[Osidius the Emphatic]

Пролог

Делайла пнула камушек носком пыльного ботинка, и тот, простучав по асфальту, скрылся в траве у обочины. Федеральная автомагистраль была перекрыта брошенными автомобилями, но Дел уже было известно, что повисшая в пыльном и душном воздухе над замершей дорожной пробкой тишина отнюдь не означает безопасность. Люк Перри, певец кантри, с которым они встретились на той заправке, научил ее этому не самым приятным путем.

Люка сожрало застрявшее в ремне безопасности чудовище, в которое теперь один за другим превращались люди. Сразу после гибели спутника шок и страх были настолько сильными, что она пыталась думать, будто и хорошо, что он не с ней - никто не будет петь идиотское "Hey there, Delilah, what's it like in New York city?" в миллионный раз.

Но это было не так. Сейчас, находясь одна возле 87 автомагистрали, Делайла чувствовала себя в лучшем случае неуютно и многое бы отдала, чтобы кто-то приглядывал за ее спиной.

У них не было плана, но выбраться из города, кишмя кишащего людьми или тем, что от них осталось, казалось весьма разумной идеей, и по мере того, как Делайла упрямо шла вперед, среди лесов показалось озеро.

"Что ж, вот и шанс оценить, как на самоизоляции исцелилась природа", - подумала Дел. - "Вернулись ли дельфины и динозавры".

Короче говоря

Мафия в этот раз проводится в сеттинге "Ходячие мертвецы". Это драма в декорациях зомби-апокалипсиса, где привычные социальные ограничения больше не существуют, и люди показывают свое истинное лицо. Часто это лицо не очень, поэтому одна из основных идей сеттинга в том, что угрозу выжившим представляют не только и, может, не столько зомби, сколько другие выжившие.

Для удобства представим, что время действия - наши дни. Место действия - штат Джорджия, США, а именно - гидроэлектростанция на озере Джулиетт.

Клуб "Завтрак" - поселение, наспех основанное небольшой группой выживших вокруг гидроэлектростанции.Это несколько построек разного назначения, защищенных стеной. Строительные работы идут активно, часть помещений теперь устроена под жилую зону. Стена, в роли которой выступают имевшиеся ограждения, постепенно укрепляется. Дурацкое название приклеилось к поселению после шутки одного из выживших.

Ваш персонаж - житель общины, присоединившийся к ней в самом начале, то есть очень скоро после начала кризиса. Он может иметь какое угодно прошлое, но в настоящем он выполняет какую-то функцию в поселении: врач, охранник, охотник, строитель и т.д.

С момента начала кризиса прошло всего лишь несколько (мало) месяцев, новый мир и новый порядок по-прежнему не до конца привычны и приняты.

В поселении безопасно, и вот к этому вы успеваете привыкнуть: еда, вода и электричество в наличии, удалось добыть даже какие-то медикаменты и оружие. С момента вашего присоединения к общине не было ни одного погибшего. Это дает вам надежду, что в каком-то будущем все вернется на круги своя, нужно просто переждать опасный период.

Старт игры зависит от записи, но ориентировочно - 23 мая.

Сообщение отредактировал Osidius the Emphatic: 16 мая 2020 - 08:35

[Darth Kraken]

Наталья Волкова

Дочь уехавших в Америку в конце восьмидесятых ученых, Наташа выросла в Коламбусе, и, не смотря на все уговоры матушки, пошла в полицию, вместо того, что-бы пойти по стопам родителей. Служила на благо народа девушка успешно и достаточно долго. Но счастливая жизнь в один момент обернулась кошмаром. И теперь, когда мама и любимый упокоены окончательно, ей не остается ничего, кроме как защищать этих людей. Незнакомых, всех тех, кто спасся в этом новом, полумёртвом мире. Кто-то был как и она, у разбитого корыта, кого-то трагедия миновала. Но каждый раз, когда кто-то говорит, что это еще не звездец, всё вернётся на круги своя, она лишь презрительно фыркает. Когда людям становится нечего терять, они становятся отчаянными. И Нат одна из тех немногих, кто с риском для жизни ездит в ставшие такими опасными города, каждый раз кузов её пикапа полон добычи. И она уже устала объяснять всем этим людям, что хватит цеплятся за прошлое, иначе не выживет никто.

