Фонарь зажёгся. Комнату озарил слабый неестественный свет, отражавшийся от витавшей в воздухе полупрозрачной пелены. Но не от стен и не от потолка. Потому что их не было. Несмотря на это, сияющая золотом сущность, покрытая мерцающей чешуёй — точно нерушимой скорлупой — называла это место Комнатой. Цветной Комнатой.
— Ты не отсюда, — сказала она мне, обращаясь словно к ребёнку — В ненаписанной песне появился лишний аккорд?
Её глаза были скрыты небольшим куполом, сильно напоминавшим праздничный колокольчик. Казалось, будто её голос сопровождало его звенение. Волшебный мягкий звук, который был столь же волшебным, сколь и пугающим.
Оглянувшись, я увидел силуэты других сущностей: точно тени, они бродили по залитым неземным сиянием метафорическим пустошам, рассеиваясь с ней и иногда собираясь в подобия созвездий и спиралей, каждая из которых наблюдала за далёкими планами и тщетно искала давно потерянный для них дом, ложно считая, что это место им и является.
— Тебе здесь не место, — звенящий в голове женский шёпот материализовался передо мной в виде четырежды окрылённой девы, затмившей собой все остальные цвета, — Не оскверняй мои гармонические владения своим присутствием. Отправляйся к другим проклятым, дитя Лорхана.
Через мгновение я увидел как передо мной возник золотистый столб света. Шаг в него — и я сжался в очень узкую полоску, которая унеслась прочь из этого непостижимого царства. Не знаю сколько времени моё «веретено» летело через пустоту и звёзды: минуты? Часы? Годы? А возможно это и вовсе было мимолётным сновидением, сформированным моим сознанием, дабы оно не раскололось на части. Так или иначе, первым, что донеслось до моих ушей, был звук бьющегося сердца. Сердца, принадлежащего кому-то другому. Не в силах открыть глаза, я вслушивался в изменение его ритма — в то, как он учащался.
«О каком Лорхане она говорила? Кто эти другие проклятые? Кому принадлежит сердце?»
Задавая себе эти вопросы, я постепенно приходил в себя, однако окончательно отрезвили меня не они, а звонкая пощёчина, достигшая моего лица. Я открыл глаза и узрел… кабак?
Рослый бородатый мужик взял меня за заднюю часть воротника и оттащил от рыжеволосой женщины, облачённой в кожаную броню:
— Шоровы кости, ты что себе позволяешь?! — возмутилась она и схватила оловянную вилку, лежавшую на столе рядом с игральными костями. Её покрасневшее лицо говорило не только о нахлынувших эмоциях, но также о лёгком опьянении.
— Эй, приятель… — басисто и грубо процедил мне в ухо бугай, — Это что ещё за игры?
Хотелось бы и мне знать, в какие игры они тут играют, в этом странном пропитанном хмелем и запахом мяса дешёвом притоне, в который меня каким-то лихом занесло. Насколько же несовершенным он теперь кажется по сравнению с тем магическим местом… Грубым и неотёсанным, под стать здешним людям. Но тем не менее, гораздо более родным и уютным.
Я повернулся к бородачу и ответил:
— Прошу прощенья, я… споткнулся.
Тот грозно и укорительно посмотрел на моё, как он явно считал, «смазливое» личико, придвинулся почти вплотную (отчего я мог ощущать щекой его щетинистые волосинки) и затем громко засмеялся. Отпустив мой воротник и похлопав меня по спине, он сказал:
— Ну, будь аккуратнее, друг!
Женщина при этом опустила и вилку, и глаза. Я решил не испытывать удачу и галантно отошёл в сторону, прижавшись спиною к бревенчатой стене. Судя по всему, это была классическая средневековая таверна, без каких-либо изысков. Впрочем, некоторые забавные детали всё же отличали её от реальной: за одним из столов сидела и громко горлопанила компания воинов, среди которых наблюдались весьма необычные полукот и полуящер. У первого на шлеме даже стояли торчком специально вышитые кожаные ушки. В какой-то момент они все встали одной ногой на стулья, подняли кружки и хором прокричали:
— Неустрашимые! Мы — Неустрашимые!
