Джек
Миднайт-сити проклят, ты слышал от этом с самого детства из уст своего забулдыги-отца. Об этом шептались в местах, пропахшим могильным тленом, куда уже сотни лет не проникали лучи золотистого солнца. В помойке, под названием «Сеть» ходили тысячи историй, от которых за версту несло безумием.
Ты слышал от отца, будто город построили на костях существ столь древних, что одна мыль о них может свести с ума. И теперь их воля запятнала каждый квартал, их злоба висит в воздуха затхлых комнат в Богом забытых отелях, а их мечты проросли в людях, надругавшись над их сердцами, и исковеркав само естество.
Как-то раз, вы сидели на бетонной крыше, откуда был виден весь Старый город, его темнота, отчаянно мечтавшая заполнить каждый переулок, его огни, что вспыхивали, тут и там, будто крохотные маяки в безбрежном море, его молочно-белой туман, стелившийся у самой земли, будто сигаретный дым, слепивший глаза. Нэнси Финнеган стряхнула пепел, вниз, туда где расстилались жилые кварталы, ты видел, как тряслись её руки, как она облизывала разбитую губу, из которой сочилась тонкая струйка крови, и смотрела в никуда, словно, призраки прошлого были лучшей компанией, чем ты сам. Ты спросил её, в чём дело, отхлебнув терпкого пива из алюминиевой банки, сдавил её, что было сил, и швырнул вниз, вслед за пеплом. Она улыбнулась, коснувшись тебя своими бездонными глазами, но ты так и не узнал, отчего тревога съедала её изнутри. Вместо этого ты услышал старую легенду. Легенду об отцах-основателях, что принесли страшные жертвы в обмен на вечную жизнь. Легенды о бесконечной алчности, и желании владеть полуночным городом дольше срока, отмеренного богам. Легенды о дурной крови, коснувшейся их губ под полной луной, и одарившей братоубийственным проклятием. И об их извращённой воле, что продолжает довлеть над Миднайт-сити и по сей день.
Однажды, безумец со взором, горящим лихорадкой, схватил тебя за воротник своими крючковатыми пальцами, и наклонился над самым ухом. Его дыхание походило на смог, что извергали заводы, но ты чувствовал нотки крепкого пойла, что не могло перебить отвратительный запах гнили. Его шёпот срывался на плач, неотличимый от истеричного смеха, но ты внимал каждому слову, будто в них могли скрываться тайны, неподвластные никому. Ты услышал о мире, что был до, о мире, что стал бездымным пламенем, ищущем людские сосуды, чтобы наполнить их незатихающим гневом. Ты услышал о Красной смерти, принявшей порочный дар, стучавшей в дома, прогнившие до основания, чтобы предать бездымному пламени каждого, кто надеялся укрыться от гнева золотой звезды. Ты услышал о конце, который настиг старый мир, превратив его в вечную тень, которой не суждено стать чем-то большим. И о том, что скоро исчезнувшим миром станет наш, ибо нет историй, что не повторялись бы снова и снова. На следующий день ты проснулся в душной комнате, пропахшей скисшим пойлом, и лихорадочно открыл окно, покрытое слоем вековой пыли. Это был сон, твердил рассудок, и ты принял его доводы, но в сердце, что продолжало биться, словно во время погони, так и осталась почва для сомнений.
Миднайт-сити проклят, в этом нет сомнений, ведь ты каждый день видишь следы запятнавшего его проклятья. Оно скрывает лица властолюбцев, что взирают на город их своих крепостей, отчаянно тянущихся к небесам. Оно пляшет в глазах продажного копа, что, без устали, избивает невиновного, заключенного в пропахшую смрадом камеру, молчаливо ожидая, пока с его губ не сорвётся омытое в крови признание. Именно проклятие стекает с ножа полуночного душегуба, что блестит в свете бледной луны, когда он забирает себе ещё одну жизнь, не заслужившую такого конца.
В чём бы не была причина, ты знаешь единственное средство, что может спасти Миднайт-сити от неминуемой гибели. Именно ему отдавали изуродованные тела больных чумой, чтобы спасти тех, кто ещё может выжить. Именно он, с жадностью, пожирал тела ведьм и проклятых, в мучениях, очищая их запятнанные души. Именно он провожал в последний путь тела храбрецов, вверяя им свободу, дар, ценнее которого ты не можешь представить.
