OSTМеталлическая капсула со скрежетом раскрылась, выбрасывая в помещение отсека клубы плотного ледяного пара. Под собственным весом тяжелая пелена тут же начала опускаться, покрыв твердый пол холодной белой мантией сгустившегося тумана, который жадно расползался вокруг пугающим призрачным приливом и скрывал матовое покрытие под ногами непроницаемой твердой стеной, испарявшейся в легкой, вьющейся дымке: жидкий азот обжигающе холодной криокапсулы испарялся, сталкиваясь с гораздо более высокой температурой вне её, поддерживаемой в отсеке субмарины широкой системой кондиционирования и климат-контроля.
Среди прочих криокапсул отсека, напоминающего больше погруженный в ледяной летаргический сон склеп «живых вопреки» кадавров, эта, только что раскрывшаяся капсула криогенной заморозки, была огромной: не менее, чем вдвое больше прочих металлических гробов, призванных обмануть смерть гениальной хитростью человеческого ума. Как и все прочие, эта герметичная емкость, созданная для длительного хранения человека в состоянии анабиоза, была уникальным достижением сумеречного гения криогеников: opus magnum целых поколений ученых и медиков, посвятивших свою жизнь изучению технологии криоконсервации, представлял собой сложную замкнутую систему, где под металлической крышкой этого криостазисного сосуда ультранизких температур содержался и химически поддерживался в жизнеспособности положенный на сохранение объект. Прорыв в изучении криогенного криптобиоза человека многие годы назад дали сторонние исследования микроорганизмов, обнаруженных на комете в орбитальном пространстве одного из спутников Юпитера: изучая невероятные способности выживания клеток в условиях космического холода, деятели науки сумели воплотить некоторые особенности в клинических испытаниях. Криопротекторы, созданные на основе первых экспериментов, дали ошеломляющие результаты по решению проблем формирования внутриклеточного льда и обезвоживания при заморозке – это открывало перед человечеством, замкнутом внутри Солнечной системы огромными расстояниями холодного космического пространства, новую эпоху в исследовании Млечного Пути. Необъятно огромный мир, который не могли обхватить целые поколения людей от самого зарождения цивилизации, теперь мог уместиться в кулаке гения передовой научной отрасли, разгадавшего одну из тайн бытия – тайну обмана течения времени.
Из белого тумана огромной криокапсулы, разгоняя твердую пелену, вывалилась не менее огромная туша, распластавшись на оледеневшем из-за испарений азота полу. Белый костюм, в который было затянуто тучное тело, обтягивало толстые складки жира, точно плотная сетка баула, в который запихали груз гораздо больше и объемнее, чем покрытие может выдержать. Казалось, что даже гигантская герметичная емкость, в которой он содержался, ему была явно мала – столь широким казался этот мужчина с выцветшей на темных волосах рыжей краской, больше походящий на облаченного в человеческую одежду бегемота.
Химера, скрестившая в себе человека и гиппопотама, хрипела, будто недорезанная свинья, тяжело вдыхая холодный воздух. Оттолкнувшись, недавний обитатель криокапсулы перевернулся набок: открылся мучительный вид его пухлого лица, где щеки, казалось, могли собственным весом сдавить нос и стать причиной удушения. Черные, заплывшие жиром глаза отъевшегося паука в сомнамбулической агонии бегали по слабо узнаваемым металлическим конструкциям вокруг, освещенным лишь тусклым синим светом ламп безжизненного отсека: нити отрывочной памяти и тусклых узоров знаний, собираясь в гобелен здравого смысла, медленно разрывали коматозное состояние, возвращая кровь и силу оледеневшим конечностям. Выброшенное в мир существо, сначала столь беззащитное и испуганное, менялось в лице: даже тень от него, казалось, становилась все больше, заполоняя темнотой все вокруг. Человек сжал зубы, искривляя губы и челюсти в складках кипящей ненависти; его глаза, страх в которых тут же растворился, вспыхнули холодным пламенем рассудительной ярости, контролируемой железной дланью непоколебимой воли. Он злился и ненавидел себя за свой страх, который проснулся в нем, словно в сопливом ребенке, оказавшемся посреди темной комнаты: сжимая зубы все крепче, чувствуя, как под скулами катаются желваки, он тяжело, по-прежнему натужно хрипя, поднялся и выпрямился, оглядываясь вокруг. Подняв толстую, словно бревно, правую руку, он оглядел легкий пластиковый браслет с выбитыми на нем символами, слабо угадывающимися в полумраке: «Кап. субм. Кархоннен, В. Ю.»

