Глава XIX (продолжение)

Рассвет разгорался под стоны раненых. Осторожно шагая по утренней дымке между телами и прикрывая лицо платком, Эдвард старался никого не задеть. Он осматривал лица тех, кому в этом бою повезло меньше остальных, надеясь найти хоть одного выжившего. Временами они действительно попадались на глаза. Едва дышавших и потерявших немало крови, их тут же относили в крепость к медсестре. Кого-то удавалось таким образом спасти, а для кого-то было уже слишком поздно.
Большинство лиц, которые он здесь увидел, оказались неузнаваемыми, будучи обезображенными или покрытыми грязью и кровью. Однако некоторых бедняг ему удалось опознать. Здесь он увидел и пожилого конюха, который чуть ли не первым вызвался участвовать в засаде, и ребят, поймавших юного лазутчика прошлым днем. Нашлись среди мертвых те, кто помогал капитану разработать план обороны. И даже великан Палица, охранявший Эдварда в первую ночь, погиб.
- Если у этой крепости и имелся безгранично преданный защитник, - вполголоса произнес Джеффри, сочувственно глядя на изувеченного крепыша, - то это был он. Ни разу не провинился и никогда никому не желал зла. Даже своим обидчикам. В мире мало найдется людей добрее.
Прислонившись к могучему телу, истыканному копьями, лежал Боровик. Пес жалобно скулил, положив мордочку на окровавленную руку, а пушистым хвостом накрыв живот. Возможно, так он пытался согреть своего товарища, а может, таким образом с ним прощался. Казалось, будто его грустные круглые глаза намокли и из них вот-вот потекут слезы. В тот момент Эдвард подумал, что собака – действительно, лучший друг человека.
- Не сомневаюсь, без его помощи мы бы не одержали победу, - уверенно ответил Эдвард. – Должно быть, он успел перед смертью убить пару десятков врагов.
- О какой победе ты говоришь, парень? – сурово спросил капитан, словно пытаясь так скрыть свою горечь. – По-твоему, мы победили?
- Но ведь полковник позорно бежал, - неуверенно ответил тот, оглядываясь по сторонам. – Мы захватили пленников и спасли графа с его офицерами. Разве это не победа?
- Мы потеряли больше сотни стражников, и еще полсотни ранены. Тарн сбежал, но он скоро вернется. И приведет уже в два раза больше бойцов, чем этой ночью. Ему известно, как сюда добраться. Не пройдет и недели, как эту крепость окружат. Вести затяжную осаду никто не станет, ибо нас слишком мало – они разнесут в щепки ворота и вырежут всех, кому сегодня повезло выжить.
Эдвард взглянул на остальных стражников, осматривавших тела: от вчерашней бодрости не осталось и следа. Уставшие и мрачные, они блуждали среди трупов и понимали, что не за горами тот день, когда они сами окажутся на их месте. Никто не радовался той победе, о которой думал юнец. Единственная радость, которую ему довелось увидеть после окончания битвы, промелькнула у тех, чьи друзья или братья вернулись из-за стен живыми.
Почувствовав, как его вера в светлое будущее также начала увядать, Эдвард опустил голову. Перед ним лежал мертвый рыцарь в черных латах, украшенных маэрнским грифом на груди, позолотой и резными узорами. В памяти всплыли события, коснувшиеся его деревни. Вспомнились слезы на щеках отца, когда тот велел сыну бежать, и черное войско, словно рой саранчи, уничтожавшее все на своем пути.
Чувствуя ком в горле и вытирая мокрые глаза, юнец вдруг наткнулся на раскрытую сумку, что лежала возле мертвой степной лошадки. Сам не понимая, зачем он это делает, Эдвард присел рядом. Глотая слезы, парень погладил рукой по боку несчастного животного, не имея возможности выразить словами, как сильно сожалеет о его гибели. Война обрела для него теперь еще более ужасный и подлый оттенок, чем раньше.
Темно-гнедая лошадь казалась ему такой беспомощной, невинной. Худая и замученная, она лежала здесь среди прочих трупов, словно чужая, попавшая на поле брани по ошибке. Людей, разбросанных поблизости, Эдвард считал врагами, достойными гибели. Но это животное, безмятежно уснувшее навсегда, хоть и прослужило подлому неприятелю, все же виделось ему чистым и добрым. Он не понимал, как столь безобидное существо, рожденное, чтобы гордо жить на воле, могло стать жертвой войны. Ему казалось, что из всех павших в этой битве, только эту лошадку стоит оплакивать.
