1
Петр Иванович Френчкрель был очень взолнованным человеком. Он всегда волновался и не мог смотреть людям в глаза и бывало, что отводил свой взгляд, если на него начинали смотреть. А смотреть-то на него смотрели! У него было лицо рябое, кривое и накрененное так, что будто бы на тебя смотрело колесо экипажа, не мазанное и не чиненное в течение продолжительного времени. Тогда он уходил и скрыпел, но не лицом-колесом, и не колесом, а своими нарочито дурными башмаками. Когда же его спрашивали о его неловкостях, он умудрялся краснеть, потом же, сине-зеленея, становился белым и говорил что-нибудь соверенно дурное. Тогда он смущался еще больше. Однажды у него состоялся такой диалог:
— "Не властен ли горшечник над глиною, чтобы сделать из нее один сосуд для высокого употребления, а другой для низкого?" — спросил его человек в искрометно не по голове надетой шапке.
— "Я право не уверен," — отвечал Петр Иванович — "я думаю, что ответ на сие высказывание мог бы быть да?"
— "Вы так действительно считаете?"— строго переспросил любопытствующий в искрометно не по голове надетой шапке.
— "Или нет..." — усомнился г-н Френчкрель.
— "Что же, так как вы считаете?"
Петр Иванович начал свои обыкновенный обряд цветоизменения и сим загипнотизировал въедливого спрашивальщика так, что того начало рвать и порвало ему искрометно не по голове надетую шапку. И когда ея остатки сдуло ветром, господа раскланились и были таковы. С тех самых пор они избегали встречаться друг с другом на улице, а встречавшись взглядами тотчас расходились по сторонам.
Подобные разговоры были для Петра Ивановича часто переживаемыми в области внешнего мира, то есть уличного пространства, где он, сообразуясь с хаотическим движением тел в открытой системе, активно сталкивался со странными и очень неприятными в разговоре людьми. Однажды он был пристыжен работником психической промышленности, который явился ему в виде санитара или очень обеспокоенного врача. Он ощупал его с ног до головы, потрогал за башмаки, совершенно любительски сидевшие на ногах Ивана Петровича, померял пульс его сердца взглядом, и наконец высказал свои "фи". Только Петр Иванович начал смущаться как достопочтенный работник скрылся из виду, оставив нашего героя в раздумиях. Башмаки тогда его поскрыпели по мостовой далее. И мудрый не преминул бы задаться вопросом: отчего работники психической промышленности могли воплотиться, где им заблагорассудится, и трогать людей за что угодно? Так же и Петр Иванович думал над сей странностью, однако не так давно он узнал ответ от очень тучной собаки: психическая промышленность была лишь в процессе зарождения индустриального общества, потому в психическом производстве не задумывались о принципах устойчивого развития, и частым явлением было то, что товары писхической промышленности перенасыщали рынки и провоцировали кризисы и обвалы.
— "Не властен ли горшечник над глиною, чтобы сделать из нее один сосуд для высокого употребления, а другой для низкого?" — спросил его человек в искрометно не по голове надетой шапке.
— "Я право не уверен," — отвечал Петр Иванович — "я думаю, что ответ на сие высказывание мог бы быть да?"
— "Вы так действительно считаете?"— строго переспросил любопытствующий в искрометно не по голове надетой шапке.
— "Или нет..." — усомнился г-н Френчкрель.
— "Что же, так как вы считаете?"
Петр Иванович начал свои обыкновенный обряд цветоизменения и сим загипнотизировал въедливого спрашивальщика так, что того начало рвать и порвало ему искрометно не по голове надетую шапку. И когда ея остатки сдуло ветром, господа раскланились и были таковы. С тех самых пор они избегали встречаться друг с другом на улице, а встречавшись взглядами тотчас расходились по сторонам.
Подобные разговоры были для Петра Ивановича часто переживаемыми в области внешнего мира, то есть уличного пространства, где он, сообразуясь с хаотическим движением тел в открытой системе, активно сталкивался со странными и очень неприятными в разговоре людьми. Однажды он был пристыжен работником психической промышленности, который явился ему в виде санитара или очень обеспокоенного врача. Он ощупал его с ног до головы, потрогал за башмаки, совершенно любительски сидевшие на ногах Ивана Петровича, померял пульс его сердца взглядом, и наконец высказал свои "фи". Только Петр Иванович начал смущаться как достопочтенный работник скрылся из виду, оставив нашего героя в раздумиях. Башмаки тогда его поскрыпели по мостовой далее. И мудрый не преминул бы задаться вопросом: отчего работники психической промышленности могли воплотиться, где им заблагорассудится, и трогать людей за что угодно? Так же и Петр Иванович думал над сей странностью, однако не так давно он узнал ответ от очень тучной собаки: психическая промышленность была лишь в процессе зарождения индустриального общества, потому в психическом производстве не задумывались о принципах устойчивого развития, и частым явлением было то, что товары писхической промышленности перенасыщали рынки и провоцировали кризисы и обвалы.
