[Leo-ranger]

Prologue: The Slamming

[Disha_]

https://youtu.be/cWL1Rs2SJ9E

 

Томми Ли Роб. Литта Хирш. Наталья Краковски. Пин Си Лиао. Джексон Ричер. Антон Чернышев.

 

Нет. Никогда не слышал. Не видел, чтобы кто-то туда заходил. Хм, а они местные? Нет, извините, ничем не могу помочь. 

 

Молчание закрытой двери. Скрежет проворачивающегося ключа, глухой щелчок замка – явно не в том положении, после которого дверь отпирается. Брань сапожника. Угрозы вызвать полицию. Дуло дробовика, высунувшееся через приподнятый пластик собачьей заслонки. Углепластиковый Sternmeyer Type 35 в дюймах от твоего лица, с насмешливым предложением его отсосать. 

 

Оскал ослепительно белых зубов на твоем цельнометаллическом медиалице. Улыбка, больше похожая на обожженную пробоину в броне, под которой блестят гильзы неиспользованных снарядов. Не произнесенная вслух угроза перекусить углепластик с той же легкостью, что и перекусить этому макароннику что-нибудь другое. Растянутая фраза в качестве ответа на предложение, чеканка каждого слова. Ты не лезешь за словом в карман. Ты говоришь, что отсасываешь только смартганы.

 

Томми Ли Роб. Литта Хирш. Еще четыре имени по буквам проговариваются в микрофон сотового, пока из динамиков до тебя доносится скрип бумаги, терзаемой шариковой авторучкой. Сухие, но бодрые обещания разузнать, что все это значит – судя по всему, у Хауэра сегодня ночная смена. 

 

Только сейчас ты понимаешь, что имени мулатки-нетраннера не было нашито ни на одной из курток. Как и имени фиксера с лиловыми волосами. Только сейчас ты вспоминаешь, что первая сдохла. Кажется, об этом говорил кто-то из эйджраннеров, после того, как вы раскололи драгдиллера в пустующей квартире Комбат Зоны. Кажется, ты тогда даже что-то почувствовала.

 

Жалость к слабости человеческой плоти, беззащитной перед массивом мясорубки ночного города?

 

Сухое, металлическое презрение, которого достоин каждый, кто вышел на улицы Найт-Сити и проиграл?

 

Или, может, запах воздуха, испорченного щедрыми испражнениями из задницы обгадившегося бродяги?

 

Потоки отравляющей квазиинформации, ежесуточно вымывающей заметки в оперативной памяти из русла извилин головного мозга. Реклама на билбордах, реклама по телеку, реклама на радио. Реклама, интегрированная в плейлист аудиотреков малоизвестного уличного рокербоя, чьи произведения буквально пару часов назад стали хитами благодаря преждевременной кончине исполнителя. Если бы его кишки развесили на проводах, то он бы даже пробился в чарт «ТОП-10» на каком-нибудь грошовом музыкальном канале. В любом случае, этот информационный шлак размягчает башку круче, чем искрящая микроволновка: тебе приходится здорово потрудиться, чтобы вылезти из осевшего под черепной коробкой пепле бескрайней тупизны, чтобы вспомнить детали.

 

Имя – это узловая точка. По крайней мере, подобное тебе затирал фрилансер из компьютерных червей, которого тебе посоветовали для поиска информации. Если ты объект имеет имя и ты его знаешь, то у тебя есть отправной пункт для неосознанного, почти потустороннего транса в симбол-потоках киберпространства. Имя – это финикийский «алеф» в сетевом блуждании, предваряющий груды костей в шкафах. В шкафах, в датабазах людей, в грязном белье не подозревающих о проникновении в их личную жизнь пользователей. Тот нетраннер, Лейни, был психом, помешавшимся на философии узловых точек, но тебе было плевать, пока он делает свою работу и делает свою работу исключительно хорошо. Он говорил, что ему нужно больше времени, и тогда он найдет в киберпространстве узловую точку, ведущую на нижний уровень – туда, где потоки мировой информации не нужно расшифровывать. Туда, откуда их нужно просто черпать. 

 

Он говорил, что ему нужно больше времени, поэтому он торопился, работая на износ и просиживая в деке неделями. Но хлопок выстрела, разорвавший тишину у его затылка, как всегда оказался быстрее.

 

Томми Ли Роб. Литта Хирш. Нетраннер-мулатка, кажется, отбросившая копыта. Еще четыре неизвестных тебе имени. Еще несколько непонятных имен: ты окончательно убеждаешь себя, что это имена эйджраннеров – среди них есть имя Филиппы, имя Андервуда. Только имена тех, кто успел тебе представиться, убеждают тебя, что это имена тех эйджраннеров, с которыми ты лезла в пекло «Ложи Пророка». Ты помнишь, что, кроме тебя и слащавого корпората, на том сборе в задней комнате бара «Дохлый бустер» больше не представлялся никто. Ты догадываешься, потому что умеешь считать, что чьей-то куртки явно не хватает. 

 

Имя – это узловая точка. Без него в потоке информации ничего не существует. Без него ты даже не можешь понять, кого, сука, там не хватает.

 

Ты прикрываешь глаза, утомленные очередным ночным забегом, очередным шагом к хронической бессоннице. 

 

Ты ухмыляешься в темноту Найт-Сити.

 

[ . . . ]

 

Ты прикрываешь глаза, утомленные очередным ночным забегом. Глаз – тот самый, живой – немного слезится: он пересох от сигаретного дыма, от испарений на улице, от пыли, от очередного ночного забега. Он немного слезится от того, что он немного живой, человеческий. Взгляд сквозь него напоминает взгляд сквозь запотевшее окно автомобиля: из-за этого различия с ясной, четкой картинкой киберглаза ты чувствуешь дискомфорт. Чаще моргаешь, пытаясь выжать из замыленного ублюдка полноценную, стоящую слезу. Представляешь себе какой-то трагичный момент в жизни, вроде смерти сестры или победы республиканцев на выборах. Тебе не удается: приходится смириться с мыслью, что актриса из тебя говно.

 

Ты ухмыляешься в темноту Найт-Сити.

 

Дисплей тухнет, как только ты складываешь телефон и каким-то механически незаметным, интимным движением убираешь его в карман, будто стоишь на сцене перед миллионом внимательных глаз и пытаешься спрятать в карман вибратор. Под металлическими микропластинами век пробегают только что увиденные строки принятого сообщения. Абонент, который ей неизвестен. Адрес, о котором она не слышала. Дата, которая оторвана от сегодняшней ночи в семь с половиной суток. 

 

Забавно, что никто из группы не потребовал себе выуженный у похищенной цели мобильник. О нем будто все позабыли, он будто канул в лету: информация о нем перемешалась с дерьмом квазиинформации, и никто не решился сунуть руку, чтобы достать его обратно. Этот мобильник тоже был узловой точкой – охрененно важной узловой точкой, которая ведет к святая святых, к основе протянутой тут паутины. 

 

Этот мобильник вел к узловой точке. Этот мобильник вел к имени.

 

"Где Уинстон Бордо?"

 

Ты открываешь глаза, и видишь, как в десятке метров от тебя избивают уличную торговку суши, лицо которой, из-за вздувшихся под глазами опухолей, теперь действительно напоминает японское. Ты оценивающе смотришь на силуэты бустеров, обрабатывающих её: тяжелые пистолеты, грубые движения уличных бойцовских псов, ни намека на профессиональное боевое искусство. Металлическое лицо растягивается в холодной улыбке, когда ты смотришь на их уродливые киберпротезы рук. Полустертая надпись «Made in USSR» на предплечьях, торчащие шестигранные гайки, будто нарочно вымазанные в черной смазке, чтобы подчеркнуть и без того бросающееся в глаза убогое уродство моделей.

 

Два урода с конечностями из дерьмового советского чугуна, избивающие в переулке торговку суши. Если бы ты не слышала, что они выбивают из неё информацию, то подумала бы, что это пародия на ленинское раскулачивание. Информация – имя: теперь бустеры, которым открылась узловая точка, предпочитали двигаться дальше с помощью старого доброго ультранасилия.

 

Ты хочешь пройти мимо, но уже догадываешься, что с тобой не так. Когда вы разошлись с Филиппой, ты уже чувствовала, что с тобой не так. Чтобы пройти мимо, тебе нужно закурить. Сигарет нет, тебе не спустить пар парой едких затяжек. Теперь тебе, Майами Мэй, остается только наблюдать со стороны, как твоя хромированная цельнометаллическая оболочка вытаскивает из-за пазухи углепластиковый пистолет. Это напоминает процесс, описанный в статье глянцевого игрового журнала, случайно прочитанного тобой во время поездки в такси у водилы, говорящего с тяжелым абхазским акцентом. 

 

«Спать. Пить. Убивать. Игрок теряет полный контроль над персонажем, ибо тот становится одержимым Зверем».

 

Одержимость Зверем. Что-то про грань Безумия. Грех, подобный полному извращению. Ты фыркаешь, вспоминая словесные обороты в этой статье; ты фыркаешь, понимая, что это лишь малая толика того, что чувствует поехавшая головой машина для убийства, прошитая киберимплантами до уровня отторжения самого понятия «эмпатия» на генетическом уровне. 

 

Тебе, Майами Мэй, остается только наблюдать из подкорки сознания, как твоя хромированная цельнометаллическая оболочка достает углепластиковый пистолет, приближаясь к бугаям-бустерам и их жертве. Подходя ближе к двухметровым амбалам, ты замечаешь, что их головы выбриты наголо, а голоса хрипят, будто посаженные динамики: подходя ближе, ты различаешь в их хриплом требовании информации об Уинстоне Бордо легкий русский акцент. 

 

Подходя ближе, ты понимаешь, что заху@#%ишь их не потому, что хочешь помочь милой девахе с радужным ирокезом на башке, или потому, что не любишь русских. Даже не потому, что тебе интересно, кто, мать его, такой этот Уинстон Бордо. Сейчас, стоя прямо перед пропастью киберпсихоза, ты понимаешь, что заху@#%ишь их чисто из спортивного интереса.

 

— Gde Uinston Bordo, tupaya ti... — хрипло громыхает один из бугаев, вдавливая череп торговки в пластик прилавка.

 

Точнее, хрипло громыхал. Ровно до тех пор, пока ты не появилась в его периферийном зрении с пушкой наперевес.

 

В твоем искрящемся, забитом в угол киберпсихозом подсознании моделируется иллюзия любопытства – гормональная реакция подчиненного имплантам организма, которая пытается оправдать твои действия, обмануть тебя. Судя по тому, что ты все еще смотришь на себя со стороны, это непросто. Ты чувствуешь легкое жжение навязываемой мысли – мысли о том, будто тебе интересно, зачем эти два совьет-раша-боя ищут парня по имени Уинстон Бордо. Хорошо, очень хорошо: ты достаточно сильна, чтобы не подчиниться внушению. Ты достаточно сильна, чтобы плюнуть в свой мозг мыслью о том, что тебе насрать на этого Уинстона Бордо.

 

Уинстон Бордо? Никогда не слышала.

 

Теперь счет идет на секунды.

 

Они резко выхватывают стволы, направляют их на тебя. Разумеется, не профессионалы – так, любители, не аккредитованные корпорациями, не проводящие время на стрельбище, если не считать стрельбу по банкам и бомжам в Комбат Зоне. Проблема, пожалуй, в том, что сто процентов жителей СССР практически с младенчества берут в руку ствол. Поэтому это не пустые вые@#%ны обнаглевших бустеров, когда они направляют на тебя пушки – это реальный шанс получить п@#%ды. 

 

И ты понимаешь это, когда они почти синхронно сдавливают спусковые крючки, опережая тебя на мгновение.

 

Отлично. Представь, что ты упала в озеро. Упала в озеро и глотаешь воду, Майами, в попытке надышаться кислородом. Сквозь толщу воды ты видишь, как амбалы подбегают к твоему оглушенному выстрелом в грудь телу и пытаются тебя отмудохать в рукопашной – судя по всему, чтобы попросту сберечь патроны.

 

Вот так. Твоя жизнь ими оценена ниже, чем пара свинцовых пломб в упор.

 

Пожалуй, все-таки хорошо, что русские – конченные идиоты.

 

Ты выныриваешь. Ты отскакиваешь в сторону, пока эти мудаки пытаются понять, на каких чертовых рефлексах твоя цельнометаллическая туша уклонилась от их ударов. Ты крепко сжимаешь смартган, на дуло которого накручена оглушающая граната. Ты стреляешь. А затем, глядя, как одному из них будто врезали битой по загривку, думаешь, что в следующий раз обязательно купишь напалмовую гранату для настоящего файершоу.

 

Второй бугай оказался крепче своего комрада. Крепче, быстрее и, сука, явно везучее. Он больше не хочет выяснить все в рукопашный, как настоящий боец. Он не хочет хотя бы казаться настоящим мужчиной. Поэтому он навскидку стреляет в тебя. Ты чувствуешь удар выстрела, утонувшего в звоне металла – наверное потому, что он навскидку попадает тебе в башку. 

 

Мозги сотрясаются, явно неготовые к подобному. Сознание дрожит вместе с оболочкой, в которой заключены. Осевшая на дно информация вдруг всплывает смутными образами и обрывками фраз.

 

Уинстон Бордо? Парень из рекламы шлемов, верно?

 

 

Господи, зачем этим уродам понадобилась настолько не запоминающаяся образина?

 

Ты, наверное, хотела спросить их об этом прямо сейчас. Но у тебя, Майами, сейчас нет права что-либо предлагать. Это ты не чувствуешь обиды за то, что тебе выстрелили – и попали – в лицо. 

 

Потому что, на взгляд киберзверя, который сидит за рулем нашей хромированной красавицы, игры с этими бустерами теперь кончились.

 

Ты вскидываешь пистолет. Ты прицеливаешься. Быстро, механическим движением ты дважды жмешь на спусковой крючок, прожигая бустеров насквозь ненавистным взглядом и вменяя им в вину нежелание выяснить все голыми руками.

 

Поэтому быстрым, механическим движением ты дважды жмешь на спусковой крючок, наказывая этих уродов за по-настоящему —

 

БАМ.

 

— неспортивное —

 

БАМ.

 

— поведение.

 

[ . . . ]

 

Я спокойна. Я на пределе. 

 

Разглядывая два окровавленных трупа, с головами, напоминающими лопнувшие перезрелые тыквы, я наконец понимаю, для чего эти уроды искали парня по имени Уинстон Бордо. 

 

Грязные русские свиньи, мозги которых теперь украшали влажный ночной асфальт на узкой улочке в по-семейному тихом районе Малой Италии, так упорно искали парня по имени Уинстон Бордо для того, чтобы услышать его пресловутую мудрость о необходимости ношения шлемов.

 

Я спокойна. Я на пределе. И, медленно подходя к лежащей и стонущей торговке, я молюсь всем известным мне оцифрованным богам, чтобы никто из бустеров никогда не послушал совета парня по имени Уинстон Бордо.

 

Даже сейчас, избитая этими подонками, она все равно выглядит милой. Вздернутый носик, тонкие, чувственные, юные губы, миндалевидные глаза – странно, что такая милашка не нашла ничего лучше, чем торговать суши в подворотнях Найт-Сити. Могла, в конце концов, в шлюхи пойти, это всяк прибыльнее. Я задаю единственный интересующий меня вопрос, и она диктует мне код от кассы. Я ухмыляюсь: если ты настолько тупая, что не стреляешь в первого же встречного бугая, который направляется к тебе, то я – нет. 

