отблески этерны, книжка

Читаю восьмой том "Отблесков Этерны", аж самому странно.
Надо же было разъяснить этих сов.
Местами было интересно, но постепенно назрело стойкое ощущение, что несколько государств, бесконечные манёвры армий и внутренние конфликты в Талиге нужны автору только для того, чтобы установить, кто кого любил и кто кого родил.

Приятны в книжке диалоги, подчас пронизанные иронией в стиле Ларошфуко и мадам де Севинье (из запасников которых насеяны эпиграфы).

Еще один плюс - некоторые персонажи врут, как дышат. В частности, королева Катарина. Двусмысленности удерживают от того, чтобы бросить читать - не завиднеется ли истина, в конце-то концов?

Впрочем, малые истины, просияв, разочаровывают. Когда очередной Дамблдор принимается разъяснять интригу очередному Гарри Поттеру, чаще всего оказывается, что в ней были замешаны люди никому не нужные или давно отдавшие богу душу. Припомнить их - вообще отдельный и неблагодарный труд.

В книгах очень, нет, о-о-очень много воды. Главы раз за разом заполняются ненужными бытовыми подробностями и мыслями в стиле: малиновый цвет! когда же он в последний раз видел такой малиновый цвет? уж не в пору ли цветения мальв в своём родном мухосранске, когда трёхлетним несмышлёнышем... бла-бла-бла... в тревоге сжалось сердце... бла-бла... конец главы.

Рассуждения героев открывают такие бездны житейской мудрости, что хочется завыть:

Создатель был к ним милостив, вернее, он был милостив к ней, ведь мужчины, настоящие мужчины, а не уроды вроде Арнольда огорчаются, когда заканчивается война. А женщины радуются.
...
Сын счастлив, но, если где-то хорошо, в другом месте будет плохо. ... Как-то к ним забрались воры, маменька с горя слегла, а Луиза с облегчением перевела дух. Платья, посуда, даже деньги – дело наживное, зато все будут живы и здоровы....
И была тысячу раз права: пока ты не махнула на себя рукой, не опустилась – ты жива. Смерть для женщины начинается с незавитых волос и мятого платья.

– Беды сегодняшние прорастают из старых зерен, – подал голос Бонифаций, – а обиженные Создателем склонны обижаться на одаренных Им. Твердят обиженные о смирении, но видят в мечтах своих лишь унижение одаренных и себя в одеждах чужих, но свинья под седлом отвратна, а кровный конь и в хлеву стати не утратит.
...
Да ты сама посуди – для чего нам, к примеру, рот даден? Чтобы вкушали мы хлеб наш насущный каждый день и возносили за то хвалу Создателю. От сердца и нелицемерно. А станешь ли ты хвалу возносить за горелое да черствое? Не станешь.

Еще одно очень много — очень много любви к Рокэ Алве, помеси капитана Блада со всеми "демоническими" героями и бюсси-д-амбуазами романтизма. Кому бы еще поручить выразить ему глубокое восхищение? А, вот простой солдат, бравый вояка, добрый человек завалялся, пусть откроет рот и в очередной раз изречёт: за монсеньером хоть в Закат! Или: монсеньер дело знает! Или: с монсеньером шутки плохи! Да уж, монсеньер - не кутас пёсий, давайте говорящий картон будет почаще об этом хрустеть, а то вдруг читатель забыл.

– А нечего тряпкой быть, – возмутился Варотти. – Вот с Монсеньором не забалуешь! На всех управу сыщет, хоть на дуксов, хоть на дожих.

И еще все они поголовно обожали соберано Рокэ и могли говорить о нем часами, а Луиза могла часами слушать...

Не столь уж долгое пребывание Рокэ в Фельпе явно ознаменовалось новой модой в названиях кораблей. Приятно, как ни крути…

Нет. Неприятно. Мне - неприятно.
Часть неистовой страсти переносится на родственников монсеньера и соотечественников монсеньера с малой родины.

С кузеном Монсеньора не забалуешь, даже заявись он с одной галерой, а тут — флот!

По-моему, это называется плохой вкус.

Другие заметные персонажи зачастую нещадно загублены. Вот кардинал Сильвестр интриговал-интриговал и умер при таких обстоятельствах, которые никак, никак не соответствуют заявленному уму и осенившему старца пониманию, что нужен бы преемник. Орден Славы вспучился было, да и сгинул. С девицей Мэллит мы носились, как кошка с пузырём, а пузырь возьми и сдуйся. Десятки их — тех, с кем автору словно бы в какой-то миг надоело возиться — ну и на помойку расходники, они ведь не монсеньер. А... зачем же я вообще про них читала?

Завещание короля Эрнани — просто фейрверк. У меня нет слов, чтобы охарактеризовать дальновидность этого деятеля.

На таком фоне я даже как-то полюбила фильм и всадила ему семь баллов на Кинопоиске. Ну хотя бы за то, что там актёры красивые. Или за то, что Диконька гораздо меньше, чем в книгах, напоминает выпавшего из дупла совёнка, который всё своё время проводит в неком полусне, воспринимая реальность дискретно — и бесследно забывая увиденное и услышанное, когда автору нужно, чтобы последствия грянули ВНЕЗАПНО.

В третьем томе роль видящего, но неосознающего Диконьки начинают играть то толстенький виконт, то фельпцы, которые как бы и знают про строительство новых судов, но как бы и поражены, когда их построили. Ай да монсеньер, вот так удивил! Никто ж не ожидал!