…после чего бодро залились смехом и пивом.
Да, народ здесь оказался гораздо гостеприимней, чем там, наверху. И всё же я не очень люблю запах перегара, поэтому вместо продолжения наблюдения за весёлым кабаком я попросил свои ноги отвести меня на улицу. Свежий морозный воздух ударил мне в лицо заместо того северянина и окончательно отрезвил. Моему взору открылась большая деревня, покрытая осенними цветами в самый разгар сезона сбора урожая. Самые разные люди (в основном — те же крепкие северяне) ходили туда-сюда, работали на огородах и на полях, а вдалеке, над соломенными крышами домов, просматривались покрытые густыми облаками высокие горные хребты.
Спускаясь с брусчатого крыльца, я позволил себе поправить скрипучую вывеску трактира с изображением узорчатого кольца, увеянного опадающими листьями, посреди которого зияла добротная надпись: «Таверна "Мороженый фрукт"». Но не успел я прогуляться по деревне и насладиться другими её красотами, как услышал пронзительный гром среди ясного неба. Местные жители посмотрели наверх, закричали и стали в панике разбегаться. Женщины уводили детей в дома, мужчины бросали инструменты, а немногочисленные стражники в закрытых металлических шлемах доставали мечи, луки и стрелы. Услышав «гром» во второй раз, но гораздо громче, я взглянул в небо и не поверил своим глазам. Чёрная, как ночь, крылатая громадина затмила своей тенью всю деревню и закружила над ней, подобно орлу в предвкушении охоты и лакомства.
Первой же мыслью было вернуться обратно в кабак, спуститься в обложенный камнем подвал и затаиться вместе с остальными беднягами в ожидании и надежде, что эта крылатая тварь просто исчезнет. И так бы я и сделал, если бы тотчас оттуда не вынеслись те самые удальцы, сбившие меня с ног в порыве воинственного куража, с клинками и секирами наперевес. Моё любопытство и желание увидеть что будет дальше пересилило дрожь в коленях, и я остался снаружи, став наблюдать за сражением из-за оградки.
Дракон разнёс эхо по всей округе и скрылся из виду, после чего на небе очень быстро собрались тучи и принесли дождь. Ужас разверзся над неизвестным мне поселением, и я подумал: «Неужели некоторые люди каждый божий день живут в такой опасности, и всё равно остаются трудолюбивы и жизнерадостны?» Мне, как обывателю более спокойного современного мира, такое совсем невдомёк.
Из этих дум, а также из равновесия меня резко вывел оглушительный удар: колосс приземлился на крышу трактира, под краем которой я прятался от ливня. От неожиданности я даже перестал дышать. Пусть я не видел чудовище, зато отчётливо видел его тень, чувствовал мощное дыхание и мрачную ауру. Видел, как множество стрел летели в него, и каждая ломалась об его шкуру, отскакивая подобно каплям воды от кузнечного горна, видневшегося по ту сторону дороги. Неуязвимость и величественность огнедышащего змея заставляла мои кости трепетать, а разум — отчаиваться, едва не понуждая окунуться в стокгольмский синдром, затмевая все остальные чувства, ровно так же, как его гигантские крылья затмили солнце.
В ответ на стрелы чудище выдохнуло на сопротивленцев такое сильное лазурно-фиолетовое пламя, что целый дом, попавший под него, не просто сгорел, а был раздроблен на мелкие куски, отброшенные вдаль вместе с прахом несчастных стражников. Вся дорога и часть огорода на пути этого беспощадного огня покрылась мрачной сажей, разом уничтожив то, ради чего крестьяне годами усердно трудились и вкладывали душу. Но для драконов это ничего не значит. Для них это всего лишь лёгкий выдох, ясно показывающий их власть.