https://youtu.be/Cu61qgp6XoE

(Я дико извиняюсь за отвратное оформление квенты, но комп мой умер, да здравствует консоль, то есть, мобилка. Я не такой извращенец, что-бы пытаться оформлять квенты на консольке. Если вдруг кто подправит это непотребство, буду очень принателен. )

[Perfect Stranger]

 

 

Джил всегда много курила.

 

С тех самых пор, как она снова родилась — в холодной воде в треснувшей ванне, с потеками под глазами, с красными линиями на запястьях. Она вышла на улицу, обнаженная, не чувствующая холода, и курила одну сигарету за одной, пока ее разум не прояснился. Тогда глупая девчонка, глупая Джиллиан еще не знала, насколько хуже все может быть.

 

И вот сейчас, когда уже прошло несколько месяцев с тех самых пор, как Апокалипсис (или божья воля, смотря у кого спрашивать) выгнали людей из привычных кругов дом-работа-бар-дом, та ночь казалась незначительной и далекой. И все равно Джил носит длинные рукава, и все равно курит одну за одной, когда добирается до заначки чужого курева или ей везет и по пути попадается заправочный магазинчик с разбросанными по полу пачками, бутылками содовой, солнечными очками и полураздавленными хот-догами. В одном из таких магазинчиков она нашла бейсбольную биту. Так себе оружие, но если приложить смекалку и некоторое старание, то можно превратить и ее в то, что остановить любого с легкого удара.

 

Джил была не первой и не последней, придумавшей прикрутить к бите шипы, гвозди и лезвия.

 

Ее никогда не воспринимали всерьез. Даже когда она стала тратить куда больше времени на походы в спортзал, чем на любимые игры, фильмы и творчество. Даже когда она стала бегать по утрам и учиться стрелять из почти любого огнестрельного оружия, которое было доступно и она могла удержать в руках. Ее никогда не воспринимали всерьез, и от этого Джиллиан улыбалась, глядя, как мертвецы, ходячие, рвут в клочья нерасторопных кумушек, слишком неповоротливых, чтобы сбежать от настигающей их неумолимой гниющей плоти. Она улыбалась, да, и ненавидела саму себя за это.

 

Джил пришла в "Клуб Завтрак" одной из последних — и сразу же попросила себе ту работу, которая означала бы минимальный контакт с другими людьми. О своем прошлом она говорила мало или так, что было непонятно, кем она работала раньше и работала ли вообще. Низкая, миниатюрная, с грубыми чертами лица, коротко и неровно обрезанными темными волосами, со взглядом как у хищного зверька или голодной уличной псины, Джил не вызывала ни доверия, ни желания с ней сблизиться, а бита, которую она носила с собой, только отпугивала от нее потенциальных друзей. Она не возражала. Копаясь в огороде, занимаясь уборкой помещений или чисткой оружия, она ни разу не пожаловалась на скуку и ни разу не попросила себе другого, хоть и знала, что умеет стрелять гораздо более метко, чем многие в охране.

 

Джил не была выдающейся личностью — ни сейчас, ни когда-либо в прошлом. Но она выжила. И собиралась сделать так, чтобы, если и наступит конец мира и времен, она стала последней, кто бы устоял на ногах.

