[Joke_p]

Предисловие

Эти сказания об обычных людях и мерах, живущих в Тамриэле Четвёртой эры. Практически отдельные главы-рассказы со своими главными и второстепенными героями, увязывающиеся в единую повесть.

Какие бы события не сотрясали Нирн, его обитатели рождаются и умирают, влюбляются и расстаются, заботятся о хлебе насущном и участвуют в войнах. У каждого - своя судьба и в своём отрезке истории каждый оказывается главным героем.

 

Начиналось всё с небольшого отрывка о ближайших родичах игрового персонажа из Скайрима, который, не будучи «попаданцем», не мог возникнуть ниоткуда. История самого персонажа находится здесь. В той же теме пока лежит и часть «Сказаний Тамриэля», поскольку из-за небольших отдельных кусочков казалось излишним создавать новую тему. Но так как эти тексты уже давно не имеют никакого отношения к прохождению Скайрима, а значит, не соответствуют заголовку означенной темы, предполагаю со временем перенести их сюда же. А пока новую часть начинаю публиковать с «чистого листа».

 

На сей раз это

Истории Золотого Берега

Истории Золотого Берега

 

Нежданная встреча

Нежданная встреча

Фабио Ричи шагал, не замечая ничего вокруг. Каштановые волосы юноши были взъерошены. В минуты сильного душевного волнения, задумчивости или досады он имел обыкновение взлохмачивать шевелюру, запуская в неё пальцы. Попытки матери отучить его от этой привычки оставались тщетными. Сейчас же его настроение представляло собой гремучую смесь трёх этих составляющих.
На нём была роскошная новая синяя замшевая куртка, отделанная золотом, штаны из дорогой материи и красивые удобные сапоги — всё от лучших мастеров в Скинграде, превосходно сочетавшееся одно с другим. Ещё утром он почти уповал на этот костюм, не только богатый, но и бывший ему на редкость к лицу, сейчас же совсем забыл о нём, а случись вспомнить — был бы готов возненавидеть.
Ему снова не удалось не то что поговорить со Стефанией, но даже хоть одним глазком взглянуть на неё. Служанка, открывшая ему, заявила, что та не желает его видеть, и даже отказалась передать ей письмо — последнюю надежду Фабио. Дверь захлопнулась, едва не ударив его по лицу.
Теперь юноша шагал, не обращая внимания на весёлую праздничную толпу, объединившую сегодня город и деревушку, притулившуюся неподалёку от стен Скинграда. Фабио не мог взять в толк, почему его жизнь, столь понятная и размеренная прежде, вдруг пошла кувырком. Ещё недавно он жил в полном достатке, как и вся его семья, и пускай и мог позволить себе такой наряд, как сейчас, но счёл бы это неподобающим расточительством. У него была невеста, с которой они были обручены с рождения и росли вместе, привыкнув к мысли, что рано или поздно станут мужем и женой. Он с малолетства приучался защищать Стефанию, она — заботиться о нём, и оба они — уважать и беречь друг друга. С детства они всюду ходили, держась за руки, а в последний год лёгкое пожатие тонких вечно прохладных пальчиков дарило смутное обещание чего-то большего... когда-нибудь.
Стефания доводилась Фабио двоюродной сестрой — их отцы были родными братьями, испытывавшими искреннюю привязанность друг к другу. Когда у них в один год родились дети — мальчик и девочка, братья увидели в этом знак судьбы и договорились поженить их, когда те вырастут. Желание отцов в обеих семьях было законом, и всё шло к его исполнению.
И вот уютный мир с определённой и понятной, а оттого желанной судьбой начал стремительно разваливаться. В конце лета умер дед Фабио, завещавший своё имение и немалое денежное состояние двоим сыновьям: Павию — отцу Стефании и Тибуру — родителю Фабио. Не успели братья вступить в права наследования, как в начале осени в результате несчастного случая погиб Павий.
Семья Тибура, получившая свою долю наследства, стала одной из богатейших в здешних местах. Теперь Фабио мог без оглядки щеголять в дорогой одежде, на пошиве которой к празднику настояла мать. Сама из низов, Ганна Ричи не могла устоять перед сверкающим обаянием роскоши. Сын же согласился на это, втайне надеясь, что его новое облачение понравится Стефании, с которой он пытался и не мог встретиться уже больше трёх месяцев с самых похорон её отца. Хотя Фабио был искренне готов поддержать кузину-невесту в такой нелёгкий для семьи час, но сколько ни искал он встречи с ней, ответ был один — Стефания не желает его видеть. Если бы она хоть раз вышла к нему, пусть даже для того, чтобы сказать это сама! Уж он сумел бы выяснить, что произошло! Но девушка ни разу не показалась своему жениху, точно винила его в смерти своего отца, что было, конечно, абсолютной нелепицей. Вдвоём с овдовевшей матерью Ларцией они покинули загородное имение, находившееся неподалёку от дома семьи Тибура и перебрались в городской дом, где Фабио даже случайно не мог повстречать свою наречённую.
Он живо представил себе Стефанию. Бледную, белокурую, со светлыми прозрачно-зелёными глазами, с точёным личиком, удивительно тонкую и хрупкую. Внешностью девушка пошла в мать — нибенийку из обедневшего дворянского рода, вышедшую за зажиточного коловианца, ради уровня жизни, достойного её, и довольно умело скрывавшую презрительное отношение к его происхождению.
В день празднования Фестиваля Новой Жизни, Фабио был преисполнен надежды всё-таки увидеться со Стефанией, но бывшая невеста снова даже не показалась ему на глаза.
В неполные пятнадцать лет разрыв с предметом симпатии переживается особенно остро. В свои годы Фабио был ещё совсем мальчишкой, но, разумеется, не считал себя таковым. То, что творилось у него на душе, требовало выхода. Будь причиной разлуки со Стефанией известный ему соперник, юный Ричи затеял бы с ним драку. А что можно поделать, когда не ведаешь причины произошедшего? Как найти виновного?
Фабио казалось, что окружающие исподтишка смеются над ним, хотя на деле многие завидовали. В большей степени свалившемуся на его семью богатству, тем паче, что поговаривали, будто и вторая половина дедовского состояния может достаться Тибуру, и в чуть меньшей — обретённой самим юношей свободе от женитьбы.
Из задумчивости молодого человека вывело внезапное столкновение. Он размашисто шагал не разбирая дороги и в результате подобно тарану врезался в дочку возчика Корнелию, сбив девушку с ног. Шурша взметнулась плотная юбка, мелькнули стройные ноги в изящных чулках и нарядных башмачках — не один Фабио принарядился к празднику. Он смущённо подал Корнелии руку и помог подняться, избегая смотреть ей в лицо, на котором ожидал увидеть возмущение его неуклюжестью. Но при этом его взгляд невольно скользнул ниже на прекрасное колье тонкой работы, которое, будь оно в самом деле из золота с изумрудами, стоило бы совершенно баснословных денег. Для девушки из простой семьи даже подделка выглядела чересчур шикарно, но при этом изумительно ей шла. Центральная подвеска украшения покоилась над ложбинкой высоко приподнятой корсетом груди, весьма внушительной для девицы, которой ещё не исполнилось шестнадцати. Глубокое декольте обрамлялось коротким дорогим рыжевато-бурым мехом отделки её плаща, тёмно-зелёный шёлк которого переливался от малахитового до медного. Поймав себя на том, что бесстыдно пялится на это весьма привлекательное зрелище, Фабио покраснел и, поскорее отведя глаза, всё же посмотрел девушке в лицо.
К его удивлению, та улыбалась, готовая рассмеяться. Досадное происшествие, похоже, только позабавило её. На щеках Корнелии играл свежий румянец, тёмные глаза искрились весельем, каштановые волосы, почти такие же, как у него, но с рыжеватым отливом, обрамляли довольно хорошенькое личико.
Приняв помощь, предложенную Фабио, девушка легко вскочила на ноги. И вместо того, чтобы пойти, куда шла, пристроилась рядом с ним, как-то незаметно взяв его под руку.
— Так куда же ты несёшься сломя голову, аж на людей налетаешь? — игриво спросила возчикова дочка.
В ответ Фабио пробубнил нечто невразумительное, сразу вспомнив, о предполагаемых насмешках окружающих. А Корнелия продолжала:
— Послушай! Никому нельзя позволять портить себе настроение в такой праздник! Пойдём в таверну, выпьем по кружечке пивка и попробуем тебя развеселить.
Фабио, как и любой сын владельца виноградника, учился дегустировать вино, определяя его качество, но это совсем не то же самое, что и пить пиво на празднике. Однако отказаться он посчитал зазорным, опасаясь насмешки. К тому же желание взбунтоваться против неурядиц, происходящих в его жизни, тоже подталкивало к согласию.
По заведённому обычаю, в честь Фестиваля Новой Жизни пиво в тавернах бесплатно наливали всем желающим. Нельзя сказать, чтобы трактирщики любили этот праздник, впрочем, многие использовали его, чтобы избавиться от неудачных напитков, особенно когда большая часть народа успеет как следует поднабраться. Однако Корнелия кокетливо улыбнулась хозяину, и тот нацедил две кружки лучшего коловианского имбирного пива, имевшегося в его заведении, снисходительно покачал головой и, пряча в усах невольную ответную улыбку, проговорил:
— Ох, разоришь ты меня, красавица...
Девушка лукаво стрельнула на него глазами и отправилась к столу, где оставила Фабио, по-прежнему погружённого в мысли о Стефании. Корнелия поставила перед парнем одну из кружек и села напротив, чуть подавшись вперёд, так что её прелести оказались представлены в самом выгодном свете.

 

Умара

Умара

Бабкой Корнелии была рождённая в 68 г. 4 э. нибенийка, не знавшая своих родителей. Маленькую имперку нашли на пороге сиротского приюта в Вейресте, где она получила имя Марсита и откуда вышла юной девицей, одержимой мечтой посмотреть мир. Но реальность сильно отличалась от грёз, и девушке удалось доплыть на корабле только до Анвила, где она и осталась. Вынужденная зарабатывать себе на жизнь, Марсита устроилась прислугой в припортовую таверну. Там она и встретила темпераментного редгардского моряка по имени Юсуф, в котором увидела воплощение своей полудетской мечты о путешествиях.
Страстный хаммерфеллец был безудержен в любви, а его верность многочисленным женщинам заключалась в том, что заведя в каком-либо порту постоянную подругу, он, возвращаясь из плавания, шёл прямиком к ней, привозил какой-нибудь подарок, тратил на неё часть своего жалования и не разменивался на других женщин. Только такие «жёны» ждали его практически в каждой гавани, и ни с кем из них он не заключал брачного союза.
В свою очередь, моряк не требовал от своих женщин хранить ему верность, пока он находился в плавании, только лишь на то время, пока его корабль обретался в данном порту. Если же девушка находила другого, Юсуф отпускал её, отдав привезённый подарок, без упрёков и ревности, а сам отправлялся на поиски новой подруги, благо, будучи помощником капитана «Красной нереиды», только легальная деятельность которого приносила немалые барыши, не идущие, как поговаривали, ни в какое сравнение с доходами от прочих дел, вполне мог себе это позволить. Вышло так, что на Золотом Берегу его подругой стала Марсита.

 Jusuf.jpg   462,05К   2611 Количество загрузок: Юсуф в порту Анвила.
Хотя Юсуф не скрывал, что единственная она у него только в Анвиле, что жениться он не намерен, а наличие у неё детей, равно как и от кого они, его не волнует, пока они не мешают ему приятно проводить с ней время, девушка относилась к нему, как к мужу, была ему верна и ждала его возвращения из плаваний, которые могли продлиться год и более. Во время одной из долгих отлучек хаммерфелльца она родила от него дочь, которую назвала Умарой, полагая это имя вполне редгардским.
Когда тот вернулся, она рассказала ему об этом, на что моряк повторил сказанное ранее: если ребёнок не будет мешать их встречам, то ему неважно, чей он там. На сей раз он оставил «жене» побольше денег, а та на время его приезда попросила присмотреть за годовалой дочерью свою товарку. Так повелось и впредь. Пока редгард был в плавании, девочка находилась при матери, чаще всего крутясь на кухне в таверне. Она быстро научилась не мешать поварам, а то и подать нужный предмет, за что те подкармливали её, а порой и угощали чем-нибудь повкуснее. Стоило же «Красной нереиде» бросить якорь в анвильском порту, и Умара оставалась на попечении других официанток. Если Марсита старалась хранить верность своему «мужу» и отказывалась от непристойных предложений прочих посетителей, довольствуясь скромным жалованьем трактирной прислуги, то её товарки, к тому же не имевшие сколько-нибудь постоянных симпатий, не были столь щепетильны. Так что Умара, остававшаяся с ними по несколько дней, с детства навидалась всякого, и суть того, что происходит между мужчиной и женщиной в полумраке тесной спаленки или мимоходом в закоулке возле кладовки, не была для неё секретом. Со своей стороны, девушки не считали это неподходящим зрелищем для ребёнка: по всему видать, её в дальнейшем ожидает такая же жизнь, и чем больше она поймёт сейчас, тем меньше придётся ей растолковывать после. Таким образом, Умара очень рано открыла для себя эту сторону человеческих отношений, воспринимая её как нечто само-собой разумеющееся.
Несмотря на бойкий характер, она умела оставаться тихой и незаметной, и, не будучи помехой для старших, впитывала всё, что могла увидеть и услышать.
Когда Умаре исполнилось пять лет, родилась её сестра Мирта. История с вернувшимся из плавания отцом повторилась в точности. Только теперь под присмотром трактирных девок и обслуги оставались уже два ребёнка. Младшая дочь была больше похожа на мать. Если Умара росла смуглой, довольно темноволосой и кареглазой, то Мирта обладала светлой кожей, русыми волосами и серыми глазами.
Подрастая, Умара начала помогать матери в работе. Смышлёная девочка пришлась по нраву одному из постояльцев, вынужденно застрявшему в Анвиле на несколько месяцев, и тот от скуки выучил её читать, писать и считать куда лучше, чем умела полуграмотная мать, поскольку Умара схватывала всё на лету. Кроме того, девочке приходилось заботиться о сестре, пока их родительница была занята.
Хотя с появлением второго ребёнка Юсуф ещё прибавил денег, которые оставлял Марсите, надолго их не хватало, а жалование трактирной прислуги, строящей из себя недотрогу, невелико. Если бы не доброта поваров, подкармливавших девочек, всем троим пришлось бы очень туго. Чтобы как-то свести концы с концами, Марсите пришлось время от времени соглашаться скрасить досуг посетителей. Но женщина шла на это только когда становилось совсем трудно. Она опасалась, что у неё может появиться ребёнок не от Юсуфа, и была счастлива, когда после очередного визита «Красной нереиды» обнаружила, что снова беременна, и по времени дитя не может быть ничьим больше, кроме отца старших дочерей. При этом Марсита с тревогой думала, как будет поднимать троих детей, но ей не пришлось решать эту задачу. Пытаясь подарить миру новую жизнь, она рассталась с собственной, а новорождённый, сделав лишь пару самостоятельных вдохов, отправился в Этериус вслед за матерью. Трёхлетняя Мирта и восьмилетняя Умара остались одни на свете.
Неизвестно, как сложилась бы судьба девочек, если бы Умара сызмальства не помогала в таверне. А так, ей позволили остаться и выполнять работу, какая окажется по силам. Само собой, её жалованье, к тому же назначенное ей далеко не сразу, было куда меньше, чем у взрослых, но им с Миртой по-прежнему перепадали кусочки на кухне. Больше всего Умара опасалась, что они не смогут уплатить за крохотное жильё, где ютились прежде вместе с матерью, а теперь — одни. Девочка, ловкая и умеющая оставаться незаметной, начала порой промышлять на причалах, облегчая карманы ротозеев. Она понимала, что если попадётся, то погубит и себя, и сестру, пока не способную позаботиться о себе, поэтому действовала только наверняка и никогда не поддавалась соблазну обокрасть подгулявших гостей в таверне, где работала. Не трогала она посетителей «своей» таверны и после, когда они покидали заведение, чтобы те, заметив пропажу, не подумали, что их обобрали ещё внутри.
Девочка старалась красть только деньги, но иногда попадалось что-то иное, а повторно рисковать быть схваченной при попытке это вернуть, она не могла. Лишь раз, когда она вытащила у моряка из кармана нечто вроде крупного открывающегося медальона с портретом молодой женщины и девочки, похожей на него, у Умары защемило сердце. Она бросила добычу на землю и дрожащим голоском окликнула обворованного:
— Эй! Обронил чего-то!
Тот обернулся, нашёл взглядом лежащий в пыли медальон, кинулся к нему, бережно поднял, обтёр платком, завернул и сунул в карман, проверив, чтобы не выпал. Затем присмотрелся к смуглой девчонке, переминавшейся неподалёку с ноги на ногу и готовой в любой момент удрать.
— Вот спасибо! Так бы и потерял! Мне эта вещь — дороже золота. На вот, возьми.
Моряк порылся в другом кармане, вытащил пару золотых и протянул маленькой воровке. Только тот, кто не пытался отчаянно выжить и свести концы с концами, имея на руках младшую сестру, мог бы подумать, что она хоть на секунду усомнилась, прежде чем взять деньги. Напротив, девочка получила именно то, чего и хотела изначально, и осталась очень довольна сделкой.
Остальные вещи, которые ей удавалось стащить, Умара прятала в разных укромных тайниках, поскольку честные торговцы наверняка сдали бы её страже, а как разыскать тех, кто не чурается сомнительного товара, она не знала. Девочка старалась не класть в одно и то же место часто или помногу, опасаясь, что это могут заметить и выследить её. Кроме того, стащив «ненужную» вещь, она не бежала сразу её прятать, а выжидала, иногда и по несколько часов, чтобы убедиться, что никто не увидит.
И всё же, самыми надёжными Умара считала тайники возле старого анвильского маяка. Это место пользовалось дурной славой. Служанки в таверне рассказывали о нём страшные сказки, причём видно было, что они и сами верят в них и боятся. Поговаривали, что маяк этот с давних пор облюбовало Тёмное Братство и творило там какие-то жуткие ритуалы, вроде бесед с покойниками, да не с душами, как колдуны, а прямо с телами и даже с частями трупов, что в подвалах его мертвецов поболе, чем на городском кладбище, и что многие из них сильно обижены на живущих и далеко не так смирны и спокойны, как хотелось бы.
Сердечко Умары готово было выскочить из груди, когда она приближалась к маяку, порой ей слышались замогильные стоны, исходящие от старого здания. Девочка вовсе не была уверена, что это просто морской гуляка ветер поёт в щелях каменной кладки. Трепеща от страха, она прятала свою добычу среди камней и у основания маяка, а затем торопилась убраться подальше. Зато здесь её сокровища были в безопасности — никто кроме смотрителя не рисковал приближаться к недоброму месту, а тот не интересовался ничем, кроме собственно работы, и никогда не задерживался снаружи.
Несмотря на сопутствовавшую ей удачу, маленькая воровка старалась не терять осторожности, но постепенно ей начинало казаться, что везение будет длиться вечно.

