- Тебе, малый. Кому ж ещё? Так бросить - муравьям достанется или гусеницы сожрут, а то в земле истлеет прахом. В лесу, брат, ничего зазря не пропадает. Но я подумал, пусть лучше тебя порадует. Как вспомню, царь тот, Берендей Васильич, старый, что дитё, радовался Жаро-Птицыну перу. С того ведь, говорю, и началось. Ты спи, ложись, а я тогда всю сказку расскажу, которую Иван Иваныч написал на пенсии живучи.
Силуян оглядел всех товарищей и рукой повёл, мол кто хочет, пускай тоже слушает. Прежде всего малые, конечно, Кира захочет сказку наверняка, да и старые иногда такие байки любят. Вот Благомир не даст соврать, от каши готов отказаться ради сказки. И девушки, конечно, сказки любят, дело известное. Ну, а добры молодцы сами горазды эти байки складывать.
И заговорил Силуян, в ожидании рассвета, как сто двенадцать лет назад стала в сад царя берендея светлая птица прилетать, яблочки сладкие поклёвывать. А яблоня-то редкая была, заветная, по одному яблочку в месяц съешь - и старость отступает. Оттого старый Берендей трёх жён пережил, уж и не помнили, кто прежде правил. А было у царя от каждой царицы по сыну, и вроде, все законные. Кому престиж отдать, кому корону обещать? Стал Берендей сынов заданиями мучить. Первое было - птица. Иванушка, меньшой, ему едва-то годков двадцать стукнуло, бороды ещё не носил, а самый из братьев ловкий и надёжный оказался. Птицу словил, разведал, да в руках держал. Но вырвалась она - здоровая такая, перо оставила...
Дале поведал, как нашёл Ивана Серый Волк, смотрит, парень спит в дорогой одежде, сам молодой - ещё не наработал на такое платье. А рядом конь пасётся, да жалкий такой, шелудивый, на три ноги хромает, четвёртую волочит. Это вишь братья над Иваном так насмеялись, клячу ему подсунули. Волк голоден был, думает, ага, разбойник молодой коня где-то украл, загнал, ну, пусть пешком походит. Взял, да свалил коня и ну мясо без меры жрать. Парень то проснулся, хвать саблю, а конь-то уже обглодан. Что же ты, говорит, волче, негоже делаешь! Как я теперь? Если престол не заслужу, старшие братья меня в ледяные страны вышлют, чтобы, значит, не маячил тут у них и править не мешал. Я ведь - законный буду царь, а ты...
Жар-Птица отыскалась у царя Афрона. Запросил тот за птицу Коня Золотогривого. Покрасть коня хотели у царя Кусмана, да тот поймал. Говорит, женщину хочу самую распрекрасную на свете. Поехали к царю Далмату, дочку его сватать. Царь не отдал, зато Елена сама поехала с Иваном, полюбились они друг дружке крепко. Иван говорит: никому не отдам тебя. Так Волк схитрил, мороком красной девицей явился и давай охмурять царя Кусмана, лысого распутника, тот и про коня позабыл, пир горой закатил, Иван с Еленой Златогривого угнали, а Волка царь Кусман скорее целоваться потащил, да как посмотрит - у невесты волчья морда! Так с тех пор позабыл девок по углам тискать. Потом коня на клетку поменяли с птицей Жар. Ну, царь Афрон был коротышка, всё думал скакуном себя достойным возвеличить. Всюду по городу его статуи на конях. Так лесенку подставил, влез, ан глянь - сидит на волке. Так и свалился, и с тех пор только в каретах ездил.
Сказка текла рекой, то забавляя, то заставляя слушателей волноваться. Ивану, недалёкому, но доброму, прощали его глупости и непослушание, царь всё-таки, Волка по должности он слушать не обязан. Жалели, что едва не сгинул. Радовались счастливому концу, а кои и во сне уже досматривали. Пусть это и не совсем была правда о событиях, Силуян кое-где другое говорил, а всё же сказка, хоть и привирает, истинной сути не меняет. Хорошо было, мирно и уютно, будто и не в лесу дремучем, а в родной избе, на полатях, и бабушка родная сказку говорит. Колесо прялки крутится, жужжит, мысли далече улетают... Волшебным переливом в небе играют перья птицы Жар, звенят подковы дальним перезвоном. Дева поёт за облаком песню душевную, ажно за сердце изнутри берёт, мурашки каплями росы по телу побежали. Рассвет над лесом занимается.