 

Я хватаю её за шиворот и поднимаю с земли, словно мешок с дерьмом. Прикрываясь ей, словно щитом, я требую набрать код: после трех убийств, во время которых моя жизнь висела на волоске, я не собираюсь сдохнуть из-за «мины-лягушки», выпрыгивающей после неправильного ввода. 

 

Может, я и параноик. 

 

Может.

 

— И это всё? — недовольно бурчу я, глядя на кучу мятых, дешевых купюр. — Мда.

 

Иди в шлюхи, тупая ты сука. Это всяк прибыльнее.

 

И, судя по всему, безопаснее.

 

Я запускаю киберкисть в кассу, сгребаю пальцами хрустящие банкноты, кладу их в карман. Разумеется, не все – я же не собираюсь там копаться в этом днище денежного номинала, будто побирающийся маргинал в мусорном баке. Но, приглядевшись, я засовываю руку внутрь вновь и отодвигаю пластиковую задвижку, под которой явно лежит что-то более ценное.

 

Двойное дно в кассе, чтобы спрятать там дробовик. До которого хер доберешься в нужный момент из-за кода. 

 

Да ты разумистка, как я погляжу.

 

— Арривидерчи, — бросаю я на прощание, убирая дробовик под одежду. 

 

Она смотрит на меня с благоговейным ужасом. Мне сложно понять её сразу: я догадываюсь только тогда, когда чувствую вкус своей крови на губах – крови, которая вытекает из-под застрявшей у меня в башке свинцовой пули.

 

Ох. На это нет времени.

 

Теперь меня ждут только заведение в квартале отсюда, горячий эспрессоматик, исходящий звонок в Trauma Team, входящий звонок от Хауэра и дешевый журнал с выставленными на продажу подержанными авто.

 

И странные подозрения о том, что ей знаком парень по имени Уинстон Бордо.

 

Ты помнишь, что, кроме тебя и слащавого корпората, на том сборе в задней комнате бара «Дохлый бустер» больше не представлялся никто. Наконец достигнув дверей кафе, ты догадываешься

 

Ты догадываешься, потому что в том самом заброшенном доме висела куртка с нашитым на ней именем – именем парня по имени Уинстон Бордо.

[Gonchar]

Филиппа какое-то время ждала у порога дома, всматриваясь в удушающий пейзаж итальянских трущоб со старыми домами их бесконечно осыпающимся кирпичом. Кирпич в 2020? Кто вообще в здравом уме будет использовать это для строительства домов? Но соло прекрасно знала, каково это жить в таких условиях. И в условиях ещё хуже.

Тут ты знал свой район, знал своих друзей и знал каждую щель. Чужаков тут встречали кулаками и сплочённой стеной с цепями, клинками, пистолетами и автоматами. Никто не пропадал просто так, не отмщённым. Но когда ты живёшь в трущобах улья…о, жизнь меняет свои краски в куда худшую степень. Там, где всё пропитано мигающим неоном и пластиком, где неба не видно за металлическими шпилями и куда каждый раз сбрасываются по ревущим трубам химические отходы. Где люди как крысы — роятся вокруг своих прохудившихся смердящих лачуг, спрятанных в щелях и трещинах бетонных исполинов. Где улица тянется как в стороны, так и вверх, и вниз. Где дети пропадают в богом забытых углах. Где человек может просто перейти улицу и никогда больше не вернуться домой. Где холод кусает ноги сквозь мотки пластика вокруг твоих ног и где тонкая струя ржавой грязной воды тебе кажется вкуснее божественной амброзии, потому что ты не пил ничего уже четвёртый день.

О, Ласка была в местах и похуже этого обосранного итальянского района.

 

Ночь была неподвижной, но это место никогда не спало. Соло ощущала это каждой фиброй души. Это омерзительное копошение хромированных червей в истерзанном трупе. Казалось, они никогда не успокоятся, никогда не перестанут стрекотать на своём непонятном языка. Насекомые, омерзительные насекомые. Они даже не представляли, сколько раздражающего шума они издают. Поморщившись, Ласка решила сделать свой первый ход в этой новой партии.

Осмотрев первый этаж, её выбор пал на туалет. Каморка два на два со старым толчком, который когда-то был белом, но сейчас его неотступно сковывала желтизна. Опустив седушку и крышку, Филиппа села сверху и положила на руки винтовку, предварительно глухо лязгнув затвором и отправляя первый патрон в ствол. Закрыв за собой дверь, она сделала то, что умела лучше всего. Она стала ждать. Тихо и неподвижно, словно паук в ожидании собственной жертвы.

Как ни странно, именно это даётся сложнее всего, когда ты попадаешь в спец.отряд. Ты можешь сколько угодно бежать, сколько угодно изнурять себя тренировками и стрельбой, ранними подъёмами и муштрой. Но всё это преодолевается, всегда находится какой-то предел ярости, толкающий тебя дальше. И ты, сцепив зубы, толкаешь своё избитое тело, мать его, дальше. Но сложнее всего ждать.

Ты не двигаешься, ты просто ждёшь чего-то. Момента, нужного стечения обстоятельств. Нет ничего, что ты могла бы, сцепив зубы, преодолеть и превозмочь. Тебе нужно быть тише травы, тебе нужно стать как трава. Убить в себе действие, но не бдительность. Не дать разуму соскользнуть в мечтания, держать его в тонусе…но тело — неподвижно. И за долгие годы Ласка смогла стать профи в этом.

 

И вот — её навыки вознаграждаются. Она слышит оглушительный хлопок двери и топот ног, который начинает стремительно приближаться к ней. Кто-то один, уже неплохо. Она вздёргивает свою винтовку и упирается прикладом в плечо. Почти тут же дверь распахивается и в перекрестье прицела оказывается долгожданный гость.

Седеющий мужчина лет 45 с гладковыбритым лицом умиротворённого будды, который решил стать плодом совокупления с нуарным детективом, поблескивающим из-под плаща одной хромированной рукой.

— Не рыпайся, а не то высажу тебе мозги. — прорычала Ласка, целясь «детективу» прямо в голову.

Она могла его убить. Могла убить ублюдка прямо здесь и сейчас. Но что-то ей сильно подсказывало, что это не тот, кто им нужен. Чёртова интуиция, зудящая у основания черепа и не раз уводящая её из-под пуль в боевой зоне сейчас уверенно намекала притормозить свой поезд действий и не торопиться.

Мужчина медленно поднял руки и обаятельно улыбнулся, как будто тут вовсе и не было чёрного дула винтовки, смотрящего ему прямо между глаз.

 

— Зачем устраивать конфлик на пустом месте? Плюс, это вы у меня в туалете, Филиппа, не я в вашем.

— Зная моё имя ты добавляешь себе шансов откинуться прямо здесь. — Филиппа кивнула ему за спину, поднимаясь со своего «насеста». — Пять шагов назад.

Он продолжает улыбаться и делает ровно пять шагов назад. Этот человек распространял вокруг себя какую-то странную ауру, от которой даже у Филиппы почему-то мурашки по коже.
— Уверен, у вас есть ко мне вопросы, да?

— Ты можешь начать рассказывать прямо сейчас и сэкономить нам всем время. — спокойно отвечает Филиппа, не снимая палец с курка.

С его губ все не сходит эта чертова усмешка, которая придает мужику вид человека, знающего больше других:
— Я не могу дать ответы не зная вопросов

— Что это за место, почему на нас охотится толпа костюмированных придурков, кто им дал заказ и какая твоя роль во всём этом. Неужели сложно догадаться до основных вопросов? Тем более кто как не ты оставил нам записки в этом доме. — Филиппа ядовито усмехнулась и фыркнула, явно не покупая ни гроша напускной загадочности незнакомца.

— Это место — мое скромное жилище, на вас охотятся «дуалисты», если вы про них конечно, потому что вы пытаетесь помешать их торговле наркотой, моя роль — помочь всем желающим помешать их торговле наркотой, — он чеканит слово один за другим, без особой опаски смотря прямо на оружие в руках Соло, словно зная что та его не застрелит. — А знание приходит только к тем, кто его ищет, так что ответить я могу только на вопрос, что ты сама назовешь.

— И что в твоём доме делают трупы подростков и курткаи дуалистов? — Филиппа сузила глаза. — Неужто пара мёртвых членов этой банды? И откуда тебе известно моё имя?

— Трупы подростков — гости которым не рады. Куртки дуалистов — небольшой подарок в помощь вам с вашим расследованием. Знаете, не так просто было найти группу этих… личностей с куртками примерно ваших размеров, — он пожимает плечами. — И я предпочитаю знать людей с которыми работаю. А найти информацию о ком угодно не так сложно — нужно просто знать соответствующих людей. Можете звать меня Вашингтоном. Или Джефферсоном. Или Франклином, — неизвестный усмехается. — Чтобы мы былина равных условиях

— Почему не Гамильтон или Мэдисон? — соло изогнула бровь, опуская винтовку, но не пряча её в чехол за спиной. Нескольких слов было недостаточно, чтобы она поверила хоть кому-то. — Ладно, и каков же ваш план?

 

— Мой план весьма прост — искать тех кто стоит во главе этой операции, искать способы помочь вам — и другим моим людям — помогать вам убрать наркотик с улицы пока он не повредил ещё большему количеству людей, — пропустив вопрос мимо ушей, ответил «отец-основатель». — Ваш план, я подозреваю, дождаться СМС на номер телефона, который находится у Майами, а потом как-то достать одного из людей которые стоят выше в иерархии этих… личностей? — он вновь пожимает плечами. — Я лишь предложил вам один из вариантов. Можете хоть их всех перестрелять не пользуясь какой-либо маскировкой, если столь угодно.

— Хорошо. Допустим, что я тебе верю. — Филиппа хмыкнула, немного расслабляясь. Но лишь на нечтожную малость. — Как распознать твоих людей. Не то чтобы мне было дело до них. — соло пожала плечами под курткой. — Но если не хочешь, чтобы они попались под горячую руку — стоит сказать об этом сейчас.

— Моих людей не столь много и вы вряд ли с ними пересечетесь. Но если это действительно случится — просто покажите им монету, — Вашингтон усмехается и протягивает Филиппе очередную монету, которую он, видимо, вытянул из рукава. — У меня есть один агент в среде «дуалистов», он даст о себе знать сам на встрече. Ещё вопросы? — он снова улыбается. — Не хотите кофе, кстати?

— Нет, спасибо. — Филиппа не меняется в лице. — Мне ещё нужно забрать с улицы Майами, пока она не стала разбивать лица прохожим, стараясь узнать кто тут живёт.
На лице соло промелькнула кривая и немного едкая усмешка. Будь её воля она бы давно выкинула киберпсихичку на обочину. На одну полезную вещь у неё триста дицебел дополнительного шума по всем информационным каналам.

— А куртки я прихвачу. В этот раз мы должны хотя бы попытаться сделать это тихо. — в карих глазах Ласки мелькнуло что-то похожее на смех.

— Ах, Майами, — Вашингтон морщится и убирает монету в карман и кивает. — Да, эта дама определенно опасна, словно бомба с таймером, но ты не знаешь когда этот таймер заканчивается. Не люблю я всех этих новых штук, — он качает головой. — Даже руку свою пришлось поставить из-за работы, знаете ли. Ну, если у вас больше ничего нет, то думаю, и вы, и я, можем идти?

— Хотите прогуляться с нами? — хмыкнула соло, чуть приподняв тёмную бровь.

— О, боюсь, у меня нет на это времени, весь в делах, знаете ли, — лукавые искорки начинают плясать в глазах собеседника Филиппы. — Я просто заскочил перекусить. И знаете, я бы даже хотел, чтобы этот наш разговор остался анонимным, но думаю, что то что я вам сказал может увеличить шансы на успех, а потому ограничусь просьбой опустить описание моей внешности, хорошо?

— Ты не единственный, кто дорожит тайной личности. — Филиппа раздражённо дёрнула плечом. — Вот только у тебя явно больше ресурсов, чтобы держать её под куда более серьёзным замком.

— О, я ценю то как вы дорожите своими тайнами, Ласка, а потому никому ничего не рассказал. Впрочем, наш с вами враг уже может знать о вас и ваших друзьях все что ему нужно — его ресурсы не хуже моих, именно поэтому я и прошу быть осторожнее и избегать описания моего имени или внешности, — Вашингтон покачал головой. — Думаю, прежде чем мы уйдем, мне стоит назвать главных подозреваемых. На данный момент это Пинг Ко Чин, так же известный как «Блэклист», и Джекилл М. Хайд — оба бывшие фармацевты Биотехники. Вероятнее всего их спонсирует Аннет Андервуд — одна из больших шишек корпорации. Это все что мне примерно известно на данный момент. А теперь — до свидания, — «отец-основатель» поклонился и стал пятиться к лестнице на второй этаж.

 

Некоторое время спустя Ласка уже шагала по улице итальянского района, выбивая на кнопках мобильного телефона номер Майами. На плече у неё был объёмный слой из курток с их собственными именами.

[Лакич]

Несколько лет назад

 

Первый курс благополучно сдан: и практически без взяток для зажравшихся преподавателей и корпоратов для заселение в общежитие. Это — можно назвать успехом. Это — лучший результат из всех возможных. Это — даже лучше чем хорошая работка губ твоей мамаши, панк.

 

Не ожидал, да?

 

Неважно.
Это — повод отпраздновать. Или напиться до потери сознания и очнуться в обезьяннике Найт-сити, где добропорядочные копы пригласили тебя присесть.
На бутылку, конечно же.
Это — повод наконец-то расслабиться и совершить какую-нибудь глупость. Это — повод умереть и воскреснуть. Прямо как Иисус и его старина Лазарь. Это — повод забраться на вышку Даунтауна и устроить там небольшой пикник. Ящик пива, дешевые закуски и дешевые же женщины.

 

Неплохо.

 

Бордо стоял на самом краю: один шаг и его тушу ждет крайне интересное падение и встреча с асфальтом, после которой его будут отскребать от земли. Или его остатки, если точнее. Но какая к черту разница, не так ли? Стиль — вот что решает. Звук расстегивание ширинки: расчехлить пистолет перед стрельбой.
— Э, Джекилл, — освобождая свой мочевой пузырь, заговорил Уинстон Бордо, — а неплохой тут вид, да, чомбатта?
Молодой черный расположился у входа на крышу, в тени, лениво попивая очередную бутылку пива и с полным надежды на будущее всматриваясь в крайне величественный вид Найт-сити.
— Есть такое, — усмехнулся Джекилл.
— И когда-нибудь, — то ли с издевкой, то ли просто опять неудачно пошутив, продолжает Бордо, — этот город будет наш? — он наконец закончил со своими делами, застегнул ширинку и обернулся к своему другу, — не знаю как ты, чомбатта, но я сделал первый шаг к этому: я нассал на него. Это достижение, которым можно гордится.
— Канеш будет, старина Бордо, — с этими словами он кинул будущему медтеху бутылку пива, — канеш будет.

 

Сука.

С этого момента что-то пошло не так.

