[Leo-ranger]

Список приключенцев:
Альгисиль Эльди
Итаниэль Лориас
Астарот Лориас
Анафема
Анастейша Блэкхолл
Влад Дракула
Эредвар Штормвинд
О'Чар
Баро Гринмур
Фольстер Готмольд
Ребус
Моргулис Драконис
Мойше

 

Силы света 865/135 Силы Тьмы

[Фели]

Epilogue of Albadin and Baro, sort of.

 

 

Действия смутившегося и виновато переминающегося с одной когтистой ноги на другую Ионы, который не имел ни малейшего понятия о столь деликатном аспекте социальной жизни как «искусство», можно было с лёгким сердцем запечатлеть в виде гравюры «вендиго и сатир», которую вне всяческих сомнений могли бы повесить где-нибудь в музее сто: он потерянно нарезал вокруг погрузившегося в самую суть мелодии Гамбита круги, то и дело бросая на него подозрительные взгляды с недоумевающим клёкотом. Прошло некоторое время, прежде чем рыжепёрый юноша сумел совладать с растерянностью и смущением; забавно раскопав себе местечко почти вплотную к Гамбиту, он присел на корточки и со вздохом нахохлился, прикрыв глаза, сияющие в полумраке девственных лесов словно два сапфира. Для этого подозрительного и социально неловкого птенца столь лёгкое и незамысловатое общение в столь экстравагантной манере было в диковинку: Ионе сложно было признать, что гораздо, гораздо проще ему было реагировать на неприкрытую агрессию и враждебность. С нею он точно знал, каким образом реагировать и поступать.

 
Такое времяпрепровождение было за границами его обыкновенной рутины, зоны... комфорта. Но с каждой секундой вдумчивого прослушивания виртуозной музыки Гамбита он постепенно расслаблял напряженные мышцы и приспускал приподнятые пёрышки; вскоре Иона и вовсе принялся едва заметно покачиваться из стороны в сторону, словно пьяный; музыкой ли, или просто свежим и прохладным воздухом, сатиру было невдомёк. Он расслабился впервые за всю их прогулку и, говоря откровенно, Иона в своём блаженном умиротворении нравился своему собеседнику куда больше вечно подозрительного и вздрагивающего от каждого шороха Ионы.

 
Когти последнего слишком уж настораживали, в то время как когти первого казались просто идеальны для вскрытия консервных бомбочек.

 

Хруст веточек и шелест влажной листвы, молчание птах и вездесущих сверчков — вряд ли птенец даже замечал такие незначительные изменения в окружившем его со всех сторон вечно живом, подвижном мире. Но взгляд Гамбита потяжелел, а мелодия плавно сошла на нет. Приобняв расслабленного спутника за пернатые плечи, сатир напряжённо всматривался в неподвижный строй тёмных древесных силуэтов.

 
— Он со мной, — вдруг уверенно и громко выкрикнул Гамбит, обращаясь к незримому для сапфировых глаз птенца собеседнику.

 
— Он несёт заразу. Хочешь, чтобы Тьма снова отравила этот лес? Снова поразила разум Старейшего? — одновременно отовсюду полился тихий мелодичный голос, который мог принадлежать только менестрелю-юноше. Приступ паранойи сжал в своих ледяных когтях сердце Ионы — напрягшемуся птенцу теперь казалось, что буквально из-за каждой ветки в него целят блестящие в свете луны наконечники стрел, или столь же разящие боевые заклинания. Однако Гамбит мягко пресёк попытки вендиго подняться, по-прежнему крепко удерживая пернатого друга за плечи.

 
— Уходи, Авгур. Это создание не причинит вреда ни лесу, ни нашим собратьям. В скором времени он с товарищами покинет наш… твой дом, — в спокойном и почтительном голосе сатира прорезались язвительные нотки. Самую малость, но заметить ложку дёгтя в плавной речи фавна не составило труда даже для асоциального птенца.

 
— Земля кричит всякий раз, когда его пропитанные скверной когти вспарывают дёрн, когда кровь его жертв впитывается в плоть нашей прародительницы. Камни поют мне о единственном лекарстве, способном убрать этот гнойник с тела леса, — густые тени в дальнем конце берега расступились, выпуская вперёд невысокую фигурку. Прищурив зоркие глаза, Иона без труда разглядел поджарого юношу, мохнатые ноги которого оканчивались копытами, а вокруг шеи был намотан коричневый платок. Выглядел незнакомец очень молодо, если не сказать — тщедушно. Тёмно-оливковая кожа резко контрастировала с абсолютно белыми волосами, которые взлохмаченным гнездом венчали голову. И вверх из этого «гнезда» торчали два тонких длинных рога, блестящих и похожих на осколки обсидиана.

 
Неумолимо приближаясь, сатир небрежно крутил в пальцах короткую и толстую флейту, а от каждого его шага ощутимо вздрагивала земля. На несколько мгновений Ионе показалось, что почва вокруг незнакомца кипит — но, на самом деле, рыхлый лесной грунт просто выталкивал на поверхность осколки гранита, которые мокрицами ползли к беловолосому и резво забирались на его тело, постепенно образуя вокруг лесного мага настоящую каменную броню.

 
— Авгур, нет нужды! Прошу тебя, остановись! — заметно встревоженный Гамбит вскочил на ноги и, каким-то неуловимым жестом огладив перья на плечах спутника, заслонил собой Иону. — Певец Камней, ты же лучше остальных сатиров знаешь, как важно сохранять спокойствие и не дурить сгоряча!

 
— Именно ясный разум говорит мне, что прислужники Тьмы должны навсегда забыть дорогу в наш священный лес. Ты слишком долго путешествовал в сомнительной компании, юный Ферокс, и перестал отличать зло от добра. Слишком мягкий, слишком доверчивый… почти как мой старший брат, Латраксиэль. Вам обоим пошла бы на пользу каменная воля, — уже с ног до лица закованный в гранитный панцирь, Авгур вытянул руку и разжал пальцы, отчего его флейта просто осталась висеть в воздухе. Со всех сторон к ней катились маленькие острые камушки, которые подскакивали вверх и липли сначала к древку, затем — друг к другу. Прошло совсем немного времени, прежде чем деревянная флейта превратилась в мощную гранитную косу, которую Певец Камней безо всяких физических усилий взял в руки. Намерения у древнего сатира были самые решительные.

 

 

— Я задержу его. Пожалуйста, беги отсюда, — взволнованно прохрипел Гамбит, пятясь назад к Ионе. — И… прости, что втянул тебя. Мой народ обычно дружелюбнее, но…

 
Договорить Ферокс не успел: вспоров загудевший от размаха воздух, Авгур опустил косу на землю, ударяя в почву клювом острия — и краткая тектоническая судорога устремилась к застывшим нарушителям. Гамбит едва успел скрестить руки перед грудью, возводя радужный барьер, как несколько длинных каменных копий взорвали почву и ударили в козлонога. Радужная призма, больше похожая на огромный мыльный пузырь, прогнулась внутрь и отшвырнула своего создателя назад. Кубарем прокатившись по листве, Гамбит попытался встать, но его тело быстро обвивали толстые корни, готовые утянуть бунтаря в чёрную земляную могилу.

