре,
Который сидит за кустом.
Он оторвал длинный ус от себя
И в отмычку его согнул,
И в окна и двери поместья тихонько,
Как застенчивый имп шмыгнул.
Вот уж проник он в спальню,
Назойливых стражей убив,
Расторопный, повсюду добро приносящий,
И покуда ещё не плешив
(он недолго в рабах продвизался,
красота не успела увять),
Чтоб со стеклянным кинжалом в руке
(либо ж лапе) над спящим встать.
Пучит отмщение грудь Одноглазу,
А в перине, весь дом продувая, храпит
Беспардонный плантатор из Вварденфелла,
Что в провинции Морровинд.

Крепко спал Орвас Дрен, и крепко
Одноглаз сжимал свою снасть,
Рок над ними навис, как изношенный нетч,
Что умер и должен упасть.
"Величайшей Империи я гражданин,
— сказал Одноглаз про себя
(то есть так, что не слышно ни звука,
не разевая рта,
или, возможно, пасти —
я не знаю, читатель, как точно сказать), —
И как гражданину весьма мне постыдно
В лежачих клинок вонзать.
Пусть кровосос сей напухший проснётся!
Хоть лишняя это возня,
Но надобно мне хоть одним глазком
Ему заглянуть в глаза!".
И вот над периной голос каджитский
Как истошная туча гремит,
Как вопль свободы над Вварденфеллом
В провинции Морровинд!

Ретивый же деспот очнулся и встал —
В ночной рубахе до пят —
И понял: кончились шутки,
Угнетённые не простят!..
Но заметив, что вроде бы не был убит,
Пока углублённо спал,
Орвас Дрен реверанс немедленно сделал
И речи такие держал:
"Я зрю, ты могуч и на редкость отважен!
Может, сабли с тобой мы скрестим?"
"Нет, — отвечал в благороднейшем гневе
Отдалённой пустыни сын. —
Когда рабы умирают,
То стервятники их клюют,
И все клевомые в данный час
На твои увёртки плюют!
Окочуришься ты без оружья, спросонок,
В этой мягкой ночнушке убит,
В этой спальне уютной на Вварденфелле,
В провинции Морровинд!".

Коварный тогда изрёк Орвас Дрен:
"Всю охрану мою ты сгубил,
Стань сам моим стражем, коль не глупый ты дятел,
Что мозг сам себе продолбил.
Будет зарплата щедра у тебя,
Блестящий наденешь доспех,
Пустыня далече, а я рост карьеры
Устрою тебе без помех!"
"Нет, — маша головой, отвечал Одноглаз. —
На это каджита не взять".
"Но также я дам тебе пЕревязь —
С пышным бантом, ножны держать".
Мелкой дрожью затрясся тогда Одноглаз,
Про пышный услышав бант —
Сей предмет увлекает каджита мощнее,
Чем лунного сахара жбан,
Вынуждает припадочно прыгать, хватать,
Охотничьей страстью пьянит,
И затмевает весь Вварденфелл,
Всю провинцию Морровинд.

Изверг тут в шкап залезает —
О мой Одноглаз, ты погиб! —
И из тёмных глубин вынимает ту пЕревязь —
Переливом играет изгиб —
С прехитро завязанным бантом,
Который как ряска на луже дрожит
В зрачке средь зеленого глаза каджита,
Что разом ни мёртв и ни жив.
Предлагает подлец длинноухий
Одноглазу с подвохом дар —
Ведь под покровами и складочками прекрасной той ткани он прячет кольцо,
И кастует уж огненный шар!
Но внезапно, как вычих, стеклянный кинжал,
Изготовленный из стекла
Продырявил и бант, и ночнушку, и Дрена!..
Сила духа клинок влекла,
Воспрявшая вдруг в полный рост в Одноглазе —
Никто не сравнится с ним! —
Так нашёл свой конец негодяй с Вварденфелла
(провинция Морровинд).

...А ежели кто-нибудь скажет тебе,
Что Дрену объели нос,
Что со срамом играли, как с мышью
(одеяние задралось),
Что ботинки кругом провоняли,
Что обкушены были цветы —
То это бесстыжий шпион тёмных эльфов;
Читатель, не верь ему ты.
Ничем баснословный тот подвиг
Каджита не омрачён,
Который, силком сам собой овладев,
Расправился с палачом
(ведь палач и плантатор, я мыслю, родня,
ровно тапки и сапоги,
и я тут ничем не грешу против правды,
Джулианос мне в том помоги),
И так будет со всяким, кто держит рабов —
Веруй крепко в сие, гражданин! —
В препозорнейшем округе Вварденфелл
Провинции Морровинд.