2020, ymny parnisha

 

— Дай сигарету, Рик.
— Ты не куришь же.
— Я УМЕР, черт тебя дери во все щели, Я УМЕР И Я ВОСКРЕС КАК ЧЕРТОВ ИИСУС, Рик, — эмоциональное состояние медтеха, который проводил подобную операцию по возвращению с того света, но никогда не испытывал на самом себе — было нестабильным в лучшем случае. А, точно. Еще он в одну ночь лишился четырех кузенов, матери и друга. Мелочи по меньшей мере, — так что да, теперь Я КУРЮ, КАК ТЫ УЖЕ МОГ ЗАМЕТИТЬ.
Старый соло, не сдержав улыбки, протянул своему другу пачку сигарет: Бордо, одной рукой прижимая чье-то сердце из холодильника к ране на лбу, с удовольствием принимает этот подарок: выбора особого у него нет.
— Что вообще здесь произошло? — Рик пнул труп матери Бордо, Светланы, у которой в данный момент были небольшие проблемы с головой: ее мозги украсили стену пыточной.
— Теперь дай телефон и слушай внимательно, — закуривая, проговорил Бордо, и в ту же минуту соло протянул свой телефон. Набрав номер Фрэнсиса, Бордо начинает разговор самым эффектным способом, которым научила его нынче покойная Светлана.
— Ept tvoy mat'.

 

Воистину, Уинстон. Воистину.

 

Бордо рассказал всё, что произошло в этот гребанный вечер — от приятной встречи с Уличными Бойцами до пыток над Светланой и дружеской пули от Джекилла в висок. Умолчал, однако, про валяющегося рядом в бессознании Мигеля и полном разрушении всех идеалов.

 

— Эй, босс. К вам посетитель, босс

 

Голос одного из мексикашек. Ни с чем не спутать: такой же раздражающий, как и тот фрик с новостей, призывавший всех разозлиться.
— Хуан, cyka blyat, я разговариваю!
Забавно. С наскоро сделанной перевязкой, сигаретой, едва накинув, будто одеяло, пальто, прижимая к ране чье-то сердце, из которого медленно капала кровь бывшего владельца, он действительно походил на босса мафии. Русской, однако. Та не особо была престижна в Найт-сити.
— Это Рита.

 

Господи Иисусе, только ее не хватало.

 

— Пускай заплывает.

[Leo-ranger]

Tales of Night City

The Bad Doc

Этот город живет, нет, существует, рождается и умирает, долбит кокаин и раскуривает травку, выносит фиксеру голову за дозу и ловит пулю от бустера под ломкой, продает своё тело и душу корпорациям и покупает людей только чтобы сделать из них верных рабов логотипа на небоскребе. Те кто стоят наверху презирают тех кто внизу, а сидящие внизу ненавидят тех кто оказался быстрее, умнее и хитрее, и потому проложили себе дорогу наверх. Но внутри они все одинаково гнилые ублюдки. Ублюдки, которые попались в созданную ими самими ловушку.

Прямо сейчас десятки людей глотают похожую на мятный леденец конфету. Бомж укравший таблетку у фиксера, мелкий корпорат в своем офисе, Соло перед заданием. Один из них свернет своей жене шею, потому что так приятное покалывание в кончиках пальцев от этого становится сильнее. Другой сдохнет в подворотне от остановки сердца. Третий, если повезет, настигнет паралич посреди перестрелки и он просто словит пулю.

Потому что жить риском - это стильно, это делает тебя крутым. Да, сожрав эту таблетку ты можешь сдохнуть, но в этом и суть, в этом мыслепроцесс тех, кто живет Улицей -чем больше риски, тем стоящей дело, просто ради репутации, чтобы ты и другие считали тебя самым крутым.

Когда-нибудь вся эта мразь передохнет и Найт Сити можно будет отстроить заново. Когда-нибудь этот город снова будет жить.

А пока пусть ублюдки возносятся на тот свет.

 

 

The Founding Father

Этот город живет, нет, существует, рождается и умирает, долбит кокаин и раскуривает травку, выносит фиксеру голову за дозу и ловит пулю от бустера под ломкой, продает своё тело и душу корпорациям и покупает людей только чтобы сделать из них верных рабов логотипа на небоскребе. Те кто стоят наверху презирают тех кто внизу, а сидящие внизу ненавидят тех кто оказался быстрее, умнее и хитрее, и потому проложили себе дорогу наверх. Но внутри они все одинаково ненавидят такую жизнь, как бы сами себе это не отрицали. Они хотели бы поменять эту жизнь, но как поменять что-то, если альтернативы нет и предложить ее некому?

Остается только бороться с гнилью, что заполонила этот город. Отстреливать тех кто продает дурь детям, тех кто берет людей в рабство, и тех кто распространяет убийственное вещество по трущобам и небоскребам. Революцию сознания нужно былл начинать с малого. Сегодня - Дуалисты и торговцы оружием на черном рынке. Завтра - Биотех и Арасака. Людям нужно только показать, что есть кому побороться за перемены.

И наказать за ложь и несправедливость.

Пистолет легко дергается от отдачи.

Правосудие свершилось сегодня, но новости об этом разойдутся лишь завтра.

Сегодня - лживый корпорат, завтра - мерзкий наркоторговец, послезавтра - Мистер Хайд.

Сегодня - спокойствие, завтра - тревога, послезавтра - забытие.

 

The Loving Uncle

Трудно убивать любимого племянника. Трудно собраться перед своими людьми и сказать им, что племянник этот убил свою родную мать. В груди становится тяжело, когда он думает о том что Уини придется убить, но гнев и обида за сестру сильнее.

А ведь когда-то он научил мальца стрелять из винтовки, чтобы тот мог защититься от задирающих его старших кузенов. А теперь его придется убить.

Забавно.

Грузовик тормозит в паре десятков метров от клиники. Все что нужно - это отдать приказ и полтора десятка отборных бойцов разнесут это место. Но…

Но Уинстон все же был его племянником.

– Выходи, пацан, и тогда твои мучения будут быстрыми, - кричит Анатолий, дабы не терять лица перед парнями, а сам думает, что же сделать с этим идиотом, чтобы его не убили.

– Poshel na… - слушать окончание фразы старпом уже не стал. Если парень хотел решить все так - то он ничем помочь не может. Анатолий развернулся и направился назад, к грузовику, как вдруг что-то резко кольнуло затылок.

Не забавно.

 

The Desperate Brother

Ненависть бурлит в нем словно вулкан который готов вот-вот выпустить из себя потоки лавы и облака убийственного смога. Как она посмела назвать его ребенком, эта мерзкая сука? Без капли сожаления о том, что из-за нее погибла родная сестра, она была в шаге чтобы пристрелить и его. И эту женщину он когда-то называл сестрой.

Злоба сменяется пустотой и бессилием, такси останавливается у высотки. Он вызодит, поправляет костюм. Не глядя на содержимое берет пакетик у барыги, который стоит на углу, кидает деньги ему под ноги. Поднимается на лифте домой, в свою недешевую, обставленную со вкусом квартиру.

Внутри только пустота, бессмысленность всего наваливается тяжелым грузом. Есть лишь один метод восполнить зияющую в груди дыру, которую там оставила сестра.

Ярко-синяя, похожая на леденец таблетка приятно хрустит на зубах. Проходит несколько мгновений, и по всему тело словно проходит разряд электричества, а по венам растекается горячая амброзию. Сердце начинает бешено стучать в груди и он забывает о ТВ шоу с занимающимися карате макаками. У него на уме было другое - что сейчас он пойдет и разнесет этой суке голову, теперь точно получится. Теперь он круче всех, или так себя чувствует, словно благословленный Высшими Силами на отмщение.

Да, он хватает свой винтовку и шагает к выходу. Теперь-то он

Пуф.

 

The Cheater

Всем нам нужны быстрые баксы. Заплатить за кофе, заплатить за стирку, заплатить долги мафиозной семье которая схватила за глотку добрую треть города… бытовые затраты, так сказать.

И нет лучше способа получить быстрые баксы, чем кого-то надурить. Люди глупы в своей сути, и не использовать эту глупость против них и для себя - это тоже глупо.

К сожалению, иногда у глупых лбдей бывают друзья. Иногда этими друзьями оказываются копы.

Разумеется, деньги деньгами, а этой железной суке и ее ручному копесику явно не было причин не убивать меня. Поэтому я поступил так, как поступил бы любой разумный человек и отдал им самое ценное что у меня было - пакетик с наркотой и собственную честь. Возможно, это и спасло мне жизнь.

Но денег на оплату штрафа за мошенничество у меня нет, а знач полицию моего любимого города, деньги эти из меня выбьют и вырежут. Буквально.

Ну, зато жив остался!

 

Chapter 2: Neural Shock

На сцену выходит полный юноша примерно того возраста, когда можно легально убивать свой организм. Он приглаживает сальные темные волосы рукой на которой суммарно три с половиной пальца, поправляет штаны, над которыми опасно повисло пузо. Вся аудиенция с любопытством поглядывает на парня, который сменилсобой все декорации идущего спектакля. Парень откашливается, осматривает зад и медленно произносит:
– Глава Вторая.

Зал взрывается аплодисментами.

Сегодня утром директора отделения Биотехника Майкла Виндэма в Найт Сити нашли мертвым в его квартире, - вещает повтор утреннего репортажа в WNS. Конспиративная квартира - это хорошо. Конспиративная квартира - отличное место чтобы выпить найденную в холодильнике колу, обсудить со своим несколько уменьшившимся отрядом дальнейшие планы по проникновению в склад в Студио Сити, что избрали своим местом встречи Дуалисты.

Наркоторговец и пять его охранников. Поиск по этим людям не дал ничего особенно - все они раньше были никем, пустыми местами в бесчисленном море пустых мест. А потом они стали наркоторговцами. А потом умерли, чтобы дать свои костюмы и маски этому отряду.

– По первым предположениям полиции Мистер Виндэм совершил суицид. Рядом с его телом была найдена записка, в которой он признается что наркотик «Вознесение» был проектом Biotechnica, который оказался украден неизвестными. В тексте записки говорится, цитата, «тяжесть моих грехов и результат моего же творения давит на меня нескончаемо тяжело. Я более не могу смотреть как люди умирают из-за моей жажды наживы», конец цитаты. Решение по выбору нового директора на данный еще не принято советом директоров компании, в то время как за последние часы стоимость акций Biotechnica обрушились на 3,5%, - продолжает вещать дамочка с экрана.

Встреча проходит сегодня вечером, а значит осталось всего семь часов на то чтобы решить, проникнуть внутрь под видом наркоторговцев или избрать более прямой подход.

[Disha_]

smash /smæʃ/ v. • violently break (something) into pieces. 

cut /kʌt/ v. • remove (something) from something larger    

by using a sharp implement.                                            

smash-cut /smæʃ kʌt/ n. • (film, television) An abrupt cut 

from one scene to another without a transition.                 

 

* * *

        ...Вот об этом я и говорю – мы постоянно возводим какие-то сверхусложнения, ненужные конструкции строительных лесов из дряного полимера, схваченные холодной сваркой вокруг идеального небоскреба, сработанного архитекторами круче, чем у самого Ричарда, мать его, Найта. Целые джунгли надстроек над идеальными объектами, джунгли, которые должны сделать всё еще круче. Стараемся предугадать все наперед, возвести безупречный карточный домик из двумерных массивов матрицы, который должен быть крепче, чем Красные Ворота японского мухосранска в эпицентре ядерного взрыва. Не надо, не надо, черт побери, строить вокруг Христа в Рио-де-Жанейро сраный Крак де Шевалье, добавлять в «Титаник» мистическую арку из «Приведения» с Патриком Суэйзи и Деми Мур или прикручивать к мистической истории о викторианской Англии авторские замечания, сквозящие пошлятиной и ментальной порнухой. Какого хрена ты вообще поднимаешь руку на нечто безупречное? Лепишь свой дебильный взгляд на шедевры, как вандал, оставшийся в Лувре с суперклеем и кучей фантиков от «Драбблс».
 
        Ты меня слушаешь? Я сказала «мы пытаемся сделать нечто идеальное еще круче». Будто нам в Найт-Сити и так не хватает этой претенциозной, выпендрежной тупизны. Типа «нет пределов совершенству», а? Херня собачья, и ты это знаешь. Не нужно выдумывать оправданий тупизне, Майами, не нужно навязывать какие-то вторые, третьи, ху@#%третьи смыслы слою дерьмовой посредственности, которым идиоты вроде Фрэнсиса Андервуда пытаются замазать дырки в безупречном сыре «Альпидамер». Знаешь, почему такие идиоты, как мистер Андервуд, пытаются испортить дерьмом безупречный австрийский полутвердый сыр «Альпидамер», дырки в котором – самое вкусное?
 
        Сука, серьезно?
 
        Потому что они идиоты, Майами. Разве не очевидно?
 
        — Какого хрена ты делаешь? — Джекилл громко окликнул одного из охранников Томми Ли Роба, который за каким-то хреном взобрался на сцену со здоровенной видеокамерой и штативом-треногой. Голос звучал раздраженно, утомленно и удивленно одновременно.
 
        У него есть основания для подобного обращения, верно? Да уж, Майами, явно есть. Он, очевидно, раздражен, что медийщик Бэс Айсис, тот самый безупречный красавец-блондин с имплантированной киберрукой, который должен был снимать его подготовленное выступление, задерживается в каморке. Да, тот самый медийщик Бэс Айсис, который построил карьеру на том, что засаживал своим профессиональным конкурентам по самые гланды, копаясь в их нижнем белье. Да-да, тот самый красавчик Бэс Айсис, который еще месяц назад работал над каким-то скандальным материалом в News 54, после чего надолго скрылся из твоего поля зрения. 
 
        Да-да, Майами. Тот самый Бэс Айсис, который раскрутил тему с твоим публичным приступом киберпсихоза настолько, что тебя чуть не выбросили из World News Service, словно внезапно запахший дерьмом пакет с мусором.
 
      — Бэс попросил меня выставить камеры, — отчеканил охранник женским голосом с безжизненными нотками сухого металла. Напряжение, которое выражал Джекилл, тут же заметно спало: его плечи снова устало опустились, грудь выжала из легких кислород, подготовленный для очередной брани. Он шумно выдохнул, коротко кивнул головой и скрестил руки – очевидно, что грубить девушке, даже такой, как Наталья Краковски, он не собирался. 
 
      Ему оставалось только терпеливо ждать Бэс.
 
      Бэс Айсис – отличный пример того, о чем я толкую, Майами. Пример сраного сверхусложнения идеального для своей сферы продукта. Помнишь его, когда он был на пике? Когда засадил тебе по самые гланды раскаленным докрасна материалом, который можно было только проглотить и состроить хорошую мину? Разумеется, не помнишь, Майами. Потому что тогда Бэс Айсис был женщиной. Коварной сногсшибательной сукой, которая водила за собой хороводы поклонников от канала к каналу, запихивая им в рот самую несусветную дрянь под оглушительные аплодисменты. Роковая дамочка с коварством самого отпетого фриланс-медиа, идеальная в своем роде.
 
        А что потом?
 
        А потом она отрастила себе член, вот что.
 
        Наталья Краковски поудобнее перехватила тяжеленную камеру, чуть не споткнулась о сложенную треногу. Куртка смотрелась на ней аляповато, нелепо, вздувалась складками, топорщилась: такое ощущение, что шили её на дамочку более коренастую и сложенную атлетически, на какую-то греческую амазонку, плоскую в груди, как шутки советского стенд-апа. Её край едва прикрывал выпуклые металлические пластины торса, но Краковски, будто Мэрилин Монро, на которую напялили холщевый мешок из-под картошки, все равно носила прикид неотразимо.
 
        Именно в этом все дело, Майами. В ненужных деталях. В бесполезных усложнениях, ухищрениях, призванных обмануть любую ситуацию, задушить возможность выходить из дела за счет импровизации. Предугадать все варианты. Посмотри на Бэс – неужели этот ненужный апгрейд в виде члена имел хоть какой-то прок тогда, когда ты превратила её бедро в прорванную трубу кровавого брандспойта? Она хотя бы попыталась им от тебя отмахнуться? Зарядить в висок, как дубинкой? Никакого толка, никакого прока, никакого смысла – вот что я думаю об этих усложнениях. Вот что я думаю о вашем плане.
 
