Космические зарисовки. Без названия

Уханов протер стекло перчаткой и снова щелкнул зеркальным забралом. Без него в этой ледяной пустыне можно было запросто ослепнуть даже ночью, что уж говорить говорить о тех случаях, когда солнце светило прямо в глаза.
– Далеко еще, Джош?
– До расщелины полтора километра. – ответил по радио голос с валлийским акцентом, – Все еще нет необходимости идти туда самому. Ровер выполнит работу, ты ходишь уже два дня без перерыва.
– Ты знаешь, я предпочитаю доводить дела до конца.
– Признаюсь, всегда это в тебе восхищало. Не хочешь заправиться?
Сергей опустил глаза и дважды стукнул костяшкой пальца по датчику давления возле запястья – последнему представителю ушедшего в историю класса аналоговой техники, установленному в скафандрах этой серии. Стрелка указывала чуть левее отметки в восемьдесят бар. Этого должно было хватить примерно на полчаса.
– Нет, спасибо, предпочту еще немного прогуляться налегке.
– Я напомню тебе позже. В любом случае, я бы поторопился, до захода осталось двадцать шесть минут.
– Ну так веди.
Британец ничего не ответил, но ровер, до этого момента стоявший неподвижно, подбросил ледяную пыль в воздух всеми шестью колесами и покатился вперед. Космонавт, тяжело вздохнув, двинулся следом. Он вспомнил, как они учились управлять этим ровером на Земле, во время арктических тренировок. Ребята тогда прозвали машину Свистуном, за почти музыкальные звуки, которые издавали электродвигатели. Но здесь он не свистел: атмосферы на Европе почти нет, а это означает полную тишину. Поначалу эта тишина пугала членов экспедиции, но, со временем, все привыкли. Кроме того, она служила постоянным напоминанием о том, что, как бы ни хотелось, открывать скафандр – донельзя тупая затея. Сергей зацепился взглядом за нарукавный шеврон с эмблемой FEM – Первой Европейской Миссии. Это название выглядело забавным сразу по двум причинам: во-первых, среди шести участников не было ни одного гражданина Европейского Союза, а во-вторых, несмотря на сходство аббревиатуры с движением за права женщин, представительниц прекрасного пола в составе так же не оказалось.
– Среди женщин сумасшедших меньше. – вслух сказал Уханов.
– Не понял? – встрепенулся валлиец на том конце, – Повтори?
– Прости, разговариваю сам с собой. Я вот, что подумал, дружище: давай назовем эту расщелину "Адамс".
– В честь актрисы из фильма "Прибытие"?
– Боже, Джош, какого он года?
– Две тысячи шестнадцатый.
– Кошмар, ну ты и вспомнил. Представить не могу, что происходит в твоей голове. Ладно, чтобы у стариков вроде тебя не возникало разночтений, расширим название: "Расщелина Джоша Адамса, самого древнего астронавта на свете".
– Остроумно, но строка слишком длинная, будет занимать много места на дисплее навигации. Ты уверен?
– Хорошо-хорошо, просто расщелина Джоша Адамса. Доволен?
– Принято.
На дисплее шлема высветилось уведомление об изменении навигационной информации. В качестве цели значилась точка все с теми же координатами, но теперь с новым названием. Сергей всегда старался свести количество отображаемой информации к минимуму, потому как считал все эти карты, диаграммы и строки состояний скорее отвлекающими, нежели полезными. Кроме того, загруженный дисплей портил эстетическое удовольствие от наблюдения пейзажа. Остальные члены экспедиции и, в особенности, Адамс считали такое поведение беспечным и не упускали возможности напомнить об этом коллеге.
– Ну вот. – вздохнул Сергей, – Теперь я последний, у кого нет своего места на карте.
– Тебя это беспокоит?
– Немного. Но, думаю, я еще успею. Найду какую-нибудь ледяную пещеру поприличней. Распишу наскальной живописью.
– Прекрасная идея.
– Я тоже так думаю.