 Umara.jpg   474,52К   2946 Количество загрузок: Умара в девять лет.
Однажды, когда она под прикрытием сумерек вытягивала верную добычу — увесистый кошелёк из кармана перебравшего торговца, задремавшего на ящиках в порту, её запястье крепко сжали чьи-то сильные ловкие пальцы. Страх буквально парализовал Умару, сразу понявшую, что из железного захвата ей не освободиться. Она не смела даже пикнуть, опасаясь привлечь ещё больше стороннего внимания, хотя и так была уверена, что это — конец. Впрочем, сердце у неё колотилось так, что ей в любом случае не удалось бы издать ни звука.
Умара разжала пальцы и тяжёлый кошель соскользнул обратно в карман владельца, заставив того шевельнуться во сне. Тут же вторая рука зажала ей рот, а чей-то голос тихо шепнул в самое ухо, щекотнув тёплым дыханием:
— А вот это было зря. Не дёргайся, или будет хуже.
Неизвестный, по-прежнему зажимая девочке рот, плотно притянул её к себе, кисть, удерживавшая запястье, внезапно разжалась, ловко метнулась за упущенной Умарой добычей и моментально извлекла кошель наружу. Не звякнула ни одна монетка, сон незадачливого торговца остался совершенно безмятежным, когда его имущество неуловимым движением перекочевало куда-то за спину Умаре, видимо, в карман поймавшему её.
Девочка была так напугана, что почти ничего не соображала, а происходящее совсем сбивало её с толку. Она понимала только, что тот, кто её изловил, по всей видимости, не был стражником. Улучив момент, Умара резко дёрнулась, пытаясь вывернуться. Шансы на удачу были довольно неплохие, с учётом того, что удерживать её одной рукой, одновременно зажимая ей рот, было не очень-то удобно.
Однако, неизвестный, как оказалось, был готов к такому повороту событий. Он мигом перехватил девочку так, что она при всём желании не смогла бы вырваться, и снова шепнул:
— Я же сказал, не дёргайся. Или я сейчас кликну стражу, и они получат тебя с этим кошельком в кармане.
Как ни напугана была Умара, она поняла, что пока её не собираются предавать в руки правосудия, скупого на жалость и скорого на расправу. И девочка предпочла подчиниться. Ощутив, как расслабились её мышцы, голос за спиной так же тихо произнёс:
— Уже лучше. Идём. Удрать я тебе не позволю, а будешь слушаться — вреда не причиню.
Она ощутила, как кошелёк тяжёлым грузом оттянул её карман, едва уместившись туда. Теперь стоило незнакомцу позвать стражу... О дальнейшем девочка старалась не думать. Они прошли мимо портовых ворот и дальше вдоль городской стены. Быстро темнело. Умара задумалась, как там Мирта. Если бы всё шло, как надо, она уже вернулась бы к ней. Незнакомец шёл чуть позади, крепко, но не больно сжимая её плечо. Она так и не увидела его лица даже мельком. Они дошли до песчаного берега. Вечер был тихим, лишь прибой пел свою вечную песню. Наконец девочка не выдержала:
— Далеко ещё?.. Меня сестрёнка ждёт... Здесь стражи нет... возьми себе этот кошелёк. Отпусти!.. — в голосе Умары невольно послышались слёзы.
— Так ты готова откупиться от меня украденными деньгами? — в голосе незнакомца прозвучало искреннее веселье, — Это хорошо! Это очень хорошо!
— На, бери! — заторопилась девочка, — ты деньги в карман пересыпь, а в кошелёк сунь камень, затяни завязки хорошенько и брось в воду подальше! Никто и не узнает! Я всегда так делаю, — прибавила она еле слышно.
Теперь незнакомец не посмеивался, а хохотал, причём от души, до слёз. Не понимая причин этой весёлости, Умара вновь протянула ему кошель:
— На!..
— Не возьму! — утирая глаза, проговорил незнакомец. Сгустившийся сумрак не позволял разглядеть его лицо, ясно было, что он прожил на свете где-то как четыре таких Умары. В девять лет это воспринимается близко к «столько не живут». Тем не менее, девочка, повидавшая в портовой таверне великое множество представителей самых разных рас, решила для себя, что он — бретонец.
Мужчина присел на выбеленное волнами бревно, выброшенное морем на берег и сделал знак Умаре садиться рядом. Та послушалась, нетерпеливо ёрзая.
— Сестра тебя ждёт, говоришь? Старшая поди, заругает?
— Нет, младшая... Ей четыре. За ней пока повара в таверне присматривают. Вот они-то наверняка ругаться будут, что с ней долго сидеть пришлось...
— Мла-а-адшая!.. — удивлённо протянул бретонец, — он не раз уже видел, как Умара промышляет в порту, как возвращается в таверну, и сегодня выслеживал её нарочно, но вызнать что-либо о её жизни не пытался. К чему? Сама расскажет, если изловить, — С кем же вы живёте?
— Одни.
Незнакомец только присвистнул.
— Что, вот так вдвоём с сестрой? Тебе самой лет-то сколько? Десять?
— Девять... — Умара поёжилась, но ей хотелось проверить свою догадку и, она спросила: — А тебе?
— Тридцать четыре, — от неожиданности бретонец снова рассмеялся.
Девочка шустро прикинула в уме, ну, не четыре, таких как она, а три и ещё кусочек. Много-о-о!.. Но ведь почти угадала! И всё-таки, что ему от неё надо? Ладно, поймал, ну так забрал бы деньги, да отпустил, раз всё равно страже сдать не хочет. Она снова протянула ему кошель:
— На, возьми!
— Не нужна мне твоя добыча, — улыбнулся странный незнакомец.
— Тогда чего ты хочешь? Этого?.. — девочка ловким движением стянула блузу с угловатого плечика, и кокетливо пожала им. Она не раз видела, как такое проделывают взрослые девицы, и знала для чего. От них же девочка слыхала, что бывают мужчины, которым по нраву совсем молоденькие, а то и дети. Может, и этот из таких? — Только быстро, Мирта меня, правда, заждалась.
— Да ты, верно, с ума сошла! — бретонец даже отодвинулся, едва не забыв, что надо приглядывать за ней, чтобы не сбежала.
— Ну, чего тебе надо-то тогда?! Отпусти!.. — заскулила Умара, понимая, что удрать он ей не даст, и надеясь, если не разжалобить его, так хоть надоесть ему своим нытьём.
— Я бы тебя отпустил, если бы ты пообещала вернуться...
— Обещаю!.. — быстро пискнула девочка.
— Вот-вот... Ты мне сейчас что угодно пообещаешь, хоть карманного даэдрота на верёвочке, лишь бы отпустил. Только обманешь ведь. Пока мы с тобой не закончили, бояться станешь, прятаться. Лови тебя снова... пока стража нас обоих не схватит. Мне это зачем? Да и тебе, если так подумать? Так что лучше пусть Мирта твоя сегодня подольше поскучает.
— Так ты меня нарочно, что ли, словил?
— Да уж не случайно... погоняла ты меня знатно.
— Зачем?..
— Гильдия не любит тех, кто промышляет на её территории, сам в неё не входя. Тех, кто не подчиняется нашим правилам, не делится добычей. От таких мы стараемся избавляться.
— Избавляться, значит, убивать?.. — тихонько спросила Умара, сжимаясь в комочек. Неужели, он для этого привёл её сюда? А ещё обещал не причинять вреда, если она сама пойдёт с ним! Впрочем, выбора он ей всё равно не оставил... А что же теперь будет с Миртой?..
— Нет, что ты! Мы — Гильдия воров, а не убийц. Просто сегодня тебя поймал я, а завтра изловит стража, когда ты меньше всего этого ждёшь. А из тюрьмы почти так же сложно нам мешать, как и из могилы. С другой стороны, у того, кто входит в Гильдию, есть немало преимуществ. Например, никто не спросит, откуда у тебя то, чего не должно бы быть, зато спокойно обменяет ненужную тебе вещь на звонкие септимы. А ещё — надёжное укрытие, где можно спрятаться от стражи, если ей придёт охота тебя ловить. Ну и, если всё-таки попадёшься, верные люди, которые постараются вытащить тебя из беды. За это, конечно, придётся поделиться добытым, но, как по мне, дело того стоит. Так что, выбор за тобой. Или ты с нами, или... — бретонец выразительно пожал плечами, что было заметно даже в темноте.
Умара недоверчиво покрутила головой.
— Ты, что ли, меня зовёшь в вашу Гильдию?
— Не просто зову, а объясняю, какой выбор у тебя есть. Ты слишком ловкая добытчица и промышляешь достаточно часто, чтобы Гильдия продолжала закрывать на это глаза. Ну что, надумала?
— Надумала... я согласна делиться с этой твоей Гильдией.
— Тогда идём. Тут рядом, — бретонец легко поднялся на ноги и поманил Умару за собой. На этот раз девочка пошла за ним без принуждения.
Он привёл её к решетчатому люку у основания городской стены.
— Сейчас я познакомлю тебя с твоими новыми друзьями, — сказал её проводник, приподнимая решётку, — Да, тебя как зовут-то?
— Умара.
— А меня Ксавье. Лезь давай.
Девочка, успевшая проникнуться доверием к бретонцу, послушно скользнула вниз. Они спустились по довольно удобной и прочной лестнице, за состоянием которой, очевидно, хорошо следили, немного прошли и оказались в просторном помещении, в центре которого, посреди неглубокого искусственного водоёма с водяными лилиями, белели древние статуи, не слишком пострадавшие от времени.
Народу, даже на первый взгляд, было не менее десяти человек. Из полумрака вынырнула босмерка с рябым от мелких шрамов лицом. Они казались слишком одинаковыми и упорядоченными для полученных случайно, но зачем такое делать с собой нарочно, Умара не понимала.
Тем временем, лесная эльфийка обратилась к бретонцу:
— Эй, Ксавье! Кого это ты притащил?
— Это Умара. С сегодняшнего дня она одна из нас. Умара, познакомься с Мирель. Она изрядная злючка, но пока никого не покусала. И даже не пыталась съесть.
Босмерка скорчила ему рожу и, критически осмотрев девочку, спросила:
— Ты решил растить себе смену? Так почему бы не приобщать к ремеслу прямо с колыбели? Стоит страже её схватить, и убежищу конец! Где ты её взял?
— Поймал. А вот как раз страже это ни разу не удалось.
— Ну, ты-то смог.
— Смог, потому, что специально ловил, да и то не с первого раза!
— Можно подумать, Ксавье, если ты кого решил изловить, от тебя долго можно бегать!
— У неё получалось.
— Хватит, Мирель. То тебе не нравится, что её легко поймать, то, что сложно... и вечно ты чем-нибудь недовольна, — проворчал грубый голос, принадлежавший большому грузному орку.
Умара ошарашенно смотрела на него: неужели и этот тоже вор? Как же можно его не заметить, такого огромного?
Бретонец, наблюдавший за выражением её лица, рассмеялся:
— Нет, сам он не крадёт. Озгул хранит то, что украли другие, и немногие банки могут сравниться по надёжности с его сундуком.
Обитатели убежища понемногу обступили вошедших. Ксавье представил ей двух скупщиков краденого, каджитку и имперца, а также казначея — альтмера по имени Эстромо.
— Вот ему ты и будешь отдавать долю от своей добычи, — пояснил бретонец, — а сейчас время представить вам сегодняшний улов Умары. Эта девочка кое-чего стоит, и пусть кто-нибудь попробует возразить!
Под его ободряющим взглядом та достала из кармана кошелёк торговца. Его размеры вызвали среди собравшихся уважительный шелест. В этот момент к ним присоединилась женщина, бывшая главой местной Гильдии. Сходу определить её возраст или расу не представлялось возможным, равно как и запомнить в лицо. Она одобрительно кивнула, что, видимо, означало полное согласие с решением Ксавье ввести Умару в их круг. Надо сказать, распоряжение изловить маленькую проныру исходило именно от неё, впрочем, с подачи бретонца, давно заприметившего юную воровку.
— Ты должна отдать десятую часть, — подсказал Ксавье, ожидая, что девочка растеряется, не зная, сколько это будет.
Но Умара только кивнула, уселась прямо на пол, высыпала из кошелька всё до последней монетки и быстро разделила их на десять кучек равной ценности. Одну она босой ступнёй подтолкнула в сторону альтмера, остальное шустро распихала по карманам.
— Вот так... а считать-то мы умеем, — озадаченно протянул Ксавье.
— А ты что, надуть меня хотел?! — обиделась девочка.
— Вовсе нет! Просто думал, помогать придётся.
— Теперь я могу идти? Вы не напустите на меня стражу?
— Можешь. А я тебя, пожалуй, провожу.
Они выбрались из убежища и пошли в сторону порта.
— Теперь ты можешь приходить сюда в любое время. Особенно, если надо избавиться от «ненужных» вещей. Но, разумеется, ты никому не должна ни слова говорить о своих новых друзьях.
Умара кивнула, думая о своих многочисленных тайниках, а Ксавье, пользуясь её молчанием, задал давно занимавший его вопрос:
— Как же вышло, что вы живёте одни?
— Мать умерла в родах, — по-взрослому повторила девочка слышанные от других слова и прибавила: — Младенчик тоже не выжил... Наверное, хорошо... Где бы я ему кормилицу нашла? Ей ведь тоже платить надо.
Это совсем не детское суждение глубоко поразило бретонца.
— А отец?
— Плавает где-то. Он только к мамке приплывал. Мы с Миртой его если и видали, так только в момент зачатия, а такого никто не помнит.
Такое заявление из уст девочки несколько покоробило Ксавье, но чего и ждать от детей, растущих без отца и матери в припортовой таверне?
— Вы в таверне живёте? — спросил он в продолжение своих мыслей.
— Нет, у нас домик с сестрой... от мамки остался.
Эту рыбацкую лачугу Марсита купила на оставленные Юсуфом деньги незадолго до рождения Умары. За неё тогда просили сущий бесценок, хотя, по правде сказать, большего она и не стоила.
— Тогда что твоя сестра делает в таверне у поваров?
— Помогает на кухне понемножку. За это её подкармливают. Как меня раньше.
— А ты?
— Я там работаю. Только платят мало. Мне пока не разрешают обслуживать посетителей. Так что вечером меня отпускают поискать подработку...
Девочка повозила ногой в пыли, но темнота скрыла её движение. Она всё никак не решалась задать Ксавье мучивший её вопрос, и в конце концов не выдержала:
— Скажи... а карманные даэдроты бывают? Ну, которые на верёвочке?..
В который раз за это вечер бретонец хохотал до слёз.
— Ой, уморишь ты меня! Нет, конечно! Это просто присказка такая! Зачем тебе?..
— Вот хорошо-то, — с облегчением выдохнула Умара, ничуть не обидевшаяся на его смех, — а то я всё думала, вдруг бывают... Нарвёшься ещё на такого...
Ксавье резко посерьёзнел. Эта девчушка сбивала его с толку то излишней взрослостью, то совершенно незамутнённой детской наивностью.
— Не нарвёшься. Нету таких. Но что о деле задумалась и остерегаться решила — молодец!
Умара широко улыбнулась, радуясь похвале.
— А мы уже почти пришли! Я загляну домой, вдруг Мирта сама пришла? Если её нет — побегу в таверну. Ох, ругать будут!.. Городские ворота уже с час как закрыты!
Ксавье отпустил её, но не ушёл, а двинулся следом за маленькой фигуркой, метнувшейся в темноту. Если бы не белая холстина блузки, смуглая девчонка мигом растворилась бы во мраке. Бретонец приметил домишко, куда она юркнула, быстро подбежал и притаился под дверью.
Через щели между неплотно пригнанными досками до него отчётливо доносились голоса.
— Спасибо, Салли, что привела Мирту домой!
— Да уж, твоё спасибо на хлеб не намажешь, в карман не положишь, — сердитой скороговоркой произнёс женский голос, — Сколько я ещё-то ждать могла?! Где ты была до сих пор?!
— Ой, Салли, я встретила в порту путешественника! Богатый такой, нарядный, а бородища!.. — судя по тону, девочка прибегла к жестам, чтобы описать воображаемую бороду, — он меня попросил показать, где в городе лавка портного, потом указать таверну получше... Ну, не могла же я его в нашу привести?! А там и ворота закрыли. Стража меня выпускать не хотела, думали, я из дома сбежать хочу! Насилу убедила, что возле порта живу, и что меня дома ждут! Зато смотри, что он мне дал!
— Ишь ты! Целый золотой! — голос Салли потеплел, — Ну, ради такого щедрого господина стоило расстараться! Ладно уж, такой приработок не каждый день случается.
— Да-а... хорошо, стражник не пронюхал, а то бы просто так не выпустил!
Ксавье тихонько засмеялся за дверью. Врёт ведь и не краснеет! Всё выдумала от первого до последнего слова, и из добычи показала ровно столько, чтобы оправдать долгую отлучку, но не вызвать вопросов. И ни про него, ни про Гильдию ни полусловом не проболталась. Толковая девчонка!
— Ладно, пойду я… — говорила тем временем Салли, — Мирта твоя, вон, спит уже. Наревелась, что тебя нет, и заснула. Мы её покормили, не переживай. Я и тебе там на столе немного еды оставила.
— Спасибо, Салли!
— Завтра смотри, не опоздай. Хозяин, кажется, тебе новую работу придумал. Может, и жалованье поднимет?..
С этими словами женщина вышла на крыльцо.
Ксавье отошёл от двери и скрылся в ночи. Не иначе, как сама Ноктюрнал нынче почтила девочку своим благоволением. Глядишь, и ему перепадёт от повелительницы удачи, если Умара ей приглянулась.

 

***

На следующее утро, стоило сестрёнкам прийти в таверну, хозяин подозвал старшую и сказал:
— Я на днях подумал, что тебе уже по силам прибираться в комнатах у гостей. Ты до сих пор ни в чём таком не замечена, потому и предлагаю тебе эту работу. Но если хоть какая мелочь пропадёт, вышвырну на улицу, так и знай. Мне тут проблемы не нужны. Жалование тебе поднять не могу, но если тобой будут довольны, и ты, и твоя сестра будете бесплатно есть на кухне, не дожидаясь объедков. Поварам я скажу.
Умара с усердием принялась за новую работу. Её старания не остались незамеченными, и даже хозяин через некоторое время, скрепя сердце, всё же прибавил пару медяков к её жалованию. Тем более, что таверна постепенно начинала пользоваться всё большей популярностью. Владельцу и в голову не могло прийти, что внезапно наметившимся процветанием его дело обязано маленькой Умаре. Таверна приобрела известность, как заведение, где у посетителей никогда ничего не крадут. Гильдия воров, чтобы не подставлять одну из своих, исключила портовый трактир из своих охотничьих угодий. В то время как в других тавернах ни один гость не мог быть полностью спокоен за сохранность своих карманов и кошелька. Но гораздо большую радость девочке доставила не крохотная прибавка к скудному жалованию, а возможность получать новое удовольствие, которую она обрела.
Начав прибираться в комнатах гостей, она, когда могла, прочитывала одну-две страницы изредка встречавшихся у них книг. Так она наловчилась читать очень быстро, а самые интересные книги наскоро пролистывать полностью, стремясь уловить основную мысль. Если очень везло, книговладелец задерживался в таверне надолго, и ей удавалось прочесть всё от корки до корки.
По большей части, тексты, попадавшиеся Умаре, носили развлекательный, а часто и весьма фривольный характер. Но и это при той судьбе, что ей выпала, оказалось скорее на пользу. Свободное время она, как и прежде, посвящала присвоению имущества всяких разинь, или же проводила его в воровском убежище.
Ксавье, как выяснилось, стоял среди членов Гильдии наособицу. Имея ловкие и чуткие пальцы, он отлично умел облегчать чужие карманы и вскрывать даже самые сложные замки, но основным его ремеслом было изготовление фальшивых денег и подделка ювелирных украшений. Благодаря его мастерству, Гильдия Золотого Берега богатела, проворачивая весьма необычные дела.
Бретонец тепло относился к своей питомице, с которой его, как оказалось, роднила и любовь к чтению. Он даже собрал в убежище небольшую библиотеку, и вскоре, когда владелец сообразил, что беспокоиться, как бы ей не попались неподобающие тексты, несколько поздновато, Умара получила к ней неограниченный доступ.
Из прочитанного украдкой в комнатах гостей, она узнала, что такая жизнь, какую в меньшей степени вела их мать и в большей другие девушки из таверны, считается порочной и подвергается осуждению. Для неё это было ново. До тех пор она полагала, что все люди живут примерно так же, просто кому-то повезло родиться или сделаться богатым и знатным, но роскошь — лишь шикарная отделка того же самого образа жизни. Впрочем, перечитав большую часть книг, собранных Ксавье, Умара сделала довольно циничный вывод, что ошибалась не так уж сильно.
Видя, с каким увлечением и быстротой девочка читает, несмотря на то, что свободного времени у неё совсем немного, бретонец с ещё большим усердием принялся пополнять свою коллекцию.
Больше всего Умаре нравились книги, содержание которых было весьма далеко от невинного. Чем старше она становилась, тем сильнее они вызывали в ней сладкое томление, желание примерить на себя всё то, о чём они рассказывают. Порой она давала волю воображению, представляя себя на месте тех служанок из таверны, что тайком обжимались с кем-нибудь по углам из симпатии к кавалеру или ради пары монет.
Девочка в полной мере унаследовала страстную натуру отца, его ненасытное влечение к противоположному полу.
С тех пор, как Ксавье свёл её с Гильдией воров, сёстрам стало жить намного проще. Умара то и дело продавала что-то из своих запасов, которые довольно регулярно пополняла, а новые товарищи не переставали поражаться её удачливости, объяснявшейся отчасти, предусмотрительностью и запасливостью. Опустошать сразу все свои тайники она и не подумала, понемногу начав с тех, какие, на её взгляд, могли быть обнаружены, или содержимое которых могло пострадать от долгого хранения.
Тратила деньги, вырученные за свою добычу, девочка тоже бережно и с умом, так, чтобы не вызывать вопросов у окружающих. Они с Миртой перестали выглядеть как две оборванки, но их одежда была довольно простой, хоть и добротной. Да ещё на шее Умары появились простенькие бусики из дешёвых голубых камешков, чудесно смотревшиеся на её смуглой коже — в ней росла потребность выглядеть привлекательно. Большая же часть незаконных доходов Умары оседала до поры в сундуках Озгула, и счёт в воровском «банке» у неё был уже немалый.

 

Сказки Талмора

Сказки Талмора

В Гильдии же не только Ксавье оказывал девочке особое внимание. Даже Мирель, несмотря на тяжёлый характер, прониклась к ней своего рода симпатией. И когда босмерка однажды увидела попытки десятилетней Умары накрасить лицо, как это делали более взрослые девушки в таверне, она закатила глаза в притворном ужасе, отняла у той сажу, румяна и помаду, заставила стереть всё, что девочка успела намалевать, и показала, как всем этим пользоваться. Когда лесная эльфийка в первый раз закончила возиться с её рожицей, из зеркальца на девчонку глянула красивая незнакомая девушка, куда взрослее настоящей Умары. Причём догадаться о том, что на этом лице предостаточно краски, было совершенно невозможно. Умара была в восхищении, и Мирель заполучила самую восторженную и старательную ученицу, о которой только можно мечтать. Девочка вскоре научилась при помощи нескольких штрихов меняться так, что даже хорошие знакомые могли не признать её, столкнувшись нос к носу. Внезапно выяснилось, что Умара не единожды натыкалась на Мирель в порту, но даже не догадывалась, кто перед ней, поскольку та была непревзойдённым мастером маскировки.
Не обошёл маленькую воровку своим вниманием и гильдейский казначей Эстромо. Он обладал вкрадчивым голосом и мягким приятным обхождением, сильно отличавшим его от большинства обитателей убежища. В сравнении с ним, даже Ксавье казался неотёсанным мужланом. Альтмер взялся обучать Умару хорошим манерам и грамотной речи, не замусоренной резкими словечками и простонародными оборотами.
— Ты же не хочешь всю жизнь прозябать в своей таверне? — говорил он, — Значит, нужно уметь в любом кругу разговаривать так, чтобы сойти за свою. Или чтобы тебя сочли той, кем хочешь казаться. Мирель учит тебя меняться внешне, но пока тебя мигом выдаст твой язык.
К Ксавье Умара привязалась, считая его другом и, пожалуй, единственным человеком, к которому можно прийти с любой просьбой, бедой или вопросом. Эстромо же она уважала и буквально трепетала перед ним. Впрочем, избегать его девочка вовсе не пыталась, его обаяние притягивало её как огонёк свечи мотылька. Тем более, что порой он рассказывал ей такие занимательные вещи, каких и в книгах Ксавье не вычитаешь. Год, когда Умара познакомилась с Ксавье и влилась в воровскую семью, был отмечен тревожным знамением — полным и внезапным исчезновением обеих Лун с ночного неба. Начало Пустых ночей вызвало волну страхов и пересудов, а промеж каджитов: мореходов, торговцев, путешественников и прочих началась настоящая паника.
Среди всего этого особенно хотелось верить спокойному, обволакивающему голосу Эстромо, рассказывающему очередную историю. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Умара задала альтмеру тот вопрос, который был у всех на устах: «Куда пропали Луны, и что же будет теперь, когда они исчезли?»
В голосе Эстромо не было ни намёка на всеобщее волнение, когда он, приобняв девочку за плечи, негромко проговорил:
— Вероятнее всего, их украл кто-то из Князей Даэдра. Но тревожиться не надо. Рано или поздно Талмор найдёт способ вернуть Массер и Секунду в ночное небо Нирна.
— А кто это — Талмор? — спросила девочка, полагая, что это имя какого-то героя, вроде тех, о каких поют в песнях и пишут в книгах. Сказок Умара не слышала: приютская сирота Марсита их не знала и не рассказывала дочерям даже в раннем детстве. А читала девочка гораздо более взрослые вещи. Похоже, Эстромо об этом знал или догадывался, потому что ответил ей так:
— Талмор — не кто, а что. Это могущественная организация, которая решает такие проблемы и вершит такие дела, которые не под силу прочим смертным. Вот послушай…
И он поведал сосредоточенно внимавшей ему Умаре следующую историю.
Талмор был создан одним мудрым, сильным, могущественным и талантливым альтмером по имени Ралсомдир. Он был личным другом эльфийской королевы Айренн и легендарного мага Вануса Галериона, вместе с которым они отправили в Обливион Маннимарко и победили самого Молага Бала. Только имена мага и королевы ещё помнят, а его имя по прошествии веков известно немногим, поскольку он был очень скромен. Память он нём сохранилась разве что среди каджитов, которые полагают, что он был одним из них, и называют его, соответственно, Разум-дар. Так случилось из-за того, что он помог их народу, когда тот находился в большом затруднении. Народом каджитов правит Грива, всегда единственный и рождённый при совершенно особом положении Джоун и Джоуд — как они называют Массер и Секунду, когда, как говорят, на небе появляется третья луна. Жители Эльсвейра верят, что Грива вообще всегда один и тот же и после смерти лишь перерождается в новом теле. И вот, когда тёмные силы уничтожили старого Гриву, встал вопрос выбора нового. На этот раз сделать это было непросто. Оказалось, что Гривой должна стать одна из двух сестёр-близнецов. Каджиты не знали, как поступить и кого из них следует выбрать. Тогда королева Айренн попросила Ралсомдира помочь им. Он предложил сёстрам три испытания. В первом испытании победила одна сестра, во втором — другая, а третье они прошли одинаково. И тогда Ралсомдир предложил каждой из них ответить на один простой вопрос: способна ли та ради блага своего народа убить собственную сестру? Одна из них ответила — нет, поскольку сестра — часть её души, другая же — да, поскольку ради блага народа готова пожертвовать всем. И мудрый эльф сказал каджитам: «Вот кто достоин быть новым Гривой, потому как истинный правитель ради блага народа должен быть готов пожертвовать всем, даже частью себя самого». Обрадованные каджиты согласились с суждением Ралсомдира, и с тех пор он стал каджитским народным героем.
— А как же они с Галерионом победили Молага Бала? Ведь это же не кто-нибудь, а сам Князь Даэдра! Ты говоришь, даже Луны украл один из них! Это же какая силища у них!
— О, это целая история, её я расскажу как-нибудь в другой раз.
— А ты уверен, что Талмор сможет возвратить Луны обратно?
— Благодаря Талмору удалось прекратить даже Кризис Обливиона, который был меньше ста лет назад.
— А как же… Мартин Септим?.. И его воссоединение с Акатошем?.. Разве не он спас Тамриэль?..
— Это так. Разумеется, Мартин Септим — великий герой, — отозвался Эстромо, поглаживая девочку по волосам, — Но за спиной у каждого героя, в тени его славы, стоят те, кто ковал для него эту победу, как кузнец куёт для воина оружие и броню.
Его слова запали девочке в память и в душу. Поскольку альтмер не велел ей молчать, вскоре по таверне, а после и по всему анвильскому порту поползли слухи, что только Талмор может избавить мир от напасти, приключившейся с Массером и Секундой. Каджиты, чья связь с Лунами особенно сильна, готовые уцепиться за малейшую надежду на их возвращение, разнесли эту весть дальше, смущая и без того растерянные умы соплеменников.
Эта сказка была одной из первых, но далеко не единственной, которую девочка услышала от альтмера. Она слушала истории о том, как Ралсомдир с Галерионом победили Молага Бала, а затем ей «случайно» попадалась книга о великом маге Второй эры Ванусе Галерионе. Внимала повествованиям о том, как ими был повержен Маннимарко, и находила подтверждение его существованию и деяниям в библиотеке Ксавье. Но все отголоски давних времён в пересказе Эстромо, были озарены светозарным величием Талмора — единственной силы, способной противостоять любому злу, стоящей на страже справедливости, счастья и процветания Тамриэля. Альтмер добился чего хотел — доверчивый детский ум оказался полностью во власти его рассказов, и ничего удивительного, что Умара была готова сложить голову на алтарь служения этой великой и прекрасной силе. Впрочем, такого от неё никто не требовал.
Талморскому агенту на Золотом Берегу, успешно укрывавшемуся в Гильдии воров, нужны были услуги попроще. Например, передать кому-либо записку или небольшой предмет, что было очень удобно сделать незаметно и не внушая подозрений, поскольку девочка работала в таверне. Туда спокойно мог зайти нужный человек, подать условный знак и дождаться пока к нему подойдёт маленькая обслуга-связная. При этом предлог подойти находился всегда, несмотря на то, что Умара пока не обслуживала посетителей в зале. Ей достаточно было вспомнить серьёзный, проникающий в душу взгляд Эстромо, его руку на своём плече, вкрадчивый голос:
— Ты же понимаешь, что этим помогаешь великому делу?
При этом он умудрялся так обставлять свои беседы с девочкой, что об их содержании не знал никто, даже Ксавье, которому Умара рассказывала всё без утайки, стоило тому спросить. Но об этом он не расспрашивал, иначе ей пришлось бы солгать, поскольку ни за что на свете она не решилась бы нарушить слово, данное Эстромо, и проговориться хоть кому-нибудь о том, каким важным и почётным делом она занята. Как нигде вне убежища ею не упоминалась Гильдия, так ни с кем, кроме самого казначея, девочка не обсуждала услышанное от него. Так что некому было заронить в её душу зерно сомнения.
К тому же безоговорочному доверию девочки к альтмеру способствовали простенькие жизненные советы, которые он давал ей как бы мимоходом и невзначай, всегда оказываясь правым. Стоило сделать, как он сказал, любое затруднение, вставшее перед ней, решалось чуть ли не само собой. Едва ли Ксавье был для неё худшим советчиком, но к нему она приходила с проблемами сама, а тут, порой, не успеешь задуматься, как быть, а над плечом уже раздаётся негромкий приятный голос, подсказывающий сделать то-то или то-то. Впрочем, раздачей таких рекомендаций Эстромо не злоупотреблял. Во-первых, чтобы училась думать своей головой, во-вторых, чтобы его советы звучали только тогда, когда результат следования им был достаточно быстрым и сокрушительно успешным. За остальным ей предоставлялось обращаться к бретонцу.
Умаре было одиннадцать, когда после двух лет Пустых ночей Массер и Секунда вновь появились на небе. Девочка давно уже не сомневалась ни в чём из услышанного от гильдейского казначея, а о существовании Лун успела практически забыть, хотя первое время каждый вечер с надеждой вглядывалась в небо. Их возвращение вызвало не меньше шума, чем внезапное исчезновение. Умара примчалась в убежище, на радостях, пожалуй, в первый раз запросто подлетев к Эстромо, перед которым робела, сознавая его превосходство над собой:
— Они вернулись! Обе Луны снова в небе! — восторженно вопила она.
Эльф с мягкой улыбкой ласково погладил её по макушке:
— Я же говорил тебе, что Талмор сумеет вернуть их обратно. Просто на всё нужно время.
— А… а об этом можно говорить?..
— Можно, — серьёзно кивнул Эстромо, — Когда-нибудь об этом сложат такие же истории, как те, что ты слышала от меня. Но если никто не расскажет правды, откуда же они возьмутся?
— Так я побегу?..
— Беги. И помни, рано или поздно Талмор разберётся с любой угрозой спокойствию Тамриэля.
Девочка позаботилась о том, чтобы весть о великой победе Талмора разнеслась как можно шире. Она говорила с таким жаром и убеждённостью, что они передавались тем, кто её слушал, и слухи распространялись, как пожар, так что вскоре никто не смог бы вспомнить, откуда они пошли. Среди каджитов их повторяли почти с благоговением, передавая из уст в уста. Через некоторое время из разговоров выходцев из Эльсвейра, заходивших в таверну, девочка услышала, что Луны были возвращены на небо Талмором при помощи некоей Магии Рассвета. Эти подробности, о которых ни словом не обмолвился Эстромо, казались ей безоговорочным подтверждением и доказательством роли Талмора в спасении Массера и Секунды,
Между тем, альтмер начал задумывался над тем, какую пользу можно извлечь из-подрастающей Умары, как применить взращённую в ней преданность делу Талмора. Он раньше прочих понял, что девочка обладает горячим темпераментом, и вырастет в страстную женщину. Такая может выведать то, что необходимо, где другие потерпят неудачу, отвлечь чьё-то внимание, выманить, заставить совершить ошибку… Но для этого необходимо, чтобы та не превратилась в обычную шлюху из портового кабака. Об этом следовало позаботиться заранее.
Девочке не было ещё и двенадцати, когда Эстромо начал формировать её мировоззрение и в этом направлении, как посредством задушевных бесед, так и при помощи вовремя подсунутых нужных книг.
Умара постепенно усваивала, что неприкрытые беспорядочные связи не приносят ничего кроме проблем и осуждения в любом круге, кроме самых низов, где всем на всех наплевать, и каждый занят лишь собственными попытками выжить. Что удовольствия такого рода нужно искать с умом и не выставлять напоказ, но главное, что подобные вещи бывают нужны для дела, и это имеет не большее отношения к чувствам — любым, от любви и симпатии до ревности, ненависти и неприязни, чем маскировка, которой её обучает Мирель, к её собственному лицу.

