Тореадор Василий стоял на смотровой площадке Вышеграда и созерцал ночной город. Князь был не один - чуть поодаль стояли его старейшины. Совет обновился. Василий не хотел иметь дело с теми, кто был лоялен Карлаку. И тем более теми, кто знал, что произошло. Василий обернулся. Его подруга-вентру, углубившийся в себя малкавиан и спокойно-равнодушный носферату - его "люди". Остальные так или иначе принадлежали к новой силе. Бруха Матеуш. Один из вождей Гангрел помоложе, Радко Стоух. И доктор Станич, новый регент Капеллы, глаза и уши Дома.
Василий не раз ловил себя на том, что его раздирают двойственные чувства относительно всех этих чужаков в Праге. Не то чтобы чужаков, а новичков - поправил он себя. Они освободили его, Василия, из унизительного плена. В Париже и Толедо Василий восстановил равновесие и пришел в себя. Но как ни крути, он чувствовал, что его положение князя было неполноценным, что с ним считались далеко не так, как принято считаться с князем. Тореадор передернул плечами. К их клану и так-то относились не слишком серьезно.
Миловидный, как все тореадоры, обходительный и представительный, Василий, к сожалению, не был наделен могучим умом. Но его хватало, чтобы понимать свои недостатки. И когда в Дом приезжал очередной вампир такой мощи, что где только сохранялись такие реликты, и представлялся ко двору, Василий был само очарование. Даже любой бруха с каплей ума был бы само очарование, заявись к нему императрица Феодора или Анушин - так, мельком, потому что ехали совсем не к нему.
А ведь ему, Василию, хватает заноз в заднице и без Дома. И одна из этих заноз великолепно себя чувствовала в его отсутствие и совершенно распоясалась. До такой степени, что Князь более не чувствовал никакой необходимости соблюдать договор. Хватит с него и Дома под носом.
- Я объявляю Охоту - будничным тоном сказал Василий и повернулся к Драговану. - Дражайший доктор Станич, пожалуйста, предупредите наших друзей, что через три дня им будет лучше запереть все двери изнутри и ради всего святого не показывать носа на улицы. Не потому, что это опасно, а так будет проще найти того, кто нам нужен.
Имя Василий не произнес. Незачем сейчас афишировать эту грязную историю, свидетельство его вечной слабости. Его объявят в самый день Охоты.