Из сумки, что лежала рядом, выглядывала светло-серая ткань. Не задумываясь, он потянул за торчавший край и вытащил ее полностью. Удивленно рассматривая помятый шелк с изображением мудрой совы, держащей в когтях жезл и носящей на голове каменную корону, Эдвард отметил, что где-то уже встречал подобную картину. Бесшумно приблизившийся со спины Эрик подтвердил его догадки, заставив вскочить на ноги от неожиданности:
- Герб моей семьи. Так значит, этот всадник все-таки прибрал его к рукам. Быть может, если бы не его алчность, нам бы удалось избежать этой битвы.
- Ваше сиятельство, - чуть не став заикой, поклонился Эдвард и вручил графу его знамя. – Я рад, что мне посчастливилось вас встретить.
- Да, - устало усмехнулся тот, разглядывая флаг, - Джеффри сказал мне, кого следует благодарить за бегство Тарна. Спасибо тебе, мальчик. Твое появление здесь оказалось как нельзя кстати.
- Стражники поговаривают, что всего этого можно было избежать…
- Это правда. – Он задумчиво взглянул на свою крепость. – Я собирался сдать Террак, отдать то, что мое по праву рождения. Тарн обещал мне, что в таком случае никто не пострадает… Но кто же знал, что на страже крепости стоят такие отчаянные ребята?
Они оба издали нечто, похожее на печальный сдавленный смешок.
- Не казни себя, дружок, - продолжил граф. – Погибшие этой ночью – не твоя вина. Униженный и сбежавший полковник – твоя заслуга. Я не знаю, насколько честно обошелся бы он с нами, доверься я ему и открой ворота. И уже не узнаю.
Эдвард промолчал, глядя на белые лица, искаженные гримасой боли и ужаса. Затем он случайно обратил внимание на окровавленную повязку, украшавшую запястье графа. Заметив, куда смотрит его собеседник, Эрик буркнул:
- Пустяки. Хотя, если бы не рокийская кольчуга, остался бы я без руки… Кстати говоря, Джеффри упоминал, откуда ты родом. Как звали твоего отца?
- Эдмунд, сэр.
- Эдмунд из Марона? – уточнил граф.
- Да, сэр. Он самый.
- Ох, помню наш поход на южан… Дарейские поля… Недельная осада крепости… Однажды твой отец два часа бился с дарейцами, ни минуты не отдохнув и при этом нисколько не устав! В лагерь он каждый вечер возвращался со щитом, словно еж, утыканным стрелами. Таких, как он, я всегда ставил рядом с собой при штурме. И уж поверь, таких было у меня в полку совсем немного.
- Отец погиб во время набега на деревню, - мрачно проговорил Эдвард, заставив Эрика смутиться. – Его предсмертной волей было, чтобы я нашел вас и предупредил о нападении.
- Эдмунд, - вздохнул граф, - не только служил примером для подражания на поле боя, но и отличался огромной преданностью… Я был его другом. И потому без колебаний отпустил его жить мирной жизнью, когда у него родился сын. Я буду и твоим другом, Эдвард. Подумай над тем, чтобы вступить в мой полк.
- А что же теперь будет с вашей крепостью? Капитан сказал, что Тарн еще вернется.
- Он непременно вернется. Если не для того, чтобы заполучить Террак, то для того, чтобы отомстить. – Он скрестил руки на груди и уставился на поднимающееся над деревьями солнце. – Мы унизили его, опозорили. Джулиан еще двадцать лет назад проявил себя как чересчур импульсивный ребенок, играющийся в солдатиков. В бою с дарейцами он действовал безрассудно, отправляя на смерть всех, кого не лень. Даже если ему придется сравнять эту крепость с землей и потерять при этом всех и все, он, все равно, не остановится ни перед чем и придет сюда.
Тем временем утренний туман отступал, забирая с собой холод и сырость. Вместе с ним уползали и последние сумерки, прогоняемые криками лесных птиц. Весенняя молодая трава, покрытая росой, встречала новый день из-под утренней дымки, словно мир нисколько не изменился за прошедшую ночь, а жизнь продолжила идти своим чередом. Но Эдварду перестало так казаться, когда взгляд его снова коснулся окровавленных лиц, которые уже никогда больше не проснутся.
