ЭПИЛОГ ДЛЯ ВСЕХ
Качка на судне доконала Мула. Она была не так страшна для пассажиров, но этот корабль не был предназначен для перевозки крупных животных. В трюм их было не загрузить, и они сгрудились на палубе. На гладких, выскобленных досках, без подстилки, животные скользили, их укачивало, особенно страдал Мул без подков, он то и дело упирался в кого-то из соседей, и лошадям было не до вражды и выяснения отношений, все они тоже были вымотаны качкой и напуганы. Матросы злились на животных, что пачкали им палубу, смывали вёдрами за борт всё, что лошади вынуждены были делать прямо себе под ноги, от этого становилось ещё более скользко и страшно. Шерсть их намокла от постоянных брызг, а психика страдала от непривычных запахов. На вторые сутки все выглядели больными, отказывались принимать скудный паёк и многие пытались лечь, но думали, что скатятся за борт и ещё больше нервничали. Люди из походной команды жалели лошадей и проводили рядом с ними много времени, тем более, на судне всё равно было нечем заняться. Горазд Завидо вслух посетовал, что некогда было усыпать палубу соломой, да и где её было взять в условиях стремительного бегства? И тут Гиллиана осенило: нужна подстилка! Хоть какая-то. Он где-то раздобыл пару драных мешков, распорол их и подстелил под ноги Мулу. Буквально через несколько минут Ллорер почувствовал эту заботу и успокоился: его копыта больше не разъезжались, как у малого сосунка, а присутствие рядом товарища по походу успокаивало. Потом люди нашли ещё сколько-то рогожи для подстилки, по примеру Мула, кони стали ложиться (оказалось, от этого они не скатывались в воду, а наконец могли поспать). И хотя путешествие было нелёгким для четвероногих пассажиров, они всё же перенесли его.
Спустя четверо суток, застоявшиеся и слегка простуженные, утомлённые голодом и качкой, животные ступали вниз по сходням в порту Лорьента. Как ни страшно было идти по шатким мостикам, но это было лучше, чем оставаться на ужасном корабле. Почуяв под копытами твёрдую землю, Ллорер загарцевал не хуже верхового жеребца и издал зычный рёв от радости. Впрочем, прибытие в столицу означало отнюдь не гору счастья, а лишь очередную перемену. Поворот в судьбе, которых в жизни Мула было много.
Но ведь не только для него! Каждый из путешественников много передумал за дни и ночи страшного морского путешествия, которое казалось вполне рядовым для судна и команды. Но эти люди знали, что история меняется. Что их участие в мировых событиях, желали они того или нет, как будто оказалось запланировано свыше. И если поначалу им казалось, что они только занялись неким обычным делом, то теперь одни чувствовали некую ответственность перед судьбой страны, другие пожелали бы уехать как можно дальше и не вспоминать событий этого похода. А некоторые… они просто всегда так жили, надеясь только на себя и действуя по обстоятельствам.
Заира, которая терпеть не могла путешествия по воде, все эти дни провела в каюте - крошечном помещении, отгороженном дощатой перегородкой от общего трюма, молчаливо страдая от морской болезни. И прибытие в Лорьент стало для нее настоящим спасением. Побледневшая, с ввалившимися щеками, она вышла из своего временного убежища и спустилась по сходням следом за Завидо, стараясь не ступать с ним в такт, раскачивая сходни. Потом они стояли рядом, оба держась, как за опору, за копьё, и глядя, как на берег спускается их проводник, ведя под уздцы мула, и как уверенно потянулись за нимидрожащие от напряжения лошади.
- Знаешь, Горазд, я думаю, стоит оставить Ллорера Гиллиану. Кажется, они сдружились, и такой исход будет нашей благодарностью и проводнику, и мулу за их работу, - предложила Заира.
Горазд, которому та же самая мысль уже приходила в голову, согласился. В разговоре с Гиллианом, который состоялся вскоре, тут же, не отходя далеко от корабля, Завидо и озвучил это предложение. Им самим предстоял путь в отделение Коммерциума: тхаленит, из-за которого и было предпринято полное опасностей путешествие, в целости и сохранности доставлен, и нанятых для его добычи работников можно было распускать, рассчитавшись с ними полностью.
Следопыт от души поблагодарил зачинщика сего приключения, со всеми попрощался и даже вежливо кивнул Натаниэлю, хотя и не определил для себя, надо ли его считать виновным во всём, что начало происходить после высвобождения меча. Он подтянул подпруги, опустил подтянутые стремена, вскочил в седло и, бодрым шагом, направил своего ушастого приятеля по улице, ведущей по верху холма к центральной части города. Гил пока не знал, как же ему поступить. О возвращении не надо даже думать: отец наверняка погиб в том осаждённом форте, и вряд ли парню станет легче, если он всё-таки узнает, как это случилось. Свидание с матерью тоже придётся отложить надолго… если не навсегда. Добраться до родной деревни и там построить своё маленькое счастье – эта мечта останется мечтой. Да и не так уж она привлекала Гиллиана после такого необычного похода. Впрочем, денег у него хватит, чтобы устроиться в гостинице, разузнать, каковы дела в столице, определиться насчёт будущей работы, а обретение собственного мула обещает куда лучшие перспективы, чем доля пешего охранника.
Ллорер остановился наверху у парапета. Всадник и Мул смотрели на раскинувшуюся под ними панораму: зеленовато-синяя громада пустого моря окаймляла суетливый берег. И там, по улице вдоль доков и причалов, сновало множество людей, повозок… Ллорер всхрапнул и попросил отдать повод, вытянул шею, будто бы высматривая там кого-то. Нет, Гилу показалось. Мул отсюда не узнает никого, он сам-то вряд ли разберёт в толпе знакомые фигуры. Или… Конечно! Вон солидный человек в заморской длиннополой шубе деловито жестикулирует руками, кому-то что-то объясняя. Рядом жмётся, измученный походом, священник в тёмной рясе, а позади, будто оберегая их, видна точёная фигурка храброй воительницы. Эти люди стали почти родными буквально в несколько недель, теперь их не забыть, как и самого приключения, каких в жизни Гила ещё никогда не случалось. Следопыт подобрал поводья и толкнул Мула стёртыми каблуками, поворачивая на верный путь.