[Joke_p]

Небольшое предисловие.

Этот текст начинал писаться для себя, когда игра с персонажем, успевшим сильно полюбиться, казалась безвозвратно запоротой. Чтобы избавиться от тоски по нему, начала писать историю его жизни с момента начала игры и до её несвоевременного финиша. Поэтому данный текст отчасти прохождение игры, отчасти именно описание жизни героя. Оговорюсь сразу, персонаж не Довакин, просто случайный современник. Хотя... как и все наиболее интересные лично мне игровые герои, он сам принимает решения, если я пытаюсь влиять на них сама - тут же возникает ощущение, что это не его жизнь и вообще, я загнала его не туда. Посему - свою судьбу, пусть и моими руками, герой творит сам. Его реакция на мир, его предпочтения и многое другое далеко не идентичны моим, порой, я на него откровенно сержусь: "Ну что ж ты творишь-то?!" Но всё равно принимаю его таким, как есть, потому что с ним мне всегда интересно: что-то выкинет? Как тут сложится? Всё, что описано в этом тексте, действительно происходило с этим персонажем, мной дописаны логические связки, позволяющие увязать эти события воедино. Некоторые вещи с точки зрения логики нашего мира, очевидно объясняются глюками или багами игры, модов или их сочетания, а моё дело лишь почувствовать (даже не придумать), что стояло за этим событием в жизни героя в его реальности, и наиболее достоверно это описать.
Попробую запостить начало, а дальше - если будет интерес. Со своей стороны, всегда рада комментариям. Ладно, поехали.
 

Лáкир (Норд),
Дата рождения 12-й день Первого зерна, 4Э 176,
Созвездие Лорда

 

Глава 1. Морфал

Морфал

 
… Лакир пошевелился и приоткрыл глаза. Тело затекло и слушалось неохотно. В скулу жёстко вдавился край деревянной тарелки. Придвинутый к стене стол, как и предметы на нём (в основном, бутылки и кружки) были не с его фермы. Парень опустил веки, но не­привычные звуки и запахи столь же явно свидетельствовали, что он не дома. Лакир вновь открыл глаза, с трудом поднял голову, отодвинул тарелку, оставившую глубокую отметину у него на лице, и нахмурился, вспоминая, куда его занесло. В голове плавал тяжёлый туман, скрывавший последние события.
Он осмотрелся. Таверна. Не знакомые и привычные «Четыре щита» в Драконьем мосту, куда ближе всего добираться от его фермы Кернсдейл, и где он продавал часть урожая, не предназначенную для солитьюдской ярмарки. Подумав о доме, парень сунул руку в ко­шель на поясе. Денег оказалось совсем немного. Обычно, собираясь куда-нибудь, он брал с собой больше. Но пока Лакир вообще не помнил, чтобы куда-то собирался. Что ещё хуже, в кошеле не было ключа. Была только пара отмычек, лежавших на случай, если замок закли­нит, что изредка, но случалось. Он пошарил на лавке рядом с собой, заглянул под стол — тщетно.
Темнокожая девушка, облокотившаяся на стойку, стоя за ней, смотрела на парня с сочувственным интересом. Видя, что сам он если и спросит её о чём-нибудь, то не скоро, она первая нарушила молчание приятным низким голосом:
— Ты бы сказал, что ищешь, может подскажу.
— Ключ... — голос хрипло сорвался, и Лакир прочистил горло, прежде чем про­должать, но продолжения не потребовалось.
— Ключ ты отдал своим приятелям вместе с бумагой о продаже фермы.
Лакир с силой потёр виски и лоб. Ему и прежде случалось перебрать мёда в тех же «Четырёх щитах», или, порой, когда кто-нибудь заглядывал в гости к нему на ферму, но такого, чтобы вовсе не помнить, где он, как туда попал и что делал, пожалуй, не бывало.
Пытаясь припомнить что-нибудь из событий, предшествовавших пробуждению, Лакир ощутил потребность сперва решить более насущную проблему. Он выбрался из-за сто­ла и направился к выходу. Редгардка за стойкой не пыталась его задержать. Либо она получила всё ей причитавшееся, либо была уверена, что он вернётся.
После полумрака таверны солнечный свет, отраженный молодым снежком, больно ударил по глазам. Лакир прикрыл глаза правой рукой и потёр их, стараясь привыкнуть к сле­пящей белизне. Воздух пах стоячей водой, свежим снегом и болотными травами. Справа от таверны виднелся обгоревший остов деревянного дома. К нему, как и к другим строениям во­круг, вели дощатые мостки, перекинутые над болотом. Вдоль по улице слева прошёл страж­ник с гербом на щите и плаще. При виде него у Лакира не осталось никаких сомнений в том, где он очутился.
Морфал. Столица владения Хьялмарк, на земле которого, правда возле самой гра­ницы с владением Хаафингар, и находилась ферма его семьи. Вообще, холд Хьялмарк — один из самых небольших и малонаселённых в Скайриме. Собственно, столица являлась единственным поселением на его территории, притом даже не обнесённым стеной. Название владения происходило от протекающей по его землям большой реки, делящейся на два рука­ва. Правое течение Хьяла питало обширное болото, на окраине которого над маленьким озер­цом и располагался Морфал. На востоке и юге городок окружали невысокие горы, с севера подступали топи. Большинство домов было построено на высоких сваях и теснилось вдоль единственной улицы или отходящих от неё мостков, заодно служивших пристанью для ло­док. Всего в городе насчитывалось не больше десятка строений, включая таверну, лесопилку, лавку алхимика и казарму.
В Морфале Лакир был только раз, ещё семилетним мальцом. Они приезжали вме­сте с отцом покупать лес на здешней лесопилке. Доставка от солитьюдской к ним на ферму была слишком неудобной; той, что в Драконьем Мосту, позже сгоревшей и отстроенной зано­во, ещё не было, а её нынешний хозяин, Хоргейр, тогда сам простым работником трудился на солитьюдской. В морфальской таверне в то время заправляла немолодая женщина, с фигурой и обаянием хоркера. Взглянув на вывеску, парень убедился, что название осталось прежним — «Верески».
Однако дело, вызвавшее его наружу, дольше ждать не могло. Он поспешил к отхо­жему месту и с облегчением уладил вопрос с естественной надобностью. Снова выйдя на мостки, парень глубоко вдохнул полузабытый запах морфальских болот. Воздух, чересчур прохладный для его одежды, освежал и разгонял густой муторный туман, окутавший мысли. Лакир направился обратно к «Верескам». Набрал с края крыши немного свежего снега и съел, чтобы утолить мучившую его жажду и избавиться от мерзкого привкуса железа и ста­рых опилок во рту. Взяв ещё пригоршню, растёр ею лицо. После умывания стало легче. Не­смотря на холод, Лакир не стал спешить с возвращением в таверну. Поднявшись на крыльцо, он прижался лбом к одному из столбов, подпирающих навес, прохладному и в то же время чуть нагретому солнцем, знакомо пахнущему старым деревом. Прикрыл глаза и...
… Вчера после полудня (вчера ли? кольнуло неприятное сомнение) к нему на фер­му заглянула незнакомая пара имперцев — муж и жена. Гости в Кернсдейл забредали неча­сто, и Лакир обрадовался возможности перемолвиться словом-другим с новыми людьми. При­шельцы вели себя приветливо, и покуда он привычно завершал дневные хлопоты по хо­зяйству, стояли в сторонке, расспрашивая о ферме, о местах вокруг. Мужчина, назвавшийся Сали­ваном Шоалем, небрежно вертя в руках завязки поясного кошеля, произнёс:
— Я понимаю, что столь пристальный интерес может вызвать вопросы... Дело в том, что мы с женой подумываем купить землю поблизости, построить ферму, взращивать урожай... Потому вот сперва решили расспросить местного хозяина — стоящее ли дело или лучше поискать в другом месте? Смотрю я, хозяйство здесь справное, само говорит за себя. Таких зажиточных ферм во всём Скайриме ещё поискать. Решено! Скоро мы станем соседя­ми. Тем паче, приятное знакомство — лишний довод в пользу приобретения.
Он говорил и говорил, а его жена пристально смотрела на Лакира и слегка улыба­лась, будто тоже радовалась грядущему соседству...
Покончив с делами, Лакир пригласил новых знакомых в дом, накрыл на стол, как велели законы гостеприимства — с мёдом, с доброй снедью. Шоаль достал к столу большую оплетённую бутылку. Лакир был не слишком привычен к вину. Как и большинство нордов, он, как ранее его отец, предпочитал мёд, который они и варили у себя на ферме, и с удоволь­ствием отведывали в тавернах, когда случалось выбраться на торг или по делам. Однако, креплёное «Альто», выставленное гостем, пришлось ему по вкусу. Кружки наполнились, опу­стели, и разговор снова вернулся к ферме в здешних местах. Вино было выпито быстро, за­тем пришёл черёд нордского мёда, на который радушный хозяин не поскупился. По уму, надо бы наоборот... Только ведь Саливан предложил своё угощение первым, не ответить было бы невежливо... И застолье продолжалось. Вскоре уже слегка захмелевший Лакир заметил, что его гости начали переглядываться. Недолго думая, он спросил Шоаля, что того беспокоит. И хотя успел уловить быстрый напряжённый взгляд, которым обменялись супруги, но объясне­ние, данное имперцем, показалось ему убедительным.
— Да вот видишь ли, какое дело... — чуть замявшись проговорил гость — покуп­ка земли дело для нас новое, вот всё и боишься, как бы чего не вышло...
— Когда уже решились, кажется, что всем разом придет та же мысль, и кто-нибудь купит раньше, — мягким грудным голосом поддакнула его жена, (как её там? Геральдина, или вроде того...)
Как бы невзначай, под очередную кружку мёда, Шоаль попросил Лакира показать ему бумаги, подтверждавшие владение фермой, вроде как чтобы знать, как они составляются, и не дать где-нибудь маху. А после вдруг обратился с просьбой, считай уже по-соседски, дой­ти с ними до Морфала, чтобы им, не откладывая, купить землю, а там бы сразу вместе и об­мыть покупку. В тамошней таверне, по его словам, всегда было вдоволь и доброго мёда, и хо­рошего вина. Уговорить Лакира не составило большого труда. Захватить свои бумаги с со­бой он согласился так же легко, раз с ними, имея пример перед глазами, новым знакомым спокой­нее. Из дома вышли не сразу. Сперва были подняты кружки за успех намеченной по­купки, за будущее соседство, за добрую дорогу... И, вставая из-за стола, Лакир почувствовал, что земля перестала служить ему надёжной опорой. Однако он привычно прицепил к поясу железную булаву — всё же в дороге бывает всякое, взял кошель с деньгами и прочей мело­чью и вышел за порог.
В свои двадцать пять лет, не обделённый силой и здоровьем от природы, закалён­ный ежедневным трудом на ферме, очутившись на воздухе, Лакир быстро начал трезветь. Чета Шоалей снова начала переглядываться у него за спиной, а их попытка вполголоса о чём-то заговорить между собой, заставила его взглянуть на них с удивлением. Может тогда в его слегка прояснившейся голове и могло зародиться подозрение, что не всё так гладко с неждан­ными гостями, но Шоаль снова заговорил, на сей раз не касаясь фермы, отвлекая мысли, не давая сосредоточиться. Всю дорогу Саливан развлекал нового приятеля различными история­ми и байками, и хотя Лакир, дойдя до Морфала, уже снова твёрдо стоял на ногах, за­думаться всерьёз он так ни о чём и не сумел.
Первым делом, Шоаль предложил зайти в таверну, обогреться с дороги и попро­бовать так ли ещё хороша местная выпивка, как ему помнится. Дальнейшие воспоми­нания давались Лакиру всё с большим трудом. Видать, после первой же кружки в «Вересках» сказа­лось выпитое раньше. Ему помнилось, что хотя их было только трое, но кружек на столе было больше, что Геральдина беспрестанно наливала в них вино или мёд, хотя сама с ними не пила. При этом она пристально смотрела на него долгим взглядом тёмно-голубых глаз, за­гадочно улыбалась и слегка кивала. Кивала и улыбалась... Помнил он, что ему показалось, будто будущий сосед пьёт не каждый раз, когда произносит очередной тост. А тот, смеясь, указал ему, что его-де кружка уже пуста, а вот перед Лакиром стоит полная. Теперь он запоз­дало сообразил, что кружки двигались так, что полные всё время оказывались перед ним, а Шоаль, похоже, лишь делал вид, что пьёт из пустой. И что даже прежде, на ферме, гость пил куда меньше, чем наливал ему, и был куда трезвее, когда они двинулись в путь. Вспомнил, что мёд в последней кружке имел странный привкус, обволокший нёбо горьковатой вязкой прохладой, проникшей в горло, сковавшей язык, и что он ещё успел смутно удивится этому. Дальше Лакир не помнил ничего. Как подписывал бумагу, как отдавал ключ, что наплёл ему Шоаль... Впрочем, суть была ясна. Раз его привели в Морфал, значит, бумаги уже заверены у ярла. Дома у него больше нет, и закон ему помочь не в силах — сам дурак.
При себе у парня осталось лишь немного денег — два-три раза поесть в таверне, выбирая, что попроще (выходит, гуляли за его счёт), одежда, в которой он вышел из дома, старые, растоптанные, но ещё крепкие сапоги, пять яблок, отмычки и железная булава — не самое грозное оружие, но на ферме другого и не водилось.
Рука со следами чернил на пальцах крепко до дрожи сжала рукоять. Закон ему не поможет, но есть другая справедливость. Прийти на родную ферму и этой самой булавой про­ломить головы обоим Шоалям за то, как они поступили с ним. Не позволить им хозяйни­чать на отцовской ферме, отнятой обманом. И что потом? Для того же закона он станет пре­ступником. Вернуть себе ферму, остаться и жить там он не сможет, только отомстить. А за­тем? Прятаться от стражи по лесам и пещерам? Прибиться к разбойникам, грабить и убивать таких же простых, честных людей, как те, рядом с кем он рос, какими были его родители?..
Лакир вспомнил отца. Строгий взгляд отцовских глаз с потаёнными искрами весе­лья. И очень ясно представил себе, что сказал бы ему отец, узнав, что он натворил. Сперва тот, конечно, покачал бы головой и разбранил хоть сурово, но пряча улыбку, а затем хлопнул бы по плечу, и сказал: «Что ж, сын, дурака ты, конечно, свалял. Теперь придётся трудно, но ты справишься. Должен. Мы с твоей матерью тоже не с золотых гор начинали, и ничего». За потерянную ферму отец бы его простил. А вот реши он податься в разбойники, отец не понял бы его и не простил никогда. Лакир словно воочию увидел, как серо-голубые глаза Ларса ста­новятся ледяными, чужими, как смотрят не на него, а сквозь него, не узнавая, не признавая; как суровая складка у губ становится жёсткой, непримиримой; как веет от родного прежде лица холодом отчуждения. Нет. Позорить память отца он не станет.
Он почувствовал, что уже немного продрог, и, открыв дверь, шагнул в тёплое ну­тро таверны, согретое большим очагом в середине зала. Мимоходом взглянув на стол, за ко­торым пил с мошенниками имперцами, Лакир направился к стойке. Редгардка, назвавшаяся Джонной, подвинула к нему кружку, со словами:
— Вот, держи за счёт заведения. Не обеднею.
Лакир, опершись локтями на стойку, вдохнул поднимающийся над оловянной кружкой горячий ароматный пар. Травяной чай. Правильно заваренный, этот чай помогает быстро протрезветь и облегчает любое похмелье. Его мать превосходно умела такой гото­вить. Сперва для отца, а в последние годы — для них с отцом после очередной продажи уро­жая или поездки на ярмарку. Ворчала для виду, что, мол, с ними она может быть спокойна — заваривать его не разучится. Но в её огромных бирюзовых глазах прыгали искорки смеха, а в движениях сквозила искренняя забота и теплота. Мать бы тоже простила его. Простила за то, что дал себя споить и обвести вокруг пальца. Но сын-разбойник... Она не смогла бы, подобно отцу, стать ему чужой. Только горе и стыд погасили бы смешинки, до самой смерти не поки­давшие её взгляда, выбелили бы огненную косу, согнули бы плечи.
Джонна, надо отдать ей должное, не задавала никаких вопросов. Заварив для него чай и вручив кружку, она молча стояла, облокотившись на стойку. Такое неназойливое при­сутствие оказалось тем, что и было ему сейчас нужно. Лакир благодарно взглянул на неё, об­хватил ладонями кружку, отхлебнул большой глоток горячего напитка, ощутил его согреваю­щее тепло, и снова задумался, вспоминая отца и мать.
На первый взгляд у них было мало общего. Те, кто знал их недостаточно близко, зачастую удивлялись, что нашла весёлая, бойкая Фир в суровом, неулыбчивом, кажущемся медлительным, Ларсе. Лишь тот, кто имел случай пристально заглянуть в глаза Ларса и уви­деть на их дне отблески того веселья, которым вечно лучисто сиял взгляд Фир, начинал кое-что понимать. И только хорошие друзья, знавшие обоих такими, какие они есть, слышавшие шутки Ларса и звонкий, заразительный смех Фир, видели, что они подходили друг другу, как дано немногим.
Фир была дочерью богатых владельцев крупной фермы. Невысокая, но ладная и крепкая, с громадными, вечно смеющимися бирюзовыми глазами, в обрамлении угольно-чер­ных ресниц, с толстенной пламенно-рыжей косой, она напоминала живой огонь очага, даря­щий тепло и уют, но готовый больно обжечь неосторожного. Нрав у неё был весёлый и лёг­кий. Сколько он помнил, мать всегда или улыбалась или была готова улыбнуться. А если до­бавить к перечисленному гладкую, молочно-белую кожу, тонкий летящий росчерк чёрных бровей, свежие улыбчивые губы и правильные черты лица, стоило ли удивляться, что в род­ных местах она слыла одной из первых красавиц? При том, она была ловкой и сноровистой, любая работа спорилась у неё в руках.
Родители Фир, желая выдать красавицу-дочь за богатого, а то и знатного жениха, придирчиво подбирали ей достойную пару. И уж конечно они не считали достойным её про­стого батрака Ларса. Этот молодой, рослый, широкоплечий парень случайно зашёл на их ферму в поисках работы. Работы было немало, и хозяева наняли его. Новый работник сразу показал себя с лучшей стороны. Всё, за что ни брался, он делал обстоятельно и на вид нето­ропливо, но успевал чуть ли не вдвое против других, а огрехов и вовсе не допускал. Одна­жды, оторвавшись на минуту от работы, чтобы отереть пот со лба, Ларс увидел Фир, стоя­щую у плетня и пристально глядящую на него. Она заговорила с ним. Какие-то ничего не значащие слова. Они никогда не могли припомнить, о чём был их первый разговор. Просто их глаза встретились, и вдруг они поняли о себе и друг о друге самое главное. Жизнь, сча­стье, судьба стоит напротив. Вечером того дня они увиделись снова. Сам не веря себе, Ларс попросил её стать его женой. Глядя в серо-голубые глаза Ларса, ероша ловкими пальцами его жесткие белобрысые волосы, Фир пообещала принадлежать ему — или никому вовсе.
В тот же вечер она смело вошла к отцу и сказала, что встретила свою судьбу и на­мерена следовать ей. Родители ничего не ответили, и это насторожило Фир. Вместо того, что­бы лечь спать, она подслушала, как отец с матерью условились рано утром рассчитать Ларса, а её срочно выдать замуж, благо кого-то они ей там присмотрели. Ведь сколько она этого ба­трака-то видела — забудет через неделю. Всё равно он не пара ей — голь перекатная, ни мо­неты за душой! Её отец отсчитал положенное работнику жалованье, чтобы с раннего утра отдать ему и выставить за порог. Но Фир рассудила иначе. Как только в доме заснули, она взяла приготовленный отцом кошель, тихо прошмыгнула в барак, где спали работники, разбу­дила Ларса, и, когда на небе начала разгораться утренняя заря, они были уже далеко от фер­мы.
Первым делом они направились в храм Мары, где жрец совершил над ними долж­ный обряд и объявил законными супругами, а затем отправились искать свою долю. На пер­вое время у них было жалованье Ларса — ни септима больше не прихватила из дома Фир. Ни одежды, ни украшений. Лишь то, что было на ней. А дальше они уже вдвоем искали зара­ботка.
Сноровистые, умелые, не боящиеся ни работы, ни трудностей, они довольно бы­стро скопили достаточно денег для приобретения земли на окраине одного из владений. Ещё несколько лет упорного труда, и у них была своя ферма, дававшая достаточно не только для сытой жизни, но и на продажу. Но ещё прежде, чем их хозяйство стало приносить хороший доход, у Ларса и Фир родился сын. Лакир. Рос он на редкость похожим на отца, только черты лица у него были мягче, отцовская суровость в них была разбавлена весёлостью матери. С малых лет он привык помогать отцу и матери по дому и на ферме. Умелыми руками и рабо­чей смекалкой Лакир пошёл в них. По мере того, как парень взрослел, многие обязанности по хозяйству полностью ложились на его плечи, и управлялся он с ними легко и с удовольстви­ем. В свободное время они с отцом любили рыбачить на каменистом берегу Карта ниже Дра­коньего Моста или в левом рукаве Хьяла, протекавшем совсем рядом с фермой.
Ему было семнадцать, когда родители один за другим покинули этот мир. В его простом и наивном представлении они просто ушли вместе, потому как здесь друг без друга им было нечего делать. Его утешало, что где-то за гранью известного они по-прежнему вме­сте, в чём он ни минуты не сомневался.
Похоронив отца и мать, Лакир взялся за работу на ферме, которую кроме него те­перь некому было выполнять. Он оказался достойным сыном своих родителей. Ничто не при­шло в запустение, не развалилось, не пошло прахом. Хозяйство оставалось крепким, доход от фермы понемногу рос год от года. Теперь это в прошлом. Чужие руки будут доить его коров и соберут посеянный им с осени урожай.
Он медленными глотками пил остывающий терпкий отвар. Наконец кружка опу­стела. Лакир поднял глаза на Джонну, и только теперь она решилась его спросить:
— Что дальше-то делать думаешь? — в её голосе ему почудился отголосок умело скрытой за небрежностью тона напряжённой тревоги.
Лакир правильно истолковал её причины. Джонна постаралась ему помочь, насколько было в её силах, но решить, как жить дальше, мог только он сам. И среди возможных решений было два весьма вероятных в его случае. Месть и дальнейшая жизнь вне закона, а ведь эта мысль уже приходила в голову и ему, или... Или же топить обиду в кружке и попол­нить число спившихся бедолаг, которых не так уж мало на просторах Скайрима. Тут Лакир мысленно усмехнулся — «соседи» о нём неплохо позаботились — спиваться было не на что. Судя по всему, Джонна искренне ему сочувствовала и боялась, что он пойдёт по одному из этих гибельных путей. Он слегка улыбнулся ей краешками губ:
— Думаю, не найдётся ли в Морфале какой работы. Можешь что-нибудь предложить?
Редгардка с живостью откликнулась, мол, да, совсем недавно заходили люди ярла и оставили объявление. Она пошарила под стойкой, извлекла бумагу и протянула ему. Медленно ведя пальцем по строкам, Лакир с запинками прочёл написанное вслух. Указ гла­сил, что тому, кто убьёт главаря бандитов в Теснине Грабителя полагается награда.
Не такую работу он рассчитывал найти. Впрочем, в окрестностях и вправду едва ли была нужда в наёмных работниках. В этом тихом краю на лесопилке хватало тех рук, что уже имелись. Ферм, где могли бы требоваться батраки, в Хьялмарке тоже не было. Он наде­ялся, что в таверне у Джонны найдётся для него какое-нибудь дело. Тогда можно было на первое время прибиться к ней и по крайней мере не думать, где преклонить голову и на что купить хлеба. Но трактирщица поняла его иначе. Или же ей и правда не требовалась помощь, ведь даже дрова для очага в «Вересках» поставляла морфальская лесопилка, чтобы как-то держаться на плаву, поскольку заказов от немногочисленного населения было мало.
Что ж, он спросил Джонну насчёт работы, и она предложила ему, что смогла. Не в его положении воротить нос и выбирать, за какое дело браться. Отказаться от предложения трактирщицы, которая искренне старалась помочь ему, Лакир не мог.
Скайрим — суровая земля, где любой крестьянин хорошо знает, с какого конца браться за оружие. Иначе здесь не выжить. Мысль о том, чтобы отомстить Шоалям, а после податься к лихим людям в леса и пещеры, посетила молодого норда не просто сгоряча.
Он ещё раз просмотрел бумагу, немного подумал и решительно шагнул к двери, пряча указ за пазуху.

 

Глава 2. Теснина Грабителя

Теснина Грабителя

 
Лакир не пошёл по дороге. Во-первых, так выходил приличный крюк, во-вторых, ему совсем не улыбалось заявиться к разбойникам в открытую — нате, грабьте. Перевалив через взгорок прямо за домом ярла на западной границе Морфала, он быстро зашагал на юго-запад к мосту через Хьял, иногда переходя на бег, чтобы не замёрзнуть. Его одежда была слишком лёгкой для долгих весенних прогулок по северным областям Скайрима, но вчера, разгорячённый выпивкой, он не подумал набросить что-нибудь потеплее. Лакир пересёк пра­вый рукав Хьяла по мосту и снова ушёл с дороги, поднявшись по склону рядом с водопадом и двинувшись вдоль левого берега реки к её истоку.
Теснина Грабителя представляла собой укреплённый лагерь, удачно использую­щий окрестные скалы, где засела шайка бандитов, требуя выкуп со всех, кто пересекал Хьял по мосту. Самых строптивых убивали, прочих обирали до нитки. Тех, кто беспрекословно раскошеливался, отпускали с миром. Впрочем, могли и пустить стрелу вдогонку. Лезть напрямую в Теснину было бы безумием — в одиночку, с железной булавой, в простой фер­мерской одежде, против вооруженной, защищённой бронёй и прячущейся среди укреплений банды, у него не было ни единого шанса. Нужно было осмотреться и поискать способ рас­правиться с главарём не поднимая шума.
Недалеко от другого водопада, питающего Хьял, Лакир наткнулся на небольшую хибару женщины-краболова, промышлявшей добычей грязевых крабов, которых полно в этих местах. Крабы почти не отличимы от камней, среди которых обитают, пока не начнут двигаться, зато начав, передвигаются на удивление быстро. Женщина не могла рассказать Ла­киру про Теснину Грабителя ничего, что могло бы ему пригодиться. Разбойникам до неё дела не было, а она и подавно старалась не думать о неприятном соседстве. Зато встреча с ней за­ставила его насторожиться, и быть готовым к тому, что один из окружающих «камней» вне­запно может напасть. Грязевые крабы не слишком умны, но агрессивны, и довольно провор­ны как в воде, так и на суше, хотя по их виду догадаться об этом сложно. И если справиться с мягкотелым молодняком совсем нетрудно, то когда на тебя прёт вооруженная твердыми и острыми клешнями тварь размером с табурет, а то и с небольшой столик, покрытая панцирем немногим более хрупким, чем камни вокруг, нужно держать ухо востро и всерьёз думать, как уцелеть.
Миновав жилище охотницы на крабов и не доходя до моста, Лакир стал рассмат­ривать укрепление, на другом берегу ручья, впадающего в полноводную далее реку. Это и была Теснина Грабителя. В отличие от большинства собратьев по ремеслу, эти бандиты не за­няли развалины старого форта или укромную пещеру, довольствуясь случайными налётами, а построили целую деревянную крепость прямо над дорогой. С той стороны, что дальше от до­роги у грабителей был палаточный городок, обнесенный частоколом, упирающимся в ска­лы. Судя по всему, эта сторона из Теснины не просматривалась. Похоже, нападения отсюда не опасались. Хотя, если на ту скалу, что нависает прямо над ограждением, действительно так легко забраться, как кажется отсюда... По крайней мере, имеет смысл попробовать.
Поблизости паслось два диких табуна. На своем берегу Лакир поймал рыжую ко­былу, и, пожертвовав кожаным шнуром от своей блузы, стреножил её, чтобы в случае чего, не пришлось рассчитывать только на собственные ноги. Хотя, конечно, до лошади ещё тоже надо будет добраться, но ближе к Теснине неприручённую лошадь не оставишь. Больше он всё равно пока ничего поделать не мог, так что и жалеть не о чем.
Неподалеку в небольшой заводи под нависающим берегом копошилась пара круп­ных грязевых крабов. Оставлять их позади себя, отправляясь в стан разбойников, было бы опасно. Тем более они могли оказаться некстати на обратном пути. Впрочем, один из них уже заметил Лакира и угрожающе двинулся на него. За мгновение до того, как мощная клешня ухватила его за ногу, Лакир отскочил назад и как следует стукнул булавой по бронированной голове твари. К счастью, грязевые крабы не умеют быстро менять направление движения. Уворачиваясь от цепких клешней, он наносил крабу удары булавой, способные пробить твёр­дый панцирь. Норд запрыгивал на камни, куда крабу было не забраться, и бил его сверху, пока тот искал, откуда сможет атаковать; отскакивал, когда тварь пыталась достать его клеш­нёй, и быстро наносил удар, пока она готовилась к новой атаке. В какой-то момент, Лакир по­чувствовал, что им овладевает азарт. Он начал получать удовольствие от этой битвы, от бы­строты движений, от предвосхищения действий противника. К первому крабу присоединился второй, но исход боя был уже предрешён. Вскоре оба краба оказались неподвижно распла­станными на берегу.
Можно было отереть пот и перевести дух. Здесь было куда теплее, чем в Морфале. Хотелось пить. Ещё немного, и, пожалуй, голод тоже всерьёз заявит о себе. А пытаться неза­метно подобраться к врагу, надеясь, что урчание голодного живота примут за далёкий рык саблезуба — больше, чем просто глупость. Присев на нагретый солнцем камень передохнуть, и не переставая наблюдать за Тесниной, Лакир достал пару прошлогодних яблок. Всё ещё сочные плоды утолили жажду, голод тоже на время отступил. Пора было браться за дело.
Лакир тихо пересек ручей и начал осторожно подбираться к намеченной скале. Всё оказалось даже проще, чем представлялось издалека. Наружный склон был достаточно пологим, а верхушка ровной как стол. Забравшись на неё и заглянув через край, он увидел среди палаток одинокую фигуру орка, стоящего у костра. Насколько он мог видеть, палатки были пусты. Ворота, в дальней части ограды заперты, значит, оттуда разбойники быстро не появятся.
Орк не смотрел в его сторону. Поудобнее перехватив булаву, Лакир бесшумно спрыгнул прямо ему за спину, и обрушил на ничего не подозревавшего бандита первый оше­ломляющий удар, вложив в него всю свою силу. Пока разбойник пытался прийти в себя, пара быстрых и точных ударов довершила дело. Здоровенный орк распростёрся у ног Лакира. К его удивлению, удалось обойтись практически без шума. Тревога в бандитском лагере не поднялась. Разминка с крабами и удачное начало нападения на Теснину подействовали на мо­лодого норда ободряюще. В крови вскипала незнакомая прежде радость боя пополам с бес­шабашным куражом. Но терять голову не следовало, это он понимал.
Время было дорого. Лакир забрал у орка тяжёлый двуручный молот, куда более серьёзное оружие, чем его булава, пару раз взмахнул, привыкая к нему, и осторожно двинулся дальше. Он прокрался наверх по деревянным мосткам и вышел на площадку, где были вкопа­ны грубые столы, и стояла ещё пара палаток. В одной из них спал местный колдун. При при­ближении Лакира, он зашевелился спросонок и полез было наружу, но пара ударов железного молота, внезапно обрушившихся на него, успокоила его навеки.
Раздался щелчок тетивы, и рядом пропела стрела. Лакир резко обернулся, отска­кивая в сторону, и бросился вбок под прикрытие камней, частокола и массивного деревянно­го стола. Лучник, стоящий на вышке, теперь не мог в него попасть, но это значило, что враг может попытаться обойти камни и выстрелить в него почти в упор. Тогда Лакир, убрав молот за спину, высоко подпрыгнул, показавшись из своего укрытия и размахивая руками над голо­вой:
— Эй, я здесь! — Новый щелчок, стрела, отскочив от камня, бессильно отлетела в сторону. Он снова подпрыгнул, на этот раз чуть в сторону, дразня врага, заставляя его впу­стую тратить стрелы. Пьянящее веселье кружило голову.
— Э-эй! — ещё несколько безуспешных выстрелов, и стрелы у разбойника кончи­лись. Отшвырнув бесполезный лук и выхватив меч, он бросился в ближний бой, но Лакир, в отчаянном прыжке перелетев через стол, встретил его ударом молота. Враг пошатнулся. Ещё удар, и с ним тоже покончено. Трое. И пока ни царапины.
Ещё один лучник заметил незваного гостя, и быстро сместившись влево к углу де­ревянной хижины стал его выцеливать. Камни и стол остались правее, на этот раз, прижав­шись к ним, Лакир лишился бы свободы передвижения, став отличной мишенью для стрелка. На его счастье, целиться тому мешала торчащая перед постройкой скала. Теперь Лакир не дразнил лучника, как раньше, он лишь быстро перемещался то вправо, то влево, уходя от стрел. Внимание было обострено до предела. Угадать момент выстрела, успеть увернуться. Двигаться, не давать прицелиться. Сколько стрел в запасе у этого? Десять? Двадцать? Больше? Не думать, не отвлекаться. Одна из стрел слегка задела правую руку. По рукаву рас­плылось липкое пятно. Сколько стрел осталось? Сколько ещё он так выдержит? Следить за прицелом, уходить от выстрелов... Вправо, ещё вправо, резко влево... Хорошо, что разбой­ник начинает злиться, спешит, промахивается, ещё раз, ещё... Неужели всё? Почему-то про­тивник не кидается в бой, а убегает в дощатую постройку позади него. В окне мелькает чей-то силу­эт в железной броне. Если набросятся разом — дело плохо. Вот стрелок, по-прежнему один, появляется снова с пополненным запасом стрел. Однако за это время Лакиру удалось чуть отдышаться и переменить позицию так, чтобы попасть в него было намного сложнее. Новых стрел хватило ненадолго. И снова удар молотом, нанесённый на бегу, угомонил мо­лодчика, ринувшегося в ближний бой. Четвёртый.
На подвесном мосту зашевелился ещё один стрелок — на этот раз девка. Лакир почувствовал, что начинает уставать. Плохо. Шаг в сторону, и он наполовину укрыт от стрел опорой вышки, той самой, с которой его чуть не подстрелил первый из лучников. На его сча­стье, девица оказалась стрелком не из лучших. Стрела за стрелой откалывала щепы от необ­тесанного бревна опоры, или застревала в ней. Когда разбойница отбросила лук и схватилась за меч, Лакир выскочил на мост и с разбега огрел её молотом, после чего она больше не ше­велилась. Пять.
А ведь кто-то ещё двигался в том доме — не доме, сарае — не сарае... Двигался, но не вышел. Уж не там ли главарь? Должно быть, там. Лакир повёл плечами. Руки, ещё не­привычные к тяжёлому оружию, стали уставать. А бандит в постройке защищен железной бронёй... И хватит ли внутри пространства для хорошего удара? Лакир перекинул молот за спину, снял с распростертой на мосту девицы колчан со стрелами и подобрал лук. Затем он крадучись подобрался к прорубленному в стене окну и заглянул внутрь.
Там за небольшой перегородкой нервно расхаживала крупная женщина облачён­ная, в отличие от прочих, не в сыромятную, меховую или клёпаную, а в железную броню. От­ступив вдоль стены к дверному проёму, Лакир до отказа натянул тетиву длинного лука. Про­махнуться было невозможно. Внезапно разбойница резко обернулась, не то услышав какой-то звук, не то, неведомо как, почуяв чужака, и бросилась на него, выхватывая меч. Левую поло­вину её лица сплошным пятном покрывала боевая раскраска. Судя по всему, она и была гла­варём этой банды. Резкий щелчок тетивы, и атаманша со стрелой в голове рухнула на пол. Кровь толчками била из раны, растекаясь неопрятным пятном на полу.
Лакир осторожно вошел в постройку и осмотрелся. Кроме убитой женщины вну­три не было ни души. Он снял с неё броню, и кое-как приладил на себя. Ему повезло, что раз­бойница оказалась такой рослой и крупной, да и доспехи на ней были, похоже, с чужого (и вряд ли женского) плеча. Он взял с полки железный шлем. Не сказать, что точно впору, но много лучше, чем ничего. Сапоги атаманше были велики, несмотря на внушительный для женщины размер её ножищ, Лакиру же они оказались тесноваты. В углу за шкафом стоял большой сундук, неподалёку от трупа атаманши в полу виднелся люк.. Не мешало бы их осмотреть, но сперва следовало убедиться, что никого из шайки не осталось в живых. Были ещё запертые ворота в частоколе, выходящие на дорогу, где обычно разбойники и подстерега­ли путников. Едва ли дорога всё это время оставалась без присмотра.
Лакир оказался прав. Спустившись на дорогу под подвесным мостом, он наткнул­ся на здоровенного громилу в железной броне, но без шлема, вооруженного двуручным ме­чом. Справиться с ним оказалось существенно труднее, чем с теми, внутри лагеря. И если бы Лакир не разжился доспехами, ему пришлось бы плохо. Хотя, в свою очередь, непривычное тяжёлое облачение сковывало движения и лишало подвижности. Уворачиваясь от ударов меча или блокируя их рукоятью, используя каждую возможность достать врага своим моло­том, ему удалось одержать верх и над этим противником. Но и тот пару раз вскользь зацепил его мечом. Лакир отдышался, пару минут передохнул, затем стянул с разбойника сапоги. Эти пришлись ему впору, так что прежние он без сожаления бросил.
Двинувшись дальше по дороге в сторону ворот бандитской крепости, он практи­чески наткнулся ещё на одного разбойника в железных доспехах. Головорезы, охраняющие подходы к лагерю были защищены и вооружены серьёзнее, чем обстреливавшие жертв из укрытия. Прорваться в их укрепления с этой стороны было бы гораздо сложнее. Теперь же схватка была недолгой, встреченный ударом молота разбойник потерял равновесие, и преж­де, чем он успел подняться, молот взлетел и опустился ещё дважды. Седьмой.
Переведя дух, Лакир ещё раз осторожно обошел всю Теснину. Никаких признаков жизни. Он осмотрел тела убитых бандитов. Забрал деньги, бывшие им теперь без надобно­сти, отмычки — возможно, сундук окажется заперт, а в нём могло найтись что-нибудь полез­ное. Доспехи и оружие, кроме молота, и той брони, что была на нём, он брать не стал. Зачем? Как всё это тащить, где хранить, куда девать?
Убедившись, что нападения больше ждать неоткуда, парень вернулся в постройку. Один из шкафов содержал небольшой кошелёк с деньгами — септимов двадцать-тридцать — не больше, и лечебное зелье. В ящике шкафа, с полки которого он взял шлем, нашлась оде­жда получше оставшейся у него. В сундуке, оказавшемся незапертым, он обнаружил ещё немного денег, несколько отмычек и некрупный аметист. В центре стола одиноко лежала кни­га. Подумав, Лакир взял её с собой. Ещё одну книгу удалось найти в тумбочке. У него на фер­ме было несколько книг. По одной отец учил его читать, прочие он когда-то пробовал про­честь, но за делами забросил. Кто знает, пишут же эти книги зачем-то, может, и есть в них ка­кой-то прок. Кроме того, стоило, пожалуй, научиться читать получше. Вон сегодняшний указ сколько разбирал.
Возле перегородки на низкой продолговатой тумбе без ящиков стояла большая склянка с каким-то зельем и лежал ключ. Второй, похоже, такой же, весь замаранный кровью, валялся возле тела атаманши. Его он трогать не стал. Лакир попробовал отпереть люк — ключ подошёл. Спустившись вниз, он обнаружил пещеру, с небольшим запасом вещей и де­нег, явно заготовленными в дорогу. На столе стояла тарелка с куском хлеба и сыра и ещё один флакон с лечебным зельем, рядом лежала небольшая книжка, оказавшаяся дневником главаря бандитов. Лакир открыл его, и, ведя пальцем по строчкам, не без труда прочёл :
«5-й день Первого зерна, 4Э 201
Болваны! Бродир и Херд сегодня снова сцепились, и чуть не дошло до драки. Весь лагерь взбудоражен. По моему приказу всем дали по лишней порции медовухи, но если свары не прекратятся, мы тут друг дружку перебьём.
11 день Первого зерна, 4Э 201
Ходят слухи, что Херд подбивает своих дружков на бунт. Бродир не дурак, он, скорее всего, занят тем же самым, чтобы подстраховаться. Стоило бы убрать обоих, но в лагере раскол. Если я попытаюсь это сделать, недели не пройдет, как мне воткнут нож в спину.
Больше терпеть нельзя. Я понемногу откладываю золотишко, когда могу. Если наберется достаточно, попробую сбежать и двину вниз по течению, к Драконьему Мосту.
28 день Первого зерна, 4Э 201
Бродир что-то подозревает — сегодня он явно за мной подсматривал. Деньги скорее всего не нашёл, но тут становится небезопасно. Сегодня мне удалось припрятать лодку на островке к югу, у старого пня.
На этой неделе прибыток был неплохой. Ещё караван-другой, и я свалю отсюда на всех парусах.»
Возможно именно потому, что в Теснине Грабителя назревал бунт, разбойники не слишком спешили друг другу на выручку, а атаманша и вовсе не показывала носа из своей хижины, надеясь, что в случае чего просто успеет удрать.
Выход из пещеры оказался наполовину скрытым под водой. Лакир снял броню, укрепил её вместе с прочими вещами на спине, окунулся в ледяную весеннюю воду и поплыл наружу. Выбравшись на берег, он разорвал свою старую рубаху, насухо вытерся и перевязал три незначительные, но понемногу кровоточившие раны, чтобы не марать найденную оде­жду. Надел её вместе со своими старыми сапогами, и отправился искать пойманную утром кобылу. Лошади не было. На траве валялся обрывок шнура, которым он пытался связать жи­вотное. Лакир посмотрел по сторонам. Возле хибары краболова виднелась рыжая лошадь. Возможно, это и была его пропажа.
Он начал осторожно подбираться к лошади. Нет, это была другая кобыла. Моло­дая, тоже рыжая, только с золотистыми хвостом и гривой и умными тёмными глазами. Стара­ясь не напугать животное, он медленно приближался к нему, протягивая яблоко. Живя на фер­ме, Лакир привык иметь дело с животными, и хотя своих лошадей ни он, ни его родители не держали, с ними ему тоже общаться доводилось. Любопытная кобыла осторожно взяла ябло­ко и сочно захрустела. Тогда Лакир ловким движением вскочил на неё верхом. Он сумел со­владать с недовольством животного и вскоре верхом на Роки (так он назвал лошадь) отпра­вился назад в Морфал.
По дороге парень размышлял. Если не вспоминать, что он остался без крова, мож­но было сказать, что ему крупно повезло и не единожды. Во-первых, он, вчерашний фермер, не только в одиночку расправился с целой шайкой вооружённых бандитов, и остался жив, но и практически не пострадал. Во-вторых, в Теснине удалось добыть немного денег, да ещё и награду за убитую атаманшу должны бы выплатить, так что с голоду не помрёт. В-третьих, первый же убитый разбойник позволил вооружиться гораздо лучше. Его оружие — молот, пришлось Лакиру и по силам, и по душе. Перед тем, как столкнуться с противниками в бро­не, он успел добыть себе не худшую, а на смену неудобным сапогам почти сразу нашёл под­ходящие. Сейчас броня вместе с немногими вещами из Теснины Грабителя, показавшимися ему полезными, была увязана в плащ из рогожи, который прежде принадлежал лучнице на мосту. Одежда на нём была теперь не в пример лучше прежней. А от холодного ветра его за­щищал снятый с одного из грабителей лёгкий кожаный плащ. Несколько полученных в Тес­нине царапин даже ранами не назвать, и, хотя они неприятно саднили, а тело наливалось усталостью, он не шагал обратно пешком, а ехал на лошади.
Добравшись до Морфала, Лакир первым делом позаботился о Роки, привязав её так, чтобы она могла подъедать растения вокруг, и угостив яблоком. Оставил броню и прочее добро, завернутое в рогожный разбойничий плащ, на крыльце таверны. Не тащиться же с этим барахлом к ярлу. И, прихватив только закинутый за спину молот и дневник главаря, направился за наградой.
Асльфур, муж и управляющий морфальского ярла Идгрод Чёрной, выслушал Ла­кира с неподдельным интересом. В ответ на заявление, что Теснина Грабителя больше не представляет опасности, он выразил благодарность за избавление владения Хьялмарк от это­го осиного гнезда, назвав услугу неоценимой, и вручил увесистый мешочек, в котором позвя­кивали четыреста септимов. Увидев дневник главаря, Асльфур быстро пролистал его, кивнул и вернул Лакиру. Теперь, когда никого из шайки не осталось в живых, его содержание не имело значения. Разве что странно, что последние записи были сделаны почти месяц назад. Других доказательств он требовать не стал, да и в этом не нуждался. Управляющий умел раз­бираться людях. Этот молодой норд никогда не пришёл бы за наградой, которую не зарабо­тал, как и не присвоил бы себе чужие заслуги. Вдруг, словно вспомнив о чём-то, Асльфур спросил:
— Это ведь ты бывший владелец фермы Кернсдейл, которую вчера вечером купи­ли двое имперцев?
Лакир, уже собравшийся уходить, едва заметно вздрогнул при этом вопросе, но кивнул.
— Именно они оставили жалобу на разбойников в Теснине. Вместе с бумагами о покупке фермы, подали прошение избавить их новый дом от опасного соседства. В первый раз на моей памяти у нас подобное дело решилось так быстро. Я не провидец, подобно жене, но, мне почему-то показалось, что тебе стоит узнать об этом.
И снова Лакир смог лишь задумчиво кивнуть. К счастью, Асльфур не требовал бо­лее внятного ответа, не ждал благодарности и не стал больше его задерживать.
Выйдя из дома ярла, Лакир дошёл до входа в «Верески», где оставил добытое до­бро. Через улицу от таверны находилась алхимическая лавка под названием «Хижина таума­турга». Вытащив из свертка найденные в Теснине флаконы с зельями, он направился туда, надеясь, что удастся их продать. Говоря по совести, если бы он хоть меньшее из целебных зе­лий выпил сам, то ещё на обратном пути и думать забыл бы о полученных царапинах, но нордская упрямая гордость внушала ему, что всякие снадобья — это для слабаков. Войдя, он увидел женщину-алхимика, которую, как выяснилось, звали Лами. Она была уже не слишком молода, но довольно миловидна. Выложив перед ней свою добычу, Лакир спросил, сколько она могла бы заплатить за это. Денег Лами предложила немного, причём он заметил, что она старается держаться от него подальше и вдыхать мало не через раз. Он сообразил, что пропи­тавший его запах пота и крови, своей и чужой, металла брони, лошади и дорожной пыли был слишком силён для маленькой лавчонки. А поняв это, парень самой кожей почувствовал себя грязным. Тогда он прикинул, что у алхимиков наверняка имеются все необходимые ингреди­енты для варки мыла, а значит, почему бы не быть и готовому на продажу? Дома мыловаре­нием занималась сперва Фир, а после — он сам. Невелика наука. Но сейчас ни сил ни време­ни на это у него не было. Догадка Лакира оказалась верной — у Лами нашёлся солидный ку­сок мыла на продажу.
Вновь оказавшись на улице, он осмотрелся, нашёл неподалёку от таверны укром­ный закуток, где болотная вода казалась почище и, несмотря на холод, тщательно вымылся. Норды вообще не большие приверженцы чистоты. До сих пор Лакир куда чаще просто пла­вал в водах Хьяла, там где он, миновав гряду порогов, сливается с Картом, нежели мылся с мылом. Разве что когда после самой грязной работы в хлеву собирался выбраться на люди. Но сейчас вместе с грязью и запекшейся кровью он будто смывал усталость и последние воспоминания об уже подсохших ранах. А ощутив кожей бодрящую свежесть, и вовсе будто бы родился заново. Одевшись, Лакир подхватил свой тюк и вошёл в таверну.
В нос ему сразу же ударил вкусный запах свежей горячей стряпни. Было около трёх часов пополудни, а он за весь день съел всего пару яблок. Правда, с утра ему было не до еды, но сейчас Лакир понял, что умирает с голоду. Джонна по-прежнему стояла за стойкой, но взглянула в его сторону как-то неуверенно, тут же отвела глаза, и, кажется, даже чуть слышно шмыгнула носом, а в движениях рук, протиравших и без того чистые кружки, была заметна излишняя суетливость. «Так, что ещё-то случилось?» - мелькнуло у Лакира в голове, пока он шёл к стойке со своей поклажей. Поскольку кроме этой таверны податься ему было некуда, он первым делом снял у Джонны комнату.
— Хорошо, она твоя на день, — сказала Джонна, получив положенные десять сеп­тимов, и всё так же, пряча глаза, с неестественной торопливостью добавила, — Пойдём, я по­кажу тебе твою комнату. Сюда.
Пройдя следом за ней в комнату, располагавшуюся справа от стойки, Лакир сбро­сил в углу свои пожитки, и, прежде чем редгардка успела улизнуть, мягко обхватил её за пле­чи и осторожно развернул лицом к себе. Ясно. Не то чтобы ревела, конечно, но глаза на мо­кром месте. Вот ещё не было печали. Внезапно, будто по наитию, он отчётливо понял, как следует поступить.
— Ты не научишь меня, как хорошо провести время? — негромко спросил он её, потихоньку привлекая к себе. Он знал, чувствовал, что она не откажет.
— Думаю, что могу тебе в этом помочь, — в тихом виноватом шелесте её голоса прозвучал намёк на робкую улыбку, и уже увереннее она добавила: — и чего же ты хочешь?
— Того, что понравится тебе, — был ответ, пока он ласково, но неуклонно, под­талкивал её к кровати.
Для обоих происходящее оказалось в порядке вещей. Ни один из них не был влю­блён в другого. Она не испытывала к молодому норду особого чувственного интереса, скорее обычное человеческое сочувствие. Редгардка тоже была вовсе не в его вкусе. Она выручила его утром, теперь он помогал ей избавиться от невесть откуда взявшегося чувства вины. Сей­час они просто получали удовольствие от близости, ставшей в дальнейшем основой для на­стоящей дружбы.
Её кожа пахла пряностями, наводящими на мысли о свежей выпечке. Или же про­голодавшемуся норду это только казалось? Тело Джонны, гибкое и податливое, плотно при­жималось к парню, ища, даря и обретая сладострастное наслаждение.
Некоторое время спустя, когда они удовлетворённо лежали рядом, Лакир, посмот­рел на редгардку и сказал просто:
— Рассказывай.
Джонна сразу поняла, что он имеет в виду. В её чёрных глазах больше не прята­лось виноватое выражение. Она едва заметно улыбнулась и заговорила:
— Да ты небось и сам всё понимаешь. Утром я порадовалась, что у тебя руки не опустились, что думаешь, как дальше жить, как заработать. Отдала тебе указ, а читал-то ты его вслух. Ты ушёл, а до меня дошло, чему я тут радуюсь — фермер в крестьянской одёже с одной только булавой отправился в логово бандитской шайки за жизнью главаря... Хороший способ самоубийства, необычный! — она слегка усмехнулась, — Вот и не знала куда себя деть. И думать о смерти нельзя — добычу ей указывать, и не думать не выходит. Так и сиде­ла, себя корила...
Лакир хотел было что-то ответить, но тут его желудок громко заурчал. Джонна проворно поднялась, натянула своё платье, которое, надо сказать, очень шло к её тёмной коже, и со словами: «Пора бы мне вспомнить о своей работе», — отправилась за стойку. Сле­дом за ней в общий зал вышел и Лакир.
Он не стал предлагать ей денег за утренний чай, знал, что не возьмёт, а само предложение её обидит. Но теперь у него было достаточно монет, чтобы не становиться на­хлебником. Расплатившись за еду, он присел за тот же стол, за которым очнулся утром. Джон­на давно убрала с него следы попойки и аккуратно протерла. Рагу из оленины оказалось куда лучше, чем он смел ожидать от трактирной снеди. В «Четырёх Щитах» такой пищи не води­лось. Хлеб тоже был свежим и вкусным, а сильный голод — восхитительной приправой к еде. Насытившись и сдобрив обед хорошей кружкой мёда, Лакир задумался, чем занять ве­чер.
Сперва он отнёс Роки купленное для неё сено, поскольку местная растительность была слишком скудна, и отдал последнее яблоко. Видя, что лошадь довольна, и не рвётся сбе­жать, он вернулся в «Верески», вспомнив о прихваченных из Теснины книгах и намерении подучиться читать.
Лакир зашел в комнату, достал книги и уселся на стуле в уголке. Он открыл одну из них, ту, что нашёл на столе, и прочёл название на первой странице: «Чёрная стрела, том 2». Про себя Лакир решил, что постарается читать не водя по строкам, не проговаривая вслух и не шевеля губами. Однако, прежде, чем он успел приняться за чтение, из середины книги выпали и разлетелись по комнате исписанные листы, выдранные из какой-то тетради. Отло­жив «Чёрную стрелу», он собрал листки, присмотрелся и понял, что это страницы дневника, найденного в пещере под Тесниной. Последние записи в самом дневнике относились к концу месяца Первого зерна, а на дворе стояло двадцать первое число Руки дождя. Прошёл без ма­лого месяц. Записи на выпавших листах были сделаны позднее. Он, вероятно, не стал бы их читать, если бы, волею случая, на одном из них его взгляд не зацепила фамилия Шоаль. Ла­кир собрал листки по порядку, сверяясь с датами, и постарался, просматривая текст, найти, где упоминались Шоали. Первый лист не содержали ничего интересного, но уже на втором его усилия были вознаграждены. Дальше Лакир начал читать внимательно.
«3-й день Руки дождя, 4Э 201
Сегодня на закате меня отыскала моя сводная сестра Геральдина. Говорит, у них с мужем возникли проблемы с законниками в Сиродиле. Они назвались бретонской фами­лией Шоаль и успели улизнуть на том же корабле, на котором везли приказ об их поимке. Высадились в порту Солитьюда, наняли рыбацкую лодку и переправились через залив. Про­сит пока приютить их в нашем лагере. По дороге сюда приметили удачную ферму. К чему она им?
4-й день Руки дождя, 4Э 201
Расспросила сестру, как их угораздило влипнуть. Неужто теряют хватку? Гово­рит — нет, просто не повезло. Бывает. Всё же мудрёные у них какие-то дела. По мне, так обирать путешественников проще и надежнее. Если бы не эти идиоты с их бунтом. Впро­чем, пока совсем не запахнет жареным, суетиться не стоит.
9-й день Руки дождя, 4Э 201
Интересно, как Геральдине удалось поладить с местными болванами. Даже по­сле того, как она с мужем отказалась от участия в наших делах. Сегодня она со своим Са­ливаном выбиралась посмотреть на ту ферму. Далась же она ей!
12-й день Руки дождя, 4Э 201
Оказывается, кому-то из наших эта ферма тоже не даёт покоя. Сегодня Гераль­дина слышала, что двое между собой обсуждали возможность её захвата. Зимовать следую­щую зиму в тепле, да ещё три дороги просматриваются, вот где развернуться. Ду­рачьё, там рядом Драконий Мост со стражей и постом Пенитус Окулатус. Так они и по­терпят разбойничий лагерь под боком! Геральдина говорит, разошлись на том, что здесь у меня постройка, а они по палаткам, а там им точно дома не видать — хорошо, если сарай дам. Тьфу! Этим скотам точно и сарая много.
13-й день Руки дождя, 4Э 201
Сестра с мужем разговорили Бродира. Он проболтался, что со своими сторонни­ками всерьёз подумывает о захвате фермы Кернсдейл. Сказал, что хозяин там — одинокий молодой мужик, завалить его — и дело с концом. Снова Геральдина с Саливаном ходили смотреть на ферму. Видели хозяина. Говорят, парень — простак. Сестра довольна, уж не знаю чем. Велит мне держать ухо востро и потихоньку собирать манатки. Говорит, скоро тут станет жарко.
15-й день Руки дождя, 4Э 201
Сегодня Шоали ходили в Морфал. Вернулись довольные. Геральдина предложила ночами перевозить ценности и прятать в тайник под Драконьим Мостом. Кажется, она знает, что делает. Как стемнеет, начнём.
18-й день Руки дождя, 4Э 201
Большую часть успешно переправили. Сегодня закончим. Геральдина говорит, что Херд тоже не прочь захватить Кернсдейл и сам стать главарём. Если он или Бродир решатся — это конец. Они ни дня не продержатся на ферме, но и нас тогда в покое не оставят. Надо спешить. Сестра обеспокоена. Говорит, надо как-то их угомонить хотя бы на время.
19-й день Руки дождя, 4Э 201
Не перевезённым осталось только то, что мне понадобится с собой. Неподалёку от Драконьего моста второй тайник с ключом от сундука. На всякий случай нарисовали карту. Сестра с мужем снова мотались в Морфал. Зачем — не говорит. Снаружи какие-то вопли. Не представляю, где они достали выпивку, но в лагере настоящий дебош. Все грызут­ся между собой, но до ножей пока не дошло. Проклятье! Пока меня не было, кто-то спёр карту! Теперь он сможет наложить лапу на моё добро! Ничего, остаётся ещё мой старый тайник, о котором не знает никто, даже Геральдина.
20-й день Руки дождя, 4Э 201
На рассвете Геральдина пришла ко мне. Сказала, что они с мужем уходят, и чтобы я рвала когти отсюда. Велела через пару дней приходить к ферме Кернсдейл, а до той поры никому не показываться. Говорит, не сегодня-завтра тут будет заварушка. Успею. Оставлю здесь записи, где собиралась в Драконий Мост. Если меня будут искать, пусть ищут там. Эриота и Тира нигде нет. Значит, это они смылись с картой. Ночью они бы ничего не нашли, а днём побоятся, что я их достану. Они трусы, несколько дней точно будут выжидать, если не перегрызутся между собой. И если у них вообще достанет мозгов разобраться в карте. Можно не дёргаться. Я успею забрать своё».
На этом записи заканчивались. Выходило, что предупредив атаманшу, Шоали направились к нему на ферму. Заманили в Морфал, где, судя по тому, что они не раз туда на­ведывались, у них всё было схвачено. Им нужно было успеть получить от него подписанную бумагу о продаже, заверить её у ярла и донести на разбойников в Теснине. Если бы сестра послушалась совета Геральдины, она бы уже спокойно скрывалась у Шоалей на ферме Керн­сдейл. Но она снова промедлила, как медлила уже месяц, и вышло, что Шоали убили её его руками. Боги сами вершат возмездие и восстанавливают справедливость. Как истинный норд, он не мог истолковать случившееся иначе.
Лакир встал, собрал листки, вышел в общий зал, подсунул их под большое полено в очаге и задумчиво смотрел, как бумага корчится в огне, превращаясь в пепел. С этими запи­сями он мог бы обратиться к ярлу, или сдать Шоалей в Солитьюде, раз туда доставили приказ об их аресте. Может, даже удалось бы добиться возвращения своей фермы, но это означало вмешаться в промысел богов. А кроме того, хотя он едва ли ясно сознавал это, ему просто не хотелось с этим возиться. Ещё утром он, верно, ухватился бы за такую возможность, но сле­дующие несколько часов изменили многое. Для него началась новая жизнь, и к прежней воз­врата не было. Самая мысль о том, чтобы разбираться с этими имперцами, вызывала у него неясное чувство, сродни брезгливости.
Убедившись, что остатки дневника рассыпались прахом, Лакир вернулся в комна­ту. Теперь многое встало на свои места. Шоали спешили, им нужно было опередить разбой­ников, планировавших нападение на Кернсдейл. Скорее всего, ему что-то подмешали в мёд, когда он, незадолго до кружки со странным привкусом, выходил во двор. Конечно, можно было спросить Джонну, как всё выглядело со стороны, но ему окончательно расхотелось воз­вращаться к этой истории. Того, что он знал и о чём догадывался, было достаточно.
Одной из сильных черт в характере Лакира было то, что всё решённое или начатое он упорно доводил до конца, если не сразу, то возвращаясь при каждом удобном случае. Вот и теперь он снова уселся, достал «Чёрную стрелу» и углубился в чтение. Непривычное заня­тие неожиданно увлекло парня, и, сев читать около шести часов вечера, оторвался от книги он только в одиннадцатом часу. За это время он едва ли осилил половину того, что содержал попавшийся ему том, и всё же за этот день, он, кажется, прочёл больше, чем за всю прошлую жизнь. Многое было для него в новинку и стоило того, чтобы как следует обдумать.
Лакир потёр усталые глаза и вышел из комнаты. Прогулялся до улицы по срочно­му делу, проведал Роки, мирно дремавшую на привязи, прислушался к ночным звукам болот, вдохнул свежий морозный воздух. Среди сполохов небесного огня горели пронзительно-яркие искры звёзд, одна луна стояла уже высоко, другая ещё не вскарабкалась из-за гор. По-новому, очень остро, как никогда прежде, ощутил он красоту мира, проникшую в него неиз­бывной радостью бытия, наполнившую душу чистым восторгом. Простояв, словно заво­рожённый несколько минут, он снова полной грудью вдохнул ночной воздух, и вернулся в та­верну.
Со времени обеда прошло уже несколько часов, и ему снова захотелось есть. У Джонны нашёлся для него хороший ужин и пара кружек славного мёда. Между делом, они перекинулись несколькими словами и понемногу разговорились. Она поведала, что никогда не думала, что станет хозяйкой постоялого двора, но приехав сюда вместе со своим братом Фалионом, с головой ушедшим в работу, оказалась вынуждена чем-то занять себя. Брат её за­нимался какими-то колдовскими изысканиями. Простой люд в Морфале его не жаловал. В «Вересках» было пусто, и поскольку обслуживать было некого, а с повседневными делами редгардка покончила, она вышла из-за стойки, подошла к столу, где сидел Лакир, и примости­лась рядом. В дальнем углу какой-то орк мучил лютню, извлекая поистине душераздираю­щие звуки. Порадовавшись, что тот не начал своё выступление нынче утром, Лакир спросил Джонну о нём. Та рассказала, что орка зовут Лурбук, и он-де считает себя бардом, хотя живет здесь, как простой постоялец, платит за комнату, вот она его и не гонит. Были бы посетители, стоило бы опасаться, что он всех распугает, а так... всё равно ведь, считай, никого.
Так за лениво текущим разговором прошло ещё с полчаса. Лакир почувствовал, что засыпает. Веки отяжелели, голова клонилась на грудь, ему всё труднее становилось не те­рять нить беседы. Заметив это, Джонна прервала начатую фразу на полуслове, чуть насме­шливо сказав: «Иди ложись уже. А то я, пожалуй, решу, что иначе, чем за столом ты спать и не пробовал». Он сонно улыбнулся, покачал головой, встал и побрёл в комнату. Сбросив са­поги и куртку, с наслаждением вытянулся на кровати и, проваливаясь в сон, с удивлением по­нял, что, кажется, совершенно счастлив. Точно именно теперь вдруг обрёл что-то, чего ему всегда не доставало, и о чём он даже не догадывался. Прежде, чем эта мысль успела офор­миться, парень уже крепко спал. Сон его был сладок, а грёзы ярки и чисты, как когда-то в детстве. И улыбка, блуждавшая на губах спящего, была по-детски счастливой.

 

Глава 3. Бенор

Бенор

 
Проспав десять часов кряду, Лакир проснулся бодрым и полным сил. Он оделся и, выходя из комнаты, приветливо кивнул Джонне. Выйдя из «Вересков», как и накануне умыл­ся снегом, а затем уладил прочие неотложные дела. Поздоровался с Роки, встретившей его, а особенно морковку, пучок которой он прихватил из бочки в пещере атаманши, довольным фырканьем. Ласково потрепав кобылу по шее, Лакир отправился завтракать, а заодно спро­сить у Джонны, нет ли ещё какой-нибудь работы. Работа нашлась. На этот раз требовалось убить главаря разбойничьей шайки в Оротхейме.
Покончив с плотным завтраком и прихватив с собой немного хлеба и воды на до­рогу, Лакир облачился в свою железную броню, набросил кожаный плащ, закинул за спину молот, и вышел из таверны. Посмотрев вдоль улицы, он увидел чуть поодаль мощную фигу­ру норда, лениво подпиравшего спиной перила моста. Здоровенный детина лет тридцати, с ржаво-бурыми волосами, заплетенными по бокам в косицы, с крупным приплюснутым носом и простоватым широким лицом, заросшим густой рыжеватой щетиной, недостаточно длин­ной, чтобы называться бородой, уныло смотрел себе под ноги, скрестив руки на груди. Над прищуренными низко посаженными каре-зелёными глазами незнакомца, казавшимися не то припухшими, не то полусонными, топорщились косматые взъерошенные брови. Детина был одет в броню вроде той, что добыл себе Лакир. За спиной у него грозно торчала рукоять же­лезной секиры — тяжёлое оружие под стать взятому у орка молоту.
Вчера, оправляясь в Теснину Грабителя, Лакир видел, что возле дома ярла собра­лась взбудораженная толпа морфальских жителей. Слышались выкрики вроде: «Куда смотрит ярл?!», «Нам что, теперь трястись от страха у себя дома?!» и прочее в том же духе. Мужик с моста тоже был в той толпе, Лакир заметил его, поскольку кроме стражи, носящей цвета Морфала, тот единственный был в доспехах. Тогда ему хватало собственных забот, чтобы вникать ещё и в чужие, но сегодня он решил подойти к этому здоровяку, расспросить, кто та­ков, а если речь зайдёт, может и узнать, о чём давеча шумели.
Детину звали Бенор. Без лишней скромности, он заявил низким хриплым голосом:
— Я — лучший воин Морфала, и это не хвастовство!
— Лучший воин, правда что ль? — подначил его Лакир.
— Хочешь докажу? Ставлю сто монет, что я тебя голыми руками завалю. Дерёмся на кулаках — ни оружия, ни магии!
— Идёт!
Удаль, переполнявшая Лакира, требовала выхода, и предложение помериться си­лами пришлось весьма кстати. Не теряя времени даром, двое нордов закружили по дороге, отвешивая друг другу мощные тумаки. Вокруг начали собираться зеваки, щедро раздавая со­веты и подбадривая дерущихся криками. Стража Морфала тоже подтянулась поближе. В рав­ной мере для поддержания порядка, наблюдения за честностью поединка и дабы просто поглазеть. Вскоре стало ясно, что противники стоят друг друга. Бенор был немного посиль­нее, но зато уступал в подвижности. Лакиру чаще удавалось увернуться от удара, и успешно нанести ответный. Пару раз, видя, что Бенор размахивается для сокрушительного удара, Ла­кир, более молодой и проворный, отклонялся в сторону, и, пока тот пытался восстановить равновесие после промаха, в свою очередь со всего размаху обрушивал на него увесистую за­трещину. Правда, уклониться или защититься ему удавалось далеко не каждый раз. И хотя последним крепким ударом Лакир сбил Бенора с ног, да так, что тот не сразу поднялся, побе­да досталась ему очень нелегко. Даже самому себе парень боялся признаться, насколько ве­лика была вероятность, что это он останется обессиленно лежать, глотая дорожную пыль. Зрители ещё немного покричали, надеясь на возобновление драки, но убедившись, что дело кончено, потихоньку начали расходиться.
— Вот это был удар, — наконец с трудом выдавил поверженный здоровяк, — Ты боец, одобряю!
— Думаю, эти деньги мной честно заработаны? — отозвался Лакир, улыбаясь, чтобы не показать, насколько крепко ему досталось.
Он подал Бенору руку и помог наконец подняться. Испытав свои силы, поединщи­ки прониклись друг к другу неподдельным уважением. Старший норд отдал Лакиру его вы­игрыш, с чувством прибавив:
— Ты замечательный друг, это дорого стоит!
Норды разговорились. Бенор сетовал, что в стражу его не взяли, сколько он ни просил, так что занимается, чем придётся. Будь Лакир немного поопытнее, его бы насторо­жила эта фраза. Пожалуй, ни в одном владении в стражу не набирали лучших из лучших. Та­кие обычно находили себе заработок посолиднее и занятие поинтереснее. Так что если в стражники просился мало-мальски толковый воин — его брали не задумываясь. И это что ж надо было натворить, чтобы здорового мужика не принимали, несмотря на все просьбы? Приди эта мысль Лакиру в голову, он, вероятно, не позвал бы Бенора в попутчики. Но пока что он видел перед собой простого крепкого норда, вроде него самого, чья сила могла вполне пригодиться в том же Оротхейме, а компания — скрасить дорогу. К тому же, детина явно ма­ялся от безделья. И Лакир, рассудив, что помощь не помешает, предложил Бенору отправить­ся вместе с ним. Тот с радостью согласился присоединиться к охоте на разбойников. Кроме того, у Бенора при себе оказалась пара бутылок мёда, с помощью которых норды поспешили скрепить начало боевой дружбы.
Медлить было нечего, начатое дело следовало довести до конца. Лакир направил­ся к Роки, отвязал её, пожалев, что в Морфале негде добыть сбрую, вскочил верхом, и напра­вил кобылу в сторону пещеры Оротхейм. Он выбрал такой аллюр, чтобы Бенору не при­шлось выбиваться из сил, поспевая за конным, а спина лошади не слишком страдала от тяжёлой брони седока. Путь их снова лежал в сторону хибары краболова, пристанище банди­тов находилось в утёсах на правом берегу Хьяла, чуть южнее неё. По пути Бенор разглаголь­ствовал о мощном оружии, достойном норда, вроде его секиры или молота Лакира. Послед­ний же молча радовался, что встретил старшего и, видать, более опытного в ратном деле то­варища.

 

Глава 4. Оротхейм

Оротхейм

 
Пещера под названием Оротхейм скрывалась высоко в береговых утёсах Хьяла неподалёку от одного из водопадов. Снизу её надёжно защищали от посторонних глаз скалы, путь к ней тоже был неприметен, но, если удастся его отыскать, вполне удобен. Перед входом в пещеру находилась ровная площадка, поросшая короткой травой. Там Лакир и оставил Роки, не забыв ласково похлопать её по шее.
— Хорошая попалась лошадь, умница и красавица, — произнёс он вслух, получив в ответ:
— С такой кобылой и жены не надо!
Видимо, сам Бенор счёл шутку очень удачной, поскольку хохотал над ней дольше и громче, чем стоило бы у входа в разбойничье логово. Лакир тоже ухмыльнулся, понимая, что если сейчас не разделить веселья приятеля, подобные шуточки будут преследовать его постоянно. Кроме того, ему бы хотелось призвать спутника к тишине и осторожности, чтобы не встревожить бандитов раньше времени. Но, опасаясь подозрения в трусости, он лишь перехватил молот поудобнее, и крадучись двинулся в пещеру.
Стоило Лакиру взяться за оружие, и смех Бенора внезапно оборвался. Обернув­шись, парень увидел, что новый товарищ с секирой в руках приготовился идти за ним. Более не оглядываясь, Лакир потихоньку вошёл под своды Оротхейма.
Вход в пещеру был довольно широк и давал достаточно света, чтобы глазам не пришлось долго привыкать к смене освещения, несмотря на ясную погоду. Прямо вёл ко­роткий коридор, меньше чем через десяток шагов резко загибавшийся влево. Осторожно подобравшись к изгибу, Лакир выглянул из-за угла. К его огорчению, этот проход тоже ока­зался не прямым. Хотя в глубине на стенах плясали отблески огня, чтобы увидеть, что там происходит нужно было пересечь неширокий ход, тем самым лишившись укрытия от воз­можных врагов. Медленно и по возможности бесшумно, насколько позволяла непривычная броня, Лакир отделился от левой стены и, не сводя глаз с глубины коридора, двинулся к пра­вой. Его взгляду предстала широкая пещера. Он разглядел высокий — выше человеческого роста — деревянный помост, на который слева вели пологие мостки. Справа перед помостом над костром кипел котелок. Возле стола, находившегося около самых мостков, спиной ко вхо­ду стоял здоровенный мужик, кажется, орк, с секирой за плечами. По помосту нервно расха­живала светловолосая девица, вооружённая длинным луком.
Пока лучница смотрела куда-то вниз позади помоста, громила успел отвернуться от стола. Лакир выпрямился во весь рост и показался врагу. Тот выхватил секиру и бросился в проход. Норд отступил на шаг назад и скрылся за поворотом. Разбойник, вылетевший из-за угла, был встречен ударом молота, пришедшимся по груди. Будь на месте орка человек, удар проломил бы ему рёбра, а этот лишь сдавленно ухнул и, согнувшись, пошатнулся, силясь устоять на ногах и снова наполнить лёгкие воздухом. Одновременно со вторым ударом моло­та, на разбойника обрушилась и секира Бенора. В голове Лакира промелькнула и исчезла шальная мысль, что орк убитый первым — к удаче, как было в Теснине. Бандит с проломлен­ным черепом неуклюже завалился на бок, пару раз судорожно дёрнулся и затих навсегда. Ла­кир подобрал оброненную орком секиру. Она оказалась стальной, хорошей ковки. Примерил по руке и с сожалением опустил — молот был сподручнее. Тогда он протянул подобранное оружие Бенору. Тому оно пришлось по душе, будучи куда лучше его старой железной секи­ры.
На сей раз без шума обойтись не удалось — каменные своды пещеры усилили и донесли до ушей лучницы лязг оружия и шум падающего тела. Для начала она настороженно спросила: «Тут кто-нибудь есть?» Не дождавшись ни ответа, ни возвращения сотоварища, женщина, держа наготове лук с наложенной стрелой, спустилась с помоста и направилась к выходу из пещеры. Увидев нордов, она мгновенно вскинула лук и натянула тетиву. Но Лакир снова оказался проворнее. Уклонившись от выстрела, так, что стрела пролетела на ладонь правее его плеча, он бросился на лучницу и сбил её молотом с ног как раз в тот момент, когда она снова натягивала тетиву. Стрела бессильно скользнула по железному нагруднику. Молот снова взмыл и опустился точно на голову разбойнице. Ещё одной заботой меньше. Пригнув­шись, парень двинулся вперёд. В пещере никого не было видно. Лакир осторожно поднялся по мосткам. Помост был шире, чем казался от входа. Небольшой спуск вёл с него на плоскую площадку природного происхождения, откуда левее продолжался дощатый настил, с которого по мосткам можно было спуститься вглубь небольшой пещеры.
Пока норд осматривался и обдумывал увиденное, его внезапно обожгло ледяным холодом. Казалось броня разом примёрзла к телу и отодрать её можно лишь с кожей и куска­ми плоти. Медленно, отчаянными усилиями преодолевая сковавший мускулы и выстудивший кровь мороз, Лакир обернулся. Позади помоста находился спуск в дальнюю часть пещеры,  и оттуда неторопливо поднималась колдунья. Из её вытянутых вперёд ладоней и вырывались потоки жгучего холода. На свою беду, женщина то ли слишком верила в свою магию, то ли рассчитывала, что на меньшем расстоянии чары будут эффективнее, только она неуклонно приближалась к Лакиру. Со своей стороны он тоже прилагал все силы, чтобы одеревеневшие мускулы дали ему добраться до источника холода, способного выстудить самую жизнь. Нако­нец парень решил, что волшебница подошла достаточно близко. Превозмогая ледяное оцепе­нение, куда медленнее, чем обычно, норд занёс свой молот и почти уронил его, с размаху за­цепив правое плечо колдуньи. Женщина покачнулась и припала на одно колено. Её правая рука безвольно повисла. Заклинание прервалось. Постепенно, но всё быстрее и быстрее, пар­ня отпускала колдовская стужа. Ни одна весна своим расцветом не приносила ему столько ра­дости, как настававшая сейчас у него внутри. Он снова становился собой, он мог владеть своим телом, мог двигаться. Уже гораздо проворнее, хоть пока и недостаточно быстро, Лакир взмахнул молотом. Начавшая подниматься колдунья успела немного отклониться, и удар пришёлся вскользь, снова сбив её наземь, но не причинив серьёзного вреда. Как бы то ни было, она оказалась бессильна призвать свою магию. И лишь когда молот опустился в третий раз, над её, теперь уже бездыханным, телом вдруг со свистом пронеслось лезвие секиры. Обернувшись, Лакир обнаружил возле себя Бенора.
Помост располагался так, что скрывал происходящее на нём от тех, кто мог нахо­диться в глубине пещеры. Так что на время норды получили передышку. Лакир разминал мышцы, изгоняя из них последние остатки колдовского холода. А его спутник тем временем деловито исследовал стоящий на помосте стол. Большую часть его поверхности занимали бу­тылки, ими же был заполнен стоявший на столе ящик. Но практически все они были пусты. Впрочем, нордам удалось отыскать непочатую бутылку креплёного «Альто» и ещё одну обычного вина. Однако, праздновать победу было слишком рано. Неизвестно, сколько ещё разбойников скрывалось в глубине, и как добраться до главаря шайки.
Снова пригнувшись и ступая как можно тише, Лакир двинулся вниз к помосту в дальней от входа стороне. На сей раз он слышал сопение Бенора почти у себя за плечом. Спу­стившись, норды увидели, что поодаль в пещере находятся ещё двое. Один из них, осани­стый, могучего вида бородатый мужик в стальной броне, был вооружён стальным же моло­том. Вероятно, это и был главарь банды. Он что-то недовольно ворчал, обращаясь к стоящему чуть дальше стрелку, мрачно слушавшему его. Обоих бандитов ярко освещал костёр, вокруг которого были раскиданы спальники. Лакир обернулся к спутнику, беззвучно указав ему на главаря, затем на себя и на лучника. Убедившись, что Бенор его понял, молодой норд одним прыжком перемахнул через ограждение помоста, выхватывая молот. Он налетел на лучника прежде, чем тот успел наложить на тетиву первую стрелу. На этот раз второго удара не пона­добилось — молот обрушился со всего маху и угодил точно в висок стрелка, с хрустом про­ломив ему череп. Лакир быстро обернулся назад и вправо, готовый к новой схватке. И не напрасно. В то время, как он спрыгнул с помоста далеко вперёд, Бенор, более грузный и не­поворотливый, побежал вниз по мосткам, и был только на полпути к главарю, когда тот бро­сился на Лакира. Его железный молот еле успел взметнуться, блокируя удар своего стального собрата. Силища у главаря — а это, несомненно, был именно он, была огромная. По счастью, бандит, надеявшийся покончить с пришельцем с одного удара, встретив неожиданное сопро­тивление, слегка потерял равновесие. Пока он старался выровняться, норд временно оглушил его ударом молота. Тут же по стальным доспехам главаря лязгнула секира подоспевшего Бе­нора. Воспользовавшись тем, что бандит отвлёкся на второго противника, Лакир перехватил своё оружие за концы рукояти, перекинул его через голову главаря, резко притянул противни­ка к себе и тремя мощными ударами головой в лицо добил врага. Затем норд склонился над поверженным бандитом и первым делом забрал его молот. Стальной, с удобной рукоятью он был ничуть не хуже секиры, которую они добыли для Бенора.
На этот раз Лакир не получил ни царапины. Переводя дух после заключительной схватки, он осмотрелся. Возле помоста виднелся ещё один боковой проход, у начала которого виднелся небольшой стол с парой бутылок. Следовало проверить, не осталось ли кого в глу­бине. Минуя стол, Лакир заметил скрытый под помостом сундук, но не останавливаясь направился дальше. Этот проход вёл в маленький, но ярко освещённый закуток. Осторожно зайдя в него, парень остановился. Пещера заканчивалась тупиком. Значит, больше тут пря­таться негде, главарь был последним, остававшимся в живых. Неподалёку от входа в этот за­коулок был грубый дощатый стол, на котором лежала пара неплохих одноручных топоров, кошель с отмычкой и несколькими монетами, пара бутылок эля и бутылка креплёного вина.
В глубине стоял большой сундук. Замок на нём был отомкнут. Внутри обнару­жилось около сотни септимов, ещё штук пять отмычек, и золочёная эльфийская броня. Лакир тихо присвистнул. Лёгкая броня не для него, да и Бенор такое не наденет, но если её про­дать... Пожалуй, за такую вещь можно выручить неплохие деньги. Вот только кому её прода­вать, если в Морфале даже кузницы нет? Кроме кузнецов-оружейников и торговцев, торгую­щих всем понемногу, такой товар пристроить некому. Придется её оставить, а также бросить здесь лишнее оружие, и старую броню. Этой мыслью Лакир поделился с Бенором. Однако тот уже деловито собирал в снятый с одного из разбойников плащ всё годное на продажу, включая оружие и доспехи что подороже, и с ним не согласился.
— На север от Морфала есть лагерь Братьев Бури. Давно там стоят. Большую часть этого добра можно сбыть у них. — заявил он.
В поисках трофеев норды заметили массивную цепь с кольцом, напоминающим рукоять, свисавшую вдоль дальней стены грота. Держа на всякий случай оружие наготове, Лакир потянул за кольцо. Часть стены, казавшейся сплошной, втянулась в скалу, открывая проход. Заглянув в него, парень вздохнул с облегчением: это был просто выход в коридор, ве­дущий от входа в пещеру к помосту. Бенор тем временем закончил увязывать свой тюк и на­чал набивать второй. Вместо того, чтобы воспользоваться открывшимся проходом, норды предпочли осмотреть пройденную ранее часть пещеры. Прихватив найденные бутылки из грота и со стола, они вышли в помещение со спальниками. Лакир полез обследовать сундук под помостом. Тот был заперт. Пожав плечами, парень достал отмычку, вставил её в замок и осторожно попытался повернуть. Стараясь не сломать инструмент, он искал положение, в ко­тором замок станет проворачиваться. Ловкие руки, привыкшие к самой разнообразной рабо­те, быстро нащупали нужное положение, и замок с тихим щелчком открылся. Ещё немного денег и железный шлем — который парень тут же протянул Бенору, поскольку у того шлема не было. И камень, который маги называют камнем душ. Ещё один такой же лежал рядом с сундуком. На всякий случай, Лакир прихватил и их. Кроме того, в пещере нашлась пара не­больших мешочков с золотом, которое норды разделили по-братски. Стальные доспехи глава­ря Бенор сразу уступил товарищу, проворчав:
— Ты его добил — так и забирай. А делить по частям — не дело. Полная броня лучше.
На том и порешили. У этого главаря при себе тоже обнаружился дневник. Пожа­луй, стоило пролистать и посмотреть, нет ли в нём чего нужного. Но позже. Пока же дневник отправился в кошель. Сняв с главаря стальные сапоги, броню и наручи, Лакир надел их вме­сто своих железных. Что ни говори, новые доспехи были куда лучше. Жаль, не хватало шле­ма. Покончив с переодеванием, Лакир направился наверх. Перед нападением колдуньи он приметил на одном из ящиков книгу и теперь взял её, заглянув под обложку, чтобы прочесть название. Книга называлась «Этикет булавы». Он удивился, насколько быстро ему удалось разобрать даже мудрёное слово «этикет». Похоже, от чтения и правда есть прок. Кстати, надо бы узнать, что это слово означает, тогда можно будет где-нибудь ввернуть при случае — знай наших!
Бенора книги не интересовали. Он снял с оружейной стойки стальной меч и же­лезные топор и булаву. На этом заполнение второго узла закончилось. С лязгом бросив тюки на помост, он прошествовал к столу и добавил к стоявшим на нём двум бутылкам то, что при­хватил с собой. Лакир поставил на стол свою часть добычи. Четыре бутылки вина и три — эля, вот и всё, чем им удалось разжиться у разбойников.
Они удобно устроились на грубой скамье за столом и наполнили кружки. Следова­ло отметить успешно завершённое дело, помянуть убитых разбойников — не дело, если их души начнут скитаться среди живых, разыскивая тех, кто их убил. А уж тем паче — обмыть новое оружие и доспехи. Кроме того, Бенор настаивал, что добыча для продажи тоже важный повод, не то отвернётся удача — и что тогда?
— Вот что за жизнь у них — даже мёда нормального нет! — ворчал морфальский воин, в очередной раз наполняя кружки вином, и кивая на эль.
— Каждому своё, — философски пожал плечами Лакир, — друг моего отца, к примеру, его очень уважает.
— М...— неопределённо хмыкнул Бенор, не то соглашаясь, не то наоборот, — А отец-то твой жив?
— Помер...
— Мой тоже... я его уж и не помню толком...
Налитые кружки норды опустошили за покойных родителей, ставя точку на не­весёлых думах.
— Но мы-то пока живы! — бодро заявил Бенор, разливая по кружкам последнюю бутылку вина. И принялся что-то радостно напевать, изрядно фальшивя.
Слушая его, Лакир молча улыбался своим мыслям, лениво текущим, подобно медленной реке в жаркий полдень. Среди прочего, ему подумалось, что пение Бенора стоит игры Лурбука, и что, благодарение богам, не довелось услышать обоих разом. Он сидел рас­слабившись, давая отдых усталому телу. Парень был слегка навеселе, окружающий мир подёрнулся тёплым ласковым туманом. Было хорошо сидеть вот так, неторопливо потягивая вино из последней неполной кружки. Когда она опустеет, нужно будет подниматься, куда-то идти, что-то делать, но пока можно задержаться в благодатном здесь и сейчас, застряв в тягу­чем времени, как в капле солнечной смолы.
Из приятной задумчивости его вывело позвякивание стекла. Это Бенор потянулся за элем, и неловко зацепил пустые бутылки. Пара бутылок вина на брата — для крепких нор­дов — пустяк, но если сейчас хлебнуть ещё и эля... Не дело это — пить эль после вина. К тому же день выдался жаркий, в дороге совсем разморит. Лакир внимательно посмотрел на спутника и понял, что тот и так почти пьян. «Э, нет, братуха, тебе уже точно хватит!» — про себя подумал Лакир. Тащить до Морфала два тяжеленных тюка и в придачу к ним Бенора его совсем не радовало. Лошадь у них тоже всего одна и притом не железная. Если после такого обращения Роки сбежит, её и винить не в чем. Лакир решительно забрал у Бенора бутылку эля, чтобы взять с собой вместе с двумя оставшимися.
— Э!.. за пр... за продажу-то не выпили! — попытался протестовать тот. Слыша, как он запнулся в несложной фразе, Лакир лишний раз убедился в правильности принятого решения.
— Так сперва ещё продать надо, а то отметишь, не закончив дела, а удача-то и от­вернётся. И что тогда? — невозмутимо ответил он Бенору его же словами. — Продадим успешно, сядем в Морфале и как следует отметим. А всё сейчас выпить, так если и будет что обмывать — то нечем.
Он поставил пустую кружку на стол и сразу же поднялся, прежде чем его товарищ нашёл, что возразить. Хорошо бы тот не додумался, что выпивку можно купить прямо в «Ве­ресках», а то спор грозил затянуться. Нужно было возвращаться в Морфал. С едой у разбой­ников обстояло ещё более скудно, чем с выпивкой. Пара мисок с мамонтовым сыром и сырой хобот мамонта нордов не прельстили. Хлебом, взятым с собой на крайний случай, Лакир ре­шил угостить Роки, которой предстояло везти их поклажу. Каждый из приятелей подхватил по узлу с добычей, после чего они двинулись к выходу. Бенор несколько поотстал со своим тюком, периодически спотыкаясь, громыхая железом и ворча. Когда он выбрался наружу, Ла­кир уже успел скормить лошади большой кусок хлеба, и теперь пристраивал узел на спине животного, заботясь о том, чтобы поклажа не причиняла кобыле особых неудобств. Роки не­довольно подёргивала ушами. Два тюка уравновесили друг друга на её спине. Щадя кобылу, хозяин не стал садиться верхом, а повёл её за собой, снова пожалев, что негде добыть сбрую.
Пока они осторожно спускались вниз с утёса, Лакир не раз ещё порадовался реше­нию не пить эль на месте, а прихватить с собой. Он и сам успел запнуться за камень и кое-где оступиться, а Бенор и вовсе пару раз едва не рухнул со скалы, переполошив Роки грохотом доспехов. Оглаживая и успокаивая лошадь, Лакир вздохнул с облегчением, когда их компа­ния очутилась внизу.
В целом, до Морфала добрались без приключений. Как и вчера, Лакир первым де­лом направился к Асльфуру в Зал Высокой Луны — так в Морфале назывался дом ярла, оста­вив «лучшего воина Морфала» караулить тюки. На этот раз управляющий даже не стал про­листывать дневник главаря, лишь взглянул на него и кивнул. Благодарность за выполненную работу он объявил сердечнее, чем это обыкновенно принято, и на сотню септимов увеличил вознаграждение по сравнению с вчерашним.
По возвращении Лакира, норды зашли в «Верески» пообедать. Джонна обрадова­лась им, встретив словами: «Как же хорошо, когда есть посетители». После еды решено было отправиться в лагерь Братьев Бури, чтобы продать добычу из Оротхейма.
Едва тюки были снова навьючены на Роки, а Бенор изготовился показывать доро­гу, раздались крики о помощи. Обернувшись туда, откуда доносились голоса, Лакир увидел, что вдоль главной улицы мечутся перепуганные ребятишки, а стража, натягивая луки, поспе­вает с дальнего края города. Причина переполоха обнаружилась быстро — в поселение за­брёл агрессивный матёрый северный олень и теперь набрасывался на всё живое, попадавшее­ся ему на пути. Игравшие на улице дети чудом успели избежать копыт и рогов животного, бросившись врассыпную и подняв крик. Поудобнее перехватив молот, Лакир бро­сился наперерез самцу. Тяжёлый удар пришёлся прямо по лбу оленя, ошеломлённый зверь осел на задние ноги, и, получив второй удар, с последним не то вздохом, не то стоном, медленно завалился набок. Подбежавшие стражники с досадой убирали оружие: ни одна пу­щенная ими стрела даже не задела животное. Оставив тушу лежать возле моста, там, где на­стиг незваного гостя молот Лакира, норды направились на север через окружающие болота. Они очень надеялись успеть засветло доехать до места, продать то, что удастся, и вернуться назад.
Вообще в болотах вокруг Морфала водится немало неприятных тварей, но на сей раз приятелям повезло. Ничто не задержало их в дороге, и вскоре они со своей поклажей очу­тились в повстанческом лагере.
Братьями Бури именовали себя сторонники Ульфрика Буревестника, возглавивше­го восстание нордов против власти Империи, после того, как император, принуждаемый Тал­мором, объявил поклонение Талосу вне закона. Вероятно, на деле всё было несколько слож­нее, но Лакир представлял себе ситуацию именно так. «Скайрим для нордов!» - таков был де­виз Братьев Бури. Сам будучи нордом, Лакир не испытывал неприязни к представите­лям дру­гих рас и народов. Кроме, пожалуй, талморцев, агентов Альдмерского Доминиона. Ну так кому понравится, когда лезут, не спросясь, устанавливать свои порядки, указывать, кому мо­литься, да ещё и присваивают право жестоко карать ослушавшихся?! Хотя даже среди высо­ких эльфов — альтмеров, есть мирно живущие в Скайриме, чуждые идеям и действиям Тал­мора.
Впервые оказавшись среди повстанцев, Лакир с интересом осматривался и при­слушивался к разговорам. То, что он слышал, не слишком нравилось ему и не находило от­клика в его душе. На поверку выходило, что многие из Братьев ушли на войну не ради каких-то высоких целей или убеждений, а потому как воевать им больше по душе, чем пахать зем­лю. Примерно такими же соображениями руководствовались те бандиты, с которыми два дня подряд приходилось сражаться Лакиру. Кто-то из воинов Ульфрика сетовал на то, что ему на­доела крольчатина. И это при том, что на болотах водилось огромное количество дичи, олени кишмя кишели. Вон, самцы даже в городах начали нападать на людей. А здоровые вооружён­ные люди вместо того, чтобы пойти и добыть того же оленя, маются от безделья, и жалуются на кормёжку. Такого подхода к жизни Лакир не мог ни понять, ни одобрить.
Тем временем Бенор разыскал квартирмейстера. Пожалуй, тот был единственным, кто в этом лагере занят хоть чем-то дельным, подумалось Лакиру. Бородатый дядька, на ходу обтирающий руки кузнечным фартуком, оторвался от работы только для того, чтобы перего­ворить с пришлыми нордами. К их радости, он оказался готов приобрести всё оружие и бро­ню, которые им удалось добыть в Оротхейме. А среди того, что он сам мог предложить на продажу нашёлся ещё один полный комплект стальной брони. Если продать не только старые железные доспехи Лакира, но и броню Бенора, денег у них вполне хватит на новую, да ещё и останется. Несмотря на то, что покупал квартирмейстер задёшево, а продавал куда дороже (знал ведь, что других торговцев поблизости нет), Лакир заплатил запрошенную цену, за на­ручи, сапоги, кирасу, два стальных шлема — рогатый и гладкий, стальной охотничий нож, а также несколько слитков стали, с помощью которых можно было слегка улучшить и оружие, и броню. Помимо этого он сговорился насчёт того, чтобы подковать Роки. Пока суть да дело, норды осмотрели приобретённые доспехи. Тот комплект, что они вынесли из Оротхейма, лучше подходил Бенору, а купленный в лагере — Лакиру. Выяснив это, норд направился к верстаку, и подогнал доспехи так, чтобы они лучше служили своим владельцам. Себе он взял рогатый шлем, Бенору впору оказался гладкий. Закончив с улучшением доспехов, Лакир при помощи точильного камня довёл до ума нож, секиру Бенора и свой молот.
Кузнечное дело — наука не простая, но в своё время отец показывал Лакиру са­мые азы. В поисках заработка Ларсу доводилось подрабатывать и в кузнях. Не раз он гово­рил сыну, мол, хорошее ремесло плеч не оттянет, ежели понадобится, так и всерьёз выучишь­ся, а вот подправить что или сделать сам несложную вещь — уметь должен. Вот и пригоди­лась от­цова наука. Выковать броню, а тем более оружие парень бы, конечно, не сумел, но подогнать и подправить ему вполне удалось.
Закончив возиться в походной кузнице, Лакир обратил внимание на пару осёдлан­ных лошадей, стоявших у коновязи. Норды пробыли в лагере уже немало времени, и за это время никто не подходил к лошадям, и ехать никуда, вроде, не собирался. Может, из-за них? Приняли за лазутчиков и отложили намеченное? Парень подошёл к квартирмейстеру и, напу­стив на себя самый простодушный вид, спросил, чего же лошади без нужды под седлом му­чаются. Тот досадливо поморщился:
— Да ты видишь, они вроде как бы ничьи. На себя никто заботу брать не хочет, разве командир заставит. А у меня тут и так дел по горло, если ещё и за конями ходить... — он с горечью сплюнул.
Лакир подошёл к лошадям, вопросительно оглянувшись на квартирмейстера. Тот пожал плечами, мол охота тебе — возись. Парень расседлал одну из лошадей. Спина живот­ного явно нуждалась в уходе и лечении. Сколько же её не рассёдлывали? Квартирмейстер, глядевший из-за его плеча, выдохнул сквозь зубы:
— Задаст им командир сегодня. Нельзя так оставлять.
Лакир обернулся к нему:
— Слушай, у вас другие лошади, кроме этих двух, есть?
— Нету. А тебе на что?
— Эту пару недель точно седлать не стоит. А мне для моей кобылы сбруя позарез нужна. Не продашь?
— Нам тут тоже новую неоткуда взять... Нет, не могу продать.
— Ну тогда... просто одолжи на недельку-другую, а я потом завезу, как своей обза­ведусь, — всё с тем же простодушным видом предложил Лакир.
Квартирмейстер минуты две смотрел на норда, будто рыба вынутая из воды, то открывая рот, то закрывая. Всё это время тот глядел на него, не отводя кристально честных глаз. Вроде бы и ясно, что соглашаться глупо и нелепо. За деньги не продал, а просто так взял, да и отдал? Правда, лошади уход нужен, всё одно без дела будет лежать упряжь. А ну как парень не вернёт — зачем ему? Да нет... этот вернёт. Внезапно, сам удивляясь своим сло­вам, мужик махнул рукой:
— Бери! Только вернуть не забудь.
Лакир коротко, но искренне поблагодарил квартирмейстера, ухмыльнувшись на его ворчливое:
— Теперь смотри, чтоб тебя не прикончили, пока седло не вернёшь! Дальше — твое дело.
Норд вернулся к своему спутнику, отдал ему новые доспехи, и отправился седлать Роки. Нельзя сказать, чтобы та была довольна, но худо-бедно сбрую надеть позволила, а большего и не требовалось. Лакир сел в седло, и они, с шагающим рядом Бенором, неторо­пливо тронулись в обратный путь. Денег у нордов осталось не так уж и много. Всё же за до­спехи с них содрали три шкуры. В другом месте, глядишь, на эти деньги и седло бы купили, и ещё бы осталось. Так что сбрую квартирмейстер не в убыток себе одолжил. Впрочем, о том, чтобы вовсе не возвращать её, Лакир даже не помышлял. Для норда это был вопрос че­сти.
Едва достигнув Морфала, он привязал Роки, расседлал и позаботился о корме для неё. Затем в сопровождении Бенора зашёл в «Верески», заплатил Джонне ещё за день постоя, оставил вещи в комнате и вернулся в общий зал, прихватив добытый в Оротхейме эль.
Прежде всего норды пересчитали и поровну разделили добытые и вырученные деньги. После покупки доспехов получилось не так уж много, но жить можно. К тому же, хо­рошая броня может сохранить жизнь своему владельцу, а убитому и деньги ни к чему.
— Вот теперь можно разом и продажу, и приобретение отмечать. Вроде, удача не подвела! — заявил Лакир, ставя на стол разбойничий эль.
Бенор согласно кивнул и поспешил разлить его по кружкам. Выпив свою долю, Лакир поднялся. Его спутник предложил взять у Джонны мёда — настоящий нордский напи­ток, как-никак.
— Ты сам смотри, — ответил ему Лакир, — мне ещё с делами закончить надо.
Выходя на улицу, парень успел увидеть, как его приятель направился к стойке. Ладно, пускай себе. А его путь лежал к туше убитого оленя, которая так и валялась нетрону­той возле моста. Купленный в лагере у повстанцев охотничий нож следовало не только об­мыть, но и к делу пристроить. Неторопливо и обстоятельно норд принялся за разделку туши. Ему, выросшему на ферме, эта работа была не в новинку. Доводилось и резать скотину, и све­жевать. Всей-то разницы, что сейчас перед ним был олень, а не подтёлок. Довольно быстро он снял с животного шкуру, срезал мясо, выбрал части, которые используют в своём деле ал­химики, после чего закончил разделку и аккуратно прибрал за собой. Взяв купленное вчера мыло, парень отмылся от крови и грязи и отправился сперва к Лами — продать срезанные с оленя ингредиенты, пока лавка не закрылась, а затем к Джонне с добытой олениной. Часть мяса вместе с алхимическими элементами он сумел продать в «Хижине тауматурга». Осталь­ное взяла Джонна и сразу же принялась за обработку оленины.
Бенор всё ещё сидел за столом в компании кружки с мёдом, причём явно уже не первой. Лакир подсел к нему. Тот, ни слова не говоря, наполнил ещё одну кружку и подтолк­нул к приятелю. Взяв её, Лакир задумчиво посмотрел, пригубил мёд, и обратился к Бенору с давно интересовавшим его вопросом:
— Слушай, а что вчера за сборище на крыльце у ярла было? Чего народ взбаламу­тился?
— Дак это... пожар... и... волшебник!.. — при этих словах он покосился на Джонну, надолго умолк, а потом веско добавил, подняв указательный палец, — А ещё Алва! Во!
Он снова помолчал, а затем спотыкаясь едва ли не на каждом слове, добавил:
— Рань-ше... Морфал был... ти-хим местом. Но тогда всё было р-разумнее и... и лучше... — Бенор заглянул в свою кружку, видимо, увиденное его не порадовало, потому что он не глядя подвинул к себе едва початую кружку Лакира и уткнулся в неё.
Лакир понял, что сегодня он от него толку не добьётся. Волшебник, это надо по­нимать, брат Джонны, Фалион, кажется. Пожар... Это не про тот ли дом, что рядом с тавер­ной? Ещё какая-то Алва... Парень оставил Бенора в покое, подошёл к стойке и заговорил с Джонной о сгоревшем доме.
— Дом Хроггара? Там недавно произошёл ужасный пожар, — отозвалась она, — Так жаль его жену и ребёнка. Их крики разбудили полгорода. Большинство горожан теперь даже не приближаются к пепелищу — боятся этого проклятого места.
— Как начался пожар?
— Хроггар утверждает, что огонь пошёл от очага. А некоторые говорят, что Хрог­гар сам поджёг дом.
— С женой и дочерью внутри?
— Так говорят. Дело в том, что он теперь живёт у Алвы. И переехал он к ней на следующий день после пожара. Как-то неправильно съезжаться с новой любовью, через день после того, как твоя семья сгорела заживо.
— И, само собой, никто не может доказать, что он их убил?
— Конечно нет. Но наш ярл хочет знать наверняка, виновен ли он. Возможно, даже заплатит, если удастся что-то выяснить.
Было заметно, что тема трактирщице неприятна, и она предпочла бы не продол­жать. Лакир видел, что она сердится не то на него, что затеял этот разговор, не то на себя, что в него ввязалась, не то на участников происшествия. Ему не понравился оборот, который приняла их беседа, продолжать её не следовало, но и оставлять, как есть, не годилось. Тогда, второй раз за этот день изобразив наивного простака, парень вдруг спросил Джонну:
— А ты, часом, не знаешь что такое «этикет»?
От неожиданности редгардка фыркнула и тихо рассмеялась:
— Ну ты даёшь! Зачем тебе? Где ты это слово-то выкопал?
— Ну, выкопал вот — уклончиво ответил Лакир, — Так что это такое?
Джонна, чей брат окончил Коллегию Магов Винтерхолда, знала много больше, чем обычная держательница таверны. Слово «этикет» не было для неё загадкой, но вот как бы по-простому растолковать его этому норду, чтобы вышло доходчиво и не слишком заумно?.. Обижать парня, неудачно объяснив непонятное непонятным, ей не хотелось.
— Видишь ли, — редгардка умолкла, тщательно подбирая слова, — можно ска­зать, что это правила, принятые в каком-то месте или обществе... Или ситуации... В общем, то, на нарушение чего посмотрят косо.
Лакир прищурился, соображая.
— Это вроде как, если в дом, где покойник, завалиться с песнями и шутками? — выдал он своё понимание.
— Ну да, вроде того. Вот знание того, что неуместно, а что уместно, и умение дер­жать себя в соответствии с этим знанием, и есть этикет.
Джонна с облегчением выдохнула. Похоже, объяснить что-то этому парню не так уж и сложно. Ловит на лету. А ведь сразу по нему не скажешь. О расстроивших её расспросах про пожар она благополучно забыла, что Лакиру и требовалось. Чтобы окончательно изба­виться от пробежавшего было между ними злокрыса, он снова предложил редгардке прове­сти время вместе. Как и накануне она легко согласилась.
На этот раз Джонне очень скоро пришлось вернуться за стойку, поскольку к вече­ру в таверне начал собираться народ. Лакир же достал и прочёл дневник оротхеймского гла­варя. В нём была всего одна запись:
«Будь прокляты эти великаны. Одного мамонта нам бы на месяц хватило, что­бы прокормиться, но они выпасают их, как самый ценный скот, и глаз с них не спускают. Больше в округе охотиться не на кого. Если не найдем добычи, придется уходить и искать другое место для стоянки».
Похоже, у этих бандитов больше одной мысли в голове не умещалось, подумалось норду. Мяса в мамонте, конечно, много. Но как они надеялись затащить огромную тушу в своё убежище, расположенное высоко в скалах? Как думали успеть разделать и заготовить эту гору плоти, прежде, чем она начнёт разлагаться? Лошади, олени и лоси, изобилующие чуть восточнее, для них, видимо, не добыча. То ли дело — мамонт, один — сразу на месяц.
Смеясь про себя над глупостью разбойников, Лакир снова принялся за «Чёрную стрелу». Сегодня дело шло быстрее, и к одиннадцати часам он дочитал весь том, хотя взялся за него позже, нежели вчера. Отложив книгу, парень ещё несколько минут размышлял над прочитанным, затем потянулся и вышел из комнаты.
Бенор до сих пор не ушёл. Сидя в той части таверны, где Лурбук устроил очеред­ное «выступление», он медленно и не в лад пытался подпевать. У песен, одну из которых пел норд, а другую наигрывал орк не было ничего общего, кроме качества и громкости исполне­ния. Лакир поразился тому, что, зачитавшись, даже не услышал начала этого концерта. Как и вчера, он вышел на улицу, но надолго задерживаться снаружи не стал, поскольку к ночи с бо­лот наползал знобкий, пронизывающий туман.
К вечеру парень не слишком проголодался, так что на ужин ему хватило кружки молока и пары лавандовых слоек. После еды он снова немного поболтал с Джонной о том о сём. Время близилось к полуночи. Лурбук перестал мучить лютню и скрылся в своей комна­те. Бенор наконец-то тоже решил отправиться восвояси. Ещё раз признавшись Лакиру в вер­ной дружбе, он с трудом поднялся и кое-как добрался до двери. Лакир вышел на крыльцо следом за ним — ему хотелось удостовериться, что «лучший воин Морфала» не угодит в бо­лото среди сгустившегося тумана. Плотная дымка стелилась по земле, и не мешала смотреть, как Бенор нетвёрдым шагом брёл по улице, громко напевая очередную, неузнаваемую в его исполнении песню. Дойдя до дома стражи, он вошёл внутрь, и дверь захлопнулась. Подо­ждав ещё пару минут, Лакир зябко передёрнул плечами, вошёл в таверну, пожелал Джонне доброй ночи, сбросил одежду, растянулся на кровати и уже через пару минут крепко спал.