- Мы оставим Террак, - словно читая его мысли, проговорил седовласый Эрик. – Полковник Тарн в чем-то оказался прав: эта крепость не стоит наших жизней. Мои люди погибли не зря, защищая ее. Нам удалось на какое-то время остановить продвижение врага по нашей стране. Но оставаться здесь и ждать своей смерти смысла нет. Окрестные деревни, которые я должен был защитить, сожжены, а их жители беспощадно убиты. У моих стражников больше нет дома. Но они захотят расквитаться. И я дам им такую возможность.
Эдвард внимательно слушал, стоя рядом и глядя на защитников Террака, которые теперь собирались похоронить павших товарищей в братской могиле. Тогда он вспомнил, что ему так и не удалось, как следует, похоронить старика-отца. «Что с ним? – задумался он. – Лежит ли он по-прежнему под окнами нашего дома или сгорел вместе со всеми? А может, его тело заклевали вороны? Или враг напоследок поглумился, проявив свою бесчеловечность? Хотел бы я однажды вернуться и предать его останки земле».
- Мы отправимся на восток, к столице, - продолжал граф, - Я не удивлюсь, если остальные феодалы также не осведомлены еще об этой катастрофе. Маэрнцы убивают всех без разбору, перекрывают дороги, грабят караваны… Наша задача предупредить всех. Будет лучше, если ты пойдешь с нами. Здесь тебе делать нечего, это уже не наши земли.
- Возможно, раз мой отец отправил меня к вам, он также хотел, чтобы я последовал за вами.
- Эдмунд был мудрым человеком, умевшим разбираться в людях и совершенно не умевшим разбираться в выпивке, - кивнул Эрик. Мрачный Эдвард вдруг рассмеялся. Тихонько, но искренне, что заставило улыбнуться и графа. – Я буду рад, если ты примкнешь к нашему… Признаюсь, язык не поворачивается назвать это полком. Ты присоединишься к нашему отряду?
- Да, господин, - поклонился Эдвард. – Почту за честь.
Страх, побои, унижения – вот, что зачастую ждало военнопленных в те нелегкие времена. Пятнадцать лет занимаясь ремеслом солдата удачи, Лютер привык к тому, что попадать в плен крайне нежелательно. Неудивительно, что многие воины предпочитали скорее умереть на поле боя, чем сдаться врагу. А те, кому гордо погибнуть смелости не хватило, зачастую вскоре начинали жалеть об этом.
Так и сейчас, связанный и изнуренный, он стоял на коленях во внутреннем дворе того самого Террака и готовился к худшему. Рядом с ним тяжело дышали плененные всадники, копейщики и арбалетчики. Как и их капитан, большинство глазами выискивало среди сдавшихся своих друзей и братьев. Тот, кому удавалось найти своего товарища живым, шепотом благодарил Бога за такое чудо. Остальные же либо начинали молиться, либо неумело прятали слезы.
Друзья Лютера, с которыми он пошел на службу полковнику Тарну, погибли той ночью все до единого. Понимая, что предаваться меланхолии нельзя, он старался сохранять достоинство и выглядеть гордым. В конце концов, он не сдавался в плен – на него попросту навалились, не оставив возможности биться дальше. Хотя, стоит признать, сейчас он в какой-то степени даже радовался такому завершению боя. В противном случае его бы попросту убили, а в смерти – как поговаривают среди вольных бойцов – нет ничего благородного.
Пленники не зря боялись страшной участи. Защитники крепости, судя по их лицам, не собирались нянчиться с теми, кто несколько часов назад сражался против них. В глазах стражников Лютер видел искреннюю ненависть. Их звериные кровожадные взгляды скользили по лицам связанных наемников и мужиков, пробуждая в тех леденящий ужас. Но больше всего презрения досталось именно капитану пехоты.
- Это он? – глядя на Лютера буркнул усатый стражник в окровавленной кольчуге.
- Да, - злобно процедил его товарищ с густыми бакенбардами, подошел к пленному и плюнул ему в лицо. – Мразь.
Лютер не попытался вскочить и ударить обидчика лбом за такое оскорбление и не стал уточнять, в чем причина его недовольства. Он прекрасно понимал, что защитники крепости хотят отомстить ему за тех, кому довелось попасть этой ночью под его топор. Свирепо сражаясь, он попросту потерял счет убитым противникам, многие из которых приходились этим ребятам близкими друзьями.