 

От силы удара в мохнатых ушах сатира драматичным колоколом звенело нечто, отдалённо напоминавшее похоронный марш Сатанинской ещё империи; нечто величественное и дезориентирующее одновременно, укрывающее взор пеленой мутной, белесой плёнки; изумрудные листья в кронах прекрасных деревьев леса Света и Тьмы диковинным образом сливались и одновременно становились чётче, создавая размытые контуры из мучительно знакомых силуэтов и сцен. Покрытые влажным, рассыпчатым чернозёмом корни, обвившие его предплечья и пояс с ворчливым шорохом разрывали и рыхлили почву, дабы облегчить себе задачу по его погребению. Сказать, что он морально болел за их успех, было по меньшей мере затруднительно. Не так затруднительно, как не заорать от великого множества кратких вспышек острой боли, слившихся в одну монотонную агонию пронзивших его тело шипов в тех местах, где ворчливые корни деревьев врезались в кожу и шерсть. Изумрудным контурам пришла на смену тень, заслонившая собой почти весь его обзор. У почти дезориентированного сатира искры из глаз посыпались, когда он резко замотал головой с позолоченными рогами; по рукам и животу стекли струйки чего-то очень тёплого. Корни, гневно зашевелившись и прежде голодной собакой вгрызавшиеся в запястья и локти, как-то обмякли и остановились на полпути; они всё ещё двигались и обездвиживали, но, кажется, приняли какой-то одним лишь им понятный намёк, прекратили зарывать мотающего головой и от этого страдающего лишь больше Гамбита даже глубже.

 
Из-за колокольного звона в ушах он не слышал ни криков, ни шороха осыпаемых камней и металлического звона. Тень перед глазами резко исчезла; это был... Иона? Он же должен был убежать!

Схватившись за залитое кровью плечо, щедро утыканное металлическими осколками словно подушечка для иголок, рыжий вендиго с тяжело вздымавшейся грудью пригнулся к земле, пытаясь одновременно уследить за пропахивающими её скалистыми клыками и надвигающимся Авгуром, извлёкшим лезвие косы из податливой, услужливой земли. Не похоже, что он намеревался следовать, несомненно, мудрому совету Ферокса. Древний сатир чувствовал, что его противник не был сильнее, по крайней мере в магическом отношении, но окутавшее того мантией беспросветного мрака облако скверны не позволили Авгуру потерять осторожность. Пернатая тварь легко отскочила с линии огня града каменных осколков пополам с щебнем так, словно она сумела разглядеть и упредить их по траектории ещё до того, как он вообще отправил их в полет; кувыркнувшись по примятому, изрезанному последовавшими по его пятам каменными когтями островку клевера, существо ловко взбежало по стволу дерева, исцарапав ствол своими когтями. Но, вопреки опасениям сатира, отродье не пыталось спрятаться: согнув нечеловеческие ноги в коленях, существо беззвучно оттолкнулось от ствола и с ловким сальто приземлилось на усыпанную каменной крошкой лесную подстилку.

 

—…устал.

 
Сатир не сумел удержаться и насмешливо приподнял бровь. Это что, была наглая просьба о передышке? Пропахший скверной словно раффлезия — тухлым мясом, рыжепёрый юнец схватился за особенно крупный осколок в своём плече и, порывисто вздохнув, с чавкающим звуком вырвал его из своей плоти. Как и следовало ожидать: кровь, маслянисто-чёрная и переливающаяся радугой, словно брюшки навозных мух, полилась вслед за своей красной товаркой. Сжавший косу в руках Певец Камней не мог видеть глаз отродья, которое пытался защитить его заплутавший собрат, из-за скверно обрезанных волос первого, в которых можно было даже, приглядевшись, обнаружить чёрные перья. Странно — вроде как их там раньше не было…

 
—…как же я устал.

 
Когда Авгур заметил, что оперение осквернённого начинает неумолимо темнеть, начиная с изначально чёрных кончиков длинных перьев на сгибе локтей, он атаковал со всем, что было в его распоряжении. Он не был глупцом, и он понял, что произойдёт дальше, попытавшись уничтожить мерзкое отродье прежде, чем это произойдёт: земля закричала в агонии, когда блестящие, похожие на отполированный обсидиан когти, уже покрытые древесным соком и самую малость окроплённые кровью сатира, вонзились в её тело.

 
Вендиго резко пригнулся и подпрыгнул в тот самый момент, когда острый каменный шпиль должен был создать ему новый хребет: под темнеющей кожей ожившими змеями шевелились мышцы и плоть. До вернувшего ориентацию в пространстве Ферокса с чувством пробежавшего по коже холодка донёсся хруст ломающихся костей и треск рвущейся плоти. В этой недокопанной могиле-яме и будучи повязанным по рукам и ногам, он мог лишь брыкаться в своей бесплодной попытке вырваться на свободу и вмешаться во… что бы там не происходило. Тем временем на его нос, сорвавшись со своего истерзанного когтями Ионы дерева, с печальным шелестом приземлился нефритовый листочек с почти незримыми прожилками.

 
Донёсшиеся до его ушей лязг металла и нечеловеческий визг говорили Гамбиту о происходящем красноречивее всяких слов.

 

 

Он устал.

 
Противник, несмотря на громоздкого вида броню, казался вполне себе подвижным; он сумел скоординировать свои действия и изменить тактику теперь, когда Иона почти наполовину изменился. Но юноша чувствовал, чувствовал закипающую ярость и гнев за этим непроницаемым лицом, кожей и плотью ощущал брезгливое отвращение, видел выражение, с которым смотрят на мёртвую змею. Плечо Ионы с хрустом извернулось под немыслимым углом, когда полые кости руки перестраивались так, чтобы освободить место для гниющих крыльев. Одинокое чёрное перо, отсоединившись от общей массы, слетело на вмиг увядшие и осыпавшиеся бурой пылью листья кустарника, придавленного каменным шпилем, на острие которого он теперь восседал сгорбившейся горгульей, угрожающе размахивая из стороны в сторону появившимся длинным хвостом с длинными, жёсткими перьями на самом конце.

 
Это действительно утомляло. Те сказки, которые ему скармливал Баро и которые поведал отведавший милости собственного «собрата» Гамбит, никак не изменили ни мир, ни его самого: сделали наивнее и слабее, быть может? Иона с гортанным, птичьим клёкотом протянул руку с обсидиановыми когтями и, схватившись за шарфик сатира, стиснул ткань. В этот раз проклятье не было незваным гостем, он сам призвал его на выручку, как многие разы до этого. Птенец не желал думать о том, что он в самом деле призывал эту тьму и принимал её с распростёртыми объятьями: в своем восприятии Иона был лишь котлом с застывшей плёнкой жира, который расплавится даже при незначительном повышении температуры. Кто сотворил его таким, за какие прегрешения? Но имеет ли это значение, будет откровенны, если все эти люди упрямо пытаются окунуть руку в бурлящий и брызжущий ненавистью котел?