 

Индарио

Индарио

В101 г. 4 э. люди Эстромо принесли ему тревожное донесение: в доках Анвила видели детёныша-вампира. Наличие подобного существа на его территории не могло не обеспокоить альтмера. Такой может натворить немало бед, а с другой стороны, если удастся привлечь его на свою сторону, постараться обеспечить пропитанием без риска со стороны жителей города и наведения паники в округе…
Умара засновала между убежищем и таверной, передавая туда-обратно тайные распоряжения и отчёты, но этого оказалось недостаточно. В конце концов Эстромо лично встретился с одним из своих осведомителей, покинув ради этого воровское убежище — случай почти небывалый.
— Мы можем изловить эту тварь и доставить к тебе. Но что ты будешь с ним делать? — приглушённо говорил собеседник альтмера, скрывающий лицо и фигуру при помощи плаща с глубоким капюшоном.
— Для начала, так он вам и дался.
— Да, что там — дитё ведь совсем! Лет десять-двенадцать от силы.
Если бы Эстромо хоть иногда позволял себе обнаружить свои истинные чувства, в этот момент он закатил бы глаза от того, что приходится работать с такими идиотами. Вместо этого талморец, искусно скрывая раздражение, сказал:
— Этому существу может быть не одна сотня лет. Они же не растут, не забывай! Вы вполне можете столкнуться с рассудком хитроумной древней бестии в детском теле. И вместо пойманного вампира мне достанутся ваши обескровленные тушки, ну или, если повезёт, замена обычного агента на агента-вампира без смены личности.
От такой перспективы фигура в плаще зябко поёжилась.
— Да нет, вряд ли… будь он старым и умудрённым веками, он бы не попадался вот так на глаза. Я ведь не один его видел…
— Возможно, действительно новообращённый, — кивнул Эстромо, — Но тогда следует выяснить, кто, где и когда его обратил. Быть может, древний вампир у нас под боком всё равно существует.
— А ведь верно… — протянул его собеседник. Казалось, ему хотелось обернуться, чтобы убедиться, что кровожадное чудовище не притаилось у него за спиной.
— В общем, так. Замеченного в доках вампира нужно изловить. И без глупостей. Держи в голове то, что я тебе сказал. Если поймать не удастся — придётся прикончить. После того, как он поймёт, что за ним охотятся, оставлять его живым и на свободе нельзя.
Через несколько дней, придя в убежище, Умара застала Эстромо за беседой с незнакомым белокожим и беловолосым мальчишкой-мером. Тот сидел спиной к ней верхом на табурете, упираясь ладонями в сиденье перед собой, опустив голову и оплетая тощими ногами ножки мебели. Альтмер склонился почти к самому его лицу, и что-то вкрадчиво ему втолковывал с тем самым сочувственным и ласковым выражением, с каким, на памяти девочки, говорил только с нею. Умару обожгло доселе неведомой болью. Ей отчаянно захотелось растерзать этого незнакомого юнца. Откуда он взялся?! Зачем он тут?! Почему Эстромо так внимателен к нему?! Девочка впервые познала муки ревности, многократно усиленные страстностью её натуры. Не в силах сдержаться, она сжала кулачки и стрелой вылетела из убежища.
Эстромо краем глаза видел это, но сейчас его заботило другое. Кроме того, с этим ей тоже нужно научиться справляться, равно как и на практике отделять дело от личных эмоций. Любые его слова и разъяснения останутся пустым сотрясением воздуха, пока она не прочувствует всё это на своей шкуре.
Ксавье, также заметивший внезапное бегство Умары, бросил книгу, которую читал, и последовал за ней. Он нашёл её на берегу, подбирающей камни и яростно швыряющей их навстречу набегающим волнам прибоя. Бретонец подошёл и приобнял питомицу за плечи. Та раздражённо дёрнулась, пытаясь сбросить его руки, но он не выпустил её.
— Ты чего, малышка?
— Ничего, — буркнула девочка, не поворачиваясь к нему, чтобы не показывать слёз, закипающих в уголках глаз. Она сама не знала, что в большей степени было причиной их появления — злость или навязчивая ноющая боль в груди.
— Ничего, и поэтому ты пытаешься до смерти забить море камнями?
— Нет, — невольно улыбнулась Умара, — Ксавье, опять ты меня смешишь…
— Ну, а что ещё с тобой делать? — устало вздохнул бретонец, ощущая, как она перестаёт сопротивляться дружескому объятию.
Они помолчали, затем девочка с деланным равнодушием, по-прежнему глядя в морскую даль, спросила:
— Откуда взялось это белёсое недоразумение, с которым разговаривает Эстромо?
— Притащили двое откуда-то запакованного в мешок и обмотанного верёвками не хуже бретонской колбасы, — она ощутила как Ксавье пожал плечами, — Он его вынул, оглядел, теперь беседует. Ну, а уж о чём, извини, я в его дела не лезу, когда это не касается Гильдии. По мне, так целее останешься.
При этих словах у Умары немного отлегло от сердца. Если притащили связанного, значит, скорее всего, он что-то натворил. Возможно, этот мальчишка помогал врагам Талмора, как она помогает Эстромо, и тот сейчас ласково выведает у того, всё, что нужно, а потом… Потом мёртвое тело этого белобрысого найдут в сточной канаве, обглоданное крысами. Или в лесу, расклёванное воронами. Или… или вообще никогда не найдут — море-то рядом. Эти мысли казались невообразимо сладкими. Она смаковала всевозможные способы уничтожения маленького мера, упивалась представлением его страданий.

***

А произошло следующее. Получив от Эстромо приказ поймать мелкого вампирёныша, и напуганные перспективой встретить в его лице матёрого противника, ловцы превзошли сами себя. Они выследили мальчишку, подкрались сзади, используя все доступные способы маскировки, и накинули ему на голову мешок, щедро пропитанный снотворным зельем. После чего тщательно обвязали верёвками и доставили альтмеру. Притащили его двое из немногих, знавших, где разыскивать Эстромо в случае крайней необходимости.
Тот сразу же отослал их, предпочитая разбираться с бесчувственной добычей без лишних глаз. Альтмер извлёк мальчишку наружу. С первого же взгляда эльф усомнился в его вампирской сущности. В её пользу говорила разве что практически белая кожа, но она была однотонной и гладкой, на ней не проступала сеточка сосудов как это свойственно заражённым вампиризмом. Это заболевание имеет множество форм, но у парнишки не было очевидных симптомов ни одной из них. Эстромо приподнял веко добычи — глаза одна из главных отличительных черт вампира. Но и они оказались хоть и очень редкого, но всё же встречающегося среди меров цвета — радужки были серебристо-белыми, белки тоже не имели признаков гемофилии венценосных или сангвинаре вампирис. Правда, зрачок в форме четырёхконечной звёздочки встречается только у босмеров и орков, но кто знает, что за предки были у мальчишки? Последняя и главная проверка показала, что и зубы у пойманного абсолютно нормальные, не было и следа вампирских клыков.
Эстромо потёр подбородок. Вот тебе и вампир! Обычный парнишка. То есть, необычный, конечно, с такой-то внешностью, но и не монстр какой-нибудь. И что с ним прикажете делать? Впрочем, жертва излишнего рвения и подозрительности уже вяло шевельнулась, понемногу приходя в себя. Стоило расспросить паренька, откуда он такой взялся, а после уж решать, как поступить.
Альтмер начал приводить пленника в чувство. Мальчишка очухался на удивление быстро и сел на полу, ошарашенно крутя головой по сторонам. Над ним с сочувственным выражением склонилось золотистое лицо уроженца Саммерсета.
— Где я? — подал голос маленький мер.
— В безопасности, — мягко сказал Эстромо.
Его тон в большей степени, нежели слова, успокоил пленника. К тому же, его никто не держал. Рука мальчишки вдруг тревожно метнулась к шее, провела по ней, после чего он смущённо улыбнулся эльфу.
Тот совершенно правильно расценил этот жест: «Проверил, не надели ли на него ошейник. Вероятно, из беглых рабов».
Поняв, что на первый вопрос ему отвечать не будут, мальчишка задал другой, более осмысленный:
— Зачем я здесь?
— Вот это нам с тобой и предстоит выяснить, раз уж так вышло, — улыбка альтмера была такой сочувственной и понимающей, что паренёк невольно ощутил к тому доверие и симпатию. Тем временем Эстромо продолжал: — Я готов ответить на твои вопросы, но сперва мне хотелось бы получить ответы на свои, раз уж ты оказался моим гостем.
Мальчишка чуть прищурил свои бриллиантовые глаза, признал требование справедливым, и кивнул, ожидая продолжения.
— Для начала, давай познакомимся, — предложил Эстромо.
— Меня зовут Индарио, — с готовностью ответил парнишка и тут же огорошил талморца, продолжив: — А Вы не называйте пока своё имя. Скажите только, как к Вам обращаться. А то сперва узнаешь, чего не следовало, а потом окажется, что живому теперь на свободу путь заказан.
Беглый раб? Который говорит как по писанному в свои… сколько ему, кстати?.. Мальчишка интересовал альтмера всё сильнее. Пожалуй, даже сильнее, чем если бы и в самом деле оказался вампиром. Ошибка его людей, кажется, могла обернуться большой удачей. Впрочем, скоропалительных выводов высокий эльф не допускал.
— Можешь обращаться ко мне просто на «ты».
— Как угодно, господин, — в тоне юного мера не было и следа раболепия. Беглый раб? Проверявший наличие ошейника?..
— Сколько тебе лет, Индарио?
— Двенадцать.
Одногодки с Умарой… А выглядит ещё младше. Эстромо чувствовал, что стоит оставить парнишку при себе, и эта парочка ещё добавит ему головной боли. Ведь, в конце концов, он никогда не претендовал на должность наставника или воспитателя малолеток. С другой стороны… толковых взрослых найти труднее, чем вылепить из толковых детей, при наличии у тех потенциала. У этих двоих его явно было в избытке.
— Как ты попал в Анвил?
— На корабле приплыл… вернее, в трюме.
Вроде бы Индарио отвечал честно и с готовностью, но разговор не клеился. Такой расклад Эстромо не устраивал. Либо они найдут общий язык, либо…
— Ты есть хочешь? — спросил он вдруг своего пленника.
— Перед тем как оказаться здесь, я как раз нашёл себе кое-чего на ужин, но что-то не помню, чтобы успел его съесть, — усмешка у парнишки была чуть озорной и на диво обаятельной. При должной огранке из него может выйти настоящее сокровище.
Альтмер принёс Индарио еды.
— Подкрепись, а поговорить можно и потом. Я так понимаю, ждать тебя никто не ждёт?
Маленький мер кивнул, но, вопреки ожиданиям Эстромо, не набросился на еду, а начал чинно есть, словно на светском приёме, умело орудуя ножом и вилкой.
Наблюдая за ним, альтмер вдруг решил повести беседу иначе. Чем меньше их разговор будет напоминать допрос, тем проще будет подобрать ключик к этой живой загадке. Он позволил мальчишке насытиться, а затем предложил:
— Давай ты мне сам расскажешь о себе, что сочтёшь нужным, а если что-то будет неясно, я спрошу.
Мальчишка пожал плечами.
— Мне нечем отблагодарить за ужин, кроме слов. Если ты так хочешь — я расскажу, но не уверен, что тебе будет интересно.
Всё уже и так было интереснее некуда, так что Эстромо даже не сомневался, что история пленника того стоит.
Своё раннее детство Индарио помнил смутно. В пять лет его из-за экзотической внешности похитили для коллекции знатной престарелой бретонки — собирательницы различных диковинок. Живых экспонатов у неё было не слишком много, а разумных — и того меньше. Для многих нахождение в её «зверинце» было скорее благом, поскольку то, что сделало их достойными помещения в коллекцию, далеко не всегда позволило бы им выжить где-то ещё. Больше всех ему запомнилась девочка двумя годами старше него, по уму навсегда оставшаяся трёхлеткой. Госпожа звала её Рыбкой из-за вечно приоткрытого рта и широко распахнутых чуть навыкате глаз. Питомцы пользовались полной свободой, которую ограничивал лишь ошейник, не позволяющий приближаться к магическому барьеру, окружающему поместье. За ними хорошо ухаживали, а Индарио хозяйка не то из прихоти, не то со скуки, взялась воспитывать и обучать почти как собственного сына, разве что без излишней снисходительности, свойственной матерям.
К десяти годам он прочёл уже немало книг, о которых беседовал с госпожой, поражая её здравостью суждений, успел привязаться к ней и почти позабыть своих родителей. Но тут женщина, лишившая его свободы, но заменившая ему семью, скончалась от старости, и всё движимое и недвижимое имущество эксцентричной дамы досталось её двоюродному племяннику, который распорядился живой коллекцией по-своему. Питомцев посадили в тесные клетки, стали кормить объедками, а новоявленный хозяин то и дело придумывал всевозможные издевательства над ними и мог часами наслаждаться воплощением своих фантазий.
В один из дней он решил заставить питомцев пытаться пересечь магический барьер. Ошейник, устроенный так, чтобы его, несложный в целом, замок не мог раскрыть тот, на ком он надет, при приближении к барьеру вызывал у носящего весьма неприятные ощущения, которые многократно усиливались с каждым шагом, переходя в непереносимую боль.
О грядущем испытании владелец сообщил им заранее накануне вечером, предвкушая какая ночь ожидает осознавших, что им предстоит наутро. Индарио понял, что если не сумеет сбежать, назавтра его вместе с другими, вполне возможно, запытают до смерти. Его клетка находилась вплотную к клетке Рыбки. Он потратил несколько часов той ночи, которая грозила стать последней в его жизни, на то, чтобы объяснить девочке, как расстегнуть его ошейник и убедить это сделать. Со своей стороны, он оказал ей ответную услугу, не надеясь, впрочем, что та сумеет ею воспользоваться. Но большего он для неё сделать не мог.
Утром он вместе с остальными неохотно двинулся в сторону барьера, делая вид, что старается оттянуть грядущие мучения. Дойдя до черты, где ошейники начинали проявлять себя, питомцы заколебались, мечтая повернуть назад. И в этот момент, прежде чем кто-либо успел что-то понять, Индарио сорвал с себя ошейник, метнулся сквозь барьер, белкой взмыл на растущее у ограды дерево и спрыгнул наружу.
Он не представлял, куда бежит, и даже понятия не имел, в какой части Хай Рока находилось поместье, где его держали, а также не знал, была ли за ним погоня, но так или иначе, ему удалось спастись. Он достиг дороги, тайком забрался в телегу с сеном, которую вёз какой-то крестьянин, оборвав таким образом свой след.
Ночуя то тут, то там, таская по пути еду и припасы, где удавалось, он добрался до Даггерфолла. Дальнейшее его существование состояло из скитаний по этому городу и стараний как-то выжить и прокормиться. На тот корабль, что привёз его в Анвил, он забрался в поисках провизии. Была ночь, и Индарио, хорошенько утолив голод, незаметно задремал в трюме, а проснулся, когда корабль давным-давно отчалил от берега.
Самым поразительным было то, что за всё время плавания его так и не обнаружили. Стоило судну пристать, мальчишка сбежал на берег и с тех пор рыскал по анвильскому порту, ища чем прокормиться, выбираясь только в сумерках. Там его и заметили люди Эстромо, из-за белой кожи и ночного образа жизни ошибочно приняв за вампира.
Во время этого рассказа, изредка прерывавшегося уточняющими вопросами и сочувственными комментариями альтмера, в убежище и забегала Умара, успевшая заметить и люто возненавидеть Индарио. Так что в своих предположениях относительно этих двоих Эстромо оказался прав. Но всё же он принял решение оставить мальчишку при себе и продолжить его обучение, столь успешно начатое бретонской госпожой.
Поскольку, в отличие от Умары, жить Индарио было негде, ночевать ему пришлось прямо в убежище, а значит, почти постоянно находиться подле Эстромо, что ещё сильнее подогрело ревнивую ненависть девочки. Сперва мальчишка пытался с ней подружиться, но вскоре оставил эту затею, поскольку при виде него та шипела, как разъярённая кошка. Кроме того, он тоже дорожил вниманием альтмера, и неохотно делил его с нею. Но даже их вражду талморец сумел обратить себе на пользу — каждого из детей он воспитывал согласно тому, чего желал от них добиться, причём думать, как совмещать одно с другим, не приходилось.
 Indario_13.jpg   46,03К   819 Количество загрузок: Индарио в тринадцать лет. Через год после того, как попал на Золотой Берег и к Эстромо.

 