Прожигаемый чужими взглядами насквозь, он заметил, как из бревенчатого дома, вывели знакомого ему мальчишку. Как будто специально, ему велели встать на колени рядом с капитаном. И тогда Лютер вспомнил, где мог его видеть: юнец служил полковнику Тарну разведчиком. Именно его и еще трех молодых всадников послали исследовать местность и выяснить наиболее удобные пути к крепости.
Мальчишка панически боялся находиться рядом со своими бывшими товарищами по оружию. Теперь пленники уставились на него, всем своим видом показывая, что готовы перегрызть ему глотку, если представится случай. Никому из них не пришлось объяснять, что именно этот горе-лазутчик выдал противнику все сведения о войске, чем поспособствовал победе врага. Разведчик трясся от страха, с мольбой глядя на стражников и надеясь, что в случае чего они его защитят. Но их разговор развеял все надежды.
- И чо мы будем с ними делать? – спросил усач, обводя пленников взглядом.
- Ведомо чо, - фыркнул собеседник, по-прежнему глядя на Лютера, и злобно оскалился. – Резать будем. Вешать. А этого, - он ткнул в наемника, - посадим на кол.
- А граф ничо не скажет? – Усач явно забеспокоился.
- Да ложил я на энтого графа. Эта вражья морда… эта падла прибила столько наших…
- Но ты слыхал, чо старшой говорил? Мы, понимаешь, валить отсюда будем. А значится, и полонных с собой поведем. На каторгу, может, их отправят? В шахты. А за каждого полонного серебра отсыпят альбо злата.
- И на злато твое я ложил… Резать сукиных детей надо, резать…
- Никого резать мы не будем, - услышал Лютер из-за спины злой голос. – А тем, кто пленных хотя бы пальцем тронет, я пропишу шпицрутенов.
- Джеффри, - принялся оправдываться усач, - мы это не всерьез…
- Для тебя я сейчас не Джеффри, а капитан! И если я от одного из вас еще хоть раз услышу что-то нелестное о графе, на кол сядете вы, а не пленники. Я понятно изъясняю?
- Да, капитан, - в один голос ответили оба.
Джеффри так и не показался Лютеру на глаза, развернувшись и отправившись разбираться с остальными стражниками. Наемнику почудилась знакомой манера общения коменданта со своими людьми. Он сам не раз говорил себе, что с подчиненными не нужно быть запанибрата, но и тираном становиться не следует. Именно такой политики, видимо, и придерживался командир гарнизона.
Всего пленных насчитывалось около полутора десятка человек. Израненные и истощенные, они едва не падали на землю. Стражники косо поглядывали на них, оскорбляли и плевались, пока начальство не видит. Лютер нисколько этому не удивлялся: такие крепости в основном защищали только рекруты из окрестных деревень. Они не воины, а потому ждать, что они станут обходиться с поверженным противником по чести, не стоило.
Этого Лютер не мог сказать об их господине, Эрике Хогере, который даже велел местной врачихе осмотреть раны пленников, а повару – накормить их. Конечно, защитники Террака не особо одобряли подобный ход. Это казалось им глупостью или даже проявлением слабости. Не понимал такой доброты и юнец, который сопровождал теперь графа повсюду и слушал какие-то нравоучения.
- Зачем нужна снисходительность к тем, - не понимал он, - кто на нашем месте не оставил бы никого в живых?
- Даже на войне, мальчик, - поучительным тоном отвечал граф, судя по всему, опекавший его, - не стоит терять человечность. Кем бы они ни были, не нужно забывать, что мы люди.
Таким образом, наемник, до которого доносились обрывки этих разговоров, перестал ждать публичной казни или пыток, к которым так готовился все утро. Во всяком случае, он понял, что Эрик Хогер не отдаст такого приказа, ровно как и его офицеры. Но Лютер по-прежнему опасался тех, кто действительно считал возмездие важнее всякой человечности и чести. Ведь некоторые из стражников, которых поставили стеречь пленников, уже явно не боялись сурового наказания. В них проснулся палач.
Каменный дворец Донара мог бы посоперничать в красоте с рокимским. Считалось, что его построили за сотню лет до рождения основателя Анамана, императора Бальтазара I, когда не существовало еще ни империи, ни королевства Донарийского. Мрачный и грубый, он, все равно, мог восхитить даже самых капризных эстетов своей чарующей, варварской архитектурой древних языческих племен, населявших эти земли.
