[Leo-ranger]

Prologue: The Slamming

[Leo-ranger]

The Fragility Of Human Body

 

Человеческое тело очень хрупко, ты знаешь это и сама. Твоё собственное тело было поломано больше раз, чем ты можешь вспомнить - но такова плата за участие в мясорубке войны. Но кровавые схватки и жестокие тренировки несут и свою награду - ты сама научилась ломать других людей как настоящий профессионал и нагло ухмыляющийся наркоторговец скоро пожалеет, что не согласился на предложение кибершлюхи.

 

Человеческое тело очень хрупко, ты познал эту истину сегодня и теперь медленно перевариваешь её, то и дело дергая остатками того, что всего пару часов назад называлось твоей рукой. И сколько ещё тел вы переломаете, своих или чужих, прежде чем доберетесь до цели или сложите головы пытаясь? У тебя нет на это ответа.

 

Он ухмыляется и посылает тебя следом за Майами после вопроса о том, на кого работает. Ты не отвечаешь. Ты ребром ладони забиваешь гвоздь чуть выше запястья. Он кричит, но пощечина его затыкает. Ты повторяешь вопрос.

- Мы назваем себя "Дуалистами". Ну знаете, типа добро и зло, Инь и Янь, Доктор Джекилл и Мистер Хайд, в таком роде. Полная хрень, как по мне, но дело в стиле, пони...- ты затыкаешь его ударом под дых.

 

Человеческое тело очень хрупко и столь же дешево. И этот наркоторговец не был и сотой частью той цены, которую ты был готов заплатить за успех. Все находящиеся здесь были не более чем мелочью, разменной монетой, которой с собой всегда целый карман. Их жизни стоят ровно столько, насколько полезными они готовы быть, и пока что отряд оправдывал себя. Даже торгаша удалось разговорить.

 

Ты спрашиваешь про место их сходок и сколько всего в банде человек. Он пытается плюнуть тебе в лицо. Он получает трубой по челюсти и глухо стонет. Ты берешь второй гвоздь и повторяешь вопрос.

- Всего четыре, хрен его, типа "лейтенантов", у каждого по три "сержанта", а там от торговца к торговцу по разному количество рядовых громил. Некоторые ходят с целым отрядом, другие работают по одиночке. Где место сходок я не зн... суууууукааааа! - он скулит после второго гвоздя уже в другой руке и продолжает. - Да правда не знаю, раз в месяц место скидывают на телефон, там мы и собираемся, а потом нам дают новые телефоны, так и есть, честно!

 

Человеческое тело очень хрупко, и ты знаешь это лучше других. Через твои руки прошло сотни человеческих жизней. Некоторые удалось спасти. Другие - не очень. И сейчас перед тобой была ещё одна жизнь. Разумеется, вряд ли ты спасешь этого червяка, однако нужно проследить за тем чтобы Филиппа не слишком увлеклась и не сломала его окончательно. Тебе уже пришлось ввести два шприца лекарств чтобы он оставался в сознании и продолжил говорить и судя по очередному стону, исходящему от "дуалиста", скоро придется брать ещё одну ампулу.

 

Ты в очередной раз бьешь его по лицу и спрашиваешь, кто их главарь. Он молчит. Ты бьешь, и снова, и снова, и снова - но он все равно молчит. Ты вбиваешь гвоздь ему в плечо - он вопит, но не отвечает на вопрос. Ты бьешь кулаком по лицу - он молчит. Ты бьешь трубой по ребрам - он теряет сознание и молчит. Ты плюешь - и на это дело, и на него, буквально, и поворачиваешься к Фрэнсису, оповещая, что допрос окончен.

 

 

Call the police

(Медиа)

 

Прошло добрых часа два - как этот кусок мяса столько вытерпел прежде чем отключиться? - и как раз когда Соло сообщила, что больше из него вряд ли что-либо вытянешь, Хауэр наконец-то позвонил назад. Впрочем, коп не рассказал ничего интересного - звонок на него или с него совершено не было, а узнать за кем он был зарегистрирован можно только если обращаться в телефонную компанию, что даже с соответствующими бумагами может затянуться на дни и даже недели. 

 

Звучал полицейский, которого выдернули из теплой постели и заставили ехать в участок, не так, словно он готов разбираться с корпорацией ради одного номера.

[Князь Вольтецкий]

Человеческая жизнь прекрасна. Если разложить её на составляющие и представить в виде отрезка, на который нанесены множество точек, символизирующих каждый прожитый момент, а потом наложим его на срок существования Земли, то мы увидим истину. Это даже не миниатюра "белый и негр заходят в душ", это что-то гораздо более пугающее. Если у тебя при взгляде на ночное небо не пробегали мурашки по спине при мысли о своей ничтожности, то ты просто тупой кусок дерьма и поможет тебе только лоботомия. Люди даже не точка по сравнению с размерами видимой Вселенной. Ни о каких отрезках и речи быть не может. Прошлого уже не существует - оно кануло в небытие вместе со всеми тиранами, святыми, мудрецами и всем остальным сбродом, от которых не осталось даже воспоминаний. Земля уровняла всех, приняв в себя пищу, которую она же и породила для того, чтобы потом её убить. Единственное, что может сделать человек с этим чувством беспомощности - это трудиться на благо общества. 

 

Без трусости. Без жалости. Без сомнений. 

 

Прими тот факт, что с глобальной точки зрения, ты уже был мёртв, когда родился. И тогда ничто не сможет тебя остановить от того, чтобы сделать этот мир лучше. Но философы прошлого были неправы. Нельзя сделать мир лучше одними добрыми делами. Если для блага всех остальных людей, потребуется, как слепых ущербных котят, утопить всех бездомных и жалких наркоманов, которые выполняют лишь роль палок в колёсах, то нужно это сделать. Все будут тебя осуждать, потому что твои методы бесчеловечны, но что тебе до мнения других людей, скудный разум которых упакован в корм для червей? Они никогда не признают твоей правоты, но ты всё равно будешь продолжать, потому что знаешь, что лучше для них. Это цена, которую платит каждый деятель, вставший на этот нелёгкий путь.

 

Без трусости. Без жалости. Без сомнений. 
 

Дорога к власти всегда ведёт через труднопроходимую горную тропу, захламлённую трупами твоих предшественников, а вслед за тобой идут такие же, как и ты, и этой длинной очереди нет конца. Конец пути - шаткий пьедестал, готовый в любой момент лавиной свергнуться с вершины, потому что кто-то просто оказался хитрее тебя и теперь ты присоединился ко всем остальным. Ты не боишься смерти, потому что знаешь, что рано или поздно она заберёт тебя с собой. Ты слишком сильно любишь себя, чтобы совершить самоубийство, и ты не хочешь умирать в бесславии. Ты считаешь своим долгом обеспечить человечество мирным небом над головой и благоприятными условиями для того, чтобы спокойно встретить свою смерть. Даже если для того, чтобы заложить фундамент, тебе придётся сжечь дотла всё, что уже было построено до тебя. 

 

Без трусости. Без жалости. Без сомнений. 

 

Этот наркоторговец служит общей цели, хотя сам этого не понимает. И уже вряд ли когда-нибудь поймёт. Ты холодными глазами смотришь на то, как он выключился, бездыханным телом обмякнув на ржавом стуле. Он сказал очень мало информации. Судя по тому, что их информируют раз в месяц, означало, что ждать продвижения в расследовании им может прийтись ещё долго. Если телефон был абсолютно чист, значит, им уже успели выдать новый, когда стелс-группа проникла на базу. Лейтенанты, как их назвал этот одногвоздевый Иисус, могут и не выслать на этот номер информации о следующей сходке, прознав о взрыве завода с муслимами. В любом случае, Андервуд на это не рассчитывал. Больше нельзя сидеть и ждать, пока они все снова залягут на дно и их будет уже не найти. Нужно действовать и действовать стремительно. 

 

Без трусости. Без жалости. Без сомнений. 

 

- Здесь нам делать больше нечего, - произнёс Френсис, кивнув соло, и направился к выходу. Теперь нужно было решить, что именно делать дальше. 

[Leo-ranger]

Nothing seems to have changed. But perhaps one day it will

[OZYNOMANDIAS]

> Listen, and understand. It C A N ' T  B E bargained with. It C A N ' T  B E reasoned with.
>> It D O E S N ' T  F E E L pity, or R3M0RS3, or F34R. 
>>> And it A B S O L U T E L Y will not stop 
>>>> 3 V 3 R 

[ . . . ]

>>> until Y 0 U  4 R 3  D 3 4 D <<<

TIME MATRIX: 23H.38M.26S

Я разбиваю металлические подушечки пальцев, разгоняя руки по мануалам клавиатурных полей и чувствуя раскаляющийся от трения сверкающий хром. В зубах истлевает очередная высмоленная досуха сигарета, оставляя во рту едкое, приторное послевкусие: в кругу коллег я называю его «послевкусие от засохшего верблюжьего дерьма в полуденном зное пустыни Гоби». Я терплю этот удушливый дым до тех пор, пока не закончу вымученный вступительный абзац в восемьсот символов, не отвлекаясь на кофе, стакан воды или посыл нахер кого-нибудь из окружающих: когда раскаленные кибернетические кисти наконец облекают рой мыслей в мерцающий с монитора текст, я на минуту опускаю веки и наслаждаюсь темнотой под гремящую из колонок «If I Had An Uzi» группы Grooved Pavement.

Затем я шумно выдыхаю. Открываю глаза, снова отравляя разваренный до состояния лапши быстрого приготовления мозг визуализированными на мониторах сигналами телеканалов. Морщусь от бликов эпилептического, выкрученного на максимальную скорость слайдшоу, состоящего из кадров специализированного блока маркетинговых коммуникаций – того самого, который декомпрессирует архивированные рекламные ролики напрямую у вас в башке и транслирует их вам в мозг, пока вы спите. Надвигаю на глаза очки с рассеивающими линзами, не пропускающими это концентрированное фуфло: я не собираюсь примыкать к стаду сомнамбул, покупающих акционный ширпотреб в приступе лунатизма. Мой организм не помойка.

Глаза разбегаются по составленному тексту, оценивая, сравнивая, определяя. Из-за напряжения вычитки я слышу, как в висках стучат сгустки пульсирующей крови. Треск механических костяшек. Скрип зубов. Тонкий, высокочастотный гул электронно-лучевой трубки потускневшего монитора. Я пытаюсь сосредоточиться на набранном в муках абзаце, оценивая, сравнивая, определяя его информационную ценность как шок-контента для читателей этого расследования.

Я спокойна. Я на пределе. Я с раздражением перекусываю сигаретный фильтр и выплевываю расчлененный бычок в одноразовый стакан с остывшим растворимым кофе.

Я выделяю простыню текста с холодным металлическим лицом, искаженным гримасой ненависти.

Я прожимаю «backspace».

Они называют себя «Дуалистами». Добро и зло в виде блестящих фантиков из-под соевого шоколада, Инь и Ян, криво нацарапанные полуслепым тощим поваром на жирной от содержимого коробке с китайской лапшой. У этих фанатиков, которые вместо библии таскаются со словарем антонимов, есть четко сформированная иерархия: «лейтенанты», «сержанты» и рядовой скам, который используется в качестве мальчиков на побегушках. У этих фанатиков, которые вместо обычных драгов толкают в массы фармакологические бомбы замедленного действия, есть продуманный план по предотвращению демографического роста популяции торчков, бустеров и бомжей, наводнивших Найт-Сити. Их никто не поймает по горячим следам, потому что рядовые курьеры знают чуть меньше, чем ни черта, а кукловоды-производители шифруются похлеще «Глубокой Глотки» времен скандала Уотергейт, не оставляя ни хвостов, ни улик, ни свидетелей. Единственное, что у меня есть из улик – это мобильный телефон упыря, пойманного в Ложе Пророка.

Единственная причина, по которой я еще не прибилась с ним к корпорату или нетраннеру, чтобы ковырнуть его поглубже – я все еще жду эту чертову СМС.
 
Только полный придурок не понимает, чем заканчиваются подобные истории в Найт-Сити. Даже самый последний параноик будет закидываться таблетками, убеждающими его, что это не какой-то хитроумный, дурно пахнущий корпоративный, правительственный или еще хрен знает какой конспирологический заговор – потому что попросту страшно представить, что этот продуманный и скрытный план получает поддержку сверху. И только полный придурок станет копаться в обрывках свидетельств, собирая паззл над бездной мусорного контейнера и пытаясь выяснить, где голова у этой сгнившей барракуды.
 
Только полный придурок.
 
Я.
 
Сигаретный дым тает в тусклых отсветах монитора, будто сорванные порывом ветра, почерневшие от индустриального смога лоскуты паутины. Солнце давно ушло за горизонт, мое рабочее время в офисе WNS давно подошло к концу, но я продолжаю сидеть в гребаном кресле и глядеть в монитор сквозь кровавую капиллярную сетку воспаленных глаз, вытаскивая из собранного материала статью. Я работаю над ней уже три часа – или последние две недели, смотря как посмотреть: я обзваниваю полицейские участки на предмет новых жертв «Вознесения», выслушиваю через хрипящий динамик стрекот работников морга, записываю обрывки фраз, надиктованных мне контактами из трущоб Ночного Города. Забив контентом основную колонку и отчитав сводку по шок-контенту в объектив телекамеры, я разъезжаю по наркопритонам и пытаюсь выцедить из торчков хоть какую-то наводку на новых курьеров. 
 
Все, что я получаю взамен – это дорогостоящий, здоровенный и концентрированный пласт ни@#я, обернутый в подарочную фольгу пустых посулов и обещаний.
 
Будто теперь я каждый вечер праздную день рождения.
 