Вспорхнув с крыши в небо, враг снова начал кружить над смельчаками и оставлять за собой в тучах яркие вспышки, на мгновение показывавшие его огромную фигуру. Изрядно вогнав всех прочих обывателей в депрессию и отчаяние, он, в конце концов, завис на месте прямо перед группой приключенцев и (что сильно меня удивило) начал говорить с ними на каком-то непонятном языке. Произнеся несколько фраз, он раскалил в своей глотке пурпурное пламя и стал ожесточённо плеваться им во всё подряд. С этого момента я не стал разбираться в том, что произойдёт дальше, и побежал куда глаза глядят. Последнее, что я видел — то, как хвост полуящера скрывается в пасти чудовища, а рядом с его когтистыми лапами лежит обугленный скелет, сжимающий в руке рукоять топора.
Пришёл в себя я уже на берегу небольшого ручья, близ которого перемежались и закапывались в ил небольшие крабы. Вдалеке всё ещё виднелись грозовые тучи и слышались гулкие громыхания, мало-помалу становившиеся всё слабее и тише. С той же стороны, из-за холмов, поднимался дым — чёрный, как смоль. Умывшись холодной водой из ручья и переведя дыхание, я пошёл дальше, в сторону небольшого пролеска. Солнце уже садилось, и до наступления сумерек оставалось в лучшем случае полтора часа. Действительно, не думал же я, что новый мир примет меня с распростёртыми объятиями? Нужно было найти ночлег.
Рядом с пролеском пролегала небольшая река, которую я пересёк по старому упавшему дереву, всю хвойную листву с которого давно смыло. Всюду на моём пути густилась желтовато-рыжая трава, окаймлявшая и загораживавшая собой более мелкую, зелёную муравку, которой питались здешние козы. А где водятся дикие козы — там и до волков недалеко.
Стоило мне выйти на пригорок, слева моим очам предстали останки былых цивилизаций: громадный комплекс древнего каменного города, вырубленного прямо в горе. Это зрелище завораживало и манило на исследование. Я хотел было устроить ночлег там, среди молчаливой истории, чтобы спрятаться от диких зверей, поскольку на небосводе уже сгустились первые сумерки, но присмотревшись, вдалеке, среди колонн и искусно вырезанных дуг, я увидел какие-то странные голубые огни. Они то появлялись, то исчезали, словно заманивая неудачливых путников на что-то недоброе. Несмотря на опасность встретить медведей или кого похуже среди ночной чащобы, я двинулся дальше, не рискнув приближаться к этим огням. Глаза мои медленно привыкали к темноте, пока ноги проходили по непроторённой тропе на восток, у подножий каменистых утёсов. Откуда я знал, что иду на восток? Об этом мне подсказали выплывшие из-за горизонта яркие луны. Да-да, именно луны, их было две: большая и маленькая. После такого необычного зрелища даже кажется странным, что звёзды в этом мире — всего лишь звёзды, а не какие-нибудь смешавшиеся в кучу галактические диски. Но самый главный сюрприз меня ждал незадолго до наступления полуночи…
Когда луны были уже относительно высоко, продолжая подниматься над горными вершинами, на небесном полотне проявилось то, что заставило меня остановиться и глубоко вдохновиться, проникнувшись атмосферой полярного края. Меж звёзд и далёких планет на мрачном одеяле плавно зажглись длинные рельсы северного сияния. Пурпурно-зелёные, эти полосы на ночном небе переливались, мерцали и блекли, завораживая меня своими благосклонными лучами, которых я отродясь наяву не наблюдал. Вот так самый обычный, вполне реальный феномен смог пробудить во мне те же эмоции и то же благоговение, что и небывалые чудеса, которые происходят лишь в сказках.
Магнитные линии солнечной радиации тянулись вдоль всей морозной страны, озаряя мне путь вперёд, словно факел. И, по-видимому, богиня природы оказалась ко мне добродушна, ведь за одним из высоких утёсов я увидел свет, горящий в окнах небольшой хижины.
— «Слава богу», — прошептал я и поволокся к охотничьему домику уже будучи почти обессилен.
Недалеко от жилища я услышал медвежьи рыки, что понуждало меня сохранять бдительность и едва не молиться. К счастью, со зверем я так и не столкнулся, и благополучно постучал в дверь.
