1
Запись 3
Написано Mount Kand,
04 февраля 2024
·
99 просмотры
elderscrolls oblivion roleplay
11-ое, месяц Вечерней звезды
Совсем уже скоро наступает День молитвы северному ветру, один из обычаев, привнесенный в тамриэльскую культуру нордами, а затем укоренившийся благодаря имперцам. А потом подоспеет Праздник новой жизни. Пока мы еще не отплыли настолько далеко от Алинора, чтобы климат как-либо напоминал нам о конце года.
Начало нового года я, скорее всего, так и встречу на борту «Кейамарота». Отдыхая днем на палубе и наслаждаясь женьшеневым чаем, убывающей теплотой солнца вместе с видом убывающего Алинора на горизонте. Постепенно мир снаружи снова начинает интересовать меня. Нельзя сказать, что экипаж «Кейамарота» — особенно приятные люди, но главное, что они четко слушаются указаний. Большую часть моей свиты составляют знакомые лица, однако иногда мне кажется, что за мной наблюдают. Меня озадачило присутствие писаря на борту — я практически никогда не пользуюсь их услугами. Писарь — юнец с такими же как у меня темными волосами, особо не мешает, но часто что-то записывает, как ни попадется мне на глаза. Вы ведь очень хотите знать, куда я направляюсь, не так ли?
Я же более не хочу забивать голову неприятными мелочами, тем более в канун праздника. Мой сон налаживается под действием зелья, хотя чувство утренней бодрости так и не торопится меня навестить. Несколько дней, проведенные без записей, развили во мне беспокойство и неусидчивость, и я думаю, абстиненция здесь ни при чем. Я не хочу рассказывать о темных временах вторжения Мерунеса. Об этих днях уже многое сказано и написано, но я избегаю записей вовсе не по этой причине. Такое явление, как Обливион, находится вне моего понимания. Можно считать, что понимаешь его, на самом деле лишь больше в нем погрязнув. Никогда нельзя недооценивать опасность, скрывающуюся за влечением Обливиона.
***
Я помню, как мы провожали последний год Третьей эры. Несмотря на растущую угрозу, верховный канцлер повелел — празднику быть. После дела по «Черному лесу» мы с Боронет вновь сошлись, и встречались каждые выходные в Портовом районе. Вот и тогда я пришел в наш домик вечером в сандас, чтобы на следующий день встретить вместе с ней праздник Старой жизни. По имперскому обычаю он следует бок о бок с Сатуралиями (по нашему — Праздником новой жизни).
В тот день на улицах Имперского города стоял морозец, а мы неспешно прогуливались по Храмовому району. Я надел красный камзол на изумрудную тунику и панталоны, довершив наряд вышитыми золотом багряными туфлями, а моя возлюбленная облачила себя в синее бархатное платье, скроенное золотыми нитями. Вместе мы смотрелись прекрасно, как прибывшая с Островов благородная эльфийская чета. Я ценил эти мгновения покоя, когда мы могли гулять и наслаждаться обществом друг друга.
К полудню в храме Единого началась праздничная служба. Мы подоспели к самому началу и стали свидетелями, как приходили и уходили людские массы, каждый из которых просил благословения на будущий год. Боронет воздержалась от участия в молитве, будучи поклонницей Бога Охотника. Я же упросил Акатоша не судить меня строго, если колесо вдруг повернется вспять. Ибо верил, что помогаю, что совершаю важные, благие дела, вношу свой вклад в общее наследие, несмотря на проступки тут и там.
Я помню, в тот день в сердцах множества людей, меров и зверолюдов, независимо от их собственных разногласий, мечт, планов на будущее, было одно общее побуждение — мольба Акатошу уберечь нас, защитить и поскорее закончить тот ужас, что принес Мерунес Дагон.
После службы мы посетили дом Умбакано, с которым поддерживали общение и иногда виделись. Его дом находился на Талос Плаза и представлял большой, но скупо обставленный особняк с кучей прислуг и охраны. Единственное, что в его особняке могло привлечь внимание, так это его комната, стеллажи которой были заботливо обставлены айлейдскими статуями, драгоценностями и прочими реликвиями. В тот день мы беседовали о поисках Высокого собора. Умбакано был заметно старше меня, но мы оба разделяли тягу к альдмерскому прошлому. Я всегда пытался дополнить историческое полотно; он же хоть и руководствовался более материальными интересами, все же был самой известной в Империи личностью, что активно потворствовала изучению айлейдов.
Попрощавшись с Умбакано, мы отправились на арену смотреть праздничные игры. В тот вечер бились отобранные для праздника гладиаторы. Это был прекрасный, по-театральному поставленный бой, словно бы это сошлись насмерть не полуобнаженные имперец с бретонкой, а сами Тринимак и Боэтия. Они двигались в такой прекрасной грации, что мне даже захотелось выступить самому там внизу. Боронет была восхищена — прирожденная охотница, она всегда увлекалась спортивным азартом. Мне было приятно понять, как в тот момент она наконец обрела в Имперском городе что-то, что было бы близко ей по духу.
После игр мы отправились на прогулку по Эльфийским садам — по иронии, я наиболее редко посещал этот край. Уже ближе к концу дня мы с Боронет забрались повыше на мостик, взглянуть на ночное небо, словно в ожидании какого-то знака. И в самом деле — ночью, когда настало первое число Утренней звезды, поднялась гроза.