<...>– Там корабли. Новые.
– Как – корабли? – не понял виконт. – Чьи? Откуда?
Час спустя Марсель злорадно хмыкнул: ошалевший Муцио Скварца налетел на Рокэ с теми же вопросами, да и другие приглашенные, дожидаясь ответа, разве что удила не грызли. <...> Алва оглядел взгромоздившихся на лошадей мореходов.
– Откуда корабли? – в синих глазах плясали искры. – С верфей, разумеется.

Ещё ВНЕЗАПНОЕ:

Валме оглянулся на своих спутников: Алва с готовностью целовал протянутые ему ручки, а вот Луиджи словно палку проглотил. И что с ним такое, с отцом поругался, что ли?

Поясню, что этот самый Валме ранее обсуждал с этим самым Алвой влюблённость этого самого Луиджи в девицу; девица погибла, причём буквально вчера, но сложить два и два бедный Валме не в состоянии. Ну, не дал автор человеку мозгов.

Так и прожжённая жизнью принцесса Матильда удивительным образом не догадывается, что внук созывает верных ему людей на зимнюю охоту не для охоты:

Жаль, приятели Альдо к празднику не успеют, ну да талигойцы о Золотой Ночке без понятия. Зато от хорошей охоты ни один мужчина не откажется.

Позже, правда, автор пишет, что ах, она предчувствовала, что если выкатили пушку, то будут стрелять... Но слово-то не воробей.
Такие вот забывчивые и недогадливые герои — не исключение, а правило.

Третий том ещё и стилистически прекрасен. До него словечки из арсенала российского школьника 80-х — 90-х гг вроде "накатал сонет", "обалдел" или "перебьются" врывались в дворянский быт Талига лишь периодически, а тут культура расцвела в полный рост.
Шутки юмора в сочетании с обожанием монсеньера:

Талигойцам отвели роскошную, обитую бархатом скамью под огромной птице-рыбо-девой, красовавшейся на гербе славного города Фельпа. <...> и Марсель задумался о возможности любви с подобным созданием. Валме прикидывал и так и эдак, но не мог придумать позу, в которой не мешали бы ни крылья, ни хвост.
Не выдержав, виконт поделился сомнениями с Рокэ, благо совет еще не начался. Алва с ходу понял, что смущает новоявленного капитана, и меланхолично заметил:– Дорогой Валме, именно потому она и дева.
Марсель не свалился со скамьи лишь потому, что вовремя вспомнил, где находится.

– Если этому дуксу что и следует отрезать, то никоим образом не уши, – возразил Алва. – Эти уши – чудо природы. Они единственные в своем роде, а чудеса природы следует беречь.
– Морские боги, – адмирал едва не выронил стакан, – чудо природы…
– Он смеется первый раз после разгрома, – шепнул горбун. – Алва, одно чудо вы уже сделали.

- С чего вы вообще взяли, что Ришелье мужчина? Никто ведь не заглядывал ему под мантию!
Атос чуть со стула не упал, у Портоса отвисла челюсть, а Арамис всё не мог унять смех и только повторял:
- Ах, милый д'Артаньян, клянусь, когда нибудь я лопну с ваших чумовых шуток!


Образчики высокого слога:

Валме мрачно ткнул шпагой тщедушного бордона.

Луиза закусила губу, чтоб снова не разоржаться <...>

Она была красивой, даже когда скакала по палубе «Пантеры», срывая с себя одежду. Абордажники тогда чуть не попадали…

Отдельный приз за достоверность:

– Ничтожество! – Айрис не собиралась отступать. – Трус! Мерзкий трус! Твое место на виселице!
– На виселице место изменников, – Манрик отчаянно шмыгал носом, пытаясь унять кровь, – в частности Окделлов.
– Тварь навозная! – орала Айри. – Я все расскажу монсеньору! Слышишь, все… Жаба! Он тебя раздавит, как крысу.

Это не сцена в песочнице детского сада "Солнышко", это юная благородная девица, фрейлина королевы, даёт отпор высокопоставленному государственному деятелю.
У нас тут своя атмосфера. Мы не будем заминать скандал, удалять кого-либо от двора или запирать в богадельне. И так сойдёт.

А вот уже не из третьего тома, дальше:

Луиджи уронил исписанные листы на стол. Он стал принцем два месяца назад. С этим ничего не поделать и этого не скрыть.

Теперь он блестит на солнце принц, и этого не скрыть. Какое несчастье!

у нас нет Эридани Самопожертвователя

Его ни у кого нет. Такое слово вообще не должно существовать.

— Я напишу о неудачном короле, решившем доказать всему миру, что он удачный.

Тут бы всё хорошо, но из контекста ясно, что автор путает "неудачливый" и "неудачный". Вместе с корректорами и редакторами.

Что ещё? Поразительна песнь восхваления индивидуальной любви, которую без устали поёт автор. Положительные герои женятся только по любви! Какие еще соображения могут ими двигать в эпоху мечей, а затем шпаг и линейной тактики, право слово.
У персонажей обычно одна-две приметные черты: кто-то теребит вышитый нагрудничек, кто-то потирает больную спину. Это, правду сказать, облегчает узнавание, потому что иногда полглавы не можешь разобрать, о ком читаешь. Да и надо ли? Главное, как уже говорилось, уловить, кто от кого произошёл.