Его имя огонь.
Он пляшет в твоих глазах.
Его печать, клеймом, выжжена на твоём сердце.
Туман похож на удушливый сигаретный дым, который ты мечтал попробовать на вкус, ты пытаешься коснуться его рукой, но ладонь сжимает лишь воздух. Свет вывески слепит глаза, и ты щуришься, продолжая идти по выщербленному асфальту навстречу цели. Здесь нет ветра, но что-то заставляет твоё тело дрожать, словно пришла зима. Ты застёгиваешь кожаную куртку с меткой «Миднайтских хищников», и видишь, как среди непроглядной пелены начинают проступать чьи-то силуэты.
Ни посетителей, мечтающих войти внутрь, чтобы плясать до упаду, закинувшись яркой таблеткой. Ни охраны, выжидающей здесь лишь ради того, чтобы содрать кулаки в кровь, удовлетворив болезненную тягу к насилию. Нет никого кроме двоих незнакомцев, и девушки, что сидит на земле, обряженная в чёрно-красное платье. Иссиня-чёрные волосы, водопадом, спадают на плечи, бледные губы замерли, не в силах произнести последнее слово. Кровавое ожерелье украшает тонкую шею, ярко-алые розы, со следами утренней росы, украшают рубиновые капельки крови.
Ты вздыхаешь, и качаешь, головой, внутри которой рождаются и гибнут тысячи мыслей, словно звёзд, заполняющих безбрежное небо. Кто-то протягивает тебе зажжённую сигарету, и ты радостно вдыхаешь терпкий табачный дым, заполняющий лёгкие без остатка. Её лицо кажется знакомым, но воспоминания тают, подобно нестерпимо-приятному сну, которому не суждено воплотиться в жизнь. Вдалеке гремит гром, сотрясая узкие жилые кварталы, приземистые дома, исписанные граффити, и исполинские небоскрёбы, чьи шпили теряются среди свинцовых туч. Совсем скоро прольётся очищающий дождь, и никому не укрыться от его ледяных капель.
https://youtu.be/6qalGezr76o
КОНЕЦ ПРОЛОГА ДЖЕКА
Джессика
Это город теней, они пляшут в сырых подворотнях, запятнанных свежей кровью, принимая поистине жуткие очертания. Они прорастают в людских сердцах, словно сорные семена, забирая последние крохи любви, тепла и сострадания. Среди них скрываются смутные образы, которым нет места среди людей, но они всегда где-то рядом. Смотрят из платяных шкафов, затянутых паутиной, дышат в затылок, дыханием, холодным, точно северный ветер, нашёптывают секреты голосом, скрипучим, точно половицы в старом, заброшенном особняке, и тревога наполняет сердца, будто трюм тонущего корабля.
Он предлагает тебе попробовать, мясной сок сочится с его губ, и тебя тошнит прямо на стол, накрытой белой кружевной скатертью. Стефано кладёт руку тебя на плечо, но ты стряхиваешь её, и остервенело хватаешься за пистолет, сжимая его до боли в костяшках пальцев. Он предлагает пойти на сделку, один укус в обмен на пулю, голос спокоен, легонько подрагивает жёлтое пламя свечи, ветер играет с белыми занавесками. Твой палец скользит к спусковому крючку, а желудок сводит при взгляде на стол, во главе которого сидит он, вкрадчивый голос Стефано просит тебя подумать, но ты знаешь, что это одна большая уловка. И всё же даёшь себя обмануть, он резко выхватывает пистолет из твоих рук, выпавший магазин, с глухим звуком, бьётся о скрипучие половицы, хохот людоеда, эхом разносится по старому особняку.
Серебряный крестик поблёскивает на его шее, в свете луны, он называет себя Божьим слугой, осеняя тебя крестным знамением, вкрадчивый голос цитирует святое писание, и при словах о всепрощении ты хлопаешь дверью. Они все сидят перед тобой, но никто не произносит ни слова, за них говорят наполненные слезами глаза, лишь один приютский мальчик, шёпотом рассказывает тебе, как святой отец приходил к нему в комнату, когда садилось солнце, задувал последние свечи, а затем трогал.