Забытая тетрадь

Забытая тетрадь

Горячая отцовская кровь способствовала тому, что к тринадцати годам Умара превратилась во вполне сформировавшуюся девушку. Рано пробудившаяся чувственность притягивала к ней заинтересованные взгляды мужчин, а её саму побуждала искать близости с ними, и свой первый опыт в этой области старшая дочь Марситы получила в весьма юном возрасте. Однако об этом не знал никто, кроме неё самой и её случайного любовника, так и не спросившего у девушки имени.
 Umara_13.jpg   46,26К   805 Количество загрузок: Тринадцатилетняя Умара.
Привычка скрывать свои воровские проделки, а также выводы, сделанные из прочитанных книг и разговоров с Эстромо, побудили Умару устраивать подобные встречи вдали от посторонних глаз, вовсю используя науку Мирель, поскольку она успела понять, что заработать дурную славу таким образом очень легко, зато избавиться от неё практически невозможно. И что ей за дело до того, что трактирные девки её бы не осудили, да и хозяин был бы не против дополнительного привлечения доходов в его заведение? Их мнение Умару не волновало, она твёрдо знала, что не хочет провести всю жизнь, как мать и её товарки.
Видя, что маленькая прислуга превратилась в девицу с уже достаточно неплохой фигурой и довольно необычной внешностью, которую едва ли кто рискнул бы назвать красивой, но в которой крылась непонятная притягательность, особенно, когда девчонка улыбалась, хозяин позволил ей обслуживать гостей в зале, разнося заказы.
Шлепки и щипки, которыми, которыми нередко награждали служанок подгулявшие посетители, нимало не смущали и не задевали Умару. Она не поощряла их ни кокетливым смехом, ни ужимками, намекавшими на известное продолжение, но и не строила оскорблённую невинность. Она лишь слегка улыбалась, будто бы сама себе, но никогда не снисходила до близости с гостями. А те, подталкивая друг друга локтями, и провожая девушку масляными взглядами, переговаривались:
— Ишь, какая штучка!.. Вот бы с ней...
Но дальше этого дело не заходило, и в таверне она слыла недотрогой, а за её пределами — порядочной девушкой, чего и добивалась.
Именно работа официанткой послужила причиной очередного резкого поворота в судьбе Умары. Как-то раз в таверну зашли мрачный как туча данмер, одетый в добротную мантию, хорошо приспособленную для дальних странствий, и пара матросов.
Моряки заказали обед и пиво, мер же сразу потребовал флина, залпом проглотил первый стакан, поморщился, но, несмотря на то, что качество напитка оставляло желать лучшего, тут же налил ещё.
Ничего нового для Умары, как раз разносившей заказы, в этом не было. Этот будет пить, пока не напьётся пьяным, а потом либо начнёт плакаться на жизнь любому, оказавшемуся рядом, либо разгонит свою печаль и начнёт горланить песни на потеху собравшимся, либо затеет драку. Всё это не её забота. Станет бузить — дюжий детина по прозвищу Дреуг, стоящий у дверей, живо его утихомирит. А будет надо — и вон вышвырнет.
Данмер действительно собирался напиться и уверенно шёл к поставленной цели. Поскольку Умаре никто и никогда не говорил, что подслушивать нехорошо, а её собственный жизненный опыт уверял в обратном, она, как обычно, краем уха слушала, о чём болтают посетители. Так девушка выяснила, что моряки, пришедшие с данмером — матросы с корабля, на котором тот на следующий день собирался отправиться в Вейрест, и вместе они собрались почти случайно.
Пока те говорили довольно тихо, и до Умары долетали только обрывки фраз. Затем, похоже, спутники данмера стали приставать к нему с вопросами, и наткнувшись на мрачное молчание тёмного эльфа, принялись его подначивать, мол не иначе как тот поругался с хорошенькой подружкой.
— Так это дело-то поправимое! — похохатывая продолжал свою мысль один из матросов, — вон здесь какие девчонки! Одна другой краше, за пару септимов любая приголубит, да ещё и на корабль проводит, как родного!
Данмера, успевшего уже изрядно накачаться флином, наконец прорвало:
— Да что мне ваши красотки?! Вот они у меня все где, — Умара обернулась, ожидая увидеть как тот ребром ладони проводит по горлу, но мер швырнул на стол объёмистую тетрадь в кожаном переплёте и, громко хлопнул по ней рукой, — Вот она, вся любовь, страсть и прочее! Мне не нужны деньги, чтобы завоевать внимание последней недотроги и получить такое наслаждение, какого не подарит и опытнейшая куртизанка! А заодно, чтобы она сама скулила от восторга и после бегала следом, как привязанная! Я пятьдесят лет трудился над этим! Пятьдесят лет каджиту под хвост!
— Чего ж под хвост-то, если всё так, как ты говоришь? — продолжал ёрничать матрос, — Или всё бы хорошо, да на ту, ради кого старался, не действует?
— А!.. Вам не понять! — эльф махнул рукой, едва не сбросив со стола свой стакан. Это придало его мыслям другое направление. Несколько секунд он пялился на посудину, точно пытался понять, что это за предмет, и что он тут делает, затем перелил в него остатки флина, залпом проглотил выпивку и крикнул Умаре, — Эй, девка! Ещё флина!
Девушка выполнила его заказ и продолжила прислушиваться, поскольку ничего более интересного в таверне пока не происходило.
Данмер осушил ещё стакан и мрачно уставился на свою тетрадь, подперев голову кулаком.
— Так чего мы не поймём-то? — потряс его за плечо второй моряк, настроенный не столь насмешливо.
— Ничего не поймёте, — буркнул мер и умолк, но ненадолго. Он выпил уже достаточно, чтобы испытывать непреодолимую потребность излить кому-нибудь душу. Да хотя бы и двум этим неотёсанным чурбанам, совершенно не способным проникнуться его горем, — Пятьдесят лет назад я был молодым, подающим надежды алхимиком, как уверяли мои учителя, а их бы никто не назвал щедрыми на похвалу. Уже тогда меня занимала алхимия любви, влечения, страсти... всего, что с этим связано. Да, в молодости это представляет не только научный интерес! У меня были некоторые наработки, практические образцы, теоретические выкладки, пусть пока далёкие от идеала, но я видел, какие перспективы они раскрывают! Мой главный наставник уже не мог мне ничем помочь — мои познания в этой области превзошли его собственные. И тогда я решил встретиться с живой легендой алхимии — с самим Синдерионом! Показать ему, чего я достиг, рассказать о направлении дальнейшей работы, и, быть может, получить дельный совет. Но больше всего я грезил о признании! Я добрался до самого Скинграда, я добился встречи со светилом!.. А он... он сказал, что мои идеи не новы, имеющиеся наработки слишком сырые, а направление в целом ему не слишком интересно. Я был вне себя и в бешенстве крикнул надменному альтмеру: «Посмотрим, что ты скажешь, когда в своей области я превзойду тебя, и ты ничего не сможешь мне противопоставить!» «Жду не дождусь, юноша, жду не дождусь», — скучающим тоном произнёс он. На этом мы расстались. Я с ещё большим пылом взялся за работу, теперь красотки, о любви которых я грезил, стали лишь подопытным материалом, ступеньками лестницы, ведущей к заветной цели. Я полвека потратил на свои исследования! Я собрал и упорядочил все знания, имеющиеся в данной области! От приворотных зелий, которые может сварить любая полуграмотная знахарка, до жучиного мускуса Телванни! Я разработал свои собственные составы, в сравнении с которыми и то и другое — жалкие потуги дилетантов! Я охватил смежные области, разобрал их по косточкам и создал уникальные снадобья, не имеющие аналогов по эффективности и надёжности! Я расписал все процессы до мельчайших деталей, чтобы любую ошибку можно было совершить лишь по невнимательности либо намеренно, но нельзя было списать на неточность инструкций! И вот, мои труды завершены, их итоги совершенны! Я вновь в Скинграде, готовый посрамить альтмерского гордеца!.. И что я узнаю?! Через несколько лет после нашего разговора он уехал! И с тех пор о нём ни слуху, ни духу! Может, он вообще давно помер, а я пятьдесят лет состязался с призраком!..
Язык у данмера порядком заплетался, особенно на всяких мудрёных словах, и без того непонятных его собеседникам. Словесная вспышка завершилась очередным стаканом.
Умара отвлеклась на обслуживание гостей в другой части зала, а когда приблизилась снова, застала данмера горячо спорящим матросами. Его не слишком внятная речь сопровождалась бурной жестикуляцией, грозящей смести, со стола всё, что там находилось.
— Говорю тебе, любая! И ты... и тебе... зельем поить не, надо... хотя и такие есть!
— Да брось!.. Не может быть такого, чтоб баба из приличных вдруг сама к тебе в кровать прыгнула! — не сдавался один из его собеседников. Второй, казалось, что-то обдумывал.
— Не веришь?! — продолжал горячиться данмер, — Спорим на твоё недельное жалованье, что нынче же вечером любая, на какую укажешь, будет твоей?!
Такой поворот пришёлся морякам по нраву. Он сулил либо неплохое развлечение, либо заметное утяжеление кошелька.
— Идёт! На ком проверять будем?
— Говорят, вот эта смугляночка из недотрог недотрога, — кивнул один из них на Умару. Другой только поморщился:
— Трактирная девка! Вчера недотрога, а сегодня решит деньжат подзаработать или просто поразвлечься! Для них это дело обычное. Какая ж это проверка?! Ты б ещё портовую шлюху предложил!
— А что? Ежели портовая шлюха задарма даст, я ему, пожалуй, поверю!
Оба громко расхохотались. Данмер, потерявший интерес к их препирательствам, тем временем вливал в себя остатки флина.
— Нет, шлюхи не, годятся, — отсмеявшись сказал первый, — где уверенность, что он ей втихую не сунет кошелёк?..
— Вот что, — вдруг сказал тот матрос, что больше помалкивал, — тут неподалёку живёт одна вдовушка... Муж у ней тоже в море ходил, да потонул в запрошлом годе. Я к ней не раз клинья подбивал, а она — ни в какую! Мне, говорит, одного моряка хватило... ждёшь-пождёшь, того не зная, что уже вдова... Я и так и этак — упёрлась намертво. Ежели твоё зелье даже её уломать поможет — мой недельный заработок — твой! Эй! Да ты хоть слышишь ещё, чего говорю-то?..
Данмер поднял на него мутный взгляд:
— С... слышу... Будет тебе твоя вдова... А ты будешь... будешь знать, как спорить с учёным!
Эльф вынул из кармана небольшую матерчатую сумочку со специальными отделениями для маленьких склянок. Непослушными пальцами вытащил оттуда один пузырёк, покачал головой, с трудом засунул его обратно, достал другой и удовлетворённо кивнул, едва не ткнувшись лицом в стол и чудом не расколотив флакон об край столешницы.
— Э! Ты зелья-то свои смотри с пьяных глаз не спутай! А то сделаешь из меня жабу какую!
Ответом ему послужил такой яростный багряный взгляд, что моряк невольно подался назад.
— В жабу тебя... за одно это стоит!.. Договоришься! Не я предложил!.. Ладно... ре... репутация дороже.
Данмер попытался вытащить пробку из флакона, но столь тонкая работа оказалась ему не под силу. Сдавшись он протянул склянку моряку.
— Держи... от... открой, смочи палец... каплю, не больше! И разотри тут... вот здесь... ещё каплю сюда...
Мер, с трудом сводя взгляд на собеседнике, указывал, куда наносить зелье. Заметного запаха оно, казалось, не имело, моряк порывался добавить, но алхимик гневно прорычал:
— Довольно! Сперва не слушают, потом я же виноват! Хватит. И даже с лихвой! Идём к твоей вдове!..
— Пока дойдём, поди, выветрится всё?
— Не вы... не выветрится... подействует как раз... а нет — с меня... деньги.
Данмер попытался подняться, но не сумел. Моряки вытащили его из-за стола и, поддерживая эльфа с двух сторон, поскольку тот едва стоял на ногах, покинули таверну.
Умара краем глаза видела их уход, но была занята обслуживанием посетителя в другом углу. Раз Дреуг не забил тревогу, значит, деньги они оставили как положено, настоящие воры сюда не заглядывают, а случайному человеку взять со стола монеты на глазах здоровенного вышибалы — совсем ума надо лишиться. Свободных мест в зале хватало, так что девушка не слишком спешила прибрать за ушедшими и приблизилась к их столу лишь через несколько минут.
Она сгребла и пересчитала деньги, чтобы передать хозяину, собрала грязную посуду и пустые бутылки, унесла их на кухню, где Мирта помогала то поварам, то судомойкам, перекинулась с сестрой несколькими словами и поспешила назад, чтобы стереть со стола и подготовить его к приёму новых гостей. Заглянув под стол, нет ли и там какого непорядка, Умара увидела, что под лавкой валяется тетрадь, которую данмер показывал морякам.
Девушка схватила её и кинулась к дверям. Выглянула наружу, но посетителей уже и след простыл.
— Дреуг, куда они пошли? — повернулась она к вышибале, неосознанно опуская тетрадь в здоровенный карман плотного фартука, какие носила здесь вся прислуга.
— Да я и не глядел, — лениво отозвался детина, перекатывая что-то за щекой, — Что, денег недодали? Вроде отсюда нормально казалось...
— Да нет, заплатили как надо. Если вдруг вернутся, кликни меня, ладно? — ей отчего-то не хотелось посвящать этого парня в причины своего беспокойства.
— Для тебя — что попросишь, — Дреуг осклабился, — А что, Умара, не провести ли нам после работы часок-другой вместе? Узнать там друг друга поближе, то да сё... А? Уж я тебя не обижу и в обиду не дам, — он поиграл внушительными мускулами.
— Боюсь, Малин мне уши отрежет, и тебе заодно! — вывернулась девушка.
— Она может! — Дреуг негромко хохотнул, — Но ты, так-то, подумай! Ей и знать-то незачем.
— Обещаю думать об этом по три раза на дню! — Умара показала детине язык.
— Язва! — беззлобно проворчал тот, — Ладно, если вдруг вернутся эти, позову тебя.
— Спасибо, Дреуг!
Он ухмыльнулся, вновь услышав прозвище, которое льстило его самолюбию.
У Умары как раз выдалась свободная минутка. Девушка ненадолго присела в уголке и, отчасти из любопытства, отчасти — от нечего делать, принялась просматривать найденную тетрадь. Через несколько минут её сердце колотилось как бешеное, а лицо пылало. Она вскочила, осмотрелась по сторонам. Села обратно. Спрятала свою находку в карман. Вновь достала и принялась жадно перелистывать, не в силах поверить, что к ней в руки попало такое сокровище.
Данмер не солгал: в его тетради действительно можно было найти всё, что связано с любовью, страстью, влечением и сопутствующими аспектами жизни. Там были подробнейшим образом расписаны рецепты и способы применения различных приворотных снадобий, зелий, вызывающих и усиливающих влечение, восстанавливающих и укрепляющих мужскую силу; составов, обостряющих ощущения при близости; средств, надёжно предотвращающих зачатие ребёнка и напротив, многократно увеличивающие вероятность такового; эликсиров для предупреждения и лечения практически всех известных болезней, которые порой разносят доступные девицы, в том числе и тех, которые считались неподвластными исцелению, а также методы выявления этих хворей на различных стадиях. Всё это было чётко выведено для людей, меров и зверолюдей, для мужчин, женщин и тех и других разом. Было то, что легко применять в тайне от другого и то, что используется добровольно.
Подумать только, какие возможности открывались перед обладателем этого знания!
Умара вернулась к работе, но имела столь рассеянный вид и блуждающий взгляд, а на щеках её горел такой лихорадочный румянец, что хозяин, испугавшись, что девушка больна и, чего доброго, чем заразным, сам отпустил её пораньше, пообещав заплатить за полный день, и велел не приходить назавтра, правда уже без сохранения жалования. Он рассудил, что ежели с ней ничего серьёзного, то через день она вернётся к работе, если же нет, то свалится, не принеся лишней заразы в таверну. А тогда он и Мирте запретит приходить, пока не будет уверен, что сёстры здоровы. На что им тогда жить и лечиться — не его печаль.
Умара хотела забежать к сестре на кухню, но хозяин спровадил её на улицу и сам выслал Мирту к ней. Девочка выбежала на крыльцо, вытирая руки фартуком.
— Умара! Что случилось?!
Старшая сестра опустилась на корточки перед младшей и положила руки ей на плечи.
— Мирта, хозяин отпустил меня на сегодня и завтра. Не волнуйся, у меня всё в порядке. Ты же справишься сама?
— Справлюсь... но я не понимаю...
— Просто поверь, что всё хорошо. Ну, беги! Жду тебя дома. Дреуг!
Вышибала высунулся из, дверей.
— Дреуг, если они сегодня или завтра зайдут, скажи, чтобы подождали, а сам пошли Мирту за мной.
— Я подумаю, что с тебя за это стребовать, — хохотнул детина.
— А я посмотрю, сумеешь ли ты это заслужить!
Умара развернулась и побежала к портовым воротам Анвила. Добежав до лавки, где торговали книгами, она совсем запыхалась и, с трудом переводя дух, спросила толстую тетрадь, чернила и запас перьев.
Торговец пренебрежительно взглянул на девушку, так и не снявшую фартука, выложил товар на прилавок и всё же не удержался от колкости:
— Девчонка из трактира затеяла учиться грамоте?
— Нет, составлять список худших остряков, чтоб граф их по ошибке в придворные шуты не взял! — огрызнулась Умара, отдавая деньги и сгребая покупки.
Так же, не чуя ног, девушка примчалась домой. Она раскрыла тетрадь данмера и принялась её лихорадочно переписывать. Дело продвигалось медленно — хотя случайный учитель и привил Умаре навыки письма, но оттачивать их, в отличие от чтения, у неё не было ни времени, ни возможности. Почерк у мера был на редкость убористым и, к счастью, весьма разборчивым, но из этого следовало, что в каждой странице, исписанной алхимиком, умещалось две-три, заполненных неумелой рукой Умары.
Если бы девушка на минуту задумалась, что она пытается сделать, у неё опустились бы руки. Даже опытный переписчик потратил бы на простое копирование тетради не меньше недели, а ей важно было ещё и понять написанное, чтобы не ошибиться, превратив таким образом все свои усилия в ничто.
За этим занятием её и застала вернувшаяся с работы Мирта. При появлении сестры, Умара вздрогнула, испугавшись, что ту прислал Дреуг, поскольку гости обнаружили пропажу и вернулись, и лишь потом поняла, что засиделась до позднего вечера.
— Умара, ты не обедала нынче в кухне. Я тебе поесть принесла.
— Хорошо, Мирта, спасибо! Я — потом... Ты ложись, не жди меня...
Девушка старательно писала всю ночь, иногда задрёмывая на несколько минут, и тут же вздрагивая и возвращаясь к работе. Под утро сон сморил её окончательно. Она уснула над тетрадью и не услышала даже, как ушла на работу Мирта.
Проснулась девушка ближе к полудню, охнула, поняв, сколько времени потеряла, а просмотрев написанное ночью, совсем пала духом: сонная рука местами вывела нечто нечитаемое, где-то сползла, перечеркнув написанное, где-то смазала и понасажала клякс. Зато часть того, что она успела написать прежде, чем стала засыпать, запомнилось и даже казалось понятным.
Умара со вздохом выдрала исписанные накануне листы и начала всё заново, на этот раз старательно выводя каждую букву. Она уже понимала, что не успеет переписать тетрадь ни за день, ни даже за месяц, но пыталась разобраться хотя бы в том, что было написано в начале, молясь Дибелле, чтобы владелец не хватился своего сокровища. В конце концов, данмер был настолько пьян, что не заметил, как тетрадь свалилась со стола. Может, он вообще не вспомнит, где мог её потерять?.. А если и вспомнит... он не сможет утверждать этого наверняка, того, как она подобрала тетрадь никто не видел. Даже Дреуг. Впрочем, она ведь сама, попросила разыскать её, если давешние гости снова объявятся...
Умаре не раз приходилось присваивать чужое ради того, чтобы выжить или чтобы им с сестрой было хоть немного проще, что же мешает ей утаить сокровище случайно попавшее к ней в руки, когда ничего ещё она не желала так сильно?
И всё же, боги свидетели, она чувствовала, что не сможет так поступить, и до вечера вздрагивала от каждого шороха, опасаясь, что это владелец вернулся за своей тетрадью.

***

Умара не знала, что данмер выиграл спор, моряк заполучил свою вдовушку, и та, едва не рыдая от того, что отказывала ему раньше, обещалась ждать его возвращения.
Моряки и алхимик провели вечер у вдовы, отмечая победу данмера в споре, разумеется, скрыв от женщины подлинную причину праздника, после чего бесчувственное тело тёмного эльфа было доставлено матросами на корабль.
Не знала девушка и того, что, придя в себя уже далеко в море, данмер первое время был занят изготовлением лекарств от похмелья и морской болезни в своей походной лаборатории, затем ждал, пока они подействуют, а когда наконец хватился своей пропажи, не смог даже примерно припомнить, когда и где видел её в последний раз. Это происшествие раздосадовало мера, но не слишком. Тетрадь содержала чистовые записи его исследований, и он намеревался, образно говоря, швырнуть её в лицо Синдериону.
Все черновики остались при нём, великого алхимика он так больше и не встретил, так что судьба пропавших записей его не слишком волновала.
Так вышло, что итог многолетних трудов данмера оказался в руках Умары. Дни шли за днями, девушка вернулась к работе в таверне и понемногу успокоилась насчёт найденной тетради. Хранить её дома она остерегалась и перенесла в воровское убежище. У Ксавье там был свой уголок, огороженный книжными шкафами, с мягким уютным диванчиком в редгардском стиле, с таким же, весьма удобным, креслом и письменным столом. Там Умаре дозволялось хозяйничать, как ей вздумается.
Теперь она проводила там всё свободное время, продолжая переписывать тетрадь или внимательно вчитываясь в записи данмера. Копировать их девушка продолжала отчасти на случай, если владелец ещё объявится в Анвиле, отчасти, чтобы лучше разобраться в написанном. Почерк у неё по-прежнему был далёк от каллиграфического, но устоялся и стал разборчивым. Вечерами она, обычно, подобрав ноги, сидела в кресле Ксавье возле стола, в то время, как сам бретонец валялся на диване с очередной книгой, если не сбегал на свидание с какой-нибудь красоткой.
Увы, поскольку данмер адресовал свои записи другому опытному алхимику, многие слова, особенно касавшиеся самого процесса изготовления снадобий, Умаре были незнакомы. К тому же, то и дело встречались отсылки к книгам с точным указанием глав и параграфов, переписывать которые мер посчитал излишним. Ксавье не интересовался, чем там увлеклась его питомица, пока та не заявилась к нему с внушительным списком.
— Ксавье, ты не мог бы достать для меня вот эти книги? И ещё пару учебников по алхимии? Скажи, сколько нужно денег? Я попрошу Озгула, чтобы отдал.
Бретонец проглядел список и удивлённо присвистнул.
— Положим, достать-то я могу почти любую книгу, но эти-то тебе зачем? Алхимия, трактаты целителей... учебники...
— Да так... разобраться хочу кое в чём...
— Ладно, мне-то не жалко... денег у меня хватает, как добуду — вернёшь, сколько потребуется.
— Спасибо, большое спасибо! — девушка едва не захлопала в ладоши, — А когда сможешь достать?
— Вот же загорелось тебе! Откуда ж я знаю? Как только — так сразу.
Бретонец ласково потрепал её по щеке. Умара рассмеялась. Ксавье она легко позволяла любые вольности.

 

Практическая алхимия

Практическая алхимия

Бретонец сдержал слово и приложил все усилия, чтобы в кратчайшие сроки добыть нужные книги, после чего Умара с удвоенным усердием продолжила свои штудии. Чтобы во всём разобраться, ей потребовалось ещё несколько книжек попроще. Ксавье помог и здесь, но в суть её изысканий по-прежнему не лез.
Наконец настал момент, когда девушка поняла, что больше не в состоянии ничего вытянуть из сухого текста. Она усвоила всё, что могла дать теория. Пришло время попытаться применить полученные знания на практике.
Умара начала понемногу приобретать алхимическое оборудование и стаскивать его в убежище. Занимаясь этим, она не забывала пополнять свой счёт в сундуках Озгула. Так что, несмотря на траты, вызванные покупкой книг, приспособлений и ингредиентов, денег у девушки даже прибавилось, поскольку она на время прекратила корпеть над записями и чаще выбиралась на промысел.
Вскоре в воровском убежище, в уютном уголке, который обустроил для себя бретонец, заработала небольшая алхимическая лаборатория, где Умара ставила свои первые эксперименты. Сперва она разбирала совсем простенькие примеры на уровне учебника, затем перешла к более сложным составам, описанным в книгах, и понемногу подобралась к содержанию заветной тетради. Соседство с практической алхимией не всем пришлось по душе, поскольку порой помещение окутывалось удушливым дымом или пропитывалось едкими запахами. Даже Ксавье с трудом мирился с этим, остальные же, как ни странно, исключая Эстромо, сидевшего в убежище почти безвылазно, откровенно выражали своё неудовольствие. Девушка и сама понимала, что так продолжаться не может. Особенно после того, как из-за её опытов едва не сорвалось довольно верное и выгодное Гильдии дело.

***

Инициатором хитроумного ограбления с подлогом, получившего полное одобрение главы местного отделения Гильдии, разумеется, был Ксавье. Формально возглавить дело должна была сама Берона, но большая часть, от замысла до исполнения, ложилась на плечи бретонца. Он долго разрабатывал план, затем больше суток кряду занимался непосредственными приготовлениями и, наконец, вернувшись в убежище, почти без сил рухнул на свой диванчик, попросив Умару разбудить его через пару часов, перед началом операции. Бретонец так вымотался, что заснул, едва договорив свою просьбу.
Умара поставила двухчасовые песочные часы, чтобы в точности исполнить то, о чём просил Ксавье, и принялась за очередной эксперимент, как назло оказавшийся весьма ароматным. Запах не был неприятным, но вокруг распространились густые и удушливые испарения. Даже сама девушка, возившаяся с оборудованием, испытывала лёгкое головокружение, при том, что основная часть плотного марева собралась как раз на уровне дивана, где спал бретонец. В итоге, разбуженный Умарой ровно через два часа, Ксавье проснулся с такой головной болью, что едва смог подняться. Учитывая, что ему в предстоящем действе отводилась ключевая роль, успех дела повис на волоске.
Бретонец с трудом выбрался из убежища. На открытом воздухе ему стало чуть получше, и он, хоть и чудом, но справился со своей задачей. К возвращению участников дела, то есть большинства обитателей анвильского убежища, девушка успела осадить испарения при помощи распылённой воды — совет, поданный ей Эстромо, — и убрать свои приспособления вместе с результатами эксперимента с глаз долой.
Остаток вечера Умара хлопотала вокруг Ксавье, ставшего героем дня по результатам блестяще задуманной и исполненной операции, принёсшей Гильдии целое состояние.
Бретонец сидел на своём диванчике, откинувшись на мягкие подушки, пока Умара, то стоя позади массировала ему виски, то отпаивала чаем, щедро приправленным сиродильским бренди, что ей тоже ненавязчиво подсказал Эстромо. Несвоевременное занятие алхимией, затеянное девушкой, и едва совсем не выведшее Ксавье из строя, придавало ему в глазах остальных ореол мученика, которым он, что греха таить, втайне наслаждался, особенно когда лечение, предложенное альтмером, как следует подействовало. Голова у Ксавье наконец прошла, лицо утратило внезапно обретённую благородную бледность и приняло свой обычный цвет. Однако он не спешил расставаться с обликом «раненого героя», наслаждаясь заботами Умары, искренне старавшейся загладить свою вину.
Её прикосновения были ему неожиданно приятны. Ксавье вдруг заметил, что его питомица стала весьма соблазнительной юной девушкой. «Какой девушкой?!» — мысленно одёрнул он себя. — Этот ребёнок пять лет назад всерьёз спрашивал, существуют ли карманные даэдроты! Но за прошедшие пять лет девчушка, дремора её побери, здорово выросла, изменилась и похорошела... Память услужливо подбросила другой эпизод — с мешковатой блузой, кокетливо стянутой с по-детски острого плечика. О, нет! К той малышке он по-прежнему не испытывал интереса, но не отказался бы увидеть, как она проделает такое сейчас, когда ей исполнилось четырнадцать. Что за нелепые мысли? Умара ещё совсем девчонка, и верит ему, как другу!.. Но его естество требовало продолжения этой дружбы в куда более тесном общении. Да что с ним такое творится?! Неужели настолько захмелел от пары чашек чая с бренди? Быть того не может! Ну, устал, как собака, не выспался, да ещё голова недавно раскалывалась так, что в глазах темно, но тем паче, тут не о девках бы думать, а лечь и отрубиться! И всё-таки, не могла же такая чушь прийти на трезвую голову?! Борясь с непонятным наваждением, бретонец слегка отодвинулся от девушки.
— Тебе плохо? — испуганно спросила Умара.
— Я... Нет, мне гораздо лучше... но... — сбивчиво забормотал он, не зная, что делать и говорить.
Однако девушка внимательно пригляделась к нему и узнала выражение глаз, и прочие признаки, свидетельствующие об однозначном интересе мужчины к понравившейся женщине. И тут до неё дошло...
— Ох, Ксавье! Прости! Что ж за день такой — всё делаю не так?! Эликсир! Я сейчас!
Умара метнулась прочь. Торопясь убрать свою работу, создавшую столько проблем, она случайно брызнула себе на запястье полученным снадобьем, машинально стёрла каплю другой рукой, и тут же забыла об этом, не придав никакого значения. Но ведь она как раз занималась изготовлением зелья, предназначенного для соблазнения мужчин! Состав был очень сложным, и она даже не думала, что с первой попытки всё настолько получится! Бедный Ксавье! То-то он не знал, куда от неё деться, да и от себя заодно! Размышляя над этим, девушка ожесточённо отдраивала руки по самые локти с грубым мылом, чтобы полностью избавиться от следов эликсира.
Когда она вернулась, от её рук исходил запах мыла и только мыла. Наваждение рассеялось, и хотя бретонец уже не мог смотреть на неё прежними глазами, он лишь отметил, что Умара действительно выросла и повзрослела.
В этот момент к ним размашистым шагом подошла Мирель. Низенькая женщина двигалась так, когда бывала крайне рассержена, что с ней случалось нередко.
— Ксавье, ты, конечно, герой, но с её алхимией надо завязывать, пока она нас всех не потравила, как тебя сегодня! Нечем заняться — пусть как раньше книжки читает, или красится хоть в дремору, или с альтмером своим шушукается — лишь бы без вреда для других!
— Оставь её! — бретонец отстранил босмерку повелительным жестом умирающего императора.
Как ни странно, та сразу умолкла, что было вовсе не в её характере — сегодня его воля была непререкаема.
Но неожиданно её поддержала сама Умара.
— Нет, Ксавье, она права. Если бы ты видел себя со стороны, ты бы с ней согласился!
— Мне хватило того, что я себя изнутри чувствовал, — проворчал бретонец, — Так ты решила бросить свои занятия? После всех изученных книг и покупки приспособлений?
— Нет, просто здесь это всем неудобно. И мне в том числе.
— И что ты предлагаешь? Перетащить это в вашу хижину?
Девушка помотала головой:
— Нет, наша хибара уже того и гляди рухнет после очередного шторма. Ксавье, помоги мне купить дом в Анвиле.
— Дом?! — бретонец, успевший прилечь, приподнялся на локте, глядя на Умару, как на диковинку.
— Думаешь, моих денег будет мало?.. Я добуду ещё! Скажи, сколько не хватает.
— Не хватит, я тебе сам одолжу, вернёшь потом. Не в деньгах дело. Что ты Мирте-то скажешь? А прочим?
— Скажу... что отец помер и завещал нам денег, велел кому-то нас разыскать. Его всё одно тут никто не помнит.
— Разумно, — кивнул Ксавье, — ладно, завтра же посмотрю, что можно сделать.
Бретонец зевнул, глаза у него закрывались сами собой. Время было уже позднее, Умаре пора было возвращаться к сестре, да и прочие собирались отдыхать.

***

На следующий день заняться покупкой дома Ксавье так и не собрался, поскольку в убежище было устроено торжество, посвящённое вчерашнему успеху, накануне отложенное из-за недомогания главного виновника. Он снова был в центре внимания, принимал вполне заслуженные почести и почти забыл об Умаре, которая, хотя и пришла, но забилась в уголок, понимая, что её роль в давешнем деле оказалась сугубо отрицательной.
Однако позже, слегка расслабившись под действием хорошего вина, бретонец вспомнил вчерашний вечер, чай, который подносила ему Умара, а так же внезапно возникшее и столь же неожиданно исчезнувшее влечение к ней, и решил, что стоило бы поговорить с девушкой, желательно с глазу на глаз. Момент был для этого вполне подходящий — празднование перешло в ту стадию, когда каждый нашёл себе дело по вкусу, так что желание Ксавье прогуляться на воздухе со своей питомицей никого не могло ни удивить, ни задеть.
Он поманил девушку к выходу из убежища, и та с готовностью последовала за ним. Они молча дошли до того места, где впервые беседовали пять лет назад. Море как и в прошлый раз позаботилось о том, чтобы обеспечить им удобную скамью из плавника. Умара, всё ещё чувствовавшая вину за вчерашние оплошности, заговорила первой. Уж если Ксавье собирается её отчитывать, так лучше сразу.
— Для чего ты меня позвал?
— Поговорить хотел. Спросить кое о чём.
— Так спрашивай, а то молчишь, я уже не знаю, что и думать!
— А я не знаю, с чего начать. Давай присядем.
Они опустились на бревно, выброшенное на берег волнами.
— Будешь меня ругать за то, что вчера тебя так подставила? Поверь, я не нарочно! Я в первый раз готовила этот эликсир и понятия не имела, что в процессе изготовления он так чадит! Но я же уже решила, что больше вообще не буду проводить в убежище никаких опытов.
— Да брось ты! Я знаю, что ты не ожидала, что так выйдет, иначе не стала бы этого затевать. Кроме того, всё же закончилось успешно.
— Благодаря тебе, а не мне...
— Умара, я позвал тебя чтобы поговорить, а не ругать или утешать. Я не сержусь, тебе этого довольно?
Девушка кивнула, видя, что Ксавье хочет перейти к главному, не знает, как к этому подступиться, от этого нервничает, а она сбивает его своими извинениями, в которых и нужды-то нет. Чуть помолчав, он продолжил.
— Ты захотела заниматься алхимией, просила меня добыть книги... Я достал, что тебе требовалось, и в твои дела не совался. Но вчера... уже после возвращения, когда ты окружала меня заботой, произошло нечто странное... Поверь, я не хочу тебя как-то обидеть или добиваться чего-то... и надеюсь, что наш разговор не помешает мне остаться твоим другом... пойми, это было и прошло, как какое-то наваждение... но...
— Но ты внезапно разглядел во мне женщину, причём настолько желанную, что было трудно держать себя в руках? И теперь хочешь выяснить, что это было, я ли тому виной и если да, то зачем мне это понадобилось, не так ли? — продолжила за него Умара, уже понявшая, что предисловие грозит растянуться до бесконечности.
Бретонец кивнул.
— Надо понимать, это и есть ответ. По крайней мере, ты знаешь о том, что произошло. Но — зачем?..
— Это такая же досадная случайность, как и испарения, вызвавшие у тебя головную боль! Я нечаянно испачкала руки сваренным эликсиром, но не придала этому значения, так торопилась всё убрать к вашему приходу. Оказалось, что он у меня очень даже получился, но я вовсе не собиралась проверять его на тебе или тем более применять нарочно! Когда я поняла, что происходит, я как следует отмыла руки, и твоё «наваждение» развеялось.
— А что это вообще за зелье?
— Один из составов, что описаны в тетради, ради которой я и полезла изучать алхимию.
И девушка кратко пересказала Ксавье историю с записями данмера-алхимика, чему тот посвятил свои изыскания, и как они очутились у неё в руках.
Некоторое время бретонец сидел молча, осмысливая услышанное. Затем с чувством произнёс:
— Вот спасибо, что вернула меня с небес на землю! Я тут второй день выслушиваю от всех, какой я умный, да какой молодец, а на деле, оказывается, дурак-дураком! И это я называл «не лезть в твои дела»! Нет бы хоть поинтересоваться, чем ты занята! Да это же золотое дно! Ты сама-то понимаешь?!
Умара чуть пожала плечами.
— Я только начала пытаться изготовить зелья из той тетради... но, да, вероятно, что-то из этого можно использовать...
— Что-то! Да почти всё, если подойти с умом! Всему найдётся применение и каждый вложенный в это дело медяк расцветёт горстью золотых! Будет тебе дом, девочка моя!Всё будет, что ни попросишь, если позволишь использовать свои зелья в делах Гильдии. Да, кстати! Неплохо бы, чтоб остальные знали об этом не больше, чем я до сего дня. Не то утечёт слушок не туда — проблем не оберёшься!
Девушка кивнула, соглашаясь.
Назавтра Ксавье вплотную занялся приобретением дома для Умары и Мирты. После вчерашнего разговора он отнёсся к этому со всей возможной серьёзностью. Наконец ему удалось договориться о покупке хорошего добротного жилища в черте города, но почти у самых портовых ворот. Там были комнаты для обеих сестёр, удобная кухня и, главное, просторный подвал для Умариных занятий.
Кроме того, бретонцу удалось очень выгодно продать лачугу сестёр каджитскому торговцу, а по сути — контрабандисту. Её плачевное состояние оказалось большим преимуществом, так как тот собирался устроить на этом месте склад, а тут старую постройку и разбирать, считай, нечего. Дунь — и развалится.

