Перейти к содержимому






* * * * * 1 голосов

Эндшпиль, ход четвёртый.

Написано Mr.Nobody, 17 октября 2013 · 585 просмотры

Понимаю, на главу не тянет. А ещё у меня период самобичевания от осознания своей бездарности.

Нота сюрреализма проскользнула в этой картине — мертвец и его убийца в окружении рукоплескающей толпы. Зрелище, которое ценят по достоинству, — изящество чистой работы.

— Что, вашу мать, здесь происходит?! Почему вы хлопаете?! Совсем… — я закашлялся.

Ярость душила меня, не давала вырваться речи, застревающей в горле жгучими давящими комками.

Аплодисменты стихли. Я оказался в перекрестье множества ничего не выражающих взглядов. Кто-то пробормотал пару невнятных слов. На лица людей начали наползать поспешные маски сочувствия. Публика подалась назад, несколько учёных выскользнуло из неё, поправляя халаты и спрятавшись под плащом озабоченности своей работой. Толпа расходилась.

Вскоре Ларс Холл, глава биохимиков «Рассвета», остался наедине со мной, Сэмом, лежащим Россом и людским потоком, возобновившим своё хаотичное на первый взгляд движение. Любопытные взоры ещё не знавших о трагедии скользили по трупу, натыкались на стоявшего рядом Ларса и исчезали стыдливыми призраками, когда научники старательно отворачивали головы и ускоряли шаг.

В моём теле пульсирующим шаром блуждала энергия, выплёскиваясь краткими фонтанчиками в будоражащих порывах. Я окликнул учёного, стараясь, чтобы мой голос прозвучал как можно спокойнее. Едва ли это удалось.

— Ларс Холл? Бывший помощник Джорджа Росса?

— Интересно, хоть кто-нибудь вызвал врача? Неужели его так и оставят здесь, пока не придут чистильщики… — сказал мужчина, не слыша — или не слушая — меня. В его голосе не было злорадства или триумфальных ноток — напротив, слышалось неприкрытое огорчение и какая нелепая жалость чудилась в глубинах мурлыкающего баритона.

— Ларс Холл?! — повторил я. Остатки терпения испарялись в обжигающем огне злобы.

— Да? — он повернулся ко мне.

— Вы арестованы по подозрению в убийстве вашего начальника.

— С чего вы взяли, что это был я? — уверенность его ровного тона взбесила меня ещё больше.

Сэм хмыкнул.

— Наверное, это потому, что ты его кокнул, чтобы самому стать боссом здесь, а? И не отпирайся.

— То, что он мёртв, а я стал руководителем отделения, говорит только о том, что он мёртв. А я теперь руководитель, — почесав бородку, заметил Ларс.

— У нас есть основания полагать, что вы причастны к смерти Джорджа Росса, — обтекаемые формулировки спасали от подробностей. Меня уже слегка потряхивало от сдерживаемого крика. Мерзкий, паршивый день.

— С чего бы это? Беднягу скосил сердечный приступ. Очень не повезло. Джордж в последнее время не посещал врача, а работа у нас жутко нервная. Особенно сейчас, когда «Рассвет» готовится отчалить в космос. К тому же я заметил, что Джордж стал каким-то дёрганым.

Ещё бы ему не стать дёрганым. Ты же прикончил за пару недель несколько его коллег.

— Сердечный приступ в наше время? Не смешите, Хо… мистер Холл. — Взведённые до предела нервы визжали. Сдерживаться удавалось с большим трудом. Я закусил губу так, что почувствовал на языке солоноватый привкус.

— Как я уже говорил, он довольно долгое время уклонялся от визитов к врачу, — парировал Ларс.

Что это? Направленный импульс? Для такого нужны оборудование и неслабая точность настроек, ведь существует риск зацепить не того. Медленный яд, и впрямь действующий на сердце? Тогда он должен очень быстро распадаться в крови. Вряд ли Ларс позволил бы найти хоть какие-то следы того, что смерть не случайна. Или Холл говорит правду, и Росс, напуганный до полубезумия и дрожавший в ожидании своей участи, попросту не выдержал. Не стоило ему задерживать с посещением больницы. И мне тоже.

Я вздрогнул, заметив, что моя ладонь сжалась кулак так, что ногти впились в кожу. Я попробовал разжать конечность, но она словно окаменела, изредка подрагивая. Боль постепенно усиливалась.

— И, тем не менее, вам придётся проследовать с нами в участок. Для снятия показаний.

Ларс с любопытством смотрел на мою руку. Даже потянулся, как будто собираясь коснуться, но в последний момент остановился.

— Сочувствую. Вам нелегко приходится, верно? Но допросы, грозящие остановкой работы отделений, запрещены. А я теперь здесь главный, как бы грустно это не прозвучало. Без меня никак.