        — А что с ним не так? — едва слышно прошептала Наталья, выставляя камеру аккурат за спиной Джекилла и вглядываясь в линзу объектива. — Это же был отличный план.
 
        Не заметила, чтобы он предугадал мелочи, Майами. Мелочи, вроде взорванного Андервудом «Кота». Мелочи, вроде твоего киберпсихоза. Мелочи, вроде трупа Бэс Айсис, которого нетерпеливо дожидается Джекилл. 
 
        В общем, Майами, план «похитить Джекилла» был обмазан кучей бесполезного дерьма, которую принес с собой Андервуд. И тебе, как Микеланджело, надо отсечь от идеальной скульптуры всё лишнее.
 
        — Что, прямо сейчас?
 
        Да.
 
        — Что ты там, черт возьми, бормочешь? — проворчал Джекилл, не оборачиваясь на Краковски и беспокойно поглядывая в сторону каморки, в которой секунд тридцать назад затихло сердцебиение Бэс Айсис. 
 
        Она поставила камеру и развернулась к Джекиллу с только что придуманным, исключительно импровизационным ответом. 
 
        Только что придуманным, исключительно импровизационным ответом в виде отработанного, технически идеального и охрененно убойного ушира маваши гери в голову.
 
 

 

CYBERPUNK 2020 FILMS

PRESENTS

THE HYENIC LODGE

AND 

SKAZKI LEO

PRODUCTION

A FILM BY

LERO REDGER

•••  THE NEURAL   ••• 

••• SHOCK •••

MAKOTO
«THE CAT»

MEZERU

•••

PHILIPPA

GARCIA

•••

MIAMI

MAY

•••

FRANCIS J.

UNDERWOOD

•••

AND

WINSTON

BORDO

CO-STARRING

BES ISIS

JACKILL

KEVIN

JEROH

WHITE LION

MID DER'SHAP

THE JULLIARD GANG

UNDERGROUND NOMADS

HELICOPTER

RANDOM WAREHOUSE PORTER-KILLER

OTOMO YAMAMOTO

 

* * *

        Грязно. Сыро. Пыльно. 
 
        Майами Мэй сидела на груде деревянных ящиков, содержимое которых обозначалось полустертыми замысловатыми иероглифами и содрогалось металлическим перезвоном всякий раз, когда она хотела пристроить свою хромированную задницу поудобнее. Ящики были небольшими, прямоугольной формы, сколоченные на манер выдвижных ящичков для старых комодов – но без ручек, с крышкой на четырех оцинкованных защелках. Когда она зашла сюда, в помещение с заколоченными окнами, они были укрыты широким куском черной ткани, запылившимся и покрытом опилками: как гостю, ей свернули эту ткань в тонкую подкладку – то ли чтобы смягчить сидение, то ли чтобы не поцарапать хром. 
 
        Фиксер – ирландец в дождевике из прозрачного полиэтилена на голое тело, забитое татуировками, – снова хмыкнул в бороду и, сохраняя задумчивый вид, почесал плешь на затылке. 
 
        — Шот'я-нихр'на-не-понял, чомбатта, — он выдал целое предложение, словно два слова, и поднял на неё два широко раскрытых глаза – очевидно для того, чтобы еще больше сойти за еврея. — Поясни-ще-раз.
 
        Медиа сжала губы и ответила ирландцу взглядом холодных, явно недовольных глаз. Ящики под ней болезненно заскрипели.
 
        — Повторяю еще раз, — выцедила Майами, вытягивая пачку. — У меня есть целая кипа вот этого дерьма, — зазубренное кресало с деловитым скрежетом высекло искру; сигарета затлела опаленным табаком, и Майами, для выразительности выдохнув облако дыма, лениво указала красным угольком на кипу вот этого дерьма. — И мне нужно превратить её в кипу вот этого дерьма, — она сунула руку в карман куртки и достала оттуда веер из евробаксов. 
 
        Выражение лица фиксера – напускная физиономия в виде маски из недоумевающей тупизны – сохраняло завидную, непоколебимую стабильность на протяжении минуты, пока он сам переводил взгляд стеклянных глаз с денег в руках Мэй на десяток распечатанных листов, содержащих в себе схему канализационных путей под Студио Сити. Медиа затянулась и устало поморщилась: решив, что ирландец обладает уникальным дефектом восприятия и видит только то, что движется, она с силой потрясла веер шелестящих банкнот.
 
        — Слушай, проще объяснять уже некуда. Если тебе не интересно...
 
        — Э-э-э, чомбатта, — тут же ожил фиксер, останавливая её четырехпалой ладонью. Он криво улыбнулся, и ему вдруг вернулся дар связно и разборчиво говорить: — Не торопи коней. Не говори «коп», пока не убедишься, — ирландец гоготнул.
 
        Майами посмотрела на него с жалостью: может, стоило похвалить его за отчаянные попытки отрастить у себя чувство юмора, но это явно была проклятая земля. 
 
        — Типа, ты знаешь, что это за район? — спросил фиксер. Дождавшись, пока Майами пожмет плечами и ответит что-то вроде «мне плевать», он скрестил пальцы, будто собирался на молитву во время семейного ужина, и продолжил: — Это Студио Сити, чомбатта. «Колониал пикчерз». Наглухо перекрытый сектор Найт-Сити, который охраняется патрулями обученных солдат, готовых пристрелить тебя за премию от руководства. Вообще дерьмовое место для бизнеса, скажу тебе. Ни войти, ни выйти. 
 
        Он шмыгнул носом и смачно плюнул в укрытый тенью угол комнаты: судя по отчаянному писку и скрежету когтей, отдающему агонией, ирландец прикончил крысу, выпустив ей заряд гайморита в голову. 
 
        — Так что мне там явно делать нечего, чомбатта. 
 
        Медиа, держа в руках почти добитую сигарету, тупо уставилась на него. 
 
        — И ты все эти полчаса стоял здесь, задумчиво хмыкая и шмыгая своим носом, таращился на планы канализации под Студио Сити, чтобы потом выдать «мне там делать нечего»? — она яростно шипела на ирландца. — Тупой ты урод, если ты думаешь, что я не поняла, что ты пытаешься запомнить эти гребаные планы, то ты охрененно ошибаешься. Ты – это персонификация, икона предсказуемой тупизны, — Майами спрыгнула с насиженного места: в её глазах читалась гневная решимость. — И судя по тому, как ты ведешь дела, я сейчас предложу новый вариант сделки.
 
        Ирландец не дурак. Ирландец всегда держит свою хату закрытой, если к нему приходят на сделку с пушкой за поясом. Он предпочитает оставаться единственным человеком, который может аргументировать целесообразность купли-продажи, красноречиво шмальнув в партнера. Майами знала об этом, поэтому оставила оружие корпорату, попросив присмотреть за ним. Не считая навыков тхэквондо, она пришла продать планы канализации Студио Сити без единого шанса завязать перестрелку.
 
        Почти.
 
        — Ах'тыш-е@#%нутая-шлюха, — выпалил фиксер, когда Майами выхватила пистолет из скрытой кобуры в цельнометаллическом бедре.
 
        Если бы она наставила пушку на него, то он бы, пожалуй, выхватил свою в ответ. Но он стоял, как вкопанный, не шевелясь, почти не дыша. Не потому, что боялся, что Мэй выстрелит первой и ранит его прежде, чем он успеет вытащить ствол. Он стоял, как вкопанный, потому что Майами вообще в него не целилась.
 
        Ирландец не дурак. Он знал, что один-два выстрела еще можно пережить.
 
        А вот выстрел в пару десятков ящиков с патронами, которые разлетятся по замкнутому помещению, как выпущенные из хлопушки свинцовые конфетти, пережить было куда сложнее.
 
        — Майами...
 
        — Закрой свой поганый рот и даже не вздумай сыграть в ковбоя, чомбатта, — она выставила в его сторону руку с сигаретой, целясь в груду ящиков. — Прямо сейчас мы с тобой заключаем сделку по оптовой продаже сорока пяти чертовых планов канализации под Студио Сити, по две сотни за каждый лист. Да, всех сразу, — оскалилась медиа, когда ирландец попытался открыть рот, — и все деньги на стол.
 
        — Майами, тупая ты сука, если ты сейчас выстрелишь в эти ящики, — как можно спокойнее попытался проговорить фиксер, краснея от напряжения прямо на глазах, — то получишь в свое хромированное тело центнер чертового свинца, после которого тебя можно будет использовать только в качестве сита для кокосов. Ты же не настолько поехала крышей, чтобы превратить свои дорогущие импланты в сраное ничего, верно?
 
        — Ага, — Майами улыбнулась. — Два десятка ящиков с патронами. С китайскими патронами. С китайскими патронами для пистолетов размером с китайский член и соответствующим калибром, — улыбка становилась все шире, пока ирландец покрывался холодным потом. — Чего мне бояться? Что они меня защекочат до смерти?
 
        Никогда не стоит недооценивать предсказуемость тупизны, подумала медиа.
 
        И взвела курок.
 

* * *

        — Так, передайте мне картошки и чем-нибудь запить.
 
        — «Зиро» пойдет?
 
        — Да вообще плевать. Спасибо. Так вот, я вообще не смотрю, что там крутят по ТВ, у меня и так от этого дерьма уже изображение в имплантах рябью покрывается. Монтаж роликов для репортажей Майами занимает кучу времени, поэтому пялиться на дисплей еще и дома попросту не остается сил. 
 
        — Слушай, кому ты рассказываешь, а?
 
        — Смотрите, они прошли. Чипполина, походу, в охрану набирает одних дегенератов, раз они не могут отличить медиа от боевика из соло. Вот придурки.
 
        — Запиши их номер, Джеф. Когда тебя уволят, Чипполина тебя примет без собеседования.
 
        — Пошел ты, Ларри.
 
        — Мать вашу, вы меня слушаете? Короче, дело вот в чем. Пока был в отпуске, взял себе пару банок пива и решил посмотреть что-нибудь из последних работ «Колониал пикчерз», чисто расслабиться.
 
        — Грег Лукасиан раньше неплохо продюссировал, пока пахал на «Колониал». Я даже купил «Мессию Бесконечного Моря» на пленке, до сих пор пересматриваю.
 
        — Насрать на Лукасиана, мне последняя часть «Ксанаду» испортила всё впечатление от трилогии. Вообще, прекратите меня перебивать, иначе я сейчас вырублю нахрен проектор и буду смотреть запись Майами с монитора, а вы попрете домой, потому что вас тут вообще быть не должно.
 
        — Какой ты чувствительный мальчик, Кевин.
 
        — Пошел ты, Ларри. Дай мне хлебнуть пива. Так вот, сижу я перед телевизором, щелкаю каналы по спутнику и, наконец, натыкаюсь на их последний трешак. «Киллер Механолдс с планеты Амазон». 
 
        — Боже, ты смотрел это дерьмо? Я больше не буду пить с тобой из одной бутылки, забирай себе пиво.
 
        — Пошел ты, Ларри. Хватит ржать, между прочим, фильм хоть и дерьмовый, но в нем чувствуется влияние старой школы грайндхауза. Сюжет вообще специально выкручен до формата «без тормозов», градус бреда на экране такой, что если сидеть близко к телевизору, то брови сгорают напрочь.
 
        — Вместе с мозгами?
 
        — Заткнись. Дело не в сюжете. Дело в том, как поданы диалоги. Диалоги составлены просто гениально, это самое претенциозное дерьмо в мире кино. Ощущение, будто режиссер решил просто поржать над придурками, которые смотрят треш ради крови, мяса, кишков и перестрелок в сценах жесткого эксплуатационного порева. Там герои клишированы до невозможности, у них характеры такие, что об нарочитость их граней можно обрезаться, поэтому диалоги, которые они ведут, просто погружают в истерический смех.
 
        — Господи, Кевин, ты перейдешь к сути или нет? От твоей болтовни на фоне уже уши вянут.
 
        — Короче, прикиньте ситуацию: Механолдс, Солд и еще какой-то трансгендер из их киллер-команды наёмников хреначат полчища метамутантов-инсектоидов, все в открытом космосе. Все в поту, разгоряченные, дышат тяжело, руки дрожат от бесконечных очередей из бластера. Экшн-сцена перестрелки просто бомбическая, вокруг горы разорванного жучья, радиационный фон такой, что спейскиллеры уже скоро светиться начнут от набранных бэров – в общем, треш просто несусветный. Потом враги заканчиваются, и Механолдс видит, что у трансгендера смертельное ранение, буквально дыра в груди, туда, сука, кулак можно спрятать. В общем, транс на пределе, вот-вот откинется, Механолдс подлетает, берет его за руку, пытается закрыть рану. Разумеется, понимает, что товарищу всё, он отвоевался, по щеке течет скупая слеза, все такое.
 
        — И как ты, проникся чувствами к трансу?
 
        — Эй, вы видели? Там, походу, у одного из охранников, из группы Мэй, крыша поехала. 
 
        — Да нет, просто бьет озноб. Наверное, на складе сквозняк или типа того. Ставлю десять баксов, что ничего интересного в ближайшие минут двадцать точно не будет. Эту часть, с дрожащим типом в маске, вообще при монтаже можно вырезать. Так вот, сцена с трансом и Механолдсом. Зрителю на транса вообще накласть, конечно, он типа популярностью вообще с самого начала фильма не пользовался, как персонажа его вообще не раскрывали, но не в этом суть. Суть в том, что потом идет крупный план, транс прижимается к Механолдсу, кое-как достает головой ему до уха и знаете, что говорит?
 
        — М?
 
        — «У меня никогда не было опыта в гомосексуальном тройничке».
 
        — Боже, что за пи@#%дец.
 
        — Вот и я об...
 
        — Мать твою, Кевин, пока ты мастурбируешь на свои диалоги из посредственного второсортного треша с рейтингом «Z», этот охранник с ознобом бросился вперед и превратил ногу какого-то парня в кровавое месиво.
 
        — Че?!
 
        — А теперь ему взорвал башку босс группы. Охренеть.
 
        — «Ко-ко-ко, ставлю десять баксов, ко-ко-ко, ничего не будет». Как тебя с такой чуйкой вообще взяли в редакторы. Мне кажется, тебе стоит забрать своё резюме и попробоваться охранником у Чипполина.
 
        — ...
 
        — Наконец-то ты заткнулся. Теперь бери свою десятку, Кевин, и вали мне за пивом, мать твою.
 

* * *

        — ЭТО-НИХРЕНА-НЕ-КРУТО! Нам нужно валить из Найт-Сити первым же сраным рейсом!
 
        — Слушай, заткнись! Я знаю три варианта, куда можно приземлиться со всем этим дерьмом.
 
        — И куда же? В офис твоей мамаши? «Мам, мы только что захреначили полтора десятка человек, еще у нас труп с разорванным позвоночником, телка, которую мы будем нахрен пытать, и целый, мать его, саркофаг наркоты, мам, можно мы с друзьями пока это все у тебя на кухне подержим, а, мам?»
 
        Из-за шума вертолетной лебедки почти ничего не слышно: уши заложило при первом же лихом развороте, совершенном пилотом, поэтому кричать приходилось в два раза громче. Голосовые связки болели так, будто на них всю ночь лабал концерт рокербой вроде почившего Стиви. 
 
