Ковать оружие было куда приятнее, чем бессмысленные украшения для газонов или кровель.
Разумеется, он и не думал роптать на судьбу, столь редко подсовывающую стоящие поручения, неизменно сопровождающиеся довольно щедрой оплатой; так уж сложилось, что заказчиками являлись вполне состоятельные люди, способные позволить себе очередной каприз и приобрести дорогостоящее «украшение». Каминные решётки, кованые цветы и насекомые, «лесенки» для садового плюща, даже коньки – несущественно. Цена не имела значения, лишь мастерство, и уж его-то он и мог обеспечить. Хорошего металлурга-кузнеца в этих краях ещё поди, сыщи.
Как правило, такие заказы были проще даже поручений, выдаваемым на его родине подмастерьям: булатные ножи, кинжалы из воронёной стали и, как выражались время от времени не самые близкие к оружейному делу заказчики, «декоративное оружие». Сабли, рапиры, катаны; всё то, что по мнению клиентов красиво смотрелось в подставке из красного дерева над камином. Мало кто понимал, что оружие просто не могло быть «декоративным».
Реставраторы понимали – с ними ему неизменно удавалось найти общий язык, пусть даже заказы попадались трудоёмкие. В этом тоже было своё очарование.
— Я действительно полагал, что смотреть на твою работу – куда занимательнее! — раздался за его спиной недовольный мужской голос. Его обладателю, судя по интонации, давно опротивело разглядывать инструменты кузнеца и теперь он ожидал хлеба или зрелищ.
Ну что же, он обратился совершенно не по адресу.
Харальд тихонько хмыкнул, не открывая взора от зажатого в его щипцах будущего цельнокованого ножа. Серые глаза неотрывно следили за накаляющимся металлом, ожидая нужного момента. Это зрелище всегда невольно завораживало тех, кто оказывался свидетелем его работы — раскалённая сталь, невольно напоминающая цветом само солнце.
Ему было не до этого; в такие моменты он слишком усердно размышлял над тем, как сделать оружие ещё действеннее. Следовало задуматься над предназначением заготовки в его руках, над тем, какую цель она будет исполнять. Небольшие зазубрины вдоль лезвия делали ножи более летальными и куда более угрожающими, чем заслужили искреннюю любовь среди коллекционеров. Маленькие, компактные кинжалы ценились за лёгкий вес, в то время историческим реконструкторам только и подавай, что пятидесяти килограммовые палаши аль клейморы.
Смастерить заказанное орудие максимально действенным. Может, в нём говорил лишь безотчётный долг или гордыня кузнеца, но что-то в этом было. Наверное, то же самое, что завораживало других в раскалённом металле.
— Типичное заблуждение. Многие мои знакомые совершенно серьёзно считают, что и вскрывать трупы может быть интересно, — хрипло бросил он, неспешно загибая хвостовик ножа.
—…Ты и твои знакомые меня беспокоят, — с натянутым смехом осведомил его прежний голос, на этот раз – в значительной близости от его спины.
По лбу мастера стекла капелька пота; светлые волосы человека были заметны даже из-под незамысловатой банданы, которую он надевал при каждом приближении к верстакам или горну. Обычно кузнецу было несложно работать в чужом присутствии, но его нынешний собеседник породил новый смысл слова «раздражение». Перебирать инструменты на верстаках и разглядывать окалины на наковальне одно, но совать нос в горнило?
Ему поистине недостаточно за это платят.
— Слушай, я тут думал… Ты вообще куда-нибудь на День Основания собираешься? — неожиданно поинтересовался его знакомый, подавшись вперёд и со чудным, словно опасливым выражением разглядывая зажатую в щипцах Харальда заготовку, уже почти полностью принявшую вид ножа.
Мертвенно-бледный – что твоя смерть. Наверное, всё рыжие такие. Как там его величать, Джонатан?
— «Куда-нибудь»? Если собираешься что-то сказать, говори.
Молодой мужчина неуверенно нахмурился и скрестил руки на груди.
— Знаешь, необязательно сидеть в своей берлоге отшельником. Это праздник, приятель! Можно и повеселиться, расслабиться, влиться, так сказать, в общество…
«Да быстрее ад льдом скуётся».
— Не думаю, — коротко бросил Харальд, окинув выкованный нож странным взглядом, в котором в одинаковой пропорции переплетались скептицизм и удовлетворение. — Я рассчитывал уехать из города за металлом. Здесь ничего ладного днём с огнём не отыщешь.
Хороший вышел нож. Нужно сделать для него удобную рукоять.
— В праздник? — недоверчиво спросил Джонатан, изогнув бровь. — Все будут веселиться и гулять, а ты – трястись в своём старом пикапе? Даже я в этот день пошлю всё трупы к чертям собачьим! Ты вообще человек, дружище?
В ответ на это заявление он лишь пожал плечами. А что на это скажешь? «Когда я проверял в последний раз, да»?
В принципе, что это за вопрос?
— В общем, всё. Отговорки не принимаются — в этот день ты будешь гулять вместе с нами, — решительно заявил Джонатан, забавно шарахнувшись в сторону когда Харальд опустил зашипевший как сотня змей нож в бак с водой. — Тебе нужна твоя порция социализации, приятель!
Кузнец со понимающей усмешкой прикрыл глаза и покачал головой. Джонатан, в целом, был славным парнем — только слишком уж много и с явной охотой трепал языком. Он вряд ли поймёт, но этого от него и не требовалось; всё равно, получив свой нож, мужчина с облегчением вылетит из душной кузницы и, бросив на прощание что-нибудь ободряющее, поспешит к своей семье, оставив Ларсена в привычном ему покое.
И сам Харальд не желал бы никакого иного исхода.
Тема закрыта
Поэтому поводите Филю за собой на поводочке, если надо будет 