Кевин, один из главных редакторов филиала корпорации, тоже остается здесь допоздна, потягивая соевое кофе на своем рабочем кресле или разглядывая склейку медиаконтента, по уши завернувшись в вереницу искрящих кабелей. На работе этот щуплый очкарик, прошитый глазными имплантами и почти всегда дребезжащий в тон процессорам, занимает нишу между моей должностью и должностью моего непосредственного начальства – что-то вроде тим-лидера нашего направления, который координирует работу разрозненной и разношерстной группы медиажурналистов. На деле же Кевин не делает ровным счетом ничего, если не считать получаемого им внушительного оклада.
 
Оклада, который был бы мне вполне по карману.
 
Мы оба сидим в корпоративном болоте, и мы оба знаем, чего стоит повышение. Кевин знает, на что я претендую, и знает, что увеличение средств на мое содержание, как ценнейшего кадра для корпорации, соответственно скажется на содержание гораздо менее ценных кадров. Кевин знает, что напрямую зависит от той доли контента, которую я предоставлю на верстку шефу. Кевин знает, что его член в моей холодной хромированной киберруке представляет рычаг переключения скоростей, и что он постоянно зажат в положении «задняя передача».
 
Мне нужно больше денег, чтобы иметь больше времени. Скоро я перееду в Вест Хиллз – это гораздо лучше, чем кататься на такси из трущоб Комбат Зоны. Скоро я наработаю себе авторитет еще более внушительный, чем авторитет вылизывающего задницу Кевина. Скоро я пущу в печать расследование о заговоре, над которым бьюсь каждый треклятый день.
 
Скоро.
 
Я спокойна. Я на пределе. Я жму на выпуклую кнопку системного блока, и монитор тухнет, опуская ночь на мое рабочее место. У меня темнеет в глазах, когда я встаю и выпрямляюсь; по звону стекла я догадываюсь, что дрожащая металлическая ладонь поймала стакан с водой; по отсутствию плеска я догадываюсь, что я именно поймала стакан, а не перевернула его к чертовой матери. Я подхватываю пальцами круглую таблетку и кладу её под язык, заливая глотку отвратительно теплой водой, нагревшейся от окружившего меня, дрожащего гнева. Я рассасываю фарма-колесо, и под черепной коробкой расплавляется мигрень – кажется, вместе с дрожащими от напряжения чипсокетами.
 
Я спокойна. Я на пределе. В сегодняшнем ночном Найт-Сити я ловлю уличное такси и называю адрес своей квартиры в Комбат Зоне.
 
Скоро я перееду в Вест Хиллз, и мне уже давно пора собирать вещи.
 

* * *

Шины разбрызгивали грязные капли, разбивая в осколки мутную рябь заасфальтированных луж.

Мостовая Найт-Сити дрожит под ударами скользких колес, пронзительно визжит в едком дыме жженой резины. За стеклом мелькают голубые экраны, раскрашенные огнями холодного неона; на небоскребах корпоративного района, разделенные металлом перекрытий, ослепительно горят желтые окна, словно пылающая в ночном небе колода золотых карт. Зеленоватая сетка улиц, отображаемая на дешевом, наверняка самопальном навигаторе таксиста, сменяется: круглые детализированные цитадели, благородно выделенные на дисплее ярким аспидом, наконец исчезают с карты совсем, уступая серости грубо нарисованных, угловатых моделей трущобных термитников.

Майами Мэй, запрокинув голову и массируя гудящие от тупой боли металлические виски, сидела в пассажирском кресле, обитом потертым, покрытым криво пришитыми заплатками кожезаменителем. Она ехала в этом положении сразу, как только выцепила из потока гудящих светодиоидных противотуманок круглые линзы таксующего «жука» и хлопнула дверью с толстым, уже облетающим слоем потрескавшейся желтой краски. Водитель – им оказался седеющий араб с умопомрачительной улыбкой из сгнивших зубов, непрерывно дергающий коробку передач ярко-зеленым трехпалым манипулятором в тщетных попытках удержать рычаг – ехал молча, и это её полностью устраивало: единственным, что нарушало тишину в салоне, был тихий треск динамиков, передающих новостную трансляцию радиостанции News 54. Выключать невнятную речь медиаконкурентов она не собиралась: едва уловимый голос очередной вокс-журналистки прекрасно отвлекал Майами от дребезжания автомобильных внутренностей этой ржавой развалюхи.

Араб ехал молча, лишь изредка поглядывая на медиадиву сквозь толстое стекло сплошных солнцезащитных очков. На дорогу, почти опустевшую к полуночи, беспечный таксист смотрел еще реже – большую часть его внимания сейчас занимала разворачивающаяся на внутреннем дисплее стекла болливудская драма, растянутая предприимчивым режиссером на девятьсот восемьдесят четыре серии. Так, иногда цокая и качая головой от перипетий сюжета, в котором псиноголовые мутанты пытаются подстроить козни паре нетраннеров, объединенных узами цифрового однополого брака, водитель въехал на территорию Комбат Зоны.

На жирную красную точку, горящую на навигаторе конечным пунктом прибытия такси, он не смотрел. Он прекрасно знал эти окраинные трущобы цивилизации: чуть выше – и ты в относительной безопасности, чуть ниже – и тебя разбирают на запчасти черные медтехи, сетуя бустерам на то, что те слишком сильно тебя отмудохали и «привели товар в не реализуемый вид». Он прекрасно знал, куда ведет свою колымагу, пока клиентка, закрыв глаза, не следит за дорогой – и о том, куда он её ведет, ему прекрасно напоминали хрустящие банкноты пары сотен евробаксов, растопившие его восточное принципиальное сердце.

Тормоза громко взвизгнули, когда таксист вдавил педаль в пол и начал горланить что-то на аравийском диалекте, размахивая культей манипулятора. Майами не поняла ни слова, поэтому, бросив смятую двадцатку, раскрыла дверь и покинула машину, оглядываясь по сторонам.

Да, это был определенно её район. Она знала эту улицу, эти вывески и стены, обклеенные предвыборными постерами и потерявшей актуальность рекламой.

И прежде, чем она сообразила, что её квартира в квартале отсюда, таксист вдавил педаль газа в пол и, дребезжа «жуком», умчался в вихре потревоженного тумана.
 

* * *

Я провожаю взглядом огни габариток, алеющие сквозь туман еще пару секунд, с выражением искренней злобы. Затем снова озираюсь, прикидывая, как проще всего добраться до своего дома.

Затем выплевываю брань во влажную сырость воздуха, стирая с хрома выпуклые капли конденсата. Прикидываю: может, он просто очередной идиот и банально не знает район, в который согласился меня отвезти. Или невнимательный придурок, решивший, что довез до отмеченного в навигаторе места. Или получил новый заказ и скинул меня здесь, чтобы скорее разобраться.

Я закуриваю, прикидывая, в какой заднице я оказалась на этот раз, если пытаюсь убедить себя в настолько наивном дерьме.

Затем решаю, что теперь мне жизненно необходимо иметь в собственности чертов автомобиль.
 

>>> Продолжение следует... <<<

 

https://youtu.be/NWQKiefZ-XI

[Disha_]

Мой каблук давит грязную сырость, и из неё выбрасываются в воздух миазмы промозглого тумана. Холодный воздух обжигает кипящие легкие. Занавес мрака давит на зрительные нервы, стягивая мозг тисками действительности и выжимая в сосуд из костей тягучую, черную нефть бурлящего страха. 
 
Мне кажется, что из носа сочатся мертвые капли, оставляя на цельнометаллическом лице толстые линии и собираясь на подбородке. Я едва дышу, перебирая конечностями потрескавшейся кладке переулка. У меня нет времени на то, что мне кажется – у меня есть время только на то, что является уродливой, отвратительной картиной реальности. Той реальности, которая не принята обществом. Той реальности, которая закрыта ширмой мастерски созданной иллюзии. 
 
Той реальности, в которой меня, Майами Мэй, подменили на грубую, лживую копию.
 
И прямо сейчас эта реальность убегает от меня, сжатая кирпичной кладкой Комбат Зоны. 
 
Грубая реальность. Пятно на бесценнейшем гобелене, укрытое от посторонних глаз нитью гениального кукловода. Пятно, которое видит лишь тот, кто смотрит на изнанку работы. Пятно там, где пролегает тонкий, блестящий клубок моей жизни, расшитый и убранный за рамки шедевра.
 
И всем наплевать.
 
Она пытается скрыться в тенях, падающих грешным мраком с вершины купола Ночного Города на оборванные провода нашего существования. Она пытается скрыться в тенях, но тени неподвластны её воле. Она не знает, каково это – жить в тени: она привыкла блистать с телеэкранов хромированной тушей, заливая в уши зрителей сладкую патоку лжи, из которой и была рождена. Она привыкла красть чужое – чужое внимание, чужую страсть, чужую жизнь, – чтобы не чувствовать себя ущербным, бесполезным куском металла в блестящей обертке, потерявшим всякую связь с человечеством. Она никого не подпускает достаточно близко к себе, чтобы не стало понятно: все, что скрывается за металлической маской – это дешевый пластик бездушной марионетки; она лишь гиньоль в пьесе ярмарочного театра, вжившаяся в роль и готовая довести сюжет до конца. 
 
Вы не должны верить мне. Вас не спасут раскаленные взрывы углепластика, вам не поможет рокот автоматной очереди, не убережет лабиринт киберпространства, запаянный в сплетенную гроздь электрических кабелей. Ваши деньги не смогут смыть макияж этой куклы, не откроют её грубый оскал, которым она провожает вас под слоем театральной штукатурки. Вы сами увидите её истинное лицо только тогда, когда мастер решит, что ваше время на сцене подошло к концу. 
 
Я нагоняю её. Я уже вижу её глаза. Вижу ту стеклянную бездну, которую вы приняли за истинную Майами Мэй. 
 
И все, что застыло между нами – это углепластиковый ствол смартгана, на боку которого выбито «Sternmeyer Type 35».
 
 

* * *

 
 
Эта сука стоит напротив меня, закутанная в грязное тряпье, и зубоскалит из-под складок капюшона. Я вижу отсюда желтизну на её эмали, и это приводит меня в еще большую ярость. Она видит отсюда патрон в стволе нацеленного ей прямо в лицо пистолета.
 
Мы стоим посреди переулка Комбат Зоны, окутанные оседающей в ночи дымкой тумана: две черных фигуры, практически неотличимых друг от друга. Кто-то назвал бы это чудесным сценарием для болливудского кино или мыльной оперы телесериала: я называю это «раздачей автографов» преданным фанатам, свихнувшихся на почве своего обожания до такой степени, что пожертвовали деталями своей жалкой идентичности ради приближения к образу идола. Но не мне судить об этом. Мне в радость спустить курок пистолета и поставить на их неудачном косплее жирную точку. 
 
Я спокойна. Я на пределе. Я не слушаю бред, который она, наполнив голос эмоциями, пытается выговорить. 
 
Я вообще стараюсь не слушать тех, в кого собираюсь стрелять.
 
Бам.
 
Бам, БАМ, мать твою, я сказала «БАМ!».
 
Я спокойна. Я на пределе. На улице холодно, и руки немного дрожат, путая меня фантомным жжением низкой температуры. Мой хромированный палец дважды нажал на курок, собираясь оставить в костюме этой суки целых два кровоточащих отверстия в качестве личной росписи от Майами Мэй. Но свинцовые кругляши, сплющившись, со звоном опали на асфальт и укатились в сторону, как в кадре хренового боевика из 80'х. Нейроматерь божья, это что за?..
 
Когда эта мразь приближается и со всей силы бьет меня ногой, собираясь опрокинуть наземь моими коронными приемами тхэквондо, я скалюсь от ненависти, боли и недоумения. 
 
Я дерусь со своим потасканным, похмельным отражением каждое утро субботы, когда просыпаюсь после пятничной бутылки виски и ковыляю к раковине, чтобы разглядывать себя в зеркало и обещать себе никогда больше так не делать.
 
Судя по всему, теперь отражение выпало в реальный мир, как Алиса из Зазеркалья, чтобы заставить меня сдержать слово посмертно.
 
Мы махаемся ногами на манер балерин, способных ступней превратить голову случайного зрителя в лопнувший арбуз. Она дерется так, чтобы превратить меня в проржавевшую отбивную; я дерусь так, чтобы не содрать хром об эту цельнометаллическую суку.
 
Вы знаете, что происходит, когда бесподобный оригинал сталкивается с жалкой пародией в смертельной схватке. По законам жанра, они сначала идут на равных, отвешивая друг другу ощутимые удары до тех пор, пока сил драться уже не будет. Несмотря на то, что силы ушли, танец смерти не останавливается – протагонист и антагонист, избитые до последних уровней мортала, своими безумными атаками намерены выжать из противника всю кровь до последней капли, поскальзываясь на собственных кишках. Затем идет мотивирующая музыка, объектив берет героя крупным планом и мы видим, как в его глазах пролетает вся жизнь и все, что он в ней ценит. Протагонист собирается с силами, сжимает кулаки и одним выверенным ударом в слоу-мо, сопровождаемый металлическим запилом, выводит свое альтер-эго из игры, добивая все коронной фразой вроде «В живых останется только один».
 
Финальная сцена.
 
Окончательное раскрытие любовной линии.
 
Нарезка с закатом.
 
Конец.
 
Я спокойна. Я на пределе. Перед моими глазами ничего не пролетит, и я не собираюсь доводить себя до состояния полумертвой консервной банки с торчащими отовсюду проводами. Поэтому я просто бросаю в эту мразь припасенную гранату и наслаждаюсь физиономией её слепого ах@#%вания, разгоняя дробящую каждым сокрушительным ударом ногу до сверхсветовой. 
 