        Отчасти Майами жалела, что Стиви сдох. Если бы ей дали время поработать с ним, то его можно было бы неплохо раскрутить для будущих эксклюзивов в WNS. Если фанаты настолько поехавшие, что мечтают жениться на исполнительнице-идору, то сколько бабла можно было бы состричь со стада тупых мокрощелок, текущих по обдолбанному рокербою Стиви с его хитом «Бремя Старого Юга»?..
 
        Теперь они были в заднице, и нужно было что-то решать. Филиппа, похоже, отрубилась. Единственный медтех в команде истекал кровью. Схваченный ими Джекилл оказался Белой Львицей – это вообще несусветное дерьмо. И все они были придавлены к своим креслам охрененно огромным саркофагом, доверху наполненным «Вознесением». Единственным, кто не был придавленным, был лежащий на горе наркотиков Кот.
 
        Потому что Кот был мертв.
 
        Майами понимала, что они в заднице. Лучший вариант: грохнуть Львицу, скинуть всю наркоту первому же барыге, разделить деньги на четверых – если, конечно, Бордо выживет, – и ближайшим рейсом махнуть в Лас-Вегас. План звучал идеально, и единственной преградой был упертый, как баран, корпорат по имени Френсис Андервуд – вернее он, его планы на будущее корпорации и обещания четверти миллиона евробаксов за выполнение работы, окончание которой уже действительно маячило на горизонте. 
 
        Двести пятьдесят тысяч баксов. Нет, не так. Охрененная. Куча. Бабла. Даже иллюзорная, даже самая мизерная возможность получить эту сумму заставляла Майами думать, что самый лучший вариант не является таким уж прекрасным. Она была материалисткой и отлично понимала, что такое двести пятьдесят тысяч в мире, где грузчик за пятьсот евробаксов готов не только закрыть глаза на группу мутных типов посреди закрытой территории, но и по собственной инициативе завалить охранника, который может увидеть их через расставленные повсюду камеры видеонаблюдения. 
 
        Двести пятьдесят тысяч баксов. Нет, не так – единственная причина не выбросить Френсиса Андервуда с высоты в полтора километра.
 
         — Вы кто, нахрен, вообще такие?
 
        Отлично, мать твою. Теперь, в довесок ко всему этому «Just Another Friday Night», в себя пришла эта сука-экзотик-фиксер, которая им вообще нахрен была не нужна. 
 
        — Давай знакомиться, — выкрикнула Майами и с дружелюбной улыбкой вытащила из-за пазухи все еще горячий углепластиковый пистолет. — Это – Армалайт 44 смартган, и внутри него восемь очень немногословных свинцовых друзей, которые с радостью сольются с тобой в поцелуе. И если ты сейчас же не заткнешься или попытаешься выкинуть какой-то финт, то я не посмотрю ни на какие призывы общества по защите животных и завалю тебя нахер, усекла?
 
        Всё это казалось несусветной чушью, но в этом вся жизнь в Найт-Сити. Либо в дерьме, либо на мушке, да? 
 
        Этот город слишком её затрахал, чтобы оставаться в нём с грядущей прибавкой к зарплате в четверть миллиона евродолларов. Из-за того дерьма, которое происходило в нём каждую секунду, в её жизни появилось слишком много лишнего.
 
        Кое-как вытащив киберноги, она встала над саркофагом. Саркофаг с наркотой все еще представлял очень ценный актив.
 
        А вот бездыханно лежащее на нем тело Макото Мэзэру – нет.
 
        «Какого... хрена... ты...» — выблевывая кровь, попытался что-то спросить Бордо, пока Майами отрывала от тела нетраннера киберруку.
 
        — Ограняю лучшее, — проговорила она, откладывая руку в сторону, — и отсекаю лишнее.
 
        Мгновение – и выброшенное в открытый люк тело Кота со свистом скрылось из поля зрения.
 
        Мгновение – и лишнего в жизни Майами Мэй явно стало меньше.
 
 
 

https://youtu.be/HGzZ4SjFOLI

Сообщение отредактировал Disha_: 31 июля 2018 - 05:43

[Душелов]

 

https://youtu.be/P99qJGrPNLs

 

Ржавая монета упрямо продолжала отливать металлическим блеском в пальцах дуалиста, умело выставляя под тусклый свет помещения, служившего им базой, свои ещё привлекающие внимание части.

 

«Она знала».

 

Монета быстро танцевала среди мозолистых пальцев, игралась с ними, терлась о них своей покрывающей металл шершавой поверхностью, будто это могло ей помочь.

 

«Но она знала о нём, Макото Мэзэру под ником Кот, слишком многое».

 

Монета на мгновение замерла, балансируя на фаланге мизинца правой руки дуалиста, сияя чистым металлом своего ребра...

 

«Как бы хорошо на мне не сидела их куртка и маска, как бы отменно я не притворялся, ОНА ВИДИТ МЕНЯ НАСКВОЗЬ, ОНА ЗНАЕТ ОБО МНЕ ВСЁ».

 

...и, ослепительно сверкнув своей металлической сутью, она рухнула в бездну.

 

 

Кота била дрожь. Кот смотрел на парня с монетой в руке и его тело тряслось, как у сидящего на игле и неделю не видевшего свою дозу. Казалось, никто больше этого не замечал.

 

Фрэнсис Андервуд - единственный, чья полностью тёмная маска не была оскорблена своей белой половиной, о чём-то разговаривал с членами банды.

 

Кот его уже не слышал.

 

Соло и Док стояли рядом, и различить их было довольно просто. Бордо сжимал в руках своей автомат, а Соло лишь чудом натянула куртку дуалистов на свою броню.

 

Кот их уже не видел.

 

Они были близко. Слишком близко. Они не понимали. И не могли понять. Но Кот понял. Понял слишком многое. Поэтому они решили его предать? Поэтому привели сюда? Какая разница, если они всё равно должны умереть? Все люди должны умереть. Их тела немощны, а разум замутнён чувствами. В чём смысл их существования, когда ими уже создано нечто более совершенное? Люди исполнили своё предназначение и теперь должны исчезнуть. Убраться из этого мира, чтобы дать место машинам. И нужно было им в этом помочь, если люди сами не способны это осознать.

 

Но сперва... Сперва следовало убить его.

 

Майами Мэй подошла и скрыла своим более нечеловеческим телом дуалиста с монетой из вида. Она успокаивающе положила свою тяжелую металлическую руку на плечо Кота и негромко, ласково прошептала:

 

- Убей их всех, а там уже Бог разберётся, кто был прав, а кто - виноват.

 

 

Раздался резкий звон металла - монета выскочила из пальцев дуалиста и покатилась по пыльному полу, эхо их соприкосновения яростью отдавалось в голове Кота.

Прежде чем кто-то успел что-либо предпринять, он бросился к человеку-без-монеты сопровождаемый клацаньем шпилек своих высоких кожаных сапог, обнажая хромированные когти. Он успел недоуменно соскочить с саркофага, на котором сидел, после чего удар Кота разорвал его правую ногу, к величайшему его сожалению, оказавшуюся кибернетической. Кот замахнулся снова, когда...

 

...Фрэнсис Андервуд достал из своего кармана пульт с двумя кнопками. Фрэнсис Андервуд нажал на одну из кнопок. Фрэнсис Андервуд убрал пульт обратно в карман.

 

Нейропроцессор в спинном мозге позвоночника принял поступающий сигнал. И активировал вшитый в архитектуру импланта Biotechnic'и протокол самоликвидации. Позвоночник Кота, и ближайшие внутренние органы разорвало в мгновение ока, превратив верхнюю часть тела в кровавое месиво. Кот ощутил волну крайнего недовольства. Кот ничком повалился на пол. Он больше не чувствовал своего тела, будто вновь оказался в киберпространстве, до которого теперь не мог добраться, он больше не чувствовал ничего. Ничто. Никого. Никогда.

 

Корпорациям никогда нельзя доверять. Он всегда был прав.

 

Это уже не имело значения.

 

Его тело положили в саркофаг, до верху забитый «Вознесением».

 

Это уже не имело значения.

 

От его тела оторвали имплантированную руку, и выкинули его с вертолёта.

 

Это уже не имело значения.

 

Его тело расплющило сидящего во дворе своего особняка дряхлого мафиози, сонно наблюдающего за ночными утехами своих недавно купленных рабынь с экзотическими имплантами.

 

Ничто и никто никогда больше не имел никакого значения.

 

GAME OVER. YOU DIED.

 

Желаете загрузить предыдущее сохранение или начать новую игру? Y/N

 

N

 

Ascension. Ввод.

 

Сами страдайте в созданном вами же мире, если таков предел всех человеческих мечтаний, тупые кожаные ублюдки.

 

Сообщение отредактировал Sоulcatcher: 02 августа 2018 - 11:43

[Князь Вольтецкий]

— Я могу всё объяснить, — спокойно произносит Френсис, медленно поднимая руки вверх на уровне груди, пока полтора десятка взведённых до предела наркоторговцев держат их на прицеле своих взведённых пушек. Его зубы медленно стискиваются от злости, а скрытое под маской лицо искривляется в неописуемой гримасе, потому что их план только что пошёл по п@%№е.

Конечно же, он может всё объяснить. Когда тебя вот-вот готовы расстрелять, у тебя нет другого выбора, если хочешь жить. Всё шло хорошо, пока у этого нетраннера не поехала крыша. Да ещё эта тупая сука что-то прошептала ему на ухо, после чего он сорвался. Френсис оглядывает всех окруживших его группу наркоторговцев и старается прикинуть, насколько велики шансы выжить, если отдать приказ стрелять прямо сейчас. Для соло и Майами, скорее всего, это будет равносильно попаданию под лёгкий дождик, но Френсис вряд ли спасётся от перекрёстного огня. Минус был в том, что сейчас ему нельзя было мыслить, как Френсис. Он — Томми Ли Роб, начинающий торговец Вознесением, любитель мальчиков, особенно он любит надевать им на головы милые рожки и называть их "Лосяш". Всех их зовут одинаково и можно было поклясться чем угодно, что настоящий Томми Ли Роб, тело которого уже разлагалось где-то в Найт-Сити, поставил бы себе целью перетрахать всех сержантов, которые могли бы продвинуть его по карьерной лестнице.

Френсис разжимает пальцы и теперь уже бесполезный двухкнопочный пульт от небольшого взрывного заряда падает на бетонный пол. Он искренне надеялся, что ему не придётся прибегать к этой мере, но обстоятельства сложились несколько иначе.

 

— Этот псих - мой нетраннер, — начал корпорат свою оправдательную речь, стараясь излишне не жестикулировать, чтобы не нервировать сверх меры вооружённых наркоторговцев. — Я его нанял буквально пару дней назад и я понятия не имел, что у него может настолько снести крышу, понимаете? — Френсис кивает в сторону пострадавшего сержанта, который сейчас поднимался на свою единственную ногу. — Мать родную продам, но куплю ему новую ногу. — По сути, он ни разу не соврал, а всего лишь представил факты немного под другим углом и применил их в другой ситуации. Мать родную он действительно был готов продать.

 

— Стой здесь и не дёргайся, — угрожающим тоном произнёс наркоторговец, чья пушка была нацелена Френсису в голову, — босс выйдет и решит, что с тобой делать. Хотя я бы пристрелил вас всех сразу на месте за то, что вы сделали с Кевином.

 

— Да ладно вам, парни, он же новенький, — подал голос Кевин, который уже успел придти в себя и выглядел так, словно потеря ноги для него приравнивалась к отсутствию туалетной бумаги в сортире — всего лишь небольшое неудобство. Кевин смачно плюет на труп Мэзэру и Френсис был уверен на все сто процентов, что если бы он мог пнуть Кота, то обязательно бы это сделал. — Ты с ума сошёл брать нетраннеров по-дешёвке, а, Томми? — сержант Джекилла поворачивается к Андервуду и усмехается. — Любой чмошник с Боевой зоны знает, что лучше выложить на пару сотен больше и быть уверенным в качестве исполняемой работы, чем так. — Кевин ещё раз плюёт на труп, а Френсису оставалось только поражаться тому, как ловко он это делает через небольшое отверстие в маске, которое было сделано, судя по всему, для курения сигарет. Корпорат поворачивает голову к своей группе, отдельно бросает взгляд, который мог значить "Мы потом поговорим", на Мэй и направляется в сторону сержанта. Остальные наркоторговцы, успокоившиеся после слов Кевина, разошлись по своим местам и стали дожидаться выхода босса. Лишь один ушлёпок продолжал кидать подозрительные взгляды на Френсиса, но тот старался не обращать на него внимания: без повода их никто не будет атаковать, а Андервуд не планировал давать им и малейшей причины проявить агрессию раньше времени. 

 

— Хорошая была нога, — замечает Френсис, кивая на кибернетическое изделие, замаскированное под настоящую человеческую кожу, оказавшись рядом с Кевином и вставая так, чтобы не наступить в лужу крови, истекающую от нетраннера.

 

— Это моя четвёртая, — заливается смехом Кевин и достаёт сигарету, просовывая её в отверстие в маске. Он подносит зажигалку к канцерогенному солдатику и усмехается, — я бы тебе предложил, но у тебя маска не годится для этого дела, — его голос звучит очень смешно, когда он говорит с сигаретой в зубах и Андервуд усмехается. 

 

— Это очень полезное приспособление, — отвечает корпорат и проводит слегка дрожащими пальцами по тому месту, где у маски должен быть рот, — обязательно нужно будет просверлить себе такое же, иначе совсем поседеешь с такими нервными срывами. 

 

Кевин понимающе кивает, стряхивает пепел на изуродованный труп Кота и обращается к одному из наркоторговцев. 

 

— Когда здесь всё закончится, скиньте ему номер того мастера, — сержант поворачивается обратно к Френсису и продолжает разговор, — я хотел с тобой поговорить ещё на заводе, но не успел: сам знаешь, как там всё прошло. Когда ты пропал мы заволновались, думали, может, с тобой тоже что-то случилось. 

 

— Не, со мной всё хорошо, — годы работы в BioTech приучили его без зазрений совести врать в лицо кому угодно и сейчас он с радостью воспользовался этим навыком. Благо, они не видели лиц друг друга и мимика собеседника ограничивалась движениями глаз, — я немножко загулял, а потом начал собирать команду, — Френсис кивает в сторону соло и Бордо и слышит тревожный звоночек: Майами с ними не было, — ну, знаешь, чтобы нормально так подготовиться, — Андервуд понимает, что выдал сейчас не самую умную фразу, но он был занят тем, что осматривался по сторонам, ища глазами журналистку. — Мне бы не помешала помощь влиться в эти круги. Всё это новое для меня и, если честно, я нехило так волнуюсь. 

 

Кевинн понимающе кивает головой, бросает окурок на тело Мэзэру и говорит. 

 

— Конечно, Томми, можешь на меня рассчитывать. — В этот момент открывается дверь одной из комнат и из неё выходит худощавая фигура Джекилла. Лицо скрыто белой маской, а на затылке красуется чёрная. — Босс идёт, — объявил шёпотом Кевин и повернулся туловищем к сцене, на которую в этот момент поднимался главарь Дуалистов. 

 

"Отличная работа."

 

Голос Джекилла эхом отдаётся в голове у Френсиса, пока он ищет глазами Майами и не может её найти. Он почти не вникает в те слова, которые он говорит про наркоту, только слышит, что за ней скоро приедут. Андервуд делает шаг назад и чуть не спотыкается о труп нетраннера. Он встаёт возле саркофага и...