***

Мирта пришла в восторг от нового дома, и безоговорочно поверила в историю об отце, поскольку не могла найти иного объяснения свершившемуся чуду. Требовать от сестры свою долю «наследства» ей и в голову не пришло, поскольку она привыкла, что Умара заботится о них обеих и, верно, распорядится деньгами к их общему благу куда разумнее.
Сёстры продолжали работать в таверне, но Эстромо подал Умаре новую мысль:
— Тебе не стоит делиться секретами твоей тетради ни с кем, кроме проверенных и доверенных людей, но ты теперь можешь заняться созданием косметики и благовоний на продажу. Разбираться в этом Мирель тебя научила. Для особых клиентов туда можно добавлять кое-что из твоих эликсиров. А оборудование для того и другого нужно одно и тоже. В такую лавку может не вызывая подозрений заходить столь же разный народ, как и в таверну, а посторонних глаз меньше. К тому же, это куда престижнее работы в кабаке и сулит совсем другие деньги.
Все средства, скопленные Умарой и вырученные от продажи их старой рыбацкой хибары, ушли на покупку дома, и она осталась даже немного должна Ксавье, а новое жильё требовалось ещё и обставить. К тому же то, что предлагал Эстромо, требовало изучения и проб, для этого нужны были ингредиенты, а значит — снова и снова деньги.
Умара с удвоенной энергией промышляла в порту, причём уже не только шаря по чужим карманам, но и, пользуясь наукой Мирель, Ксавье и Эстромо, обирала доверчивых путешественников мошенническим путём. Очень скоро она выплатила Ксавье долг, и в их доме появилась хотя бы самое необходимое. Всё более сложные опыты девушки давали успешные результаты. С покупки дома прошло около года. Радовало, что и Мирта стала получать жалование, поскольку с десяти лет её наконец причисли к штату поварят.
Не забывала Умара и совет, данный ей гильдейским казначеем, учась создавать всевозможную парфюмерию. В этом ей тоже помогла тетрадь данмера-алхимика. Сам он столь обыденными вещами не занимался, но в его записях имелся целый раздел, касающийся смешения краски для лица, помад и духов с различными зельями, которым были посвящены его исследования. И в тексте упоминались книги, в которых расписывалась именно «алхимия красоты». Вскоре и они оказались в руках девушки.
К сожалению, у Умары отсутствовало качество, превращающее ремесленника в мастера, в художника своего дела. Она была внимательным и толковым исполнителем, но использовать приобретённые знания и навыки для создания чего-либо нового ей даже в голову не приходило.
Когда она полностью освоила производство снадобий из данмерской тетради, Эстромо начал обращаться за некоторыми из них, чтобы использовать для своих целей. Умара была готова бескорыстно служить тому, что, с подачи альтмера, почитала величайшим благом для всего мира, но тот предпочитал хорошо оплачивать её услуги.
— Талмор, — назидательно говорил он ей, — вполне в состоянии вознаградить того, кто предан его делу. Ты тратишь время, расходуешь ингредиенты, ты столько сил положила на получение своих знаний... Всё это должно быть и будет оплачено.
Его слова наполняли девушку гордостью за своё дело, и в остальном она помогала Эстромо совершенно бесплатно. Сам же альтмер продолжал огранку двух юных дарований, попавших к нему в руки. Между собой те по-прежнему жили как кошка с собакой, не умея и не желая поделить своего наставника. Временами талморец сильно сожалел об этом, поскольку ребята отлично дополняли друг друга. Индарио был умнее и лучше образован, зато Умара — хитрее и сообразительнее, особенно в житейском плане.
Несколько раз Эстромо заставлял их работать вместе, используя пресловутую заповедь, действовавшую на них как заклинание: неважно, что ты чувствуешь, важно, что нужно для дела. Они справлялись, но их успех зиждился не на взаимовыручке и согласованности действий, а на соперничестве и желании утереть нос другому. Не самое надёжное основание для удачной операции.
Индарио альтмер понемногу передавал всё, что сам знал и умел, готовя из него настоящего шпиона. Умаре же для подобного не хватало тонкости, и её уделом были задачи попроще. Взаимная неприязнь между двумя амбициозными юнцами достигла того, что они не могли видеть друг друга, не пытаясь хоть чем-то досадить один другому, и изобретали для этого множество способов от простых колкостей до более существенных каверз.
Постоянные размышления в этом направлении подсказали Умаре способ уесть Индарио, показавшийся ей превосходным. Среди зелий, которые она научилась варить по тетради, было одно, пробуждающее сильнейший чувственный интерес к объекту другого пола, попавшему в поле зрения проглотившего этот эликсир. Это вещество было из тех, что добавляют в еду или питьё. Девушка решила подсунуть его своему сопернику, чтобы тот воспылал к ней страстью, и посмотреть, как тот после этого станет себя вести. У неё и в мыслях не было привораживать его навсегда. Когда эта забава ей надоест, посрамлённому меру можно будет дать «противоядие».
Между тем, Индарио уже некоторое время безуспешно пытался разузнать, чем же занимается Умара. Её заветная тетрадь теперь хранилась в новом доме, и сунуть в неё нос не представлялось возможным. Юноша пробовал пристать с этим вопросом к Эстромо, но тот ответил лишь:
— Если ты сам не в состоянии это выяснить, то чему и зачем я вообще тебя учу?
Так обычное желание удовлетворить своё любопытство превратилось для Индарио в негласное задание от наставника, а значит, узнать, что за зелья готовит Умара стало для него делом чести.
Помимо прочего, Эстромо вложил парню в голову следующую максиму: не избегай простого пути. Впервые услышав от него эти слова, юноша засмеялся, полагая, что тот пошутил. Разве это не очевидно? Но несколько жизненных примеров, без труда приведённых альтмером, показали, насколько свойственно людям и мерам отвергать вполне здравые идеи, подсознательно полагая их слишком простыми, а значит, неспособными сработать. Хотя одно с другим ровным счётом никак не связано. Более того, оказалось, что сам Индарио в этом отношении не сильно отличается от большинства, и умению найти простое решение, просчитать его состоятельность и применить в деле ему пришлось старательно учиться.
В данном случае, самым простым было спросить у самой Умары. Скорее всего, не скажет, хотя бы чисто из вредности, но... хуже от вопроса не станет. Разумеется, в ответ он получил щелчок по носу в духе: «тебе не понять, вырастешь — узнаешь», хотя девушка была ничуть не старше него.
Что ж, простой способ не сработал, значит, придётся выяснять самому. Индарио точно знал, что она не занимается ядами. Недавно Эстромо для каких-то своих нужд заказывал их у городского алхимика. А на вопрос ученика, почему бы не попросить Умару, только отмахнулся: «не по её части».
Юноша не переставал думать над тем, как бы вызнать то, что его интересует, и вдруг ему улыбнулась удача. На столе у Ксавье девушка забыла полупустой флакончик с некой жидкостью, явно собственного изготовления. Индарио мигом прикарманил нежданную добычу. Оставалось найти ей такое применение, которое бы выявило принцип её действия.
Сам бретонец где-то околачивался, так что в его закоулке было пусто, только Умара возилась в уголке с чайником. Она налила себе чашку чаю, а затем, оглянувшись на Индарио, отошедшего подальше, чтобы его не заподозрили в причастности к исчезновению зелья, окликнула его:
— Ты чего там застыл? Давай, что ли, и тебе чаю налью. Хотя уж и не знаю, его-то ты ещё можешь пить, чудо несусветное?
За этими словами не слишком усердно пряталась попытка его поддеть. Причуд у странного организма юного мера, как оказалось, было предостаточно. И они отнюдь не ограничивались внешностью. Буквально на днях, в процессе обучения, Эстромо с Индарио неожиданно выяснили, что тот совершенно не переносит хмельного. Небольшой глоток любой выпивки почти мгновенно действовал на парня как лошадиная доза. Так что о том, чтобы научить его в интересах дела пить, не пьянея, не могло быть и речи.
Естественно, альтмер заранее подготовил всё, что могло понадобиться для такого урока, так что при помощи зелий быстро привёл юношу в чувство.
Сказать, что сам Индарио был в отчаянии, значит ничего не сказать. Он полагал, что не оправдал ожиданий учителя, будто бы от него тут хоть что-то зависело. Даже Ксавье, никогда не вмешивавшийся в их с Эстромо дела, но оказавшийся случайным свидетелем безрадостного открытия, постарался как мог утешить парня:
— Ты только подумай, сколько народу удавилось бы от зависти к тебе! Раздобыл глоточек — и готов! И деньги, считай, целы!
Бретонец столь умело преподнёс свою шутку, что юноша невольно улыбнулся, хотя улыбка всё равно вышла кривоватой. Ну хоть предметом зависти для всяких забулдыг послужит, раз на большее не годится...
Вмешательство Ксавье дало Эстромо время собраться с мыслями и подобрать нужные слова. Так что он одобрительно кивнул бретонцу, одновременно давая понять, чтобы тот оставил его наедине с Индарио. Что тот, разумеется, незамедлительно исполнил.
Приобняв ученика за плечи, альтмер заговорил своим негромким, проникающим в душу голосом:
— Ты расстроен? Напрасно.
Индарио поднял голову и с удивлением посмотрел на наставника, мол, как же тут не расстраиваться? Тот с мягкой улыбкой покачал головой:
— Ты должен наконец уяснить, что главное, это превосходно знать свои сильные и слабые стороны, и уметь использовать это знание так, чтобы вторые превратились в первые.
Несмотря на безоговорочное доверие к альтмеру, во взгляде юноши явственно отобразилось недоумение, граничащее с сомнением. Эстромо вздохнул, словно хотел сказать, что считал ученика более догадливым, и продолжил:
— Ну, начать с того, что существуют различные зелья, позволяющие ослабить или полностью нейтрализовать воздействие опьяняющих напитков. Особым спросом такие не пользуются — по понятным причинам: нужны они довольно немногим. При твоей восприимчивости наверняка найдутся подходящие для тебя. Зато, задумайся! Ты изначально защищён от случайной ошибки. Никакого «не рассчитал» или «увлёкся» в твоём случае быть не может. Ты заранее знаешь, что полагаться можешь только на алхимию, которая не подведёт, как это иногда случается с живым организмом, способным устать, приболеть и сыграть с хозяином несвоевременную шутку. Найти нужные снадобья я тебе помогу, выясним, что и как на тебя действует, а потом научишься делать их сам — не та вещь, которую стоит доверять чужим рукам в ответственный момент. Думаю, Умара не откажется показать тебе основы и поделиться оборудованием, если я попрошу.
О, да! Эстромо она, само-собой, не отказала! Но надо было видеть, каким ехидным торжеством и превосходством горели её глаза, когда альтмер объяснял ей, что от неё потребуется, и для чего это нужно. Зная об их соперничестве, граничащем с враждой, талморец предостерёг её от любых попыток сыграть на обнаружившейся уязвимости юноши под страхом вечного отлучения от любых заданий и общения с самим Эстромо, но уж не подшучивать над этим её никто заставить не мог. Чем она и воспользовалась в своих целях.
Насмешка возымела своё действие, хотя Индарио подспудно понимал, что за то, что он на это повёлся, альтмер его по головке не погладит, но, в конце-то концов, это был просто чай, и то, наверняка предложенный лишь для того, чтобы ему досадить. Вот кабы ласково уговаривала — в пору бы насторожиться, а так с подковыркой — в порядке вещей. Если же эта мелкая ведьма решится нарушить запрет Эстромо, то самому парню, конечно, влетит, но зато он навсегда избавится от заносчивой прилипалы, с которой приходится делить внимание наставника. С такими мыслями Индарио снисходительно кивнул Умаре:
— Ну, налей, раз предложила. Я думал, до тебя не так туго доходит, что можно, а что нет.
Девушка негодующе фыркнула в ответ на вернувшуюся ей шпильку, но мигом поставила на стол вторую чашку:
— Садись, недоразумение.
Индарио сел и осторожно попробовал чай. Ни вкус, ни запах заваренных трав вроде бы не вызывали подозрений. Тем более, что едва ли не каждая хозяйка готовит подобные напитки чуть по-своему, выпытывая понравившиеся рецепты и меняя в них что-то по собственному вкусу.
Чай у Умары вышел просто восхитительным. И тут юноше пришла в голову роскошная, как ему показалось, идея.
— Отличный чай, спасибо, — как можно небрежнее произнёс он, — Но, спорим, я сумею приготовить не хуже?
В своё время одним из капризов его госпожи было научить Индарио заваривать и подавать ей чай, причём дама отличалась весьма утончённым вкусом и не терпела однообразия. Так что идти к кому-то на поклон, чтобы помогли превзойти соперницу, ему не придётся.
— Куда тебе! — усмехнулась Умара, — Если отполоскать в воде грязную тряпку, оно только цветом похоже. Я твою бурду и пробовать не стану.
— Ясное дело, не станешь. Просто потому, что иначе придётся признать, что я завариваю чай получше твоего! Ну, так я попрошу Эстромо попробовать и рассудить, чей лучше, — пожал плечами парень.
Они свирепо уставились друг на друга.
— Здоровье Эстромо слишком ценно, чтобы вот так им рисковать, — Умара пошла на попятный, но не могла не съязвить, — Так уж и быть, попробую, чего ты там накухаришь.
Индарио кивнул, испытывая внутреннее удовлетворение. Он добился, чего хотел. Правда, до этого он сам согласился на её угощение, но... у него были свои планы, а она всего лишь хотела его подразнить, не так ли?
Он наслаждался вкусом напитка, почти забыв о разделяющих их противоречиях. Сейчас, в этом уголке, было слишком уютно, чтобы думать о том, как досадить друг другу. Юноша поймал себя на том, что любуется Умарой. Почему он никогда не замечал, какая глубина заключена в её живых тёмных глазах? А её густые волнистые волосы, оттенок которых лишь немного отличается от смуглой кожи!.. Почти как у него, только в его случае и то и другое практически белое... Они с ней точно тёмная и светлая составляющая в изысканном десерте. Даже странно, что ещё не нашлось кулинара, который оценил бы этот контраст, соединив их вместе.
Ему хотелось слегка пожать ловкие загорелые пальцы, сейчас оплетающие чайную чашку, провести рукой по нежной девичьей шее, прикоснуться к ней губами. Почему он прежде не видел её притягательности? Зачем им перетягивать внимание Эстромо, точно слишком маленькое одеяло, если вместе можно добиться куда большего? Выполнять более сложные задачи, учиться новому и совместно получать одобрение наставника? Оказавшись во власти новых дум и ощущений, Индарио на миг поверил, что прозрение настало для них обоих и, возможно, теперь она расскажет ему то, что он хотел выяснить.
— Умара, — мягко произнёс он, — Может, всё же расскажешь, что за зелья ты варишь?
Сам того не замечая, юноша перенял убедительные интонации Эстромо, и, когда он так спрашивал, отказать ему было непросто, однако ответ девушки вернул его к суровой действительности:
— Ты что же, думаешь, будто чашка чая способна заставить меня выбалтывать свои секреты кому попало? — насмешливо протянула она, явно снова намекая на чудачества его организма. Но, несмотря на ехидный тон, у неё похолодело внутри. Почему он об этом спросил? Да ещё именно сейчас? Что-то заподозрил? А если он поделится своими догадками с Эстромо? Почему-то ей казалось, что тот будет не в восторге от её идеи. И не сочтёт невинной шуткой. Да нет, не может быть, чтобы этот белёсый что-то почувствовал!
Зубоскальство соперницы заставило юного мера встряхнуться, но на этот раз ему не захотелось ответить колкостью. Умара по-прежнему нравилась ему, и он жалел, что между ними с самого начала пробежал злокрыс, а теперь, наверное, этого уже и не исправить... Несмотря на это, девушка казалась ему всё более привлекательной, однако и жизнь, и уроки альтмера научили его не зацикливаться на бесплодных сожалениях. Раз она не желает говорить, нужно найти способ выяснить суть алхимических опытов Умары без её ведома. Юноша отставил в сторону опустевшую чашку и суховато произнёс:
— Спасибо за угощение. С меня чай.
Девушка проводила его взглядом. Подействовало или нет? Может ли быть, что странности, делающие парня уязвимым в одном, служат защитой в другом? Например, от любовных эликсиров? Ей показалось, что в его глазах на какое время появился восхищённый интерес, потом Индарио снова начал допытываться, какого рода зелья она изготавливает... а после отказа отвечать — словно отрезало. Если сперва Умара была уверена, что её снадобье подействовало, то теперь не знала, что и думать.
Чем был продиктован его вопрос? Внезапным интересом к ней и желанием сблизиться благодаря разговору о её увлечении? Подозрением в неестественности внезапного чувства и намерением вывести её на чистую воду? Или просто проявлением любопытства в расслабляющей атмосфере совместного чаепития, вдруг да расскажет? Но разве могло снадобье, не раз опробованное на других, дать сбой? С этим — могло... С ним вообще возможно всё что угодно... например, оно может подействовать вообще не так, как на прочих... Девушка запоздало испугалась, не могло ли её зелье оказаться для этого бледного недоразумения медленным ядом?.. Навредить ему совершенно не входило в её планы! Такого Эстромо ей в жизни не простит! И почему она не подумала об этом раньше?!
Умара заторопилась домой. Готового эликсира, сводящего на нет действие того, что она подмешала Индарио, у неё не было. Она ведь не собиралась сразу же отменять то, что сделала! Думала, помучить парня несколько дней, а то и месяц-другой. Иначе стоило ли вообще что-то затевать?.. А теперь ей стало страшно оттого, что неясно было, подействовало ли её снадобье и как именно.
Почти бегом добравшись до дома, девушка поскорее прошмыгнула в дальнюю комнатку с люком, ведущим в подвал, где она проводила свои опыты, и принялась лихорадочно перелистывать данмерскую тетрадь в поисках нужного рецепта. Пока что она готовила то, чем напоила Индарио, по заказу Эстромо и Ксавье, от них же знала, что всё отлично работает, но «противоядия» ни один из них у неё не просил. Так что этот состав был для неё в новинку. До сих пор она ни разу не пыталась воспроизвести какое-то снадобье впопыхах, и сейчас у неё всё валилось из рук. Умара прикрыла глаза и глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Затем внимательно вчиталась в записи. На изготовление нужного состава требовалось более двух дней, так как в конце его следовало несколько часов выдерживать в определённых условиях.
Девушка бранила себя за то, что не приготовила его заранее, но теперь оставалось только надеяться, что с Индарио не случится ничего страшного, и как можно скорее создать «противоядие».
Умара сосредоточилась на процессе, постепенно к ней пришла уверенность, что она всё делает правильно, работа успокоила и захватила её. Она уверенно провела свой эликсир через все стадии, оставила его отстаиваться и вздохнула с некоторым облегчением. Ни на работе, ни в воровском убежище девушка не появлялась более суток.
Внезапно раздался стук в дверь. На пороге обнаружился Индарио. Умара испытала невольное облегчение от того, что тот, вроде бы, жив и здоров.
— Решил узнать, куда это ты подевалась, — мер говорил спокойно и чуть насмешливо, но не переставал любоваться девушкой, её красивыми формами, привлекательным в своей необычности лицом... — Не привык долго ходить в должниках. Пообещал угостить тебя чаем, а ты взяла и исчезла. Я и подумал, что у сестёр, одна из которых — помощница повара, а другая — алхимик, всё нужное найдётся и дома. Так что, если позволишь, заварю его прямо тут.
Умара, растерявшаяся от такого внезапного напора, пропустила юношу в дом и дальше на кухню. Разобраться, что у сестёр к чему, да где находится, не составило особого труда. Обе за время работы в таверне привыкли содержать всё в образцовом порядке. Индарио постарался представить, какой напиток не просто понравится девушке, но и произведёт неизгладимое впечатление, и принялся колдовать с чайником и ингредиентами, найденными в хозяйстве дочерей Марситы.
Умара же сидела как на иголках, наблюдая за его вознёй и то и дело бросая тревожные взгляды на дверь, скрывавшую люк в лабораторию. Такая возможность, а зелье ещё не готово! И осталось-то подождать совсем чуть-чуть! Правда, если подумать, вроде бы то, что она успела подмешать Индарио, ему не повредило... так что можно особо не спешить, но когда ещё представится такой случай?!
Размышляя об этом, она не слишком внимательно следила за тем, что делает её нежданный гость, к тому же тот действовал очень осторожно. Сколько он ни думал, но лучшего способа узнать, как действует зелье, приготовленное Умарой, чем подсунуть его ей же и понаблюдать за эффектом, ему найти не удалось. Не на Эстромо же этот эликсир опробовать? Можно было попытаться проверить на себе, но собственные ощущения субъективны, к тому же на него многое, как выяснилось, действует не так, как на других. А это сразу ставит чистоту эксперимента под сомнение. С Умарой же, если что-то пойдёт не так, можно будет тут же во всём сознаться. Наверняка у неё есть чем нейтрализовать нежелательное воздействие, хотя бы на случай какого-нибудь происшествия в лаборатории. Ему и в голову не приходило, что она столь беспечна, что только-только заканчивает изготовление такого эликсира, причём уже напоив своим зельем его самого.
Индарио сделал всё даже для того, чтобы исключить малейшую вероятность спутать чашки. Подавая чай Умаре, он молился всем богам, чтобы эликсир не испортил вкуса напитка.
Мер первым сделал глоток из своей чашки, приглашая девушку попробовать. Та последовала его примеру и расплылась в довольной улыбке:
— Беру свои слова обратно! Это не похоже на воду из-под половой тряпки.
— Тебе виднее. Мой жизненный опыт не столь разнообразен, — привычно поддел её Индарио, впрочем, на сей раз это было больше похоже на дружескую шутку, нежели на насмешку или попытку уязвить, так что в ответ Умара даже ещё раз улыбнулась.
Собственно, этот белёсый мер довольно забавный парень. За словом в карман не лезет, умный и, по-своему, даже привлекательный. И чай, заваренный им, оказался божественно вкусным и ароматным.
Индарио исподтишка наблюдал за девушкой, надеясь разглядеть признаки действия зелья, добавленного в чай, и начинал опасаться, что его затея провалилась. Что он надеялся заметить? Что волосы у неё вдруг позеленеют или из ушей пар пойдёт? Если это не яд и не снотворное, а тут точно ни то, ни другое, явного эффекта не жди... И всё же... показалось, или выражение её лица несколько смягчилось?
Пока парень пытался отделить наблюдения от игры воображения, Умара продолжала разглядывать его, точно видела впервые. Ей захотелось ощутить его длинные тонкие пальцы на своей коже, коснуться белоснежных волос, слиться с ним в объятиях. Сладострастные грёзы полностью завладели её сознанием, взгляд тёмных глаз затуманился, губы чуть приоткрылись... О, она прекрасно помнила наставления Эстромо по поводу осторожности и соблюдения тайны при поиске чувственных утех! Но ещё никто не вызывал в ней такого вожделения, как сидящий напротив мер с удивительно светлой кожей и бриллиантовыми глазами. К тому же, кому он мог бы её выдать? Наставнику, который и так отлично знал свою подопечную?
Будучи менее темпераментной натурой и ещё ни разу не познавший женщину, Индарио лучше владел собой, но его тоже словно магнитом тянуло к Умаре. Глядя не неё, он и думать забыл и о подмешанном зелье, и о наблюдении. Казалось, девушка тоже испытывает нечто подобное, но юноша боялся всё испортить. Ему казалось, что он не вынесет, если теперь она прогонит его прочь.
Самый воздух вокруг них едва не плавился от страсти, сжигавшей обоих, но ни один не решался словом или жестом выразить свои чувства, не забывая о разделяющей их вражде, но едва ли понимая, с чего они так взъелись друг на друга, что им, в сущности, делить?..
Дальнейшее оба помнили смутно. Как очутились в объятиях друг друга, как оказались в комнате Умары, предаваясь безумию страсти, утопая в водопаде нахлынувших чувств, забыв о времени, обо всём мире, утрачивая самоё себя и обретая его в наслаждении близостью. Всё утратило значение, кроме того, чьё тело губы покрывали поцелуями, шепча самые нежные слова, перемежаемые сладострастными стонами.
Ни один из них ещё ни разу не испытывал подобного. Они не могли насытиться друг другом, ревность и ненависть, горевшие в них, под влиянием страсти переплавились в любовь, тем более сильную и глубокую, чем менее они прежде готовы были допустить саму возможность таковой.
Настал вечер. Вернувшаяся с работы Мирта, обнаружив на столе две чайные чашки и услышав звуки, доносившиеся из комнаты сестры, зарделась от смущения, быстренько прибралась на кухне и шмыгнула к себе.
Девочка не только внешностью пошла в мать, мечтавшую о жизни добропорядочной женщины и «придумавшую» себе мужа, которому старалась хранить верность. Мирта, в отличие от Умары, не унаследовала страстности отцовской натуры, и к тому же подпала под влияние поварихи, женщины весьма строгих нравов, появившейся в таверне как раз тогда, когда старшую сестру было уже не переделать, а младшей вполне можно было внушить что угодно. Впрочем, об Умаре кухарка была весьма высокого мнения, поскольку та выставляла себя порядочной девушкой, хотя и выросла в среде, не слишком к тому располагавшей.
Нынешний вечер стал для Мирты мучительным откровением. Неужели её сестра такая же, как эти? Она словно наяву услышала презрительный тон поварихи. Девочка нырнула под подушку и зажала уши, чтобы не слышать звуков, сводивших её с ума. Она любила Умару, зная, что без неё пропала бы, и примерно понимая, чего той стоило выжить и поднять младшую сестрёнку. Но теперь... крушение идеалов никому не даётся легко и просто. Мирта, не вылезая из-под подушки, горько разревелась и плакала, пока не уснула.
Примерно в это же время буря страсти в соседней комнате наконец улеглась. Уже совсем стемнело, и Умара соскользнула с постели, чтобы зажечь свечу. Мерцающий огонёк отразился в её бездонных тёмных глазах, и, когда она повернулась к Индарио, тот заметил слёзы счастья, впервые в жизни блеснувшие на ресницах девушки.
Он улыбнулся ей, и Умара вернула ему улыбку, но тут же прикусила губу, и из уголка её глаза скатилась совсем другая слеза. Она села на кровать, притянув колени к груди, обхватив их руками и уткнувшись в них лицом. Плечи девушки вздрагивали. Индарио обнял её, шепча самые ласковые слова, которые только мог подобрать, но Умара только отчаянно замотала головой, словно отвергая самую возможность утешения. Наконец она решительно повернула к нему мокрое от слёз лицо и прошептала:
— Я должна сказать тебе правду. Индарио. В чай, которым я тебя угощала, было подмешано любовное зелье... Прости меня. Эликсир, который исцеляет от его действия, наверняка уже готов... Я сейчас принесу. Только... тогда всё, наверное, закончится... а я... — она всхлипнула, и уставилась на мера почти с яростью, — Я люблю тебя!
Она не могла понять, почему вместо гнева или растерянности на лице Индарио появилась улыбка, становившаяся всё шире, как ни старался тот её скрыть.
— Ты напоила меня любовным зельем? — переспросил он, стараясь говорить ровно, но в его голос упорно пытались просочиться смешинки.
— Да! Я хотела посмотреть, как ты сможешь мне язвить, если влюбишься... Это была просто шутка! Глупая злая шутка!
— Не это ли зелье ты оставила на столе у Ксавье?
— Ну да, там во флаконе оставалась ещё половина... только он куда-то закатился...
— Это точно. В ту чашку чаю, которой я сегодня угостил тебя.
— Ты... что?!.
— То, что ты слышала. Я добавил тебе в чай твоё же зелье!
— То есть, мы...
— Именно!
Они расхохотались. Оба смеялись до слёз, до изнеможения, рухнув в объятия друг друга, и, так и не успев успокоиться, вновь предались обоюдным ласкам. Позже, когда они лежали, обессилев от смеха и любовных утех, Умара спросила, стараясь не хихикать:
— Но зачем?!
— Ну, а что мне оставалось? Эстромо заявил, что я должен сам разузнать, какие такие зелья ты варишь, если мне это интересно. Как ты понимаешь, с того момента это было уже не просто любопытство, а скрытое задание. И тут я нахожу доступный образец!
— Да уж, Эстромо не простил бы тебе, упусти ты такой случай!
— Разумеется. А как я мог выяснить, что это за зелье? Алхимией я не владею, проверять на себе... ты знаешь, насколько странные вещи может выдавать мой организм, а ты... я знал, что ты не делаешь яды, но если бы это как-то повредило тебе, я тут же бы во всём признался, а дома, рядом со своей лабораторией, ты наверняка бы смогла всё исправить.
— Смогла бы, наверное... только противодействующий эликсир вот только-только должен был настояться...
— То есть, подливая мне зелье, о противоядии ты не думала? Ох, Умара, я тебя обожаю! — вновь рассмеялся юноша, — Мне повезло, что с любовной алхимией не вышла та же история, что и с выпивкой!
— Мне тоже! Эстромо бы меня убил!
— Эх ты, отравительница! Как же я тебя люблю! — он вновь принялся со смехом покрывать её лицо поцелуями.
— Это правда?..
— Да. Я люблю тебя, Умара, — повторил он, серьёзно глядя ей в глаза.
— А я — тебя... как глупо всё вышло... Зато теперь ты знаешь, что я занимаюсь любовной алхимией. Подожди, я сейчас вернусь.
Умара набросила домашнее платье, чтобы не смущать сестру, если та её нечаянно увидит, прошла в лабораторию и взяла реторту с, готовым эликсиром. Девушка с такой ненавистью смотрела на зелье, что, казалось, могла расплавить взглядом стекло. Но посудина осталась цела, вещество не вскипело и не испарилось.
С тяжёлым вздохом Умара прошла на кухню, достала из буфета два маленьких керамических кубка предназначенных для крепких напитков, до половины наполнила каждый своим снадобьем и вернулась в свою комнату.
— Вот, возьми. Это зелье сведёт на нет действие предыдущего. Его можно пить и просто так, ни с чем не смешивая. Нам ведь больше нечего скрывать...
Она протянула кубок Индарио и, зажмурившись, поднесла к губам свой. Она должна проглотить это зелье, должна... сейчас он выпьет своё, и волшебство их любви окончится... Рука девушки замерла, так и не опрокинув снадобье в рот. И вдруг Умара, с рыданием, вырвавшимся из груди, выплеснула на пол свой эликсир, одновременно услышав в стороне удар и перестук разлетевшихся черепков. Она непроизвольно дёрнулась на звук и увидела, что по дальней стене растеклось мокрое пятно.
Девушка перевела взгляд на Индарио. Из её глаз струились слёзы, он же, напротив, весело улыбался.
— Извини, я тут немного намусорил у тебя дома. Ещё и стену испачкал... Я всё приберу, но ты имей в виду, когда вздумаешь напоить меня незнакомым зельем, что от некоторых я делаюсь буйным!
Она смотрела на мера, пытаясь осознать произошедшее. А он, внезапно посерьёзнев, проговорил:
— В Обливион твой эликсир. Не хочу. Пусть всё остаётся, как есть.
— Ты увидел, что я не стала пить свой, и?..
— Нет, я швырнул кубок в стену мгновением раньше, уверенный, что ты-то как раз выпьешь зелье. Я думаю, это просто судьба, и не желаю отказываться от такого подарка. Я люблю тебя. И гори всё огнём!
Девушка со слезами бросилась ему на шею.
— Я тоже тебя люблю! И тоже не хочу, чтобы это закончилось! Просто... так же не правильно... разве нет?..
— Нет, Умара. Думаю, рано или поздно, это всё равно бы случилось, но сколько времени мы бы потеряли? Твоё зелье просто открыло нам глаза и обострило чувства. Хороший повар добавляет приправ, чтобы придать блюду особый вкус, даже если оно и без них не вышло бы пресным, и он прав! Зачем же нам поступать наоборот?
Девушка наконец улыбнулась.
— Ты умеешь быть убедительным. Почти как Эстромо.
— Вряд ли. Я ещё не скоро стану достойным своего учителя. Просто тебе очень хочется мне поверить. Нам обоим этого хочется.
— То есть, ты сам не веришь в свои слова, а только пытаешься убедить себя и меня?
— А вот этого, маленькая отравительница, я не говорил! — он легонько коснулся её губ своими.
В этот момент раздался стук в дверь. Негромкий, но тревожный, как обычно стучат, опасаясь перепугать людей среди ночи, хотя случившееся не может ждать до утра.
Влюблённые настороженно переглянулись. Умара поправила платье, наброшенное раньше, и побежала открывать, а Индарио принялся поспешно собирать и натягивать одежду.
Стоило девушке подойти к двери, как снаружи послышался голос Ксавье:
— Умара, это ты? Открой!
Дверь тут же распахнулась, впуская бретонца внутрь.
— Что случилось, Ксавье? За тобой охотятся? Убежище накрыли?
— Нет, скажешь тоже... — махнул тот рукой, невольно успокаиваясь, — Предположения Умары были куда хуже того, что привело его к ней в неурочный час, — Понимаю, не тебя бы спрашивать, но... ты, часом, не знаешь, где может быть Индарио?..
В этот момент мер собственной персоной появился в дверях Умариной спальни. Одного беглого взгляда Ксавье хватило, чтобы понять, что произошло между этими юнцами. Самообладания бретонца едва хватило, чтобы не разинуть рот от удивления.
— Ну, вы даёте… — растерянно протянул он.
Молодые люди переглянулись и снова расхохотались.
— Я конечно, рад, что хоть кому-то весело, — проворчал Ксавье, — Только сегодня я впервые поверил, что этому альтмеру не чужды обычные человеческие чувства. Сначала одна перестала появляться, но она-то большая девочка, у неё и дом есть, и работа в таверне, о которой она, кажется, вспоминает всё реже… А вот куда тебя, — он ткнул пальцем в Индарио, — могло вдруг унести, так чтобы к ночи не вернулся — это вопрос!..
Бретонец почти ожидал, что мер, как почти любой юноша его возраста, сейчас встанет в позу и заявит, что он уже достаточно взрослый и не нуждается в няньках, но ошибся. Умара и Индарио с ужасом смотрели друг на друга. Они совершенно не подумали об Эстромо, и о том, что его подопечный никогда ещё не исчезал допоздна неведомо куда.
Умара прижала ладони к щекам.
— Ксавье, он в ярости?
— В ярости?.. Я вообще не подозревал, что он способен сходить с ума от тревоги, да ещё настолько, чтобы не суметь этого скрыть. Мисури-даро даже посочувствовала ему на предмет отсутствия хвоста. Говорит, каджитам он здорово помогает выплеснуть эмоции, которые невозможно сдержать. Он остался в убежище ждать вестей об Индарио или же его самого, живого… или не очень. А я отправился к тебе, потому как не представлял, где этого молодца банекины носят, но сидеть и смотреть на то, что творится, никаких сил не было. Чего не ожидал, так это обнаружить его тут! Ладно, пойду скажу Эстромо, что нашлась его пропажа, жива-здорова. А утром пусть сам с вами разбирается, — Ксавье произнёс это такой сердитой скороговоркой, что девушке стало ясно — он тоже переживал из-за их исчезновения, особенно её. То, что казалось естественным само по себе, на фоне того, что Индарио тоже как в воду канул, порядком встревожило уже самого бретонца.
— Нет, Ксавье, я сейчас же иду в убежище, — подал голос юный мер.
— Мы идём, — поправила его Умара, и метнулась переодеваться.
Очутившись на улице, влюблённая парочка припустила так, что оставила бретонца далеко позади.
— Мальчика нашли, гоняться за ними, — ворчал тот на бегу, отчасти всё ещё сердясь, отчасти для виду, после чего прибавил ходу и возле убежища почти нагнал их. Всё-таки род занятий бретонца требовал от него пребывания в хорошей форме.