Её открыл странноватого вида человек с тёмно-синей кожей, острыми ушами и красными глазами. Его чёрные, как уголь, волосы были прикрыты не менее мрачным капюшоном, а его костлявые руки были покрыты какой-то не то сажей, не то ожогами, не то заскорузлой грязью. Ему бы косу в эти руки — и я бы уверился, что пришёл к своей смерти.
— Чего тебе надо, ф’лах? — сказал он сердито и недружелюбно. Оно и понятно: в округе ни одного другого намёка на цивилизацию, этот отшельник наверняка жил здесь один в течение многих лет.
Я честно ответил, что заплутал и попросил предоставить ночлег, если можно. Затворник недвусмысленно выказывал всем своим видом, что не желает мне помогать и вообще ненавидит людей. Но он всё же позволил мне переждать холодную ночь в своих сенях, взамен на «странный магический инструмент», который я всё это время держал в своём кармане. Разумеется, никто из фэнтезийных героев и отдалённо не видел мобильных телефонов. Это уже намного позже я узнал, что во вселенной Древних Свитков для межпространственной связи существуют свои средства и способы, включающие некий «Зов», снорукавные мемоспоры и астральные проекции. Но в ту ночь мои знания об окружающем мире ограничивались лишь «средневековой сказкой», чисто эпическим произведением в классическом толкинистском жанре. Как же я ошибался…
Показав мне тёмный сырой угол с подгнившими бочками, из которых текла какая-то бурая вонючая жидкость, «заботливый» эльф всячески старался оградить меня от осмотра остальной части дома. Под страхом пинка под зад на мороз он наказал мне оставаться здесь и ничего не трогать. Да, могло быть и хуже. Что бы я делал, окажись он маньяком-людоедом, или обезумевшим магом-самоучкой, препарирующим светлячков на маленьких дыбах? И я стал бы одним из этих светлячков просто потому, что мой телефон засветился экраном в кармане.
Серокожий нелюдим запер за мной деревянную дверь и погрузил меня в кромешную темноту. Лишь слабые тонкие полоски света выглядывали из зазоров, через один из которых я увидел, кажется, часть кухни. Сушёные продолговатые листья, похожие на лавр, свисали пучками с потолка рядом с кроличьими тушками, а на столе горели странные синие свечи, промеж которых лежал какой-то предмет с рогами (или мне так показалось?), очертания коего мне были уже не видны. Весь дом заполонял один и тот же едкий землянистый аромат дёрна и цветочной пыльцы, разумеется с примесью бурой гнили, которой за эту ночь я весь провоняю.
Стараясь не думать об этом, я прилёг в относительно сухой уголок и постарался отвести свой разум к Морфею. Почти час я не мог этого сделать, потому как слышал из-за двери постоянные шорохи, лязги склянок и приговаривания — оно и понятно: когда живёшь один столь долгое время, так и так начнёшь говорить сам с собой. Но вот всё утихло, и через пару секунд я проснулся от громкого удара дверью о бочку.
— Передохнула, спящая царевна? — цинично сказал мне эльф, и я неспешно поднялся, — А теперь выметайся.
За окном уже брезжил рассвет. Спина и бока неприятно скрипели, прямо как те доски, на которых они лежали. Ещё находясь в полусонном состоянии, я даже не задавался вопросом куда теперь пойду. Оказавшись у порога, мои ватные ноги остановились, измятое тело развернулось, и подвялые бледные уста обратились к остроухому товарищу:
— Не подскажешь, в какой стороне ближайшее поселение?
— А я обязан? — грубо отметил он, хрустя костяшками пальцев.
Я потупил взгляд на его чёрную одежду. Никаких правил хорошего тона, окромя моей персоны, в этот дом явно не захаживало. Впрочем, я не стал искушать судьбу и обращать на это внимание — не ровен час убьёт ещё, вон как руки чешутся. Я поблагодарил его за ночлег, повернулся и… не заметил как зацепился краем одежды за торчащий из стены гвоздь. Вслед за накидкой порвалась и связующая часть между избушкой и хлипкой полкой, на которой стояло множество баночек с непонятным содержимым. И все, как одна, рухнули и разбились. Я отжмурил один глаз и перестал ёжиться. Эльф стоял подле меня посреди осколков и не двигался.