Уханов посмотрел в небо. Исполинская тень Юпитера неумолимо надвигалась на Солнце, и в его лучах завораживающе переливались вихревые водородные облака. Атмосфера планеты находилась в постоянном движении, образуя причудливые узоры, которые Сергею так нравилось рассматривать в детстве на страницах школьных учебников и журналов. Тогда ему казалось, что во всей этой красоте должен, просто обязан быть какой-нибудь скрытый подтекст или хитроумный замысел. А еще он был уверен, что рано или поздно человечеству хватит куража отправить экспедицию к планете-королю Солнечной системы. Удивительно, но даже годы изучения космоса не смогли до конца вытравить в нем этой романтической жилы.
– Ты никогда не думал о том, как выглядят эти газовые шторма с поверхности планеты, Джош?
– Нет, никогда. – сухо отрезал валлиец, – Строго говоря, у Юпитера нет поверхности.
– Знаю-знаю, это бесконечный океан жидкого водорода. Но мне все равно кажется, что там должно быть красиво до невозможности.
– Может быть, тебе и не кажется.
– Просто не может быть, чтобы самая большая планета в системе оказалась... обычной.
– Я готов поверить тебе на слово, Сергей.
– Неужели в тебе сегодня наконец проснулась душа романтика Джош? Скептицизм предал тебя, или ты просто устал со мной спорить обо всем подряд, а, старик? Я тебя прямо не узнаю.
– Не хочу начинать. Можешь считать, что у меня нет настроения.
Уханов снова тяжело вздохнул. Раньше не проходило ни дня, чтобы британец не прицепился к какой-нибудь безобидной фразе кого-то из членов экспедиции и не превратил ее в лекцию на полтора часа. Для него никогда не было особенно важно, о чем именно была эта лекция, он просто наслаждался процессом. Но, вероятно, именно эта дотошность и была его главным преимуществом, как руководителя миссии здесь, на Европе. В космосе мелочей не бывает, и с этим были согласны все.
– Четыреста метров до цели. – вновь прозвучал голос капитана Адамса.
– Вижу.
Впереди стало виднеться начало расщелины. До сих пор казавшаяся абсолютно гладкой бесконечная ледяная плита расступалась, образуя довольно широкий спуск с рубленными краями. Тропа уходила вглубь и поворачивала в сторону. Сергей чуть сбавил шаг, опасаясь поскользнуться: было бы довольно глупо проделать весь этот путь и оступиться у самой цели. Юпитер еще не заслонил Солнце, но здесь, внизу, было слишком темно, чтобы полагаться на человеческие глаза.
– Свет. – скомандовал мужчина.
Система скафандра незамедлительно отреагировала, включив два светодиодных фонаря на шесть килолюменов каждый. Кроме них в стандартное оборудование входил прибор ночного видения, проецирующий на головной дисплей изображение с камеры инфракрасного диапазона, но им космонавт предпочитал не пользоваться, так как считал, что все вокруг при этом выглядит слишком ненастоящим, похожим на видеоигру. А он не для того пролетел семьсот миллионов километров, чтобы испытывать те же ощущения, что и любой современный человек может испытывать в своей гостиной. Так или иначе, в этой пещере обычный белый свет прекрасно справлялся со своей работой: откровенно говоря, это был скорее грот, чем пещера. Газовый пузырь, застывший вместе со всей поверхностью Европы и откупоренный появившимся позже разломом. Но и имевшегося здесь места было вполне достаточно для того, что задумал Уханов. Он обернулся к только что спустившемуся следом Свистуну и ловко снял с бокового крепления ледоруб. Резкими, размашистыми движениями он принялся дробить ледяную стену. На Земле такая затея была бы полным безумием, но здешний лед из-за своего состава был куда менее устойчив к ударным воздействиям. Он бил опять и опять, следуя только ему одному известному алгоритму, пока на головном дисплее не всплыло предупреждение о перерасходе кислорода.
– Я настоятельно рекомендую заправиться, Сергей.
– Все под контролем. – он оперся на ледоруб, чтобы перевести дыхание, – Я уже закончил. Прекрасное тут местечко, Джош... Скажи, тебе ведь нравится?
– Думаю, ничуть не хуже других десяти тысяч ледяных пещер.
– Я буду считать, что это значит "да". – мужчина улыбнулся, – Открывай грузовой отсек.