 

Саундтрек

[Friendly Fire]

— Не смейся над бабушкой!
— Почему?
— Бабушка на войне была!
— И что?
— Бабушка умеет УБИВАТЬ!
© анекдот

 
Два года назад Уильям Страуд вернулся из Йемена в Джорджию. Портал из горящего ада в отделение реанимации лучшей больницы штата. Тринадцать тысяч километров. Двое суток, которые показались ему мгновением, потому что парень почти не приходил в себя.
Лечение в Атланте должно было стать последней данью родины своему верному сыну. Прощальным поцелуем в хладный лоб.
«Прогнозы плохие», — говорили врачи.
Мама, приехавшая из Акуэрта, молча заливалась слезами над коматозным телом, глядя в полузакрытые пустые глаза над маской ИВЛ. 
«Ты не жилец, парень, — просто сказал ему ротный ещё тогда, в Йемене, под стрёкот автоматов и вопли умирающих повстанцев. — После ранения якорем в грудь не выживают.» 
Но из реанимации Уильяма Страуда перевели в палату интенсивной терапии со скучно-белыми стенами. А потом — в общую, к весёлым парням, которые жулили в покер.
Может, лучше бы не переводили. Может, лучше бы он умер там, в Йемене, а не стоял на вокзале с одним рюкзаком вещей, пиная камешки ботинком и вглядываясь в даль в ожидании поезда, который заберёт его в родной городок. В пасторальную глушь синеглазых озёр.
Уильям Страуд не умел ничего — только убивать. А главное, Уильям Страуд не любил ничего — только убивать. Можно переключиться с «Контры» на «Детектив Барби». Но нельзя забыть картины ада на земле, живую кипучую смерти, пули, некрасиво разрывающие комбатантов и мирное мясо, развороченные РПГ тела и тугую плоть, рвущуюся под твоим ножом. Ад въелся ему в кожу вместе с зарином. С чужой кровью и чужими слезами.
Чтобы не сидеть у матери на шее, комиссованный морпех устроился работать детским аниматором. Он думал, что маленькие бесенята заменят Большого Рогатого Дьявола, но они раздражали его, как мухи, кружащие над дерьмом. Из рабочих костюмов парень любил только маску лошади. За ней удобно прятать гримасу ярости.
 
В тот день, когда появились ходячие, Билли задушил одного из троицы на заправке ремнём от джинс, другому пробил нёбо столбиком безопасности, третьего зарезал разбитым стеклом окна кассы, и взорвал заправку к чёртовой матери.
А потом, собственно, и появились ходячие. Тех трёх парней и заправку ему забыли. Война всё спишет.
В «Клубе "Завтрак"» Билли не доставлял проблем, пока были ходячие и бандиты. Проблемы начнутся, когда кончатся мишени.
Не у Билли — у всего остального мира.
 

 
Имя: Уильям Страуд, более известный как Билли «Копыто»
Возраст: 25 лет
Профессия: сержант морской пехоты США (комиссован по ранению), детский аниматор (профессия упразднена ввиду нашествия ходячих)
Рост: 188 см
Вес: 95 кг
Вероисповедание: католик
Навыки: убийство огнестрельным оружием, убийство в ножевом бою, убийство подручными предметами, игра на акустической гитаре
Оружие: АК-альфа, бесшумная снайперка, самодельные пластичные бомбы, самодельные гранаты с порохом, 4 метательных ножа, мачете, абордажная кошка
Одежда: маска лошади, в ней респиратор и сменный магазин к альфе, кожаная куртка с нашитыми карманами, перевязь с метательными ножами, футболка с белоголовым орланом на фоне флага США, ремень, ножны для мачете поясные, джинсы, ботинки, обитые железом
Аксессуары: жетон морпеха, нательный крестик, два звена якорной цепи
В рюкзаке: бинокль ночного видения, рация, магазины для АК-альфы и снайперской винтовки, небольшой дизельный генератор, несколько упаковок панасоников, спички
 

Парень в маске лошади, а снять — кто ты без неё?

 

Бонус: в бою

Музыка

https://youtu.be/hZNeastYxEc

[Daylight Dancer]

Ли Йон Цой

(Черный тигр)

 

 

"Путь воина представляет собой нечто большее, чем просто принцип. Это образ жизни; этот образ жизни является единственным средством, сдерживающим страх, и единственным каналом, с помощью которого практик может обеспечить свободное течение своей деятельности. Без концепции воина было бы невозможно преодолеть все камни преткновения на пути знания."