Он вновь взглянул на тело рядом с ним. Я хотел было сказать, что снятие показаний — это вовсе не допрос, но не успел открыть рот, чтобы изречь очевидную ложь, как Ларс прервал меня.

— Верите ли, нет, но мне действительно жаль его, — шепнул он вдруг, доверительно склонившись ко мне. От его дыхания пахло кофе.

— Тогда зачем? — спросил я, зачарованный его внезапной искренностью. Люди Эпохи Вечной Жизни предпочитали ложь. Они сделали её своим культом.

— Мы все делаем своё дело. — сказал учёный. Снова присел на корточки и прикрыл веки Джорджа: — И ваше заключается в поимке преступников. А здесь таковых нет.

Я обмяк. Тело ощущалось как надутый до предела воздушный шарик с полупрозрачными натянувшимися боками, готовый лопнуть от легчайшего касания — и разорвавшийся на клочки, когда его резко ткнули иглой. Эмоции ушли, уступив место опустошению, душным сковывающим одеялом придавившим мою голову и грудь. Лишь боль в руке напоминала, что я ещё живу. Постоянная. Усиливающаяся. Нестерпимая.

Я с трудом пошевелился, нащупал пачку с сигаретами в кармане. Маленькая палочка с почти неуловимым запахом устроилась в уголке рта. Я порылся в поисках зажигалки.

— Ты снова за своё! Сколько можно, Стив? — покачал головой Сэм.

— Ты вообще когда-нибудь затыкаешься? — в карманах её не было.

— Я всего лишь пытаюсь заботиться о твоём здоровье. Врачи, знаешь ли, могут быть теми ещё шарлатанами. А ты куришь чаще, чем успеваешь проходить чистку… — бурчание толстяка стихало.

Я скорее поверю в целительную силу выстрела из корабельного импульсника в голову, чем в заботу тех, кто находится со мной в одной вертикали.

Рядом со мной вспыхнул крошечный голубоватый огонёк. Ларс протягивал мне прямоугольничек с горящей наверху точкой.

— Хотите закурить?

Кивнув головой, я поджёг кончик сигареты, затянулся и выдохнул первый клуб дыма. В голове прояснялось. И хотя состояние неестественной расслабленности сложно назвать прояснением, но это неплохая альтернатива тянущей головной боли.

— Пока у вас нет доказательств моей причастности к гибели Джорджа, вы не можете просто так ворваться в моё отделение и пригрозить мне арестом. Если я окажусь в одной из, не сомневаюсь, уютных камер Медной Вышки, работа тут прекратится. Цепь случайностей подкосила руководящий состав биохимиков, а назначить нового главу, пока прежний задержан, нельзя. Противоречит… — Ларс остановился. Я знал, что он хотел сказать. Противоречит правилам игры. Вертикали — это ведь всего лишь одна Грандиозная Социальная Игра. Современный аналог древней забавы — рулетки, придуманной одним этносом ещё до Объединения.

— Противоречит закону, — закончил фразу учёный и засунул руки в карманы халата.

Неплохой синоним.

Сигарета в моей руке тлела, я машинально стряхивал пепел на пол, попадая местами на спину Россу. Был ли вообще смысл продолжать разговор? Холл не выдаст ничего заслуживающего внимания. Я посмотрел на дисплей хронометра — скоро вечер. Пока я выберусь из комплексов «Рассвета», уже наступит ночь. Проверка досье нынешнего главы оперативников — дело полезное, но приблизит ли оно меня к главной цели убийце Купера? Сомневаюсь.

Колючий терновник, обвившийся вокруг моей правой руки, ослабил свою хватку, позволив мне разжать ладонь. На пол упала пара алых капель, разбившихся при столкновении с землёй неровными кляксами. Царапины, оставшиеся после давно не стриженных ногтей, слабо кровоточили.

— А вот и бригада. Поздно они спохватились, — прокомментировал Ларс возникший позади меня шум. Я повернулся. Три человека в жёлто-синих спецовках шли к нам. Первый, мужчина со странными серыми волосами на висках, широко расставив в стороны руки, что-то говорил суетящимся учёным, словно поставившим себе цель загородить проход врачам. За старшим доктором двое помощников тащили дребезжащую каталку, на которой лежало что-то чёрное.

Прорвавшись к нам, медики остановились. Один из них, потянувшись, зевнул, с равнодушным застывшим лицом махнул своему напарнику и схватил тело Джорджа за ноги.

Второй развернул чёрное нечто, оказавшееся мешком.