Неприступные черные и темно-серые башни, высокие парапеты с амбразурами, толстые стены, что не пробьет ни одна катапульта – этот дворец возводили с расчетом на то, что придется оборонять его от довольно сильных врагов. По легенде, его построили доанары, дабы укрыться от пламени драконов. Однако на самом деле огнедышащие ящеры покинули материк Эльфиан еще в конце прошлой эры – а значит, еще до появления людей на Севере.
Здесь же правил король Багумир, ставший правителем Донарии по воле своего отца, императора Бальтазара IV. Теплыми весенними деньками он обычно отправлялся на прогулку со своей свитой или же охотился в Памятном лесу, доставшемся ему по наследству. Но в последнее время государь все чаще и чаще пропадал в своих хоромах. Обеспокоенные простолюдины поговаривали, что он болен, а кто-то даже отважился обвинить во всем некую порчу, наведенную придворным чародеем. Конечно же, находились и те, кто считал, что здесь постарался регент, у которого не так давно Багумир гостил в Рокиме.
Оттого и сам Таленэль, чувствуя, что народ Донарии воспримет его появление враждебно, решил нанести визит брату инкогнито. Вот только далеко не всех ему удалось оставить в неведении, воспользовавшись телепортацией. За неимением возможности перенестись в сам дворец, из-за вмурованного электрума, он намеревался попасть во внутренний двор, миновав крепостные стены. Так он зачастую и делал, когда хотел незамедлительно встретиться с Багумиром.
Но на этот раз что-то пошло не так. Провалившись в звездную пропасть, эльф почувствовал, как привычный маршрут сквозь время и пространство изменился. Портал выбросил его не там, где планировалось. С громким хлопком, окутанный тонким слоем ледяного пара, чародей возник в знакомом ему месте. Услышав хлюпанье под ногами, он в недоумении глянул вниз: его сапоги стояли по щиколотку в воде, по поверхности которой плавали гнилые прошлогодние листья.
Обстановка вокруг напоминала давно покинутое хозяевами место. Полуразвалившиеся колонны, треснутая каменная плитка на полу, из-под которой выбивалась трава, заросшие плющом стены и свитые на статуях гнезда птиц – такая картина предстала перед глазами Таленэля вместо ожидаемой королевской роскоши. Сам он стоял под открытым небом посреди какого-то декоративного бассейна, напротив заржавевшего фонтана, где когда-то, скорее всего, плавали золотые рыбки. Все это напоминало какие-то старые руины, заброшенные много лет назад.
Справа послышался какой-то шорох. Мгновенная реакция, заложенная природой в эльфах, не подвела и в этот раз. Регент метнул взгляд туда, откуда донесся шум, приготовившись отразить нападение. Но никакого неприятеля он не увидел, что позволило ему расслабиться. Только паук-птицеед, спасаясь от необычного для этого мертвого места гостя, поспешил спрятаться в опрокинутой и разбитой урне. Живность, обитавшая здесь, испугалась того хлопка, который зачастую издавался при телепортации, и теперь разбегалась по своим логовам.
Зато Таленэль не торопился двигаться с места. Он прекрасно знал маршрут для своего заклинания, неоднократно пользовавшись им в течение нескольких лет. Оно попросту не могло дать осечку. Регент никогда с ним не ошибался, а потому попасть случайно не туда, куда хотел, он не мог. Это означало только одно: что-то или кто-то помешал ему добраться до дворца Багумира. И интуиция подсказывала эльфу, что этот «кто-то» находился неподалеку и, возможно, даже следил за ним.
Опровергая все догадки, в паре шагов от него, на высоте нескольких футов от земли, в воздухе появился растущий и вращающийся клубок пара – облачко, внутри которого виднелись маленькие электрические разряды, похожие на миниатюрные грозовые молнии. Вода, будто во время прилива, потянулась к открывающемуся порталу. Сухие листья, лепестки цветов и прочий мусор вместе с воздухом понеслись к нему, будто их засасывало туда. Поле Энергии истерично трещало так, будто его вот-вот разорвет.