 

Главы   5 -   8

Главы   9 - 12 

Главы 13 - 16

Главы 17 - 20

Главы 21 - 24

Главы 25 - 28

Главы 29 - 32

Главы 33 - 36

Главы 37 - 40

Главы 41 - 44

Глава 45

Главы 46 - 47

 

 

Истории из жизни родни Лакира и прочих персонажей

История Ларса

Сиродильская сага (173 - 200 гг. 4 Э.)

Берк и Аркадия

Сиродильская сага (продолжения)

[Thea]

Нет, таких каджитов не было

 

Очень понравилась глава "Перемены" В ней так замечательно показана реакция города на исчезновение кошмаров. Намного всё интереснее, чем в игре.

Так же понравились размышления Лакира на тему женитьбы, судьбы и богов. Вроде бы с точки зрения женщины хотелось бы, чтобы он уже сделал предложение той, с кем ему так хорошо. Ну куда ещё ублажать других-то? Но ведь он правильно рассуждает, не желая торопиться и опасаясь повторить ошибку.

И эта случайна встреча в конце главы тоже отличная просто. Обожая такие моменты в игре.

 

Начала читать о золотом когте. Давно не проходила этот квест, всё собираясь пройти его в очередной раз более вдумчиво. Я помню, что там было много интересного и атмосферного. Тем приятнее, что можно почитать его у тебя. Даже разговор брата и сестры уже не разочаровал, радуюсь продолжению.

Правда ты меня настолько вдохновила, что я теперь всё пытаюсь играть в Скайрим. И не могу играть иначе, не представляя, что там где-то был и Лакир. Это и не сложно, учитывая, что я лишь пару квестов пройти хочу, которые и он проходил. С тем же мечом так Амрен, действительно, мог его вновь посеять. А в основном гуляю по миру, в поисках случайных встреч, цветов и красивых пейзажей. Кстати, травку исправила, больше нет сюрреализма. Ещё намечаю опять пройти линию магов, почти всегда ими играю. И стало интересно, Лакир свяжется с магией или нет. Пока это мне кажется очень маловероятно, ведь он воин, настоящий мужик Но кто знает, куда его ещё занесёт судьба.

И как там с драконами? В его прохождении их не было вообще, то есть не проходила им этот сюжет? И считается, что в этой альтернативной реальности Скайрима не было Довакина или он был, но кто-то из других персонажей? Мне просто интересно, потому как я сама всегда смешиваю так несколько прохождении в одно целое. Кто-то у меня Довакин, кто-то убийца, кто-то вор и так далее.

 

Ах да, вот мысль ещё промелькнула, когда Лакир подошёл к гробнице и столкнулся с бандитами. Всё же дофига их в игре иногда. Мне иногда хотелось бы, чтобы бандиты почаще были не только живой мишенью, а людьми, с которыми можно договориться. Может быть даже поставить их на путь истинный там. У тебя ещё такое шикарное описание сражений, что аж жутко. Голова пробита, кровь течёт... Вообще, очень здорово, что так описано, просто постепенно становится жалко уже всех этих людей, кому пришлось проломить череп. 

Тут ещё война идёт, бандиты могли бы ведь поддержать ту или эту сторону. Хотя, может потому и подались в бандиты тоже, чтобы не участвовать в войне. Но это у же вопрос не к тебе, а создателям игры, конечно.

 

[Joke_p]

Это хорошо, что хоть без кота Бегемота обошлось. Всё же он из совсем другой истории. 

 

Очень понравилась глава "Перемены"

Спасибо! Мне отчасти нравится, что в Скайриме остаётся простор для того, чтобы определить реакцию людей на какие-то события. Ведь не могут же просто "принять к сведению", что кошмары закончились, или вампиры больше не угрожают, или ещё какая напасть стороной прошла. Если бы им прописали чёткую реакцию, было бы у всех всегда одинаково - тоже не очень. А когда пытаешься ощутить, что "остаётся за кадром", становится понятно, как оно должно быть, как люди воспримут, чем обернётся то или иное событие.

С Лакиром в его метаниях я тоже не могу согласиться, это как раз основной момент, где понимаю, что и как он делает и даже почему так, но одобрить не могу (тоже женский взгляд). Но при этом, даже со своей стороны, пытаюсь представить "Ну ладно, с той не срослось, давайте, тогда эту" - это если сразу полностью переключиться с Изольды на Хульду, тоже как-то выходит... не слишком-то хорошо. Вроде как и всё равно. Его боязнь ошибиться при том, как он чуть было не попался в первый раз, по сути-то логична. Обжегшись на молоке, дуть на воду людям вообще свойственно.

Можно сказать, конечно, что Хульда не Изольда, и от неё он видел куда больше хорошего, и настроение она ему поднимала, пока та через раз портила, но может ли он сам быть уверен, что в этот раз всё по-настоящему, когда до этого вбил себе в голову другое? Может, опять половину придумал? Способ выяснения то или не то у него ещё тот получается, но ошибиться-то он боится не только ради себя, так что тут клубок противоречий возникает, в чём-то прав, в чём-то, "ну куда тебя занесло-то?!" Так что остаётся ждать, пока он разберётся в себе и сможет взвешенно оценить, что ему надо по жизни.

Случайные встречи в игре тоже очень люблю, иногда так в тему ложится, что диву даёшься, а иногда наоборот - так некстати, что жизненней некуда.

 

В Скайрим играть - это хорошо. Собственно, можно же прямо там воспринимать то, что не сказано напрямую и тогда получится такая же история, как с Лакиром, только сыгранная, а не записанная. А вот про него самого там... Прямо хоть делай мод с НПС Лакиром и дари его тебе...

В магах ему делать нечего. Не все же маги. Вон Онмунд со всей семьёй рассорился, чтобы в Коллегию поступить. Лакир - простой нордский парень, земледелец, воин, охотник, но не маг. Да и не Довакин, просто современник. Я тоже не люблю мешать все квестовые линии в одну кучу. Под каждую лучше брать персонажа с определённым характером, со своим подходом к жизни. Драконам ещё не пора быть. Алдуин появился только 17 месяца Последнего Зерна, а у Лакира он пока не наступил. Так что про драконов ещё никто не в курсе. Хотя если его самого в Довакины занесёт, я удивлюсь, но зарекаться не буду, хотя не должно бы... То же самое, представить себе Лакира в Тёмном Братстве? В Гильдии Воров? Ну, в Страже Рассвета ещё туда-сюда, но это его сильно зацепить должно... равно как и для активного участия в гражданской войне.

 

С разбойниками есть такое дело. Иногда попадаются такие колоритные персонажи, что думаешь, ну вот чего тебе мирно не жилось, так бы с тобой можно было общаться хорошо, а приходится биться насмерть. А вот наставить банду на путь исправления было бы очень любопытно. Что-то Арамис с его проповедью припомнился    - но это ж какой простор для фантазии! Моды про игру за разбойников есть, а вот про их перевоспитание - не встречала... Так что приходится их убивать. А если без описаний, просто "убил того, пристукнул этого", получится обыденно и серо, собственно, кровавые подробности стараюсь не смаковать и останавливаться только на тех моментах, которые действительно отличаются от прочего. В остальном - просто чтобы не получилось, что убить кого-то это рутина, как мусор вымести. Это и боль, и кровь, и страх, и если не ты - то тебя, забудешь, промедлишь и... всё. Так что - такой суровый мир - приходится соответствовать.

Сообщение отредактировал Joke_p: 13 октября 2018 - 12:36

[Thea]

Дочитала приключения Лакира в гробнице и поняла, что совсем забыла обо всех этих ловушках и нечисти, что там водится. Очень понравилось, как парень разобрался в загадках-механизмах. Вышло логично всё. Я сейчас не вспомню, там не было возможности вернуться или этот ход был для того, что дать Лакиру причину идти дальше? И какой же этот данмер нехороший мер всё же! Об этом тоже забыла совсем.

 

Очень интересная встреча вышла в горах. Анги сразу понравилась, Лакир такая душка, что оставил ей вкусняшек. Душевный парнишка! Эту девушку я никогда не встречала, хотя в горах, бывало, искала "короткий путь"

Башню оттуда, действительно, видно? Посмотреть бы тоже...

 

Понравилось тоже, как закончилась глава. Словно первая книга о Лакире подошла к концу. Он многое прошёл, многому научился, многое потерял, но и впереди ещё столько всего. Этот момент, что глава заканчивается не в уютной таверне, а в пути, хоть и недалеко от цели - это словно обещание дальнейших приключений. При этом не только эпичных сражений или разгадок тайн, но и бесконечное путешествие под названием жизнь. Интересно, куда ещё занесёт Лакира судьба и как всё сложится с его личной жизнью. Ждёмс продолжения!

[Joke_p]

Отрезанный путь к отступлению, это чтобы он-таки пошёл дальше через гробницу. Вот забрал он коготь - ну и вернулся тем же путём, ради сокровищ он по гробнице шариться не стал бы, другое дело, если назад вернуться не получается, тогда хочешь-не хочешь, будешь искать путь, как выбраться. А у этой лестницы вид был и в самом деле ненадёжный, на фоне остального каменного, сработанного на века, прямо "слабое звено", дающее обоснование дальнейшему походу. А Арвел действительно паршивец. Своих обманул, умолял помочь, а потом удрал... но - не далеко. Собственно, хорошо, что Лакиру не пришлось убивать того, кого сам только что спас, бывает, что деваться некуда, но всё равно - осадок от таких моментов остаётся.

 

Анги да, ничего девочка. И ведь ушла от людей, но в разбойники-то не подалась, нашла свой путь, пусть и нелёгкий, и непонятно, а дальше-то что, но всё же живёт, в стрельбе упражняется, ещё и уроки даёт, если кто доверие завоюет. Ну вот и как с ней не поделиться? А Башню действительно видно, есть там такое место.

 

Кстати да, я как-то не придавала значения раньше,  что почти все главы заканчиваются вместе с очередным днём, лёг спасть - глава закончилась, утром - новая глава, новый день, новые дела, новый отрезок жизни. А тут вот, и правда, вышло иначе. 

 

Следующие четыре главы.

 

Глава 37. Айварстед

Айварстед

Оказавшийся поблизости дорожный указатель свидетельствовал, что позади остался Хелген, а впереди ожидали Айварстед и Рифтен.
Айварстед... Такого названия Лакир не слыхал, должно быть, совсем небольшой городишко. Если верить стрелке, до него было намного ближе, чем до Рифтена, а лошадь, на­маявшаяся в горах, нуждалась в отдыхе. Да и всаднику не мешало бы передохнуть после напряжённого поиска пути среди нагромождения скал. Заодно можно будет поглядеть и на девушек, живущих в этом селении, раз уж всё равно решил, по возможности, объехать весь Скайрим.
Местность понемногу понижалась. Справа и слева от дороги громоздились скалы. Брусчатка закончилась, и копыта глухо застучали по плотно утоптанной широкой тропе. На­встречу норду попался лишь одинокий охотник верхом на пегой лошади. Лакир не торопил неспешно трусившую Роки, задумавшись обо всём сразу и ни о чём конкретно.
Спуск стал круче и нырнул в узкое ущелье. Оно понемногу расширилось и выров­нялось, а чуть погодя горы остались позади. Вновь появилась мощёная дорога, с указателем, коих парню попалось уже несколько. Пока что направление на Рифтен и на Айварстед совпа­дало, что полностью устраивало путника.
Теперь он ехал по лесу, сильно отличавшемуся от фолкритского. Он был куда светлее, почти без подлеска. Листья на деревьях с белёсыми в тёмных отметинах стволами, несмотря на летнюю пору, имели золотистый оттенок, но не спешили опадать. Солнце, поне­многу клонившееся к западу, пронизывало их косыми лучами, отчего кроны горели пожаром. В воздухе ощущался запах грибов, папоротника и ещё каких-то трав и цветов, незнакомых Лакиру.
Но долго наслаждаться мирной красотой пейзажа ему не дали. К тому времени, как всадник, свернувший вправо, как подсказывал очередной встреченный по пути указатель, увидел перед собой соломенные кровли Айварстеда, на Роки уже были навьючены две вол­чьих и одна злокрысья туши, а к поклаже путника добавилась склянка с ядом обморожения.
Городок притулился у подножия высочайшей горы не только Скайрима, но и всего Тамриэля — Глотки Мира, — отделённый от неё лишь огибающей его рекой. Всадник проехал по мосту и очутился перед небольшой таверной. Он окинул взглядом небольшое по­селение: всего несколько домов, лесопилка и полуразрушенное жилище на другом берегу, под самой Глоткой Мира.
Айварстед казался спокойным до скучного и уютным до дремотного. В таких ме­стах один день, обычно, как две капли воды похож на другой, и любое мало-мальское проис­шествие становится темой разговоров на долгие месяцы.
Лакир уже смирился с тем, что ночевать придётся здесь — не заставлять же Роки тащиться до Рифтена со всей этой нежданной добычей? Да и всё одно, добраться до столицы владения засветло — нечего и думать. Лучше уж разделать туши, распродать, что удастся, переночевать, а уж наутро трогаться в дальнейший путь.
Он завёл лошадь в конюшню, снял с неё груз, расседлал, тщательно вытер и лишь потом отправился в гостиницу — похлопотать о корме для кобылы и о еде и ночлеге для себя.
— Добро пожаловать в таверну «Вайлмир». Если тебе что-нибудь нужно, только скажи, — с порога приветствовал норда трактирщик.
В общем-то, заведение не слишком отличалось от себе подобных, разве что стойка была не прямой, а угловой и от этого казалось совсем маленькой, будто забившейся в тесный закуток. Зато между нею и центральным очагом располагались стулья, стоящие кружком. Подходящая расстановка для небольших компаний, которым есть о чём потолковать среди своих или для решения дел поселения советом наиболее уважаемых жителей.
Вилхельм — хозяин трактира — получив от посетителя деньги, пообещал не­медленно позаботиться о корме для лошади. А его помощница — красивая девушка с мягким обхождением и приятным голосом — поставила перед Лакиром обед.
Парень повнимательнее присмотрелся к ней. Она и в самом деле была очень мила, но тень грусти ни на мгновение не покидала больших выразительных глаз. Светлые волосы странно контрастировали с очень чёрными бровями, нежно очерченные полные губы при раз­говоре приоткрывали маленькие ровные зубки, но невозможно было дождаться улыбки, что­бы они сверкнули во всей красе. Девушка была высокой и стройной. Простое платье слу­жанки не могло скрыть прекрасной фигуры с высокой грудью, покатыми бёдрами и плечами, тонкой талией и трогательно длинной шеей.
Норд искренне залюбовался ею. По сравнению с Линли — так звали красавицу — та же Изольда казалась невзрачной, как простая коза, рядом с грациозной оленихой. Но стои­ло Лакиру сделать лишь крохотный намёк на ухаживание, как девушка шарахнулась от него с таким испугом, будто он на глазах начал отращивать метровые клыки и покрываться шер­стью. Ему стало даже неловко, что он так её напугал, и в то же время немного обидно: ну не настолько же он страшен, в конце-то концов!
Линли тоже смешалась, заметив, какое впечатление на гостя произвела её реакция, и постаралась хоть немного исправить ситуацию, произнеся:
— Прошу прощения, господин. Не хотите ли послушать мою игру на лютне?
Час от часу не легче! Прелестная девчонка оказалась, похоже, ещё и местным бар­дом! Правда, к её чести стоило признать, что избыточным самомнением, свойственным её со­братьям по ремеслу, девушка, вроде, не страдала. Позже парень узнал, что играет она очень даже неплохо. И при том, хотя и носит красивое прозвание Звёздная Песнь, никогда не поёт, несмотря на мелодичный голос. Сейчас же он не был расположен слушать музыку: нужно было до темноты разделать привезённое зверьё и, если повезёт, сдать мясо Вилхельму, а если нет — придётся тащиться с добычей до самого Рифтена.
Он, по своему обыкновению, не торопясь, но быстро съел похлёбку и сочное жа­реное мясо, запил трапезу мёдом и вышел наружу. Расположившись на небольшой полянке возле таверны, он взялся за привычную работу, которая спорилась у него в руках уже почти сама собою. Парню вовсе не приходилось задумываться о том, что делать в следующий мо­мент, так что мысли его были заняты вовсе не разделкой звериных туш.
Мимоходом взглянув на вывеску трактира, он был удивлён тем, что на ней не было никакого изображения, кроме названия «Вайлмир», окружённого несложным орнамен­том. Да и оно ни о чём норду не говорило. Пожалуй, похоже на имя... Может, так звали преж­него владельца? Лакир попробовал припомнить, не встречал ли он где-нибудь что-то подоб­ное? Но нет — все держатели подобных заведений старались дать своему запоминающееся имя, чтобы оно нет-нет, да и всплывало в разговорах, разнося славу по Скайриму и принося деньги в карман хозяина. То же касалось и вывесок, которые, обычно, не скупились заказы­вать хорошим мастерам. Впрочем, ему-то что за печаль? Парень, не отрываясь от дела, слегка пожал плечами.
Когда Лакир в очередной раз отвёл глаза от полуразделанной туши, его взгляд за­цепился за мощную фигуру крепкой широкоплечей женщины, направлявшейся в сторону ле­сопилки. Хм... Ведь на Линли свет клином не сошёлся. Коль скоро она такая недотрога, стоит присмотреться и познакомиться с другими.
Норд освежевал и разделал привезённое зверьё даже быстрее, чем ожидал. Мест­ный рыбак по имени Климмек, стоявший на береговых камнях неподалёку, выпросил у него отходы и требуху, которые едва ли удалось бы продать. Лакира это вполне устроило: тем меньше пришлось возиться. Он обработал шкуры, чтобы годились для дальнейшей выделки, затем, вернувшись в таверну, продал Вилхельму часть мяса. Всё тот покупать не стал: в не­большом городке не нашлось бы достаточного спроса. Значит, с утра придётся поторапли­ваться, чтобы распродать остатки в Рифтене.
Пока же у приезжего образовался приличный запас времени, чтобы познакомиться с обитательницами Айварстеда и выяснить, все ли они так пугливы, как Линли.
Виденная им на улице нордка обнаружилась на лесопилке. Собственно, она и была её владелицей. Звали её Темба Широкая Рука, и это прозвище подходило ей как нельзя больше. Она была рослой и широкой в кости с крупными, почти мужскими, кистями и ступ­нями. Черты лица у женщины были грубоватыми, будто начерно вытесанными неради­вым скульптором. Из-под нависающих чересчур густых и мохнатых чёрных бровей цепким жи­вым взглядом смотрели маленькие глубоко посаженные тёмные глаза. Жёстко топорщащие­ся пряди довольно коротко остриженных волос торчали во все стороны, падали на лоб и лезли в глаза. Словом — далеко не красавица. Темба выглядела какой-то взъерошен­ной и раздражён­ной. Попытки Лакира завязать с ней более тесное знакомство не встретили взаимности, что его не слишком-то огорчило.
Он спустился с лесопилки и остановился у плетня аккуратной фермы, находив­шейся через дорогу. Там на грядках, под присмотром рано поседевшей, но совсем ещё не ста­рой матери, трудилась молоденькая миловидная нордская девушка — совсем девчонка. Она то и дело мечтательно засматривалась вдаль, за что получала постоянные нагоняи от роди­тельницы, которая, в отличие от неё, трудилась не покладая рук.
Простояв пару минут возле изгороди, Лакир уже знал, что юную огородницу зовут Фастрид, а ферма носит романтичное название «Звездопад». В очередной раз засмотревшись в неведомое, девушка встретилась глазами с приезжим. Можно было ожидать, что это смутит её, но напротив, очаровательная рожица на мгновение приняла кокетливое выражение, а за­думчивые глаза лукаво сверкнули.
Ого! Да эта тихоня — та ещё штучка! Парень слегка улыбнулся ей и был неза­медлительно одарен ответной улыбкой. Фастрид куда усерднее заработала мотыгой, к удовле­творению матери, не заметивший короткого обмена взглядами с незнакомцем. Между тем, де­вица продолжала бросать на него долгие многообещающие взгляды из под пушистых ресниц.
Наконец, видя что дочь, кажется, взялась за ум и заработала как следует, мать рас­прямилась, размяла затёкшую спину и сказала:
— Закончишь эту гряду — можешь передохнуть, а я пойду займусь ужином.
Тут только она заметила стоящего возле плетня Лакира, который в этот момент увлечённо разглядывал облака на вечернем небе. Зрелище и впрямь того стоило, и всё же присутствие чужака насторожило женщину. Чтобы войти в дом ей нужно было пройти мимо него. Она приостановилась, подозрительно изучая парня.
Тот, понимая, что переигрывает, отвлёкся от созерцания небес. И с улыбкой обра­тился к подошедшей:
— Славная у вас ферма, хозяюшка! Впрочем, у такой как ты — другой и быть не могло! Как тебя зовут, красавица?
Краем глаза он заметил, как тихонько прыснула в кулачок Фастрид. И напрасно, потому что её мать действительно была ещё очень хороша. Серебристые волосы аккуратно обрамляли совсем гладкое лицо, формы не увяли, не утратили привлекательных очертаний, а в манере держать себя безудержно сквозило кокетство, которое дочь, несомненно, унаследо­вала от неё. Так что женщина приняла комплимент за чистую монету, улыбнулась и назвала себя:
— Боти, — она чуть склонила голову набок, ожидая продолжения.
— А что, Боти, если нам встретиться где-нибудь в укромном месте и узнать друг друга поближе? — предложил приезжий.
Хозяйская дочь удивлённо округлила глаза, не веря своим ушам, — норд продол­жал краешком глаза следить за ней и сейчас в душе усмехался её удивлению.
— Экий ты быстрый! Я вот твоего имени до сих пор не знаю!
— А, ну если проблема в этом, — ухмыльнулся парень, сверкнув зубами, — Так нет ничего проще. Зовут меня Лакир. Ну что? Прогуляемся по окрестностям?
— Есть ещё одна загвоздка. Мой муж Йофтор вряд ли будет доволен. Так что тебе не повезло! — хохотнула Боти. Но взгляд её говорил совсем другое. Качнув бёдрами и сверк­нув глазами на прощание, она скользнула прочь и скрылась в доме.
Помедлив пару мгновений, парень перемахнул через плетень и очутился рядом с Фастрид. Прежде чем она успела открыть свой хорошенький ротик и брякнуть что-нибудь невпопад, норд весело подмигнул ей и заговорщицки понизив голос произнёс:
— Вот теперь нам никто не помешает!
Девушка заулыбалась в ответ, тряхнула тёмными волосами, перехваченными ярко-алой лентой и с восхищённым удивлением протянула:
— А ты хитёр! Только мне всё равно надо закончить с этим, — она с ненавистью взглянула на картошку, которую окучивала.
— Ну, это как раз не проблема! — отозвался Лакир, подбирая мотыгу, оставлен­ную Боти, и принимаясь за дело.
Работа, привычная с детства, спорилась в его руках, соскучившихся по мирному труду. Фастрид было не угнаться за нордом, хоть она и старалась не отставать. Вместе они управились в два счёта.
— Ну вот, — сказал добровольный помощник отряхивая руки, — Теперь ты мо­жешь передохнуть, как сказала твоя матушка, а заодно показать мне окрестности.
Девушка выглядела довольной. Во-первых, удалось разделаться с работой быстрее и проще, чем ожидалось, во-вторых, наметилось романтическое приключение. Она старалась казаться взрослой и серьёзной, но было заметно, что ей с трудом удаётся не попискивать от восторга.
— И куда бы ты хотел пойти? — важно спросила она и тут же хихикнула.
Лакир окинул взглядом окружающий пейзаж. Возле реки было открытое про­странство, возможно, укромный уголок мог бы найтись за мостом, ниже по течению под во­допадом, но пока ещё такой отыщешь — девчонки наверняка хватятся. А за шумом воды она и не услышит, если станут звать... Нет уж, такой переполох им не нужен... Зато за не­большим выгоном позади фермы, где паслась скотина, принадлежащая владельцам «Звездо­пада», вид­нелись холмы, поросшие молодыми деревьями, среди которых можно замечатель­но укрыться от посторонних глаз.
— Давай осмотрим вон ту рощицу, — указал норд рукой. К его удивлению, девуш­ка испуганно ухватилась за его рукав.
— Там древний курган Погребальный Огонь... и... и призраки! — пролепетала девчонка, почти взвизгнув в конце.
— Ну, значит, там нас точно никто не станет искать, — легко отозвался Лакир. Лезть к самому захоронению он и не думал, а с чего бы призракам слоняться по миру, когда солнце ещё даже не скрылось за горизонтом? Если это вообще не местные страшилки, при­званные не дать любопытным забраться вглубь гробницы и пробудить что-нибудь, чему луч­ше бы спокойно почивать под толщей земли, как вышло на Ветреном Пике.
Видя, что ей не удалось напугать парня, Фастрид и сама приободрилась, а обожаю­щего восхищения в её глазах только прибавилось. Вдвоём они пересекли выгон, и вскоре оказались в окружении молодых деревьев, густо покрытых золотистой листвой.
Девушка выжидающе смотрела на норда, теребя тонкими пальчиками завязки свое­го платья. Было видно, что она отлично понимает, зачем её могли позвать на такую про­гулку, и ничуть не возражает против подобного развития событий. И всё же она была такой юной...
— Скажи, у тебя уже... был кто-нибудь? — вдруг спросил её Лакир. Не слишком-то хотелось выяснить, что она приняла его внимание за желание стать для неё первым и единственным, хотя сама девчонка была довольно-таки в его вкусе. Он был готов услышать отрицательный ответ и отослать её восвояси, но Фастрид обманула его ожидания.
Щёки девушки слегка порозовели, она хитро взглянула на парня и задорно кивну­ла. Ну что ж. Раз так — не отказываться же ему от того, что она, считай сама и предложила своими лукавыми взглядами и готовностью следовать за ним?
Он расстелил на траве свой плащ и привлёк фермерскую дочку к себе. Она отстра­нилась, и норд был готов поверить, что она всё-таки смущена предстоящим, но Фастрид лишь быстро скинула поясок и потянула завязки, освобождаясь от одежды. Парень слегка по­качал головой. Слишком прямолинейно и быстро. Её очаровательное кокетство заканчива­лось там, где ему бы самое время начаться. Может, конечно, он у неё и не первый, но опыта и обольстительного чутья ей покамест всё равно недостаёт.
Дальнейшее лишь подтвердило сделанный Лакиром вывод. Девушка не умела толком позаботиться ни о своём удовольствии, ни о том, с кем решила разделить постель. В результате перед нордом оказалась не самая простая задача — добиться чтобы ей было при­ятно, но не заставило девицу решить, что теперь он для неё — свет в оконце. Кроме того, по-возможности, нужно было постараться избежать и других последствий, о которых эта юная головка, кажется, вовсе не задумывалась...
Вроде бы в итоге всё вышло так, как и задумывалось. Глядя, как Фастрид одевает­ся, парень окончательно решил, что не хотел бы связываться с ней всерьёз. Девушка показала себя слишком легкомысленной, и если умение — дело наживное, то лёгкость, с которой она отдалась первому встречному, едва ли может быть изжита без следа. Коль скоро родительское воспитание не сумело привить ей должной скромности, и она готова повеситься на шею лю­бому — лишь бы подставлял, то и супруга из неё выйдет столь же ветреная и ненадёжная. Разве что запереть такую дома и стеречь, как великую драгоценность, да разве ж устережёшь?! Особенно, когда «сокровище», само норовит сбежать из-под замка!
Лакир был уверен, что и её мать именно такова: будь он чуть настойчивее, и на­личие мужа не только не остановило бы Боти, но и послужило бы приправой, добавляющей остроты ощущениям. Стоило ли дивиться, что у дочери не самые строгие взгляды на отноше­ния между мужчиной и женщиной? Пожалуй, для удачного брака с нею нужно заручиться или её безумной любовью, или уважением, граничащим со страхом. Да и то неизвестно — надолго ли хватит того и другого.
Проводив Фастрид взглядом, норд поднялся, привел одежду в порядок, перебро­сил плащ через руку и неторопливым шагом отправился к таверне, обойдя «Звездопад» с другой стороны.
Но не успел он спуститься с холма и выйти на городскую улицу, как послышались отчаянные крики. Засуетились стражники, зазвенело извлечённое из ножен оружие. Парень отшвырнул плащ и схватился за молот. За последнее время он настолько привык к нему, что даже отправляясь погулять по Айварстеду и полюбезничать с его обитательницами, не оста­вил оружие в таверне.
Лакир выскочил на дорогу с молотом в руках, готовый нападать или защищаться, смотря по обстоятельствам. Причиной переполоха оказался большой рыжевато-бурый мед­ведь, забравшийся в поселение. Стрелы, которыми осыпала зверя держащаяся на безопасном расстоянии стража, не столько причиняли ему вред, сколько злили. Зато с лесопилки с об­нажённым кинжалом в руке к хищнику бежала Темба. Исход такого поединка был ясен зара­нее — обозлённый косолапый заломает отчаянную женщину прежде, чем та достанет его своим ножиком.
Не дожидаясь, пока это произойдёт, Лакир издал боевой клич, привлекая внима­ние медведя. От неожиданности тот слегка присел и обернулся посмотреть, что могло наде­лать такого шума, но успел увидеть лишь боёк молота, с размаху опустившийся ему между глаз. Оглушённый зверь пошатнулся, а норд, не теряя времени, принялся охаживать его по го­лове, пока хищник не испустил дух. Парень вытер со лба пот и осмотрелся. На улицу высы­пал весь городок. Даже на другом берегу реки прыгал и размахивал руками какой-то тип в нищенских лохмотьях. В наступающих сумерках все глядели на героя, вышедшего на медве­дя без доспехов и одолевшего его один на один. Раздавались приветственные крики.
И только сам Лакир тяжело вздохнул: он-то рассчитывал посидеть вечерком в та­верне, послушать, что говорят люди... Если не услышит ничего интересного, то почитать и улечься спать пораньше. А теперь придётся заниматься разделкой этой зверюги: отложи на­завтра — так ещё полдня никуда не выедешь.
Закат догорел, и краски неба быстро выцветали, уступая место звёздному ковру. Зверь был велик и тяжёл, так что парень решил не таскать тушу с места на место, а разделы­вать прямо там, где лежит. Он вновь надел рабочую одежду с кожаным фартуком, зажёг фа­кел, воткнул его в обочину возле убитого хищника, и снова принялся орудовать охотничьим ножом. Мимо него в таверну прошла Темба, сердито процедив сквозь зубы что-то вроде:
— Медведи!..
Норд не обратил на это особого внимания, торопясь поскорее управиться с делом, чтобы не пришлось откладывать отъезд. В спешке он ухитрился слегка поранить руку медве­жьим клыком. В памяти всплыла невинная царапина, полученная под Вайтраном, доставив­шая ему немало хлопот. Ему даже показалось, что он вновь ощутил мгновенный жар, при­хлынувший к лицу. Кто знает, была ли это просто память тела, или зараза снова проникла в кровь? Лучше уж сейчас прерваться с работой, чем потом локти кусать. Кроме того, как раз подошло время ужина...
Лакир снял фартук, отмыл руки в речной воде и зашёл в таверну. К счастью, уха из мелкой рыбёшки здесь подавалась практически непрерывно — Климмек неплохо зараба­тывал, ежедневно продавая Вилхельму свой улов. К тому же среди припасов у парня сохра­нились сухари из чесночного хлеба, данного ему Хульдой, которые он не оставил у Анги вме­сте с прочим хлебом. Принимаясь за еду, он вновь с теплотой вспомнил хозяйку «Гарцующей кобылы». Вот закончит с текущими делами — и надо бы вновь наведаться в Вайтран... Мыс­ли перенесли норда туда, он словно бы воочию видел улыбку трактирщицы, её внимательный участливый взгляд, вот он уже сам невольно улыбался в ответ своей грёзе...
Хлопнула входная дверь, зазвучали лёгкие торопливые шаги, и запыхавшийся взволнованный голос Линли вывел парня из приятной задумчивости. Почти бегом добрав­шись до стойки, она сбивчиво рассказывала Вилхельму:
— Я опять его видела. Этот... призрак. Там, за курганами.
— Это злой дух, Линли! Я тебе говорил держаться оттуда подальше! — взволно­ванно принялся распекать её хозяин.
— Прости. Мне было интересно... Я не верила рассказам. Никогда больше туда не пойду, — покаянно опустила голову Звёздная Песнь.
— Да уж, не стоит, — успокаиваясь проворчал трактирщик. — Я поклялся тебя оберегать и я своё слово сдержу.
Лакир, на время оторвавшийся от тарелки, слушая их разговор, вновь принялся за еду. Он был полностью согласен с Вилхельмом — нечего живым делать возле погребальных курганов, а тем паче — внутри них. Небось, если к этим призракам не лезть, так и они нико­му вреда не причинят. Память некстати подбросила ему привидение маленькой Хельги из Морфала, неспособной упокоиться с миром, не получив отмщения, но он прогнал эти мысли прочь. Уж если современники, воздвигшие целый курган над своими усопшими, не позаботи­лись об этом, то ныне живущим и подавно некому мстить. Выбросив услышанное из головы, он доел уху с чесночными сухарями, запил пищу нордским мёдом и заторопился на улицу к оставленному до поры медведю.
Закончить разделку удалось только далеко за полночь. Потянувшись и расправив плечи, Лакир понял, насколько устал и хочет спать, но прежде, чем ложиться, нужно было уладить оставшиеся дела.
Он вернулся в таверну, растолкал Вилхельма, убедив того купить изрядную часть медвежатины. Роки и без того придётся немало везти в Рифтен. Шкура уже была подготовле­на к продаже. Парень нашёл в себе силы добраться до реки и как следует вымыться после грязной работы. Но сонливость при этом многократно усилилась.
Он добрёл до своей комнаты в «Вайлмире», сбросил одежду и, едва очутившись в кровати, заснул так крепко, что едва ли проснулся бы, даже реши Глотка Мира вдруг обру­шиться на Айварстед.
Несмотря на мелкий дождь, накрапывающий с утра, и на поздний отход ко сну, Лакир встал рано, чувствуя себя бодрым и отдохнувшим. Никаких признаков болезни, кото­рую он мог подцепить, оцарапавшись медвежьим клыком, не было и в помине. Парень по­полнил свои припасы у трактирщика, позавтракал и начал собираться в дорогу.
На прощание Вилхельм дружески махнул норду рукой и прибавил:
— Будешь проходить мимо — заходи пропустить стаканчик.
Лакир кивнул, хотя в его планы не входило повторное посещение Айварстеда, и отправился седлать Роки.
Умытое утренним дождём солнце, вскоре выглянувшее из-за туч, застало всадника уже на пути к Рифтену.

 

Глава 38. Блудный супруг

Блудный супруг

Золотистый лес, не случайно названный Осенним, звенел птичьими трелями. Кап­ли воды бриллиантами вспыхивали с солнечных лучах. От тёплой земли поднимался пар, напитанный ароматами трав. Несмотря на то, что временами вдалеке то слева то справа раз­давался медвежий рык, Лакир от души наслаждался поездкой. Добрая кружка нордского мёда, выпитая за завтраком, приятно согревала изнутри.
Дорога была вымощена крепким булыжником и хорошо наезжена. Вдоль неё стоя­ли частые указатели, так что с пути не собьёшься. И это при том, что единственная развилка встретилась норду лишь почти сразу за айварстедским мостом.
Вскоре идиллический покой утреннего леса оказался нарушен, испуганно смолкли птицы, зато где-то впереди раздались громкие крики о помощи.
Лакир понукнул Роки, нагруженную остатками вчерашней добычи. Лошадь выне­сла парня к перекрёстку, от которого разбегались три дороги. Возле указателя, ощетинивше­гося кучей стрелок, кипел бой. На патруль, состоящий из трёх Братьев Бури, напали волки.
Один из солдат Ульфрика уже неподвижно лежал на земле, другой улепётывал во все лопатки по дороге, отходящей вправо от той, по которой приближался всадник, третий отбивался щитом и топориком от пары наседавших на него хищников и отчаянно взывал о помощи.
Выхватив молот, Лакир соскочил с седла и устремился на выручку повстанцу. Он щедро раздавал удары волкам, пока они, один за другим, не рухнули в заросли лилового гор­ноцвета на обочине.
Сбежавший солдат увидел, что с серыми разбойниками покончено, и вернулся. Его соратник, которого только что выручил проезжий норд, вместо благодарности грубо про­ворчал, обращаясь к своему избавителю:
— Тебя это не касается.
Лакир пожал плечами, криво усмехнулся, вернулся к Роки, вскочил верхом и поехал навстречу возвращавшемуся беглецу, поскольку, если верить указателю, именно этот путь вёл к Рифтену. Немного отъехав, он обернулся и увидел, как два уцелевших Брата Бури, бросив убитого товарища валяться у дороги рядом с тушами волков, зашагали в сторону Айварстеда.
Парню хотелось верить, что они вернутся и за тем и за другим, но это получалось у него с трудом. Как бы то ни было, на этот раз он не стал подбирать убитое зверьё, коль ско­ро ему недвусмысленно дали понять, чтоб не вмешивался. Вот пусть сами и разбираются. Ещё не хватало отстаивать своё право на добычу, вздумай те двое повернуть назад, притом что лошадь и так везёт приличный груз.
Неужто все как один воины в армии Ульфрика таковы?.. Пока что все Братья Бури, которых он встречал, вели себя как последние трусы, не способные в полном доспехе и при оружии защитить даже самих себя от того, с чем, порою, справляются простые крестьяне, обороняя свой скот. Разве что хитроватый квартирмейстер из хьялмаркского лагеря казался более или менее дельным мужиком...
Теперь дорога шла вдоль берега Тревы — крупной реки, протекающей через Рифт. Вскоре оказалось, что не взяв туши волков, напавших на патруль повстанцев, Лакир посту­пил мудро: на него самого набросились двое хищников. Ему не пришлось даже слезать с ло­шади, чтобы расправиться с ними, но не вполне удобное оружие вновь вызвало лёгкую доса­ду. Одну из туш он взвалил на Роки, другую — себе на плечи и зашагал по дороге рядом с ко­былой. По-хорошему, нужно было найти спокойное место, чтобы по-быстрому разделать хищников, тогда груз станет меньше.
Норд внимательно поглядывал по сторонам, и только благодаря этому разглядел узкую стёжку, отделявшуюся от дороги и спускавшуюся к реке. На берегу виднелось что-то вроде небольшого хуторка и лесопилки.
Парень свернул на обнаруженную тропинку и вскоре очутился перед маленьким, потемневшим от времени и непогоды, бревенчатым домишком. Во дворе мальчонка кормил стайку рыжеватых кур, сгрудившихся у его ног. Среди них, попискивая, сновали жёлтые пу­ховые комочки — цыплята.
Неподалёку слонялся рифтенский стражник, явно недовольный тем, что его от­правили в такую глухомань.
Лесопилка стояла без дела, хозяев видно не было. Лакир приблизился к пареньку:
— Эй, малец! Родители дома?
— Тут, на лесопилке только мы с мамой. Отца нет. Мы не знаем, что с ним случи­лось.
Да уж... невесёлые дела. Сгинуть в Скайриме — нехитрая задача. Впрочем, как знать, может хозяин жив-здоров и скоро вернётся домой. Мало ли, когда и куда он направил­ся да где мог задержаться...
Приезжий сбросил в сторонке волчью тушу и постучался в дом. Не получив отве­та, он толкнул дверь и вошёл в небольшую бедно обставленную комнату.
Рыжеволосая женщина с небрежно заплетённой, наполовину разъехавшейся ко­сой, отвлеклась от котелка, в котором помешивала поварёшкой, и хмуро уставилась на во­шедшего. Она была не то чтобы немолодой — скорее усталой той непреходящей непомер­ной усталостью, которая прибавляет возраста больше, чем прожитые годы.
Должно быть, хозяйка решила, что к ним заглянул кто-то из знакомых её супруга, потому что сварливо заявила:
— Если встретишь где-нибудь моего никчёмного мужа Лейфнарра, скажи ему, что я его видеть больше не хочу.
Лакир промолчал. Он знать не знал этого Лейфнарра, а потому шансов где-то его встретить и что-то ему сказать у него было немного. Однако же, взгляд женщины становился всё более подозрительным и сердитым, поэтому парень поторопился задать вопрос о том, что не могло оставить её равнодушной:
— Трудно ли управлять лесопилкой?
Его расчёт был верен — хозяйка отвлеклась от своего варева и, уперев руки в бока, возмущённо высказала всё то, что, видимо, долго копилось у неё на душе:
— Когда тут только я и ребёнок, это практически невозможно. Лейфнарр ушёл и оставил меня в ужасной ситуации. Я еле свожу концы с концами. Как сейчас живём, мы больше пары лет не протянем — это в лучшем случае. Потом мне придётся всё продать.
Женщина тяжело дышала, видно было, что внутри у неё кипит ещё много невы­сказанного, и выговориться ей просто необходимо. Лакир решил предоставить ей такую воз­можность, спросив:
— Что случилось с Лейфнарром?
— Он сказал, что пойдёт на восток к границе Морровинда продавать зерно каким-то людям в лощине Сломанный Шлем. Я его ждала-ждала, но он так и не вернулся. Подце­пил, небось, какую-нибудь эльфийскую девку. Ну и скатертью дорожка, вот что. Если б я зна­ла, куда он делся, я бы ему всё высказала.
Сломанный Шлем... Рифтен, куда Лакир, собственно и направляется, находится не так уж далеко от границы Морровинда... Всё одно почти по пути, можно поспрашивать народ — глядишь, кто этого Лейфнарра и видел...
— Я постараюсь найти его, — вслух решил парень.
— Хорошо. Если увидишь его, передай, что Гроста сказала, пусть он хоть в Обли­вион катится... Чтоб я его здесь не видела.
Вот, значит, как её зовут — Гроста. Несмотря на сердитый тон, которым говорила женщина, в её глазах Лакиру почудилась слабая надежда, что если он разыщет пропавшего, тот вернётся домой. Надо бы побольше разузнать о его поездке... Глядишь, станет понятно, кого и о чём стоит расспрашивать.
— Почему Лейфнарр отправился в лощину Сломанный Шлем?
— Ну, он сказал, что кто-то ходил по фермам в округе и обещал приличную цену за лес и зерно. Лейфнарр сказал, что обещали в два раза больше, чем обычно дают на рынке. Проблема была только в том, что надо было дерево прямо туда отвезти. Так что пропал не только Лейфнарр, а приличная часть наших запасов.
Он хотел уже спросить разрешения заняться разделкой зверья на задворках доми­ка, как вдруг Гроста ни к селу ни к городу прибавила:
— Мужики — жуткие свиньи... Их всех только одно заботит.
При этом она выразительно посмотрела норду в глаза. Он вопросительно припод­нял бровь, хотя намёк был высказан — яснее некуда.
В этот момент в дом заглянул её сын, и спросил:
— Мам, я закончил рубку на северной стоянке. Куда мне теперь?
— На востоке есть роща вязов. Нам бы это дерево пригодилось.
— Я надеялся пойти в Рифтен за припасами, — чуть разочарованно отозвался мальчишка, — но ладно, сначала вязы срублю.
— Гралнах, прошу, будь осторожен. В этой роще есть что-то такое... опасное. Сра­зу беги домой, если что-то случится, обещай!
В голосе женщины прозвучала искренняя тревога. Было похоже, что она предпо­чла бы вовсе не отпускать его, но у них не было другого выхода — нужно было как-то выжи­вать. Вздохнув, она плотно прикрыла за сыном дверь, а затем указала Лакиру на вход в боко­вую комнатушку.
В ней, помимо уютного камина, едва умещалась пара односпальных кроватей. Оставалось только недоумевать, где же спал Лейфнарр, прежде чем исчезнуть.
Гроста, явно истосковавшаяся по мужскому вниманию, действовала решительно и торопливо, видимо, опасаясь, что сын может застать их врасплох. Норду удалось сполна удовлетворить её ожидания, хотя для себя он так и не решил, хотела ли женщина отомстить супругу, которого подозревала в неверности, или просто извелась одна.
Одевшись, он условился с хозяйкой, что займётся разделкой зверья, а заодно предложил ей мясо, которое вёз с собой. Гроста искренне обрадовалась его предложению. С деньгами у них с Гралнахом было совсем туго, а до того, чтобы кормиться охотой, парнишка ещё не дорос. Выходя из дома, она обернулась к парню и почти дословно повторила сказан­ную ранее фразу:
— Вы, мужики, жуткие свиньи... Вас всех только одно заботит.
Но выглядела она при этом такой довольной, а её глаза так маслянисто поблёски­вали, что Лакир при всём желании не мог принять её слова за упрёк. Он лишь усмехнулся, мол, кто бы говорил, и передал хозяйке обещанную часть своей добычи.
Женщина принялась заготавливать мясо впрок, а Лакир, избавившись от солидной части груза, тяготившего Роки, взялся за обработку свежих туш.
Попутно, когда Гроста проходила мимо, он подробно расспрашивал обо всём, что та знала про местонахождение лощины Сломанный Шлем, а заодно и о приметах её пропав­шего мужа. Не будешь ведь, в самом деле, подходить к каждому незнакомому норду с вопро­сом: «Ты, часом, не Лейфнарр?»
К сожалению, примет было не так уж много: средний — для норда — рост, тём­ные волосы, не достающие до плеч, короткая борода, подбритая по бокам... Парень продол­жал тормошить женщину вопросами, надеясь выудить ещё хоть что-нибудь, и его настойчи­вость была вознаграждена.
— Знаешь, у Лейфнарра была любимая фибула, которой он всегда закалывал оде­жду, отправляясь куда-нибудь по делам. «На удачу» — как он говорил. Сама по себе вещица недорогая и невзрачная — витое кольцо из потемневшего металла. А на внутреннем ободе большая светлая царапина — незадолго до поездки повредил, переживал ещё... Сущее ребя­чество!
Лакир внимательно выслушал рассказ хозяйки, продолжая заниматься своим де­лом. Она, тем временем, присовокупила к скудному обеду полученное от гостя мясо, вслух радуясь, что не придётся отпускать Гралнаха в Рифтен. Хотя, тот, конечно, расстроится — для него посещение города какое-никакое, а развлечение. Но дороги слишком опасны, лишний раз искушать судьбу не стоит.
В порыве благодарности Гроста предложила заезжему норду пообедать вместе с ними, и тот согласился. Он разделал зверей, просолил шкуры и немного помог женщине на лесопилке, решив сразу после еды отправиться дальше в сторону Рифтена.
Прежде чем садиться трапезничать, дождались возвращения Гралнаха из вязовой рощи. Тот хоть и правда огорчился, что не придётся идти в Рифтен, но был очень рад, что на обед на сей раз не только овощи или рыба. Мальчишка набросился на еду с жадностью оголо­давшего волчонка: силы, истраченные на взрослой работе, требовали восполнения.
Обед надолго не затянулся, что неудивительно, учитывая аппетит участников. Раз­делавшись со своей порцией пищи, Лакир поблагодарил хозяйку, попрощался с ней и тронул­ся в путь. Правда перед выездом он предпочёл надеть доспехи: не лишнее, если отправ­ляешься туда, где бесследно пропадают люди... Если только Гроста не права, и её супруг в самом деле не запал на какую-нибудь данмерку... Не зная сгинувшего без вести лесоруба, норд не мог сказать, насколько обоснованны такие подозрения.
Теперь лошадь была нагружена существенно меньше, и можно было позволить себе отклониться от прямого пути, чтобы заехать в лощину, куда направлялся пропавший Лейфнарр. Всадник некоторое время двигался вдоль берега Тревы, а затем свернул к мосту через небольшую старицу и вернулся на дорогу.
Навстречу то и дело попадались путники, нескольких, наоборот шагающих к Риф­тену парень обогнал. При таком оживлённом движении хищники и грабители не рисковали вылезать на дорогу, так что можно было ехать, не опасаясь неприятных приключений.
Чуть погодя справа показалась зажиточная ферма, на которой трудилась пара ба­траков. У крыльца собрались три рифтенских стражника. Они что-то обсуждали между со­бой, время от времени громко похохатывая.
Лакир придержал Роки и спросил работников о названии фермы. Как он и предпо­лагал, это оказалась ферма принадлежащая богатому нордскому клану Снегоходов. О ней упоминала Гроста, рассказывая то немногое, что знала о пути в Сломанный Шлем. Здесь сле­довало взять южнее, а затем вновь свернуть на восток, чтобы проехать через небольшую до­лину, зажатую между гор.
Парень направил лошадь через прозрачное редколесье. Всё равно в город он успе­вал лишь под конец торгового дня, так что можно было не слишком туда торопиться.
Краем глаза путник заметил какое-то движение там, куда ехал. Он внимательно всмотрелся в золотистые заросли. Так и есть. Среди кустарников мелькала рыжая шкура с тёмными отметинами. Роки тоже почуяла неладное: насторожила уши и не слишком охотно двигалась вперёд. Справа проплыл, растворяясь в полосах света, второй янтарный силуэт. Лакир прищёлкнул языком: плохо дело. Один саблезуб — и то не мёд, а уж двое...

Звери совершенно очевидно пытались обойти кобылу с двух сторон. Значит, они наметили себе добычу и так просто не отвяжутся. Подлесок, хоть и не слишком густой, был куда большей помехой для лошади, чем для громадных кошек. Впрочем, норду показалось, что впереди виднеется прогалина. Он понукнул Роки, надеясь выбраться на открытое место раньше, чем хищники соберутся напасть. Насколько парень успел изучить их повадки, они предпочтут выждать подходящий момент и действовать наверняка. Он достал молот, готовясь отразить возможную атаку.
Лошадь на этот раз слушалась хозяина неохотно. Она бы с гораздо большим удо­вольствием развернулась и ускакала прочь. Однако Лакир неумолимо посылал её вперёд. По­корившись, кобыла пустилась вскачь, раздвигая грудью кусты и ломая хрупкие ветки. Поло­сатые тела следовали за нею с обеих сторон. Их движения стали более стремительными. А полосы предвечернего света, падающие сквозь золотистую листву Осеннего леса, мешали точно определить местоположение хищников.
Неожиданно кустарник кончился, и Роки вынесла своего седока в безлесную лож­бину между холмами предгорий. Здесь животное почувствовало себя увереннее, и, ускорив бег, стремилось поскорее оторваться от преследователей. Саблезубы же, видя, что добыча ускользает, покинули скрывающие их заросли и крупными скачками бросились за ней.
Лакир бросил пару быстрых взглядов налево и направо, оценил обстановку и вдруг, резко осадив кобылу, развернул её навстречу ближайшему зверю. Хищник, встречен­ный в прыжке ударом молота, едва не вышиб всадника из седла, но тот, хоть и с трудом, су­мел выровняться и погнать лошадь навстречу второму полосатому охотнику. В последний момент норд изменил направление её бега и огрел промахнувшегося саблезуба по твердока­менному черепу. Пока звери, получившие серьёзные увечья, не успели прийти в себя, парень спрыгнул наземь и в несколько ударов добил подранков.
Убедившись, что хищники больше не представляют угрозы, парень подошёл к Роки. Она всё ещё нервно вздрагивала, но умиротворяющее похлопывание и поглаживание вкупе с ласковым голосом хозяина возымели своё действие, и лошадь начала успокаиваться.
Разговаривая с кобылой, норд размышлял, как поступить с убитыми животными. Без повозки две такие туши разом не увезти. Разве что одолжить какую-нибудь телегу на ферме Снегоходов?.. Да нет, пустое... Нет у батраков возможности распоряжаться хозяйским добром... И ведь не бросишь тут этих красавцев... Кто-нибудь мог бы, но не он... Можно, ко­нечно, вернуться за ними позже и по одному перевезти в Рифтен... Хотя... мясо и кости этих животных ему без надобности, зато шкуры, клыки и алхимические ингредиенты напротив имеют немалую ценность. А добыть их займёт не так уж много времени: в разделке туш он за последнее время здорово поднаторел. Кабы дело не к вечеру... Впрочем, если рассуждать и ничего не делать, так и ночи дождаться можно.
Потирая плечо, немного ноющее после не слишком удачного столкновения молота с тушей животного, Лакир полез за охотничьим ножом...
Когда всё ценное было снято с убитых зверей и аккуратно навьючено на лошадь, от гор пролегли густые вечерние тени, хотя небо всё ещё оставалось светлым. Парень по­тянулся и пошевелил рукой. Не сказать, чтобы полученное повреждение сильно мешало, но опять виною было несподручное оружие, и это вызывало нешуточную досаду.
Лакир вновь сел в седло, решив всё же добраться до Сломанного Шлема, прежде чем ехать в Рифтен. Он миновал небольшое мелководное озерцо, возле которого нашлась вполне приметная стёжка. Вела она как раз туда, куда надо. Тропа обогнула гору и начала по­лого подниматься навстречу шумящему где-то впереди, но пока невидимому, водопаду.
Неожиданно путь разделился надвое. Левая часть его круто забирала вверх к ка­кой-то башне, правая, наоборот, спускалась ниже и плавно охватывала склон. Лакир без осо­бых колебаний выбрал нижнюю тропу: башню, возвышающуюся возле самой вершины мож­но назвать по-разному, но уж точно не лощиной!
Вскоре утоптанная дорожка обогнула скальный выступ, вывела на довольно об­ширное пространство, пересекла его и упёрлась в ворота, напоминающие вход в шахту. Од­нако возле них не было ни плавильни, ни обычного шахтёрского инструмента, зато прохажи­вались двое. Оба вооружённые до зубов. Справа от входа в недра горы узкой лентой низвер­гался водопад, голос которого путник заслышал ещё издалека.
Местность была освещена лучами солнца, повисшего почти над самым гори­зонтом. Парень уже собирался окликнуть тех, кто прохаживался у ворот, хотя, глядя на их разбойный вид, доброго ответа не ожидал, но они и сами заметили его.
Один из них выхватил меч, другая схватилась за лук. Зазвучали обычные для гра­бителей угрозы. Впрочем, путнику было ясно, что внемли он им и попытайся отправиться восвояси — получит стрелу в спину. Из-за близости обрыва было слишком рискованно бить­ся не слезая с седла. Норд спешился, но схватиться с разбойниками не успел.
Откуда-то сбоку послышалось подвывание, и прямо на бандитов выскочили три волка. Одного из них лучница уложила предназначавшейся Лакиру стрелой, но второй, взвившись в прыжке вцепился ей в горло. Дюжий молодец, бросился ей на выручку но при этом неосторожно подставил бок третьему зверю. Острые клыки рванули плоть, разбойник взревел, отступил на шаг и замахнулся мечом. Волк отпрыгнул и бросился на детину с другой стороны. Тот вновь шагнул назад, следя за хищником и стараясь зацепить его оружием.
Серый кружил на почтительном расстоянии, ожидая, чтобы человек где-нибудь дал слабину. Поглощённый наблюдением за волком, разбойник совсем забыл о звере, напав­шем на его товарку. А тот, бросив бездыханную жертву, набросился на него с незащищённой стороны. От удара тяжёлой туши бандит оступился, заскользил на камнях, мокрых от брызг, летящих с водопада, и взмахнув руками, точно крыльями, рухнул вниз на острые камни, тор­чащие из клокочущих вод.
Разделавшись с разбойниками, волки переключили своё внимание на Лакира, но его застать врасплох не удалось. Первый волк рухнул с расколотым черепом, второй же успел прокусить стёганные штаны и разорвать кожу на бедре норда. Получив чувствительный удар в бок, он бросился наутёк и скрылся где-то в кустарнике, обильно росшем у подножия горы.
Некоторое время парень выжидал, полагая, что зверь может вернуться, но того, кажется, простыл и след. Он осмотрел сочащуюся кровью ногу. Рана казалась пустяковой, но настораживала тянущая боль, не желающая ослабевать. Лакир наскоро перехватил укус по­вязкой, чтобы унять кровотечение. Вроде бы стало лучше.
Как бы то ни было, теперь он был твёрдо уверен, что лезет в разбойничье логово. А коли так, шансы обнаружить Лейфнарра живым и здоровым становились довольно зыбки­ми. Впрочем, может в бандитском вертепе обнаружатся какие-либо следы его пребывания... А может, его самого держат в плену — порой грабители поступают так, если надеются из­влечь из пойманного какую-то выгоду.
Нога действовала довольно сносно, плечо почти совсем прошло, но лучше было соблюдать осторожность и, по возможности, не ввязываться в драку на чужих условиях.
Норд оставил Роки и зашагал к воротам, ненадолго задержался возле обрыва, вы­искивая глазами тело разбойника. Оно обнаружилось глубоко под скалой, на которой стоял Лакир. Нет уж, лезть осматривать убитого — себе дороже. Оставалась его подружка. Увы, у растерзанной лучницы не оказалось ничего путного — ни ключа, ни записки, ни предметов, принадлежащих пропавшему.
Придётся всё-таки пробираться внутрь. Другого способа разузнать хоть что-то о судьбе владельца лесопилки, парень не видел.
Лакир осторожно толкнул дверь, отозвавшуюся отчётливым скрипом. Он замер, мысленно проклиная ржавые навесы, но из глубины пещеры, куда вёл узкий высокий кори­дор с сухим земляным полом, не доносилось никаких тревожных звуков. Норд тихонько двинулся дальше.
Здешние обитатели явно умели уютно устроиться: их убежище было сухим и про­сторным, воздух внутри не был затхлым, правда, по мере продвижения вглубь, парню стало мерещиться, что откуда-то едва заметно тянет дурным запахом — будто где-то в дальнем углу сдохла мышь. Но он не мог бы с уверенностью сказать, что ему не почудилось — порой ни­чего подобного уловить не удавалось.
Коридор освещался настенными факелами и фонарями, подвешенными на верёв­ке, протянутой от стены к стене. Последние придавали пещере какое-то особое романтиче­ское очарование. Казалось, что в глубине скорее обнаружится любовное гнёздышко, нежели бандитское убежище. Идти по ровному полу было легко, земля глушила шаги, привычная, хорошо подогнанная броня не бряцала, а гладкое костяное кольцо на пальце придавало уве­ренности, что его не обнаружат.
Проход раздался вширь и вывел к толстой каменной колонне, слева от которой об­наружился просторный грот. Однако вход рядом с колонной был перегорожен верёвкой со множеством нанизанных на неё костей. Отцепить такую не подняв шума, равно как и без­звучно перепрыгнуть практически невозможно.
Лакир предпочёл пройти чуть дальше и попытаться обойти колонну, скрываясь в полумраке, поскольку теперь источники света находились только внутри грота. Звуки, доно­сящиеся оттуда, напоминали или приглушённое рычание или... раскатистый храп!
Обогнув каменный столб возле дальней стены, где никто не позаботился устано­вить ловушку, парень оказался в зале. Его глазам предстала на удивление мирная картина: на разостланных спальниках по обе стороны уютного костерка спали двое. Но оружие они дер­жали под рукой даже во сне. То ли отсыпались перед ночной вылазкой, то ли отдыхали после дневной — иначе с чего бы им дрыхнуть на закате?
Норд подобрался поближе. Слабый запах падали здесь ощущался непрерывно. Впрочем, исходил он явно не от спящих. Ближе к вошедшему спал заросший волосами креп­кий мужик, чуть дальше, за костром — девка в короткой меховой юбке. В руке она сжимала какой-то предмет, вызвавший у Лакира мимолётное любопытство. Приглядевшись, он понял, что это толстая морковь с отрезанной ботвой. Парень тихо хмыкнул: судя по тому, как раз­бойница держала корнеплод, использование оного было далеко от невинного. Видимо, нате­шившись, девица заснула, так и не выпустив из рук своей «игрушки».
В этот момент от стены, находящейся слева от норда, потянуло сквозняком, при­несшим отчётливый запах тления. Повернув голову в ту сторону, лазутчик разглядел кольцо с цепью, какими отпирают потайные двери.
Мысль о том, чтобы проникнуть дальше, оставив за спиной живых врагов, Лакир отбросил сразу. Стоит одному из разбойников проснуться и дёрнуть за кольцо, как незваный гость окажется в ловушке.
Никаких угрызений совести в связи с тем, что придётся убить спящих, парень не испытывал: он повидал уже достаточно бандитов, чтобы знать, что честный бой — не про них. Нету у грабителей ни чести, ни совести. Уж они-то не погнушаются прирезать человека во сне за несколько монет и приличную одежонку. Он подошёл к спящему мужику, приме­рился и нанёс точный удар молотом в висок. Тело дёрнулось и обмякло.
Негромкий шум заставил зашевелиться шалунью с морковкой. Но и ей, так и не успевшей проснуться, досталось двемерским оружием по засаленной голове.
На первый взгляд, в пещере больше никого не было, но откуда-то сверху по-преж­нему раздавался негромкий храп. Разыскивая источник звука, норд обнаружил пологий склон, начинавшийся возле рукояти на стене.
Взойдя по нему, Лакир наткнулся на закуток, освещённый парой фонарей, где спал ещё один разбойник, похоже — главарь шайки. Его постель была устроена на дощатом помосте, а не прямо на земле, как у двоих внизу. Рядом стоял резной сундук, несколько ящи­ков и грубая полка. В укромном углу притулилась бадья, наполненная человеческими черепа­ми. Ещё два были удостоены особой чести — они вместе с железным ножом лежали поверх большого ящика, причём один из них красовался на деревянной тарелке. Вероятно, они при­надлежали жертвам этой банды. В отличие от прочих, спящий наверху позволил себе раз­деться. Но его секира при этом всё равно лежала совсем рядом.
Рука норда не дрогнула, когда он расправился с главарём. Прислушавшись и ещё раз обведя взглядом пещеру, парень решил, что можно действовать без опаски.
Он вернулся к найденной рукояти и дёрнул за кольцо. Каменная панель отодвину­лась, и из открывшегося прохода потянуло запахом смерти. Лакир отступил в сторону и от­вернулся, чтобы не вдыхать мерзкую вонь. Наконец зловонный дух выветрился настолько, что парень решил заглянуть внутрь. Он взял факел, набрал в грудь побольше воздуха и бы­стро двинулся вперёд.
Короткий идущий вниз коридор привёл в маленькую каморку. У дальней стены, словно груда мусора, валялись окровавленные человеческие останки.
Трепещущий свет факела выхватил из тени грубый стул, плаху, оружейную стойку с луком и мечом. Стена слева была укреплена окровавленными досками. Возле неё, раскинув руки и ноги, лежал мертвец, утыканный стрелами.
Большего Лакир разглядеть не успел, устремившись назад за глотком свежего воз­духа. Отдышавшись и возвратившись к покойнику, парень убедился, что тот был нордом. В свете факела тускло блеснула фибула, которой была заколота небогатая добротная куртка. Витое, потемневшее от времени кольцо... А вот и царапина, о которой говорила Гроста... Остальные приметы тоже сходились... С момента смерти несчастного прошло не так много времени, чтобы его не опознать. Не принёс Лейфнарру удачи его талисман, не уберёг... Видно не напрасно он так горевал о пустячном повреждении...
То и дело выбираясь из душного закутка на поверхность, парень изучил помеще­ние, где нашёл пропавшего. На грубой полке рядом с телом лежал том заклинаний, озаглав­ленный «Пламя», и стоял флакон со слабым ядом.
Впрочем, Лакир уже давно понял страшное назначение потайной комнаты. Будто мало того, что разбойники заманивали свои жертвы лживыми посулами, так что те сами при­ходили к ним, да ещё и тащили с собой своё добро, которое надеялись продать — вместо оплаты их не просто убивали, а прежде глумились над ними. Секретная каморка была пыточ­ной. Лейфнарра поставили к дощатой стенке и расстреливали из лука. Почти в упор. Его раны не были смертельны, хотя на таком расстоянии не промахнулся бы и ребёнок. Нет, это было сделано намеренно, чтобы продлить его мучения.
Вероятно, на нём испытывали и действие яда — не сильного, не дающего быстро­го избавления — усиливающего страдания. А для зрителя этого спектакля был принесён стул, чтобы он с полным комфортом мог наслаждаться картиной боли и медленного умира­ния. Лакир был уверен, что этим жадным до чужой муки созерцателем был главарь, окружив­ший себя человеческими черепами.
Даже камера пыток в Северной сторожевой крепости казалась не столь омерзи­тельным местом. В конце концов, талморцы действовали во имя служения целям своего госу­дарства, пусть чуждым и враждебным людям. Они были врагами, но их действиям мож­но было найти оправдание. Но кем же надо быть, чтобы сделать из агонии беспомощной жертвы развлечение?! Как объяснить новоявленной вдове и мальчишке, которого осиротили голово­резы, что их мужа и отца убили — и убили жестоко — забавы ради?! Ну и ещё чуть-чуть ради выгоды, конечно, куда же без этого...
В груди норда вскипел гнев. Знай он об этом раньше, истязатель не получил бы лёгкой смерти во сне! Ненависть, клокотавшая у парня внутри, требовала выхода. Но что он мог сделать теперь? Разве что осквернить тело главаря, чтобы даже посмертие стало для него позором!.. Он снова метнулся наружу, разжал пальцы убитой девицы, забрал у неё морковь, взбежал в «спальню» атамана. Мышцы Лакира на миг свело болезненной судорогой, должно быть от ярости, рвущей его на части, но он не обратил внимания на внезапный спазм и чуть ли не полностью затолкал главарю пониже спины внушительный корнеплод. Пусть-ка пред­станет перед Аркеем без доброго напутственного слова, да ещё в таком виде!
Гнев не угас полностью, но парню удалось хоть частично выместить его. Теперь следовало подумать, как поступить с телом Лейфнарра. Будь он убит совсем недавно, можно было попробовать доставить труп вдове, чтобы та могла проститься с мужем. К сожалению, этот вариант отпадал. Оставалось только похоронить убитого. Только не в том закоулке, где его истязали.
Лакир обошёл пещеру, выбрал удачное место, нашёл подходящий инструмент и наметил место для будущей могилы. Он начал копать, но хотя земля была довольно податли­вой, работать в доспехах было неудобно — быстро начало ломить суставы. Вот же не было печали... Как старик, право слово... Парень снял броню, оставшись в обычной одежде, попра­вил повязку на укушенной ноге и дело пошло веселее. Но вскоре тело опять начала то и дело скручивать настырная боль. Он вытер взмокший лоб. Что-то с ним творилось не то...
Короткий отдых принёс облегчение, и норд вновь взялся за работу, почти сразу вызвавшую новый спазм. Упрямо стиснув зубы, он продолжил копать, позволяя себе ко­роткую передышку, лишь когда становилось совсем тяжко. Вырыв яму достаточного размера, он перетащил к ней тело убитого. Ненадолго задумался — стоит ли оставить Лейфнарру под­ведший его талисман, или же лучше отвезти фибулу вдове — на память и как подтверждение, что он действительно отыскал её мужа, не ошибся, не обознался... Пожалуй, ей этот знак бу­дет нужнее.
Лакир бережно отстегнул фибулу и спрятал в кошель. Затем опустил убитого в свежевырытую могилу и совершил всё, что подобает при погребении честного норда. Засы­пав тело землёй и хорошенько уплотнив её, парень взялся сооружать надгробие. Камень для него он присмотрел ещё раньше, но дотащить его оказалось непросто: на полпути руки так скрутило болью, что пришлось опустить его на землю и подождать, пока не станет лучше.
Хуже всего, что эти приступы, хоть и кратковременные и по большей части вполне терпимые, здорово выматывали. Лакир выбил на камне имя похороненного и дату погребе­ния, поскольку не знал в точности дня, когда тот умер.
Короткая молитва Аркею и поминальная бутылка мёда завершили церемонию. Напиток помог немного расслабиться, и парень вновь почувствовал себя вполне сносно. Сперва он хотел покинуть пещеру, внушавшую ему отвращение, не забрав с собой ничего, кроме памятной фибулы, принадлежащей покойному. Но потом изменил своё решение.
Первым делом воин поднялся на помост, где стоял резной сундук. Норд, обычно внимательный к деталям, на сей раз не заметил ловушки, подстерегавшей того, кто осмелит­ся посягнуть на имущество атамана. Он приподнял крышку и едва успел отпрянуть от ши­пастого шара, летящего ему в голову. Шар заплясал на цепи, постепенно замедляя раскачива­ние. А парень стиснул зубы, снова поражённый болью, вызванной резким движением. До­ждавшись, пока она отпустит, он выгреб содержимое сундука и принялся обыскивать пещеру. Пару книг, нашедшихся в разбойничьем логове он уложил в рюкзак, а всё ценное, что на­шлось помимо них, включая деньги, сложил в мешок, лежавший возле ложа главаря.
Нагруженный добычей, Лакир направился к выходу, избегая спешки и резких дви­жений, отзывавшихся болью в суставах.
Уже совсем стемнело, и хорошо, что он догадался прихватить из пещеры пару фа­келов. В их свете рыжая шкура Роки казалась особенно яркой. Поклажа, в том числе и две волчьи туши, была навьючена на лошадь. Парень не стал садиться верхом, а повёл лошадь в поводу, освещая путь факелом.
У подножия горы тропа сливалась с крепкой мощёной дорогой, ведущий в сторо­ну моста через ручей, берущего начало у водопада возле разбойничьего логова.
За мостом обнаружился указатель с единственной стрелкой на Рифтен. По при­кидкам путника, до города не могло быть очень уж далеко. Но прежде чем продолжать путь, парню приспичило отойти в придорожный кустарник по естественной надобности.
Внезапно прямо на него выскочил волк. Норд был уверен, что это давешний подранок, удравший от него возле пещеры. Несмотря на всю несвоевременность его появле­ния, Лакиру удалось расправиться со зверем. Хотя ощущения, последовавшие за взмахом тяжёлого молота, были не из приятных. Дождавшись, пока пройдёт очередной приступ боли, он всё же совершил то, ради чего сошёл с дороги, и вернулся к Роки.
Морщась, парень погрузил на лошадь очередного волка и повёл погрустневшую кобылу в направлении Рифтена. Он уже не сомневался, что подцепил какую-то заразу, придётся поутру наведаться к алхимикам — благо у него было, что им предложить — и спро­сить лекарство от напавшей на него хвори. Лишь бы за ночь не стало настолько хуже, что и до лавки не добраться.
Идти становилось непросто, а лошадь была слишком нагружена, чтобы везти ещё и хозяина. «Ничего... здесь не может быть далеко... не может...» — убеждал он себя в такт ша­гам.
Впереди на дороге замелькала пара факелов, и послышались звонкие девичьи го­лоса, смолкшие при виде путника. Две девушки в робах с капюшонами, только что весело болтавшие и смеявшиеся, встретили норда, натянув на лица маску суровости. Они назвались дозорными Стендарра и заговорили, придав интонациям строгости и торжественности, но их речи ускользали от понимания Лакира. В памяти осталось только, что одна из них была пух­ленькой и округлой, другая, напротив, угловато-худощавой — забавная парочка... Девушки говорили что-то о даэдропоклонниках, о милосердии бога Стендарра и непримиримости его дозора, но парень смотрел на них, не в силах уразуметь, какое отношение всё это имеет к нему.
Всё чего ему хотелось, это добраться до гостиницы и растянуться на кровати. Даже «Пчела и жало», казалась сейчас желанным пристанищем.
Полненькая девица наконец заметила его состояние и поднесла свой факел чуть ли не к самому лицу норда.
— Что-то ты скверно выглядишь, — в её голосе вместо показной суровости зазву­чало вполне человеческое сочувствие. — Если тебе нужна помощь, дозорные Стендарра немного сведущи в целительстве...
Эти слова, произнесённые нормальным, участливым тоном, что-то зацепили в по­мутнённом сознании норда. До города идти и идти, а до рассвета ещё так далеко...
— Исцели меня, — хрипло попросил он.
Девушка энергично кивнула и передала свой факел товарке. Её лицо приблизи­лось к лицу Лакира, когда она возложила руки ему на голову. Почему-то его поразили серые глаза дозорной. Серые — даже в рыжем огненном свете. Её ладони вспыхнули золотистым светом и его тёплые потоки окутали парня. Ноги на мгновение подкосились от слабости, и тут же норд почувствовал вливающуюся в него живительную силу.
Должно быть, на какое-то время он выпал из реальности, потому что услышал го­лоса дозорных, разговаривавших между собой.
— Что там было? — спрашивала худая.
— Пустяки. Каменная подагра — самое начало, ну и усталость к тому же.
— А он сильнее, чем казался вначале. Даже на ногах устоял.
Зрение, вернувшееся к Лакиру, позволило увидеть, как пухленькая равнодушно пожала округлыми плечами:
— Ты никак не привыкнешь, что норды — крепкий народ. — Повернувшись к парню, она добавила: — Мне удалось победить твою болезнь и заодно подлатать раны, но лучшее, что ты сейчас можешь сделать — отправиться в город и хорошенько выспаться.
Лакир благодарно улыбнулся ей и ответил:
— Спасибо тебе. Не подскажешь, далеко ещё идти, прежде, чем удастся последо­вать твоему совету?
На круглых щеках девушки заиграли смешливые ямочки:
— Тут недалеко, но если пойдёшь по дороге, выйдешь позади Рифтена, а в такое время тебе бы лучше добраться до главных ворот, где конюшня. Как покажутся впереди го­родские стены, сворачивай вправо и двигайся вдоль них. Как раз попадёшь, куда надо.
Лакир ещё раз тепло поблагодарил служительниц Стендарра и зашагал вперёд. Спать действительно хотелось всё сильнее. Не зря целители рекомендуют отлежаться после лечения.
Норд не мог сказать, сколько времени они с Роки добирались до конюшни, где он постучался в дом Грозы лошадей. На стук вышли разом и Хофгир, и Шадр. Перепоручив ко­былу заботам конюхов и оставив там же под их присмотром добытое зверьё, Лакир отправил­ся в город. На этот раз стража пропустила его, не пытаясь вымогать деньги. Несколько минут спустя он уже в полусне поднимался за шуршащей накрахмаленной юбкой Киравы в от­ведённую ему комнату.
Едва за чешуйчатой хозяйкой закрылась дверь, парень сбросил сапоги и одежду, и упал на кровать, не заботясь о качестве постели. Аргонианка ещё не успела вернуться за стойку, а её постоялец уже крепко спал, перенесясь в своих грёзах к полюбившемуся ему Вайтрану.
Казалось, он мог проспать двое суток кряду, но уже на рассвете его разбудил силь­ный голод. Ещё бы: с обеда в Лесной вместе с Гростой и её сыном прошло больше половины суток, богатых на события. И всё это время Лакир даже не вспоминал о еде.
До открытия лавок было ещё долго, но о том, чтобы снова уснуть — нечего и ду­мать. Парень поднялся, оделся и спустился вниз в поисках завтрака.
В отличие от «Гарцующей кобылы», присутствовавшей в его снах, здесь в такой ранний час можно было раздобыть лишь остатки вчерашней еды. Впрочем и они, наскоро разогретые светлокожей аргонианкой, вполне устроили голодного норда.
Перекусив, парень вспомнил о волчьем укусе. Дозорная Стендарра говорила, что не только исцелила его от каменной подагры, но и залечила раны... Он вернулся в комнату и осмотрел прокушенное бедро. В том месте, где кожа была располосована острыми клыками, белели едва заметные шрамы. При естественном заживлении наверняка остались бы более серьёзные отметины. Лакир с благодарностью вспомнил сероглазую служительницу одного из Девяти богов. Не они ли устроили его встречу с дозорными Стендарра?..
Размышления о воле аэдра сами собой перетекли к великой Кин, а от неё к волкам, доставленным вчера к рифтенским конюшням. Раз уж всё равно встал — можно приступать к разделке — глядишь к началу торга и управится.
С позволения Хофгира, норд устроился неподалёку от стойл и взялся за дело. Утро выдалось слишком свежим для месяца Высокого Солнца, особенно на юге Скайрима. Солнечные лучи, пронзающие слои прозрачного тумана почти не давали тепла. Правда, норд­ский мёд, который парень время от времени прихлёбывал, свежуя волков, приятно согревал изнутри, но налетающий то и дело пронизывающий ветерок навевал мысли о скоротечности северного лета и о близости суровой зимы.
Между прочим, тут было над чем поразмыслить. Одним медвежьим плащом в мо­роз не обогреешься. А все его тёплые вещи достались Шоалям, вместе с фермой. По-хороше­му, стоило бы уже сейчас озаботиться пошивом зимней одежды, чтобы холода не застали врасплох. Кстати, где и как зимовать — тоже большой вопрос...
На ферме всегда находилось, чем заняться: уход за скотиной, подготовка к весен­нему севу, починка и изготовление нужных в хозяйстве вещей. Порой можно было наведаться в Драконий мост и хорошенько посидеть с дядей Хоркером в «Четырёх щитах». Теперь бы Лакир добавил к привычному времяпровождению ещё и чтение книг...
Какое-то время он мог отлично провести в своём домике на болотах, но за целую зиму там немудрено рехнуться от одиночества! Можно, конечно, забредать в Морфал, побол­тать с Джонной или выпить с Бенором, но всё это если и поможет, то лишь отчасти... Значит, ему нужна такая одежда, которая защитит от вьюги и трескучего мороза даже в дальней поездке.
Когда волчьи туши были полностью разделаны, норд взглянул на солнце, опреде­ляя время. Лавки в городе наверняка успели открыться, а значит, можно отправляться на ры­ночную площадь.
Всё же сперва парень заглянул обратно в «Пчелу и жало» — предложить мясо Ки­раве, но та взяла меньше, чем он рассчитывал, сказав, что сейчас их кладовые полны. Вот ведь незадача... и куда теперь деваться с оставшейся добычей?
Выйдя из таверны, Лакир отправился на площадь. На углу трактира торговка-дан­мерка зычным голосом зазывала покупателей:
— Овощи хрустящие, как зимний снежок!
Парень остановился возле её тележки, в которой, помимо плодов, лежали и аппе­титные куски мяса. Заметив подошедшего, тёмная эльфийка принялась нахваливать свой то­вар:
— У меня лучшая снедь во всём Скайриме — всё свежее, будто только сегодня бе­гало.
Сказанное ею заинтересовало норда. Умение сохранять еду от порчи представля­лось весьма полезным, даже сейчас, когда у него не было своего хозяйства. Зато приходилось думать о том, как поскорее распродать охотничью добычу. Посему он решил познакомиться с данмеркой и расспросить о её секретах.
Та охотно назвала своё имя — Мариса Аравел — и явно не возражала против про­должения беседы. После нескольких ничего не значащих фраз, Лакир решил задать свой во­прос:
— Как тебе удаётся сохранять еду свежей?
Было приятно, что Мариса не стала делать из этого секрета. Улыбнувшись тонки­ми губами, она поведала:
— Я кое-чему научилась у мясника из Элинира, маленького приграничного город­ка в Хаммерфелле. Он научил меня использовать в качестве консерванта молотые зубы ледя­ного привидения. Так всё остаётся свежим и холодным, но не очень долго.
Вскоре стала ясна причина её откровенности — у данмерки оказался свой ин­терес:
— Мне всегда нужны эти зубы, так что, если принесёшь мне штучек пять, я их с радостью у тебя выкуплю.
Что ж, по мнению норда, её секрет того стоил. Вполне честная сделка. А потому он совершенно искренне ответил:
— Ладно, я постараюсь.
— Спасибо, а то я уже начала волноваться.
Эльфийка не отказалась купить у парня оставшееся мясо, решив таким образом возникшую у него проблему, а на прощание добавила:
— Будь осторожнее с поиском зубов... эти мелкие паршивцы очень опасны.
Лакир благодарно кивнул, хотя ему уже доводилось столкнуться с ледяным приви­дением, и, на его взгляд, определение «мелкий паршивец», к нему не слишком-то подходило.
Теперь надо было закончить с поручением, за которое он взялся в прошлый при­езд. А заодно узнать, не появилось ли у рифтенского кузнеца двемерского слитка. Несовер­шенство оружия, вкупе с невозможностью его исправить, раздражало норда уже всерьёз.
Он направился к кузнице, которая, вопреки его опасениям, не простаивала из-за долгого отсутствия драгоценного минерала. Обменявшись приветствиями с Балимундом, Ла­кир сказал:
— Мне удалось найти десять щепоток огненной соли для твоего горна.
— Поразительно! — воскликнул мастер, и глаза его радостно блеснули. — Их, на­верное, было очень непросто найти. Тебе удалось спасти моё дело и согреть душу старого кузнеца. Спасибо тебе за это.
Он щедрой рукой отсыпал парню семь с половиной сотен полновесных септимов. Такого крупного вознаграждения норд, признаться, не ожидал.
Продав Балимунду ту часть добытого в лощине Сломанный Шлем, которая могла заинтересовать кузнеца, Лакир задал свой обычный вопрос про двемерский слиток. Почему-то ему казалось, что на сей раз ему, наконец-то, повезёт.
Возле глаз мастера обозначились лукавые морщинки, он улыбнулся в усы, но при этом отрицательно покачал головой:
— Слитка как не было, так и нет, но, возможно, я могу предложить тебе кое-что получше. Хочешь взглянуть? Тогда подожди.
Он оставил работу, скрылся в доме и вскоре вышел обратно, держа в руках длин­ный свёрток. Остановившись перед нордом, Балимунд развернул промасленные тряпки и протянул парню боевой молот эльфийской работы.
Лакир словно перенёсся на несколько месяцев назад в лагерь Братьев Бури, где его покорил вид двемерского оружия. По крайней мере, впечатление оказалось не слабее.
Боёк молота был выполнен в виде хищной птицы с загнутым клювом. Таким мож­но и зацепить, если нужно, и нанести удар. С другой стороны острым шипом выпирало кры­ло. Украшенная насечкой рукоять выглядела удобной и буквально просилась в руки.
Норд взял оружие — примериться. Взмахнул вполсилы, потом сильнее, попробо­вал, каково наносить им удары с разных сторон. Балимунд наблюдал за ним с молчаливым одобрением. Эльфийский молот явно был лучше двемерского даже, пожалуй, получше старо­го подогнанного по руке, который забрал Колсельмо.
Видя, что товар пришёлся покупателю по душе, кузнец сказал:
— Кстати, у меня есть очищенный лунный камень, так что этот молот, если надо, я могу подогнать по твоей руке.
Лакир сразу же принял его предложение и с радостью избавился от своего преж­него оружия, покрывшего существенную часть стоимости нового.
Балимунд прикинул, как именно нужно доработать молот, и, велев парню возвра­щаться за ним примерно через час, взялся за дело.
Таким образом, у норда образовалось свободное время, чтобы заглянуть к другим торговцам. Он начал с того, что обошёл все лавки и распродал вплоть до последней мелочи всё вынесенное из лощины Сломанный Шлем. Причём вырученные деньги — довольно не­плохие, с учётом того, что там отыскались и зачарованные предметы, — парень складывал в отдельный кошель.
На рынке его внимание привлекла хмурая неприветливая торговка, продававшая кое-какое оружие и лёгкую броню. Встреть он её где-нибудь за стенами города, верно решил бы, что она принадлежит к одной из расплодившихся повсюду бандитских шаек — слишком уж похожи были и одежда и поведение. При этом женщина имела правильные черты лица, которые несколько портило мрачное выражение. Покупателей она зазывала хрипловато мур­лыкая, как огромная кошка:
— Хочешь жить долго? Купи броню у Грелхи. Ещё и внукам её оставишь.
Однако, стоило Лакиру подойти, она нелюбезно проворчала:
— Ты хочешь что-то покупать или просто позаниматься? Если нет, иди своей до­рогой.
А на  вопрос, что она предлагает, отрывисто буркнула:
— Всё, что есть, — всё на прилавке.
Парень добродушно улыбнулся, не обращая внимания на её тон, и даже попытал­ся слегка позаигрывать с нею, но без малейшего успеха. Улыбнувшись про себя строптивому характеру торговки, он перешёл непосредственно к делу, попутно выяснив, что Грелха готова обучить желающих правильно использовать лёгкие доспехи. Само собой, не бесплатно. Эта наука покамест была ему без особой надобности, но вновь заставила подумать о зиме — по морозу в металлических доспехах не больно-то побегаешь.
Отвернувшись от Грелхи, он встретился взглядом с красивой женщиной, в тёмно-синем платье, отделанном нарядной тесьмой. Её волосы, цвета золотой осени, превосходно гармонировали с одеждой, губы, щёки, брови и ресницы были умело подчёркнуты краской, а между высоких пышных грудей покоился амулет Дибеллы. Синие глаза пристально смотрели на норда из-под полуопущенных век. В загадочной полуулыбке читался соблазнительный призыв. Женщина казалась полноватой, несмотря на кожаный корсет, надетый поверх платья.
Особого желания связываться с ней у норда не возникло: поклонницы богини кра­соты весьма искусны в любовных утехах и при том не чураются брачных уз, но между семей­ной жизнью и служением Дибелле, они всегда отдают предпочтение последнему. И хотя не­знакомка привлекла его внимание, чем-то неуловимо напомнив Хульду, он вознамерился пройти мимо. Но тихий, исполненный сожаления вздох позади: «И на что я надеялась?..» — заставил его обернуться.
Женщина, назвавшаяся Хельгой, сама поманила парня за собой и пошла впереди него, плавно покачивая крутыми бёдрами. Оказалось, что она содержит ночлежку для го­родской бедноты, кому не по карману не только обзавестись собственным жильём, но и посе­литься в «Пчеле и жале» на длительный строк. Следуя за своей проводницей, Лакир вошёл в невзрачный дом, расположенный почти у самых ворот.
Хельга жила при своём заведении. Вход в её комнату находился сразу за грубой стойкой, где хозяйка встречала постояльцев. Обстановка небольшой спальни отличалась от всего, что Лакиру доводилось когда-либо видеть. В изголовье простецкой, но широкой крова­ти, застеленной мягкими шкурами, была вделана пластина с оковами, вроде тех, в каких тал­морцы держали Торальда. В ногах на массивном комоде красовалось святилище Дибеллы, стоял большой горшочек, полный душистого мёда, в деревянных мисках и просто на поверх­ности были разложены ароматные травы и цветы, а возле них — кожаные полоски и грубая тряпица. На прикроватной тумбе рядом с роговым светильником лежала пара книг, стоял нордский мёд и какой-то эликсир в большой бутыли. Полка на стене была сплошь уставлена флаконами с зеленоватым зельем.
Пока вошедший осматривался, Хельга успела расшнуровать корсет. Даже беглого взгляда на её фигуру было достаточно, чтобы понять, что полнота её не случайна. Наоборот, вызывало удивление, насколько успешно ей удавалось скрыть скорое появление на свет но­вой жизни. Норд прежде не задумывался о близости с женщиной в таком случае, но на что бы там она ни рассчитывала, едва ли он был готов оправдать её ожидания.
Лакир постарался облечь свой отказ в самую мягкую форму, какую только мог придумать, но тем не менее не отступил от принятого решения, несмотря на все попытки Хельги его удержать.
Шагая прочь от ночлежки, норд впал в задумчивость. Странным образом эпизод с Хельгой вызвал в его памяти образ Хульды. Трактирщица вдруг представилась ему держащей на руках крохотную девочку... Эту картинку сменила другая, где за её юбку цеплялся малень­кий мальчонка... Видения оказались неожиданно приятными, но они внезапно разбились о реальность, явившуюся в облике Марамала, которого задумавшийся парень едва не сбил с ног.
Жрец отшатнулся, но тут же умиротворяюще пробормотал:
— Да благословит тебя Мара!
Отчасти желая извиниться за свою рассеянность, отчасти под влиянием давешних мыслей, норд сделал очередное пожертвование, а заодно решил подробнее расспросить жре­ца о храме богини милосердия. Тот заметно оживился, казалось, ещё немного, и он начнёт довольно потирать руки, как торговец, почуявший выгодную сделку:
— Чудесно! С чего начнём?
На это Лакир смог только с улыбкой развести руками:
— Ну, тут уж тебе виднее!
Марамал слегка прочистил горло и заговорил хорошо поставленным голосом:
— Царство Мары объединяет самые важные для нас чувства, то, что каждый меч­тает обрести: любовь, сострадание, понимание. Нелегко оценить её дары в наши тёмные вре­мена, но свет её — наша путеводная звезда во время бури. — Он немного помолчал, затем продолжил: — Мара — богиня любви. Храм раздаёт её дары, заботясь о бедных, больных и страждущих. Мы также проводим свадебные обряды для всех любящих пар в Скайриме.
Последнее его собеседнику было известно и так, но для поддержания разговора он решил уточнить:
— Вы в храме заключаете браки?
— Да. Если у тебя нет сомнений, конечно. Ты знаешь, как совершаются браки в Скайриме?
И только тут Лакир сообразил, что представляет себе это лишь в самых общих чертах. Например, что амулет Мары следует покупать у жреца, но это то, что знают все... Вроде бы он представлял себе, что к чему, но... Не исключено, что редгард может рассказать ещё что-нибудь важное... Поэтому парень осторожно ответил:
— Возможно. Ты мне не напомнишь?
— В Скайриме любовь такая же суровая, как люди, которые тут живут. Жизнь не­легка и коротка, на долгие ухаживания нет времени. Если кто-то хочет найти себе пару, то но­сит на шее амулет Мары, чтобы это показать. Когда кто-то ответит взаимностью, и пара пой­мёт, что хочет быть вместе, один из них приходит в храм и просит нас провести обряд.
Для наглядности жрец извлёк этот самый амулет и показал норду. Повинуясь вне­запному порыву, тот сказал:
— Я хочу купить амулет Мары.
— Пожалуйста. — Он протянул Лакиру красивое ожерелье, центральная подвеска которого представляла собой круг, покрытый узором, изображающим стилизованные узлы — символ богини. В центре верхнего крестообразного переплетения, петли которого выступали за края основы, матово поблёскивал округлый бирюзовый, гладко отшлифованный камень. — И помни, в Скайриме человека ценят по поступкам. Чем больше ты помогаешь людям, тем скорее они полюбят тебя.
Норд отсчитал служителю храма две сотни септимов, взял амулет, но надевать не стал, а до поры сунул его в кошель. Они с Марамалом разошлись довольные нечаянной встречей. На прощание жрец произнёс:
— Удачи. Да благословит тебя Мара.
То, что он случайно наткнулся на редгарда, за которым тщетно гонялся в прошлый раз, норд счёл знаком судьбы и добрым предзнаменованием. С лёгким сердцем он вернулся к прочим делам, посетив «Заложенную креветку» и прочие лавки.. Почти полностью избавив­шись от своего товара и закупив всё необходимое для пошива зимней одежды, Лакир решил заглянуть к здешним алхимикам.
Их магазин находился в нижнем ярусе у самого канала. К мосткам, заменявшим там тротуары вела деревянная лестница, начинающаяся почти у самого входа в ночлежку Хельги. Спустившись по скрипучим ступеням, норд окунулся в промозглую сырость, пропи­танную запахом сточной канавы. Он поёжился — ну и местечко. И как тут только люди жи­вут? Перейдя канал по узкому мостику без перил, парень оказался перед потемневшей, тро­нутой гнилью дверью, ведущую в алхимическую лавку под названием «Эликсиры Элгрима». Надо понимать, Элгрим — её хозяин: создатели зелий в Скайриме часто используют в назва­нии магазинов своё имя.
Толкнув дверь, жалобно скрипнувшую проржавевшими петлями, Лакир вошёл внутрь. За прилавком в зябком полутёмном помещении никого не было. Пока глаза привыка­ли к полумраку, он услышал справа из угла скрипучий старческий голос:
— Это место знавало лучшие времена, но я тут не виновата.
Женщина сидела у стены спиной к горящему камину, служившему источником су­хого тепла, но не способному полностью победить сырость и холод. Рядом с ней на стуле, стоящем у соседней стены устроилась молодая девушка в богатой стёганой одежде. Она смотрела прямо перед собой, не обращая внимания на вошедшего. Отблески пламени пляса­ли на её коротких смоляных косах, отражались в застывших тёмных глазах, подсвечивали тонкий профиль. В её заворожённом молчании и каменной неподвижности было что-то неестественное. Да в себе ли она?.. Лакир поборол искушение провести рукой у неё перед лицом, чтобы проверить, заметит ли она это. Ну её... лучше не связываться... Сырой сквозняк  забрался под дверь и заставил парня поёжиться
— Как же можно жить под землёй? — почти непроизвольно вырвалось у норда. Он не ожидал ответа, но, тем не менее, получил его.
— Когда Элгрим заявил, что мы тут откроем лавочку, я ему сразу сказала, что здесь он и загнётся, — покачивая головой, заговорила старуха. — Грязь, сырость... отврати­тельно. Кто хочет всю свою жизнь провести в болоте, как злокрыс какой-то? Но этот старый зануда принялся плести чушь о том, что свет для его настоек губителен и что ему надо быть ближе к воде... тьфу.
Несмотря на ворчливый тон, в голосе пожилой женщины сквозила сердитая неж­ность к мужу, явно продиктованная тревогой за него. Она со всей очевидностью до сих пор любила своего супруга и как могла заботилась о нём. Если Лакиру требовалось подтвержде­ние, что семейная жизнь построенная на любви и согласии существует — оно было перед ним. Как раз вовремя. В последнее время ему порой начинало казаться, что Фир и Ларс были последней, если не единственной, счастливой парой в Скайриме, да и то распла­тились за это краткостью жизни...
Лакир внимательнее посмотрел на старую женщину. Худые жилистые руки с вы­ступающими изгибами вен, покоившиеся на коленях, носили отметины какие оставляют ожо­ги от горячих и едких веществ. Это вызвало у норда новый вопрос, тем более, что самого хо­зяина лавки видно не было:
— Ты тоже алхимик?
Женщина с улыбкой покачала головой:
— Я могу приготовить пару зелий, но до мастера-алхимика мне, конечно, далеко. Пару приёмчиков я выучила по книжкам, которые тут повсюду разбросаны, но большую часть формул мне не потянуть. Я считаю, лучше бы Элгрим проводил время со мной, чем с этой Ингун, — кивнула она на девушку, безучастно сидящую рядом, а в её тоне явственно по­слышалось недовольство.
— Ты что ревнуешь к ней?
— О-о! Нет, я совсем не о том. Элгриму сил не хватит и ботинки самому натянуть, куда уж ему за девицами-то ухлёстывать. Он вечно трындит, какая Ингун способная. Правда, в глаза он ей этого ни за что не скажет, ясное дело. Я думаю, что Элгриму нравится настав­лять юное дарование, поэтому он так с ней и возится.
Теперь старуха говорила с ласковой, добродушной насмешкой, о девушке же упо­минала так, будто та не сидела рядом, будто её тут не было вовсе.
— Как твоего мужа звать, я уже знаю, — улыбнулся ей норд, — А вот как к тебе обращаться?
— Хафьорг меня зовут, — отозвалась та и поднялась, чтобы подкинуть дров в очаг и немного поворошить угли. Затем заглянула в соседнюю комнату, помешала что-то в котелке и снова вернулась к посетителю.
— У тебя полно забот, так? — спросил он, раздумывая, не стоит ли уйти, раз хозя­ин куда-то запропастился.
— Клянусь, если бы меня не было, Элгрим даже обедать бы забывал. Я с трудом понимаю, как мы вообще зарабатываем деньги, — ответила Хафьорг. — К слову, мне нужно, чтобы кто-то сходил в Камень Шора и принёс мне образец руды... Элгрим, боги свидетели, и пальцем не пошевелит.
При этом названии, Лакир вдруг вспомнил о письмах Вернера Метателя Камней, которые следовало отнести Сульге. Они так и болтались где-то на дне его рюкзака, пока он, мало-помалу, не забыл о них окончательно. Надо бы всё-таки собраться и доставить их... А коли так, можно заодно и помочь старой женщине, вызвавшей у норда искреннюю симпатию.
— Я могу сходить туда для тебя, — предложил он.
— Правда? О, это было бы замечательно, — обрадовалась  Хафьорг, — Поговори с Филньяром в Камне Шора. У него лежит какой-то образец руды, который он хочет отдать нам на изучение, да ещё и заплатить.
Парень пообещал выполнить её просьбу и спросил, нельзя ли потолковать о делах с Элгримом.
— Он ещё отдыхает, — ответила женщина. — Как проснётся, верно снова будет заниматься с Ингун...
Неожиданно, услышав своё имя, не раз произнесённое прежде, девушка встрепе­нулась и рассеянно пробормотала:
— Извини, я задумалась о моих экспериментах.
Голос был у неё оказался звонкий и приятный, но сама по себе она показалась ему более чем странной. Тем более, что откликнувшись невпопад, Ингун вновь погрузилась в молчание.
— Если тебе нужны какие-нибудь снадобья, можешь спросить у меня. Я знаю, где что лежит и сколько стоит, — предложила Хафьорг.
— Я ищу зубы ледяного привидения.  У вас их, часом, не найдётся?
— Эх... Все, что появляются скупает Мариса, а летом их и вовсе днём с огнём не сыскать. Привидения-то в основном, зимой вылезают...
Лакир не стал спорить, хотя ему совсем недавно довелось столкнуться с одним из них, вовсе не убоявшимся тёплого времени года. Впрочем, похоже, этот случай и правда был исключением. Простившись с хозяйкой, он шагнул к двери и услышал за спиной заботливое напутствие:
— Смотри, осторожнее, на дороге к Камню Шора всякое может случиться.
Парень обернулся, с благодарной улыбкой кивнул старухе и вышел наружу. Про­шло уже больше часа с тех пор, как Балимунд взялся трудиться над его новым молотом. Вер­но, кузнец уже закончил работу. Лакир зашагал к кузнице, где мастер, пряча в густых усах горделивую улыбку, вручил ему оружие, доведённое до ума.
В своё время, собственноручно подогнав под себя двемерский молот, норд остался вполне доволен результатом, но то, что сотворил Балимунд с эльфийским оружием, было лучше в разы. Недаром старый кузнец гордился своим ремеслом. На прощание тот от души сказал парню:
— Возвращайся когда пожелаешь. Тебе тут всегда рады.
Рассчитавшись с Балимундом, Лакир, не задерживаясь отправился седлать Роки.
Садясь в седло он уже решил, куда поедет в первую очередь. Если письма Вернера столько времени болтались в его рюкзаке, то день-другой уже ничего не изменит, да и Хафьорг, похоже, было не к спеху получить образец руды из Камня Шора. Коль в этом деле была срочность, она небось нашла бы, кого послать к Филньяру. Вместо этого она лишь упо­мянула при случае о деле, за которое он, Лакир, мог и не взяться.
А вот Гросте надлежало сообщить печальную новость как можно скорее. Мало ра­дости приносить такие вести, но откладывать их на потом совсем негоже. Он проехал вдоль городской стены, выбрался на дорогу, с которой свернул накануне, пробираясь к главным во­ротам Рифтена, и пустил лошадь лёгкой рысцой в сторону Лесной, где хозяйка лесопилки до­жидалась сведений о судьбе пропавшего мужа.
Осенний лес кишел зверьём. За деревьями то и дело мелькали рога крупных оле­ней, рыжими огоньками проносились в траве лисицы, сновали кролики.
Стряпня аргониан в «Пчеле и жале» оставляла желать лучшего, и глядя на царя­щее вокруг охотничье раздолье, Лакир вдруг с вожделением задумался об оленьей похлёбке, вроде той, что готовила Джонна, или о жареной оленине. Надоело питаться тем, что само на тебя охотилось, да и дорожные припасы из трактиров приелись.
Потратить бы денёк на охоту... опять же излишки можно продать. Амулет Мары  до поры лежит в кошеле, но для того, чтобы жениться, маленького домишки на болтах недо­статочно. Семье нужны средства к существованию. А на слишком поздно разбитый и бро­шенный на произвол судьбы огородик надежды мало.
За такими мыслями время пролетело незаметно, и вскоре парень остановил Роки возле домика. Гралнах вышел норду навстречу и хотел окликнуть мать, работавшую на лесо­пилке, чтобы предупредить о госте. Но Лакир, успевший спешиться, остановил мальчишку, положив ладонь ему на плечо.
Вестник сам поднялся наверх, туда, где женщина ворочала тяжёлые брёвна, пус­кая их под распил.
Гроста обернулась через плечо, ощутив чужое присутствие и, увидев норда, вы­прямилась, расправив усталые плечи.
— Ну, не удалось ли тебе найти моего паршивца-мужа? — спросила она.
— Мне удалось найти... тело Лейфнарра. — С этими словами норд протянул ей фибулу, снятую с одежды убитого. Бросив на неё беглый взгляд, женщина изменилась в лице и потрясённо пролепетала:
— Нет, быть не может... боги мои... А я то думала всю дорогу, что он мне изменя­ет. Вот же дура!
Гроста сделала паузу, боясь, что не сможет продолжать достаточно твёрдо, но её чувства рвались наружу, и она снова заговорила:
— Вот дура — я тут столько сидела, а могла бы помощь послать. Возможно, я во всём виновата...
Лакир обернулся, услышав за спиной какой-то сдавленный звук, и увидел, как Гралнах, отвернувшись, медленно идёт к лесу. Мать хотела остановить его, но гость отрица­тельно покачал головой.
— Оставь его. Так будет лучше.
Само-собой, мальчишка подслушал их разговор. Пускай немного побудет один. Теперь он — единственный мужчина в семье, ему самому будет проще, если никто не увидит его слёз.
Тем временем Гроста спустилась вниз и пошла к дому, сделав норду слабый знак следовать за ней. Когда они оказались внутри, вдова со вздохом сказала:
— Ну, чего уж тут теперь. — Она скрылась в спальне, но быстро вернулась, держа в руках зачарованный меч, который протянула Лакиру. — Вот, возьми в награду, пожалуйста. Хоть знаю теперь, что случилось.
Её голос звучал так просительно, что парень не смог отказаться. Приняв оружие, он вынул из рюкзака объёмистый мешок с деньгами — всё, что смог выручить за добычу из Сломанного Шлема.
— Держи. Можешь считать это выручкой с последней сделки твоего мужа.
Вдова поражённо уставилась на тяжёлую суму:
— Боги свидетели! Ему и за год столько не заработать, как же я это возьму?!
— Бери. Тем, кто его убил, это больше не понадобится, — ровно отозвался Лакир.
— Так ты... ты ещё и отомстил за Лейфнарра?..
Парень промолчал. Женщина, поколебавшись, всё же приняла мешок и тогда он снова заговорил:
— Твой муж похоронен в лощине Сломанный Шлем, внутри пещеры. Это если вдруг ты захочешь побывать у его могилы. Денег вам на некоторое время хватит... Думаю, тебе не придётся продавать своё имущество — через пару лет Гралнах сможет работать не хуже взрослого. Лейфнарр мог бы гордиться сыном.
Гроста благодарно посмотрела на норда, затем спрятала привезённое им золото и достала мёд и пару кружек — помянуть убитого супруга.
Мальчишка всё не возвращался. Женщина украдкой поглядывала то на входную дверь, то на ту, что вела в спальню, и, наконец, решилась:
— Сейчас, конечно, не самое подходящее время... Но ты уедешь, а Лейфнарр больше не вернётся...
Лакир не смог отказать ей в этой полувысказанной просьбе. Он прошёл следом за Гростой в спальню, постаравшись полностью оправдать её ожидания.
Когда Гралнах наконец-то вернулся домой, его мать вместе с гостем сидели на кухне и вели неспешную беседу. Мальчишке тоже была вручена поминальная кружка мёда. Между делом, женщина обмолвилась, что боится отпускать сына на охоту, хотя чуть западнее за рекой тьма тьмущая оленей.
Норду подумалось, что если он ещё немного задержится с поездкой в Камень Шора, большой беды не случится. Хорошо бы съездить в эти богатые добычей места: кто знает, может удастся поохотиться прямо сейчас, а может, как-нибудь потом, например, если наскучит сидеть дома...
Норд простился с Гростой и Гралнахом. Женщина подсказала, что если он хочет выбраться туда, где пасутся стада оленей, то лучше пересекать реку не по тому мосту, что ря­дом с лесопилкой, а по следующему, если ехать от Лесной к Айварстеду. Лакир решил после­довать её совету, и вскоре Роки вновь несла его по мощёной дороге на запад.

