"Раскаленная Cталь": Сталь и кровь.

Пятая глава. За сим спешу откланяться, фанфик закончен.


* * * * *


Ожидать, что Тристан возьмет железяку и оставит меня в покое, выдав награду - было бы слишком наивно. Меня отправили искать вход в Президенскую ветку столичного метро - прямо в сердце города, густо населенное всякой малоприятной живностью. Разумеется, Джон меня самого никуда не отпустил. Герой, блин, нашелся.

Прорывались мы, конечно, с боем - Вашингтон всё еще кишит супермутантами и прочими чудными созданиями, несмотря на то, что мы выяснили, откуда они берутся. В сравнении с тихими болотами, с их "болотным народцем", конечно, тут было шумно. После пары ракет, выпущенных злым дяденькой из гранатомета, я понял, что моя разведброня и "перделка" в виде 10-миллиметрового автомата тут без толку, и благополучно прятался за Джона в силовой броне с лазерной винтовкой наперевес. Когда мы (ну ладно, он) справились (...справился) с супермутантом, мой бывший смотрел на меня, как на беспомощного ребенка. Осознание того, насколько в тот момент это соответствовало действительности, доводило до бешенства.

-Солнышко, может, ты домой пойдешь? - издевательски спросил он.

-Еще чего, - сделав вид, что меня не задело, отмахнулся я.

-Без меня тебе тут надерут зад. - сволочь. А то я сам не вижу, бл№?;:%.

-Тебе какое дело до моего зада?

Опять. Эта. Мерзкая. Улыбка.

Было ясно, что он сейчас выдаст какую-то гадость - и он выдал:

-Нуу, учитывая, что, в твоем положении, ты здесь выживешь только одним путем, а у супермутантов - наверное, я не проверял - большой...

Ни стыда, ни совести, ни сострадания. Как его земля носит вообще?!

-Да пошел ты нах№@;?%:!

Я изо всех сил стукнул его ногой. То, что он был в экзоскелете, а я - в легеньком обвесе, который и броней не особо назвать, я не соотнес; потому мне было очень-очень больно, а ему совершенно похрен. В итоге я, схватившись за ушибленную ногу и издав полный отчаяния стон, упал на пыльный асфальт. Это какая-то кара небесная, а не задание, ей Богу...

А ведь самое главное, что когда я без него - всё не так печально. Разобрался же я в Поинт-Лукауте, и никто меня не сожрал и не отымел (нууу, за исключением той рыженькой дамочки...). Еще и добра вывез дохрена и больше. Это всё его дурное влияние.

Это всё его до боли знакомый, заботливый и мягкий взгляд, из-за которого я забываю, что мы в логове чудовищ, а не дома в теплой постели.

Само собой разумеется, он поднял меня на ноги. И, - само собой разумеется! - его лицо снова приняло это выражение: смесь страха - не за себя, за меня - и укора.

-Я просто прошу тебя не лезть на рожон. - сказал он уже совсем другим тоном. Его типичный сарказм развеялся, как утренный туман.

-Иди нахрен, - повторно послал я его.

-Ты из вредности и желания мне насолить готов сдохнуть? - выпалил Джон, болезненно сводя брови. Давно я его таким не видел.

-А тебе не плевать? - знаю же, что херню несу. Но остановиться не могу, и сдаться ему - тоже.

-Представь себе - нет.

-Странно.

Я впервые в жизни видел, чтобы Джон охренел от моей наглости. Вот оно - именно то лицо, которое я делаю каждый раз после его тупых шуток. Дождался, наконец.

-Вообще-то это ты меня бросил, а не наоборот. Забыл?

Я тяжело вздохнул. Как же мне хотелось, чтобы он куда-нибуть делся - куда угодно, лишь бы подальше от меня. Я понимал, что делаю ему больно, и от этого больно становилось мне. Вот почему нельзя было назначить мне любого другого Рыцаря? Которого я бы видел в первый раз в жизни. Который бы молчал всю дорогу, и - главное! - не переживал за меня. И посылая которого к Когтям Смерти на причинные места, я бы не чувствовал себя браминским навозом.