 
Они хотели обжечься? Это значило, что все их жизни закончатся в аду. Ему захотелось смеяться.

 

Иона, на долю секунды поколебавшись, решительно сорвал со своей шеи шарф Гамбита и, протянув руку в сторону, разжал ладонь. Донёсшиеся до ушей Гамбита лязг металла и нечеловеческий визг раздались прежде, чем мягкая ткань коснулась земли. Иона делал единственное, чему его научили окружающие, и это определённо было не чтение или чистописание. Право, о каком чистописании можно говорить с такими когтями? Но, поскольку именно этому его и учили, всего остального опальный вендиго не знал совершенно. К примеру, он не знал того, что искусство побеждает грубую и бездумную силу в большинстве закреплённых в истории случаев.

 

— Мерзость! — прямо на траву сплюнул Авгур, улучив краткий миг отдыха от непрерывных атак вендиго. Что показательно, сатир сплюнул не кровь, а земляную пыль, словно его внутренности напоминали потрескавшиеся глиняные тары.

 

Бойцом он был откровенно неумелым, и в этом сражении поддерживала его лишь только магия. Худые смуглые руки вновь возвели к небесам косу и начали её вращать по кругу, заключая лесного стража в кокон из смертоносной стали. Вместе с тем речушка в глубине обрыва закипела, и в следующий миг прямо со дна стала подниматься шрапнель из мокрой, блестящей гальки.

 
— Прячь… ся, — сипло прохрипел Гамбит со дна котлована, но птенец и сам уж догадался, что выстоять под градом маленьких, острых камней он не сумеет. С пронзительным свистом галька пробивала воздух, сворой безумных пчёл стараясь ужалить оперённого монстра, который с пронзительным клёкотом тут скрылся за деревьями. Кора их в тот же миг разлеталась щепками — настолько неистовым был камнепад. Будь на месте коры, к примеру, плоть…

 

Гамбит тем временем зачем-то надул щёки, глотнув побольше воздуха, и начал… надуваться, приобретая всё больше общих черт с прозрачным мыльным пузырём. Корни сдавили раздутого пленника, и он в тот же момент с тихим и чуть насмешливым перезвоном лопнул. Взорвался, совсем как консерва.

 
Иллюзия.

 
— Ах ты, крендель недоделанный, — короткий палец бесцеремонно ткнул Певца Камней в плечо. Тот с изумлённым видом повернулся, и возникший ниоткуда Ферокс с замахом ударил собрата дудкой по лицу. Дудкой.

 

Казалось бы, какой нелепый жест. И это — бой? И это — неистовое сражение? Но дудка, очевидно, оказалась не простой — переломившись пополам при ударе, деликатный инструмент взорвался вспышкой тёплого, голубого света, вспышкой, которая отбросила обоих фавнов в разные края береговой полосы, словно разнимающая двух дерущихся сыновей мать. Гамбит тихонько застонал, потирая ушибленную о древесный ствол макушку. Авгуру наверняка пришлось ещё не легче — от взорванного перед лицом огнешара не спасёт и гранитное забрало, правда ведь?

 
Иона осторожно выбрался из укрытия и, припав почти вплотную к земле, начал приближаться к завесе сизого дымка, под вуалью которой замер поверженный Певец Камней. Чёрные крылья несколько раз натужно взмахнули, отгоняя дымные струи прочь. Верная коса Авгура лежала далеко и вряд ли могла ему сейчас помочь. Лицо же фавна… оно незамедлительно приковало всё внимание вендиго.

 
Ни ран, ни шрамов. Только трещины, словно у расколотой обсидиановой статуэтки, на месте левого глаза которой неспешно осыпался и крошился настоящий изумруд.

 
Певец Камней и сам был настоящим големом. Заклекотав, Иона ринулся вперёд для добивающего удара. Бесчестно? Но ведь птенца самого заманили сюда! Напали, презрев все негласные законы гостеприимства, так что пусть этот дряной сатир возвращается к своим богам, кем бы они ни были! Создатели, Праматери, Гостей Истязатели…

 
Как и ожидалось, чёрные когти лишь высекли искры из кожи Авгура, которая теперь была прочнее монолита. Уцелевший глаз сатира дёрнулся в глазнице, со скрытым торжеством взирая на кровожадного птенца. Что-то пронзительно хрустнуло, и запоздалый крик Ферокса утонул в звенящей тишине. Вздрогнув всем телом, вендиго опустил маслянисто поблёскивающие глаза — и увидел огромный каменный осколок, торчащий из своей груди. Латы Авгура буквально ожили и сложились в длинный шип, пронзивший вендиго как бабочку. И ладно бы пронзивший — от физических увечий Иона мог оправиться. Но чёрная кровь густела, плоть осквернённого птенца твердела, покрываясь похожими на черепаший панцирь наростами. Ужасная мысль клюнула разум вендиго: он сам превращался в камень.

 
— Одним прислужником Тьмы меньше. Матушка… ты мной довольна? — скосив единственный уцелевший глаз на землю, хрипло спросил Авгур, отхаркивая комья влажного чернозёма. Но Праматерь не успела ему ответить, а камни — нашептать, потому что чёрное ночное небо прорезал яростный, исполненный невероятной злобы клёкот. Стремительная тень падала с небес прямо на сатира, и метнувшиеся ей наперерез корни с сучьями только бессильно осыпались высохшей трухой.

 
Кт̡о-̸то̶ п̕о͘сме̷л҉ ̕о̀б̷ид͞е̸ть̸ ҉ег̕о̵ п̡т͟е̧н͟ц́а̡.͢ ҉Кт͟о-то̵ Д͏О́Л́ЖЕН̷ ̴ум̡ер̴ет̴ь.

 
Переводя влажные от слёз глаза с каменеющего вендиго на Авгура, который был вынужден снова отбиваться от когтей свирепого пернатого, который словно пришел на замену выбывшему из «игры», вяло вздрагивающему от боли Ионе, Гамбит прижался щекой к дереву и что-то зашептал. Его мольбу тотчас подхватили листья и передали дальше — по кронам. Со скоростью ветра послание летело к небольшому трактиру, в котором остановился чудной друид с лианой вместо хребта. Послание, которое мог услышать в шуме ночного Леса только цветущий: «Приди, они в опасности».

 

 

И тот откликнулся.

 
Прохожие могли лишь проследить самую малость недоумевающими взглядами, когда из окна трактира, раскинув руки, ласточкой выпрыгнул смуглый мужчина с растрепанными чёрными волосами, на лету пытающийся запахнуть своё мешковатое одеяние. Грузно приземлившись на обе ноги и лишь чудом их себе не переломав, человек, не сбавляя хода, устремился прямо к деревянной перегородке, ограждающей выстроенные на дереве сооружения от остального леса. Взобравшись прямо на неёи с трудом удержав накренившийся от жестокого порыва ветра баланс, Баро уставился на отделявшие его от земли футы и, звучно сглотнув, позволил силе тяготения взять верх.