 

Глава 39. Охота в Осеннем лесу

Охота в Осеннем лесу

От основной дороги отделилась широкая утоптанная тропа, она добежала до бере­га и упёрлась в низенький каменный мост, по краям наполовину засыпанный землёй. Видно было, что пользуются им нечасто и не слишком следят за его состоянием.
Это обнадеживало — в малолюдных местах проще обнаружить непуганую дичь. На другой стороне тропа круто сворачивала влево в обход холма к какой-то крепости. Совать­ся туда Лакиру резона не было, так что он поехал прямо, и вскоре оказался на не слишком высокой, поросшей лесом, вершине.
Вид окрестностей радовал глаз, но обоняние отчётливо распознавало близость жи­лья. Вот ведь, незадача... Он проехал чуть вперёд и увидел ферму, расположенную у подно­жия холма. С того места, где остановился всадник, была видна кровля домика, мельница и навес для домашней птицы. Постройки огибал узкий говорливый ручеёк с прозрачной водой. Мирная картина сельской жизни наполнила сердце норда отрадой.
Почему бы не спуститься вниз, не поздороваться с хозяевами? Тем более живущие здесь наверняка смогут подсказать, в какой стороне лучше охотиться. Лакир осторожно по­слал лошадь вперёд, отыскивая спуск. В отличие от пологого южного склона, по которому он въехал на холм, северный был крутым и обрывистым.
Несколько минут спустя лошадь вместе с седоком благополучно оказалась внизу, прямо позади добротного бревенчатого домишки. На тщательно возделанной земле, обнесён­ной плетнём, росли крупные овощи. В воздухе стоял назойливый звон, какой умеют издавать только корни Нирна. Звук был такой силы, будто бы парень приблизил ухо к самому расте­нию. Но ручей был в стороне от дома, а всем известно, что эти корешки растут только у самой воды... Лакир медленно поехал в ту сторону, откуда доносился звон.
Его глазам предстала небольшая, аккуратно огороженная делянка, засаженная кор­нем Нирна. Никакого водоёма внутри ограды не было, зато обнаружились две данмерки, оче­видно находящиеся в родстве друг с другом. Если судить по возрасту — скорее всего сёстры.
Та, что постарше строго отчитывала вторую:
— Адури, почему поля не вспаханы? Я же просила!
— Потому что пахать поля скучно. Никуда твои поля не денутся... Совсем необя­зательно над ними так квохтать, — строптиво и дерзко отвечала младшая.
Старшая едва не поперхнулась от возмущения:
— Скучно? Мы живём за счёт урожая! Если мы его потеряем, то станем голодать или будем вынуждены пойти побираться. Я этого не допущу!
— Хорошо, хорошо, я понимаю, — немного сбавила тон Адури, хотя изрядная доля недовольства всё ещё сквозила в её голосе. — Я займусь этим завтра, ладно? Только от­стань от меня.
Девушка развернулась и, легко сорвавшись с места, вихрем унеслась в лес. Лакир покачал головой. Его симпатии полностью были на стороне старшей данмерки. Он прекрасно понимал, каких трудов стоит вырастить хороший урожай. А уж если это единственный ис­точник дохода для семьи, то легкомыслие Адури становилось и вовсе непростительным. Па­рень успел заметить, что этой ферме не держали другой скотины, кроме пары коз. Нигде не было видно и наёмных рабочих. Только чуть в стороне ошивался стражник, приставленный охранять ферму, как одно из поселений Рифта, но непохоже было, чтобы его радовала такая служба. Он разглядывал кур, снующих под ногами, с таким видом, будто больше всего на свете хотел отвесить им хорошего пинка.
Норд спешился и подошёл к огороднице, вернувшейся к заботе о грядах с корнем Нирна. Та нетерпеливым жестом отбросила волосы с влажного лба, повернулась к нему и не­терпеливо проговорила:
— Я малость занята, чего тебе нужно?
— Похоже, ты совсем замучена, — сочувственно произнёс Лакир.
— Неужели так заметно? Эх. Я по уши в заботах. Нет времени на отдых — надо работать на ферме, выращивать корни Нирна и всё время приглядывать за моей сестрой Аду­ри.
Слово за слово, данмерка разговорилась с нордом. Он узнал, что её зовут Авруза Сарети. Они немного поговорили о вещах, близких и понятных обоим: о видах на урожай, о способах выращивания овощей. Наконец парень коснулся темы, которая занимала его уже не­которое время. Указав на делянку, где они находились, он сказал:
— Здесь растёт много корней Нирна.
— Вообще-то я его тут выращиваю, — отозвалась данмерка и не без гордости до­бавила: — Только я умею выращивать корень Нирна от семечка до взрослого растения.
— Как тебе это удаётся?
— У меня был хороший учитель. Он научил меня всему, что знал сам, о корне Нирна и его странных свойствах.
Глаза Аврузы подёрнулись грустью, когда она задумчиво проговорила:
— Я его уже много лет не видела. Интересно, что с ним стало...
— Ты алхимик? — решил уточнить Лакир. По её словам о свойствах растений вы­ходило, что так.
— Была когда-то. К сожалению, теперь у меня не хватает времени на это. Когда-то у меня была лавка в Вивеке, но пришлось всё бросить, когда взорвалась Красная гора. Может, когда-нибудь, я снова открою лавку тут, в Скайриме.
Данмерка вскинула взор, высматривая Адури, мелькавшую далеко за деревьями. Проследив направление её взгляда, норд спросил:
— Твоя сестра заставляет тебя беспокоиться?
— Адури из тех, кого можно назвать «вольными духом». Она любит часами бро­дить по Осеннему лесу. Если бы мы всё ещё жили в Вивеке, это было бы не так страшно, бродила бы себе вдоль каналов. Но здесь у нас огромная куча работы — и это не говоря об опасностях, к которым она совершенно не подготовлена.
— Я постараюсь помочь тебе, если хочешь, — предложил парень, думая заняться привычным и близким ему крестьянским трудом, но Авруза поняла его по-своему.
— Правда? Это было бы здорово. Для выращивания корня Нирна мне нужен вино­град джазби... Кислота, содержащаяся в его соке, отлично действует на почву. Сейчас мне нужно двадцать гроздей.
Их разговор был прерван тоненьким визгом. Адури неслась к ферме. Её украшен­ные лесными цветами волосы развевались, позади кружились облетающие лепестки. Следом за девушкой, едва не хватая её за пятки, скачками мчался крупный волк. Хотя ему пока не удалось настичь легконогую эльфийку, это был лишь вопрос времени.
Адури влетела на ферму и врезалась в норда, на мгновение припав к его груди. Он отстранил запыхавшуюся данмерку, смотревшую на него снизу вверх расширившимися от страха алыми глазищами, выхватил молот и сделал шаг навстречу хищнику.
Волчьи зубы сомкнулись на рукояти оружия. Лакир отшвырнул зверя прочь, шаг­нул следом и нанёс точный удар острым клювом молота. Этого оказалось достаточно, чтобы серый испустил дух.
Парень обернулся. Сёстры жались друг к другу, старшая утешала и успокаивала младшую, гладя её натруженной рукой по растрепавшимся волосам. Казалась, девушка была тронута такой заботой. Немного опомнившись, данмерки принялись наперебой благодарить спасителя Адури.
Лакир оставил женщин приходить в себя, подобрал волка, перебрался через тропу, огибающую ферму, поднялся на пригорок, поросший редкими молодыми деревцами, и раз­бил там палатку. Это место было ничуть не хуже прочих чтобы устроить охотничий лагерь.
Расседлав Роки и пустив её пастись неподалёку, он взялся за разделку волчьей туши. Очередной убитый хищник лишь укрепил его в намерении добыть оленя. Краем глаза парень видел, как мимо по дороге то и дело мелькает Адури, бросающая в его сторону дол­гие взгляды. Закончив работу, Лакир спустился ей навстречу.
Данмерка вновь принялась благодарить его за спасение от волка, едва заметно подходя все ближе и ближе. В конце концов она оказалась совсем рядом и её узкая ладонь легла на грудь норда, а затем мягко скользнула по ней. Рубины глаз настойчиво искали и на­конец нашли его взгляд, тонкие губы девушки приоткрылись в манящей полуулыбке.
О тёмных эльфийках идёт молва как о женщинах, весьма охочих до любовных утех, не скованных какими-либо предрассудками. Если она намерена таким образом отблаго­дарить своего спасителя — почему бы и нет? Неожиданно Лакиру пришло на ум, что хотя он никогда сознательно не избегал меров, ему ни разу не доводилось вступать в связь с женщи­ной, не принадлежащей к одной из человеческих рас.
От раздумий парня отвлёк горячий поцелуй Адури, понемногу увлекающей его наверх, к разбитому лагерю. Он не стал противиться, и вскоре они опустились на спальник под сенью палатки. Девушка и впрямь оказалась горячей, страстной и... ненасытной. Стран­ный и непривычный запах её волос смешивался с ароматом вплетённых в них цветов. Кожа, практически лишённая растительности, казалась удивительно гладкой. Раз за разом жадная до ласк данмерка тесно прижималась к норду, требуя и отдавая всё больше. Наконец она, до­вольно потянувшись, мягко откинулась на меховом плаще, служившем Лакиру одеялом. Он устроился рядом, разглядывая её гибкое поджарое тело. Младшая Сарети закинув руки за го­лову мечтательно проговорила:
— Как бы мне хотелось переехать в большой город... Хоть бы даже и обратно в Морнхолд. Лишь бы подальше отсюда, — закончила она с сердитым отвращением.
Норд слегка поморщился. Каждому своё, конечно, но любви к крупным городам он никогда не питал. Исключением можно было считать Вайтран, если останавливаться там на время, а не жить постоянно. Адури, посматривая на него краем глаза, продолжала:
— Я мечтаю стать художницей, но, кажется это никогда не случится. Представ­ляешь, как здорово уметь воссоздавать на холсте то, что видишь? Чтобы память об увиден­ном осталась навечно.
Парень чуть заметно пожал плечами. Да, пожалуй, неплохо. Но, как частенько го­варивал Ларс, есть только один способ что-либо сделать — взяться и делать. В этом Лакир был полностью согласен с отцом. Что проку мечтать запечатлеть что-то? Нужно пробовать. Пытаться. Ему понравились найденные в пещере кубки — он, едва выдалось время, вырезал из дерева похожие, а до той поры хранил их образ в памяти. А мечтами поле не вспашешь... Словно подслушав его мысль, данмерка добавила:
— Сестра мне всё время твердит, что ферма — наша жизнь, но как по мне — это жалкое существование.
Норд задумчиво разглядывал пальцы своих вытянутых ног. Поразительно, на­сколько у них с Адури разные взгляды на вещи. Очевидно, им никогда не понять друг друга. Он снова посмотрел на девушку. По-своему данмерка была очень даже хороша, но в его серд­це она находила не намного больший отклик, чем случайный попутчик по дороге на большую ярмарку. Её страстные объятия не пробудили у норда более глубоких чувств. Поис­ки какого-либо отголоска в глубине души вызвали у него в памяти другой образ, от которого будто стало теплее внутри. Он протянул руку к небрежно сброшенной одежде, приоткрыл ко­шель и украдкой коснулся амулета Мары, хранящегося там.
До их уединения донёсся голос Аврузы, приготовившей то ли поздний обед, то ли ранний ужин. Как-то само собой вышло, что сёстры пригласили норда к своему столу. Прав­да, волчатину они не ели, так что нужно было думать, как поступить с нежданной добычей. Впрочем, насколько Лакир понимал, от фермы Сарети было не так уж далеко до Айварстеда. Может, Вилхельм согласится купить ещё мяса?
Сотрапезники вполне непринуждённо чувствовали себя в обществе друг друга. Даже Авруза на время отбросила груз забот и принимала деятельное участие в разговоре. Од­нако, в отличие от сестры, она не проявляла личного интереса к гостю, да и Адури вела себя так, будто избавление от хищника было единственным достойным упоминания событием, связанным с нею и проезжим нордом.
Данмерки предложили парню оставаться у них на ферме сколько ему будет угодно и пользоваться всем, что может понадобиться, но он предпочёл остановиться в своём лагере через дорогу. В остальном же их радушие оказалось весьма кстати — на крыльце домика об­наружился неплохой стан для работы с кожей, где можно было превратить купленные шкуры в добротную зимнюю одежду. Лакир решил, что было бы глупо упускать такой случай. Соб­ственно, ничто не мешало начать прямо сейчас. Он вернулся в свой лагерь и понемногу взял­ся за дело, попутно размышляя о том о сём.
Выполнить просьбу Аврузы скорее всего не составит труда — проезжая через вул­каническую тундру, он видел в изобилии растущий виноград джазби. Набрать там пару де­сятков кистей — дело нехитрое. К тому же как раз в ближайшее время ягоды должны бы со­зреть и налиться соком.
Норд был уверен: несмотря на то, что старшая из сестёр не испытывала и не про­являла к нему никаких чувств, окажи он ей помощь и подойди к ней с амулетом Мары, она с готовностью согласится на брак. Не потому, что он ей по нраву, а для того, чтобы заполучить дополнительную пару умелых рук в своём хозяйстве, а заодно и защитника для себя и своей витающей в облаках сестры. Насмешница-судьба подбросила ему возможность вернуться к привычному образу жизни. Вновь возделывать землю, завести скот. Причём не на бесплод­ной земле севернее Морфала, а в одной из южных областей Скайрима... Парень словно во­очию увидел, что и как можно было бы сделать на ферме Сарети, если подойти с умом. Такая жизнь по-прежнему была ему по душе.
Он перенёс материалы на крыльцо дома, чтобы раскроить будущую одежду. Раз­резая шкуры, Лакир задумчиво покачивал головой. Всё-таки Авруза — не простая крестьян­ка, научившаяся выращивать корни Нирна. И не просто бывшая владелица алхимической лавки. Может, раньше он и не сумел бы этого ощутить, но теперь, прочитав немало книг и повидав мир, он безошибочно чувствовал это.
Примерно так же было и с Эрандуром. Напоминает капустный кочан. Обрываешь лист за листом, чтобы наткнуться на следующий... и кто знает, сколько их ещё нужно содрать, чтобы добраться до кочерыжки. Не говоря уже о том, что совершенно неизвестно, какой мо­жет оказаться эта обнажённая сердцевина. Впрочем, едва ли жрец Мары сорвал перед ним все покровы со своего прошлого... Несмотря на это, Лакир испытывал к нему дружеское рас­положение и не винил за скрытность.
Что же до Аврузы, что-то подсказывало норду, что даже замужество не заставит её раскрыться. Они останутся существами из разных миров, пересекающихся между собой лишь в вопросах работы на ферме. Да уж, картину семейной жизни, нарисовавшуюся в его воображении, заманчивой не назовёшь.
Начинало темнеть. Куры сонно устраивались под своим навесом. Сёстры Сарети, махнув парню на прощание, скрылись в домике. Проголодаться после запоздалого сытного обеда он толком не успел, так что не было нужды хлопотать.
Лакир вернулся к палатке, развёл костёр, благо недостатка в сухих сучьях не было, затем, затеплив фонарь, ещё сколько-то повозился со своей работой, пока глаза не начали по­немногу слипаться. Он убрал недошитую одежду, зевнул, сладко потянулся и стал устраи­ваться на ночлег, намереваясь утром, пока не испортилась волчатина, добраться до Айварсте­да, а заодно осмотреть окрестности, чтобы прикинуть, где могут пастись олени, на которых можно поохотиться.
Утро встретило норда многоголосым птичьим щебетом. В ветвях запутались бы­стро тающие клочья тумана. Лакир спустился к ручью и с удовольствием умылся ледяной во­дой, разгоняя остатки сна. Бодрым шагом вернувшись к палатке, парень раздул оставшиеся в кострище головни и подбросил сухих веток. Когда огонь разгорелся, он сообразил себе не­хитрый завтрак, поел и засобирался в Айварстед.
По его прикидкам, поселение должно было находиться западнее и чуть севернее фермы Сарети. Он взглянул на Роки, мирно пасшуюся на сочной траве. Ему стало жаль  ко­былу. С тех пор, как она была поймана и приручена им, ей выпадало не так уж много возмож­ностей спокойно попастись денёк-другой. Нынешняя погода обещала быть вполне подходя­щей для пешей прогулки — не слишком жаркой, что позволит меньше опасаться за сохран­ность волчатины, и ясной — так что не придётся хлюпать под дождём по колено в грязи.
Доспехи Лакир оставил в лагере: он всего лишь собирался прогуляться по лесу и наведаться в соседнее поселение. Ведь жил же он как-то раньше, не собираясь ради подобно­го, словно на войну? Охотничьи ножи и кошель — на пояс, молот и рюкзак с мясом — за спину, и он уверенно зашагал по тропе, к дороге ведущей на север, полагая, что сможет обой­ти озеро Гейр по берегу и выбраться к деревушке у подножия Глотки Мира. Уж эту-то гору видно издалека, стоит выйти на открытое пространство. Её ни с чем не спутаешь.
Дорога всё круче вела под уклон, утренняя свежесть приятно бодрила, так что, не­смотря на увесистый рюкзак за плечами, шагалось легко. Слева слышался плеск водяного по­тока. Впереди показался мост, ведущий влево — на запад. Насколько можно было разглядеть, он вёл к какой-то старой, полуразрушенной башне, царящей над небольшой возвышенно­стью. Пожалуй, хорошо было бы свернуть в ту сторону — иначе он окажется намного север­нее, и, что ещё хуже, гораздо ниже Айварстеда.
Лакир направился к мосту, постепенно замедляя шаг. Что-то неладное творилось ниже по дороге возле самого перехода через шумный поток, скрытый от взгляда скалами. На обочине валялась опрокинутая тележка, какие-то полупустые мешки и прочая рухлядь. По­среди этого, воистину живописного, беспорядка сидел, уронив голову на грудь, высокий муж­чина, одетый как преуспевающий торговец. Его короткие тёмные волосы были острижены на имперский манер. Да и сам он, скорее всего, был имперцем. За плечами у незнакомца торчал короткий охотничий лук и колчан, полный стрел.
Парень подошёл к сидящему, тот поднял на него затравленный взгляд и испуганно пробормотал:
— Они ушли?
Лакир бросил быстрый взгляд по сторонам. Поблизости никого не было. Птицы, потревоженные было его приближением, вновь подняли беззаботный гомон. Однако что-то в происходящем казалось неправильным. Если верить мужчине, звали его Телрав. Прежде чем норд успел задуматься, что же ему не нравится в представшей его глазам картине, сидящий обратился к нему:
— Помоги, пожалуйста. Я тебе заплачу, — он сделал явный нажим на последние слова, а его глаза на мгновение ярко сверкнули. Как ни мимолётна была эта вспышка, она не укрылась от Лакира.
— Что с тобой случилось? — спросил он, стараясь разобраться, что же не так с этим Телравом.
— Бандиты разграбили мою повозку. Ты мне поможешь? — первая часть фразы прозвучала слишком быстро, вторая — слишком настойчиво. При мысли о том, что совсем недавно он не обратил бы на это внимания, парень почувствовал холодок внутри. Этот «тор­говец» лгал. Лгал не слишком искусно, в расчёте на простака, каким и выглядел его собесед­ник. Оставалось понять, всё ли от начала до конца было ложью, и что «ограбленный» надеет­ся выгадать.
— Что я могу сделать? — настороженно спросил Лакир.
— Мой лагерь тут рядом, в руинах Нилхейма. Если проводишь меня туда, я тебе заплачу, — он снова подчеркнул ту часть, которая касалась оплаты.
Норд мысленно усмехнулся. Еще ни разу он не видел «торговца», который бы так мечтал расстаться с деньгами. Особенно после того, как лишился части своего имущества по вине бандитов. Вероятно, сам Телрав считал эту сказочку превосходно состряпанной, но на деле она не выдерживала никакой критики.
Тем временем «жертва» грабителей резво вскочила на ноги, и направилась к мо­сту, кивая парню, чтобы тот следовал за ним. Лакир деланно потянулся, сбросил свой заплеч­ный мешок среди раскиданного у дороги барахла и, напустив на себя самый простодушный вид, заявил:
— Устал я что-то с ним таскаться. Провожу тебя, потом вернусь — подберу. Всё равно мне по этой дороге дальше топать.
Он неловко подвигал плечами, будто бы затёкшими от тяжёлого груза, и последо­вал за поджидавшим его Телравом. Тот потрусил вперёд, приговаривая:
— Это прямо за мостом. На том холме, — голос, дрожащий от радости, выдавал «торговца» с головой.
Следуя за ним, Лакир огляделся. Слева под мост устремлялся водопад, возвышав­шийся над ним на высоту небольшого домишки, брызги окутывали проходящих клубами влажного тумана. Справа вода низвергалась в головокружительную глубину, питая Чёрную, протекающую через Истмарк. Отведя взгляд от бездны, парень посмотрел на шагающего впереди Телрава. Хороши же грабители, которые не отняли у своей «жертвы» оружие, рискуя получить стрелу в спину!
Вся эта история с «ограблением» была шита белыми нитками. Начиная с раски­данных вещей. С одной стороны, понятно, что всё ценное было бы унесено бандитами, а оставлена валяться только совсем уж бесполезная рухлядь. Другое дело, что такому барахлу неоткуда взяться в повозке торговца, дела у которого, судя по его одежде, идут в гору. Кроме того, беспорядок, оставленный на обочине, казался слишком нарочитым.
«Жертва» не была ни обезоружена, ни связана, ни избита, хотя большинство раз­бойников вообще предпочло бы перерезать ей глотку, чтобы обезопасить себя от преследова­ния со стороны стражи или наёмников.
Более того, совершенно очевидно, что «ограбленный» не нуждался в провожатых. Он даже не удосужился сделать вид, что не может дойти сам. А версия о том, что он боится, как бы на него не напали снова, и вовсе представлялась очевидной чушью: если его не убили сразу, то на что он бы сдался грабителям в дальнейшем? Да и испуг Телрав изображал весьма неубедительно.
Из всего этого напрашивался вполне логичный вывод — он заманивал Лакира в засаду. Вот сейчас впору было пожалеть об оставленных доспехах, но зато без них норд был легче и подвижнее, от рюкзака он тоже заблаговременно избавился. А лжец наверняка уверен в своей безопасности, поскольку считает, что ему удалось провести доверчивого прохожего.
За мостом Телрав снова оглянулся радостно воскликнув:
— Мы уже близко. Я вижу лагерь.
После чего ещё быстрее припустил по утоптанной тропе к каменным ступеням на подступах к башне. Лакир постарался не отставать, чтобы успеть сориентироваться на месте.
Выйдя из-за высившейся справа скалы, норд увидел довольно просторную ров­ную площадку, ограниченную обрывом с обломками трёх каменных колонн, торчащих на­подобие птичьей лапы, неподалёку от края. Здесь и в самом деле расположился настоящий лагерь, только, даже при самом богатом воображении, его обитателей сложно было принять за купцов или охранников. Это были самые настоящие бандиты.
В центре горел костёр. Возле древних обломков крепкий детина колол дрова, ещё двое сидели за столами, один на дальнем краю площадки, другой — совсем рядом с дорогой, по которой «торговец» привёл Лакира. Это было всё, что удалось охватить беглым взглядом.
Возле ступеней Телрав ещё раз оглянулся на парня и произнёс:
— Жди здесь. Я вернусь с твоей наградой.
Он сделал вид, что собирается подняться к башне. Затем, молниеносно обернув­шись, сдёрнул с плеча лук, и окриком подал сигнал своим подельникам. Но Лакир был к это­му готов. Он выхватил молот и резко метнулся вправо, на бегу раскроив череп бандиту, не успевшему подняться из-за стола. Мимо пропела стрела. Парень в пару прыжков достиг по­луразрушенных колонн, укрылся за ними и глянул вниз. На глубине, превышающей четыре его роста, практически отвесную стену опоясывал карниз, шириной не более пяти шагов. За этим выступом зияла пропасть, изрезанная водяными потоками с рокотом перекатывавшими­ся по камням. Стоит немного не рассчитать, и... По спине пробежали мурашки. Но раздумы­вать было некогда, он и так уже потерял пару драгоценных секунд.
Лакир оттолкнулся и спрыгнул на карниз, проехавшись спиной по утёсу, чтобы за­медлить падение, и тут же отшатнулся от края, плотнее прильнув к скале, чтобы его по инер­ции не увлекло дальше вниз. Приземлился он на удивление удачно, не отбив ног, не ободрав­шись о камни и, главное, удержав равновесие. Один из бандитов, кажется тот, который только что колол дрова, войдя в раж, решился последовать за ним.
Правда, лучше зная местность, он нашёл чуть в стороне более безопасный спуск. Очутившись на карнизе, разбойник, хищно осклабившись, двинулся навстречу Лакиру, угро­жающе сжимая в руках стальную секиру. Из-за грязи и загара он мог издали сойти за редгар­да, если бы не свалявшиеся светло-рыжие волосы.
Сражение двуручным оружием на узком каменном выступе не могло быть долгим.  Противника настороженно смотрели друг на друга, выбирая момент для атаки. Лакир пора­довался, что отправился в путь без доспехов — сейчас пользы от них было как пловцу от жернова на шее. Вдруг глаза норда расширились, уставившись в пространство за плечом бан­дита. Тот живо обернулся и тут же получил ошеломляющий удар молотом, швырнувший его на самый край карниза. Уловка, старая как мир, сработала и на этот раз. Разбойник на мгно­вение застыл, пытаясь удержаться на уступе, и ему, каким-то чудом, это удалось. Он сумел сделать шаг вперёд, и секира, со свистом вспоров воздух обрушилась на Лакира.
Парень, прильнувший спиной к скале, встретил её рукоятью эльфийского молота, а затем, напрягая мускулы, с силой оттолкнул прочь. Смуглое лицо грабителя посерело от ужаса, когда он, сделав невольный шаг назад, заскользил мысками сапог по краю обрыва. Ка­менная крошка, осыпавшаяся у него из-под ног, увлекла его за собой, и он с леденящим душу воплем спиной вперёд полетел на камни, омываемые горным потоком далеко внизу.
Лакир перевёл дух, продолжая вжиматься в незаметную сверху впадину, чтобы бандиты не могли его разглядеть.
Он слышал их суетливые шаги, и настороженные голоса.
Наконец кто-то из них с досадой выплюнул:
— Ни следа.
— Наверняка их обоих размазало по скалам внизу, — цинично предположил жен­ский голос.
Затем норд услышал недовольное ворчание Телрава:
— Упустили! Пойду назад, может, ещё кто-нибудь клюнет. Он оставил у моста свой заплечный мешок, может, там что дельное найдётся. Хотя я бы предпочёл кошель, что висел у него на поясе...
Притаившийся под скалой парень весело усмехнулся, представив, как обрадуется «торговец», обнаружив полный рюкзак сырой волчатины. Особенно, учитывая, что эта добы­ча стоила жизни уже двоим из его шайки. Шаги имперца замерли в отдалении. Оставшиеся, поворчав, разошлись, вновь раздался размеренный стук топора — кто-то сменил рухнувшего со скал товарища возле рубочной колоды.
Лакир зашевелился. Он осторожно двинулся вдоль карниза, отыскивая путь обрат­но наверх. Спуск вниз был невероятно сложен, если его вообще можно было преодолеть, не сорвавшись. Но даже если бы это удалось, рискнувший проделать этот путь оказался бы где-то чуть выше Чёрного брода, что вовсе не входило в намерения норда. Разве что совсем не останется другого выхода.
У подножия башни небольшие уступы образовали подобие неровной естествен­ной лестницы. Пригибаясь, и прячась за камнями, норд выбрался позади площадки, на кото­рой шайка разбила свой лагерь. Колкой дров теперь занимался молодой орк, девица сидела спиной к Лакиру за столом, полируя грубый двуручный меч.
Лучшего момента могло не представиться. Парень выскочил из своего укрытия, со всего маху опустил молот на голову разбойницы, и стремглав промчался мимо орка, замеш­кавшегося в сомнениях: то ли отшвырнуть колун и схватить оружие, то ли броситься на нор­да прямо так — с топором для колки дров. Очутившись позади разрушенных колонн, Лакир прислушался.
Топот орка раздавался справа от него. Норд затаился с молотом на изготовку. Стои­ло бандиту, которому явно недоставало опыта и выдержки, приходящих с возрастом, по­явиться из-за остатков постройки, как острый клюв эльфийского оружия впился ему в бок и сильным рывком перебросил через край. Разбойник полетел вниз, сделал безуспешную по­пытку задержаться на карнизе, на котором ранее скрывался Лакир, и с плеском упал в поток, стремящийся в низину.
Норд проводил орка глазами и видел, как вода потащила безвольно обмякшее тело, поминутно с силой ударяя его о торчащие камни.
Парень вышел из своего укрытия. Живых в лагере не осталось. Он обошёл поля­ну, собирая всё, что находилось полезного, не забывая настороженно поглядывать на башню и на тропу, которой привёл его Телрав. В результате кошель Лакира стал тяжелее на сотню септимов. Норд облизнул пересохшие губы. Фляга с водой осталась прицепленной к рюкзаку, сброшенному около моста. Он подошёл к столу, нацедил в кружку кислого эля из стоящего там бочонка и утолил жажду.
Прежде чем возвращаться к Телраву, парень решил обследовать башню. Не ис­ключено, что там притаился ещё кто-нибудь. Развалины Нилхейма, как оказалось, стояли у  истоков водопада, берущего начало в озере Гейр. Лакир вгляделся вдаль и, как ему показа­лось, различил среди деревьев соломенные кровли Айварстеда.
Ко входу в башню вёл короткий мост, изогнувшийся над каменистым берегом. Кто бы ни строил это здание, он в первую очередь думал об удобстве его обороны. Войдя парень очутился в тесном помещении, наполовину набитом соломой. Вверх вела старая, но ещё крепкая лест­ница. Норд поднялся по ней и оказался у большого проёма, который, не находись он на уров­не пола, мог быть просто большим окном. Чтобы подняться выше нужно было пройти по де­ревянному настилу. Лакир выбрался на него и осторожно взглянул вниз.
Отсюда были хорошо видны убитые им разбойники, чьи тела не были увлечены  вниз по склону горным потоком. У самого основания башни, чуть в стороне от того пути, ко­торым парень выбирался со скального карниза, лежали ещё двое мертвецов. Один — в до­бротной фермерской одежде, другой вырядившийся, как городской щёголь. Впрочем, на­несённые им раны привели платье убитых в полную негодность, и видимо поэтому разбойни­ки не стали их раздевать. В том, что это были жертвы, заманенные Телравом в ловушку, па­рень нисколько не сомневался.
Ещё чуть ниже в узкой расщелине застрял труп, очевидно принадлежавший одно­му из бандитов — данмеру. То ли члены шайки прикончили его, не поделив чего-то между собой, то ли жертвы оказались не столь беззащитными, как надеялись разбойники, то ли тём­ный эльф не был достаточно осторожен, проходя по шаткому настилу, прилегающему к баш­не. Кстати, находясь на нём, норду и самому следовало поостеречься.
Он двинулся вперёд медленным шагом, держась поближе к стене. Чем выше под­нимался парень, тем отчётливее до него доносился раскатистый звук, в котором легко узна­вался громкий храп. Пол в башне оказался старым и гнилым, но всё же он казался более надёжным, чем прогибающиеся под ногами доски пандуса.
Лакир обвёл взглядом помещение, где очутился, и сразу же обнаружил источник храпа. В глубине, на одном из расстеленных на полу спальников, спал без задних ног здоро­венный бандит. Исходящий от него запах эля ощущался от самого входа. Парень подошёл по­ближе, возле спящего аромат хмельного едва не сшибал с ног.
Приближение норда каким-то образом потревожило его сон. Разбойник повернул­ся, что-то невнятно пробормотал и, блаженно улыбнувшись, снова захрапел. Молот взлетел и опустился на голову спящего, избавив его от необходимости пробуждаться. В отличие от своих товарищей, этот умер счастливым.
Больше не слышалось ни единого звука, который мог бы указывать на чьё-то при­сутствие. Пошарив в руинах, норд забрал всё, что счёл достойным внимания. Между делом он поднялся на верхушку башни, где в узком тайнике оказался спрятан сундук. Но даже вме­сте с его содержимым, найденное в Нилхейме сложно было считать богатой добычей. Может, большую часть награбленного разбойники прятали где-то в другом, более укромном, месте, а возможно, им пришлось прибегать к хитростям и уловкам, чтобы заманить жертву, как раз потому, что дела у них шли так себе. Парня не слишком волновало, как оно было на самом деле, — тратить время на поиски возможного клада он не собирался.
Стоя на самом верху, Лакир осмотрелся и совершенно отчётливо разглядел вид­невшийся вдалеке Айварстед, над которым необъятной громадой высилась Глотка Мира. Ис­ток водопада, переливавшегося через край озера Гейр почти у самого основания Нилхейма, казался совсем нешироким и был разделён крупными камнями, по которым ничего не стоило через него перебраться. Но прежде чем отправляться дальше, следовало подобрать ношу, из-за которой и была предпринята ранняя прогулка, заведшая норда в эти негостеприимные раз­валины.
Парень спустился вниз и, держа молот наготове, вернулся к мосту, где оставил свою поклажу. Молодое деревце, покрытое золотистой листвой, скрывало от его глаз обочину с разбросанным барахлом, но норд был уверен, что найдёт «жертву ограбления» на прежнем месте. И в самом деле, Телрав, вернувшийся на свой «пост», сидел в той же позе, разгляды­вая землю под ногами.
Лакир, опершись ладонью, легко перемахнул через каменные перила, бесшумно приземлился на ноги, тихо приблизился к ничего не подозревающему имперцу и с минуту за­думчиво смотрел на него. Можно было просто ударить сидящего по голове, как он того заслуж­ивал, но норду хотелось, чтобы лжец, заманивавший в ловушку доверчивых прохожих, осознал, откуда явилось настигнувшее его возмездие.
— Ты, кажется, обещал мне награду, — негромко, но отчётливо произнёс парень, — Я пришёл её получить.
Телрав вздрогнул и поднял взгляд на Лакира. В серых глазах норда он прочёл свой приговор. Имперец не стал ни хвататься за оружие, ни молить о пощаде: со всей очевидно­стью и то и другое было бесполезно. Его плечи поникли. Он медленно опустил голову, при­знавая поражение, и вновь уставился в землю, чтобы не видеть молота, обрушившегося на него.
Убивая Телрава, парень не испытывал ни колебаний, ни сожалений. Было ясно, что имперец из тех, кто не свернёт с однажды выбранного разбойного пути. Оставить его в живых означало позволить и дальше заманивать, грабить и убивать путников, не способных постоять за себя. Простая одежда Лакира и отсутствие доспехов ввели хитреца в заблужде­ние. Он никак не ожидал, что намеченная жертва окажется его шайке не по зубам. А вот на молот он, похоже, внимания не обратил, либо решил, что даже с ним одинокий путник не до­ставит особенных хлопот. За что и поплатился. Что ж, по крайней мере, проигрывать им­перец умел.
Чуть в стороне норд нашёл свой рюкзак открытый и, очевидно, с негодованием от­брошенный прочь. Казалось, если бы не понимание того, что запах свежей крови может при­манить голодных хищников и не отсутствие желания сидеть под летним солнцем в окруже­нии кусков сырого мяса, имперец в ярости расшвырял бы содержимое заплечного мешка по дороге. И одним богам ведомо, почему он со злости не зашвырнул его в водопад.
Мысль о том, какое разочарование постигло Телрава, когда он исследовал остав­ленную парнем поклажу, вдруг наполнила Лакира озорным бесшабашным весельем. Оно было немного похоже на то, что он испытывал в своём первом бою в Теснине Грабителя, уво­рачиваясь от разбойничьих стрел, но ещё больше напоминало изредка накатывавшую в дет­стве и отрочестве потребность отколоть что-нибудь этакое.
Широко улыбаясь, парень закинул рюкзак за плечи и бодро зашагал в сторону башни, собираясь перебраться на другой берег у её основания. Он без труда устоялся на самом краю, где бурлящая, вскипающая белоснежной пеной вода срывалась вниз прямо у него под ногами. От её непрекращающегося движения начинало казаться, что рокочущий по­ток стоит на месте, а наблюдающий за ним парит без всякой опоры, медленно дрейфуя в воз­духе. При взгляде на разверзшуюся под ногами бездну сладко захватывало дух. Хотелось во всё горло заорать туда, в эту глубину, просто так, от полноты жизни. Но тут беспрестанный плеск воды вызвал закономерный телесный отклик, и норд нашёл выход для обуревавшего его озорства, присоединив к течению водопада ещё одну струю.
Эта мальчишеская выходка позволила Лакиру перейти в несколько более уравно­вешенное настроение. Хотя его по прежнему переполнял восторг бытия, но хотя бы не перехлёстывал через край, мешая соображать и толкая на различные безрассудства.
Парень в пару прыжков достиг противоположного берега и упругим шагом напра­вился в сторону Айварстеда. Заметив на берегу озера крупного бурого медведя, увлечённого ловлей рыбы, норд с улыбкой обошёл его стороной. Во-первых, сейчас у него не было жела­ния отнимать чью-либо жизнь — это ясное утро и без того дало богатый урожай смертей; а во-вторых, ему хватало рюкзака, полного волчатины, которую следовало ещё по­стараться сбыть с рук. И что за резон добывать медвежью тушу, которую, кстати, сперва придётся ещё разделывать? Особенно если помнить, что всё это лишь в том в случае, если схватка с огром­ным зверем завершится успешно.
Впрочем, сейчас у Лакира было такое чувство, что ему удастся всё, за что бы он ни взялся, но он знал цену этой беспечности. Она не делала человека неуязвимым, а лишь вселяла в него опасную самоуверенность. Похоже, он слишком долго пребывал в сумрачном настроении, и теперь маятник качнулся в другую сторону. Но несмотря ни на что, нынешнее состояние нравилось ему куда больше, особенно, если удастся не терять головы.
Рассуждая подобным образом, парень почти добрался до посёлка и тут только со­образил, что вышел к нему как раз со стороны древнего кургана, пользующегося у местных дурной славой. В ясном солнечном свете вросшее в землю замшелое сооружение не внушало никаких опасений. Сквозь небольшие зарешеченные отверстия во внешнем ярусе круглой кровли внутрь падали яркие лучи. Норд наклонился над одним из этих «окошек», силясь раз­глядеть что-нибудь в царящем внизу полумраке.
Сперва глаза, привыкшие к ясному дню, не могли различить ничего, помимо контрастного чередования ярких солнечных бликов и густых теней. Но и пообвыкнув, Лакир не увидел ничего, кроме старых саркофагов, основания которых утопали в сухой листве, на­метённой туда ветром. Даже выбеленные временем человеческие кости, видневшиеся в открытых кованых гробах, не могли разрушить мирного впечатления, производимого этой картиной.
Лакир оторвался от смотрового отверстия, пожал плечами, заодно поправив рюк­зак, и спустился с холма мимо добротного каменного дома рыбака Климмека прямо к тавер­не. Конечно, солнечное начало дня — определённо не лучшее время для явления призраков, но парень не ощутил в кургане ничего зловещего.
В таверне всё было по прежнему, только какой-то длинноволосый смазливый и манерный тип, сидевший в одном из кресел у очага, начал было выяснять, что понадобилось Лакиру в Айварстеде. В другое время приставала мог бы поплатиться за тон и содержание слов обращённых к норду, но, на его счастье, у того не было настроения затевать ссору. Про­пустив бесцеремонные расспросы незнакомца мимо ушей, парень подошёл к стойке. Вил­хельм радушно поприветствовал его:
— Рад снова видеть тебя здесь. Не откажешься от кружечки можжевелового мёда с дороги? Буквально вчера привезли из Хелгена.
Лакир кивком выразил согласие и, облокотившись на стойку, обратился к трактир­щику:
— Между прочим, я к тебе по делу. Мне намедни повстречался один волк... Так вот, то, что от него осталось, теперь в моём рюкзаке. Тебе нужна свежая волчатина?
— Хм... В качестве копчёного мяса оно ничуть не хуже другого, а среди паломни­ков, идущих на Высокий Хродгар, что у вершины Глотки Мира, такие припасы пользуются спросом. Да и «сладкого волка» в последнее время нередко спрашивают... Так что отказы­ваться не резон — возьму, пожалуй.
Лакир выгрузил перед Вилхельмом свой товар, чтобы тот мог воочию убедиться в его качестве. Трактирщик посмотрел, удовлетворённо кивнул и отсчитал ему деньги. Пряча их в кошель, норд увидел Линли, проходившую мимо с ветошкой, которой протирали столы. Поймав взгляд девушки, парень с лёгким кивком дружески подмигнул ей. Та шарахнулась в сторону, как перепуганная птица, тут же смутилась и замерла посреди зала, будто не могла решить, то ли извиниться перед посетителем, то ли от этого будет только хуже.
Лакир предпочёл сделать вид, что ничего не заметил, дабы не смущать её ещё больше. Это мелкое происшествие скорее позабавило, нежели раздосадовало его.
Тем более, что Вилхельм вновь почёл за благо предупредить норда, чтобы он из­бегал кургана, где недавно опять видели призрак, и этим отвлёк его внимание от лютнистки. При этом трактирщик делал такие выразительные глаза, а Линли из дальнего угла так уси­ленно кивала, подтверждая его слова, что парню стоило немалых усилий сохранить серьёз­ность. Он поскорее поблагодарил хозяина за заботу и вышел из таверны.
Любопытство взяло верх, и Лакир прямиком направился обратно к кургану. На сей раз он не ограничился заглядыванием в кровельные отверстия, а осторожно вошёл внутрь, под своды внешней галереи. Вдоль наружной стены округлого сооружения вереницей тянулись открытые кованые саркофаги. Некоторые из лежащих в них скелетов были кем-то потревожены, но это вполне могло оказаться работой какого-нибудь мелкого зверья, ищущего поживы. И потом, жители Айварстеда в один голос твердили о призраке, а не о нежити, если всё это вообще не досужие байки, чтобы попугать приезжих. Парень подошёл к тяжёлой две­ри, ведущей вглубь усыпальницы. Видимо, и до него находились любопытные, забиравшиеся сюда, несмотря на все предостережения местных. По крайней мере, к ней недавно кто-то прикасался. Если бы этот некто обнаружил тут привидение, разговоров в таверне, по мнению норда, было бы куда больше. История подобной встречи кочевала бы из уст в уста, обрастая леденящими душу подробностями.
Да и Фастрид Лакир водил практически сюда, к самому кургану, и никто из по­гребённых не возмутился их неподобающим поведением возле своей усыпальницы. Прав­да, и то и другое происходило погожим днём, но призраку маленькой Хельги это не помеша­ло явиться незнакомцу в развалинах сгоревшего дома. Так что, скорее всего, кому-нибудь из жи­телей или гостей Айварстеда с пьяных глаз померещилось привидение, пошли слухи, а у страха глаза велики. Та же Линли могла всего лишь заприметить пляску светлячков — и перепугаться до смерти. Вон как она шарахается от простого кивка или улыбки... А коли так, нечего ему тут больше делать. Лезть внутрь кургана, рискуя и в самом деле потревожить по­кой мертвецов, он не собирался.
Возвращаться на ферму Сарети через Нилхейм Лакиру не хотелось. Уж лучше перейти на другой берег по айварстедскому мосту, а там дойти по дороге. Так что он снова вернулся на единственную улочку поселения и хотел уже свернуть налево к озеру, как вдруг его внимание привлекла громкая перебранка на лесопилке. Парень невольно сделал несколь­ко шагов в ту сторону: очень уж забавным показалось происходящее.
Темба Широкая Рука, уперев в бока могучие кулаки, нависала над щуплым босме­ром. Казалось, от её голоса его длинные уши должны были трепетать, как знамя на ветру, од­нако ничего подобного не происходило. Более того, с лица лесного эльфа не сходила улыбка, правда, на данный момент, немного виноватая.
— Гвилин! Я тебе сказала порезать эти доски на два локтя! Моих локтя. Не твоих.
— Простите, госпожа Темба. Может, вам надо было раньше сказать...
Из груди хозяйки лесопилки вырвался вздох, но она постаралась собрать послед­ние крохи спокойствия, и заговорила вновь, хотя её голос дрожал, как натянутая струна:
— Тут кто угодно выше тебя... Какой прок от этих досок кому-то нормального ро­ста?
Это была истинная правда. Босмеры — самая низкорослая раса из всех людей и меров, а Гвилин среди своих соплеменников был не выше среднего роста.
— Простите, госпожа Темба, — пробормотал эльф, так и не стерев с лица неу­местно весёлое выражение.
Эта сцена выглядела настолько комично, что Лакир не мог сдержать улыбки, хотя ему было немного жаль женщину: видно было, что она сильно расстроена. В это время ветер донёс из-за реки медвежий рёв, по-видимому, оказавшийся последней каплей, переполнив­шей чашу терпения Широкой Руки, потому что она, прорычав:
— Эти проклятые медведи меня с ума сводят! — круто развернулась на пятках, широченными шагами спустилась с лесопилки и устремилась к таверне, едва не налетев на Лакира. Пару секунд она рассматривала его, будто не в силах сообразить, откуда перед ней вдруг возникло препятствие, и что оно собой представляет. Наконец разглядев парня, Темба, всё ещё пребывая в крайнем раздражении, выпалила то, что занимало её мысли:
— Хуже места для лесопилки, должно быть, во всём Скайриме нет. Как мне вооб­ще что-то делать, когда кругом полно медведей?
Лакир использовал её гневное восклицание, чтобы завязать разговор:
— Тебя беспокоят медведи?
— Ты смеёшься? Эти клятые твари меня скоро по миру пустят! Знаешь что. При­неси мне десяток их шкур — из любого места в Скайриме. Я с радостью заплачу тебе за со­кращение поголовья.
Сказав это, женщина начала понемногу успокаиваться, но следующий вопрос пар­ня заставил её вновь ощетиниться. Не знакомый с тонкостями её ремесла, он с искренним недоумением спросил:
— Как медведи могут мешать заготовке леса?
— А ты не знаешь, что медведи с деревьями делают? Встают на задние лапы и де­рут дерево — вроде как территорию помечают. Скоро мне придётся по всему Скайриму ис­кать целые деревья нужного размера. Куча времени и денег уходит, — с сожалением закончи­ла она.
Лакир немного поразмыслил. Охота на медведей — далеко не самое безопасное занятие, но в окрестностях их действительно развелось немало: утром он видел одного, сей­час слышал другого... За шкуры Темба обещала заплатить, медвежий жир и мясо тоже ходо­вой товар. В общем, работа ничем не хуже, уничтожения с бандитских шаек по поручению ярловских управителей.
— Идёт, — решился он. Глаза женщины вспыхнули свирепой радостью, когда она напутствовала его:
— Выдай этим медведям по первое число!
Проходящий мимо Гвилин быстро шепнул норду:
— Эти медведи так раздражают Тембу. Надеюсь, ты сможешь с ними что-нибудь сделать, — по видимому, эльф надеялся, что на радостях та станет снисходительнее к нему.
Через пару минут парень уже наметил план действий. За доспехами он решил не возвращаться, сделав ставку на подвижность в сражении со зверем. Жаль только, что прихо­дилось надолго оставить Роки без присмотра. Станет ли она смирно ждать хозяина, если его отсутствие затянется больше, чем на несколько часов?.. Впрочем, возле данмерской фермы хватало сочной травы и чистой воды, его вещи, знакомые лошади, находились в лагере непо­далёку, так что, скорее всего она никуда не денется. В любом случае, придётся рискнуть.
Первым делом Лакир собирался отыскать виденного недавно у озера медведя-рыболова. Но когда он проходил мимо «Звездопада», дверь приоткрылась и оттуда выглянула Боти, с самым решительным видом сделав ему знак войти. На секунду у норда мелькнуло не­хорошее подозрение, что хозяйка фермы хочет притянуть его к ответу за дочкины шалости. Однако у него не возникло и мысли постараться сбежать, будто напроказивший мальчишка. Он шагнул на порог и вошёл в дом.
В комнате не было никого, кроме женщины, пригласившей парня войти. Она оце­нивающе рассматривала его, слегка постукивая пальцем по улыбающимся губам. Норд прак­тически уверился, что речь пойдёт о том, чтобы выдать за него Фастрид, и даже начал обду­мывать, что и как говорить, но тут Боти нарушила молчание:
— В прошлый раз ты уехал так быстро, что мы не успели закончить нашу беседу, — мягко проговорила она.
Лакир чуть приподнял бровь. Она, верно истолковав его вопрос, серебристо засмея­лась, кокетливо покачав рано поседевшей головой:
— О! Не всегда отказ женщины следует понимать так буквально! Мы вполне мог­ли бы познакомиться поближе... Знаешь, порой мне бывает довольно одиноко... Например, сейчас.
— А как же твой муж, чьего недовольства ты опасалась в прошлый раз? — слегка усмехнулся Лакир.
— Йофтор? Ах, в последнее время он только и знает, что работать день деньской, а потом пропадать в таверне, да сетовать на упадок Айварстеда. Это беспокоит его больше, чем все остальные дела вместе взятые. На меня у него не остаётся ни времени, ни сил, — от­махнулась она. И тут же заторопила парня: — Ну же, пока мой супруг жалуется на жизнь Вилхельму или Климмеку, а Фастрид упорхнула на свидание, у нас есть немного времени.
Выходит, полагая, что Боти поддалась бы на уговоры, будь он немного понастой­чивее, Лакир её недооценил. Она и сама была рада-радёшенька окунуться в любовное при­ключение. Тем временем женщина, уверенная в его симпатии после всех слов, что он нагово­рил ей в первую встречу, поманила его к стоящей в углу кровати. Хозяйка «Звездопада» и в самом деле была ещё очень даже ничего, и норду не составило труда исполнить её пожела­ние.
В награду парень получил небольшой кувшинчик молока и свежую краюху до­машнего хлеба, что пришлось весьма кстати, если учесть, что он собирался отправиться до­бывать медвежьи шкуры для Тембы, а завтракал довольно давно.
Перекусывая, Лакир вдруг с удивлением подумал, что в последнее время не он ищет внимания скайримских красоток, а напротив, они сами не дают ему прохода. Только вот это были всё больше не те женщины, с которыми у него могло бы завязаться что-то серьёз­ное... Камилла Валерия, Фастрид, Хельга, теперь вот ещё Боти...
Он поблагодарил хозяйку за угощение и покинул ферму, решив отложить размыш­ления на потом.
Само собой, бурого рыбака на берегу не оказалось, зато в изобилии валялись остатки его пиршества. Ободранные чешуйки серебристо поблёскивали на мелких камушках. Повсюду виднелись следы, глубоко отпечатавшиеся на влажной земле. Норд быстро обнару­жил место, где они уводили прочь от истоптанного участка у самой кромки воды, и пошёл следом за косолапым.
Ему достало сноровки незаметно подобраться к медведю, устроившемуся среди нагретых солнцем камней на послеобеденный отдых, и расправиться с ним прежде, чем тот собрался дать серьёзный отпор потревожившему его человеку. Без особого труда разделав­шись со зверем, Лакир задумался, как доставить тушу в деревню. Помощь Роки тут пришлась бы весьма кстати, но не возвращаться же за нею на ферму Сарети? Тем паче, он сам решил дать лошади пару дней отдыха.
Взгляд норда метнулся в сторону Айварстеда, чтобы прикинуть расстояние, и упёрся в большой солидный дом Климмека. Рыбак явно был не только весьма уважаемым че­ловеком в посёлке, но и, пожалуй, самым зажиточным. Чтобы у такого, да не было в хозяй­стве какой-нибудь повозки, парень ни в жизнь бы не поверил.
Лакир оставил на время свою добычу, дошёл до жилища рыболова, постучал в дверь и, не дождавшись ответа, отправился искать Климмека у реки, возле Тембиной лесо­пилки. Тот и впрямь оказался там, в глубокой задумчивости созерцающий игру бликов на воде. Выслушав просьбу парня, рыбак согласился предоставить ему тележку достаточного размера, чтобы уложить на неё медведя. Более того, он даже изъявил готовность самолично помочь с погрузкой.
Таким образом туша убитого зверя была перевезена в Айварстед и оставлена не­подалёку от лесопилки, а молодой норд, условившись с рыбаком насчёт дальнейшего содей­ствия, пересёк реку по мосту, в поисках медведя, чей рык вызвал вспышку гнева у Тембы. По его прикидкам, зверь должен был находиться правее и выше, хотя кто мог бы поручиться, что тот не убрёл за прошедшее время довольно далеко или, напротив, не притаился совсем ря­дом.
Внимательно вслушиваясь в тишину, нарушаемую плеском реки, Лакир начал под­ниматься туда, где рассчитывал обнаружить медвежий след. Однако короткий рык подска­зал, что зверь находится ниже. Норд поскорее вернулся тем же путём, каким взбирался на­верх и снова взял правее от моста. Рёв зверя точно доносился с той стороны. Приглядевшись, он увидел, что один из здоровенных камней впереди несколько отличается от прочих факту­рой и цветом. Неожиданно тот шевельнулся, подтвердив его догадку. Видимо, парень был не первым, кто намеревался добыть этого медведя: чуть в стороне парень разглядел растерзан­ное тело своего предшественника.
Налетевший порыв ветра донёс до косолапого запах человека. Медведь недоволь­но заворчал и угрожающе поднялся на задние лапы. Лакир тихонько присвистнул: здоровен­ный казан, который он недавно видел у Вилхельма в таверне, едва ли был намного больше го­ловы матёрого зверя. На мгновение парень почувствовал себя слишком беззащитным без ставших привычными тяжёлых доспехов.
Нечего и думать свалить подобную зверюгу с одного удара. На камень от такого не запрыгнешь — с любой скалы, на которую можно быстро забраться, тот легко смахнёт его тяжеленной лапой. Вниз ведут почти горизонтальные уступы, а под ними река и водопад, угодив в который тоже не уцелеешь.
Медведь снова грозно рыкнул. Лакир знал, что стоит ему проявить хоть малейший признак страха, и зверь бросится на него. То расстояние, что разделяет их сейчас, неповорот­ливое с виду животное преодолеет куда быстрее, чем можно представить. Норд сделал единственно возможное в сложившейся ситуации: вытащил молот и зашагал навстречу косо­лапому. Тот, чувствуя себя полновластным хозяином здешних мест, слегка оторопел от такой наглости и даже опустился на все четыре лапы, недоверчиво покачивая здоровенной башкой.
Прежде, чем медведь успел опомниться, поведение парня снова изменилось: издав громкий боевой клич, какими его давние предки вселяли ужас в сердца своих врагов, он со всех ног помчался навстречу лесному исполину.
Могучий удар, в который Лакир вложил все силы, какие смог собрать, был на­несён удачно, но он не был смертельным для громадного медведя. Раненый зверь яростно взревел и бросился на парня. Тот отпрыгнул вбок и снова взмахнул молотом. Второй удар вы­шел намного слабее, зато пришёлся по голове косолапого, но, разворачиваясь, гигант заехал тыльной стороной своей лапищи по груди норда, разом лишив его способности дышать.
Несмотря на отчаянные и безуспешные попытки вдохнуть хоть глоток воздуха, Лакир отчаянным движением вогнал эльфийский молот в разверзшуюся перед ним огромную глотку и едва не выпустил оружие из рук.
Зверь тяжело осел наземь, а его победитель без сил опустился на камень рядом с ним. Ему наконец удалось заставить тоненькую струйку воздуха проникнуть в лёгкие. Он растёр саднящую от удара грудь и закашлялся. Пронизанная алыми сполохами мгла, застив­шая зрение понемногу развеялась.
Всё ещё не решаясь подняться на ноги, парень наслаждался вновь обретённой способностью дышать и понемногу осматривался вокруг. Позади него, на той скале, где он сидел, лежало тело ещё одного охотника, которому медведь сорвал половину скальпа. Уби­тые погибли примерно в одно время, скорее всего, они вдвоём вышли на зверя, но не су­мели с ним совладать. Продолжая массировать грудь, Лакир взглянул под ноги и тут же напрягся.
Лишь часть следов, отчётливо видневшихся на земле, могла принадлежать тому медведю, с которым он сражался. Были и другие — не такие огромные, и всё же, несомненно принадлежащие взрослому зверю. Косолапый был не один.
Даже с того места, где сидел норд, было видно, что отпечатки лап уводят под ска­лу, а то, что на первый взгляд казалось простым углублением, являлось ходом, резко уходя­щим вниз под каменную плиту. Парень поднялся с камня, немного подвигался, приходя в себя, и решил, что вполне в силах схватиться с ещё одним зверем, тем паче, что тот явно был не настолько велик.
Приблизившись, норд по духу, идущему из пещеры, понял, что не ошибся в своих предположениях, и она действительно является медвежьим логовом. Вот только если внутри окажется так тесно или низко, что он не сможет использовать молот, медведь запросто со­жрёт его и не подавится. Впрочем, парень всё-таки соскользнул вниз, понадеявшись на удачу, и она не подвела: ход почти сразу стал шире и выше, а за ним обозначилось ещё более об­ширное пространство, куда попадал дневной свет, который мог проникать откуда угодно, но только не от входа, через который пришёл Лакир.
Грот, куда он осторожно шагнул затем, был очень велик и, на первый взгляд, пуст. Это настораживало. Зверь мог прятаться где угодно. Например, за торчащими перед нордом высокими камнями, напоминающими волну, поднявшуюся и застывшую, прежде чем низ­вергнуться вниз, или вот за тем выступом сбоку... Впереди сквозь отверстие в потолке почти отвесно падал дневной свет. Прямо под этим оконцем, на ровной площадке, опоясанной плавно поднимающимся выступом, парень различил обглоданные человеческие останки. Он потихоньку продвинулся вперёд, напрягая все чувства, в надежде заметить обитателя берлоги прежде, чем тот застанет его врасплох.
Всё было тихо. Однако чутьё подсказывало норду, что косолапый находится где-то  в пещере. Если продолжать таиться, Лакир мог невольно подойти слишком близко к зверю, так и не заметив его, и тем самым подставить себя под удар. Он ещё раз обвёл взглядом все места, где мог скрываться медведь, прикинул, как действовать в каждом случае, и громко стукнул по камню рукоятью молота.
Среди растений, покрывавших окончание пандуса, что-то грузно заворочалось и медведь, совершенно незаметный прежде, покуда он лежал, поднялся на все четыре лапы, не­довольно мотая сонной головой. Пока зверь старался понять, что потревожило его сон, норд не терял времени. Он промчался вверх по карнизу, рубанул сплеча своим оружием и отпрыг­нул вбок — вниз с уступа. Ему повезло приземлиться на место, свободное от разгром­ленной медведями стоянки. Покрытые засохшей кровью кости бедолаги, устроившего её, Ла­кир и приметил от входа в грот.
Раненый медведь пришёл в ярость. От его рёва со стен пещеры посыпались мел­кие камешки. Не решаясь прыгнуть следом за человеком, зверь тяжелым галопом припустил вниз по природному пандусу, но враг уже нёсся ему навстречу. Не успел косолапый притор­мозить и развернуться к противнику, как тот нанёс ему ещё один серьёзный удар и, пользуясь замешательством животного, проскользнул мимо него на уступ и устремился наверх.
Но медведь не смог преследовать Лакира. Его раны оказались слишком серьёзны­ми. Хотя в природе бурых пожирателей мёда лезть на рожон до последнего, для этого нужно иметь силы, а их уже не было. Жизнь слишком быстро покидала могучее тело.
Видя это, парень не стал продлевать мучения животного. Бессмысленное истяза­ние добычи противно воле Кинарет, насколько это вообще возможно. Он вернулся и точным ударом добил его. Осмотрев тушу, парень понял, что это была медведица. Подобное известие должно было особенно обрадовать Тембу, жаждавшую сокращения поголовья зверей.
Он переворошил разорённый лагерь, надеясь найти хоть какое-то указание на имя погибшего, но тщетно. Зато среди вещей обнаружилась практически неповреждённая книга «Изготовление тяжёлой брони», написанная неким Свеном Два Молота. Её парень забрал себе, а хотя бы частью обнаруженных денег подобало похлопотать о погребении убитого.
Выбравшись наружу, Лакир отправился за обещанной подмогой.
Чтобы выволочь тушу медведицы через неудобный вход наружу, им с Климмеком пришлось основательно попотеть, но в итоге оба зверя были успешно доставлены в Айвар­стед. Темба Широкая Рука, наблюдавшая с лесопилки за перевозкой, радостно потирала руки.
Сгрузив добычу, Лакир зашёл в таверну пообедать, кроме того, прежде чем про­должать охоту, ему требовался небольшой отдых. Попутно он рассказал собравшимся в «Вайлмире» о найденных останках охотников и неизвестного, устроившего лагерь внутри пе­щеры, а Климмек подтвердил его слова. Жителей Айварстеда это известие немало встрево­жило. Пошумев, они пришли к единогласному мнению: убитых нужно непременно похоро­нить по всем правилам — хватит с них и неприкаянного призрака с кургана. Более того, большинство выступало за то, чтобы заняться этим немедленно, дабы управиться до темно­ты. Кто-то же, наоборот предлагал дождаться утра, мол тогда погребённые вернее не станут беспокоить живых. Незаметно страсти накалялись. Каждый считал свой способ уберечь по­селение от возможных невзгод более действенным. И у обеих точек зрения нашлись сторонн­ики.
В пылу спора промелькнула пара слов и о том, что в последнее время от медведей никакого спасу не стало. Живут себе возле самого Айварстеда и в ус не дуют. Вон, совсем ря­дом, на Сосновом пике охотников порвали, и ещё кого-то заели. Того и гляди скоро не то что по улицам хозяевами расхаживать начнут, а и людей из домов повышвыривают, да вместо них заселятся. Вон, те, что в Медовой пещере, разве что от лени да сытости ещё не припёрлись прямо на порог. Лакир зацепился за эти слова и выяснил, что речь идёт о большом медвежьем логове, находящемся совсем неподалёку, южнее городка.
По слухам, там обитало целое семейство медведей, насчитывающее никак не меньше трёх голов. Это было уже серьёзно. Если ненароком нарваться на всех разом, шансы уцелеть совсем невелики. Стало быть придётся быть очень осмотрительным.
После недолгого отдыха парень, мысленно испросив благословения великой Кин, вышел из городка, перебрался за реку и свернул в сторону Медовой пещеры.
Первого зверя он заприметил издалека: тот разлёгся возле широкого входа в бер­логу, с довольным ворчанием поедая что-то зажатое в передних лапах. Лакир приближался с подветренной стороны, так что медведь, увлечённый своим лакомством, не замечал его, пока не стало слишком поздно. Норд заранее наметил место для удара, и в стремительном броске вогнал в него хищный клюв эльфийского молота. Этого зверя ему удалось сразить насмерть сразу, не тратя сил понапрасну.
Пещеру не случайно прозвали Медовой — вокруг, повсюду где только можно, ле­пились пчелиные гнёзда. Воздух был наполнен тугим равномерным жужжанием множества пчёл. Они, золотясь на солнце, то и дело влетали в свои жилища и вылетали обратно. Именно мёдом из одного такого гнезда беспечно лакомился медведь, прежде, чем познакомиться с мо­лотом норда.
Лакир, стараясь не злить маленьких тружениц, подошёл ко входу в берлогу. Ши­рокий лаз был настолько высок, что парню даже не пришлось пригибать голову, чтобы про­никнуть внутрь. Сама пещера была ниже, чем грот в Сосновом пике, тяжёлый потолок нави­сал, вызывая желание ссутулиться и стать ниже ростом. Единственное сходство двух мест, облюбованных медведями, заключалось в том, что и здесь в глубине был световой колодец, под которым даже пыталось вырасти небольшое деревцо, увы, давно засохшее.
Впрочем, сейчас парня занимало другое: посреди неровного каменистого пола стоял крупный зверь и глядел прямо на него. Медведь был поменьше того гиганта, что встре­тился норду над водопадом, но тоже весьма внушительных размеров.
Помня, что внезапность атаки уже несколько раз за этот день сослужила ему до­брую службу, Лакир бросился вперёд. Краем глаза он заметил справа какое-то быстрое дви­жение, но не повернул головы, а нанёс зверю удар и прянул влево за камни, едва не запнув­шись о сундук, ни к селу ни к городу торчащий посреди пола. Очутившись на высоком плос­ком камне, где медведь мог атаковать его только с одной стороны, парень обернулся.
На него, скаля зубы и утробно рыча шли сразу два медведя. Шкура одного из них блестела от крови, вытекающей из глубокой раны, но зверь был всё ещё силён, а боль вселяла в него безрассудную ярость.
На мгновение норд ощутил страх, будто из разверстых перед ним смрадных па­стей на него пахнуло дыхание самой смерти. Но он не дал мимолётной слабости превратить­ся в панику. Лакир ударил ближайшего к нему зверя прежде, чем тот приподнялся для атаки и одновременно, оттолкнувшись молотом, мощным прыжком перелетел через мохнатую бурую спину. Второй медведь, не ожидавшей возможности добраться до человека, упустил момент, когда мог легко располосовать его когтистой лапой. Он быстро спохватился, но норд уже нашёл идеальную позицию для боя.
Парень взобрался на высокий узкий и склон возле противоположной стены. Слева и позади были своды пещеры, Справа залезть на камень было невозможно, а медведи не мог­ли дотянуться до человека даже стоя на задних лапах. По счастью, они не прыгают, как, например, те же саблезубы. Оставался только узкий подъём, по которому сможет пройти только один зверь, причём из-за уклона ему будет очень несподручно атаковать Лакира.
Там парень мог отбиваться от косолапых сколь угодно долго. Главное — не осту­питься и не потерять обретённого преимущества. Медведи безуспешно наседали на норда, получая удар за ударом, пока, наконец, к его добыче не добавилась ещё пара туш.
Переведя дух, Лакир спустился с возвышения. Перед сундуком, через который он едва не перелетел в начале, лежало располосованное когтями тело босмера, по одежде и сна­ряжению похожего на разбойника. Тот успел протянуть руки к замку, но тут, похоже, его на­стиг удар медвежьей лапы. Странно было, что он не заметил присутствия зверей или понаде­ялся на их миролюбие. Впрочем, здешние медведи не были людоедами, раз оставили тело убитого нетронутым.
В сундуке не было ничего, кроме горстки монет и нескольких отмычек. По-види­мому, он служил тайником какому-то мелкому воришке.
С доставкой в Айварстед трёх медвежьих туш, даже при помощи Климмека при­шлось провозиться чуть не до заката. Когда с перевозкой было покончено, Лакир снял комна­ту в таверне, наскоро поужинал и завалился спать, отложив разделку на утро. Минувший день совершенно вымотал его. Сперва сражение с шайкой Телрава, затем с медведями... Да и с перевозкой добычи в городок пришлось порядком попотеть.
Он уже отсыпался после дневных трудов, а в «Вайлмире» всё ещё обсуждали уби­тую им шестёрку медведей, сходясь на том, что это настоящий подвиг, и такого ещё никому из присутствующих видеть не доводилось. И хорошо, что нашёлся человек, способный очи­стить окрестности от этих обнаглевших тварей.
К утру от вчерашних сражений у Лакира остался лишь здоровенный синяк на рёбрах. При глубоком вдохе он немного давал о себе знать, но это было вполне терпимо. Мог­ло быть куда хуже.
Сразу после завтрака он взялся за работу. Всё население Айварстеда с восхищени­ем поглядывало на его добычу. Практически все мужчины, проходившие мимо останавлива­лись поздравить парня, а заодно и угостить охотника, завоевавшего всеобщее уважение, кру­жечкой мёда. Ввиду близости Рифтена здесь по большей части пили произведённое на медо­варне Чёрный Вереск. Некоторые, в знак своего расположения к Лакиру выставляли особый Черновересковый мёд — крепкий и, по его мнению, не слишком вкусный. Однако же отвер­гать угощение, сделанное от души, значило глубоко оскорбить предложившего.
Кое-кто подходил не по разу, почитая за честь выпить в компании с удачливым до­бытчиком. Так что неудивительно, что Лакир завершил разделку медвежьих туш, будучи уже изрядно навеселе.
Он занёс медвежатину в таверну, а шкуры потащил Тембе на лесопилку.
— Вот тебе с ходу больше половины того, что ты просила, — громко провозгласил парень, силясь совладать с непослушным голосом.
Та осталась очень довольна подношением, но твёрдо держалась того, что оплата будет только тогда, когда он доставит не меньше десятка шкур.
— Это чтобы ты не решил вдруг, что довольно с тебя и этого, и не вздумал оста­вить этих тварей в покое! - пояснила женщина, принимая его добычу.
Воспользовавшись её благодушным настроением, парень вновь сделал попытку позаигрывать с ней, как на грех, именно в этот момент пошатнувшись. В ответ Темба только возмущённо фыркнула:
— Это у тебя хмель в голове бродит. Иди-ка лучше в таверну, да проспись как сле­дует. И даже не думай ко мне подъезжать — не выйдет!
Вопреки обыкновению, у норда в душе неуютно заворочалось нечто похожее на обиду: ну не хочет она с ним связываться — так и не надо! Когда бы он настаивал против чьей-то воли?! Но разве нельзя было отказать, не вычитывая ему, пусть даже он и выпил несколько больше, чем следовало? Тем более, что он взялся за выполнение её просьбы, отло­жив собственные дела. Задним числом Лакир понимал, что на трезвую голову и не подумал бы обижаться, однако сейчас избавиться от этого нелепого чувства ему не удавалось.
Он спустился с лесопилки, хмуро взглянув на Фастрид, приветливо замахавшую ему из-за плетня. «Небось, сейчас и эта станет нос воротить», — горько усмехнулся он про себя, но вместо того, чтобы пройти мимо, зачем-то направился в её сторону.
— Эй, раскрасавица, как насчёт повторения давешней прогулки? — с кривой ух­мылкой окликнул он девушку, ожидая отказа и заранее растравляя свою обиду. Однако, той явно не терпелось увильнуть от работы, и она, подобрав юбки, поскорее выскочила на улицу.
Они снова забрались чуть ли не к самому кургану. Фастрид, очевидно, была в вос­торге от такого приключения, поскольку щебетала без умолку. На сей раз совместное время­провождение никому из них не доставило особенного удовольствия. Девушка была слишком занята болтовнёй о молодом барде, на время обосновавшемся в Айварстеде, внимание кото­рого, однако же, не помешало ей с восторгом принять приглашение Лакира. А у него, в итоге, от её трескотни разболелась голова.
Парень был только рад, когда наконец отделался от девчонки и отправился в та­верну, недоумевая, какого даэдра его вообще дёрнуло снова с ней связаться. Единственной пользой, которая вышла из этого откровенно неудачного и бессмысленного свидания, стало то, что дурацкая обида на Тембу незаметно развеялась без следа. Он и прежде понимал, что момент для того, чтобы к ней подкатить, был выбран крайне неудачный, и большинство жен­щин отшило бы его так же, как это сделала суровая хозяйка лесопилки. Ну, пожалуй, Нарри или Карите не пришло бы в голову отказывать, лишь бы деньги платили. Да ещё исключени­ем стала юная и неопытная обитательница фермы «Звездопад», впрочем, больше для того, чтобы поболтать о предмете своей привязанности.
К слову сказать, молодой человек, о котором с таким восторгом распространялась Фастрид, не делал никаких попыток выступить в «Вайлмире», как надлежало бы сделать на­стоящему барду, зато с высокомерным видом, высоким до визгливого голосом, приставал к посетителям с бесцеремонными расспросами. Этот тёмно-рыжий долговолосый хлыщ был из породы людей, которые никогда не нравились Лакиру, но он почёл за лучшее с ним не связы­ваться, а быстренько пообедать и немного вздремнуть, чтобы прошла головная боль. Затем почитать в своей комнате найденную в Медовой пещере книгу, а с наступлением вечера, зава­литься спать уже до утра.
Проснулся он очень рано, пока весь городок ещё спал. Завтрак не отнял много времени, так что вскоре норд с пустым рюкзаком и неизменным молотом за плечами раство­рился в седом тумане пасмурного зябкого утра и зашагал в сторону фермы Сарети.
Несмотря на мрачную погоду, настроение у парня было самое приподнятое. Неожиданно из серой мглы, скрывающей кустарник на обочине дороги, показалась точёная голова оленя с большими влажными глазами. Животное тревожно втягивало воздух.
Лакир улыбнулся своей удаче — по всей видимости, великая Кин по-прежнему благоволила ему. Туман искажал звуки и скрадывал запахи, так что олень не успел обнару­жить присутствия норда. А между тем, тот был достаточно близко, чтобы нанести мо­лотом удар прямо в лоб зверю. Тонкие ноги подломились, животное упало на колени, а затем зава­лилось на бок.
Парень подобрал оленью тушу и взвалил её себе на плечи. По его расчётам, отсю­да до фермы сестёр данмерок было уже рукой подать. Сегодня у него всё-таки будет обед из свежей оленины. Мало того, что ради этого не пришлось гоняться за добычей по лесу, так ещё и далеко тащить её нет нужды.
Вдруг Лакир остановился и издал протяжный свист. В ответ из-за пелены тумана донеслось негромкое ржание, а спустя несколько секунд совсем рядом раздался топот копыт, серая завеса распалась и перед хозяином предстала Роки. От её рыжей шкуры утро сразу сде­лалось не таким мрачным, будто из-за низких туч прорвался яркий солнечный луч.
Парень не оставил свою любимицу без угощения, и довольная лошадь сочно за­хрустела яблоком. Когда кобыла закончила жевать, норд навьючил на неё тушу добытого им оленя, закрепил поклажу верёвкой, а сам пошёл рядом с Роки, положив руку ей на холку. Вскоре сквозь редеющий туман замелькали мельничные крылья, и они вышли к ферме Саре­ти как раз возле покинутого Лакиром лагеря.
Там всё оставалось точь-в-точь как перед его уходом. Даже какой-нибудь любо­пытный зверёк не разворошил оставленных вещей в поисках припасов. Сняв груз с лошади­ной спины, норд безотлагательно принялся разделывать тушу.
За прошедшее время он настолько поднаторел в этом деле, что сам подивился тому, как быстро управился. Часть мяса он оставил для приготовления пищи на ближайшую пару-тройку дней, несколько полос пристроил вялиться возле вновь разведённого на старых углях костерка, а с остальным отправился к Аврузе, справедливо полагая, что с младшей се­строй говорить о делах не имеет смысла.
Если волчатина данмерку не впечатлила, то оленине она явно обрадовалась. Жен­щина настояла на том, чтобы заплатить парню несколько монет и, сочтя плату недостаточной, добавила овощей и приправ, с которыми его обед обещал стать поистине королевским. Вну­тренности животного эльфийка решила пустить на корм домашней птице, а шкуру позволила выделывать на ферме, если он останется достаточно надолго, благо в их хозяйстве было всё необходимое.
Лакир поблагодарил хозяйку за любезное предложение, заготовил оленью шкуру для дальнейшей обработки, а сам вернулся к пошиву добротной зимней одежды. Он хотел в ближайшее время её закончить, а после взяться за другое дело, которое постоянно отклады­вал на потом: изучить те алхимические ингредиенты, которые скопились в его поклаже. Для этого норд решил делать небольшие перерывы в работе, осторожно пробовать что-нибудь из своих запасов и некоторое время прислушиваться к своим ощущениям, чтобы понять, какое действие оно оказывает, а затем возвращаться к шитью, прежде, чем проверять на себе следую­щий компонент.
Как это часто бывает, на деле всё оказалось сложнее, чем представлялось со сто­роны. Для начала пришлось постараться отрешиться от вкуса, чтобы отделить его от ощуще­ний, вызванных воздействием вещества. Иногда восприятие оказывалось столь слабым и ми­молётным, что его было очень трудно распознать. И всё же постепенное изучение шло впол­не успешно, пока парень не нарвался на такую едкую горечь, которую не смог ни заглушить мёдом, ни запить водой.
К счастью, его занятия привлекли внимание Аврузы, и у неё нашлось какое-то питьё, изгнавшее мерзкий вкус. Лакир решил на время прекратить исследование ингредиен­тов, не то и предвкушаемый обед из оленины мог стать не в радость. Тем более неопробован­ного осталось не так уж много. И тут неожиданно данмерка вновь пришла на помощь, назвав ему основные свойства оставшихся компонентов.
— Все называть не буду — всё равно забудешь. Пока хватит тебе и этого. Едва ли ты возьмёшься варить сложные зелья. По крайней мере — точно не в ближайшее время, — добавила она. Про себя парень не мог не признать её правоту, так что он поблагодарил Авру­зу и без дальнейших расспросов отправился заниматься приготовлением пищи.
Похлёбка удалась на диво. Но больше сытного, вкусного обеда и нордского мёда парня грело то, что он-таки успел завершить несколько намеченных дел, пусть и не самых важ­ных: выяснить основные свойства собранных им алхимических ингредиентов, добыть и при­готовить оленя. К тому же накануне вечером ему удалось дочитать очередную книгу, и вот-вот вот будет готова тёплая и удобная доха. Справить бы ещё сапоги, а уж остальное изгото­вить куда проще и быстрее.
Лакир довольно потянулся, разминаясь, и снова взялся за работу. Не прошло и часа, как он встряхнул, всесторонне осмотрел своё изделие, с удовлетворением отложил его в сто­рону и взялся за пошив зимних штанов. Он провозился до темноты, но всё-таки успел их  закончить.
Правда, после ужина его посетила менее приятная мысль, что расквитавшись с од­ними делами, он успел впрячься в другие: пообещал принести Аврузе виноград, а Тембе — медвежьи шкуры... Но, в конце-то концов, он за день истребил всех медведей, которых сумел найти в окрестностях лесопилки, а прочие вряд ли смогут нанести женщине прямой ущерб. Со временем ему наверняка встретится достаточно зверей, чтобы принести нужное ей коли­чество шкур... Это не к спеху. А вот данмерка здорово выручила его, избавив от необходимо­сти проверять на себе действие части ингредиентов. Надо бы постараться по­скорее выпол­нить её просьбу... Но для этого нужно не тратить время на досужие размыш­ления, а ложиться спать, чтобы спозаранку вновь приняться за дело.
Следующее утро выдалось прозрачным и студёным, как ключевая вода. В нём уже чувствовалось дуновение приближающейся осени. Лакир порадовался, что заранее озаботил­ся изготовлением зимней одежды. Целый день он трудился, почти не разгибаясь, но к ве­черу у него была пара сапог, здоровенные тёплые рукавицы и шапка, очертаниями смахи­вавшая на шляпку гигантского мухомора.
Откусив крепкими зубами последнюю нитку, норд придирчиво осмотрел результа­ты своей работы и остался ею вполне доволен. Все вещи получились хоть и неказистыми, зато добротными, прочными и способными надёжно защитить от зимней стужи и ледяного ветра. Именно то, что требовалось. Он тщательно разместил новую одежду среди поклажи, перекусил и, завернувшись в плащ, улёгся спать.
Ранние сборы застала только Авруза Сарети, встающая ни свет ни заря, как и все, кто кормится собственноручно выращенным урожаем.
— Удачи тебе с поиском винограда джазби, — напутствовала она парня, — он очень редкий. И, да. Если не сможешь набрать и привезти ягоды сразу — лучше засуши. Свойства от этого хуже не станут, а иначе виноград может загнить, и тогда его останется только выкинуть.
Лакир кивнул, признавая совет дельным, и быстро, хоть и без спешки, закончил собираться.
Первые лучи солнца, выглянувшего из-за леса, упали на пустую полянку с примя­той травой, где совсем недавно стояла палатка. Роки уносила своего хозяина на восток, минуя дороги, напрямик к Камню Шора.
Если повезёт, то он окажется на месте ещё до полудня. Несмотря на то, что ехать пришлось по лесу, вдали от дорог, лошадь большую часть времени шла размашистой рысью. Лишь когда приходилось огибать изредка встречавшиеся скалы, или преодолевать невысокие лесистые кряжи, движение замедлялось. Осенний лес был полон жизни, но никто из его оби­тателей не сделал попытки напасть на норда. Порой совсем рядом пробегали мелкие зверуш­ки, несколько раз попадались олени, испуганно исчезавшие в зарослях, при приближении всадника, но ни волки, ни медведи, ни тролли на пути не встретились.
Ещё издалека Лакир услышал доносящиеся из кузницы размеренные удары, а несколько минут спустя он уже въехал в Камень Шора и спешился возле дома Филньяра.

 

Глава 40. Новые заботы

Новые заботы

Едва завидев Лакира, кузнец дал понять, что рад его приезду и подтвердил это прочувствованным приветствием. Он охотно поведал парню, что о пауках больше ни слуху ни духу, так что работа в шахте идёт полным ходом. Правдивость его слов подтверждала пу­стота и тишина небольшого посёлка. Кроме шатающихся без дела стражников, да кур рою­щихся в пыли, не было видно ни души.
Несмотря на близость обеденного времени, рудокопы не вылезали на поверх­ность, спеша наверстать время потерянное из-за вынужденного простоя. Даже перекусывать они предпочитали прямо в шахте снедью, захваченной на работу. Раньше сумерек никто и не подумает возвращаться наверх.
Лицо Филньяра прямо-таки лучилось довольством, когда он говорил об этом — по всему видать, новое положение дел было ему весьма по душе. Камень Шора, по его словам, оживал на глазах. Кузнец не забыл, кому посёлок обязан нынешним благополучием, пришед­шим на смену медленному умиранию при закрытой шахте, так что, спохватившись, спросил, что может сделать для Лакира, заслужившего его вечную благодарность.
Тот в двух словах порадовался, что дела в шахтёрском городке идут на лад и, перешёл к одному из двух дел, приведших его сюда:
— Мне нужен образец руды для Элгрима.
Филньяр, по своему обыкновению, погладил плешь и проворчал в ответ:
— Наконец-то, я им уже давно письмо написал. Элгрим этот... Он штаны надеть забудет, если жена ему не поможет.
Парень усмехнулся в ответ. Судя по тому, что он успел увидеть и услышать в лав­ке старого алхимика, кузнец преувеличивал не так уж сильно. Во всех вопросах, не касаю­щихся приготовления зелий, Элгрим полностью зависел от забот Хафьорг.
Между тем, Филньяр порылся у себя в мастерской и протянул норду свёрток из толстой кожи:
— Вот, держи. Передай Хафьорг, пусть она сама назначит справедливую цену.
По всему видать, на самого Элгрима кузнец совершенно не надеялся.
Лакир отвернул уголок кожи и его глазам предстал кусок сероватой руды с разно­цветными разводами. Металл был ему не знаком, впрочем, парень не был знатоком горного дела. Вновь закрыв свёрток он спросил:
— Что особенного в этой руде?
— Когда-то это была обычная железная шахта. Сколько лет уже работает — пу­стился в объяснения Филньяр — А прямо перед тем, как приползли пауки, мы там нашли ку­сок руды. Я такого никогда не видел. Я хочу знать, что это вообще такое, прежде чем выковы­ривать это из земли.
Парень не мог не согласиться с разумностью такого подхода. Он уложил образец в седельную сумку, пообещав кузнецу, что передаст его чете алхимиков, как только окажется в Рифтене. Оставался ещё пакет писем с весьма устаревшими новостями, которые он обещал передать Сульге. Коль скоро шахтёры не появятся на поверхности до самого вечера, стоило навестить её за работой.
Он направился к шахте. На этот раз стражники не пытались его остановить, хотя казалось, что под своими закрытыми шлемами поглядывали на него исподлобья.
Лакир открыл дверь и вошёл. Когда он был в Красном Тумане в прошлый раз, пространство полнилось тихим мерзким шуршанием и шелестом, производимым морозными пауками. Теперь его встретил доносящийся отовсюду деловитый перезвон кирок, вгрызаю­щихся в породу, усиленный и приумноженный эхом.
Сульга трудилась в забое прямо напротив входа, стоя спиной к вошедшему. Норд быстро и тихо пересёк мостки и, остановившись позади девушки, негромко произнёс:
— Тебе привет из Чёрного Брода.
К чести шахтёрки надо сказать, что она не взвизгнула от неожиданности, не подскочила на месте, а быстро обернулась, сжимая в руках кирку, и только бледность, разлив­шаяся по и без того не особенно румяным щекам, свидетельствовала о внезапном испуге. Но её голос был вполне твёрд, когда она, узнав Лакира, спросила:
— Надеюсь, мои родители здоровы?
Вместо ответа, парень протянул ей посылку Вернера.
— Ага... Похоже, он прислал мне полную сумку писем. Скорее бы до них добрать­ся.
Лакир счёл своим долгом предупредить:
— Вообще-то я был на Чёрном Броде довольно давно. Практически сразу после того, как мы расстались. И больше там не проезжал. Так что, боюсь, все новости в этих пись­мах сильно устарели.
Сульга несогласно покачала головой:
— Это неважно... Всегда интересно прочесть о том, что происходило у твоих род­ных. Я собиралась в ближайшую пару недель сама добраться до них. Думаю, такая прогулка мне уже вполне по силам.
Она помолчала, с предвкушением поглядывая на сумку с посланиями, затем пере­вела взор на Лакира:
— Я ценю твою помощь. Вот... возьми это, — она вынула из пояса небольшое се­ребряное кольцо с гранатом и, видя, что парень колеблется, добавила с нажимом: — Я настаи­ваю.
В тёмных раскосых глазах, обращённых на норда, вдруг вспыхнули лукавые огоньки. Сульга, поднесла руки ко рту и звонко крикнула, перекрывая стук инструментов, так, что её голос разнёсся по всей шахте:
— Кончай работу! У нас гость!
Шахтёры потянулись на зов, с искренним радушием приветствуя Лакира. Решено было по случаю его приезда устроить-таки полноценный обеденный перерыв и пригласить парня отобедать с ними.
Одфел и Грогмар сразу же направились к выходу: по времени, почитай, пора при­ниматься за еду, а её ещё и готовить-то не начинали. Даже огонь не разведён.
Сульга же, напротив, замешкалась. Улыбнувшись Лакиру, она тихонько шепнула:
— Знаешь, в любви на мосту, над шахтой есть что-то... особенное... А мы тут сно­ва одни.
Она вопросительно заглянула в серые глаза норда. Ответная улыбка коснулась его губ. Девушка нравилась ему. Пожалуй, познакомься они в другое время, она могла бы всерьёз его увлечь, а это можно сказать далеко не о каждой. Так что он не стал отказываться, только спросил:
— Ты не хотела, чтобы об этом узнали. Тебя не хватятся, когда придёт время браться за поварёшку? Вроде как женское дело.
Сульга передёрнула плечами:
— Я, конечно, женщина, но камни дробить умею не хуже прочих. Так что мы во всём наравне. Если я не пришла варить похлёбку сама — вопросов не будет. Когда-то я го­товлю, когда-то — нет. Я тут в кашевары не нанималась.
И она, видя, что у норда не осталось возражений, первая обвила его тонкими, но сильными руками...
В этот раз Лакир действовал смелее, поскольку девушка успела полностью опра­виться от неудачного падения. Она цеплялась за верёвочные перила, а подвесной мост раска­чивался в такт их движениям, то словно убаюкивая, то грозя сбросить, как взбесившаяся ло­шадь. Это добавляло неповторимой остроты ощущениям: то душа замирала от сладковатого ужаса, то тело от чувственного наслаждения...
Наконец обоюдные ласки доставили их на вершину удовольствия. Немного отды­шавшись, Сульга поправила одежду, пригладила короткие волосы и заметила:
— Вот теперь нас уже точно могут хватиться. Пора присоединиться к остальным.
Подхватив сумку с письмами, девушка направилась к выходу. Лакир последовал за ней. Проходя мимо костра, как всегда разложенного рядом с её домом она повернулась к пар­ню и достаточно громко, чтобы слышали её товарищи, но не настолько, чтобы фраза прозву­чала наигранно, сказала:
— Спасибо тебе за подробные сведения о моих родных. Я так давно их не видела, а благодаря тебе будто сама побывала на Чёрном Броде.
Дав таким образом никем не запрошенное объяснение их долгому отсутствию, Сульга спокойно скрылась в доме и вскоре с полной непринуждённостью вновь показалась на пороге, но уже без сумки.
— Ну, что тут у нас? — как ни в чём не бывало спросила она, подходя к огню, за­брала поварёшку у Одфела и принялась колдовать над котелком, порой добавляя какие-то специи, захваченные из дома.
Сульга держалась так естественно, а норд выглядел настолько невозмутимым, что любые подозрения на их счёт, если таковые и возникли, развеялись без следа.
Помимо похлёбки на обед была предложена холодная запечённая козлятина, сыр и, разумеется, нордский и Черновересковый мёд. От сыра Лакир отказался, поняв что до сих пор видеть его не может, зато остальному с благодарностью отдал должное. Со своей сторон­ы парень предложил шахтёрам вяленую и копчёную оленину, которую те вполне оценили.
Несмотря на дружескую обстановку за едой, рудокопы не стали долго засиживать­ся, предпочитая вернуться к прерванной работе. Так что Лакир вскоре простился с ними и с Филньяром, и собрался продолжать свой путь.
Правда, он немного замешкался, соображая, стоит ли сперва доехать до Рифтена и отвезти Хафьорг руду, или же отправиться к Чёрному Броду, находящемуся на краю вулкани­ческой тундры, где растёт виноград джазби.
Куда бы он ни выехал в послеобеденное время, там придётся и заночевать. Оста­навливаться на ночь в Рифтене ему абсолютно не хотелось. Воспоминания о первом ночлеге в этом «гостеприимном» городе, были ему не более приятны, чем запах козьего сыра, едва вовсе не отвративший его от пищи. Тем более, жена алхимика не слишком его торопила. К ней можно будет заехать по дороге к Сарети, когда он повезёт Аврузе виноград, или даже на обратном пути с данмерской фермы. А кроме того, как ни старался норд скрыть это от самого себя, его тянуло в Вайтран. Пусть город и не был конечной целью его нынешнего пути, но даже просто ехать в ту сторону было приятнее.
Приняв решение Лакир тронул Роки, и та, перейдя на свою излюбленную круп­ную рысь, понесла его на север, вниз по дороге. Вокруг было на удивление спокойно. Обо­гнав имперский патруль, парень догадался — почему. Там, где проходили солдаты легиона, порядка становилось больше, а опасностей — меньше. Таким образом, ничто не отвлекало путника от вертевшихся в голове мыслей.
Он снова обдумывал перемены, произошедшие в его жизни. Перебирал в памяти женщин, с которыми его связали узы дружбы, мимолётно полученное удовольствие или лёг­кое увлечение. Вспомнил Изольду, которая, поведи она себя иначе, верно уже была бы его же­ной. Лишь один образ он настойчиво старался отогнать подальше — и не преуспел. Мысли его раз за разом возвращались к вайтранской трактирщице. Устав бороться с собой, он начал думать о Хульде. От воспоминаний о ней на душе становилось теплее. С Изольдой было ина­че, но ведь и она возникала в его мыслях и намерениях к месту и не к месту... А теперь он ду­мал о ней совершенно равнодушно, едва заметная примесь неприязни возникла из её поведе­ния, как такового, а не оттого, что она отвергла самого Лакира. За это её впору было благода­рить.
С того времени, как он виделся с Хульдой произошло много событий, но прошло не так уж много времени. Она, как и Джонна, поддержала и помогла ему в трудный момент... Как и Горза с её мудрым советом, и Садия с задушевным разговором... Этих четырёх женщин он вспоминал с теплотой и благодарностью, и всё же одна из них затмевала прочих.
И снова Лакир решил не спешить с возвращением в Вайтран. Раз уж собрался объехать весь Скайрим... ну, может, не весь, но хоть большую часть... следует так и сделать, чтобы после не кусать локти. Противный голосок внутри гаденько подначил: «А если опозда­ешь? Так проездишь, а она уже замужем?» Норд решительно мотнул головой, отметая его прочь, хотя маленькая колючка всё же засела где-то под сердцем. Он перестал гнать образ хозяйки «Гарцующей кобылы» и позволил себе свободно следовать течению мыслей.
К вечеру Лакир без проблем и приключений добрался до Чёрного Брода. Хрефна тут же радостно заскакала вокруг него, и пока парень рассёдлывал лошадь и разбивал палат­ку на прежнем месте, трещала без умолку, рассказывая ему обо всём, что произошло с мо­мента его отъезда.
Кольцо, данное ему Сульгой и небрежно сунутое в поклажу, неожиданно выпало и покатилось по земле. Сам он и не заметил бы, как обронил его, но девчоночка ястребом кину­лась на блестящую вещицу, подхватила, поднесла к глазам и, залюбовавшись, с восхищением выдохнула:
— Ух, какое красивое!..
— Оставь себе, раз понравилось. Всё равно от меня сбежать хотело, — весело усмехнулся приезжий. В самом деле, ему эта вещичка была совершенно ни к чему. Будь она хотя бы памятным подарком — дело другое. Такое передаривать негоже. Но шахтёрка всего-навсего расплатилась им за оказанную услугу, с которой он, кстати, безбожно затянул. С тем же успехом, она могла бы предложить ему деньги, однако то ли почла это неловким, то ли ещё что, и выразила свою благодарность таким образом. Надумай парень продать перстень, Сульга — он был в этом уверен — нисколько не была бы этим обижена. Так что пусть себе Хрефна порадуется.
— Спасибо! — радостно взвизгнула непоседа, тут же выпростала откуда-то креп­кий шнурочек, продела через кольцо, нацепила украшение на шею и продолжила скакать во­круг Лакира, не замолкая ни на минуту.
Норд слушал вполуха, занимаясь своими делами, но всё же несколько фраз заце­пили край его сознания. С одной стороны, вроде бы дела на Чёрном Броде шли как обычно, с другой, все новости были не сказать, чтобы весёлые.
По словам Хрефны, Аннеке в последнее время стала «скучной», Сондас какой-то встревоженный, а ещё кто-то, чьё имя Лакир слышал первые, и которое не запомнил, вообще пропал. Когда норд заканчивал обустраивать свой маленький лагерь, и его внимание уже не было настолько поглощено делами, до него донеслись слова девочки, произнесённые с глубо­кой печалью и сопровождавшиеся глубоким вздохом:
— Деркитус обычно брал меня понырять в реке на глубину. Я по нему скучаю.
На этот раз необычное имя врезалось Лакиру в память, хотя какому народу оно могло принадлежать, он сказать бы не взялся. Не зная, как и куда подевался приятель Хреф­ны, парень не знал, что сказать ей в утешение, но в это время из шахты начали выходить за­кончившие работу рудокопы.
Норда на Чёрном Броде встретили весьма приветливо. Тормир улыбнулась ему, как старому знакомому, а Аннеке, занявшись стряпнёй, норовила оказаться поближе и поне­многу, будто невзначай, выспрашивала, где он успел побывать.
Быстро сгустились сумерки. Люди теснее придвинулись к огню. Разговор, не слишком бойкий за ужином, пока уставшие и проголодавшиеся шахтёры не насытились, за­метно оживился после еды.
Скалолазка не отставала от Лакира с расспросами, пока он понемногу вкратце не рассказал о тех местах и событиях, что встретились ему после отъезда с Чёрного Брода. Па­рень говорил не слишком охотно, и потому его рассказ ещё больше впечатлил слушателей: видно было, что он не рисуется и не имеет намерения прихвастнуть. Норд был только рад, когда жена Вернера, погрузившись в непонятную ему задумчивость, наконец оставила его в покое, а беседа стала крутиться вокруг повседневных забот поселения.
Чтобы не сидеть без дела, Лакир вытащил пару крупных костей, сохранённых им в качестве охотничьих трофеев, и слушая разговоры шахтёров начал ножом наносить на них резьбу. Почему-то именно здесь к нему приходила охота вырезать костяные изделия. Точно так же во время вечерних посиделок на Чёрном Броде он сделал гладкое костяное кольцо, его верный талисман, помогавший остаться незамеченным, когда это необходимо. Вот и сейчас под нажимом его ножа на кости появлялись бороздки, из которых понемногу вырисовывался силуэт летящего голубя. Символ Кинарет.
Вновь, как и прежде, норду показалось, что в получившейся резьбе есть какая-то сила, словно резная птица готова ожить и затрепетать в его руке. Правда, к чему приспосо­бить своё изделие, он не знал. Для шейного амулета слишком громоздко, а больше, вроде, и вовсе некуда его пристроить. Однако, об этом можно было поразмыслить и позже, сейчас же парень взялся за вторую кость, пока вдохновение не оставило его. Он повторил прежний узор. На этот раз голубь вышел ещё удачнее. Лакир, наконец, ощутил удовлетворение от про­деланной работы. Сунув кости до поры в кошель у пояса, он вновь вслушался, что говорится вокруг, готовый принять участие в разговоре.
Речь шла о рыбалке на озере, кормившем работников Золотой Скалы. В лунном свете, посеребрившем водопады, то и дело виднелись тёмные силуэты рыб, выскакивающих из воды.
— Пожалуй, там у порогов должно неплохо ловиться, — предположил Лакир, кивнув в ту сторону.
Сондас Дреним, оказавшийся его ближайшим собеседником, с мрачным сомнени­ем покачал головой:
— Водопады эти... опасное место. Деркитус думал, что сможет поймать в омутах хорошую рыбу. После этого он пропал. Давно уже его не видно.
Норд помолчал, обдумывая услышанное. Вот, значит, куда отправился пропавший пловец, учивший Хрефну нырять. Конечно, он мог просто уйти куда-нибудь, решив, сменить шахтёрскую долю на более увлекательную... Но, что более вероятно, его могло ударить о кам­ни и утянуть на дно. Если так, то тело, скорее всего выкинуло на берег там же неподалёку, иначе течением его прибило бы к самому поселению.
Лакир решил с утра сам сходить и посмотреть, не осталось ли у водопадов каких-нибудь следов пропавшего. С этими мыслями он, пожелав всем спокойной ночи, улёгся спать.