Она что-то невнятно бормочет, пока из её рта проливаются на землю пинты изрыгаемой крови. Что-то о украденной жизни. Что-то о пощаде. Что-то о том, что я лишь кукла, сваренная по её образу и подобию. Я широко улыбаюсь в ответ, занося ногу.
 
Я прикрываю глаза в экстазе, когда снова всаживаю хромированный каблук ей в искореженную грудь под гремящий в ушах крик «FINISH HER!».
 
Я достаю сигарету, и фильтр пропитывается каплями её крови.
 
Я достаю зажигалку и устало, но деловито закуриваю.
 
Конец.
 
 

 

* * *

 
 
Я раскрываю дверь квартиры и скидываю на пол потрепанную в ночном переулке одежду. Я давно тут не убиралась: вихрем поднимается пыль, перемешанная с пеплом истлевшего табака, но мне наплевать. Обнаженная и достающая из имплантированной кобуры, скрытой в бедре кибернетической ноги, очередную свежую сигарету, я снова закуриваю и иду в душ. Я гляжу на себя в зеркало холодным, оценивающим взглядом. Я усмехаюсь – я выгляжу, как блестящий портсигар. 
 
Я не убираю сигарету, когда встаю под поток холодной, освежающей воды: душ остужает мою голову, дым приводит её в порядок. Это позволяет мне сконцентрироваться на предшествовавших обстоятельствах. Это позволяет не забыть мелкие детали.
 
Когда я добила эту суку, меня чуть не накрыли копы. Именно так, копы. Копы в Комбат Зоне. Копы в Комбат Зоне? Да, я тоже слышала такой анекдот. 
 
Эти двое могли оказаться там случайно. Молодой коп с горящим взглядом и малиновыми волосами, известный на улицах за свою принципиальность в борьбе с преступностью – кажется, новые выпуски комикса «Судья Дредд» писали по его криминальным приключениям, – и пожилой полицейский в тяжелом пальто, кожа которого была покрыта глубокими складками морщин. Малина и престарелый детектив, появляющиеся из подворотни через пару секунд после того, как я укладываю собственную копию на сырой асфальт – слишком много странных совпадений в этом закрученном психологическом триллере с элементами китайского боевика.
 
Я обтираюсь полотенцем. Выхожу из душа, цокая блестящими каблуками. Скоро я переезжаю в Вестхилл, и мне нужно собрать вещи. Полчаса назад меня чуть не убили, и мне нужно продолжать расследование. 
 
Я бросаю на стеклянный стол чип, вырванный у этой стервы в качестве улики – или, возможно, даже трофея. Он позвякивает, будто отбивая вой казненной в переулке суки, посмевшей назвать себя моим именем. 
 
М-м-м. Услада для моих ушей.
 
Я выкладываю рядом телефон. Затем еще один – тот самый «чистый лист», которым я цепляюсь за расследование. Я опускаю руку в карман, чтобы выудить оттуда мятую пачку сигарет, но мои пальцы находят там нечто большее.
 
Я понимаю, к чему все идет. 
 
И я набираю твой номер.
 
 

 

https://youtu.be/qFfybn_W8Ak

Сообщение отредактировал Disha_: 15 июля 2018 - 05:24

[Лакич]

Рабочий день только-только начался — и ты занимался тем же, чем занимался и весь остальной день — зашивал бустеров и простых людей, которые попались этим бустерам под горячую руку. В твоих нежных докторских руках как раз был бандит который словил удар кастет двумя своими ребрами и теперь стонал, пока ты вкалывал ему обезболивающее.
Дверь в клинику распахнулась, из-за неё послышались ругань номадов и в помещении появился парень лет двадцати, в типичной кожаной одежде, из которой выбивался только черный берет. Ты сразу узнал этот символ — черный берет носили ребята из Переулочных Бойцов, банды, которая в виде исключения защищала улицы и простых людей, вместо того чтобы терроризировать их и устраивать бессмысленные погромы. Они часто попадали к тебе на операционный стол.
Бустер на операционном столе, увидев посетителя. глухо зарычал и попытался встать, но прежде чем ты или Джекилл успели как-либо отреагировать. механической рукой со встроенной гидравлической рамой к столу его придавил Рик — мужик лет тридцати, которого выделял шрам через половину и седые волосы.
— Не рыпайся.

Переулочный Боец почти шутливо отсалютовал тебе и сразу перешел к делу:
— В общем, дело такое, док, мы вас по телеку видели, ну как вы с кучей других ребят муслимам раздаете и барыгу этого масочного тащите куда-то. Так вот, наши тоже с этими уродами пару раз пересекались уже, ну и хотят перетереть за это дело с вашими, типа, сотрудничество и все такое.

Возможно, порой на улице люди слишком стильны. Иначе это никак не объяснить, что забитая лачуга Бордо, которое гордо именовала себя «Клиникой Боевой Зоны», где ошивались огромное количество самый нелицеприятных личностей: от безумных двухметровых латинос-кочевников и голых черных докторов до сломанных бустеров и опущенных этими самыми бустерами законопослушных граждан Найт-Сити, которые думали, что в Боевой Зоне безопасно; привлекала еще больше самых разнообразных представителей бегущих-по-краю.
Наверное, их всех объединяло одно.

Каждому иногда приходится полагаться на услуги медтеха. А такого доброго, отзывчивого и не особо дорогостоящего медтеха как Уинстон Бордо почти не сыскать во всем Найт-сити. И особенно в Боевой Зоне. В клинике было, в общем-то, одно правило: не досаждай себе и другим; без разборок, все баталии за дверью — иначе несколько особо неблагоприятных личностей по-доброму объяснят, где, как и почему ты был не прав по особой методике сломанных костей. А для особо рьяных у Бордо всегда был его любимый автомат и не менее любимый мистер Рик Шавиз, у которого просто было дар от Господа нашего Аллаха: ломать людям жизни и позвоночники.

Стоп. Это уже два правила, разве нет?

Медтех встряхивает головой, словно отводя прочь немного непрошенные мысли Его едва мутные и уставшие глаза скользнули по непрошенному гостью, и Бордо несколько лениво стягивает с себя перчатки, передавая таким образом бразды правления клиникой Джекиллу. На время, но все же.
— С меня пиво, — говорит он негру и соло устало, полностью состридачивая свое внимание на Бойце, — оке, погнали.

 

Они расположились в убогой комнатушке самого Уинстона, где владелец благополучно располагается в одном из кресел. Бордно затягивается сигаретой: если бы он курил, конечно же. Вместо этого наливает остывший чай и говорит:
— То есть, типо, ты увидел в телике туеву кучу эджраннеров, но решил придти именно ко мне? Ну ладно, че. Рассказывай, что у вас на уме.

Парень смотрит на Бордо несколько недоуменно, но потом вдруг хлопает себя по лбу и смеется:
— А, вы наверное не поняли! В общем, мы к вам пришли потому что только вас знаем где искать. Все же вас легче найти, чем известную тележурналистку, — он фыркает снова и наклоняется к медтеху поближе и понижает голос до шепота. — В общем, лидер нашей команды хочет встретиться с вами в доках на закате, обсудить детали нашего союза. Из того что я понял из его слов он хочет помогать вам если вы согласны оказывать нам помощь в ответ и делиться имеющейся у вас информаций. Адрес вот тут, — парень протянул свернутую в комочек бумажку.
Прежде чем принять или отказаться от столь щедрого предложения, Бордо, повинуясь чувству что кто-то буравит его взглядом сзади. повернулся, и заметил как Джекилл без особо стыда пялиться на них, лишь изредка бросая взгляды на бустера.

 

Бордо немного нервно, параноидально, рассчитывая получить пулю в лоб — благо, бронированный — то ли от самого уличного паладина, то ли от излишне любопытного друга, принимает листок с адресом. Пока smartgun-SovEd3.0 лихорадочно в разуме Уинстона наилучшие действия при возможном начале боя, чтобы сделать в голове Бойца несколько лишних дыр — хотя Бордо совершенно не собирается портить только-только купленные обои. Стиль, мать вашу, действительно решает.
— Оке, чомбатта, я передам своим и мы наведаемся к вам, — говорит Бордо, и после небольшого обмена любезностями — что в Найт-Сити вообще редкость — Боец уходит, словно его здесь и не было. Уинстор, стаскивая со своего стола чашку чая и дешевое печенье, подходит к Рику и Джекиллу.
И к сломанному бустеру.
Бумажка с адресом благополучно спрятана в карман.
— Джекилл, о мой милый дружок, — говорит, шутя, Бордо, — еще немного и твое копье зулуса попадет прямиком в горлышко этого невинного белого варвара. Перестань его мучить.

 

***

 

Эй, родной дом — это лучшее, что может быть в жизни избитого временем медтеха, не так ли? Проскользнув мимо сторожа доков, пообщавшись с ним относительно последних новинок сериалов в медиапространстве и, оставив у входа «на всякий случай» двое пешек-номадов, Бордо совсем не ожидал обнаружить свою родную лодку, на которой он провел большую часть детства, в той части порта, где должна была происходить встреча. Он, в общем-то, был не против повстречаться вновь с милыми кузинами из флотилии. Но вот кого он действительно не хотел видеть, так это свою любимую мамочку: с прошлой встречи он сбежал с излишне большим количеством свинца в собственной туше.
Это немного не так сильно полезно, как говорят на Улице.
Рик предложил разделиться: и, после недолгих раздумий, Бордо согласился — хотя мысль ворваться и перестрелять всех присутствующих в ангаре была очень даже ему по душе. Двое латиносов у двери, Рик с одной стороны, Уинстон с другой. Оставаясь незаметным, он обошел склад, покуда оттуда раздавалась глухие звуки выстрелов, перелез через окно, оказавшись в душном помещении, заставленном туевой кучей ящиков, и…

 

— Кого я вижу, мать мою дери, о боже, господи всемогущий, Аллахова Благодать, да это же чертово семейное воссоединение!
Уинстон был достаточно спокойным человеком. Но стильным в том числе. И нормально отреагировать на сцену, где его мать в компании четырех кузенов лутает трупаки Уличных Бойцов, просто не мог. Да и подбирать слова, когда пятеро родственников наставило на тебя свои пушки, очень сложно.
— О, надо же.
О да, ее голос, как всегда надменный и помпезный, он узнает из тысячи. Светлана Бордо, в девичестве Анастасьева, была худощавой женщиной, облаченной, как и ее миньоны, в причудливую самодельную броню из металлических пластин. Сейчас она улыбалась, не особо радуясь за возможность повидаться со своим сыном, но из-за возможности пополнить его головку лишней порцией целебного металла.
— Я не думала, что ты настолько тупой, чтобы клюнуть на этот трюк. Ну что, опять убежишь, поджав хвост? — ядовито проговорила она.
— Да там и хвоста почти нет! — поспешил добавить один из пиратов: Корз, здоровяк, атлет и вообще душка, которая любила избивать маленького Бордо по вечерам на флоте. А еще он был ужасно тупой.
— О, даладно. Это в прошлый раз ты убегала с добротной порцией металла в своих легких, разве нет?
— Молодой человек! Если ты еще раз скажешь что-нибудь подобное о матери, — рявкнула Светлана, — я…

 

Она не договорила: прежде чем нажать на курок и проучить своего нерадивого сына, Рик, старый добрый соло, наконец да о себе знать: одна очередь, стильная и четкая, и двое кузенов лишилось головы. Бордо не стал сидеть сложа руки и выдал очередь и Калашникова, отправляя еще двоих кузенов на тот свет. По хорошему матушку тоже следовало отправить туда: но вместо этого Уинстон попытался сбежать в укрытие. Ошибка: заряд дроби от Светланы пришелся прямо по виску медтеха. Впрочем, сила стиля и импланты дали о себе знать, и ничего, кроме как синяков, Бордо не получил.

Хорошо, когда у тебя в друзьях Соло. Рик решил перенять инициативу в свои руки: он просто сбил с ног Светлану, взяв в ее в захват, позволяя Бордо выстрелить в ногу своей матери: пуля легко отскочила от плоти женщины, явно защищенной призраком коммунизма.
— Твою мать, выруби ее, выруби! — рявкнул Бордо и Рик не придумал ничего лучшего, как просто взять и забить лицо Бордо-старшей в холодный пол. К удивлению всех присутствующих, даже после трех повторений данной процедуры, Светлана не отключилась.
— Как же ты зако… — недоговорил Рик, просто на автоматизме сворачивая ей шею.

 

Стиль. Он такой.

 

Дело сделано, все злодеи мертвы, большая часть злодеев возвращена на этот свет. Все, собственно, кроме Морта и Хилла — они были мудаками и даже на флоте их не любили. Пока мать Бордо и двое его кузенов были связаны и ждали своей части под охраной двух номадов, сам медтех лениво рассматривал судно своей матери.
— Чомбатта, — заговорил Уинстон, обращаясь к Рику, — ты умеешь водить эту штуку?
— Чомбатта, — ответил ему соло, — я из Найт-Сити.
— Это значит «да»?
— Это значит «нет».
— А плавать ты умеешь?
— Не особо.
— Вот же ты пируэт.

 

https://www.youtube.com/watch?v=am1oAOoST1E

[Gonchar]

На улице вполне обычный осенний день, время уже перевалило далеко за обед , а Солнце уже потихоньку скрывается за горизонтом.  Филиппа возвращается из Япон-Города, где  у неё был заказ на главу небольшой Семьи татарских номадов, которых неизвестно какими ветрами занесло в Найт-Сити. Её квартира располагается в Верхнем Вест-Сайде, месте где столкнулись жестокость бустеров и желание комфорта корпоратов. Район переживал не самые спокойные дни, но...
Но это было всяко лучше, чем Старый Даунтаун, место, которое Соло проходила сейчас. Тут жили крысы города, которые не уползли в канализации, мелкие бандиты и футбольные фанаты, привлекаемые стадионом. Но не они ведь вызывали сейчас столь острое чувство тревоги, пусть в соседнем переулке уже и шумела драка фанатов двух команд, так как из-за косяка Джефферсона Найт Ситивские Рейнджеры опять проиграли.  Дело было в чем-то другом...