 
Или, если быть абсолютно точным, низ.

 
Когда ринувшиеся наперерез падающему корни деревьев легко поймали его обвили на манер импровизированного кокона, тот даже не до конца понимал, что же именно происходит. Кто был в опасности? Иона? Но он ведь был вместе с сатиром, в лесу, ни много ни мало, что могло произойти?! Но если это так, то почему в послании говорилось «они»?

 
Лиана, всё это время с неудовольствием шевелившаяся на его спине и торсе, услужливо и безропотно притихла, потеряв боевой настрой и, казалось, полностью сосредоточившись вместе со своим носителем; освежающая смена отношения, которой он бы подивился, не сконцентрируйся Баро целиком и полностью на поиске.
Если Иона был в опасности где-нибудь на земле — Цветущий, находясь под землей, мог бы это почувствовать. Если тот был где-нибудь на деревьях, в каком-нибудь из эльфийских павильонов — Баро бы тоже сумел это почувствовать. Чего бы он не сумел бы почувствовать, так это опасности воздушной, или же опасности… несуществующей? Предупреждение, пусть абсолютно серьезное, могло бы и оказаться обыкновенной шуткой, и будем откровенны — запаниковавший Баро бы в этом случае был совершенно не против. Жизнь Цветущего слишком уж стремительно переворачивалась верх тормашками, он просто не успевал на всё реагировать в должной мере.

 
В том, что послание оказалось совсем не шуткой, он убедился после первого мучительного вопля земли, побудившем в содрогнувшемся дриаде нестерпимое желание зажать уши и зарыться с помощью корней даже глубже. Однако мужчина чувствовал, что трусость в данный момент была слишком уж неоправданной роскошью: сосредоточившись на этом крике, Цветущий со всей возможной ему под землей скоростью устремился к источнику, пульсирующему по всему лесу словно зловонный миазм. Это не заняло так много времени, но когда Баро с порывистым вздохом "вынырнул" из рыхлой, словно пропаханной земли, он в ужасе вытаращил разноцветные глаза, схватившись за присыпанные землей взъерошенные волосы.

 
Это определённо была не шутка.

 

Неясно было, что трещало громче: воздух от столкновения разящих чар, или деревья, о которые с пугающей силой бились непримиримые враги. Серооперённый орёл, закутанный в саван изменчивых и вихрящихся теней, поливающий землю вокруг призрачным огнём, и похожий на сломанную игрушку беловолосый сатир, вокруг которого с равным проворством извивались корни и взрывались облаком осколков каменные глыбы: магия смерти сталкивалась с магией природы. Голодные духи десятками вгрызались в могучие стебли и высасывали из них жизненные соки, ветер, сжатый до остроты клинка, в последний момент рубил на части каменные молоты, один удар которых мог бы превратить Албадина в мешанину плоти и кровавых перьев. Чёрные когти некроманта высекали искры, не в силах повредить алмазную кожу Певца Камней; этот бой мог продолжаться долго… если бы за Авгуром не стоял весь Лес, щедро питая отпрыска рассеянной в земле энергией.
 
В очередной раз издав леденящий душу клёкот, пернатый некромант набросился на смуглого сатира, сбивая его с ног. Изогнутый клюв блеснул в свете луны за миг до того, как обрушиться на лицо и глаза козлонога. Орёл клевал и клевал своего обидчика, но вместо крови и последних криков жертвы вверх стреляли только едва различимые фонтанчики песка и надсадный смех. И без того ужасный лик Авгура покрылся новой сетью трещин, а второй глаз теперь тоже блестел изумрудными гранями — но на этом всё. Не было такого оружия, которое могло причинить истинный вред заклинателю камней; из ладоней фавна, кроша каменную кожу, выползли два острых чёрных шипа. С оглушающим рёвом Авгур ударил этими шипами, словно эбонитовыми кинжалами, в пернатые бока орла, и на этот раз земля щедро хлебнула тёмной крови. Казалось, сатир впал в бешенство — он бил по траве копытами и, выпучив свои в буквальном смысле драгоценные глаза, оставлял на теле Албадина всё больше и больше открытых ран.
 
Исход боя был предрешён.
 
— Рога! Его рога! — неожиданно выкрикнул Гамбит, которые не решался даже приближаться к вихрю смерти, каменных осколков и когтей, в котором канули соперники. Выкрикнул, но лишь затем, чтобы с невыразимым ужасом во взгляде зажать себе ладонью рот.

 

Но поздно. Благими намерениями, как известно… Желая защитить невинных, Ферокс только что приговорил своего собрата.

В последнем усилии Албадин бросил слабеющее от кровопотери тело в новую атаку. Иерофант схватил Певца Камней за матово блестящие рога и резко потянул их в стороны. Впервые за весь бой в крике Авгура не было ни ликования, ни упоения азартом схватки. В нём остались только боль и панический, животный страх: у вечного создания пытались отнять вечность. В слепой ярости сатир раскинул руки-колья и вновь их свёл, вбивая острые шипы в горло некроманта. Под хлынувшим вниз потоком тёплой крови лицо Авгура исказила мука — тихонько хрустнув, чёрные рога остались в когтистых лапах поверженного орла. В тот же миг тело древнего фавна изогнулось и стало каменеть, покрываясь серой коркой от копыт до растрёпанных волос.
 
Тихонько билось сердце Ферокса, текли мгновения. О битве под звёздным небом напоминали перепаханная вокруг земля, изломанные древесные стволы, застывшая в вечной агонии статуя Авгура и хрипящий орёл, который полз по траве к своему птенцу, оставляя позади кровавый след и хлопья перьев. Едва коснувшись чёрными кинжалами когтей ноги Ионы, иерофант издал последний хрип и замер.

 
Он так и не успел обновить ритуал, который позволял некроманту перерождаться в теле своего раба. Какая детская оплошность. Но дьявол, как всегда было известно, кроется в деталях.
 
— Нет… нет-нет-нет, — шокированно зачастил Гамбит, неловко подбегая к трём… погибшим? Как же так получилось, что дружеская прогулка в лесу закончилась бойней — для чего, зачем? Обернувшись на Баро, сатир несколько раз порывисто махнул ему рукой — сюда, скорее.

 
— Их ещё можно… удержать. Наверное… — Ферокс сжал кулаки перед грудью и крепко зажмурился. Постепенно обретая яркость, орла с рыжим, а ныне обращённым в каменную глыбу птенцом, накрыл просторный радужный купол, ненадолго запирая души обоих существ в Мире-без-Имени. — Попробуй… исцелить их, как умеешь. Своими спорами. Я помогу им прорасти.
 
