Свора стояла, и с раскрытых челюстей капала на скользкую слякоть, укрытую слоем мусора, кипящая кислотой слюна, со змеиным шипением растворяясь в дроби тяжелых капель дождя. Замотанные в кожу и обитые металлом – выступавшие на груди жестяные вставки, грубые, выполненные в байкерском стиле пряжки широких кожаных ремней, висящие с пояса звенья цепей, намотанные у некоторых на толстые щитки предплечий, – эти звери теперь не казались побитыми псами, забредшими в котлован, чтобы истечь кровью и дожить свой век в шуме ливня, постепенно утопая в бурлящей грязи. Судя по желтизне кривых зубов, потертым косухам и впалым небритым щекам, над которыми горело кровожадной злобой толстое стекло испепеляющих Серба глаз, они были не падалью – эти уродливые твари были как раз теми, кто эту растерзанную падаль ел.
Они обступали его вчетвером, скалясь и рыча в непроглядную мглу – на необъятную тень, что будто выросла из-под земли, воплотилась из мрака карающим духом отмщения. Оказавшись с ним наедине, в гнетущем сумраке тупикового переулка, единственный выход из которого скрывала бы огромная, нависшая над своей жертвой молчаливая фигура бритоголового амбала, каждый из них начал бы в ужасе рвать свои пальцы об каменную кладку стены, ломая окровавленные ногти в надежде выбраться из этого кошмара. Слушая нарастающий гул тяжелой поступи за спиной, половина из них вряд ли бы даже обернулась, заливая расцарапанный кирпич слезами и молясь, будто у Стены Плача, перед неминуемой кончиной их грешной, порочной жизни в пламени Армагеддона. Остальные же, пожалуй, решили бы встретить свою смерть, гордо глядя ей прямо в бездну омертвевших, нечеловеческих глаз, с хрипящим смехом безумия отмахиваясь своим жалким оружием, кромсая сгустившийся воздух на черные лохмотья мрака. По одиночке они бы умерли, терзаемые мукой безысходности, чувствуя, что все это – лишь справедливая плата за их деяния; стоя в стае и ожидая своего вожака, они набрасывали на лицо боевой оскал, разгоняя гнетущее их чувство страха. Кем Серб был в их глазах? Байкером из другой банды, нанятым по их души за недавний кровопролитный рейд? Мстителем-одиночкой из обездоленных семей, которые они оставили без крова? Или же просто мрачной сущностью, воплощенной из их страха за содеянные грехи под сенью господнего взора?
Кем они его считают, ему было плевать. Главное, чтобы они
чувствовали, как тьма окружает их, обволакивает и проникает внутрь – словно влага грязи, затекающая в их ботинки через отодранный рант над подошвой. Стоя на дне котлована, под терзающим сущее ливнем, ему было достаточно одной мысли, и Тварь, ревущая у него внутри, лишь гулко ей вторила.
Покрытый шрамами, что вторят вековым рубцам от мечей и копий на облике моей Твари, я тяжело вдыхаю холодный воздух, расплываясь в гримасе пробужденного ледяного безумия. Я вижу, как ночной мрак на моем фоне светлеет, в страхе отступая перед истинной тьмой, что копилась внутри карстовой воронки, уходящей в глубины земного хтона; свинцовая труба в моей руке кажется зубочисткой, и я сжимаю кулак, расплющивая податливый металл и чувствуя растекающуюся по венам нечеловеческую кровь. Баалор внутри меня обнажает уродливую челюсть, и моя маска трескается пополам, разлетаясь осколками гранита; фоморский король, из глазницы которого сочился багровый гной, вздымался над землей свалки в обличии не менее могущественного хищника, вскормленного кровью и грязью под рокот снарядов, падающих в горящую колыбель. Отец был равнодушен к смерти, однако всегда боялся тьмы, стараясь разогнать её заревом с поля боя и укрыть меня в нём; закаляя меня в горниле войны, он, должно быть, думал, что я смогу развеять мрак, чтобы не стать растерзанным или поглощенным ночными кошмарами.
Теперь же оказывалось, что именно той части меня, которую он так и не смог разглядеть за детскими всхлипами и страхом перед лабиринтами сна, именно тех образов, что всплывали передо мной каждую ночь и за которые отец клеймил меня ссыклом, он сам всегда и боялся.