Таленэль отступил назад, ожидая появления врага. На его темно-синих атласных одеяниях образовался иней, а белая бархатная кожа приобрела слегка голубой оттенок. Он предусмотрительно снял перчатки, и кончики пальцев сразу покрыла тонкая ледяная корка. Если бы он простоял так еще хотя бы минуту, вода бы под ним также кристаллизовалась, однако в следующий момент раздался, наконец, тот самый долгожданный хлопок, вместе с которым из портала выскочил предполагаемый виновник торжества.
Регент без промедления запустил в гостя острый, как еж, ледяной комок, который тут же разлетелся на множество осколков, угодив в энергетический барьер. Невидимая стена между ними рассекла воду, словно дамба, и не давала ей слиться воедино. Пришелец, окутанный после телепортации слоем черного, как ночное небо, дыма, оставался пока неопознанным. Не желая ждать, пока его лицо откроется, король эльфов вложил немалую силу в очередную попытку атаковать.
Энергии он использовал столько, что облепившие стену заросли плюща тут же истлели, а по каменной плитке на полу прошлась еще одна трещина. Невероятно прочный волшебный барьер, которому удалось сдержать первую атаку и остаться невредимым, на этот раз c оглушительным скрипом сильно прогнулся. Еще один такой удар, и от защиты не осталось бы и следа, как и от чародея, сотворившего ее. Оба волшебника это прекрасно осознавали.
Не жалея своего противника, Таленэль вобрал в себя очередную конскую дозу Энергии, смяв таким образом ржавый фонтан и мгновенно испарив всю воду в бассейне, а затем направил ее на оппонента. Но, предвидев этот ход, гость убрал заграждение за секунду до выброса и, впитав полученную из него силу, погрузил зал в кромешную тьму: непроглядная черная дымка вмиг заполнила пространство и лишила эльфа возможности что-либо видеть.
Таленэль услышал, как его заклинание, промахнувшись, окончательно добило и без того пострадавший фонтан и с грохотом превратило в пыль огромный кусок стены. Он не знал, где теперь незнакомец, и даже не слышал его шагов. В другой ситуации, чародей мог бы отыскать вслепую другого чародея по энергетическим колебаниям, исходящим от него даже в состоянии покоя. Но теперь, когда повсюду витало его дезориентирующее колдовство, эти колебания ощущались везде. Эльф окружил себя магической преградой, медленно отступая назад.
- Я не желаю тебе зла, Таленэль, - донесся искаженный голос, проходящий через заслон. – Прошу, остановись.
- Назови себя, - не сдавался регент, слегка удивленный способностью противника видеть его.
- Я Кристиан Умбра, - послышался ответ. – Убери щит, и мы поговорим.
- Сначала покажись. – Он чувствовал себя, словно зверь, загнанный в угол, но не терял при этом достоинства. Понимая, что у врага явное тактическое преимущество, он все же имел в голове запасной план. – Убери мглу, чтобы я мог убедиться, что ты говоришь правду.
Повторять просьбу не пришлось. Дымка рассеялась, а в шаге от беловолосого эльфа показалась знакомая фигура и лицо члена Совета архимагистров. Как всегда опрятный, одетый во все черное, он стоял перед регентом и в ожидании смотрел на него глазами, подведенными темной тушью. Таленэль расслабился, и его волшебный барьер растворился. Удовлетворенный лидер Круга Теней поклонился в знак приветствия:
- Здравствуй, Таленэль, - на его лице появилась любезная улыбка.
- Здравствуй, Кристиан. – Король эльфов воздержался от поклона, держа подбородок гордо задранным. – Не стану спрашивать, кто виноват в том, что я здесь оказался. Спрошу лишь, зачем ты меня сюда затащил.
- Ну я же знаю, что ты хочешь спросить, как ты здесь оказался, - тихонько рассмеялся тот ему в ответ. – Но, как ты недавно сказал, «это всего лишь в моей власти» - не более того. А вообще, отвечая на твой вопрос, скажу, что мне нужно было с тобой поговорить. И, зная, что подсмотреть за тобой в твоем дворце и, следовательно, отследить твои передвижения фактически невозможно, я решил следить за теми, кого бы ты мог навестить.
- Устроил слежку за двориком Донарского чертога? – Эльф манерно хмыкнул, скрестив руки на груди. – Недурно. И, как я полагаю, ты связал конечную точку моего маршрута с этим местом? – Кристиан самодовольно кивнул. – Но как ты узнал, в какой именно точке я должен появиться? Ведь для твоего заклинания нужно было определить ее с точностью до дюйма.