— Что происходит? Почему нет обследования тела? Где анализ и освидетельствование смерти? — происходящее напоминало парадоксальный сон, в котором люди — куклы с перекошенными от потёкшей краски лицами, — театрально заламывают руки и в притворном отчаянии падают на колени, будто бы сдерживая душащие рыдания. И сквозь это отчаяние смутной химерой проглядывает издевательская радость торжества падальщиков. Я моргнул. Размытая пелена, стоявшая перед глазами, исчезла, сменившись отчётливой резкостью. Не было кукол — были каменные бесстрастные идолы, от которых веяло холодком безразличия ко всему, что не касалось напрямую их.

Старший медик пожал плечами.

— Не впервой, чай! Тушку потом расчленят, а что до подтверждения смерти… ну, вы видели, как он загнулся? Вот и ладно. Закидывайте, парни!

Возникший было щит отчуждённости внутри меня дал первую трещину, позволяя чувствам непрошеным языком пламени прорваться наружу.

— Сэм. Где. Наши. Люди. В этом. Грёбаном. Отделении?!

Толстяк смешался.

— Ну, мои не любят тут бывать. Знаешь, у нас не лучшие отношения с военными. Они тут заправляют, как-то так.

— Что значит «не любят»?! Это их чёртов долг! Они ОБЯЗАНЫ тут быть!

Теоретически военные должны обеспечивать внешнюю безопасность и устранять любые намёки на вредительство изнутри, а Отдел — заниматься вертикалями. Как оказалось, всё обстоит совсем не так.

— Ну, не шумите, мистер. У отделовских и впрямь не задалось тут, — обратился ко мне главный медик. Его серые виски снова бросились мне в глаза. С опозданием до меня дошло: это была седина. Я ни разу в жизни не видел седых волос.

— А вот и господа военные, — сказал доктор. Его помощники к тому времени успели засунуть Росса в чёрный мешок и перетащить тело на каталку; теперь они о чём-то тихо болтали, посмеиваясь.

Два массивных человека в одинаковых униформах, поглощающих свет и выглядевших миниатюрными чёрными дырами на фоне остального мира, с одинаковыми лицами, отражавшими напряжённую работу одной имевшейся у каждого извилины, не заморачиваясь, растолкали мешавших им и приблизились к нам.

— Какие-то проблемы, Фред? — спросил один из них мощным голосом.

— Никаких, я как раз уже заканчивал. Эй, обалдуи! Почапали, что ли. Солнце ещё высоко.

С этими словам главный медик с последовавшими за ним помощниками вступил в людской поток. Теперь тот огибал врачей, будто боясь прикоснуться к мертвецу. Скоро троица исчезла из виду.

— Что происходит? — я решил выяснить ситуацию.

— Ну, уже ничего. Всё закончилось. А вы кто, мистер?

Предостерегающий взгляд Сэма канул в никуда. Он вздохнул и отошёл куда-то за мою спину.

— Я Стивен Уотсон, глава Отдела Контроля. И я хотел бы знать, почему здесь грубо нарушается протокол оформления убийства, а также причину, по которой моим людям запрещён сюда доступ. — сказал я.

— О, вы из Отдела? — гоготнул второй солдатик. — Прошу прощения, мистер… Уотсон. Никакого убийства не было, был несчастный случай, ага. А что касается ребяток из…

Он умолк, когда первый военный пихнул его в бок.

— А что касается людей из Отдела Контроля, то мы не запрещали им допуск. Они проходят общий обыск наравне со всеми, а затем вольны делать что угодно. — закончил он мысль второго.

Прекрасно, я поторопился. Извилина у них одна на двоих. И досталась она первому. Общий обыск наравне со всеми. То есть пока обычных рабочих чисто символически прощупывают на предмет запрещённых вещей, мои подчинённые проверяются до последнего волокна псевдоткани. Психологическое давление в счёт не берётся.

Сэмюель кашлянул, но я не придал этому значения.

— Несчастный случай… хм, а если я в этом сомневаюсь? В любом случае, таков порядок, и не вам нарушать процедуру составления протокола… господа.

Первый военный хмыкнул.

— Вам следовало самим это сделать. В конце концов, Отдел для того и нужен, чтобы предотвращать убийства. Он ещё работает? Значит, все смерти на площадке случайны. Вот и всё.

Итак, либо я признаю отсутствие оперативников Отдела на территории площадки «Рассвета» и получаю увольнение за полнейшую некомпетентность, либо соглашаюсь с версией о сердечном приступе.

— Отдел Контроля не только предотвращает убийства, но и расследует уже случившиеся, — облизнув губы, сказал я.

— Расследуйте на здоровье. Было бы кому… — колко заметил военный. Он оказался не таким уж тупым.

— И вы сейчас мешаете нам, знаете ли! — подал голос Сэм.