 

Наказание

Наказание

Не прошло и четверти часа с того момента, как Ксавье постучался к Умаре, а питомцы Эстромо уже стояли перед наставником, виновато понурив головы.
Завидев их, альтмер, до этого расхаживавший по убежищу как раздражённый сенч, опустился в кресло. Со стороны это выглядело как готовность вершить над ними суд и расправу, хотя у того просто от облегчения едва не подкосились ноги. Но голос его, когда он обратился к молодым людям, был спокоен и ровен, как тёмная гладь лесного озера в недрах босмерских земель.
— Если я правильно понимаю, вы больше не нуждаетесь в моих советах и наставлениях. Что ж, вы оба достаточно взрослые, чтобы осознанно принимать такие решения, значит, так тому и быть.
Умара просто лишилась дара речи, умоляюще глядя на Эстромо, а Индарио, меньше робевший перед учителем, ставшим заодно и его опекуном, но всё же благоговевший перед ним, нашёл в себе силы встретить его взгляд и сказать:
— Это я виноват. Я ушёл, ничего не сказав, а потом потерял счёт времени. Умара здесь ни при чём. Она всегда приходит и уходит, когда вздумается, и, в отличие от меня, не живёт в убежище.
— Ещё раз. Ты достаточно взрослый, чтобы не отчитываться передо мной, куда и насколько отправляешься. А я могу чувствовать себя свободным от необходимости с тобой возиться. Все только в выигрыше.
Индарио закусил губу, понимая, что заставил наставника напрасно волноваться, при том, что тот вложил в него столько времени и сил, что далеко не каждый родитель мог бы с ним сравниться. И что с того, что никто до сих пор не требовал отчёта о его перемещениях? Мог бы и сам подумать, а не забывать обо всём на свете в объятиях Умары. Исчезнуть вот так, погрузившись в пучину наслаждения, пока Эстромо не находил себе места, не зная, что случилось с его учеником, всегда по вечерам находившимся в убежище, если только тому не давали других поручений, показалось каким-то просто запредельным скотством. Юноша, в отличие от большинства сверстников, не мог даже ответить самонадеянной фразой: «Да что со мной может случиться?»
Это с ним-то, в пять лет украденным из семьи, в десять принятым за вампира, и хорошо ещё, что людьми Эстромо, а не оголтелыми фанатиками или перепуганными обывателями, из которых неизвестно, кто страшнее и более скор на расправу?! И, наконец, такое высказывание выглядело бы совершенной глупостью в свете недавней истории, по счастью, приключившейся не с Индарио, а с одним из агентов его наставника.

***

Не сказать, чтобы тот в чём-то ошибся или повёл себя неправильно, просто оказался в неудачном месте в далеко не лучшее время. В доках его обступили четверо матросов, чьё поведение на борту настолько не понравилось капитану, что тот, не дожидаясь окончания рейса, ссадил их в Анвиле и нанял на их место других. Эта четвёрка как раз успела не то отметить обретённую свободу, не то справить проводы по работе и заработку, но им было всё равно, на ком выместить свою досаду, и ничто не могло остановить их на пути к удовлетворению этой потребности. Когда появилась стража, от щуплого босмера осталось нечто, напоминавшее отбивную, которая, по какому-то недоразумению, всё ещё продолжала дышать.
Эстромо с Индарио на тот момент оказались сравнительно неподалёку, где их и разыскал товарищ пострадавшего. Альтмер, едва услышав о случившемся, вместе с воспитанником поспешил к месту происшествия. Увидев прискорбное зрелище, которое являл собой один из самых толковых его ребят, он, повернувшись к Индарио, начал:
— Беги в Коллегию Шепчущих, спросишь… Да нет, — прервал он сам себя, — Не станет он с тобой говорить... Пока разберётся, что от меня, слишком много времени потеряем… Пойдёшь со мной! А ты, — он обратился к подручному, прибегавшему сообщить о несчастном случае, — не позволяй никому трогать избитого! Скажи, за целителем послали, вот-вот здесь будет. Если стража будет цепляться, а им такое зрелище на территории ни к чему, сунешь по паре монет на нос — отстанут.
Эстромо размашисто зашагал в город, причём невысокий Индарио еле-еле поспевал за ним почти бегом. В «Путеводной Звезде», как именовались представительства Коллегии Шепчущих, организованной во 2 г. 4 Э. после роспуска Гильдии магов, альтмер сразу же спросил, где сейчас Таларано. К несчастью, им встретился один из учеников последнего, ревностно оберегавший уединение учителя.
— Таларано занят важным экспериментом, не велел беспокоить, — отрапортовал молодой имперец.
Талморец недовольно поморщился. Коловианцы везде ведут себя точно в военном лагере. В крови у них это, что ли?
— Передай, что его спрашивает Эстромо. Это срочно.
— Да я же говорю…
— Вот именно, говоришь, а надо слушать и делать, что велено, — раздался сверху зычный голос, и на лестнице показался его обладатель. Индарио с интересом разглядывал мага, стараясь, чтобы его внимание нельзя было счесть назойливым или бестактным. Альтмеров, похожих на Таларано, он прежде не встречал. По возрасту тот, пожалуй, был близок к Эстромо, хотя из-за более крупного сложения и окладистой светло-золотой бороды, казался старше. В глазах цвета тёмного янтаря светился недюжинный ум, и… куда меньше спокойствия и терпения, чему у гильдейского казначея.
— Вечно с ними так, — продолжал Таларано, спускаясь и обращаясь к пришедшим, — Одни вообще делают не то, что сказано, другие упрутся в рамки услышанного и свою голову использовать отказываются. К тебе, между прочим, относится, — ткнул он пальцем в имперца.
Тот опустил взгляд, но в упрямом наклоне шеи читалось, что он продолжает считать необходимым действовать согласно полученным инструкциям во что бы то ни стало. Сказали не беспокоить — значит никого не пускать, если исключения не оговаривались.
Таларано тяжело вздохнул и перевёл взгляд на Эстромо:
— Так что там у тебя случилось?
— Одному из моих срочно нужна твоя помощь.
— Хм, юноше, что с тобой, она явно не требуется, а раз ты больше никого не приволок, я заключаю, что дело серьёзное.
Эстромо кивнул.
— Так чего мы тогда стоим?!
— Давай я портал открою. Тебе сила для другого понадобится.
Настал черёд Таларано нетерпеливо кивнуть. Затем он повернулся к молодому имперцу:
— Ты так переживал за мой эксперимент, вот сам за его ходом и присмотришь. Иди наверх и наблюдай за кристаллом. Как только он пожелтеет, вытащишь его, и заменишь на новый из ящика, что справа от стола. При этом ты должен предоставить подробное описание происходящего и точное время замены. Ясно?
Коловианец коротко кивнул и отправился, куда велено.
Индарио ещё не приходилось видеть, чтобы его наставник пускал в ход магию, но сейчас тот сосредоточился, поза альтмера выдавала сильное напряжение, он выбросил вперёд руку с раскрытой ладонью, из которой ударил яркий луч, превратившийся на конце в прореху реальности, позволяющую за один шаг очутиться совсем в другом месте.
— Идите! Скорее! — голос Эстромо прозвучал сдавленно от прилагаемых им усилий. Индарио, привыкший повиноваться ему, белкой нырнул в сияние и оказался рядом с избитым босмером. Тут же у него за плечом возник Таларано, и юноша шустро отодвинулся, чтобы не мешать. Маг одобрительно посмотрел на него и добродушно проворчал:
— А ты смышлёный… Где вас Эстромо таких берёт только? Даже завидно! Ладно… Этот, что ли?
— Да, — тут же отозвался белокожий мер, не решаясь спросить, почему гильдейский казначей не появился следом.
— Придёт он, не переживай, — ответил Таларано на его невысказанный вопрос, склонившись над пострадавшим и проводя над ним ладонями, — Мы, альтмеры, в большинстве своём, неплохие маги, но создание порталов подвластно далеко не всем, а с лёгкостью — и вовсе единицам. Чтобы самому уйти в свой портал, нужно его стабилизировать, это тоже требует немало сил, особенно от того, у кого нет к этому особого таланта. Эстромо удерживал его, пока мы не прошли, а потом отпустил и придёт пешком. Ты молодец, что так быстро проскочил. Ему каждая лишняя секунда даётся непросто.
Таларано замолчал, продолжая сосредоточенно проводить руками сперва над лежащим, потом едва касаясь его кожи. Затем вдруг глянул на Индарио и заявил:
— Ну-ка, давай, помогай. Осторожно положи ему ногу вот так, теперь здесь вот так, нет, чуть-чуть поверни… Молодец…
Он отдавал подобные распоряжения очень быстро, а юноша старался выполнять их как можно точнее. Затем маг мотнул головой, мол — свободен, и, опустившись на колени возле босмера, закрыл глаза, но его руки по-прежнему двигались вдоль частей тела пострадавшего, не приближаясь и не отдаляясь. Иногда Таларано будто пытался свести вместе отталкивающиеся магниты. Было видно, что он выполняет трудную и напряжённую работу, его лицо заблестело от пота, и в закатном свете стало похожим на золотую маску.
Эстромо подошёл не так уж скоро и выглядел усталым. Он остановился за плечом у мага и вопросительно глянул на Индарио. Тот чуть пожал плечами, поскольку ничего не смыслил в происходящем. Альтмер кивнул и перевёл взгляд на босмера и склонившегося над ним Таларано. И целитель, и его подопечный открыли глаза одновременно.
Казначей подал руку магу и тот, поднялся, опираясь на неё.
— Повезло ему, что выжил, ну, а теперь-то жить будет. Все переломы мы с твоим парнишкой ему собрали, начерно я их срастил, можно бы и получше, но ему внутри много чего отбили, на это основные силы ушли. Переносить его теперь можно, но лежать ему не меньше недели. Потом-то пусть хоть скачет. Да, кстати, ученик у тебя весьма толковый, позавидовал вот…
Эстромо едва заметно приподнял бровь. Таларано верно истолковал выражение его лица:
— Нет, маг из него очень слабый. Зато соображает быстро и делает, что надо. Побольше бы таких! Были бы способности к нашему делу, сманил бы у тебя в Коллегию, так и знай.
Эстромо слегка улыбнулся, и принялся распоряжаться на предмет переноски пострадавшего, а Таларано тем временем объяснял товарищу избитого, как следует с тем обращаться, и что ещё для него нужно сделать. После чего казначей на этот вечер отпустил Индарио, и оба альтмера отправились к Эстромо. Хотя тот и проводил большую часть времени в воровском убежище, у него был небольшой одноэтажный домик в Анвиле, куда он возвращался почти каждый вечер, и пара комнат в гостиницах разного уровня, где иногда ночевал, если нужно было с кем-то встретиться.
Придя домой, Эстромо достал и открыл бутылку дорогого саммерсетского вина.
— С меня причитается. Ты, небось, уже и вкус позабыл? Мне-то время от времени перепадает с родины.
— Мне Рейни как-то присылала… Но ты ж наших учеников видел? Здоровые лбы. Им интересно «попробовать», такое контрабандисты не возят. Ну, и от коллег прятать тем более как-то не дело. Так что и осталось-то, считай, на один нюх.
— Зато сейчас сможешь оценить плюсы работы в уединении, — улыбнулся гильдейский казначей, разливая вино по бокалам, — У самой-то Рейнары как дела?
— Что ей сделается? Продвигается, строит карьеру, по-прежнему дурит голову всем, кто знает её хуже, чем мы. Сестрёнка нигде не пропадёт, ты же её знаешь. Ладно, давай выпьем за здоровье твоего босмера. Не каждый день их брату удаётся до полусмерти замучить двоих альтмеров!
Эстромо поднял свой бокал.
— За его здоровье! Без твоего вмешательства ему не помогла бы и тысяча тостов, а теперь я за него спокоен.
Эльфы осушили свои бокалы, и маг одобрительно кивнул, признавая качество вина.
Альтмеры знали друг друга с ранних лет и одно время вместе учились. Позже Таларано начал углублённо заниматься магией, а Эстромо посвятил себя службе Талмору, равно как и Рейнара — сестра-двойняшка его приятеля, впрочем, подобно брату, весьма одарённая в области чародейства. Этих троих до их пор связывали узы крепкой дружбы, но хотя волею судеб двоих из них забросило на Золотой Берег, им нечасто удавалось выкроить время, чтобы встретиться и спокойно побеседовать. Однако на сей раз они заслужили небольшой отдых.
Уютно расположившись в небольшой гостиной Эстромо, эльфы потягивали вино и неторопливо обсуждали всё то, что накопилось со времени их последней относительно спокойной встречи. Разговор сам собой коснулся учеников. Было очевидно, что Индарио произвёл на Таларано самое благоприятное впечатление. Талморец и сам был доволен двоими ребятами, почти случайно попавшими к нему в руки. Из них уже сейчас вышли неплохие помощники, которые со временем обещали стать идеальными. Магу в этом плане повезло меньше. Вспомнив об оставшемся в здании «Путеводной Звезды» коловианце, Эстромо вдруг спросил:
— А как там твой имперец?
— А что с ним будет? Он любит действовать по инструкции — инструкция ему выдана, — хохотнул чародей.
Гильдейский казначей недоверчиво прищурился:
— Зная тебя, этот кристалл может пожелтеть дня через два, или вообще никогда.
— За кого ты меня принимаешь?! — возмутился маг, но веселье, послышавшееся в негодующем тоне, не позволяло поверить в его искренность.
— За того Таларано, которого знаю с детства. Так что там с имперцем и кристаллом? Я прав?
— Отчасти. Сперва, где-то через час, по моим прикидкам, кристалл должен позеленеть, почти до жёлтого…
Эстромо тихо засмеялся, предвкушая продолжение, а Таларано невозмутимо продолжал:
— Затем вновь через зелёный уйти в синий, оттуда в красный, а уж затем стать жёлтым. Эти метаморфозы займут минут десять-пятнадцать.
— И когда кристалл станет жёлтым…
— Парень должен его заменить и зафиксировать время замены. При этом ему следует записать все предыдущие изменения…
Судя по тону и довольной улыбке, маг ожидал дальнейших вопросов. Эстромо не стал разочаровывать друга:
— Но ты не сказал ему, что делать с вынутым кристаллом, и надо ли продолжать наблюдение за следующим?..
— Именно! А новый должен пожелтеть почти сразу! Как только кристалл примет требуемый цвет, значит вся установка вышла на нужный режим. Вот и поглядим, как парень будет действовать!
— Не боишься, что когда вернёшься, он будет готов поздороваться с Шеогоратом?
— Если ему для этого хватит такой малости, то в магии ему делать нечего!
— А если он тебе все кристаллы переведёт?
— Да мне жёлтые-то и нужны. Выкидывать ему не велено, если настолько отойдёт от выданных рекомендаций, решу, что небезнадёжен, — расхохотался Таларано.
Впрочем, вскоре он засобирался обратно к ученику, не то из любопытства, не то всё же переживая за него и судьбу кристаллов.
Однако, судя по тому, что Эстромо ещё не раз видел друга в компании того же коловианца, парень не сошёл с ума и не наворотил таких дел, чтобы вылететь из Коллегии.
Проводив приятеля, талморец задумался о событиях минувшего дня. Он не любил, когда его люди подвергались опасности, особенно вот так, на ровном месте.
Из четверых бузотёров, напавших на босмера, ни один не прожил и трёх месяцев, включая тех двоих, которых стража изловила-таки и упекла в тюрьму.