— …
— Я… эм… я не нарочно.
— …так ты хочешь знать в какой стороне город? — спросил он необычно спокойно, но довольно мрачно. Одна из его бровей дёргалась.
Я опасливо кивнул.
Вдруг промеж его пальцев появились молнии, и, занеся передо мной руки, он прокричал:
— ВОН В ТОЙ!
Моё тело моментально отбросило на несколько метров на улицу. Очухался я лежащим на траве с сильным жжением в рёбрах. Приподняв голову, я увидел, что меня и дом мага отделял след из свежей золы. Волшебник громко захлопнул дверь и провопил самому себе:
— Да чтоб я ещё хоть раз кого-то пустил в своё жилище!.. убью лишь завидев!..
Несмотря на чувство вины и физической боли, я остался жив и относительно бодр (спасибо разряду). Я обратил внимание, что зольный след и моё согнутое тело вместе образовывали стрелочку, которая, по словам эльфа, должна указывать на местоположение города. Туда-то я и направился.
Жжение медленно поутихло, и когда я взошёл на один из золотистых холмов — передо мной открылся прекрасный вид на девственные прерии, усеянные, точно венами жизни, мелкими каскадными ручейками, средь которых ходили благородные олени и большие опасные звери, похожие на толстых медведе-кошек с длинными, как у моржей, клыками. Эти клыкастые хищники сбились в небольшую стаю на далёком пригорке и грелись на утреннем солнышке, отдыхая перед очередной охотой. А в самом далеке над равниной возвышался большой и неприступный город с каменными стенами и невысокими башнями, стоявший, словно надёжный стражник, у подножия самой высокой горы, которую я видел в своей жизни. Она была настолько высока, что её вершина была скрыта за густыми облаками.
Прерию я пересёк без каких-либо проблем, попутно испив воды из ручья. Близ него росло весьма интересное голубое растение, источавшее свет и мелодичный гул. Я даже думал сорвать его лепесток и проверить будет ли он петь и мерцать будучи отделённым от стебля, и если да — попытаться продать его на рынке как диковинку, но всё же не стал этого делать. Пусть себе растёт и радует глаз местных обитателей и путешественников, такие же как я.
На подходе к окрестностям я уже шёл по широкой дороге, по правую сторону от которой стояла дозорная башня с развевающимся наверху жёлтым флагом с изображением конской головы, а по левую — какая-то заброшенная старая ферма, вся заросшая рогозом.
Чем дальше я шёл по дороге, тем больше признаков цивилизации открывалось моим глазам. Вот живые фермерские угодья с обширными полями овощных культур, где усердно работали коренастые мужчины и женщины. Вот рабочие мельницы, из которых туда-сюда выезжали тележки с мешками свежемолотой хлебной муки. А вот просторная конюшня, в стойлах которой жевали сено очень косматые мускулистые лошади, все как одна ухоженные, с блестящими гривами. Такими они и были — средневековые паркинги.
Но несмотря на гостеприимный вид, как и то одинокое эльфийское жилище, этот город не принял меня с распростёртыми объятиями. Стражник в кольчуге остановил меня у главных ворот и сказал, что из-за нападений драконов город сейчас закрыт для посещения. Подключив своё красноречие, я сказал ему правду о своём побеге из деревни на западе, которую сожгла одна из этих крылатых тварей, но меня всё равно не пропустили. Сказали: «Был тут уже один, беженец из Хелгена. Навлёк на город большую беду. Если ты из таких же — лучше уходи.»
И я уже с большим разочарованием пошёл было обратно, как меня окликнули каким-то «Пс-ст!»
Это оказалась кошкоженщина из небольшого лагеря, разбитого у городских стен. Она подозвала меня к себе и прежде, чем я что-либо понял, угостила каким-то сладким печеньем.
— Эта каджитка слышала, что тебя не пустили в город. Она понимает твоё негодование, бескогтистый, — подойдя к растянутой на палках звериной коже, она принялась мягко драть об неё свои когти, то ли заигрывая со мной, то ли просто в силу привычки, — У Атабы есть для тебя предложение…
Стараясь не слишком пристально смотреть на её вибриссы и виляющий хвост, я задал закономерный вопрос:
— А оно законное?