 Карлос Кастаньеда

 

https://youtu.be/IPWEDJgDLSU

 

Воинская часть в пригороде Саривон. Штаб "35 хо. силь" 

 

Несмотря на форменные, вычищенные до блеска сапоги, он шел донельзя тихо, по мраморной плитке широкого штабного коридора. Часовые, две натянутые струны с неизменными карабинами, словно разогнутые пружины, приняли, подобающее безмолвной команде "Смирно!", положение, переместив оружие к ноге. 

 

-  Здравия желаю! Товарищ Йон Цой, товарищ генерал-лейтенант готов принять Вас, - шустро подскочила откуда-то сбоку молоденькая девчушка с лейтенантскими погонами. Одна из служащих в штабе офицеров младшего состава, как знать, сколько ей лет? Ждет ли ее кто-либо из близких за пределами военного городка? 

Как хорошо, что никто не ждал самого капитана. Никто и ничто, за исключением долга, офицерской чести, правого дела Партии и новой, умопомрачительной командировки, сопряженной с наверняка непростым заданием.

Знать бы еще...

Куда?

 

 

 

Неделю спустя...

Соединенные Штаты Америки. Штат Джорджия. Атланта. Парадное крыльцо штаб-квартиры FBI

 

Объект понуро шествовал в наручниках, в сопровождении вооруженного конвоя оперативников. Но наседающая со всех сторон толпа репортеров с их неповоротливыми камерами, журналистов с блокнотом наперевес, толпа галдящая, наседающая, была превосходным щитом от чужих взглядов, насыпью камней, через которые могла протиснуться юркая змея. "Погоревший" агент лишь скользнул взглядом по мелькнувшему лицу земляка, но и этого оказалось достаточно для проницательного ума опытного разведчика, чтобы многое понять.

Он постарался вести себя не привлекая внимания, когда палач-капитан, незаметно проскользнувшим из рукава маленьким инъектором, за считанную секунду проколол рукав рубашки жертвы, ввел препарат. С этого момента, смело можно было отсекать час оставшихся песчинок в стеклянной колбе часов, прежде чем яд сделает свое дело.

Кто же теперь выбьет,  вытащит,  выпытает одну им ведомую правду у скончавшегося от обычного сердечного приступа немолодого бизнесмена, подозреваемого в политическом шпионаже? Точно не большеносые. Точно не их надменные и глупые мастера заплечных дел, психологи и чудо-препараты, чудо-устройства. 

"Лис был стар, мудр, хитер. Но и он попался в сети охотников. Не желая принимать такую судьбу, он выгрыз свое сердце" - как гласит одна из строк старой, забытой всеми сказки. Так или иначе. это можно считать чистой работой и осталось только...

 

 

Минувший временной промежуток неизвестен...

Соединенные Штаты Америки. Штат Джорджия. Где-то неподалеку от озера Джулиетт

 

Сражаться!

Ведь не будет же честный солдат Партии сидеть сложа руки и смотреть, как его связной, вместо того, чтобы передать инструкции по эвакуации из страны гнилых капиталистов, вполне успешно обгладывает грудную клетку трупа молодой женщины...

Их было много возле жилья, но все меньше в безлюдных полях. Даже так, Ли пришлось наведаться в один населенный пункт, приметив там оружейный магазин, еще даже не разграбленный, благодаря новым обитателям улиц, отпугивающих и пожирающих любых мародеров.

Новая темная и удобная одежда из охотничьего комплекта. Разгрузочный жилет, рюкзак и патронташ, удобные сапоги по размеру ноги. Глупец тот, кто хватается первым делом за хладное железо, зная. что главное оружие - это он сам. И в полевых условиях, необходимо беречь свой шанс на жизнь, своего верного товарища и инструмент. свое оружие.

Себя.