Сообщение отредактировал Joke_p: 15 октября 2018 - 14:22

[Thea]

Проснувшись рано утром, внезапно, залпом прочитала всё продолжение. Всё же, если читать так много сразу, то ещё сильнее вливаешься в историю. Но и по кусочкам тоже интересно. Просто кусочками - это словно смотреть сериал, а тут будто полнометражку посмотрела.

 

Мне нравится, что теперь у путешествия Лакира по Скайриму есть некий смысл. Так-то фермер, привыкший к своему делу и явно находящий его неплохим, вновь получил возможность вернуться к привычному занятию, хоть и земля у него не то, что было, конечно. Приключение тут и там - это понятно, что после всего пережитого уже будет скучно сидеть дома. А тут он отправился не просто так, приключения ради, но и чтобы посмотреть Скайрим, да невест, чтобы понять, чего ему на самом деле нужно. Стимул неплохой для молодого мужчины. И ведь он не только сам опыта и золота на своем пути набирается, но и другим приносит много хорошего.

Кому-то вон хлебушка оставил (всё не выходит девушка из головы, надо найти её), кому-то помог узнать судьбу мужа. Да и разбираясь с бандитами, Лакир помогает кому-то не стать жертвой разбойников.

Понравилось, как он разобрался с медведями. Это банальное - убить 10, принести шкуры, обратилось в осмысленное и интересное приключение.

Линли не особо помню, это их с бардом свести можно с помощью квеста? Надо бы и туда наведаться по случаю. Смутно припоминаю, что там было вполне интересно. Уютненько так. Кажется, там и с призраками было что-то интересное.

 

Любовные приключения норда... Ну что сказать, он возмужал, набрался опыта. Не удивительно, что дамы сами к нему клеится готовы. Если раньше он был фермер, то сейчас уже воин. Эти изменения заметны ведь не только во внешнем виде, но и сама аура это выдает. А в таком опасном мире кто не потянется к сильному мужчине, способному тебя защитить? А у этого ещё и руки из правильного места растут. И огород вспахать может, и мясо добыть, и дом построить. Завидный жених! И хоть медку не прочь выпить, не заливается до потери сознания, уходя в никуда на несколько дней.

 

История с пропавшим мужем печальная. И была бы ещё печальнее, не попадись Лакир на пути вдовы. И про мужа узнал, и утешил, и деньжат подкинул. Хорошо, что сынок уже большенький у женщины, правда ведь скоро сам не хуже отца справляться будет. А вот разбойники эти... Мда, морковку он явно туда заслужил. Отвратительные вещи творились там, конечно.

 

Хотя вот те бандиты, что невинные души обманом другого способа завлекали, тоже ничуть не хороши. Странно было убивать, конечно, поверженного уже врага. Тем более, что он и не сопротивлялся. Но такого не исправить. Так его в тюрьму посадить, он ведь потом выйдет и вновь продолжит. Может и хуже ещё... Ситуация с мешком мяса правда в этой истории всё же позабавила.

И что-то интересно стало, как сырое мясо транспортировалось? Оно же соки выделяет всякие. Обёрнутое пропитанной воском или маслом бумагой или как? Так-то в игре, если подумать, чего только в сумке вперемешку не лежит

 

А ещё вообще не помню, что там было с рудой. Очень интересно узнать, какие результаты её исследование принесёт.

 

Про Хульду вообще молчу! Тут, конечно, тоже интересно, как всё обернётся. Хотя вот амулет уже есть... Но настораживает мысль о том, что он может и опоздать. Такое ведь тоже бывает.

 

 

[Joke_p]

Здорово, что оно так читается, что даже сходу четыре главы, проглатываются. Правда, тут есть ещё один момент. Дописанных глав осталось всего пять... и шестая начата.    Так что дальше быстро выкладывать не получится, только по мере написания, но "Багира, я уже лезу!" 

 

Смысл-то да, в общем-то он за все дела брался осмысленно. Сначала - заработать и просто с голоду не пропасть, лишившись всего. Потом снова обзавестись землёй. Параллельно шло служение Кинарет. А дальше, собственно, доделывать обещанное другим, ну и разбираться в себе, попутно помогая тем, кто в этом нуждается и вызывает у него симпатию. С другой стороны, надел в Хьялмарке его не совсем устраивает. Болота, драугр, земля не очень хороша... Может, кабы выделили землю рядом со старым домом, он бы снова осел, а так, ну вот не то. Куда жену вести, если женится, на болота к драуграм?

С разбойниками, он мог пощадить ту девчонку на Ветреном пике, а вот прожжённого обманщика, который заманивает людей в ловушку - нет. Потому как тот даже не вступает в открытый бой, не рискует своей шкурой, а приводит жертву на убой шайке. А вот как тот на рюкзак мяса, наверное, разозлился! Жаль этого не увидеть!

То же и с шайкой, убившей Лейфнарра. Надо было чувствовать, в каком бешенстве он был, когда понял, что они там творили. Так что посмертной морковкой тот ещё легко отделался. Если бы Лакир не прикончил его раньше, не знаю, что бы он с ним сделал. Он реально жалел, что не мог убивать его снова и снова за каждую из замученных жертв.

Медведей, как и остальные квесты, у него получилось несколько интереснее, чем пошёл-набил. Моё дело - подмечать и записывать. Я что - я ничего, это все он! С бардом как раз не Линли, а Фастрид можно свести. У Линли своя история, и повод шугаться чужих тоже имеется.

А что теперь женщины на него вешаются сами, оно как-то незаметно к тому подошло. Он, вроде как и не отказывается - как бы с чего, ехал же невест посмотреть, так если сами предлагают, почему бы нет? Но мне нравится, что при этом думает о том, чтобы ненароком не навредить, не обидеть... Ну что и не с каждой первой, даже кто сам пристаёт, связывается. Камилла вот ему не понравилась, так и не ответил на её заигрывания. Линли боялась - не стал настаивать. Темба не захотела знакомиться ближе - дело хозяйское. Он со своей стороны ни на кого не в обиде (как правило).

 

Ну, мёд любит большинство нордов, у Лакира эта любовь обычно без ущерба для всего остального. Вечер в Дунстаде, первая поездка в Рифтен и Храм Призывателей Ночи всё таки прилично выпадают из обычного хода вещей. А когда он в тоску впал, вообще же практически одну воду пил. 

 

С пропавшим мужем действительно вышло грустно. Но Гросте с сыном Лакир помог, насколько было в его силах, согласно своим представлениям о справедливости. Возможностей выкарабкаться у них стало побольше, а что будет дальше - кто знает? Может, тот же стражник у неё пригреется.

 

Мясо можно пересыпать солью и завернуть в кожу. Или обложить чем-то вроде крапивы и тоже завернуть. Если сделать качественный свёрток, то вполне реально не замарать то, что хранится рядом.

 

С Хульдой опоздать может, он и сам этого боится отчасти, с другой стороны, поторопиться и сделать её несчастной - боится не меньше. Так что тут только положиться на судьбу и помощь Мары и Кинарет. 

 

Наверное, выложу ещё четыре, одна про запас, а дальше, как буду успевать... 

 

Глава 41. Тайна водопадов

Тайна водопадов

Проснувшись наутро, норд не спеша позавтракал, от души сдобрив трапезу норд­ским мёдом из своих запасов. Пару бутылок любимого напитка парень решил взять с собой: убедится, что этот Деркитус погиб — будет чем помянуть; обнаружит, что-либо, свидетель­ствующее, что тот жив, или просто ничего не найдёт — мёд скрасит прогулку. Вспомнив про саблезуба, на которого он некогда нарвался в этих местах, Лакир решил надеть доспехи. В конце-концов, он ведь не нырять под водопады собирался. Если ничего не обнаружится ни на берегу, ни на камнях посреди потока, то поиски в воде уж точно ни к чему не приведут. Разве что вместо одного ушедшего к водопадам и не вернувшегося назад, будут двое.
Подумав, хозяин оставил Роки пастись на берегу. Там, куда он направлялся, ей бу­дет непросто пройти, да и следы отыскивать пешему проще.
Перейдя реку, Лакир начал взбираться по лесистому холму, чтобы поглядеть свер­ху, не обнаружится ли тело среди камней под водопадом. Смутное ощущение, что он движет­ся по протоптанной кем-то стёжке, превратилось в уверенность, хотя кто и зачем мог проло­жить здесь тропу осталось для него загадкой. По ней парень вышел на берег заводи, в кото­рую низвергался водопад. Ниже шумел ещё один, разделённый пополам каменным мостом, а выше — целая череда.
На краю водопада между выпирающих камней намертво застряли остатки вдре­безги разбитой тележки, но ни там, ни среди окутанных густой водяной пылью скал, хищно скалящихся внизу, не было видно ничего, что напоминало бы о пропавшем без вести шах­тёре.  Норд двинулся по скалистому берегу в сторону низвергающегося потока, всматриваясь во влажные камни — не выдадут ли они тайну исчезновения этого Деркитуса. Внимательно шаря взглядом по окружающим скалам, Лакир увидел прекрасно сохранившуюся металличе­скую дверь, ведущую в толщу горы. По обе стороны от неё торчали врытые в землю колыш­ки, «украшенные» тазовыми костями людей или меров, так что получалось подобие прими­тивных двусторонних топориков. Они казались несоизмеримо более новыми, чем створы древне-нордской работы.
На осклизлом от вечной сырости каменном пороге росло что-то среднее, между мхом, водорослями и плесенью. Тонкий слой этой неприятной растительной массы имел по­вреждения, говорящие о том, что дверью пользовались. Сложно сказать, насколько часто, но явно достаточно недавно, чтобы он не успел восстановиться.
Лакир прикинул, мог ли шахтёр точно так же, как и он, наткнуться на этот вход и сунуться внутрь, где и угодить в какую-нибудь беду? Приходилось признать, что такой вари­ант вполне возможен. Разве не привлекательна мысль найти древнее сокровище и зажить припеваючи вместо каждодневного тяжёлого труда на шахте?!
Норду не слишком-то улыбалось лезть под землю, оставляя позади погожий денёк, но что оставалось делать? Теперь он не простил бы себе, если бы не проверил, нет ли там внутри Деркитуса. Раз уж принялся за поиски — значит взял на себя ответственность за судьбу разыскиваемого. И если тот ещё жив, но погибнет из-за нерадивости спасателя, его гибель будет на совести последнего.
Парень осторожно толкнул створку, отворившуюся неожиданно тихо. Он недо­вольно качнул головой — за дверьми ухаживали, стало быть велик риск столкнуться с мест­ными обитателями. А его опыт говорил, что мало кто из селящихся по руинам да подземе­льям радуется пришлым чужакам. По крайней мере, пока те живы.
Лакир плотно прикрыл за собой дверь и зажмурил глаза, чтобы дать им привык­нуть ко мраку. Если окружающая тьма окажется непроницаемой для взгляда, придётся зажечь один из факелов, небольшая связка которых на всякий случай лежала в его полупустом рюк­заке. Но тогда о скрытности придётся забыть. Огонь выдаст его издалека. Выждав несколько биений сердца, парень открыл глаза.
Он стоял в узком подтопленном коридоре, практически неотличимом от обычной пещеры, если бы не слабое зеленоватое свечение озарявшее всё вокруг. Его было достаточно, чтобы не слишком напрягая зрения различать окружающие предметы. Стало быть, не было нужды зажигать факел, рискуя выдать своё присутствие.
Вода доходила норду до колен, навстречу тянуло сырым холодом и гнилью. Это сочетание заставило Лакира с отвращением передёрнуть плечами. Прежде чем соваться дальше, он вытащил из заплечного мешка бутылку мёда и неспешно осушил её.
По жилам разлилось приятное тепло, подземелье перестало казаться таким уж от­вратительным. Правда, добавившись к выпитому за завтраком, напиток слегка затуманил ему голову, но парня это не заботило: в здешнем холоде и сырости лёгкий хмель быстро развеется без следа.
На всякий случай он вытащил молот и крадучись двинулся вперёд. Через несколь­ко шагов проход свернул влево. Справа был тупик, в котором отчётливо виднелся прогнив­ший, до половины вросший в илистый грунт сундук. Убедившись, что в правом тоннеле ни­кого не видно, норд приподнял крышку. На склизком дне лежала горсточка монет и ещё ка­кая-то мелкая рухлядь. То, что всё это осталось нетронутым, поколебало подозрения Лакира, что Деркитус проходил здесь. Впрочем, тот мог проглядеть этот сундук, или не позариться на его содержимое, рассчитывая найти больше в глубине, или оставить чтобы забрать на обрат­ном пути... Словом, это ещё не повод для уверенности, что шахтёра тут не было...
Норд осторожно двинулся дальше. Впереди фосфорический свет становился ярче, а пещера раздавалась вширь. Вода то доходила парню почти до пояса, то едва достигала ко­лен. Доносившийся издалека плеск воды скрадывал звуки, которые идущий мог произвести своим осторожным движением. Поймав себя на этой мысли, Лакир нащупал своё костяное кольцо и надел его: с талисманом-то вернее будет.
Внимательно присмотревшись, он убедился, что небольшой грот, представший перед ним, носил явные следы труда разумных существ, хоть и изрядно сглаженные време­нем. Каменный мосток, вздымавшийся над мелким водоёмом, был сложен из обработанных каменных плит, а в очертаниях стены, на которую он опирался, можно было разглядеть при­знаки старинной кладки. Справа от норда на мост вела земляная насыпь, заросшая папорот­ником. Выше на стене было нечто напоминавшее каменное пчелиное гнездо неимоверных размеров с разверстым дуплом, в котором без труда мог уместиться ребёнок лет восьми. По­толок был неизвестного норду минерала, со светящимися синеватыми вкраплениями, превра­щавшие свод в странное подобие ночного неба, усыпанного необычайно крупными и яркими звёздами, собравшимися в плотные купы. Зрелище было удивительно красивым, но при слишком пристальном разглядывании вызвало лёгкое головокружение.
Лакир перевёл взгляд на грибовидную колонну слева, на которой под слоем мха угадывалась какая-то резьба. Вдруг краем глаза он заметил какое-то быстрое движение спра­ва и тут же крутанулся туда. Странное полуголое скорченное нечто, бросившееся на парня, было встречено ударом молота, сбившим его с ног, но понадобилась ещё пара мощных взма­хов, прежде, чем жизнь покинула это тщедушное на вид тело.
Норд с удивлением разглядывал напавшее на него создание. Ничего подобного ему видеть не доводилось. Он был уверен, что никогда даже не слыхивал от таких тварях.
Существо казалось злой и жалкой пародией на человека. Точнее на мера, если су­дить по длинным заострённым ушам. От него исходили запахи тины, рыбы и грибов, к кото­рым примешивался какой-то навязчивый и незнакомый аромат, вызывающий ощущение опасности, при том, что его едва ли можно было назвать неприятным... Голова и тощее жили­стое тело полностью лишены растительности. Бледная кожа с проступающими венами и мел­кими складками на сгибах, жёсткая и шершавая на локтях и коленях. Несоразмерно крупные кисти и ступни, вполне человеческие пальцы которых вместо ногтей оканчивались настоящи­ми когтями. Если бы это создание выпрямилось, оно не уступало бы в росте босмерам, а, воз­можно, было бы и повыше, но, похоже, ему было доступно лишь перемещение внаклонку на полусогнутых конечностях, либо ползком, о чём говорили мозолистые локти и колени.
Наиболее неприятное зрелище являло собой лицо создания. Вместо носа у него были две длинные вертикальные щели, широкие вверху, почти на уровне безволосых бровей, сходившиеся ближе и сужавшиеся книзу. Рот, полный с мелких и острых зубов, имел форму четырёхугольника с нижним основанием чуть не вдвое более широким, чем верхнее, что при­давало его обладателю вид злобный и угрюмый. Тонкая складка вокруг него по цвету не от­личалась от остальной кожи, отчего было сложно сказать, есть ли губы вообще. Что же каса­ется глаз — на том месте, где они должны были находиться, располагались складчатые наро­сты. Это делало облик существа ещё омерзительнее. Насколько парень мог судить, тварь была слепой, но судя по её яростной атаке, остальные органы чувств весьма неплохо заменя­ли ей зрение.
Из одежды на напавшем была лишь набедренная повязка, усиленная странной за­щитной пластиной, тонкие ремешки, намотанные на бёдра и предплечья и мощные поножи из того же непонятного материала, что и бедренная броня. Оружие, которое норд не успел разглядеть, вывалившись из безжизненной руки закатилось куда-то в папоротники. Парень не стал его разыскивать. Вместо этого он потихоньку двинулся вверх по склону, ведущему к уз­кому языку мостка.
За мостом открывался проход, разделённый надвое колонной. На фоне гигантско­го грота позади неё, эта перемычка казалась совсем тонкой, хотя за ней мог без труда укрыть­ся плечистый воин. Лакир приостановился возле неё, вглядываясь вперёд.
Стенка, сложенная из каменных глыб, на которую привёл его мостик, являлась чем-то вроде дамбы. Сразу за ней расстилалось озеро со странной мутновато-белёсой водой. Куда стекали излишки воды, парень не разобрал.
В глубине подгорного зала шумел, разбрызгивая пену, высокий водопад, над кото­рым угадывалось немалое свободное пространство. Его струи подсвечивались зажжённой жаровней на левом берегу. Либо не все обитатели пещеры были слепы, либо использовали огонь ради тепла.
Взгляд норда, привыкший к окружающему, не такому уж и густому полумраку позволял различать детали и подробности открывшейся перед ним картины. Видны были даже мелкие рыбёшки, странно темневшие в молочной мути воды. Слева от прохода, в кото­ром замер Лакир, за неширокой заводью, находилась отмель, на которой разместилось соору­жение, напоминающее шатёр. Парень предположил, что оно могло служить жилищем здешним обитателям. Подтверждая его правоту, из него выбралось существо, подобное спрыгнувшему из нароста на стене.
В отличие от первого, это было вооружено луком. Значило ли это, что оно было зрячим? Наблюдая за тварью, Лакир поражался тому как проворно она двигалась при столь нелепом способе передвижения — на полусогнутых ногах с широко разведёнными коленями и вывернутыми ступнями, наклонившись вперёд и расставив руки.
Норд крадучись сделал шаг вперёд, в воду, надеясь, что незрячий обитатель пеще­ры его не заметит, но тот незамедлительно насторожился и повернул в его строну уродливую голову со щелями ноздрей. Едва ли он расслышал тихое движение парня на фоне шума, производимого водопадом, но, возможно, движение воздуха донесло до него чужой запах. Существо проворно сдёрнуло с плеча массивный лук. Лакир хотел отпрянуть назад, за ко­лонну, но предательский хмель заставил его покачнуться. Это произошло как нельзя более кстати — стрела вспорола сырой воздух как раз там, где только что находилась его голова.
В очередной раз порадовавшись своей удаче, парень успел отступить назад и укрыться за каменным столбом, пока неизвестное существо, наложив следующую стрелу, вновь натягивало тетиву.
Лакир осторожно выглянул. Тварь, не опуская лук, поводила головой, выискивая потерянную цель. Норд осторожно достал молот и легонько стукнул им по полу слева от ко­лонны. Тут же над этим местом промчалась стрела. Парень проделал то же самое, на сей раз ударив правее. Ещё одна стрела просвистела мимо него.
Однако стрелок, похоже, понял, что его дурачат. Следующий звук не вызвал ново­го выстрела. Напротив, лучник, держа оружие наготове, соскользнул с отмели в воду и начал медленно приближаться. Выглядывая из своего укрытия, норд понял, что озеро, по крайней мере вблизи дамбы, было глубиной по колено. Он снова попытался привлечь внимание суще­ства лёгким ударом молота, но оно на это больше не купилось. Тогда Лакир осторожно пере­бежал влево, чтобы от лучника его закрывала не колонна, а край проёма. Он услышал стук наконечника ударившей в стену стрелы.
Значит, с этим противником, несмотря на его вероятную слепоту, можно сыграть в ту же игру, что и с разбойничьими стрелками. Норд начал быстро перемещаться между скальными выступами и колонной, стараясь как можно меньше находиться в открытом проёме. Существо, ощутив, что перед ним маячит живая цель, а не пустой отзвук, исправно тратило стрелу за стрелой, пока не истощило весь свой запас.
Тогда оно выхватило тёмный зазубренный меч и снова двинулось вперёд, рассчи­тывая добраться до Лакира, снова застывшего за колонной. Парень не шевелился и это сбива­ло врага с толку. Ни слух, ни обоняние не давали ему точно понять, где притаился норд.
Искорёженное создание медленно вышло на берег, настороженно поворачивая морщинистое лицо то вправо, то влево. Как только безволосая голова с острыми ушами пока­залась из-за колонны, Лакир, державший молот наготове, нанёс подземному жителю сокру­шительный удар, а затем ещё один, чтобы убедиться, что существо больше не поднимется.
Ни во время пляски со стрелами, ни позже парень ни разу не оступился, не совер­шил ни одного неверного движения, благодаря чему остался невредим. Вот и слушай после этого тех, кто говорит, будто добрый мёд — помеха в опасном походе! Лакир слегка усмех­нулся своим мыслям. С его удачей и лишний глоток излюбленного напитка — только на поль­зу. Сунься он сюда на трезвую голову — быть бы ей насквозь пробитой стрелой. Подумав об этом, он внимательно посмотрел под ноги.
На поверхности воды возле дамбы лениво покачивалось несколько стрел, отско­чивших от колонны. Норд поднял одну из них. Чёрная, с раздвоенным наконечником... где-то он уже видел подобные... От внезапного воспоминания его глаза мрачно сверкнули: такими же стрелами были убиты люди, обнаруженные им недалеко от родной фермы. Значит, вот кто остановил телегу, проезжавшую по дороге, и перебил путников...
С тварями, нападающими на мирных людей, не до благородства. Как ни привык норд полагаться на свой молот, почитая его честным оружием, он собрал уцелевшие стрелы и забрал у убитого существа громоздкий лук — может пригодиться. Немного выждав, он сде­лал вброд пару шагов в сторону отмели с «шатром», надеясь оттуда осмотреть остальную часть пещеры. По-видимому, его продвижение не осталось незамеченным, потому как откуда-то сверху не без ловкости приземлилась ещё одна согбенная фигура. Должно быть, там располагалось ещё одно «гнездо», служащее чем-то вроде дозорной вышки, которого Ла­кир не разглядел. Высматривать сейчас, так ли это, или очередной житель подземелий спрыг­нул с какого-нибудь скального карниза, было недосуг.
Парень быстро отступил назад за спасительную колонну и вновь использовал тот же способ, которым разделался с предыдущим врагом. На этот раз всё прошло ещё проще, поскольку существо было вооружено только мечом и не пришлось уворачиваться от стрел, прежде чем оно подставилось под удар, неосторожно высунувшись из-за колонны в поисках пришельца из внешнего мира.
Лакир выждал пару минут. Ничто больше не нарушало покой подземелья. Нигде не было заметно никакого движения. Норд вновь шагнул в воду. Двигаться вперёд он не ви­дел смысла — пещера неплохо просматривалась до самого водопада и едва ли потерявшийся шахтёр направился туда. Кстати, прийти-то сюда Деркитус мог и по своей воле, но вот уда­лось ли ему избежать внимания слепых «хозяев» этого места — большой вопрос. До сих пор эта простая мысль не приходила парню в голову. Теперь же он сильно усомнился, что про­павший мог остаться в живых, если его и впрямь занесло в это — будь оно неладно — подзе­мелье.
Поскольку справа за отмелью с постройкой поднималась скальная стена, Лакир двинулся влево. За выступом, отбрасывая тёплый свет, горела ещё одна жаровня. Впрочем, её свет сейчас больше мешал норду: он слепил глаза и мешал рассмотреть, что творится в тём­ном гроте, куда вела округлая арка прохода. Напрягая зрение, парень вглядывался во мрак и теперь мысленно клял вызванный мёдом туман перед глазами, всё ещё не развеявшийся полностью. Ему чудилось какое-то шевеление во тьме, но он не мог решить, не было ли это лишь игрой воображения.
Тем не менее, нужно было на что-то решаться. Осторожно, вжавшись в стену, Ла­кир двинулся внутрь. Едва свет огня остался позади, видно стало куда лучше. Действительно внутри этого зала, тускло подсвеченного нитями светящихся корней, свисающих с потолка, копошились какие-то чудовищные твари, незнакомые пришельцу извне. Они были довольно велики и, как подсказывало норду чутьё, — весьма опасны. Понять, сколько их там, было трудно, но определённо не меньше двух-трёх.
Ближайшее длинное и низкое существо находилось всего в нескольких шагах от норда, повернувшись задом к нему. Движения многочисленных членистых лап кругами рас­ходились по мутной воде. Лакир осторожно подкрался поближе и со всего маху обрушил мо­лот на спину создания. Раздался противный хруст, но чудовище, хотя и получило серьёз­ное повреждение, было ещё вполне способно сражаться. Оно молниеносно развернулось. То же самое сделали и остальные твари.
Норд понял, что медлить нельзя. Он метнулся вбок и помчался назад, к выходу из пещеры. Вода замедляла бег, но он достиг края озера быстрее своих преследователей. Чтобы не оступиться на узком мостке и выгадать немного времени, парень просто спрыгнул вниз с каменной дамбы. Возможно, это спасло ему жизнь: над головой промчалось облако пахучей жидкости. Запах казался странно знакомым, но он никак не мог сообразить, где мог с ним встречаться. Впрочем, пока что было не до того, чтобы предаваться воспоминаниям.
Разбрызгивая неглубокую воду, Лакир бросился в узкий коридор, свернул в сторо­ну выхода и притаился за углом, держа молот наготове. Сердце колотилось сильнее, чем ему хотелось признать. Он был уверен, что твари, преследовавшие его, ядовиты. Прислушиваясь к скрежету их продвижения, парень мучительно размышлял, откуда ему был знаком запах жидкости, которую одно из существ метнуло в него. Озарение пришло внезапно: это был го­раздо более насыщенный вариант того излучающего опасность аромата, что исходил от уби­того им безглазого существа. Скорее всего, так пах яд, которым тот смазывал своё оружие.
Как бы то ни было, норду очень не хотелось испытать на себе действие этого ве­щества. Почему-то он был уверен, что в отличие от морозных пауков, эти подземные чудища стремятся не просто обездвижить жертву, а умертвить её и, по возможности, скорее.
Тем временем скрежет суставчатых тел перестал приближаться. Казалось, твари потеряли намеченную добычу и теперь вертелись на месте, не зная, куда двинуться дальше. По прикидкам Лакира, они находились возле склона, где он столкнулся с первым подземным обитателем. Парень осторожно выглянул из-за угла. Гигантские уродливые насекомые, одно за другим взбирались к мосту, направляясь обратно к своему убежищу. Последнее из них чуть замешкалось. Норд двинул ногой, вызвав негромкий всплеск.
Создание приостановилось и стало разворачиваться в его сторону. Подавшись на­зад, насколько было возможно, чтобы не терять тварь из виду, Лакир ждал. Немного поколе­бавшись, чудовище отправилось исследовать проход. Норд отступил чуть назад, занёс молот над головой и весь превратился в слух. Скрежещущий шорох приближался.  Едва вытянутая голова, сидящая на длинной шее и продлённая парой острых жвал, показалась из-за угла, на неё обрушился могучий удар. Не давая существу опомниться, парень ударял ещё и ещё, пока не убедился, что членистая туша, беспомощно закачавшаяся на воде, не подаёт признаков жизни.
Он утёр со лба выступивший пот. Присмотрелся к поверженному врагу, насколько позволял тусклый свет этого тоннеля, и пришёл к выводу, что изготавливая своё оружие, до­спехи и шалаши, вроде виденного им у озера, подземные родичи меров используют панцири этих зверюг.
С одной из них норду удалось покончить, но прежде, чем подманить её, он успел заметить ещё двух, уползавших к облюбованному ими мелководному гроту. Они успели уб­раться достаточно далеко, и шум короткого сражения их не привлёк.
Бдительно вслушиваясь в звуки пещеры, Лакир вновь проделал уже знакомый путь к убежищу гигантских насекомых. Толстые колонны, поддерживавшие низкие своды этого зала, явно были тщательно обработаны руками древних мастеров. Когда-то они, долж­но быть, образовывали восхитительную колоннаду, радующую глаз, сейчас же лишь мешали разглядеть, где прячутся твари. Основания каменных столпов поросли склизкими водоросля­ми, расползшимися окрест, так что приходилось ступать с осторожностью, дабы не поскольз­нуться и не наделать шума.
Норд продвигался всё дальше, но пока не мог различить своих врагов. Затаились они, чтобы напасть, или уползли куда-то вглубь пещеры, где встреча с ними может обратить­ся в роковую неожиданность? Ответа не было. Парень изо всех сил напрягал зрение и слух, ловя малейшее движение в гроте. Вдруг Лакир понял, что странный нарост, который он спер­ва принял за часть кладки, вовсе не является таковым. Подобравшись ближе, лазутчик рисковал оказаться слишком далеко от входа и стать удобной мишенью для ядовитых плев­ков. Парень порадовался, что завладел оружием глубинного стрелка. Он примерил лук по руке, наложил стрелу, до отказа натянул тетиву, мимоходом отметив, что подземные родичи меров были тщедушными только на вид, выстрелил, изготовившись бежать, но существо без­вольно распласталось в воде. Похоже, ему посчастливилось добить своего же подранка.
Из глубины зала донёсся уже знакомый шорох. Норд прянул в сторону, опасаясь очередного ядовитого плевка, и снова устремился к выходу. Скрежет преследовал его. Теряя скорость в воде и позволяя противнику отыграть расстояние, парень то и дело делал рывок в сторону, надеясь уклониться от яда, вздумай чудище им плеваться. Предосторожность оправ­дала себя — пахучая жижа разбрызгалась о колонну, за которой Лакир дожидался слепых ме­ров, к счастью не попав в него. Ещё прыжок и он, перемахнув через стену, нырнул в спаси­тельный коридор, свернул за угол и притаился, в точности, как в прошлый раз.
Ждать пришлось недолго: до стены тварь следовала за ним почти по пятам и хоро­шо видела, куда ускользнула намеченная жертва. Не сбавляя своей, довольно впечатляющей скорости, насекомое показалось из-за угла и замешкалось, запутавшись в трупе сородича, ко­торый, сдвинутый им с места, застрял как раз на повороте, мешая добраться до норда. В оче­редной раз подивившись своей удаче — сам он миновал тушу даже не запнувшись — Лакир принялся охаживать врага молотом, благо длина рукояти вполне позволяла до него дотянуть­ся. Вовремя догадавшись о намерениях существа, он уклонился от извергнутого им яда, нанёс ещё пару крепких ударов, и на взбаламученной воде закачались уже две уродливые туши. Удача удачей, но попытка разведать это подземелье оказалась довольно-таки утоми­тельным делом. Что-то ещё водится дальше?
Да и полно, если вдруг Деркитус угодил сюда, велики ли были его шансы вы­жить?.. Однако парень понимал, что раз уж он полез в пещеру, разыскивая пропавшего шах­тёра, не будет ему покоя, покуда он не убедится в том, что его здесь нет... или не найдёт сви­детельство обратного.
В третий раз очутившись у входа в сводчатый грот, норд подавил смешок: ещё немного и он будет узнавать его как порог родного дома. В общем-то очертания колонн и жа­ровня у входа уже сейчас казались почти привычными.
Осторожно обследовав зал, Лакир убедился, что тварей в нём не осталось. Зато он обнаружил лепящиеся к скалам кладки этих насекомых, заполненные шарами, размером с не­большой кулак, покрытыми тускло светящимися голубоватыми пятнышками. Подобные он как-то видел на полках в какой-то алхимической лавке, правда знать не знал, что это такое. Позже можно будет и взять с собой несколько штук... Только запаковать получше, не то выве­дется какая гадость прямо в рюкзаке... Развивать эту мысль не хотелось. К счастью, его от­влёк окованный железом ящик, стоящий на небольшой отмели у самой стены. Его содержи­мое оказалось не слишком ценным, но явно нетронутым.
В дальнем конце зала начиналась лестница, ведущая в гораздо более освещённое место. Насколько можно было судить, свет исходил от сияющих кристаллов на потолке. Норд быстро преодолел короткий пролёт, очутившись на подобии небольшой площадки, с которой начинался новый всход идущий, влево от первого. В сиротливо валявшейся в углу повре­ждённой кованой чаше и рядом с ней тоже тускло светились кладки огромных насекомых. Стало быть, эти твари добирались и сюда... Выходит, впереди ещё могли встретиться такие же. Нужно держать ухо востро...
Следующий зал, куда поднялся Лакир, был округлым, довольно просторным и в то же время более мрачным. Закоулки, за колоннами и вдоль стен терялись во мраке. В цен­тре находилась кованая решётка, занимавшая большую часть площади. Тусклый свет позво­лял разглядеть, что накрытый ею «колодец» не слишком глубок. Можно было  различить смутные очертания каких-то растений и предметов, а также слабые отблески воды. На всякий случай парень наклонился и повнимательнее присмотрелся к решетчатой крышке, но не нашёл никаких признаков того, что её можно открыть: она была намертво вделана в камен­ный пол, так что исследователь потерял к ней интерес.
Зато в левой части зала за арочным проходом он заметил что-то вроде пентаграм­мы душ — того самого стола, который используют маги-зачарователи. На его фоне, опираясь на корявый посох, неторопливо прохаживалась туда-сюда согбенная фигура. Она неуловимо отличалась от тех пещерных жителей, что встретились ему раньше, но в чём заключалась разница, кроме изогнутых и торчащих назад не то рогов, не то косиц, Лакир определить не мог.
От тех, кто предпочитает соседство магических инструментов, наверняка жди беды. Одни ворожеи да некроманты чего стоят!
Норд успел приметить выход из зала почти напротив входа, через который он про­ник, но идти дальше, оставив за спиной это существо, было неразумно. Кроме того, всякие чародеи нередко держат пленников для своих экспериментов. Что если Деркитус, живой или мёртвый, спрятан где-нибудь в тёмном углу колдовской комнаты?
Несмотря на влажность, воздух пещеры вызывал жажду. Лакир ощутил, что в гор­ле у него пересохло, но в этот момент существо настороженно повернулось к арке и потянуло воздух носовыми щелями. Парень быстро отступил в тень, хотя и понимал, что увидеть его подземный житель не может. Снова всё затихло. В своём убежище непонятная тварь имела все преимущества, особенно, если обладала магическим даром или если таковой был заклю­чён в её посохе... Норд во второй раз порадовался, что вооружился ещё и луком. Конечно, стрелок из него так себе, но с небольшого расстояния, в закрытом помещении, где стрелу не снесёт ветром, как следует прицелиться не так уж и сложно. В руках у него довольно и твёр­дости и силы, чтобы сделать хороший выстрел, который вряд ли окажется смертельным, раз­ве что очень уж повезёт, но с раненым врагом справиться будет проще. Не успели эти мысли вихрем промчаться в голове Лакира, как он уже натягивал тетиву. Почти одновременно с её жёстким щелчком по стальной пластине наруча фигура в комнате резко дёрнулась — стрела нашла цель.
Быстро отступив за колонну, парень ещё успел заметить, как засветились кисти рук существа, готовые выстрелить заклинанием. Так и есть. Угораздило же нарваться на местного колдуна! Огни мельтешили внутри комнаты с пентаграммой — очевидно её обита­тель искал того, кто мог в него выстрелить. Норду были хорошо видны отсветы, проникаю­щие через проём. Наконец искорёженная фигура выбралась в зал, но стоило Лакиру попы­таться подобраться к ней на расстояние удара, она резко обернулась в его сторону, хоть он и оставался скрытым массивной колонной.
Плохо дело... Слепота слишком обострила слух и обоняние уродливого мера, а за­клинания могут разить куда дальше, чем молот и куда точнее, чем лук в неопытных руках, когда мишень взволнованно мечется разыскивая врага. Впрочем, если оставаться на месте, колдун рано или поздно найдёт то, что ищет. Это лишь вопрос времени. Разумнее было уб­раться.
Вход в зал оставался позади Лакира. Он одним прыжком достиг ступеней и бро­сился вниз. Вдогонку ему ударил пучок молний, но парень уже свернул за угол, добрался до полузатопленного грота, где обитали насекомые и замер у самого прохода. Теперь любой, кто высунется из него, получит молотом по голове раньше, чем заметит воина. Однако время шло, сочилось, как кровь из раны, а враг всё не появлялся.
Норд дотронулся до костяного кольца на пальце, словно прося поддержки у своего талисмана или желая убедиться, что тот по-прежнему при нём, и со всей осторожностью, на какую был способен, двинулся вверх. Выглянув и-за угла, он увидел, что шаман или чародей подземного народа ждёт его у входа в зал, повернувшись длинным заострённым ухом к подъ­ёму. Очевидно, слуху существо доверяло больше, нежели обонянию. Лакир слегка улыбнул­ся. Возможно, с помощью кольца ему как раз и удастся обмануть то чувство, которому дове­рилось это создание. Не прижимаясь к стене вплотную, чтобы не шуметь, но держась к ней так близко, как только возможно, парень шаг за шагом приближался к врагу. Волшебные огни у того на руках не погасли совсем, но едва теплились, будто заготовленное заклятие просто забыли отпустить.
Шаг. Ещё шаг. Ещё пара ступеней, и он сможет нанести удар. Тварь шевельнулась, и норд застыл на месте. Нет, враг не встревожился, просто немного переменил позу. Шаг. Медленно-медленно Лакир поднял над головой молот. Шаг. Удар!
Хруст перебитых шейных позвонков и шум падения полуголого тела. Теперь, когда оно распростёрлось у ног победителя, тот вдруг понял, чем это существо отличалось от виденных им ранее — оно оказалось женщиной и от этого показалось ему ещё уродливее. Глядя на неё, Лакир вдруг подумал, проклятие ли слепота этого народа или... дар?!. Хотя, как знать, быть может, умей здешние обитатели видеть, они сочли бы её красавицей, а его, напротив, — безобразным. Впрочем, рассуждать о красоте лучше с хорошим собеседником за кружкой мёда у костра или очага. Сейчас есть более насущные дела.
Норд вернулся в зал подошёл к проёму и с порога заглянул в комнату зачаровате­ля. Почти под потолком он заметил смотровое «гнездо». Усмехнувшись про себя, парень шаг­нул внутрь, не сводя с него глаз — хороший повод проверить, не выскочит ли кто оттуда. Ожи­дания Лакира не были обмануты, и когда перед ним бесшумно приземлилась очередная по­луобнажённая фигура, её тут же поверг наземь удар эльфийского молота. И тут же норд кра­ем глаза заметил какое-то движение позади. Там из второго «гнезда» спрыгнул ещё один враг. Воин с разворота припечатал его молотом в грудь, так что затрещали рёбра, и добил ударом сверху. Больше желающих напасть на незваного гостя не нашлось, и он воспользовался пере­дышкой, чтобы осмотреться.
К его удивлению, на зачаровательном столе лежала книга. Для чего она могла по­надобиться слепцам? Разве они могли её прочесть? В тусклом свете грота Лакир сумел разобрать название: «Полный каталог чар для оружия составленный Ивонной Бьен исследо­вательницей Синода». Пожав плечами, парень сунул книгу к своей поклаже. С его точки зре­ния использование зачарованного оружие отдавало подлостью и являлось уделом слабаков, но далеко не все придерживались подобных взглядов. Книгу стоило изучить повнимательнее хотя бы для того, чтобы знать, с чем можно столкнуться в бою.
К этому моменту в горле у норда окончательно пересохло. Он собирался напиться воды из фляги, но раздумал и вместо этого утолил жажду бутылкой мёда. Давешний лёгкий хмель успел давно развеяться, в пещере было сыро и промозгло, а череда побед одержанных в стычках с подземными обитателями давала достойный повод насладиться любимым напит­ком. Лакир безо всякого почтения к магическим штудиям прислонился к столу-пентаграмме и позволил себе расслабиться.
Вскоре парень ощутил, что на глаза снова пала туманная дымка, более густая, чем раньше, да ещё в теле возникла опасная лёгкость, которой не стоит доверять. Кажется, будто без труда спляшешь на тонкой ниточке над пропастью, а на деле можешь не удержаться и на каменном мосту. В глубине души Лакир сознавал это, но он ведь не собирался балансировать над бездной. Всего лишь продолжать поиски шахтёра в пещере, заселённой непонятными тварями. А это ведь совсем другое дело. Благодушие, подаренное мёдом, нашёптывало ему об удаче и неуязвимости.  Разве случайная потеря равновесия не спасла его недавно от коварной стрелы? Здравый смысл уступал этим уговорам, понемногу впадая в хмельную дрёму.
Позади колдовского стола лазутчик обнаружил сундук, сделанный, похоже, из панциря той плюющейся ядом живности, что обитала в подземелье. Откуда здесь могли взяться предметы из двемерского снаряжения, он понять не мог, но на топорик было наложе­ны какие-то чары, а перчатки, должно быть, ждали свой очереди, поскольку там же хранился камень душ. Вместе с некоторой суммой золота, эта добыча могла внести заметную лепту в его достаток. Благо запихать её в рюкзак было нетрудно.
Теперь норда обуревала жажда действия. Он покинул конурку шаманки, и принял­ся осторожно, но быстро подниматься по коридору, ведущему вон из зала с решёткой в полу. Парень миновал несколько поворотов, отмеченных то черепом тролля, то такими же «топори­ками» из тазовых костей, как и у входа. Узкий извилистый ход постоянно стремился вверх и, вроде, не сулил неприятных встреч, пока не расширился, не перешёл в каменную лестницу, выводящую в очередной слабо освещённый зал.
Там, на широком карнизе почти под самым массивным потолком, словно давящем на входящего, сидел на корточках ещё один житель подземного мира. Чуть в стороне от этого существа, но почти у него перед носом на карниз восходили широкие, сглаженные временем ступени, а за его спиною отчётливо виднелась арка очередного прохода. В стене, подпираю­щей карниз, располагался мощный рычаг, который, не зная о его назначении, Лакир пред­почёл бы не трогать.
Норда разобрал азарт: сумеет ли он со своей удачей и кольцом-талисманом обма­нуть бдительность чуткого создания и подобраться незамеченным на расстояние удара? Он двинулся вперёд, не сводя глаз с намеченной жертвы. У основания лестницы парень слегка оступился, но не издал при этом ни малейшего шума. Ему казалось, что он не поднялся, а бесшумно взлетел по ступеням. И в самом деле, несмотря на стремительное приближение врага, подземный мер лишь беспокойно поёжился, но не нашёл причин своей тревоги и остался сидеть в прежней позе.
Эльфийский молот вышиб дух из уродца, который, похоже, так и не почуял как подобралась к нему смерть. Опустив оружие, Лакир горделиво выпрямился. Но выпитый мёд вновь решил сыграть с ним шутку. Неожиданно пол ушёл у парня из под ног, он едва не упал, вовремя подставив руку, чтобы опереться, и угодил аккурат на какую-то верёвку, растянутую поперёк прохода. Раздался лязг, и сзади на норда обрушился такой удар, что у того искры из глаз посыпались. Присогнутое колено впечаталось в грудь и, несмотря на доспехи, выбило из лёгких воздух.
— У-ух... — с трудом выдохнул парень. Оглушённый, он тяжело опустился на ка­мень и привалился к стене. Если бы не броня, норду пришлось бы совсем туго, но и без того ему преизрядно досталось.
Сидя на каменном карнизе и понемногу приходя в себя, Лакир сделал для себя вы­вод, что в опасном месте мёд всё же не лучший попутчик. По крайней мере, когда начинает ощущаться его пьянящее воздействие. Раз выручит в опасный момент, а в другой на ровном месте подставит под удар. И не стоит слишком уж полагаться на свою удачу — она, как вид­но, тоже с норовом, может подчас и посмеяться, причём довольно зло.
Немного отойдя от происшествия, парень разглядел мощные сооружения, похо­жие на трёхпалые когтистые лапы, под потолком и на краю карниза. Надо ж было умудриться так вляпаться прямо в ловушку, приводящую их в действие! Впрочем, некоторая доля везения присутствовала и тут — поскольку Лакир не стоял в полный рост, а оказался почти на четве­реньках, удар пришёлся вполсилы. От одной мысли о полновесном, норд поёжился.
Немало времени прошло, прежде чем Лакир, пошатываясь, поднялся на ноги. Ощущение было такое, будто он сутки работал наковальней у усердного кузнеца. Можно было смело забыть о том, чтобы двигаться дальше. Парень с трудом переставлял ставшие де­ревянными конечности и ковылял как дряхлый старик, одолеваемый всеми известными хво­рями. Да что теперь кряхтеть да охать — сам себе удружил.
Понемногу незадачливый спасатель расходился, двигаться стало легче. Но вояка из него сейчас ещё тот — пожалуй, даже Хрефна поборет. Эта мысль вызвала у норда ис­креннюю усмешку. Он представил себя со стороны и, несмотря на последствия ошеломляю­щего удара, невольно расплылся в улыбке. Вот он горделиво стоит в позе победителя, тут его заносит, и недавнего героя прихлопывает, как докучливую муху. Пожалуй, наблюдай он эту картину со стороны, — хохотал бы до слёз. А так... ну что ж, впредь будет ему наука.
Рассуждая таким образом, Лакир выбрался на поверхность. Солнечный день оше­ломляюще контрастировал с царящим внизу сырым полумраком. Давненько, пожалуй, он так не радовался солнцу. Под его согревающими лучами боль от полученных ушибов начала растворяться.
На Чёрный Брод парень вернулся к обеденному времени. Едва он успел разобла­читься и отложить в сторону доспехи, как из шахты потянулись шахтёры. Началась обычная предобеденная суета. Никто в поселении не знал об отлучке норда, не заметил некоторой ско­ванности его движений, явившейся следствием попадания в ловушку, так что с расспросами к нему не лезли.
Стоило рудокопам закончить трапезу, по обыкновению разделённую с гостем, и вернуться в шахту, как Лакир перетряхнул запасы трав и прочих ингредиентов, выбрал под­ходящие и изготовил снадобье от ушибов. Натерев им пострадавший загривок, парень почув­ствовал себя намного лучше. Настала пора осмотреть доспехи, чтобы оценить и по возмож­ности выправить полученные повреждения.
Кузницы при Золотой Скале не было, но кое-что удалось поправить и так, осталь­ное же вполне могло потерпеть до лучших времён. Покончив с этим, норд забрался в палатку, полагая, что во сне целительное действие мази скажется вернее, устроился поудобнее и креп­ко уснул. Разбудила его Хрефна, звонко напевавшая какую-то песенку на берегу, возле самой палатки. Спросонок Лакир от души, до хруста, потянулся и порадовался тому, что ощущения от ушибов можно было сравнить скорее с брюзгливым ворчанием, нежели с криком боли. К утру можно будет если не вовсе забыть о них, то хотя бы не обращать внимания.
Он выбрался из палатки к восторгу девочки, истосковавшейся без слушателя её нескончаемой болтовни о Морровинде, которого она никогда не видала, но который занимал немалое место в её мыслях, о Чёрном Броде и его обитателях, о наивных детских мечтах, на­веянных рассказами взрослых. Мать, которой её фантазии внушали опасения, старалась пре­рывать эти разговоры. Шахтёры посмеивались и предпочитали беседовать о своём. А Лакир, пусть и слушал не слишком внимательно, зато нет-нет, да и задавал какой-нибудь вопрос, уточняя что-то для себя, и уж по крайней мере не мешал ей щебетать.
Норд тем временем подбросил дров в костёр и пристроился с книгой у огня, вполуха слушая Хрефну, начавшую собирать всё необходимое для приготовления ужина и ни на минуту не перестававшую болтать. Девочка неплохо управлялась с делами, и всё же в ка­кой-то момент Лакир отложил книгу и взялся ей помогать, как всегда предоставив часть своих припасов для общей трапезы.
Когда пища была почти готова, из ворот шахты показалась процессия шахтёров. Они первым делом направлялись к озеру, смыть пот, смешанный с рудничной пылью, с уста­лых лиц и натруженных рук, а после подсаживались к огню, с наслаждением протягивая к нему ладони и жадно вдыхая аппетитные запахи.
Сондас хотел как и накануне занять место рядом с Лакиром, но его опередила Ан­неке. Вернер грузно плюхнулся напротив, нисколько не возражая против того, что жёнушка предпочла его обществу компанию заезжего норда.
Этот вечер мало отличался от прочих, проведённых парнем на Чёрном Броде. Раз­ве что на сей раз Скалолазка не расспрашивала о его странствиях, а наоборот рассказывала о своих былых приключениях. События прежних дней будто вдохнули в неё новую жизнь, гла­за её блестели, щёки зарумянились, казалось, она заново переживает всё, о чём говорит.
Но вот красноречие Аннеке иссякло, и тут же она как-то поникла, будто порыв ле­дяного ветра задул огонёк, озарявший её изнутри. Она поднялась и пересела к мужу, ткнув­шись белокурой головой ему в плечо. Тот добродушно поворчал, спасая свою миску от паде­ния, жена засмеялась в ответ и больше уже не отходила от супруга, довольно рано удалив­шись вместе с ним на ночлег.
Вскоре и Лакир отложил книгу, потянулся и начал готовиться ко сну. Перед тем, как улечься, он вновь натёр ушибы своим снадобьем, завернулся в тёплый плащ и скрылся в палатке.

 

Глава 42. Узник Чёрного Прохода

Узник Чёрного Прохода

Утром парень позволил себе поваляться подольше. Хоть он и слышал, как завтра­кали и переговаривались собиравшиеся в забой шахтёры, но не подал вида, что уже проснул­ся. Лишь когда все ушли, норд поднялся, расторопно занялся завтраком, уделил положенное внимание лошади, явно довольной выпавшим на её долю отдыхом, и снова начал собираться на поиски Деркитуса.
Давешнее подземелье не давало Лакиру покоя. Не то из-за того, что он не окончил его исследование, а стало быть не мог с чистой совестью сказать, что сделал всё, что возмож­но, не то из-за того, что что-то важное ускользнуло от его взгляда — поди разбери. Вот имен­но пойти и разобраться на месте он и намеревался. Помня свой вчерашний опыт, за завтраком он не стал налегать на мёд, решив отложить это удовольствие до момента, когда изучение об­наруженных пещер принесёт свои плоды.
Ушибы ещё давали о себе знать, но парень не возражал против такого напомина­ния об осторожности. Он был уверен, что в случае необходимости они не помешают ему дей­ствовать, а это главное.
Однако очутившись у знакомой кованой двери, норд вдруг ощутил неуверенность, какой не испытывал уже очень давно. Похоже было, что ловушка, прихлопнувшая его нака­нуне, вместе с самоуверенностью вышибла из него веру в себя. С таким настроем лезть под землю не годилось. Вера в удачу и победу — тот неповторимый материал, из которого они и куются. Как бы ни был искусен кузнец, а нечто из ничего не выкуешь.
Неужели развернуться с порога и ни с чем вернуться на Чёрный Брод? Но тогда эта едва проклюнувшаяся неуверенность укоренится и расцветёт пышным цветом. А попав к ней под пяту ни поля не вспашешь, ни зверя не добудешь, а уж о сражениях можно и вовсе забыть, если жить не надоело.
Лакир рассеянно потёр лоб тыльной стороной руки и ощутил гладкое костяное кольцо, на сей раз надетое заблаговременно. Мысль птицей метнулась от талисмана к вечеру, когда тот был изготовлен, затем к другому подобному, и вот уже парень держит одну из ко­стей, на которых он любовно выгравировал символ Кинарет.
Он плотно сжал пластину в кулаке, отправляя безмолвный призыв своей покрови­тельнице. Норду показалось, что какой-то отклик пришёл, но не от кости, будто запульсиро­вавшей в его ладони, а извне из неизведанных просторов Этериуса. Парень ощутил прилив сил и уверенности в себе, зато резная косточка, совсем недавно производившая впечатление тёплой и почти живой, вдруг показалась настолько холодной и опустошённой, что стало не­приятно держать её в руке. Он невольно разжал ладонь и выронил кость на камни. Она заскользила вниз, подпрыгивая на неровностях, и скрылась в струях водопада.
Не раздумывая больше, Лакир толкнул дверь и вновь шагнул в мрачный, не знаю­щий дневного света, мир.
Туши убитых хитиновых тварей по-прежнему покачивались у поверхности неглу­бокой воды, перегораживая проход. Норд сдвинул их в сторону и осторожно двинулся дальше. Лук и оставшуюся пару стрел он бросил вчера около ловушки: на обратном пути они только замедляли бы его и без того не самое быстрое продвижение.
Тела безглазых меров также лежали на прежних местах. Тут уж одно из двух: либо их никто не хватился, либо уцелевшие обитатели пещеры надеялись на возвращение своего врага и желали усыпить его бдительность, приготовив, между тем, для него ловушку. Лакир склонялся к первому варианту. Как долго могли подземные жители поджидать того, кто рас­правился с их сородичами? Пока тела убитых не истлеют? Никто не взялся бы гарантировать, что вторгшийся в их пределы лазутчик придёт опять. По уму, наоборот, раз уж ушёл, едва ли появится снова. Если только... если только они не считают, что у них имеется приманка, слишком лакомая для него... И не может ли оказаться таковой жизнь другого обитателя верх­него мира?
Парень тряхнул головой. Этак можно и не такого напридумывать... Слишком муд­рёно, а потому едва ли вероятно. Скорее всего в пещере либо вовсе не осталось живых, либо пока что истребление её обитателей осталось незамеченным. И всё же норд решил ещё тща­тельнее соблюдать осторожность.
«Да уж, тщательнее, чем накануне — много ума не надо», — беззвучно усмехнул­ся он, проникая под своды знакомого грота. Повторение вчерашнего пути не принесло ника­ких неожиданностей, только в зале с решёткой Лакиру послышался какой-то шорох, но он не сумел определить его источник, а звук больше не повторился.
Вот и ловушка, в которую он так бестолково угодил. Ушибы, и без того напоми­навшие о себе при скрытном перемещении, заныли сильнее. Норд повёл плечами. Терпеть вполне можно, в бою помешать не должны. Подбирать лук и стрелы он не стал — как раз натягивать тетиву будет очень неприятно, что может сказаться на точности выстрела.
Лазутчик двинулся дальше по узким переходам, уходящим всё выше и выше, и на­конец очутился в огромном гроте, способном, похоже,  вместить даже Драконий Предел.
Войдя, Лакир оказался на высоком уступе. Внизу шумел поток, низвергавшийся водопадом куда-то за край. Норд решил, что это вполне может быть тот самый, который он видел в глубине пещеры, глядя с плотины. Действительно, по восходящим коридорам вполне можно было подняться на такую высоту, да и направление, насколько его удавалось отсле­дить, вроде совпадало.
Впрочем, сейчас его больше занимало другое: с того места, где он стоял, наблюда­лось три согбенные полуголые фигуры. Одна прямо перед ним дальше на уступе, другая на отмели у воды, третья на склоне другого берега. Возле дальней стены были какие-то соору­жения из прогнивших досок, где, при желании, можно было спрятать пленника.
Расправиться со слепцами не составило труда. Подобравшись поближе к первому, Лакир укрылся за большим камнем, лежавшим на уступе, и издал негромкий звук, привлекая внимание врага. Тот насторожился и осторожно двинулся в сторону норда, стараясь уловить ещё какие-нибудь тревожные знаки — шорох, запах — хоть что-то. Едва он поравнялся с за­таившимся парнем, эльфийский молот с одного маха раскроил ему череп.
Эхо подхватило шум удара и падения, встревожив двоих оставшихся уродцев. Но оно же совершенно исказило направление, гоняя отзвуки от стены к стене. Пока существа ме­тались по колено в воде, силясь понять, что они услышали, Лакир осторожно спустился вниз и притаился на отмели.
Ему не пришлось долго выжидать: Сперва одна тварь, а за нею и другая сунулись совсем близко к его убежищу, за что незамедлительно поплатились. Разобравшись с ними норд внимательно обшарил колоссальный грот. В деревянном закутке он обнаружил старый сундук. Среди отсыревшего и напрочь испорченного барахла нашлось и кое-что не утратив­шее ценности. Однако никаких следов Деркитуса не было и тут.
Лакир обследовал и другой берег, поднялся наверх, аккуратно разрядив ловушку, подобную давешней, так же приводившейся в действие натянутой поперёк прохода верёвкой. Разделался с ещё одним местным обитателем, которого не заметил вовремя, так что при­шлось вступать в относительно честный поединок. Если битву зрячего и полностью облачён­ного в доспехи воина с полуголым слепцом можно хоть как-то считать таковым. Странные создания были неожиданно ловкими и сильными, но исход боя был предрешён. В то время, как житель подземелья распростёрся мёртвым на холодных камнях, его противник отделался лишь ноющей болью во вчерашних ушибах. Чуть дальше обнаружился ещё один выход на поверхность, расположенный  у того же водопада, стремящегося к Чёрному Броду, только на пару каскадов выше первого.
Пещера оказалась пройдена насквозь и ничто не указывало на то, что пропавший шахтёр побывал там. Можно было возвращаться назад. И всё же что-то не давало парню по­коя. Раз за разом его мысли возвращались к залу с кованой решёткой в полу. Теперь он был уверен, что и вчерашнее чувство, будто он упускает что-то важное, было связано именно с ним. В то, что он действительно найдёт там что-то или кого-то, норд уже не верил, но начатое дело нужно доводить до конца — это сын Ларса и Фир твёрдо усвоил с малолетства. А иссле­дование подземелья он закончил не полностью. Потому и неймётся, решил про себя парень.
Сделав такой вывод, Лакир с сожалением повернулся спиной к ласковым солнеч­ным лучам и вновь вошёл внутрь. На всякий случай он внимательно смотрел по сторонам в поисках какого-нибудь отнорка, который мог проглядеть прежде. Уповая на слепоту возмож­но уцелевших подземных тварей, норд решился зажечь факел. Яркие блики заплясали на влажных камнях. Продолжать поиски стало легче. На сей раз нужно ничего не упустить, что­бы никакие сомнения больше не тревожили и не заставляли снова и снова соваться сюда.
С огнём дело пошло куда как веселее. Боковых ответвлений видно не было, желающих разделаться с пришельцем — тоже, так что вскоре Лакир уже спускался по насти­лу из подгнивших досок в зал с решёткой. На этот раз он мог поклясться, что внизу ше­вельнулась какая-то тень, а затем шипящий голос тихо спросил:
— Кто здесь?
Прежде, чем отзываться неизвестно кому, норд ещё раз окинул взором помещение. Свет факела выхватил из темноты металлический рычаг, прежде надёжно укрытый мраком от чужих глаз. Парень дёрнул за него, ожидая, что решётка, кажущаяся цельной и вмурованной в камень, непонятным ему образом откроется, но не угадал.
Скрытый механизм привёл в движение фрагмент стены, настолько плотно при­гнанный, что невозможно было даже заподозрить наличие этой потайной двери. Тяжёлая плита удивительно тихо отъехала, освободив проход.
Прежде чем войти, Лакир несколько секунд помедлил, опасаясь ловушки. Едва ли оттуда был другой выход, так что если плита закроется... Однако ничего не происходило и норд вошёл в отверстие. Вниз вела дощатая винтовая лестница. Едва парень преодолел несколько ступеней, ему встретился поднимающийся снизу аргонианин в шахтёрской одежде и с киркой за поясом.
— Кто ты? — первым спросил норд.
— Деркитус, из Чёрного Брода, — был ответ. Затем ящер свистящим шёпотом за­думчиво добавил: — Не надо было плыть до самого водопада.
Вот так штука! Почему-то Лакиру до сих пор не приходило в голову, что пропав­ший шахтёр мог оказаться аргонианином. Хотя имя мало что говорило о своём носителе, но  любовь к плаванию и рыбной ловле, намерение рыбачить под водопадами — всё это могло навести на мысль об уроженцах Чернотопья, но вот, поди же ты — не навело.
Тем временем, чешуйчатый пленник взмолился:
— Пожалуйсста, вытащщи меня отссюда!
Лакир кивнул, в конце-концов, за тем и пришёл, однако теперь, когда главное дело было практически сделано, его одолело любопытство. Ему помнилось, что на дне закрытой решёткой ямы он видел что-то вроде сундука... Не исключено, конечно, что он давно пуст, но... Деркитус перервал задумчивость норда:
— Хочешшь что-то спроссить?
— Много чего. Но, по большей части, это терпит. Хотя, вот что. Ты сундук видел? Есть в нём что полезное?
— Видел. В колодце под решёткой и другой, под лесстницей. Не ссмотрел, что в них. Еды там точно нет, а прочее мне тут, внизу, без надобноссти.
Парень недовольно покачал головой. Хорош спасатель, нечего сказать. Если эти твари и кормили своего узника, то как минимум сутки делать это было некому. Лакир развя­зал рюкзак, вытащил взятые на случай затянувшихся поисков съестные припасы и протянул ящеру:
— На вот. Угощайся. Я пойду пока посмотрю, что тут запрятано.
Добыча оказалась небольшой, но ценной. Зачарованный двемерский меч, деньги и камень душ — неплохой улов, который к тому же не трудно нести. Пару древних урн, стояв­ших в том же колодце, норд по обыкновению не тронул.
Деркитус тем временем успел немного подкрепится и был готов следовать за своим спасителем. По пути Лакир собрал и сложил в рюкзак всё, что так и не взял накануне после знакомства с ловушкой. Ящер брёл за ним след в след. Пока они двигались к выходу, разговор не клеился — обоим слишком хотелось поскорее оказаться снаружи.
Свежий воздух, водяные брызги и солнечный свет показались норду ошеломляю­ще прекрасными. Он зажмурился, с блаженной улыбкой подставляя им лицо, и придержал кованую створку внешней двери, чтобы пропустить аргонианина, ослабевшего за время зато­чения. Последнюю сотню шагов тот едва плёлся, но окончательно обретённая свобода верну­ла его к жизни. Повернувшись к Лакиру, Деркитус благодарно прошипел:
— Сспассибо! Я выбралсся!
Теперь у норда появилась возможность как следует рассмотреть спасённого. Че­шуйчатая кожа ящера имела тёмно-зелёный цвет, на её фоне круглые, навыкате светлые глаза казались очень выразительными; на голове — гладкие рога, закрученные на манер бараньих; под нижней челюстью шесть коротких костяных шипов, напоминающих бороду. Всё вместе, однако же, складывалось в образ куда более располагающий к себе, нежели у большинства его соплеменников. Деркитус казался честным работягой, которому в случае чего можно до­верять. К тому же свистящих и шипящих звуков в его речи было поменьше, чем у других ар­гониан, которых доводилось встречать Лакиру, так что понимать его было проще.
До Чёрного Брода шли не спеша, наслаждаясь вольным воздухом и думая каждый о своём. И лишь позже, когда они уютно устроились возле почти прогоревшего шахтёрского костерка, между ними наконец завязался разговор.
Норд, успевший снять доспехи, удобно расположился на нагретой солнцем земле и спросил ящера:
— Так как тебя угораздило попасть в это подземелье?
— Они подссстерегли меня возле водопада, как я подсстерегал рыбу. Их было много, и напали они раззом. Я ничего не мог ссс ними поделать.
— Кто «они»?
— Фалмеры. Так они ссебя зовут. Хотя понять ихх непросссто.
— Эти слепые уродцы? — на всякий случай уточнил Лакир.
— Опассные уродцы, ссильные. Но сслепые, да, — кивнул ящер.
— А на что ты им сдался? Какой прок им был держать тебя в этой клетке?
— Он держжат пленников, на корм своим коруссам.
— Корусам? — норд вопросительно приподнял бровь.
— Мерзсские твари. Ты не мог ихх не видеть. Туши плавали воззле выххода, — с отвращением прошипел Деркитус.
— Ещё и ядовитые, как я понимаю.
— Да, но фалмеры раззводят ихх, как скот. Не знаю точно, для чего.
— Может, ради панцирей? У них полно всего сделанного из хитина.
— Можжет и так. Да, пожжалуй, — согласился аргонианин.
Лакир поднялся со своего места, подкинул в костёр несколько поленьев, раздул тлеющие угли. На вопросительный взгляд Деркитуса пожал плечами:
— Время-то к обеду. Скоро народ из шахты подтянется. Как раз дрова прогорят, самое то для готовки.
— Пойду воззьму рыбу изз свежжего улова. Я ззнаю, где её хранят. Приготовлю. Могу посспорить, такого ты не пробовал.
Норду вспомнилась не стоящая доброго слова стряпня Киравы, но, во-первых, она подавала не рыбу, а во-вторых, в этом деле умение от расы не зависит. Главное, каким бы ни оказалось качество предложенного блюда, рыбу, приготовленную аргонианином, он и правда не пробовал. Так что и возразить нечего.
Ящер притащил крупных лососей и занялся их разделкой. Помощь ему явно не требовалась, так что Лакир взялся за книгу. Порой он поднимал от неё глаза, поглядывая, что и как Деркитус делает с рыбой, и снова возвращался к прерванному занятию. Норд, весной едва разбиравший письменную речь, теперь выучился бегло просматривать строки, ухваты­вая самую суть, и не терять нить повествования, если случалось ненадолго отвлечься.
Рудокопы подоспели из шахты как раз к тому моменту, когда аргонианин снимал готовую рыбу с огня, и искренне удивились и обрадовались, увидев Деркитуса живым и не­вредимым. Его забросали вопросами, но поскольку спрашивали все разом, гомон стоял такой, что даже возьмись ящер отвечать, никто бы ничего не расслышал и не понял. Немного по­утихнув шахтёры принялись за еду.
Рыба действительно удалась на славу, но отдав должное кулинарным способно­стям своего товарища, обитатели Чёрного Брода вновь подступили к нему с расспросами.
На этот раз их любопытство было удовлетворено. Деркитус рассказал, как рыба­чил возле водопада и, увлечённый этим занятием, вовремя не заметил опасности и был схва­чен отрядом фалмеров, которые утащили его в Чёрный Проход — подземелье, обработанное древними нордами и использовавшееся для каких-то лишь им ведомых нужд. Там он был заперт в подполье с решетчатым верхом и, насколько ему удалось понять, предназначался в пищу корусам. Почему фалмеры не скормили его своим питомцам сразу, предпочитая дер­жать взаперти, оставалось только догадываться.
Затем аргонианин в красках расписал, кому он обязан своим спасением. Все взоры обратились на Лакира, о котором шахтёры, потрясённые возвращением ящера, признаться, почти забыли. Норд и раньше не мог пожаловаться на отношение здешних обитателей, но те­перь на него смотрели как на друга, чуть ли не родича.
После обеда шахтёры вернулись к работе. Деркитус присоединился к ним, хотя было очевидно, что на восстановление сил после фалмерского плена ему понадобится ещё немало времени.
— Нассиделсся без дела, — отшучивался он в ответ на участливые замечания, направляясь в шахту.
Лакир вполне понимал его. Пока не вернёшься к привычным делам, до конца не поверишь, что твои беды позади. Сам он занялся Роки, вычистил её, осмотрел подковы, дав себе слово всё же перековать лошадь, как только выдастся случай. Немного прогулял её, привёл в порядок молот и доспехи, разобрал добычу, вынесенную из Чёрного Прохода, а по­сле соорудил удочку, которую вознамерился опробовать с утра в здешнем озерке.
Вечер на Чёрном Броде превратился в маленький праздник, посвящённый освобо­ждению Деркитуса. Были извлечены запасы вина и мёда, имевшиеся в поселении.
Хрефна в восторге прыгала между своим чешуйчатым приятелем и его спаси­телем, вызывая улыбки взрослых. Вернер, Сондас и Тормир выглядели до крайности доволь­ными благополучным исходом опасного приключения, свалившегося на их товарища. Лишь Аннеке то вроде бы разделяла общий настрой, то хмурилась, покусывая губу, а затем, будто спохватившись, вновь предавалась веселью.
Некоторое время спустя она подсела к Лакиру и вновь постаралась завладеть его вниманием. По своему обыкновению, бывшая искательница приключений намекала о ме­стах, где ей случалось побывать и между делом давала советы, которые должны были свиде­тельствовать о её опыте.
— Если пойдешь прямо на запад от места, где Белая река разделяется и течет к Вайтрану, сможешь взглянуть на великанов Седловой скалы.
Это предложение не особенно заинтересовало парня. Великанов он уже видал, а лезть к ним без нужды — лишь бы поглазеть — и вовсе почитал неразумным. Аннеке, видя, что её манёвр не удался, оставила норда в покое, тем более, что его уже отвлёк Деркитус, усердно отмечавший своё спасение вместе с прочими:
— Ессли тебе понадобится попутчик — только сскажи. Я вссегда рад помочь дру­гу, — ящер говорил от души, но Лакир заметил затаённое сожаление во взгляде круглых светло-зелёных редко мигающих глаз, когда они украдкой обратились ко входу в шахту, а по­сле метнулись к кирке за поясом, к озеру и водопадам. Похоже, аргонианин любил свою ра­боту, соскучился по ней и вовсе не горел сменить её на что-то другое. А коли так, не хватало ещё, воспользоваться признательностью шахтёра, чтобы лишить его того, что ему дорого. Пусть лучше остаётся на Чёрном Броде, учит Хрефну плавать и нырять, добывает руду в шахте и рыбу в озере. Норд поднялся, отозвал Деркитуса в сторону и показал ему удочку, ко­торую смастерил днём:
— Лучше составь мне компанию для рыбалки. Давно хотел этим заняться, да всё было недосуг...
— Хорошшо! Завтра утром покажу тебе лучшшие месста! — предложение норда привело его собеседника в плохо скрываемый восторг.
Условившись с ящером, Лакир не стал долго засиживаться и начал устраиваться на ночлег одним из первых. Перед сном он заметил Аннеке, неподвижно стоявшую поодаль и пристально смотревшую на него. Её глаза, подсвеченные огнём, казались огромными и очень печальными. Стоило ей заметить, что парень перехватил её взгляд, она отвернулась и быстро зашагала к дому. Засыпая, норд ощутил лёгкое удивление, но через несколько минут совер­шенно забыл об этом эпизоде и погрузился в глубокий сон. Успешно завершённое дело убаюкивало крепче любой колыбельной, и грёзы его были легки и приятны.
В рассветной дымке двое покинули палаточный лагерь и отправились на лов. Деркитус сдержал слово: место указал — лучше не придумаешь. Первая рыба клюнула едва норд успел забросить снасть. Лакира охватил полузабытый азарт, совсем как в детстве, когда они выбирались порыбачить с отцом или дядей Хоркером, а то и все вместе. Он снова ощу­тил себя восторженным мальчишкой, горящими глазами следящим за малейшим движением поплавка в ожидании добычи. А когда в руках у него забилось-затрепетало гибкое тело пой­манной рыбы, парень почувствовал ни с чем не сравнимую радость. Ящер улыбнувшись во всю пасть довольно произнёс:
— Ссс почином! Теперь дело пойдёт!
И оно и впрямь пошло. Сам аргонианин тоже не терял времени — через пару ми­нут он гордо показывал приятелю приличных размеров лосося. Когда наступило время зав­трака, их улов состоял уже из десяти крупных рыбин и трёх поменьше.
— Ххватит пока, — решил Деркитус, — Пора завтракать — и за работу.
Но увидев искреннее сожаление на лице своего спасителя примирительно доба­вил:
— Посссле обеда покажу тебе ещё одно местечко. Тебе понравитсся.
— Разве ж после обеда наловишь, — не поверил его обещанию норд.
— А вот увидишшь, — лукаво осклабился ящер.
Его обещание разожгло в Лакире любопытство, а поскольку рыбацкий пыл его только разгорелся, он решил непременно воспользоваться предложением аргонианина.
После завтрака Деркитус вместе с остальными скрылся в недрах Золотой Скалы, а норд принялся разделывать улов. Часть рыбы можно было оставить на обед, а часть загото­вить впрок. Немного вяленой рыбы, например, он мог бы взять с собой в дорогу. Всё же ехал-то он сюда, чтобы набрать винограда для Аврузы Сарети, да вот отвлёкся на поиски Деркиту­са, а теперь ещё устроил себе отдых с рыбалкой... Лакир дал себе зарок, что к вечеру непре­менно отправится собирать джазби. Вот только опробует предложенное ящером место и...
Давненько он не ждал чего-либо с таким нетерпением, как сегодняшнего возвра­щения работников из шахты, а затем окончания обеда.
Наконец пришла пора отправляться на рыбалку. Норд и аргонианин удобно устроились на тенистом берегу и закинули удочки. Ящер не соврал: рыба ловилась на славу. Правда тут попадались не крупные красавцы лососи, а мелкие речные рыбки из которых ва­рится восхитительная уха, обладающая целебными свойствами. Та самая, которая, будучи поднесённой заботливыми руками Хульды, избавила парня от костоломной лихорадки. Лакир то и дело доставал из воды абесинского окуня с голубоватой чешуёй или серебристого, чьё название говорит само за себя; бойцовую рыбку в лиловом одеянии; красночешуйчатого си­родильского лопатохвоста или резвого хисткарпа, отливающего огненно-золотым.
Воспоминания о наваристой ушице, приправленной запахом кострового дымка за­ставили норда сглатывать слюну, даром, что недавно обедали. Он решил, что вернувшись с намеченной вылазки за виноградом джазби, непременно порадует себя вожделенным варе­вом. Покуда же улов, чтобы лучше сохранился, запустили в деревянные бадейки, специально наполненные водой.
Деркитус снова исчез в шахте, чтобы доработать остаток смены, начало которой он потратил на рыбную ловлю. Никто из рудокопов не ставил ему этого в упрёк: во-первых, аргонианин по большей части и обеспечивал поселение свежей рыбой, а во-вторых, всем было ясно, что ему требуется время, чтобы восстановиться после испытания, выпавшего на его долю. Что проку в том, если он, вместо того, чтобы понемногу накопить силы оконча­тельно их подорвёт и выйдет из строя уже надолго?
Лакир же оставил на время свой улов и налегке, взяв с собою только кожаную тор­бу для ягод, неполную флягу с водой, неизменный молот, охотничьи ножи да небольшой ко­шель с деньгами, всегда висевшие у пояса, отправился собирать виноград для Сарети.

 

Глава 43. Несладкий "Пирожок

Несладкий «Пирожок»