Я – наёмник. Я стою, готовый занять позицию, вступить в бой и уничтожить моих врагов. Рожденный разрушителем, собирателем душ, я буду приносить огненный шторм с неба и, подобно громовержцу, обрушу его на врагов в виде кровавых капель дождя.
И всё, что мне было нужно – это лишь рог, возвещающий о начале битвы.
Однако, не успел он договорить, как где-то позади раздался подозрительный шорох, заставивший байкеров, резко замолкнуть, и начать озираться, замерев на месте. Там, возле гаражей и испуганно пятившегося механика, промелькнула тень Джейми, и он выглядел совсем не как человек…
В воздухе запахло жареным, и это значило только одно: сейчас будет жарко. Очень жарко. …И теперь, когда я бросаюсь вперед, в выпущенную меня свинцовую дробь, мои шрамы, что вторят зарубцевавшимся ранам на шкуре ослепленного яростью гиганта, сокрытого под моей плотью, загорелись обжигающей магмой.
Яркая вспышка разрядившегося обреза пробила кожу и увязла в мускулах каплями горячего металла: по телу побежали ручейки крови, смешавшиеся с влагой дождя. Воздух разорвали крики и слепая пальба, пока босс этой шайки, переломив обрез, засовывал в него новые патроны: беловолосый урод, криво ухмыльнувшись, побежал наперерез, собираясь вонзить нож и добить подстреленного слона. Разбрасывая летящие комья скользкой грязи, он лишь чудом не увяз в ней, преследуя бритоголового амбала, уходящего от второго выстрела зигзагами среди мелькающих теней: им это, должно быть, напоминало обычную залихватскую охоту, местное развлечение вроде ковбойских игр, где нужно было просто завалить быка и развлекаться с ним вдоволь, кромсая животное. Выстрел, еще выстрел – и тот, от чьих рук грузное тело повалится в грязь, считается победителем. Оскалившийся байкер, сжимая холодную рукоять «выкидухи», именно на это и рассчитывал: нагнав Серба, он изо всей силы вонзил лезвие ему в спину, вогнав нож ударом так глубоко, что почувствовал рукой его пылающее тело. Амбал остановился: ноги его подкосились, пальцы левой руки увязли в слякоти, стараясь удержать огромное тело в равновесии после нанесенных увечий.
— Готово! — крикнул торчок, с шакальим оскалом глядя на согнувшегося чужака с блестящим куском металла, торчащего из него. — Ну что, сука…
Человеческая половина сущего в Сербе горела от боли холодной яростью, прикидывая ход дальнейших действий. Разобраться с напавшим уродом на месте, голыми руками, подставляя себя под пальбу сразу с двух сторон, казалось затеей столь же идиотской, сколь и самоубийственной: сплевывая кровь, вдруг полившуюся изо рта вязкой жижей с привкусом железа, он через силу огляделся вокруг, оценивая обстановку. Другая половина – половина Хищника, направляемая уже рычанием из Предвечной Грезы – раскатилась гулким смехом удовлетворенной Твари, обожженной желанием крови, словно обезумевший берсерк, опьяненный приливом смертоносного адреналина. И, когда мерзкий кусок дерьма в косухе, убрав с лица выбеленные волосы, занес ногу, чтобы столкнуть его в грязь, амбал поднялся и рывком схватил нож, с рычанием вытягивая его из спины и бросая под ноги байкеру.
— Мой ход, — прохрипел Серб в кривой ухмылке и бросился вперед.
Выстрелы звучали, словно раскат грома в шумном ливне, разлетаясь по свалке металлическим скрежетом. Ошарашенный байкер, быстро подняв нож, стиснул зубы и с лицом, полным ненависти, бросился вслед за амбалом, загоняя его к байку своего подельника. Нож, покрытый густой кровью, он на бегу обтер об штаны и перехватил поудобнее, чтобы на этот раз вонзить его в горло добыче. Главное – успеть сделать это быстрее, чем лысый схватится за свою бензопилу и сам заберет право на убийство.
Дождь лил, как из ведра: даже преследуя тварь таких размеров, как Серб, разглядеть хоть что-то в шумном дребезжании капель было невероятно сложно – приходилось стирать заливающую лицо влагу тыльной стороной ладони, чтобы не потерять подбитого амбала из виду. Байкер видел неясные силуэты впереди, бежал изо всех ног, разбрасывая звенящий мусор и чертыхаясь, когда ботинок снова сталкивался с кочкой и чуть не ронял преследователя в грязь, выводя из погони. Обозленный и раздраженный , он решительно собирался нагнать его, чтобы проучить, как следует – и, когда увидел обернувшегося гиганта с бензопилой во вздувшихся гигантских руках, понял, что нагнал.