Там. Ты срываешься на крик, но судья остаётся неприступной, она громко стучит молотком, и приказывает освободить его в зале суда, свет меркнет перед глазами, и ты опираешься о стену, чтобы не рухнуть без сил. Неприметный парень в капюшоне берёт тебя под руку, и провожает до выхода, где свинцовые тучи делают полдень неотличимым от полночи. Перед тем, как раствориться в толпе, он шепчет на ухо, что твои усилия не будут напрасны. Спустя месяц, Стефано, с неизменной улыбкой на лице, протягивает тебе свежую, пахнущую краской газету;
«Святая Стража жестоко казнит педофила», кричит заголовок тебе в лицо. «Оправданный судом священник был найден мёртвым в своей квартире, предполагаемая причина смерти — асфиксия; при вскрытии в его желудке были найдены тридцать монет достоинством в один доллар.
Это город теней, и в нём нельзя выжить, не став одной из них. Бунтари сгорают, мечтая озарить мир огнём, и после них остаётся лишь серый пепел. Но и тени меняют людей, и, когда ты смотришь в зеркало, покрытое паутиной трещин, то видишь там не себя.
Ты видишь тень.Тень, твой самый верный спутник, скользит за тобой, в свете старомодных газовых фонарей. Они не могут разогнать туман, накрывший Старый город молочно-белой пеленой, но их свет дарует смутное ощущение покоя, прогоняя тревогу, обуявшую сердце.
Агент Палмерстоун и агент Стайлз являются перед мысленным взором. В ослепительно-ярком свете фар они походили на живые тени, потерявшие последние черты, делавшие их людьми. В сравнении с ними лицемерный Стефано, с чьего лица, до последнего, не сходила улыбка, был образцом человечности. Неужели, ты станешь такой, как они? Неужели, всех, кто идёт путём ночи, ждёт один конец? Или, правду говорят, что всегда остаётся выбор?
Лунный свет выстилает тропинку сквозь Старый город, и ты бредёшь по ней, не боясь сбиться. Все дороги ведут к смерти, сказал тебе кто-то, но каждая из них отличается от остальных.
Ты поджигаешь сигарету спичкой, выходит не сразу, и крохотный, бледно-жёлтый огонёк затухает, не в силах побороть темноту. Ты наполняешь лёгкие сигаретным дымом, и выпускаешь его тонкой струйкой, из плотно сжатых губ. Вкус сигарет остаётся всё тем же, похоже, агент Стайл падок на выдумки. Туман и дым становятся одним целым, и больше нельзя понять, где кончается одно и начинается другое.
Тени проступают среди густого тумана, и ты не можешь отличить их друг от друга. Вывеска клуба искрит, и затухает, чтобы снова засиять голубым неоновым светом; прямо как небо, которого ты не видела так давно. Ты подходишь ближе, и главная тень обретает очертания. Платье, розы, кровь, ещё одно звено порочной цепи предстаёт перед твоим глазами. Это, и вправду, не похоже романтический вечер, о котором можно мечтать.
Ты смотришь на остальных, и замечаешь знакомое лицо, которое не ожидала встретить ещё хоть раз. Внутренний порыв побуждает протянуть ему недокуренную сигарету, и он облегчённо затягивается, выпуская облако дыма, бросив на тебя отсутствующий взгляд. По спине проходят мурашки, и ты ежишься, плотнее натягивая куртку. Странное чувство появляется где-то — нет, не в голове — в
сердце. Хмурый мужчина, рыжая девушка, что боязливо жмётся к нему, оборванный анархист, теперь вы связаны одной цепью, прямо как все эти девушки. Это чувство меркнет, и ты видишь, как молния чертит зигзаг среди хмурых осенних туч. Гремит гром, будто сама природа ревёт от отчаяния. Тяжелые капли срываются с небес, а затем начинается ливень.
https://youtu.be/34yUP8KM6gs
КОНЕЦ ПРОЛОГА ДЖЕССИКИ
Тема закрыта