Парень двинулся в сторону вулканической тундры, начинавшейся почти сразу за огородом, разбитым возле дома Вернера и Аннеке.
Там Лакир рассчитывал набрать винограда, нужного Аврузе для её плантации кор­ней Нирна, а заодно прогуляться среди горячих источников и полюбоваться их странной кра­сотой, так впечатлившей его при первом знакомстве.
Силы переполняли молодого норда. Он шагал всё быстрее и, наконец, пустился бегом, перескакивая через неглубокие водоёмы, камни, коряги и прочие незначительные пре­пятствия, встречавшиеся на пути. Шахтёрский посёлок вскоре совсем скрылся из вида, отче­го чувство свободы и удовольствие от быстроты бега стало только острее. Порой, заприметив лозу винограда джазби, распластавшуюся на светлой, испещрённой трещинами почве или на камне, покрытом жёлто-зелёными пятками лишайников, парень останавливался, выбирал кисть получше и бережно укладывал её в торбу, специально прихваченную для этой цели. И тут же снова срывался с места в размашистый бег, то и дело длинными прыжками перемахи­вая через плоские округлые природные чаши, наполненные водой с изумрудным отливом. Крепкое здоровое тело, уже забывшее недавние ушибы, ликовало, радуясь движению, упи­ваясь полнотой жизни.
Вдруг неожиданная картина привлекла внимание Лакира и заставила отклониться от направления, выбранного ранее: на островке посреди в довольно крупного для здешнего пейзажа озерца он увидел маленький охотничий лагерь. На первый взгляд ничего особенно­го: пара палаток, с перекладин свивают тушки мелкой дичи; посерёдке уютно горит костерок; поодаль небольшой столик на котором красуется пивной бочонок и несколько бутылок вина. Всем бы обычный привал, если бы он не казался совершенно безлюдным. Поблизости не было видно никого, кто следил бы за огнём, при этом костёр не выглядел прогоревшим.
Парень решил подойти поближе. Добравшись вброд до островка он убедился, что тот вполне обитаем. Просто трое охотников: молодой худощавый норд и две женщины, норд­ка и редгардка, нежились в воде, по шею погрузившись в горячий источник. На лицах чита­лась блаженная истома. Одежда, оружие и снаряжение купальщиков, свидетельствующие о роде их занятий, были сложены на берегу.
Темнокожая женщина и мужчина сидели на дне, друг напротив друга, словно раз­говаривали, прежде чем сладостная лень пропитала их тела до последней жилки. Третья охотница лежала, привалившись спиной к пологому берегу и свободно закинув руки за голо­ву. Стройная фигура молодой обнажённой женщины была прекрасно различима сквозь про­зрачный слой неглубокой воды, едва покрывавшей её грудь.
Внезапное появление постороннего не нарушило царившую на островке идиллию. Враждебных намерений он, вроде, не проявлял, а на остальное купальщикам было наплевать. Они не возражали против того, что Лакир мельком глянул название книги, лежавшей на сто­лике возле бочонка. «Сердце Черима», такая ему не попадалась. Можно при случае спросить в лавке, если вдруг станет нечего читать. Впрочем, не похоже, чтобы такой момент мог насту­пить в ближайшее время.
С молчаливого согласия хозяев лагеря, он собрал росший здесь джазби и отпра­вился дальше, решив непременно воспользоваться природной купальней, но позже, когда за­кончит со сбором винограда. В его торбе лежало уже больше десятка превосходных кистей, так что парень предвкушал скорое неспешное возвращение на Чёрный брод, живо представ­ляя котелок с ухой, кипящей над костром, когда дразнящий аромат готовящейся пищи подза­доривает аппетит и без того разыгравшийся за время прогулки. А затем неспешный ужин под темнеющим вечерним небом... При мыслях о свежей, наваристой ушице его желудок слегка сжался от первого предвестника голода, который предстояло ею утолить. Кстати, искупаться в горячем источнике можно и по пути назад. Вероятно, после этого ужин покажется ещё же­ланнее и вкуснее. Ну, а если ему понравится лежать в водоёмах вулканической тундры, то ни­кто не мешает позднее повторить этот опыт.
Погрузившись в мечты о грядущем вечере с его нехитрыми радостями, Лакир, тем не менее, не забывал внимательно поглядывать по сторонам, высматривая широкие вино­градные листья, успевшие приобрести золотистый цвет и сливавшиеся с желтовато-серой почвой и уж совсем неприметные на фоне растущих здесь же лишайников. Тёмные, почти чёрные, ягоды скрывались под ними, лишь изредка показываясь и давая сборщику подсказку, где его ждёт удача. Мрачные тучи, начинавшие собираться у горизонта, не слишком обеспо­коили парня: ещё немного, и можно отправляться назад. Если повезёт, то он вполне успеет вернуться к своей палатке до дождя. Да даже если и придётся немного помокнуть — не вели­ка беда. К тому же, непогода вполне может и вовсе пройти стороной, так что нечего беспоко­иться раньше времени.
Поиски джазби привели норда к реке. Тундра с её каскадами мелких водоёмов, гейзерами и струями пара, прорывающимися из трещин в земле, осталась позади, но почва на берегу всё ещё была пригодной для роста виноградных лоз. Русло потока, оказавшегося перед Лакиром, разделялось надвое узким островком, поросшим редким лесом. Сквозь пере­плетение ветвей виднелась лесопилка, расположенная на другом берегу.
Парень двинулся вдоль берега вниз по течению, успешно избежав ненужного вни­мания молодых грязевых крабов, копошившихся на мелководье.
Торба постепенно заполнялась. Наконец Лакир нарвал нужное количество вино­града, на всякий случай прихватил пару кистей сверх того и собрался возвращаться. Вдруг из ничем не примечательной рыбацкой хижины, к которой он приблизился в поисках ягод, раз­дался подозрительный шум. С виду убогое жилище казалось совершенно безмятежным, но чутьё подсказало норду, что здесь что-то нечисто. Он положил торбу с виноградом на камень, чтобы не мешалась. Да и ягоды, случись что, так будут сохраннее. Затем, взяв в руки молот, сделал несколько осторожных шагов в сторону речной хижины. Изнутри послышалась какая-то возня, и вдруг на пороге с коротким рыком возник огромный пещерный медведь.
Размерами этот зверюга заметно превосходил даже своего сородича из Соснового пика. Он свирепо взирал на парня, маленькие глазки светились кровожадной злобой. Было очевидно, что это хищник, который не станет довольствоваться рыбой, корешками да ягода­ми, если представилась возможность отведать человечины.
На мгновение Лакиру стало не по себе от осознания дикой силищи стоящего перед ним животного. Даже с оружием в руках человек казался удручающе маленьким и сла­бым в сравнении с ним. Местность не давала никаких преимуществ, которыми можно было воспользоваться в бою. Справа высокий и крутой откос, к которому лепилась хижина. Под ногами не слишком ровный берег с камешками и рытвинами, Слева быстрая река, на другом берегу почти отвесные скалы... Неудачное место для сражения с превосходящим по мощи противником.
Парень стоял неподвижно. Достаточно сделать шаг назад, и медведь набросится на него, однозначно определив как свою законную добычу. О бегстве нечего и помышлять: зверь слишком близко. Как не рвись из сил — догонит и задерёт. Если же, напротив, шагнуть вперёд, зверь воспримет это как вызов и пойдёт в атаку. Оставалось только стоять и внима­тельно наблюдать за поведением косматого гиганта. Пока сохранялось это хрупкое равнове­сие, оставался крохотный шанс, что косолапый потеряет интерес к непрошеному гостю и уйдёт восвояси.
Тот и впрямь некоторое время лишь недовольно поводил огромной башкой, не предпринимая попыток напасть, но затем испустил угрожающий рёв и решительно попёр на человека. Удар молота, отразивший первую атаку, не причинил зверю серьёзного вреда и только окончательно разозлил его. Косматый гигант поднялся на задние лапы и грозно двинулся вперёд.
Здесь на берегу Лакир встретился с очень сильным противником. При отсутствии доспехов парень сохранял подвижность, но ему с трудом удавалось избегать тяжеленных лап и острых зубов. Удары норда тоже далеко не каждый раз достигали цели. Один раз медведь едва не выдернул молот у него из рук. Если бы зверю это удалось, он наверняка тут же рас­терзал бы своего врага.
Однако, некоторое время удача всё же была на стороне Лакира: он успел нанести медведю несколько серьёзных ран, при этом сам всё ещё был невредим и, разгорячённый схваткой, почти не чувствовал усталости. Плохо то, что стало заметно темнее — тучи уже не теснились на горизонте. Мрачная пелена, постепенно заволакивающая небо, поглощала остатки предвечернего света. В неверном сумеречном свете приходилось напрягать зрение, чтобы не допустить роковой ошибки.
Под натиском зверя Лакир отступил на шаг, чтобы получше примериться для ата­ки, и тут его нога угодила в небольшую ямку. Стопа неловко подвернулась, и лодыжку пронзила вспышка боли. Норд качнулся назад, взмахнул руками в поисках равновесия и на несколько секунд оказался почти беззащитным.
Медведь моментально ощутил брешь в обороне врага. Громадные когти тут же разодрали куртку, располосовали рубаху и вспороли кожу на груди. В горячке боя парень едва почувствовал это, хотя от глубоких ран его спасло лишь двойное движение назад — шаг, при котором он подвернул лодыжку, и последовавшая потеря равновесия. Лакир успел смутно об­радоваться этому, но вскоре его прошиб пот, не столько от жара, которым вдруг полыхнуло лицо, сколько от ужаса: он слишком хорошо запомнил это ощущение, чтобы сомневаться в дальнейшем.
Сосредоточив всё внимание на страшном противнике, парень с яростью безысход­ности продолжил бой. Теперь сражаться стало гораздо труднее, поскольку повреждённая ло­дыжка отзывалась волнами боли при любой попытке на неё опереться. Перенеся вес на дру­гую ногу, Лакир отчаянно искал возможность прикончить зверя, пока тот не разделался с ним. Не в первый раз за этот непутёвый год он ощутил, как смерть холодной тенью маячит где-то за плечом в ожидании добычи.
Но и медведь, измотанный и сильно израненный в бою, понемногу слабел. Вместе с силами он утрачивал и проворство. Очередной взмах оружия — и хищный клюв глубоко за­сел в черепе зверя чуть ниже уха. Косолапый издал полувздох-полустон, конвульсивно дёр­нулся, вырвав молот у человека из рук, и грузно рухнул на бурый прибрежный песок.
Лакир некоторое время в оцепенении смотрел на поверженного исполина, не в си­лах поверить, что всё кончено... Решающий удар он нанёс почти случайно, не чая, что он за­вершит схватку.
Первые холодные капли дождя, упавшие на разгорячённый лоб, привели норда в чувство. Он вздрогнул, не без труда высвободил оружие и, сильно прихрамывая, двинулся к хижине, надеясь найти там укрытие от дождя и возможность восстановить силы.
Убогое жилище встретило его зловонием и зияющей пустотой дверного проёма. То ли владелец обходился и так, завешивая вход одной из шкур, валявшихся на полу, то ли дверь выломал медведь, и её унесло рекой. Сквозь широкие щели в потолке, через которые, видимо, находил себе путь наружу дым очага, обильно проникала дождевая вода.
На полу, среди звериных шкур и окровавленных обрывков одежды лежали растер­занные останки хозяина. Вернее, то немногое, что не было съедено зверем. По всей видимо­сти, своё пиршество медведь начал не один день назад. Известно ведь, что косолапые не брезгуют лежалой добычей.
Большая часть простенькой мебели, стоящей по углам, осталась невредимой, но очаг был полностью разворочен, металлический вертел, некогда располагавшийся над ним — сорван и погнут. Одинокому стулу тоже не повезло: его обломки валялись возле опрокинуто­го котелка, годные только на дрова.
Лакир, стараясь как можно меньше вдыхать омерзительный запах, царящий в ла­чуге, осмотрел шкафы и полки, собрал всю одежду и бельё, которые можно было использо­вать для перевязки, дохромал до постели и тяжело опустился на кровать. Холодный ветер, ворвавшийся в дверной проём, вызвал у него знобкую дрожь. Несмотря на это, он снял курт­ку и приподнял рубаху. Грудь пересекали четыре багровых, вспухших и кровоточащих рубца. Ткань, прилегавшая к ним, напиталась кровью.
Скрипнув зубами, парень стянул сапог и ощупал лодыжку. Вправить несложно, но понадобится тугая повязка. Тогда через пару-тройку дней на ногу можно будет более или ме­нее полагаться. Он осторожно надавил пальцами и резко дёрнул стопу, выправляя поврежде­ние. Не слишком-то удобно делать это самому, но выбора нет... Охотничьим ножом норд рас­пустил на полосы найденную одежду и туго замотал ногу. Поверх повязки ему удалось на­тянуть сапог, ещё плотнее зафиксировавший лодыжку. Если бы обувь не налезла, было бы куда хуже.
Раны на груди горели огнём. Он сунул под рубаху ком чистого хозяйского белья. Нужно бы обработать следы медвежьих когтей, только чем? Все его пожитки остались на Чёрном Броде, а в хижине он не нашёл ничего подходящего. Кроме того, Лакир был уверен, что зверь снова заразил его костоломной лихорадкой, и сознавал, что очень скоро её первые признаки дадут о себе знать. Уже сейчас слабость, которой наливалось тело, имела мало об­щего с обычной усталостью. Без которой, кстати, тоже не обошлось.
Норд облизнул губы. Хотелось пить, но зловоние, несмотря на отсутствие двери пропитавшее хижину, грозило вывернуть его наизнанку. Всё же он достал флягу с водой и жадно припал к ней. Немного утолив жажду, парень задумался. Там же, на Чёрном Броде, оставался и его улов, из которого можно сварить целебную уху. Как же кстати они с Деркиту­сом решили порыбачить! Всё складывалось довольно удачно, если бы не одно «но»…. Он от­чётливо понял, что добраться туда ему не по силам.
Лакир слишком хорошо помнил, как вцепилась в него лихорадка по пути в Вайтран. Сейчас он забрёл слишком далеко, чтобы дойти назад после выматывающей схват­ки и с больной ногой.
Прежде чем отважиться проделать такой путь, необходимо хоть немного отлежать­ся, но в холодной, наполненной смрадом смерти хижине, со струйками воды, стекающими за шиворот, ему могло стать только хуже. Норд с горькой усмешкой подумал о том, в какое по­ложение попал. Чуть более получаса назад он легко мчался по тундре, наслаждаясь движени­ем и упругой энергией здорового тела, а теперь сидит в ветхой хибаре раненый и измучен­ный, чувствуя, как болезнь постепенно овладевает им, а Чёрный Брод, казавшийся таким близким, — недосягаем.
В глубине души Лакир признавал, что постигшее его несчастье во многом стало плодом беспечной самоуверенности, появившейся у него в последнее время. Раз за разом он выходил победителем из схваток с весьма опасными противниками, успешно выпутывался из сложных ситуаций, везение не раз спасало ему жизнь. На этом фоне редкие и несерьёзные промахи и неудачи скорее напоминали своеобразную приправу, придающую дополнительной остроты его новой жизни. Вместо того, чтобы отнестись к ним с вниманием, как к предо­стережению, он лишь смеялся и небрежно отмахивался от них, беззаботно уверовав в свою неуязвимость.
Освоившись с существованием, наполненным приключениями вместо каждоднев­ной рутинной работы, он всё реже вспоминал и о своей божественной покровительнице. По­жалуй в последний раз норд чувствовал свою связь с Кинарет, когда вырезал её знак на зве­риных костях. Ах, да! Ещё когда просил у неё подспорья при посредстве одного из резных талисманов перед повторной вылазкой в Чёрный Проход.
Вроде бы помощь не понадобилась, внутри его не подстерегала ни одна серьёзная опасность. Теперь Лакир запоздало спросил себя — а не было ли это, помимо прилива сил и уверенности, передавшихся ему через резную кость, свидетельством внимания богини? Тогда же ему и в голову не пришло шепнуть благодарственное слово Кинарет после успешного возвращения Деркитуса на Чёрный Брод.
Обернувшись на своё недавнее прошлое, норд с раскаянием понял, что его вновь занесло не туда. Нынешняя лихая бесшабашность была ничуть не лучше прежней глухой то­ски. Он потерял осмотрительность, не взял с собой ничего, что могло бы сейчас помочь, буд­то вновь стал тем впервые покинувшим родные места простаком, каким оказался в Дунстаде. И вот наступила расплата.
С тревогой и обречённостью парень отмечал знакомые признаки костоломной ли­хорадки. От зловония, оставленного медведем и его пиршеством перехватывало дыхание, сжималось горло и мутилось в голове. Оставаться в хижине было нельзя. Он мучительно ис­кал выход из сложившейся ситуации, но мысли неслись вскачь, не позволяя сосредоточиться. В воспалённом уме мелькнула отчаянная мысль: «Лесопилка!» Там живут люди. Возможно, они не откажут попавшему в беду земляку в местечке у очага. На худой конец, хоть в сарай пустят переночевать. Всё лучше, чем под открытым, истекающим дождём небом или в дыря­вой хибаре, провонявшей смертью.
Чтобы добраться до спасительного жилья нужно было пересечь реку. К счастью, между берегом, где находился Лакир, и другим, где располагалась лесопилка, был островок, на котором можно передохнуть, прежде чем снова пуститься вплавь. План был отчаянным, но другого выхода норд не видел. Им владела одна мысль: добраться до людей, до жилья.
Усилием воли парень заставил себя встать и вышел из хижины. После перевязки ноге стало намного лучше, но дальние переходы пока не для него. Нужно дать ей отдых хотя бы до утра.
Лакир медленно побрёл вдоль берега навстречу течению реки. Местность оказа­лась не совсем такой, как он запомнил: остров находился ниже лесопилки, в том месте, где река разливалась вширь. Но выше этого клочка суши течение было слишком бурным, а путь на берег преграждало водяное колесо, приводившее в движение пилораму. Оставалось попы­таться достичь островка, а затем уже против течения выбираться к жилью, благо тот рукав реки казался не слишком глубоким и довольно спокойным.
Парень снял одежду и сапоги, чтобы не мешали плыть, увязал их и закрепил свёр­ток за головой, чтобы хоть как-то уберечь от намокания, прошёл чуть выше по течению, что­бы его не снесло мимо островка, и бросился в воду.
Холодное течение подхватило норда, норовя увлечь на дно, ударить о камни, уво­лочь прочь от спасительного жилья. Он старался плыть размеренно, как, бывало, преодолевал стремительные потоки возле Драконьего Моста, но силы быстро оставили его. Не успел он сделать и нескольких гребков, как на него навалилась слабость. Стало жарко, будто река разом вскипела, грозя обжечь. Руки и ноги отяжелели и, несмотря на все усилия, пловец по­грузился с головой. В ушах, залитых водой, Лакиру послышался торжествующий рёв стихии, победившей жалкую смертную сущность, рождённую для жизни на берегу.
Парня утягивало всё глубже на дно. Он боролся изо всех сил, но результатом было  лишь слабое барахтанье. Непреодолимая истома лишила движения мощи, необходимой, что­бы подняться на поверхность. Молот тоже тянул вниз непомерным грузом. Воздух в лёгких заканчивался. Лакир чувствовал, что ещё немного, и он невольно вдохнёт, заполнив их реч­ной водой... Течение, тащившее норда, внезапно натолкнуло его на крупный подводный ка­мень. Отчаянным усилием он оттолкнулся от него ногами, почти не ощутив, как вновь ото­звалась болью повреждённая лодыжка, и вырвался на поверхность, успев жадно захватить ртом порцию воздуха, прежде чем вновь скрыться под водой.
Этот, уже почти нежданный, глоток жизни словно бы вернул Лакиру силы бороть­ся. Он вновь ощутил холодные объятия воды, сделал гребок к поверхности, ещё раз выныр­нул и увидел, что огни в окнах лесопилки остались намного левее. Его сносило в сторону от неё и от островка. Ниже на реке бурлили пороги, если его утащит туда, ему не выбраться. Он грёб из последних сил, забирая против течения, с отчаяньем наблюдая, как отдаляется спаси­тельная лесопилка. Вода вновь захлестнула обессиленного пловца с головой, но в этот мо­мент его колени больно врезались в каменистую отмель.
Лакир ползком выбрался на островок. Далеко не с первой попытки ему удалось подняться на дрожащие, подгибающиеся ноги. После купания в студёной воде парня колотил озноб, усиленный начинающейся лихорадкой. Но нужно было преодолеть ещё одну протоку, отделявшую его от лесопилки. Холодные струи дождя хлестали голое тело, по которому раз­ливалась противная слабость, в то время, как тупое равнодушие к собственной участи зата­пливало душу. Прилечь бы прямо здесь, на мокром мху и не шевелиться... Лакир понимал, что такая ночёвка его доконает, а исконно нордское упрямство не позволяло сдаться.
Он вгляделся сквозь пелену дождя. В сгустившейся темноте окна дома уютно го­рели золотистым светом, обещая желанное сухое тепло очага.
Норд поднялся выше по течению до самого края островка, глубоко вздохнул и вошёл в воду. Сделал шаг, другой, третий... Он был готов, что в любой момент дно уйдёт у него из-под ног и снова придётся плыть, но, на его счастье, эта протока оказалась совсем мел­кой. В самом глубоком месте вода почти добралась до пояса, и он ощутил враждебную силу течения, норовящую его опрокинуть. Лакир упрямо стиснул зубы и, напрягая мышцы, про­должил шагать вперёд. Вскоре уровень воды опустился до колен и оставался таким до самого берега.
Выбравшись на сушу, парень дотащился до колоды для рубки дров и устало опу­стился на неё. Повязка размокла, сползла и больше не поддерживала лодыжку, но возможно­сти заменить её на сухую не было. Борозды, оставленные медвежьими когтями на груди кро­воточили и смешавшиеся с водой розоватые ручейки сбегали вниз по мокрой коже.
Внезапно налетевший ветерок заставил норда застучать зубами. Хотя все старания сохранить вещи хотя бы относительно сухими пошли прахом, когда его с головой утащило под воду, все же, прежде чем просить приюта, следовало одеться. Негоже смущать и пугать хозяев наготой, коль скоро есть, чем её прикрыть.
Деревенеющими от холода пальцами Лакир распустил свой тюк и натянул на себя мокрые штаны и разодранную, в расплывшихся кровавых пятнах рубаху, которую, сколько мог, прикрыл располосованной курткой. Прежде чем обуться, он вылил воду из сапог и по­старался хоть немного затянуть разболтавшуюся ткань на лодыжке, но всё равно при каждом шаге хлюпало, а от повязки почти не было проку.
Молот тяжким грузом давил на плечи, пригибая к земле, когда норд, шатаясь от слабости, хромая и спотыкаясь брёл к дому, в котором тёплым манящим светом золотились окна. Лакир втащился на крыльцо и негромко постучал в дверь. Ему послышался какой-то шорох внутри, но ответа он не получил. Парень постучал погромче, стараясь, чтобы звук не вышел угрожающим. Нет ответа.
Ветер опять налетел на норда, вонзив в тело, покрытое мокрой одеждой, сотни ле­дяных иголок. От вновь накатившей слабости подкашивались ноги. Остаться под дождём в шаге от спасительного крова означало почти верную гибель. Лихорадка так вцепится в него, что ему и поутру не добраться до Чёрного Брода... Скорее от отчаянья, нежели рассчитывая на успех, парень толкнул дверь, и та неожиданно легко подалась. Очевидно, здесь кого-то ждали. Кого-то, кто вошёл бы по-хозяйски, без стука.
На широкой кровати сидела крепкая имперка, расчёсывающая кучерявые кашта­ново-рыжие волосы. Она живо обернулась в сторону вошедшего, и на её лице отобразилось  неприкрытое недовольство.
— Неужели женщине нельзя побыть наедине с собой? Оставь меня! — резко при­крикнула она на норда, застывшего на пороге, чтобы смягчить внезапность своего вторже­ния.
— Не сердись хозяйка, — хрипло пробормотал парень, — прости, не знаю твоего имени...
— Звать меня Джилфри. И да, я хозяйка лесопилки «Пирожок», только тебе здесь не рады, — она сурово сдвинула брови, явно намереваясь прогнать его, и, поджав губы, при­бавила: — Что-то ты скверно выглядишь. Ты в порядке?
Немного обнадёженный её вопросом, который можно было расценить как проблеск сочувствия, понимая, что для него это практически вопрос жизни и смерти, Лакир прочистил горло и поспешно заговорил:
— Я действительно попал в переделку... Во имя Девяти, позволь мне переноче­вать!.. Я заплачу за постой сколько скажешь, а утром сразу же уйду! — по счастью кошель с деньгами действительно был при нём. Для пущей убедительности незваный гость тронул его рукой.
Однако женщина осталась глуха к слабой мольбе, помимо воли прозвучавшей в голосе норда. Приподнявшиеся было брови вновь сошлись к переносице, когда она не­преклонным тоном безжалостно произнесла:
— Последний раз предупреждаю. Убирайся, а то я позову стражу!
Дожидаться, пока она выполнит свою угрозу, Лакир не стал. Даже в самых глухих уголках Скайрима, коль скоро там есть какое-нибудь жильё, обычно околачивается стражник местного холда. Конечно, он не станет слушать оправданий вооружённого чужака, когда за­конная владелица дома зовёт на помощь. Можно, конечно, сунуть тому несколько монет, и, скорее всего, он отстанет, да только ночевать всё одно придётся под открытым небом. Или же придётся провести ночь на тюремной койке, а до неё ещё и прошагать невесть сколько под бдительным оком стража порядка... Почему-то норду не казалось, что такой ночлег поставит его на ноги, скорее уж наоборот. Право, неизвестно, какой исход встречи с представителем властей доконает его вернее.
Он вновь очутился на крыльце. Лицо пылало. Дождь, способный остудить его, за­кончился, зато поднялся холодный, пронизывающий ветер. Облака ненадолго разошлись и бледное сияние восходящего Массера немного разогнало мглу. В этом неверном свете норду почудилось что-то большое и тёмное за ближними деревьями. Это могло оказаться просто крупной скалой, но могло быть и каким-нибудь строением. Сараем, овином — неважно. Сей­час парень был бы рад любой крыше над головой.
Не смея надеяться, он захромал в ту сторону. Через несколько шагов стало ясно, что это барак, в каких у зажиточных хозяев живут наёмные рабочие. Должно быть, в подоб­ном спал Ларс, когда его разбудила готовая к побегу Фир. Мысль о давней встрече родителей согрела душу норда, словно они сами ненадолго благосклонно взглянули на него из невыра­зимого далёка, куда уводит людей смерть.
В окнах строения не было ни огонька, но это не смутило Лакира: возможно люди, уставшие за день, пораньше улеглись спать, убаюканные непогодой. Наверняка они окажутся сговорчивее хозяйки. Не откажут в глотке воды и пустят переночевать путника, измученного усталостью, хворью и ранами.
Ещё несколько шагов к желанной цели, и норд понял, что его надеждам не сужде­но сбыться: тропинка ведущая ко входу совсем заросла. Жёсткие стебли трав оплели крыль­цо, пробиваясь меж досок. Барак был заброшен.
Между тем, парня снова одолевала слабость. Ноги подгибались и отказывались служить. Цепляясь за подпорки навеса, он добрался до двери, толкнул её, и она подалась, жа­лобно заскрипев на проржавевших петлях.
В нос вошедшему ударил запах покинутого жилья. Лунный свет, проникающий через маленькие окошки, позволял различить картину беспорядка и запустения. Казалось, люди снялись и ушли отсюда внезапно и поспешно, похватав лишь самое необходимое: на столах остались засохшие куски хлеба, траченые мышами, бутылки с мёдом и вином и даже несколько монет, слабо поблёскивавших на круглом столике у камина.
В холодном очаге не было дров, оставался ли где-нибудь в тёмном углу их запас, разглядеть было невозможно, а сил на то, чтобы разломать мебель, у Лакира не оставалось. К тому же, на шум могла заявиться Джилфри и кликнуть стражу. И тогда его, в лучшем случае, просто вышвырнут на улицу из этого какого-никакого, но укрытия... Впрочем, и трутницу свою он опрометчиво оставил в рюкзаке на Чёрном Броде, так что огня ему всё равно не раз­вести. Придётся удовольствоваться тем немногим, что удалось найти. Он приложил руку ко лбу. Голова казалась неприятно пустой и горячей, приходилось прилагать усилия, чтобы со­средоточиться на любой, самой простой мысли. Следовало напоминать себе последователь­ность обыденных действий, которые, как правило, совершаешь не задумываясь.
Несмотря на то, что строение надёжно укрыло Лакира от пронизывающего ветра, его снова знобило. Необходимо было поскорее избавиться от промокшей одежды и хоть как-нибудь обогреться. Заставив себя двигаться, он снял куртку, штаны и рубаху, развесил их по спинкам кроватей, сгрёб с постелей шкуры, служившие одеялами, и перенёс их на лежанку возле камина. Пусть там и не было огня, но всё равно это ложе представлялось ему самым уютным.
В незапертых сундуках, где батраки хранили свои вещи, он нащупал старое тряпьё, брошенное владельцами. Выбрав то, что казалось почище, он хотел разорвать наход­ку на полосы для перевязки и поразился тому, что в руках не достало силы. Пришлось раз­резать ткань охотничьим ножом. Подумав, он взял со стола бутылку с вином, сжав зубы, об­работал им следы медвежьих когтей, пропитал большой лоскут, приложил к ранам и примо­тал тряпичной полосой.
Затем, освободив лодыжку от размокшей ткани, Лакир заново перевязал ногу. Хо­телось пить, но воды оставалось всего полфляги. Норд облизнул пересохшие губы. Что толку беречь воду, дожидаясь, покуда не станет ещё хуже? Больше её во фляге не появится... Потом  разве что пить мёд, оставленный работниками на столах... Воспоминание о крепком медовом вкусе заставило горло сжаться. Как видно, излюбленный нордский напиток не впрок при ко­столомной лихорадке. Ведь и в прошлый раз даже думать о нём было тошно. Хотя... если раз­вести его остатками воды, получится больше питья. Мысль о подобной смеси не внушала от­вращения, и парень счёл это добрым знаком. Он отыскал пустую кружку, протёр её лоскутом найденной ткани, понадеявшись, что от этого они стала чище, а не наоборот, смешал в ней мёд с водой и осторожно пригубил.
Полученное питьё неплохо утоляло жажду, а вкуса он почти не чувствовал, что, пожалуй, и к лучшему. Приготовив ещё кружку смеси, Лакир завернулся в пропылённые шкуры и улёгся на кровать.
Долгое время заснуть не удавалось. Он словно грезил наяву, мысли то путались, то обретали неожиданную ясность. Перед глазами, как живые, проходили вереницы образов, знакомых и совершенно чуждых. В минуты, когда сознание прояснилось, норд задумался о хозяйке лесопилки.
Положим, Джилфри ждала любовника, о чём могла свидетельствовать незапертая дверь, разобранная постель и то, как тщательно она расчёсывала волосы гребнем. Лакир был готов допустить, что тому, кого она ожидала, оказалось бы не так уж просто объяснить, отку­да в её доме незнакомый мужчина. Знавал он тех, кто и слушать бы не стал — хорошо, если бы с порога не бросился убивать обоих. В таком разрезе её недовольство несложно понять. Но что стоило ей не гнать его за порог, угрожая стражей, а указать на этот же барак, позво­лить переночевать там, принести огня, дать напиться воды... Ведь видела же, что он ранен, болен, измучен, промок и продрог до костей...
Он вновь отчётливо увидел её сидящей на постели. Каштановые кудри, струящие­ся под размашистыми движениями гребня, всё ярче сверкают в свете очага и прикроватной лампы и вдруг вспыхивают рыжеватым мёдом. Вместо незнакомой имперки на него, сдвинув брови, смотрела Хульда, и это её голос приказывал ему убираться вон. Он задохнулся болью, захлебнулся отчаяньем, беззвучный крик разорвал горло. Он, вращаясь, падал в темноте, в то время, как все чудовища Обливиона раздирали его сердце на части. Затем его охватил огонь...
Лакир очнулся. Было нестерпимо жарко, словно невидимое пламя продолжало по­жирать его тело. Шкуры, сброшенные им во сне валялись возле кровати. Он дотянулся до кружки с разбавленным мёдом, сделал несколько глотков и вновь обессиленно рухнул на убо­гую постель. Вскоре ему почудилось, что дверь открылась, и холодный ветер ворвался внутрь. Через несколько минут все найденный шкуры, вновь подобранные и натянутые нор­дом на себя, не могли спасти его от знобкой дрожи...
Парень провёл беспокойную ночь. Он то плавился от жара, то его колотил озноб. Он метался в бреду, обрывки сновидений вызывали у него то слабую улыбку, то тяжкий стон. Иногда сон отлетал от Лакира, и он лежал в каком-то оцепенении, уставившись на теряю­щийся во мраке потолок, пока во тьме не начинали роиться смутные образы, постепенно сплетавшиеся в очередную горячечную грёзу.
...Он шёл к Чёрному Броду. Идти было тяжело, жар сжигал его, в горле пересохло, ноги налились тяжестью, ныла больная лодыжка, каждый шаг требовал невероятных усилий. 
Но вот его обоняния коснулся запах готовящейся ухи. Этот аромат, сулящий спасение от хво­ри, придал ему сил. Лакир зашагал быстрее. Возле костра, разведённого среди палаток, на корточках сидела Хульда. Над огнём кипел котелок, распространяющий вкусный рыбный дух. Она зачерпнула немного варева деревянной поварёшкой. Улыбнулась норду полунасме­шливо, полупечально, протянула ему ложку с ухой и с ласковым упрёком, слегка покачав го­ловой примолвила:
— Ну, где же ты ходишь?..
Благодарность тёплой волной захлестнула парня. Он улыбнулся женщине, про­тянул руки, чтобы бережно принять ложку с целебным варевом... Рыжие волосы Хульды вспыхнули ярким пламенем, вся она на короткий миг превратилась в подобие огненного атронаха, лишь в глубине этого живого костра можно было различить знакомую улыбку. И вот уже нет ничего, лишь пляшут языки огня, над которым всё ещё висит закоптелый коте­лок. От них исходит нестерпимый жар, Лакир хочет отступить на шаг, но не может шевель­нуться. Его одежда начинает тлеть, он кричит, старается сбить с себя пламя... и открывает глаза в душной, пропахшей мышами темноте барака.
Норд взялся за полупустую кружку и едва не выпустил её из ослабевших пальцев. Сберегая питьё, отпил несколько маленьких глотков и вновь погрузился в тяжёлый сон.
...Он стоял в центре небольшой поляны, по краям охваченной пламенем, которое казалось слишком живым для обычного огня. Языки его собирались вместе, образуя подобие каких-то ярко-рыжих существ. Их очертания становились всё более отчётливыми, и вот уже к нему приближаются волки, обступившие его со всех сторон. От них пышет жаром, как от кузнечного горна. По рыжим шкурам волнами пробегают искры, ярко рдеющие на кончиках шерстинок. Воздух так горяч, что каждое движение иссушает тело. Вот-вот оно покроется ожогами... и нету сил поднять оружие, оборониться от огненной стаи...
Лакир поднял глаза к жгуче-голубому небу. Не в поисках защиты, а просто желая напоследок взглянуть на царство Кин — своей покровительницы. Странно, но вспомнив о ней, он и не подумал просить помощи. Однако безоблачное небо вдруг затянулось клубящи­мися тучами. Зной уступил место прохладе, вернувшей норду силы. Он поднял молот, благо­даря Кинарет за возможность отстоять свою жизнь или дорого продать её в бою. Первый удар, который парень обрушил на пепельно-серого вожака, совпал с оглушительным раска­том грома, и тут же хлынул дождь — бесценный дар Нирну от великой Кин.
Полыхающие шкуры волков зашипели, потоки воды заливали их, на глазах превращая огненных чудищ в комья жирного пепла.
Лакир с наслаждением хватал пересохшим ртом живительную влагу, глядя, как обращаются в ничто его враги, казавшиеся непобедимыми, но дождь не утолял жажды, напротив, она становилась ещё мучительнее...
...Он просыпается за столом в «Вересках» и принимается за бесплодные поиски ключа, отданного Шоалям. Чай, заваренный Джонной, не приносит облегчения, напротив, от него становится хуже, но Лакир всё же идёт в Теснину Грабителя. С трудом взбирается на скалу над лагерем, неловко срывается, шумно приземляется позади орка... Тот медленно обо­рачивается, скалит в злорадной усмешке желтоватые клыки, неторопливо заносит свой же­лезный молот над головой лежащего норда, оружие стремительно падает вниз, и Лакира на­крывает тьма...
Когда он открыл глаза, в бараке было почти светло. В проникшем внутрь солнеч­ном луче лениво кружились пылинки.
Парень лежал неподвижно, наблюдая за их безмолвным танцем. После сна ему стало легче, но шевелиться не хотелось. Он понимал, что надо вставать и возвращаться на Чёрный Брод, что времени в запасе у него не так уж и много: спустя сутки после заражения ухой дела не поправить. Нужно подниматься и идти... Но не сейчас... Чуть позже...
Протяжный скрип дверных петель заставил Лакира повернуть голову. На фоне позднего утра отчётливо вырисовывался подсвеченный солнцем силуэт хозяйки. Она реши­тельным шагом приблизилась к кровати и подбоченившись уставилась на норда.
— Так-так. Значит, ты всё-таки нашёл способ воспользоваться моим гостеприим­ством, — задумчиво сказала Джилфри.
— Прости, хозяйка, — с трудом выговорил Лакир пересохшими губами, — мне больше некуда было пойти. А здесь ведь давно никто не живёт... — прибавил он. В его голо­се, хриплом спросонок и слабом от хвори, вновь прозвучали просительные нотки. Неужели она сейчас возьмёт и кликнет стражу?..
— Раньше на лесопилке работали пятеро отличных парней. Потом началась эта война, и они все умчались. Болваны, мёд им все мозги выел, — проворчала имперка.
Повисло молчание Понимая опасения норда, Джилфри, пристально уставившись на него, покачала головой:
— Звать стражу я не стану, — она вдруг протянула руку, сдёрнула шкуру, которой укрывался Лакир, и принялась бесцеремонно его разглядывать. Видимо удовлетворившись увиденным, владелица «Пирожка» энергично кивнула:
— Да. Ты отработаешь свой ночлег.
Превратно истолковать значение её слов было невозможно, тем паче, что она без тени смущения принялась расшнуровывать своё платье. Кое-как намотанные сбившиеся за ночь повязки на груди и ноге парня не повлияли на её решение. Не то не дождалась она свое­го ночного гостя, — мелькнуло у Лакира в голове, — не то меж ними вышла ссора, но жен­щина явно была настроена не упустить своего.
Больше всего норду хотелось ещё немного полежать, собраться с силами перед до­рогой и потихоньку-помаленьку тронуться в путь. Но отказать хозяйке, чьим имуществом ему пришлось воспользоваться, он не мог. В другое время её общество могло оказаться весь­ма приятным: Джилфри была недурна собой, вид её тела, привычного к труду, а не к праздно­сти, радовал глаз.
Однако слабость, вызванная болезнью, и закравшаяся в душу обида на жестокую отповедь вечером свели на нет всю привлекательность имперки. И всё же Лакир сделал всё от него зависящее, чтобы женщина осталась довольна. Ещё никто не мог упрекнуть его в том, что он не платит своих долгов, так пусть не сможет и впредь!
Получив, что хотела, хозяйка лесопилки соскользнула с кровати, нимало не забо­тясь о парне, не получившем от непрошеной близости никакого удовольствия.
Одеваясь, Джилфри повернулась к норду и, как ни в чём не бывало, потребовала:
— А теперь хватай топор, да наруби мне побольше дров.
В душе у парня шевельнулся гнев на бессердечную женщину, которая, похоже, просто издевалась над ним. Теперь он скорее умер бы, нежели позволил себе проявить сла­бость в её присутствии.
Он поднялся и принялся натягивать одежду, по счастью, успевшую просохнуть. Постельные утехи вытянули из него те немногие силы, что удалось накопить за ночь. Пока Лакир лежал, всё было ничего, но теперь предметы вокруг то расплывались, то напротив об­ретали такую резкость очертаний, что становилось больно глазам. А стоило сморгнуть, каза­лось, что глазные яблоки стали вдруг настолько большими и горячими, что веки с трудом могли их прикрыть.
Тело наливалось слабостью, но норд стиснул зубы и шагнул за порог, болезненно сощурившись от яркого солнечного света.
Дойдя до рубочной колоды, он взял колун и принялся за дело. В пересохшем рту не нашлось даже чем поплевать на ладони. Топор неловко елозил в сухих, горячих руках.
Лакиру казалось, что он перенёсся в далёкое детство на родную ферму, когда он, будучи шести-семи лет от роду, надумал помочь отцу и нарубить дров. На первый взгляд, дело казалось не таким уж сложным. Он не раз видел, как Ларс играючи управлялся с топо­ром. На деле же колун оказался неимоверно тяжёлым. Стоило размахнуться — он тянул на­зад, ударишь — норовил вывернуться и попасть куда угодно, лишь бы не в полено. И всё же мальчонка раз за разом поднимал здоровенный, не по росту, инструмент, стараясь расколоть непокорные чурки. Когда отец обнаружил его, он успел справиться с двумя-тремя поленьями, хоть с него и сошло семь потов, а руки-ноги мелко дрожали от натуги.
Сейчас Лакиру приходилось ненамного легче. Разве что топор уже не мог его перевесить, но мышцы были словно тряпичные, а много ли такими наработаешь?
Установить полено на колоде, примериться, размахнуться, ударить... Установить — размахнуться — ударить... Не обращать внимания на раны, горящие под повязкой... Уста­новить...
В глазах у норда было темно, в этом мраке плавали алые и золотые искры. Звуки доносились откуда-то из гулкой дали. Установить... Размахнуться... Ударить... Он чувствовал, как открылись и вновь начали сочиться кровью отметины, оставленные медведем у него на груди.
Наконец Лакир решил, что с Джилфри довольно. Куча дров к тому времени до­стигла внушительных размеров. Он скорее выронил, чем опустил на землю колун, доковылял до реки, ополоснул лицо и напился из пригоршни. Немного полегчало. От хозяйки «Пирож­ка» он не дождался даже ковшика простой воды. Она как скрылась в доме, убедившись, что незваный гость принялся за рубку поленьев, так больше и не показывалась.
Передохнув несколько минут у воды, парень вышел на дорогу, проходившую воз­ле лесопилки, прикинул направление и медленно поплёлся на запад, рассчитывая, что рано или поздно она свернёт на юг к Чёрному Броду. Выше по течению, где шумел небольшой во­допад, показался мост, которого не было видно от лесопилки. Выстроенный прямо над обры­вом, с которого падала река, снизу он был почти полностью скрыт водой и брызгами. Лакир ощутил огромное облегчение от того, что не придётся снова пускаться вплавь. Именно наде­жда найти надёжную переправу и побудила его довериться дороге. Более того, это и был нужный норду поворот к югу.
Но радость парня оказалась недолгой. Почти сразу за мостом дорога устремлялась к старому имперскому форту. К сожалению, слишком немногие из них всё ещё удерживались гарнизонами легионеров. Лакир предпочёл сойти на правую обочину, укрывшись за подле­ском, хотя идти там было намного труднее, и обойти укрепление далеко стороной. Норд по­нимал, что если в крепости окажутся обитатели, жадные до чужого добра или жизни, он едва ли сможет дать им серьёзный отпор.
Хорошо хоть нога не доставляла особенных проблем. Лодыжка слегка ныла, но идти практически не мешала, в отличие от тошнотворной слабости, которая то и дело волна­ми накатывала на него. Миновав форт, он снова вышел на дорогу, как раз возле развилки откуда один из путей лежал к югу. Норд полагал, что он выходит к Чёрному Броду, а когда впереди показался ещё один мост, и указатель, где на южном направлении значился Айвар­стед, предположение превратилось в уверенность.
«Золотая скала» не могла быть очень уж далеко отсюда. Какого бы крюка Лакир ни дал вчера, собирая виноград, он в любом случае должен был уже преодолеть большую часть обратного пути. Надежда скоро добраться до спасительного лагеря приободрила его. Он непроизвольно ускорил шаг, перенесясь мыслями к котелку с ухой, кипящей на огне.
И тут впереди со стороны реки, перекрывая рокот водяной стены, рассыпающей брызги справа от моста, донёсся протяжный волчий вой. Это был клич стаи, выходящей на охоту, знакомый большинству обитателей Скайрима.
Лакиру в его пропахшей кровью одежде этот зов не сулил ничего хорошего. Оста­валось надеяться, что волки уже взяли след добычи, и он уведёт их прочь от путника.
Однако стоило норду пересечь мост, как стало ясно, что его надеждам не суждено сбыться. По ту сторону реки Чёрной, вбирающей в себя падающий с гор приток, на серовато-жёлтом, как и вся вулканическая тундра, мысе собралась стая волков, покрытых густым и длинным рыжеватым мехом.
Звери возбуждённо перебегали с места на место, но их носы, жадно втягивавшие воздух, неизменно поворачивались в сторону Лакира. Лёгкий ветерок доносил до них запах застарелой и свежей крови, обещая добычу.
Волков было около десятка. Рыжие хищники намного крупнее своих более рас­пространённых тёмно-серых собратьев. Более того, мощью, размерами и свирепостью они превосходят даже снежных волков, обитающих в северной части Скайрима.
Среди взволнованной, почуявшей жертву стаи особо выделялся вожак — здоро­венный матёрый зверь, со шкурой, припорошенной серебром прожитых лет, ещё не отняв­ших у него ни сил, ни проворства.
На какой-то миг Лакир зацепился за надежду, что быстрая вода задержит, а то и вовсе остановит стаю, но ошибся. Серый подал знак своим вассалам и первым решительно прыгнул в реку. По тому как он выбрал направление, чтобы река сносила волков прямо на норда, по уверенности, с которой они пересекали водную преграду, парень понял, что такая переправа им не в новинку.
Он смотрел на приближающихся зверей и понимал, что у него нет сил ни бежать, ни драться. Круговерть горячечных снов, посетивших его этой ночью, взвихрилась в памяти. Огненная стая и спасительный дождь, ниспосланный Кин, когда Лакир уже не чаял спа­стись... Молнией сверкнуло воспоминание об оставшейся у него резной косточке.
Норд сунул руку в кошель и до боли сжал в кулаке талисман, обращаясь с без­молвной молитвой к своей покровительнице. Парня поразил прилив сил, нахлынувших на него. Теперь можно и должно было сразиться за свою жизнь с мохнатыми разбойниками. Он возблагодарил богиню за то, что не оставила его мольбу без ответа. Лакир вдруг решил, что просто не имеет права проиграть эту битву, подвести Кинарет, опекающую его. Погибнуть сейчас казалось буквальным оскорблением её божественного величия.
Он взял молот, встал так, чтобы опора моста прикрывала его от нападения со спи­ны, и приготовился к бою.
Звери один за другим выбирались из воды, по-собачьи отряхиваясь, плотоядно щёлкая челюстями и не сводя глаз с намеченной жертвы. Однако что-то неуловимо измени­лось в её запахе, что-то, что заставило волков настороженно нюхать воздух и медлить с напа­дением. Добыча, ещё недавно казавшаяся неспособной оказать сопротивление, теперь не производила впечатления беззащитной. Хищники медленно подступали, оскалив блестящие клыки. Вожак не спешил. Он внимательно изучал человека своими близко посаженными зе­леноватыми глазами. Тот, кто бездумно бросается в бой, не доживает до седин — эту истину Серый усвоил давно и прочно. Потому-то именно он из года в год выводил стаю на охоту. За это время сгинуло немало сильных волков, которые рано или поздно могли бросить ему вы­зов и занять место во главе своих собратьев. Но все они слишком спешили. Он — нет.
Наконец кто-то из молодняка потерял терпение от будоражащего запаха крови и бросился на норда. Тот был готов к атаке и рыжий жалобно взвизгнув покатился под откос с пробитой головой. Но его смерть подхлестнула остальных. Кольцо жарких истекающих слю­ной пастей начало смыкаться быстрее, и ещё двое попытались напасть на Лакира сразу с двух сторон.
Горизонтальный удар раздробил челюсть тому, что набросился на парня справа, и на излёте оглушил второго. Воин чувствовал, что сил его хватит ненадолго, а схватка с волка­ми ещё толком и не началась. Лицо горело, грудь саднило, нога могла подвести в любой мо­мент, стоило перенести на неё вес при ударе.
Дальнейшее Лакир помнил смутно. Как во сне мелькали оскаленные клыки, ры­жие шкуры, постепенно становящиеся красно-бурыми от крови, текущей из ран, наносимых нордом. Пот заливал глаза, которые и без того застилала мутная пелена. Отступая под натис­ком стаи и помня лишь, что нельзя оставлять спину без прикрытия, норд сперва шаг за шагом поднялся на мост, продолжая работать молотом, который делался тяжелее с каждым ударом, затем проделал обратный путь - вниз к самой воде. Там, вжавшись в шершавый камень опо­ры, он сумел укрепиться.
Лакир потерял счёт времени. Ему казалось, что минули недели с того момента, как до него донёсся вой рыжей стаи, когда он шёл... Откуда?.. Куда?.. Он не помнил. Может, и не было вовсе никакого до и не будет никакого после? Может, он с начала времён поставлен здесь отмахиваться молотом от бесконечного потока зверей и должен продолжать этот бес­смысленный труд пока не наступит конец мира? Конечно, ничего подобного он не думал. Скорее просто ощущал нечто вроде этого. Тем более, что мыслей у него не осталось вовсе — лишь беспросветная кутерьма в голове, темень в глазах, и кровь, ударами тарана бьющаяся в висках. В какой-то миг парень различил серую шкуру вожака. Он не был уверен, настиг ли того удар его молота, но больше море рыжей шерсти не разбавлялось пепельным пятном.
Норд не чувствовал боли ни в ранах на груди, ни в повреждённой лодыжке. Он не знал, получил ли новые раны в схватке с волками. Силы неотвратимо вытекали из него, но  пока их достаточно, чтобы оторвать оружие от земли и сделать хоть слабый взмах — он будет продолжать бой... Парень давно уже перестал слышать и шум водопада, и голоса волков — в ушах стоял непрерывный гул. Голову сдавливали горячие тиски, мелькавшие перед глазами яркие искры норовили унести его куда-то далеко-далеко, быть может туда, откуда сквозь про­рехи небесного свода на землю льётся звёздный свет...
Лакир не сразу понял, что битва окончена. Он вообще этого не понял. Просто в ка­кой-то миг осознал себя стоящим под мостом, тяжело навалившись спиной на его основание и опираясь на упёртый в землю молот, чтобы не сползти наземь. Горло саднило, во рту пере­сохло, голова кружилась, тяжёлое неровное дыхание с хрипом вырывалось из приоткрытых губ. Парень попробовал осмотреться, но безуспешно: мрак затмевающий зрение и головокру­жение не позволяли ничего разглядеть.
Норд прижался затылком к грубому камню, закрыл глаза и постарался добиться хоть какого-то подобия ясности сознания. Ненадолго это помогло, и, открыв глаза, он раз­личил некоторые детали окружавшей его сцены.
Вокруг валялась туши волков, прибрежные камни покрылись кровью, которую слизывала вода и влекла дальше мутными красноватыми  полосами. Пару убитых хищников уволокло течением, ещё один, с перебитым хребтом, слабо корчился почти у самых ног нор­да. Тот воззвал к Кин, прося дать ему ещё малую толику силы. Должно быть, эта мольба до­стигла слуха богини, потому как воину удалось поднять оружие и прекратить бессмысленные страдания зверя.
Лакир возблагодарил Кинарет за помощь, переоценить которую едва ли было воз­можно. Он ощутил солёную влагу, навернувшуюся на глаза не то от жаркой признательности божественной покровительнице, не то просто от слабости.
На то, чтобы почти ползком, опираясь на молот и каменную кладку, выбраться обратно на дорогу, парень растратил остаток сил. Не то что продолжать путь, он и стоять-то не мог без дополнительной опоры. Снова донимала подвёрнутая накануне лодыжка, горели вчерашние раны, тело ныло от усталости и болезненной слабости. Сейчас путник был на­много ближе к Чёрному Броду, чем накануне, после битвы с медведем, — и намного дальше от возможности до него дойти.
«Ближе... насколько ближе?.. Достаточно или ещё слишком далеко?..» — верте­лись в его голове разрозненные клочки мыслей. Ничего другого не оставалось — только про­верить.
Худо-бедно выровняв дыхание, превозмогая боль в груди, Лакир, облокотился на каменные перила, набрал побольше воздуха в горящие лёгкие и пронзительно свистнул. За­тем, совершенно обессиленный, соскользнул вниз, опустился на землю, привалился к опоре моста, прижался пульсирующим виском к прохладному выветренному камню и впал в за­бытьё.
Очнулся он от осторожного прикосновения. Свист, который норд издал на пределе возможностей, всё же долетел до Чёрного Брода, и теперь рядом с ним стояла Роки, осторож­но трогающая хозяина мягкими губами за ухо. Кобыла тревожно обнюхивала его, щекоча тё­плым дыханием щёку.
«Давно ли она нервно косилась на каждого убитого волка и артачилась, не желая подходить ближе, а вот теперь не обращает ни малейшего внимания, на разбросанные вокруг туши целой стаи...» — мысль растворилась, так и не оформившись до конца. Рыжая шкура Роки наполнила мир Лакира сиянием солнечного огня. Он с трудом поднялся на ноги, ухва­тившись за терпеливо стоящее животное, подвёл кобылу к перилам моста и, используя их как опору, взобрался на неё. От этого усилия сознание сделало попытку вновь уплыть от него, но он, припав к лошадиной шее и вцепившись в соломенную гриву, как-то сумел удержаться верхом. В мыслях он вновь воззвал к Кинарет, прося прощения за то, что второй раз за сутки оставляет убитое зверьё валяться без дела, и давая зарок вернуться за тушами, как только бу­дет в силах.
— Давай, Роки, поехали, — едва слышно проговорил парень, и умная кобыла тро­нулась с места и неспешно двинулась в сторону Чёрного Брода. Управлять ею не было ну­жды, да Лакир при всём желании не сумел бы этого сделать: весь путь до шахтёрского посе­ления он проделал в полудрёме-полузабытьи, убаюканный мерным покачиванием широкой лошадиной спины.
Его привели в чувство резкие толчки, сильно отличавшиеся от обычного разме­ренного шага Роки. Кобыла довезла полубесчувственного хозяина до самой палатки, остано­вилась и, видя, что он не собирается спешиваться, принялась бить копытом в землю, потря­хивая гривой. Лакир соскользнул наземь и благодарно потрепал лошадь по холке. Роки, будто поняв, что больше сейчас ничем помочь не сможет, тихонько ободряюще фыркнула и отпра­вилась щипать траву неподалёку от лагеря, не спуская при этом глаз с хозяина.
Первым делом Лакир отложил молот — вес оружия тянул его к земле так, что не разогнуться. Больше всего ему хотелось лечь, закрыть глаза и не двигаться, но он знал, что не может себе этого позволить. Пока ещё — нет. События вчерашнего вечера и нынешнего утра не оставили никакой надежды на возможность просто отлежаться. Слишком много сил было потрачено, и слишком многое наложилось на болезнь, усугубляя её влияние.
Свой улов норд обнаружил нетронутым. Он раздул слабо тлевший костёр, подбро­сил дров и принялся за приготовление ухи. По сравнению со своим нынешним состоянием, в прошлый раз, в Вайтране, он чувствовал себя ещё вполне сносно, а ведь и тогда мало что с ног не валился. Но сейчас помощи ждать было неоткуда, нужно было позаботиться о себе самому. В глубине души его грызло сомнение, сможет ли на сей раз простая еда победить не­дуг. Если этого окажется недостаточно, придётся добираться до города и искать там лекаря или алхимика.
Оставив котелок кипеть на огне, Лакир снял рубаху и куртку. Взглянув на то, что от них осталось, он решил, что возиться с починкой не имеет смысла. Благо, в своё время он запасся дополнительным комплектом одежды. Нужно будет при случае купить ещё один, а эти лохмотья проще сжечь.
Норд занялся обработкой своих ран. Следы медвежьих когтей хоть и снова крово­точили, но оказались в лучшем состоянии, чем он предполагал. К ним добавилось несколько волчьих укусов на ногах и руках, по счастью, не серьёзных. Ощупав лодыжку, парень пора­довался, что во время сражения с рыжей стаей не повредил её снова, так что другого лечения, кроме новой повязки и отдыха ноге не требовалось.
Надев свежую одежду поверх заново перевязанных ран, Лакир вытащил из своих припасов высушенный чесночный хлеб и немного подержал его над душистым паром, клубя­щимся над аппетитным варевом. Хотя со вчерашнего обеда у норда во рту не было ни крош­ки, голода он не испытывал. Даже ароматную уху он воспринимал скорее как осознанную необходимость, нежели как желанную пищу.
Так что, когда еда была готова, парень осилил не больше половины и ощутил, что на него наваливается необоримая сонливость. Он едва успел прикрыть остатки ухи, чтобы в неё не налетело сора и назойливых насекомых, и забраться в палатку, как его одолел сон.
Проснулся Лакир спустя пару часов с заметным чувством голода. Шахтёры не то ещё не приходили обедать, не то уже ушли — спросонок парень не смог определить время. Он доел остававшуюся в миске уху и снова провалился в сон.
На этот раз Лакира разбудили голоса — сложно было в это поверить, но ещё только-только наступило время обеда. Он выбрался из палатки, всё ещё чувствуя себя уста­лым, но зато ничуть не больным.
Тревога, вызванная у обитателей Чёрного Брода вчерашним отсутствием норда, нашла выход в посыпавшихся на него вопросах. Впрочем, шахтёры довольно быстро удовле­творились краткими ответами и тем, что сам он снова сидит среди них, и оставили парня в покое. Дождавшись, когда работники вернутся в шахту, Лакир опять немного вздремнул.
Прошло не более получаса, и он, проснувшись без какой-либо внешней причины, почувствовал, что вполне способен заняться насущными делами.
Сперва он с помощью Роки перевёз в поселение волчьи туши, которые оставались на суше и не были унесены течением. Сложив их в стороне от палаток, Лакир верхом, чтобы не перетрудить больную ногу, отправился выручать торбу с виноградом, забытую накануне возле речной хижины.
К огромному облегчению норда, собранные ягоды оказались в полном порядке. Оставалось лишь как следует засушить их, чтобы не попортила гниль. Успокоенный на этот счёт, Лакир зашёл в хижину. Стараясь поменьше дышать отравленным воздухом, он завернул останки хозяина в одну из залитых кровью шкур, которыми был застлан пол.
Затем при помощи инструмента, позаимствованного на Чёрном Броде, норд вы­рыл яму за крошечным огородиком, разбитым возле лачуги, опустил туда свёрток и забросал могилу землёй. Как обычно он предпочёл бы не оставлять захоронение безымянным, но обыск, который парень учинил в осиротевшем жилище, в поисках имени погибшего, оказал­ся безрезультатным. Впрочем, Лакир стал обладателем нескольких книг, пополнивших его библиотеку, а в сундуке, на который он возлагал особые надежды, разыскивая какой-нибудь именной предмет, нашёлся схематичный рисунок какой-то четырёхугольной башни, с указа­нием местоположения спрятанного клада. В очертаниях города позади неё было что-то смут­но знакомое, и всё же узнать его с ходу парень не смог. Одежду, хранившуюся в хижине, норд трогать не стал, зато прихватил небольшой кошель с монетами — убитому он теперь уж точ­но не пригодится.
Произнеся над могилой молитву Аркею, тем более краткую, что не удалось выяс­нить ни имени усопшего, ни какого он был роду-племени, Лакир счёл, что сделал для бедола­ги всё, что мог, и направился к медвежьей туше.
Норд уселся, поудобнее устроив пострадавшую ногу, и принялся свежевать зверя. Волей-неволей, а седьмую шкуру для Тембы он добыл... Возни со здоровенной тушей было немало, но парень успел закончить разделку прежде, чем солнце наполовину скрылось за западными горами.
После недавней свободы Роки пришлось не слишком-то по вкусу везти хозяина вместе с его добычей, но она послушно зашагала назад к Чёрному Броду.  На этот раз помимо шкуры Лакир забрал только лучшие куски медвежатины, жир и алхимические ингредиенты, остальное же сбросил в реку на корм рыбам, мигом облепившим останки зверя, но груз всё равно получился весьма солидный, и кобыла то и дело недовольно встряхивала гривой.
К возвращению норда рабочий день в Золотой Скале завершился. Народ как обыч­но сидел вокруг костра, на котором вот-вот должен был начать готовиться ужин. Однако все нет-нет, да и поглядывали на груду волчьих туш, неожиданно выросшую рядом с лагерем. Её происхождение пока оставалось загадкой, хотя в душах шахтёров зрело подозрение, что тут не обошлось без их гостя.
Когда Лакир вышел к огню, ведя в поводу Роки, нагруженную медвежатиной (за­видев Чёрный Брод, он спешился, полагая, что такой путь его ноге не повредит, а лошади всё же будет полегче), догадки шахтёров превратились в уверенность.
Норд коротко поприветствовал рудокопов и занялся кобылой. Он снял со спины Роки поклажу, расседлал её, ласково поглаживая и похлопывая по шелковистой шкуре и тихо разговаривая с ней. Напоследок он пообещал купить лошади какое-нибудь лакомство, едва они доберутся до города или хотя бы до таверны, намереваясь непременно сдержать данное слово. Отведя животное на пастбище и разложив виноград для просушки, парень присоеди­нился к сидящим у костра.
Его ближайшим соседом снова оказался Сондас Дреним. Сперва разговоры верте­лись вокруг работы и предстоящей трапезы. Затем, когда еда была готова, повисло молчание, пока собравшиеся не утолили первый голод. Наконец данмер, ополовинив свою порцию, обратился к Лакиру, кивнув на курган из волчьих туш:
— Твоя работа?
Норд, не отрываясь от еды, пожал плечами и нехотя отозвался:
— Моя...
Сондас только головой покачал. Неизвестно, чего было больше в его жесте — удивления или восхищения.
— И как ты только с ними управился? И одного матёрого волка добыть — непро­стое дело, а тут — считай целая стая!
— У меня выбор был не слишком богатый, — проворчал Лакир. — Либо я их до­буду, либо они меня...
Данмер прищурил свои алые глаза, соображая:
— Это где ты на них нарвался?
Норд махнул рукой на север:
— Там, у моста, возле старой крепости. Через реку пришли с вашего берега.
— У форта Амол?
— Может он и так называется... Не знаю.
Лакир заметил, что все остальные разговоры помаленьку стихли, и окружающие прислушиваются к их разговору. Но развивать эту тему ему не хотелось. Как и вспоминать о том, как он в полубессознательном состоянии отбивался от волков. То, что он сумел выйти из безнадёжного боя победителем, да ещё и отделаться лишь несколькими незначительными укусами, объяснялось лишь чудом. Норд не сомневался в том, кем оно было ниспослано. О таких вещах языком трепать негоже. У каждого своя дорога и свои отношения с богами. Не дождавшись продолжения, народ вернулся к своим делам, и в воздухе опять повис негромкий гул голосов.
Сондас Дреним был достаточно умён, чтобы понять нежелание парня рассказы­вать о битве со зверьём. И всё же, чуть погодя, тёмный эльф спросил:
— А что ты с ними дальше делать думаешь?
— Как всегда. Разделывать на шкуры и мясо... Что с ними ещё делать?..
— А дальше куда? Нам здесь столько впрок не запасти — пропадёт.
— Посмотрю... Наверное в город подамся, продавать.
Эльф кивнул и отстал от парня. Тот, закончив ужинать и помянув мёдом неизвест­ную жертву медведя из речной хижины, подтащил поближе к свету одну из туш и начал сди­рать с неё шкуру. Поскольку данмер остался сидеть поблизости, норд, чтобы поддержать бе­седу в свою очередь спросил его:
— Ты давно работаешь на шахтах?
— Этой шахте всего-то несколько лет, но я руду добываю уже больше века. Мы скоро дойдем до места, где туннели уже заходят глубоко в толщу скалы. Люди кашляют и жа­луются на спертый воздух. Я с таким уже встречался. Нам нужны лекарства, чтобы бороться с рудной пылью. Я собирался попросить помощи в Виндхельме.
— Я могу доставить это послание, — предложил Лакир. Коль скоро ему так и так везти мясо на продажу и тянуть с этим нельзя, чтобы не испортилось, отчего бы не помочь людям?
— Спасибо. Отнеси это Квинту в «Белый флакон», — эльф вынул из-за пазухи за­писку и протянул её норду. На молчаливый вопрос парня данмер согласно кивнул, и тот, раз­вернув листок, быстро пробежал его глазами. В письме говорилось:
«Квинт,
Нам необходимы ещё лекарства. Добывать руду становится всё сложнее, и чем глубже мы копаем, тем сильнее рабочие страдают от кашля и болей в лёгких.
Сондас Дреним».
Лакир спрятал бумагу и, памятуя как пропала записка Идгрод Младшей, перепро­верил, не выпадет ли она случайно. В знак признательности за предложенную помощь, дан­мер решил дать норду небольшой совет:
— По пути в Виндхельм можешь заехать в Рощу Кин. Это посёлок, вроде нашего, недалеко от города. Там есть таверна «Деревянное кружево», может, часть мяса удастся про­дать хозяйке.
Оказалось, что Аннеке внимательно прислушивалась к их разговору, потому как тут же раздался её голос:
— Если хочешь добраться до Рощи Кин, не сходи с дороги. По пути есть несколь­ко опасных пещер.
Услышав незнакомое прежде название, напрямую связанное с его богиней-покро­вительницей, Лакир счёл это указанием свыше, пренебрегать которым было бы неразумно, и благодарно кивнул Сондасу и Скалолазке.
Данмер так же предложил на время разместить его добычу там, где жители Чёрно­го Брода хранили припасы, а в дорогу взять имевшуюся в распоряжении рабочих тележку, поскольку просто на лошади всего не увезти.
— Оставишь её потом владельцу конюшен, что у городских ворот, — сказал он. — Уландил — отличный малый, на редкость вежливый и отзывчивый для альтмера. Он найдёт способ с оказией оправить повозку обратно. Думаю, даже денег не запросит.
Таким образом разрешилась ещё одна проблема, над которой Лакир уже понемно­гу начинал ломать голову. А ответная услуга, о которой просил данмер, практически не стои­ла ему труда.
Хотя болезнь не возвращалась, события последних суток отняли у норда слишком много сил. Он опять чувствовал себя усталым, полученные раны не сильно, но назойливо на­поминали о себе. Так что, закончив разделку одной из туш, остальные он решил оставить на завтра, а сегодня пораньше улечься спать.
Лакир отмылся от волчьей крови, и принялся неспешно обрабатывать следы ког­тей и зубов, не прячась от взглядов, но стараясь не слишком привлекать внимание.
Этим вечером Аннеке больше не пыталась заговорить с Лакиром и вообще держа­лась поодаль, зато следила за ним почти безотрывно. Странно, но она казалась печальнее и задумчивее, чем обычно. Его раны не ускользнули от глаз бывшей искательницы приключе­ний, как не укрылись и от взгляда Сондаса, который при виде них беззвучно присвистнул.
Данмер из деликатности подождал, пока норд наложит последнюю повязку и на­тянет рубаху, и лишь тогда вновь заговорил с ним.
— Когда думаешь ехать?
Лакир мельком взглянул на сваленных грудой волков и, понимая, чем вызван во­прос тёмного эльфа, ответил:
— Завтра разделаю оставшихся, переночую, а с утра — в дорогу, — с этими сло­вами он забрался в палатку, чтобы улечься спать.
Сондас кивнул, и отошёл. Похоже, лекарства были нужны на Чёрном Броде поза­рез. Его бы воля — отправил бы гонца немедля, но торопить норда он не мог. Не предложи тот помощь сам, неизвестно, когда ещё удалось бы найти посланца. А вернее всего, данмеру пришлось бы ехать самому. Теперь же самое позднее послезавтра письмо будет доставлено в Виндхельм.
Следующий день Лакир посвятил разделке оставшихся туш и подготовке всего необходимого, чтобы, переночевав, спозаранку выехать к Роще Кин. Заодно его тело получи­ло необходимый отдых, чтобы хорошенько залечить полученные раны. Да и ноге время про­ведённое в покое пошло на пользу. Когда всё было готово к завтрашнему отъезду, норд взялся за книгу. Чтение помогло скоротать вечер.
Хрефна плескалась в озере вместе с Деркитусом, оба выглядели совершенно счастливыми, так что Лакир лишний раз убедился, что не стоит брать ящера в попутчики — его место здесь, и он им вполне доволен.
Взор норда обратился на запад, к Вайтрану. Он украдкой нашарил в сумке амулет Мары и некоторое время задумчиво смотрел на круглый медальон, удобно улёгшийся в ла­донь. Затем, словно очнувшись, тряхнул головой и убрал его обратно. В ближайшее время его путь лежал совсем в другую сторону — к Виндхельму.
Парень вновь пораньше лёг спать, чтобы как следует отдохнуть и выехать с рассветом. Он заранее простился с шахтёрами, на случай, если утром не доведётся увидеться. Норд видел уже, наверное, третий сон, когда лагерь наконец затих и погрузился в сонное без­молвие, нарушаемое лишь звуками ночной природы.
Лакир проснулся от внезапного ощущения чьего-то присутствия. Было темно, красноватые отблески прогоревшего костра не могли рассеять ночную мглу. Парень нащупал орочий нож: когда лежишь в палатке от молота мало проку, и затаился, притворяясь спящим.
Кто-то проворно и бесшумно скользнул к нему, он ощутил горячее, взволнованное дыхание, сильные руки обвили его шею, упругое тело плотно прижалось к нему, а в ухо про­ник жаркий шёпот Аннеке:
— Тсс... Это я... Не бойся...
Он выпустил рукоять ножа и повернулся к женщине, собираясь заговорить, но его губы тотчас оказались запечатаны долгим поцелуем. На мгновение она отстранилась от нор­да, но лишь для того, чтобы лихорадочно шепнуть:
— Молчи!.. Ничего не говори!..
Между тем, её руки дёргали и тормошили его и свою одежду, поспешно избавля­ясь от материи, разделяющей их тела.
Аннеке чуть приподнялась, пристально всматриваясь в парня, хотя в темноте было почти невозможно что-либо разглядеть. Растрепавшиеся косички щекотали ему лицо и шею. Она стянула с себя блузу и плотно прильнула к Лакиру. Её руки беззастенчиво проник­ли под его одежду, лаская жадно и требовательно. Чувственный жар, снедавший женщину, передался норду. Он освободился от уже расстёгнутой и развязанной одежды и рывком при­тянул бывшую искательницу приключений к себе. Она не противилась, безостановочно по­крывая его поцелуями везде, где только могла дотянуться.
Происходящее сейчас не было похоже на его обычные отношения с женщинами. Настойчивость шахтёрки пробудила в нём какую-то тёмную, животную страсть, требовав­шую немедленного утоления.
Тихо зарычав, Лакир помял её под себя, и Аннеке радостно отдалась свирепости зверя, которого сама призвала к жизни. Он сминал её, как одержимый гончар комок податли­вой глины, создавая очередное творение, а затем вновь разрушая его, чтобы переделать нано­во. И на исходе этого яростного созидания с губ женщины сорвался почти беззвучный торже­ствующий клич.
Вскоре оба, во власти сладостной истомы, расслабленно вытянулись на спальнике. Но, полежав с минуту, Аннеке вдруг отстранилась, отвернувшись от норда, и сжалась так, чтобы не соприкасаться с ним. Затем всё так же молча, торопливо путаясь в штанинах и рука­вах, натянула свою одежду и выскочила из палатки. Прозвучали лёгкие быстро удаляющиеся шаги, и Лакиру показалось, что он услышал чуть слышное рыдание, подхваченное ночным ветерком. Тихо хлопнула дверь домика, и над Чёрным Бродом вновь повисла тишина.
Норд недоуменно смотрел в сходящиеся над ним полотнища палатки, не понимая, какая муха вдруг укусила Аннеке. Он был уверен, что их близость доставила ей немалое удо­вольствие, но тогда почему она вот так сбежала?.. Почему вообще решила прийти?.. О чём плакала (если только ему это не померещилось), когда сама же не просто хотела — требова­тельно добивалась произошедшего?.. Порывшись в памяти, Лакир припомнил, что этим вече­ром жена Вернера вела себя иначе, чем всё последнее время. Печальная задумчивость исчез­ла, понурые плечи расправились, она поглядывала на всех едва ли не с вызовом... Но и это воспоминание нисколько не помогло парню понять, что же всё-таки с нею случилось.
К тому же мысли его начали путаться, сон, так бесцеремонно изгнанный Аннеке, вновь заявлял на норда свои права. Проваливаясь в дрёму, он решил, что шахтёрке просто по­пала под хвост вожжа, и ломать голову, пытаясь растолковать женскую блажь — себе дороже.
На утро Лакира ждали другие заботы, и ночной визит Аннеке Скалолазки истаял в его памяти, как смурное сновидение. Быстро перекусив, он впряг Роки в одолженную повоз­ку и, пренебрегши советом бывалой искательницы приключений, не выбираясь на дорогу, двинулся через вулканическую тундру к Роще Кин.

 

Глава 44. Роща Кин

Роща Кин

Остались позади высокие ели Чёрного Брода, с утра украсившиеся тонкими пау­тинками, унизанными бусинками росы. Солнце, поднимавшееся навстречу путнику сквозь зябкий слоистый туман, причудливо смешивавшийся с паром горячих источников, казалось огромным, но тусклым. Вулканическая тундра, подсвеченная им, была скорее похожа на зага­дочный план Обливиона, принадлежащий какому-то эксцентричному любителю прекрасного, нежели на обычный пейзаж Нирна.
Лакир не торопил Роки, вдумчиво выбирая участки поровнее, чтобы не пришлось потом возиться с застрявшей повозкой или поломанной осью. По мере того, как солнце ка­рабкалось вверх по небосклону, туман редел и капельками оседал на волосах, одежде и сбруе. С улучшением видимости двигаться стало проще, и лошадь без всяких понуканий по­шла веселее.
Проезжая мимо очередного озерца, норд вдруг вспомнил о своём намерении иску­паться в здешних источниках, о котором он напрочь забыл под грузом бед и забот, свалив­шихся на него. И ведь даже сейчас было не до этого... Парень с неудовольствием покачал го­ловой. В последнее время на одно завершённое дело или выполненное намерение приходи­лось по меньшей мере два-три отложенных на неизвестный срок. Такое положение дел его совершенно не радовало. Живя на ферме он привык к размеренному труду, привык намечать себе задачи по силам, рассчитывать сколько времени уйдёт на их решение и не хвататься за другое прежде, чем покончить с одним. Сумбур, воцарившийся при его нынешним образе жизни не мог не раздражать. Эти мысли занимали Лакира уже не в первый и едва ли в по­следний раз, но выхода он пока не видел. Только браться и доделывать то, во что хватило ума ввязаться. Парень начал перечислять в уме, что и кому успел пообещать, и что собирался сделать сам. Выходило столько, что голова шла кругом... Додумать ему, как водится, не дали.
Сквозь истончившуюся пелену тумана норд различил в некотором отдалении тёмные тени, неотступно следующие за повозкой. Ему не составило труда догадаться, что это волки, привлечённые запахом мяса из тележки. Смутно мелькающих хищных силуэтов было немного, всего два или три. Но и они могли доставить лошади, которую упряжка лишила сво­боды движения, и её хозяину немало хлопот.
Решение пришло почти мгновенно. Распрячь Роки было делом пары минут, после чего Лакир вскочил на неё верхом и направил в сторону волков. Зная повадки серых разбой­ников, парень был убеждён, что они, почуяв добычу, уже не отвяжутся, а посему предпочёл напасть первым. Голодные звери попытались обойти всадника и приблизиться к источнику манящего запаха пищи, но встретили жёсткий отпор. Вскорости груз, который предстояло везти кобыле, пополнился двумя волчьими тушами, а сама она, целая и невредимая, опять очутилась в оглоблях. Хозяин сочувственно потрепал лошадь по холке, и упряжка вновь сдвинулась с места.
К радости норда, впереди завиднелась соломенная крыша таверны, возвещавшая довольно скорое прибытие в Рощу Кин. От дороги, ведущей в Виндхельм, к маленькому по­селению, расположенному не слишком высоко на склоне горы, отходило небольшое ответв­ление. Двигаясь по широкому наезженному тракту, его вполне можно было проглядеть, если не знать о том, что совсем рядом приютился крохотный шахтёрский городок. Зато со стороны тундры, откуда приближался Лакир, подъём, упиравшийся прямо в крыльцо гостиницы, про­сматривался очень хорошо.
Едва дорога стала забирать вверх, парень пошёл следом за повозкой, чтобы в слу­чае чего приналечь плечом и подсобить Роки. Но его помощь не понадобилась. Уклон был небольшим, и вскоре тележка, перевалив через дорожный горбыль, начала спускаться к крыльцу постоялого двора и наконец остановилась перед ним. Снизу ко входу в таверну вёл ещё один подъём, гораздо более крутой, чем тот, по которому втащила свой груз Роки. Лакир порадовался, что путь через тундру не вывел его на эту дорогу. Проследив глазами её направ­ление, путник увидел на обочине аккуратный курятник, возле которого деловито рылись в пыли крупные упитанные куры. Птицы выглядели на диво ухоженными и спокойными. И это при том, что по пути, совсем неподалёку отсюда, норду попалось несколько лисиц. Очевид­но, здесь хорошо заботились о домашней живности, что заранее расположило норда к хозяе­вам заведения.
Конюшня, притулившаяся позади постоялого двора, также произвела на парня благоприятное впечатление. Она была чистой и уютной, способной надёжно защитить лоша­дей от ветра и непогоды. Роки, выпряженная из повозки и заведённая в стойло, сразу заметно повеселела. Убедившись, что его любимица довольна, Лакир пошёл в таверну, чтобы предло­жить владельцам свой товар и заодно купить для лошади обещанное лакомство.
За стойкой стояла темноволосая нордка с добрым, но усталым и немного груст­ным лицом, ещё не утратившим остатки былой красоты. Иддра, так звали хозяйку «Деревян­ного кружева», радушно встретила Лакира предложением отдохнуть с дороги, перекусить и промочить горло. С благодарностью приняв из рук трактирщицы кружечку можжевелового мёда, парень заговорил о деле.
Женщина вышла из-за стойки, чтобы самолично осмотреть товар. Её походка сохранила лёгкость и стремительность, а фигура — стройность, в чём гость получил возмож­ность убедиться.
Иддра согласилась купить только часть мяса — Роща Кин не была особенно бой­ким местом. Сюда лишь изредка заходили паломники или пилигримы, да авантюристы всех сортов и мастей. Шахтёры же, хоть и столовались зачастую в «Деревянном кружеве», а в остальное время здесь же закупали продукты, едва ли стали бы налегать на волчатину с мед­вежатиной. Вот будь среди них побольше нордов...
— Ничего, в Виндхельме ты легко распродашь остальное, — утешила Лакира женщина, хотя он в этом вовсе не нуждался. И всё же искреннее участие, прозвучавшее в её голосе, по-настоящему тронуло его. Он кивнул, соглашаясь с трактирщицей, купил пару соч­ных яблок и отнёс их Роки, которая по достоинству оценила угощение. Затем вернулся в та­верну и, с позволения хозяйки, устроился возле входа разделывать убитых по пути волков, то и дело перебрасываясь с нею словечком-другим.
Так, между делом, парень выяснил, что трактирщица замужем за владельцем шах­ты «Горячий пар», фактически главным человеком в поселении. Впрочем, женщина упомяну­ла об этом без всякой гордости и заносчивости. А печальные нотки, то и дело мелькающие в её голосе, заставили норда предположить, что её брак трудно назвать счастливым. При том у него сложилось впечатление, что своего мужа — Кьельда Старшего — она любит. Остава­лось только дивиться, из-за чего могло быть неудачным это замужество, при её-то внешности и характере? Ведь тот, кто сумел заполучить такую жену, должен бы неустанно благодарить судьбу и беречь её как зеницу ока. Этого норд от неё так и не узнал, зато понял, что немалую долю радостей, забот и тревог добавляли в жизнь Иддры и двое детей: сын подросток — Кьельд Младший и меньшая дочь Фроа.
Впрочем, не только семейные дела заставляли трактирщицу озабочено хмуриться. Проникнувшись за время беседы доверием к Лакиру, она на минуту забыла о том, что тот только что приехал, да и прежде не бывал в здешних местах. Поэтому, тяжело вздохнув, ска­зала как старому знакомому:
— Бедный Рогги. Если хочешь его поддержать, угости его медом. Он его любит.
— Кто такой Рогги? — удивился парень. Он впервые слышал это имя, так что с чего и в чём ему следовало поддержать упомянутого Рогги, кроме, разве что, любви к мёду, для него было полнейшей загадкой.
— Он уже давно в Роще Кин. Отличный рассказчик. Знает, как поддержать на­строение, — с воодушевлением пустилась в объяснения женщина, но тут же осеклась и грустно добавила: — Он мне задолжал много денег за выпивку. Я ему говорю, чтобы забыл и не волновался, но он упрямый... настоящий норд. У этого дурня нет денег, чтоб мне запла­тить, поэтому он ужасно переживает, хочет напиться — и так до бесконечности.
— Может, мне стоит с ним поговорить? — спросил Лакир, тщетно стараясь скрыть улыбку, вызванную цикличностью проблем завсегдатая «Деревянного кружева».
— Если скажешь ему, что я простила ему все долги за выпивку, мне точно будет полегче, — снова вздохнула Иддра.
Лакир решил, что от него не убудет, если он разыщет этого Рогги и передаст ему слова трактирщицы. С одной стороны, проблема не стоила выеденного яйца, с другой, теку­щее положение дел явно доставляло добродушной и симпатичной Иддре лишнюю головную боль. Закончив разделывать волков, парень вышел из «Деревянного кружева» и неторопливо прогулялся до шахтёрского лагеря. В целом, быт рудокопов не сильно отличался от виденно­го им на Чёрном Броде. Те же крытые шкурами палатки, небольшой огородик, обнесённый плетнём, костёр для тепла и приготовления пищи, когда нет денег или охоты есть в таверне, колода для рубки дров да в сторонке отхожее место — вот и всё.
Поселение было почти безлюдным, лишь на пеньке неподалёку от костра сидела немолодая данмерка, закутанная в синюю робу с капюшоном, бросавшим тень на лицо, покрытое искусно выполненными татуировками. Лакир заговорил с ней, чтобы узнать, где найти Рогги, и избежать ненужных поисков.
Женщина отозвалась вполне доброжелательно, не проявив ни малейшей заносчи­вости, какую молва приписывала всем мерам без исключения. Со своей стороны, парень мог уже назвать немало эльфов, державших себя просто и естественно, и был склонен считать, что слухи об их гордости и нетерпимости во многих случаях являются преувеличением. Дан­мерка назвалась Дравинией Резчицей, хотя сочетание собственного имени с клановым или же с прозвищем обычно характерно для нордов. Поскольку она не отказывалась поддержать раз­говор, Лакир спросил, как и намеревался:
— Не подскажешь ли, где мне искать некоего Рогги?
— Если не ошивается в «Деревянном кружеве», мороча Иддре голову всякими байками, то наверняка ты найдешь его в шахте. Шахта «Горячий пар» — выше по склону. Я и сама лишь недавно вышла оттуда передохнуть, скоро надо возвращаться — работа ждать не будет. Шахта всегда на грани обвала. Хорошо, что я тут, содержу её в порядке.
— Что ты делаешь в Роще Кин? — заинтересовался норд. На шахтёрку тёмная эльфийка нисколько не походила, да и на рабочих, что ладят крепи в рудниках — не более. Тем не менее, если он верно истолковал её слова, каким-то образом она имела отношение и к тем и к другим.
— Любишь нос везде совать, а? — добродушно усмехнулась женщина. — Я была магом в Морровинде. Здесь мои таланты пригодились в шахтах, я помогаю обезопасить тун­нели от обвалов. Клянусь Азурой, ну и пекло там бывает. Я из морозной соли делаю зелье, чтоб хоть как-то жару терпеть. Вот соль и кончилась.
— Я постараюсь найти для тебя эту морозную соль, — предложил Лакир, припо­миная, что вроде бы эта самая соль завалялась среди накопленных им ингредиентов. Откуда она у него взялась, он и сам уже точно не помнил. Вероятнее всего, была прихвачена в каче­стве трофея во время какой-нибудь вылазки. Однако, прежде чем обещать, следовало убе­диться, не продал ли он её по случаю кому-то из алхимиков.
— Если тебя не затруднит, то почему и нет. Думаю, как вернешься, я могла бы по­учить тебя Изменению — бесплатно, — отозвалась Дравиния.
Обучение магии по-прежнему не привлекало норда, в отличие от возможности помочь шахтёрам. И без того жизнь и работа рудокопов — далеко не мёд, хотя многие из них искренне любят своё дело. По такому случаю, парень решил не тянуть и, если получится, сразу же покончить с этим делом. Он вновь зашёл в таверну, порылся в поклаже, вынул акку­ратно упакованную щепотку морозной соли и вернулся к Дравинии.
— Вот твоя морозная соль. — заявил он, протягивая ей свою находку. Наконец-то хоть кому-то он мог отдать искомое, сперва не рыская по свету в поисках, а после не выбирая времени заехать-завезти. Данмерка была приятно удивлена, так скоро получив необходимый ей ингредиент:
— Смотрите-ка, кое-кто умеет держать свое слово. Я впечатлена. Давай, я тебя научу кое-чему о магии Изменения. Уж этого ты заслуживаешь.
Каждый благодарит за помощь как может, не все могут расплатиться деньгами или действительно необходимыми сведениями или предметами. Из чистой вежливости норд вни­мательно выслушал наставления Резчицы, хотя справедливо полагал, что не найдя примене­ния, они понемногу безвозвратно забудутся. Когда неожиданный урок был окончен, Драви­ния Резчица не без изящества поднялась с широкого пня, оправила робу и, повернувшись к Лакиру, произнесла:
— Мне пора возвращаться в шахту. Если ты ещё не раздумал разыскивать Рогги, можем пойти вместе. Скорее всего, ты найдешь его там.
Шахта «Горячий пар» находилась совсем недалеко, хотя вход не был виден от посёлка. Это объяснялось тем, что его скрывал широкий выступ скалы. Возле неё, как и ря­дом с таверной, околачивался стражник, в доспехах Братьев Бури, не давая забыть, что Лакир всё ещё находится в Истмарке — сердце мятежного Скайрима. У деревянных ворот, ведущих в толщу горы, стояла тележка с малахитовым слитками и кусками руды.
Даже не взглянув на охранника, данмерка с достоинством прошествовала ко входу и, открыв ворота, пропустила Лакира внутрь. По обе стороны коридора трудились две им­перки, очевидное сходство в чертах которых выдавало близкое родство. Они были бы похожи ещё больше, если бы не совершенно разные выражения лиц. У одной были сердито сдвину­тые брови, а у губ застыла брюзгливая складка, свидетельствующая о сварливости характера. Зато другая на вид казалась доброй и немного застенчивой, чтобы не сказать — робкой.
Дравиния прошла дальше, и Лакир последовал за ней. Вскоре проход раздался до размеров небольшой комнаты, а затем разделился на два почти параллельных коридора. В широкой части вдоль стены стоял крепкий стол с оснащённым краном бочонком, в котором могло находиться что угодно, начиная от воды и заканчивая крепким вином или бренди. За столом, спиной к вошедшим сидел тот, кого разыскивал Лакир. Светлые волосы шахтёра, по­чти достигающие лопаток, были зачёсаны назад и собраны в хвост.
— Рогги, хватит прохлаждаться. К тебе пришли, — окликнула его Дравиния и, обернувшись к следовавшему за ней парню, прибавила: — Вот тебе Рогги Брода Узлом соб­ственной персоной. А мне нужно дальше в шахту.
С этими словами данмерка углубилась в левый из проходов. Рогги развернулся к вошедшему, перекинув ноги через скамью и дружелюбно уставился на незнакомое лицо. Ла­кир, в свою очередь, тоже разглядывал того, с кем предстояло иметь дело.
Сидящий, светловолосый и румяный норд, был примерно одних с ним лет. Бороду он завязывал узлом, оправдывая прозвище, озвученное Дравинией. Под усами прятался ши­рокий рот с яркими полными губами, привыкшими улыбаться. В выражении лица читалась смесь простодушия и житейской хитрости. Словом, на первый взгляд узлобородый произвёл на Лакира вполне благоприятное впечатление. Шахтёр первым нарушил молчание:
— Если у тебя есть выпивка — добро пожаловать! А даже если и нету! — он ши­роко улыбнулся, вызвав у Лакира ответную улыбку.
Представившись, и обменявшись с новым знакомым парой фраз, продиктованных обычаем, посланец трактирщицы без околичностей перешёл к делу, по которому явился.
— Иддра просит тебя забыть о том, что ты ей должен, — просто сказал он, в глу­бине души опасаясь, как бы эти слова не задели шахтёра. Сам будучи нордом, парень пони­мал, что это весьма вероятно. Так оно и вышло.
— Я кто, по-твоему, попрошайка? Моя семья всегда отдавала все долги до послед­ней монеты — ещё со времен Тайбера Септима, — вскинулся Рогги, с подозрением глядя на Лакира: не вздумает ли тот насмехаться над ним. Однако последний уже напустил на себя ду­шевно-простодушный вид, не раз выручавший его в прошлом, положил руку на плечо узлобородому, по-приятельски улыбнулся и примирительно произнёс:
— Перестань упрямиться, не обостряй ситуацию.
Не заметив в тоне и словах приезжего ни малейшего намёка на насмешку или оскорбление, Рогги Борода Узлом остыл так же быстро, как вспыхнул. Немного поразмыслив, он проговорил:
— Твоя правда. Не пристало норду отвергать щедрость доброй души. Это уже гор­дыня. Скажи Иддре, что у меня всё будет хорошо.
Лакир с облегчением вздохнул, радуясь, что удалось договориться с упрямым должником, и отправился к выходу. Навстречу ему попалась одна из имперок, та, что на вид обладала более лёгким нравом. Она, шурша юбками, торопилась в глубину шахты. Норд не придал этому значения, но стоило поравняться со второй, как та окликнула его:
— Эй, парень! Подойди-ка на минутку.
Голос у неё оказался под стать внешности — резкий, пронзительный. «Такая на­чнёт пилить — жизнь не мила станет», — подумалось парню. Правда, подзывая его, имперка постаралась сколько могла смягчить тон, так что Лакир сделал пару шагов в её направлении.
Та ободряюще улыбнулась ему так, что стало очевидно — некогда ей случалось очаровывать мужчин, причём не без успеха. Видать, она знавала лучшие дни. Пожалуй, кра­сивой норд бы её не назвал... Хотя... если принарядить, смыть рудную пыль да поправить раз­валившуюся причёску, то привлекательной — вполне.
— Я не видала тебя здесь прежде, — продолжила женщина, — Ты пришёл нани­маться к Кьельду в работники?
— Да нет, так, заехал по пути в Виндхельм, почти случайно. Ну и дела кое-какие уладил заодно.
Его ответ почему-то понравился имперке. Было заметно, как расслабились прежде напряжённые плечи, а улыбка засияла ярче, почти стерев признаки нелёгкого характера.
— Меня зовут Джемма Уриэль. Мою сестру, Ганну Уриэль, ты только что встре­тил.
Сейчас, глядя на неё, Лакиру сложно было поверить, что она недавно показалась ему злобной и склочной. К тому же оказалось, что Джемма вовсе не прочь закрутить ми­молётный роман с одним из жителей Скайрима.
— Видишь ли, Кьельд женат... — вкрадчиво объясняла имперка, — Само по себе это бы как раз ничего, да и он не прочь, но Иддра неплохая женщина, словом — не стоит... Его сын ещё слишком юн... — при этих словах её глаза хищно сверкнули, а губы на миг пло­тоядно изогнулись, заставив норда усомниться, что это для неё такое уж препятствие, — Ну, а Рогги... — она помолчала, поморщилась и, наконец произнесла: — Будем считать, что Рогги просто не в моём вкусе.
Всё это она говорила, увлекая Лакира за собой в выдолбленное в стене углубление и ловко задирая многослойные юбки. Парень не заставил себя долго упрашивать, особенно после горячего шёпота, преисполненного кокетства, который проник ему в самое ухо:
— Говорят, норды очень сильны... Мне хотелось бы самой в этом убедиться...
Лакир постарался не посрамить славы соплеменников, и, судя по восторженно- прерывистому дыханию Джеммы, ему это вполне удалось.
Впрочем, едва они разомкнули объятия, стало похоже, что первое впечатление норда о сварливости и неуживчивости её характера было совершенно справедливым, и жен­щина ненадолго обуздала свой норов лишь в надежде получить удовольствие. Теперь же она выплеснула накопившееся раздражение, поделившись им со случайным любовником:
— Я вообще бы тут не оказалась, если бы не моя идиотка сестра. Поверить не могу, она дотащила меня аж до этой снежной дыры. Я бы лучше мыкалась в Сиродиле, чем тут.
Лакиру не слишком-то понравилось то, как Джемма отзывалась о его родине. И ещё меньше — слова и тон, какими имперка говорила о родной сестре. Пожалуй, с возрастом она даже Олду с Фрабби за пояс заткнёт... Вот Ганна, вроде бы, дело другое... Хотя, если она и впрямь «затащила» свою сестрицу в Скайрим, и та не просто валит свои неудачи с больной головы на здоровую, то характер у обеих ого-го. Не вдруг решишь — у кого круче.
До поры норд не стал над этим задумываться и заторопился в «Деревянное круже­во», доложить Иддре об успехе возложенной на него миссии. Он застал её в одиночестве и потому чуть ли не с порога заявил:
— Рогги больше не будет жаловаться на жизнь.
— Хорошо, что он перестанет ныть про свои долги, — с искренним облегчением улыбнулась женщина. — Рогги заложил несколько вещей, когда у него ещё было что закла­дывать. Забирай их.
С подобным Лакир встретился впервые: мало того, что должнику прощают его долги, так ещё и тому, кто в этом помог, отдают то немногое, что можно было удержать в ка­честве оплаты. Впрочем, казалось, что сапоги и топорик, принадлежавшие узлобородому, жгли женщине руки, и она была счастлива избавиться от них. Отдав парню бывшее имущество Рогги, Иддра вдруг спросила:
— Мой муж тебе уже встречался? Прости... иногда он бывает грубоват.
— Нет, я его не видел, — честно ответил Лакир, успокоив хозяйку «Деревянного кружева» на этот счёт. Видя, что он собирается в дорогу, Иддра ненавязчиво посоветовала:
— Ты бы не спешил ехать — время-то к обеду. Подожди малость. Поешь тут и как раз в город поспеешь, как все к делам вернутся. Выедешь сейчас — и сам без обеда оста­нешься, и ещё многих торговцев ждать придётся. Да и трактирщикам в обеденную пору не до торговли — знай успевай поворачиваться.
Норд признал справедливость её речей и в ожидании трапезы достал книгу, кото­рую через пару страниц пришлось отложить из-за поднявшегося шума. Таверна, до этого ти­хая и почти пустая, враз стала многолюдной. Работники с шахты «Горячий пар» наводнили общий зал. Дравиния скромно уселась в уголке. Сёстры Уриэль примостились за столом не­подалёку от двери, то и дело поглядывая в сторону Лакира и о чём-то переговариваясь. Рогги прошёл за стойку и принялся помогать Иддре. Кроме них приезжий разглядел ещё двоих: осанистого норда с внушительными пшеничными усами и полноватого ржаво-рыжего маль­чишку-подростка, здорово смахивавшего на него. Видимо это и были муж и сын трактирщи­цы, Кьельд и Кьельд Младший. Зато её дочь Фроа ему увидеть не удалось. Видимо девчонка не пришла к обеду и, судя по безмятежному виду Иддры, это было в порядке вещей.
Стоило Лакиру дождаться своего обеда и приняться за еду, как к нему подсел Рог­ги. Взглянув на кружку нордского мёда, стоящую перед приезжим, шахтёр мечтательно вздохнул:
— Однажды, еще мальчишкой, я побывал на Рифтенской медоварне. Ох, если бы я так умел.
Памятуя, что о вкусах не спорят, Лакир лишь слегка пожал плечами:
— Мне больше по вкусу мёд с медоварни Хоннинга, или можжевеловый. Ну и обычный, если сварен на совесть, тоже очень неплох.
Но Рогги не удовлетворился таким ответом, а начал с жаром доказывать свою правоту, приводя такие аргументы, что его собеседник, по прежнему не готовый с ним согла­ситься, но не желавший ввязываться в спор, даже удивился:
— Откуда ты столько знаешь о мёде?
— Изучаю всю жизнь, можно сказать. Лучший мед — из Рифтена, но там я не был много лет. Умеешь его варить? Это... мягко скажем, непросто. Уж поверь.
Лакир снова неопределённо пожал плечами. Медовуху, которую можно пригото­вить в домашних условиях, он варить умел и вполне неплохо, но если об этом упомянуть, этот Борода Узлом может прицепиться, доказывая, что это и вовсе не мёд. Удовлетворённый его молчанием, Рогги завёл речь о других, не столь принципиальных для него вещах, и слово за слово норды разговорились.
— Ты из Рощи Кин? — спросил Лакир нового знакомого.
— Да. Я немного путешествовал, но всегда возвращался в Рощу Кин. Мой клан одним из первых тут поселился. Легенда гласит, что мой предок Ленне нашел шахту, когда полез в темную пещеру, чтобы облегчиться. Слишком много меда выпил. Конечно, есть и другая история о том, как Ленне потерял фамильный щит в другой пещере. Тут уж смотря кому верить.
— Твой фамильный щит валяется где-то в пещере?
— Ну, так говорил мой дед. Он клялся, что легенда правдива, даже нашел пещеру, в которую пошел старый Ленне. Если найдешь его, я покажу тебе несколько боевых приёмов моего клана. Они все связаны с работой щитом.
Лакир призадумался. Если уж он взялся и помог редгарду Амрену вернуть меч, похищенный разбойниками, то тем более следовало помочь вернуть фамильный щит со­брату-норду. Тем более, что разговорчивый и жизнерадостный Рогги Борода Узлом пришёлся ему по нраву. Захоти тот бросить оседлую жизнь, пожалуй добрый бы попутчик вышел. С та­ким балагуром любая дорога — вдвое короче, не то что Бенор, с которым не больно-то разго­воришься. Правда Рогги — не воин, даром что унаследовал знание боевых приёмов со щи­том, не имея такового. Так разве ж воином был он сам, когда его жизнь вдруг пошла напере­косяк?.. От расторопности и сообразительности узлобородого вполне может оказаться больше проку, чем от боевых навыков «лучшего воина Морфала». Как бы то ни было, Лакир не видел большой беды в том, чтобы, разобравшись с более насущными делами, отправиться выручать щит Рогги. Коль скоро его до сих пор никто не отыскал, так и ещё немного полежит там, где посеял его старик Ленне. Расспросив нового знакомого, парень выяснил, что утра­ченная реликвия должна находиться в месте под названием Ансилвунд, в горах юго-вос­точнее Рощи Кин, почти на полпути от неё до Рифтена.
Он пообещал Рогги при случае заняться поисками его семейной реликвии и под­нялся, собираясь поскорее выехать в Виндхельм. Узлобородый не стал задерживать Лакира и заговорил с Кьельдом, сидящим неподалёку.
По пути к выходу парень увидел, что сёстры Уриэль поспешили покинуть таверну. Он не придал этому значения, но оказалось, что они поджидали его снаружи. Джемма держа­лась чуть позади, зато Ганна стояла возле самого крыльца, облокотившись на перила. Пока Лакир представлял её этакой тихоней, над которой главенствует сварливая родственница, ему это могло бы показаться странным. Но после сетований Джеммы, он взглянул на вторую жен­щину несколько иначе. И всё же, благодаря мягкому выражению лица и приятному голосу, который он расслышал сквозь шум обеденного зала, Ганна казалась парню симпатичнее се­стры, с которой он провёл-таки несколько приятных минут.
Норд был вполне готов к тому, что Ганну смутит, а может и оскорбит недвусмыс­ленное предложение уединиться с ним. Однако он решил всё же попытать счастья. Имперка не стала отказываться и вообще выглядела весьма довольной, но всё же оглянулась на сестру. Меньше всего это движение было похоже на попытку испросить позволения или же изви­ниться. Скорее в нём прослеживался вполне практичный вопрос: «А с тобой-то что делать?»
— Если не знаете, как меня поделить, можем пойти втроём, — усмехнулся норд. Его собеседница приподняла бровь и взглянула на Джемму. Та кивнула.
— Тогда пойдём в шахту. Остальные ещё не скоро вернутся с обеда, — решитель­но заявила Ганна и, не дожидаясь ответа, устремилась вверх по тропе.
Лакир последовал за ней, следом зашуршали юбки её сестры. Очутившись в шахте, девушки быстро сбросили одежду и едва ли не набросились на норда. Но хотя их лас­ки были жаркими, тела — красивыми, а лица — хорошенькими, даже мимолётного желания увидеть одну из них своей женой у него не возникло. Вот и ещё одно поселение он посетил, не найдя никого, кто заставил бы померкнуть в его сердце образ вайтранской трактирщицы.
Воспоминание о Хульде вызвало жгучее желание поскорее покончить с делами и снова повидаться с ней. А для этого сейчас нужно было живее отправляться в Виндхельм — мясо-то свежее не становится... Парень невольно усмехнулся про себя: хорош, нечего сказать, мало того, что проводя время с двумя миловидными девицами, в мыслях унёсся к другой, так ещё и о торговых делах пораздумался. Приходилось признать, что сёстры Уриэль ни вместе ни порознь не способны заставить его позабыть обо всём на свете, в отличие от той, кого он только что вспоминал. А коли так, раз уж они получили от него, что хотели, пора и честь знать. Он распростился с имперками поспешнее, чем собирался, и заторопился на конюшню, где ждала его Роки.
Парень уже успел запрячь кобылу и вывести её на дорогу, когда навстречу ему по­пались жители Рощи Кин, возвращающиеся в шахту. Он кивнул Рогги, махнувшему ему ру­кой, и с лёгким сердцем отправился по своим делам.

 

Ещё портреты. Изольда, Джонна, Садия.

Изольда

 

Джонна

 

Садия

Сообщение отредактировал Joke_p: 15 октября 2018 - 16:51

[Thea]

Ну вооооот, я только привыкла к моей новой любимой книжке, а теперь придётся ждать продолжение... *хнык* Да нет, ничего страшного, конечно же, что дальше ты пока не написала. Я вообще очень рада, что ты уже столько много успела написать. Здорово, что поделилась с нами! Мне так и вовсе повезло, ведь я получила именно то, что мне сейчас хочется читать.

Кстати, читая, всё думаю о том, что ведь кто-то мог так биографию Лакира написать. Пока он не отличился глобальными подвигами, но уже ведь многим помог. Кто знает, кто его личностью однажды заинтересуется и отправится по Скайриму собирать о нём информацию. Так и вижу какого-нибудь юнца, идущего по стопам Лакира. Поговорить с теми, кто знал норда в лицо, посмотреть на места, где он бывал...

Так вот, ты не торопись из-за меня, я подожду продолжения. Как дочитаю то, что есть, буду играть опять в Скайрим. Может и отправлю кого "по стопам Лакира" А пока ещё три главы осталось 

 

Наверное, самая противная тварь в игре - это жуткое насекомое фалмеров. Когда первый раз с ними столкнулась, едва не завизжала. Бедный Лакир, не завидую ему.

Порадовало описание фалмеров, кстати. В игре с ними приходилось сражаться, а потом разглядывать и особо задумываться как-то не хотелось. А тут со стороны можно было посмотреть на них, да ещё глазами того, кто впервые сталкивается с подобными существами.

 

 

К его удивлению, на зачаровательном столе лежала книга. Для чего она могла по­надобиться слепцам? Разве они могли её прочесть?

Как-то не задумывалась над этим, но... Правда, зачем им книги? Может, от кого другого осталось? Или они видят, но не как мы, а как-то иначе? Читают по запаху чернил

 

Ах да, мелочь в тексте нашлась. Пока не потеряла опять нужное место, сразу копировала.

Вот в этом месте:

Норд вернулся в зал подошёл к проёму и с порога заглянул в комнату зачаровате­ля. Почти под потолком он заметил смотровое «гнездо». Усмехнувшись про себя, парень шаг­ну внутрь, не сводя с него глаз — хороший повод проверить, не выскочит ли кто оттуда. Ожи­дания Лакира не были обмануты, и когда перед ним бесшумно приземлилась очередная по­луобнажённая фигура, её тут же поверг наземь удар эльфийского молота.

 

Буковка потерялась.

 

Ух ты, ещё портретики! Ну что сказать, Изольда тут точь в точь, какой она в этой истории предстала. Красотка и с типичным для неё выражением лица. Моя Изольда драная курица по сравнению с ней. Джонна темнее оригинала? Особо её не помню сейчас. А вот Садия такая милаха! Прелесть просто!

 

 

[Joke_p]

Ну, я всё-таки постараюсь пошустрее. Спасибо за пропавшую букву! В прошлых четырёх главах, кстати, вообще целое слово убежало...  Наткнулась и вернула его на место. Вообще, чем дальше, тем хуже у меня вычитан текст, начало-то читано-перечитано, а вот потом... очень много нахожу, запятых, падежей и прочего по мелочи.

Про биографию Лакира... а может, это кто-то из дальних родичей? Я "в свободное от жизни" время" отдельно писала историю его отца, до встречи с Фир, там у него в Сиродиле сестра осталась, и, по моим представлениям, у неё большая семья с множеством детей. Может, кто и отправился на поиски родни, с которой связь потерялась? Тоже тема, в общем-то.

 

Корусы, они и правда мерозопакостные. Правда, я пауков не люблю больше, но объективно эти ещё и похуже. А всех существ как раз интересно разглядывать глазами персонажей. Каждый ведь по-своему воспринимает увиденное. Книги, наверное, всё-таки остались чьи-то. Вряд ли они могут читать, если двемеры всю расу именно ослепили. А местный шрифт Брайля там вряд ли изобрели.

 

Джонна вообще очень темнокожая. Даже в оригинале у неё лямки платья практически сливаются с кожей, отчего оно кажется просто открытым сверху. А цвет кожи мы, вроде, и не меняли. Местами избыток грязи "смыли" некоторым, очень уж они зачуханными ходили, а так - волосы правили и всё. Садия мне тоже очень нравится. Не зря она Лакиру разобраться в ситуации с Изольдой помогала, получилась весьма такая хорошая.

[Thea]

Или я не проходила квест по спасению Деркитуса или просто забыла уже его совсем, но местами думала, что Лакир вновь обнаружит лишь его останки. Тем приятнее было, когда всё завершилось так хорошо. Славно они порыбачили!

А Аннеке я что-то совсем не понимаю. То так, то сяк, то с мужем обнимашки, а потом такое...

 

Вот недавно я говорила, что Лакир не напивается и его отношение к алкоголю куда разумнее, чем у лучшего воина Морфала, как он так легкомысленно себя повёл. Но всё же задумался сам над этим и вовремя остановился.

Кстати, к теме везения и его молитве к Кинарет. Что там за птички костяные были? В игре такого не помню, но понравилось, как он их из кости вырезал и как потом использовал.

 

Медведи... Хуже драконов. А тот, с кем Лакир сразился, едва не погибнув сам, так и вовсе жуткий. Ты ещё всё (как всегда!) так замечательно описала, что всё это приключение с медведем меня очень впечатлило. Такой сильный зверь, такая страшная картина в разрушенной хижине, такие последствия заражения... В игре нет запахов, что хорошо, если так подумать. Ладно пряные ароматы в таверне, да запахи свежей травы или снега. Но обглоданные кости.. брр..

И как Лакир потом отчаянно перебирался через реку. Словно сам чувствует этот холод, как покидают силы, но ты не сдаешься и пытаешься добраться цели. И после всего этого встречается такая вот дама. Мда. Её поведение - это просто нечто. Ей повезло, что она нарвалась на Лакира, другой бы ей потом не дров нарубил, а по заслугами бы наградил за такое гостеприимство. Вот точно что пирожок оказался несладким.

А Роки молодец! Не лошадка, а просто чудо ведь.

[Joke_p]

Или я не проходила квест по спасению Деркитуса или просто забыла уже его совсем, но местами думала, что Лакир вновь обнаружит лишь его останки.

Ну, всё-таки не может же всё и всегда быть так мрачно. Не все, пропавшие в Скайриме пропадают с концами, встречаются и исключения. Вот и встретилось, причём с рыбалкой очень удачно вышло. Никто ведь заранее не мог знать, что он на этого медведя там нарвётся.

Аннеке, судя по всему, разрывается между прошлым и настоящим, вот и творит беду всякую. Мне даже самой интересно, найдётся ли на разъяснение этой ситуации своя Садия, которая всё по полочкам разложит, как с Изольдой, или для Лакира оно так и останется загадкой, которая постепенно забудется?

 

как он так легкомысленно себя повёл

Именно что легкомысленно. От тоски-то он избавился, но теперь занесло в другую сторону, начиная от ребяческих выходок, заканчивая таким вот неблагоразумным отношением к жизни.  С другой, жизнь ему таких заносов не спускает - тут же получает по холке, чтобы не дурил. Ну и правильные выводы из полученных уроков он более или менее делать умеет.

Резные кости, как и гладкое костяное кольцо, это из мода Hanterborn, вместе с разделкой зверей. Там разные предметы из кости можно делать.

 

Медведи однозначно хуже драконов, особенно, пока драконов нету. Насчёт запахов я, кстати, уже не раз думала. Реальность реальностью, но вот как раз в вопросах обоняния достоверность восприятия может обернуться скорее минусом, чем плюсом. Особенно в тех местах, где героям обычно приключаться приходится. Чаще всего там совсем не розами пахнет... Додумать это всё можно, представить тоже, а вот реально этим дышать - точно бррр...

 

Медведь в хижине, переправа, потом ночёвка и ещё эта стая с утра - один из немногих эпизодов, когда он чудом жив остался, всё шло к тому, чтобы его доконать. А учитывая, что его восприятие происходящего вообще ощущается очень остро, было просто жутко. Когда находишься по эту сторону монитора и понимаешь, что он не справляется, тянешь, делаешь, что можешь, но у него силы на исходе, своих не добавишь. И когда уже почти всё, находится соломинка, за которую удаётся ухватиться и всё-таки выкарабкаться. 

 

А с Джилфри как раз получилось наслоение реальностей. Так уж ему (не)повезло. Помнишь, я говорила, что был один персонаж у мужа, который совершенно точно обитал в Скайриме параллельно с Лакиром, даром, что не встречались? В общем, судя по ситуации, она как раз его и дожидалась, он как раз примерно в это время у неё кантовался и с ней любовь крутил. Тот мог, в принципе, спокойно прирезать обоих, без долгих разбирательств и дверку за собой прикрыть. Хотя в заброшенном бараке она Лакира устроить бы могла, но, мало ли - застанет при этом любовник не вовремя, может решила не рисковать. Ну и, вероятно, в эту ночь Рунир к ней не явился, вот она досаду свою и выместила на том, кто подвернулся. Может кто-то и наградил бы её по заслугам, но Лакиру мстительность и злопамятность вообще не свойственны. Другое дело, отомстить за тех, кто сам за себя уже не отомстит. А вот за себя... Шоалей он не простил, но удовольствовался тем, что волею случая уничтожил их родственницу, на Изольду зла не держал, да и про Джилфри забудет, скорее всего. Зато Телрава наказывал не за себя, а за тех, кто пал жертвой его коварства, так же и с разбойниками. Пока они не делают ничего из ряда вон выходящего, он может и посочувствовать некоторым из них, как сбившимся с пути и не испытывает радости от необходимости их убивать, но стоит им начать проявлять бессмысленную жестокость, обманом заманивать в ловушку или глумиться над беспомощными - тут же и спрос с них у него совсем другой и отношение к ним.

 

Роки действительно чудо. Самое интересное, что Лакир умудрился потерять первую пойманную лошадь, хотя мод устроен так, что сел на дикую лошадь - всё, она твоя и ждёт, где оставил. Так ведь делась же куда-то! (Вообще, сеять квестовые предметы - это его конёк, убей не пойму, вот как?!) Зато поймалась Роки. Причём это мод ей такое имя назначил из рандомного списка. У первой было какое-то неудачное. А к этой пристало сразу. Кстати, может она и не вовсе дикая, а одичавшая была... Очень уж смышлёная и приручилась быстро и масть у неё не "дикая". Впрочем, мод, который добавляет в Скайрим табуны масти им делает как раз нетипичные для дикой природы. Может, они и правда местные мустанги, потомки домашних лошадей, лишившихся хозяев или просто разбежавшихся.

 

Эх... выкладываю крайнюю готовую главу. Почему-то с Лакиром слово "последний" работает как очень плохая примета. От запарывания игры, до краха системы. Если бы при всех своих плюсах он не так хотел быть, что даже практически из полной безнадёги игру вытащить пусть не без потерь, но удавалось, даже отыгранная часть его истории была бы намного короче.

