Никос
Тлен застилает взор, сгущая краски, и обращая великолепие в подлинные руины. Пелена Савана никогда не оставит Никоса, это его вечное проклятие, напоминание о том, что он мёртв, и смотрит на мир с другой плоскости, недоступной живым. Однако, это и дар, теперь он может видеть изнанку вещей, о которых ему приходилось лишь гадать, отгоняя дурные мысли. Вселенная, вывернутая наружу — его новый дом. Воздух здесь пропитан отчаянием, что разливается по крови при каждом вздохе. Эфемерное тело состоит из боли, которой не будет конца, даже бросся он вниз, в пучины бушующих Бурь. Воспоминания подобны наркотику, что приносит немыслимые страдания, сводя тело в судороге, но от которого так тяжело отказаться…
Он слышит как кто-то перебирает струны, пройдя сквозь дверь, серый коридор, и ещё одну дверь. Он слышит мелодичный женский голос, шагнув на станцию «Новый Авалон», она поёт о Стигии, городе городов, перевозчике-Хароне, и большой жатве, время которой пришло. Он видит девушку, одетую в чёрное, чёрное и ещё раз чёрное, повернув голову вправо. Её кожа белее молока. Она мертвее, чем он. У её ног лежит острая коса.
— Это последняя? — слышит он низкий бас, доносящийся сквозь водную толщу Савана. Бритоголовый мужчина с тяжёлым взглядом, одетый в чёрную кожу, на одном виске выбита свастика, на втором — цифра четырнадцать. Его лицо украшает пирсинг, голову — стальные шипы, напоминающие о костяных наростах древних ящеров. Тлен превратил его лицо в бледный череп.
Он скоро умрёт.
— Остальные за скотами. Они должны управиться за час. Если не управятся — не наша беда. Здесь всё равно не останется камня на камне. — отвечает ему спокойный баритон, приглушённый, точно он слышит его из-за бетонной стены. Бритоголовый мужчина с ярко-голубыми глазами, одетый в белую футболку и подтяжки, на одном виске выбита свастика, на втором — цифра восемьдесят восемь. Его лицо остаётся чистым, нет даже щетины, в глаза бросается лишь широкий подбородок. Тлен превратил его лицо в бледный череп.
Он скоро умрёт.
— Эти взрывы — как последние вздохи былого. Старый мир рухнет, забрав с собой всю грязь. Мы построим новый, белый мир. А если нам суждено пасть — падём, не предав своих идеалов.
— Так и будет, брат. Всё или ничего. По-другом жить нельзя.
Они крепко сжимают руки друг друга, глядя друг другу в глаза. Это продолжается ни один десяток секунд. И тогда Никос понимает.
Они скоро умрут.
Никос видит, как внизу, на рельсах, ещё двое бритоголовых выкладывают пакеты со взрывчаткой возле стены, выгружая её из блестящего вагона. Гору взрывчатки они соединяют воедино разноцветными проводами, которые расходятся от громоздкого устройства с дисплеем. «0:47:23», горит красная надпись на нём, последние цифры меняются секунда за секундой. Время ещё есть, однако оно течёт, как песок сквозь пальцы…
Остальные
Звон бьёт по ушам, и, на мгновение, все замирают, думая, что сработала тревога. Но проходит секунда и на квадратном дисплее загораются ядовито-зелёные буквы, принося облегчение. «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, МИСТЕР ЛЮДВИГ ПАЛМЕРСТОУН!». Механизмы внутри жужжат, принимаясь за работу, и тяжёлая металлическая дверь отодвигается вправо, исчезая в стенном пазу. Стерильный люминесцентный свет, бьющий из узкого тоннеля, ослепляет их, заставляя прищуриться. Продолговатые лампы, закреплённые под ослепительно-белым потолком работают на полную мощность. Стены также выкрашены в белый, навевающий мысли о помещении операционной, куда не должен проникнуть ни один микроб. Пол и потолок выложены кафелем, идеально ровным, и начищенным до блеска. В самом конце тоннеля виднеется ещё одна дверь.
— Отличная работа! — говорит офицер Брюс Штайнберг, от души хлопая Агнес по плечу. Гулкое эхо разносит его голос по тоннелям старого метро. Звучит треск, где-то позади гаснут лампы станции «Высший суд». Электричество корпоративной ветки работает без перебоев.
Они шагают внутрь служебного тоннеля, блестящий кафель скрипит под подошвами. Только теперь, становится понятен подлинный смысл слов, сказанных Брюсом Штайнбергом на ржавых рельсах. Это место похоже на другой мир, попасть в который также трудно, как остаться безгрешным, живя в обречённом мире. Словно эдемский сад по сравнению с помойной ямой, в которую был изгнан весь род людской. Его лучшие представителя сумели отстроить собственный рай на костях старого мира. И им плевать на всех, кто продолжал ютиться среди останков былого, вкалывая день ото дня только ради того, чтобы суметь прокормить себя и свою семью И так целую жизнь, которая не стоит и ломаного гроша. Их пир во время чумы может продолжаться вечность, остальной мир обрушится в адское пламя, но иссиня чёрные небоскрёбы продолжат отчаянно тянуться к небесам.
Если только не найдётся Красная смерть, что проникнет даже за закрытые двери.
Быть может, он был прав?
— И кто, спрашивается, построил эти служебные тоннели? — разводит руками Брюс Штайнберг, шагая к стальной двери в другом конце коридора. Конечно же это были корпораты! Им мало своего города, своего метро, своей полиции. Они хотят контролировать всё, иметь доступ к каждому клочку земли в Миднайт-сити, и даже ворваться в твой дом на законных основаниях, пока ты сидишь и ***чишь на унитазе. Зачем ещё нужен этот тоннель? — обескураженно спрашивает он, застыв на месте и нахмурившись. — Это же просто голые стены в которых нет ничего. Просто возможность попасть оттуда — сюда. Но никогда наоборот.
Они подходят к блестящей металлической дверь в конце длинного коридора. Точно такой же, что встретила их на входе в служебные тоннели старого метро. Справа висит громоздкий прибор с дисплеем и клавишами, но у него нет отверстия для считывания карты.
Они замирают на месте и переглядываются. Напряжение висит в воздухе, точно сейчас польётся ливень, однако оно исчезает, когда офицер Брюс Штайнберг ловко достаёт пистолет из кобуры и, с щелчком снимает его с предохранителя. Хватит одного нажатия кнопки из холодного пластика, и дверь откроется, впуская их в новый мир.
— Скажете, когда будете готовы, — офицер Брюс Штайберг кивает в сторону двери, сжимая в жилистых руках табельный пистолет. — И это будет последнее, что вы скажите, — быстро добавляет он и хрипло смеётся сквозь стиснутые зубы.