-Черт бы побрал Лайонса, что приставил тебя ко мне.

Мне надоело терпеть его лекции, и я направился вперед. Хочет - пусть идет за мной, нет - его проблемы.

Но он, конечно, хочет. Потому я услышал доносящиеся за мной следом отвратительные звуки экзоскелета. Как же я их ненавижу. Всю жизнь теперь ненавидеть буду.


*****


На дворе поздняя ночь, и мы изрядно устали; потому решение устроить ночлег было однозначным.

В заброшенном метро относительно безопасно: мы перебили всех гулей в этом туннеле, а до утра новые вряд-ли успеют набежать. Да и рейдеров вроде не видно. Мы нашли место поукромнее и разложились там, попутно распалив небольшой костерок из подручного мусора. Всяко веселей, чем в темноте сидеть.

Джон стащил с себя силовую броню: не сказать, что самое рациональное решение, но наверняка он от нее уже сильно устал. Он внезапно стал раза в полтора меньше - с непривычки он казался мне совсем хрупким. Еще бы, последний раз я видел его в обычной одежде в тот день, когда мы расстались... И, само собой разумеется, хоть мой мозг сейчас и не хотел его видеть, другие части тела пониже пояса и спины - очень хотели. Желательно - совсем без одежды. И крайне желательно не только смотреть.

Зная себя и свое абсолютное неумение ставить принцип в приоритете перед тем, чего мне хочется здесь и сейчас, я уже понимал, чем, вероятнее всего, закончится этот вечер. Если, конечно, он не упрется рогом...

А я почему-то был уверен, что он не упрется. Или, точнее - упрется, но не тем и не туда.

-Чё пялишься? - судя по всему, Джон заметил, что я его пристально разглядываю.

-А нельзя?

Он задумался, что мне ответить. По морде видно - хочет меня, зараза. Наверняка уже сидит с трудом. Как и я, собственно.

-Мне не нравится, когда человек, который меня бросил, так на меня смотрит.

-Так уж прям не нравится? - я решил подразнить его и многозначительно облизался. Его рожа приняла такое выражение, что я уж подумал - сейчас точно набросится на меня: если бы на меня так посмотрел кто-либо другой, я бы испугался и дал ему с ноги по щам. Но я читал эту непреодолимую похоть в его глазах, потому пусть бы набрасывался...

-Ты на что намекаешь? - он недоверчиво изогнул бровь - наверняка решил, что я готовлю какую-нибуть подставу из разряда "возбудим и не дадим". А то ты меня плохо знаешь, придурок, блин.

-Ни на что.

Я действительно ни на что не намекал. Потому что когда я хочу - я не намекаю, а напрямую лезу к обьекту своих желаний и начинаю его тискать. Ну... В тот момент я хотел.

Джон, естественно, сначала растерялся и пытался меня оттолкнуть - но как-то очень неубедительно пытался, а учитывая нашу с ним разницу в силе, так вообще не пытался. Все его попытки что-либо сказать я быстро пресекал, вынуждая его делать языком более правильные и приятные вещи. Очень скоро он перестал сопротивляться ("сопротивляться" - очень громко сказано, правда) и вошел во вкус, а его руки уже гладили мою спину, опускаясь ниже и ловко проникая под одежду - не долго у него вышло строить из себя обиженную монашку. Да какая там монашка - сидя на нем сверху, я ощущал, что его горячий агрегат сейчас порвет ему джинсы...





...А потом, когда мы остыли и стало прохладно, мы оделись - тряпки пришлось искать по всему периметру нашего маленького лагеря. И, как ни в чем не бывало, продолжили сидеть у горящего костра. Какое-то время Джон задумчиво молчал, рассматривая языки пламени; но всё же подал голос.

-И что, мы теперь снова вместе?

Размечтался.

-Нет.

Он вздохнул: иронично и как-то печально.

-Но мы трахаемся.

-Типа того.

-Это глупо.

-Почему? Я не хочу постоянно терпеть твое присутствие, потому как никаких чувств к тебе не испытываю. - как же махрово и неправдоподобно я, всё-таки, вру.

