Они не видят, Агнес понимают это по лицам остальных, собравшихся в этой комнате, и от осознания этого, кожа покрывается мурашками. Холодный ветер взъерошивает её волосы, пламя свечей подрагивает, грозя потухнуть, вокруг царит тишина, никто не говорит ни слова. Она не может оторвать взгляда от старинного зеркала, закреплённого над изголовьем скрипучей кровати. Трудно представить себе ничего, но именно это она видит на его поверхности. Ноги перестают слушаться, сами переступают по скрипучему дощатому полу. Агнес проводит рукой по воздуху, надеясь ни на что ни наткнуться, но не может перестать смотреть на эту чудную картину. Оказавшись перед зеркалом, она сжимает в руках края изящной кованой рамы. Металл холодит кожу, и она понимает, что не может его отпустить. Тишина звенит в ушах, и Агнес готова пойти на всё, чтобы она затихла. Ничего приковало к себе взор, и она понимает, что не сможет от него оторваться, пока не увидит всё.
Она промыла желудок, как только смогла вырваться в туалет, но было поздно. Отрава проникла в кровь, путая мысли, и сводя её с ума. Она бы с удовольствием вскрыла черепушку, если бы это помогло привести мысли в порядок, но теперь остаётся только одно. Борьба с самой собой, как вчера, как год назад, как каждый день. Оторвавшись от унитаза, она подходит к зеркалу, и начинает прихорашиваться. Люди встречают по одёжке, и не стоит привлекать их внимание. Она помнит пристальный взгляд амбала, и понимает, что он сделает с ней, если поймёт, что к чему. Но она не даст повода усомниться ни одному из них, и выйдет сухой из воды. Собственное отражение плывет перед глазами, и ей приходится полагаться на удачу. Пришлось смыть макияж, вынуть пирсинг, распустить волосы, и от одного взгляда на лохудру, смотрящую на неё с потрескавшегося зеркала, ей хочется разбить его на части. Одна мысль греет душу: скоро всё это закончится, и она больше никогда не вернётся в это проклятое место.
Она выходит из коридора, от обилия сверчков, голова идёт кругом. Будто их специально выпустили, чтобы использовать заместо свечей. Тут и там, мелькают люди в масках, здесь их носят все, кроме таких, как она. Похоже на меры предосторожности, им нужно собраться в одном месте, но не знать друг друга в лицо. Она осторожно проходит мимо, подслушивая обрывки разговоров. Одни говорят о наследии, что нужно вырвать из рук корпораций и отбросов, вновь заняв место, уготованное судьбой. Вторые говорят о странном предчувствии, из-за которого сердце бьётся сильнее, странные мысли заполняют голову, а в груди нарастает чувство пустоты. Третьи жалуются на то, что шлюх не хватает на всех, и им приходится околачиваться тут и там, вместо того, чтобы по-настоящему весело проводить вечер.
От этих разговоров голова кружится ещё сильнее. Она хватается о дверной косяк, надеясь не рухнуть на пол у всех на виду. Изнутри комнаты доносятся чьи-то стоны, как из каждой второй комнаты в этом особняке. Остальные пустуют, погруженные в темноту, заполненные пылью и рухлядью. Те, кому не повезло уединиться со шлюхой, ошиваются в банкетном зале, или выходят в коридор, если не хотят вести беседы у всех на виду. Она боится, что кто-то решит воспользоваться и ей, а поэтому старается держаться в тени. Однако, чем больше она будет держаться в тени, тем больше привлечёт ненужного внимания. Приходится выкручиваться, компромиссы — не её стезя. Если один из этих ублюдков, попробует затащить её в постель, она оторвёт ему яйца, даже если это будет значить верную смерть.
Здесь не принято заходить в пустые комнаты по одному. Однако, сейчас это единственный шанс спрятаться от вездесущих глаз, и поискать то, за чем она пришла на самом деле. Она находит одну из пустых комнат, и проскальзывает внутрь, прикрыв за собой дверь. Внутри пахнет сыростью, и она едва сдерживается, чтобы не чихнуть. Быстро осматривается по сторонам, и замечает старый письменный стол, на котором лежит тетрадь. Старая-престарая, пожелтевшая бумага грозит рассыпаться, стоит к ней прикоснуться, но она, всё равно, переворачивает страницу за страницей. Странные обрывочные записи написанные неровным, скачущим почерком. Там говорится о какой-то могиле, и связанных с ней легендах и преданиях. Последнюю страницу занимают красноречивая надпись, выведенная огромными печатными буквами, и обведённая множество раз: «НЕ ЗАХОДИ ВНУТРЬ».
Тук-тук-тук, кто-то стучит в дверь, и она, в ужасе, отшатывается от письменного стола. Cо скрипом приоткрывается дверь, и внутрь проскальзывает мужчина в маске. Она машинально хватает вазу с высохшими цветами, и прячет её за спиной. Он смеётся, и спрашивает, не напугал ли её; его бархатный голос свёл бы с ума любую, но только не её. Она говорит «нет», и добавляет, что хотела немного передохнуть, ведь у неё закружилась голова. Он обещает, что не станет мешать, и просто хочет немного поболтать; кошачьи манеры выделают его из остальных мужчин, встреченных в этот вечер. Она пожимает плечами, соглашаясь без особого энтузиазма, и осторожно ставит вазу на место, не отрывая взгляда от его ярко-зелёных глаз. И они говорят, говорят, говорят обо всём на свете, пока…
Он неожиданно вскидывает указательный палец, и смотрит на нарачные часы, спрятанные под рукавом пиджака. Она, и вправду, потеряла счёт времени, но, неужели он боится куда-то опоздать? Он говорит, что наступила полночь, а значит самое время идти в центральный зал. Она спрашивает, зачем, но тут же осекается, видя, как он, удивлённо выгибает бровь. Она смеётся, пытаясь скрыть неловкость, и, в ту же секунду, он обхватывает её за талию, и наклонив, будто в танце, шепчет на ухо, что тоже секретный агент. Она смеётся ещё громче, поражаясь, насколько нелепо это звучит, но смех стихает, как только он касается её губ — своими. Его поцелуй на вкус как клубника.
Он берёт её под руку, и они идут в центральный зал. Коридоры пустуют, лишь светлячки освещают кромешную тьму, заполняя собой пустоту. Всё меняется, когда они выходят в центральный зал. Он забит под завязку, в основном это маски, но есть и шлюхи, смотрящие в пустоту отсутствующим взглядом. Всё их внимание приковано к фигурам, стоящим на первых ступенях лестницы, ведущей наверх. Они не носят масок, и она узнает одну из них, кажется, её зовут Эбберлайн Эррол, и она весьма известна в Старом городе. Вторая же фигура…
Его глаза, как бездонный омут, в котором кончается всё. Его поцелуй горький, словно полынь. Его кожа на ощупь как мрамор.
От наваждения не осталось и следа. Агнес понимает, что смотрит на собственное отражение в зеркале. На её лице застыло выражение испуга. Она отшатывается от зеркала, и лихорадочно оглядывается по сторонам. Это всё та же комната. Она — всё та же Агнес. На первый взгляд ничего не изменилось. Однако, увиденного, ей уже не удастся забыть.
— Вы узнали всё, что хотели? — спрашивает Лукреция, глядя на них исподлобья, её голос кажется безжизненным, как никогда. — Или вам ещё что-то нужно, перед тем, как прикончить нас? Вы ведь это хотите сделать, а? — она кивает в сторону Джереми, усаженного на резной деревянный стул. Он издает тихий стон. Похоже, совсем скоро он очнётся…
Тема закрыта