Их двое, оба одеты как футбольные фанатики, но мрачные морды этих громил слабо вписываются в общий фон празднующей победу толпы  болельщиков приезжей команды, названия которых Филиппа не знала. Один из них вообще очень подозрительно запихнул руку в карман и то и дело бросал взгляды на соло. Кто их вообще учил вести слежку?

 

Ей удается сбросить их с хвоста достаточно скоро - немного петляния в толпе, немного неожиданных поворотов и вот преследователи проходят мимо переулка, не заметив закутавшуюся в индийскую паранджу фигуру своей цели. Их удалось сбросить, да, но кто были эти ребята и кто их послал?

Все меняется и теперь ты крадешься за ними, словно хищник за неподозревающей жертвой. Эти двое, видимо, действительно идиоты, ведь они не замечают тебя даже тогда, когда ты стоишь буквально в паре метров от них, делая вид, будто тебе действительно интересно содержание прилавка с электронным ломом. Один из громил вытаскивает из кармана миниатурню рацию и бормочет в неё: - Сэр, мы потеряли Филиппу, повторяю, мы её потеряли.

- Продолжайте искать, идиоты, я сейчас присоединюсь к вам. - раздается раздраженный голос с той стороны. Ты сначала не обращаешь на это особого внимания, но потом узнавание бьет ударом кувалды под дых - голос, пусть и искаженный рацией, спутать с чьим-либо ещё было трудно, ведь это был голос твоего родного брата Мигеля.

 

"И чем этот идиот только думает?" лениво подумала про себя Ласка, пристраиваясь хвостом за громилами, которые не рассмотрели бы в солнечный день главную вывеску гипермаркета. Сначала её сестра пропадает без вести вот уже как два месяца, а теперь объявляется нерадивый братец, у которого детская обида заменяла содержание черепной коробки. Прямо таки завязка для какой-то остросюжетной латинской семейной драмы. Благо что актёры все этнически соответствовали для сериала на шесть с половиной тысяч серий. 

Но решив не забивать голову лишними вопросами без ответа, Филиппа решила взять ход событий в свои собственные чуткие руки. Победу одерживают дерзкие.

 

Когда путь дуболомов (назвать их "соло" язык не поворачивался) в тёмный переулок, немного в отдалении от кипящих жизнью главных улиц Найт-Сити, они остановились и один из них извлёк из кармана рацию, с щелчком нажимая на переключатель и начиная бормотать в динамик.

- Босс, мы нашли нормальное место для встречи. - его хриплый прокуренный голос дребезжит как ржавая колымага. - Это на пересечении Блоссом Вайт 67 и Найт Хилз 23, переулок со входом в него напротив магазина киберзапчастей. 

Другой же стероидный птенец, почти что идентичный первому, зорко озирался по сторонам, сжимая в руках ПП и наставляя его на каждую подозрительную тень. Но он явно не был настолько взвинчен и встревожен, как должен был. 

Когда ты имеешь дело с Лаской и потерял её из виду ты должен быть на взводе. Ты должен быть взведён как твоё мужское достоинство после лошадиной дозы кокса. Ты должен быть взведён так, словно тебе между ног просунули дробовик и собираются отстрелить яйца вместе с остальной нижней половиной твоей туши. 

Тебе должно быть ох№%но страшно, придурок. Но он был слишком тупым, чтобы осознать это.

 

Два практически бесшумных хлопка прервали милое урчание голубков по рации и попытки в бдительность идиотов. Две тонких иглы метко впились в перекачанные шеи, радостно впрыскивая в их кровь ударные дозы транквилизатора. 

Придурок с ПП наготове зашатался и почти мгновенно рухнул на землю, пуская слюни на грязный асфальт. Второй же смог отбросить в сторону рацию и с рёвом раненного буйвола сорвал с пояса почти что идентичный ПП, посылая беспорядочной очередью охапку пуль в след юркнувшей за стену фигуре.

Однако единственным толковым результатом была пыль и ошмётки бетона, разлетевшиеся в разные стороны. 

Но прежде чем Филиппа успела ответить, из другого конца переулка, в свете закатного солнца, выскочил мужчина в дорогом костюме с АК наперевес. 

Мигель, чёртов кретин. Он кричит, кажется, едва не срываясь на плач:

- Ты и сейчас сопротивляешься? Неужели ты даже не посмотришь мне в глаза и не извинишься за то что сделала прежде чем сдохнуть?

Сцепив зубы и не собираясь встревать в перепалку посреди боя (потому что это тупо и непрофессионально), Ласка вынырнула из укрытия быстрее, чем кто-либо другой успел сообразить и резким движением делая росчерк дулом глухо взревевшей винтовки.

 

Её мышцы были прошли многократные курсы био-терапии, в них не было ни капли синтетики, но их способность выходила далеко за рамки человеческих. В них была невероятная сила, которую невозможно никак ожидать от женщины комплекции Филиппы. Неважно насколько жилистая, насколько доводящая себя до изнурения кондиционированием мышечной массы.

Автомат ни разу не дрогнул в её руках, ни разу не сбился с траектории. Семь пуль дуболому вошли в грудь, превращая его в хрипящую груду окровавленного мяса на земле. Семь пуль изрешетили укрытие Мигеля и вошли в его тело, извлекая из него протяжный крик боли. 

 

Филиппа не медлила. Соло рванула вперёд, резким ударом сапога по рёбрам заставляя брата рухнуть на землю и отточенными движениями стала брать его на болевой захват, преодолев первые лихорадочные минуты агонизирующего сопротивления. Но прежде чем на его запястьях защёлкнулись наручники, он уже валялся без сознания, не сумев справиться с адской болью, выворачивающей всё его тело наизнанку. 

Тяжело выдохнув и сдув со лба выбившуюся русую прядь волос, Филиппа разогнулась и стала глубоко и ритмично дышать, приводя в покое лёгкие и гулко бившееся сердце. Не столько от волнения боя, сколько от рвущей на клочки злости.

- Кретин недоделанный. - зло пнула она Мигела по ноге, извлекая из кармана мобильный телефон и выбирая в контактах номер такси.

Заслышав звуки шагов в начале переулка, Ласка бросила взгляд через плечо, предупреждающе опустив свободную руку на всё ещё висящий через шею автомат. Там оказался футбольный фанат, с интересом осматривающий место кровавой сцены и потягивающий химическое пиво из жестяной банки. Но увидев Филиппу, он только пожал плечами и вернулся обратно на улицу, вливаясь в толпу таких же болельщиков.

 

Дела в Найт-Сити идут как обычно.

[Leo-ranger]

Two Solos enter a clinic...

(Cоло)

 

Парень с автоматом пускает тебя внутрь, бросая подозрительный взгляд и передергивая затвор своего Калашникова. Внутри, в приемном зале, обвешанном постерами вроде "первая помощь при отравлении ядовитыми газами", которыми часто были обвешаны городские больницы и медпункты в те времена, когда человеческое тело было менее хромированным, а мозги - менее засоренными - за ширмой в стороне что-то бурлит и хлюпает, пока несколько мгновений спустя оттуда не вышел чернокожий громила-нудист. Он ничего не спрашивает, лишь указывает на хирургический стол в другом конце комнаты и говорит что подойдет через минуту. Ты без особой осторожности кладешь постанывающего без сознания брата на операционный стол и занимаешь свободный стул.

 

Вскоре он действительно отдергивает ширму во второй раз, сразу после того как все звуки оттуда затихают, с набором хирургических инструментов и в перчатках. Обнаженный доктор приступает к работе тут же, колдуя над телом Мигеля с напряженным лицом, изредка чертыхаясь себе под нос и откладывая инструменты в сторону ради какого-то устройства, напоминающее некую смесь сканера и увеличительного стекла. Минут сорок спустя доктор наконец-таки откладывает инструменты и поворачивается к тебе.

- Джекилл, рад знакомству. Состояние стабильное, серьезных ранений у парня нет, пули я извлек, но в отключке он поваляется ещё пару часов и за ним стоит приглядеть на тот случай если с какой-нибудь из ран случится осложнение.

[Лакич]

Это должно было войти уже в привычку: когда мистер Уинстон Бордо сбегал на определенный срок со своего «места работы», оставляя дела на Джекилла — это если добрый представитель народа зулусов был в пределах доступности — или на кого-нибудь еще, выдавая самые эффективные советы на уровне: «Ну попрыскай там ранку балончиком с синто-кожей, че, у меня всегда срабатывало», — и возвращался с трупом, почти трупом или уже-не-трупом. Первого обычно разбирали на органы и отправляли в печь остатки. Второго — пока у Бордо был криотанк — закидывали туда и медтех, попросту не умея обращаться с этой штукой, выдавая комментарии на уровне «О, так оно замораживает» — доставал замороженный труп.

И несколько кило мяса.

Третий случай происходил на ваших глазах.

 

— Просто киньте их, — говорил Бордо своим попутчикам, — койки и делов-то. Они вроде помереть не должны.

Вроде.

Крайне обнадеживающее?

— О, у нас, — он сказал «у нас», как это мило! — гости?

[Gonchar]

Всё время, пока медтех колдовал над стонущим братом, Филиппа сидела в углу среди спутанных кабелей медицинской техники на раскрытом пластиковом стуле с затёртой седушкой. Закинув ногу на ногу, она расположила на своём бедре затёртый портсигар и, щёлкнув миниатюрным замком, извлекла папиросную бумагу, мундштук и щепотку табака, начиная неспешными успокаивающими движениями готовить самокрутку. Сами движения оказывали медитативное действие на разум Ласки, давая ей успокоиться и направить мысли куда-то прочь от этой обители крови, дерьма и хрома.

Она не брезговала, нет. Просто такие места навевали…неприятные воспоминания, которые хотелось поскорее утопить в вони натурального табака. Дым забивается в ноздри, он щиплет глаза, но Филиппа продолжает сидеть в своём углу, создавая вокруг себя постоянно извивающееся облако дыма, сквозь которое, как свет прибрежного маяка, то и дело пробивалось вспыхивающее алое кольцо тлеющей в такт дыханию папиросы. Её воспоминания вобрали в себя куда больше криков, мельтешения и вони, чем было в этой клиники сейчас.

 

— Джекилл, рад знакомству. Состояние стабильное, серьезных ранений у парня нет, пули я извлек, но в отключке он поваляется ещё пару часов и за ним стоит приглядеть на тот случай если с какой-нибудь из ран случится осложнение.

 

Из медитативной задумчивости соло вывел огромный негр…абсолютно голый негр. Задумчиво проведя пальцем по губам, Филиппа мазнула взглядом по телу медика (это же был медик?) и одобрительно кивнула, усмехнувшись самым уголком рта. Он был неплох, но ничего, что могло бы сильно удивить женщину, приближающей свой возраст к сорока годам.

— Ласка. — какое-то время поразмыслив, проронила в ответ Филиппа, глядя на мужчину из-за круглых зеркальных стёкол смарт-очков. — Этому придурку несказанно повезло сегодня, да, чомбатта?

Однако милый разговор не продлился слишком долго, так как почти сразу в помещение вошёл уже знакомый Филиппе доктор Бордо собственной персоной.

 

— О, у нас, — он сказал «у нас», как это мило! — гости?

 

— И тебе не болеть, док. — соло иронично отсалютовала Уинстону и с жалобным скрипом пластикового стула поднялась на ноги, отряхивая плотную кевларовую ткань джинс от случайных хлопьев пепла. — У тебя тут нет случайно места, где можно спокойно…расспросить одного молодого человека?

Ласка вопросительно выгнула тёмную бровь и как будто невзначай повела плечом в сторону операционного стола, где всё ещё валялся без сознания её единоутробный брат.

[Leo-ranger]

Darkest secrets of medtechies

(Соло и Медтех)

 

- Вернулфся наконес, - бормофет фебе под ноф Джекилл, штафскивая зубами перчатку с одной руки и почесывая промежность второй. - Как прошла встреча? Судя по синяку - Переулочные Бойцы оказались настроены не столь дружелюбно? - он кидает взгляд на топчущихся позади номадов и Рика, который, как всегда, поучал менее опытного двадцатилетнего Соло по кличке Малыш Тимми. Впрочем, о чем конкретно поучает расслышать было сложно. Взгляд черного медтеха останавливается на телах которые несутна себе два воина дорог. -  Принесли трофеи? А что береты их не захватили? - Джекилл смеется.

 

Филиппа отворачивается от медика который вдруг вызвал у неё серьезное раздражение, и как раз в тот момент её телефон завибрировал, ещё больше тревожа только-только приведшую в порядок нервы Соло. Последним ударом, который, впрочем, так и не смог вывести Ласку из себя, стал звонящий - или, точнее, звонящая. Ведь по ту сторону телефона была не кто-то, а сама кибершлюха Мэй.

[Лакич]

— Ты.

Грубым движением Бордо указал на Джекилла, пока мимо двух медтехов латиносы лениво пронесли тела воинов моря, не особо изящно бросая в угол.

— Пошел ты. Все пошло немного не по плану. Как обычно в этом городе и ведутся дела: импровизация и несколько трупов, — Уинстон недовольно поморщился, — впрочем, пофиг. Я жив и чертовски хочу выпить, — Бордо несколько параноидально достал из своей сумки сверток, — больше пострадавших не было?

И не дожидаясь ответа, щелкнув пальцами, Бордо указал уже совсем не грубым движением на Филиппу.

