В 1997 году меня пригласили принять участие в симпозиуме «Шведы и Русский Север: историко-культурные связи», который проводился в Кирове. В период Северной войны в городах Вятской земли и Северного Прикамья размещали пленных шведских военных. Поэтому от того времени в архивах и библиотеках данных городов сохранилось немало ценных документов и разнообразных материалов, которые не в полной мере были введены в научный оборот. Для привлечения внимания к этим ценным источникам, а также в связи с юбилеем архитектора А.Л. Витберга (1787-1855), проживавшего и работавшего в Вятке в 1835-1840 гг., и был организован симпозиум.
А.Л. Витберг, как известно, был сыном «лакировальщика шведской национальности», перебравшегося в Петербург и прочно обосновавшегося в русской столице, так что в 1818 г. он даже стал дворянином Российской империи. Тогда же его сын Карл-Магнус принял православие и в честь восприемника от купели императора Александра получил при миропомазании имя Александр. Вот все перечисленные обстоятельства и послужили к тому, что 14-16 мая 1997 г. в Кирове состоялось научное мероприятие. А поскольку я уже несколько лет проживала в Швеции и работала в рамках различных шведско-русских проектов по сотрудничеству, то и получила от Н.Н.Толстой – коллеги по одному из таких проектов – приглашение приехать в Киров. До переезда в Швецию я была историком с достаточно солидным опытом, но занималась научно-исследовательской работой в области востоковедения. За годы жизни в Швеции, после того, как я освоила шведский язык, то заинтересовалась работами шведских историков, в том числе и по русской истории. Многое в них вызвало мое изумление, я стала набрасывать кое-какие заметки по ходу чтения. Названные заметки я и оформила в тезисы для симпозиума, они были позднее опубликованы в сборнике «Шведы и Русский Север». Это была моя самая первая публикация по тематике русской истории. И посвящена она была именам древнерусских князей и критике версии их шведского происхождения.
Как и всякая первая небольшая публикация по теме, она в значительной степени строилась на предположениях и просто обычной логике. Шведские этимологии русских летописных имен Олега и Ольги с первого взгляда поразили меня своей нелогичностью, что я и постаралась показать в тезисной форме, при этом, не имея никакого понятия, в какое осиное гнездо сунула палку. В той научной отрасли, в которой я до этого работала, не возбранялось выступать с рабочими гипотезами, хотя дискуссии по новым концепциям могли принимать и очень жесткий характер.
Итак, в моей первой публикации об именах Олега и Ольги я написала, что утверждение о происхождении имени Олег от скандинавского Хельге (Helge) в значении святой/helig представляет из себя абсурд, ибо святые – понятие, связанное с христианством, а христианство получило широкое распространение в скандинавских обществах не ранее конца XI в., соответственно, тогда и могло появиться имя Хельги как производное от слова helig – святой. Поэтому, по логике вещей, оно не могло быть заимствовано в IX в. на Руси и превратиться там в русские имена Олег/Ольга (Грот Л.П. Мифические и реальные шведы на севере России: взгляд из шведской истории // Шведы и Русский Север: историко-культурные связи. Киров, 1997. С. 153-155).
С тех пор прошло изрядное количество лет, в течение которых мои исследования по проблематике начального периода русской истории, начавшиеся по чистой случайности, превратились в постоянную профессиональную работу. В ходе этой работы мне удалось выяснить три столпа, на которых покоится система взглядов, известная как норманизм. Первый – это скандинавское происхождение летописных варягов, второй – Рюрик был вождем скандинавских отрядов, причем, не то завоевателем, не то контрактником (за 200 с лишним лет норманисты так и не договорились, кем же он был на самом деле), и третий – это древнескандинавское происхождение имени Руси, – всё это есть плод нечестивого союза шведского политического мифа под названием рудбекианизм и западноевропейских утопий от готицизма до теории Общественного договора
Ни один из упомянутых постулатов норманизма не имеет научного происхождения и, следовательно, научными методами не может быть доказан просто по определению. Поэтому ни один из них до сих пор и не доказан, ибо одно только неустанное повторение названных постулатов как мантры за научную аргументацию выдаваться не может.
Помимо выявления общей ненаучной гносеологии норманизма мне удалось показать в своих в работах, что шведская область Рослаген, которую нам в течение 200 с лишним лет навязывали в качестве прародины Руси (дескать, русы вышли из Рослагена, из Средней Швеции), не существовала в IX веке, т.е. ее не имелось в природной наличности в то время, с которым связывается призвание Рюрика с братьями. Области этой не было в силу геофизических особенностей развития восточного побережья Швеции — подъема дна Балтийского моря. Уровень моря был на 7-8 м выше нынешнего, а из-под воды никто прийти не мог.
Кроме того, сейчас хорошо известно, что ни в Дании, ни в Норвегии не имелось судов такого типа, которые могли бы плавать по восточноевропейским рекам. Традиционные скандинавские килевые суда с клинкерной обшивкой, приспособленные для морских плаваний, не годились для плавания по русским рекам с порогами и волоками, а в Швеции вообще пока найдены только суда, пригодные для каботажного плавания. Поэтому выходцам из скандинавских стран вообще не на чем было бы добираться до Новгорода, не то что, до Киева.