В голосе Ферокса не было уверенности, зато отчётливо звучала надежда. О судьбе Певца Камней, которого сам Златорогий обрёл на преждевременную смерть, опальный фавн старался пока не думать — мешало концентрации, а от их совместных с друидом действий сейчас зависели две жизни.
И Ферокс был готов на всё, чтобы исправить свой опрометчивый поступок.
 
Руки сатира легли на плечи Баро, и цветущий ощутил, что становится частью Великого Целого. Веточкой Древа, настолько исполинского, что не видно конца его кроне, что шире горизонта. Вот что значит — быть частью Леса, частью самой Праматери. Тем не менее, важно было другое — в Баро сейчас вливались океаны тёплой, сырой силы. Конечно, эта магия не принадлежала Фероксу — сатир просто стал мостом, по которому разум цветущего обращался к Лесу. Одолженных сил должно было хватить на то, чтобы многократно ускорить регенерацию спорами, чтобы прорастить сотни корешков, способных размолоть кокон Ионы в безвредную пыль.
 
Но не только. Сейчас, наполненный духом самой природы, Гринмур остро ощутил заразу, поразившую не только рыжего птенца, но и его самого. Сладкий запах разложения закладывал нос, хотя поблизости не гнил ни одни труп. Заёмной силы после исцеления ещё могло хватить на то, чтобы с концами вымыть скверну… из кого-то одного.

 

Это не было таким уж сложным решением, по правде говоря. Когда человек паникует, в его голове либо всплывает грандиозное и помпезное ничего, либо всплывает великое множество всевозможных исходов его последующих действий. Обыкновенно, в стрессовых ситуациях все протекает по первому маршруту — рефлексы, непроизвольная реакция и память тому свидетельствуют и аплодируют стоя.

 
Впрочем, в редких случаях в голове — к примеру, у душевнобольных и безумцев или гениев самых разнообразнейших калибров — пролегает именно второй маршрут действия. Сознание в кратчайшие сроки представляет себе без малого на пророческом уровне, что в перспективе может произойти от какого-либо его действия. Гибель, падение, подозрения. 

 
Но разумеется, к Баро это не относилось ни в коем разе. Запаниковавший Цветущий, поддерживаемый магией сатира и на краткие мгновения ставший как никогда близок к Праматери, просто и без прикрас вытянул всю скверну из Ионы.

 
Камень с хрустом и шорохом осыпался, приоткрывая за собой перья и кожу. Албадин, медленно зашевелившись, мутным взором уставился на рухнувшего перед ним со сдавленным вздохом птенца, темные перья которого с шипением выжигались прямо на теле и тут же заменялись обыкновенными рыжими, чистыми.

 
Такой уж огромной радости, однако, в птенце не было. Недоверчиво прощупав своё лицо и шею, он, пошатнувшись, воззрился на поверженного Певца Камня пустым, мёртвым взглядом, словно не понимая. Баро же с тихим вздохом рухнул на колени, прикрыв ладонью дупло в своей груди, в центре которого тускло сияло обвитое стеблем голубого цветка споровое сердце.

 
— Нужно ли мне вообще знать?.. — хрипло выдавил дриад, устало сгорбившись и понуро опустив плечи. Иона резко обернулся, с плохо сокрытым гневом и негодованием воззрившись на своего опекуна.

 
— Что ты сделал?! Почему я чувствую себя… таким слабым? — требовательно вопросил птенец, тщетно пытаясь подняться на когтистые ноги и лишь с фырчаньем рухнув обратно.

 
Гринмур не ответил: только с тихим смешком покачал лохматой, всё так же присыпанной землей словно пеплом головой, и слегка склонился вперед, подтолкнув недовольно зашевелившегося орла — мол, вставай уже.

 

Орёл медленно поднялся на согнутых руках, словно до сих пор не верил в спасение и ожидал дробящего удара зачарованным камнем. Под его укрытой перьями кожей заметно извивались какие-то жгуты, похожие на змей. Корни. Споры Баро прорастали, и у Албадина не осталось магических сил, чтобы противиться этому. Некроманту явно было больно, он мелко дрожал, но терпел — ни единого звука не вырвалось сквозь плотно сомкнутый клюв.
 
До поры.
 
Клёкот отразился от ночного неба, когда из спины орла вылезли два скрученных массивных корня, разрывая мышцы. Похожие на ноги чудовищного паука, эти облезлые «крылья» вонзились в землю, помогая Албадину подняться на колено. Правую руку и половину груди иерофанта покрывала сеть похожих на вены салатовых прожилок, через которые тут и там пробивались крохотные венчики пурпурных цветов. Но на этом метаморфозы не закончились — скверна, которую Баро вытянул из недовольного таким «спасением» птенца, приняла свой антипод и теперь наращивала плоть на древесных крыльях Албадина. Зрелище, сказать по правде, было жутким: не каждому приятно наблюдать за тем, как сквозь торчащие из спины ветви прорастает вязь мельчайших капилляров, как те питают кровью и прочими субстанциями сухие мышцы, придавая тем внушительный объём. И, наконец, как оголённые крылья покрываются перьями, похожими на первые подснежники.

 

 

А что же Ферокс? Наблюдать за этим чудом сатир не стал. Вместо того дитя природы одобрительно похлопал Баро по плечу и медленно поплёлся к сброшенному шарфику. А следом за ним в воздухе вились две тонкие полоски золотистых искр. Искр, на которые распадались рожки фавна.

 
Как там люди говорят: размер имеет значение? В этом случае действительно имел. Рога Гамбита не смогли уместить в себе сокрушительный поток лесной магии. Возникла трещина. Возникла течь. Возможно, если бы Баро не принял столь щедрый дар от Леса и не лечил проклятие птенца, то главное сокровище сатира могло бы уцелеть. Но…

Кто говорит, что Ферокс его за то винил?

Обмотав вокруг шеи верный шарфик, Гамбит устало привалился к дереву, через листву которого совсем недавно передал Гринмуру весточку о нападении. Голова, увенчанная завитками рыжеватых волос, легла на кору как на мягчайшую перину. В голубых глазах сатира отразилось небо, которое прочертила упавшая звезда. Ещё одна история окончена. Ещё одному герою пришла пора найти… покой.

— Долгого царствия и весёлой жизни тебе, Леонид, — прошептал козлоног, снимая с пальца на руке заветную печатку и аккуратно опуская её в траву. Негоже символу с печатью Холия обращаться в мёртвый камень. От рожек на голове сатира осталось лишь воспоминания — золотые пылинки ещё вылетали из плена непослушных волос, но последние мгновения текли, а Ферокс ощутил, что его ноги уже немеют. Каменеют.

Мама, я иду к тебе.

Прикрыв глаза и вздохнув с облегчением, Гамбит начал тихо напевать свою последнюю мелодию. Когда оправившийся после мучительных метаморфоз орёл недоверчиво взмахнул широкими крыльями, заключая своих птенцов в их мягкие объятия, то возле дерева уже сидела маленькая статуэтка в красном шарфике.
А рядом, на траве, блестела холийская печатка.