А он верит, что сразу же отражается на его лице. Господи, в каком месте у него мозг? Как он дожил до двадцати четырех лет вообще?..

-Но чтобы я тебя удовлетворял - ты хочешь.

-Видишь, какой ты умный, когда надо.

-В таком случае, может, мне брать с тебя за это оплату?

Насчет "умного" я погорячился - он походу реально тупой. Потому что, чтобы не понимать, что я постоянно говорю неправду - и насчет его присутствия, и насчет чувств - нужно быть тупым, как мои берцы.

Ненавижу его, придурка такого.

*****

...База ВВС США. Приказ Тристана выполнен: осталось добраться до пульта управления орбитальным оружием, который находитця в самом центре мобильной базы Анклава... Как и обещали, Братство начало атаку, когда мы с Джоном опустили трап.

Вокруг шум и суматоха - ничего не разобрать. Я знаю, что Джон должен быть где-то рядом, но толком не могу ни слышать, ни видеть его.

...В какой-то момент раздается выстрел. Нет, выстрелов в этом аду раздавалось очень много, и большая часть пролетала в опастной близости от меня. Но тот выстрел я словно почувствовал всем нутром.

В него попали.

Я начал судорожно искать его взглядом: к счастью, он оказался недалеко. Защитник, мать его - как обещал меня не оставлять, так и не отходил ни на шаг.
Я подбежал к нему. От увиденного зрелища мне стало дурно: в его броне, в области живота, зияла внушительных размеров дыра, из которой обильно лилась кровь. Он был ранен, причем тяжело ранен.

Я сделал первое, что пришло на ум - выхватил из кармашка на поясе пару стимуляторов и ввел ему дозу. Достал рацию и пустил сигнал просьбы о помощи. Лишь бы медики успели...

Судя по характеру повреждений брони, это - плазма. Она не просто врезается в тело, как обычная пуля - она вижигает его до основания. Очень, очень скверная штука для живой человеческой плоти.

Я осознал, что он может умереть. На моих руках. Что я могу больше никогда его не увидеть, никогда не услышать его тупых шуток и наглой рожи... Мне стало очень страшно.

Кажется, он тоже это понимал.

-Я люблю тебя, Шадд... - хрипло сказал он, глядя мне в глаза. Он улыбался... А я плакал.

-Молчи, - я положил палец в перчатке на его губы. - Не трать силы.

Не выдержав, я наклонился и поцеловал его. От мысли, что это может быть последний поцелуй, сердце сжалось так, что мне стало трудно дышать. Когда я шел на верную смерть, включая Очиститель, я боялся меньше - ведь это меня бы не стало. А не его...

Где-то относительно недалеко от нас раздался взрыв: я инстинктивно пригнулся, накрывая его собой. Как же мне в тот момент хотелось, чтобы какой-нибуть десантник сейчас бросил гранату прямо в меня...

-Не оставляй меня, - прошептал я: скорее самому себе чем ему.

-Попытаюсь... - он закашлялся. Я положил ладонь ему на щеку: такую теплую, такую любимую.

Он прикрыл веки, теряя сознание от боли. Прижав пальцы к его шее и нащупав артерию, я считал каждый удар сердца, с ужасом ожидая, что следующий не последует...

Реакция на сигнал была очень оперативной: буквально через несколько минут я увидел, что к нам приближалось два человека в разведброне с нашивками медиков, делавшие всё возможное, чтобы самим не попасть под обстрел. Подбежав ко мне - это были мужчина и женщина - они осмотрели Джона и с помощью специальной штуковины распаяли ему силовую броню (еще бы - какой идиот будет тащить этот танк с поля боя?). Когда они доставали его из тяжелого панциря, мне стало еще страшнее: его живот был пробит чуть ли не насквозь.

Конечно, я не мог пойти с ними: дело еще не закончено. Я даже не знал, что теперь лучше для меня - выжить и узнать, что Джон погиб, или сгинуть здесь самому...