Нокаутирующий удар по норманизму, выражаясь словами И.Л. Рожанского, нанесла ДНК-генеалогия, результаты исследований которой показали, что скандинавский субклад Z284 не обнаружен на территориях Древней Руси в количествах, подтверждающих миражи норманизма.
Но привычка – страшная сила. Несмотря на то, что сейчас совершенно очевидно, что не было никаких выходцев из скандинавских стран на Руси в средневековый период, бессмыслица о скандинавском происхождении русских летописных имен продолжает крутиться в сознании россиян, как мусор в вешних водах. Поэтому сейчас, затратив изрядное количество лет на выявление ненаучной гносеологии норманистских постулатов вообще, я перешла к критическому анализу норманистской фантазии о скандинавском происхождении русских летописных имен, для чего придется подробно рассматривать каждое имя в отдельности.
Осенью этого года на конференции в Липецке я представила доклад «Великий русский князь Олег: имя и личность». Материалы конференции были опубликованы. Поэтому всем, кто интересуется научным анализом древнерусских имен Олег/Ольга и как в свете научного анализа выглядит их утверждаемое скандинавистами тождество с именем Хельги, рекомендую ознакомиться с этой статьей по ссылке. Но данная статья – только краткий вариант раздела о русских летописных именах, который я отправила в четвертый выпуск серии «Изгнание норманнов из русской истории» и который находится в производстве. Поэтому для желающих более подробно узнать о результатах моего исследования имени и личности князя Олега предлагаю следить за сообщениями на Переформате: мы известим читателей о том, когда четвертый выпуск «Изгнания норманнов…» выйдет из печати.
И сразу могу сказать, что мои первые выводы 17-летней давности, продиктованные больше интуицией (ведь первая публикация – это всегда только первый шаг), подтвердились: заявления норманистов о том, что древнерусские имена Олег/Ольга произошли от скандинавского Хельги есть абсурд. А подробности – в статье, далее – в книге.
Но я понимаю, что этих работ будет недостаточно, поскольку наша историческая мысль настолько засижена норманизмом, что придется терпеливо рассматривать многие факты каждый в отдельности, в особенности, факты использования личных имен, которые пытались привязать к идее «скандинавства» русских имен. Так, в связи с моей статьей о Рослагене одним читателем недавно были заданы вопросы, касающиеся упоминания имени Helgi в шведских рунных надписях и датировки этих надписей. В вышеназванной статье я не приводила данных по имени Helgi из шведских рунных надписей за ненадобностью (как думалось мне!) в силу того, что современные поиски скандинавского прототипа для князя Олега передислоцировались на датско-норвежских «героев». Однако видимо адепты идеи прародины Руси из Швеции не желают покидать кущи рудбековской «Атлантиды», поэтому разбор шведских рунных надписей, где упоминается имя Хельги, придется сделать для читателей Переформата. Постепенно я рассмотрю их все, но начну с одного из тех рунных камней, по которому был задан вопрос.
Это SM101 – рунный камень из Смоланд, Ноббельсхолм, приход Нэвельшъё. Он представляет собой высокий узкий столбик из гранита, на котором высечена не совсем обычная надпись, согласно которой некоего Гуннара его брат Хельги похоронил по христианскому обряду в Англии, в Бате. А дома в Нэвельшъё его сын Гуннкель установил в честь отца памятный камень. Камень орнаментирован христианским крестом. Надпись на камне гласила:
: kun(t)(k)el : sati : sten : þansi : eftiR : kunar : faþur : sin : sun : hruþa : halgi : lagþi : han : i : sten:þr : bruþur : sin : a : haklati : i : baþum
Gunnkell setti stein þenna eptir Gunnar, fôður sinn, son Hróða. Helgi lagði hann í steinþró, bróður sinn, á Englandi í Bôðum.
Gunnkel satte denna sten efter Gunnar, sin fader, Rodes son. Helge lade honom, sin broder, i stenkista i England i Bath.
Гуннкель установил этот камень в память своего отца Гуннара, сына Роде. Хельги, его брат сделал для него саркофаг и похоронил его по христианскому обряду в Англии, в Бате.
Камень стоит на границе трех селений при проселочной дороге. Вероятно, он служил межевым знаком, разделявшим Восточный и Западный херады или сотни, т.е. административно-территориальные единицы. Известны и другие рунные камни в Смоланд, использовавшиеся в качестве межевых знаков.
Шведский ученый Рагнар Кинандер (Ragnar Kinander), исследовавший рунное наследие Смоланд, отметил, что в данной надписи упомянуты три поколения одного семейства. Братья Хельги и Гуннар находились в Англии, где Гуннар скончался, и его брат Хельги устроил ему достойные похороны, заказав для погребения в Бате каменный саркофаг. При этом, отмечает Кинандер, на память невольно приходит найденный в 1852 г. в соборе Святого Петра в Лондоне фронтон саркофага с рунами, датируемый серединой XI в.