Кошка усмехнулась.
— Не сомневайся, всё чисто, как молочко на усах котёнка. Понимаешь, мне нужен кто-то, кто поговорил бы с одной женщиной на рынке, передав ей маленькую весточку. Самих-то нас за стены тоже… не пускают, да?
— Ну, даже не знаю… как её зовут?
Она подошла ко мне сзади и мягко приобняла, оказавшись мордочкой на моём плече. Её шерсть очень приятно тёрлась о мою щеку, но я не стал этого выдавать.
— О, значит Атабе удалось завладеть твоим вниманием, да? Это будет выгодно для нас обоих… — её мягкая лапка протянула передо мной сложенный вдвое пергамент, — Её зовут Изольда. Будь душкой, отнеси это ей. А эта каджитка взамен даст тебе пару блестящих монеток.
Уйдя с моего плеча, она скрестила лапы на груди и с хитрым ожиданием стала смотреть на меня своими вертикальными кошачьими зрачками. Я спросил у неё, держа в руках записку:
— А каким же образом мне попасть в город?
— Эта ждала когда бесшёрстный это спросит. Пусть гладкая мордашка обратится к Ри’саду. Он всё ей покажет…
Взяв меня за руку, мадам «Ушки-на-Макушке» отвела меня, захудалого оборванца, к другому пушистику, который сидел в палатке, скрестив ноги, как йог. Он выглядел грубее своей напарницы, и что-то в нём выдавало прожжёного предпринимателя. Может, это были золотистые весы, стоявшие рядом с ним и другими аккуратно сложенными в палатке вещичками. А может, этот торгашеский взгляд, которым продавцы азиатской национальности обычно встречают покупателей в киосках моего родного города. В любом случае, у меня с ним наклёвывалось дело.
— Приветствую, друг мой, — сказал он с явным акцентом на букву «р», — Вижу, моя сестра по каравану уже посвятила тебя в детали, да? Ежели наше деловое сотрудничество в силе, Ри’сад поможет тебе.
Я всё ещё сомневался, что не участвую в какой-то афере, но в данный момент у меня не было ни выбора, ни пути назад. Я протянул ему вперёд ладонь, чтобы он её пожал, но вместо этого он наклонился и галантно лизнул её.
— Итак, друг, вот что тебе надо сделать, — кот-делец протянул мне свиток, обвязанный тесьмой, — Возьми этот… пропускной документ и предъяви его одному из стражников. Но сам его не открывай. И сделай лицо попроще, чего ты. Если поможешь каджиту — каджит поможет тебе.
Улыбнувшись, помимо свитка, щедрый кот посыпал меня ещё и какой-то пахучей пряностью — видимо, чтобы немного отбить от меня запах бурой гнили, про которую ни один из них (из вежливости?) ничего не сказал. Отправившись обратно к воротам, я снова встретился с тем служителем закона, который до этого развернул меня восвояси, и сглотнул. Тот переглянулся со своим напарником и сказал:
— Опять ты? Сказано же, город закрыт. Чего тебе?
— Вообще-то, у меня… имеются необходимые бумаги. Вот, взгляните.
Я достал из-за пазухи свиток и протянул стражнику, который явно мне не доверял. Но я доверял котам-торговцам, и поэтому оставался относительно спокоен, хотя и не знал где они достали эту филькину грамоту и не заподозрят ли они неладное.
Стражник развязал тонкую верёвочку и раскрыл «документ», и его глазные прорези тотчас на мгновение вспыхнули зелёным. Несколько секунд он смотрел в пустоту, пока я не спросил:
— Так… всё хорошо? Вы пропустите меня в город?
— Хм-м, кажется, всё в порядке. Хорошего пребывания в Вайтране, гражданин.
Второй стражник слегка удивлённо глянул на первого, но не стал с ним спорить, и вместе они открыли для меня ворота.
