Хочешь, я расскажу тебе историю?
Имя: Алехандро Астурия
Прозвища: Азар, Азарола, Лис, Сказитель.
Концепт: странствующий сказитель/дервиш.
Год становления: 1875, 11-ое поколение.
Видимый возраст: около тридцати.
Путь Просветления: Дикое Сердце.
Достоинства/недостатки:
Анарх:
Бонус +1 к Харизме при общении с Анархами;
Штраф -1 к Харизме при общении с Шабашем и Камарильей.
Диаблери:
Возможность выбрать на старте любую неклановую дисциплину.
Штраф -2 к Харизме при общении с Анархами и Камарильей при выявлении проступка.
Атрибуты и навыки:
Навыки(17)
Сила – 3
Ловкость – 1
Выносливость – 1
Воля – 3
Харизма – 3
Проницательность – 2
Оккультизм – 1
Дисциплины(13)
Анимализм – 1
Стойкость – 1
Присутствие – 2(2 опыта потрачено)
Превращение – 4 -> Облик зверя: огромный черно-рыжий лис вот такого окраса +3 Силы
Натура: Авантюрист
Маска: Одиночка
Секта: экс-Камарилья, в настоящее время — анарх.
Причина попадания в Красный Список: многократное попрание Традиций Камарильи, однократное диаблери (собственного Сира), совершенное задолго до наступления Последних Ночей и выхода клана Гангрел из состава Камарильи, распространение грязных секретов Камарильи, порой придуманных, а порой и не совсем.
Клан, назначивший награду: Вентру, по причине озабоченности «историями» искомого субъекта, в которых Камарилья выставлена не в лучшем свете.
Настощее местонахождение: после многих лет не-жизни, проведенных в Новом Свете, вернулся в Европу в попытках скрыться от преследования аласторами.
Ты хочешь, чтоб я рассказал тебе историю? Что ж, присаживайся, она будет долгой. Прости, камин я зажечь не могу. Почему? Нет, я люблю огонь! Но знаешь, то, что мы любим, порой бывает слишком губительно для нас, но... это уже совсем другая история. Так какую ты хочешь услышать — про любовь или смерть? Про предательство? Про кровную вражду, сломанные судьбы или, быть может, про бесстрашие обреченных? Что? Почему у меня такие большие..клыки? Об этом я расскажу тебе в другой...в другой раз, хорошая моя. Иди ко мне, вот сюда, прямо на колени. Иди. Садись и обними меня, обними меня так крепко, как только можешь и я начну.
Испания? Да, это родина корриды и конкистадоров, ты совершенно права. И моя, по совместительству, в которой я волею судеб появился на свет и в которой прожил ровно двадцать лет. А на двадцать первом году...со мной случилось то, что заставило меня покинуть родину и отправиться в Новый Свет. Почему? Ну, первую скрипку в оркестре моего спешного отбытия сыграл тот факт, что мне пришлось...или, скажем так, меня вынудили. Вынудили темные, непросвещенные и отсталые люди, в душе которых не было места ничему, кроме страха, страха за свои жалкие жизни. Они донесли на меня, обвинив в том, чего я, как ты уже,возможно, догадалась, не совершал. Времена были темные, времена мятежей и восстаний, времена смерти, без разбора косившей и молодых и старых, и правых и виноватых, так что мне попросту не оставили иного выбора, кроме как оставить позади лучезарную Испанию. Я исполнился решимости бежать в Штаты, в страну, о которой я в то время слышал столь много лестного и считал чем-то вроде Эльдорадо, страны чудес наполовину с обетованным Эдемом, раем на земле, но реальность, как водится, оказалась несколько более суровой и быстро привела меня в чувство. Я не встретил здесь ничего из того, о чем слышал, кроме, пожалуй, одного — я действительно оказался в стране, свободной от предрассудков, ну или почти свободной. Свобода...о, как часто, будучи здесь, я слышал это слово...едва ли не чаще, чем слова американская мечта...и знаешь, ваша хваленая свобода вкупе с мечтой, про которую вы забыли, несколько поистрепалась за все эти годы, но по-прежнему манит свободолюбцев и мечтателей всех мастей и расцветок. Но я отвлекся, прости…
Она встретилась мне в Альмерии, хотя сейчас я понимаю, что это я встретился ей. Что, на самом деле, вряд ли так уж важно… Итак, я был юн, пьян и в силу этих двух причин отчаянно смел и безудержно весел, и я блуждал по лесу, в котором заплутал, выйдя на прогулку. Порт, из которого я должен был отплыть, остался далеко позади, так что чем больше я трезвел, тем сильнее веселость сменялась унынием и отчаянием от осознания того, что все мои товарищи уже, должно быть, уплыли, оставив меня одного. Но тут появилась она… О, должен тебе сказать, что она была прекрасна. В ней не было спокойной нежности, лоск цивилизации тоже был ей чужд, вместо этого она была красива той дикой красотой, о которой не слагают песен и которую не принято боготворить, ибо эта красота запретна. Хищная и грациозная, по-лисьему изящная и такая же огненно-рыжая, она обняла меня за плечи и прошептала в самое ухо "Беги, беги так быстро, как только можешь..." И знаешь, я побежал, потому что было в ее голосе...и в ней самой нечто такое, от чего мной овладели одновременно гнетущий волю страх и величайшее на свете блаженство. Я бежал, бежал так быстро, как только мог, но очень скоро она догнала меня, и в тот самый миг я понял, что желал именно этого. Желал ее клыков в своей плоти. Желал, чтобы она выпила всю мою кровь, выпила до донышка и она исполнила это мое желание. И в тот миг, когда я подумал, что сейчас она поглотит саму мою душу, она остановилась и я...умер.
Дверь закрыта, не пытайся бежать. Я пробовал, но ни тебе от меня, ни мне от них — не скрыться, ведь нас настигают не преследователи или неблагожелатели, нас настигает наш страх. Он делает нас слабыми, он делает нас смертельно слабыми, поэтому…не бойся, прошу тебя. Я боялся многих вещей, вначале это была смерть, а после — страх оступиться, страх нарушить Традиции, страх разочаровать Сира, страх, страх, страх… И я оступился. Я нарушил Маскарад, вначале полный робости и смятения, но преисполняющийся уверенности и дерзости с каждым следующим разом. Я диаблеризовал своего Сира, и это не было прихотью — всего лишь вопросом выживания, не более того, ведь она, прежде мною боготворимая, собиралась предать меня праведному, по ее мнению, суду. Я стал изгоем, на которого открыли Охоту, я стал извергом. Я перестал служить, и теперь, всякий раз оглядываясь, я вижу их тени, тени, что идут за мной неотступно, незримые до поры, тени, от которых я вынужден бежать… Но знаешь, страх, который я испытывал прежде, пресмыкающийся, беспомощный и рабский, уступил место чистому, незамутненному иснтинкту выживания, наполняющему меня решимостью и азартом. Да, временами я по-прежнему его испытываю, ведь такова одна из основ существования любого вида и уж тем более любого хищника — инстинкт самосохранения помогает нам выжить.
Нет, любовь моя, я не человек, я зверь гораздо худший. А теперь подставь-ка мне свою шею…