- В прекрасном и ухоженном дворике Его величества короля Багумира есть только одно место, где мертвая трава образует подозрительно ровный круг.
- Так вот значит, в чем дело. Что ж, признаю, я оплошал. Впредь постараюсь быть менее предсказуемым и не оставлять следов… Но неужели нельзя было просто навестить меня в моем дворце, если так хотелось поговорить? Зачем все эти фокусы со слежкой?
- Да, да, да, если бы все было так просто, мне бы не пришлось рисковать сейчас своей жизнью. – Он кивнул в сторону разрушенной Таленэлем стены. – Ты силен, эльф, не то слово! Кое с кем из нашего Совета ты мог бы помериться силами… И все же я не мог на глазах у всей твоей знати средь бела дня прийти к тебе на чай, если бы, конечно, не хотел нарушить твои планы по захвату престола. Один чародей у власти – неприятность для простых смертных. Но два чародея – это уже большая проблема. Нас бы обязательно обвинили в заговоре, что было бы твоему брату Дункану только на руку.
Эльф сощурился, внимательно прислуживаясь к его словам, и вопросил:
- Так ты хотел обсудить мою коронацию?
- Можно и так сказать. Хотел сообщить одну новость. Тебя официально приняли в Совет.
- Надо же, - он продолжал сохранять хладнокровие во взгляде и голосе. – И почему эту новость мне сообщает, как я понял, самый авторитетный член и духовный лидер этой элиты?
- Возможно, потому, что я один из немногих членов, что искренне хотят видеть тебя среди нас.
- Тебя так тронула моя речь о вымирании эльфов?
- Нет, мне интересны твои возможности. В свои… сколько тебе лет? Тридцать пять? Вы, эльфы, можете долго не стареть, но по тебе видно, что ты не прожил и полувека на этом свете. Так вот, даже будучи столь молодым, самым молодым членом Совета в истории, ты блистаешь весьма интересными талантами.
- У вас у всех в Совете есть какие-либо прозвища, - заметил Таленэль, вспоминая недавнее заседание. – Каким наградили меня?
- Честно? Назвав себя лидером Круга Холода, ты заработал не самые лестные имена в нашем обществе. Кто-то в шутку зовет тебя Холодцом, а кто-то – Отморозком. – Ему показалось, что осанка эльфа стала еще более гордой, а его взгляд еще суровее. – Представители эльфийской расы предложили величать тебя Таленэлем Белоснежным или Серебряным Дивом.
- Эльфы всегда отличались красноречивостью, - пропел леденящим душу тоном Серебряное Диво. – Так значит, ты устроил все это только для того, чтобы сообщить мне эту весть?
Кристиан заглянул ему прямо в глаза, вдруг став абсолютно серьезным.
- Нет, - говорил он своим чарующим низким голосом. – Я хотел кое-что узнать. С первых мгновений нашего знакомства я ощутил в тебе нечто особенное. Даже там, в зале, лишенном всякой магии, я почувствовал, как что-то древнее и зловещее сопровождает тебя. – Таленэль молчал, слушая слегка пафосную речь собеседника, и, как и ожидалось, не показывал никаких эмоций. – Я не верю в сказки про добро и зло, а также про всяких духов, населяющих наш мир. Но я вижу, что ты связался с чем-то поистине темным.
- И эти слова я слышу от лидера Круга Теней? – молвил эльф. – Тебе страшно?
- Нет. Но я хочу знать, в чем дело. Можешь не говорить, что за аура окутывает тебя даже сейчас и дает тебя такую огромную мощь. Но скажи мне одно: какую цель ты преследуешь? – Регент устало вздохнул и закатил глаза, давая понять, что уже не раз об этом говорил. Но Кристиан не унимался. – Я помню, что ты наплел Совету. Будто ты хочешь захватить императорский престол и подарить нам утопический мир. Но я – Кристиан Умбра, архимагистр Круга Теней. И меня нельзя так просто обмануть. Ведь я сам специализируюсь на лжи и скрытности.
- Правда? – наигранно удивился эльф. – А я-то думал, что это особенность Александрины Франко из Круга Иллюзии.