Стоя в своей каюте, Владислав Кархоннен уже освободился от обтягивающего костюма и натягивал на огромное тело свободные одежды, цепляя складки бордовых тканей магнитными застежками. Он был весь мокрый от прикладываемых усилий, а мышцы, пусть и были предварительно разогнаны в криокапсуле инъекциями, болели от атрофии – побочный эффект заморозки в условиях ультранизких температур, его предупреждали об этом. Другим, гораздо более неприятным последствием, были признаки обморожения, черными пятнами покрывшие в некоторых местах его кожу: наспех покрыв их терморегулирующим гелем, заранее отложенным на подобный случай, Владислав, от боли скорчив лицо, кое-как застегнул портупею и активировал систему антигравитации – еще немного, и кости князя, сдавливаемые огромным весом, переломились бы пополам.
Несмотря на боль, Кархоннен старательно проворачивал в голове все, что произнесла голограмма, когда он, тяжело дыша, обливаясь потом и облокачиваясь на стены коридорного отсека, доплелся до нее. Первый и главный вывод, который сделали шестеренки его острого, незаурядного предпринимательского ума – хитрый ход, который должен был стать новой ступенью на лестнице его Вавилонской башни, был разыгран в другой партии и обернулся пирровой победой. Все, что было построено и взращено годами упорности и наглости, годами работы и интриг, сгорело: воздвигнутая им империя, которую не могли сломать ни люди, ни границы, была обрушена карающей космической дланью, поглощена волнами океанического безумия и покрылась коркой вулканического пепла. Руки Владислава, побагровевшего от гневного бессилия перед слепой судьбой, собравшей жатву с его богатых полей, била крупная дрожь; в глазах металось мстительное пламя, ладони потели от осознания бессмысленности собственных деяний. Князь не мог смириться с этим, не мог: ничто не могло закончиться столь… столь бесславно и глупо, бездушная судьба не могла наказать его, именно его, так сильно. Скрестив пальцы и сжав их, Владислав слушал холодный голос ИРИС, прокручивая в голове то, что теперь предстоит ему совершить. Под поблекшим цветом искусственной рыжей краски его волос зрели мысли, чудовищные и коварные по своему существу, но еще не взросшие в полноценный урожай: однако тогда, когда они оформятся в колосья, колыхания ветра в них будут шипеть голосом самой чумы, сулящей лишь смерть тем, кто найдет это поле. «Пришелец» не мог быть случайностью, и наказание человечеству не случайно, думал разъяренный князь, чья ярость вновь стала холодной: тот, кто ударил, тот, из-за кого ударили так сильно по дому Кархоннен – всякий, кто приложил руку к этому уродливому деянию, потеряет её по локоть.
Наконец, облачившись и успев выпить несколько стаканов воды перед выходом, князь Владислав прошелся по коридорам, оглядывая субмарину. Пока его гнев не остыл до конца, он тщеславно и горделиво радовался той удаче, что сохранила ему жизнь: и если его отец, владея лишь гектаром полей лунного картофеля, смог добиться столь высокого положения, то он, Владислав Юзеф Кархоннен IV, в мире раздора и хаоса с помощью «Зари Посейдона» добьется таких высот, что поставит мир на колени. Теша себя подобными, преисполненными самодовольством планами, Владислав вошел в конференц-зал, высокомерно оглядывая уже прибывших: он слабо представлял, кто их этих книжных червей кем является, так как рассматривал проект «Наследие» лишь хитрой попыткой обмануть время на пути к своему успеху, а потому знакомство даже «на бумаге» производить не стал. Сейчас же, лишь коротко кивнув в качестве приветствия, Кархоннен изобразил тяжелую, почтенную поступь, которую всегда изображал в благородных кругах, и сел за
то самое кресло, одиноко ожидавшее его среди своих мелких хрупких собратьев.
Пришло время начинать то, ради чего они были собраны.
Сообщение отредактировал OZYNOMANDIAS: 08 января 2018 - 21:21