Совсем уже скоро наступает День молитвы северному ветру, один из обычаев, привнесенный в тамриэльскую культуру нордами, а затем укоренившийся благодаря имперцам. А потом подоспеет Праздник новой жизни. Пока мы еще не отплыли настолько далеко от Алинора, чтобы климат как-либо напоминал нам о конце года.
Начало нового года я, скорее всего, так и встречу на борту «Кейамарота». Отдыхая днем на палубе и наслаждаясь женьшеневым чаем, убывающей теплотой солнца вместе с видом убывающего Алинора на горизонте. Постепенно мир снаружи снова начинает интересовать меня. Нельзя сказать, что экипаж «Кейамарота» — особенно приятные люди, но главное, что они четко слушаются указаний. Большую часть моей свиты составляют знакомые лица, однако иногда мне кажется, что за мной наблюдают. Меня озадачило присутствие писаря на борту — я практически никогда не пользуюсь их услугами. Писарь — юнец с такими же как у меня темными волосами, особо не мешает, но часто что-то записывает, как ни попадется мне на глаза. Вы ведь очень хотите знать, куда я направляюсь, не так ли?
Я же более не хочу забивать голову неприятными мелочами, тем более в канун праздника. Мой сон налаживается под действием зелья, хотя чувство утренней бодрости так и не торопится меня навестить. Несколько дней, проведенные без записей, развили во мне беспокойство и неусидчивость, и я думаю, абстиненция здесь ни при чем. Я не хочу рассказывать о темных временах вторжения Мерунеса. Об этих днях уже многое сказано и написано, но я избегаю записей вовсе не по этой причине. Такое явление, как Обливион, находится вне моего понимания. Можно считать, что понимаешь его, на самом деле лишь больше в нем погрязнув. Никогда нельзя недооценивать опасность, скрывающуюся за влечением Обливиона.
***
Я помню, как мы провожали последний год Третьей эры. Несмотря на растущую угрозу, верховный канцлер повелел — празднику быть. После дела по «Черному лесу» мы с Боронет вновь сошлись, и встречались каждые выходные в Портовом районе. Вот и тогда я пришел в наш домик вечером в сандас, чтобы на следующий день встретить вместе с ней праздник Старой жизни. По имперскому обычаю он следует бок о бок с Сатуралиями (по нашему — Праздником новой жизни).
В тот день на улицах Имперского города стоял морозец, а мы неспешно прогуливались по Храмовому району. Я надел красный камзол на изумрудную тунику и панталоны, довершив наряд вышитыми золотом багряными туфлями, а моя возлюбленная облачила себя в синее бархатное платье, скроенное золотыми нитями. Вместе мы смотрелись прекрасно, как прибывшая с Островов благородная эльфийская чета. Я ценил эти мгновения покоя, когда мы могли гулять и наслаждаться обществом друг друга.
К полудню в храме Единого началась праздничная служба. Мы подоспели к самому началу и стали свидетелями, как приходили и уходили людские массы, каждый из которых просил благословения на будущий год. Боронет воздержалась от участия в молитве, будучи поклонницей Бога Охотника. Я же упросил Акатоша не судить меня строго, если колесо вдруг повернется вспять. Ибо верил, что помогаю, что совершаю важные, благие дела, вношу свой вклад в общее наследие, несмотря на проступки тут и там.
Я помню, в тот день в сердцах множества людей, меров и зверолюдов, независимо от их собственных разногласий, мечт, планов на будущее, было одно общее побуждение — мольба Акатошу уберечь нас, защитить и поскорее закончить тот ужас, что принес Мерунес Дагон.
После службы мы посетили дом Умбакано, с которым поддерживали общение и иногда виделись. Его дом находился на Талос Плаза и представлял большой, но скупо обставленный особняк с кучей прислуг и охраны. Единственное, что в его особняке могло привлечь внимание, так это его комната, стеллажи которой были заботливо обставлены айлейдскими статуями, драгоценностями и прочими реликвиями. В тот день мы беседовали о поисках Высокого собора. Умбакано был заметно старше меня, но мы оба разделяли тягу к альдмерскому прошлому. Я всегда пытался дополнить историческое полотно; он же хоть и руководствовался более материальными интересами, все же был самой известной в Империи личностью, что активно потворствовала изучению айлейдов.
Попрощавшись с Умбакано, мы отправились на арену смотреть праздничные игры. В тот вечер бились отобранные для праздника гладиаторы. Это был прекрасный, по-театральному поставленный бой, словно бы это сошлись насмерть не полуобнаженные имперец с бретонкой, а сами Тринимак и Боэтия. Они двигались в такой прекрасной грации, что мне даже захотелось выступить самому там внизу. Боронет была восхищена — прирожденная охотница, она всегда увлекалась спортивным азартом. Мне было приятно понять, как в тот момент она наконец обрела в Имперском городе что-то, что было бы близко ей по духу.
После игр мы отправились на прогулку по Эльфийским садам — по иронии, я наиболее редко посещал этот край. Уже ближе к концу дня мы с Боронет забрались повыше на мостик, взглянуть на ночное небо, словно в ожидании какого-то знака. И в самом деле — ночью, когда настало первое число Утренней звезды, поднялась гроза.