Что-то кончается, что-то начинается.

 

https://www.youtube.com/watch?v=3y_aqqy7Tdk

Сообщение отредактировал Фели: 03 декабря 2016 - 18:47

[Leo-ranger]

 
 
 
- ... Привет, Холийское Королевство, с вами Никки Нейл с прямым репортажем из Морроуна, который, как известно, подвергся нападению дракона. Несмотря на то, что уже много погибших и пострадавших, - с белоснежной улыбкой выплевывала слова дворфийка-репортер в объектив кристалла. - На место уже прибыл таинственный отряд, именующий себя Спасителями и в данный момент они разбираются с угрозой городу. Некоторые утверждают, что Спасители на самом деле являются...
- Берегииииииись! - прервал Никки тонкий женский голос. Мгновение спустя в репортершу влетела молодая темноволосая девушка с по-эльфийски красивыми чертами лица. Девушка была облачена в броню из драконьей (какая ирония) кожи. В одной руке она держала длинный меч, а в другой - изящный жезл.
- Спрячься за меня! - приказала Спасительница репортерше и та, пискнув, послушала команду. Дракон повернулся к ним, зарычал и замахнулся лапой. В тоже мгновение воздух вокруг девушки стал завихряться и образовал нечто вроде щита, в который врезалась драконья лапа. 
- Как вы сейчас видите, - невозмутимо продолжила репортаж Никки прямо за спиной у сражающихся дракона и колдуньи. - Спасители делают все возможное, чтобы сохранить чужие жизни. Как я уже сказала, есть теория, что они - ...
- Алим, дьявол тебя задери, ты обещал, что этот твой мудреный маневр сработает, - спасительница воспарила  в воздух, отвлекая внимание ящерицы от Нейл.

Ответил ей стоящий у края поля боя хам, который что-то быстро писал на планшете:

- А ещё я обещал своей матери стать учёным. Как видишь, не всегда все случается так, как мы говорим, - огрызнулся Алим и продолжил писать. - Я уже разрабатываю новый план, подождите.

- Рута, не ругайся с Алимом, ты же знаешь, что он старается, - заметила третья персона - темная эльфийка, которая насылала на дракона толстые корни растений, которые пытались опутать лапы дракона. - К тому же, без его планов во все прошлые разы мы бы не справились.

- Да я и не спорю, Рионна, - ответила Рута. Девушка летала вокруг дракона, ловко уходила от его укусов, ударов хвоста и вызвала ветер столь сильный, что просто "раздувал" пламя обратно в дракона. Периодически она швыряла молнии в ответ, но больше для того, чтобы ящер не отвлекался на других. - Просто это - самое серьезное задание, которое у нас было, а такие ошибки ставят под угрозу нас всех.

Алим пробубнил в ответ что-то невнятное и махнул рукой в сторону сражающихся - с его пальцев сорвался крупный огненный шар и врезался прямо в морду обиженно заревешего дракона.

- Спорим, он в меня целился? - Рута демонстративно фыркнул.

- Когда-нибудь вы оба меня добьете, - Рионна вздохнула и провела рукой по лицу. В тот же миг её окружил рой мелких насекомых и устремился к дракону, стал наносить множество укусов. Это не наносило реального вреда, но жутко раздражало. - Один раз, всего один раз можно ругаться не посреди задания?

 

Никки спряталась за угол, поманила к себе кристаллокамеру и выдохнула.

- То, с какой простотой эти герои перекидываются фразаими во время боя лишь очередное доказательство того, что они на самом деле...

- Придумал! - разнесся крик над площадью, перекрыв голос дворфийки. - Рута, Рионна, действует по модели два-семь, а в конце добавляем три-четыре, поняли?

- Да ты с ума сошел! - весело крикнула Рута. - И мне это нравится, Моргулис меня подери!

Алим взмахнул рукой и из-под земли прямо под драконом ударила струя лавы. Зверь вновь взревел и взмыл в воздух, однако тут его уже ждала Рута. Девушка сосредоточила и сильнейшие потоки воздуха, едва ли не перерастающие в шторм закрутили зверя в небе. Яркой вспышкой ударила молний и оглушенный дракон повалился наземь. В тот же миг из-под земли вышли гигантские корни, которые насквозь пробили его крылья и приковали его к земле. Ещё несколько таких же корней заставили кры латого ящера распахнуть пасть.

- Приятного аппетита! - торжествующе воскликнула темная эльфийка. - Рута, давай!

Рута разогналась и на полной скорости влетела прямо дракону в рот. На несколько секунд повисло молчание - Никки и дракон выглядели удивленными, а Спасители - довольными.

А потом дракон попросту взорвался в яркой вспышке живого шторма, в который превратилась Рута.

 

Никки аккуратно выползла из своего укрытия и подошла к разговаривающем о чем-то героям.

- Д-добрый день, меня зовут Никки Нейл, я - репортер "Холийского Вестника". Позволите взять у вас интервью?

- Конечно! - Рута кивнула, тряхнув копной черных волос.

- Как вы относитесь к теории, что вы на самом деле являетесь Аватарами?

Несколько секунд висело молчание.

-  Я утюг забыла выключить, - заявила Рута и исчезла буквально со скоростью молнии.

- А я собачке корм не насыпала, - следом сказала Рионна и провалилась под землю. Тоже буквально.

- Научный проект не докончен, - Алим не стал выпендриваться своими навыками владения стихиями. Вместо этого он будничным тоном прочел заклинание телепорта и шагнул в появившуюся и тут же захлопнувшуюся воронку. 

Оставшись в одиночестве, Никки вздохнула и повернулась к камере:

- С вами была Никки Нейл и подводя итоги - жители Морроуна снова могут спать спокойно. С вами был "Холийский вестник" и до скорых встреч!

[Darth Kraken]

Огонь, Тьма и Природа

 

OST

 

Астарот расслабленно плескалась в ванной, нежась в горячей воде, когда по дому разнёсся тонкий плачущий голосок, - Маааам! Омнат опять ругается!

Глубоко вздохнув, демонесса выбралась из ванной, и, замотавшись в полотенце, пошла в коридор. И только она покинула ванную, как в неё с разбегу врезалась маленькая девочка. Пошатнувшись и сдавленно охнув, колдунья отцепила от себя юную особу, и строго произнесла, - Асмодея Лориас, сколько раз я тебе говорила - не ходи в ту комнату! Омнат правильно делает, что не пускает тебя туда.

- Но почему? - маленькой демонессе было обидно, что её несомненно важные желания игнорирует какой-то глупый магический страж.

- Потому-что тебе ещё рано туда ходить. - терпеливо ответила дочери разведчица в запасе, - Подрастёшь - мы с папой тебе всё покажем и расскажем.