- Не дразни меня, эльф. Когда речь идет о бестолковых царьках, из-за своего слабоумия желающих захватить весь мир, я ничуть не удивляюсь примитивности их мышления и банальности их целей. Но ты явно играешься с чем-то куда большим, чем политика смертных. Когда ты рассказал о некоем козыре, что припрятан тобой на случай войны с Инквизицией, я несколько ночей подряд рыскал по всему Северу в поисках сокрытых артефактов. Я проникал туда, куда ни одна душа проникнуть не смогла бы. И хоть мне не удалось ничего найти, я вижу, что ты не лгал. Я знаю, что ты не поведаешь мне о своем Оружии. Но все же скажи мне, неужели ты и вправду вторгся в Совет, затеял государственный переворот и заручился поддержкой даже мне неведомых сил только для того, чтобы покорить человечество?
Настала напряженная пауза. Таленэль без всяких эмоций смотрел ему в глаза, чувствуя свое превосходство и власть над ним. Кристиан с нетерпением ждал ответа на свои вопросы, хоть и сохранял внешнее спокойствие. Регент, готовясь внезапно рассечь энергетическое поле своим порталом, снова вздохнул и менторским тоном, разглядывая свои изящные иссиня-черные перчатки с бриллиантовыми костяшками, мрачно заговорил:
- Раз уж наш разговор подходит к его логическому завершению, а ты устроил эту дивную встречу только ради выяснения истины, я не смею отказывать тебе в праве узнать правду. Меня не манит трон империи, деньги и прочие прелести жизни императора. Я, действительно, желаю нашему чародейскому обществу светлого будущего. Но я, вопреки твоим догадкам, не намерен покорять человечество или устраивать геноцид. Оружие, власть и ваша поддержка нужны мне вовсе не для этого.
- Так чего же ты хочешь, Таленэль? Неужели твоя цель, как амбициозного эльфа, заключается не в вымирании ненавистного тебе людского рода и признании тебя богом? Я видел геноцид, которого ты якобы не желаешь. Несколько сотен людей пало этой ночью на юге Донарии и около тысячи на севере. Я видел огненные снаряды, метаемые катапультами во вражеские крепости, и целый город, охваченный пламенем. Двадцать тысяч воинов, созванных в некий Крестовый поход, стягиваются к границам.
- Воинов? – переспросил презрительно регент. – Скорее, двадцать тысяч фанатиков. Радуйся, друг мой, что ты в силах еще наблюдать за этим войском приматов. Еще чуть-чуть, и иностранные чародеи активируют блокаду.
- Которую ты, конечно же, со своими фокусами без труда обойдешь. Ты молод и дерзок, эльф. Но, повторюсь, ты также обладаешь интересными талантами. Мало кто не хотел бы иметь среди своих союзников такого, как ты. Но все же, если ты не намерен уничтожать или покорять человечество, которое, по твоим словам, вот-вот искоренит расу эльфов, то на что же ты рассчитываешь в этой борьбе?
- Я рассчитываю вернуть этому миру былую красоту и величие, вернуть все на свои места. А люди, все до единого, пройдут обряд очищения.
- Ты можешь перестать говорить загадками, словно Стефан Благочестивый? – раздраженно скривился чародей.
- Одним словом, любезный Кристиан, - в заключение ответил пугающе холодный Таленэль, - я не мечтаю ни о чем из того, чего так жаждали полоумные короли из басен и легенд. Уничтожить людской род я всегда успею. К его счастью, это не в моих интересах. Но, если в моей голове и есть дьявольский план, то, не сомневайся, ты узнаешь о нем первый. Но не сейчас – иначе бы он не был таким дьявольским.
- И все же…
- И все же, - перебил его эльф, готовясь к скачку, - наш разговор затянулся, а я потерял непростительно много времени. Тебе удалось застать меня врасплох, чего более не повторится. Жаль, что я не могу позвать тебя на чай со своим братом. Но я передам ему от тебя привет. Всего тебе хорошего, Кристиан Умбра.
Таленэль, одним махом впитав остатки Энергии, выплеснул их, образовав едва уловимый разрыв в незримом магическом поле, и провалился в звездное пространство, не подвластное времени. Кристиан же, не успев перекрыть пути к отступлению, безуспешно попытался схватить Серебряное Диво, рискуя при этом потерять кусок руки в закрывающемся портале. Но король эльфов стремительно умчался туда, где его уже нельзя было достать.
- Хитер гад…
Лидер Круга Теней так и остался стоять посреди сухого декоративного бассейна, восхищенный наглостью и проворностью своего загадочного союзника.