— Мой ход, — услышал байкер, когда в ужасе сжал глаза и заскользил вперед, пытаясь остановиться.
Безуспешно.
Клочья мяса разлетелись, залив байк и гримассу Серба брызгами липкой жижи, которая еще пару мгновений назад текла по исколотым венам байкера с выкидным ножом. В темноте зрелище разорванного острыми зубьями напополам торчка не выглядело столь впечатляюще, но ударившего в нос медный запах расплескавшихся внутренностей было достаточно, чтобы амбал гулко захохотал, стоя над свалившимися к его ногам останками – и, утолив бурлящую в нем жажду крови, буквально забыл обо всем, что его окружало.
Это было ошибкой.
— А, сука! Тебе п@#%ец, мразь! — заорал лысый байкер, стоявший за его спиной. Он и был владельцем этой ржавой бензопилы и, должно быть, прилично обосрался, потому что никогда не пускал её в дело
по-настоящему. — П@#%ец!
Преодолевая крупную дрожь, что била грубые руки байкера от представившегося ему зрелища, он чуть не бульдожьей хваткой вцепился в ручку оружия, и завязалась борьба под рокот бензопилы, движок которой задымился от напряжения. Пильная цепь надрывно визжала, разрубая капли падающего дождя на мелкие брызги, пока, навалившись всем весом, лысый не вырвал из рук Серба свое громоздкое оружие, буквально чудом не вонзившись им в ногу амбала. Он, рыча с бензопилой наперевес, перехватил выскользнувшую инициативу – в каком-то смысле.
Оборачиваться в поиске Джейми было бессмысленно. С голыми руками против противника с подобным оружием у Серба было не больше шансов выжить, чем оставаясь под огнем обреза, который сейчас плевался свинцом, развлекая папашу. Кровь медленно вытекала из его ран вместе с силой, пока Тварь, будто не замечавшая этого, гулко хохотала внутри: вмиг остудившаяся голова амбала, лицо которого горело в добиравшемся сюда свете размытым красным пятном, совершенно не собиралась разделить с Баалором его кровожадного ликования.
— Ну все, конченный, — тяжело дыша проговорил лысый и поднял повыше бензопилу, мертвой хваткой вцепившись в «инструмент», — без оружия… Ты, сука, покойник…
В критической ситуации, пока остальные думают, ты делаешь – хорошо или плохо, но ты принимаешь решение и реализуешь его. Если останешься в живых, то сам сможешь дать оценку своим действиям, потягивая холодное пиво из бутылки, покрывшейся каплями конденсата; если не останешься – значит, сделал ты все хреново. Мнение достается выжившим.
Руки Серба вцепились в холодный металл «чоппера», сжали его и подняли, отрывая от скользкой земли. Байкер от неожиданности чуть не отпустил пилу, не вполне осознавая, что вообще происходит перед его взором: пока сзади грохотали выстрелы и раздавались крики, окровавленный, оскалившийся амбал держал в руках его тяжеленный мотоцикл, словно мешок с картошкой. Схватив байк и сжимая так, будто собирается вдавить его владельца в землю его же «железным конем», Серб оскалился и проговорил:
— Я вооружен, ублюдок.
Мотоцикл описал кривую дугу прямо перед носом бритоголового торчка, заставив того отшатнуться в сторону, уходя с траектории атаки. Это был лишь маневр – отмахнувшись от лысого и поудобнее взяв прихваченный байк, амбал побежал по разъеденной лужами земле, будто не нес в руках вообще ничего. Байкер, приходя в себя от увиденного, бросился следом, собираясь прикончить этого великана раз и навсегда: огромный силуэт исчез за гаражами, куда стремился еще один подельник банды с пистолетом наперевес.
— Прикончим его! — крикнул лысый, заворачивая следом за Сербом и хлопая по плечу бородатого байкера, выставившего перед собой пистолет.