 

Он отыскал привычный для себя автомат Калашникова. АКМ-74? Отштампован он был, похоже, что в Америке, под штатный патрон НАТО: 5.56х45. хороший патрон, распространенный в этих краях.

Донельзя похожее оружие, Type 98 сопровождало капитана всю его жизнь. Всю его службу. Его войну.

Учебная часть. Боевые задания. Карательные акты. Постоянная готовность. Преданность. Надежность. Лучшее оружие для воина, коммуниста, до смерти преданного своему Вождю.

 

Дробовик. Многозарядный. Помповый. Хорошо рвет конечности, если прихватить патроны с подходящей начинкой. Хорошо будет выбивать из гниющих немертвых голов их кисельное содержимое. Удобный, компактный, незаменимый, как вера и гордость в сердце воина. ибо если дать ей волю, она сметет в красное костяное крошево любую преграду.

 

 

Капитан ненадолго задержался у давно примеченной стеклянной витрины магазина. можно уже было уходить, но... 

Меч воина - это есть один из мостов над пропастью уныния и страха. Забота о благородном оружии, общение с ним, привыкание и практика в обращении - поддержат боевой дух на чужбине, не дадут забыть память предков. И неприятно удивят ходячих в своем зловонии "большеносых", в случае, когда запас патронов подойдет к концу.

Конечно, один меч хорошо, но... зачем Ли понадобилось брать два?

 

 

 

Глупец встрянет в серьезную драку, даже имея в руках шансы на победу. Лучший бой тот, которого не было. И капитан, подобно черной тени, в сгущающихся сумерках выскользнул из мертвого поселка.

И шел он к озеру, где виднелись высоты некоей постройки. Как знать, должны же быть поблизости обычные люди, с кожей не покрытой трупными пятнами?

 

 

 

 

 

Личное досье военнослужащего. Гриф "Совершенно секретно"

 

Ли Йон Цой

 

Возраст: 29 лет;

Рост: 169 сантиментов;

Вес: 70 килограмм;

Воинское звание: Капитан;

Воинская должность: Агент "35 хо. силь";

Физические данные: превосходный уровень физ. подготовки;

Черный пояс Тхэквондо, высочайшие показатели умений в Тансудо, Комдо и Хапкидо.

Меткий стрелок, диверсант, знаком с взрывчатыми веществами.

Моральные данные: Спокоен и собран. Рассчетлив. Молчалив. Справедлив. Предпочитает служение делу Партии и Вождю устройству личной жизни. В порочащих деяниях и связях замечен не был.

Командирские навыки имеет ниже среднего. Отличный подчиненный. Беспрекословен и исполнителен. Альтруист.

Атеист. Устойчивое мировоззрение и правильные политические взгляды. Увлекается поэзией, фольклором и старинной музыкой. 

Легко готов расстаться с жизнью, если того потребует ситуация...

[Кафкa]

 
Он так давно носил респиратор, что забыл, каково это – дышать свежим воздухом. Томас, можно сказать родился трусом. В школе его травили за нелюдимость, из универа парень с треском вылетел за постоянные прогулы. На работе Томас попытался выстроить нормальные отношения с коллегами, и вроде даже получилось, однако вскоре его уволили после мелкой кражи из кабинета босса. Зачем? Томас понятия не имел, какого хрена ему понадобилась та серебряная подвеска. Просто захотелось. А он был слабаком, боявшимся себе в чём-либо отказать. С тех пор Томас так возненавидел людей, что твёрдо решил лишить себя всего человеческого.