 

Глава 45. Виндхельм

Виндхельм

Сытая и отдохнувшая лошадь бодро затрусила по широкой мощёной дороге, и уже совсем скоро Лакир распряг её и завёл в стойло на виндхельмской конюшне. Дальней стеной ей служил торец каменного дома, где жил конюх. Вход в его жилище находился выше, и подняться туда можно было по каменной лестнице.
Хотя некрашеное дерево постройки потемнело от времени и непогоды, животные внутри были хорошо защищены от пронизывающего морского ветра, пол был устлан свежей соломой, а в поилках стояла чистая вода.
Уландил, альтмер, заправлявший здесь, встретил прибывшего прямо у конюшни, куда вышел нарубить дров и проведать вверенных ему коней. Мер оказался большим люби­телем лошадей, превосходно понимающим этих животных и действительно славным парнем, начисто лишённым высокомерия. Он от души, без всякой лести, восхитился мастью и статя­ми Роки, для которой у него нашлось и доброе слово, и небольшой гостинец. Одобрительно потрепав кобылу по холке, эльф с чувством произнёс:
— Бывает, что только быстрый скакун решает, жить тебе или умереть...
Выслушав просьбу норда касательно тележки, Уландил серьёзно кивнул, пообе­щал устроить так, чтобы она поскорее вернулась к владельцам, и в самом деле стал отказы­ваться от денег. Поблагодарив альтмера, Лакир сгрузил свою поклажу, взял сколько мог унести и отправился в город.
От конюшни до ворот Виндхельма, находившегося по ту сторону реки, было не­близко. Берега соединял длиннющий каменный мост через Белую, впадавшую здесь в море, построенный, должно быть, не только и не столько для переправы, сколько из соображений обороны города. Сооружения по краям моста позволяли разместить немалый отряд, который, оставаясь в укрытии, мог почти беспрепятственно уничтожать врагов, вынужденных рас­тянуться цепью, не позволяя им достичь городских стен.
Когда мост остался позади, Лакира встретили высоченные кованые ворота Винд­хельма, показавшиеся ему крайне негостеприимными. Сверху на него холодно и зло взирали три головы массивных каменных орлов. Впрочем, норд постарался выбросить это из головы: не гостить приехал — по делу.
Стоило войти, как город мрачной громадой навис над приезжим. Со всех сторон камень и потемневшее дерево высоких зданий и стен стискивали узкие улочки, словно грозя раздавить. Сквозь растрескавшиеся бурые плиты лестниц и мостовых кое-где пробивались жёсткие выцветшие стебли сорной травы, местами виднелись пятна лишайника. Больше ни­что не оживляло окружающую картину.
Прямо напротив ворот расположилась таверна с парой больших жаровен перед входом. Её название «Очаг и свеча», начертанное на вынесенной далеко вперёд вывеске, обе­щало если не уют, то хотя бы тепло. Вправо, змеясь, уводили узкие и грязные переулочки, слева доносился приглушённый гул торговой площади.
Не успел Лакир как следует осмотреться, как его внимание привлекла довольно неприглядная сцена. Неподалёку от таверны пара нордов наседала на данмерку, не терявшую достоинства, несмотря на изливавшиеся на неё потоки подозрения и ненависти.
— Вы приехали туда, где вас не ждут, едите нашу еду, отравляете наш город своим присутствием и отказываетесь помогать Ульфрику, — почти срываясь на крик гневно рычал один из уроженцев Скайрима — коренастый, не вполне трезвый мужичонка с парой тонких старых шрамов на лице. Его бурые усы, переходящие в бакенбарды, топорщились от возму­щения, а кулаки сжимались, будто в предвкушении драки.
— Но это не наша война, потому мы и не встаём ни на чью сторону, — с напуск­ным спокойствием, скрывающим тлеющую ярость, отозвалась данмерка.
— Так, может, эти серокожие не хотят воевать потому, что они — шпионы Импе­рии? — хриплым голосом подначил второй, в нищенской одежонке, с неприятным губастым лицом, увенчанным немытой лысиной.
— Шпионы Империи? Ума лишился? — проговорила эльфийка, словно не веря своим ушам. В её голосе засквозило тщательно скрываемое презрение.
— А вот сегодня ночью мы это и проверим. Мы знаем, как добиться правды от ма­ленького шпиончика, — с глумливым спокойствием заявил первый.
Пожалуй, ещё немного и Лакир вмешался бы. Даже будучи нордом, он не слиш­ком сочувствовал делу Ульфрика, чем дальше тем сильнее склоняясь на сторону Империи. Среди представителей самых различных рас ему встречались как весьма достойные, так и те, кому он не подал бы руки, хотя бы небо вздумало рухнуть на землю. До сих пор он, пожалуй, был готов сделать исключение для высоких эльфов, считая их всех высокомерными и слиш­ком много на себя берущими, но вот буквально только что познакомился с альтмером, кото­рый проявил себя совсем иначе. Стало быть, и среди уроженцев Саммерсета есть приятные исключения.
К счастью, крикуны, видимо не желая или опасаясь применять силу на глазах у всех, оставили женщину в покое и потопали в таверну, а та, сперва грустно охнув, и тут же тихо фыркнув от возмущения, быстро направилась прочь, едва не налетев на Лакира. Только теперь она заметила невольного свидетеля неприятного разговора. Ещё не остыв после стыч­ки с нордами, при виде ещё одного она враждебно ощетинилась:
— Ненавидишь тёмных эльфов? Будешь насмехаться над нами и гнать прочь?
— Нет, я не питаю ненависти к вашему народу, — совершенно искренне ответил парень.
— Тогда ты здесь долго не задержишься. Виндхельм — оплот шовинизма и дис­криминации, этот город тебя недостоин.
— С чего бы кому-то думать, что ты шпионка?
— Некоторые норды придумают какой угодно повод, чтобы смотреть на нас свы­сока. И не только на тёмных эльфов — аргониан они тоже презирают. Да и вообще, любят запугивать всех, кто не норд.
— Похоже, эти норды доставляют тебе неприятности.
— Всё как всегда. Многие норды Виндхельма нас не любят, и Рольф в первую оче­редь. Как напьётся, так под утро идет гулять по Кварталу серых, выкрикивая оскорбления. Представляешь, какой душка? — саркастически усмехнулась женщина.
Лакир догадался, что Рольфом звали зачинщика ссоры, того, что был получше одет и, несмотря на тёплое время года, носил что-то среднее между шапкой и капюшоном. Этот горластый малый вызвал в душе у парня тугой комок раздражения. Он не любил, когда безосновательно задирают того, кто не может постоять за себя. Поведение достойное труса и позорящее честное имя нордов. Лучшее, что этот Рольф мог сделать, это не попадаться ему на глаза.
Тем не менее, прежде чем отправляться на рынок, норд решил заглянуть в таверну и постараться сбыть там столько товара, сколько удастся, хотя именно туда удалились двое обидчиков данмерской женщины, чьё имя парень не удосужился спросить. Ну да не остав­лять же теперь из-за них все дела. Он решительно шагнул в одну из  пары дверей, ведущих в «Очаг и свечу». Внутри сидели солдаты, одетые в цвета Братьев Бури и несколько горожан. Рольфа и его приятеля среди них не было. Возможно, они поднялись на второй этаж или скрылись в одной из комнат, находящихся в коридоре, ведущем, судя по долетающим до во­шедшего ароматам, на кухню.
Трактирщицу звали Эльда Ранний Рассвет, хотя для неё, по мнению Лакира, он миновал по меньшей мере лет десять-пятнадцать назад. Разве что хозяйский нос своим не­передаваемым цветом напоминал холодный зимний восход. Женщина обладала пронзи­тельно-визгливым голосом и мелким дребезжащим смехом.
— Это «Очаг и свеча». Наверху главный зал, а на первом этаже комнаты, что мож­но снять на ночь, — так приветствовала она подошедшего к ней парня, и тут же добавила: — Будь как дома, но постарайся ничего не сломать!
Ни в одной таверне Скайрима он не встречал ещё подобного отношения. Ладно бы она обращалась к тому, кого хорошо знает, и за кем водились подобные грешки, ну или к неразумному дитятке. Но к взрослому, прилично выглядящему человеку, не забулдыге како­му... Пожалуй, разве что советник Балгруфа оскорбил его сильнее, но тот хоть имперец, что с него взять? Да и то, вроде, понял, что брякнул не подумав. А вот выслушивать такое от зем­лячки-нордки было досадно вдвойне.
Впрочем, составив далеко не лестное представление о хозяйке, парень и не поду­мал отказаться от торговли с ней. Здесь, где большую часть посетителей составляли норды, гордящиеся и даже кичащиеся этим, привезённый Лакиром товар пришёлся весьма кстати.
Эльда согласилась взять не только всё, что он притащил с собой, но и большую часть того, что покамест оставалось за воротами.
Трактирщица взялась за сортировку мяса, причитая визгливым голосом:
— Если ничего не предпринять, эти красноглазые беженцы весь город запрудят!
Парень ничего не ответил, и она немного помолчав вдруг заявила, вперив в него перепачканный палец:
— Не вздумай распускать руки с Сусанной. Если она флиртует, то только ради чаевых.
Пока что Лакир этой Сусанны в глаза не видел, так что вновь предупреждение прозвучало оскорбительно предваряющим события. Но стоило ему порадоваться, что он успел пообедать в Роще Кин, а значит, нет нужды задерживаться в «Очаге и свече», как Эльда заявила, что ей нужно собрать и пересчитать необходимую сумму, так что ему придётся подо­ждать. Пожав плечами, норд шагнул к лестнице, ведущей в общий зал, расположенный здесь на втором этаже и послушать довольно приятное пение выступавшей там женщины. На­сколько он мог судить по долетавшим сверху звукам, оно того стоило.
Едва он поставил ногу на первую ступеньку, как одна из дверей в коридоре скрип­нула и отворилась. Оттуда со смехом выскочила растрёпанная пышнотелая деваха, в одежде, едва прикрывающей её внушительные прелести. Вслед ей нёсся басовитый мужской голос с самыми игривыми интонациями:
— Сусанна, ты забыла кое-что надеть или оставила мне на память?..
«Кокетничает, ради чаевых», значит, — про себя усмехнулся Лакир, поднимаясь наверх. Вот как, оказывается, это называется... Впрочем, ему на ум тотчас пришло, что их от­ношения с Хульдой для случайного посетителя могли выглядеть примерно так же. С чего он взял, что это не единственный ухажёр служанки, кому достаётся что-то кроме упомянутого флирта? Вполне возможно даже, что обладатель игривого голоса — её жених.
Устыдившись поспешности своих суждений, парень сделал однако вывод, что ему в любом случае не следует подкатывать к этой девице. Если у неё есть возлюбленный — вме­шиваться — последнее дело, а если она доступна любому, кто согласен развязать кошелёк — то ему такое и вовсе ни к чему.
Тут как раз лестница кончилась и Лакир очутился в просторном зале. В центре красовался очаг. Возле стен и на столах находились светильники, но тёмное дерево почти не возвращало света и в помещении, несмотря на дневное время, царил полумрак. Лишь возле больших полукруглых окон, выходящих на фасады здания, было немного светлее.
В дальнем углу, как раз возле одного из них, стояла скромно одетая рыжеволосая данмерка, мягким и звучным бархатистым голосом выпевавшая слова популярной в Скайри­ме песенки. Её точёный силуэт, подсвеченный тусклым дневным светом, льющимся из окна, казался непередаваемо тоненьким и хрупким, готовым вот-вот истаять от жара огненных во­лос. Плавные движения изящных пальцев, перебирающих звенящие струны лютни, завора­живали, печальные переливы голоса придавали глубины простым словам песни. Но несмотря на прекрасное исполнение, большинство посетителей вело себя так, будто певицы не суще­ствовало вовсе.
Девушка закончила петь и опустила лютню. Несколько хлопков, прозвучавших в равнодушном зале, заставили её вздрогнуть и удивлённо оглядеться в поисках их источника. Им оказался незнакомый светловолосый норд, с улыбкой приближавшийся к ней. Данмерка сделала неуловимое движение, выдающее растерянность и опаску. Казалось, она не знала, следует ли ей оставаться на месте, или лучше сбежать от греха подальше.
Лакир перестал хлопать и, не обращая внимания на недовольно-удивлённые взгля­ды Братьев Бури и их сторонников и одобрительные — немногих не-нордов, находящихся в зале, обратился к исполнительнице.
— Спасибо за прекрасное пение. Как тебя зовут?
— Луаффин, — настороженно назвала девушка непривычное для нордского слуха имя. Было заметно, что она по-прежнему ожидает подвоха. И, не понимая, откуда его ожи­дать, нервничает всё больше.
— А меня — Лакир. Можешь не опасаться, у меня нет намерения тебя обидеть.
— Ты норд. Разве ты не один из людей Ульфрика?
— Пока что — нет. И очень сомневаюсь, чтобы когда-либо им стал, — усмехнулся парень. Правда, при этих словах он слегка понизил голос, поскольку не имел ни малейшего желания затевать ссору с половиной Виндхельма. Впрочем, те, кому разговор парня с дан­меркой был интересен, могли без особого труда его услышать.
Девушка заметила это, сделала правильный вывод, и пока ещё неуверенно улыб­нулась в ответ:
— Смелость — но не безрассудство, собственное мнение, вопреки удобному одо­брению большинства... Пожалуй, мне это нравится.
Улыбка Лакира стала шире. Похвала, высказанная данмеркой, была из тех, что на­ходили дорогу к его сердцу.
— А ты и правда очень красиво поёшь. Ты обучалась в Коллегии?
— Да, в Солитьюде. Там к нашему народу относятся куда лучше, но здесь больше моих соплеменников, и мне не хочется уезжать, несмотря ни на что.
— Насколько я понял, хозяйка «Очага и свечи» вас как раз и не жалует.
— Увы, это так.
Её слова услышала Сусанна, поднявшаяся по лестнице, ведущей в зал с кухни и проходившая с подносом поблизости. Она приостановилась и запальчиво бросила:
— Как Эльда может ненавидеть тёмных эльфов, если почти ничего о них не знает?
Впрочем, словно сообразив, что непрошено вмешалась в разговор, служанка поту­пилась и поспешила с заказом к посетителю. Но тут же снова остановилась и, указав на не­взрачную свечку, стоявшую на полочке по эту сторону камина, сказала, обращаясь к норду:
— А вы знаете, что свеча над очагом не гаснет уже добрую сотню лет?
С этими словами она двинулась дальше, но через пару шагов опять обернулась, стрельнула на Лакира глазами и кокетливо проворковала:
— Увидимся, красавчик, — и, покачивая пышными, бёдрами двинулась дальше.
Луаффин с печальной полуулыбкой посмотрела ей вслед и на вопросительный вз­гляд норда пояснила:
— Это здешняя служанка. Её называют Сусанна Порочная. Она добрая девушка, и мне её немного жаль.
— Почему же?
— Мало хорошего заниматься её ремеслом. Я не про обязанности служанки.
— Эльда предупредила меня, чтоб не смел к ней приставать. Или она подрабаты­вает тайком от хозяйки? Непохоже, чтобы она особо скрывалась.
— Больше её слушай. Это у Эльды Ранний Рассвет такой способ набивать Сусан­не цену, выставляя её недотрогой перед приезжими. Но всем, кто пробыл здесь хоть какое-то время, ясно, какова эта цена на деле. При том, Сусанна одна из лучших, кого я здесь знаю. У неё золотое сердце, жаль, что не дано разума под стать...
Видя, что данмерка совсем опечалилась, Лакир постарался перевести разговор на неё саму:
— Как же вышло, что при нелюбви хозяйки к тёмным эльфам, ты всё-таки работа­ешь здесь?
— Ты, верно, заметил, что местные делают вид, будто звуки моей лютни доносят­ся из пустого места... Но слушать моё исполнение им нравится больше, чем тех нордов-недо­учек, которых Эльда пробовала нанимать. В конце-концов, она прекратила пытаться найти мне замену. Что же до того, почему я согласилась... Пение и игра на инструментах не единственное, что я могу делать, но, пожалуй, то, что я умею лучше всего. И наиболее при­быльное, хотя и так заработанного едва хватает на жизнь. Я пробовала выступать в «Новом Гнисисе», данмерском клубе в Квартале серых. У тёмных эльфов в Виндхельме очень мало прав и ещё меньше денег, но они платили мне не скупясь... за песни нашей утраченной роди­ны. Эти мелодии разрывали мне сердце. Я пела сдерживая слёзы, сколько могла, а потом ры­дала вдали от всех, но не находила облегчения. Я не выдержала. Лучше я буду здесь развле­кать подвыпивших нордов, глядящих сквозь меня, но это легче, чем... — она прерывисто вздохнула.
Лакир молчал, не зная, что тут можно сказать. Луаффин тоже умолкла, а затем с горечью добавила:
— Большинство из наших не сумели меня понять и стали презирать за мой выбор. Пусть. Может быть когда-нибудь что-то изменится...
— Ты, наверное, очень одинока здесь.
— Нетрудно заметить, правда? — невесело усмехнулась данмерка.
— Если хочешь, можем попытаться несколько скрасить твоё одиночество, — предложил парень, слегка приобняв её за плечи.
— Ты хочешь сказать?.. О, Азура!.. — внезапно расхохоталась девушка. — Эльда, верно, решит, что ты пожалел денег для Сусанны!
— Скорее, что я уверовал в её целомудренность! — подхватил норд, тоже смеясь, — Пусть придумает другую байку для завлечения приезжих!
— Эльда мне этого не простит, — всё ещё вздрагивая от смеха, но уже серьёзно заметила Луаффин, — Сусанна отдаёт ей часть своего приработка, а я не собираюсь брать с тебя денег. Это мне надо благодарить тебя, за возможность ощутить себя не пустым местом.
— А ей вовсе необязательно об этом знать. Сделаем так: я сниму комнату, а чуть позже ты спустишься ко мне, — предложил Лакир. Обдумав его слова, данмерка кивнула:
— Да, так будет лучше всего. Я приду.
— Я оставлю дверь приоткрытой.
Она достала флейту и начала наигрывать новую мелодию протяжную и весёлую одновременно. Но глазами показала парню, что будет ждать от него знака.
Норд спустился вниз по той лестнице, по которой поднялась Сусанна, оказался на большой, но темноватой и закоптелой кухне, в которой ещё витали ароматы недавнего обеда. Сейчас тут было безлюдно, так что он, никем не замеченный, вышел в коридор и по нему до­шагал до стойки, где его встретила Эльда с мешочком причитавшихся ему денег.
Верный своему решению, Лакир снял комнату и пока он отсчитывал хозяйке поло­женные десять септимов, та, надеясь заработать ещё, проскрипела:
— Попробуй свежевыпеченного хлеба и доброго сыра, если ищешь, чем бы пере­кусить.
Проголодаться парень, как следует пообедавший в «Деревянном кружеве», ещё не успел, а от одного упоминания о сыре, ему стало нехорошо. Более неудачного предложения Эльда сделать не могла. Чтобы отвлечься от подкатившего к горлу кома, норд поскорее спро­сил первое, что пришло в голову:
— Почему гостиница называется «Очаг и свеча»?
Хозяйка просияла, и поскольку видела, что он успел побывать наверху, начала своё повествование со встречного вопроса:
— Вы заметили ту свечу над очагом наверху? Она была зажжена сто шестьдесят три года назад. Тогда в этом доме жил великий воин по имени Вундхейм. Когда до его сына Декорта дошли вести о гибели отца, он зажег эту свечу, чтобы почтить его память. Никто не может сказать почему, но свеча горит до сих пор.
Рассказ Эльды и в самом деле помог Лакиру прийти в себя, и он, прежде чем та вновь успела начать нахваливать здешний сыр, поскорее прошёл в названную ею комнату, по­просив хозяйку не беспокоиться и не покидать стойку, ради того, чтобы его проводить.
Он сбросил свою поклажу, чтобы не таскаться с ней по городу, раз уж вдруг оста­новился в гостинице. Через несколько минут музыка наверху смолкла, и в приоткрытую дверь тихонько прошмыгнула Луаффин, плотно притворившая её за собой.
Быстро расшнуровывая одежду она скороговоркой прошептала:
— Мне нужно поскорее вернуться обратно, пока кто-нибудь не нажаловался Эль­де, что приходится пить в тишине. Ненадолго мне отлучаться разрешается, но стоит задер­жаться... — последние слова потонули в шорохе снимаемого через голову платья.
Лакир тоже не видел причин долго тянуть, тем паче, что его тоже ждали дела. На конюшне под присмотром Уландила оставалось нераспроданное мясо, в сумке лежало пись­мо с заказом лекарства для шахтёров, а ночевать в Виндхельме не хотелось.
Он тоже сбросил одежду и привлёк к себе тёмную эльфийку. Её тоненькая фигур­ка казалась необычайно хрупкой в его сильных руках. Рубиновые глаза влажно поблёскивали, а на губах играла улыбка. Луаффин оказалась очень пылкой любовницей, хотя норда не оставляло ощущение, что он может случайным неосторожным движением сломать это изящ­ное создание. Рядом с ней он ощущал себя большим и неуклюжим, однако девушка осталась им довольна.
— Спасибо! — шепнула она на прощание, прежде чем быстро натянуть одежду и исчезнуть за дверью.
Лакир, хоть и не торопился так, тоже не стал особенно медлить. Он хорошенько потянулся, оделся, вышел из комнаты, чтобы наконец распродать привезённую добычу, но тут сверху донёсся страшный грохот и крики, среди которых явственно прозвучал голос Лу­аффин. Этого оказалось достаточно, чтобы норд вихрем пронёсся через кухню и буквально взлетел на второй этаж.
Его глазам предстала разбросанная мебель и Рольф, который покачивался, гневно вперив палец чуть не в самое лицо женщины-барда. Если обличитель тёмных эльфов был уже не вполне трезв, когда Лакир видел его с сотоварищем донимающим данмерку возле та­верны, то теперь он был откровенно пьян. Его лицо раскраснелось, головной убор съехал на­бекрень, а речь утратила внятность. Он рычал, брызжа слюной:
— Растреклятые серокожие. Валите в свой Морровинд!
Луаффин, которой внимание приезжего придало смелости и самоуважения, прямо смотрела на распоясавшегося норда, твёрдо отвечая на его нападки:
— Послушай, Каменный Кулак, оставь меня в покое. Я выступаю здесь по указа­нию Эльды Ранний Рассвет, чтобы тебе и прочим было не скучно глушить свою выпивку. Не нравится — скажи об этом ей.
Последние слова данмерки Рольф предпочёл не заметить. Вероятно, опасался ока­заться отлучённым от «Очага и свечи». Зато прицепился к предшествующим:
— Не скучно?! — взревел он, тыча в неё пальцем, — Да от вашего богомерзкого блеяния доброму норду глоток мёда в глотку не полезет.
— Тебе, Рольф, мёд не лезет в глотку потому, что ты и так уже залился по самое горло. А моё пение тут ни при чём, — дерзко ответила певица, заметив, что получила под­держку в лице неслышно подошедшего нового знакомого.
Вокруг раздались смешки, а Сусанна, испуганно ойкнула и прижала фартук к гу­бам, боясь, что Каменный Кулак сейчас на глазах у всех просто прикончит данмерку. До того не сразу дошёл смысл её слов. Некоторое время он молча тупо моргал, затем побагровел и рванулся вперёд с намерением жестоко проучить обидчицу, но чьи-то сильные руки реши­тельно развернули его в другую сторону.
Он оказался нос к носу с незнакомым молодым нордом, чьи серо-голубые глаза сверкали едва сдерживаемым гневом из-под светлых нахмуренных бровей. Переключив вни­мание Рольфа на себя, Лакир тотчас разжал руки и с нажимом произнёс:
— Мне не нравится твоё отношение.
— Не нравится? Твои проблемы. Это наш город. Наш! — аж захлебнулся данме­роненавистник. — Думаешь, я тебя не побью? Ставлю сотню, что я тебя так отделаю — мама не узнает.
— Ты предлагаешь поединок? Ну что же. Начнём. — Лакир со звоном опустил ко­шель на ближайшую столешницу, показав, что сумеет расплатиться в случае проигрыша.
— Хорошо. Только кулаки. И никакой магии. Давай! — прорычал Рольф, накиды­ваясь на противника.
Он был довольно силён, а выпивка сделала его нечувствительным у пропущенным ударам. К том же, было ли прозвище Рольфа его собственным или родовым именем, до неко­торой степени он его оправдывал. Лакиру неожиданно пришлось несладко. Недавно получен­ные раны, не мешавшие развлекаться с хорошенькими женщинами, в драке вдруг самым не­приятным образом напомнили о себе. Но мало-помалу более молодой, закалённый в бою и к тому же трезвый противник начал брать верх. Боль отошла на второй план, уступив место азарту. Войдя в раж, парень начал наносить противнику один удар за другим, заставляя того пятиться, налетая на столы и пугая повскакавших посетителей.
Расклад сил менялся явно не в пользу Каменного Кулака, и это привело его в ярость. Все нордские представления о чести были забыты, осталась лишь жгучая ненависть и желание разделаться с противником во что бы то ни стало. Неожиданно он подался назад, и Лакир, собиравшийся нанести очередной удар, одновременно услышал, как отчаянно взвизг­нула Сусанна, и увидел отблеск света на металле. Он прянул в сторону, и нож, появившийся в руке Рольфа, прочертил воздух, не коснувшись его.
По залу пронёсся ропот возмущения. Такое вопиющее нарушение всех правил ку­лачного боя не могло не вызвать недовольства, но желающих остановить обезумевшего пья­ницу не нашлось. Смолкли возгласы, которыми зеваки обычно подзадоривают дерущихся, повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь испуганными всхлипами служанки.
Положение Лакира усложнилось. Он оказался безоружным, перед противником, обнажившим клинок. На мгновение у парня мелькнула мысль достать охотничий нож, висев­ший у пояса, но он сразу же от неё отказался. Он не станет превращать честный поединок в поножовщину, даже если зачинщиком стал соперник. Оставалось измотать его, не давая до­тянуться до себя оружием.
На счастье молодого норда, хмель замедлил движения Рольфа, сделал их менее точными, а реакцию, недостаточно быстрой. Улучив момент, Лакир приблизился к Каменно­му Кулаку, сделал обманное движение и резко ударил того в основание кисти, сжимавшей нож. Пальцы Рольфа непроизвольно разжались, оружие вывалилось из руки и коротко звяк­нуло о половицы. Обезоруженный потрясённо выругался. Лакир, не давая  противнику опо­мниться, врезал ему под дых, тут же, дав волю своему гневу, изо всех сил пробил второй ру­кой в живот и завершил потасовку мощной затрещиной, пришедшейся согнувшемуся Рольфу в скулу и сбившей его с ног. После чего отступил на шаг и сложил руки на груди, наблюдая, как поверженный соперник корчится на полу, хватая воздух, точно выкинутая на берег рыба. Очень нескоро тот сумел вдохнуть достаточно, чтобы исторгнуть членораздельные звуки.
— Это был нечестный удар, — прохрипел Каменный Кулак, осознавший своё по­ражение. По залу, подобно ветру, прошелестел осуждающий ропот.
— Неужели? — ухмыльнулся Лакир, вскинув бровь и пнув мыском сапога валяю­щийся на полу нож. Гул голосов поднялся в его поддержку, и всё же ни один не возвысился настолько, чтобы распознать его обладателя. Боялись Рольфа?.. Парню это показалось стран­ным, но не стоящим того, чтобы задумываться надолго. Вместо этого он, при молчаливом одобрении собравшихся, обратился к побеждённому:
— Ты проиграл. Отдавай мне мои деньги.
Тот злобно зыркнул по сторонам, не нашёл поддержки, кряхтя поднялся и хрипло буркнул:
— Да. Вот, держи.
Потасовка увлекла дерущихся в другую половину зала, но Лакир, забравший свою ставку и выигрыш, решил спуститься через кухню, пройдя мимо Луаффин.
Подле неё он обнаружил всё ещё дрожащую Сусанну. Певица благодарно взгляну­ла на норда своими алыми глазами и проговорила:
— Спасибо тебе. Надеюсь, хоть теперь он от меня отстанет.
А служанка, запинаясь, пролепетала:
— Я как увидела нож, думала, он тебя убьёт! И вот же хорошо, что и ты не стал его убивать! Тогда бы тебе не несдобровать.
Лакир вопросительно приподнял бровь, и Сусанна, явно поражённая его неведе­нием, сделав страшные глаза, прошептала:
— Да ведь его брат, Галмар Каменный Кулак, — генерал войск Ульфрика!..
Вот всё и разъяснилось. Народ, собравшийся в «Очаге и свече», боялся вовсе не этого пьяного балабола, и вот, оказывается, почему не находилось желающих его урезонить. Сам Рольф ничего из себя не представляет, но за ним стоит его родич. Будь этот Галмар на­стоящим, достойным уважения, нордом, он не только не стал бы покрывать беспутного брат­ца, а напротив, сам бы поучил уму-разуму, чтобы не позорил честь семьи, а заодно и дела Братьев Бури. Следом пришёл вывод, что если у Ульфрика генералы таковы — то чего ждать от простых солдат. Да и сам Буревестник, не то в людях ничего не смыслит, не то слова до­брого не стоит. В обоих случаях, не ему бы мутить воду, противопоставляя Скайрим Импе­рии.
Придя к таким выводам, Лакир выбросил из головы буяна, которого только что проучил, а вместе с ним и Ульфрика с Братьями Бури. Пора было заняться делом. Он снова сходил к конюшням за оставшимся мясом и наконец-то отправился на рыночную площадь. Хотелось верить, что и в послеобеденное время ему удастся сбыть с рук свой товар, хотя, ко­нечно, явись он утром, всё устроилось бы проще: торговцы всегда готовы взять больше, если надеются за день распродать купленное.
Болезненные ощущения от подживших ран, всколыхнувшиеся было во время дра­ки, быстро утихли, так что парень шагал легко и быстро, не забывая с любопытством погля­дывать по сторонам.
В узком переулке его окликнул немолодой норд, занятый колкой дров:
— Звать меня Нильс. Я повар в «Очаге и свече», — ни с того ни с сего предста­вился он, не прерывая своего занятия.
Лакир решил, что тот, вероятно, приметил, как он продавал хозяйке мясо, и при­нял его за нового поставщика. Парень вежливо кивнул ему и прошёл мимо, подивившись, что повар, работающий в немаленькой гостинице крупного города самолично рубит дрова. Впрочем, может, он просто предпочитает таким образом размяться и отдохнуть от кухонных дел. В любом случае, приезжего норда это не касалось. Представшая же перед ним рыночная площадь, с её гомоном и толкотнёй, окончательно вытеснила Нильса из его мыслей.
Прямо при входе на торжище было отведено солидное пространство для кузницы, расположенной под открытым небом перед крыльцом дома, в котором проживал здешний ма­стер. Опытным глазом Лакир отметил, что кузница отлично оснащена. Помимо горна, нако­вальни, точильного камня и верстака, имевшихся почти в любом городке, здесь была ещё и плавильня. Хмурый плешивый мужик с подпалённой бородой трудился не один. Ему сосре­доточенно помогала рябоватая девица-подмастерье.
Но как раз сейчас в их работе наметился разлад. Кузнец раздражённо повысил го­лос на свою помощницу:
— Ты брала мой лучший молоток?
— Нет, — отозвалась девица.
— Я ведь говорил тебе не трогать мои инструменты. У тебя свои, у меня — свои, — не слушая ответа, продолжал её наставник, распаляясь всё больше.
— Я его не трогала! — оправдываясь девушка возвысила голос.
— Он же не мог сам убежать, — сердито пробурчал кузнец.
— Ты смотрел за наковальней? Мне кажется, я его там видела, — робко подсказа­ла помощница.
— Ох... и правда. Извини... Спасибо, что сказала, — слегка смущённо пробормо­тал мужик, доставая упомянутый молоток.
У Лакира, слышавшего их перебранку, она вызвала некоторое удивление — что же за мастер, который не может уследить за собственным инструментом? Правда, может, он от­лично знает своё дело, но при этом просто рассеян? Так тоже порой случается.
У парня при себе была добыча, найденная при спасении Деркитуса из Чёрного Прохода. Желания таскаться с ней и дальше у него не было, так что он собирался продать её первому встреченному кузнецу. К тому же, в крупном городе могло найтись какое-нибудь снаряжение получше того, что норд успел себе раздобыть. Да и вообще он предпочитал во­дить знакомство с мастеровым людом. До сих пор все кузнецы, встреченные нордом, незави­симо от пола, возраста или расы оставляли у него самое лучшее впечатление о себе и своём ремесле. Вот и сейчас он уже хотел подойти и заговорить с владельцем кузницы, но видя, что тот продолжает раздражённо сопеть, сердито ударяя по раскалённому металлу, раздумал. Вряд ли кузнец будет особенно любезен с невольным свидетелем его конфуза. Лучше уж как-нибудь в другой раз, решил Лакир. Он вышел на площадь и направился прямиком к мясной лавке, которую успел заприметить.
Среди кусков вырезки, окороков и разделанных туш, лежащих на прилавке и под­вешенных над ним, обнаружился данмер одетый в яркую рубаху с нарядной каймой, доброт­ные светлые штаны, кожаную безрукавку и такие же сапоги с коваными украшениями. Голо­ву торговца венчала шапка, отороченная густым мехом, хотя, по мнению норда, для такого убора было жарковато. Тёмный эльф приветливо поздоровался с приезжим и искренне обра­довался предложенному товару:
— Город полон нордов, стремящихся всячески выставить на показ принадлеж­ность к своей расе. Волчатина и медвежатина разлетаются здесь быстрее, чем горячие пи­рожки с комуникой в Морровинде. Если добудешь ещё — привози.
Избавившись таким образом от одной из своих проблем, Лакир увидел, что вход в «Белый флакон», о котором говорил Сондас Дреним, находится как раз рядом с мясной лав­кой, справа от неё.
Норд вошёл к алхимикам в тот момент, когда пожилой альтмер, задыхаясь говорил:
— Со мной всё будет хорошо.
— Мастер, вы слишком стары для таких путешествий. Мы не знаем, что внутри... — увещевал его молодой тёмно-рыжий имперец, к которому он обращался.
— Я... я могу... сейчас... — попытался возразить старик, заходясь в жестоком при­ступе кашля.
— Сами видите, вам плохо! Посидите, я вам принесу лекарство!
— Ба. Если бы от моей хвори было лекарство, я бы его давно нашёл... — раз­дражённо прохрипел старый эльф.
Помощник отошёл и принялся возиться с какими-то снадобьями, а альтмер, понемногу отходя после скрутившего его кашля и вытирая выступившую на лбу испарину, с досадой прошептал:
— Разгадка так близка... — в его глазах застыла такая боль, что Лакир невольно пожалел старика.
— О чём вы спорили? — спросил он, подходя поближе.
— Это дело всей моей жизни, вот и всё. Я наконец-то вычислил местонахождение Белого флакона, но этот несносный мальчишка не позволяет мне забрать его.
— Если ты скажешь мне, где он, я принесу его тебе, — пообещал норд, видя, что эльф не на шутку разволновался и вот-вот снова захлебнётся удушливым кашлем. Сходить и принести что-то, за чем готов самолично отправиться больной и немощный старик, казалось делом благим и не слишком трудновыполнимым.
— Ты это сделаешь? Приятно знать, что ещё остались те, кто готов помочь стари­ку. — В тусклых золотых глазах альтмера на миг вспыхнул молодой огонь. — Он был захоро­нен вместе со своим создателем, Куралмилом, во всеми позабытой пещере к западу отсюда. Куралмил был изобретателен, даже в вопросах смерти. Нужно быть мастером алхимии, что­бы добраться до его могилы. Тебе повезло — я уже сварил нужное зелье. Вот, возьми. Пожа­луйста... Не мешкай. Я уже и так потерял здесь слишком много времени, споря с моим ник­чёмным помощником. — Алхимик замолчал, борясь с подступающим приступом удушающе­го кашля.
Захоронение в забытой пещере... Это звучало не слишком обнадёживающе, знай парень заранее, куда пошлёт его альтмер, он бы не раз крепко подумал, прежде чем давать слово, ну а теперь сказанного не вернёшь — он посулил старику помощь и должен выпол­нить обещанное. Не мешало однако узнать чуть больше о том, во что и ради чего он ввязался. Имперец вернулся, держа в руках чашку с дымящимся снадобьем и протянул её наставнику, полуумоляюще, полупочтительно сказав:
— Прошу Вас, мастер Нурелион...
Тот принял посудину, мелкими глотками выпил её содержимое и вернул чашку по­мощнику. По его лицу было видно, что лекарство предупредило новый приступ хвори и та ненадолго отступила от своей жертвы. Видя, что старый алхимик оживает на глазах, Лакир решился спросить:
— Что такое Белый флакон?
— Это легендарный сосуд, созданный ещё в те времена, когда Скайрим только по­крывался льдом. Он сделан из обработанного магией снега — самого первого снега, который лёг на склоны Глотки Мира. Считается, что любая жидкость, налитая во Флакон, сама собой восполняется. Для меня, алхимика, это — истинное произведение нашего искусства. Созда­вать что-то из ничего — это... это поэзия.
— Почему этот флакон так важен для тебя?
— Я посвятил всю свою жизнь его поискам. Потому-то я и покинул тёплые берега Саммерсета и поселился в этих замёрзших землях. Я целые годы проводил в библиотеках. Искал крошечные деревушки и записывал местные легенды в надежде найти хоть крупицу сведений о Флаконе. Я даже свою лавку назвал в его честь — вдруг название привлечёт сюда кого-то, кто слышал о нём. А теперь он почти что у меня в руках... Но, похоже, Восемь богов решили поразвлечься, глядя на мои тщетные усилия. — Он как-то сник, немного помолчал и с горечью признал:
— В моём нынешнем состоянии мне никогда не заполучить его.
Опустив плечи, шаркающей стариковской походкой Нурелион поплёлся к лестни­це и стал медленно взбираться на второй этаж.
Имперец проводил его глазами, а затем перевёл взгляд на посетителя. Ясно же, что этот норд зашёл сюда не для того, чтобы послушать его препирательства с наставником.
— Меня зовут Квинт Навал, чем могу служить? — представился он.
— У меня к тебе послание от Сондаса Дренима, — сказал Лакир, протягивая ему записку. Тот взял её и быстро пробежал глазами.
— О боги. Чёрному Броду нужны лекарства для шахтёров? Я немедленно займусь этим заказом. Вот несколько септимов для тебя.
Спрятав деньги, норд наклонился к имперцу и, понизив голос, спросил:
— Ты думаешь, Белый флакон вправду существует?
— Какая разница, во что я верю. Главное — в это верит Нурелион, и, пожалуй, только поэтому он ещё жив.
Парень кивнул, соглашаясь с собеседником. В это время сверху донёсся раз­дражённый голос старика-алхимика:
— Почему-ты ещё здесь? Добудь для меня Флакон, дурья башка.
— Мастер слегка несдержан, но я столь многому у него научился... — извиняю­щимся тоном произнёс Квинт. Однако Лакир и не думал обижаться на больного старика. Вра­гу не пожелаешь оказаться на его месте. Разве что Геральдине и Саливану Шоалям, мсти­тельно подумалось норду. Усмехнувшись своей мысли, и уточнив у молодого алхимика, где находится Забытая пещера, он покинул «Белый флакон».
На углу площади парень увидел лавку, в которой среди разных разностей было выставлено и оружие. За прилавком стояла молодая глазастая альтмерка. Ей-то он и продал то, что хотел сбыть в кузнице. Торговка по имени Нирания производило впечатление разбит­ной девицы, не лезущей за словом в карман, с чувством собственного достоинства, но без от­талкивающего высокомерия. Торговать с ней было приятно, но желания познакомиться ближе не возникло.
К удивлению норда, продолжившему осматриваться новом месте, в дальних зако­улках площади был установлен не только алхимический стол, которым мог воспользоваться любой желающий, но даже и рабочее место для зачарователя. Правда и то и другое сейчас пустовало и вообще было не похоже, чтобы их часто задействовали.
День клонился к вечеру, и на город наползали длинные тени гор и крепостных стен. Разумеется, Лакиру и в голову не пришло отправляться за мечтой Нурелиона на ночь глядя. Тем более, он успел снять комнату в «Очаге и свече», так что вопрос с ночлегом уже решён. Парень успел притомиться за день, да и его ранам несколько часов покоя пойдут толь­ко на пользу. Кто знает, не обзаведётся ли он вскоре парочкой новых...
Вернувшись в гостиницу, он отдал должное стряпне Нильса, которая оказалась бо­лее чем пристойной; собрал всё, что могло ему пригодиться в поисках флакона, и, не дожида­ясь ночи, завалился спать. Шумная толпа, наполнившая вечером таверну не нарушила его сна, но он едва ли мог этому порадоваться.
Впервые за долгое время Лакиру приснилась родная ферма. Сон был настолько красочным и так изобиловал деталями, что поутру он первое время был уверен, что, напро­тив, всё случившееся начиная с визита Шоалей лишь пригрезилось ему.
Но по мере того, как вслед за пробуждением к нему возвращалась ясность мысли, становилось всё очевиднее, где сон, а где явь.
Вместо звуков, обычных для фермы, раздавались другие, свойственные раннему утру в городской таверне.
С осознанием реальности, парня захлестнула волна запоздалого раскаяния и сожалений. Он-то считал, что давно смирился со своей потерей, что пережил её достаточно легко. На деле же, сперва его слишком занимало, как жить дальше и что делать, а после собы­тия захватили его, закружили и увлекли в свой водоворот. Одни заботы сменялись другими; надежды, чаяния, цели и средства их достижения следовали нескончаемой чередой, не остав­ляя времени для тяжких дум.
И вот теперь то, что он наивно полагал пережитым и благополучно похороненным на самом дне души, вдруг настигло его и обрушилось с сокрушительной силой.
Лакир, так и не открывший глаза, зажмурился ещё крепче, словно надеялся, что под плотно сомкнутыми веками сон может поменяться местами с явью. Что он натворил?! Пусть только всё случившееся с того проклятого весеннего дня окажется лишь дурным сном!  Он лежал, терзаемый угрызениями совести и бесплодными сожалениями. Этой пытке не было видно конца.
Но постепенно, в самом сердце шторма, бушевавшего у него в душе, возникло ма­ленькое зёрнышко спокойствия, такое крохотное, что он в своей внутренней борьбе сперва совершенно не заметил его. Но это семя дало всходы, и вскоре Лакир с удивлением обнару­жил, что на самом деле, не слишком желал бы, чтобы событий этого года не было в его судьбе. Парень понял, что ему есть что терять в новой жизни, и был уже не готов от этого отказаться.
Лакир наконец собрался с духом, открыл глаза и с удивлением понял, что улыбает­ся. Как ни посмотри, ему грех жаловаться на судьбу.
Он бодро встал, подхватил собранные с вечера вещи и вышел из комнаты. Завтрак не отнял много времени, и вскоре парень уже седлал Роки на конюшне.
Лошадь скорой рысью преодолела мост и понесла хозяина на запад по берегу реки, откуда открывался отличный вид на мрачную громаду Виндхельма. Здоровенный во­рон, круживший в небе над городом, довершал сходство последнего с исполинским курга­ном. Лакир без сожаления отвёл глаза от столицы Ульфрика и с радостью обратил взгляд к западу. Там, далеко впереди за горами лежал другой город, куда более светлый и радостный, в который норд стремился вернуться, даже не желая этого признавать.
Ничто не нарушало спокойствия раннего часа. Даже увиденная путником пара волков терзала у самой воды свежую тушку дикой козы и не обращала внимания на проезжего. Некоторое время спустя ему вновь пришлось пересечь реку по мосту, перекинуто­му над небольшим водопадом, прежде чем продолжить путь на запад.
Дорога была безлюдной и норд ехал спокойно, погружённый в свои мысли, пока впереди не показалась крохотная деревушка с лесопилкой, которую утреннее освещение сде­лало удивительно живописной, хотя, казалось бы, в поселении не было ничего примечатель­ного.
Двое дюжих парней, лениво потягиваясь, неспешно шагали к лесопилке. На ска­меечке возле ближайшего дома женщина средних лет заканчивала немудрящий завтрак, со­стоявший из молока и краюхи хлеба. Заметив, что всадник замедлил бег лошади, она отста­вила кружку, по-быстрому отряхнула крошки с колен и поднялась ему навстречу. Лакир спе­шился, чтобы не смотреть на неё сверху вниз.
— Если ты из людей ярла, получишь древесину. Деревня Анга платит по счетам.
— Из людей ярла? — переспросил норд, уверенный, что женщина его с кем-то спутала.
— Прости, я думала, тебя прислал Скальд Старший. Нам нужно выполнить заказ, а он терпеть не может ждать. Слушай, если будешь в Данстаре, можешь передать ярлу эту за­писку? Пусть знает, что он получит свой лес, — неожиданно попросила она.
— Если окажусь в тех краях — передам, большего обещать не возьмусь, — честно предупредил парень.
— Спасибо.
— Хотя если древесина будет доставлена раньше, то и письмо не понадобится. Верно?
— Конечно, — улыбнулась она.
С разрешения женщины Лакир пробежал глазами записку, чтобы на всякий случай знать её содержание. Письмо было подписано Эйри.
— Это твоё имя? — уточнил он.
— Да. Эйри из деревни Анга. Ярл знает.
Норд кивнул, вновь взобрался в седло, тронул поводья, и Роки пошла своей при­вычной рысцой, не слишком быстрой, но позволявшей ей без устали преодолевать дальние переходы. Почти сразу за деревушкой дорога удалилась от реки, а местность стала однооб­разной и унылой. Лишь изредка взгляд выхватывал отдельные предметы вроде заброшенной, вероятно поломанной, тележки на обочине, куста необычной формы или промелькнувшего в сторонке кролика.
Лакир миновал поворот на Винтерхолд, где в Коллегии изучали всевозможное ча­родейство колдуны и маги. Там в своё время проходил обучение и брат Джонны Фалион, мельком припомнил вдруг парень, плотнее запахивая плащ, чтобы укрыться от дышащего хо­лодом ветерка, дувшего с близких гор.
Вскоре путник начал внимательнее поглядывать по сторонам. Если он верно по­нял объяснения молодого алхимика, пещера, вероятно хранившая предмет вожделения его учителя, должна была находиться неподалёку.
Впереди на дороге показалась одинокая фигура крестьянина, тоже бредущего по своим делам на запад. Неожиданно тот насторожился и повернулся к обочине, сжав в руках булаву, вроде той, что некогда была у Лакира. Догадавшись, что селянину грозит опасность, молодой норд послал лошадь в галоп.
К тому моменту, как он поравнялся с крестьянином, тот уже отбивался от крупно­го снежного волка, а чуть поодаль за схваткой горящими глазами наблюдала пара серых хищ­ников. Опасаясь сбить человека, Лакир не стал пытаться подмять зверя под лошадиные копы­та. Вместо этого он спрыгнул на скаку и бросился на помощь незнакомцу.
В этот момент два волка, видимо опасаясь, что добыча от них ускользнёт, тоже решились напасть и были встречены молотом и булавой.
Норды (крестьянин тоже оказался уроженцем Скайрима) бились плечом к плечу так слаженно, будто всю жизнь сражались бок о бок. Не прошло и пары минут, как двое вол­ков неподвижно распростёрлись на земле, а третий, попытавшийся выйти из неравной схват­ки, отбежал шагов на десять и со вздохом повалился на бок. Лакир подскочил к нему и нанёс удар, избавивший зверя от дальнейших мучений. Крестьянин подошёл следом и с благодар­ной улыбкой хлопнул спасителя по плечу. Так и не обменявшись ни единым словом, норды занялись каждый своим делом.
Селянин присел на камень передохнуть и осмотреть полученные в бою поврежде­ния, а Лакир подошёл ближе к расщелине, зиявшей в теле горы. Изнутри, точно из логова самой зимы, тянуло стылым холодом. Рядом виднелась частично вросшая в землю жаровня, с незапамятных времён не знавшая огня. Норд потянулся за рюкзаком, где хранилось привыч­ное средство от стужи. Добрый мёд согрел и словно бы добавил сил, взамен растраченных в недавнем бою.
Парень посмотрел по сторонам, увидел, что крестьянин успел подняться и про­должить путь, убедился, что Роки в порядке, и шагнул в узкий каменный ход.

Сообщение отредактировал Joke_p: 15 октября 2018 - 14:06

[Дом Забот]

Может, они и правда местные мустанги, потомки домашних лошадей, лишившихся хозяев или просто разбежавшихся.

Насчёт мустангов я бы не согласился, всё-таки они не потомки домашних лошадей, а как раз бесхозные лошади, которые разбежались, война всё же.

А может некоторые и не бесхозные, на них не написано.

Да и не выжить диким лошадям долго в такой природе, да ещё в таком количестве.

[Thea]

С лошадьми интересные мысли. Может какие уже давно одичали, какие-то из-за войны бесхозными стали, а где-то и дикие мелькают. Наверное, дикие лошади не такие крупные и более приспособленные к суровыми зимам Скайрима, чем какой-нибудь арабский скакун.

 

Дочитала всё, что было. Очень заинтересовала история с белым флаконом. Совершенно её не помню, но подозреваю, что у тебя будет интереснее о ней почитать, чем пройти этот квест в игре. Тут вон и банальная история с Рогги вышла интересной и наполненной смыслом. И вновь Лакир "попался" на задание. Правда, интересно вот как парня научили искусству боя с щитом, не имя таковой. Наверное, пользовались какой-нибудь крышкой от бочки или другим каким щитом.

В игре я часто не задумывалась почему то или это так, а не иначе. Если попадались странности, пожимала плечами и шла дальше. Игра же. Но, глядя на тебя, начинаю задумывать и о мелочах.

Это мне очень нравится во всей истории, кстати, что не только ты в повествовании заполняешь пробелы, но и сам Лакир задумывается о различных вещах. Но, наверное, он не простой фермер. Я так поняла, его родители не были коренными скучными фермерами? Во всяком случае, не раз намекалось уже на то, что были там тоже приключения. Значит, в крови Лакира и в его воспитании уже есть задатки чего-то большего, чем простой фермер.

 

Кстати о Ларсе. А не упоминала ты о том, что и о родителях Лакира писалась история? Если текст сохранился, можно почитать? Если нет, можно хотя бы вкратце о них рассказать?

 

Виндхельм мне никогда не нравился. Такой холодный, неуютный, со всеми этими закоулками. И атмосфера там нехорошая. Но после твоего описания захотелось дать ему второй шанс. Нет, город всё так же показывается мне неприятным, но захотелось послушать девушку в таверне. И посмотреть на бой. И вот этот бой - это самое интересное в этой главе. Нож? Это была особенность этого боя или баг какой? В любом случае, очень хочется Рольфу набить морду

 

И нет, всё же бой не был самым интересным. Меня удивил нож и возникло несколько вопросов по этому поводу. Но очень интересно совсем другое. Эта свеча... Я что-то смутно о ней помню. То ли там была история таинственная, то ли я сама себе что-то придумала при первом прохождении, но о существовании свечи помню точно. И, конечно, этот белый флакон. И сам флакон уже сам по себе нечто загадочное и волшебное, и его поиски складываются совсем нескучно.

Понравилось, как норды с волками справились. И порадовало, что Лакир успел вовремя. Сколько раз я бежала так помочь кому-то и не добегала... А сегодня и вовсе жутко вышло - привела мамонтов к медоварне у Вайтрана которая. Хотела убежать от них, а они за мной. Я уже в здание вошла, подождала там, но выйдя вновь столкнулась лбом об их хоботы. Я убежала дальше, а вот ни в чем неповинный НПС остался и... В общем, не повезло ему.

 

 

[Joke_p]

Ну, арабских скакунов там так не водится... Даже добавленные табуны из таких же лошадей, что на конюшнях можно купить, только мастей больше, что для диких не так чтобы характерно. А вообще, иногда хотелось бы помимо Скайримских тяжеловозиков увидеть там лошадку из Сиродила.

 

Вот про белый флакон мне как раз и надо сейчас писать, но сначала довести до ума Скайрим, иначе хорошего описания не выйдет... суть-то помню, но без деталей всё не то.

Приёмам боя не обязательно учиться на боевом оружии, обычно, пока не освоят, как раз используют тренировочное. Ну и щитозаменитель, для Рогги, видимо, нашли.

Мне, наверное, проще с объяснением странностей в игре. У меня с детства остался принцип "оранжевого слоника". Была у меня такая игрушка. Оранжевый пластмассовый слоник. Ну не бывает таких слонов. А для меня правдоподобие происходящего всегда было очень важно. Соразмерность, адекватность цветов. И вот каждый раз перед тем как играть с этим оранжевым слоником, я придумывала легенду, почему он оранжевый, и почему это не является нарушением картины мира. Естественно, слоник - не единственный тому пример, просто наиболее ярко запомнившийся. Поэтому в игре я стараюсь найти логическое объяснение всем странностям - привычка, воспитанная с детства.

 

К сожалению, именно приключений у родителей Ларса особых не было, всё-таки они именно фермеры. Разве что, похоже, начинать жизнь с чистого листа - это у них по мужской линии фамильное. Но это я поняла уже позже, после того, как написала про жизнь Ларса до встречи с Фир. Мне надо было для себя разобрать очередного "оранжевого слоника", почему парень трудолюбивый, с руками из правильного места, толковый, смекалистый, вдруг батрачит на чужих людей. При том, что вместе с молодой женой они довольно быстро заработали на собственное хозяйство. Откуда он взялся? Почему мыкается в людях? Ну, вот об этом и писала. Я поищу эту текстовку, она почти закончена, чуть причесать - и можно выложить, если без приключений оно всё-равно интересно. А о встрече с Фир и дальнейшей жизни всплывает только уже в описании жизни Лакира (по крайней мере, пока).

 

Города в Скайриме есть приятные и не очень, но неинтересных нет - если внимательно смотреть по сторонам и смотреть, что с чем можно увязать. Виндхельм не люблю, да и Лакиру он не понравился, но описание города, данное через его восприятие всё равно даёт возможность немного "оживить" картинку. Про свечу из Виндхельмской таверны, вроде, там только то, что рассказывала Эльда и пара фраз Сусанны, вся легенда умещается в несколько слов, но всё равно красиво.

По поводу Рольфа и ножа, иногда он действительно, единственный из вызывающих на кулачный бой, хватается за нож. Народ расходится во мнениях, баг это или фича, тем не менее, этот факт описан не одним человеком. У меня Рольф такого раньше не проделывал, но вот в драке с Лакиром действительно выхватил нож. Кстати, у меня был мод, который позволяет подраться с любым персонажем, который тебе чем-то не угодил. Именно так Лакир наподдал Лодвару, но драка с Рольфом - это из основного Скайрима.

Вообще здорово, когда успеваешь вмешаться и отбить мирных жителей от зверей или разбойников. Но вот тогда с крестьянином возле Морфала Лакир опоздал. Причём самую малость, но - опоздал. А с мамонтами у тебя и правда незадача вышла... но вот иногда и так получается, что поделаешь. 

 

Ещё картинка. Лакир верхом на Роки

А я в дальних залежах нашла скрин с Лакиром верхом на Роки! Правда, тут она рассёдлана... Но вот такая она, его лошадка.

 

Нашла историю Ларса, хотя там получилось не только, а может даже, и не столько про него. Поскольку это чистая зарисовка из разряда "как пишется, так и пишется", в отличие от прохождения игры, где всё-так есть опора на свершившиеся факты. В общем, выкладываю, что есть.

 

История Ларса

История Ларса

 

Дед Ларса (прадед Лакира) Бьорн родом из Винтерхолда, и в Сиродил подался с детьми (отцом Ларса Одваром (которому на тот момент 7 лет) и его тётушкой Фрейей (11 лет)), после Великого обвала, то есть в 122 4Э.
Прадед Лакира Бьорн 83 - 146 гг. 4Э
Дед Лакира (отец Ларса) Одвар 115-154 гг. 4Э

Бабушка Лакира (мать Ларса) Эрна 119-155 гг. 4Э
Ларс 146 - 193 гг. 4Э
Лакир 176 г. 4Э.

 

Был самый разгар рабочего дня. Полумрак таверны казался ещё темнее из-за яркого солнца, заливавшего расплавленным золотом поля и виноградники за окном.
В небольшом зале для посетителей было пусто, если не считать Ларса, одиноко сидевшего у стены, уставившись в янтарное нутро полной кружки.
Плешивый, обильно потеющий трактирщик, протиравший посуду за стойкой, с неудовольствием поглядывал на единственного гостя. Время сейчас мёртвое, а этот сидит над своей кружкой, будто что дельное в ней увидеть надеется. Нет бы, как порядочные люди, выпить, да ещё заказать. Никакого барыша с такого посетителя, морока одна — не отлучись из зала, покуда он тут торчит, а как бы хорошо вздремнуть полчасика в холодке...
Скрипнула и приоткрылась входная дверь, впустив сноп солнечных лучей. Хозяин повернулся на звук, надеясь на более прибыльного гостя.
Однако вошедший, едва его глаза привыкли к полумраку после яркого дня, направился прямиком к Ларсу.
Тот исподлобья взглянул на него. Странно было видеть глубокие складки, избороздившие лоб сидящего, поскольку он был ещё совсем молод, скорее даже — юн.
— Лотта сказала, что ты здесь, — вместо приветствия проговорил вошедший.
— Здравствуй, Алеф. Как видишь — не соврала, — вздохнул Ларс.
Алеф бесцеремонно заглянул к нему в кружку.
— Мёд? Всё так же верен вкусам предков?
В ответ — неопределённое пожатие плеч. Ларс был явно не в настроении обсуждать свои вкусы и пристрастия.
— А мне вот больше по душе вино с местных виноградников. Зря мы, что ли, на них вкалываем? Хотя в такую жару приятней выпить холодного эля. Эй, трактирщик, кружку пива, да похолоднее! — крикнул он, повернув голову в сторону стойки.
Хозяин, угодливо улыбаясь, поспешил к их столу. Ссориться с Алефом дураков не было. Хотя, вообще говоря, тот был добродушнейшим малым, если не задевать его самого или его друзей и родичей. Но силы, которой наделили его боги, хватило бы на четверых.
— Да, жарко сегодня, — продолжил Алеф, ополовинив кружку. Ларс кивнул и тоже пригубил выпивку. Алеф был на пару лет старше него и приходился сыном сестре его отца. Семьи жили по соседству и парней, выросших вместе, связывала дружба, какая не всегда встречается и меж родных братьев.
Одвар, отец Ларса, погиб несколько лет назад, защищая жену и детей от взбесившегося вепря. А годом позже невесть куда сгинула мать, Эрна, оставив на попечение сына младшую дочь Лотту. Женщину долго и усердно искали как соседи-фермеры, так и стража, не только местная, но и присланная на подмогу из столицы, но, увы, тщетно. Наконец, её исчезновение списали на банду разбойников, логово которых было обнаружено и уничтожено в процессе поисков, тем паче, что среди трофеев этой шайки отыскалось точно такое же колечко, какое носила пропавшая. Его стражники вернули предполагаемым наследникам, объявили Эрну погибшей, а поиски — оконченными, с тем и уехали. Кольцо было слишком большим для детских пальчиков Лотты, но она продела через него крепкий шнурок и стала носить на шее. Долгое время у осиротевших ребят теплилась надежда, что мать жива и рано или поздно вернётся, но годы шли, и постепенно последние проблески веры в чудо угасли.
Семья тётушки Фрейи сразу же предложила им помощь и кров, но Ларс, хоть и был бесконечно признателен им за заботу, предпочёл взвалить все труды по хозяйству и хлопоты о сестре на свои плечи. Отчасти причиной тому стала надежда на возвращение матери: что если она вернётся и обнаружит пустой дом? Догадается ли искать их у родни? Будут ли у неё силы добраться туда? Нет уж, пусть дом и дети дожидаются её на своём месте.
Тётушка и её домочадцы с уважением отнеслись к его решению, но при случае всегда были готовы помочь, причём так, чтобы сироты не чувствовали себя обузой. Алеф и к Лотте относился как к родной сестре, опекая и защищая её наравне с Ларсом.
Время шло. Лотта из миловидной девочки вытянулась в нескладного подростка, а затем тихо и быстро, как распускается цветочный бутон, вдруг превратилась в юную красавицу, добрую и работящую. Этим летом ей сравнялось пятнадцать, и на ней то и дело останавливались восхищённые взгляды окрестных парней. Даже кое-кто из городской молодёжи вдруг воспылал любовью к загородным прогулкам, и ведь, как нарочно, как раз напротив Лоттиной калитки с ними вечно что-нибудь да приключалось. То башмак развяжется, то жажда одолеет так, что ни шагу ступить, приходится просить глоток воды у юной хозяюшки, с глазами серыми как зимнее утро.
И именно она была виной тому, что посреди рабочего дня Ларс сидел в таверне, а не возделывал их небольшой, но урожайный виноградник.
— Расскажи, что тебя терзает, — негромко попросил Алеф.
Ларс пожал плечами:
— Лотта. Ты же её видел.
Алеф задумчиво кивнул.
— Видел. Больше похоже на тень, чем на ту девчонку, что росла у нас на глазах. Но это — то что любой может увидеть. Я даже могу предположить, в чём причина, но предпочёл бы знать всё как есть. Если я могу чем-то помочь... Решать тебе, но прошу, не забывай, что мы — одна семья.
— Я никогда этого не забывал. Думаю, что и догадки твои верны.
И Ларс угрюмо начал свой рассказ.
Ещё совсем недавно казалось, что судьба Лотты практически устроена, и совсем скоро она счастливо выйдет замуж. За ней всерьёз ухаживал Марий, единственный сын в одной из семей местных виноградарей. Было заметно, что его внимание делает девушку счастливой. Лотта цвела как роза и была весела как птичка. На прочих ухажёров, включая городских щёголей, она и не глядела, оставаясь ровной и приветливой со всеми, но не подавая ни малейших поводов для надежд. Марий видел и ценил это, а внимание окружающих к его избраннице, отвечавшей взаимностью лишь ему, здорово тешило его самолюбие. Он уже намекал, что намеревается в скором времени сделать ей предложение, как вдруг в одночасье всё рухнуло.
Среди окрестных землевладельцев были семьи заметно богаче прочих. Беда пришла от одной из них. Несмотря на то, что знатностью происхождения семейство Ричи похвастаться не могло, его члены всё же посматривали на соседей свысока и держались особняком, кичась своим достатком. И не иначе как их спесь и высокомерие прогневали богов, потому как счастье не задерживалось в доме богачей. Начать с того, что у них была дочь-перестарок по имени Каталина. На редкость некрасивая и не имевшая никаких иных достоинств, способных привлечь женихов, даже несмотря на солидное приданое. До последнего времени родители сквозь пальцы взирали на то, что дочь засиделась в девках. Основные надежды, связанные с продолжением рода, они возлагали на старшего сына Энцио, служившего в легионе. Но совсем недавно в поместье долетела скорбная весть, что тот погиб. Увы, на воинской службе такое порой случается даже в мирное время.
Тогда, отчаявшись получить наследников, чета Ричи предложила за дочерью совершенно баснословное приданое. И вот, не то родители Мария, не то он сам с их полного одобрения, прельстились лёгким богатством. Поползли слухи, что жених Лотты вскоре женится, да только не на ней. Он перестал захаживать в гости и старался не встречаться с Ларсом, с которым прежде держался как с будущим родственником.
Сперва казалось, что девушка стойко перенесла удар. Она не проронила ни слезинки, не отозвалась о неверном возлюбленном ни единым дурным словом. Прочие ухажёры воспрянули духом и удвоили усилия по завоеванию сердца красавицы, но Лотта по-прежнему словно не замечала этого. С каждым днём она всё глубже уходила в себя, а затем начала чахнуть не по дням, а по часам, точно лоза, надломленная у самого корня.
Ларс, любивший сестру, не мог спокойно наблюдать, как она угасает на глазах. Но чем помочь её горю, не знал. Работа валилась из его обычно ловких и умелых рук. Не в силах избавиться от назойливых мыслей, Ларс пришёл в таверну, чтобы в тишине обдумать сложившуюся ситуацию. Здесь и застал его Алеф. Выслушав Ларса, он положил руку ему на плечо.
— Вы с Лоттой всегда можете рассчитывать на мою помощь и на поддержку нашей семьи.
Ларс благодарно сжал его руку. Братья помолчали.
— Хотел бы я знать, как Марий видит свою семейную жизнь с этой «раскрасавицей»? — задумчиво произнёс Алеф, вращая кружку между ладонями. К его удивлению, при этих словах Ларс порывисто поднялся.
— Ты прав. С этого и надо начинать.
Он быстро осушил свою кружку, кинул на стол пару монет и пошёл к дверям.
— Постой! Ты куда?
— Поговорить с Марием. Давай вечером встретимся здесь же. Возможно, на этот раз мне и впрямь понадобится твоя помощь.
— Всегда рад. Но...
— Потом. Вечером.
Через минуту Ларс уже шагал по пыльной дороге, воздух плавился от зноя, но юноша не замечал палящего солнца.
Подходя к винограднику Мария, он замедлил шаг и начал смотреть по сторонам. Наконец ему на глаза попался тот, кого он искал.
Марий был занят повседневным трудом любого земледельца. Ларс потихоньку приблизился и встал, укрывшись за стволом старого кипариса, росшего поблизости. Оттуда он мог без труда наблюдать за несостоявшимся женихом своей сестры, оставаясь незамеченным. К удовлетворению Ларса, Марий не выглядел счастливым. Хоть на его лице и не лежала печать такого горя, какое снедало Лотту, всё же на нём были написаны тоска и безысходность.
Работал он будто через силу, не заботясь о плодах своих трудов. Убедившись, в чём хотел, Ларс вышел из своего укрытия. Марий был на год старше него, и они всегда неплохо ладили, но сейчас на лице бывшего жениха Лотты промелькнуло растерянно-виноватое выражение, отчего оно стало по-детски беззащитным. На миг показалось, что он сейчас развернётся и убежит, но, конечно же, этого не произошло.
— Здравствуй, Ларс, — с трудом выдавил он.
— Здравствуй, Марий, — отозвался Ларс, чуть исподлобья глядя на парня.
Повисло неловкое молчание, показавшееся Марию особенно тягостным оттого, что он знал, о чём им надо поговорить, но не решался начать первым. Однако гость не собирался упрощать ему задачу, так что волей-неволей неверному жениху пришлось, пряча глаза, через силу заговорить.
— Как поживает Лотта?
— Не так, как она того заслуживает.
— Я понимаю...
— Что ты понимаешь? Что воспользовался её чистым и наивным чувством и разбил ей сердце? Что продал и предал её любовь?! — вдруг взорвался Ларс.
Марий вскинул голову. Резкий тон собеседника вынудил его защищаться, хотя взгляд у него при этом был как у побитой собаки.
— Я ничего не желал бы так сильно, как назвать Лотту своей женой. Но я не могу пойти против родительской воли! Брак, заключённый без должного благословения, обречён на несчастье!
Парень вдруг сообразил, что орёт во всё горло и осёкся. Как ни странно, гнев Ларса улёгся так же внезапно, как и вспыхнул. Он почти жалел Мария, которому сыновняя почтительность мешала стать счастливым, вынуждая отказаться от того, что ему дорого, ради того, что не принесёт ни малейшей радости. Про себя Ларс решил, что если судьба поставит его перед подобным выбором, он ни за что не поставит своё счастье и счастье возлюбленной в зависимость от чужой воли.
— Разве твоя семья не желает тебе счастья? Если ты любишь и любим, разве будешь ты счастлив с другой?
— Я говорил об этом с матерью... Она считает, что с приданым Каталины только дурак будет несчастлив. Ну и, что если я совсем не смогу заставить себя любить Ричи, то могу представлять себе вместо неё твою сестру.
Ларс тихо скрипнул зубами. Хотел бы он знать, кого многомудрая советчица представляет на месте своего мужа. А Марий тем временем продолжал:
— Или же изменять ей с Лоттой, которая, по словам матери, будет только рада, коли меня любит.
Увидев, как потемнел лицом Ларс, Марий умиротворяюще вскинул руки:
— Я никогда бы на это не пошёл. Лотта заслуживает лучшей доли, чем быть любовницей женатого человека. Передай ей, что я желаю ей счастья, которого мне теперь, увы, не видать.
Горечь, с которой он произнёс последние слова, против воли тронула Ларса.
— Твоя семья имеет ещё какие-то возражения против Лотты, кроме того, что её приданое несоизмеримо меньше того, что дают Ричи?
— Напротив! Они были в восторге от моего выбора, пока речь не зашла о таких деньжищах.
— Да-а... видать Ричи крепко хотят наследника... Но я бы не рискнул ввязываться в сделку, где мне, возможно, придётся заработанное вернуть, если ещё не приплатить сверху.
— Как так? — Марий выглядел совсем сбитым с толку.
— Ну, как... Ты же видишь, что и на такое приданое женихи толпой не слетелись... А почему? Ну, разделишь ты с Каталиной постель, представишь вместо неё Лотту, как мать советует. Ну, родит она ребёнка на радость родне. Если боги смилуются, родит сына, а если нет? Если будет девочка, да ещё и уродится в неё? Думаешь, её легче будет пристроить замуж, чем саму Каталину?..
— О, Дибелла! — простонал Марий, запустив пятерню в густые кудри, — об этом я не задумывался...
— Ну, — Ларс развёл руками, — Раз уж ты сделал ей предложение, моли богов о сыне.
— Ещё не сделал... Сватовство назначено на завтра...
Марий выглядел совершенно убитым.
— Если бы только... — чуть слышно пробормотал он.
— Если бы только — что?
— Если бы только родители согласились отказаться от приданого Каталины и благословили наш брак с Лоттой! Но я не сумел их переубедить... Завтра дело будет сделано и я стану женихом самой богатой и самой безобразной невесты в нашем краю.
- А если бы они согласились, ты женился бы на Лотте?
- Да! Клянусь тебе — да!
Горячность Мария вызвала у Ларса тёплую улыбку, хотя в глубине его души сохранилась обида за сестру.
— Поклянись, что если она станет твоей женой, ты никому не дашь её в обиду. Даже своим родителям.
— Клянусь Девятерыми! Только этому всё равно не бывать...
— Не спеши отчаиваться. Возможно, я сумею помочь тебе и Лотте.
Ларс повернулся и зашагал прочь от Мария, оставив последнего разрываться между надеждой и отчаяньем.
Через несколько минут юноша уже стучался в двери дома, где жила семья возлюбленного его сестры. Открыла мать Мария. Увидев нежданного гостя, она невольно подалась назад, словно хотела захлопнуть дверь у него перед носом.
— Доброго дня, госпожа Кассия.
— И тебе, Ларс. Что тебе нужно? - спросила женщина, напуская на себя неприступный и высокомерный вид, за каким люди нередко стараются скрыть чувство вины.
— Поговорить с Вами и господином Дарием.
— Не думаю, что нам есть о чём говорить.
— А по-моему — есть. Мне кажется, у меня есть предложение, которое будет вам интересно.
— Пускай войдёт, — послышался ворчливый мужской голос из глубины дома.
Кассия посторонилась, пропуская Ларса в дом.
— Мы собирались обедать. Присоединяйся к нам. Правда, скоро придёт Марий. Надеюсь, его присутствие не помешает нам поговорить о твоём деле?
— Напротив, его это тоже касается.
— Тогда прошу к столу.
Ларс поблагодарил, шагнул вперёд и поприветствовал Дария.
Входная дверь еле слышно скрипнула, и на пороге появился Марий. При виде гостя он замешкался и начал переводить испытывающий взгляд с одного лица на другое. Не сумев прочесть на них, что произошло в его отсутствие, он поздоровался с Ларсом так, словно давно его не видел. Тот ответил в том же духе и, повинуясь указанию хозяйки, проследовал за стол.
Обед прошёл в напряжённом молчании. Наконец тарелки были убраны, Кассия поставила на стол четыре чашки и кувшин с вином, и только тогда Дарий обратился к Ларсу:
— Так ты хотел о чём-то поговорить?
— Да, о Лотте.
— Твоя сестра славная девушка, но мы должны позаботиться о будущем своего сына, — вмешалась Кассия, — С приданым Каталины его ждёт безбедное существование. К тому же Марий ничего не обещал твоей сестре, помолвки не было, значит ты можешь не опасаться за её доброе имя.
— Да, всё ваше с Лоттой имущество от силы на треть превосходит приданое молодой Ричи, — поддержал жену Дарий, — А они могут его и увеличить, если с умом подойти к сватовству. Кроме того, Каталина — единственная наследница всего состояния.
— Ну, на это я бы не рассчитывал, — с непонятным спокойствием отозвался Ларс, — Во-первых, до меня доходили слухи, что семейство Ричи уже начало сожалеть о своей необдуманной щедрости. А во-вторых, поговаривают, что Корнелия Ричи вскоре сама может исправить ситуацию с отсутствием наследника. Признаться, я бы не удивился... Слава Дибелле, она ещё в том возрасте, когда всё возможно...
Дарий и Кассия тревожно переглянулись. Дело, в которое они хотели втянуть своего сына, переставало казаться таким уж выгодным. Однако приданое Каталины, даже без наследства, представлялось слишком лакомым куском. Но тут, усиливая смятение родителей, в разговор вмешался Марий:
— Мама, подумай о том, что ситуация может повториться, если у Каталины будет дочь, похожая на неё. Только едва ли мы сможем предложить столько, сколько дают Ричи.
Ларс с радостью услышал свои речи из уст Мария. Семена сомнений упали на благодатную почву. Сейчас, когда уверенность его родни в выгодности намеченной сделки поколебалась, было самое время предложить другую...

***

Домой Ларс вернулся поздно вечером. После продолжительной беседы с семьёй Мария, он выдержал не менее долгий спор с Алефом, в котором сумел-таки настоять на своём и заручиться поддержкой двоюродного брата.
Бледная тень, некогда бывшая его сестрой, встретила Ларса на крыльце.
— Я уж боялась, что потеряю ещё и тебя... ты никогда не возвращался так поздно. Где тебя носило?!
Ларс приобнял Лотту и тяжело шагнул через порог.
— Ты что, пьян?
— Нет. Просто очень устал.
— Что же ты делал? Я знаю, ты не был сегодня на винограднике.
— Что делал — об этом после. Сейчас мне нужно серьёзно поговорить с тобой.
— О чём?
— О Марии.
— О... я понимаю, ты снова будешь просить, чтобы я выкинула его из головы, говорить, что он меня недостоин и прочее в том же духе...
— А разве это не так? Разве тот, кто по воле родителей согласился отказаться от тебя и жениться на постылой богачке, тебя достоин? Разве тебя удержал бы мой запрет, или Алефа или тётушки?
— Так с чего ты взял, что твои слова что-то изменят теперь? — вскинула голову Лотта, и её совсем было потухшие глаза опасно сверкнули.
— А я этого и не брал, — устало возразил брат, — подумай ещё вот о чём, если он так подвластен воле своих родных, особенно матери, стань ты его женой, во что бы превратилась твоя жизнь?
— О, на этот счёт не беспокойся! — засмеялась Лотта, но тут же снова сникла.
— Только этому теперь всё равно не бывать...
Ларса поразило, что она слово в слово повторила фразу, слышанную им сегодня от Мария. Может, это и правда судьба...
— Ну, почему же. Если ты совершенно уверена, что тебе это нужно... Теперь я могу сказать, где меня носило, и что я делал. Пытался устроить твою судьбу.
— И чего ты добился?
— Того, что Марий не женится на Каталине, если ты хочешь видеть его своим мужем.
— Это невозможно, — потрясённо пробормотала девушка, — если только... О-о-о!
Она повисла у брата на шее.
— Неужели ты ради меня решил сам жениться на Каталине, опередив Мария?! Братик, дорогой, любимый! Я этого не стою! Поверить не могу!
— Правильно не можешь. В мои намерения входило спасти твою жизнь, а не загубить свою.
— Но тогда как же?.. — окончательно растерявшись, пролепетала Лотта.
— Узнаешь в своё время, — произнёс брат, осторожно расцепляя её руки. — Пока хватит с тебя и того, что завтра твой ненаглядный Марий вместо того, чтобы сделать предложение Каталине, посватается к тебе.
Он скинул обувь, и пошёл к кровати.
— Теперь давай спать. А то я и правда как пьяный.
Ларс улёгся, но заснуть не успел. По полу прошелестели лёгкие шаги Лотты и тёплые руки вновь обвили шею брата.
— Ты же не задумал ничего... противозаконного?
— Не волнуйся. Перед законом я буду чист, как младенец.
— Ларс... расскажи мне, что ты затеял. Мне страшно от твоей таинственности. Мне кажется, что если ты не женишься на ней сам, то остаётся только кого-нибудь убить... Или Каталину или родню Мария... или всех разом... Но я не верю, что ты пошёл бы на это! Тогда что ты задумал? Продал душу даэдра? Расскажи! Не то, сам видишь, какие ужасы лезут мне в голову!
— Я просто предложил больше, чем давали Ричи.
— Но ведь это всё, что у нас есть!
— Да. Теперь это твоё приданое. Семья Мария согласилась, что дом с возделанной землёй более надёжное имущество, нежели деньги Каталины, которые запросто может унести любой вор.
— А как же ты?
— После твоей свадьбы отправлюсь попытать счастья в других местах.
— Ты мог бы остаться и работать на нашем винограднике...
— Нет уж... оставаться работником там, где был хозяином, не по мне. Впрочем, я приложу все силы, чтобы в моё отсутствие ты не осталась без защиты.
— О, Ларс! Ты лучший из братьев!
— Надеюсь... Хотел бы я быть уверенным, что этот брак сделает тебя счастливой...
— Сделает! Клянусь тебе!
Щёки Лотты впервые за долгое время порозовели, она, раскинув руки, со счастливым смехом закружилась по комнате.
Ларс задумчиво смотрел на сестру. Она была совершенно счастлива и не задумывалась над тем, чем ради неё жертвует брат. Зато она снова стала похожа на прежнюю Лотту. А это стоило дороже любого имущества. Взгляд юноши упал на материно кольцо, по-прежнему висевшее у девушки на шее.
Что сказала бы мать о выборе судьбы, сделанном её детьми?.. Не раз и не два, когда приходилось принимать сложные решения, он думал об этом и поступал сообразно своим ощущениям, словно мать незримо помогала и советовала ему. И вот теперь он не получил ответа. Внезапно Ларс понял, что решившись на такой шаг, он окончательно стал взрослым и теперь сам в ответе за свою жизнь. А Лотта... что ж, Лотта — за свою.
Девушка наконец угомонилась, пожелала брату доброй ночи и легла сама, но ещё долго в темноте до него доносилось её тихое ликующее пение.
Ларсу казалось, что этот день настолько вымотал его, что он сразу же заснёт. Но вместо этого юноша всё лежал без сна, прокручивая в голове сегодняшние события.
Беседа с семьёй Мария отняла много времени и сил, но тот здорово помогал Ларсу, подбрасывая доводы, говорившие в пользу женитьбы на Лотте и против сватовства к Каталине, которые прежде не приносили плодов, но теперь заставляли родителей всё больше задумываться. Наконец сперва Дарий, а за ним и Кассия заколебались, а после согласились на предложенное. Более того, дело вдруг представилось им в таком выгодном свете, что они, сперва готовые выставить Ларса за дверь, начали всячески его обхаживать, боясь, как бы теперь он не передумал. Тогда-то юноша и выдвинул два своих условия.
Первое, что прежде, чем всё имущество перейдёт во владение Лотты, он заберёт свои вещи и свою часть денег, которые брат и сестра откладывали про чёрный день. И второе, на котором Ларс настаивал особо, что все надлежащие бумаги будут оглашены прилюдно и вручены молодым прямо на свадьбе. Прикинув так и этак, родители Мария согласились, очень уж им понравилась мысль присоединить к своим владениям ферму Ларса и Лотты. Правда, у Кассии мелькнула мысль о возможном обмане, но клятва именем пропавшей матери развеяла её сомнения.
Выйдя от них, Ларс поспешил на встречу, которую назначил Алефу в таверне. Близился вечер, а юноша предполагал, что любопытство пригонит родича раньше времени. Алеф действительно оказался на месте. Он с нетерпением поглядывал на дверь, привставая, чтобы разглядеть очередного входящего, и досадливо опускаясь на скамью, когда оказывалось, что это не тот, кого он ждал.
Наконец его ожидание было вознаграждено. При виде брата Алеф призывно замахал рукой. Стол, выбранный им, находился в укромном уголке, как нельзя лучше подходившем для долгих разговоров, не предназначенных для чужих ушей.
Алеф едва дождался, пока Ларс закажет себе мёда и усядется рядом.
— Ты говорил, что тебе будет нужна моя помощь. Рассказывай, что ты затеял. Можешь не сомневаться, вся наша семья готова сделать что угодно, чтобы помочь тебе и Лотте. Неужели ты придумал, как освободить её сердечко от любви к Марию?
— В этом теперь нет нужды. Марий женится на ней.
— Что же могло заставить его родню передумать?
— То же, что прежде отвратило от Лотты. Корыстолюбие.
— Нет. Не говори мне, что ты перебил цену Ричи. Это невозможно!
— Без особых надежд унаследовать всё их состояние — вполне возможно. Наша ферма стоит дороже приданого Каталины.
— Я думал, это Лотта близка к помешательству, а не ты! Ты что же, решил продать всё своё имущество?!
— Лучше! Оно будет приданым Лотты.
— Уж не сам ли Шеогорат нашептал тебе такой совет?! Ты сошёл с ума при виде страданий сестры, не иначе! Я отказываюсь принимать участие в этом безумии!
Ларс вздохнул. Предстояло выдержать словесную баталию ещё с одним упрямцем, которым к тому же движет забота об их с Лоттой благе.
Сперва Алеф ничего не желал слушать, но мало-помалу остыл и поневоле начал признавать, что поступить иначе значило погубить Лотту. Мысль, что её прочили в любовницы Марию, после его предполагаемой женитьбы на Каталине, пробудила в душе Алефа праведный гнев.
— Вся их семейка не стоит мизинца на её ноге! — бушевал он.
Ларс согласно кивнул.
— Это меня и тревожит. Сам Марий парень неплохой, но матери слово поперёк сказать боится. А она Лотту запросто со свету сживёт, дай ей волю. Потому-то мне и нужна твоя помощь. Я хочу устроить всё так, чтобы защитить сестру, даже когда меня здесь не будет.
Тут только до Алефa дошло, что сам Ларс намеревается покинуть родные края, и спор разгорелся с новой силой. И вновь последнему удалось убедить родича, что так будет лучше всего.
— И куда ты думаешь податься? — наконец хмуро спросил Алеф.
— Вернусь на родину предков — в Скайрим. Наш дед хоть и покинул его, а всё не оставлял надежды, что не внуки, так правнуки будут снова жить в этом северном краю.
— Я помню... Твой отец говорил об этом, когда брал нас туда детьми. Помню, тебе там взаправду понравилось.
Ларс кивнул.
— Видно мне и суждено оправдать дедовы надежды. А ты присмотри за Лоттой. Не давай её в обиду ни мужу, ни свёкрам.
— Поди-ка вмешайся в чужую семейную жизнь...
— На этот счёт у меня есть пара мыслей...
Он наклонился ближе к Алефу и заговорил вполголоса, хотя за вечерним гомоном таверны их едва ли могли услышать. Никто из знакомых не обращал на них особого внимания. Молодые люди, неразлучные с детства, на исходе дня частенько вместе захаживали сюда и коротали время, беседуя за кружкой эля или мёда. Брат то согласно кивал, то сомневался и переспрашивал, то начинал горячо спорить, но в конце концов родичи обо всём договорились.

***

Лёжа в постели, Ларс снова и снова вспоминал разговоры минувшего дня, раз за разом так и этак прокручивал в голове свой план, в поисках возможных изъянов, от которых надлежало избавиться. Наконец сон незаметно подкрался к нему и накрыл своим милосердным крылом, дарующим каждому краткое избавление от тревог, забот и горестей.
Лотта вскочила на рассвете, не понимая, почему она так счастлива. За последнее время она почти забыла это ощущение. Верно ей приснилось что-то очень хорошее... Девушка постаралась припомнить, что именно, и в памяти всплыл вечерний разговор с братом. Теперь, утром, он представлялся настолько неправдоподобным, что и в самом деле показался ей сном.
Первым побуждением Лотты было разбудить Ларса и спросить его об этом. Но её остановила с одной стороны жалость к брату — вечером он выглядел совсем измученным, а с другой — страх утратить согревшую сердце надежду. Она, стараясь не шуметь, приготовила завтрак, какой не стряпала уже давно, прибралась в доме и, не в силах совладать с волнением, вышла на двор.
У калитки она увидела Мария, который не утерпел и примчался спозаранку, а теперь мялся, не решаясь потревожить хозяев в такой ранний час. Лотта остановилась как вкопанная, теребя краешек передника. Марий тоже смотрел на неё в полном смятении, не зная, что сказать. Девушка пришла ему на помощь, укоризненно проговорив:
— Давненько ты к нам не наведывался.
— Да... — внезапно осипшим голосом пробормотал тот.
— Рада, что ты всё-таки надумал нас проведать.
— В основном, тебя. Боги свидетели, как мне тебя не доставало!
— Разве ты забыл дорогу?
— Нет... я забыл, что имею право быть счастливым.
— И что же, вспомнил?
— Благодаря твоему брату. Тебе достался лучший брат под этим небом! Да благословят его боги!
— Так что привело тебя сегодня?
— Лотта... ты всё ещё согласна стать моей женой?
— Право, не знаю... птичка принесла на хвосте, что ты своим словом мало не на развес торгуешь. Недёшево, правда, с выгодой...
Краска бросилась Марию в лицо. Он опустился на колени в выжженную солнцем дорожную пыль и тихо пробормотал:
— Какой же я болван!.. Прости меня, Лотта! Если можешь — прости! Скажи, ты сможешь простить меня?
Он схватил её за руки и снизу вверх с мольбой заглянул ей в глаза. Девушка не отняла рук, а на губах у неё появилась полуулыбка, совсем не свойственная прежней Лотте.
— Прощение стоит недорого. Простил, считай забыл. Ты собой так дёшево не торгуешь, так и я не стану.
— Ты не сможешь меня простить?.. — было слышно, что Марий по-настоящему испугался, — Ты не выйдешь за меня замуж?
— Этого я не говорила. Но лучше мы оба будем помнить, что у тебя передо мной есть должок.
— Согласен. Я так виноват перед тобой, что словами этого не искупить. Позволь доказать тебе глубину моего раскаяния на деле.
— Так-то лучше. Теперь я могу дать тебе своё согласие.
— Чудесно, — улыбка, озарившая лицо Мария была такой счастливой, что казалась глуповатой, — Я могу поговорить с Ларсом и попросить у него твоей руки?
— Он ещё не проснулся, и мне не хочется его будить. Вчера у него был нелёгкий день.
— Да-да, конечно, — жених, был готов согласиться с каждым её словом.
Молодые люди присели у крыльца, ожидая пробуждения Ларса и наслаждаясь обществом друг друга.
Марий всеми силами старался заслужить прощение Лотты. Легкая натянутость, которой не было между ними прежде, заставляла его острее чувствовать свою вину перед ней и он, как мог, стремился её загладить.
Спустя полчаса на тихий шелест их голосов вышел Ларс. Лотта с сияющей улыбкой посмотрела на брата, а Марий вскочил, приветствуя его. Тот внимательно разглядывал влюблённых и заметил что-то новое в выражении лица сестры. Он не смог сходу определить, что же изменилось, а также, нравятся ли ему эти перемены, но одно можно было утверждать с полной уверенностью: девушка была безоблачно счастлива, и к ней вернулись радость и вкус жизни.
— Ларс... Я пришёл просить руки твоей сестры, — торопливо сказал молодой имперец. Казалось, он боялся, что может опоздать, и что-нибудь помешает его сватовству.
— Если Лотта согласна, значит так тому и быть.
На правах хозяина норд позвал гостя в дом, чтобы отметить помолвку. Вскоре подошёл и Алеф, ставший свидетелем обручения. Марий просидел у нордов до позднего вечера, не в силах расстаться со своей ненаглядной Лоттой. Ларс сходил и пригласил всё семейство тётушки, так что тихое семейное торжество превратилось в настоящий праздник, весть о котором быстро разнеслась окрест.

***

Совсем иначе прошёл этот день в другом доме. Каталина, наряженная в свои лучшие одежды, с утра сидела рядом с матерью на террасе, ожидая прихода Мария. Назначенный час давно миновал, но мать не отпускала Каталину и не позволяла переодеться, лишь всё крепче прижимала дочь к себе, обнимая за плечи. Наконец стало совершенно очевидно, что никто не придёт. Летнее небо понемногу затухало, появлялись первые звёзды. Каталина поднялась со своей скамьи и прошла в дом. Мать в растерянности последовала за ней. Подойдя к отцу, девушка спокойно сказала:
— Ты говорил, что деньги — лучшая сваха. Как видно, вы с мамой переоценили привлекательность моего приданого, или недооценили мою непривлекательность. Ваши деньги не помогли вам выдать меня замуж.
С этими словами Каталина скрылась у себя. Мать дёрнулась было следом, но Фабио покачал головой:
— Оставь, ей лучше побыть одной... В чём-то она, пожалуй, права. Мы полагали, что богатство способно дать всё что угодно. Но оно не спасло сына от гибели и не обеспечило дочери семейного счастья...
Корнелия задумчиво кивнула. Позже она всё-таки зашла к Каталине, надеясь хоть немного её утешить, но с удивлением обнаружила, что дочь не нуждается в утешении. Та была совершенно спокойна, на её лице не было и следа слёз. Девушка занималась обычными вечерними делами. Она приветливо кивнула матери, и та в растерянности удалилась.
Все были уверены, что Ларс будет торопить Мария со свадьбой, но тот не захотел спешить. День бракосочетания отложили на осень, когда будет завершён сбор урожая. Решение оказалось мудрым. Отсутствие спешки придавало веса этому событию, не позволяя возникнуть впечатлению, что женитьба состряпана кое-как, задним числом. Всё необходимое подготавливалось обстоятельно, без суеты. Каким-то образом это вызывало большое уважение среди местных к семье Ларса и Лотты, которое, напротив, несколько подрастеряли родичи Мария, да и он сам. Невольно ощущая это, Кассия и Дарий начали подталкивать сына, чтобы тот поторопил Ларса со свадьбой и назначил её поскорее. Тот, как всегда послушный воле родителей, всё же не решился обратиться прямо к будущему шурину, а попытался действовать через Лотту. Обрывок их разговора был нечаянно услышан её братом.
— День свадьбы уже назначен. К чему людей смешить? Никто не женится в самую страду. Разве что для прикрытия того, что позже не скроешь, но нам-то это зачем? Мне скрывать нечего.
— Да, но разве ты сама не хотела бы поскорее стать моей женой?
— Поскорее — это пока вдруг не подвернулась партия повыгоднее?
— Лотта!..
— Да?
— Я с радостью готов дожидаться назначенного дня, но мать с отцом говорят...
— Один раз ты их уже послушался — и едва не потерял меня.
Ларс замер, ожидая, что Марий начнёт возражать. Ведь, если подумать, всё было ровным счётом наоборот. Это Лотта почти потеряла надежду обрести счастье с возлюбленным, спала с лица и едва не отправилась к праотцам от безысходной тоски. Однако, к удивлению юного норда, жених полностью согласился с нею и больше, насколько можно судить, не начинал разговоров о том, чтобы поторопиться со свадьбой.
Снова брату подумалось, что Лотта стала чуть другой, но какой? Он по-прежнему не мог этого понять. Прислушавшись к своим чувствам, юноша, однако, решил, что его любовь к изменившейся сестре не уменьшилась, а вот тревоги за её будущее поубавилось.
Приглядываясь к отношениям между влюблёнными, Ларс отметил, что Лотта, прежде растворявшаяся в своём чувстве без остатка, теперь держит Мария на некотором расстоянии. Тот, судя по всему, тоже ощущал это, потому как однажды с мольбой спросил у неё:
— Неужели между нами никогда всё не станет как раньше?
— Как раньше? — девушка смерила жениха таким взглядом, словно сомневалась в его умственных способностях. — Разумеется, нет!
Он содрогнулся от этих слов, вновь ощутив, что он один виноват в непоправимости случившегося, а ведь до сватовства к Лотте ему и в голову не пришло, что ему придётся просить и заслуживать её прощения.
— Нет?.. - глупо пробормотал он.
— Ну конечно, нет! — решительно заявила красавица и добавила: — Будет лучше! Потому что теперь мы будем сами решать свою судьбу. И никому не позволим её разрушить.
Марий подхватил невесту на руки и закружил, задыхаясь от счастья.
В другой раз, когда между молодыми людьми вышла небольшая размолвка, Лотта без особого труда настояла на своём, бросив вскользь:
— Наше счастье уже было в твоих руках, мне не показалось, что ему там надёжно.
И Марий снова уступил. Казалось, он был рад, соглашаясь с ней, будто тем самым смывал последствия своего проступка. В большинстве случаев, ей даже не приходилось напоминать ему о прошлом. Всё это Ларс подмечал, и радовался тому, что сестра не перегибает палку. Обычно она обставляла всё так, будто они вместе приняли нужное ей решение, а порой, что Марий сам до всего дошёл, хотя изначально мыслил совсем иначе. При этом девушка никогда не требовала, не настаивала и тем более не устраивала ссор. Было похоже, что укажи кто-нибудь жениху, что его возлюбленная вертит им, как хочет, он просто не поймёт, о чём речь.
Время играло на руку молодым нордам. К концу лета стало очевидно, что в семействе Ричи и в самом деле ожидается пополнение. О баснословном приданом Каталины никто больше не заикался, и родители Мария теперь всячески обхаживали Ларса, полагая, что он спас их семью от весьма невыгодной сделки.
Между Лоттой и Марием будто бы снова восстановилось прежнее доверие и взаимопонимание. И как-то вечером девушка, склонившая голову на плечо возлюбленному, задумчиво сказала:
— Бедная Каталина...
— Ты о чём? — удивлённо спросил имперец. До сих пор они не сговариваясь избегали всего, что было связано с его несостоявшейся помолвкой и семейством Ричи.
— Возможно, это был её последний шанс выйти замуж...
— О, Лотта! Боги да благословят твою доброту! Ты печалишься о той, кому едва не досталась твоя судьба!
Но девушка только покачала головой.
— Счастье великодушно. Как знать, хватило бы мне доброты радоваться за неё в своём несчастье?..
Марий не нашёлся с ответом и лишь крепче обнял невесту.
Была ли несчастна Каталина, никто не знал. Она оставалась спокойной и безмятежной. Помогала матери, но порой так крепко задумывалась о чём-то, что не сразу слышала, когда её окликали. Прежде равнодушная к прогулкам, она попросила у отца смирную лошадку, выучилась ездить верхом и стала кататься по окрестностям, отлучаться в город, а после отпросилась на пару дней в столицу. Родители дали ей в провожатые преданного слугу и отпустили. Они опасались, что в глубине души несостоявшаяся помолвка ранила дочь сильнее, чем та показывала, и хотели дать ей развеяться.
Из Имперского города Каталина вернулась умиротворённой, в её глазах появился непривычный свет, но о цели своей поездки она умолчала. Пробовали расспрашивать слугу, но без толку. Тот лишь клялся, что господской дочери ничего не угрожало, равно как не происходило ничего предосудительного, а большего-де ему говорить не велено. Так что старшему поколению Ричи пришлось довольствоваться тем, что Каталина, казалось, не страдала от того, что лишилась надежды на замужество.
День свадьбы Лотты и Мария понемногу приближался. Незадолго до него девушка подошла к Ларсу и спросила, что он задумал и зачем выдвинул такие условия родне жениха. Если прежде тот десять раз бы подумал, прежде чем посвящать сестру в детали своего плана, то теперь, видя, как она управляется с Марием, рассказал ей всё без утайки.
Девушка задумчиво покивала, а затем сказала:
— Ты был прав, говоря что его родные не дадут нам жить спокойно, коль скоро он без их указки шагу ступить не смеет. Мать водит его как бычка за кольцо, вот я и стараюсь забрать это кольцо в свои руки. То, что ты задумал, мне очень здорово поможет. Ты и в самом деле лучший из братьев! Жаль только, что ты собираешься уйти из здешних мест. Может, передумаешь?
— Нет, сестрёнка. Решено, значит — решено.
Лотта порывисто обняла брата и спрятала лицо у него на груди.
— Мне будет не хватать тебя. Сначала отец, потом мама, теперь ты...
Ларс погладил её по волосам.
— У тебя будет твой ненаглядный Марий, с тобой останутся Алеф и тётушка Фрейя с семьёй. Ты в любой момент сможешь обратиться к ним за помощью.
— А ты останешься один в чужом краю...
— Главное, что ты будешь счастлива, а твоя жизнь обеспечена. А я уж как-нибудь не пропаду. Всё же Скайрим — родина наших предков, надеюсь, он примет и возвратившегося потомка.
— Я буду молить Девятерых, чтобы ты нашёл там своё счастье! Чтобы был так же счастлив, как я, нет, ещё счастливее!
— Спасибо, сестрёнка.
Наконец долгожданный день настал. Хотя норды никому не раскрывали своих планов, свадьба Лотты и Мария всё равно вызывала огромный интерес в окрестностях. На поляне, где должно было начаться торжество, собралась целая толпа. Когда в сопровождении Ларса и отцовой родни появилась Лотта, все восхищённо ахнули. В праздничном одеянии девушка была необыкновенно хороша. Мария встретил не один завистливый вздох. К удивлению многих, среди толпы обнаружилась Каталина. Заметив её, Алеф предупредил своих, чтобы были настороже — не попытается ли как-нибудь испортить свадьбу.
Впрочем, у собравшихся и без того хватало поводов для удивления. Графский управляющий, порой исполняющий роль уполномоченного представителя, где не требовалось личного вмешательства графа, не имел обыкновения присутствовать на сельских свадьбах. Однако же и он был тут, причём при всех регалиях, положенных должностному лицу. Его сопровождали трое стражников во главе с капитаном.
Народ беспокойно зашевелился, поглядывая то на молодых, то на Ларса, то на Каталину, силясь понять, что же происходит. Но все они имели совершенно безмятежный вид, так что людям не пришлось удовлетворить своё любопытство.
Молодые должны были отправиться в городскую часовню и там на алтаре Мары принести положенные обеты. Все ждали, что они вот-вот двинутся к городу и удивлялись возникшей заминке. Неожиданно для всех Ларс поднял руку, призывая собравшихся к тишине. Рядом с ним тут же очутились Алеф и представитель графа. Люди зашикали друг на друга, желая услышать, что скажет юноша, и поэтому тишина не могла установиться ещё некоторое время. Наконец все худо-бедно примолкли, и тогда раздался спокойный и уверенный голос Ларса.
— Сегодня я, на правах старшего родственника, заменившего Лотте отца и мать, отдаю её в жёны Марию с полного согласия обоих. Я, как было условлено между мной и роднёй жениха, отказываюсь от своей доли имущества и от любых притязаний на неё в дальнейшем, в пользу сестры. Означенная собственность составит её приданое.
В толпе раздался удивлённый гул, и Ларс сделал паузу, поскольку хотел, чтобы каждое его слово было услышано и понято всеми, кто собрался здесь. Гул быстро улёгся и весь народ обратился в слух. Юноша удовлетворённо кивнул и продолжил.
— Бумаги о передаче собственности заверены графом и находятся здесь, в руках его представителя.
Управляющий слегка поклонился, впрочем его поклон был похож скорее на кивок. Ларс тем временем говорил дальше:
— Сам я, после того, как молодые отпразднуют свадьбу, собираюсь покинуть наши края и перебраться на родину предков. Но оставляя здесь свою сестру, я хочу, насколько возможно, обеспечить её будущее и оградить от превратностей судьбы. Поэтому, хотя её доля имущества безоговорочно принадлежит ей, свою я отдаю ей в приданое с несколькими небольшими условиями. Спешу заверить, что эти условия признаны графом законными и справедливыми, а бумага, где они изложены, заверена им лично и тоже находится у его представителя.
Толпа примолкла и напряжённо вслушивалась в его слова. Среди фермеров не было обычая заключать брачный договор. Вроде, знать подписывала какие-то бумаги, но их дела простой люд не занимали — со своими бы разобраться. Так что сказанное Ларсом было им внове, и они не знали, как следует к этому отнестись. То, что юноша говорил как по писанному непривычным и не свойственным ему языком, утверждало их в уверенности, что всё это устроено с одобрения и помощи представителей законности и порядка, а значит не было предосудительным. Но всё же... по-людски ли так-то? Чего ему вздумалось потребовать от молодых? Ларс, вновь допустивший паузу, чтобы графский управляющий успел подтвердить его слова, заговорил снова:
— Я рад, что все вы собрались на свадьбу моей сестры и Мария, и хочу, чтобы вы стали свидетелями нашего соглашения, и чтобы любой из вас мог напомнить о нём, если условия будут нарушены.
Толпа снова заворочалась и негромко загудела, скорее одобрительно, хотя и с изрядной долей сомнения, которое громким выкриком выразил тощий рыжеволосый рябоватый верзила, известный своей прямотой:
— Ты назови свои условия, а мы поглядим. Может, ты жениха по утрам заместо петуха кричать обяжешь!
Народ засмеялся. Ларс тоже весело улыбнулся и вновь поднял руку, призывая к тишине.
— Вряд ли это помогло бы моей сестре в трудную минуту! Но твоё требование вполне справедливо. Мои условия таковы. Во-первых, хотя по обыкновению, жена уходит жить в семью мужа, но поскольку молодым среди прочего достаётся обжитой дом, не имеющий другого хозяина, после свадьбы они должны поселиться в доме Лотты.
— Ну, это справедливо, — заговорили в толпе, — Хозяйство только забрось — в упадок придёт. Да и то, как своим жильём обзаведутся, отселяются обычно. Верно всё.
— Во-вторых, в случае причинения Лотте мужем или его семьёй ущерба или страданий, несовместимых со счастливым браком, она имеет право вместе со всем своим приданым уйти под защиту родичей, каковую в первую очередь я поручаю своему двоюродному брату Алефу.
Алеф шевельнулся и стало ясно, что он не даст Лотту в обиду. Простое движение напомнило собравшимся о его силище.
— Мудрёно ты говоришь, — снова встрял долговязый детина, — слова слышу, а смысла в толк не возьму. Что за случаи за такие, объясни толком.
— К подобным случаям можно отнести супружескую измену, притеснение, побои, серьёзные угрозы, если есть основания полагать, что они могут быть исполнены, и прочие подобные вещи.
— Правильно! — загалдели люди, — Справедливо! Будь тут брат, он бы защитил, а так верно всё!
— А ежели это не муж ей изменять станет, а она сама решит к другому переметнуться, тогда как, а? — ехидно выкрикнул один из неудачливых Лоттиных ухажёров.
Ларс развёл руками.
— Это уж пусть они промеж себя сами решают, как все прочие. Я дал своё благословение и посодействовал, сколько мог, их браку с Марием, постарался защитить сестру на будущее, но тут уж я ей не помощник! Как только Марий подпишет этот документ, моя доля имущества станет приданым Лотты.
Его слова вновь встретили живое одобрение в толпе. Только Марий заметно помрачнел.
— К чему все эти бумаги и условия? Почему я должен это подписывать? — спросил он исподлобья глядя на Ларса.
— Тебе не нравится возможность сразу зажить своим домом с молодой женой? Или ты женишься на Лотте, намереваясь ей изменять? Издеваться над ней?
— Конечно, нет... — пробормотал Марий, взглянув на застывшее ледяной маской лицо невесты, — Я никогда её не обижу и другим в обиду не дам!
— Тогда для тебя подписание этой бумаги останется простой формальностью. Чего ты всполошился?
— Просто всё это звучит так, будто ты мне не доверяешь, — пробубнил имперец.
— Эх, Марий! — Ларс с улыбкой положил руку ему на плечо, — Ты же знаешь, было время, я верил тебе как самому себе. Я готов был с радостью выдать за тебя сестру, и мне бы в ту пору и в голову не пришло выдвигать какие-то условия. Я мог бы считать тебя братом, и мы бы мирно трудились на соседних виноградниках. Но тогда многое было иначе. И мне не было нужды подаваться в дальние края и расставаться с сестрой.
В голосе норда не было упрёка, но Марий вновь осознал свою вину перед Лоттой и её братом, а толпа осуждающе зароптала, глядя на имперца. Многие уже успели сложить два и два и поняли, почему Ларс уходит, оставив всё, что имел, в приданое сестре.
Жених взглянул на Лотту, потупился, но ощутив нежное пожатие тонких пальцев, поднял голову и произнёс:
— Я согласен.
Слово взял графский управляющий.
— В таком случае, господин Марий, подпишите вот здесь и вот здесь. А теперь молодые могут отправляться в часовню для совершения брачного обряда. Приношу поздравления от своего имени и от имени графа.
Свадебная процессия двинулась в город. Значительная часть народа потянулась следом, а часть осталась на поляне, где позже должно было состояться празднование. Каталина была среди тех, кто отправился вслед за молодыми.
В каждом из крупных городов Сиродила была построена часовня, в которой находился как алтарь Девятерых, так и меньшие алтари, посвящённые каждому из богов в отдельности. Желающие вступить в брак приносили свои обеты перед алтарём Мары, а затем просили благословения Девяти для новой семьи.
Марий и Лотта остановились перед огромным витражом, изображающим богиню милосердия, хранительницу брачных уз и семейного очага. Сквозь цветное стекло падали солнечные лучи, окрашенные в сочные оттенки, и образ Мары накрывал молодых красочной тенью. Они замерли от счастья и благоговейного восторга, с сияющими глазами и играющими на лицах улыбками.
Храмовый жрец приблизился к алтарю, стоящему у ног изображения Мары, и привычно начал вести брачную церемонию.
Алеф, взявшийся не спускать глаз с Каталины, заметил, что та, отойдя в сторонку, беседует с другими жрецами, и не предпринимает попыток помешать церемонии.
Жрец, а следом за ним молодые, произнесли все необходимые слова, перешли к алтарю Девятерых, где Лотта и Марий получили завершающее благословение и были объявлены мужем и женой. Присутствующие начали подходить и поздравлять молодожёнов. Настал и черёд Каталины. В толпе гостей повисло некоторое напряжение, но та с искренней улыбкой на некрасивом лице произнесла своим тихим бесцветным голосом:
— Да благословят боги вашу любовь и да помогут сохранить и приумножить её во все дни вашей жизни.
Лотта восторженно и благодарно сжала руку бывшей соперницы.
— И тебе счастья, Каталина! От всего сердца желаю тебе найти свою судьбу!
— Мне кажется, я её уже нашла, — мягко улыбнулась Ричи.
Тут её оттеснили другие поздравляющие, и она незаметно выскользнула из часовни.
Шумная толпа, славословящая новобрачных, двинулась обратно. Алеф, лишённый необходимости следить за Каталиной, подошёл к Ларсу.
— Напрасно я сомневался в твоей затее. Ты всё сделал очень умно. Скажи ты о своих условиях заранее, одни боги знают, что придумала бы родня Мария. Может, вовсе отговорили бы его от этого брака. А здесь, при всех, у них не было возможности вмешаться, так что ты и данного слова не нарушил, и о Лоттином будущем позаботился - увёл её и Мария из-под прямого влияния его семейки.
Ларс кивнул. Он был рад за сестру, ему было приятно видеть её такой счастливой, его согревало, что его затея удалась так, как и было задумано, но при этом он чувствовал себя усталым и опустошённым. Видя, что он не отвечает, Алеф спросил:
— Когда ты уходишь?
— Вечером. Отгуляем свадьбу, провожу Лотту с мужем домой, заберу дорожный мешок — он у входа собранный стоит — попрощаюсь с сестрой, да и пойду...
— Куда ты пойдёшь, на ночь глядя? Где ночевать будешь? Под кустом, или станешь тратиться на таверну? Вот что, перетащи свои вещи к нам и празднуй без оглядки. Переночуешь у нас, а то и поживи пару дней, пока праздник в честь молодожёнов не окончится, а там и в путь, если не передумаешь. А то, чего далеко ходить? Оставайся у нас, поди, места хватит...
— Спасибо, Алеф! Я останусь до конца празднества — знаю, Лотта обрадуется, а там сделаю, как задумал. Но спасибо тебе за готовность приютить меня хоть насовсем.
— Мы по-прежнему семья, не забывай.
— Не забуду.
— Случится что, найди только способ передать весточку, а там придумаем, как помочь.
— Спасибо! Лотта называла меня лучшим из братьев, но сдаётся мне, что это не я, а ты!
— Брось! Я пока ничего толком для тебя не сделал, разве что приютил на пару ночей... Даже уговорить остаться не сумел...
На этом их разговор оборвался, потому что процессия достигла праздничной поляны, где были накрыты столы, способные, как заведено, вместить всех соседей, родных и близких, да и для случайных прохожих место бы нашлось.
Застолье, песни и танцы продолжались до темна. Наконец молодожёны удалились в своё новое жилище. Ларс и Алеф проводили их до дверей, а затем свернули к дому тётушки, где брат Лотты собирался остановиться на пару дней.
Счастливая новобрачная была рада, что брат не ушёл сразу. Но вечером третьего и последнего дня празднования она подошла к нему, обняла и тихо спросила:
— Может, всё-таки останешься?.. Мне будет так тебя не хватать...
— Не так, как не хватало Мария. Теперь вы вместе, и я надеюсь, что ваш брак будет прочным и счастливым. А я завтра утром отправлюсь в Скайрим.
— Какой дорогой думаешь идти? Через Бруму или через Чейдинхол?
— Скорее всего, через Бруму.
— Прощай, Ларс... Я буду молить богов ниспослать тебе счастье. Наш дом всегда будет ждать тебя, как в то время, когда ты владел им и жил под его крышей.
— Прощай, Лотта. Может, когда-нибудь мы ещё свидимся.
Сестра залилась слезами и повисла на шее у брата. Тот крепко обнял её, а затем мягко разнял обхватившие его руки, бережно расцеловал мокрые щёки и ушёл ночевать в тётушкин дом.
Алеф прощался более сдержанно, чем Лотта.
— Как обоснуешься в Скайриме, пошли весточку, как ты там, да где поселился. А если понадобится помощь, тем более дай о себе знать.
— Спасибо тебе. Я постараюсь.
— Тогда желаю тебе удачи и доброго пути, но навеки не прощаюсь.
На рассвете нового дня, окутанном туманом ранней осени, Ларс с дорожным мешком за плечами вышел на дорогу и зашагал прочь от мест, где родился и вырос.
Тоненькая фигурка, зябко поёживаясь, выбежала из дома и долго глядела путнику вслед, пока его не поглотило белёсое марево, затем, понурив плечи, вернулась в дом.
Ларс без особых приключений достиг Брумы, затем пересёк границу Скайрима, оставив прошлое позади. Осенью и зимой найти работу было не просто, но юноше удавалось заработать то тут, то там, порой пользуясь своими навыками, порой осваивая новые.
Зима застала его в Фолкрите, где он и осел до весны, заодно отослав весточку Алефу и Лотте. Ларс надеялся до конца года получить ответ, хотя месяц выдался снежный, и имперские курьеры, даже выбиваясь из сил, сильно запаздывали. Какова же была его радость, когда на исходе года дверь таверны, где юноша снимал небольшую комнатушку, распахнулась и на пороге, по-медвежьи ворча и отряхиваясь, возникла заснеженная фигура Алефа. Братья радостно обнялись.
— Как тебя сюда занесло, по такой-то погоде?
— Но-но! Не забывай, что не у одного тебя в жилах течёт кровь детей неба! — хохотнул Алеф. — Зимой дел особых нет, чем маяться от безделья, решил вот тебя навестить. Скажешь — не рад?
— Конечно рад, о чём ты! Я разве что надеялся на ответное письмецо от тебя или от Лотты, а если очень повезёт, то от обоих. А тут — такой сюрприз!
— А... — махнул рукой Алеф, — имперской почты ты мог и не дождаться. Я, пока к тебе добирался, двоих курьеров из снега выудил. Один-то ничего, помог ему, он поблагодарил, да и продолжил путь, правда пешком, лошадь у него ногу повредила, а вот второй едва не замёрз до смерти. И коня потерял, тот, вишь, удрал от него, когда наездника из седла выбило упавшим суком. Парня этим древесным обломком придавило и снегом присыпало, чудом его увидел. А конём чуть дальше в лесу волки поживились. Я курьера-то проводил до попутной таверны, и оставил там отогреваться. Вези он Лоттино письмо, неизвестно, когда бы ты его получил. А так — вот оно, держи!
Ларс схватил сестрино послание и поскорее развернул.
«Дорогой брат», — писала Лотта, — «Я была счастлива получить от тебя письмо. Хорошо, что тебе удалось понемногу устроиться в Скайриме, что ты здоров и не бедствуешь. Я не простила бы себе, окажись иначе, поскольку моя вина в этом очень велика. Надеюсь, что дальше будет только лучше. То что ты сделал для нас с Марием, невозможно переоценить. Мы очень счастливы вместе, и никто не пытается этому помешать. А к середине будущего года, если боги будут милостивы, ты станешь дядюшкой.
Родители Мария, после того, как на исходе осени Корнелия Ричи родила двойню, едва ли не молятся на тебя, и ко мне относятся — лучше некуда, а вот Марий держится с ними с отчуждением — не может простить того, что они в своей погоне за приданым едва не уготовили ему. Каталина сперва помогала матери с новорождёнными братом и сестрой, поскольку их рождение далось той нелегко, но как только жизнь увеличившейся семьи вошла в колею, покинула отчий дом. Впрочем, Алеф, взявшийся добраться до тебя и доставить мой ответ на твоё письмо, расскажет лучше, чем я сумею написать. Обнимаю и целую тебя от себя и от Мария. Да благословят тебя боги счастьем, равным нашему, и достатком большим, чем ты оставил.
Всегда твоя, Лотта».
Ларс пару раз жадно перечитал всё, что написала ему сестра, а затем с улыбкой посмотрел на Алефа.
— Придётся тебе отдуваться за эту маленькую лентяйку. Право же, она могла написать и побольше! А теперь я жду от тебя подробного рассказа обо всём, о чём умолчала эта негодница.
— Так я, почитай, за тем и приехал, — добродушно проворчал тот. — Не всё просто так в письме напишешь, особенно о собственной семейной жизни. А уж тогда о чужой расписывать и вовсе не дело. Садись и слушай, но потом я хочу так же подробно услышать из первых рук о твоём житье-бытье на землях предков.
Пока Алеф устраивался поудобнее и протягивал ноги к огню, Ларс разглядывал его, подмечая произошедшие за несколько месяцев перемены. Он нашёл, что брат как-то заматерел, стал казаться старше и солиднее, но при том его врождённое добродушие дополнилось грубоватой неуклюжестью, прежде скрадывавшейся молодой порывистостью. Теперь Алеф стал похож на нордского главу семьи, хотя прежде, на неискушённый взгляд, мог сойти за имперца.
Трактирщица принесла молодым людям мёда, выслушала пожелания по поводу ужина и оставила их, дав возможность продолжить беседу.
— Да-а... С Каталиной-таки вышла история, — прогудел Алеф, пригубив мёд. Оказавшись в Скайриме, он охотно согласился отведать напиток предков и, судя по всему, остался вполне доволен.
— Лотта, конечно, поручила тебе рассказать эту историю, но всё же сперва я хотел бы узнать о ней самой, о тебе, о тётушке.
— У нас все живы-здоровы, слава Девяти. Матушка шлёт тебе приветы и поклоны. Больше, вроде, и рассказать-то нечего. А вот наша малышка Лотта — девчонка что надо. Так прибрала Мария к рукам, что он ей слова поперёк не скажет, как прежде матери. А той теперь до него не достучаться, хотя Лотта свёкров и привечает. Впрочем, дома да по хозяйству Марий сам себе голова, но ежели спросил у жены совета — всё по её сделает. Хотя она и тут молодчина: за него думать не собирается. Где ей надо, подскажет, а где нет: «делай, как считаешь нужным, дорогой». Так что не больно-то ей на шею сядешь.
Ларс только улыбнулся, неспешно потягивая мёд. Кто-кто, а он давно понял, что предательство Мария излечило сестру от наивности и развило в ней житейскую смекалку и способности к управлению супругом. Алеф вдруг замялся, будто не знал, стоит ли говорить то, что вертелось у него на языке.
— Ну же. Что ты замолк, — поторопил его Ларс, — Какие между нами могут быть тайны?
— Да какие там тайны. В общем, народ у нас о тебе очень высокого мнения, к Лотте и Марию все относятся очень хорошо, ну, почти все.
— Каталина?
— Не-ет, с ней другой сказ, она их счастью не помеха.
— Тогда кому же помешало счастье моей бедной сестрёнки?
— А ты сам вспомни, кого привечал. Кое-кто уже примеривался считать часть вашего хозяйства своим.
Ларс нахмурился и потёр лоб. Да, живя в Сиродиле, он приглядывался к окрестным девушкам, полагая, что рано или поздно ему придётся жениться и, вероятнее всего, на одной из них. Но ни с кем у него не было ничего серьёзнее пары танцев на сельском празднике, ни одной он не подавал особенных надежд, поскольку его сердце не было всерьёз задето ни одной из молоденьких соседок. Шутит, Алеф, что ли? С той поры, как влюбилась Лотта, он сам и вовсе перестал обращать внимание на девиц. Сперва от радости, потом от тревоги за сестру.
— А ты вспомни, как выручил дочь мельника.
— Ты смеёшься?! Она лишь раз попросила помочь, я и помог, да тут же и забыл об этом.
Ларс немного лукавил. Оливия тогда так благодарно прижималась к нему, что забыть про это было трудновато, и на ближайшем празднике он танцевал с ней пару раз, но немало и с другими... а на свадьбе сестры ровно и не видел, да и думать о ней не думал. Он вспомнил мельникову дочь. Не толстушка, но с пышными формами, оливковой кожей, живыми карими глазами и непослушной гривой почти чёрных вьющихся волос. Впрочем, было в ней что-то, что не позволяло Ларсу всерьёз ею увлечься.
— Вот как ты ушёл, она начала задирать Лотту. Говорить, что кабы не та, ты бы уже сам счастливо женился и жил бы в достатке, а теперь мыкаешься по свету, а самой Оливии приходится искать нового жениха. Лотта промолчала, не стала связываться со вздорной девкой, но та верещала так, что стали собираться люди. А уж когда она начала костерить тебя, мол мог бы и о ней подумать, чем всё отдавать сестре, Лотта повернулась к ней и спокойно сказала: «Уж если Ларс так позаботился о сестре, то представляешь, что он сделал бы для любимой? А если ты не сумела его привлечь, так тут тебе никто не виноват». Народ засмеялся, склочница топнула ногой, плюнула, да убежала. Больше она к Лотте не цеплялась — поняла, что та ей спуску не даст. А ты и правда на ней жениться хотел?
— Ну да. Так хотел, что не мог в толк взять, о ком ты говоришь.
Алеф хмыкнул.
— Похоже, ты не только Лотту, но и меня выручил. Я к мельниковой дочке сам приглядывался, но такая завистливая и склочная жена мне ни к чему. А так, не прояви она себя во всей красе, мог бы и жениться.
— Значит, мой уход и правда к лучшему. Вот почему Оливия на Лоттиной свадьбе ко мне не подходила — обижалась за упущенную выгоду. А я этого и не заметил, только сейчас понял. Ладно, в Обливион её. Рассказывай дальше про Лотту.
— Лотта просто цветёт. Уже ожидает первенца. Марий сам не свой от счастья.
— Что ж, пусть боги хранят их семью. А ты сам как?
— Сам видишь — не хуже, чем раньше, жениться подумываю. Только невесты пока не нашёл. Как думаешь, всем может встретиться такая любовь, как у Лотты с Марием?
— Не знаю. Знаю только, что сам пока такую не встречал.
— Ну, нам с тобой рановато отчаиваться! Впрочем, у каждого своя судьба. Даже Каталина наконец-то нашла свою.
— Ладно, расскажи теперь о ней.
Алеф на некоторое время умолк, собираясь с мыслями. Ларс его не торопил, те новости, что ему не терпелось услышать, были уже рассказаны, и он неторопливо наслаждался ужином, ожидая, пока брат продолжит говорить. Наконец тот оторвался от трапезы и поведал следующее.
Все видели, что Каталина спокойно отнеслась к тому, что её помолвка не состоялась и даже искренне пожелала молодым счастья. Лотта тоже, хоть и сочувствовала молодой Ричи, не чувствовала за собой вины, поскольку не отбила у той жениха, а просто вышла за того, с кем её связывало обоюдное чувство. Хуже всех ощущал себя Марий, благодаря Лотте вдруг понявший, что очень виноват перед обеими, независимо от того, кто или что повлияло на его поступки. Было видно, что он старается винить только себя, но не может отделаться от мысли, что не его это была затея и не может изжить обиду на родителей, поселившуюся в его душе. Эта неспособность простить также угнетала его, не позволяя быть безоблачно счастливым в объятиях обожаемой жены. Не имея возможности вырваться из этого замкнутого круга, он начал вечерами засиживаться в таверне, сетуя случайным и постоянным собутыльникам на то, что обретя настоящее счастье, лишился возможности им наслаждаться. Это тревожило и Алефа и Лотту, и если последняя до поры молчала и хмурилась, то первый пытался как-то встряхнуть молодого имперца, но поскольку не мог предложить ему решения проблемы, тот лишь вяло соглашался, но ничего не менялось.
Вечерами в таверне нередко можно было встретить замужних женщин, пытающихся оторвать своих супругов от кружки и увести домой. До сих пор наибольшего успеха достигла решительная имперка, работавшая на виноградниках Сарети, муж которой, произнеся: «Последнюю кружечку, дорогая!» — быстро допил её и последовал за женой. Этот случай был известен всем в округе, как пример послушания мужа жене, одни над этим подтрунивали, другие — завидовали. На старания прочих женщин, даже рискуя домашним скандалом, завсегдатаи таких вечеринок внимания практически не обращали.
И вдруг в один из вечеров в таверну заявилась Лотта. Она подошла к Марию, окинула взглядом его окружение, новую кружку с вином, только что поставленную перед ним хозяином и с поразительным сочетанием кротости и твёрдости в голосе негромко сказала:
— Дорогой, мне это как-то... не нравится.
Алеф, присутствовавший при этом, был готов вмешаться, если Марий словом или делом осмелится обидеть Лотту, но тот, ни слова ни сказав, отставил полную кружку, за которую успел уплатить, взял Лотту за руку и удалился вместе с ней, даже не кивнув собутыльникам на прощание. Больше в таверне его, почитай, и не видели. Он так и не сумел примириться с собой, но огорчать Лотту тем, что ей не по душе, не желал.
Тем временем, Каталина казалась вполне спокойной и довольной своей участью, она помогала родным, воспрянувшим духом в связи со скорым появлением нового наследника, но постоянно всё чаще отлучалась в столицу. Родные так привыкли к этим поездкам, что, успокоенные безмятежным видом слуги, сопровождавшего дочь, почти перестали обращать на них внимание. Обо всём, что происходило в семействе Ричи, стало известно со слов того самого компаньона, что ездил с Каталиной, хотя до поры тот молчал, как рыба. Когда наконец старшая Ричи произвела на свет сразу двоих детей, сперва мальчика, а спустя несколько минут девочку, радость, воцарившуюся в этой семье, было невозможно описать. Младенцы оказались крепкими и здоровыми и, насколько можно судить, не имели явных изъянов во внешности. Здоровье счастливой матери, сперва внушавшее серьёзные опасения, довольно быстро пошло на поправку, и ко всеобщему удивлению, семейство Ричи, прежде не отличавшееся набожностью, теперь неустанно благодарило богов.
Поэтому, когда несколько дней спустя в комнаты к чете Ричи вошла фигура в жреческом одеянии, она была принята куда любезнее, чем могло быть совсем недавно. Глава семейства встал ей навстречу, намереваясь спросить, чем может служить, как вдруг она откинула низко надвинутый капюшон, и родители узнали Каталину.
— Ты?.. — поперхнулся отец, — дочь, уместен ли такой маскарад? Не будет ли это считаться святотатством?
— Здесь нет ни святотатства, ни маскарада. Девять ведут и направляют нас, они не позволили одному променять любовь на богатство, другим вместо краха всех надежд подарили счастье, которого уже никто не ждал, дали сына взамен утраченного и дочь вместо той, чей удел служить равно живым и мёртвым, быть там, где вовсе нет нужды быть красивой. Вы и сами многое поняли за это время, ещё больше поняла и передумала я, поскольку искала этого понимания.
И она поведала родителям историю, свидетелем которой, до поры безмолвным, был только старый преданный слуга.