 

"Как только мистер Бес Айсис закончит готовить своё оборудование, нас покажут на ТВ"

 

Брови корпората хмурятся под чёрной маской. До начала внедрения под видом наркоторговцев, Мэзэру залез в датафорт Дуалистов и добыл там несколько даннных. По большей части бесполезных, но в них было что-то о выступлении. Корпорат тогда не придал этому значения и решил оставить это как пищу для размышлений, но сейчас всё было ясно: информация, добытая нетраннером была абсолютно бесполезна. 

 

БАХ

 

Громкий металлический звук разносится по просторному складскому помещению, приковывая на источнике внимание всех собравшихся. 

 

— Не надо его тревожить, он сейчас выйдет, — отвечает Джекилл одному из наркоторговцев, стучавшемуся ногой в помещение, в котором Бес Айсис готовил оборудование. Но Френсис понимает, что там не просто наркоторговец, который решил поторопить журналиста. 

 

А Филиппа.

 

Не успел корпорат осознать в полной мере, насколько быстро его план катится ко всем кибернетическим сорокасантиметровым фаллоимитаторам, как дверь в помещение открылась и оттуда вышла Майами Мэй с камерой в руках. 

 

Рука Андервуда потянулась к телефону, чтобы дать сигнал бандитам начинать отвлекающий манёвр. Следующий шаг - вызвать вертолёт и спрятаться, потому уже через несколько секунд здесь начнётся ад. 

 

Сукатупаясука. 

[Leo-ranger]

A Proposal

…Вы ругаетесь, повышая голос не чтобы перекричать не то шум вертолета, не то друг друга. Единственное что удерживает Майами и Фрэнсиса от того чтобы вцепиться друг другу в глотки это причина спора - гигантский саркофаг, забитый наркотиками до самой крышки, которую удалось захлопнуть во избежание потери части груза только после того как вниз отправилось тело одного очень невезучего нетраннера.

Единственным что могло остановить этот спор, наверное, была пуля в висок обоим участникам, но тогда Майами бы попросту победила в нем. Впрочем, был и другой вариант.

Белая Львица громко застонала, приходя в себя.

Обстановка оказалась не самой располагающей к пыткам, так что решено было пока что просто ограничиться парой вопросов с угрозой испачкать интерьер вертолета её мозгами в случае отказа, а деньги на чистку взять из её наследства.

Угрозы не произвели на широко известную в узких кругах фиксера ни малейшего впечатления. Придя в себя, она натянула поверх выражения недоумения и шока довольную ухмылку и прямо ответила на самый главный вопрос.

Джекилл был самой главной шишкой, который действительно спер ранние образцы «Вознесения» вместе со всеми наработками по веществу, когда уходил из Биотехники вместе со своим гораздо более известным другом, носящим прозвище «Блэклист». Вместе они заканчивали наработку, используя все доступные средства, а потом выпустили вещество на улицы - в чем заключается конечная цель мистера Хайда затруднялась ответить даже сама Львица.

На вопрос о том как его найти Львица ухмыляется еще наглее и говорит, что сделать это практически невозможно - у Джекилла штук пять убежищ в Боевой Злне и наверняка есть парочку, которую её собственные агенты покрыть не смогли. Плюс его крышует (девушка в этот момент бросила взгляд на журналистку и подмигнула ей) «кто-то сверху», у кого достаточно ресурсов запрятать Джекилла далеко и глубоко. Но Львица, исключительно по доброте душевной, согласна предоставить список этих самых убежищ за скромную плату.

– Или, – в глаза фиксера пляшут хитрые огоньки. - Я могу устроить вам встречу на нейтральной территории, - она пытается закинуть ногу на ногу, но стукает щиколотку о саркофаг и лишь недовольно хмурится. - Десять тысяч евробаксов и моя безопасность и он весь ваш.

Разумеется, можно просто избить её и получить тот же результат, но что-то в самоуверенности беловласой красотки было подозрительным.

В воздухе повисло молчание, все словно замерло, как в дешевой видеоигре в момент важного выбора.

- Куда летим, босс? - вдруг подает голос до того молчавший пилот, и Филиппе его голос кажется знакомым…

It’s raining men…
(Отомо Ямамото)

В жизни бывают сложные ситуации. Вчера ты в плену, сегодня ты возвращаешься на свободу и становишься во главе японской мафии в Найт-Сити, а завтра…

Ты, как всегда, решил выйти погулять в саду сакуры под вечер, выпить чаю и поразмышлять о тяготах бытья и проблемах якудза. Твои два сына чутко охраняют твой покой, неприметно стоя по краям небольшого, но уютного садика.

Ты подносишь чашку чая к губам и чувствуешь как жар приливает к твоему лицу - кроме тех мест, где живую плоть заменило железо. Старый пес Отомо многое пережил на своем веку, поэтому под его кимоно всегда был пистолет, а где-то рядом всегда была пара охранников. Но есть такие вещи, которые предугадать невозможно, как бы много разборок с Семьей из Малой Италии у тебя ни было.

Например, когда на тебя с высоты небоскреба падает человеческое тело.

Прямо на голову.

[Leo-ranger]

Police's Job
(Доблестные милиционеры)
 
Лейтенант Джерри О'Коннор привык к грязным делишкам в своей работе. Иногда "грязным" буквально - многие преступники предпочитали чтобы их мозги разукрасили ближайшую стену  визиту в полицейский участок. Лейтенант не мог сказать, что это глупое решение - от дроби в череп умираешь хотя бы быстро, чего нельзя сказать о паре любимых кастетов старины Джорджи.
Но сегодня работа обещала быть особенно грязной. Подпольные торговцы органами вообще не заботились о гигиене слишком сильно, а перестрелки с ними, если до такой доходило, обычно были полны красного цвета и тошнотворно пахнущих гор человеческого мяса. В этот раз, по счастью, все обещало быть несколько скромнее - цель была всего лишь одна и вряд ли она попытается оказать какое-либо сопротивление отряду профессиональных копов.
 
Лейтенант отдал последние приказы, его поручные быстро окружили одноэтажное здание, отрезая цели все пути к отступлению. Дальше все дело было в простых, зазубренных до автоматизма движениях - крикнуть "NCPD, открывайте!", прождать целых полсекунды и выбить дверь. Небольшую, плохо освещенную комнатку огласил грохот и звон стекла, и шестеро вооруженных полицейских ворвались в дурно пахнущее помещение... 
 
В котором абсолютно никого не было. О'Коннор отдал приказ осмотреть соседнее помещение, от которого и исходил запах, а сам подошел к стоящему в центру операционному столу, на котором можно было различить следы крови - уже не очень свежие, может день или два. Видимо, чертов маньяк как-то прознал о том, что на него собираются устроить облаву и свалил раньше. Это было... расстраивающим событием. Из печальных раздумий лейтенанта вывел голос одного из подопечных:
- Сэр, у нас тут, м...
- Что такое, Карл? - офицер вздохнул и направился в то что, по его подозрениям, являлось холодильником. Внутри действительно лежали пара ящиков набитых сердцами, почками и прочими внутренностями людей. Судя по тому, что термометр в помещении показывал температуру комнатную - сдавать содержимое ящиков в больницу было бесполезно.
 
Но не это привлекло внимание его людей, о нет. К противоположной от входа стене были гвоздями прибиты кишки. Несколько секунд понадобилось мозгу Джерри, чтобы понять, что подтекающие кровью кишки складываются в надпись:
 

Chapter 3: Rehabillition

 

Сейчас
(все)
 
Встреча проходит в баре "The Slammer". Место это было известно тем, что треть пространства старого склада занимал сам бар, а оставшиеся две трети - арена. Поэтому место пользовалось популярностью у различных банд Найт Сити для мирных переговоров и немирных перестрелок. Что-то подсказывало Андервуду, что для них этот вечер закончится вторым.
 
До конца этой истории осталось всего ничего, и вы не можете не признать, что мысль об этом вызывает нечто схожее с возбуждением: будто по всему телу то и дело проходит небольшой разряд электричества. Вы наконец встретитесь со своими оппонентами лицом к лицу, и из Сламмера живым выйдут наверняка далеко не все. И каждый из вас уверен в том, что вы-то выберетесь живьем. Наверняка Джекилл и его люди думали о себе то же самое. Возможно, они правы. Возможно, правы вы. Возможно, не прав никто.
 
С гулом аэрокар садится прямо перед большим зданием с покосившейся вывеской. Вы выходите один за другим - в своем лучшем виде по такому случаю. Подходите ко входу, где пара бугаев предупреждает чтобы вы "в баре никаких фокусов не выкидывали". Андервуд берется за ручку двери, на которую наклеено объявление о "финальном концерте Atomic Blast". За этой дверью сегодня решится история всего Найт Сити.
 
Вы шагаете внутрь.
 
One Final Song
(Atomic Blast)
 
Неприятный запах был то ли от сигарет, то ли от бурито которое один из близнецов съел перед концертом, но по крайней мере этот запах отвлекал от охватившего её волнения. Многие только мечтали попасть на Большую Арену Найт Сити, десятки попадали сюда, единицы уходили отсюда не забросанные помидорами. Так что их группке средней руки оказаться здесь было настоящим чудом. И поблагодарить за это стоило никого иного, как их лидера - Стиви. Или, точнее, его смерть.
 
***
 
Первые пятнадцать минут Джесс просто рыдала без остановки, в обнимку с близнецами, которые вторили её плачу. Ещё пятнадцать минут ни один из них не мог посмотреть на тело. Ещё пятнадцать минут они обсуждали о том, что делать дальше. И лишь ещё пятнадцать минут спустя банда решила осмотреть тело своего солиста. Он лежал на каталке посреди номера, бледный и холодный, сжимающий в своих руках свою любимую гитару. На каждый глаз Стиви было положено по четвертаку, а между струн гитары были просунуты бумажки. Немного поколебавшись, Тим взял бумаги и стал их читать, пока Джесс тупо сидела и пялилась на умиротворенное лицо Стоукса, позволяя мысли о том что он мертв окончательно проникнуть в её сознание и обустроиться там. Это казалось таким невозможным, и одновременно таким логичным - любовь парня к поиску приключений на свою задницу рано или поздно свел бы его в могилу, как свел тысячи других людей в этом проклятом городе. Быть может, так даже лучше. Быть может, Стиви хотел бы умереть на своем пике, а не медленно впасть в старость и забытье. Быть может. Какая к черту разница? Он мертв и с этим уже ничего не поделаешь.
Тим присвистывает и протягивает ей бумагу. Глаза спотыкаются о словосочетание "Большая Арена"

 

 

***

 

- Как вы можете знать, - тысячи глаз смотрят на неё, но Джесс заставляет себя говорить дальше. - Не так давно наш солист Стиви погиб, и этот прощальный концерт в его честь. Сегодня наша история подходит к финалу, и я хочу поблагодарить всех, кто дошел с нами до конца. Сегодня Стиви и Атомик Бласт сыграют свой последний, прощальный гиг. Вы готовы, парни? - она поворачивается к близнецам и те синхронно кивают.

Раз

Два

Три

Atomic Blast, с-с-суки!

 

Одни будут готовы поклясться, что видели как его руки перебирают струны гитары, другие будут уверять что он моргает. Но ничего из этого не будет правдой, лишь иллюзией, в которой они убедили сами себя. 

 

Секретная панель наверху раскрывается и оттуда медленно, под гитарное соло, опускается тело молодого парня, подвешенное на тонких железных нитях. Тело это сжимает в руках начищенную до блеска черную гитару, по краям которого в свете софитов сверкали отточенные лезвия. В зубах тело длинноволосого блондина сжимало небольшую колонку. Стиви Стоукс оглядел застывшую в шоке аудиенцию своего последнего концерта остекленевшими глазами мертвеца. Колонка в его зубах зашипела

 

И Стиви начал петь.

 

https://youtu.be/ts-e0uZfooQ

[OZYNOMANDIAS]

        Я нажимаю на кнопку. Дисплей тускло вспыхивает, загорается изнутри. Застывший здесь, пойманный в клетку из стекла, пластика и металла полумрак расплывается, медленно уступет вертикальной радуге визуально мертвого телеканала.

 

        Я хмыкаю. Эхо, замкнутое кольцом прямых линий комнаты, хмыкает мне в ответ.

 

        Черная софа, ставшая жертвой мастурбации дизайнера на кубизм в формах, резко скрипит, когда я переворачиваюсь набок. Я скольжу по синтетической обивке, жирно блестящей в неоновых отсветах улицы. Я царапаю ногтями полимерный паркет, пытаясь подцепить бумажную пачку «Стикса» с ментолом.

 

        Да. Я курю, не выходя на балкон. Курю, не открывая окон. Курю, стряхивая пепел в стеклянный стакан с недопитой газировкой.

 

        Да. Я в конец а#%@ла.

 

        Уже отсюда я чувствую, как нагрелся дисплей огромного телевизора, встроенного в стену напротив. Он горит в нескольких метрах от меня, огромный, как окно корпоративного небоскреба, горит так ярко, что я надеваю солцезащитные очки, не в силах выдержать отбрасываемый спектр цветов. Я затягиваюсь, удерживая сигарету металлическими наростами ногтей, украшенных маникюром холодной сварки. Я выдыхаю, чтобы выпустить плотную струйку дыма в опустившийся ментоловый смог. Я уже не чувствую вкуса, не чувствую седативного удовольствия, не чувствую едкого, слезоточивого запаха – я курю, потому что мне нравится смотреть на призрачные переливы цветов в оседающем дыме.

 

        Я курю, потому что я курю.

 

        Я нажимаю на кнопку. Приемник ловит другую волну и картинка сменяется, вспыхивает новой палитрой электромагнитных красок. Затем снова. И снова. До тех пор, пока мой палец не начинает болеть от постоянного переключения каналов, я с силой давлю чертову кнопку, пытаясь перекрыть поток медиамусора глотком свежего воздуха. Я раздраженно терзаю пульт, будто испытываю его на прочность под давлением своей прихоти.

 

        Дело не в том, что я е#@%тая, о'кей?

 

        Дело в том, что вы все помешались на этой цельнометаллической суке.

 

        Я откладываю пульт в сторону. За темным стеклом очков крутится лента новостей, разбрасываясь бликами кадров над бегущей по краю красной строкой. Обработанные войс-корректором комментарии диктора пролетают мимо ушей, как невоспринимаемая уличная аудиореклама, оседающая хлопьями потребностей где-то на задворках сознания. Очеловеченный моделяторами голос буднично возвещает о побоище на рок-концерте, утроенном в честь идору-боя Стиви Стоукса – посредственного исполнителя, мгновенно ставшего мучеником панков в войне против системы, в очередном крестовом походе шестиструнных самураев Найт-Сити и их несовершеннолетних фанаток. Очеловеченный модуляторами голос буднично возвещает об очередном скандале, связанном с судебными издержками дела «Свободный штат Северной Калифорнии против корпорации Биотех», продолжение которого зашло в тупик из-за отсутствия доказательств связи совета директоров с наркодиллерами – зашло в тупик после исчезновения ряда улик и пропажи свидетелей, готовых дать показания. Очеловеченный модуляторами голос буднично возвещает о копах, которые топчатся на месте, пытаясь собрать воедино цепочку убийств, по стилю напоминающих хоррор вроде «Техасской резни бензопилой» – если бы вместо цепного инструмента главгад перешел на огнестрел вроде штурмовой винтовки FN-ARL.

 

        Очеловеченный голос меняет тональность, выделяя марку оружия, которым за последние пару месяцев переложили в гроб не один десяток человек. Очеловеченный голос с явным, сквозящим между строк располагающим дружелюбием напоминает, что «Магазин на диване» именно сейчас предлагает скидку на это высококачественное, шедевральное орудие убийства.