Каждый раз, когда кто-то спрашивал о его имени, Томас представлялся тварью, делая страшное лицо. Вроде работало, и скоро жалкого безумца оставили последние друзья. Чтобы подчеркнуть инаковость, обиду на мир, парень нацепил на себя противогаз, и на людях появлялся только в нём. Это вызывало подозрения. Целую кучу. Порой его принимали за террориста, что влекло за собой неприятности. Ах, на что только не пойдёшь, лишь бы выставить себя шутом для лицемерного общества! Подрабатывая грузчиком, на выходных он интенсивно тренировался, посещая тир, где учился стрельбе из винтовки. А потом и вовсе заперся дома. Правила жизни в этом мире, с его бесконечным шумом, пошлой суетой и грызнёй за место под солнцем, стали ему по-настоящему отвратительны. Томас превратился в затворника. Но долго такое положение вещей не продлилось.

Томас мечтал убивать.
Однако, как мы уже сказали ранее, он был трусом. Прошло двадцать лет, но парень даже букашки не тронул. Он ненавидел себя за это, небезосновательно считая, что всё из-за слабости воли. И кто бы мог подумать, что навыки стрельбы, в конечном счёте, так пригодятся? И не для чего-нибудь, а для защиты самого себя, а заодно и всех, кто жил с ним бок о бок, и кого он, честно скажем, не любил. В новом мире одиночка не выживет. В этом плане новый мир был в разы хуже прежнего, разрушенного. Забавно отметить, что на ходячих его отчаянный страх убийства не распространялся. Они ведь... ещё раньше сдохли. Ведь так?

После нашествия мертвецов роль Томаса не слишком изменилась. Иногда он подрабатывал разнорабочим. Иногда таскал кирпичи. В тот день парень патрулировал окрестности. Так хорошо. Пустынно, совсем нет людей. Он здесь один-одинёшенек, во мраке последних дней, наблюдает за горизонтом, как мифический грифон, защитник заповедных гор. Есть в этом что-то романтичное.
 
И если на лице, скрытом за респираторной маской, в этот момент мелькнула тёплая улыбка, этого не заметил никто.
Зато песок в глаза не попадает.

[Кайра]

                                   Даниэл   "Дэн " Ли

 

                           

Дэн был всегда примерным американцем, имел свой дом и образцовую семью. Он любил свою работу полицейским потому, что он охранял порядок и поддерживал нормальную работу общества. Обыски, расследования и поимка преступников стали  делом всего его жизни. Пока не грянул Апокалипсис, он верил в американскую мечту. Но что делать бывшему копу, когда орды заполонили улицы его родной страны? Он, как мог, сражался с ними, и старался вывести как можно больше людей в безопасное место. Мир стал адом, человек сам его создал, посчитав себе царем природы, а потом оказалось что у Земли сейчас новые хозяева. А человеку не осталось места в этом новом мире.

Найдя безопасное место для себя и своих близких, Дэн вызвался ходить в патрули и охранять свой новый дом. Он старался не думать о призраках прошлого и потерях, и постараться жить новым текущем днем.

[Безликий]

Вэллэри "Вэл" Майер

 

 

Возраст: 17 лет

 

До трагедии Вэллэри Майер жила совершенно обычной жизнью: школа-дом-дополнительные занятия музыкой- прогулки с друзьями и так день за днем. Однако неожиданно нагрянувший апокалипсис перевернул всю ее жизнь вверх дном. Своими глазами она наблюдала за тем, как один за другим все ее близкие превратились в ужасных чудовищ. Все, что оставалось Вэл - бежать как можно дальше от места, бывшего когда-то ее домом и превратившееся за столь короткое время в настоящий Ад. В страхе за свою жизнь Вэл долгое время пряталась в укромных местах, жила и спала в подвалах старых домов. В одном из таких подвалов девушка обнаружила двух крысят, которые вскоре стали ее единственными друзьями в этом ужасном новом мире.

Дэни и Агнес

 

Спустя долгое время в поисках безопасного места Вэл вместе с Дэни и Агнес наконец обрели новый дом- убежище под названием клуб "Завтрак". Стараясь быть хоть как-то полезной Вэл начала помогать врачам по уходу за раненными и иногда подрабатывала на кухне. 