— Ты, — не стоит злить соло, особенно когда ты знаешь, что этот соло может сделать; поэтому в выражениях и жестах Уинстон был сдержанней в общении с Филиппой чем с Джекиллом, — я не любитель позволять людям «расспрашивать» друг-друга у себя дома, но лучше здесь, чем в любом другом месте Боевой Зоны. На втором этаже есть комната, можешь развлекаться.

Бордо едва поморщился. Это был чертовски неприятный день и, в общем-то, сложно было представить, как дела могли пойти еще хуже. Но Найт-Сити умел удивлять. И до дна, к которому могли тебя вбить обстоятельства и человеческая тупость, еще было далеко. Очень, к сожалению, далеко.

Для полноты картины оттуда должны были еще постучать. Или - в этот момент телефон Филиппы (не совсем ее, не суть), завибрировал в кармане соло - позвонить. Двадцать первый век, что вы хотели.

[Князь Вольтецкий]

Фрэнсис уже переступил через порог небоскреба, от основания до кончика принадлежавшего Biotechnica, когда это случилось.
Такое всегда случается в подобные моменты. Ты, уставший, возвращаешься домой, ведь на работе был тяжелый день, а босс весь день насилует тебе мозги - Виндэм весь вечер устраивал Андервуду разнос, что его расследование "нихрена не продвигается" а образцы наркоты для создания антидота от этой заразы "не поможет остановить поток хрени на улицах, в котором уже винят нас". Ублюдок вообще никогда не отличался приятным характером и единственное, наверное, что защищало его от множества пуль в нежном тельце коропората это "Свинцовые Посланники" - личный отряд профессиональных Соло.
Но прежде чем Фрэнсис Андервуд успел сесть в свою машину и поехать в свою дорогую квартиру, телефон тренькнул сообщением. Интриги всегда начинались с сообщений, будь то СМС, записка, или пуля.
"Встреча, сейчас, в моем кабинете. Никаких трюков, простой разговор, обещаю.
С Любовью, Ма <3"

Прошло две недели с тех пор, как они взорвали химический завод с базой мусликов, и всё это время не было никакого прогресса, хотя работы велось очень много. Но это была рутинная разведка и прочий поиск информации, напоминавший копания в стоге сена, чтобы найти иголку. Только стогов сена было слишком много, а иголка — всего одна. Как в той картинке с девушкой, которая пришла знакомиться в комнату к только что заехавшим в общежитие десятью афроамериканцам. Подобная работа требует огромной выдержки и такого уровня терпения, которые Виндэму и не снились. Он, по-любому, от всех женщин требует, чтобы они тут же выдавливали из себя ребёнка, едва его обвисшее эго заканчивало свой праздник. Странно, что он вообще добился каких-то высот. Но тут дело было не в Френсис никогда не винил несправедливый мир, который наделял тех, кто этого не заслуживает, большими благами, нежели тех, кто этого был достоин. Человек приходит в этот мир с одной только целью — умереть. И пока он ждёт своего срока, самым разумным планом действий является тот, который направлен на улучшение этого мира. Эпоха всегда определяется одним или несколькими деятелями. Но даже они служат всего лишь топливом для неостановимой машины человечества, которая существует на протяжении тысячелетий. И величайшим достижением, о котором только может мечтать личность, является след, который переживает огромное множество сменяющихся поколений. Френсис смотрит на сообщение от своей матери, которая привела его в этот мир, полный борьбы, страданий и неминуемой смерти. Андервуд останавливает машину и смотрит немигающим взглядом на экран телефона. Всегда нужно смотреть сквозь строки. Разбирайте любой объект, удостоившийся вашего внимания, на множество мелких частей и тщательно анализируйте каждую, тогда вас не обманет никто. «Никаких трюков» означало «Ты ходишь по тонкому льду», а «простой разговор» предполагал очередную мозгодробилку, которую Аннет Андервуд любила ему устраивать стоило ему научиться понимать взрослую речь.

Френсис закурил и развернул машину, отправляясь обратно к зданию BioTech. Встреча с родительницей никогда не сулила ничего хорошего. Кулаки Андервуда крепко сжимаются, когда он выбрасывает окурок и заходит в здание. Он готов преодолевать любое препятствие, которое возникнет на его пути. Даже если против него будет стоять его собственная мать со всей мощью BioTech.

Лифт издает звонкое "диньк!" и ты выходишь на один из верхних этажей небоскреба . Здесь жили полубоги этого мира, те кто решали судьбы сотен людей. Когда-нибудь тут будет и кабинет Фрэнсиса. Если все дело с расследованием выгорит - то это случится очень скоро. Возможно даже он займет кабинет своей горячо любимой матери, когда её труп найдут в подворотне. Нужно только терпеть. Терпеть и работать над этим.

Фрэнсиса сканируют на предмет записывающих устройств и мрачный громила-охранник пускает его внутрь. Кабинет матери был обставлен проще некуда - стол из дорого дерева, кресло, обтянутое черной кожей, сейф в углу и панорамное окно с видом на город. Это было значимое отличие от обставленного всякими признаками статуса и богатства кабинета Виндэма на стол.ько же, насколько и разнились эти двое. Тот факт что Аннета ещё не захватила власть в отделении Биотехники в Найт Сити с учетом всей её хитрости, подлости и готовности идти на любые жертвы ради успеха было скорее случайностью. Или просто текущий глава был хитрее чем пытался казаться.

Она указывает на стул напротив себя и вежливо улыбается:

— Присаживайся.

Вежливые улыбки ничего не значат. Особенно из уст этой химеры, которая будет улыбаться с той же неизменной вежливостью, когда будет смотреть, как тебе вспарывают кишки её кровожадные телохранители с телосложением и интеллектом гориллы. На её лице не дрогнет ни мускула, когда тебе в глотку будут запихивать твои собственные яйца. Отсутствие каких-либо эмоциональных привязанностей к родственным узам могло бы стать главной наследственной чертой Андервудов, если бы у Френсиса были дети. Но у него не было ни малейшего желания увековечивать себя в истории путём распространения своих генов. Эволюция максимально коммунистична и не признаёт личный вклад каждого, а видимый результат появляется только спустя десятки тысяч лет. Это точно не было подходящим вариантом для Френсиса. Корпорат отодвигает стул и присаживается. Его не впечатляет роскошь этого кабинета, потому что он уже слишком много раз был здесь. Но он не мог отрицать изящности чувства вкуса, с которым комната была обставлена. Это у них тоже было семейное.

— Привет, мам, — выдавливает он из себя, копируя её улыбку.

Она продолжает улыбаться, но в глазах любимой мамочки сталь. Ты знаешь, что если для того чтобы удержать свое место или продвинуться дальше нужно будет забить тебя ржавой трубой прямо на этом дорогом столе - она сделает это с великим удовольствием. Она знает что ты готов на то же самое.

— Будешь что-нибудь пить? Кофе, вино, виски? — заботливым тоном осведомляется Аннет и, не дожидаясь ответа, добавляет. — Как твой... проект?

— Кофе, спасибо, — Френсис предпочитал не распивать с матерью алкоголь по таким пустяковым поводам (хотя тот факт, что он сейчас здесь находился пустяковым не был). Они здесь не для того, чтобы виски пить, а обсуждать его проект, иначе быть и не могло. Но не доставить своей матери неудобств он не мог. Пусть ей и придётся всего лишь нажать на кнопку и заказать кофе, но это лишние усилия, которые ей не хочется прилагать, особенно ради сына. — Расследование продвигается, но в данный момент находится на стадии пассивного прогресса, — этого ей тоже знать не нужно было. Она явно не пригласила его сюда, чтобы узнать, как дела. Может быть, она тоже хочет наехать на него, как Виндэм, а потом отпустить, но такое с ней происходит только во время ПМС, а, учитывая отсутствие трупов в прихожей, с настроением сегодня у неё было всё хорошо.

Аннет кивает, нажимает на кнопку, просит кофе и откидывается на спинку кресла. В комнате повисает молчание, пока мать Фрэнсиса вытаскивает из ящика пачку сигарет и закуривает. Терпкий запах настоящего, дорогого табака быстро ударил Андервуду-младшему в нос. Ассистентка вошла с двумя чашками кофе, оставила их на столе и вышла. Ещё с минуту она просто смотрит на своего сына с любопытством в глазах.
— Ну и что этот идиот пообещал тебе если ты закончишь это гиблое дело? Повышение? Гигантскую премию?

Френсис демонстративно ладонью отмахивает от себя запах сигарет. Он не хотел курить вместе со своей матерью, даже если это будут самые дорогие сигареты в мире. Андервуд смотрит на свою мать такими же глазами, как у неё — холодными, медного цвета. Корпорат берёт чашку с кофе и аккуратно дует на коричневую гладь, отгоняя прочь исходящий из дорогой посуды пар. Он отпивает небольшое количество обжигающей жидкости и едва сдерживается, чтобы не сморщиться — эта сука-секретарша, которую мечтает нагнуть над столом половина руководства, положила ему в кофе сахар. Френсис поднимает взгляд на говорящую мать и ему хочется опорожнить содержимое этой чашки на её лицемерное лицо и белоснежную блузку. Конечно же, она знала, что он не пьёт кофе с сахаром, но, тем не менее, специально проинструктировала ассистентку в обратном, чтобы разозлить сына. Андервуд ставит чашку на стол, когда она заканчивает задавать свой вопрос. Он был прав — дело не только в проекте. Она хочет от него чего-то и она скорее проглотит свой язык, чем сознается в этом.
— Обещают те, кто сам знает, чего хочет. Пока я к не у не пришёл, Виндэм понятия не имел, чего он хочет. Это расследование – целиком моя инициатива, — ответил Френсис, закидывая одну ногу на другую, и обхватывая руками подлокотники кресла. — Он не может дать мне то, что мне нужно.

"Я сам это возьму."

— Как папа? — лёгкая улыбка появляется на его лице, когда он задаёт этот вопрос.

— Наслаждается пенсией, —ответная улыбка блещет двумя рядами белоснежных зубов на лице Аннет. Она складывает пальцы в замок и кладет руки на стол. — Думает съездить на рыбалку на этих выходных, но никак не выберет какую яхту для этого выбрать, — Аннет откидывается на спинку кресла и снова изучающе смотрит на Фрэнсиса, словно пытаясь увидеть что-то определенное на лице. Но корпоративная среда лучше всего учит прятать свои настоящие мысли и чувства глубоко внутри, иначе ими может воспользоваться кто угодно. И тогда с успехом можно попрощаться.

Неожиданно, Аннет меняется в лице и хмурится, подается вперед.
— А теперь давай серьезно, сынок, — она произносит «сынок» с особым нажимом. — Что ты хочешь? Я могу дать тебе то, чего Виндэм не способен.

— Я хочу, чтобы наркотик ушёл с улицы, — Френсис отвечает практически сразу, не выдерживая паузу, чтобы сымитировать процесс размышлений. Его мама только что сделала то, чего она никогда не делала: предложила помощь своему сыну. Но это было так лишь на первый взгляд. На самом же деле, её словами руководило желание помешать его проекту. По крайней мере, так ему казалось. По своей наивности, он первым делом рассказал о своей затее именно ей. Тогда их отношения ещё издалека напоминали отношения между сыном и матерью, но Аннет не только не поддержала затею Френсиса, но и сказала, что непозволительно, чтобы её сын занимался подобными провальными проектами. А сейчас она предлагает ему всё, чего он только захочет. И огромной ошибкой будет согласиться на её предложение. Мы всегда зависим от тех людей, благодаря которым добились успеха, и Андервуд просто не может себе позволить находиться на шатком кресле, которое может в любой момент быть выбито из-под него. Даже если это кресло председателя совета правления BioTech. Оно ничего не стоит, если его преподнесут ему на блюдечке в качестве подкупа. Он должен забрать его самостоятельно и только тогда его положение будет надёжным. — Но в этом-то и проблема, да, мама? — Он выделяет «мама» так же, с особым нажимом.

Она смеется, но этот смех настолько же фальшивый, насколько она фальшива в целом. В этой женщине давно не осталось и капли искренней любви к сыну, либо же она скрывала её за таким количеством слоев лжи и притворства что сама была неспособна откопать это чувство в себе. Отсмеявшись, она снова нажимает на кнопку вызова секретарши и заказывает ещё один кофе, после чего снова поднимает взгляд на Фрэнсиса с ядовитой усмешкой на губах.

— Всегда гордилась твоим умом, Фрэнки. Да, проблема как раз в том, что ты хочешь чтобы наркотик ушел с улицы, а я в этом, скажем так... не заинтересована. Но я думаю, мы можем, как и полагается родственникам, объединиться вместе и придти к какому-нибудь компромиссу. Ты делаешь то что хочу я, я помогаю тебе продвинуться вверх по карьерной лестнице, мы станем хорошими партнерами... смекаешь?

"Мы даже не смогли стать хорошими родственниками." — Думает Френсис, посматривая на чашку кофе, из которой он сделал всего один глоток. Андервуд отстучал короткую очередь длинными пальцами по подлокотнику и потянулся к чашке.
— Помнишь, я как-то попросил щенка? — Корпорат смотрит на мать и говорит таким голосом, словно у них тут простая светская беседа, хотя, на самом деле, всей своей сущностью ощущает дамоклов меч, нависший так близко от его неприкрытой шеи. — Мне было семь или восемь лет, я уже не помню, но я никогда не забывал твои слова. Ты сказала, что не потерпишь никаких, цитирую, "сраных домашних животных". Я очень сильно расстроился и попросил хотя бы котёнка, но сказанное тобою невозможно было оспорить. Никаких полумер, никаких уступков. И так во всём, иначе ты не могла. — Френсис чувствует, как внутри у него всё закипает и он отчётливо видит перед глазами самого себя, маленького, с поникшей головой и едва сдерживающего слёзы. — О каком компромиссе может сейчас идти речь? Если наркотик останется на улице, для меня это не компромисс, а для тебя — полноценная победа. — Андервуд спокойно ставит чашку на место и вздыхает, после чего отводит взгляд в сторону и некоторое время смотрит на панорамный вид ночного города, затем обратно поворачивается к матери. — Тебе-то какая выгода с этого? — она никогда не ответит честно. Но попытаться стоило.