— Мы? О, мы искренне извиняемся. И уходим. Незачем создавать помеху вашей работе. Мы ведь делаем одно дело, не так ли? «Рассвет» на небосклоне!

Кивнув на прощание, солдаты ушли. Их высокие фигуры ещё долго возвышались над другими.

Я заозирался по сторонам. Ларса нигде не было.

— Где Холл?

— Ну, я пытался намекнуть тебе, но ты был занят с этими, так что… он шмыгнул в толпу и куда-то смылся, — толстяк виновато улыбнулся.

Неважно. Уже ничего неважно. Я снова проверил время и вздохнул.

— Езжай в офис, посмотри другие контакты Купера за последние дни. Нарой информации по Холлу. И… — я задумался, — найди у себя людей понадёжнее. У нас должен быть повод задержать Ларса.

Подозрительные намёки учёного заслуживали проверки.

— Повод? — переспросил Сэм.

— Да, чёрт тебя дери, повод! Это когда ты вскрываешь проклятую ячейку и подкидываешь туда какую-нибудь запрещённую хрень! — взорвался я. Твердолобость главы оперативников довела меня.

— Тише, тише, — засуетился толстяк, повертел головой, отыскивая любопытных, обернувшихся на крик. Вспышка злости прошла незамеченной, — я понял. А ты куда?

— Домой. Спать. К дьяволу всё, — зевнув, подвёл черту я. Мне нужно отдохнуть, иначе
Льюису некого будет препарировать.

— Не рановато ли? — Сэм поджал губы. Его показная манерность порой действительно смешила.

— Когда я прорвусь через кордоны ублюдков в форме, уже будет ночь. Если повезёт.

Этот день вымотал меня до предела. Долгий и насыщенный, он взахлёб пил мои силы, оставляя лишь пустоту и апатичную понурость. Бессмысленные метания, окончившиеся ничем, добили остатки стойкости духа. Видение уютной кровати с мягким податливым одеялом, пахнущим грёзами, захватило меня, и я не мог противиться этой завлекающей иллюзии. Ведь итог известен: так зачем трепыхаться?




Слабаки эти ребята из Отдела Контроля. Наши б менты из этого Ларса Холла всю душу вынули.   ;)

С нетерпением жду выхода главы "Эндшпиль, ход пятый".

Самокритика это твой бро, но самоедство - не твой бро)) А ля фам тут шерше где-нить? Прям не могет же не шерше))))

 

Невероятная, счастливая луна!
И северные серенькие тучки
К ней тянут тоненькие серенькие ручки,
А небо летняя накрыла тишина.

Иголки тонкие лучей от самых звезд
Как арфа многострунная из света...
Какой поэт опишет это лето,
Слова крадя, как лис - птенцов из гнезд?

Язык - ты тесен! А казалось, так могуч...
Что ни пиши - а было кем-то спето.
Ах, сколько раз писали слово "лето",
И сколько раз - про "тонкий звездный луч",

И сколько "лун" своих нашли хозяев,
Что созерцали высоту небес...
Бессилия в итоге жалкий бес
Из строчек смотрит, трепетно вздыхая

Да что там идеи! До идей дорасти надо.

Бывает, смотришь на текст — и озарение: "Что за сопливый школьный бред я написал?! Почему герой — Марти Сью? Описания плоски, как лист бумаги; порежешься — так не от остроты сравнений, а от бездарности сыгранных сцен. Действий нет, скука смертная." Горечь во рту, как от целого корня полыни, которую по дурости в рот засунул, — уходит, а послевкусие остаётся, пробуждая неприятное томление в теле. И писать не хочется — толку в прибавлении рядов Молодых Талантливых Авторов немного. Остаётся сидеть и ждать, пока схлынет апатия. Короче, тем и живём.

    • Nerest это нравится

Все стало еще непонятнее, но к счастью, так же интересно))) удачи с продолжением)))

 

самобичевания от осознания своей бездарности

 

 

Люблю это дело)) если позволите, процитирую тут свой стих.

 

Невероятная, счастливая луна!
И северные серенькие тучки
К ней тянут тоненькие серенькие ручки,
А небо летняя накрыла тишина.

Иголки тонкие лучей от самых звезд
Как арфа многострунная из света...
Какой поэт опишет это лето,
Слова крадя, как лис - птенцов из гнезд?

Язык - ты тесен! А казалось, так могуч...
Что ни пиши - а было кем-то спето.
Ах, сколько раз писали слово "лето",
И сколько раз - про "тонкий звездный луч",

И сколько "лун" своих нашли хозяев,
Что созерцали высоту небес...
Бессилия в итоге жалкий бес
Из строчек смотрит, трепетно вздыхая


Обратные ссылки на эту запись [ URL обратной ссылки ]

Обратных ссылок на эту запись нет