Глава 1
Первым, что ударило словно рыцарский клевец по черепу, был отвратительный запах навоза, который забивался в ноздри и щекотал что-то в глубине черепа с таким режущим и отвратительным напором, что живот скрутило и с губ сорвался надсадный кашель. Он бы вырвал – будь чем.
Его ладони слепо и бесконтрольно заворошили колючее сено, обхватывающее бренное тело колючим ложем со всех сторон, беспощадно терзая неприкрытую одеждой плоть. Сквозь дрожащие веки он не видел, но отчётливо ощущал на коже ладоней остающийся маслянистый влажный след от замешивания высохших стеблей вокруг себя.
- Дерьмо! – рефлекторно сорвался сдавленный хриплый возглас, который донельзя лаконично характеризовал сложившуюся ситуацию.
Одновременно это было немалой ошибкой, так как теперь колючие пучки сена нашли свой путь в более пикантные отверстия, забиваясь в рот и заставляя вырываться из груди ещё более надсадный кашель. Но такая встряска наконец выдернула стагнирующий залепленный дрёмой разум из полуживого коматоза, даруя ему цель и направление. По крайней мере на короткий промежуток времени.
Напрягшись и подобрав под себя ноги, он смог нащупать в полутьме опущенных век подобие твёрдого дна и сжался, словно напряжённая пружина, чтобы в тот же момент выпрямиться и рвануть навстречу свободе.
И словно арбалетная стрела вылетел из стога сена, взмывая на короткое время в воздух, отрицая земное притяжение, чтобы тут же рухнуть вниз, в последний момент закрывая лицо руками. Свист в ушах и зубодробительное падение на деревянный пол тёмного амбара. Немилосердные доски приняли груз его тело, а инерция тут же толкнула прочь, заставляя сделать несколько кульбитов, собирая конечностями и боками все шероховатости и неровности. Немного не рассчитал силы.
Когда движение прекратилось, он ещё какое-то время пролежал на спине, опустошённо созерцая дырявый тёмный потолок, сквозь который в прорехи был виден чёрно-синий купол ночи, впитавший в себя мириады россыпей сапфиров звёзд, сплетавшихся друг с другом в потоках космических неведомых течений.
- Неисповедимы пути твои, Боже. – изрёк он, разлепляя ссохшиеся губы, изображая на бледных бескровных губах подобие улыбки.
Рождённый в полночь, под сенью дырявого сарая в куче сена и навоза. До чего поэтично. Вздохнув, он согнулся и с некоторым сожалением перешёл в положение сидя, критически осматривая свою коричневую рясу. Шерсть кое-где истёрлась до почти прозрачного состояния, где-то скаталась, а теперь ещё и была облеплена омерзительно-липким сеном и ещё чем-то склизким. По крайней мере сандалии на босу ногу были ещё целыми, хотя ремешок на правой тревожно поскрипывал и вообще успел побелеть от постоянного трения.
- Нужно будет выпросить новую пару. – буркнул он себе под нос, отряхивая своё облачение, пусть это было всё равно что пытаться затушить лесной пожар ведром воды.
Резко подобравшись, мужчина встал на ноги, вращая головой в поисках выхода. Конечно, место было донельзя приятным и уютным, но задерживаться тут в его планы не входило. Рано или поздно сюда завалиться владелец…и это в любом из вариантов будет не самое удобное для него лично время.
В полутьме было крайне сложно что-то толком разобрать, а потому то и дело приходилось натыкаться на полусгнившие ящики, едва не разваливающиеся от лёгких пинков ногами, то на разные подвешенные и лежащие на полу инструменты.
- Бардак, дьявольский бардак… - всё так же хрипло бормотал он себе под нос, уворачиваясь от тёмного силуэта свисающего крестьянского серпа.
Но вот – его страдания вознаградились и впереди забрезжил тонкий лучик лунного света, пролегающий от неплотно сомкнутых дверей по деревянным доскам и устилающему их свалявшемуся сену. Уже более уверенным шагом и с помощью приноровившегося к темноте зрения, он оказался рядом с выходом и впился холодными пальцами в ещё более холодно-обжигающий метал задвижки. Длинная полоса металла с грубо откованным в сторону языком натужно заскрипела от приложенных усилий, настырно застревая в проржавевших держателях. Однако старания были вознаграждены и с глухим стуком язык ударился о деревянную балку, а большие деревянные створки подались вовнутрь.
С лёгким скрипом чуть приотворив одну, он выскользнул наружу, словно бесплотная ночная тень, оставляя за собой след из опадающих высохших стеблей.
***
Бледный истрёпанный лик усыхающей Луны заливал окрестности молочным болезненным светом, добавляя в палитру бархатно-чёрной ночи вкрапления серебра, дающие подобие путеводной нити для тех, кто отринул сон в столь поздний час. И, как правило, в этот час добрых людей на улице не сыщешь, особенно если это такой гнилой и глухой переулок как этот – где расположились обветшалые склады и стоящие буквально через дорогу трущобные лачуги обнищавших владельцев развалин наподобие той, которая сейчас была у выскользнувшего наружу ночного гостя.