[Энди-с-Лицом]

Лауреат премии Дарвина

 

 

Полное имя: Чарльз Ричард Дарвин

Возраст: 23 года

Пол: мужской

Род занятий: студент школы медицины Университета Джона Хопкинса

Характер: отсутствует

Семейное положение: не женат

 

*   *   *

— Дерьмо, дерьмо, тупое дерьмо, — подвывал он, вдавливая педаль газа в пол.

 

Мотор прокатного «Форд Фокус» выл, протестуя против беспардонного превышения скоростного лимита, но ему было всё равно, в голове долбилась только одна мысль: свалить подальше от города, подальше от того кошмара, что там творился. Он не думал, куда гонит, даже не смотрел толком на дорогу, невидящими глазами уставившись на пальцы, судорожно сжимающие руль. Костяшки ободраны, на ссадинах ещё не запеклась кровь. Боли он не чувствовал — выбросы адреналина набатным колоколом били в виски, заставляя гнать автомобиль дальше, сквозь серую хмарь, по скользкому шоссе.

 

— Тупое дерьмо! — взвизгнул он, когда что-то врезалось в заднее крыло, и машину мотнуло в сторону. Инстинктивно он вывернул руль, не отпуская газ, и каким-то чудом удержал автомобиль на скользком асфальте. Оглядываться или хотя бы просто переводить взгляд на зеркало заднего вида ему хотелось меньше всего на свете.

 

Спроси кто пару дней назад, доволен ли он своей жизнью, ответом был бы горький смешок и саркастичное: «Конечно». Самоирония была сильной его стороной — на этом он бы закончил перечисление сильных своих сторон, повторив про себя, что лауреат премии Дарвина — это про него. Да, кто-то бы мог начать возражать, что учёба в одном из самых престижных медицинских вузов Восточного побережья — это тоже достижение в его возрасте, но это было не его достижение, а исключительно заслуга отца, этого сухого, высокого невозмутимого человека, взирающего на вас своим неподвижным, тяжёлым и холодным взглядом из-за узких стёкол очков — ему всегда было стыдно встречаться с этим взглядом. Этот взгляд управлял его жизнью, определял распорядок дня, школу, список экзаменов, даже оценки и, разумеется, образование во имя светлого будущего продолжения дела знаменитого кардиохирурга, автора многочисленных публикаций по эндоваскулярной хирургии. Под этим взглядом он наскрёб ценой бессонных ночей проходной балл для поступления в университет, который возненавидел ещё до первых лекции, на которых чванливые профессоры вдалбливали в головы неразумных студентов азы анатомии, физиологии, фармакологии и прочей чуши, от которой у него с души воротило.

 

Теперь этот взгляд казался далёким и… нет, не до такой степени, оказаться под этим ледяным взглядом ему всё ещё не хотелось, но, если бы можно было вернуться на пару дней назад и никогда не видеть всего, он бы с радостью отдал многое. Вот только обменные пункты явно сегодня закрыты.

 

Кажется, он смог забраться достаточно далеко. Достаточно, чтобы адреналиновый шок начал отступать, и можно было оглянуться по сторонам. По бокам от дороги тянулся какой-то безрадостный кустарник, серо-бурый в струях дождя. Чёрная полоса шоссе сворачивала в сторону, теряясь в мокрой хмари и наступающих сумерках, скрадывающих детали пейзажа. Он понятия не имел, куда ведёт эта дорога, где он сейчас и почему вечер наступил так быстро — всё дерьмо началось ещё до полудня. Найти ответ на этот вопрос, как и налюбоваться пейзажем, он не успел — ногу свело судорогой, и он не успел отреагировать на поворот. Шины проскользили по мокрому асфальту с противным воем, и дальше должен был последовать запах жжёной резины, но образ героя боевиков у него не задался с самого рождения, поэтому последовал запах разочарования, а обочинные кусты и удачно появившиеся среди них редкие стволы деревьев, из-за которых виднелась стальная гладь озера, резко придвинулись ближе.