***

Помня об этой истории, и о том, что лишь чудом лесной эльф не погиб на месте, Индарио всё ниже опускал голову, понимая, что Эстромо волновался за него не зря, поскольку с ним тоже могло случиться что угодно. Пусть юноша уже весьма неплохо владел кинжалом и метательным оружием, и сносно лёгким мечом, это вовсе не значило, что он способен обеспечить собственную безопасность в любой ситуации. Попавший в переделку босмер был старше и намного опытнее него, но не сказать, чтобы ему это сильно помогло.
Индарио не представлял, как в данном случае можно оправдаться, тем более, альтмер его ни в чём не обвинял, справедливо упоминая, что парень и не обязан перед ним отчитываться, но, в самом деле, при таком безответственном подходе со стороны ученика, зачем ему с ним возиться, чему-то учить и вообще принимать его жизнь и судьбу близко к сердцу?
Умара, глядя на то, как эти двое, каждый из которых был ей по-своему дорог, изводят друг друга и впервые готовы всерьёз рассориться, вплоть до полного разрыва, на какой-то момент забыла о себе и вмешалась:
— Эстромо, это я во всём виновата! Я добавила ему в чай любовное зелье, так что он никак не мог не прийти ко мне, ну и потом… просто забыл о времени.
Это было что-то новое! Умара, выгораживающая Индарио, вместо того, чтобы наслаждаться тем, что тот попал в неловкую ситуацию?! К ней-то у альтмера не было и не могло быть никаких претензий. У неё всегда было достаточно много собственных дел. И тут она подставляется сама?! С этим тоже требовалось разобраться, но позже.
— Та-а-ак… — протянул альтмер. Вмешательство девушки направило его мысли несколько в другое русло, но его недовольство учеником только возросло, — То есть ты, отлично зная, как она к тебе относится, принял из её рук чай, и, более того, тебе хватило ума его выпить?!
— Но ты ведь сам её предупреждал…
— Предупреждал насчёт выпивки. Ни о приворотных зельях, ни о ядах, речь не шла. Она, или любой другой на её месте, мог подмешать тебе что угодно, хоть корень жарницы, поскольку об этом ничего сказано не было! А потом хлопать глазками, что в чае был невинный цветочек, и кто бы мог знать, что на тебя он так подействует?! Когда ты думать-то начнёшь?! Или этим я за тебя всю жизнь заниматься должен?! — Эстромо повернулся к Умаре, — Ну, а ты — молодец. Сумела развести этого болвана. Только с чего тебе это в голову взбрело?
— Ну… — Умара замялась, чувствуя, что хотя эта похвала была, пожалуй, вполне заслуженной, остальная часть истории едва ли порадует альтмера, — Я хотела посмотреть, как он станет себя вести, если влюбить его в меня? Я-то буду поддевать его, как всегда, а он?..
Эстромо покачал головой, стараясь скрыть невольную улыбку. И вот ради этого?.. Угораздило же его связаться с двумя этими детьми!
— Ладно. Раз сумела это провернуть, значит, всё равно молодец. Хоть кому-то моя наука впрок пошла, — он сурово глянул на Индарио.
Тот молчал. Возразить было нечего. Девушка собрала волю в кулак и, зажмурившись, торопливо проговорила:
— Я не молодец… Я же не знала, как на него может подействовать это зелье, и задумалась об этом только после того, как он его выпил…
— То, что не подумала о возможных последствиях, это плохо. Но когда под рукой противоядие… Если что-то пошло не так, его и подмешивать не пришлось бы, дала бы сразу.
— У меня не было противоядия… Я собиралась дать его потом, когда мне надоест забавляться его чувствами… и приготовить тогда же… А ещё… я склянку с эликсиром забыла на виду…
Ну, вот и что с ними делать? Ладно уж, раз поняла, чего наворотила, и всё обошлось, глядишь, хоть на будущее запомнит...
— Рад, что ты хотя бы сама обратила внимание на свою небрежность. В другой раз будешь внимательнее, — суховато проговорил альтмер.
— Я… не сама, — чуть слышно прошептала Умара, — Индарио нашёл это зелье…
— И подмешал его ей, — тихим эхом добавил юноша.
Эстромо с силой потёр виски. Эта парочка своей безалаберностью вызвала у него непритворную головную боль. Как, ну как можно было совершить чуть ли не все мыслимые и немыслимые ошибки разом?! Дети! Какие же они ещё, в сущности, дети! А чего он, собственно, от них ждал? Вселенской мудрости и осмотрительности в пятнадцать лет? Так это ни для человека, ни для мера, считай, не возраст. Взять хотя бы его самого в их годы... Не угробили ни себя, ни друг друга, и на том спасибо… То грызлись почём зря, а теперь умудрились один другого приворожить! Такого нарочно не выдумаешь!
Видя, что наставник не торопится распекать их за то, что они натворили, Индарио, немого осмелев, добавил:
— Зато я всё-таки выяснил, какого рода алхимией занимается Умара!
Зато!.. Зато! Это уже был удар на добивание. Альтмер, не выдержав абсурдности момента, расхохотался. Двое, вытянувшиеся перед ним с виноватыми лицами, тоже улыбнулись. Сперва несмело, краешками губ, затем всё шире и шире. А улыбка у Умары была совершенно умопомрачительной. Если девушку и нельзя было назвать красавицей, то стоило ей улыбнуться, рядом с ней меркло любое совершенство.
Справившись с приступом смеха, Эстромо строго, но уже не так сурово, как вначале, потребовал:
— Так. А теперь вы оба рассказываете всё до мелочей с самого начала. Потом решу, что с вами делать.
Юнцы без утайки поведали ему свою нелепую историю от начала и до конца. Порой альтмер задавал им уточняющие вопросы, но оба так стремились загладить свою вину чистосердечным признанием, что и сами не скупились на подробности. О том, как они обошлись с «противоядием», влюблённые тоже скрывать не стали.
Наконец Эстромо стукнул указательным пальцем по столу, как бы ставя точку в их повествовании.
— Это всё, конечно, до крайности романтично. Но зелье обратного действия вам бы особо и не помогло. Разве что на время притупило бы ощущения и подпортило удовольствие.
Если бы в этот момент Индарио мог увидеть их с Умарой со стороны, ему на память непременно пришёл бы образ Рыбки, с вечно удивлённо распахнутыми глазами и приоткрытым ртом.
Альтмер покачал головой.
— Разумеется, я знаю, каков принцип работы этих зелий. И содержание твоей тетрадки, уж прости, для меня давно не секрет.
— Я догадалась… Ты ведь очень точно говорил всегда, что именно мне надо изготовить.
— Утешает, что хоть местами ты что-то соображаешь. А раз так, напряги голову и подумай: если и я, и Ксавье уже не один раз просили тебя создать тот эликсир, которым вы напоили друг друга, почему ни разу ни один из нас не заказывал обратного? Можешь тоже попытаться найти ответ, если ещё в состоянии хоть о чём-то мыслить, — обратился он к Индарио.
— Ну… я так думала, что Ксавье использует его на дамах, которые в Анвиле проездом, охмуряет их и втюхивает им свои поддельные украшения, заодно выясняя, где те хранят свои настоящие… Так что они уезжают раньше, чем у него будет возможность дать им второе зелье. Ну и… ему, может, льстит, что они все остаются в него влюблены?..
Эстромо кашлянул, чтобы скрыть улыбку, вызванную её последними словами. Что ни говори, а работа в портовой таверне научила девочку разбираться в людях. Насчёт бретонца она, пожалуй, была права, хотя тот в жизни бы этого не признал.
— Отчасти верно, — одобрил он её умозаключения, — А если толпа влюблённых дам надумает вернуться в Анвил и повиснуть у него на шее с воплями «Я твоя навеки!»?
— О-ой!.. — девушка пришла в ужас, — Если такое возможно, так надо же предупредить Ксавье!
— И меня заодно, да? Ладно, ты знаешь, что сам я этим зельем не пользуюсь, но неужели ты думаешь, что я подставляю других, чтобы потом насладиться столь экзотическим зрелищем?
— Ты… Ты нет, конечно же!..
— И, однако, «противоядия» у тебя тоже не просил ни разу.
Умара умолкла, сосредоточенно обдумывая услышанное. И тут подал голос Индарио:
— Наверное, у этого зелья довольно ограниченный срок действия. Как только в организме не останется его следов, эффект сам собой пропадёт…
— Именно, — Эстромо удовлетворённо кивнул, в душе радуясь, что ученик сумел сделать совершенно правильный вывод, — В твоём случае, его действие если ещё не сошло на нет, то здорово ослабло. Просто тебе самому нравилась Умара, чего в вашем вечном противостоянии ты был не в состоянии заметить. Стоило твоим глазам раскрыться благодаря зелью, остальное уже не из области алхимии. Так что «противоядие» тебе бы не помогло. Оно не оказывает обратного эффекта, а нейтрализует действие первого вещества.
— То есть, если кому-то подмешать только второй эликсир, он никак не подействует? А зачем тогда он вообще нужен? Если постепенно и без него всё выветрится? — насторожилась Умара. У неё мелькнуло подозрение, что Эстромо их проверяет и нарочно выдаёт несообразности, чтобы «ушами ветер не поднимали».
— Верно рассуждаешь. Но тут нет никакой логической ловушки. Как действует этот любовный эликсир? Он пробуждает влечение и интерес к первому кто попадётся в поле зрения выпившего зелье, согласно его склонностям. В общем случае, для мужчины это первая увиденная женщина, для мужчины — наоборот, хотя возможны различные варианты. Так что, если бы пока он, — альтмер кивнул на Индарио, — пил твой чай, ты куда-то отлучилась, а ему на глаза попалась хоть Мирель, хоть Мисури-даро, хоть сама Берона, он воспылал бы чувствами к одной из них. Вот для таких случаев и нужно «противоядие», чтобы нейтрализовать ошибочно полученную привязанность и, при правильно подобранной дозировке, возможно, почти сразу исправить на нужную. Однако, в вашем случае, на это ушло бы не меньше трёх чашек чая. Так что, без крайней необходимости соблазнить кого-то здесь и сейчас, при невозможности исключить ошибку, эликсир обратного действия попросту не нужен.
Парочка переглянулась. Встретившиеся взгляды говорили, что для обоих главное то, как они поступили с «противоядием», не зная всего, что сейчас рассказал им альтмер. Эстромо, натянув маску усталого равнодушия, внимательно наблюдал за ними. То, чего ему не удавалось добиться, они невольно сделали сами… При этом такого наворотив, что волосы дыбом. Результат его устраивал, но поощрять такую неосмотрительность, идущую вразрез со всем, чему он учил обоих, было нельзя. Следовало извлечь из ситуации максимальную выгоду. Решив, что дал им достаточно времени на поедание друг друга влюблёнными глазами, талморец сурово произнёс:
— А теперь вон отсюда, оба.
Альтмер почти услышал, как с треском прогнулся дощатый настил, когда эти двое рухнули с небес на землю. Вот так. А то расслабились, голубчики...
— Ты нас гонишь?.. — со слезами на глазах тихонько уточнила Умара.
— А что мне остаётся, после всего, чего вы натворили? И чтобы я вас не видел, пока не сможете больше десяти минут кряду думать о чём-нибудь, кроме того, как затащить друг друга в койку!
Оба тут же засияли как надраенная бляха у туповатого стражника. Но Эстромо, не поведя бровью, продолжал:
— А чтобы я знал, что вы действительно вновь на это способны, а вам не пришло в голову, что такая свобода — подарок за ваше разгильдяйство, явитесь, только когда сможете отчитаться в успешном выполнении задания.
Как же они, на самом деле, похожи! Вот и сейчас, точно два щенка, сделавших охотничью стойку. Только что уши не торчком, повёрнутые к нему, чтобы не упустить ни слова. Как же! Задание! В дополнение к возможности почти неограниченно наслаждаться друг другом, ещё и задание на сладкое! Интересно, как им понравится то, чего он собирается от них потребовать?
— Во-первых, Умаре нужно всерьёз вернуться к работе в таверне, пока она не готова открыть свою лавку. А то у меня такое чувство, что с нынешним отношением к делу её оттуда скоро попросту выгонят.
У девушки вытянулось лицо — ничего себе задание!.. Альтмер, отметив это про себя, невозмутимо продолжал, обращаясь преимущественно к ней, как к менее провинившейся, говоря об Индарио так, словно тот не стоял совсем рядом:
— Если бы не твоя работа, я бы поручил тебе таскать его по кабакам. Не мне же, в самом деле, этим заниматься? Пить ему нельзя, а вот научиться достоверно изображать любую стадию опьянения — необходимо. Так что пускай торчит у тебя в таверне, наблюдает за разными посетителями, запоминает. Если обслуживать будешь ты, никто и знать не будет, что там у него в кружке. Потом пусть попытается воспроизвести то, что усвоил. Сперва наедине с тобой — ты-то, как раз, всякого навидалась, так что сможешь легко подсказать, где ошибается или переигрывает. Когда решишь, что с этой частью он справился, начинается следующая. Всё то же, но прямо в таверне, на людях. Решишь, что придраться не к чему, явитесь ко мне, устрою ему экзамен. Заодно займёмся с ним подбором подходящего снадобья. Но, предупреждаю сразу, мои задания будут посложнее простого подражания, так что вникай во что сможешь, — неожиданно перевёл он взгляд на Индарио.
Оба призадумались. Неплохо. По крайней мере, отнеслись к задаче серьёзно. На самом деле, изначально талморец как раз и собирался сам заниматься обучением юноши, водить по разным злачным местам, подсовывать объекты для наблюдения, подсказывать, на что обратить внимание, поскольку не было никакой возможности доверить это парочке, готовой вцепиться друг другу в глотку. Конечно, теперь парню придётся обходиться без его советов, но в чём-то так даже лучше. Пусть своим умом доходит. Да и проверка даёт лучший результат, если экзамен принимает не тот, кто учил, не тот, к кому привык. Убедившись, что они запомнили и обмозговали его слова, Эстромо снова заговорил, теперь уже в основном с учеником:
— Такое задание, конечно, может показаться вам забавной игрой. Но это ещё не всё. Во-вторых, в свободное от пьянки и работы время, Умара должна преподать тебе основы алхимии, чтобы как только нужное зелье или зелья будут найдены, ты сразу мог более или менее самостоятельно заняться их изготовлением. Освоишь — снова экзамен. Будешь готовить при мне, причём твоей подружки рядом не будет. Ну и, наконец, в-третьих, наверняка вам есть чему поучиться друг у друга, какие-то пробелы, которые вы могли бы совместно заполнить. И я не о том, что у вас сейчас на уме. Вот и отчитаетесь, чему научились. Пока все три задачи не выполнены, на глаза мне лучше не попадайтесь. А по итогам посмотрим, стоит ли попадаться впредь. Я ещё не решил, готов ли возиться с вами дальше.
Альтмер сознательно не назначал им никаких сроков. Это тоже была своего рода проверка. Возможно, любовь затмит для них всё, и тогда, как ни жаль, проще совсем отпустить обоих — толку от них не будет. Зато если сумеют направить энергию своих чувств в нужное русло… О-о-о! Тогда эта пара станет настоящим шедевром!
Тем временем ученики отошли в сторонку, пошептались, затем Индарио вернулся к Эстромо, хотя девушка явно собиралась подойти вместо него.
— Пока я живу здесь, я не смогу не попадаться тебе на глаза. Умара предложила мне пожить у неё. Мне это кажется разумным, но я уже один раз исчез, не предупреждая…
— Да делайте вы, что хотите, — с деланным равнодушием пожал плечами альтмер, но едва заметный кивок намекал на то, что он оценил и то, как парень усвоил полученный урок, и то, что подошёл сказать обо всём сам, не прячась за подругу.
Индарио быстро собрал свои пожитки, каковых было совсем немного, и влюблённые поспешили улизнуть, радуясь, что так дёшево отделались. Задания Эстромо действительно представлялись им сущей забавой, которой к тому же предстояло заниматься вместе!

 

Счастливые изгнанники

Счастливые изгнанники

Была уже глухая ночь, когда влюблённые вновь оказались в Умариной спальне. Несмотря на поздний час, они не смогли удержаться, чтобы вновь не наброситься друг на друга с ласками, и заснули, лишь когда небо на востоке начало понемногу светлеть.

Сон юности крепок, но Умара проснулась ранним утром от возни, которую Мирта устроила на кухне, собираясь на работу. Девушка ойкнула и постаралась выбраться из постели, не разбудив Индарио. Однако тот заворочался и открыл глаза.
— Теперь я точно знаю, что ты добиваешься моей смерти! Сознавайся — ради этого всё и затевалось, — полушутя простонал он.
Умара засмеялась и звонко чмокнула его в щёку.
— Спи, недоразумение! — ласково проговорила она, — Свой ключ от дома я оставлю на столе, у Мирты есть второй. Выспишься, можешь делать, что хочешь, только дверь, уходя, запирай. А мне надо на работу. Завтрак тебе сегодня приготовить не успею, надеюсь, сам справишься. Чай-то вон какой заварил! На кухне, и вообще в доме, смело пользуйся всем, что найдёшь.
Индарио сонно улыбнулся, вспоминая события минувшего дня и ночи, последовавшей за ним.
— Умара! — раздался за дверью взволнованный голосок младшей сестры, — Умара, вставай! Хозяин сердится, что тебя на работе не застать! Грозился выгнать! Как мы тогда?!
— Иду, Мирта! Я уже встала! — откликнулась девушка, быстро натягивая платье, про себя отметив, что и касательно работы Эстромо как всегда оказался прав. Она распахнула дверь и обняла сестрёнку.
— Я нам собрала по-быстрому перекусить, — защебетала та, делая попытки заглянуть за спину Умары в её спальню.
Девочка с прошлого вечера была сама не своя, поскольку никак не могла решить, как ей следует воспринимать неведомую прежде сторону жизни старшей сестры. Она нарочно с утра погромче шебуршала на кухне, чтобы разбудить ту, не заходя к ней в комнату, но не выдержала ожидания и позвала.
Умара прикрыла дверь в спальню, сбегала умыться и присоединилась к Мирте, сидевшей за столом как на иголках. Заметив взгляды, которые девочка то и дело бросала в сторону комнаты, где спал их гость, старшая сестра сама заговорила о том, что беспокоило младшую:
— Это Индарио. Он пока поживёт у нас.
— Умара... но... но ведь это… так же нехорошо?.. Зара, наша повариха, знаешь как на девушек бранится, что они... ну… Ой, ну ты сама знаешь!.. А тебя она всегда считала хорошей...
— Ох, Мирта! Ну и каша у тебя в голове! Конечно, если сегодня с одним, завтра с другим, это не дело. Такое осуждает не только Зара. Тем паче, когда ради денег. А здесь другое. Мы любим друг друга.
— О, так это твой жених?! Вы поженитесь, да?! — Мирта от радости и облегчения затрепыхалась, как мотылёк, и кинулась обнимать сестру, — Прости, прости! Я знала, что ты у меня хорошая! Как я только могла сомневаться?! Только... разве не стоило подождать, пока боги благословят ваш брак?
Умара заключила девочку в объятия и задумалась. Девушке очень не хотелось расстраивать сестрёнку, которой замужество представлялось куда более необходимым, чем ей. Сама она об этом до сих пор даже не задумывалась. Однако нужно было подобрать подходящие слова, чтобы успокоить Мирту, и девушка осторожно произнесла:
— Разумеется, рано или поздно мы наверняка поженимся. Но сейчас у нас нет такой возможности. Если переживаешь, что скажут люди, просто пока не рассказывай никому, хорошо? Успеешь, когда всё встанет на свои места.
Та радостно кивнула. Предложение Умары её полностью устроило. Её ведь не просили лгать. Лишь не болтать раньше времени о том, что ещё не до конца свершилось.
Сёстры быстренько прибрали в кухне и поспешили в таверну. Мирта сказала правду — хозяин был настроен весьма сурово. Впрочем, если бы не наказ Эстромо, Умару, пожалуй, уже не слишком огорчила бы потеря работы. Свобода в сочетании с воровскими навыками принесла бы куда больший доход и позволила бы больше времени проводить с Индарио. Теперь же следовало как-то умилостивить трактирщика, иначе первую часть полученного задания она, считай, уже провалила.
Однако, несмотря как на то, что ей пришлось выслушать вторую за несколько часов гневную отповедь, куда менее сдержанную, нежели первая, так и на ответственность перед Эстромо, девушка витала в мыслях о своей внезапно обретённой любви, и её губы то и дело непроизвольно растягивались в мечтательной улыбке. Надо сказать, именно это, совершенно, казалось бы, неуместное выражение и спасло её от увольнения. Мало кто мог устоять перед улыбающейся Умарой, и хозяин мало-помалу смягчился, мысленно подсчитывая барыши от работы обаятельной обслуги.
— Так и быть, — нехотя проворчал он, остывая, — На сей раз я тебя прощу. Но целую неделю будешь работать до последнего посетителя! И не забывай улыбаться! Увижу кислую мину — пикнуть не успеешь, как вылетишь на улицу.
Девушка кивнула, радуясь, что так легко отделалась, хотя выспаться этой ночью ей не удалось, а при тех условиях, что поставил трактирщик, да ещё учитывая, что вечером дома её будет ждать отдохнувший Индарио, было похоже, что в ближайшее время и не удастся. Зато она выполнила одно из требований Эстромо, значит, оставался шанс получить его прощение! И Умара прилежно взялась за работу, одаривая немногочисленных в утреннюю пору посетителей лучезарными улыбками.
Мирта чуть помедлила в зале, чтобы узнать, чем закончится выговор, который хозяин учинил сестре, а затем мышкой прошмыгнула на кухню. Несмотря на своё простодушие и влияние, которое имела на неё повариха Зара, девочка никому ни словечка не сказала о том, что у сестры появился сердечный друг. Это был секрет двоих влюблённых, и Мирта, не любившая сплетничать, бережно хранила его.
Индарио, в отличие от его возлюбленной, не случалось не спать почти всю ночь, потом подниматься ни свет ни заря и целый день работать. В доме госпожи для питомцев был установлен строгий распорядок. Беспризорником он отсыпался в любое время, когда не был занят поисками пропитания. Эстромо же, если и давал ему задание на поздний вечер, что бывало нечасто, на следующий день не будил спозаранку. А вот Умара не раз просиживала чуть не до утра над данмерской тетрадью и книгами, порой бессонную ночь ей обеспечивала прихворнувшая сестрёнка, а наутро нужно было бежать в таверну, чтобы не потерять возможность прокормиться.
Однако юный мер встал, едва за сёстрами закрылась входная дверь. Ему претило валяться в постели или спать до обеда, когда любимая девушка, почти не отдохнувшая по его милости, вынуждена отправляться на работу.
Одевшись и аккуратно застелив кровать, Индарио прошёл на кухню и соорудил себе простенький завтрак. Но сев за стол и глядя на оставленный ему ключ, юноша так глубоко задумался, что почти забыл о еде. И то сказать, поводов для размышления у него было предостаточно. Первым делом, разумеется, он вспомнил вчерашнее чаепитие и то, что последовало за ним. Парень с радостью бы безраздельно предался грёзам о своей возлюбленной, если бы в его жизни не произошли слишком резкие перемены, которые следовало осмыслить.
Во-первых, Эстромо прогнал их обоих с глаз долой. И это, с учётом всего, что они натворили, было вполне закономерно. Индарио прикрыл глаза и постарался представить ситуацию такой, какой она виделась их наставнику. Проследив наиболее вероятный ход рассуждений альтмера, юноша улыбнулся и наконец принялся за еду. Если бы талморец действительно решил больше не тратить на них время, он не стал бы разбирать с ними их промахи, объяснять принципы действия зелий и не дал бы им задания. Просто ему нужно было, чтобы они осознали, сколько и каких глупостей наворотили, и им дано было время на обдумывание. Ну, а полученное ими задание было необходимо как для пользы дела, так и чтобы вместо наказания не получился сплошной праздник, которого они, по совести говоря, совершенно не заслужили.
Решив для себя вопрос с отношением Эстромо, парень задумался над более приземлёнными вещами. Умара и Мирта работают в таверне. Выходило, что Индарио навязался им на шею, не имея собственного дохода. Всё, что у него было, скопилось с тех вознаграждений, что альтмер платил за выполнение его поручений. Талморец лично давал ему уроки владения оружием, так что денег на оплату не требовалось, и юноша только сейчас в полной мере осознал, насколько он зависит от наставника.
В Гильдии воров все давно привыкли к белокожему меру и считали своим. Не зря же Мирель учила его своему искусству столь же увлечённо, как и Умару, которой оно нужно было для воровского промысла. Но сам Индарио вором не был. Впрочем, на первое время накопленных им денег должно хватить... На что? Да вот хотя бы возместить сестрёнкам потраченную на него еду, купить новый кубок вместо разбитого накануне... заказать себе отдельный ключ, чтобы не причинять им лишних неудобств, который, разумеется, он отдаст владелицам дома, если больше не будет жить у них.
Составив таким образом план действий на ближайшее время, юноша убрал со стола, вернулся в спальню и аккуратно смёл вчерашние осколки. На миг ему захотелось сохранить их на память, но почти сразу такая привязанность к неодушевлённым предметам показалась чем-то нездоровым. Он перевёл взгляд на пятно, оставленное на светлой стене содержимым разбитой посудины, и его лицо осветилось озорной улыбкой, некогда очаровавшей Эстромо.
Индарио взял часть своих сбережений и вышел из дома. Удача сопутствовала юноше: ему удалось и найти точно такой кубок, какой он расколотил накануне, поскольку Умара покупала свою посуду совсем недавно, так что у гончара ещё оставался подобный товар, и заполучить собственный ключ, и у столяра чуть ли не в отходах нашлись нужные планки, так что готовое изделие обошлось меру почти даром. Покупать что-то для дома было ему в новинку, и это занятие приятно согревало душу.
Вернувшись, он сделал то, что намечал, и задумался насчёт обеда. Ему не составляло труда купить всё необходимое и приготовить еду и себе, и Умаре с Миртой, но юноша точно знал, что обедают обе в таверне, а вот насчёт ужина уверен не был. По летнему времени пища долго храниться не будет, значит надо бы узнать, нужно ли вечером кормить сестёр? Решение наведаться к ним на работу и спросить пришло само собой. К тому же это давало возможность увидеться с Умарой, выяснить, сильно ли осерчал на неё хозяин, и чем всё закончилось, а заодно и пообедать. Следующая мысль показалась Индарио ещё более удачной: можно ведь, не откладывая, начать выполнять задание, которое дал им Эстромо! Наверняка в послеобеденное время будет за кем понаблюдать.
Уже собравшись выходить, юноша задумался: если ему предстоит некоторое время появляться в таверне и сидеть там подолгу, надо бы позаботиться о том, чтобы это не привлекало к нему ненужного внимания. Для начала он припомнил уроки Мирель и постарался сделать свою внешность менее приметной. Равномерно затемнённая кожа превратила его в обычного светловолосого данмера, а шляпа с полями скрыла в тени слишком яркие глаза.