*****

Мобильная база Анклава развалилась, как карточный домик. Я должен был бы радоваться, но мне было совершенно всё равно: где-то там, доставленный в Цитадель на винтокрыле, Джон лежит в операционной и врачи борятся за его жизнь... Если он еще жив. Сара что-то мне говорит - а я не слышу ее слов. У меня перед глазами <b><i>он</i></b>, истекающий кровью, бледный, как смерть, и его слова.

"Я люблю тебя".

Я тоже люблю тебя, придурок. И всегда любил... А ты, идиот хренов, был не в состоянии понять это.

Мы отправились обратно, на базу. Поздравления Лайонса доходили до меня где-то на заднем плане; радостные комментарии остальных солдат вообще вылетали из одного уха в другое.

Да, мы добили Анклав. Но Анклав почти добил самого близкого мне человека...


*****


Врач в маске выходит из операционной: я вскакиваю со скаймейки так резко, что чуть не сбиваю его с ног. У него очень уставший вид.

Я хочу задать вопрос, но слова просто не идут - я не знаю, что спрашивать. Так и стою, смотрю на него заплаканными глазами - он и сам понимает мой немой вопрос.

Он качает головой, потупившись. Тяжело вздыхает: весь его вид источает сожаление.

Внутри меня всё падает. Разбивается на мелкие осколки, как хрустальная ваза о бетонный пол. Душу пронзает такая боль, словно меня режут на куски тупым, шероховатым ножом.

-Неужели... - я не могу продолжить говорить, закрываю рот ладонью. Обессиленно сажусь обратно на скамью.

Его больше нет.

Я опускаю голову на колени, запускаю пальцы в свои волосы, и начинаю тихо, почти беззвучно рыдать. Мой самый страшный кошмар стал явью. Джона больше нет...

Мужчина так и стоит надо мной с поникшим видом. И тут внезапно двери операционной снова распахиваются: из них выбегает запыхавшаяся медсестра. Она находит взглядом хирурга и, хватая его за халат, выкрикивает:

-Доктор, сработало! Скорее...

Опешивший доктор бросается за ней назад в операционную. Я, подняв лицо, провожаю их взглядом.

...А спустя пару часов я плакал и смеялся одновременно - когда этот же человек, выходя из этих же дверей, снял маску, и на ней была счастливая улыбка.

-Будет жить.

*****

...Операция длилась уже несколько часов: в пациента было влито столько крови, что, казалось, своей не осталось. Но кровотечение не останавливалось; жизненные показатели необратимо ухудшались. Доктор Стэнворд терял надежду спасти его.

Рыцарь Братсва Стали по имени Джон Росс - судя по всему, совсем молодой парень - умирал на операционном столе. Такую чудовищную рану, к тому же выжженую плазмой - невозможно залатать.

В скором времени аппарат равномерно запищал, показывая ровную линию. Сердце Джона остановилось.

Ассистенты тут же бросились делать дефибрилляцию. Однако, хируг понимал, что это если и поможет, то не надолго.

Мужчина издал протяжный вздох:

-Безнадежно.

Доктор вспомнил перепуганные голубые глаза мальчика, ждущего у операционной: он понимал, что когда скажет ребенку новость о его друге - это будет страшное горе. Он видел много смертей, но как правило, солдат Братства не связывали такие крепкие узы с кем-либо...

Мисс Адди Нельсон, молодая медсестра, посмотрела на пациента, потом на доктора. В ее взгляде читалось сомнение.

-Доктор, а что, если... - она помедлила. - Это безумие, но... Мы всё равно ничего не теряем...

-Говори.

-Его анализ крови показал, что в его ДНК есть какие-то изменения, и они очень схожи с изменениями, происходящими у гулей... А гули, как известно, восстанавливают ткани...

Откуда и почему у вполне на вид здорового - пусть и со шрамами от ожогов - человека такие странные данные, выяснять не было времени. Однако, к чему клонит мисс Нельсон, было предельно ясно.

-Ты предлагаешь накачать его радиацией, чтобы запустить процесс гулификации?.. - это действительно было безумием. Но, черт возьми, это могло спасти ему жизнь.