Этой фразой Кинандер как бы пытается установить возможную точку отсчета для датировки памятного рунного камня в Смоланд – это середина XI в. То, что ранее XI в. надпись не могла возникнуть, подтверждается и данными использования имени Гуннар. В шведском именослове оно зафиксировано на рунных камнях с XI в. (Ivar Modéer, Svenska personnamn. Lund, 1964. S. 61), а в датских именословах – с XII в. (Danmarks gamle parsonnavne. Under medvirkning af Rikard Hornby. København, 1936-40. S. 410). Смоланд была областью, больше подверженной датскому влиянию в силу близости к Халланд и Блекинге, долгое время находившихся под властью королей данов.
Но есть и другие соображения, в силу которых данное событие – смерть в Англии выходца из Смоланд Гуннара и установка ему мемориального камня на родине можно отнести к более позднему времени. Для более точной датировки надо сделать комплексный анализ источника, т.е. рунной надписи.
Первое, что следует отметить, это то, что надпись, безусловно, сделана верующим христианином, причем христианином не в первом поколении, а как минимум, в третьем. История распространения христианства в Смоланд известна. Утверждение там христианства связывают с крестовым походом норвежского короля Сигурда Крестоносца (1090-1130), совершенного в 1123 г. Осталось описание этого похода и характеристика населения, еще тогда настолько приверженного язычеству, что только немногие из них соглашались креститься. Преувеличено ли значение Сигурда Крестоносца в распространении христианства в Смоланд или нет (сейчас даже подвергают сомнению и сам факт крестового похода Сигурда в Смоланд), но с именем этого короля и его отца связаны также походы на Британские острова. Отец Сигурда король Магнус Босоногий совершал завоевательные походы в Ирландию и на север Британии, в результате которых ему удалось подчинить часть островов в Ирландском море (о. Мэн) и в Атлантическом океане (Гебридские острова).
В 1098 г. Магнус и его отряды вмешались в борьбу между английским королем Вильгельмом II Руфусом и Уэльсом на стороне валлийцев. Магнусу удалось разбить англо-норманские отряды и приостановить завоевание Уэльса англичанами. Сигурд сопровождал отца в походах на Британские острова и оставался править как король Мэна и других островов в отсутствии отца, возвращавшегося в Норвегию.
Возможно, эти походы норвежских королей увлекли на Британские острова и выходцев из Смоланд, тем более что вопрос о том, власти какого короля была подчинена Смоланд, очень долго оставался открытым. Договор о границах между датским и шведским королем в южных землях современной Швеции, согласно П. Сойеру, был заключен только в XIII в., а не во второй половине XI в., как предполагалось ранее (Sawyer P. «Landamæri 1». The Supposed Eleventh – Century Boundary Treaty between Denmark and Sweden // Fesrskrift til Olaf Olsen på 60-års dagen. København, 1988). Бат же до начала XIII в. являлся резиденцией епископа Уэльса и был, таким образом, престижным местом для упокоения состоятельных людей, в том числе и иностранцев.
Теперь сложим воедино все имеющиеся в нашем распоряжении кусочки мозаики: активность короля Сигурда в Смоланд, его участие в походах отца на Британские острова, которые, наверняка, предоставляли неплохую возможность как для короля, так и для его людей по законам войны улучшить свое экономическое положение. По крайней мере, это единственное реалистическое объяснение тому, как братья Хельги и Гуннар попали в Бат, где Гуннар незадачливо скончался, однако, был похоронен с подобающим достоинством. Ведь область Смоланд вплоть до XII в. была одним из самых глухих уголков будущей Швеции. На начало XI в. ее население насчитывало всего 7800 чел. (Грот Л.П. Ранние формы политической организации в истории скандинавских стран в освещении шведской историографии // Ранние формы политических систем. СПб., 2012. С. 213). И выходит, что более исторически достоверной для рассматриваемой рунной надписи из Смоланд представляется первая половина XII в.
В завершение вернусь к вопросу читателя, заинтересовавшегося шведскими рунными надписями с именем Хельги. Его привела в смущение вычитанная где-то версия норманистов о том, что Gunnar – это посол Игоря, а Helgi – это якобы Ольга. Буду очень просить читателя дать ссылку на поле чудес, где пасется такой дремучий, такой забыдущий норманизм. Так значит, кто-то в этой среде может думать, что князь Игорь отправлял своих послов не только в Византию, но и в Англию, транзитом через Смоланд, где и поставили межевой камешек? Ну, что тут посоветовать нашему читателю?
Во-первых, отправить творцам этой «версии» этикетку: «Записки сумасшедшего» а ля Н.В. Гоголь и с датировкой, как у гоголевского героя – мартобря 86 числа, между днем и ночью. Во-вторых, быть осторожнее с норманистскими перлами: глупость может оказаться заразной. И в-третьих, перечитать еще раз мою статью, из которой совершенно ясно, что Helgi – это уменьшительная форма мужского имени, в силу чего Ольгой никак не может быть. А кроме того, раз это уменьшительное имя (Вася, Коля, Ваня), то оно не может употребляться и для княжеского/королевского имени, о чем также подробно рассказывается в статье.
Продолжение следует…