«Да уж, необычный они выбрали способ, однако…»
Город встретил меня широкой мощёной улицей, полной столпотворений людей и рядами крепких одноэтажных домов с живописными бронзовыми крышами, от которых отражалось яркое полуденное солнце. Каждая из таких крыш была украшена резными фигурами в виде коней, наблюдавшими за горожанами и оберегавшими их спокойствие. Из каждого такого дома шёл густой серебристый дым, перебивавшийся при моём взоре наиболее густым, клубившимся из близлежащей кузницы, в которой работала темнокожая леди, по которой, честно говоря, и не скажешь, что она изо дня в день занимается столь тяжёлым ремеслом.
Рынок находился в конце улицы, и по пути к нему я видел всё, что угодно, но не страх нападения дракона. А ведь прилети он сюда, он здесь и камня на камне бы не оставил — уж я-то знаю. Стойкому характеру местных можно позавидовать.
Озираясь по сторонам, я то и дело перемежал в кармане края сложенного пергамента, при этом понятия не имея как выглядит женщина, которой я этот самый пергамент должен отдать. Немного подумав, я решил начать с опроса лавочников. А именно — с бабули, продававшей ювелирные украшения. Она-то точно всё про всех знает.
Старушка – божий одуванчик оказалась прямо истинной нордкой. Должен сказать, не ожидал от столь пожилой и милой леди такого стоицизма. Как только я хотел завести с ней беседу, она мягко попросила меня подождать пару минут, достала из-под прилавка серебряное ожерелье и, тряся им перед седым мужиком в кузнечном фартуке, стала его подпиливать да поругивать:
— Что ж ты, Йорлунд, лучший мастер в Скайриме, а жалкие цепочки пристойно сковать не можешь? Ну вот сегодня вернули: самоцвет отломился, и замочек затёрся. И это уже третий за неделю. К нам в лавку заходят уже только приезжие, да и то лишь из-за твоего имени.
— Я никогда не был ювелиром. Говорил же тебе.
— И я тебе тоже кучу раз говорила — куй лучше кольчуги! Они-то у тебя как раз лучше всех получаются. Вон, взгляни на малышку Адрианну. Трудится не меньше тебя, всё для людей, скоро уж тебя в мастерстве нагонит. Её магазин процветает. А ты только и делаешь, что тратишь свой талант на этих пьяниц-соратников…
— Негоже честному норду, душа моя, таланты свои продавать. Да и колец я тебе уж столько наковал, что на сотню кольчуг бы хватило. Нет, лучше пусть всё остаётся как есть. Со временем мои руки и серебро освоят как надо, уж ради тебя постараюсь.
Кузнец прижался своей густой бородой к её испещрённой морщинами щёчке, забрал бракованное ожерелье на перековку и ушёл в свою богодельню. Его старая жена улыбнулась.
— Ладно, милок, что ты там спрашивал? Подобрать тебе какое колечко?
— Нет, вообще-то я хотел спросить про Изольду.
— Про Изольду? А что с ней? Не уж то бедная девочка в долги себя вогнала, и вы пришли с неё их забрать? Ох Шоровы кости…
— Нет-нет, ничего такого. Мне просто нужно передать ей письмо, но я не знаю как она выглядит. Вы её знаете?
— А, фу ты господи. Конечно, вон она, в синем платьюшке близ овощного прилавка стоит с корзиной в руках, — бабуля поправила локон на виске и почесала ладошку, — А по тебе и не скажешь, что ты гонец. Они у нас обычно в шапочках ходят. Ну, а коль ты здесь проездом… может, всё же возьмёшь цепочку, или браслетик? Их у нас знаменитый мастер куёт, мой муж. Качество далеко не мастерское, зато память о нём останется.
Я покачал головой и выразил ей благодарность за словесную помощь. Очень добрая женщина — как говорится, хотел бы от неё внуков.
Вайтран, как я посмотрю, был полон прекрасных и добропорядочных людей, живущих душа в душу. Никаких смутьянов, окромя одного здешнего выпивохи в дырявых одеждах, я вокруг не заметил. Да и он наверняка какой-нибудь бывший ветеран войн, которому в мирное время не нашлось места под солнцем, кто знает.