***

Было ясное солнечное утро, лёгкий ветерок, несущий приятную свежесть, носился между колоннами полуразрушенного храма, над которым возвышалась исполинская статуя Дракона. Нерукотворный памятник великому подвигу последнего из Септимов и свидетельство божественного промысла. Вокруг не было ни души. Тишина и прохлада сомкнулись вокруг Каталины, словно заключив её в утешающие объятия. Она тихо обошла вокруг огромного каменного дракона и окружающих его стен, разрушенных при вторжении Мерунеса Дагона. Великий Дракон Времени — Акатош, верховное божество культа Девяти богов, с которым ценой своей жизни воссоединился Мартин Септим, дабы изгнать вторгшегося в Тамриэль Даэдрическрого Принца и залатать прореху между Нирном и Обливионом, которую сотворили последователи Лорда Разрушений. Мартин Септим... вот чья судьба сверкнула ярко, подобно падающей звезде, чтобы угаснуть навеки, и тем защитить смертных от нашествия из Обливиона ныне и впредь. Его жизнь и смерть были исполнены высшего смысла. Его жертву невозможно переоценить. А что же такое её жизнь и судьба? Ошибка Великих? Нелепая шутка? Досадная случайность? Каково её место в этом мире? Не было слышно ни звука, кроме шороха одежд, когда девушка, остановившись там, откуда статуя просматривалась лучше всего, преклонила колена и обратилась ко всем Девятерым с горячей мольбой направить её душу, указать уготованный ей путь.
Молитва отозвалась в её сердце теплом и светом, но не избавила от внутреннего смятения, не разрешила сомнений. Неужто это всё, на что она могла рассчитывать? Неужели вся её жизнь пройдёт так же бесцельно и бессмысленно, как и первые двадцать восемь лет? Неужто у Девятерых нет для неё ответа, неужели им безразлична её судьба? К кому же ей остаётся прибегнуть? Неужели она так уродлива, что даже Аэдра отталкивают её, и дабы наполнить свою жизнь смыслом ей остаётся лишь вверить себя Даэдра?
Однако в Каталине было куда больше искреннего благочестия, нежели у её родных, полагавшихся на власть богатства и имени не меньше, а то и больше, чем на волю богов. Она потерянно стояла на коленях перед алтарём, не имея представления что делать и куда идти, когда наконец придётся подняться. Минуты текли сквозь неё, и ей хотелось, чтобы они превратились в вечность. Вечность, в которой она всё ещё сможет надеяться на ответ...
— Что привело тебя к храму, дочь моя? — раздался у неё над ухом участливый голос. Уже немолодой, но звучный.
Каталина вздрогнула от неожиданности. Она успела как-то позабыть, что кроме неё существуют другие люди. Однако девушка не повернула головы, опасаясь своей внешностью оттолкнуть неизвестного собеседника. Не дождавшись ответа, тот продолжил:
— Ты очень долго стоишь перед алтарём, погрузившись в себя или в молитву. А опыт говорит мне, что так поступают лишь те, кто нуждается в помощи. Поведай мне, что тебя гнетёт.
— Я ждала от Девятерых ответа, в чём цель и смысл моей жизни. Но, похоже, это даже им не то неведомо, не то безразлично...
— Ты пришла к ним с мольбой, но имеешь в сердце своём так мало веры, что не готова принять ниспосланный тебе ответ? — Каталине показалось, что в этом голосе, исполненном почти бесконечного терпения, прозвучала добродушная усмешка.
Девушка ощутила безотчетное раздражение и, забыв о своём намерении скрывать лицо, резко повернулась к говорившему.
— Но я не получила никакого ответа!
Её глаза встретились со светлыми глазами человека, которого, несмотря на отпечаток множества прожитых лет, она не посмела бы назвать стариком, столько в нём было силы, спокойствия и внутреннего света. Минутный гнев Каталины разбился о терпение, с которым тот взирал на неё, подобно тому, как волна разбивается об утёс. Ни одна чёрточка не дрогнула в лице сребробородого мужа при виде внешнего несовершенства молодой имперки.
— Разве того, что я оказался здесь, недостаточно? Или ты ожидала услышать громы небесные, увидеть огненные письмена или по-свойски поговорить с Аэдра за бокалом молодого вина? — в голосе незнакомца по-прежнему звучала улыбка без тени насмешки, и девушка почувствовала безотчётное доверие и расположение к нему.
— Кто ты? — несмело спросила она.
— Жрец Девятерых. Фактически, я являюсь верховным жрецом культа Девяти богов. О моём существовании знают немногие. Миряне полагают верховным жрецом служителя Акатоша — Великого Дракона Времени. Обычно я не появляюсь перед ними, занимаясь совсем другими делами, но сегодня я почувствовал, что моё присутствие нужнее здесь. И вот — я перед тобой, а ты упрекаешь Аэдра в безразличии, даже не представляя, сколь ничтожен шанс мирянина хотя бы узнать обо мне, не то что со мной побеседовать. Итак, я повторяю свой вопрос, что привело тебя сюда и заставило просить совета и помощи у Девятерых?

Каталина замешкалась, не зная, с чего начать. А затем слова хлынули потоком, сломав плотину молчания. Ей казалось, что придётся рассказывать так долго, что её речь наскучит жрецу, но, к собственному удивлению, она без труда в нескольких фразах изложила свою жизнь, надежды и чаяния своей семьи, несостоявшийся брак, непонимание своего места в жизни.
Верховный жрец слушал её внимательно, не перебивая, чуть склонив седую голову на бок. Когда девушка, внезапно поняв, что ей больше нечего добавить, растерянно умолкла, он задумчиво кивнул.
— Ты многое рассказала о том, чего хотели от тебя другие. А ты сама? Желала ли ты этого брака? Или может, ты предпочла бы видеть на месте Мария другого?
— Я... я не знаю. После смерти брата мне было ясно, что я должна буду выйти замуж, чтобы наш род не угас. Но сама я не чувствовала стремления к браку и семейной жизни. Просто иначе жизнь моих родных теряла смысл, они так мечтали передать потомкам то, что у них было, а если передать некому... они казались такими потерянными.
— Про них я достаточно понял из твоего рассказа. Ты просила совета и наставления для себя, не для них. А о себе ты пока сказала немного. Хотела ли ты этого брака ради себя, а не ради родных?
Каталина надолго задумалась. Она привыкла думать о браке, как об обязанности, которую надлежало исполнить. И понимала, что её внешность сильно усложняет эту задачу. Она хотела сделать то, чего от неё ждали, но желала ли она замужества для себя? Очень сложно было отделить свои желания от того, что диктовало чувство долга. Девушке никак не удавалось выхватить из запутанного клубка чувств кончик, за который его можно было бы размотать.
Жрец ждал. Видя, что молодая имперка никогда не задавалась такими вопросами и теперь неспособна разобраться в себе, он попытался дать точку опоры её рассуждениям. — Скажи, как ты относишься к Марию? Менялось ли твоё отношение, когда он согласился жениться на тебе? Или когда отказался?
Каталина задумалась.
— Он неплохой парень. Когда он согласился взять меня в жёны, я обрадовалась, что наконец выполню волю родных. Но мне было жаль его, ведь он любил другую, и ещё больше — её, ведь она тоже любила его. Он не решался перечить родным, но и он и Лотта были бы очень несчастливы, женись он на мне. Когда он в назначенный день не явился просить моей руки, мне стало ясно, что они обретут своё счастье, и это скорее обрадовало меня. Тем более, что незадолго до этого выяснилось, что мне недолго оставаться единственной дочерью своих родителей, а значит мне нет нужды непременно выходить замуж. Всё случилось так вовремя, будто так и должно было быть.
— Всё, что свершается, происходит своевременно. Другое дело, что большинство людей не умеют этого заметить и оценить, ибо не знают, как могло бы повернуться иначе. А ты видишь и чувствуешь это, хотя, сколько я понял, тебя никто и никогда этому не учил.
— Нет... но это кажется таким очевидным...
— Не всем. Далеко не всем. И я, кажется, понимаю, для чего тебе дано это разумение, и чему оно должно послужить. Ты пришла за ответом Девятерых. Похоже, я готов тебе его передать. Однако, здесь становится людно. Я предлагаю продолжить нашу беседу в другом месте...
Каталина, смотревшая на старца расширившимися от изумления глазами, молча поднялась и беспрекословно последовала за ним. Они прошли через громадные ворота, разделяющие кварталы Имперского города, и оказались в дендрарии, где среди шелеста листвы белели стоящие кольцом мраморные скульптуры Девяти богов.
Каталина и её спутник медленно двинулись по кругу проходя у ног девяти изваяний, склонивших величественные и прекрасные лики к проходящим.
— Взгляни, вот те, к кому ты обращалась с молитвой и просьбой о наставлении. Ты не наделена ни красотой, ни мелодичным голосом, способным очаровать слушателя, но это означает лишь, что тебе назначена судьба, при которой это неважно. Возможно, у тебя есть какой-нибудь иной дар или талант?
— Нет... меня учили всему, что полагается знать и уметь девице из хорошей семьи, но я ни в чём не достигла заметных успехов.
— Ни в одном виде искусств?
— Нет... для занятий музыкой мне не хватало голоса и слуха; точно так же, как не доставало способностей и для танца, живописи или скульптуры...  Я никак не гожусь на то, чтобы воспевать богиню красоты и чувственности.
— Я готов согласиться, что ты не пользуешься особым покровительством Дибеллы. Я бы сказал, Мара тоже не та из Девяти, чьё внимание отметило тебя, ты не мечтаешь принести брачный обет и стать хранительницей семейного очага. А как насчёт Кинарет?
— Кинарет — это сама Природа в её первозданной силе, величии и неукротимости. Я не ощущаю связи между собой и её царством.
— Пожалуй, нет... Пусть так, оставим богинь... Джулианос?
Каталина печально покачала головой:
— У меня нет ни малейших способностей к магии или наукам.
— Что ж, это дано далеко не всем.
— Ты не сказал мне ничего утешительного...
— Ты ведь и пришла не за утешением. Вернее, за подлинным утешением, которое кроется не в приятных словах, а в деятельном понимании. Подумай над этим, загляни в лицо Девятерым и подумай, кто из них тебе ближе всего. Аркей?
— Его почитают земледельцы, он же принимает усопших и не терпит нежити... хотя моя семья и обрела своё богатство благодаря тому, что родит плодородная земля и добрые стада, но я сама никогда не трудилась на ферме.
— Пусть так... Акатош?
— Я почитаю Великого Дракона Времени, но для меня он слишком непостижим...
— Пожалуй. Зенитар?
— Я мало знаю о торговле и ремёслах, а без этого — как я могу служить ему?

— Есть много способов служения богам. Скорее напротив, избравший себе некий род занятий особенно почитает того из Девятерых, кто покровительствует его делам... Я всё больше понимаю тебя и всё яснее вижу твой путь, но ты должна увидеть его сама и вступить на него с открытыми глазами. Или не вступить, если решишь, что это не для тебя. Но учти, что ушедший от своего предназначения не сможет обрести внутреннего покоя и ощутить гармонию с собой и Девятью.
— Тогда продолжай.
— Стендарр?
— Его милость и справедливость скорее для правителей и королей. Служение ему — это борьба. Едва ли я сумею с этим справиться...
— Остаётся Талос? Основатель империи Септимов, божественный пращур Мартина, спасшего наш мир от вторжения из Обливиона и защитившего от подобного в грядущем.
— Но ведь он... Бог-воин! Должна ли я, подобно брату, поступить в Легион и служить Талосу силой и славой оружия? Но ведь я никогда не держала оружия в руках, даже не мыслила отнять чью-то жизнь. Я и верхом-то стала ездить лишь затем, чтобы доехать сюда в поисках ответа...
— Нет, дочь моя... ты не воительница. В твоей крови не вскипает ярость битвы и упоение победой. Но ты не зря вспомнила своего брата. Расскажи мне о нём.
— Он... он сильно отличался от меня. Энцио не был особенно красив, но в нём было столько силы и жизнелюбия... Он обладал притягательностью, которой нет у меня. Я знаю, что он погиб достойно и заслужил славное посмертие. Нам всем его очень не хватало, но всё свершается в свой срок. Рано или поздно мы все пройдём тем же путём и, возможно, встретимся с теми, кто нам дорог.
— Ты уже говорила так с кем-то о его смерти?
— Примерно... я как могла утешала родителей, когда пришла скорбная весть.
— Разве ты не горевала сама?
— Мне кажется, я утешала их, потому что сама нуждалась в утешении и говорила слова, которые мне самой хотелось бы услышать, но которые никто не догадывался произнести.
— Теперь ты произнесла то, что должно было быть произнесено. Собери воедино кусочки нашей беседы. Тебе дано понимание сути многих вещей, недоступных прочим. Ты находила слова утешения для других, даже сама нуждаясь в утешении. Ты не стремишься к браку, а сердце твоё полно сочувствия к чувствам других. Ты пришла искать свой путь не куда-нибудь, а к храму величайшего из Девяти богов.
— Я... должна посвятить себя служению одному из них? Но мы перечислили всех и не нашли дела по моим способностям и умениям.
— Ты искала способа служить в миру. Тогда как тебе на роду написано носить жреческие одеяния.
— Но ведь жрецов долго обучают, а я никогда не проходила такого обучения...
— Многое из того, что требуется жрецу, ты постигла сама. Остальному тебя научат.
— Мне казалось, именно потребность глубже и полнее служить одному из Девятерых приводит людей на стезю жреца. А я до сих пор не поняла, кому направить своё служение.
— В глубине своего сердца ты знаешь ответ. Загляни в себя и назови мне его.
Каталина надолго умолкла, продолжая медленное движение в круге статуй, но не смея поднять на них взгляд. Наконец она взглянула в глаза жреца и тихо, но твёрдо проговорила:
— Аркей.
Верховный жрец энергично кивнул седой головой.
— Аркей, — эхом отозвался он. — Ошибись ты, я не стал бы продолжать эту беседу, ибо ошибка означала бы твою неготовность принять свою судьбу.

***

— Моя судьба — служить Аркею, и я впервые чувствую себя на своём месте. Я хочу и должна нести мир душам ушедших и привносить мир в души потерявших тех, кто им дорог, — завершила девушка свой рассказ.
— Но ведь недостаточно надеть одежду жреца, нужно многому учиться, от проведения ритуалов до... наверное, до образа жизни и мыслей.
— Я училась всё это время и буду учиться дальше. У меня есть наставники, один указал мне направление, другой повёл по пути служения Аркею. Теперь я буду помогать ему, пока не обучусь всему, что необходимо.
Её некрасивое лицо озарилось внутренним светом, светом понимания своего места в жизни и радостью от того, что она наконец нашла себя.
Мать с отцом переглянулись и не посмели ей перечить.
Если сложные ритуалы подготовки усопших к последнему пути Каталина пока проводила вместе со старшим жрецом, то беседовать с родичами умерших он доверил ей сразу. И здесь её некрасивое лицо и тусклый приглушённый голос оказались как нельзя более к месту. Люди тянулись к ней, она не могла пробудить в них невольного, хоть и несправедливого вопроса, порождённого горем: «Как смеешь ты быть молодой и красивой, когда тот, кого мы любили, лежит бездыханный, и свет померк в наших глазах?» Её тихий, бесцветный голос проникал им в душу, шёпотом вечности и шелестом листвы, покоем и прохладой, обещанием грядущей встречи, желанием и потребностью жить дальше, чтобы достойно подготовится к этой встрече. В изучении погребальных ритуалов девушка также проявляла прилежание и способности, каких не обнаруживала прежде ни в одном из занятий. А главное, поняв своё предназначение, она с истовой верой и благодарностью стала служить Аркею.
Усопшие не вызывали у неё ни отвращения, ни страха, независимо от того, как и когда им пришлось расстаться с жизнью. Казалось, она вовсе не воспринимала мёртвые тела, которые надлежало готовить к погребению, а видела в них людей, которым нужно указать путь и позаботиться о доброй и лёгкой дороге в посмертие.
Старый слуга, продолжавший часто навещать бывшую госпожу, оставался той нитью, что связывала её с прежней жизнью и миром живых, рассказывал, что по словам жреца-наставника Каталины, такой талант встречается очень редко, но что те, кого провожали в последний путь служители Аркея, обладающие им, зачастую оказываются неподвластны даже чарам некромантов, кроме, разве что сильнейших заклинателей, которым тоже проще найти для своих целей более податливый материал.
Это жрец поведал слуге под большим секретом, с условием, что тот не расскажет об этом Каталине. Ей он и не сказал, а вот в миру, от которого девушка не то чтобы совсем отдалилась, но несколько отстранилась, умолчать не сумел. Впрочем, слух этот, судя по всему так и не достиг ушей той, кому не предназначался.
А ещё слуга задумчиво сказал, что хотя внешне девушка, вроде бы, не изменилась, теперь её сложно стало назвать некрасивой. И дело вовсе не в привычке, с которой люди перестают замечать внешние несовершенства родных и близких. Просто внешность Каталины отступила на задний план перед светом веры, озарившим её глаза.
Когда обо всём этом стало известно, с души у Мария свалилась огромная тяжесть. Он сам выбрал время побеседовать с Каталиной и убедиться, что не стал причиной её несчастья, а напротив, последовав велению сердца, помог свершиться промыслу богов.
Ему удалось избавиться от чувства вины перед женой и отвергнутой невестой, поняв, что всё обернулось к лучшему, и обе счастливы именно так, как могут быть счастливы только они. И хотя его отношения с родными не вернулись в прежнее русло, всё же они стали теплее и сердечнее, чем были после его возвращения к Лотте.
Избавившись от этого груза, он наконец-то позволил и себе быть по-настоящему довольным жизнью, являя собой образец любящего и заботливого супруга и будущего отца.
Алеф промочил пересохшее от долгих речей горло, пока Ларс, уставившись на огонь, осмысливал услышанное. Всё случалось как надо и ко времени. Каждый обрёл свою настоящую судьбу, и избежал чужой, неподходящей. Значит, всё шло так, как должно было идти, и правильным было его решение оставить всё и податься в Скайрим. Небольшие сбережения у него были, а там… будет видно.
Прогостив в Фолкрите несколько дней, Алеф вернулся к своим, передав приветы, которые посылал родным Ларс.
Свидеться с Лоттой брату довелось довольно нескоро, но до него доходили известия о том, как разрастается её маленькая семья, а она нет-нет да и получала от него весточку из Скайрима. Горячие молитвы Лотты о счастье для брата, равном её собственному, достигли слуха богов, и Ларс встретился с Фир. Верный данному когда-то зароку поставить взаимную любовь превыше всего, он не колебался, когда она согласилась стать его женой и сделал всё, чтобы ей ни разу не пришлось об этом пожалеть.

 

[Thea]

Вот это приятный бонус с фото на лошадке! Красивый скриншот с чудесным пейзажем (они в Скайриме почти всегда такие атмосферные), с шикарной просто Роки и её наездником. Приятно было и Лакира увидеть.

 

Ещё один приятный бонус - история Ларса. Очень интересная история с вполне таким неплохим даже хэппи эндом. Да, заметны параллели с Лакиром. И тот и этот потеряли фермы. Можно сказать, что у Ларса это было добровольно, но в итоге его тоже судьба вынудила. Лотта приятно удивила своей женской мудростью. Молодец! Говорят же, что мужчины инстинктивно ищут женщину, в чём-то похожую на их мать. Не всем это высказывание нравится, не всегда оно верное, но иногда попадает. Лотта оказалась способной руководить и встала этим в какой-то мере на замену матери. А будь она нежной и податливой... Ну, может тогда Марий научился бы сам когда-нибудь принимать верные решения и быть уже нормальным мужиком. Но, пока его мать жива, этого бы точно не случилось, как мне кажется.

Я всё ждала подвоха от отвергнутой невесты. Уже приготовилась к тому, что она Тёмное Братство призвала или отравит сестру Ларса или ещё что-нибудь ужасное натворит. А оно вон как обернулось!

Да, второстепенные персонажи тоже довольно быстро стали симпатичными мне, а Ларс так и вовсе сразу же полюбился. Даже жаль, что его в итоге такая судьба ждала. Но, они с Фир живут в Лакире дальше...

 

Ты замечательно просто пишешь, в очередной раз в этом убедилась. У каждого человека есть, наверное, свои предпочтения, но мне твой стиль весьма по душе пришёлся.

 

Про принцип "оранжевого слоника" задумалась. Пытаюсь придумать хоть одно логичное объяснение, но пока из реалистичного только одно: его кто-то покрасил! Мне кажется, будь у меня такой слоник, просто приняла бы его цвет как должное, не обращая на его неестественность внимания. Но твой принцип куда интереснее и даже правильнее, я бы сказала.

 

Возможно, я что-то не совсем правильно поняла, но сейфы с прохождением Лакира у тебя вроде бы терялись. То есть какое-то время ты думала, что не сможешь их вернуть и начала писать эту историю. Ты проходила те же квесты другим персонажем, чтобы была возможность описать города и прохождение заданий так подробно? И как было потом, когда сейфы удалось спасти, начала проходить дальше? Я просто так поняла, что ты сейчас одновременно описываешь остатки тех приключений, которые Лакир уже оставил позади себя и отыгрываешь новые. Ну, то есть хотелось бы играть дальше, но где время найти, да? Просто, если потом дальше играть будет, значит могут появиться скриншоты 

[Joke_p]

Столько сразу хочется ответить, что, кажется, опять сумбур получится... Перечитывала свои ответы тебе и... такое не пойми что с пятого на десятое выходит... что, наверное, надо начинать всё с твоих цитат, чтобы хоть понятно было, про что я сейчас.

 

На этот раз, наверное, начну с конца отвечать, про прохождение и сейвы.

Изначально Лакир затевался, как тестовый персонаж под некоторые моды, и прикипела я к нему совершенно неожиданно для себя. Играла с огромным удовольствием, получалась именно такая связная, логичная и сюжетная жизнь, где последующее действие вытекало из предыдущего. Через него Скайрим ощущался, как никогда раньше, всё событийное очень хорошо запоминалось. Причём он первый персонаж, которого удалось "отпустить", не навязывать своё виденье правильного и неправильного, а следовать за ним. Успела доиграть дальше, чем оно написано сейчас. А потом возникла необходимость (ну, условно, конечно, ставить моды, которые перелопачивали всю боевую систему, и ещё там меняли), в общем, уже живущий персонаж после их обработки скорее всего должен быть себя потерять и стать чем-то совсем другим. Но мне-то нужен был Лакир. И довольно долго игра с ним была отложена, потому как зайти и увидеть вместо этого парня не-Лакира, который внешне тот, да не тот было просто страшно. При этом мне его отчаянно не хватало. Иногда буквально до слёз. И тогда я стала прокручивать про себя его историю, она обрастала деталями и подробностями, которые просто не успеваешь подробно продумать за игрой. Дальше я стала это записывать. Параллельно гоняла каких-то других персонажей, с которыми даже близко не получалось того, что было с Лакиром. Но... чем дальше, тем больше я убеждалась, что новые моды очень хорошо ложатся на характер Лакира, будто под него написаны. В общем, я рискнула. Удалось немного подправить перки под новые возможности и... оно пошло! В чём-то даже лучше, чем раньше, но Лакир однозначно остался собой! Это был восторг, однако писать я не забросила и при этом стала конспектировать его похождения.

Но оказалось, что иногда воспоминаний о ранних событиях недостаточно. Память довольно своеобразно трактует многие вещи. И я другим персонажем стала отсматривать уже пройденное Лакиром. При этом я чётко вспоминала, а вот Лакир с этим расправился вот так (до того, как увидела новым персонажем, вообще не помнила, что тут кто-то был, но увидев, вспомнила в деталях), здесь был парень, а не девка. Этот бубнил не про кражи, а про "лживую шлюху"... Ну и следила, чтобы этот "идущий следом" по уровню не отставал, иначе получаем не того уровня противников и... в общем не то может выйти. 

А потом игра с Лакиром запоролась уже конкретно. Я могу её загрузить, могу играть, могу даже сохранить, но... это сохранение нельзя считать. Выдаёт ошибку. Причём второе, более раннее, с которого было записано позднейшее, делает ровно то же самое. Пока я не нашла способа реанимировать игру, а приключения не закончены. И всё же, зная живучесть этого парня и то, насколько он выкарабкивается везде и всюду, я верю, что мы ещё с ним побегаем. Параллельно надо довести до ума Скайрим, привести моды в порядок, добавить кое-что своё, и тогда уже браться за вытаскивание Лакира. Тогда, надеюсь, будут и скриншоты, и написание текста не останется единственной ниточкой к Лакиру.

А пока "идущий следом" безымянный норд повторяет его путь (правда, без еды, отношений и прочего - просто проходит квесты) и позволяет мне развёрнуто описывать полученный ранее конспект.

Однако после того, как сдох жёсткий диск, мой свидетель здорово отстал от написанного (а ведь уровни-то важны), так что сейчас гоняю-навёрстываю, тороплюсь к забытой пещере...

Конспект ещё большой, писать там и писать... 

 

 

Ещё один приятный бонус - история Ларса. Очень интересная история с вполне таким неплохим даже хэппи эндом. Да, заметны параллели с Лакиром. И тот и этот потеряли фермы.

Я об этом задумалась только когда история уже написалась. А потом копнула глубже и... дед-то Ларса тоже с чего-то покинул Скайрим и перебрался в Сиродил. Разве что отец (Лакиров дед) на месте усидел, да вот не живут они все долго, вот что мне не нравится. Какая-то уж прямо печальная наследственность выходит... С другой стороны, мне приятно думать, что пусть в Сиродиле, но у Лакира есть родня, пусть они и не знакомы.

 

 

Ты замечательно просто пишешь, в очередной раз в этом убедилась. У каждого человека есть, наверное, свои предпочтения, но мне твой стиль весьма по душе пришёлся.

Спасибо! Я рада, что нравится. На самом деле, боялась, что со стороны всё это покажется полной мутью с избытком описаний и подробностей вместо пришёл-увидел-победил, о котором и писать-то нечего и незачем.

 

 

Про принцип "оранжевого слоника" задумалась. Пытаюсь придумать хоть одно логичное объяснение, но пока из реалистичного только одно: его кто-то покрасил!

Это да, самое простое, такие объяснения тоже были, но! Тогда кто? Чем? Зачем? Почему в оранжевый? Было это доброе или злое деяние? А как это сказалось на самом слонике? Он рад? Не рад? Хочет снова стать серым? Или не хочет? А почему? Вот когда легенда даёт ответ на все эти или подобные вопросы - можно начинать играть. Кстати, играя с дочкой, хомяков, ежей и зайцев примерно одинакового роста я ещё воспринять могла (одни крупные уродились, другие наоборот, но плюс-минус, ладно), но когда она тащила в игру коров и лошадей, относительно которых эти зверьки как люди, или же львов размером с хомяка, мне приходилось выходить из игры. Или я подвисла бы, сочиняя объяснение вот такой картине мира, а кто бы меня ждал, пока я там себе придумаю?! Так что у нас был уговор - со мной - соразмерными существами. Если нужны разнокалиберные - без меня!

 

 

Вот это приятный бонус с фото на лошадке! Красивый скриншот с чудесным пейзажем (они в Скайриме почти всегда такие атмосферные), с шикарной просто Роки и её наездником. Приятно было и Лакира увидеть.

К сожалению, остались отдельные, случайно уцелевшие кадры из его истории. Ещё нашла скрины внутри его морфальского домика на болотах, но там из-за нарушения физики подпрыгнул шкаф, рассыпав содержимое, и само помещение в тумане, как будто кто-то неудачно блины пёк. Роки мне очень нравится не только по сути - а по сути она - прелесть, но и внешне. Хорошо, что остался её портрет, правда, без сбруи.

 

 

Ещё один приятный бонус - история Ларса.

Ага... Когда я не могла отыгрывать Лакира, стала про него писать, когда не было возможности писать про него, стала сочинять про его родных. Сейчас опять вернусь к Лакиру. Кстати, когда начинала писать про Ларса, совершенно не представляла, во что выльется история Каталины. Она сама! Честно! Я вообще такого писать не собиралась, как и сильно на ней останавливаться. И кто бы меня спрашивал?! Просто поняла, что было так, а оно крутится в голове и понукает: "Твоё дело записать, вот и пиши давай!"   Самой приятно, что обошлось без мести, ревности, разбитых сердец, смертей и тому подобного. Так ведь должно же оно, хоть иногда, а то так ведь и живых не останется! Кстати, то, что Лотта так возьмёт Мария в оборот, и что не бросится на шею, сразу всё простив и забыв, я тоже изначально не знала. И вдруг, дописав до их встречи, понимаю, что не так она проста. Что это ему, а не ей не приходит в голову, что не всё так просто - пришёл свататься - ну и всё отлично, о чём ещё говорить? Я до этого момента была уверена, что Лотта его примет с распростёртыми объятиями. А она вот так. Ну и молодец. И даже, кажется, интереснее всё вышло.

 

Теперь в свободное время буду навёрстывать отставание от Лакира, и как только так сразу продолжу писать про него.

Сообщение отредактировал Joke_p: 17 октября 2018 - 09:59

[Thea]

Спасибо за детальное пояснение! Теперь всё поняла и жду продолжения, не переставая радоваться, что ты поделилась этой историей с нами. Написание её потрясающее хобби у тебя! Это не мимолётный фанфик, а солидный долгоиграющий труд. К каждой детали ты подходишь основательно и с чувством. Как я уже говорила, в итоге получается история, которую спокойно может читать и кто-то, кто в игру не играл. Представляю, как здорово будет, когда ты через пару лет всё это перечитаешь.

 

А ещё представляю, как я тебя задолбала своими вопросами Вот попробуй на все сразу ответить и не запутаться. И нет, вопросов ещё куча всяких разных, но многое уже не по теме, потому в ЛС постучусь, как мысли сформируются. 

[Joke_p]

Ещё раз спасибо, приятно, когда то, что делалось для себя и от безысходности, оказывается интересным и другим. Именно поэтому вопросами задолбать меня невозможно в принципе! Ни по теме, ни другми, поэтому спрашивай, постараюсь ответить (и не запутаться ). Тут скорее вопрос в том, чтобы не упустить какую-нибудь принципиально важную деталь, потому как некоторые мысли чётко формулируются уже в процессе написания ответа. Так что - стучись, или здесь пиши - буду только рада ответить.

Кстати, может ещё картинок найду... Давно лежит заготовка портрета Лотты, надо бы сделать, и где-то был портрет Фир на момент её знакомства с Ларсом (её делала в скайримском редакторе персонажей).

 

Портрет Фир

 

Сообщение отредактировал Joke_p: 18 октября 2018 - 17:40

[Thea]

Фир очень красивая! Бойкая на вид, знает себе цену, да? Вообще, отличная идея - воспользоваться редактором Скайрима для этого. Может и Лотту в итоге так сделаешь или всё же дорисуешь начатое?

[Joke_p]

Дорисую, наверное. Мне виноград надо смоделить, чтобы её закончить. Остальное-то уже есть, но очень хотелось сделать про неё картинку, где она идёт с корзиной винограда на плече.

Фир - ну, как бы да, она такая и есть. Иначе, наверное, не рискнула бы так сбежать и устроить своё счастье вопреки воле родных, и даже не взять с собой ничего. Правда, то, что она весёлая и улыбчивая здесь передать не удалось - так что редактор тоже не панацея...

 

Глава 46. Белый флакон

Белый флакон

 

Здесь лето не имело власти — стены пол и потолок покрывал толстый слой льда. В центре небольшого почти круглого грота стояла тележка, нагруженная тяжёлым резным сундуком. Возле неё лежали кости какого-то бедолаги.
Справа тянуло сквозняком. Вдохнув воздух, парень насторожился: в холодном ду­новении явственно ощущался звериный дух. Лакир осторожно двинулся вперёд. Мёрзлый спуск напоминал пасть гигантского чудовища из древних легенд, ощетинившуюся острыми зубами сосулек. Спустившись, парень увидел несколько погребальных урн, за долгие века вмёрзших в плотный ледяной слой. Стены этой пещеры были из тёмного камня, не выбелен­ного холодом. На их фоне отчётливо вырисовывался светлый силуэт снежного волка.
Сквозняки, пронизывающие пещеру, дули навстречу норду и зверь не успел его учуять. Лакир осторожно приблизился на несколько шагов. Хищник забеспокоился, повернул голову и увидел вошедшего. Разинув пасть, он прыгнул на человека и рухнул с проломлен­ным черепом. Дымящаяся кровь, в полумраке казавшаяся чёрной, оросила наст. В следую­щий миг предательский хруст ледяной корки под тяжёлой лапой, возможно, спас Лакиру жизнь, предупредив о приближении очередного зверя. Парень успел развернуться и отско­чить. Хищный клюв молота вспорол волку бок. Раненый хищник отпрянул, но недостаточно проворно, чтобы уйти из-под смертельного удара.
Лакир почистил молот снегом и взглянул в ту сторону, откуда выскочил зверь. Его глазам предстал вход в обширный каменный зал. Несмотря на изрядную высоту, потолок словно давил на входящего, нависая над ним огромной толщей неровного серого камня. Несколько колонн, подпирающих его, были не то полностью изо льда, не то покрыты таким ледяным панцирем, что сквозь него просто не разглядеть сердцевину.
У дальней стены, прямо напротив Лакира, виделась явно рукотворная не то арка, не то ниша, грубо обрамлённая дощатыми щитами. К ней можно было подняться по здоро­венному покатому камню, возле которого, у основания одной из ледяных колонн, ютились две большие погребальные урны. Левее находилась каменная лестница, на первый взгляд не ведущая вообще никуда — над ней высилась сплошная стена. Входа в саму усыпальницу, с того места, где стоял парень, видно не было.
Норд осторожно двинулся дальше. Едва ли здесь мог скрываться кто-нибудь кро­ме убитой им пары волков, но расслабляться не стоило. Слабые отсветы дня, худо-бедно освещавшие предыдущий грот, здесь побледнели и выцвели настолько, что позволяли как-то ориентироваться в пространстве, но и только. Лакир зажег один из припасённых факелов, без которых в гробницах и подземельях не обойтись, и посмотрел вокруг.
Справа перед глухой стеной не было ничего, кроме покосившегося каменного столба, явно сложенного людьми, и очередной большой урны. Зато в другую сторону зал про­стирался заметно дальше. Левая стена носила отчётливые следы резьбы. Лестница, виденная парнем от входа, оказалась одной из пары, симметрично обрамлявших кованую железную дверь, покрытую сложным орнаментом. Над ней колыхалось на сквозняке обветшалое тускло-синее полотнище, украшенное спиралевидными узорами. Ступени вели наверх к не­большим площадкам с парой грубых каменных изваяний, изображавших не то древних чу­дищ, не то и вовсе непонятно что.
Убедившись в отсутствии врагов, Лакир первым делом забрался на камень и ис­следовал дощатое сооружение. Оно оказалось тупиком, по углам которого притулилось несколько малых урн, а в середине – пара больших грубых кувшинов и чаша. По своему обыкновению, норд не притронулся к урнам. Великую ценность, каковую, если верить ста­рику-алхимику, представляет собой Белый флакон, едва ли просто засунули бы в один из множества сосудов с дарами, причём, почитай за порогом гробницы. А стало быть, ворошить подношения, сделанные живыми усопшим, не резон.
Спрыгнув с камня, Лакир ещё раз обвёл зал глазами. Судя по всему, его путь ле­жал дальше, через железную дверь. По обе стороны от неё были укреплены подсвечники с оплывшими, но не догоревшими свечами. Норд, поколебавшись, всё же решил их зажечь. Если придётся бросать факел и сражаться, никакое освещение лишним не будет.
Дверь оказалась тяжёлой, но не запертой. Сразу за ней начинался короткий узкий коридор, заканчивающийся спиральной деревянной лестницей. Парень вспомнил, как подоб­ное сооружение отрезало ему путь назад, вынудив отправиться в глубины Ветреного Пика, и невольно поёжился. Впрочем, если только Нурелион не преувеличивал, Куралмил должен был пользоваться великим почётом у современников, а значит, скорее всего, окажется по­гребён в самом сердце древней усыпальницы. Но всё же хотелось быть уверенным в возмож­ности вернуться прежней дорогой, тем более, другой могло и вовсе не оказаться.
Лакир зажёг светильник, лепившийся к центральному столбу лестницы, и попро­бовал ступени на прочность. Хотя время изрядно поработало над ними, они казались способ­ными выдержать вес воина в доспехах, особенно если спускаться осторожно. Лишь бы на этот раз никто не накинулся снизу. Глядишь, без злокрысов и в прошлый раз всё бы обо­шлось. Норд мысленно воззвал к Кинарет, с просьбой благословить его вылазку, надел глад­кое костяное кольцо и потихоньку начал спускаться.
Благополучно очутившись внизу, парень повёл плечами и углубился в неширокий коридор, минуя поворот за поворотом, и зажигая все светильники, какие попадались на пути. Пока ему не встретилось ничего подозрительного, разве что утварь, которой, приличествова­ло чинно стоять у стен, была кем-то раскидана и валялась как попало. Это обстоятельство не позволяло Лакиру тешить себя надеждой, что до него здесь столетиями не ступала ничья нога, а стало быть некому было потревожить погребённых. И ведь да… были же у входа останки неизвестного с тележкой и сундуком! Если он забирался вглубь усыпальницы, то мог ненароком пробудить неупокоенных мертвецов.
Словно в ответ на его мысли, издали донеслось эхо тяжёлых, но довольно бы­стрых шагов. Норд зябко поёжился. Ох, не дело это связываться со всякой нежитью! Жил ведь себе спокойно и горя не знал, так нет ж, занесла нелёгкая…
Впрочем, справиться с драуграми на Ветреном Пике он всё-таки сумел. А после блужданий с Эрандуром по Храму Призывателей Ночи, прежнего ужаса ходячие мертвецы ему уже не внушали, хотя, будь его воля, он всё равно держался бы от них подальше. И всё же...
— Вот уж не думал, что и к такому можно привыкнуть, — с лёгкой усмешкой тихо пробормотал парень.
За очередным поворотом коридор сильно раздался вширь и ввысь, обрёл округлую форму, обработка стен стала менее грубой. Вдоль него по обе стороны стояли большие урны. Лакир зажег свечи в высоком кованом подсвечнике напротив входа и услышал, как шаги на­чали приближаться. Опасаясь, что отблески огня привлекли внимание местных обитателей, парень прянул назад, в тот ход, из которого вышел, и приготовился к бою. Однако шаги за­тихли, а после начали отдаляться. Норд перевёл дух и снова выбрался в широкий коридор. Тот был не слишком длинным и, очевидно, сворачивал вправо, поскольку слева стена выгля­дела сплошной. В конце прохода прямо по центру виднелось массивное кованое сооружение с четырьмя отверстиями, находившимися на одной вертикальной оси, у основания которого стоял богато украшенный сундук.
Шаги снова начали приближаться. Теперь, несмотря на эхо, Лакир был уверен, что они доносятся справа из-за поворота. Обладатель тяжёлого шага, постояв, вновь направился прочь, а парень, двинулся вперёд, задаваясь вопросом, чего ждать от металлической громади­ны впереди. Очень уж она походила на ловушку, где сундук использовался как приманка. Прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за угла, и вглядываясь в непонятное сооружение, норд едва не наступил на округлый резной камень в полу. Вовремя опустив глаза, он заметил пластину, напомнившую ту, что приводила в движение дверь-ловушку на Ветреном Пике.
Лакир сделал шаг в сторону, обходя подозрительный орнамент, и услышал, что тяжкая поступь снова приближается. На этот раз парень увидел, кому она принадлежала. Из-за угла показался драугр, вооружённый внушительного вида двуручным мечом. Увы, мертвец тоже не мог не заметить норда. Их взгляды встретились. Драугр издал короткий невнятный возглас, жутковато отразившийся от стен, и быстро зашагал навстречу чужаку. Лакир отсту­пил назад, не желая ввязываться в драку поблизости от резной пластины в полу. Нежить по­следовала за ним, не отводя светящихся глаз от намеченной жертвы. Камень, который стара­тельно обходил норд, подался вниз под тяжёлой пятой мертвеца, и в спину тому изо всех четырёх отверстий в кованой фигуре с противным цвирканьем полетели короткие толстые стрелы.
Драугр пошатнулся, было видно, что даже мёртвой плоти сработавшая ловушка нанесла значительный урон. Лакиру осталось лишь довершить дело ударом молота.
Итак, по гробнице действительно разгуливают драугры. Как ни мала была вероят­ность, что шаги принадлежали часовому каких-нибудь разбойников или искателей приключе­ний, забравшихся в Забытую пещеру в поисках наживы, теперь это было исключено. Заодно парень получил своевременное напоминание, что в таких местах нужно смотреть не только по сторонам, но и под ноги. Он подумал, не глотнуть ли немного мёда, но припомнив свои злоключения в Чёрном Проходе, решил не спешить. Тем более, что здесь было теплее, чем при входе, так что нужды отогреваться не было.
Норд заглянул в сундук, который оказался даже не запертым. Не то чтобы парень надеялся, что ловушка оберегает сам Флакон, но и без того там могло найтись что-то полезное. Пара зелий и полтора десятка монет действительно тянули в лучшем случае на приманку, а не на охраняемое сокровище, но лишними они не будут, благо их можно продать тому же Нурелиону, а нести не тяжело.
Спрятав добычу, Лакир опустил крышку сундука и потянулся за молотом, потому что топот ног вновь послышался совсем рядом, и из-за следующего поворота торопливо вы­бежал очередной иссохший труп. Его глаза, светящиеся холодным синим цветом, уставились прямо на норда. Тот вскочил на ноги и чуть подался назад, выхватывая оружие. Древний нордский топорик ударился в подставленную рукоять эльфийского оружия. Парень оттолкнул врага, одновременно поворачивая молот так, чтобы сподручнее было атаковать. Выкованный эльфами хищный клюв подцепил нежить, рывком подтащил ближе к молодому воину, и не успел драугр восстановить равновесие, как сверху на него обрушился такой удар, что он рух­нул к ногам Лакира и затих.
Норд перевёл дух и прислушался. Тишина, воцарившаяся под сводами пещеры, угнетала больше, чем движение неупокоенных мертвецов. Ему и в голову не приходило обыскивать поверженные тела, пусть хранят при себе своё посмертное имущество. Не ровен час, ещё подцепишь от лишённых смертного покоя их проклятие. То, что он вынес из Ветре­ного Пика каменную скрижаль и меч драугрского военачальника, представлялось Лакиру со­всем иным, нежели обшаривать истлевшие облачения погребённых в поисках древних монет или украшений.
Воин подобрал факел и осторожно двинулся дальше, по-прежнему напрягая слух и вглядываясь в окружающие предметы, выхваченные из мрака светом колеблющегося пла­мени. Ему показалось, что где-то снова раздался шорох шагов, но столь тихий и отдалённый, что могло и просто примерещиться.
Коридор свернул влево, упершись в каменный подъём, обрамлённый двумя грубы­ми металлическими фигурами хищного вида, которые нависали над входящим клещевидны­ми то ли пастями, то ли клювами. Поднявшись по склону, Лакир удостоверился, что звуки ходьбы ему не почудились — теперь он слышал их достаточно отчётливо, хотя пока что не слишком близко. Единственный путь снова уводил левее.
Стены этого хода были изрезаны пустующими нишами и неглубокими впадинами по обеим сторонам, в которых стояли кованые напольные подсвечники с потушенными, не успевшими сгореть дотла свечами. Прикосновение факела — и на фитилях затрепетали языч­ки пламени, добавившие света. Стало хорошо видно, что ход заканчивается округлым помещением с погребальными урнами в стенных нишах. Мерное расхаживание туда-сюда становилось всё слышнее. Парень был практически уверен, что очередной враг только что остановился почти у самого коридора, по которому он крался, и, постояв, затопал обратно.
Лакир бросился вперёд, постаравшись не наделать шума, и замер у левой стены возле самого выхода. Убедился, что место выбрано удачно, оценил, насколько далеко разда­ются шаги, пристроил факел в пустой накренившейся металлической чаше внушительных размеров, оставшейся чуть позади, и приготовился к бою. Молот, подогнанный славным куз­нецом, надёжно лежал в руках. Проездив некоторое время с неудобным оружием, парень те­перь особенно ценил это ощущение. Топот снова стал приближаться.
Вскоре слух подсказал воину, что драугр совсем рядом. Лакир выскочил из своего укрытия ему навстречу и с разгона опустил молот на голову мертвеца. Тот упал, сияние в глазницах угасло, звякнула об пол секира, вывалившаяся из мёртвых рук.
Лакир осмотрелся. Свет от зажжённых им свечей и оставленного позади факела давал возможность неплохо разглядеть всё вокруг. В горизонтальных углублениях, вырезан­ных в толще камня по три одно над другим, лежали выбеленные временем остовы. Впрочем, часть полок была пуста, но, вероятнее всего, они никогда и не были заполнены.
В сводчатую нишу, возле одной из небольших погребальных урн, замеченных пар­нем издалека, были уложены древний шлем с загнутыми вниз рогами и пара сапог, усилен­ных металлическими пластинами. Норд не стал их трогать — они принадлежали покоящимся здесь, и тому времени, когда те были живы и ходили по земле, радуясь солнечному свету. Ни к чему выносить их обратно, снова выпускать в мир живых. Ещё одно стенное углубление на углу между расходящимися коридорами, из которых пришли сразившиеся здесь живой и мёртвый бойцы, было занято большим грубо сработанным кувшином с наклонным горлом.
Ход, из которого явился драугр, шёл вниз. Отражённого света факела, оставшегося за поворотом, хватало только чтобы разглядеть начало спуска. Но звук, раздавшийся внизу, сопровождало движение двух льдисто-голубых огоньков, в происхождении которых со­мневаться не приходилось. Лакир подобрал факел, на всякий случай затеплил свечи, упрятан­ные в небольшие, хотя и глубокие впадины стен, но те лишь немного лучше осветили то, что он и без того видел. Так что, спускаясь к очередному драугру, придётся полагаться только на факел, который вместе с двуручным оружием не удержишь. Похоже, никаких светильников в этом коридоре не было. В горле у норда слегка запершило, он ощутил лёгкую жажду, но прежде чем пытаться её утолить, следовало разобраться с нежитью, блуждавшей внизу.
Он крадучись двинулся вперёд, стараясь угадать, куда скрылась жутковатая фигу­ра. Долго размышлять об этом ему не пришлось, так как та появилась вновь. На сей раз Лакиру удалось разглядеть, что драугр вооружён луком и стрелами. Значит нельзя было допу­стить, чтобы мёртвый воин заметил его издали. Норд приостановился, дождался пока враг неторопливо скроется куда-то влево, и, швырнув факел в проём, метнулся следом. Пока драугр, привлечённый не то вспышкой света, не то шумом, медленно оборачивался, парень оказался рядом, наотмашь ударил его молотом и, опасаясь, что этого окажется недостаточно, тут же добавил ещё.
Дальнейшее произошло почти одновременно. Факел зачадил и погас, эхо разнесло звук гулкого выдоха или возгласа, и откуда-то из темноты, прямо навстречу Лакиру, явилась очередная пара синих огней. Норд подался назад, но во тьме, сомкнувшейся вокруг, казалось, что стены обступили его со всех сторон, и некуда бежать, негде размахнуться. Горящий вз­гляд приблизился, и воин изо всех сил замахнулся, мимоходом удивившись, что молот не встретился со стеной или потолком, и ударил по этим сияющим огням. Слишком рано! Он не сумел правильно рассчитать расстояние, и драугр лишь слегка пошатнулся. Но молодой воин воспользовался полученным преимуществом. Представляя теперь, где находится враг, Лакир шагнул вперёд, подсёк драугра под колени и резко ударил сверху. Глаза, излучавшие мертвен­ное сияние, закатились и погасли, оставив перед взором норда яркие росчерки.
Теперь тьма стала практически абсолютной, но норду чудилось, что за ним со всех сторон следят чужие недобрые взгляды, враждебные всему живому. Между лопаток пробежал неприятный холодок. Парень отступил назад, и посмотрел в ту сторону, откуда пришёл. Там наверху едва виднелись пятна тёплого света от зажжённых им свечей. Вокруг было тихо. Можно было вернуться наверх или попытаться высечь огня и запалить новый фа­кел. Вроде бы первый вариант был безопаснее, но при мысли о том, чтобы оставить позади темноту, в которой может скрываться всё что угодно, затылок будто бы сдавила тяжёлая рука.
Лакир предпочёл остаться на месте и зажечь новый факел. Когда оранжевые от­блески заплясали по стенам, парень вздохнул с облегчением и, не теряя бдительности, при­нялся зажигать свечи, которых в этом зале оказалось немало. Найдя свой погасший факел, он убедился, что тот практически догорел и то, что его пришлось бросить наземь, ничего, в сущности, не изменило. При этом парня не оставляло гнетущее чувство, что где-то поблизости притаился враг, ничем пока себя не проявивший.
В стенах этого помещения норд обнаружил несколько вертикальных стрельчатых ниш, либо пустых, либо содержащих небольшие урны. Из подобных углублений, насколько он помнил, на Ветреном Пике шагали, пробудившись, драугры, погребённые стоя. Гори­зонтальные же ниши и в этой усыпальнице были меньше по размеру и скромнее, а от лежа­щих в них остались только никем не потревоженные белые кости. Часть зала была прямым продолжением коридора, по которому спустился Лакир. Влево помещение скруглялось большой подковой, огибавшей толстенную колонну, по углам которой размещались верти­кальные ниши. В ближайшей ко входу стояла пара урн. Норд двинулся в обход центрально столпа, подпиравшего потолок.
Свет факела выхватил из темноты стол, стоящий у дальней стены, на котором на­ходились пара больших ваз разной формы, два кубка из потемневшего металла и книга, спра­ва и слева от которой лежало по два железных слитка. В нише позади стола виднелся канде­лябр, свечи в коем только предстояло зажечь. Книга, как обычно, заинтересовала парня, но прежде чем подойти к столу, он бросил взгляд вправо, на колонну, и остановился.
В угловой нише, с которой норд почти поравнялся, виднелся силуэт древнего вои­на со скрещенными на груди руками. Размерами и статью он точь-в-точь напоминал тех, с кем недавно сражался Лакир. Но ведь этот усопший пока не проявлял никаких признаков пробуждения. Не станет ли упреждающий удар беспричинным осквернением останков? Парень колебался. Если он просто подойдёт к столу, похороненный в нише окажется у него за спиной. При том, что он очень уж сильно отличался от мирно лежащих на каменных ложах скелетов.
Лакир сунул факел в одно из углублений противоположной стены и сделал осто­рожный шаг вперёд, не сводя глаз с подозрительной фигуры. Её лицо оставалось в тени, от­брасываемой краем ниши. Мертвец казался безучастным и неподвижным, как ему и надлежа­ло, но внезапно норд, пристально вглядывавшийся в него, уловил мимолётный проблеск хо­лодного синего света в безжизненных глазницах. Молот обрушился на драугра в тот самый миг, когда тот шагнул из своего пристанища. Светящиеся глаза ярко вспыхнули и погасли.
Парень вытер выступившие на лбу бисеринки пота. Значит, он не ошибся. Вместо вечного сна древний норд пребывал в зыбкой полудрёме, которую ничего не стоило нару­шить. Лакир обвёл зал глазами. Нигде больше не было видно подозрительных покойников, ниоткуда не доносилось ни звука. Воин слегка расслабил напряжённые плечи. В горле у него снова запершило. Одним богам ведомо, почему в этих старинных гробницах во рту пересы­хает, словно от попытки утолить жажду пылью.
Он забрал факел, зажёг свечи и склонился над книгой. Та носила название «Зерка­ло», автором значился Бердир Вринс. Надпись под обложкой давала понять, что из книги можно почерпнуть знания о блокировании ударов. Норд бережно опустил книгу в свой заплечный мешок. От мысли прихватить с собой слитки он благоразумно отказался. Не было печали таскаться с ними по усыпальнице. Слева от стола обнаружилась железная дверь. Вряд ли за ней мог скрываться Белый флакон, но проверить было необходимо.
Дверь оказалась запертой. Пристроив факел так, чтобы лучше видеть замок, Ла­кир в очередной раз воспользовался знанием, полученным от Инге Шесть Пальцев. Правда, первую отмычку он позорно загубил, поскольку руки после сражений с нежитью несколько утратили твёрдость. Парень пару раз глубоко вдохнул и выдохнул, заставляя себя успокоить­ся, и снова подступился к замку. Тот оказался не слишком простым, но всё же на этот раз его удалось открыть.
За дверью скрывалась небольшая частично засыпанная хламом каморка, с парой больших покосившихся урн, поломанной полкой и незапертым сундуком. Хотя в последнем, помимо свитка с заклинанием да дюжины монет, и обнаружилась пара склянок с зельями, ни одна из них совершенно точно не являлась искомым Флаконом.
Лакир присел на крышку сундука и, поскольку жажда донимала его всё сильнее, вытащил из рюкзака бутылку мёда и сделал несколько глотков. На этот раз он не мог позво­лить себе захмелеть. Слишком памятен был урок, полученный в Чёрном Проходе. И всё же любимый напиток чуть уменьшил напряжение, в котором норд пребывал сам того не созна­вая.
Однако, надо было двигаться дальше. Парень вышел из каморки, прикрыл дверь и закончил обход центральной колонны. В её третьей нише мирно стояли канделябры со свеча­ми, четвёртая была пуста. Больше в этом зале не оказалось ничего, кроме урн, да древнего шлема, лежавшего на каменном выступе рядом с парой черепов, фрагментом позвоночника и безнадёжно испорченной книгой.
Лакир прошёл дальше, свернул за угол, заметил в одной из ниш ещё четыре же­лезных слитка, зажёг несколько свечей в другой и через арку проник в широкую и высокую галерею, носившую явные следы серьёзного обвала.
Здесь умершие покоились в просторных горизонтальных нишах с арочными сво­дами, расположенных в два яруса. Нижний, по большей части, был почти полностью засы­пан, местами завалы перегораживали и второй. Лакир, продолжая прислушиваться, зажёг чу­дом уцелевшие свечи и продолжил осторожное продвижение вперёд. Хотя среди усопших, уложенных на каменные полки, виднелись не только скелеты, но и мумифицированные тела, размерами последние не превышали человеческих и несколько отличались от тех, что беспо­койно бродили по усыпальнице, лишённые покоя. Содержимое некоторых ниш не удавалось разглядеть из-за нагромождений каменных обломков.
Но всё же и тут нашёлся мертвец, которому не лежалось спокойно. Впрочем, своё каменное ложе он, по-видимому, покинул ещё до обрушения свода, и обвал пресёк его по­смертное существование. Хотя драугр лежал практически поверх завала и был в точности по­хож на своих блуждающих или готовых пробудиться собратьев, по каким-то почти неулови­мым признакам Лакир понял, что этот неупокоенный воин своё отгулял.
К счастью, скорее, правда, для старого алхимика, нежели для его посланца, рух­нувшие каменные глыбы не образовали непреодолимого препятствия. Норд постарался не думать о том, не станет ли путь непроходимым дальше, если разрушения коснулись и других помещений — слишком уж соблазнительной казалась эта мысль. А значит, не так уж он и привык к блужданию в потёмках в окружении мертвецов. Загробная жуть всё ещё была властна над ним. И теперь, когда благотворное влияние мёда стало сходить на нет, по спине у него снова пробегал противный холодок.
Слева в конце полуразрушенного помещения располагался спуск в следующее, подобное ему, но уцелевшее гораздо лучше. Парень пришёл к выводу, что это скорее длин­ный и извилистый коридор, нежели череда узких залов. Впрочем, как ни назови, а конца этой Забытой пещере пока не предвиделось.
Окинув взглядом левую стену с большими погребальными нишами, находившую­ся напротив него, Лакир убедился, что оттуда ждать подвоха не приходится. Потому он бы­стро и бесшумно перебежал к ней, чтобы зажечь свечи в стоявших там подсвечниках, осмот­реть правую сторону, а заодно, по-возможности, заглянуть за угол, поскольку на этот раз ко­ридор уводил направо. Его предосторожность оказалась не лишней. До поворота в правой стене уместилось четыре ниши, по две на нижнем и верхнем ярусах. Последние были пусты, но тела в обоих нижних углублениях носили все черты, характерные для драугров, готовых в любой момент подняться и наброситься на незваного гостя.
За углом слышался знакомый топот, пока, благодарение богам, не приближавший­ся. Снова перед парнем встал вопрос, достойно ли по одному лишь подозрению, что по­гребённый может оказаться нежитью, нанести удар, прежде чем тот проявит свою сущность, или же следует рискнуть и оставить двух возможных врагов за спиной, отправляясь навстре­чу ждущим впереди? Он представил себе сражение в полумраке с тремя драуграми одновре­менно, и его передёрнуло. Поступь за поворотом приблизилась на пару шагов и вновь отда­лилась. Но ведь бродящий там вполне может завернуть и сюда. Пока отблески зажигаемых нордом светильников не особенно привлекали внимание драугров, но полной уверенности, что один из них не окажется более любопытным, у Лакира не было.
Он мысленно воззвал к Аркею, прося прощения за то, что собирался совершить, на случай, если его подозрения относительно этих усопших ошибочны, оставил факел, шаг­нул к ближайшему мертвецу и с размаху ударил его молотом. На миг мёртвые глаза вспыхну­ли синим светом и вновь погасли, а тело, которому полагалось окоченеть столетия назад, об­мякло. За углом раздался невнятный глуховатый возглас, какие парень не раз уже слышал от драугров, и шаги направились в его сторону.
Не теряя ни секунды, норд сместился к следующей нише. Всё повторилось как во сне. Удар, мимолётная вспышка синего света и мгновенное угасание исполненного ненависти взгляда, безвольно сникшее тело. А из-за поворота навстречу норду уже спешил рыжеборо­дый драугр с боевым топором в руке. Парень был готов к его появлению, эльфийский молот, прочертив горизонтальную дугу, сильно ударил того в грудь, но этот враг оказался очень крепким, он лишь слегка сбился с шага, и тут же постарался достать противника своим ору­жием. Лакир отступил назад, уходя из-под удара, снова быстро шагнул вперёд, молот подсёк мертвеца под колени, лишив его равновесия, а затем с силой опустился ему на затылок. Драугр рухнул к ногам воина, а тот уже внимательно смотрел по сторонам и прислушивался, чтобы не проморгать появление новых врагов. Но пока всё было спокойно. Норд вернул мо­лот за спину и снова взял факел.
В углу зала стоял каменный стол на кованом основании. Лакир подошёл к нему, посмотреть, нет ли там предмета его поисков, хотя, по совести сказать, ему в это не верилось. Не говоря уже о том, что история, рассказанная старым алхимиком, настолько походила на сказку, что парню так и не удалось окончательно поверить в существование подобного арте­факта. Но всё же он зачем-то шёл через старую гробницу, отбиваясь от драугров. О том, сколько покойников осталось позади и сколько их ещё было впереди, лучше было не думать.
В горле снова пересохло, но на этот раз норд отпил воды из фляги. Здесь не было Эрандура, рядом с которым он мог позволить себе глушить страх выпивкой. Проще было не подпускать к себе потусторонний ужас, не давать ему проникнуть в мысли, парализовать волю. Тем паче, что с драуграми можно расправиться как и с живыми врагами, это не то, что оказаться впутанным в дела Даэдрических Принцев.
На столе стояла громадная грубо сработанная чаша с пятью слитками золота, ле­жали инструменты для бальзамирования и ещё пара золотых слитков. На погребальные дары они не походили, но мысль уносить их из гробницы ради обогащения претила парню, словно любой предмет здесь мог быть заражён проклятием, не дающим мертвецам обрести покой. Пока руки-ноги и голова целы, и без этого золота найдётся способ заработать.
А сейчас он достаточно передохнул, чтобы идти дальше. Следующий поворот привёл его к необычному украшению в полу, немного выступавшему над остальными плита­ми. Это был квадрат, сторона которого составляла не менее трёх шагов в длину. Углы его, от­сечённые от коричневой середины дугами из серого камня, были желтоватого цвета. В самом центре, а так же на серединах границ между дугами и углами, виднелись обрамлённые желе­зом отверстия. Всё вместе здорово напоминало ловушку. И ему совершенно не хотелось ис­пытать на себе, как она работает.
Впереди отчётливо послышалось движение. Лакир сделал пару шагов в сторону источника звука и увидел чуть дальше точно такую же квадратную плиту. Эти непонятные вставки занимали немалую часть ширины прохода, да и между ними места оставалось со­всем немного. К тому же, свет отложенного нордом факела едва доставал до второй, за кото­рой следовал очередной поворот, где и вовсе царила темень. Словом наиболее удачное место для сражения было именно там, где сейчас находился парень. Хотя соблазн застать врага врасплох был очень велик, неудача могла обойтись дороже, чем открытая схватка в более подходящей части помещения. И молодой воин решился. Выпрямившись во весь рост, он громко ударил рукоятью молота о камень и сместился так, чтобы кратчайший путь к нему ле­жал через квадратные пластины. Если они действительно были тем, чем казались, то неплохо было бы заманить противника на них.
Расчёт Лакира оказался верным. Устремившийся на звук драугр наступил на даль­нюю плиту и тут же изо всех пяти отверстий с рёвом вырвались вверх струи огня, ярко осве­тившие всё вокруг. Видимо от неожиданности ходячий мертвец замешкался, в то время как огненные фонтаны продолжали прожигать ссохшуюся плоть. Сухой холодный воздух гроб­ницы наполнился удушающим смрадом. Наконец нежить, объятая пламенем, шагнула вперёд, огненная ловушка погасла. Но на пути драугра лежала следующая, за которой его с молотом в руках ожидал незваный гость. Беспокойный обитатель усыпальницы наступил на выступающий камень и снова очутился в потоках пламени. Хотя Лакир и держался поодаль от ловушки, в лицо ему пахнуло жаром и омерзительной вонью обгорающей мёртвой плоти.
Огненные струи сделали за парня большую часть работы: драугр не сходя с опас­ного места, упал на колени и удара, вполсилы нанесённого сквозь пламя, хватило, чтобы тот рухнул и уже не поднялся. Ревущий огонь жадно уничтожал съёжившиеся останки. Секира, вывалившееся из руки драугра, откатилась в сторону. Норд тронул её, убедился, что не обо­жжётся, поднял и забросил на дальнюю ловушку. Оттуда снова фонтаном ударило пламя. Те­перь вокруг было светло как днём, правда из-за слепящих потоков было не разобрать, что на­ходится за ними.
Лакир осмотрел свой факел, убедился, что тот догорит не очень скоро, и обходя потоки пламени, пошёл вперёд. Жар от подземного пламени живым теплом согрел могиль­ный холод усыпальницы. Но парень с тревогой отметил, что дышать становится тяжелее. Мешкать было нельзя. Он нечаянно задел стоящую у стены пустую вазу, та опрокинулась и воин пнул её так, чтобы она запустила третью огненную ловушку, в свете которой норд увидел, как впереди на нижней полке мелькнул знакомый синий проблеск. Факел отлетел в сторону, пламя на его конце погасло, но сейчас света было предостаточно. Норд одним прыж­ком оказался возле лежащего драугра и, не дожидаясь, пока тот начнёт вставать, огрел его мо­лотом. Судорога, прошедшая по мёртвому телу, убедила парня, что он снова не ошибся.
Он хотел перевести дух, но поблизости от огня стало очень душно, в груди тесни­ло, пламя жадно пожирало застоявшийся воздух гробницы. Осознав опасность, Лакир мет­нулся к первой ловушке, подцепил клювом эльфийского молота обгорелые останки драугра и сдёрнул их с плиты. Затем столкнул древнюю секиру со второй и, прежде чем откатить вазу, заново зажёг факел от третьей. Поскольку помещение напрямую сообщалось с другими, воз­дух из дальних коридоров и из-под низких нависающих сводов постепенно заполнял место сгоревшего. Дышать становилось легче.
Парень снова глотнул воды. После яркого сияния ловушек свет факела казался совсем слабым, но всё же не позволял кромешной тьме сомкнуться вокруг. Однако, и он не будет гореть вечно, так что надо идти, не то никакого запаса не хватит.
В дальней части помещения тоже виднелись следы обвала, на полу валялась опро­кинутая утварь, зато погребальные камеры, кажется, остались позади. Небольшая арка об­разовывала выход в узкий изогнутый коридор. Ничто не нарушало тишины, и Лакир быстро двинулся вперёд, за что едва не поплатился. За крутым поворотом его ожидала резная пла­стина ловушки, которую он заметил только в самый последний момент, и лишь отшатнув­шись и ухватившись за стену, умудрился на неё не наступить. Парень тут же завертел голо­вой, отыскивая источник опасности. Подняв глаза вверх, он увидел в дальней части прохода прочное бревно, напоминающее таран с кованым металлическим окончанием. Если такое со всего маху врежется в голову или в грудь, не спасут и доспехи. Лакир вновь порадовался, что не стал слишком полагаться на удачу и утолять то и дело возникающую жажду мёдом. Стои­ло ему оступиться и…
Он обогнул резной камень и на всякий случай прошёл этот коридор, прижимаясь к стене. Не ровен час, верёвки, удерживающие бревно наверху, истлели от времени. Ход вывел в некоторое подобие узкой кладовой, изогнутой под прямым углом. Вдоль стен стояли большие железные шкафы. Свечей перед ними было предостаточно, видимо, чтобы проще было разбираться с содержимым полок. Помимо ритуальной утвари и рулонов льняной тка­ни, норд обнаружил немалые запасы серебряных слитков, несколько склянок с зельями и древнее оружие. Ни к чему, кроме зелий парень не притронулся. Да и их-то взял, слабо наде­ясь, что если его поиски останутся бесплодными, то хотя бы эта добыча может представлять какой-то интерес для алхимика.
После тянущихся вдоль стен захоронений, этот небольшой закуток, оканчиваю­щийся железной дверью и освещённый множеством свечей, казался почти уютным. Сковав­шее затылок напряжение немного отпустило, точно от глотка доброго мёда, от которого парень пока предпочёл воздерживаться. Лакира не оставляло ощущение, что за дверью его не ждёт ничего хорошего. Вероятнее всего, она вела в крипту, тогда основная часть захоронения должна была только начаться. Он вздохнул и распахнул тяжёлые створки.
Короткий отрезок коридора, где нашёлся подсвечник со свечами, привёл в огромный тёмный зал. Свет факела с трудом позволял различить какие-то переходы и гале­реи, нависающие над головой, в вышине он слабо отражался от чего-то вроде длинной желез­ной клетки, потолок терялся в непроглядном мраке. Нигде поблизости не попадалось ничего, что могло бы послужить дополнительным источником света. При входе расстояние между стенами не превышало шести шагов, а стоящие по краям пузатые урны сужали его ещё больше. Но в то время, как левая стена уходила дальше, правая обрывалась, и помещение, судя по всему, становилось гораздо шире. Оттуда доносились шаги, многократно усиленные эхом, так что было не понять, какое количество ног производило эти звуки.
Лакир задумался. Он уже оказался вынужден сражаться в полной темноте, и этот опыт его ничуть не радовал. Раз поблизости нет ни свечей, ни жаровен, надо как-то пристроить факел, чтобы не приходилось действовать вслепую. Бросить на пол? Так он даёт меньше света, и, к тому же, может вообще потухнуть. Немного поразмыслив, парень нашёл решение. Вдоль левой стены до самого дальнего угла громоздились каменные глыбы и зава­лы из мелких булыжников. Он поравнялся с местом, где зал расширялся вправо, и воткнул факел в груду щебня.
Обернувшись, Лакир увидел одинокого драугра, разгуливавшего по возвышению среди металлических саркофагов. Тот как раз повернулся и заметил пришельца. Норд ринул­ся ему навстречу, занося молот для удара, в который вложил все свои силы. Мёртвый воин не успел ничего противопоставить натиску живого и неподвижно распростёрся на каменных плитах.
Парень сходил за факелом и вернулся к месту сражения. На широком постаменте стояло четыре саркофага из тёмного металла. Ближайший ко входу был пуст, от его правого нижнего угла был отколот большой кусок, скорее всего, именно из него выбрался только что поверженный драугр; соседний оказался открытым, но лежащая в нём мумия не производила впечатления способной и намеревающейся подняться, следующий, равно как и расположен­ный в ногах у среднего, были запечатаны тяжёлыми крышками.
У дальней стены постамент возвышался ещё на пару ступеней. Саркофаг, стоящий там между двух жаровен, был украшен богаче и, по всей видимости, принадлежал более по­читаемому или знатному человеку. Лакир поднялся туда, зажёг огни в широких чашах, и они высветили картину, которую он предпочёл бы не видеть. Крышка саркофага была сорвана, в нём лежало иссушенное тело женщины, нечеловеческих размеров, что явно выдавало в ней драугра. Однако хуже всего было то, что она лежала вверх спиной, ухватившись левой рукой за край своего последнего ложа, и упираясь коленом в его дно, словно пыталась выбраться, но силы оставили её вместе с противоестественным подобием жизни. Как и в случае с драу­гром, найденном в завале, парень чувствовал, что она больше не поднимется.
Нужно было идти дальше и постараться исполнить задачу, за которую он так не­осмотрительно взялся, но норд медлил, не в силах отвести глаз от усопшей. Цепкий, внима­тельный взгляд ухватывал всё новые и новые детали, отличавшие её от прочих драугров, ко­торые встречались ему до сих пор. Волосы, заплетённые в тугую толстую косу, даже столе­тия спустя отливали золотом. Облачением женщине служили не доспехи, изодранные и рас­тянутые посмертным искажением плоти, а полуистлевшее одеяние из тончайшей белой мате­рии. Лакир не мог видеть её лица, и слава богам, что так, ибо оно не могло быть ничем иным, кроме как жуткой маской, какой смерть награждает всех без разбора. Он же был уверен, что эта женщина была молода и красива, что многие любили и почитали её. Не даром она похо­ронена не так, как прочие. Почему её жизнь прервалась так рано, что в волосах не блестело ни единой серебряной нити? За что поразило её проклятие быть лишённой смертного покоя? И почему вместо того, чтобы неприкаянно бродить по гробнице, она застыла точно символ стремления вырваться из мрака небытия к сиянию жизни?
Парень не мог заставить себя думать о ней, как о нежити, выбиравшейся из гроба, чтобы ненавидеть всё живое. Ему казалось, что она рвалась обратно к жизни, которую люби­ла, с потерей которой не сумела смириться. Быть может, её похоронили заживо, и она пыта­лась спастись, пока силы не изменили ей?.. Но нет… Никакое отчаяние не придаст живому человеку достаточно сил, чтобы сорвать запечатанную крышку железного саркофага. Да и тело женщины претерпело все те изменения, которые проходят драугры. Но понимание этого не могло избавить норда от невольного сочувствия к ней. Должно быть, какой бы ни была её вина, боги всё-таки даровали ей прощение и покой, прежде чем она покинула своё последнее пристанище, чтобы пополнить ряды беспокойной нежити. Эта мысль принесла некоторое утешение. Лакир не знал, каким богам молилась эта женщина при жизни, но прошептал за неё краткую молитву Аркею.
Выход из зала находился совсем рядом, парень зажёг огонь в большой чаше, ле­пившейся к стене подле него, и прошёлся мимо пары железных шкафов, стоящих вдоль сте­ны, расположенной напротив входа. Вновь он прихватил только пару флаконов с зельями, не тронув ни урн, ни слитков, ни красивой бронзовой посуды, и с этой скромной добычей поки­нул зал.
После размышлений над телом неизвестной, парень ощутил гнетущее чувство одиночества, такое же как то, что по капле вытягивало из него радость жизни в Северной сто­рожевой крепости, пока он не остался лишь бледной тенью самого себя. Будь рядом с ним хоть одна живая душа, пусть даже такой непутёвый спутник, как Бенор, сейчас они могли бы позволить себе помянуть давно умершую женщину бутылочкой мёда, разогнать смурные тени прошлого и ощутить радость бытия, какую он приписывал усопшей… Но Лакир был один.
Он преодолел идущий вверх короткий лестничный пролёт, прошёл через не­большой коридор, изрезанный глубокими нишами, большинство которых пустовало, в то вре­мя как в некоторых стояло по несколько сплавившихся в единое целое свечей. Затем ход свернул влево, и в его стенах снова появились три яруса полок, где белели бесчисленные ко­сти.
Очередной поворот, узкая арка, ступени ведущие выше, и беспокойные шаги вда­леке. Лакир заставил себя встряхнуться и расправил поникшие было плечи. Позади он оста­вил достаточно освещения, чтобы при необходимости выманить туда врага, но предпочёл бы двигаться вперёд. Так что парень стал осторожно подниматься наверх, готовый в любой мо­мент избавиться от факела и выхватить молот.
Лестница привела на площадку, достаточно просторную, чтобы сражаться двуруч­ным оружием. Впереди виднелась кованая полка, на которой между двух черепов притулился сыромятный шлем. Под ней лежали обгорелые книги и стояла пара сапог от древненордской брони. Стена позади неё была гладко обтёсана и прорезана тремя парами квадратных углуб­лений, расположенных друг под другом. Справа продолжались ряды погребальных ниш, влево ответвлялся очередной ход, на углу перед которым стояла металлическая чаша, куда норд и пристроил факел. Судя по звукам, доносящимся слева, ходящий там заподозрил его присутствие.
Лакир выхватил молот и приготовился к бою. На сей раз его противником оказа­лась драугрица. В правой руке она сжимала боевой топорик, левая кисть курилась бело-голу­бым огнём подготовленного заклинания. Но она не успела пустить в ход ни то ни другое, так как парень молотом рванул её на себя, а затем припечатал сверху. Ненадолго глаза, полыхаю­щие холодным синим огнём, оказались совсем близко от серых глаз норда и, прежде чем подёрнуться белёсой пеленой, несколько мгновений удерживали его взгляд.
Нет, пожалуй, Бенор был бы здесь плохим попутчиком. Сражения с нежитью — не про него. Всё-таки решение расстаться с ним было правильным. Лакир остановился передохнуть и промочить горло водой из фляги, продолжая размышлять о «лучшем воине Морфала». Что здесь, что на Ветреном Пике, тот был бы скорее обузой. Он не сумел бы, подобно приятелю, действовать наперекор собственным страхам, а подкрепляя свою реши­мость выпивкой, вскоре стал бы совсем ни к чему не пригоден.
Что уж тут говорить о Храме Призывателей Ночи, где столкнуться пришлось с на­следием даэдропоклонников и проявлениями одной из Лордов Обливиона?! Там Лакир и сам усердно надирался в стельку, лишь бы не сбежать оттуда сломя голову и завершить начатое Эрандуром спасение жителей Данстара. Учитывая количество хмельного, попадавшееся в башне на каждом шагу, им с данмером уже с полдороги пришлось бы таскать на себе бесчув­ственное тело Бенора, который пьянел значительно быстрее приятеля, а желания рассчи­тывать свои силы никогда не имел. Не говоря уже о том, что при таком раскладе они, все трое, могли запросто распроститься с жизнью при встрече с орками-захватчиками или пробу­дившимися жрецами Вермины. Однако представив себе, во что превратились бы их совмест­ные блуждания, Лакир невольно усмехнулся, а вспомнив, как под конец Эрандуру пришлось поддерживать его, чтобы он не свалился, мысленно прибавив туда морфальского воина и прикинув, какими словами благочестивый жрец Мары поносил бы в мыслях обоих нордов, с которыми его угораздило связаться, от души рассмеялся.
Как ни странно, негромкий смех, кажущийся столь не уместным среди захороне­ний, развеял липкий сумрак, пытавшийся окутать душу парня, и взбодрил не хуже мёда. А всё же, хороший спутник не помешал бы. Да вот хотя бы, балагур Рогги. Этот, похоже, хоть и питает слабость к мёду, но способен поглощать его в неимоверных количествах без особого ущерба для дела.
Лакир твёрдо решил поскорее покончить с текущими делами и заняться поисками щита, утерянного старым Ленне, а там, глядишь, и Рогги согласится оставить шахту, чтобы постранствовать вместе. Обдумывая это, парень шагал среди стен с глубокими нишами, о на­значении которых прежде не задумывался, и лишь теперь понял, что они делались для того, чтобы разместить больше тел, укладывая их не вдоль, а поперёк прохода. В большинстве на­ходились целые скелеты, в некоторых лежали только черепа, реже – другие кости. Но теперь норда почти не угнетало соседство великого множества покойников. И даже скелет, почему-то лежащий лицом вниз и свесивший из ниши левую руку, будто пытался выбраться наружу, да не сумел, не произвёл такого впечатления, какое мог бы несколько минут назад.
Склеп, набитый останками, оказался достаточно протяжённым. Лакир миновал один поворот, затем другой. За каждым следовала новая галерея, иссечённая нишами.
За последней снова поднимался короткий лестничный пролёт, после него поворот, несколько шагов, и парень оказался у выхода на узкий каменный мостик, ведущий к толстой колонне, пронизывавшей центр просторного помещения от пола до потолка. Вокруг неё мост образовывал кольцевидный балкон без ограждений, а за ней, вероятнее всего, устремлялся к дальней стене.
Глянув вниз Лакир сообразил, где оказался. Слева в свете зажжённых им жаровен виднелось тело женщины-драугра, вызвавшей в нём неожиданное сочувствие. Поднимаясь по лестницам и проходя по извилистым переходам, он вышел на второй ярус большого зала, с которого начиналась забытая крипта. По крайней мере, зажжённый внизу огонь давал до­статочно света. Норд осмотрел факел и понял, что тому осталось гореть считанные минуты. Но мост не внушал подозрений, так что парень решил двигаться дальше, а новый факел зажечь позже.
Однако стоило ему ступить на узкую каменную арку, как на противоположном конце зала раздался грохот, облако пыли окутало его источник, не давая разглядеть, что там произошло, но зато указывая, куда смотреть. Когда пыль осела, Лакир увидел могучего драу­гра, которого прежде там не было. Стало быть, грохот издала слетевшая крышка саркофага, где прежде покоился этот красавец. Судя по тому, как тот прохаживался, разминая плечи, словно пытался привыкнуть к обретённой свободе, норда, вторгшегося в гробницу, он пока не заметил. Парню очень не хотелось сражаться со здоровенным мертвецом на узком, не имеющем ограждений мостике, да к тому же ещё в полумраке.
Он взглянул на колонну. С его стороны на высоте, превышающей человеческий рост располагалась большая жаровня. Факел начал потрескивать, грозя погаснуть, и Лакир решился. Как можно тише и быстрее он достиг центрального столпа и подпрыгнул, постарав­шись закинуть факел в кованую чашу. Удача вновь оказалась на его стороне, и замысел увен­чался успехом. Пламя в жаровне занялось, стало светлее. Выглянув из-за колонны, парень увидел, что драугр забеспокоился. Было очевидно, что действия норда привлекли его внима­ние. Лакир слегка улыбнулся.
Резкий стук рукояти молота о камень эхом разнёсся по всему залу. Парень отсту­пил назад и выглянул из-за колонны. Как он и рассчитывал, драугр поспешил туда, откуда донёсся звук. От его тяжёлой поступи мост слегка содрогался. Шаги отчётливо раздавались в тишине зала. По ним легко было определить, что враг приблизился к колонне и начал огибать её слева. Стоило нежити появиться из-за центрального столпа, как норд изо всех сил врезал по ней молотом, сверху, ударил сбоку, а затем как следует толкнул и резко подался назад, что­бы не свалиться с неширокого карниза. Драугр, потерявший равновесие от полученных уда­ров, не удержался и рухнул вниз. Лакир шагнул к краю и посмотрел ему вслед. Глаза мертве­ца, распростёршегося на каменном полу, погасли. Парень выждал ещё чуть-чуть чтобы убе­дился, что можно не опасаться преследования, засветил новый факел от жаровни, зажёг вто­рую, расположенную с обратной стороны колонны, и преодолел второй пролёт моста.
Теперь он очутился на просторной площадке, окружённой по краям дощатым на­стилом, где слева стоял шкаф, содержимое которого не слишком отличалась от встреченных раньше, и откуда норд снова взял только зелье, оставив прочее на месте. Напротив моста рас­полагались три железных саркофага. Все три оказались открытыми. В левом лежало муми­фицированное тело; средний был пуст и сильно повреждён, зато перед ним стоял резной сун­дук; в правом прежде скрывался драугр, с которым только что расправился Лакир. Крышка этого саркофага валялась рядом. Лакир заглянул в сундук, но там не оказалось ни Белого флакона, ни мало-мальски ценных вещей.
Значит вновь, нужно идти вперёд. От площадки к узкому проходу в стене вёл оче­редной мостик. Слева от него на нижнем уровне находилась дверь в кладовую, откуда парень изначально попал в этот зал.
Сразу за мостом начинался очередной подъём из пяти ступеней. Норд быстро преодолел и то и другое и оказался в высоком, но узком коридоре, где было маловато места для сражения двуручным оружием. А впереди явственно слышались шаги. И если только тут не гуляло очень своеобразное эхо, то звуки производила не одна пара ног. К тому же, после того, как он зажёг жаровню, укреплённую на стене снаружи от лестницы, больше ему не по­палось ни одного светильника, а слабые отсветы факела не позволяли рассмотреть, куда ведёт коридор.
Оставалось одно – выманивать врагов в ярко освещённый зал, и уже там сражать­ся с ними. Правда, если среди них окажется стрелок, дело плохо. Ход, ведущий обратно, был абсолютно прямым, узкий пролёт моста служил его продолжением, а для того, чтобы метать­ся из стороны в сторону, уходя от стрел, было слишком тесно.
Лакир осторожно двинулся вперёд, решив до последнего не расставаться с факе­лом, поскольку без света не понять, что его ожидает. Коридор заканчивался не простой аркой, а открытой кованой дверью, ведущей в небольшой зал. Заглянув внутрь, воин увидел пару драугров, топтавшихся в отдалении. У обоих, насколько он сумел разглядеть, за спиной висе­ло двуручное оружие, ни стрел, ни луков видно не было.
Парень выпрямился во весь рост, привлекая внимание врагов, метнул факел им навстречу, развернулся и побежал назад в просторный зал, освещённый несколькими жаров­нями. Он, не оборачиваясь, пересёк мост и повернулся, готовый вступить в бой с нежитью, но увидел лишь, как последний из противников возвращается обратно, не собираясь его пре­следовать. К счастью, брошенный факел не погас, и теперь помещение, где бродили драугры, было худо-бедно освещено.
Лакир устремился обратно, надеясь догнать уходящего раньше, чем тот окажется рядом со своим сотоварищем. Драугр и впрямь был ещё недалеко от входа, но, увы, успел за­метить норда и частично блокировать его удар, и хотя следующий достиг цели, второй мерт­вец подоспел на выручку напарнику. Парень едва успел подставить рукоять молота, защища­ясь от удара. На этот раз сражение с нежитью превратилось в поединок. И всё же живой про­тивник был проворнее и лучше оценивал ситуацию. Он оттеснил драугра назад и добил при­вычной связкой ударов: под колени и сверху.
Неподалёку от того места, где упал второй драугров, находилась жаровня, которая позволила бы лучше осмотреть помещение. Норд сделал несколько шагов, чтобы подобрать брошенный факел, и одной ногой наступил на край большого круга, почти незаметно выде­лявшегося на полу. Ощутив, что надёжная с виду опора вдруг начала подниматься, воин от­прянул назад. И вовремя, поскольку из пола быстро и тихо выдвинулся громадный цилиндр, устремившийся к потолку, ощетинившемуся остро отточенными кольями. Круг на полу, не замеченный Лакиром, оказался поверхностью смертоносной ловушки. Чуть помедлив, ци­линдр опустился, вновь превратившись в малозаметный круг на полу. Парень вытер разом вспотевший лоб. Хорошо, что он не бросил факел на эту штуковину. Не то, направившись за ним, угодил бы прямо в западню. А тогда, даже если бы чудом удалось выжить, он едва ли сумел бы выбраться из Забытой пещеры, не говоря уже о том, чтобы завершить начатое.
Лакир возблагодарил богов за то, что уберегли его от такой участи. Теперь следо­вало понять, где он оказался, и куда двигаться дальше. Норд зажёг жаровню и при её свете принялся осматривать небольшое практически круглое помещение, стараясь держаться по­дальше от ловушки, которая находилась не в центре, а ближе к той стороне, откуда он пришёл. Недалеко от входа была ещё одна кованая дверь, запертая на замок. По обе стороны от жаровни располагались деревянные столы с разной утварью и небольшими погребальны­ми урнами, частично перегораживавшие полукруглые зарешеченные отверстия, проделанные у самого пола. Далее за отрезком голой стены шла полуопущенная решётка, но проём, где она была установлена, намертво завалило камнями. И наконец, по ту сторону круга, образо­ванного ловушкой, симметрично входу виднелась ещё одна железная узорчатая дверь.
Первым делом парень попытался разобраться с запертым замком. За закрытыми створами могло скрываться что-то ценное, вроде цели его поисков, или же дальнейшего пути в недра гробницы. Замок оказался весьма затейливым, и требующим большой ловкости. Вы­яснилось, что западня, в которую едва не попал Лакир, произвела на него более сильное впе­чатление, чем казалось вначале. Пальцы заметно подрагивали, и чуткий механизм не желал поддаваться. Поломав три отмычки (неслыханное дело, после уроков Инге!), норд заставил себя успокоиться, прикрыв глаза и сделав несколько глубоких вдохов и выдохов. В результате ему удалось взять себя в руки и всё-таки отпереть дверь.
За ней оказался закуток, вроде чулана, у дальней стены которого стоял красивый сундук из хорошего дерева, инкрустированный металлическими вставками. Такой вполне мог быть вместилищем Белого флакона, но содержал лишь несколько более или менее ценных ве­щиц, не похожих на дары умершим. Лакир спрятал добычу и вернулся в зал. Если дальняя дверь окажется заваленной, как и решётка рядом с ней, или же за ней обнаружится ещё одна кладовка, ему придётся возвратиться ни с чем. Разобрать завал не представлялось возмож­ным.
Однако кованые створки легко распахнулись, и норд оказался перед каменной лестницей, имевшей не меньше дюжины ступеней. Наверху было нечто похожее на большую железную клетку. Потолок, видимый сквозь неё, отражал свет, так что на этот раз не прихо­дилось лезть в непроглядную темень.
Поднявшись, парень понял, что снова оказался в большом зале, только теперь на третьем, самом верхнем уровне. Эти решётки он и заметил от входа, но слабый свет факела не позволил их как следует рассмотреть. Клетка огораживала такой же мостик и карниз во­круг колонны, какие Лакир проходил на втором ярусе, только идущие перпендикулярно им. Хотя, вероятнее всего, назначением решётки было уберечь идущего внутри неё от падения с высоты, у норда она вызвала неосознанный протест и недоверие. Будь он зверем, у него бы шерсть на загривке встала дыбом. Здесь было не размахнуться молотом без риска зацепиться за железные перекладины. Отсюда не сбросишь врага на каменный пол, и то, что тот также не сможет скинуть его самого — слабое утешение. Не имея возможности свободно владеть оружием, воин легко мог стать жертвой очередной беспокойной нежити. По счастью, пока не было никаких признаков близкого присутствия драугров. Однако Лакир предпочёл поскорее миновать зарешеченный участок, не думая, как дотянуться до расположенной снаружи жа­ровни.
Клетка перешла в узкий и длинный коридор, тоже не лучшее место для сражения, а далеко впереди послышались шаги. К тому же, поблизости не было видно ни одного све­тильника, а освещённый зал остался позади. Впереди можно было различить выхваченные из мрака очертания крупной металлической формы, несколько напоминавшую ту, что изрешети­ла стрелами первого драугра, встреченного парнем в Забытой пещере.
Словно в ответ на эту мысль, справа из-за угла появилась очередная гигантская фигура, чьи кости туго обтягивала усохшая плоть. Норд вжался в стену, постаравшись укрыть огонь факела за выступом. Пара синих огней невидяще скользнула по его ненадёжно­му укрытию, и нежить, развернувшись, утопала туда, откуда явилась.
Лакир внимательно вгляделся в пол. Ничего похожего на спусковую пластину ло­вушки там не было. Тогда он воспользовался тем, что драугр двинулся в другую сторону, и быстро переместился к выходу из коридора. За ним пространство несколько расширялось и уходило вправо, оставаясь, впрочем, скорее проходом, нежели залом. Кованая фигура оказа­лась просто массивным украшением. За арочной нишей, в которой стояла жаровня, находи­лась ещё одна такая же металлическая штуковина, а у противоположной стены, напротив выемки со светильником, – встречная, во всём подобная им.
Парень наискось метнулся вперёд, ткнул факелом в жаровню и пристроил его ря­дом в нише. Стало заметно светлее, но шаги начали торопливо приближаться. Воин застыл под прикрытием металлического изваяния, держа молот наготове. Едва драугр показался из-за кованой фигуры, ему на голову обрушилось оружие норда. Удар вышел удачным, мертвец выронил секиру и рухнул на каменный пол, но перед Лакиром уже возник другой.
— Дир волан! — торжествующе прохрипел мертвец и жутковатое эхо заметалось под сводами.
Норд не успевал поднять молот ни для нападения, ни для защиты. Позади совсем рядом потрескивал огонь жаровни, свободным оставалось лишь небольшое пространство справа, ограниченное вторым узорным кованым украшением. Он отскочил туда, понимая, что всё равно опаздывает с принятием боевой стойки, но удача, видимо, решив, что парень в до­статочной мере излечился от излишней самоуверенности, вновь пришла ему на помощь. Драугр был вооружён коротким боевым топориком, и для того, чтобы атаковать отпрыгнув­шего противника, ему нужно было сделать шаг вперёд. Он шагнул, не отрывая горящего вз­гляда от живого, осмелившегося вторгнуться в обитель мёртвых, и запнулся о тело своего предшественника. Этой короткой заминки Лакиру оказалось довольно не только для того, чтобы приготовиться к бою, но и чтобы ударить замешкавшегося врага первым.
Драугр окончательно потерял равновесие, и воин не дал ему снова выровняться. Он отбил щит, которым пытался заслониться мертвец, размахнулся снова и впечатал того в каменный пол.
— Вот тебе и «дир волан!» — негромко произнёс парень, вспомнив восклицание, изданное врагом, что бы оно ни означало. Сейчас ему не хотелось, чтобы возглас драугра, по­хожий на проклятие, остался последним, что слышали здешние стены. Потому, обращаясь к поверженному врагу, он словно бы поставил точку в их противоборстве.
Пока Лакир продвигался довольно успешно. Он не получил ни царапины, счастли­во избежал встретившихся на пути ловушек, но понемногу начинал уставать. Слегка ныла лодыжка, ощущались следы волчьих укусов и медвежьих когтей. Если полагаться на внезап­ность, у него были неплохие шансы справиться даже с довольно серьёзным противником, но стоило ввязаться в настоящий поединок, и сильный враг мог бы без особого труда измотать его и одержать победу.
Кроме того, хотя парень совершенно потерял счёт времени, по его ощущению с того момента, как он вошёл в забытую пещеру, минул не один час, а со времени выезда из Виндхельма — и того больше. Стоило об этом подумать, как он почувствовал, что успел про­голодаться. Конечно, драугры лежащие вповалку на полу, не лучшие товарищи для трапезы, но передохнуть и подкрепить силы стоило. Закуток между коваными фигурами, озарённый светом жаровни казался тихим и мирным пристанищем после тёмных коридоров, громадных залов, ловушек и клеток.
И всё же, прежде чем позволить себе передышку, норд решил пройти немного вперёд и исследовать помещение, чтобы никто и ничто не застало его врасплох за отдыхом.
Он быстро выяснил, что гигантские кованые фигуры и дальше чередовались с глубокими арочными нишами. Напротив фигуры в одной стене находилось углубление в другой и так далее. В правой стене перед тем изваянием, за которым Лакир поджидал врагов, была ещё одна чаша с горючим, которую он не преминул поджечь. Стало ещё теплее, светлее и даже как-то... уютнее, хотя это слово упорно не хотело увязываться у него в мозгу с древними усыпальницами.
Следующая ниша, расположенная в левой стене, оказалась пустой, нижнюю часть её занимало возвышение примерно по колено высотой. Дальше коридор сворачивал вправо, угол бы засыпан обломками камней, из которых торчала покосившаяся железная фигура. За завалом по внешней стороне коридора следовало углубление с жаровней и очередное извая­ние, а вот из ниши напротив него, находящейся на внутренней стороне, высовывался подра­гивающий кончик меча.
Лакир осторожно сместился к завалу и немного поднявшись на него, разглядел драугра, сжимавшего в руке этот меч. Воткнув факел между камнями осыпи, поскольку за­жечь следующий светильник и не привлечь внимания мертвеца было совершенно невозмож­но, он пересёк коридор, подкрался вдоль стены к самому драугру и без труда расправился с ничего не заподозрившей нежитью. Теперь можно было дойти до очередного поворота, на сей раз уходящего влево, попутно зажигая встречные жаровни. По левой стене их оказалось две, а по правой после ниши с драугром и кованого истукана была единственная чаша, оказавшаяся пустой. Угол был занят множеством больших погребальных урн. Отсюда было видно, что, повернув, проход вскоре упирался в железную дверь, покрытую сложными узорами. А вот прямо перед ней, в последней нише левой стены, топтался, разминая мёртвые суставы, очередной драугр с коротким мечом в руке.
Подобраться к этому мешала кованая фигура, но можно было, укрывшись за ней, разделаться с врагом тем же способом, что и в начале коридора. Парень оставил факел в пу­стой чаше, подобрался к металлическому изваянию и стукнул по нему, чтобы привлечь вни­мание мертвеца. Тот незамедлительно потопал на звук и угодил точно под удар высоко за­несённого молота. Норд вышел на середину коридора. Справа осталась последняя незажжён­ная жаровня, около двери не было ничего кроме подсвечника с несколькими крупными свеча­ми да одной целой и пары разбитых урн, так что, вроде бы, опасности ждать было больше неоткуда.
Лакир поджёг оставшийся светильник и свечи, после чего вернулся немного на­зад, к первому повороту. Теперь он был уверен, что пустая ниша принадлежала одному из драугров, убитых им вначале. Скорее всего, второму, подоспевшему позже. На эту мысль парня навело наличие таких же постаментов во всех углублениях, где находились неупокоен­ные мертвецы.
Однако, поскольку обитатель этой ниши напал на норда по ту сторону железной фигуры, поблизости поверженных драугров не было, а значит это место вполне подходило для короткого отдыха, в котором посланец Нурелиона нуждался всё сильнее.
Он присел на возвышение, оказавшееся на удивление удобным, прислонился к бо­ковой стене углубления и вытянул ногу, давая отдых натруженной лодыжке. Примостив заплечный мешок в глубине ниши, Лакир достал немного копчёного мяса и хлеба, и с аппети­том принялся за еду, запивая пищу водой из фляжки. До того, как устроить привал, он и не думал, что настолько проголодался.
Заодно у него появилось время подумать и удивиться тому, что он спокойно распо­ложился отдохнуть и перекусить в нише, предназначенной для останков древнего норда. Впрочем, улечься спать в пустующем саркофаге ему бы и в голову не пришло, да и вообще мысль о вынужденной ночёвке внутри склепа вызывала ужас, которому нельзя было давать воли. Здесь же была обычная каменная ступень и арочное углубление в стене. В таких же точно стояли и совершенно обыденные вещи, вроде чашевидных светильников.
И всё же, отчего столь многие из древних нордов лишены покоя и вынуждены вла­чить противоестественное существование после смерти? Видно, совесть у них была здорово нечиста. Или же есть в старых сказках о драконах зерно истины? А может, правильнее мысль о том, что они поклонялись даэдра, мелькнувшая у него однажды? И не было ли среди них каких-нибудь дальних предков самого Лакира? Пожалуй, не то родство, каким стоило бы гор­диться.
Впрочем, каждый сам выбирает свою дорогу и богов, которым служить. Он вы­брал стезю служения Кинарет, или, возможно, она сама отметила его для этого пути. Правда, норд почитал и остальных богов из числа Девяти и получал от них помощь в трудную минуту. Послал же Стендарр ему навстречу своих служительниц, когда Лакир, вдали от жилья, нуждался в исцелении. На глазах у парня, и при его деятельном участии, Эрандур, сменивший поклонение даэдрической Владычице Кошмаров на почитание богини Милосердия, сумел именем Мары изгнать из мира зловещий Череп Порчи. И ведь наверняка тоже не без помощи Мары парню не удалось жениться на Изольде, а начни он упрямо разыскивать Марамала, чтобы купить амулет, всё могло бы обернуться совсем по-другому. Сейчас бы небось локти кусал.
Мысль о рыжей торговке вызвала в памяти другой образ. Хульда… А кого из бо­гов больше всех почитает она? В искусстве любви эта женщина вполне способна поспорить со жрицами Дибеллы, которой явно поклонялась и Хельга из Рифтена. Однако с подобным служением образ Хульды увязываться не желал, хотя не стоит забывать, что одним и тем же богам разные люди и поклоняются по-разному... Может, как все торговцы и ремесленники, она особо выделяет Зенитара? Этот бог связан с Кинарет теснее, чем прочие, и от этой мысли парню стало теплее, будто она каким-то образом сблизила его с вайтранской трактирщицей. И всё-таки, ему казалось, что не всё так просто, и он не угадал, или угадал лишь отчасти.
Разумные люди не выставляют свои отношения с богами напоказ и не болтают о них направо и налево. Об этом не принято спрашивать напрямую. Даже близкие не всегда знают, кого человек считает своим покровителем.
Ему отчаянно захотелось вновь наведаться в Вайтран, но для этого следовало разобраться с делами и обещаниями, которые он успел надавать себе и другим. Вот и сейчас надо подниматься и идти вперёд, чтобы помочь старику-альтмеру заполучить мечту всей его жизни.
Недолгий отдых придал парню новые силы, но обрывки размышлений продолжа­ли роиться, отвлекая от происходящего, в то время как нужно быть предельно собранным. Он тряхнул головой, разгоняя ненужные мысли. Обо всём этом можно подумать и потом за кружкой мёда у горящего очага. Знать бы только, как долго ещё ему предстоит здесь блуждать. А ведь потом придётся возвращаться обратно…
Парень дошёл до двери и толкнул створки. Они были не заперты и легко подда­лись, издав негромкий металлический шорох, которому сразу же начал вторить похожий, но более громкий и резкий звук, хорошо знакомый норду по Ветреному Пику. Поперёк узкого короткого прохода замелькали лезвия двух раскачивающихся секир. Смертоносные маятники двигались не в лад, и приноровиться к их движению было непросто. Судя по почти не­проглядному мраку, помещение, находящееся за ними, было огромных размеров. Свет из ко­ридора позволял разглядеть мелькающие топоры, но дальше всё тонуло во тьме.
На сей раз Лакир не рискнул оставить ни факел, ни заплечный мешок. Проби­раться в тёмный зал без света было бессмысленно. При этом, кто знает, что ожидает впереди, и удастся ли вернуться за вещами? Парень замер, приноравливаясь к движению маятников. Без рюкзака можно было бы попробовать задержаться в промежутке между ними, но теперь придётся проскочить оба сразу.
Норду начало казаться, что даже его дыхание и биение сердца подчинились ритму раскачивания секир. И в нужный момент он рванулся вперёд, успешно миновав опасный про­ход. Но расслабляться было рано. Впереди раздался резкий хлопок, затем грохот, и слабый свет факела осветил облако пыли, в котором исчезла крышка, слетевшая с роскошного сарко­фага, очертания которого угадывались в центре зала.
Лакир отпрянул назад и влево и притаился, вжавшись в стену рядом с проходом. Наступила гнетущая тишина. Он не сразу сообразил, что мерное движение маятников пре­кратилось само собой. Секунды томительно тянулись одна за другой. Со стороны саркофага больше не слышалось ни единого звука. И всё же парень был уверен, что стоит ему выдать свое присутствие, и погребённый не замедлит выбраться наружу.
Если неизвестная женщина, обнаруженная им ранее, была похоронена с особыми почестями, то тот, кто покоился на возвышении в середине огромного зала, удостоился ещё больших. Вполне вероятно, что он был сильным воином, который и в посмертии не позабыл, как держать оружие, а смирно лежать на кованом ложе, ему, похоже, наскучило.
Однако навечно замереть на месте, сохраняя воцарившееся хрупкое равновесие, Лакир не мог. Нужно было на что-то решаться. Для начала неплохо бы хоть немного осветить зал. Желательно до того, как из железного гроба выберется его обитатель. Огонь факела поз­волял разглядеть две огромные колонны по краям центрального возвышения. Ни на них, ни под ними не было видно никаких светильников.
Парень стоял на краю небольшого слежавшегося завала с левой стороны от входа. Если осторожно двигаться вдоль стены, колонна вскоре прикроет его от лежащего в саркофа­ге, а там, глядишь, найдётся что-нибудь вроде жаровни, едва ли этот зал освещали свечами — при его размерах от них толку мало.
Лакир тихо направился влево. Обогнул стенной выступ, за которым груда камен­ных и деревянных обломков закончилась, и можно было больше не опасаться неудачно стро­нуть их, подвернув ногу и наделав шума. Теперь колонна оказалась межу парнем и захороне­нием. Норд напряг слух — ни звука. В зале стояла мёртвая тишина.
Он почти добрался до угла зала и в колеблющемся свете факела увидел в попереч­ной стене, практически напротив колонны, арку, в верхней части которой чуть отблёскивали металлом зубья поднятой решётки, а чуть дальше едва заметно вырисовывались две чаши, одна чуть ближе, другая — подальше, подпираемые какими-то фигурами, выступающими из стены. Судя по виду и расположению, эти посудины не могли быть ничем иным, как светиль­никами. Именно они-то и были нужны парню!
Едва не забыв об осторожности он устремился к ним, лишь мимоходом бросив вз­гляд на арку, мимо которой проходил — ещё достанет времени осмотреть все здешние ходы и выходы — и замер на месте. В углублении тускло светилась пара синих огоньков. Если бы они в этот момент не оказались в тени, он наверняка проглядел бы их в свете факела. Теперь же у него не осталось сомнений, что там притаился драугр, готовый напасть, будто мало того, который в середине зала.
Лакир опустил факел на пол возле колонны — тень от неё не позволит свету про­никнуть к саркофагу и привлечь внимание лежащего в нём. Зато арка и пространство перед ней были видны довольно неплохо, не считая того, что парень сам частично загораживал себе отблески огня, но тут уж ничего не поделаешь.
Тихо и быстро приблизившись к драугру, он понял, что тот ещё не пробудился, и холодный свет его глаз был покамест подёрнут тусклой пеленой. Тем не менее было ясно, что в любой момент мертвец может сбросить своё оцепенение и наброситься на незваного гостя. Проверять, придёт ли мёртвый вассал на помощь своему господину, если тот восстанет для сражения с живым, вторгшимся в его пределы, Лакир не собирался. Даже от мысли добрать­ся до чаш и зажечь огонь, оставив этого красавца позади, по спине пробегал холодок.
Явный признак того, что погребённый в нише не обрёл покоя, избавил норда от угрызений совести, когда он двойным ударом молота вышиб из того странное подобие жиз­ни. Убедившись, что драугр, рухнувший как подкошенный, не пытается подняться, а его глаза даже в глухой тени не сохранили ни искорки синего света, парень вновь прислушался.
Не уловив ни единого подозрительного шороха, он подобрал оставленный факел, прошёл вдоль стены, поднялся на возвышение, оказавшееся ответвлением центрального по­стамента, засветил обе жаровни, хотя с ними пришлось повозиться — больно уж высоко они располагались. Особенно вторая, перед которой пришлось спуститься на три такие же ступе­ни, по каким он только что взошёл. Стало существенно светлее. Теперь было ясно видно, что между светильными находится кованая дверь, а их чаши расположены на драконьих головах изумительно тонкой работы. Изгибы чешуйчатых шей и приоткрытые пасти выглядели гото­выми пошевельнуться. Недобрый взгляд металлических глаз казался живым. У норда мельк­нуло мимолётное сомнение, могла ли обычная выдумка, плод воображения, породить столь достоверное изваяние?
За правой жаровней начиналась стена, идущая к середине зала, к ней лепилась толстая округлая колонна, переходящая в резное изображение гигантского лица, покрытого резьбой, и смотрящего каменными глазами на открывшийся саркофаг. Исполинский лик при­надлежал суровому мужу с длинными усами, похоже, заплетёнными в косицы, и бородой, переходящей в тело колонны. Под ним стояла ещё одна жаровня, а за колонной вверх и влево уходила большая лестница. С того места, где стоял Лакир, было не понять, куда она ведёт, даже если бы свет жаровен возле двери не затеняла стена с колонной.
В отдалении, вроде бы, находилась ещё одна лестница, за которой высилась такая же колонна с ликом каменного воина. Похоже, они располагались симметрично относительно центра зала и саркофага, поприветствовавшего парня сбросом тяжёлой крышки. Впрочем, чтобы убедиться, что глаза его не обманывают, норду следовало зажечь и тот светильник, что стоял подле колонны.
Лакир шагнул к нему и ткнул факелом в чашу. Взметнувшиеся языки огня выхва­тили из темноты дальнюю колонну и лик, подтвердив предварительное представление, полу­ченное парнем об их расположении, и ещё одну жаровню, у основания дальнего столпа.
По-прежнему было тихо. Парень теперь находился гораздо ближе к захоронению, но ничего не происходило. От этой звенящей тишины его нервы были натянуты, как струна. Он ждал любого подвоха. И бесплодность этого ожидания настораживала и изматывала.
Не спуская глаз с украшенного роскошными растительными узорами железного гроба, норд осторожно двинулся дальше. К следующему светильнику. Миновав ближайшую лестницу, он на мгновение повернул голову вправо, убедился, что в проходе между ступенча­тыми пролётами врагов не видно, и вновь вперился напряжённым взглядом в середину зала, где стояло кованое посмертное ложе, да валялась в тысячелетней пыли крышка, ещё недавно запечатывавшая его.
Чтобы не прозевать возможное пробуждение неизвестного, но весьма чтимого современниками покойника, добравшись до очередной чаши, парень пятясь осторожно обошёл её, дабы не поворачиваться спиной к захоронению. В этом оказалась его ошибка. Он уделял слишком много внимания середине зала, не заботясь о том, что находилось по краям.
Правда, две с половиной стороны помещения он уже обошёл, но занятый мысля­ми о том, кто притаился в центре, совершенно упустил из виду, что драугр, найденный им в нише, мог быть не единственным. Стоило Лакиру опустить факел в чашу жаровни, как у него за спиной прозвучал гулкий выдох, и послышалась тяжёлая, чуть ковыляющая торопливая поступь, слишком знакомая по пройденной части усыпальницы.
Обернувшись, парень увидел, что не исследованная им стена содержала целых две ниши, вроде той, где он по свечению глаз обнаружил готового к пробуждению драугра, и что их обитатели приближаются со всей доступной им скоростью.
Тот, что находился ближе, несколько опередил своего товарища. До сих пор сраже­ния с беспокойными мертвецами в Забытой пещере, по большей части, происходили когда Лакир заставал их врасплох, или, по меньшей мере, был готов к встрече с ними. Но на этот раз роли поменялись.
Чтобы выхватить молот и встретить противника во всеоружии, парню пришлось сделать шаг назад. Первый его выпад драугр без особого труда отразил щитом, а с другой стороны на постамент уже взбирался второй мертвец. Норд отбил древний меч и снова вз­махнул молотом. На этот раз эльфийское оружие врезалось драугру в грудь, заставив того по­шатнуться. Лакир собирался ударить его снова и переключиться на другого врага, но тот подоспел раньше и парню пришлось снова отступить, парируя удар короткого меча.
Потеря драгоценных секунд позволила первому противнику выровняться. И тут позади раздался подозрительный шорох. Мгновенный взгляд через плечо показал, что сбы­лись худшие опасения Лакира. Обладатель кованого саркофага наконец соблаговолил пробу­диться. До чего же вовремя, даэдра его побери! Впрочем, поди-ка поспи, когда у тебя над го­ловой кто-то пытается настрогать другого на ломтики! Эти мысли вихрем пронеслись в голо­ве у норда, почти не оставив следа, отчётливо подумалось только одно: «Дождался!..»
К счастью, драугр решил выбираться не с той стороны, где парень сражался с его сотоварищами. Но промедление легко могло стоить молодому воину жизни. Трое вооружён­ных противников, нечувствительных к боли и не знающих усталости — это уже слишком. Он изо всех сил опустил молот на голову врага, явившегося вторым. Тот свалился. Кожа древне­го шлема не выдержала и треснула, распавшись на две половины. Горящий взгляд потух. Эти картины отчётливо запечатлелись у Лакира в мозгу, а сам он отскочил к самому саркофагу, отдалившись от оставшегося на ногах противника, и с размаху огрел вылезающего драугра по хребту.
Удар вышел не таким сильным, как хотелось бы парню, но всё же не одному врагу подобного хватило чтобы упасть и больше не подняться. Однако этот драугр оказался под стать тому, что покоился возле странной стены на Ветреном Пике. Похоже, норд зря потратил время и силы. Встающий даже не замедлил движения. Не было печали… а ведь позади ещё и второй. Скорее ощутив, нежели услышав, что тот снова совсем рядом, Лакир с силой крута­нулся, держа молот параллельно полу на высоте пояса.
Ему повезло дважды: во-первых, разворот удалось совершить с опорой на здоро­вую ногу, во-вторых, клюв эльфийского оружия сильно врезался в мёртвую плоть, протащив мертвеца за собой и заставив его припасть на колено, и не застрял при этом, что вынудило бы его владельца терять бесценное время. Разбираться с недобитым противником было некогда. Парень чувствовал, что более страшный враг успел выбраться из железного гроба. Чтобы оценить обстановку и не попасть под удар, норд снова резко метнулся в сторону, поворачи­ваясь к могучему драугру. Тот стоял по ту сторону саркофага, потрясая секирой, а затем начал торопливо обходить кованое препятствие.
Лакир кинулся ему навстречу, с разбегу припечатал молотом, но тот снова лишь слегка покачнулся. Молодой воин отскочил в сторону, чтобы драугр в ответ не смог достать его секирой, и по всей видимости, мертвец отлично понял бессмысленность попытки зару­бить норда. Вместо этого он словно бы набрал воздуха в ссохшиеся лёгкие и выдохнул:
— Фус… Ро! Да! — последний слог раскатистым эхом отразился от стен, а Лакир почувствовал себя так, будто в грудь ему ударили тараном. Его отнесло на пару шагов назад, и некоторое время он не мог ни вдохнуть ни выдохнуть, не говоря о том, чтобы пустить в ход оружие. Тем временем драугр неумолимо приближался, но попытки повторить странную ата­ку не предпринимал. Парень не понимал — почему. Сейчас он был почти беспомощен. Ещё один такой удар, и враг сможет прикончить его, совершенно не напрягаясь.
Норд скосил глаза на второго противника, вроде бы тот пока не очухался. Хотя то же самое можно было сказать и про самого Лакира. «О, великая Кинарет, помоги! Дай мне силы одолеть моего врага!» — беззвучно воззвал парень, к своей покровительнице. Мгнове­нием позже живительный поток воздуха проник в его лёгкие, воин сумел выпрямиться, отбить секиру, уже готовую опуститься на него, и тут же сместился в сторону, обходя драугра. Молот с силой рухнул тому на плечо — последствия Крика, изданного врагом ещё сказывались и не дали норду ударить точнее, но, кажется, сила, питавшая мертвеца, была не безграничной. Он пошатнулся, руки, сжимавшие секиру на миг приопустились.
Не тратя времени даром, Лакир ударил снова, на этот раз точнее. Теперь он был уверен, что враг намного медленнее поворачивается в его сторону. Однако замеченное краем глаза движение напомнило, что у него оставался и второй противник, который начал поне­многу подниматься. Сейчас между ним и парнем находился саркофаг. Можно было попытать­ся перемахнуть через железную преграду, но молодой воин опасался, что не до конца восста­новившаяся нога может подвести, да и последствия Крика, изданного главным драугром, вполне могли ещё сказаться. И пока тот, лишившись изначального проворства, разворачивал­ся к норду, того уже не было на прежнем месте.
Он обежал кованый гроб и со спины налетел на мертвеца, только-только вставше­го на ноги. Молот, обрушился нежити на затылок, мёртвые колени подломились и тело, сло­жившись в суставах, открыло Лакира горящему взору великого драугра. Видя, что тот снова совершает подобие глубокого вдоха, хотя всем известно, что мёртвые лишены дыхания, рав­но как и биения сердца, парень отпрянул вперёд и в сторону, надеясь сбить врага с толку, а заодно и приблизиться для новой атаки.
— Фус… Ро! Да!
Останки только что поверженной нежити словно подхватило порывом ветра и впечатало в жаровню, чуть не опрокинув чашу с огнём, который и без того, едва не потух от прозвучавшего Крика. Вот это силища!.. Но пока было не до того, чтобы размышлять о её мощи или природе. Норд уже понял, что после Крика драугру требуется некоторое время, чтобы перейти к атаке, и постарался использовать его наилучшим образом. Удар молотом с разлёта — нежить сильно покачнулась. Тут же последовала подсечка под колени, и острый клюв, обрушившийся на темя, потушил холодную ярость синих огней в глазах врага.
Лакир перевёл дух. Следы медвежьих когтей саднили под бронёй, но не так, как горели бы открывшиеся раны. Нога ныла, но не сильно, больше от усталости. Можно было идти, практически не прихрамывая. Значит, дать ей отдых — и пройдёт. Пара глотков воды избавила от сухости в горле.
Теперь, когда все драугры перебиты, можно было передохнуть и осмотреться как следует. Первым делом парень посмотрел, куда ведут лестницы. Увиденное не порадовало. Они поднимались к такой же стене, как та, что окутала его непонятными чарами на Ветреном Пике. Кажется, он даже снова различал фрагмент надписи, в тёплых отблесках огня отсвечи­вавший голубоватым. Норд не испытывал ни малейшего желания к ней приближаться, но перед этой стеной стоял роскошный сундук. В нём, под охраной могучего драугра по­хороненного внизу, вполне могла храниться искомая реликвия.
Он перевёл взгляд на ложе, где тот покоился, пока Лакир своим вторжением не нарушил его сна. Орнаменты из трав, покрывающие кованую поверхность, почётное место в гробнице под самой стеной, иссечённой непонятными символами. Слова Нурелиона, наме­кавшие на несомненную прижизненную славу Куралмила. Не был ли великий драугр тем са­мым древним алхимиком, создателем Белого флакона? Но ведь похоронен он был как воин с мощным двуручным оружием. Которое, кстати, не слишком спешил пустить в ход, полагаясь больше на магию — не магию, но некую способность, связанную с голосом. Конечно, с веками традиции нордов менялись, но и сейчас уважаемого человека едва ли похоронят безоружным, даже если он в жизни не держал в руках ничего опаснее ножа.
Так что, если подумать, многое говорило за то, что похороненный в центре зала и был Куралмилом. Несколько смущало его совсем не нордское имя, судя по которому, он ско­рее мог быть соплеменником Нурелиона. Тогда как же он попал в число драугров? Впрочем, кто сказал, что все они обязательно были нордами? Это считалось само собой разумеющим­ся, поскольку усыпальницы, где они встречались, принадлежали древним нордам. Но поди-ка отыщи кладбище, где все покойники исключительно одной расы! Верно, и со старинными гробницами та же история. А если на становление драугров влияло именно то, кому они поклонялись при жизни, то вряд ли имело значение, какому роду-племени они принадлежа­ли…
Лакир потёр лоб. Слишком много размышлений, которые мало помогают делу, а время между тем всё идёт. Флакона-то по-прежнему нет как нет. Парень заглянул в опустев­ший саркофаг. Там флакона точно не было. Был ещё сундук наверху. Стена эта… ох, как же не хотелось туда лезть. Вспомнив ощущения, испытанные около подобной, норд передёрнул плечами. Карниз с сундуком казался совсем узким. Не сверзиться бы оттуда… Пожалуй, фа­кел лучше оставить внизу, поди отражённого света от четырёх жаровен хватит, чтобы разобрать, есть ли там эта мистическая склянка.
Необходимость проверять содержимое сундука, стоящего у подозрительной ка­менной надписи, раздражала молодого воина. Так что сейчас ему было сложно испытывать добрые чувства к алхимической реликвии, её создателю и Нурелиону. Надо же было старику вбить себе в голову, что без этой диковинки ему жизнь не мила!
Ладно, сколько можно сидеть… Лакир со вздохом поднялся и нехотя побрёл вверх по правой лестнице. Худшие опасения подтвердились — его снова окутала тьма, пронизанная яркими сполохами, он испытал сильное головокружение и невольно отпрянул оттуда, где, по его представлению, был край карниза, вжавшись при этом в подковообразную стену, чего тоже предпочёл бы не делать. Повезло ещё, что чувство направления, сбитое с толку проис­ходящим, его не подвело.
Чернота перед глазами поредела, голова перестала кружиться, и парень поспешил отлепиться от стены. Откинув крышку сундука, он быстро перерыл его содержимое. Соб­ственно, было бы что перерывать. Мешочек с монетами, которых наверняка не набралось и сотни, серебряное ожерелье, даже без самоцветов, зачарованная сыромятная броня, и склянка с зельем силы. Лакир решил забрать найденное в качестве трофея — не зря же он сюда лез и подвергался воздействию этой проклятой стены, провались она в Обливион. Наверху царил полумрак, даже пометку на бутылке с зельем парень разглядел с трудом.
Ему почудилось, что в сундуке что-то звякнуло, но звук был не стеклянный, а ме­таллический, так что скорее всего он просто задел за стенку металлической деталью брони, или куда-нибудь в угол закатилась монетка, отбившаяся от товарок. Было очевидно, что Бело­го флакона нет и тут. Полно, да существовал ли он вообще? Или старик-алхимик услышал в юности обычную сказку и посвятил свою жизнь погоне за миражом?
Норд покачал головой. Жаль, если так. Но тут уж он ничем не сможет помочь. Впрочем… из зала было ещё два выхода — железная дверь слева, с жаровнями на драконьих головах, и узкий ход меж лестниц, уходящий куда-то под стену с письменами.
Он спустился вниз, взял факел и двинулся по центральному проходу. Потолок на­висал над головой так низко, что хотелось пригнуться. Арка слева, от входа казавшаяся бо­ковым ответвлением, на поверку оказалась глухой неглубокой нишей непонятного предназна­чения. Короткий коридор привёл норда в округлый замкнутый грот, где не было ничего, кро­ме металлической чаши, стоящей на возвышении в центре и старого свечного фонаря, приту­лившегося у стены напротив входа. Одна радость — потолок здесь был существенно выше. И всё же… это был тупик. Лакир зажёг фонарь и заметил, что каменная плита, возле которой тот стоял, отделена от основной породы непрерывной глубокой трещиной. Он постучал по камню рукоятью молота. За плитой явно была пустота. Стукнул рядом — толща горы погаси­ла звук. Что-то там дальше есть, только как туда попасть?.. Напрасно парень шарил по стенам в поисках рычага, или рукояти или ещё какого-нибудь ключа, который привёл бы панель в движение и освободил путь. Ничего.
Утомлённый тщетностью своих исследований, норд задумался. Панель, очевидно, являлась замаскированной дверью. Любой, кто не искал конкретную вещь, скорее всего этого бы и не заметил, удовлетворившись содержимым сундука, а может быть ещё и погребальных урн, да и слитки золота и серебра — неплохая добыча для охотника за сокровищами. Такому их бы унести, чего там исследовать тупиковые гроты. Здесь точно не было ничего кроме чаши и старого фонаря. Фонарь нужен только чтобы рассеять мрак. А вот чаша… она была и похожа и не похожа на жаровни. При этом, в маленьком помещении не нужно столько света и тепла, сколько она могла бы дать. К тому же, она была пуста. Не мог ли этот единственный предмет, назначение которого оставалось неясным, оказаться тем самым ключом, которого не нашёл Лакир? Он попробовал пошевелить сосуд. Тот был вмурован накрепко.
И все же парень чувствовал, что он на верном пути, что упускает какую-то ме­лочь, о чём-то забыл или не подумал и этой детали не хватает, чтобы задачка решилась. Что там говорил ему Нурелион? Вроде как, чтобы добраться до флакона необходимо какое-то сложное зелье, которое он уже приготовил. После чего вручил норду бутыль с какой-то микс­турой, о которой тот, признаться, почти сразу забыл.
Память услужливо подбросила ему воспоминание о другой жидкости, позволяю­щей куда-то проникнуть. Вспомнив воздействие Апатии Вермины, Лакир содрогнулся. Впро­чем, альтмер не говорил, что ему придётся глотать это снадобье. Здесь перед парнем находи­лась пустая ёмкость, куда можно было перелить содержимое бутылки, выданной Нурелио­ном, и посмотреть, что будет. Если испарения покажутся подозрительными, пусть альтмер лично отправляется за своей реликвией — дорога расчищена, надо будет, он его проводит, только пусть сам разбирается со своими зельями.
Как оказалось, норд принял единственно правильное решение. Стоило чаше за­полниться изумрудной жидкостью, дымившейся зеленью, как плита дрогнула и с шорохом ушла вниз, в незаметный прежде паз.
К великому облегчению Лакира, потайное помещение ничем не напоминало склеп. Оно было не слишком велико — свет факела, пусть и слабо, но достигал дальней стены, где на широком возвышении, куда вели три ступени, стоял кованый постамент. Стена позади него была задрапирована тёмно-лиловым полотнищем со сложными изгибами более светлых узоров, на фоне которого отсвечивал матово-белым небольшой сосуд с тонким горлом и округлыми, расширяющимися книзу боками, покоившийся на постаменте.
Радость захлестнула парня. Всё-таки, он не зря забрался в древнее захоронение, таинственная реликвия действительно существовала! Но прежде, чем подойти к постаменту и забрать находку, норд решил осмотреть остальную часть помещения.
Возвышение занимало почти половину комнаты, крупные кованые фигуры, вроде тех, что встретились Лакиру в одном из последних коридоров, расположенные по углам, отделяли пространство между каменным помостом и стенами, образуя два округлых крыла.
Сперва парень отправился исследовать правое из них. На массивной железной полке возле стены стоял свечной фонарь, который норд засветил в помощь своему факелу.
Помещение оказалось настоящим храмом алхимии. И на полке, и в здоровенном кованом шкафу были аккуратно разложены ценные компоненты для составления зелий, как редкие, так и не очень, но превосходно сохранившиеся в сухом прохладном воздухе. То-то и оно, что в сухом. Уж теперь-то, когда поиски окончены, можно позволить себе расслабиться и наконец утолить жажду не простой водой, а добрым мёдом! Сперва только закончить осмат­ривать комнату и собрать всё, что может пригодиться.
За полкой в углу располагался стол алхимика, готовый к использованию. Шкаф находился сбоку от колонны, окончательно отсекая этот закоулок от возвышения. Оборудова­ние молодому норду было без надобности, а вот ингредиенты вполне могут приходиться, тем паче, здесь были и такие, даже основные свойства которых были ему неизвестны. Так что он принялся методично опустошать шкаф и полки. Здесь была и огненная соль (можно при слу­чае отвезти Балимунду — вдруг ему понадобится ещё), и морозная, без которой туго прихо­дилось Дравинии Резчице, и гигантский лишайник, и плошка с эктоплазмой, и золотистый цветок драконьего языка, и нежно лиловый — ядовитого колокольчика, и оранжевые стреко­зы, и две большие миски: одна наполненная тораксами светлячков, другая — корусовыми яй­цами, и собачий корень. А сверх того, две склянки с отравой антимагии и одна со слабым ядом.
Закончив сбор трофеев в правой части округлого зала, Лакир собрался перейти в левую, и тут увидел, что ещё одна железная полка с ингредиентами, стоит прямо рядом со входом. Он проглядел её, потому как сразу направился в другую сторону. Там парень основательно пополнил запас ядовитых колокольчиков, яиц коруса и оранжевых стрекоз, а к собранным им зельям добавились ещё одна отрава антимагии, яд страха и яд упадка сил.
В левом крыле не было ничего, кроме каменной столешницы, врезанной прямо в стенные выступы и занимавшей пространство между ними. На ней стояли две небольшие урны, лежала пара кошелей алхимика, содержимое которых парень не замедлил присоеди­нить к своей поклаже, а главное, книга с интригующим названием «Игра за обедом», являю­щаяся заодно источником знаний по алхимии. Парень улыбнулся, ну конечно, разве иначе она оказалась бы тут? Книгу он бережно положил в рюкзак и, решив не тратить времени на хо­ждение вокруг колонн шагнул прямо на возвышение, пройдя между кованой фигурой и од­ной из двух жаровен, подпираемых драконьими головами, которые обрамляли постамент с сосудом. Чтобы факел не мешал, когда он будет забирать реликвию, норд зажёг обе светиль­ни и отложил его в сторону. Отблески пламени красиво заиграли на гранёных боках флакона.
Лакир приблизился к постаменту. Наконец-то! Вот он — предмет вожделения ста­рого альтмера! Столь ценную находку не грех отметить бутылочкой доброго мёда… Парень бережно взял Флакон, повертел его в руках, и недавняя радость сменилась горьким разочаро­ванием. Стекло пересекала большая ветвящаяся трещина. Уникальное произведение алхими­ческого искусства оказалось пустой дырявой склянкой. Слишком рано, выходит, он собрался праздновать.
Конечно, ищи он повода что-нибудь отметить, таковых было предостаточно. Хотя бы славная победа над нежитью, обитавшей в гробнице Куралмила. И богатая алхимическая добыча. К тому же то, что сам он остался жив и практически невредим, тоже чего-то да стои­ло. Но парень пить поостерёгся. Доказывай потом ворчливому старику-альтмеру, что не сам спьяну расколотил драгоценный сосуд. Стоит тому уловить малейший запах мёда, наверняка ведь привяжется. А оправдываться, не чувствуя за собой никакой вины, парень не привык.
Утолив жажду водой из фляги, Лакир бережно уложил треснувший Белый Флакон в поясную сумку, не решившись доверить его сохранность рюкзаку, и поспешил назад в поис­ках выхода. Проходя мимо тела Куралмила — теперь норд практически не сомневался в том, что могучий драугр и был великим алхимиком прошлого — парень подобрал зачарованную секиру, выпавшую у того из рук. Точно так же, как и оружие с Ветреного Пика, она перелива­лась бело-голубыми огоньками морозного зачарования. Чуть подумав, норд забрал её с со­бой. Куралмилу она точно была ни к чему, ни теперь, ни прежде. Печально, что столь та­лантливого алхимика постигла участь неупокоенного мертвеца.
Пора было отправляться обратно. Даже если теперь путь будет свободен, короче он от этого не станет. Хотя… тут поблизости осталась ещё одна дверь, за которую Лакир не заглядывал. Любопытство его притупилось, навалилась усталость и опустошение. Не всё ли равно, что там за ней? Он так старался выполнить просьбу старого альтмера, столько сделал, чтобы отыскать флакон, но победа ускользнула из рук, обернувшись поражением. Так что ему за дело до какой-то там двери? Но привычка доводить начатое до конца, воспитывавшаяся го­дами, оказалась сильнее.
Парень нехотя подошёл и отворил кованые створки. За ними начиналась длинная лестница, поднимавшаяся к другой, практически такой же двери. Всё так же неохотно Лакир взошёл по ступеням. От металла, преградившего путь, тянуло холодом. Негромкий скрежет железа по льду, и норд оказался в небольшом частично обледенелом гроте. Слева и справа стояли жаровни, которые он успел поджечь как раз перед тем, как факел затрещал и потух.
Впереди, справа от арки неправильной формы, на стене виднелся рычаг, Лакир дёрнул за него, на всякий случай отступив в сторону, и увидел, как в глубине прохода, обрам­лённого аркой, опускается, скрываясь в пазу, каменная плита. Сквозь открывшееся отверстие парень увидел грубые кувшины, дощатое ограждение, поодаль ледяную колонну. Увиденное казалось до странности знакомым. И только выбравшись из образовавшейся дыры, норд со­образил, что оказался в том гроте, где находился вход в усыпальницу, на отделанном досками помосте, куда он взбирался в начале.
Таким образом, обратная дорога оказалась куда короче, чем он смел надеяться. Ла­кир выволок наружу туши убитых волков и посмотрел на небо. Было около трёх часов попо­лудни, а выехал он из Виндхельма на рассвете.
Подобрав туши зверей, напавших на крестьянина, Лакир подозвал Роки и на­вьючил их на неё. Лошадь укоризненно взглянула на хозяина, когда тот и сам сел на неё вер­хом. Тот сочувственно вздохнул, потрепал лошадь по холке, и угостил её яблоком, которое не стал есть во время привала, сохранив для неё.
Он и рад был бы не нагружать лошадь, но если сейчас проделать весь путь до Виндхельма пешком, лодыжка могла и подвести. Пока стоило дать ноге передохнуть. Парень пустил лошадь шагом, но когда дорога пошла под гору, та сама перешла на неспешную рыс­цу. Днём дорога была гораздо более людной, не то что утром, так что ни звери, ни грабители высовываться не рисковали, так что до города удалось добраться без лишних проблем.
Поручив Роки заботам Уландила и сгрузив с неё туши волков, Лакир покамест оставил убитое зверьё на конюшне, а сам поспешил в «Белый флакон».
При входе его поприветствовал Квинт, от которого парень узнал, что пережитое волнение пагубно отразилось на здоровье мастера, так что тот не выходит из своей комнаты наверху. С разрешения ученика, норд поднялся наверх и застал нахохлившегося Нурелиона сидящим напротив жарко горящего камина. Не поворачивая головы и словно бы самому себе, старый альтмер негромко пробормотал:
— Алхимия очень проста. Но не для простаков конечно, — с этими словами он посмотрел на вошедшего и прибавил: — В этом случае я тебе помочь не смогу.
Не желая оттягивать неприятный момент и томить эльфа ожиданием, чтобы затем разрушить его надежды, Лакир сразу перешёл к делу.
— Мне удалось найти Флакон, но он разбит.
Парень протянул свою добычу Нурелиону. Тот бережно принял повреждённый со­суд из его рук и принялся осматривать, поворачивая в свете пламени и так и этак. Наконец он дрожащим надтреснутым голосом проговорил:
— Он… он соответствует всем описаниям Флакона, которые мне попадались. Но если жидкость в нём не удерживается, мы ничего не можем узнать наверняка.
Немного помолчав, он с горечью продолжил:
— Как же он оказался разбит? Вот что бывает, когда поручаешь работу кому-то другому.
Понимая его досаду, Лакир всё же ощутил лёгкий укол гнева. Он прошёл через эту гробницу, сражался с драуграми, отыскал эту, будь она неладна, реликвию, и принёс ровно в том виде, в каком её обнаружил. Никто не смог бы сделать большего. Поэтому парень отве­тил несколько резче, чем собирался:
— Я тут ни при чём, он уже был такой.
— Логично — сомневаюсь, чтобы у тебя хватило знаний повредить Флакон, — желчно отозвался альтмер, и с бесконечной усталостью в голосе произнёс: — Как бы то ни было, это конец.
Лакир некоторое время всем сердцем соболезновал старому альтмеру. Ровно до тех пор, пока тот не заявил со своей обычной сварливостью:
— А теперь извини… я что-то не в настроении развлекать гостей. Уверен, ты смо­жешь закрыть дверь с той стороны. Вот тебе за труды, — прибавил он, небрежно швырнув парню пяток монет.
Норд молча развернулся и начал спускаться по лестнице. Теперь даже удушье, предвещавшее очередной приступ мучительного кашля, которое явно мешало Нурелиону до­говорить, не могло вызвать у Лакира прежнего сочувствия. Будь тот молод и полон сил, па­рень затолкал бы ему эти слова обратно в глотку вместе с его жалкой подачкой, но не мог же он связываться со старым больным стариком, одной ногой уже стоявшим в могиле! И поэтому обида жгла его сердце, не находя выхода.
Внизу его встретил встревоженный Квинт. По его глазам норд сразу понял, что тот слышал их разговор, и теперь не находит себе места от желания хоть как-то сгладить гру­бость и неблагодарность наставника. Лакир кивнул имперцу. На него он зла не держал — с чего бы? И тот, ободрённый его кивком, поспешно заговорил:
— Я хочу поблагодарить тебя за помощь. Я знаю, мастер иногда бывает очень ме­лочным.
Неожиданно для себя, парень ответил, стараясь скрыть обиду в голосе, поскольку жаловаться на дурное обращение было бы уже чересчур:
— Нурелион мне всего пять септимов дал.
Квинт переменился в лице.
— Ох, мне очень жаль это слышать. — Мимолётный взгляд, брошенный импер­цем в направлении комнаты учителя, был явно далёк от одобрительного. — Пусть Флакон и разбит, я всё равно считаю, что твои усилия достойны большей награды!
Он протянул Лакиру кошель с пятью сотнями септимов. Распоряжался ли тот деньгами Нурелиона или собственными сбережениями, норд был ему благодарен, на душе у него стало немного легче. И дело было вовсе не в деньгах. Ученик старого альтмера не дал ему разочароваться в людях. Парень слегка улыбнулся молодому алхимику, и тот ответил ему широкой и искренней улыбкой. Похоже, им обоим удалось снять с души друг у друга тяжёлый камень.
Наверху раздался удушливый кашель, и Квинт, мгновенно посерьёзнев, сказал:
— А теперь извини, мне нужно ухаживать за Нурелионом. Я могу хоть немного облегчить его последние дни.
Лакир прекрасно понимал имперца, и знал, что на его месте вёл бы себя так же, поэтому он, дружески кивнув ему, покинул «Белый флакон». Если Квинт ощущал то же, что и норд, то расстались они если не друзьями, то добрыми приятелями.
Выйдя наружу, парень понял, что обида, которую нанёс ему старый эльф, хоть и сглаженная стараниями его ученика, всё равно досаждает ему, точно камешек в сапоге. Уже не хотелось ни отмечать победу над драуграми, ни радоваться добыче… Которой, кстати, и надлежало заняться. Праздность сейчас была злейшим врагом норда.