-Не гулификации... Регенерации. Мы можем попробовать...

Терять было нечего: пациент почти на том свете.

-Выгоняйте ассистентов и одевайте антирадиационный костюм. Затем запускайте рентген на полную мощность. - Он направился к выходу: вероятность успеха крайне мала, потому лучше пусть мальчик узнает заранее...

- И да, если процесс зайдет слишком далеко - отключайте его от жизнеобеспечения. Чего-чего, а гуль нам здесь не нужен.

Набрав воздуха в легкие, мужчина вышел из операционной.

...А буквально через несколько минут изумленная медсестра, не веря своим глазам, побежала сообщать доктору, что жизненные показатели пациента начали резко приходить в норму.


*****


Он пришел в себя только через трое суток. Конечно, врач рассказал мне, как его откачали, и предупредил, что его внешность претерпела изменения. Мне было всё равно: пусть он хоть гулем станет. Лишь бы он был на этом свете... Лишь бы он остался со мной.

Когда я зашел к нему в палату, он встал с постели. Он действительно изменился: глаз со стороны шрама теперь был не просто янтарным - он потемнел, а радужка, казалось, расплылась по всему белку. Его волосы частично поседели. Гулификацией, к счастью, и не пахло - мутация имела явно другое направление.

Я пытался положить его обратно в лежачее положение - он не хотел. Хоть и стоять ему было очевидно тяжело: как бы там ни было, живот еще не зажил.

-Прости меня, - прошептал я, зарываясь в его волосы и вдыхая их запах. Прижимаясь к нему как можно крепче и не желая больше отпускать никогда и никуда.

-Тупоголовый идиот, - слабым голосом отозвался он в ответ, улыбаясь и обнимая меня. От осознания того, что я мог бы больше никогда не испытать этого чувства безмятежности в его объятиях, я едва сдерживаюсь, чтобы не расплакаться...

Я смотрю ему в глаза: пусть теперь разные, но всё равно самые красивые глаза на свете. Разглядываю длинные ресницы и бездонные, такие спокойные янтарные океаны, полные тепла.

За несколько мгновений передо мной пролетело всё: наше знакомство, когда он спас меня от насильника. Как помогал мне в поисках отца. Как мы первый раз занимались любовью возле Цитадели, на фоне солнечного заката... Как я узнал об его мрачном прошлом, и как он плакал, прощаясь со мной у Очистителя.

В тот момент я окончательно понял: я люблю его. По-настоящему люблю. Я не смогу без него жить. Я хочу быть с ним до самого конца - когда и как бы он ни наступил.

-Я люблю тебя, - говорю я уже громче. Он слышал это от меня лишь один раз - когда я шел на верную смерть к панели управления Очистителем.

-Тебе я уже всё сказал, - вновь отшучивается он. Я вспомнил, как держал его, израненного, едва живого, на руках, и к горлу подкатил ком.

Я уткнулся лицом в его грудь так сильно, как мог. Схватился за рукав его рубашки. Он осторожно обнял меня, притянул к себе. Опустил руку мне на затылок, запуская пальцы в волосы. И, хоть он был еще очевидно очень слаб, я почувствовал себя защищенным от всех бед мира. Немного отодвинувшись, я рассмотрел на его шее жетон Братства Стали: на нем было выгравировано "Джон Росс". Я вспомнил, сколько таких, найденных
на жестокой Столичной Пустоши, принес Писцу Джеймсон... Одна лишь мысль о том, что и его имя могло оказаться в архивах Цитадели, заставила мои глаза наполниться слезами, и я ничего не мог с этим поделать.

-Чего ревешь-то?.. - он взял меня за подбородок и поднял мое лицо. Соприкоснулся со мной губами: почти не осязаемо физически, но так чувственно и проникновенно, что этот момент казался интимнее самого страстного секса... Словно мы соприкоснулись душами, а не телами. Кажется, мы никогда еще не были так близки друг к другу.

Не отвечая, я потерся о его щеку.

-А давай будем говорить это не только тогда, когда собираемся умереть?..

-А давай. - его улыбка стала теплее.