- Но я хочу сейчас! - Асмодея требовательно топнула ножкой

- А я сказала - нет! - чуть повысила тон Аста, и дочка сразу стушевалась - мама редко повышала голос, и стоило отступить на время. Минут на десять. Потому, что-то обиженно пробурчав, Асмодея убежала к папе. И тоже жаловаться.

На самом деле, юная Лориас не была из тех детей, что постоянно ноют и что-то клянчат у родителей, но изредка ей хотелось доказать всем, и в первую очередь себе, что с её мнением считаются и её требования выполняют.

 

Итан сидел в своем кабинете и задумчиво перебирал бумаги. С тех пор, как он ушел с поста первого помощника, он смог уделять намного больше времени семье, однако с концами Алина, которой после долгих разбирательств вверили пост капитана, отпускать его не стала и Итаниэля сделали главным консультантом по работе разведки. В общем, по большей части он просто комментировал  что нужно сделать для достижения цели, основываясь на его опыте. Пару раз эльфу приходилось заниматься курированием действий групп прямо на задании, но по большей части он не занимался ни чем важным. Именно за этим его и застала дочь.

- Папа, мама не разрешает мне заглянуть в комнату, а Омнат ругается, - наябедничала девочка. Итан вздохнул, отложил бумаги и оглядел девочку. По расовым признакам она была больше демоном, чем эльфом, да и на мать походила намного больше. Но нет-нет, а его черты тоже были заметны. Особенно когда она хмурилась, как сейчас.

- Асмодея, доченька, сама знаешь правила. Если мама сказала нет - значит нет, - Итан усадил дочку себе на колени и потрепал по волосам. - К тому же, ты действительно ещё слишком маленькая, чтобы знать, что там лежит, - он посмотрел на грустно засопевшую дочь, она посмотрела на него очень печальными глазами и эльф вздохнул. - Ладно, я попробую поговорить с ней... Омнат, - он связался со стражем дома. - Попроси Астарот прийти ко мне в кабинет, будь так добр.

 

Магический фон мягко колыхнулся - страж принял приказ и отправился выполнять. Вскоре одетая в простую шелковую рубашку и шёлковые-же брюки демонесса зашла в кабинет, и, увидев сидящую на коленях мужа дочку, снисходительно улыбнулась, - Ах ты хитруша! Решила через папу добиться своего?

Асмодея обиженно засопела, а колдунья, присев на краешек мощного стола из морёного дуба, погладила дочь по голове.

- Итан, ты-же знаешь, почему я не разрешаю Асмодее входить в наш с тобой арсенал, - на этих словах заострённые ушки маленькой демонессы настороженно выпрямились - девочке выпал реальный шанс узнать, что за страшные тайны прячут от неё папа с мамой, - В ней вот-вот проснутся магические силы, и как наши артефакты повлияют на это - я не знаю.

- Значит я буду колдовать?! Прямо как ты?! - подпрыгнула Асмодея, вперив любопытный взгляд бледно-жёлтых глаз в Астарот. Та усмехнулась и согласно кивнула, - Со временем. Поначалу тебе будет трудно даже камин в зале разжечь.

- Ууу... - опечаленно прогудела девочка, её ушки поникли. Оно и понятно, ребёнку хочется всего и сразу, не принимая в расчёт все сложности и тонкости. Да что уж там, порой и взрослые подвержены этому, что уж говорить о детях?

 

- Ну ничего, зато потом будешь прям как мама. А то и лучше, - Итан фыркнул и задумчиво посмотрел сначала на жену, а потом и на дочь. - Ну, если мы будем в арсенале вместе с ней и внимательно проследим за тем, чтобы она ничего не трогала - ничего ведь не случится? Ты ведь у нас разумная девочка и пообещаешь ничего не трогать? - не то подозрительно, не то лукаво прищурился Итан, глядя на Асмодею.

 

- Обещаю! - девочка усиленно закивала головой - уж очень ей хотелось увидеть, что мама с папой так усердно прятали от неё. И естественно,, на лице царила улыбка до ушей - ей удалось их уговорить! Астарот-же, рассмеявшись, покачала головой, и ласково взъерошив дочери волосы, спрыгнула со стола, - Ну что? Пошли?

Асмодея, обняв и поцеловав в щёку отца, слезла с его колен, и потешно топоча убежала вниз, к арсеналу. Чуть подзадержавшись у входа, и поцеловав Итана в губы, колдунья тихо прошептала, - Слушай, она ведь хитрая, прямо как ты, любимый.

 

- Ну так это же хорошо. С моей хитростью и твоими способностями девочка далеко пойдет, - Итан улыбнулся и поцеловал в жену ответ. - Пойдем, чувствую, в одиночку Омнат её не сдержит.
Они действительно нашли Омната и Асмодею, нетерпеливо достающую стража просьбой пропустить её внутрь.
- Все в порядке, Омнат, мы зайдем вместе с ней. Пойди займись… чем бы ты там ни занимался в свободное время, - магический прислужник послушно отошел от двери. Итан зашел внутрь первым. Комната была не самой большой, поэтому создавалось ощущение, что она была попросту набита вещами. На аккуратно выстроенных стеллажах лежало старое обмундирование четы Лориас: пистолеты, винтовки, броня, плащи, посохи и прочая.
Аста услышала недовольное ворчание Посоха Хаоса у себя в голове. Великому артефакту явно не нравилось пылиться в компании чумных револьверов.
- Помнишь, как мы договорились? Смотреть, но не трогать, - напомнил эльф Асмодее, взяв дочку за руку.

 

И девочка тут-же одёрнула руку от подушечки с кольцами Всадников. Итану в одиночку приходилось следить за Асмодеей, бледно-жёлтые глазищи которой восхищённо рассматривали весь инвентарь родителей, в то время как Астарот увещевала Посох Хаоса потерпеть ещё пару лет. Тот, что-то проворчав, "перевёл взгляд" на юную демонессу. Впрочем, с таким-же интересом за ней наблюдал и алый Плащ, что принадлежал демонессе.

А эльф почувствовал, как его потянули за рукав рубашки и Асмодея, заглядывая ему в глаза, тихо спросила, - Папа... а почему вон та штука вся мокрая?

И указала на то самое "дефектное" Сердце Горы, что Итаниэль получил в роще Цветущих.

 

- Видишь ли, эта штука - копия другого артефакта, менее, мм… удачная, - после некоторых раздумий ответил Итан и тут же щелкнул пальцами. - Знаешь, милая, у меня для тебя есть один маленький подарок, - эльф направился к стойке со старой броней и взял оттуда непримечательную куртку, явно слишком большую для Асмодеи. В артефакте было слишком мало магии, чтобы как-то повлиять на ауру девочки, поэтому он без опаски накинул куртку ей на плечи. В тот же миг его старый наряд поменял размер, став маленькой демонессе как раз.
- Вот. Он будет изменять свой внешний вид в зависимости от твоего желания. Удобно, да?