 

        Слова летят мимо ушей, как и блеклые кадры убийств от репортеров, давно потерявших под грудой евробаксов пиксели сжатой цензуры. Бегущая строка вытягивается в размытый кровавый ручей, готовый вот-вот вытечь на вычищенный до блеска полимерный паркет. Фоновое сайд-шоу ориентированной рекламы, пичкающей мой мозг, атрофированный просмотром теленовостей, предложениями еще одной банки газировки и еще одной пачки сигарет, тоже скользит мимо, несмотря на то, что я сознательно пялюсь сквозь бесконечный поток анимированных роликов, лишь бы не переводить взгляд влево. 

 

        Моему упорству в игнорировании центральной части экрана, с которой сиял «Хотлайн» хромированной твари, можно позавидовать. К сожалению, это было лишь иллюзией – я прекрасно отдавала себе отчет, что вижу каждую цельнометаллическую складку губ периферийным зрением.

 

        Дисплей электронных часов тускло светился красным, напоминая о том, что время уже почти перевалило за полночь. 

 

        Мне плевать. Для меня вечер еще не кончился – для меня он только начинался. Я курю чужие сигареты, лежу в чужой квартире и пялюсь в чужой телек, совершенно забив хер на то, что со мной сделает владелица этих апартаментов, когда придет домой и перегнется пополам из-за дыма, задыхаясь в приступе туберкулезного кашля. Для меня это был не просто вечер – для меня, потягивающей чужую газировку и сплевывающей едкую сигаретную горечь на пол, это была вечеринка.

 

        И знаете, что?

 

        Эта вечеринка – отстой.

 

        Я, бл@#ь, ненавижу Майами Мэй.

 

        Я нахожусь в её квартире, лежу на её софе, курю её сигареты и пытаюсь плевком попасть в её телевизор, целясь в её чертово металлическое медиалицо. Я нахожусь здесь только потому, что у этой лживой шлюхи, отсасывающей за рейтинги, нет никакого морального права отказать в помощи собственной сестре. 

 

        На самом деле, она от меня без ума. П@#%деж, конечно, она ненавидит меня не меньше, чем я её; когда Майами встретила меня на пороге своей новой квартиры в Вест Хиллз, от перекоса физиономии её спасли только ввинченные в скулы титановые гайки. Лицемерная сука даже натянула подобие улыбки в качестве приветствия – хотя для существа, ежемесячная менструация которого проходит в виде слива машинного масла и ржавчины, такая попытка изобразить человеческую эмоцию уже сама по себе является не в рот драть каким подвигом.

 

        Конечно, она ненавидит меня не меньше, чем я её. Но, на самом деле, мне насрать – я пришла к ней не для задушевных бесед за рюмкой чая и кружкой «чоха», а для того, чтобы где-то перекантоваться, пока меня ищет этот больной урод из бозосов, помешанный на протирании своей промежности в съездах с лестничных перил. Не говорите мне, что я не умею выбирать себе парней – по крайней мере, мне не нужно удовлетворять себя дрелью со сверлом по металлу, о'кей?

 

        Она съе@#$сь через несколько минут, оставив мне ключ-карту, немного кэша и пообещав вернуться ночью. Цокала своими навороченными хромированными каблуками, явно выпендриваясь передо мной, сука. Улыбнулась мне напоследок, с усмешкой назвала меня «ангелом» – и добавила, что это в честь Люцифера.

 

        Она посоветовала мне закрыть дверь на ночь. Я улыбнулась и сказала «Да пошла ты, Майами».

 

        И после этого мы достойно попрощались.

 

* * *

 

https://youtu.be/Y69nZWqsCy0

 

 

        Вода тягуче собирается на обугленном потолке, на черных пятнах потрескавшегося, облезлого покрытия. Собирается, будто в замедленной съемке, грязными нефтяными сталактитами прорастая вниз, нависая над выгоревшим интерьером квартиры. Собирается, чтобы обрушиться, надломиться под собственным весом, раскалываясь надвое и падая вниз – вниз неровной, выброшенной из дула ружья картечью, прошивающей насквозь дробью сорвавшихся капель.

 

       Собирается, чтобы обрушиться вниз, будто добивая выжженное дотла помещение.

 

       Я стою посреди своей квартиры в Вест Хиллз. Стою неподвижно, застыв в густом концентрате гари, не выветрившемся даже спустя несколько часов. Хауэр что-то кричит из-за желтой ленты с надписью «Police Line Do Not Cross». Он кричит надрывно, машет рукой, делает нерешительные шаги по обгоревшему полу и зажимая носоглотку вымоченной тряпкой, едва не теряя сознание от ядовитых испарений обожженного полимера. Кричит и идет вперед, едва не поскальзываясь на пене – единственной улике, которая доказывала, что пожарная служба Найт-Сити все-таки пыталась спасти это место. 

 

       Я даже не делаю вид, что воспринимаю его отчаянные угрозы засадить меня на двенадцать суток всерьез.

 

       Мы входим в бар вчетвером – сгнившие огрызки от тех эйджраннеров, группой которых мы начинали это больше двух месяцев назад. Полупустая пачка ультратонких одноразовых презервативов, часть которых попросту порвалась в процессе, не более того. Я чеканю шаг цельнометаллическими каблуками, и шаг отдает гулким эхом где-то внутри хромированного сознания, в пузыре между покрытым нержавейкой черепом и мертвенно-серым мозгом, который давно перестал что-либо решать. Андервуд, затянутый в шикарный костюм, входит первым: затянутый в шикарный костюм, он вряд ли отдает себе отчет, что в Комбат Зоне за подобный прикид его просто пустят на кожаные ремни в первой же подворотне. Затянутый в шикарный костюм, Андервуд целиком и полностью полагается на своё умение договориться, которым он воспользуется, если что-то пойдет не так.

 

        П@#%деж. Затянутый в шикарный костюм корпорат знает, чем все может закончиться. Поэтому затянутый в шикарный костюм корпорат целиком и полностью полагается на молчаливую соло, которая идет следом.

 

        Охрана богадельни провожает нас неодобрительными взглядами: ворчливо перешептывается, указывая пальцем на нас и на вооруженную группу, усевшуюся за дальний столик и потягивающей коктейли ядовитого цвета. Хмурые рожи наёмников, окруживших своего босса по имени Джекилл, тоже провожают нас взглядами.

 

        Всё там же, в пузыре между пониманием происходящего и толстым, хирургически приваренным к голове слоем эго, личность Майами Мэй осознает, что сегодня их фантастическая четверка будто вышла на сцену.

 

        Сегодня их фантастическая четверка по-настоящему в центре внимания. 

 

        Я стою посреди сгоревшей квартиры в Вест Хиллз. Стою на коленях, забыв о поцарапанном хроме, забыв о чувстве собственного достоинства. Всё то дерьмо, которым я пичкала, которым я обшивала себя несколько последних лет работы медиа, облетало с меня ржавыми хлопьями пепла, сбитое картечью падающих капель. Самые прибыльные эфиры, самые востребованные репортажи и самая собачья преданность могущественной корпорации – все это не стоило них@#%, когда моя квартира превращалась в пепелище посреди дорогих апартаментов. В том, что произошло, сложно винить WNS, и из-за мысли об этом я понимаю, насколько ледяная злоба, заполняющая опустошенную душу, бессмысленна. 

 

        Цельнометаллические скулы сводит от нервного напряжения. Они дрожат, звенят, крошатся под собственным весом. Вода течет сквозь пальцы, вперемешку с кровью, выдавливаемой из ноздрей и глаз. Холодная ладонь киберконечности, онемевшая и бесчувственная, сжимает в руках мятую записку, не в силах разжать пальцы. Все вокруг – суетливая возня консьержа, треск половиц, вой сирен на улице и крики Хауэра, размахивающего пистолетом и требующего от меня вернуться за растянутую ленту – теперь было бессмысленным.

 

        Я посреди сгоревшей квартиры в Вест Хиллз, стою на коленях, нависая над обугленными останками. Я не человек – я тень человека, имитация, китайская копия. Мои хромированные губы движутся, шепчут, будто потерялись в беззвучной неразборчивой молитве, которую уже не услышит ни один бог – потому что у бога не осталось больше ни одного ангела.

 

        На таблице рейтингов моя восходящая ушла в крутое пике.

 

        Я смотрю на Джекилла. Смотрю на его лицо. Смотрю на его лицо сквозь маску, дорисовывая картину – физиономию, вытянутую в хвастливом, выпяченном наружу чувстве собственного превосходства. Я молча прожигаю его взглядом, не слушая болтовню корпората, не обращая внимание на его, Френсиса Андервуда, идиотский выпендрежный перформанс. Андервуд уверен, что сможет решить все мирным путем, что сумеет заговорить Джекилла до состояния, когда его голова закипит от аргументов, вымоченных в эмоциях. Андервуд убеждал нас в этом все то время, что мы шли сюда, убеждал даже сверх нормы – убеждал так сильно, что уже вызывал рвотные позывы своей уверенностью. 

 

        Он раскидывает руки в сторону, словно обнаглевший от собственной наглости зороастрийский пророк, когда Джекилл не выдерживает и начинает целиться в этого корпоративного клоуна, собираясь вышибить ему мозги. 

 

        Он кричит «Стреляй!». Он бледнеет, под наведенным на него дулом лоб корпората покрывается испариной, но он стоит на месте, призывая Джекилла нажать на спусковой крючок.

 

        Он – самый ху@#%вый дипломат, которого я когда-либо видела.

 

        В конце концов, я считаю себя дипломатом не хуже, чем Френсис Джей Андервуд. В конце концов, я – медиа; я социальный игрок на этом поле, сплошь покрытом только черными клетками. И я уверена, что могу провести переговоры не хуже, чем затянутый в шикарный костюм корпорат.

 

        Я знаю, какой аргумент стоит привести. Моя колода закончилась, все козыри давно спущены в унитаз – или почти все.

 

        Я знаю, какой аргумент стоит привести, чтобы Джекилл понял, что мы тоже умеем вести переговоры.

 

        Я лезу в карман куртки от ICON America. Я слышу хруст бумаги в руках. Я бросаю записку дуалиста на стол, не сводя с Джекилла замутненного холодной яростью взгляда.

 

        А затем я вскидываю свой охрененно увесистый аргумент, на боку которого выбито «TECHTRONICA M40 "PULSE RIFLE"» и говорю Джекиллу опустить его сраный дамский сверчок.

 

        Я смотрю на записку дуалиста, которую только что вытащила из небольшого цилиндра, переданного мне Хауэром. Смотрю на записку, медленно размокающую на моей ладони, смотрю сквозь неё, будто бы читаю между строк. Я смотрю на неё, едва разбирая буквы из-за кровавых сгустков, в которых теперь вымазаны глаза. Смотрю на неё, роняя слезы. Смотрю на неё, с трудом понимая, почему не рыдаю навзрыд.

 

        «Каково быть на стороне лицемерных ублюдков, Мисс Мэй?»

 

        Джекилл решил, что если уничтожить всё то, что мне дорого, я сломаюсь. Сломаюсь и откажусь от своего расследования, откажусь от эксклюзива для босса, откажусь от нескольких сотен тысяч, которые обещал мне Андервуд. Целого десятка бустеров, целого десятка отмороженных на голову дуалистов, пытавшихся меня прикончить, оказалось недостаточно – и тогда Джекилл решил сжечь мою квартиру в Вест Хиллз.

 

        Сжечь тогда, когда там спала моя сестра.

 

        Я стою на коленях перед обугленным трупом, с трудом понимая, почему не рыдаю навзрыд. Хауэр тащит меня за шкирку, напрягая все мускулы, чтобы оттянуть с пепелища центнер цельнометаллической суки. Мои глаза высохли. Мой взгляд остекленел, звеня в полумраке, будто потревоженный сервиз с хрусталем. Я не сопротивляюсь, пока он пытается уволочь меня. Не сопротивляюсь, когда пожарные подхватывают меня за киберноги и выносят в коридор. Я не сопротивляюсь – я просто сучу ногами и руками, пытаясь вырваться из захвата, просто кричу, хрипя и надрывая связки. Угрожаю им, что вырву каждую сраную кость из их бл@#%ских тел, пока они связывают меня прочным канатом из углеволокна.

 

        Они знают, что такое киберпсихоз.

 

        Они боятся меня. 

 

        Я не моргаю, просверливая его взглядом, пока капилляры белках глаз лопаются от давления. В моем чипсокете, установленном на шее, под основанием черепа, высекает искры коротящая микросхема, причиняющая мозгу невыносимую, жуткую боль. Он недоверчиво косится на винтовку в моих руках – он знает обо мне слишком много, чтобы упустить тот факт, что я впервые в своей жизни держу в руках что-то больше пистолета. Он ухмыляется. 

 

        Во рту пенятся и шипят колеса, пачку которых я опрокинула в себя перед тем, как войти в бар. Вещества перевариваются, распадаются, проникают в кровь: уже через несколько секунд они расплылись по организму, поражая внутренние органы и превращая меня в свихнувшийся инструмент для массовой резни, для активации которого нужно было просто переключить тумблер. Язык и глотку выжгла химическая реакция, но я все равно не собираюсь трепаться с этим ублюдком. 

 

        Он ухмыляется – но затем его ухмылка приобретает обеспокоенное выражение, будто с него разом выбили всю его горделивую спесь ударом электрогитары. Он сохраняет напряжение мускулов, театрально скалясь мне в лицо, но видит, как крепко я сжимаю пушку в руках, как легко мне удерживать прицел – и наконец понимает, что я них@#% не блефуюю. 

 

        Чип, все еще не прижившийся в моей голове, высверливает дыру в черепе не утихающей, ослепительной болью.

 

        Тот самый чип, благодаря которому я явно не промахнусь, если буду стрелять.

 

        Я щелкаю предохранителем. Я ухмыляюсь ему в ответ.

 

        Я них@#% не блефую.

 

        Я спокойна. Пытаясь порвать канат, пытаясь выбраться и вырвать им внутренности, я спокойна. Пожарные кричат, тычут в меня пальцем и размахивают телефонами, с которых они собираются вызвать ПсихоСквад: Хауэр кричит в ответ, одной рукой размахивая полицейским значком, а другой, дрожащей и скользкой от пота, целясь мне прямо в голову. Я почти не слышу их – они просто забавно раскрывают рот, словно выброшенные на берег рыбы. Я под водой. Я стремительно приближаюсь ко дну, утягиваемая под обволакивающую меня толщу жидкости весом интегрированных в мое тело имплантов. 

 

        Я понимаю их. Несмотря на то, что мы живем в Найт-Сити, мы все боимся смерти. Мы бежим по краю, рискуем ради риска, азартно бросаемся под свинцовый дождь, но всячески откладываем приближение старухи в лохмотьях. Мы надеемся убежать из-под косы, которой она замахивается. Мы надеемся, что металлическая обшивка позволит нам утолять адреналиновую зависимость без опасности упасть в бездну. Мы надеемся, что порванные связи с семьей позволят нам жить в ответственности только за самих себя, позволят оскалиться на больший кусок пирога. Мы не хотим рисковать жизнью тех, с кем нас связывают кровные узы. Мы отрицаем любовь, отрекаемся от неё. 

 

        И, отрекаясь от любви, мы отрекаемся от смерти. 

 

        Лежа на боку, под дулом пистолета, я смотрю на обугленные останки своей сестры и истекаю кровью, которая заменила мне человеческие слезы. 

 

        — Вы все сдохнете.