Изольда не стала исключением. Её ровная осанка, её симпатичное молодое лицо со слегка румяными от холодного ветра ланитами, её тихий бархатный голос, которым она общалась с продавщицей овощей — всё это выдавало в ней прекрасную во всех отношениях женщину-паву, которую предстояло втянуть в неизвестные мутки с мурлыками. А ведь я даже не знаю какое послание они просят ей передать, и при этом не говорили, что мне его читать нельзя. Это просто обычная записка с отпечатком чернильной лапки в уголке.
Но всё же моя совесть предпочла не влезать в чужие дела и просто поработать тем гонцом, которым меня назвала бабушка. Я подошёл к Изольде и безо всяких лишних речей протянул ей этот пергамент Она сначала удивилась, но, увидев отпечаток лапки, сразу всё поняла. Следовательно, она не в первый раз имеет дело с кошколюдьми.
— Бивень мамонта? Ох, Зенитар… — сказала она, взявшись за голову, — Спасибо тебе. Когда вернёшься к Атабе, передай ей, пожалуйста, привет от меня.
Ну, вот дело и сделано. Обжиться в этом чуждом для меня мире будет нелегко, но теперь я хотя бы знаю, что на зарплату наёмного почтальона можно будет прожить. Хотя я даже не в курсе сколько мне дадут за такую мелочь. Наверняка хватит на один кусок хлеба и пинок под зад, хах.
Однако возвращаться к котам я пока не был намерен. Хотелось прогуляться по этому величественному городу, посидеть под тем огромным деревом на верхней площади, увидеть как тренируются во дворе те вояки, для которых местный недоювелир создаёт арсенал, почитать здешнюю литературу, и ещё многое-многое другое. Я никуда не торопился, и сейчас пишу эти строки при догорающей свече фонаря в своей комнатушке в «Гарцующей кобыле». Бард-сердцеед играет внизу песню о любви, получив от кого-то по морде; темнокожая официантка разносит блюда гостям, пряча кинжал за фартуком, а трактирщица делится с приезжими слухами о невоспитанности отпрысков местного правителя. Но не в смысле, что они избалованная «золотая молодёжь», а как будто всей братией в одночасье попали под дурное влияние или даже проклятие.
Последним можно описать примерно всё, что я видел за то немногое время, что я здесь прожил. Всё в этом мире не то, чем кажется на первый взгляд. И даже эти слова — вы ведь сразу подумали, что кругом фальшь и обман, так? Напротив, здесь всё гораздо более поучительно и реально, чем может показаться.
Цветные Комнаты, выглядевшие как рай, на деле являются одним из темнейших царств, управляемым падшей небесной сущностью.
Мирная процветающая деревня на западе от Вайтрана, которая не имела ни намёка на своё скорое безжалостное уничтожение.
Нелюдимый эльф-чародей, несмотря на свой скверный характер, разрешил усталому путнику остановиться у себя дома и отдохнуть.
Коварные и вкрадчивые кошколюди, ведущие себя как стереотипные мошенники, ни много ни мало — обычные торговцы, на которых все (включая меня поначалу) навешивают гнусные ярлыки.
Мирные греющиеся на солнышке саблезубы, бойкая бабуля, хитрая торговка с внешностью принцессы, вечно трезвый кузнец, разумные цивилизованные орки и ящеры, говорящие драконы с собственным языком, с которыми (согласно книге о становлении Талоса) можно не только отчаянно биться, но и заключать союзы — всё в этом мире говорит о том, что первый взгляд на явление всегда ошибочен, а любой последующий — неоднозначен. Всегда и во всём присутствует серая мораль, неважно, выдуман мир или реален. Учиться жить в нём, понимать его, преобразовывать и создавать — вот что нам завещано. И тем это делать интереснее и проще, чем пристальнее мы вглядываемся в маленькие кусочки паззла, из которых состоит и окружающее и мы сами, время от времени дополняя и расширяя полотно истории.
Песня Микаэля спета. Песнь жизни продолжает звучать.
За окном зажглись звёзды. Фонарь потух.
Тема закрыта