Эта улыбка невероятно раздражала, будто перед ним сидит робот, имитирующий вежливость человеческое повеление, а не родная мать. Впрочем, Миссис Андервуд уже и не была таковой для Фрэнсиса. Она ничего не отвечает, вместо этого открывая небольшое отделение в собственном столе и выкладывает папку и постукивает по ней пальцем.

— Сам своим наемникам передашь, что у нас есть на них полное досье, включая людей, которым их существование невыгодно? Я могу отправить по почте, тут и адреса есть, — она подмигивает корпорату. — Доброй ночи, мистер Андервуд, и спасибо за то что нашли время для встречи.

Френсис искривляет рот в короткой улыбке и встаёт.
— Я им передам, что BioTech очень сильно печётся за их благополучие. Доброй ночи, мам. — Андервуд разворачивается и выходит из офиса. На выходе он сталкивается с ассистенткой и ему хочется проломить ей голову, а потом изнасиловать её ещё тёплый труп. Когда он доходит до лифта и нажимает на кнопку вызова, он уже мыслит ясной головой. До некоторых пор, Аннет Андервуд не вмешивалась в его проект, не считая его серьёзным. Но раз она сочла необходимым вызвать его на личную встречу, значит она видит в нем опасность и теперь готова идти до конца. Андервуд заходит в лифт и отправляется вниз. Игра началась.

***

Френсис открывает дверь в свою квартиру и замирает на входе. Андервуд некоторое время стоит в оцепенении и первые несколько секунд не верит своим глазам. Затем из его уст вырывается крепкое ругательство и он, захлопнув дверь, заходит внутрь.

Вся его квартира напоминала место, по которому только что прошёл ураган. Все вещи были перевёрнуты, дорогая мебель лежала на полу, на кухне была разбита часть посуды. Это слабо напоминало грабёж. Френсис подходит к перевёрнутому стулу, ставит его на ножки и усаживается. Неужели мать специально его задержала, чтобы дать нарушителям время? Это было маловероятно, так как она могла это сделать в любое время днём. Тогда кто здесь был?

Френсис достаёт сигарету и закуривает, стряхивая пепел прямо на пол. Пока он созерцает свою квартиру, которая своим интерьером теперь была больше похоже на студенческое общежитие, взгляд его падает на входную дверь.

— Сука, — вырывается у него и он достаёт телефон, чтобы сделать звонок.

[Gonchar]

Филиппа уже хотело было поблагодарить Бордо за оказанную честь, как привычный ход дел прервал внезапный перезвон мобильного телефона. Женщина поморщилась от рези, застрявшей в ушах. Она совсем забыла выключить звук у этой адской машины, которую стянула у мёртвого боевика на складе добрый месяц назад.

Раздражённо засунув руку в карман и бормоча себе под нос рычащие ругательства, соло извлекла телефон под свет больничного освещения и выругалась ещё раз.

— Perra loca! Что ей нужно от меня? — прошипела Ласка.

С не самым уверенным видом, она нажала на зелёную кнопку телефона и, к счастью (или сожалению, кто знает?), это был приём звонка, а не сброс. Раздался короткий противный гудок соединения и в динамике зашипели фоновые звуки по ту сторону раскрывшейся связи.

— Чем обязана? — пусть собеседница и не видела лица Филиппы, та вопросительно выгнула бровь и устало запрокинула голову назад, потирая шею ладонью.

[Disha_]

https://youtu.be/imOwxjNo5IY

 

Она знала неписаное правило Ночного Города, которое пытаются замазать неоновым блеском и оседающей ватой едкого смога, словно новым слоем краски поверх кричащего правду граффити: что бы ты ни делал, ты всегда либо в заднице, либо у кого-то на мушке. 

 

Обычно те, кому открывается эта простая, восьмибитная истина, приходят к глупой мысли о тождественности этих исходов. Майами всегда была лузером в арифметике, когда вычисления выходили за рамки финансовой грамотности при получении оклада, однако даже она не ставила знак «равно» между «ты по уши в дерьме» и «на тебе точка коллиматорного прицела».

 

Её опыт утверждал, что из дерьма любой консистенции обычно можно выбраться.

 

А вот из гроба – нет.

 

— Здесь направо, — бросила она таксисту, старательно сохраняя в голосе непоколебимое спокойствие. 

 

Из проема, оставленного наполовину опущенным стеклом пассажирской двери, в салон бил прохладный воздух, перемешанный с паром из-под люков городской канализации. Разумеется, о свежести воздуха можно было только отпускать сортирные шутки, поэтому она непрестанно курила, мирясь с обжигающим глотку сухим и едким дымом ради мятного эфирного масла ментоловой пропитки. Поднимать стекло она не собиралась – внутри машины, пропахшей специями из-за таксиста-индуса, кислорода не было в принципе.

 

Очередное такси, пойманное на улице. Очередной таксист-индус, лицо которого, покрытое глубокими морщинами и жестким волосом вьющейся бороды. Очередная дорога по адресу, ведущему в никуда.

 

Мэй, хоть и старательно сохраняла внешнее спокойствие удава, была на взводе. На пределе. Она прокручивала в голове поганую мысль о том, что жизнь в каменных джунглях Найт-Сити, под кокосами из падающих дирижаблей с цветастыми баннерами рекламы, ничему её так и не научила. Что-то вроде ошибки выжившего, которая работает на собственное сознание, убеждая пациента в том, что молния не бьет в одно и то же место дважды. Цитируя классику неофилософии культурных мемов, «ты снова и снова подставляешь ногу под пулю».

 

Она знала неписаное правило Ночного Города, и надеялась, что повидавший виды таксист, сжимавший засаленными ладонями баранку автомобиля – тоже. Лучше сидеть по уши в дерьме, в водительском кресле потрепанной «Мазды» девяносто пятого года, молча держась за руль и поворачивая там, где тебе скажут, чем пытаться убежать от выстрела из снайперской винтовки, виляя на своем корыте по скользкому асфальту, верно?

 

Особенно, если винтовка в руках у такой суки, как сидящая позади соло.

 

— Здесь опять направо.

 

— Эээ?.. — уточнил водила, подозрительно вглядывающийся в беспрожекторную темноту узкой улочки, отходящей от окружного хайвея.

 

— Здесь опять направо, — настойчиво повторила Мэй, засовывая руку за пазуху жакета и недвусмысленно щелкая предохранителем. — Если поедешь иначе, остановишься и сдашь нас копам или выбросишь в другом месте, она, — медиа кивнула в сторону Филиппы, — догонит тебя одним выстрелом.

 

Это выглядело тупо – протащиться по хайвею меньше километра и снова свернуть с него. Майами было плевать. Во-первых, потому что она старательно вглядывалась в отражение бокового зеркала, чтобы заприметить возможный хвост. Во-вторых, она перестала доверять чертовым таксистам, и ей было бы только в радость пустить одному из них пулю в висок. В-третьих, это было практической демонстрацией заветной аксиомы про дерьмо и мушку. 

 

И сейчас, когда в машине сидела Филиппа, эта демонстрация явно имела куда больший эффект.

 

— Это – то, что я обнаружила у себя в кармане, когда пришла домой после нападения, — хромированная рука согнулась в локте и прошла над головой, протягивая соло небольшой полиэтиленовый пакет с монетой и смятой бумажкой. — Мы едем по этому адресу, но выйдем чуть раньше, буквально в паре домов от пункта назначения. Второй предмет, — она сделала акцент на слове «предмет», чтобы Филиппа не подумала назвать его монетой или вообще задавать о нем какие-то вопросы, — без жучков или особых опознавательных знаков, я проверила. И он явно не мой, я не ношу в кармане подобную мелочь.

 

Она тут же виновато поморщилась, когда произнесла «мелочь», и покрепче сжала в руке рукоятку пистолета. Теперь Майами пялилась на таксиста, ожидая хоть какого-то отклонения от нормы в его поведении. Однако таксист был явно благоразумнее.

 

Это Майами устраивало, и она вытащила кисть из-под одежды, подхватывая пальцами тлеющую сигарету. Ты не идиот, думала Мэй, и это славно. Ты не полезешь в мобильник, рацию или еще хрен знает куда, чтобы пробурчать в микрофон о двух суках, которых тебе поручили доставить до определенного места и выбросить на обочину. Твои руки на руле, и это славно.

 

Крепче за шоферку держись, баран.

 

— Выйдем здесь, — сказала она, вытягивая из кармана смятую банкноту. — Тормози.

 

Скрип тормозов, короткий визг шин, скользящих на мокром асфальте. Таксист отчаянно благодарит Мэй за деньги на своей тарабарщине и стремительно уезжает, так и не узнав, куда они вообще ехали. Наверное, он рад, что эта поездка закончилась и он может снова уехать в свое дерьмовое будущее, не беспокоясь о том, что его череп окажется в линзе прицела.

 

Для него все закончилось.

 

Для них – только начиналось.

[Leo-ranger]

Tales of Night City: Little Italy

(two c##nts with guns)

Как в мире, где твой стиль определяет кто есть ты, отличить мафиозную банду от банды позеров, которые косят под мафиози?

Ах, Найт Сити! Вдохни этот город, вдохни полной грудью, вдыхай ртом, вдыхай носом, дыши, дыши не переставая, мразь! Чувствуешь, да? Там, за смогом, за пылью, за спермой из выброшенного посреди улицы презерватива - там скрывается истинный дух этого города. Запах свежих, сочных приключений бьет в ноздри, от него першит в горле, тошнит и хочет блевать. Ты же его чувствуешь! Чувствуешь ведь? ЧУВСТВУЕШЬ, Я СПРАШИВАЮ?!

Хорошо, я покажу тебе на примере. Вот допустим, тебе подкинули бумажку с адресом брошенного частного дома в Малой Италии. Ты, конечно, решаешь пойти, ведь ночь в Найт Сити это самое популярное время суток. Тот кто приехал в этот чудный город впервые подумает, что опасаться стоит только Боевой Зоны, да и как район, который находится так близко от Корпоративной Зоны, может быть опасен?

Но ты живешь в этом городе всю свою чертову жизнь, ты родился (или родилась, мы тут не дискриминируем, дружище... или подруга) и сделал здесь свой первый шаг, купил себе свой первый полимерный однострел на собственные деньги отобранные у одноклассника, и ты знаешь что чем ближе далеко и чуже Солнце к горизонту и чем ярче родной и любимый режущий глаза свет неоновых ламп - тем смертельней становится каждый сантиметр, пройденный за пределами твоей комнатки 2х2, в которой едва умещается кровать.

Если говорить конкретно про Малую Италию - то здесь Мафия правит бал. Лет десять они сидели тихо после прихода парней в стильных костюмах... других парней в стильных костюмах, тех что в небоскребах живут. Корпоратов, короче, ты понял. Сейчас же они пытаются вернуть себе былой статус - и ставлю своё киберочко, что лет через семь-восемь нас ждет настоящая война на Улице, пока змея не сожрет жабу. Ну или наоборот.

Надеюсь тебе хватило краткого экскурса в историю, потому что я тут рассказываю о твоих приключениях в этом чудесном месте. Так вот, ты идешь по темному, грязному переулку, где-то далеко сзади мерцают корпоративные лого на вершинах небоскребов, воет сирена, для дополнения образа дешевого кино не хватает только заливающего глаза и заполняющего ботинки дождевой водой ливня. Окраина района, в отличии от центра, место не столь популярное, учитывая что оно едва ли не граничит с той частью города которая ещё называется "городом", а не тем местом, где повсеместный урбанизм сменяется страшным словом "пригород". А ведь всего через квартал "Магазин рубашек Блэка", неплохое место, если уж там закупают одежку мафиозо. Да, новый костюмчик не помешает, думаешь ты про себя, параноидально оглядываясь из-за каждого шороха и в очередной раз чертыхаясь, так как нужный тебе адрес нигде не видно.

И вот, звон стекла, женский крик и обнаженное мужское тело с излишком жирка на боках и животе вываливается из окна четырехэтажного дома справа. Ты останавливаешься, хватаешь свой Sternmyer и кидаешь взгляд на разбитое окно. видишь прижимающееся к подоконнику тело девушки, которая машет руками кому-то перед ней - и воздух разрывает хлопок выстрела. Её тело переваливается через подоконник и приземляется совсем рядом с уже дохлым мужиком, врезавшись лицом ему в промежность. В ноздри бьет запах свежей, сочной ревности, от которого на глазах слезы, в груди - злоба, а в руках - пистолет мужа, украденный из сейфа.

Все ещё нет? Хорошо, попробуем по-другому. Ты аккуратно переступаете через тела и идете дальше. Ты идешь ещё минут пять и твоя спутница наконец подает голос - но ты не обращаешь на неё внимания, потому что эта сука - одна из кибермразей. Или потому что ты слушаешь только то, что является поводом для новостей. Кто я такой чтобы диктовать тебе, почему не слушать людей, чомбатта?

