Агнес
Они встречались в «Новом Содоме», клубе на пороге которого умерла Эбберлайн Эррол. Его зовут Томми, а ещё он сумасшедший, или пытается казаться таким. Правду так тяжело отличить от вымысла, но сейчас она видит его своими глазами. Волосы, чёрные и белые, убранные за спину. Глаза цвета сапфира и изумруда, в которых, навеки, застыл нехороший блеск. Бледная кожа, иссечённая глубокими кровавыми бороздами, и неумело сделанными татуировками, всего лишь обрывки мыслей, выплеснутые на кожу, и запечатлённые в боли и чернилах. Свет солнца, утренней звезды, касается его бледной кожи даже сквозь тяжелые шторы. Кожа дымит, покрываясь уродливыми вздутыми пузырями, что лопаются, обращаясь в кровоточащие язвы. Однако, ему нет дела до боли. Томми смотрит на неё, не отрывая взгляда. Томми улыбается.
— Привет, милая Агнес, — он неспешно поднимает ладонь и машет ей, точно Агнес лет пять или семь. — Приятно встретиться снова. Правда, обстановочка та ещё… — он разводит руки в стороны, подняв взгляд к потолку и смеётся. Нахальный смех, эхом, разносится по полупустым залам. — Однако, я услышал твои слёзные мольбы, и не мог оставить их в стороне. Нет ничего хуже, чем девичьи слёзы, меня до сих пор бросает в дрожь, каждый раз, когда я их слышу, — Томми обнимает себя за голые плечи, будто сильно замёрз, но Агнес знает, что ему не бывает холодно.
— Ладно, не стану врать, это не единственная причина, — он делает шаг в её сторону, но останавливается, поймав взгляд Агнес. — Мне, с самого начала, было известно о том, что прячется под землей. И я всё ждал, когда же кто-нибудь решит туда спуститься. Тот душегуб был слишком недосягаем, добраться до него — уже проблема, не говоря о том, чтобы поболтать. Проверить, на что он способен, и как себя чувствует. Знаешь, в качестве эксперимента. Знай врагов своих, как самого себя, так говорят, нет? Не важно, по крайней мере так говорю я. Это всё, что имеет значение.
Он делает ещё шаг, и Агнес осознает с концами: перед ней не человек. Но и не призрак, как покойный генерал, явившийся на её защиту. Это ощущение, будто Томми, с самого начала знал о них гораздо больше, чем говорил, не покидало её в «Новом Содоме». Теперь оно обострилось до предела, и нашло своё подтверждение. Он, и вправду, знает куда больше, чем говорит. Однако, удастся ли это выпытать, оставшись в живых — совсем другой вопрос.
Он встряхивает головой, распуская чёрно-белые волосы, падающие на плечи. — Полагаю, нет смысла прятаться, — из его голоса исчезают последние насмешливые нотки. Теперь перед Агнес стоит настоящий Томми, по крайней мере настолько настоящий, насколько он может себя показать. Он медленно, и, с напускным шипением раскрывает рот, обнажая блестящие клыки. Тени клубятся уего ног, разевая рты, и протягивая к ней когти. Это не кажется ей страшным, скорее забавным, он явно не хочет её напугать, скорее привлечь внимание. — Нравится, да? — усмешка срывается с его бескровных губ. — Подойди, не бойся, — он манит её длинным пальцем, делая ещё шаг навстречу. — Тебе понравится. Обещаю. Всем это нравится.
Старый город
Тик-так тик-так тик-так. Времени всё меньше, Джессика отчаянно расталкивает анархистов, пытаясь пробиться к огненному кругу. Их взгляды пышут ненавистью, обжигая её взор, жестокие слова срываются с губ, вместе с каплями слюны, болезненные толчки отрезают её от цели. Огненный круг становится всё выше, это так странно, жутко и неестественно, но никто из них этого не замечает. Ливень продолжает хлестать, а пламя вздымается к небесам, скрывая две фигуры, схлестнувшиеся в его сердце. Лишь трое понимают, что это не просто битва за право стать лидером банды. Это сражение за будущее всего Миднайт-сити.