 

Глава 47. Правые и виноватые

Правые и виноватые

 

Только очутившись на улице, Лакир понял, что напрочь забыл про зелья, которые собрал в Забытой пещере. С другой стороны, кому их было предлагать? Нурелиону? На дан­ный момент, тот едва ли стал бы что-то у него покупать. Квинту? Имперец наверняка не отказался бы их купить, но он торопился к наставнику, заходившемуся кашлем наверху, так что покамест и ему было не до того. Подумав, парень решил, что лучше всего будет чуть попозже снова заглянуть в «Белый флакон» и потолковать с учеником алхимика о продаже найденных зелий, когда тот освободится. В конце-концов, не велик труд потаскать их в рюкзаке немного подольше, а начать сбывать добытое можно и с другого.
Рассеянный кузнец куда-то отлучился из кузницы, его помощница крутилась на рынке среди покупателей, посему Лакир решил продать свои трофеи Нирании, с которой уже имел дело накануне. Похоже, на этот раз альтмерка была не в духе, поскольку опершись ладонями о прилавок, вместо приветствия холодно предупредила норда:
— Я не торгуюсь. Хочешь сбить цену — попытай удачи в другом месте.
— Годится. Я себе не враг — на продаже цену сбивать, — усмехнулся парень.
Торговка удивлённо вскинула брови и чуть заметно улыбнулась краешками губ:
— А ты за словом в карман не лезешь. Не то что местные увальни. Ладно, показы­вай что там у тебя?
Увидев секиру Куралмила, эльфийка восхищённо охнула:
— Оружие древних нордов! Да ещё и с морозным зачарованием! На такой товар в Виндхельме всегда найдутся покупатели!
Нирания быстро оценила большую часть того, что Лакир предложил у него ку­пить. Возможно, где-нибудь он смог бы сбыть свои трофеи выгоднее, но цены торговка на­значила довольно справедливые, а желания таскаться с добытым добром у парня не было. Впрочем, кое-что из мелочи он предпочёл придержать, поскольку эльфийка хотела забрать это почти даром.
День понемногу клонился к вечеру. Если не поторопиться с разделкой волков, то продажу шкур и мяса придётся отложить до утра. Пока альтмерка отсчитывала деньги, норд спросил её:
— А волчьи шкуры тебя не заинтересуют?
— Здесь много любителей щеголять в плащах из волчьего меха. Куда больше, чем желающих этот мех добыть. Сколько у тебя шкур? И каких? Что-то я их не вижу.
— Всего пять. Три снежных волка и два серых. Шкуры пока на них, лежат возле конюшни.
Нирания прищурилась.
— А ты успеешь с ними до закрытия?
— Думаю успеть, — коротко отозвался он.
Парень по-быстрому зашёл в таверну переодеться. Избавившись от веса доспехов, он словно заодно сбросил и начинавшую ощущаться усталость. Надевая рабочую одежду, Лакир прикинул, что как ни крути, а придётся ночевать в «Очаге и свече» и вторую ночь. Так что он попутно заплатил Эльде ещё за сутки постоя и скорым шагом отправился на конюш­ню.
Уландил, не переставая прибираться в стойлах, с уважением поглядывал, как лов­ко и быстро норд свежует зверей и разделывает туши. Тот управился с этой работой даже ско­рее, чем ожидал, и вернулся на городской рынок с новым товаром. Нирания, как и обещала, взяла шкуры, а данмер из мясной лавки — волчатину.
Видать, манера парня вести дела, равно как и товары, которые он ей приволок, пришлись уроженке Саммерсета по нраву, поскольку на прощание альтмерка уже вполне любезно сказала ему:
— Надеюсь, мы вскоре снова увидимся.
Повторно наведавшись в «Белый флакон», Лакир увидел за прилавком Квинта, ко­торый, казалось, искренне обрадовался ему. По крайней мере, за зелья и ингредиенты тот заплатил не скупясь. Видимо проникнувшись к норду доверием и симпатией, имперец со вздохом посетовал:
— Мне никогда не достичь уровня мастера Нурелиона.
— Брось. Ты своё дело любишь, это сразу видно. Знаешь уже немало, и учиться тебе в радость. Возможно, настанет день, когда ты его ещё и превзойдёшь.
Квинт с сомнением покачал головой, но было видно, что слова посетителя прио­бодрили его и вдохновили не переставать учиться и совершенствоваться, когда учить его ста­нет некому. Лакиру подумалось, что, похоже, молодой алхимик, сам того не замечая, уже не­которое время практически полностью заменяет учителя в лавке. Не зря же Сондас адресовал свой заказ именно ему, а не старому альтмеру. А значит, всё, что нужно имперцу, это немного уверенности.
С делами Лакир разделался на удивление быстро, и у него внезапно появилась пара-тройка часов свободного времени, которое надо было как-то убить. Выезжать куда-то на ночь глядя было бессмысленно. Тем более, и ему, и Роки не мешало бы немного передохнуть, да и Эльде уже уплачено за комнату. Можно было отправиться в таверну и почитать, но недо­вольство, вызванное результатом вылазки за Белым флаконом, едва ли позволило бы сосредо­точиться на книге. Мысль посидеть в таверне за кружкой мёда тоже не слишком-то грела. Для этого не нашлось ни достаточного повода, ни доброй компании. Оставалось разве что за­ливать выпивкой досаду, но он к такому не привык.
Так что в «Очаг и свечу» парень зашёл только чтобы снова сменить одежду, на сей раз с рабочей на обычную, а после вышел пройтись и посмотреть город, который, пока что, ему не слишком нравился. На рыночной площади Лакир побывал уже не единожды, богатые кварталы его никогда особо не привлекали, во дворце Ульфрика он уж точно ничего не за­был… Первой мыслью, показавшейся норду достаточно дельной, оказалось прогуляться в данмерский район и своими глазами посмотреть, как живут беженцы из Морровинда, сороди­чи Луаффин.
Парень зашагал в восточную часть города. Туда вели полутёмные кривые закоул­ки. Первый стражник, встретившийся Лакиру по пути, с явным недоумением проводил его взглядом, затем кивнул, будто говоря себе: «Ах, да! Вон оно что!..», и с ухмылкой, послышав­шейся из-под закрытого шлема, напутствовал норда:
— Так их! Напомни этим красноглазым, кто здесь хозяин!
Прохожий не удостоил стражника ответом, хотя его здорово задело, что в нём за­подозрили единомышленника Рольфа и его дружков.
Вторая, и последняя встреча с представителем власти на пути в Квартал серых оказалась не лучше. Солдат Ульфрика предположил, что парень направляется туда в поисках развлечений, и отпустил несколько похабных замечаний о данмерках, а так же о том, что обойдётся это удовольствие совсем не дорого. От его скабрёзных намёков Лакир поморщил­ся, но связываться со стражником не стал. Ближе к Кварталу серых стражей порядка не попа­далось вовсе.
Поселение данмеров представляло собой настоящие трущобы. Ветхие дома из старого прогнившего дерева были украшены яркими полотнищами и флагами, которые безжалостно трепал гуляющий по улицам ветер. Кричащие сочетания красного, жёлтого и сине-лилового могли бы создавать праздничное настроение, если бы лоскутья ткани, на которые они были нанесены, не были такими ветхими и изодранными, что лишь усиливали ощущение нищеты и беспросветности.
Заметив торговую лавку, парень направился туда, взглянуть, не найдётся ли чего полезного, и, если повезёт, продать оставшееся после торга с Ниранией. Перед дверью в ма­газин беседовали двое — немолодой бородатый норд, темя которого венчала тускло по­блёскивающая лысина, и рыжеватый данмер. Первого, насколько удалось услышать случай­ному свидетелю их разговора, звали Брунвульф Зимний Простор, второй отзывался на имя Малтир. Было похоже, что данмер уже некоторое время пытался в чём-то убедить своего со­беседника, и не терял надежды добиться своего:
— Ты ветеран многих войн, Брунвульф. Ульфрик прислушается к тебе.
— Всё не так просто. Ульфрик за Скайрим для нордов. Он не доверяет «приш­лым», как он их называет.
— Ты же видишь, как мы живём — кривые улочки, развалившиеся лачуги, полто­ра стражника. И даже название — «Квартал серых» — просто оскорбительно.
— Я поговорю с Ульфриком, но не обещаю, что могу изменить его решение, — сдался Зимний Простор.
— Большего я не прошу. Благодаря тебе у нас появилась надежда на лучшую жизнь. Спасибо тебе за это, — в голосе Малтира прозвучала радость, которую он тщетно пытался скрыть.
Говорившие посторонились, пропуская Лакира к лавке, носившей название «По­держанные товары Садри». Парень вошёл внутрь. За прилавком стоял немало поживший на свете тёмный эльф, назвавшийся Ревином Садри. Вряд ли торговца можно было счесть кра­сивым даже в молодые годы, но в выражении его лица было что-то подкупающее.
— Посмотри на мой товар. Я продаю и покупаю практически всё на свете, — он широким приглашающим жестом обвёл свою лавчонку.
Помимо прочего данмер торговал и книгами, что ещё больше расположило посе­тителя в его пользу. Парень решил сперва заглядывать к Садри, и только потом к Нирании или кузнецу, если в будущем ему понадобится торговец в Виндхельме. Пока же он предло­жил эльфу кое-какую мелочь, из того, чем не заинтересовалась альтмерка, и выручил ещё несколько септимов. Цена, предложенная уроженцем Морровинда, выгодно отличалась от той, что была готова заплатить альтмерка.
Поскольку лавка Ревина был единственной в этом квартале, среди самых разно­образных товаров здесь продавались также зелья и алхимические ингредиенты, хотя выбор их был весьма скудным, не то что в «Белом флаконе». Само-собой, зубов ледяного привиде­ния, которых не обнаружилось даже в запасах Нурелиона, тут тоже не нашлось.
Простившись с торговцем, Лакир вновь вышел на улицу. Ветхие жилища зияли щелями. Издали завидев норда, быстро и беззвучно, точно тени, метнулись в разные стороны местные ребятишки, игравшие на улице. Настороженные, испуганные глаза пристально следили за незнакомцем из различных укромных уголков.
Нет уж, с него довольно. Парень развернулся и широким шагом направился прочь. Всё вокруг было пропитано атмосферой бедности, страха и безысходности. Норду вдруг ста­ло душно среди этих кривых и грязных улиц, напоминавших какое-то кладбище для живых. Он дошёл до высоких ворот, ведущих в доки, и выбрался из города.
За воротами находилась небольшая площадка, где были развешаны рыболовные сети, стояли бочки и гружёная тележка, свисали с перекладины выпотрошенные рыбины, а у стены виднелся дубильный станок. Вниз отсюда вела длинная каменная лестница, зажатая между высокими стенами и освещённая тремя парами факелов. Лакир почти сбежал по ней, свернул вправо и очутился в порту Виндхельма. Преодолев следующий пролёт насчитывав­ший около десятка ступеней, он спустился на пристань.
Здесь кипела работа, практически все портовые работники были аргонианами. Фигуры людей виднелись только на кораблях, стоявших у причалов, да ещё стражники про­хаживались туда-сюда, больше напоминая надзирателей, нежели стражей порядка. Послед­ние, судя по бутылкам, стоящим на небольшом столике у стены, не отказывали себе в удо­вольствии скрасить дежурство глоточком мёда. Там же лежал оставленный кем-то сыромят­ный шлем. Впрочем, если приглядеться, здесь можно было найти немало предметов, не весть как и зачем оказавшихся в порту.
Раздавался стук молотков и топот ног; слабое поскрипывание корабельной оснастки и плеск воды; голоса рабочих и перебранки матросов.
Пахло рыбой и корабельными снастями, водорослями и кожами, запахи отсыревшей материи мешались со слабым но острым ароматом пряностей и специй, исходящих от перевозимых товаров.
Свежий ветер с реки освежил лицо Лакира и немного разогнал дурное настрое­ние, навеянное неоконченной прогулкой по данмерскому кварталу и историей с Белым фла­коном. В доках не было места унылой безнадёжности данмерского квартала, хотя норду по­казалось, что условия жизни у ящеров едва ли были лучше, нежели у тёмных эльфов. Но ар­гониане были заняты делом, зарабатывали хлеб насущный честным трудом, и глядели куда веселей, чем беженцы из Морровинда.
Парню вдруг подумалось, что те могли бы и сами попытаться что-то сделать, как-то изменить условия своей жизни. Если просто сидеть и жаловаться, ожидая, пока тебе подбросят кусок послаще, лучше жить не станет.
Садри, Авал Атерон, торговавший мясом на рынке, певица Луаффин — все они так или иначе приспособились к новой жизни и не казались такими загнанными, как другие их сородичи, прозябавшие в Квартале серых. Они были при деле, и это придавало им сил, не давало опустить руки. Вероятнее всего, та данмерка, к которой приставали Рольф и его прия­тель неподалёку от городских ворот, тоже не сидит без работы. Было что-то такое в её манере держаться, что наводило на такую мысль.
— Нужны перевозчики? Наши услуги на порядок лучше, чем у Восточной импер­ской компании, — раздался у него за спиной знакомый голос. Оказалось, что та самая тёмная эльфийка, легка на помине, незаметно подошла сзади. Не дожидаясь ответа, она скрылась за какой-то дверью.
Лакира, слегка удивили её слова. Восточная имперская компания была знакома ему по поездкам в Солитьюд, и всегда славилась надёжностью. Впрочем, поскольку перевоз­ки его не интересовали, он выкинул слова данмерки из головы. Правда, он получил подтвер­ждение своей догадки, что эта женщина тоже находится при деле, но сейчас ему было ин­тереснее поговорить с рабочими.
Мимо него с грузом в руках прошёл один из ящеров, тихо прошипев:
— Ещё один день, ещё один септим.
Другой шёл к причалу задумчиво бормоча себе под нос:
— Мне бы хотелось, чтобы норды, аргониане и тёмные эльфы в Виндхельме были терпимее друг к другу.
Этот рабочий чем-то напомнил Лакиру Деркитуса, но прежде, чем норд успел за­говорить с ним, тот свернул к кораблям и пропал из вида.
Третий, правда, покосился на парня не слишком дружелюбно, и проворчал, не отрываясь от работы на верстаке:
— Норды не любят нас, ну и что? Я их тоже не люблю.
Пожалуй, что у данмеров, что у ящеров были поводы для подобной неприязни, и Лакир не мог их в этом винить. Посему он не стал докучать этому трудяге разговорами и за­шагал дальше. Неподалёку возле дубильного станка трудилась, что-то негромко напевая, ар­гонианка. Заметив подошедшего незнакомца, она приветливо прикрыла веки, что напоминало человеческое подмигивание, и произнесла:
— Шави знает, что в доках смотреть особо не на что, зато свежий ветер полезен для жабр.
— Ты всегда такая жизнерадостная? — невольно улыбнувшись спросил её Лакир, которому портовый воздух вернул желание дышать полной грудью после душной, пропитан­ной злобой, страхом и недовольством атмосферы Виндхельма.
— Да, конечно, — легко отозвалась его чешуйчатая собеседница. — Какой смысл постоянно ныть и жаловаться на жизнь?
Видя молчаливое согласие парня, уроженка Чернотопья продолжила развивать свою мысль:
— Я знаю, что в доках жить нелегко. Иногда жизнь ставит тебя в сложную ситуа­цию, и ничего тут не поделаешь. Но даже тогда у тебя всегда есть выбор — быть счастливым или несчастным. Я решила быть счастливой.
Лакиру такой подход к жизни был более чем по сердцу. Увы, не всегда получалось ему следовать, особенно после того, как привычный жизненный уклад оказался полностью разрушен. Но чему точно стоило бы поучиться у Шави — это быть счастливым, не взирая на обстоятельства.
Пока что перенять эту науку не выходило. Нурелион с его Флаконом никак не шёл из головы, хотя прогулка в порт явно пошла норду на пользу.
Парень вышел на пирс и прошёл между кораблями чтобы полюбоваться на широкий простор большой реки.
С одного из судов раздался окрик:
— Эй, Кьяр! Изловил своего беглеца?
На другой посудине тот, кого, по-видимому, и окликнули, досадливо передёрнул плечами, отвернулся, и принялся отдавать какие-то распоряжения.
Повинуясь сиюминутному любопытству, Лакир шагнул на палубу и встретился глазами с этим самым Кьяром. Это был скорее моложавый, нежели молодой норд среднего роста с открытым и честным лицом, обрамлённым густой золотисто-русой бородой. На его левой щеке красовались два широких косых шрама, а на темени оставалось лишь слабое воспоминание о шевелюре. Твёрдый и прямой взгляд тёмно-серых глаз и широкий улыбчи­вый рот довершали располагающий к себе облик моряка. Звучным голосом, привыкшим отдавать команды, он обратился к подошедшему парню:
— Ты не знаешь, что такое свобода, если не живёшь на реке, — улыбка, притаившаяся на губах, звучала и в голосе.
Вот и ещё один человек, живущий в ладу с собой, вне тесноты городских стен, влюблённый в работу, которую избрал делом своей жизни. Такие люди всегда были Лакиру по нраву. И чтобы поддержать завязавшийся разговор, он спросил, практически не сомне­ваясь в ответе:
— Ты капитан корабля?
— «Северный ветер» — моя красотка, а я её хозяин. Я неверности не терплю, — с гордостью и теплотой произнёс Кьяр. Потом вдруг на мгновение задумался, а затем задал не­чаянному гостю вопрос, которого тот, признаться, не ждал: — Ищешь работу? А то у меня один матрос решил, что командовать бандой воров выгоднее, чем грузы возить. Если раз­берёшься с этой бандой — и так, чтобы другим неповадно было, я тебе заплачу столько, сколько за год зарабатывают.
По уму, Лакиру бы следовало отказаться — и так дел невпроворот, да и в Вайтран тянуло всё сильнее. Но капитан и его слова пришлись ему по сердцу, как и то, что тот больше радел не за свою выгоду, а за примерное наказание тех, кто добровольно сменил честный труд на лёгкую наживу на чужих слезах и крови. В мыслях у парня вихрем промчались Шоа­ли, сводная сестрица Геральдины с её бандой, грабившей и убивавшей путников на дороге, его родная ферма, оказавшаяся в бесчестных руках. На скулах молодого норда заиграли желваки, и он словно со стороны услышал собственный голос, который холодно и ровно произнёс:
— Считай, они уже трупы.
— Вот и молодец, — Кьяр одобрительно хлопнул Лакира по плечу, ощутив, что тот полностью разделяет его взгляды на справедливость. И добавил: — Когда ты на моей лодке, ты следуешь моим правилам. Первое правило — не трогай ничего чужого.
Парень согласно кивнул в ответ. Эти слова так же пришлись ему по душе. Было очевидно, что сказаны они вовсе не как предостережение гостю, а в качестве пояснения, с чего вдруг одному из матросов наскучило плавание на «Северном ветре». Видать, тот и прежде был нечист на руку.
Теперь Лакиру, раз уж его угораздило ввязаться в очередную историю, нужно было выяснить, с чего начинать, а для этого требовалось выспросить у Кьяра всё, что тот мог рассказать про беглеца и его шайку.
— Ты хоть примерно знаешь, куда они подались?
— Да даже не примерно. Место это называется «Убежище Потерянный Нож». Скала с пещерой на юго-западе от форта Амол, буквально за дорогой.
По этой дороге Лакир ездил уже не единожды. Форт Амол, по словам Сондаса был той самой крепостью, неподалёку от которой на парня напала рыжая стая. Памятное ме­стечко. Впрочем, хвала Кинарет, он и тогда, почитай, сухим из воды вышел. Норд простился с капитаном и, шагнув на причал, услышал, как тот вполголоса, ни к кому толком не обраща­ясь проговорил:
— Я на реке с тех пор, как начал ходить. И я не променяю такую жизнь ни на ка­кую другую.
Сойдя на берег, Лакир задумчиво побрёл вдоль причала. Возвращаться в город пока желания не было. От размышлений о событиях дня и снова пришедшей на ум незадаче с поручением Нурелиона его отвлекла дверь со знаком Восточной имперской компании. Обыч­но возле принадлежащих ей помещений царило деловое оживление, здесь же не было видно ни души. Не сновали рабочие, не громоздились тюки и ящики с товаром.
Второй раз за вечер парень поддался любопытству и тронул дверь, отворившуюся с жалобным скрипом. Внутри царило полное запустение. По углам жались остатки мебели, причём некоторые предметы были перевёрнуты и придвинуты к стенам, как во время большой уборки, ремонта или переезда. Немногочисленные шкафы зияли пустыми полками. В центре сиротливо торчала небольшая тележка, валялась опрокинутая бадейка. В укромном закутке притаилась пара рассохшихся бочек.
Всё было покрыто толстым слоем пыли, она же клубилась в воздухе и не замедли­ла набиться норду в нос. Он громко чихнул, вдохнув новую порцию пыли, чихнул снова и по­спешил в дальнюю комнату, где, судя по шаркающим звукам метлы, и находился источник небольшого стихийного бедствия.
Там не было ничего, кроме пары грубых кроватей, и опрокинутого шкафа, на кото­ром пристроился перевёрнутый круглый столик. Метла оказалась в руках смуглого черново­лосого, коротко стриженного имперца, пытавшегося подмести пол и поднимавшего тучи пыли. Заметив вошедшего, он отложил метлу, отряхнул руки и представился:
— Орт Эндарио. Восточная имперская компания.
Лакир назвал себя. Заметив озадаченные взгляды, которые норд бросал по сторо­нам, имперец сделал попытку оправдаться:
— Я знаю, что это место выглядит ужасно. Прошу, не думай, что это вина компа­нии.
— Ваше заведение переживает не лучшие времена, так ведь?
— Грустное зрелище, верно? Но с тех пор, как начались нападения, ремонт нам не по средствам. Пираты, видишь ли. Они свирепствуют по всему побережью от Хаммерфелла до Вварденфелла. Только Расколотые Щиты ходят по морю свободно.
— Кто такие Расколотые Щиты? — осведомился Лакир, про себя прикидывая, что такая избирательность пиратов едва ли может быть случайностью.
— Очень влиятельный клан из Виндхельма. У них собственное мореходное пред­приятие, и они были бы только рады выжить всех конкурентов. Не удивлюсь, если они ка­ким-то образом сговорились с пиратами.
Эта мысль уже пришла парню в голову, но чем обернулось бы бездоказательное обвинение того же Хроггара в Морфале? Вот именно — непоправимой бедой, поскольку за­говор вампиров так и остался бы нераскрытым, а значит имел все шансы на успех. И всё же что-то с этими пиратами и виндхельмской знатью нечисто. Не на их ли предприятие намека­ла давешняя данмерка? Впрочем, ответ на этот вопрос сейчас точно ничем не поможет. И вместо него норд вслух задал другой:
— Ты можешь чем-то подкрепить свои слова?
— Нет, ещё нет. Но, возможно, такой неустрашимый герой, как ты, поможет нам в этом.
Столь грубая и неприкрытая лесть заставила Лакира поморщиться, но Орта можно было понять. Когда дела совсем плохи, в ход идёт всё что угодно, лишь бы заручиться помо­щью. Тем временем имперец продолжал:
— Во главе всей их организации стоит женщина, тёмный эльф. Её зовут Суварис Атерон. Она невероятно дотошна и заносит в свой журнал все события, до мелочей. Если этот журнал каким-то образом окажется у меня, я буду очень рад.
Не было печали… одно дело расследовать пожар в Морфале или что-нибудь подобное, но просьба Орта больше напоминала другое — поиск информации о местонахо­ждении Торальда Серой Гривы. Приятного в выполнении такого поручения немного. Однако доказательство вины или невиновности тех, на кого пало подозрение — деяние угодное бо­гам. А значит, можно смело просить помощи у Девятерых. Но уж если ввязываться в это дело, лучше бы сперва узнать о нём побольше. И парень продолжил расспрашивать Эндарио:
— Что ещё ты можешь мне рассказать об этих пиратах?
— Они называют себя «Кровавые хоркеры». Они промышляли в этих водах с не­запамятных времён, но только недавно начали нападать на наши корабли. Кучка трусов, но они — не просто разбойники. Они сообразительны. Хитры. С ними так просто не справить­ся.
— Почему вы не нанесёте ответный удар?
— Наша собственная охрана не бесконечна, а все наёмники заняты на этой дурац­кой войне. Мы даже не знаем, откуда они совершают набеги, поэтому если даже мы будем атаковать одиночные корабли, проблему это не решит.
Норд задумчиво кивнул. Всё, что говорил Орт казалось вполне логичным, он не вилял, не оставлял недомолвок.
— Ладно, — решился Лакир наконец. — Где искать этот дневник?
— Контора Расколотых Щитов находится по соседству с нашей. Суварис, скорее всего, сейчас там, а где она, там наверняка и её дневник.
Норд направился к выходу.
— Если ты достанешь журнал, у меня будут доказательства того, что Расколотые Щиты нас предали, — напутствовал его имперец.
Другими словами, Эндарио ничуть не сомневался, что между знатным кланом из Виндхельма и пиратами существует сговор, и был убеждён, что в дневнике Суварис Атерон есть свидетельствующие об этом записи.
Лакир надел гладкое костяное кольцо. Без брони в обычной одежде он и без того мог двигаться практически бесшумно, но привычный талисман придавал уверенности. Норд обратился к богам с просьбой помочь в восстановлении справедливости и осторожно приоткрыл дверь в контору Расколотых Щитов.
Само помещение было в точности похоже на то, что принадлежало Восточной имперской компании, но его убранство разительно отличалось. Здесь всё говорило об успехе и достатке. Прямо напротив входа за с большим столом сидела спиной к вошедшему уже знакомая парню данмерка. Именно на неё наседал у ворот Рольф, и она же предлагала услуги по перевозке грузов.
Дверь без скрипа повернулась на хорошо смазанных петлях, и парень беззвучно притворил её за собой. Женщина не обернулась, всецело поглощённая ужином. Появление Лакира прошло незамеченным.
По обе стороны от входа стояли яркие роговые светильники, в их свете незваный гость был как на ладони. Стоило тёмной эльфийке обернуться, и вопросов не избежать. Бег­лый взгляд по сторонам показал, что вдоль боковых стен этой комнаты, где царил полумрак, стояли пустые повозки. Лакир крадучись перебежал влево и укрылся за одной из них. Неожи­данно Суварис — а это наверняка была именно она — повернула голову в его сторону, но не заметила ничего подозрительного и вернулась к трапезе.
Парень видел, что на столе перед ней лежит книга, которая, судя по виду, никак не могла являться дневником. Больше в поблизости не было ничего, напоминающего предмет его поисков. Значит, нужно было пробраться дальше. В центре второго помещения, слева и справа отделённого от передней перегородками, громоздились тюки и ящики, за которыми без труда можно было укрыться. Товарами была завалена и дальняя от парня стена, там тоже было бы несложно спрятаться. Но проход находился у данмерки прямо перед глазами. Оста­валось только затаиться и ждать.
Через несколько минут Суварис встала из-за стола и направилась в дальнюю от норда часть комнаты. Другого случая могло не представиться. Лакир вынырнул из своего убежища и быстро переместился вперёд за гору товаров, сложенных посередине помещения. Опасаясь, что женщина пройдёт в другую сторону, откуда его легко было заметить, парень обошёл нагромождение грузов. Переведя дух, он снова поглядел вокруг, прикидывая, куда двигаться дальше. Центральное помещение, несомненно, служило складом, который букваль­но ломился от всевозможного добра. После запустения, царившего во владениях Имперской компании, это особенно бросалось в глаза.
Третья часть также отделялась перегородками и на вид казалась более жилой. По­середине, прямо напротив Лакира, в ней находился шкаф с книгами. Нижние полки были за­няты мешками, на верхней, помимо прочего, стояла бутылка вина в соломенной оплётке. Ни одна из книг, на первый взгляд, не напоминала дневник.
Парень осторожно выглянул из своего укрытия, чтобы понять, что делает Сува­рис. Та сидела на прежнем месте, на этот раз с кружкой в руке, видимо, заканчивая ужин. Надо было спешить. После еды женщина вполне могла направиться в дальнюю комнату. За­метив, что та поднесла кружку к губам, норд быстро метнулся вперёд и влево, под прикрытие перегородки.
Выбор направления оказался удачным. Именно в этой части комнаты стояло удобное кресло и небольшой столик с конторской книгой и небольшим кованым сейфом. Кроме того, на столе находились: деревянная миска, бутылка мёда, оловянная кружка, кошель с деньгами и небольшой журнал в кожаном переплёте. Последний вполне мог оказаться тем самым дневником.
Лакир открыл его и заглянул под обложку. Там значилось следующее:
«Личная собственность Суварис Атерон».
И ниже: «Если найдёте, просьба вернуть ей в Виндхельм».
Норд поскорее спрятал находку за пазуху. Оставалось незаметно покинуть конто­ру Расколотых Щитов. Теперь, когда у него в руках очутилась краденая вещь, он вновь ощу­тил всю гамму чувств, памятную по поискам указаний на местонахождение Торальда. Не Орта Эндарио, а его, Лакира, обвинят в воровстве, если он сейчас попадётся. И никакие бла­гие намерения не станут для него оправданием.
Парень осторожно выглянул из-за угла. Данмерка сидела лицом к нему, но смотрела, кажется, на книгу перед собой. Он коротким броском пересёк открытое пространство и снова спрятался за грузами.
Шорох подсказал ему, что Суварис снова встала. Послышались тихие шаги, направления которых уловить не удалось, но по-видимому, женщина опять прохаживалась вдоль стола. И вдруг лёгкая поступь эльфийки стала быстро приближаться. Едва она минует груду товаров, как лазутчик Имперской компании окажется у неё перед глазами.
Лакир дёрнулся влево, но тут же понял, что данмерка обходит его укрытие именно с этой стороны. Скорее всего она направлялась к столику, с которого он и похитил её дневник. Это значило, что правее ящиков ему не укрыться — Суварис заметит его, проходя мимо. Оставалось одно — обежать сваленное на полу добро, чтобы оно вновь оказалось между ним и женщиной.
Он ринулся вдоль нагромождения тюков и ящиков и успел обогнуть их в самый последний момент. Ещё мгновение, и он бы попался. С колотящимся сердцем, покрываясь холодным потом, он затаился, вслушиваясь. Между ним и спасительной дверью наружу оста­валось лишь небольшое расстояние, частично перегороженное столом. Но шаги замерли. Су­варис остановилась. Парень был уверен, что та смотрит в его сторону. Должно быть, она успела что-то заметить, или же он чем-то выдал своё присутствие. Данмерка приблизилась на пару шагов.
Норд в мыслях горячо воззвал к Девятерым, чтобы избавили его от позорной уча­сти быть застигнутым с покражей. Ведь он взял этот дневник лишь ради установления истины, а не ради собственных корыстных интересов. Судя по всему, в данный момент Восточной имперской компании просто нечем его вознаградить, так что даже здесь он не преследовал никакой личной выгоды.
Суварис снова остановилась. А затем пробормотала:
— Наверняка крыса. Надо сказать господину Торбьорну, не то эти проклятые твари весь груз перепортят.
В намерения данмерки явно не входило гоняться за крысами. Шаги отдалились, и вскоре до лазутчика донеслось тихое поскрипывание кресла, в которое опустилась женщина. Теперь она сидела за перегородкой, к тому же спиной к нему. Путь был свободен. Лишь сла­бый сквозняк поколебал огни в светильниках, когда Лакир бесшумно закрыл за собой вход­ную дверь.
Через пару минут парень уже стоял перед Ортом Эндарио в помещении Импер­ской компании.
— Журнал у меня, — сообщил он имперцу.
— Как тебе удалось его добыть? Нет, нет, мне, пожалуй, лучше не знать.
Что ж, такие подробности и впрямь ни к чему тому, кому важен результат, и кто не собирается предать своего посланца в руки городской стражи.
Тем временем имперец повернулся так, чтобы свет падал на страницу, и чтобы норд тоже мог видеть, что там написано. Явное нежелание Орта что-либо скрывать от своего соучастника побуждало ему доверять. Лакир подошёл ближе и встал у него за плечом.
Судя по записям в дневнике, Суварис Атерон действительно была дотошной до занудного, и очень много внимания уделяла своему питанию, поскольку описание каждого дня завершалось упоминанием о времени и степени плотности обеда и ужина.
Первые четыре страницы были посвящены обыденным делам, связанным с управлением транспортной конторой и упоминаниям о ведении личной переписки. Добравшись до пятой, имперец подобрался, точно хищник перед броском. На ней чётким почерком данмерки было выведено следующее:
«Пришло сообщение, что наши друзья пираты предлагают пропускать корабли Компании в обмен на золото. Надо будет разобраться с этим.
Сытные обед и ужин.»
Эндарио торжествующе оглянулся на Лакира и поскорее перешёл к следующей записи:
«Попыталась встретиться с господином Торбьорном по поводу вероятных осложнений, но тот был слишком занят своей женой и дочерью, у них траур, решила не на­вязываться.
Пропустила обед (пока ждала в доме Расколотых Щитов), умеренный ужин.»
Орт досадливо поморщился, торопясь добраться до того, что его действительно интересовало. Режим питания данмерки к числу подобных вещей не относился.
— Как дойдёшь до еды, пропускай, — негромко подсказал Лакир, — после описа­ния ужина она ни разу не добавила ни слова в тот же день.
Имперец согласно кивнул и продолжил листать дневник, учтя замечание норда.
«Объяснилась с господином Торбьорном по поводу ситуации. Как обычно детали его не интересовали, только сумма, которая мне потребуется, чтобы дела пошли гладко. Завтра отправляюсь в Данстар, надеюсь застать капитана в «Пике ветров», где у них с ко­мандой регулярно проходят "празднества".»
Норд снова ощутил, как напрягся имперец. Следующая запись оказалась совсем короткой, Суварис писала, что отправилась в путь и надеялась вернуться через пять дней. По всей видимости, данмерка не брала журнал с собой, или же не имела времени и возможности вести дневник во время поездки, поскольку продолжила писать она только после возвраще­ния, которое состоялось на три дня позже намеченного срока.
«Вернулась целой, но не невредимой. Во-первых, задержалась в пути из-за бандитов. Во-вторых, Стиг Солёный Трап оказался менее сговорчив, чем я надеялась. Выгреб себе ещё золота из моего собственного кармана (слегка подправленные цифры в счетах компенсируют мне это), и тогда мы договорились.»
Следующая запись оказалась последней:
«Надеюсь, приспешников Стига вовремя поставят в известность о нашем уговоре, и корабли Компании смогут нормально ходить по этому направлению.
Аргониане, как выяснилось, в моё отсутствие устроили в делах настоящий бардак. Я не удивлена. Надо бы проведать стариковые запасы скумы, это должно их взбодрить.»
Норд и имперец переглянулись. Доказательства сговора Расколотых Щитов с пиратами были налицо.
— Ага… Значит Суварис ходила в Данстар, чтобы встретиться там с пиратами, — подытожил Орт прочитанное.
Лакиру оставалось лишь кивнуть, а имперец, воодушевлённый успехом, продол­жал:
— Отправляйся в Данстар и попробуй что-нибудь разузнать о них. Спорю, они околачиваются где-то неподалёку от таверны. Попробуй узнать, где их база. Их капитан, Стиг Солёный, должен что-то знать.
Парень приподнял бровь и внимательно посмотрел на Эндарио. Лишь тогда тот опомнился, сообразив, что перед ним не его подчинённый.
— Прости, я что-то увлёкся, — пробормотал он, — но мне больше некого попро­сить о помощи, а ты уже немало сделал для Компании.
Лакир счёл извинения достаточными. Он уже понял, что имея дело с имперцами нужно делать скидку на их образ мыслей. К тому же Эйри из деревни Анга тоже просила его передать послание в Данстар, но пока что у парня были свои планы, поэтому он честно отве­тил имперцу:
— Я могу этим заняться, но не раньше, чем закончу с делами в других местах. А их не так уж мало. На твоём месте, я бы подыскал другого посланца.
— Так-то оно так... но мне сейчас нечем заплатить наймиту. Кроме того, здесь, в Виндхельме, немного найдётся тех, кто станет помогать Имперской компании, особенно про­тив Расколотых Щитов. Они — уважаемое нордское семейство, местные будут на их стороне.
— А данмеры или аргониане? Вроде бы, у них нет особых причин любить скайримскую знать.
— Зато есть причины держаться за то немногое, что у них есть. Они тоже не риск­нут ссориться с могущественным нордским кланом, особенно здесь, в городе Ульфрика.
— Ну тогда... я тебя предупредил. Как только освобожусь — съезжу в Данстар, но разве что Девятерым известно, когда ещё это будет.
— Я понимаю. Я подожду, ничего другого не остаётся. У меня даже нет права просить тебя поторопиться. Ты вообще мог не пожелать впутываться в это дело, но уже ока­зал немалую помощь, и я благодарю тебя от лица Компании и от себя лично. Жаль, что эта благодарность не может быть подкреплена чем-то более весомым...
На этом они распрощались. Выйдя от Орта, Лакир практически наткнулся на ар­гонианина, с которым хотел заговорить в начале прогулки. Тот снова не то разговаривал сам с собой, не то размышлял вслух:
— Мы уже привыкли жить на гроши, но Расколотые Щиты хотят обобрать нас до последнего.
Норд остановился. Имя виндхельмского клана уже успело ему порядком поднадо­есть, и тут — на тебе, не прошло и минуты, как он услыхал его снова. Может быть, удастся узнать ещё что-нибудь, что поможет разобраться с проблемами Восточной имперской компа­нии. Парень окликнул чешуйчатого работника:
— Постой. Как тебя зовут?
— Моё имя Хорошо-Знает-Болота, — прошипел ящер.
— Давно ли ты живёшь в Виндхельме?
— Я сюда приехал чуть не сразу, как вылупился. Погода в Скайриме холодная, а сердца нордов ещё холоднее, но мы держимся вместе.
Хорошо-Знает-Болота отвечал охотно, и смотрел довольно дружелюбно, так что Лакир решил попытаться вывести ящера на занимавшую его тему, а потому спросил:
— Кто-то обижает тебя?
— Торбьорн Расколотый Щит. Вот бы кто-то выбил из него деньги. Он за каждый септим удавится.
Вот даже как… На некоторые дела ему не жаль потратить любую сумму, назван­ную помощницей, об этом красноречиво повествовал дневник Суварис Атерон. Так что деньги у него водятся и немалые.
Аргонианин тем временем продолжал:
— Он говорит, что работа аргонианина стоит одной десятой «хорошего нордского рабочего». Мои братья — не рабы.
— Почему все портовые рабочие — аргониане? — спросил Лакир, размышляя, неужели корыстолюбие скайримского вельможи пересиливает даже его явную неприязнь к уроженцам Чернотопья?
— Мы работаем там, где могли найти работу. Нордам не нравится разгружать свои корабли, так что этим занимаемся мы. Иногда правда груз пропадает, — осклабившись доба­вил ящер.
Не сказать, что его признание понравилось собеседнику, но если им и правда пла­тят лишь десятую часть от того, что причитается за такую работу, у чешуйчатых грузчиков может просто не оставаться другого выбора. Разве что помирать с голоду. Конечно, подворо­вывая, они поступают бесчестно, но разве честно ведут себя их наниматели?
Лакир почувствовал, что несправедливость, которой был насквозь пропитан этот город, наконец переполнила чашу его терпения, и горькая ярость, вскипевшая в душе, вытес­нила накопившуюся усталость.
— Думаю, мне стоит поговорить с этим Торбьорном, — негромко произнёс он. Глаза его опасно сузились, а кулаки непроизвольно сжались.
— Можешь попробовать, но мы сами не смогли его уговорить, — с сомнением протянул ящер.
«Посмотрим, как я умею уговаривать», — зло думал парень, направляясь в сторону рыночной площади. Там всегда полно народу, найдётся у кого спросить, где искать главу клана Расколотых Щитов, если в толпе не окажется его самого.
Несмотря на то, что Лакир шагал очень быстро, его слуха коснулась фраза обро­ненная одним из стражников:
— Моё сердце скорбит о клане Расколотый Щит. Люди убиты, фамильный молот украден… Нет справедливости в этом мире.
Его слова засели у парня в голове и заставили задуматься. Напротив, если всё так, то справедливость существует. Высшая и неотвратимая. Боги карают тех, кто живёт не по со­вести. Как покарали вероломных Шоалей смертью сестры. Негодование Лакира немного поутихло. Стоит ли вмешиваться туда, где боги уже вершат своё правосудие? Стоит, ответил он себе. Девять покарают виновных, но станет ли от этого легче тем, кто успел пострадать от неправых, если все будут лишь уповать на волю аэдра и сидеть сложа руки?
Буквально при входе на площадь, возле кузницы, рассерженный норд едва не столкнулся с тем, кого разыскивал. Рассеянный мастер как раз пожелал Торбьорну хорошего вечера, назвав того по имени.
Лакир впился взглядом в главу Расколотых Щитов. Хотя внутри у парня всё ещё клокотал гнев, он не застил ему глаз и не лишил способности наблюдать и делать выводы. Торбьорн оказался высоким и дородным с крупными чертами лица, обрамлённого чёрной окладистой бородой. На голове его красовалась обширная плешь, грозившая со временем ещё расшириться. Носил он богатые одежды, отделанные медвежьим мехом и изукрашенные шитьём. За плечами виднелась рукоять боевого молота. Но во всей его массивной фигуре, некогда, несомненно, внушительной и статной, чувствовалось уныние и обречённость. Белки тёмных глаз были сплошь пронизаны красными прожилками, что вместе с несколько обрюзгшим лицом выдавало нездоровое пристрастие к выпивке. Запах крепкой медовухи, ис­ходящий от главы нордского клана, отчётливо ощущался за несколько шагов. Тот явно успел не единожды хорошенько приложиться к бутылке, но это не помогло ему развеселиться и из­бавиться от печати безысходной тоски.
Парень невольно ощутил некоторое сочувствие к этому далеко не старому норду, который словно бы не понимал, зачем всё ещё ходит по земле. Поэтому он заговорил с ним гораздо менее резко, чем намеревался вначале, хотя слова остались теми же:
— Ты должен платить аргонианам по справедливости.
Казалось, в глазах Торбьорна промелькнуло понимание обоснованности такого требования, и Лакир даже успел подумать, что дело, возможно, решится мирно. Но хмель сделал Расколотого Щита упрямым и раздражительным, и он, набычившись, проворчал:
— Я этим чешуйчатым и так плачу больше, чем надо. А чтобы я им платил как до­брым нордам?!
Стало ясно, что слушать убеждений он не станет. Попытки уговорить упёртого норда будут восприняты как слабость собеседника, а значит, все его слова пропадут втуне. Нужно было действовать иначе.
— Заплати им или пожалеешь, — Лакир говорил спокойно, но в его голосе послышался металл.
Он практически не сомневался, что Торбьорн полезет в драку. Так оно и вышло. Расколотый Щит, взревев, точно раненый медведь, сжал кулаки и набросился на молодого норда.
Тот уклонился, и встретил промахнувшегося противника ударом кулака. Нерастра­ченная сила виндхельмца добавилась к той, что его молодой соперник вложил со своей сто­роны, и столкновение вышло сокрушительным. Торбьорн сделал пару неверных шагов назад и, восстановив равновесие, постарался отдышаться. Лакир выжидал.
Народ на рыночной площади забросил свои дела, на наковальне бесполезно осты­вал кусок металла — всё внимание было приковано к дерущимся. То и дело раздавались обычные в подобных случаях возгласы. Но сейчас они звучали несколько неуверенно: всё-таки один из дерущихся был не последним человеком в городе, его соперника же знали лишь те, кто видел, как днём ранее он побил Рольфа Каменный Кулак.
Вторая попытка Расколотого Щита достать парня вышла значительно слабее, и тот перехватив его руку, впечатал кулак ему под дых. Казалось очевидным, что полная победа младшего норда — только вопрос времени. Но Торбьорн был не из тех, кто легко сдаётся. Он начал действовать осторожнее, и Лакир понял, что расслабляться рано. Теперь, когда пелена хмельной ярости спала с глаз главы виндхельмского клана, тот показал себя опытным и уме­лым бойцом. Правда, надо отдать ему должное, бился он честно, не в пример тому же Рольфу. Дерущиеся обменивались ударами, кружили, выбирая удачный момент, уворачива­лись от выпадов противника.
Неожиданно для себя сын Ларса понял, что начинает получать удовольствие от этого поединка. И дело было не только в том, что он снова ощутил душевный подъём и острое наслаждение полнотой жизни. В честной схватке с достойным соперником без следа растворились горечь и досада, вызванные событиями этого дня. Ушёл гнев на Торбьорна, забылась обида на Нурелиона.
Наконец удар, удачно нанесённый Лакиром, решил исход схватки в его пользу. Торбьорн поднял руку, признавая себя побеждённым.
— Я сдаюсь. Клянусь честью клана Расколотый Щит, аргонианам будут платить также, как и остальным.
— Ну, вот это другой разговор, — отозвался парень, слегка улыбнувшись против­нику, который, несмотря на всё узнанное за день не вызывал у него неприязни. Тот тоже гля­дел на молодого норда вполне благожелательно, но мало помалу на его лицо вновь вползала печаль, исчезнувшая было на время поединка.
Лакиру захотелось ещё немного отвлечь Торбьорна от грустных дум, и он кивнув на оружие, висевшее у того за плечами спросил:
— Ты, верно, и с молотом управляешься не хуже, чем с кулаками?
— Так и есть. А кое-кого, могу даже и научить паре-тройке приёмов, — оживился Расколотый Щит. — Вся соль — в размахе. Давай-ка я покажу.
И он с хмельной удалью выхватил молот. Лакир, смеясь, удержал его руку.
— Давай как-нибудь в другой раз, не то ты с размаху весь рынок разнесёшь!
Глава виндхельмского клана с удивлением уставился на парня, который вновь на­чал ему перечить, к чему он явно не привык, но затем, видимо представив последствия свое­го урока, о которых тот его предостерёг, гулко и отрывисто расхохотался, хлопнув молодого норда по плечу.
— Ладно, опять твоя правда. Вот уж не думал, что кто-нибудь сумеет меня рассме­шить после всего, что случилось. Спасибо.
Впрочем, вспышка веселья оказалась недолгой. Торбьорн снова помрачнел и тяжёлым шагом направился в сторону «Очага и свечи», проговорив на прощание:
— Прошу меня извинить. Я всё ещё не могу прийти в себя после смерти дочери.
Боги милостивы к смертным, но за неправые дела карают сурово. Может, если удастся хоть частично исправить то, что наворотил глава Расколотых Щитов, они и пошлют ему утешение.
С этими мыслями Лакир уже спешил к воротам, ведущим в доки, чтобы сообщить добрую весть аргонианину.
Хорошо-Знает-Болота как раз завершил дневную работу и направлялся на ночлег в аргонианский блок, где жил и он сам, и все его сородичи, обитающие в Виндхельме.
Парень перехватил его почти на пороге.
— Мы, аргониане, работаем там, где норды не хотят, — проворчал ящер. И взгля­нул на Лакира, пытаясь понять, с чем тот пожаловал.
— Торбьорн будет платить вам больше, — ответил норд на его невысказанный вопрос.
— Тебе удалось уговорить Торбьорна? Я потрясён, — прошипел чешуйчатый ра­ботник. — Вот, я это копил на чёрный день. Может, хоть теперь я смогу помочь своим бра­тьям. Бери.
Он чуть ли не силой впихнул в руки Лакиру три склянки с лечебными зельями. Случай был из тех, когда отказ нанёс бы дающему немалую обиду, так что парню ничего не оставалось, кроме как поблагодарить Хорошо-Знает-Болота и сунуть пузырьки в поясной ко­шель. Ящер удовлетворённо кивнул и скрылся за дверью.
Вечерело. Парень вдруг почувствовал, до чего устал за этот бесконечный день. Ему, неслыханное дело, даже есть не хотелось. Он с трудом побрёл вверх по лестнице к воро­там, ведущим из порта в город. Ноги гудели, лодыжка ныла, к счастью, слабее, чем он опа­сался после вылазки в Забытую Пещеру.
Медленно но верно норд добрался до «Очага и свечи». Несмотря на усталость, спать пока не хотелось. Тепло и запахи таверны всё же пробудили в нём аппетит, так что он заказал еды и мёда и нашёл в себе силы подняться в зал. Там, присев за столик, Лакир вытянул усталые ноги, прикрыл глаза и откинулся на спинку стула, слушая мелодичное пение Луаффин.
Он вспоминал события минувшего дня. По-хорошему, их должно было хватить на добрую неделю. Деревня Анги и поручение к ярлу Данстара; крестьянин и волки, с которыми парень помог ему расправиться; Забытая пещера с драуграми, треснувший Флакон — точно насмешка над чаяниями Нурелиона; несправедливость старого альтмера и попытка Квинта её загладить; разделка волков и продажа добычи; капитан Кьяр с его сбежавшим матросом; проблемы Восточной имперской компании с пиратами; похищение дневника Суварис и выяв­ление связи между морскими разбойниками и Расколотыми Щитами; просьба Орта съездить в Данстар, чтобы разузнать о пиратах побольше; Торбьорн, не желающий честно платить ящерам и кулачный бой, позволивший Лакиру примириться с тем, что прежде не давало ему покоя…
На всё воля богов. Не раз и не два за этот день они оказывали норду свою под­держку. Иначе, он не сидел бы сейчас в тёплой таверне, давая отдых утомлённому телу.
От размышлений парня отвлекла Сусанна, принёсшая его заказ. Поблагодарив де­вушку, тот первым делом до краёв наполнил кружку ароматным мёдом и осушил её во славу Девятерых, от всей души выражая им свою благодарность. Затем Лакир принялся за еду. Усталость немного отступила, и норд понял, что на самом деле зверски проголодался, ведь в последний раз он лишь немного перекусил, заняв нишу, освобождённую драугром. Кстати, тогда же ему удалось ненадолго присесть и отдохнуть. После было не до того. Поездку вер­хом и разделку волчьих туш отдыхом не назовёшь. Завершая ужин, парень выпил ещё одну кружку во имя Кинарет, благодаря великую богиню за её покровительство.
Вечер был в разгаре, и в «Очаге и свече» было полно народу. После такого денька Лакир уснул бы и под этот гам, но он предпочёл сперва купить у Эльды пару яблок и отнести угощение Роки. Кобыла как всегда встретила хозяина тихим радостным ржанием. Уландил тут же выглянул из дома, проверить, всё ли в порядке, и, увидев, в чём дело, расплылся в одо­брительной улыбке. Скормив лошади лакомство, приласкав её и шепнув несколько добрых слов, норд снова пересёк длиннющий мост, зашёл в город и вернулся в таверну.
На скамье возле лестницы он увидел Торбьорна сидевшего, покачиваясь, с круж­кой в руках. Тот поднял на парня мутный, ничего не выражающий взгляд, и, по-видимому, даже не узнал. Пройдя мимо него, Лакир скрылся в своей комнате, с наслаждением избавился от сапог, сбросил одежду, забрался под одеяло, сладко потянулся и почти сразу уснул, несмотря на нараставший шум вечерней таверны.

Сообщение отредактировал Joke_p: 24 ноября 2018 - 21:56

[Thea]

Спасибо за продолжение! История с белым флаконом оказалась неожиданно длинной в плане путешествия по гробнице. Но эти приключения оказались очень захватывающими. Понравилось, что Лакир иногда предавался воспоминаниям или задумывался над тем или этим. Например о той златовласой воительнице.

Столько драугов было, но какие они все разные! И к каждому был свой подход. Где-то ловушка помогла, где-то успел заметить вовремя, а где-то жестокая схватка.

Ещё понравилось, что ты не забываешь добавить в описания атмосферы с помощью запахов и звуков. Особенно запахи, особенно потом в порту, очень оживляют картину.

Что же, история с флаконом меня удивила своим финалом! Видимо, этот квест я так и не прошла или проходила кусками и очень давно. Было интересно почитать о нём. Финал вообще, конечно, неожиданный. Но хоть ученик поблагодарил. Не удивительно, что у Лакира потом такой осадок остался.

Его прогулка по городу тоже очень атмосферная была. Вся эта удручающая обстановка в городе передана очень хорошо. Аж самой как-то неприятно стало. Очень понимаю Лакира в его желании сбежать. И у воды, действительно, глоток свежего воздуха! Не только в прямом смысле. Очень понравился настрой оптимистический.

 

Иногда жизнь ставит тебя в сложную ситуа­цию, и ничего тут не поделаешь. Но даже тогда у тебя всегда есть выбор — быть счастливым или несчастным. Я решила быть счастливой.

Эти слова мне очень близки. Было приятно увидеть в игре такую мудрость.

 

Ещё мне очень понравилось, что у Лакира всегда находится мотивация для выполнения квестов. При этом верится в то, что он идёт на дело от всей души. И как ему было некомфортно, когда он украл дневник. Это тоже легко можно понять. Отличный персонаж, в очередной раз в этом убедилась! Он такой.. живой!

 

Я помню, что ты не была уверена, не будет ли продолжение отличаться от предыдущего текста. Я перед ним прочитала предыдущую главу, чтобы влиться в повествование. И не заметила негативного отличия. Всё так же прекрасно! Чудесное, качественное и атмосферное описание событий. Если и есть где-то невычитанные моменты, я их не заметила.