Так вот, вы петляете по переулкам, уже чуть ближе к центру, проходите мимо Кафе Франчискини, рядом с которой стоят две черные машины и у входа стоят два бугая в дорогих костюмах. От вашего взгляда не ускользают и стоящие по краям квартала полицейские машины. Значит, внутри происходит встреча, и кто-то очень хорошо на этой встрече заработает. Будь обстоятельства другими это был бы отличный материал, но сейчас в Малой Италии у тебя уже есть точка назначения. И ты закрываешь глаза, отворачиваешься и идешь мимо, а в ноздри бьет запах свежей и сочной коррупциии, в следствии которой кто-то купит себе новый особняк. Или однокомнатную квартиру в Корп Зоне - цена-то почти одна и та же. Глядел я как-то цены на аренду отеля, и дружище, фууух... моя почка, конечно, не в лучшем состоянии, но стоит явно больше кровати и водички из мини-бара, вот что я скажу.

Ну плюешь ты на то, что организованная преступность скупает копов, ты все равно привык работать вне закона, и напарница твоя явно срать хотела. Снова выбиваетесь к окраинам и уже подумваете о том чтобы забить на дом, который, видимо, снесли, и пойти по домам, но крик о помощи доносится из соседнего переулка и вы направляетесь туда. Осторожно крадетесь к источнику звука и останавливаетесь за углом, осторожно выглядывая: массивная фигура антропоморфного льва вдавливает тело юной девушки в кирпичную стенку и долбит её, неистово, со звериной мощью трахает в задницу, закрыв рот массивной лапой. Она извивается, плачет, но ничего не может сделать. И в ноздри бьет запах свежего, сочного секса, разбитой судьбы, психологической травмы и двадцати лет тюрьмы.

Вы обходите запах свежего и сочного насилия, что источает группа подростков, вываливающихся из бара. Они силком тащат одного из своих ровесников, и пока двое держат его за руки, не давая вырваться, третий вытаскивает перочинный нож, задирает майку и начинает что-то с довольным видом вырезать. Но вам уже без разницы - вы стоите перед скромным двухэтажным домом, с которого сошла вся краска и который забросили, наверное, лет двадцать назад. И из глубин этого разлагающегося кирпично-каменного трупа играет классика.


https://youtu.be/MlAuHoRXLes

[Душелов]

 

Если бы кто-то из отряда спросил Мэзэру, как на его взгляд прошло дело в “Ложе Пророка”, то он (хотя вероятнее - она) получил бы в ответ довольную ухмылку и слово “отлично”. Действительно, Макото вышел из убежища полоумных фанатиков, куда не рассчитывал даже попасть, на своих двоих, неся с собой два чемодана качественной дури - жаловаться ему было не на что. Даже шпильки на сапогах не поломал. А столь незначительные мелочи, как взрыв всего @#$аного здания и прямая трансляция Мэй их скрытного проникновения нетраннера никоим образом не касались. Всякий посторонний вопрошающий получил бы в ответ пожатие плеч и недоуменный взгляд.

 

Но на праздные разговоры ни у кого не было ни времени, ни желания, и Мэзэру, работа которого здесь была завершена, забрал причитающуюся ему награду у Фрэнсиса и удалился.

 

Поросячьи визги упрямых ослов, отказывающихся блеять, можно было послушать и из своего подобия квартиры в Боевой зоне, звукоизоляцией в которой даже не пахло (зато пахло иной уникальной смесью ароматов, что именовалась Мэзэру “Духом Боевой зоны”, о составляющих которой думать не стоило). Причём гораздо чаще, чем ему хотелось бы. Никак они, бл@#$, не научатся.

Теперь, когда евробаксы слегка оттягивали карман, пришла пора подумать о себе любимом, и Макото отправился в “Ньюпласт”. Эта клиника пластической хирургии не входила в список достопримечательностей Найт Сити, но имела вполне пристойную репутацию и даже могла похвастаться рекордно низким числом пропавших без вести пациентов. Если в Боевой зоне всем было абсолютно насрать на твой внешний вид, то найти жильё по мере от неё удаления становилось потенциально проблематично в геометрической прогрессии, знаменателем которой, естественно, являлись евробаксы. А Мэзэру не собирался надолго здесь задерживаться. Да и всегда существовал шанс получить пулю в лоб от случайно встреченного на улице перепугавшегося торчка, который с дури примет тебя за насланного ревнивой сукой-бывшей упыря, чтобы тот отгрыз ему член. Эту вероятность тоже следовало свести к минимуму.

 

Наслаждаться плодами прогресса и чудесами науки Мэзэру довелось недолго. На просьбу нетраннера вместо общего наркоза просто позволить ему на время операции побегать по Сети пепельноволосая блондинка-врач закатила свои изумрудные глаза и велела заткнуться, резко воткнув Макото иглу в левую руку. Точно. Затем она быстро и коротко взмахнула своим отливающим серебром в свете медицинской фары полуторным мечом и Мэзэру ещё мгновение чувствовал, как его тело кровавыми слезами покидает тёплая жизнь, после чего отправился в небытие.

 

Смерть не похожа на сон, не похожа на подключение к деке. Сознание не ускользает по твоему желанию или против него, не направляется куда-то ещё. Его насильно затягивает в бездну, перемалывает жерновами пустоты до тех пор, пока от него не останется лишь угасающая пыль. Именно такие мысли посещали нетраннера, пока он постепенно выходил из медикаментозного сна, вызванного убойной смесью барбитуратов, на больничной койке. На прикроватной тумбочке предусмотрительно лежали зеркало и записка, сообщающая о необходимости покинуть занимаемое место, раз уж пациент в состоянии прочитать написанное. Мэзэру посмотрел на отраженние, отныне принадлежавшее ему. Ранее нещадно сплющенный нос приобрёл свою естественную для всех прочих носов форму и переместился в центр лица, перекошенная нижняя челюсть заняла плоскость, параллельную верхней, а уродливые складки и бугры на коже разгладились. Теперь из зеркала на Макото смотрел ничем не примечательный узкоглазый азиат, вполне попадающий под повсеместно распространенное определение “да все они на одно лицо”.

Расследование Андервуда зашло в тупик, и без хорошего пинка извне продвигаться далее было не намерено. Всё, что они узнали от XYZ’а - это то, что их целью является банда, называющая себе “Дуалисты”. Про них мало кто слышал на улицах, а в Сети и подавно. Мэзэру полагал, что члены банды из той породы людей, которые называют системный блок - компьютером. В лучшем случае. В худшем - монитор. А про существование деки и киберпространства отродясь не слышали, а если и слышали, то считают, что его можно взять с собой на чипах памяти.

 

Так или иначе, на ближайшие несколько недель рутиной для нетраннера стал поиск очередных заказов и написание качественного дешифратора. От фирменных давно уже тянуло блевать, единственным их достоинством была красивая ICON’a, чтобы засунуть товар киберхомячкам в их слюнявые киберпасти. И теперь нетраннер всё свободное время проводил за написанием кода, строки которого преследовали его даже во сне, вместе с пробуждением принося разочарование от несбывшегося прогресса. Новая программа получила незамысловатое наименование “Вор”, и Мэзэру хотел испробовать её в бою.

 

И тот не заставил себя долго ждать.

 

В очередной ничем не примечательный день шатания по Сети, Кот получил запрос на подтверждение создания шифрованного канала от стоящего неподалёку нетраннера с ICON’ой старика. Обернувшись на окликнувшего его персону, Кот узнал в нём небезызвестного в узких кругах Пифагора, а потому, заинтересовавшись, подошёл и принял приглашение к диалогу.

 

- Ты - Кот?

 

- Допустим. Что тебе нужно?

 

- Мне нужно знать точно. У меня есть дело к тому, кто называет себя Котом.

 

Судя по всему, он оказался тем ещё занудой. Этот старый нетраннер ведь не стоял тут весь @#$ый день и не разговаривал с каждым, чья ICON’а походила на кота, верно? И что ему мог дать простой ответ? Пифагор прекрасно знал, с кем имеет дело, и упрямо продолжал тянуть кота за… Так, стоп. Педантично продолжал соблюдать формальности. Мысленно закатив глаза и проверив активность своей защитной среды, которую никогда и не выключал, Кот ответил:

 

- Это я. Какое дело? Выкладывай, наконец.

 

- Мой наниматель знает о вашем похождении к этим мусульманам, знает и банду, которую вы ищите, и хочет вам помочь. Он готов поделиться этой информацией, если ты взломаешь сервер Biotechnic’и и вынесешь оттуда список их недавних бывших сотрудников, а процессе и сам узнаешь о ней много интересного. Что скажешь?

 

Нет, было не похоже на то, что он шутит. Парень говорил абсолютно серьёзно. Пифагор зачем-то пытался таким образом выяснить причастность Кота к атаке на “Ложе Пророка”? Нетраннер был уверен, что не оставил никаких следов, особенно учитывая то, что все физические носители данных были взорваны @#$уй. Мэзэру же, чья личность была создана BioTech в равной степени, что и его импланты, никак не мог засветиться во время проникновения хотя бы потому, что был в трофейной маске одного из дуалистов. Это означало, что наниматель Пифагора был корпоратом BioTech или кем-то ещё более опасным, раз наверняка знал о том самом секретном проекте Андервуда, о котором никто не должен знать, и получил доступ к их досье. И это, в свою очередь, означало, что…

 

- Ты хочешь, чтобы я взломал базу данных BioTech, которая не так давно выкупила мою задницу из-за решётки за один такой взлом и теперь заботливо наблюдает за своим сотрудником, за информацию о какой-то уличной банде? Это явно стоит куда больше.

 

- Что же, если не желаешь атаковать непосредственно BioTech, наведайся в районную больницу, координаты которой я тебе дам. Там может быть то, что нужно. В обмен получишь местоположение сервера Дуалистов. Идёт?

 

Кот направился по указанной наводке, пытаясь на ходу понять хоть что-то. Как взлом больницы, финансируемой правительством, связан со взломом BioTech? И как список бывших сотрудников посредственной больницы может заменить аналогичный список огромной монополирующей корпорации? В этом абсолютно не было смысла. Даже предположение, что BioTech распространяет или синтезирует Вознесение в больницах города, было слишком невероятно. Может, у BioTech что-то украли и вор попытался толкнуть это в больнице?

 

 

Тем временем нетраннер добрался до нужного ему места. Из достоинств системы безопасности дата-форта можно было отметить разве что её наличие. Коту показалось, что паролем для входа служило слово “пароль”, потому что ворота дешифровались быстрее, чем смутная теневая фигура Вора успела поднести к ним сияющую отмычку, но проверять не было времени. Внутри оказалась активной только программа обнаружения, сразу залившаяся лаем, от которой после удара Киллером не осталось и следа. В памяти сервера Кот, среди множества записей о пациентах, в которых наркотики не упоминались, обнаружил цель своего визита, и в этот момент ощутил постороннее присутствие. Не обращая на вошедшего внимания, нетраннер просмотрел файл, чтобы удостовериться в его содержимом. За последние три недели был уволен только один сотрудник, пойманный на износиловании какой-то несовершеннолетней коматозной пациентки, что вряд ли имело отношение к BioTech.

 

Хотя исключить такой вариант окончательно Кот не смог.

 

Он скопировал данные на свою деку и, отключившись от блока памяти, обнаружил ещё одного пса, явно затеявшего какую-то гадость. Киберполицейский набросил на Кота сеть, напоминающую фрагмент цепочки ДНК, и принялся монотонно зачитывать нетраннеру его права и перечень обвинений. Кот вновь мысленно закатил глаза. Второй зануда за день - это явный перебор. Он уже получил, что хотел, и потому решил просто отключиться от Сети у копа перед носом, да и выбора особого не было, но Вирузз сильно затруднял пилотирование. Кот закатил глаза в третий раз. Ну, и что будешь делать теперь?

 

Блюститель порядка попытался использовать софт для трассировки сигнала деки для получения адреса нарушителя, но получил от ICON’ы возникшей рядом овчарки недоуменный взгляд и безмолвный вопрос: “Какого нарушителя?”. Коп упрямо запустил протокол обнаружения посторонних подключений и начал сканировать Кота своим сетевым экраном. Нетраннер как-то видел один фильм, который начинался точно так же, и решил не участвовать в дальнейших событиях. Кот отключился от Сети, на всякий случай выждал некоторое время, после чего вернулся к заказчику.

Пифагор не высказал недовольства и взамен отдал координаты базы данных дуалистов. Проверить это можно было только одним способом. На первый взгляд они вели в... особые участки киберпространства с повышенной концентрацией свободы. Или анархии. Тут уж с какой стороны посмотреть. Хаотично расположенные сервера, найти которые могли лишь входящие в круг приглашенных лица, и нетраннеры, более остальных желающие остаться анонимными и решившие залечь на дно, представляли из себя вполне подходящее место для расположения базы данных довольно-таки скрытной банды Дуалистов. БД, которая к тому же в данный момент была отключена. Ну что же, по крайней мере это явно не ловушка.

 

Мэзэру выдернул кабеля из плагов и потянулся. Из произошедшего сегодня он был абсолютно уверен в двух вещах. Во-первых, некто опасный чересчур сильно желает, чтобы мы нашли дуалистов, но не хочет открыто это показать. Во-вторых, они попали в глубокую задницу.

Сообщение отредактировал Sоulcatcher: 19 июля 2018 - 19:14

[Gonchar]

https://www.youtube.com/watch?v=QR_OgJgPYjc

 

Город окружал своими удшающими объятьями насилия, разврата. Бил отвратительной блевотной жижей прямо в лицо, как будто бьющаяся в химическом экстазе уродливая шлюха, исступлённо выставляющая миру напоказ свои уродства.

Ну давай же, давай! Обблюйся, отвернись в отвращении, скриви губы в презрении, ну давай! Отреагируй! Отреагируй, с#ка! Поколение пёстрых и уродливых аттеншн-шлюх, которые исходили пеной от желания быть уникальными, быть не такими как все, быть особенными. Вот только на все их потуги Филиппа могла лишь безразлично бросить: «Не впечатляет». Потому что они изменяли свою форму, предавали свою природу, но не важно как глубоко залегал мозг под металлической оболочкой — внутри он оставался всё таким же. Они менялись только внешне, но сохраняли прежний гнилой оскал, который клацал зубами перед лицом тех, кто считал Улицу собственным домом двадцать, тридцать, пятьдесят лет назад.