Наверное, байкер ожидал, что амбал прыгнет на мотоцикл и попытается скрыться среди мусорных куч, разгоняя тишину ревом мотора – тогда его вполне могла нагнать пуля, выпущенная из пистолета с выгравированной на нем черепушкой, затертой и потерявшей блеск из-за частого использования оружия. Или что, улепетывая по неровной тропе меж осыпающихся завалов, он оставит байк как преграду меж ржавых остовов машин, чтобы не дать преследователям так легко себя взять. Или…
Сербу было плевать, о чем думал лысый байкер с бензопилой. Поэтому, когда он только показался в поле зрения, неблагоразумно вынырнув из-за угла и хищно осматриваясь вокруг, мотоцикл, стремительно пролетев семь метров, врезался сразу в двоих любителей быстрой езды, столкнув с ног в гору мусора. Лысый оказался крепче своего напарника: пока козлобородый пытался подняться, придавленный байком и хлопая ладонями в грязных брызгах, торчок с бензопилой уже вскочил, рыча в предвкушении мести.
— Удачи, — кивнул амбал, покрытый ранами, указывая куда-то за спину бритому байкеру. Тот инстинктивно бросил взгляд через плечо – чтобы увидеть, как Джейми, словно разъяренный лев, рвал в клочья босса их банды буквально голыми руками.
— Да вот хер те… — взмахнул лысый бензопилой, поворачиваясь к Сербу и желая закончить начатое.
Но вот Серба там уже не было.
А вот Джейми, который стоял над только что ухнувшим в вязкую землистую глину нокаутированным боссом, остался.
***
Громкий хлопок, ослепительная вспышка, отдача легко ударила в руку – железная хватка даже не дрогнула, только палец расслабился, возвращая крючок в прежнее положение и прижимаясь ногтем к спусковой скобе. Ствол переломлен резким движением; опустевшие гильзы с пробитым капсюлем красными кусками разорванного пластика отлетают в сторону, тонут в липкой грязи под ударами дождевых капель. Обрез опускается, ложится на окровавленное бедро; ладонь прижимается ко лбу, укрывая нахмурившийся прищуренный взгляд от брызгающего в лицо холодного ливня. Глаза придирчиво рассматривают мишень, оценивая, насколько близко к центру угодил этот выстрел.
Этот, например, угодил настолько близко к цели, насколько близко оказался путешественник, направлявшийся в солнечную Калифорнию, а оказавшийся посреди сраного Техаса – то есть, ушел один х@#% знает куда.
Забавная игра.
— Мать твою, ты совсем больной ублюдок?! Ты что там, сука, делаешь? Б@#%дь, мужик, у тебя
реальные проблемы с головой, и тебе надо лечиться, ты слышишь? Слышишь, говна ты кусок?!
Серб досадливо поморщился, снова взял обрез и достал еще два «жекана» из лежащего рядом патронаша, снарядил оружие и задумчиво потер висок укороченным дулом. Патронов со свинцовыми пулями в качестве снаряда оставалось не так уж и много, в отличие от лежащей в грязи груды отслуживших свое пластиковых гильз с вывороченными войлочными пыжами, и это гарантировало амбалу конец игры и начало томительного ожидания, пока папа Джейми, наворачивая круги на угнанном байке, гонялся за последней жертвой. Вскинув обрез и расположив его на подставленное под дуло предплечье второй руки, амбал прицелился, выдохнул и резко зажал курок.
Громкий хлопок, ослепительная вспышка, отдача – и результат, продолжая традицию, был тем же.
Забавная игра, пусть и бесконечно скучная, если большую часть выстрелов ты тратишь на первую же мишень, никак не превратив её в кровавые ошметки метко пущенной пулей.
Перезарядка, еще два патрона, щелчок механизма. Вскинутый обрез, дуло смотрит прямо в цель – в ту самую голову с выбеленными пергидролью волосами, которую неосторожно, вместе с плечом и обмякшей конечностью, он отделил от остального тела бензопилой. Пришлось поискать ключи, чтобы завести один из брошенных здесь «чопперов» и подсветить черепушку фарой – в конце концов, стрельба в темноте ему бы вряд ли далась за столь короткое время, хотя он мог продолжать спускать крючок в попытке попасть с тем же успехом, как если бы он закрыл глаза и палил вообще в другую сторону.
— Боже, мужик, что с тобой не так? Что я тебе сделал? Отпусти меня, господи, дай мне выбраться отсюда, и я клянусь, я НИКОГДА не расскажу об этом дерьмище, что вы тут устроили, я тебе клянусь! Просто открой этот сраный багажник, господи! Открой!
Прицеливание, ровное дыхание, палец медленно давит на крючок… И тут в днище бьет нога этого беспокойного урода, который все это время что-то бухтел, запертый в багажнике старой «Тойоты». Толчки под задницу, рука вздрагивает, выстрел вновь уходит в «молоко».