— Слушай меня внимательно, Джек, — тяжело дыша, Волк поднимает указательный палец. Цепь соскальзывает с кулака, и со звоном летит на выжженную землю. — Слушай каждое, мать его слово, потому что это последнее, что ты от меня услышишь. Теперь у меня нет сомнений, из тебя выйдет хороший вожак, поэтому я могу раскрыть тебе то, что услышал от него, — инстинктивно, Джек понимает, что речь идёт о полуночном душегубе. Сейчас его разум ясен, как никогда, но звериная часть не засыпает беспробудным сном. Каждый человек был зверем. Каждый человек остался им, пусть лишь отчасти. — Ты слышал про заложников? Слышал, я вижу по твоим глазам. Так вот — это всего лишь отвлекающий манёвр, они тянут время, чтобы остальные могли сделать самое важное. Взрывчатка, много взрывчатки, нам нужно было доставить её в корпоративную ветку метро, и заложить прямиком под небоскрёбами. Этой взрывчатки хватило бы, чтобы взорвать половину города, но самое страшное, что Хищники — не единственные с кем договорился душегуб. Ещё есть нацисты, они тоже согласились на это, и получили вторую часть партии. Понятия не имею, сообщишь ли ты копам, или попробуешь остановить их сам, просто запомни, Джек. От этого может зависеть судьба всего города. А теперь… — Эндрю Салливан по прозвищу «Волк», первый среди равных Миднайтских хищников, шумно втягивает носом разгорячённый воздух, и выпрямляет спину, встав перед Джеком в полный рост. — Покончим с этим, дружище. Время не ждёт.
Тик-так тик-так тик-так. По подсчётам Джессики, у них осталось около полутора минут. Если агент Стайлз не соврал, по их прошествии, сюда заявится группа захвата, и она будет обращаться с Хщиниками, не как с уличной бандой. Она увидит в них террористов, и не проявит ни капли жалости. Она отталкивает темнокожего анархиста, начертившего круг из бензина, и подбирается к самому пламени. Её лицо обдаёт жаром, дождевые капли, с шипением, испаряются, обращаясь в пар. Она кричит Джеку, и ловит его взгляд за секунду до того, как он обрушивает на Волка последний удар…
Никос
Он блуждает по особняку, отрезанный от прежнего мира. Словно в дурном сне, он видит, как следы тлена наслаиваются на лакированные доски. Осыпается штукатурка с гладких, белых стен. Старая шаткая лестница не скрипит, а лишь мягко подрагивает под подошвами. Здесь грань между мирами особенно тонка. Сделаешь шаг вправо, и окажешься среди живых, что, всё равно, никогда в тебя не поверят, списав встречу на морок. Сделаешь шаг влево, и очутишься, среди таких, как ты, неприкаянных, забытых, изуродованных.
Так сложно поверить, что ты мёртв. Это больше похоже на дурную шутку, чем на горькую правда. Он хотел бы забыться, но не в силах, ведь Агнес так близко и так далеко. Они повязаны незримыми цепями, и он понимает, что не сможет жить без неё. Это не просто глупые слова, это истина, застывшая пеплом на языке. Она не дала ему сгинуть в безвременье, когда он расстался с бренным телом, замурованным в тёмном склепе. Она позволила ему пренебречь вызубренными законами, и лично убедиться в том, что смерть — это не конец. Как только её не станет, время Никоса пройдёт. На его место встанет она.
Тень. Он слышит её шёпот даже сейчас. Она напоминает обо всём, что он совершил, и о том, что он никогда не сумеет искупить вины. Небеса не ведают прощения, тело сгниёт, страдания останутся во веки веков. Она просит его взять нож и перерезать своё горло, оставив это жалкое подобие жизни ради подлинного Забвения. Тень, она есть у каждого, но лишь мёртвым стоит бояться её по-настоящему.
Он находит Агнес, там же, где и оставил. Она жмётся к холодным ступеням, испуганно глядя на Томми, что он встречал ещё тогда, в прошлой жизни. Он не знает, как Томми, мог оказаться здесь, но чувствует исходящую от него опасность. Как жаль, что он не может сделать ничего…
Стоит ли являться перед её глазами, лишь для того, чтобы молча созерцать то, что он сотворит, не в силах вмешаться? Это худшая пытка, что можно себе представить. Хуже, чем Забвение.
— Это всегда мучительно больно, — слышит он голос генерала Самуэля Кроуфорда, что стоит неподалёку, скрестив руки на груди. Он такой же мертвец, как и сам Никос. Они узнают друг друга с полувзгляда. — смотреть, как страдают дорогие тебе люди, не в силах помочь им. Наказание, которому нет равных, и я несу этот крест больше сотни лет. Тебе предстоит научиться этому. Иначе, не жди ничего хорошего. Она схватит тебя за горло, и унесёт в Бурю. Тень, если тебе уже знакомо это слово. Она есть у каждого, я не исключение. Ты — тоже.