 

*   *   *

Его тогда вытащили — более удачливые и организованные, а главное — лучше управляющиеся с транспортными средствами в условиях паники и апокалипсиса. Приютили, обогрели, наложили шину на сломанную ногу. Перелом за месяц даже сросся — без рентгена, гипса и почти без обезболивающих, небольшим запасом которых они успели обзавестись. Кто бы мог подумать, что он сам окажется собственным первым пациентом. Кто бы мог подумать, что вообще дойдёт до пациентов. Но привередничать не приходилось — он мог отличить аспирин от аскорбинки, не промахнуться мимо задницы, делая укол, наложить повязку, если рана не слишком глубокая. Пару раз пришлось практиковаться в накладывании швов. В багажнике даже валялось пара тяжёлых медицинских справочников, владельца которых, его одногруппника, они не спасли. Эти справочники теперь вообще казались скорее символическими артефактами, а в крайнем случае – неплохой растопкой, а не чем-то полезным.

 

О том, что от вида крови бывшего студента-медика малость подташнивает, он старался не распространяться. Вряд ли кому-то было дело до его тяжёлого детства с деревянными игрушками, прибитыми к полу, и друзей, которые оказались не такими удачливыми — в кои-то веки. Вот только это почему-то ни черта не радовало

[ortie]

Если бы это было так, это бы ещё ничего. Если бы, конечно, оно так и было. Но так как это не так, так оно и не этак. Такова логика вещей.
Льюис Кэрролл, «Алиса в Стране Чудес»

Полное имя: Томас «Тома» Артур Верлен
Возраст: 37 лет
Пол: мужской
Род занятий: Доктор физико-математических наук

 

 

Если прикрыть глаза и на миг отключиться от воспоминаний о последних месяцах, то его фантазии вполне бы хватило, чтобы представить себе вокруг не лагерь беженцев от суровых безумных реалий нынешнего мира, а внутренний двор Университета, с его причесанным газоном, дорожками из гравия и прекрасными тенистыми уголками, где на траве сидели студенты и преподаватели во время обеда или вечерами после занятий.

 

Тихий гомон неразличимых голосов и шелест гравия под чужими шагами.

 

Но вот его фантазия нарушена – запах разложения. Паника. Ощущение загнанности в угол.

 

Скрипучие нечленораздельные стоны и тревожный шелест гравия под ногами, некоторые из которых словно подволакиваемы своими хозяевами.

 

Шелест все громче, тревожнее, ближе.
 

Ближе...

 

 

- Тома! – окликает его кто-то.

 

Трость, которая до этого лежала на коленях у Верлена, соскальзывает в траву.

 

Он оборачивается. Заходящее солнце бьет подошедшей женщине в спину, поэтому сложно различить кто это.

 

- Пора начинать готовить ужин. Скоро все соберутся.

 

- Да, конечно. Через минуту подойду, - он кивает, щурясь.

 

Сердце все еще колотится от резкого оклика и выныривания из неспокойной фантазии.

 

(Воспоминания?)

 

Следует подняться и пойти на кухню – в последнее время от него мало пользы. Все, что ему было под силу починить в найденных электроприборах, он починил. Занимался ремонтом по мелочи и вне сферы электроники, но сложные для него задачи вроде строительства пришлось отмести – дважды он упал с импровизированных лесов. Дисплазия тазобедренного сустава не позволяла ему маневрировать и спокойно передвигаться в подобных условиях, а трость только мешала. Пришлось уходить на кухню, быть подручным у медиков и хвататься за любую мелочь, лишь бы на душе не было гадливого ощущения бесполезности.

 

Пусть наступит время,
Что любимо всеми.
Так терпел я много,
Что не помню сам;
Муки и тревога
Взмыли к небесам,
И от темной жажды
Вены мои страждут.
Пусть наступит время,
Что любимо всеми.
Брошенное поле
Так цветет порой
Ароматом воли,
Сорною травой
Под трезвон знакомый
Мерзких насекомых.

Пусть наступит время,
Что любимо всеми.