Нет, ну это было уже ни в какие, мать его, ворота.
— Так, — Серб спрыгнул с днища перевернутого автомобиля, зарядил обрез так, чтобы парень внутри машины слышал щелчок, и затем с глухим стуком приставил его к корпусу машины, чуть проскрежетав дулом и оставив небольшую царапину. — Если ты сейчас не заткнешься, следующий выстрел я сделаю вслепую, не отрывая обрез от багажника. Засохни и лежи смирно, пока я не передумал оставить тебя до прихода папы и мой палец случайно не дрогнул. Условия понятны?
Ну конечно понятны. Лаконичнее было бы сказать «Еще звук – и ты сдохнешь», но бритоголовый амбал, которому сейчас нечего было делать, мог потратить пару лишних минут на проникновенный диалог с этим куском дерьма. Наверняка этот механик, свалив с этой бойни с одним лишь гаечным ключом и решив отсидеться в багажнике, пока резня не закончится, не ожидал зрелища в виде окровавленного потомка Анаким, внезапно раскрывшего его убежище с крайне недовольным лицом. Серб смотрел на механика, механик смотрел на Серба – а затем крышка захлопнулась, а машина внезапно перевернулась, раздавив проржавевшую крышу и оставив сидящего внутри байкера безо всяких шансов выбраться. А затем, через пару минут паники, механик понял, что машина, оставляя за собой глубокую борозду, тащится этим огромным сукиным сыном. В одиночку.
Молчание – знак согласия. Механик оказался не идиотом, и Серб, облокотившись на перевернутую «Тойоту», прицелился, выдохнул, выстрелил и…
— Твою мать! — взревел он, опуская оружие. — Что за дерьмо!
Огромные руки схватили обрез в слепой ярости, сдавив дуло и рукоять в буквальной попытке разорвать оружие напополам. Прошла секунда, две, три – и обрез не выдержал, с громким щелчком развалившись на части. «К черту, — раздраженно подумал амбал и уселся обратно на машину, поправляя кожаную куртку. — О, а вот и папаша.»
— Держи. Подарок за все дни рождения, — угрюмо буркнул Джеймс, приблизившись и швырнув сломанную бензопилу на перевёрнутую дном к небесам легковушку, на которой и восседал анаким. На большее явно рассчитывать тому не стоило. — Починишь, иль на худой конец разберёшь на запчасти. Серб посмотрел на инструмент, превратившийся теперь в кусок бесполезного хлама, который сгодится только на то, чтобы отпугивать им ворон на кукурузном поле, и поднял тяжелый взгляд Джея.
— Напомни мне никогда не просить тебя передать инструмент, — буркнул амбал, смахивая влагу с головы и прихватывая бензопилу. — Не понимаю, как ты еще не открутил руль в трейлере, умелец.
Он спрыгнул вниз, разбивая подошвами скользкую грязь. Подумав сначала передать сломанную пилу папе Джеймсу, Серб хмыкнул и бросил её на землю, решив, что так она будет испорчена гораздо меньше, чем в руках старика; обойдя машину, амбал пригнулся, стиснул зубы и напрягся всем телом, поднимая «тойоту» и бросая её обратно на колеса. Говорить о том, что развал-схождение теперь напоминали походку пьяного забулдыги, не стоило.
— Познакомься с папой, дружище, — проговорил амбал, открывая смятый багажник и пропуская старого хирурга вперед, чтобы тот несколькими глухими ударами погрузил механика в глубокий болезненный сон.
То, что доктор прописал, да?..
Серб, взвалив на плечо обмякшее тело босса и затем подобрав только что отметеленного Джеймсом механика, кивнул старику в сторону открытого гаража.
— У них тут даже радио есть, — проговорил амбал, щелкая на магнитофон и настраивая его так, чтобы антенна ловила хоть какую-нибудь радиостанцию. Тела он, словно мешки с кукурузой, неосторожно свалил в углу – временно, разумеется. — Получше, чем то, что мы обычно слушаем в трейлере.
Выудив из нагрудного кармана косухи босса мятую пачку «Camel», Серб достал сигарету и, высекая огонь, затянулся, невидящим взглядом разглядывая оставшуюся за порогом темноту – темноту, из которой на них кто-то приближался.
https://youtu.be/U72ZRh4W8OU
Сообщение отредактировал OZYNOMANDIAS: 14 февраля 2018 - 02:36
Тема закрыта