О такой роскоши, как каменная дорога, местные обитатели явно не знали, поэтому первым делом босые ступни погрузились едва ли не по щиколотку на щедрый слой грязи. Подол шерстяной мантии окончательно и бесповоротно испачкался во влажной жиже и спасать его уже не было никакого смысла. После недавних дождей почти любая дорога превращалась в испытание.
Но это не могло сбить всё больше поднимающийся дух рождённого из стога грязного сена. Свежий воздух, пусть и провонявшийся навозом, был той роскошью, что нельзя было позволить себе в затхлой развалине.
Под аккомпанемент чавкающей под ногами грязи он направился прочь целеустремлённым шагом. Фигуру в коричневой рясе провожали пустые тёмные глаза лачуг, словно глазницы мертвецов неотрывно пялились на странно-живого посетителя в их царстве тлена и упадка.
Маленький бледный червячок голода забился куда-то под рёбра, едва ли подавая о себе знать. Впервые за долгие-долгие дни он ощущал это дурманящее чувство сытости. Пусть и не помнил когда и где успел так основательно подкрепиться…чёрная пелена сомнения набежала на его разум, но он почти тут же отмахнулся, не давая подспудным мыслям портить такое безоблачное настроение.
- Всё в порядке вещей. Разве я не собирался подкрепиться перед тем, как зайду в город? – успокаивающе пробормотал он себе под нос, унимая и не думающую отступать тревогу.
Однако размышления наедине с собой в тени трущоб разбились пронзившем прохладный воздух оглушительным в тишине звоном колокола.
Бом-м-м
Короткий, одинокий звук, поразивший ночного скитальца словно гром среди ясного неба, заставляя замереть и едва ли не задвигать ушами, почти обращаясь в слух.
Бом-м-м
Второй удар колокола отпечатался в реальности, не оставляя сомнений в собственном существовании. Медленно, тёмные глаза обратились к востоку, где непроглядно-чёрное небо стало напитываться тонкими жилками, словно на белке глаза, золотисто-лазурного цвета, играющего контрастами с бездной отступающей ночи. Самой тёмной перед…
- Дьявол! – выругался он, выходя из ступор и бросаясь в стремительный бег прочь и дальше по улице.
Как немало глупцов излишне зазевалось и пало жертвой первых лучей рассвета, как много самонадеянных глупцов не обращали на движение и цвет звёзд во время отсчитывания минут и часов своего ночного бдения. И он, идиот, попал в этот список, пусть и считал всегда себя выше подобных глупостей.
Дом проносился за домом с ураганной скоростью, пока ноги мелькали под зажатым в руках подолом рясы. Улица за улицей. Дорога становилась всё более культурной. Появлялась брусчатка, дома избавлялись от корёжащей их гнили и даже обретали свежую краску на своих высоких каменных стенах. На ветру шелестела листва деревьев, холмы поднимались вверх и бросались вниз потоками камня, пролетающего под ногам.
Бом-м-м
Повторялся звон, почти оглушительный для чувствительных ушей, но теперь находящийся очень близко. Верный знак. Взгляд, брошенный на небо, поселил в душе раскалённый алый ужас, поднявшийся мутной вязкой пеленой из глубин души, сковавший разум и бросивший его в лихорадочное и безумно стремительное безумие.
Там, наверху, расцветали розы облаков, напитывающихся золотистой лазурью, почти поглотившей половину небосвода. И с беспощадных голубеющих небес на грешную землю просыпались лучи солнца, чертившие на крышах домов и куполах церквей узоры света.
Бом-м-м
Колокола неспешно и величаво, пронзительно и вибрирующе приветствовали рассвет. Торжество Бога на грешной земле и его победу над проклятыми ночи.
Кровь пульсировала в ушах, застилала глаза, пока он выпущенной стрелой пронёсся ураганом сквозь городскую площадь с преследующим по пятам солнцем, заливающим небо. Почти овеянный лучами беспощадного солнца, он оказался перед высокими воротами мрачного и величественного храма. Рука бледной змеёй рванула из рукава мантии и ухватилась за ручку двери. Плоть зашипела и запузырилась от коснувшегося его света, испуская отвратительный запах обуглившейся плоти.
Но он, словно не замечая этого, резко рванул дверь на себя, вырывая изнутри затвор и залетая в храм. Сквозь цветные витражи солнце чертило свои новые узоры на мозаике пола и он, на волнах безумия, словно израненный зверь, ринулся вниз, в спасительную тень подвальной части храма, спуск куда был у самого входа в церковь. Не замечая очередной двери, он сорвал её ударом кулака с петель, забуриваясь всё дальше в такой уютный сейчас мрак крипты, забиваясь в дальний угол за саркофагом и сворачиваясь в позу новорожденного, ощущая как вместо волны лихорадочного безумия приходит спасительное забытие.
- Как зовут тебя?
- Брат Александр. Францисканец.