 

Филиппа спокойно огибала пёстрые пятна ультранасилия, лишь машинально поправляя ремень чехла, куда она спрятала свою винтовку. Он позволял удобно носить её на спине, однако его форма не скрывала изгибов оружия и не оставляла лишних вопросов для тех, у кого они могли возникнуть. Правый рукав кожнно-кевларовой куртки был закатан почти что по верхнюю треть плеча, обнажая на подвороте отстроченную в клетку алую подкладку дорогой кожаной куртки. Теперь вся эта часть руки была покрыта металлической боевой перчаткой с толстыми пучками миомара. Однако даже тут Филиппа решила избавиться от опостылевшего хрома, выбрав бежево-матовую поверхность для своего девайса. Какой-то неопытный глаз мог бы принять его за грубый имплант…и тут же поплатиться.

 

На мгновение Ласка замерла перед домом целей, анализируя обстановку вокруг и не давая ни единой детали ускользнуть от пристального взгляда. В целом обстановка была спокойной. Мертвецки спокойной. Тихий ветер и тёмная полоса незапертой двери от главного входа.

Начав аккуратно и бесшумно переставлять ноги, соло стала медленно огибать дом по кругу, стараясь держаться как можно ближе к теням. Практически ничего не изменилось — только удалось приметить приоткрытое окно, примятую вокруг растительность и свежее пятно крови на асфальте. Но Филиппа не была детективом, она в душе не гребла что может значить это сочетание почти что не значащих деталей. Знаком показав Майами идти через главный вход, Филиппа приблизилась к дому сзади и стала карабкаться наверх. Вставляя пальцы и носки ботинок в едва заметные щели, женщина с невероятной скоростью и ловкостью смогла оказаться на втором этаже.

С такой же лёгкостью люди обычно переступают через бордюр.

Бесшумно перепрыгнув через подоконник, соло рывком извлекла свой Armalite 44 из-за пазухи и повела из стороны в сторону. Однако внутри было крайне пусто: бельевая верёвка с висящими куртками банды дуалистов, из карманов которых торчали какие-то маски, и…два трупа у стены. Подростки, лет по 16–17. Приложение термографа в очках Филиппы указывало, что тепло ещё даже не успело до конца покинуть их тела.

 

Опустившись перед ними и всё ещё не выпуская пистолет с глушителем из руки, женщина обшарила их карманы, но не нашла ничего, кроме пакетиков синтетической травы. Дёрнув уголком рта, Ласка медленно выровнялась и подошла к единственной двери, ведущей прочь из комнаты. Медленно отворив её, она оказалась в узком коридоре с двумя дверьми и лестницей, ведущей вниз.

Входя в каждую дверь поочерёдно и продолжая держать оружие на изготовку, Филиппа поочерёдно оказалась в ванной и спальне, отделанных под стиль 80-ых прошлого века. Всё обшарпанное, старое, и адски пышущее прошлым веком. Почти как дома. Обшарив каждую щель, заглянув в каждую трещину, Ласка не нашла ничего толком полезного в ванной.

Однако в шкафу комнаты…

 

Там она обнаружила набор костюмов эпохи 80-ых и таких, словно кто-то собирался сниматься в нуарном детективе. А ещё пару заряженных Armalite 44, ту самую старую монетку и бумагу с надписью: «Любопытство — не порок».

— Кто-то играет с нами. — зло скрипнула зубами Филиппа, пряча за пояс пистолет и уже особо не таясь направилась обратно — в комнату с растянутыми куртками банды.

Сорвав их с верёвок, она стала внимательно их осматривать и обыскивать. Подозрения её только усиливались. Первая куртка — явно мужского кроя — на стикере написано «Томми Ли Роб», а чуть ниже — «Фрэнсис Андервуд». Следующая куртка с белой маской — «Литта Хирш» и ниже — «Филиппа Гарсия». И так со всеми членами их группы, исключая фиксера.

— Какого хрена тут происходит. — прошипела соло, словно в отвращении швырнув куртку со своим именем на пол.

 

Что же, по крайней мере они не знали её настоящего имени. И нужно было возвращаться к Майами. Может, она ещё что-то нарыла.

[Disha_]

И нужно было возвращаться к Майами. Может, она ещё что-то нарыла.

 

Она шагала осторожно, но пол все равно покрывался выщербинами белесых царапин, когда Майами перебирала хромом имплантированных каблуков особенно неудачно. Находясь на предполагаемом месте преступления – или планирования преступления, какая к черту разница? — она оставляла за собой целый ворох отметин, и это выводило медиа из себя: не хватало еще потом оправдываться перед копами, которые придут за отпечатками её цельнометаллических туфелек, чтобы сравнить с полученными здесь, в заброшенном доме Малой Италии. Мэй сомневалась, что у NCPD хватит чипов интеллекта, чтобы додуматься до такого – это больше тянуло на сюжет для детской сказки или очередного сиквела «Полицейской академии».

 

Однако если копы действительно эволюционируют до подобного ноу-хау, то это будет самая модернистская версия «Золушки» – свежей криминальной драмы с улиц Найт-Сити в иллюминации неонуарного хай-тека. В конце которой цельнометаллическая медиа, батрачащая на благо корпоративных дельцов всю свою сраную жизнь и промывающая для них мозги обывателям, получит в качестве подарка не обручальное кольцо, а целый, мать его, обручальный браслет, да еще и на обе руки.

 

Первый этаж пустовал. Он пустовал во всех, даже профессионально-исследовательских смыслах этого слова. Майами, снова стоя в прихожей и выворачивая наизнанку карманы чужого пальто, подсчитывала улов, прогоняла в голове результаты ночной поездки по Ночному Городу. Пустой дом, забитый не размороженными препаками холодильник и свежий, еще даже не заветрившийся сандвич с ветчиной и сыром. Пустой дом, отделанный под плюющую нафталином в глаза старину, с ламповым телевизором и давно впитавшим в себя золу камином из почерневшего от времени красного кирпича. Пустой дом, пустующий посреди оживленного района, изысканные апартаменты которого пользовались гораздо меньшей популярностью, чем выведенные под траходром для экзотиков подворотни.

 

Когда она невидящим взглядом смотрела сквозь вынутый из карманов жалкий скарб, под металлическим черепом роились осы мыслеброжжения, жаля размякшие от усталости, кофеина и сигарет извилины мозгов. Очередная монета. Очередная записка. Очередная, мать его, не выкуренная сигарета. Холодное, неспособное на эмоциональный спектр лицо цельнометаллической суки Майами застыло в гневном презрении – как застывает морда ощетинившегося тигра, если плеснуть в неё жидкий азот. 

 

Она стояла так, дрожа от бессильной злобы, чуть меньше минуты. А затем, когда окостеневшие пальцы из холодного металла, скованные неестественной, пугающей ледяной отрешенностью, вдруг начали непроизвольно сгибаться в кулак в приливе нарастающей ярости, она поняла, что вот-вот, к полным, абсолютным и беспросветным х@#м потеряет контроль над своим собственным телом.

 

Твою. Мать.

 

Твоя профессия связана с серьезным стрессом, Майами. Ты ведь знаешь об этом не хуже меня. Насилие, ультранасилие, в которых тебе приходится вращаться каждый день, чтобы заработать на хлеб с сойкофе, ни для кого не проходят бесследно, Майами. Майами, люди ломаются здесь, как спички, и все, на что они потом годятся, пережив сильнейший психологический шок и травмировав рассудок, это предоставлять из-под себя санитарам утки на вынос. У них мозги набекрень, Майами, потому что они залезли под плинтус Найт-Сити и увидели ту подноготную, которая хуже, чем самиздат с советским порно. Обратный отсчет для локомотива, который ведет поезд в еб@#ное ничего, затем очередной поворот, излом монорельса – и все, Майами. Результат: поезд сделал «БУМ». 

 

Раз в месяц, Майами. Таблетки, драги с улиц, гребаные кости крыс и перья воронов в шаманских обрядах номадов – все это дерьмо не поможет тебе в следующий раз, когда кровь пойдет носом и ты оторвешь руку очередному бедолаге из зрительного зала, чтобы затем попытаться забить его этой же чертовой рукой, Майами. И не говори мне про клинику. Клиника – это только часть решения твоей проблемы. Майами, ты больная сука, если решила, что твой босс просто так позвонил мне и заставил тебя явиться на эту встречу. Чтобы тебе было понятно: как только «Майами Мэй» станет субъектом в истории от третьего лица, ты уже в жопе. И тебе будет стоить ах@#енных усилий, чтобы не стать эпицентром очередного кровавого месива. 

 

Думай головой, тупая ты сука.

 

Я спокойна. Я на пределе. Я содрогаюсь в удушающем спазме, и тело, позвякивая, содрогается вместе со мной. Ставший вдруг свинцовым воздух звенит от статики собравшегося вокруг меня напряжения, грозя в электрическом взрыве разлететься на дюжину кровавых ртутных осколков. Воздух звенит и грозит разлететься, разрывая пространство вокруг себя рублеными шариками поражающего элемента. Ощущение такое, что сейчас, для воспроизведения в жизнь динамической детонации, воздуху не хватает только блеклой, едва заметной искры. Воздуху не хватает искры, чтобы превратить все вокруг во вторую, мать её, японскую Хиросиму.

 

Чтобы оставить от этого места выжженное ничто, дрожащему воздуху не хватает только искры.

 

Мне, собственно говоря, тоже. 

 

Я спокойна. Я на пределе. Треск в ушах, словно под черепом искрит обожженная киберпсихозом проводка. Давление изнутри такое, что голова разрывается на части, трещит по заваренным швам. Барабанные перепонки залило расплавленным воском, отделяя меня от звуков окружающей действительности. Кровоточащие десны ноют от напряжения. 

 

Надо возвращаться, Майами. Может, ты еще что-то нароешь.

 

Может.

 

А может нет.

 

— А может кто-то убирает костюмированных героев, — выдавливаю я через боль стиснутых зубов, и чуть не валюсь на пол от темноты в глазах.

 

Чуть не валюсь на пол от темноты в глазах. От темноты долгожданного, настигшего меня наконец облегчения. 

 

Я спокойна? Да, я спокойна. Свободная рука впивается в косяк двери, удерживая меня на цельнометаллических каблуках. Удерживая меня над разверзнувшейся бездной киберпсихоза. Глотаю затхлый, проржавевший воздух. Еле удерживаюсь, чтобы не сблевать и не оставить копам еще больше улик для возможного расследования. Мутит так, будто я снова читаю сводку новостей News 54. 

 

— Здесь нихрена нет, — я даже не пытаюсь завуалировать усталость металлическим тоном голоса. Ослабшее тело сейчас горело: казалось, что кожа под металлической оберткой покрывалась каплями вымученного, соленого пота. На вопрос Филиппы, составленный из обрезков обнаруженной информации, я обессиленно качаю головой. — Томми Ли Роб и Лита Хирш? По крайней мере, теперь это хоть какая-то зацепка. Нужно будет проверить их.

 

Нужно будет проверить их. Но не сейчас. Сейчас я судорожно подбираю слова, конструируя их в связное и, надеюсь, дельное предложение. 

 

— Заброшенный дом посреди жилого района, который использовался бандой настолько отмороженной, что никто из местных бустеров до сих пор не подумал присвоить его себе? — я даже присвистываю, подчеркивая идиотскую иронию ситуации. — Пока мы не убрались отсюда, нужно опросить возможных свидетелей. Может, они запомнили номера машин или знают мудаков, которые здесь все устроили. Ты же не против?

 

Ты же не против, Филиппа, уйти в ночь для поиска информации, рискуя нарваться на банду бустеров и оставить за собой очередную гору разорванных трупов?

 

Я пинком открываю входную дверь, и ты понимаешь, что я не против.

 

Более того – я жажду этого.

[Leo-ranger]

Interview with Nobody 

(Медиа)

 

Они что-то знают и просто скрывают это. Ты знаешь это, ты уверена в этом, но ответа ни от кого о том, кто живет в заброшенном доме в Малой Италии узнать не удается. Прошло уже с пару часов и пару десятков лиц, но ничего. Пытаться дальше было бы просто глупо, поэтому ты не пытаешься. Хочется курить, но сигареты кончились, а значит скоро кончится и терпение. 

Томми Ли Роб,  Литта Хирш, Наталья Краковски, Пин Си Лиао, Джексон Ричер, Антон Чернышев. По имени на каждого члена группы кроме пропавшего нетраннера и фиксера, которую тоже не видать. И по куртке на каждого. Что это значило? Сложно сказать. Кто стоит за этими именами? Хрен его знает, и скоро будешь знать ты. А пока можно было пропустить чашечку сой-кофе в ближайшей кафешке и приготовиться к очередному рассвету в Найт Сити.

 

Пара парней с советской кибернетикой бьют девушку головой о прилавок небольшого ларька-повозки в котором продаются суши на палочке - идея которая заслуживает отдельной статьи в кулинарном журнале или уголовном праве. Разумеется, в избиении людей не было ничего, страннее было бы пройти от дома до супермаркета за банкой колы и не встретить проявления уличного насилия. Нет, твоё внимание привлекает вопрос, который спрашивает один из бандитов.

 

"Где Уинстон Бордо?"

 

На телефон приходит смс с анонимного номера.

 

Там - адрес и дата - в неделе от текущего момента.

 

Прилавок повозки хрустит от очередного столкновения с головой.

 

Это совпадение.