Амортизаторы ровера плавно сжались и покрытые фотоэлементами створки кузова отодвинулись в стороны. На представшей взору космонавта металлической платформе лежал человек. На груди его легкого скафандра модели ITS-71 была закреплена плашка с именем: "Джош Р. Адамс".
– Конечная, старик. Поезд дальше не идет.
Мужчина аккуратно поднял тело и примерил его к только что сделанному углублению в своде. Глазомер его не подвел: капитан лежал ровно, скрестив руки на груди, подобно королям древности, в центре своего ледяного саркофага. Лицо его было спокойно: смерть нашла его так же тихо и незаметно, как и остальных. И сколько бы космонавты не бились над причинами произошедшего, ответ от них ускользал. Даже японец Танака, чей интеллект граничил с гениальностью, разводил руками, глядя на результаты анализов крови и тканей. Члены экспедиции были абсолютно здоровы, все они просто однажды ложились спать и больше не просыпались. Уханов поднял руку в армейском салюте.
– Прощайте, командир.
– До свидания, Сергей. – ответил голос валлийца в последний раз, и его место занял другой, более приятный, но немного металлический баритон, – Программа симуляции личности завершена. Чем еще могу быть полезен, сэр?
Уханов не ответил. Он с трудом оторвал взгляд от тела Адамса и медленными шагами направился к выходу из грота. За работой он вовсе не заметил, как наступила темнота – космический исполин вновь загородил Европу от солнечного света. Не оборачиваясь и не останавливаясь, космонавт поднялся на поверхность и вновь тяжело вздохнул. В звездном свете ледяная пустыня выглядела еще более завораживающе. Он действительно хотел бы что-нибудь еще попросить у робота, но просить больше было нечего: в случае гибели двух или более членов экспедиции миссию следовало немедленно прекратить и вернуться на Землю, но даже самый зеленый новичок в центре подготовки знал, что человек может пережить только один пролет через радиационный пояс Юпитера. Обратный путь означал неизбежную и очень тяжелую лучевую болезнь. Все шестеро с самого начала понимали, что это будет дорога в один конец и еще до старта заключили пакт: ни при каких обстоятельствах не выполнять предписания эвакуации.
– Критический уровень кислорода. – голос компьютера вырвал Сергея из его размышлений, – Немедленно заправьтесь.
Свистун подъехал ближе и протянул мужчине свою гидравлическую "руку" с воздушным клапаном на конце. Стрелка датчика давления дрожала возле отметки в пятнадцать бар и головной дисплей мерцал красным. Космонавт медлил.
– Приготовить к исполнению протокол шестьсот шестьдесят. – отдал команду мужчина.
– Данная программа предусматривает гибель всех членов экспедиции. Ее запуск не может быть осуществлен принудительно. Вы уверены?
– Я знаю, выполняй.
– Принято. Все данные скопированы в хранилище возвращаемого аппарата. Произвожу проверку технического состояния. Все системы в норме. Модуль подготовлен к аварийному возвращению. Вы проигнорировали предупреждение об уровне кислорода. Вы в порядке, сэр?
– В порядке. Все равно не надышусь. Отключить головной дисплей.
Все уведомления исчезли. Уханов медленно обвел взглядом окружавший его пейзаж: ледяное плато, освещенное яркой солнечной короной космического титана.
– Красиво.
Он нащупал пальцами пару заглушек в нижней части шлема и вскрыл их, высвобождая две длинные алые бирки механизма экстренного извлечения. Система жалобно запищала. Голос робота раз за разом повторял об опасности разгерметизации. Но мужчина не слушал, лишь продолжал всматриваться в мельчайшие детали окружения, с иррациональным усердием стараясь отпечатать эту потрясающую картину в памяти. Он опустился на колени и сидел так несколько минут, пока наконец стрелка датчика не подобралась к нулю, а компьютер, игнорируя указания человека, не перекрыл весь обзор огромными красными буквами.
– Я передумал, Джош. – наконец произнес Сергей, устало прикрыв веки, – Не хочу пещеру. У меня будет целое плато.
И рванул ленты обеими руками.