 

В тот-же момент куртка превратилась в алый плащ, что упорно "не сводил взгляда" с маленькой гостьи. Однако мысленная команда стать точь-в-точь был исполнен слишком буквально, и Асмодея буквально утонула в складках бархатистой красной ткани. Впрочем, артефакт быстро сжался до подходящих юной демонессе размеров, являя родителям сияющее счастливой улыбкой лицо дочери. С радостным писком девочка бросилась на шею отцу, а Астарот тихо рассмеялась, - И почему я не удивлена?

Настоящий-же плащ что-то "проворчал" о "жалкой подделке и неповторимом оригинале" - зависть, не иначе.

 

- Ладно, милые мои, поглядели на опасные артефакты и хватит, - Итан ненавязчиво подтолкнул Асмодею к выходу, одновременно нагнулся к уху дочки и прошептал, хитро глядя на Астарот:
- А на твое совершеннолетие я научу тебя стрелять из пистолетов.
Итаниэль выпрямился и приобнял Астарот, сияя белоснежной улыбкой.
- Чем займемся дальше, любимая? - негромко поинтересовался эльф у жены, глядя, как маленькая копия демонессы покидает арсенал. - Я закончил с работой на ближайшее время и совсем не знаю, чем себя занять.

 

Счастливая Асмодея убежала к себе в комнату, и только тогда колдунья окончательно расслабилась, когда могучие артефакты снова находились далеко от маленькой непоседы.

- Прямо вот так вот и не знаешь? - хитро улыбнулась Астарот, подойдя поближе к мужу, - У меня идей много. Например, смотаться в гости к сестре. Можно пойти искупаться. Прогуляться по городу, благо погода очень подходит для такого... А можем и...

Она многозначительно промолчала, проведя руками по груди Итана вверх, и закинув их ему на плечи, - Ну... Много чего можем. Чего тебе сейчас хочется больше всего?

 

- А можем и...? - Итан улыбнулся в ответ и нащупал на поясе кристалл черного цвета. Неяркая вспышка - и Астарот обнаружила себя в их с Итаном спальне, в объятиях мужа.

- Подарили на днях компактный телепортер. За заслуги перед отечеством, - пояснил Итан и притянул демонессу к себе для нежного поцелуя. Оторвавшись от губ любимой, остроухий разведчик продолжил будничным тоном. - Я думаю, стоит навестить Ричарда с Канделой завтра, где-то в обед. Или лучше пригласить их в тетр? И Асмодею с собой возьмем, ей полезно будет, - Итаниэль поцеловал жену в шею, прижимая её к себе.

 

Мысли начали сбиваться с ритма, и Аста ответила, чуть запинаясь, - Ну... можно и в театр... да, - тесно прижавшись к Итану, она тихо спросила, - А чего это король зажмотился-то? Всего-лишь телепортер? Мы, как никак, мир спасли. В который раз, причем.

И, не дожидаясь ответа, откинулась назад, на кровать, увлекая за собой мужа. Впрочем, стоило посмотреть назад - демонесса промахнулась, и рухнула на ковёр, благо тот был достаточно толстым и пушистым, что-бы смягчить падение. Тихо рассмеявшись, Астарот поцеловала Итаниэля, и... и краем глаза заметила, что в узкой щелке приоткрытой двери сверкает любопытством бледно-желтый глаз. Чуть погодя послышалась возня и возмущённый писк - магический страж бесцеремонно оттащил Асмодею от спальни родителей.

 

Так чем-же закончились приключения эльфа и демонессы? Они закончились тишиной и покоем - они это заслужили. Да, небыло ни фанфар, ни памятников, ни шествий в их честь, но... но им это и не надо было. Они просто отошли в сторонку, уступив место новым, более молодым и дерзким спасителям мира, добра и справедливости. Просто жили для себя и для своей дочери, которая, впитав в себя лучшее и от Итана, и от Асты, через много лет пошла их дорогой, оставляя позади себя следы, присыпанные розовыми лепестками. Дорогой приключений.

[Beaver]

Леро Рандгер&Beaver

Барсил

Мало кто обращал внимания на всякие подозрительные личности — в Барсиле половина населения была подозрительными личностями. Поэтому Джошуа чувствовал себя в городе более чем комфортно. И поэтому он надеялся, что найти нужного человека будет легко — уж слишком эта личность выделялась на общем фоне своей честностью и открытостью. Однако это было не единственным, что заставляло Джошуа быть уверенным в успешности своего поиска. Он чувствовал Вирайю. Чувствовал, что она сохранила его последний подарок. Это грело мальчику душу.

Вот и она. Стоит посреди пристани и громко проповедует, не замечая знакомой фигуры под просторным плащом и знакомого лица под капюшоном. Джошуа делает глубокий вдох и тихо зовет.
«Мама», — вторит ему морской прибой.
«Мама», — шепчет на ухо Героини легкий бриз.
Он уверен — она услышит. И поймет.

Вирайя замолкает на полуслове, и её рука сама по себе тянется к ледяному сердцу, что подвешено на цепочке рядом с её в эту самую секунду часто-часто забившимся, и крепко сжимает его. Ей думается, что она сходит с ума, что только что услышанный до боли знакомый голос — всего лишь плод её воображения, что у неё галлюцинации. Но она всё равно прекращает проповедь, сбивчиво бормочет извинения и торопливо пробирается мимо безразлично снующих туда-сюда людей, без особой надежды пытаясь разыскать источник звука.

Взгляд натыкается на лицо Джошуа, и на её собственном расцветает донельзя счастливая улыбка, а в её груди разливается тепло, согревая душу. Она переходит на бег и в пару мгновений оказывается возле него, с нежностью заключая его в объятия. По её щекам катятся слёзы. Радости.

— Мама, — хрипло шепчет мальчик в явной попытке сдержать слезы и заключает Вирайю в объятия. В груди щемит от странного, малознакомого юноше чувства, которое люди называют счастьем. Несмотря на то, что руки у Джошуа были ледяными, как и подобает Аватару Воды, от него исходило неестественное тепло, которое нельзя было объяснить ни наукой, ни магией. Тепло, источник которого могла понять лишь женщина, которую он сейчас так крепко обнимал, боясь, что все это — лишь сон, иллюзия для его бессмертной души.
Но эти страхи были напрасны — все это было реальностью.
— Я больше никудай не уйду, мама, честно-честно, — сбивчиво пообещал Джошуа, вытирая все же выступившие на глазах слезы. И в этих словах было столько детской искренности, что не поверить в их искренность казалось невозможным

Вирайя обнимает Джошуа так крепко, что рискует ненароком сделать ему больно, так что почти сразу же, понимая это, ослабляет хватку. Но, Создатель милостивый, как же она рада видеть его… живым, целым и невредимым! Ей хочется сказать ему столь многое, но все слова как назло вылетают из головы, а мысли путаются. Она не находит, что ответить на такое милое и совершенно искреннее обещание, поэтому просто по-матерински целует его в макушку и тихо шепчет:

— Я буду рядом, сынок.

Давно (а может, и вообще никогда до сего момента) она не чувствовала себя такой счастливой.