 

        Я на пределе. Мы всё еще за столом, но каждый из нас уже прекрасно понимает, чем всё это закончится. Я не сразу понимаю, что сама сказала эту фразу, что наконец опустила этот моральный рычаг вынужденной вежливости, отключая необходимость в её поддержании. 

 

        Все знали, чем всё это закончится. В нас не больше сдержанности, чем в группе радикальных феменисток, выступающих топлесс посреди монастыря.

 

        Я дернула за рычаг. Я вырубила софиты.

 

        Всем надоел этот цирк.

 

        Я спокойна. Я лежу под дулом пистолета и смотрю на труп своей сестры, сломленная настолько, что отказываюсь признавать, что мертва внутри.

 

        Я на пределе. Я падаю набок, падаю из-за выпущенной в голову обоймы от АК-74, с облегчением осознавая, что мертва снаружи.

 

THE END.

Сообщение отредактировал OZYNOMANDIAS: 28 августа 2018 - 00:32

[Князь Вольтецкий]

Cry 'Havoc!'

 

— Эта сука вам всё рассказала, да? — Джекилл внимательно смотрит на него сквозь прорези в маске. Он пытается прощупать почву, догадаться, что им известно, и делает это с такой самоуверенностью, словно ему подвластен весь мир. Но сквозь эту баррикаду надменности и силы просачивается волнение, которое он тщетно пытается скрыть. 

 

— Или, — в глаза фиксера пляшут хитрые огоньки. — Я могу устроить вам встречу на нейтральной территории, — она пытается закинуть ногу на ногу, но стукает щиколотку о саркофаг и лишь недовольно хмурится. — Десять тысяч евробаксов, и моя безопасность и он весь ваш.

 

Каждый хотя бы раз задумывался о том, чтобы начать новую жизнь. Проснуться однажды в другом месте другим человеком и вдохнуть полную грудь воздуха, не опасаясь, что прямо в этот момент на тебя смотрит дуло пистолета, чтобы воздать тебе за грехи твои. Это естественная черта, присущая только человеку, — постоянно оглядываться назад, на своё прошлое, жалко цепляясь за какие-нибудь моменты, словно они ещё что-то значат, словно прошлое важнее, чем будущее. Прошлое можно удалить, но его нельзя поменять. Будущее человека лежит в тех деяниях, которые он совершает сейчас. Андервуд смотрел в глаза Белой Львице и видел сквозь плотную завесу нарциссизма и самоуверенности, смотрел прямо в сердце страха, который отравил её душу. Её можно было понять и корпорат был готов приложить все усилия для этого. Он просто не был готов за это платить. И проблема была не в жадности, а в недостатке финансовых средств, о существовании которого он не хотел сообщать остальной группе. Это его могло подорвать его авторитет и что тогда помешает Майами впасть в киберпсихоз и вырвать ему яйца через гланды, а потом выбросить из вертолёта, как она сделала это с Мэзэру? Филиппа? Те миллион двести пятьдесят он получит только после исчезновения Вознесения с улиц, а это не случится раньше, чем голова Джекилла коснётся земли.

 

— У меня есть предложение получше, — улыбается ей Френсис и достаёт телефон, чтобы сделать нужный звонок. Нужно знать, за какие ниточки тянуть, если хочешь достичь результата. Жизнь — это хитросплетение швов и скреп, где каждый человек стремится замкнуться в тёмном клубке стремлений, страхов и комплексов. И если посветить на них, то вся гниль сразу выйдет наружу. 

 

В конце концов, людям нужны не деньги, а то, что они могут за них купить. А подобными вещами Френсис мог разбрасываться в любое время. Нужно лишь только попытаться заглянуть в самые глубины человеческой души и угадать, чего он хочет.

 

— Львица не просто открыла нам твои секреты, Джекилл. Она сдала тебя с потрохами и я пока ещё достаточно добрый, чтобы вести с тобой беседу, — Френсис блефует, но сейчас он может быть уверен, что его собеседник поверит всему, что корпорат ему скажет. Ситуация была напряженной и каждый свидетель разговора понимал, что они все сидят на пороховой бочке. Стоило только кому-то произнести одно неверное слово, как всё это скопище взорвалось бы к чертям собачьим, и Андервуд сильнее всего опасался за единственного элемента плана, чьё поведение он не мог контролировать — тупаясука Майами Мэй. Эта цельнометаллическая бабень могла оставить после себя разруху, сравнимую с последствиями ураганов, названных в честь женщин, которых никто не знал, но которые очень сильно раздражали каждого учёного, который давал этому стихийному бедствию имя. 

 

— Ты же понимаешь, что мне выгоднее тогда просто вас прикончить? — Джекилл ухмыляется и корпорат представляет как под маской его омерзительный рот искривляется, обнажая белые зубы. Френсис надеется, что ему удастся получить экземпляр его челюсти, когда всё закончится и весь кровавый бардак будет прибран, чтобы кинуть её в герметичную баночку с формалином и поставить у себя на столе как трофей, который он честно заслужил. Если всё пойдёт по плану, то этот стол будет находиться на одном из самых высоких этажей главного отделения BioTech в Найт-Сити. Если же нет, то ничего уже не будет иметь значения, потому что, в таком случае, его собственная челюсть может стать личным трофеем Джекилла как напоминание того, что случается с теми, кто осмеливается его остановить. 

 

Френсис мысленно усмехается, представив себе эту картину. Напротив него сейчас сидел человек, которого он никогда не знал, но невидимая рука тотального вселенского контроля свела их друг против друга, как непримиримых врагов, одному из которых суждено убить другого. Андервуд понимал, что Джекилл — всего лишь препятствие на пути к его цели, которое нужно снести, не оставив тому ни малейшего шанса на сопротивление, и не собирался персонифицировать своего противника, делать его слишком важным. Всего лишь навсего, этот мудак в данный момент требовал применения всех его сил и ресурсов, чтобы появилась возможность с ним расправиться. И этой возможностью Френсис Андервуд был готов воспользоваться в полной мере. Нужно лишь было вовремя зажечь спичку, пропитанную глицерином.

 

— И ты думаешь, что моей смертью ты сможешь спасти свою жизнь и своё гиблое дело? — Корпорат слегка наклоняется вперёд, внимательно следя за глазами собеседника. —Брось, даже под маской тебе не спрятаться. Я чувствую страх, я слышу, как твой голос дрожит, словно у десятилетней девочки, которую пьяный отчим нагнул над подоконником. — Первое правило переговоров: никогда не прогибайся перед оппонентом. — Ты не представляешь никакой опасности. Трусы не могут ничего достичь и ты — яркий тому пример. Перед тем, как придти сюда, мы с Майами записали видео с чистосердечным признанием львицы и я разослал информацию всем, кто в ней только мог быть заинтересован. — Второе правило переговоров: всегда приводи только убедительные аргументы. — Уничтожь все образцы Вознесения и исчезай. И чтобы больше я тебя не видел в этом городе. — Френсис откинулся назад и усмехнулся. — Он под надёжной опекой.

 

Не должно быть ни капли сомнения, иначе он почувствует твою неуверенность. Ложка дёгтя портит даже самую большую бочку мёда, а человека, построившего тысячи мостов и отсосавшего член всего один раз, запоминают именно как членососа, а не как великого строителя мостов. 

 

Андервуд уверен в себе и в своих словах, спокойно наблюдая за реакцией Джекилла. Первые несколько секунд тот находится под впечатлением от сказанного корпоратом и обдумывает дальнейший план действий. Он слегка опускает голову вниз и Френсис понимает, что его аргументы были достаточно убедительны. В следующий момент Джекилл вскакивает и направляет пистолет в Андервуда. 

 

Третье правило переговоров: если на тебя нацелили пистолет, ты что-то сделал не так. 

 

* * *

 

Красная кирпичная пыль грязными пятнами осталась на влажных подушечках пальцев и Френсис потёр подушечки большого и указательного пальца друг о друга. До встречи в баре оставалось всего несколько часов, но до тех пор предстояло решить ещё много вопросов. Новый костюм за тысячу евробаксов чертовски хорошо на нём сидел. За подобный прикид любой корпорат, которому есть хотя бы малейшее дело до своего внешнего вида, готов безжалостно убить. Во время совершения последнего рывка Френсис хотел выглядеть неотразимо. 

 

— Когда приступать? — лицо говорящего было скрыто шлемом, но Френсису и не нужно было видеть его лицо. Они стояли в переулке и соло держал в руках конверт с деньгами, вырученными за продажу саркофага, которые ему только что дал Андервуд. Сам корпорат курил сигарету, выдыхая дым в сторону так, чтобы он не попал на костюм. Продажа саркофага была идеей суки Майами, которая никогда не упустит возможности продать что-то, добытое с помощью Френсиса. Андервуду хотелось бы вывалить всю эту кучу Вознесения в кабинете своей мамаши в качестве послания, но ему не хватало денег на то, чтобы нанять соло, и он согласился. 

 

— Как только умрёт человек, с которым я буду разговаривать, — ответил он, туша бычок сигареты о кирпичную стену. Если он переживёт сегодняшний вечер, эти пятнадцать тысяч окажутся самым выгодным вложением в его жизни. — И ещё, — слащавый корпорат с ослепительной улыбкой и неприлично дорогим костюмом просовывает руку во внутренний корпорат, откуда достаёт три фотографии. Эта девушка, — Андервуд протягивает наёмнику одну из фотографий и продолжает, — очень опасна, если она до вас доберётся, я вам не завидую. Поэтому убедитесь, что она ляжет первой. — Френсис передаёт остальные фотографии. 

 

"И эту суку убить не забудьте."

 

* * *

 

https://youtu.be/YT-tFOXdwSI

 

Когда он открывает глаза, то видит перед собой лишь ослепительно снежную бурю, сквозь которую через некоторое время начинают проявляться очертания вращающегося неба над Боевой зоной, заселённого багровыми облаками, впитывающих в себя свет уходящего солнца. Приглушённые выстрелы, звучащие над его головой, отдавали замедленной барабанной дробью, вызывая лишь инстинктивное желание закрыть ладонями уши, зажмурить глаза и больше никогда не просыпаться. 

 

Это конец?

 

Френсис прикрывает веки, не понимая, почему Джекилл решил оставить его в живых и не задумываясь о том, почему он находится на улице. Может быть, он уже умер и это тот самый миг, о котором часто говорят — миг, когда вся твоя жизнь проносится перед твоими глазами. Видеть всю свою жизнь с самого начала и не иметь возможности ничего изменить — это было бы для него худшим кошмаром. Лежать и смотреть, как более молодой ты принимает глупые решения: что может быть хуже? Френсис чувствует, как его разрывает на две части: с одной стороны, он старается всеми силами сохранить сознание, не поддастся искушению впасть в небытие, но, с другой, соблазн так велик, что требовалась невероятная сила воли, чтобы ему устоять.

 

Андервуд подносит к глазам ладонь и понимает, что его пальцы в крови, а откуда-то снизу терзает пульсирующая боль. Липкая красная жидкость, смешанная с частичками цементной пыли, противной медленной струйкой стекает на его ладонь и дальше, на рукав его вопиюще дорогой белоснежной рубашки а#$%^&о дорогого костюма. Когда команда медиков приедет забирать его труп, он хотя бы будет выглядеть лучше всех. Корпорат напрягает воспоминания, пытаясь восстановить ту цепочку событий, которая произошла в баре после того, как Джекилл нацелил на него пистолет и к ним подошёл хозяин бара. 

 

Очень скоро начались выстрелы и тела начали падать. 

 

Френсис, всё ещё не понимая, каким образом он оказался на улице, медленно переворачивается на левый бок, подпирает под себя руки и встаёт, опираясь о стену кирпичного здания. Притуплённость ощущений исчезла и он теперь понимал всю прелесть того положения, в котором он очутился, когда попытался встать на правую ногу. 

 

Он просто а@#$л. 

 

Корпорат стискивает зубы, прислонившись лбом к стене, чтобы заглушить возникшую от соприкосновения подошвы его правой туфли с землёй боль, и переносит вес на левую ногу. По ноге текла кровь, но, учитывая закат, не могло пройти много времени. Андервуд делает несколько глубоких вдохов, отвлекая свои мысли от простреленной ноги и похеренного костюма, фокусируя их на том, что было действительно важно.

 

Где, б@#$ь, Джекилл?

 

Френсис поднимает голову и видит перед собой дырку в стене размером с кулак, сквозь которую проглядываются элементы внутреннего убранства бара, в который они зашли ранее, чтобы навсегда покончить с Вознесением. Корпорат вглядывается внутрь, пытаясь понять, что происходит и видит, как Филиппа стоит над телом Джекилла. В этот момент его озаряет видение того, что сейчас произойдёт, и он выбегает из-за угла и кричит "СТОЙ". Кричит, надеясь, что его услышат до того, как нажмут на спусковой крючок штурмовых винтовок и Филиппа останется лежать на полу, не зная, кто её убил. Три штурмовые винтовки, торчащие из окон стоящего напротив бара здания, исчезли из виду, когда Андервуд постучал предплечьями друг о друга, давая понять, что задание окончено. 

 

Корпорат оглядывается назад и видит, что рядом с тем местом, где он лежал, валяется труп женщины-амазонки, которая была среди охраны Джекилла, а рядом с ней валяется сломанная винтовка Филиппы. Игнорируя боль, Френсис ковыляет ко входу, у которого на спине лежит труп ещё одного охранника Джекилла, обильно накормленный свинцом. Судя по всему, он выбежал за Филиппой, спасающей своего работодателя и достаточно быстро пожалел об этом. Андервуд обошёл тело и прошёл через распахнутые двери бара. 

 

Филиппа уже находилась за барной стойкой, откуда доставала себе бутылку с самым дорогим виски, который только был на витрине. Френсис посмотрел на лежащего Джекилла, которого соло одолела голыми руками, несмотря на тот факт, что глава дуалистов оказался полностью кибернетизированным мудаком. Корпорат перевёл взгляд на Майами, голова которой теперь больше напоминала чашу для поклонения Великому Макаронному Монстру, и на Бордо, который скоро и сам станет жертвой нечестивых медиков, любящих отрывать конечности на продажу. 

 

Андервуд достаёт сигарету и закуривает её, после чего движется к барной стойке, за которой Филиппа уже наливала себе в бокал отменного односолодового. Соло бросила короткий взгляд на своего нанимателя, затем достала второй бокал из-под стойки и наполнила его бокал тоже. Френсис сделал затяжку, взял стакан и пересёкся взглядами с женщиной. 

 

Она всё понимала. Догадаться об этом было несложно, особенно сейчас, когда Френсис отозвал наёмников. Она не могла не услышать его криков, приказывающих отставить огонь. Корпорат осушил бокал и со звоном поставил его на стойку. Ему было интересно, хочет ли она придушить его прямо сейчас, когда всё закончено, несмотря на всё безмолвное понимание, возникшее между ними. Наверное, хотела очень сильно. Но они зашли слишком далеко, чтобы отступать. 

 

Филиппа рисковала своей жизнью, спасая его, чтобы получить обещанную награду. Френсис рисковал гораздо бОльшим, чтобы достичь желаемого и получить возможность наступить своей матери ногой на голову. Сейчас все его стремления были в одном шаге от завершения и как часто это бывает — не успел он положить хер на стол перед советом директоров BioTech и обжить кабинет своей мамаши, пока в новостях крутят новость о том, что Аннет Андервуд разбилась в автокатастрофе, ему пришла в голову новая, светлая идея. 

 

Корпорат делает очередную затяжку, потом берёт бутылку виски и наполняет оба стакана.

 

— У меня есть предложение. 

 

В конце концов, мир не ограничивался одним Найт-Сити.

 

The End?