***

В этот день у Умары оказалось много работы. Зал таверны не был полон, но стоило уйти одним посетителям, как на их место тотчас приходили другие, народу становилось то больше, то меньше, однако у девушки не было ни одной свободной минутки, чтобы присесть. От постоянных улыбок у неё сводило скулы, но ослушаться хозяина она не смела. Лучше уж этот застывший оскал, чем то, что он может счесть «кислой миной».
Чудом улучив момент, она забежала в кухню перекусить, и на тебе! Не успела вернуться, а мимо Дреуга уже прошёл новый гость. По виду из школяров, такие много не заказывают и хлопот с ними обычно совсем мало: эти — народ не привередливый. Так и есть: осмотрелся, уселся у окна, где посветлее, достал книгу и уткнулся в неё, делая какие-то пометки и выписки. Наверняка просто нашёл место, где можно относительно спокойно позаниматься, а может, ждёт кого-то из приятелей. Первым делом нужно было обслужить троих торговцев, сидевших в одном углу, поскольку у них закончилось пиво, и моряка, обедавшего в другом, не то хозяин будет ею недоволен.
Умара занялась гостями, протёрла стол от пролитого одним из них напитка, принесла всё необходимое, не забывая расточать дежурные улыбки, и только потом подошла к занятому книгой студенту.
— Чего желает молодой господин? — в голосе девушки невольно прозвучала усталость. Скорей бы уже принести ему кружку дешёвого пива или мацта, — вроде бы, парень из данмеров, хотя против света толком не разглядеть, и, наконец, хоть немного передохнуть.
Тот поднял голову, и лицо Умары вмиг озарилось самой искренней и лучезарной улыбкой. Хозяин, как раз обративший на девушку внимание, удовлетворённо крякнул — всё ж таки хороша! Только зря, конечно, так старается перед нищим школяром… много ли из такого выжмешь? Ещё бы перестала быть такой недотрогой, сколько бы денег принесла! Ну да успеется — девка молодая, глядишь, там и осмелеет. В её недоступности есть своя привлекательность для гостей, так что пусть пока… Он вернулся к своим делам, напевая под нос песенку, недавно занесённую на Золотой Берег моряками из Хай Рока и успевшую здесь прижиться.
Умара же вся трепетала от радости: из-под широких полей на неё пристально и чуть насмешливо смотрели знакомые бриллиантовые глаза.
— Так это… ты?! — восхищённо выдохнула она, — Жаль, Мирель тебя не видит! Зачем ты здесь?
На лице Индарио чуть заметно промелькнула смесь смущения и гордости. Понимая, что девушка не может надолго задержаться возле него, он быстро и тихо проговорил:
— Во-первых, чтобы увидеть тебя. Во-вторых, чтобы узнать, когда вы с Миртой вернётесь и будете ли ужинать дома. В-третьих, чтобы заодно и пообедать, а про четвёртое и пятое потом — когда принесёшь еду, не то тебе попасть может.
— Я тоже рада тебя видеть, но я теперь неделю работаю до последнего посетителя, иначе выгонят. Ужинаем мы здесь же. Обед я тебе сейчас принесу, ты что будешь? — так же торопливо и еле слышно проговорила Умара.
Индарио выбрал самую простую еду, как нельзя лучше подходившую к его образу. Девушка убежала и вскоре вернулась с готовым заказом. Наклонившись над столом, она быстро шепнула:
— Так что у нас «в-четвёртых» и «в-пятых»?
— Наше с тобой задание. Можно начать наблюдать уже сегодня.
— Да, вот только пока особо не за кем…
— Ну, ещё не вечер. А до той поры буду заниматься другим поручением, — он кивнул на книгу, в которой Умара узнала свой первый учебник по алхимии.
Индарио действительно удачно всё продумал. Образ бедного студента делал его почти невидимкой — было бы на что смотреть. Книга давала исчерпывающее объяснение как длительному пребыванию в таверне, так и выбору места у окна, а её содержание подтверждало, что парень занят учёбой. Затемнив кожу и сев против света, он получил возможность незаметно рассматривать посетителей, в то время как сам оставался для них лишь смутным силуэтом. Что же до непривычного в Сиродиле головного убора, то молодёжь часто подражает каким-то чужеземным веяниям. Раз он как-то раздобыл себе шляпу, значит, где-то такое носят. Правда, мер и сам понятия не имел, откуда её притащила Мирель. Босмерка считала, что его глаза привлекают слишком много внимания, и нужно хотя бы скрыть их в тени, раз уж цвет радужки и форму зрачков изменить невозможно.
Юноша отложил книгу, чтобы ненароком не испачкать, и принялся за еду. Допивая кофе — пожалуй, единственный напиток, который учащийся мог, не вызывая ни у кого вопросов, заказать вместо пива или чего-либо подобного, — Индарио и так и этак прикидывал, как бы вызволить Умару с работы пораньше и не навлечь на неё при этом хозяйского гнева.
Сперва ему пришло в голову наловить змей или скорпионов и украдкой запустить их в зал. Посетители-то, ясное дело, разбегутся, только всю обслугу заставят вылавливать эту живность. Ещё, поди, и задержаться потребуют, чтобы обшарили все углы и убедились, что ни одной твари не осталось. К тому же, возникнут вопросы, кто устроил такую, вовсе небезопасную каверзу, и подозрения могут пасть на кого угодно, в том числе и на Умару, как самую молодую. И всё это не считая того, что кто-нибудь может пострадать от укусов змей или скорпионьего жала.
Сам будучи не в восторге от своей идеи, Индарио попытался представить, что сказал бы о ней Эстромо. Вывод напрашивался неутешительный. Наставник и так в последнее время был не лучшего мнения о его умственных способностях, а уж такая шутка могла худо-бедно сойти для мальчишки лет десяти-двенадцати, каким он сбежал из поместья госпожи или попал на Золотой Берег, но никак не для пятнадцатилетнего воспитанника альтмера. Лучше уж вовсе ничего не делать, чем совершать такие глупости!
Ничего другого юноша придумать не смог, а посему решил за отсутствием объекта для наблюдения углубиться в основы алхимии, но что-то не давало ему покоя. Очень скоро он разобрался в причинах этого душевного разлада. Перед ним стояла задача, и не сказать, чтобы очень трудная. Эстромо задавал ему и посложнее. Правда, чаще всего решать их приходилось исключительно в теории. Но если бы альтмер дал ему поручение удалить посетителей из таверны и пораньше выманить с работы служанку, он расшибся бы в лепёшку, и всё же отыскал бы достойный способ! А теперь, столкнувшись с проблемой на практике, спасовал, решив заняться более лёгким делом, даром, что речь шла о его любимой девушке! Индарио внутренне застонал, представив, как разочаровал бы наставника. Получалось, что все старания последнего пропали впустую!
Теперь поиск решения стал для парня принципиальным вопросом, совсем как недавно выяснение направления алхимических изысканий Умары. И на этот раз он был просто обязан справиться лучше! Сделав вид, будто вчитывается в какой-то заковыристый абзац, юный мер напряжённо думал над поставленной задачей. Чувствуя, что ничего не получается, он попытался представить хотя бы примерно, как рассуждал бы сам Эстромо. Через несколько минут основа идеи была готова, оставалось понять, каким именно способом подойти к её воплощению: сделать всё самому или найти подходящего помощника. И то и другое представлялось не слишком затруднительным, но при этом имело свои плюсы и минусы.
Хорошенько всё взвесив, Индарио продолжил чтение учебника, не забывая подыскивать объекты для наблюдения. Компания из нескольких моряков, вскоре зашедших в таверну, показалась вполне подходящей. Незаметно подглядывая за ними из-под своей шляпы, парень старался отметить и запомнить всё, что возможно.
Так, с пользой проводя время и изредка перекидываясь парой слов с возлюбленной, обслуживавшей посетителей, юноша досидел до ужина. Девушка тоже улучила минутку, чтобы перекусить.
Народ, пришедший в таверну за вечерней трапезой, понемногу начал разбредаться, остались только те, кто собирался торчать тут ещё долго, и вот их-то ухода и предстояло дождаться Умаре. Когда она в очередной раз с полными кружками проскользнула мимо Индарио в сторону гуляющих моряков, он тихо шепнул ей:
— Я отлучусь ненадолго. Потом вернусь, домой пойдём вместе.
От того, что любимый хочет её дождаться, замученная улыбка девушки на мгновение вспыхнула искренней радостью.
Индарио поднялся и направился к выходу, оставив на столе книгу, дабы обозначить, что уходит не насовсем. Дреуг, видевший, что деньги за заказ тот сразу отдавал прислуге, пропустил его без возражений. Парень убедился, что вышибала не смотрит в его сторону, и отправился в доки.
Среди тамошних нищих был один колченогий старик-бретонец, известный в Гильдии воров тем, что едва ли когда сказал хоть слово правды, зато врал так вдохновенно, что не заслушаться невозможно, причём сходу и на любую тему. Например, его собственных версий, почему у него, уроженца Хай Рока, нордское имя, было множество, но едва ли хоть одна соответствовала истине. Индарио, пять лет обретавшийся в убежище, разумеется знал о нём и предпочёл бы иметь дело именно с ним, хотя сгодился бы любой попрошайка посговорчивей.
Ему повезло: Старый Иг всё ещё сидел на обычном месте и был мрачен — верный признак того, что нынче удача от него отвернулась.
Юноша встал чуть в стороне, делая вид, что любуется закатом. Нищий дёрнул его за край куртки.
— Господин, подайте на пропитание старому солдату, охромевшему на службе Империи! Вы только послушайте, что мне довелось пережить!..
Нищий привстал и приблизил щербатый рот к самому уху мера, собираясь угостить того одной из своих завиральных историй.
Индарио, не поворачивая головы, вполголоса проговорил:
— Нет, Иг, если хочешь сегодня заработать на выпивку, придётся тебе рассказать другую байку. И не мне.
— Ага… так господину нужна помощь Старого Ига? — было очевидно, что бретонец сейчас начнёт торговаться, чего его собеседник, будучи стеснённым в средствах, позволить не мог.
— Мне казалось, это тебе нужна пара монет, чтобы не остаться сегодня трезвым и голодным, — равнодушно проговорил мер.
— Так это ж смотря, что делать надо, а то и кусок поперёк горла встанет, и выпивка отравой покажется.
— Надо получить от меня эту самую пару монет, пойти в таверну и рассказать там одну небольшую историю. Что сумеешь из этого выжать — твоё, плюс от меня ещё столько же, сколько в начале, если справишься.
— Так-то оно бы можно… только за другой рассказ и бока могут намять. Это дороже стоит, чем ты сулишь!
Всё-таки торгуется, старый паршивец… Индарио сделал несколько шагов в сторону моря, точно человек, желающий отделаться от навязчивого нищего, но пока не готовый гнать того силой.
— Не хочешь — дело твоё. Найду кого помоложе, кто ещё не потерял хватки и не разучился чуять свою выгоду.
Индарио мог бы припугнуть старика именем Бероны, но не хотел чтобы его просьба хоть как-то увязалась с Гильдией. Он должен был справиться сам. Развернувшись, мер направился к беспризорным мальчишкам, вроде тех, каким некогда был он сам, которые увлечённо играли в какую-то азартную игру.
Иг снова с силой дёрнул его за полу. Юноша с досадой подумал, что так можно и куртку порвать, но был рад, что нищий не отстал. Значит, договорятся. По сути, уже договорились. Остались детали.
— Господин должен понимать, что никто не выполнит его просьбу лучше Старого Ига. Мальчишка только всё испортит.
— Я пока не заметил, чтобы ты вообще рвался что-то делать. А ребёнок справится с этим не хуже старого хрыча.
Грубоватая манера парня, как ни странно, пришлась Игу по вкусу, и тот, опасаясь упустить свою выгоду, заговорил о деле:
— Так что же надо рассказать в таверне?
— Красивую басню, о богатой леди, которая нынче гуляла по берегу и обронила в море дорогое украшение.
— Аха… — Иг довольно осклабился, — Поди, ещё и место указать?
— Можешь продавать эти «сведения» за любые деньги, я уже сказал, что выручишь — твоё.
Беззубая улыбка Ига стала ещё шире.
— А в чём интерес молодого господина? Зачем ему всё это?
— Мне нужно, чтобы в таверне этим вечером не осталось ни единого посетителя. И ты сам с полученными деньгами нынче туда не заявился. Оставшуюся награду я передам тебе снаружи под видом милостыни. Справишься?
— А то! Может, у Старого Ига и маловато зубов, но хватки он пока не потерял, нет! Ну, подайте, господин! Ну, что вам стоит?! — громко заныл он вдруг, снова дергая Индарио за край куртки.
— Вот, держи свой задаток, — юноша сунул нищему обещанные деньги, с показным отвращением поправил одежду и вернулся в таверну.
Оставленная книга по-прежнему лежала на месте, никто из посетителей больше и не думал уходить, все оставшиеся явно намеревались проторчать тут до поздней ночи. Других служанок скоро отпустят по домам, всех, кроме провинившейся Умары… Не успел Индарио подумать об этом, как девушка подошла к нему.
— Тебя долго не было. Ты в порядке? — встревоженно спросила она, делая вид, что принимает заказ.
— В полном. Но эта твоя алхимия не такая простая штука. Надо было мозги проветрить на свежем воздухе. А сейчас сможешь принести что-нибудь, что могло бы сойти за пиво?
— Конечно! Я уже всё продумала, — потускневшая улыбка Умары снова ярко сверкнула.
Не успел Индарио получить свой «особый» заказ, как в таверне появился старик в обносках моряцкой робы. Он проковылял к стойке, приволакивая негнущуюся ногу, сунул трактирщику мелкую монету и заказал дешёвого пива. Отхлебнув хороший глоток, Старый Иг крякнул, облокотился на грубую столешницу и, ни к кому толком не обращаясь, произнёс:
— Вот где, в мире справедливость?! Нету её! Сколько ни живу — вечно одно и то же: одним всё, другим… — бретонец сделал непристойный жест, — что осталось! Вот я сегодня — раздобыл монетку — и уже рад, что будет чем горло промочить! А эти?! Целое состояние на корм рыбам, и завтра же опять будет по берегу болтаться от делать нечего такой же расфуфыренной фифой! Ей-то что! Невелика потеря! А вот отдала бы она мне своё ожерелье, даже знай, что всё равно потеряет? Ага! Не ожерелье старику, а корень собачий! Так-то.
Иг уткнулся в свою кружку, но глаза его стрельнули по залу. Кое-кто уже заинтересовался услышанным. Скоро все они будут у рассказчика в руках, а их денежки — в его карманах.
— Эй, старик! О чём это ты болтаешь? — подал голос один из моряков.
— Дык, о несправедливости жизни, сынок! Поживи с моё, на своей шкуре познаешь!
— Ай, да я не про твоё нытьё! О каком-таком состоянии ты говорил?
— Да как же? Нынче гуляла тут одна по берегу, там где скалы. Делать-то им, богатым, неча… Чем в таких юбищах по камням лазать, ровно коза горная! — старик снова прильнул к кружке.
— Дед, не испытывай моё терпение, — не унимался матрос, — Не поверю, чтобы тебя ещё волновали чьи-то там юбки! Ты по делу говори!
— А… — тот махнул рукой, — Я и говорю, не то с напрягу, не то ещё с чего, нитка-то у ней на шее возьми да и лопни! А там жемчуговины — иные с мой ноготь будут, — Иг показал грязный мизинец, — и тока по камню застукали да в море, да в море… а там под скалой-то глубоко… Она-то: «Ай! Ой!» Меж валунов пошарила, может, что и подобрала, я смотрел потом по щелям — ни единой ни нашёл! И хахаль ейный к воде сунулся, а в волны не полез. Облапил её, да с тем и ушли.
— Что ж ты сам-то за ними нырять не стал? — окликнули его из другого угла.
— С моей-то ногой?! Может, жизнь у меня и не спелое яблочко, а покамест в край не надоела! Вот и говорю: одному и мелкая монетка — радость, другому целое состояние утопить — не горе! Где ж она, справедливость-то, а?!
Иг опрокинул остатки пива в рот, со стуком поставил кружку и заковылял к двери. Моряки за своим столом о чём-то быстро посовещались вполголоса, и тот, что донимал нищего вопросами, торопливо крикнул ему вслед:
— Постой, старик!
Бретонец обернулся.
— Ставлю тебе ещё кружку, да получше твоего пойла, если покажешь, где гуляла та дама!
— Тю, да тебе не матросом — купцом надо быть! Уже и своих кораблей сколотил бы флотилию! За пару медяков горсть жемчуга торгуешь! Вот она — цена Старому Игу! Кружка пива — точно забулдыге последнему!
Ворча и ругаясь, нищий поплёлся к выходу.
— Верно говоришь, дед! Лучше нам расскажи — подали голос из-за другого стола. Уж мы старого человека не обидим!
Одинокий странник, сидевший за третьим, только многозначительно потряс кожаным кошелём, так что раздался заманчивый звон.
Все повскакали с мест, буравя друг друга глазами, поднялся отчаянный гвалт. Каждый старался переорать другого. Дреуг напрягся, готовый окоротить самых буйных, если дойдёт до драки. Старый Иг остановился в дверях, наслаждаясь происходящим.
Индарио тоже встал и подался вперёд, делая вид, что до крайности заинтересован рассказом попрошайки. Ещё бы! Для бедного школяра даже одна такая жемчужина — великое сокровище! При этом он не забыл допить своё «пиво», чтобы ни у кого не возникло ненужных вопросов.
Наконец все устали от крика и, чуть ли не разом угомонившись, уставились на бретонца, который посмеивался, скрестив руки на груди.
— Хе-хе… Вот я в толк-то не возьму, что вы друг у друга выторговать стараетесь? Ну, предложит кто лучшую цену, ну, отведу я его на место… Мне-то без разницы — кого. Что, остальные так и останутся здесь сидеть, свесив носы над кружками? Следом же и подтянутся! Вы лучше все в складчину столько предложите, чтобы мне не обидно было, что другие крупным жемчугом разживутся! А не то, я ведь и промолчать могу!
— Верно! Пусть только место укажет, а там — уж какая чья удача! — зашумел разогретый алчностью и хмельным народ.
В результате долгих споров, Старый Иг с каждого получил по золотому. Индарио попытался сунуться с серебряной монетой, но общий приговор был однозначным: кто не может уплатить золотом, тот не принимает участия в поисках, а увидят рядом — пусть радуется, если по шее не получит. «Студент» со вздохом сожаления пожал плечами, и спрятал деньги в карман.
Стоило галдящей толпе вывалиться из таверны в сгущавшиеся сумерки, хозяин заметно занервничал. Похоже, ему и самому хотелось попытать счастья.
Несмотря на недвусмысленное предупреждение, молодой мер ушёл следом за всеми, но, зайдя за угол, остановился. Через некоторое время рядом с ним возникла ковыляющая фигура.
Юноша сунул бретонцу обещанную плату, которая не шла ни в какое сравнение с тем, что он получил от новоявленных «кладоискателей».
— Смотра-ка, а я думал, обманешь! — довольно проскрипел Иг.
Индарио чуть заметно пожал плечами.
— И кто бы после этого стал иметь со мной дело?
— Ну, дельце-то и так вышло прибыльное! Я не в накладе и не в обиде.
— Уговор дороже денег.
— Не зря, значит, я для тебя расстарался…
Словно подтверждая его слова, ветер донёс радостные крики с той стороны, где в отдалении мелькали раздобытые ищущими факелы.
— Ага… нашли, значит!.. — ухмыльнулся бретонец.
Окна таверны давали довольно света, чтобы вопросительное движение головы Индарио не осталось незамеченным.
— Видел, мальчишки в доках в шарики играли? Это им местные мастерицы, что украшения из-поддельного жемчуга нижут, в обмен на красивые ракушки дают. В потёмках такие бусины от настоящих не отличить, даже дырочка для нитки есть. Я у них несколько таких выменял, пару в камнях оставил, вроде как сам не углядел, остальное в море кинул. А что та девка фальшивые украшения носила, с меня какой спрос? С виду богатая, а оно — вон как! Так что в другой раз имей в виду, какой-то там пострелёнок старому Игу не чета. Кто бы другой тебе такую сказку состряпал? Ладно, пойду я… есть у меня ещё задумка, пока им искать не надоело… Мне б твои ноги молодые, я бы — ух!..
Старик заковылял прочь, совсем не в ту сторону, куда направил толпу искателей жемчуга.
Индарио же устремил взгляд на двери таверны, откуда как раз начала выходить закончившая прибираться обслуга. Умара чуть задержалась, пропуская товарок вперёд, и тогда юноша вышел из своего укрытия. Шляпу он снял и понёс под мышкой, чтобы её приметный силуэт не напоминал о нынешнем посетителе. Мирта крутилась рядом, пытаясь разглядеть возлюбленного старшей сестры, но для этого было уже слишком темно.
Придя домой, мер тщательно смыл с рук и лица краску. Его непривычно бледная кожа слегка напугала девочку, она прижалась к Умаре и тихонько спросила:
— А чего же он такой… белый?..
Индарио, услышавший её вопрос, обезоруживающе улыбнулся:
— Сам хотел бы знать. Таким уж уродился!
— А ты точно… живой?
— Мирта!!! — Умара ущипнула сестрёнку, краснея за неё, но юноша только засмеялся и протянул девочке руку:
— На, потрогай!
— Тёплая… — с нескрываемым облегчением выдохнула та и наконец-то робко улыбнулась в ответ.
— С тем, живой я или нет, мы, вроде разобрались, а вот твоя сестра точно еле жива, так что лучше бы ей поскорее лечь, чтобы получше выспаться.
Пожелав Мирте доброй ночи, влюблённые скрылись в спальне. Вспомнив вчерашний вечер, Умара бросила взгляд на дальнюю стену и прыснула со смеху.
Причудливое пятно, оставленное эликсиром, было заключено в аккуратную деревянную рамку.
— Ох, Индарио! Это ж надо было додуматься! До чего же я тебя люблю!
— Я так и знал, что тебе понравится.
— И всё-таки ты сумасшедший!
— Мы оба, радость моя, мы оба…
Девушка плотнее прильнула к нему и забралась руками под его рубаху, но мер осторожно освободился от объятий, расцеловал тёплые ладошки, и, серьёзно глядя ей в глаза, произнёс:
— У нас впереди ещё уйма времени, но сегодня необходимо выспаться. Иначе неделю тебе не выдержать. Ты ведь с ног валишься от усталости. А я не смогу каждый вечер выдёргивать тебя с работы, как сегодня.
— Так эта история со Старым Игом — твоих рук дело?!
Индарио кивнул.
— Сколько нам удалось проспать прошлой ночью? Час? Полтора? Мне нужно было дать тебе возможность отдохнуть, вот и пришлось устроить такой спектакль… Если мои усилия пропадут зря, будет весьма обидно.
— Думаю, Эстромо мог бы тобой гордиться!
— Не забывай, что пока он не желает меня видеть, а я, вместо того, чтобы перенимать повадки местных пьяниц, занимаюсь даэдра знает чем! Кроме того, мне бы тоже не мешало выспаться.
— Но ведь, когда мы ушли…
Ответом стал укоризненный взгляд светлых глаз, и девушка смущённо потупилась.
— Ну конечно же! Как я только не подумала! Ты тоже сразу же встал?
Индарио снова кивнул, опрокидывая её на постель:
— Пора спать.
Если Умара и была готова возражать, пока дело касалось её одной, ради любимого она сразу же перестала спорить. Через несколько минут оба уже сладко спали, крепко прижавшись друг к другу.

***

Последующие дни оказались в точности похожими друг на друга. Все трое вставали одновременно и вместе завтракали, после чего сёстры уходили на работу, а Индарио оставался дома, где занимался мелкими делами и тренировался в обращении с оружием, чтобы не потерять и закрепить навыки, привитые ему Эстромо. Кроме того он понемногу старался перед зеркалом воспроизвести результаты своих наблюдений за подвыпившим народом, а после, если оставалось время, штудировал учебники по алхимии. К обеду молодой мер, захватив с собой книгу, отправлялся в таверну.
На следующий вечер после выступления Старого Ига юноша заметил среди посетителей одного из давешних «охотников за сокровищами». Воспользовавшись тем, что тот не мог не запомнить если не «студента», рвавшегося поучаствовать в поисках на последние деньги, то хотя бы его шляпу, он с видимой робостью подошёл к нему и осторожно спросил:
— Ну как? Удалось вчера что-нибудь найти?..
Мужчина окинул его хмурым, подозрительным взглядом, но увидел лишь вполне объяснимое любопытство бедняка, которого не пустили даже посмотреть, как другие будут делить крупный куш.
— Да уж, удалось, — проворчал он, недовольно.
— Повезло, — вымученно улыбнулся молодой мер, — Поздравляю.
— Если кому и повезло, так это тебе, — вдруг с досадой выпалил его собеседник.
— Отчего же?.. — Индарио мастерски изобразил неуверенность. Подобной откровенности он не ожидал и теперь старался понять, что за ней стояло. То ли вчерашний кладоискатель пожалел «студента», не стал дразнить миражом чужой удачи, то ли просто захотел излить кому-то душу. Пожалуй, второе больше походило на правду. Нечасто у облапошенных кем-либо случаются приступы милосердия.
— Да оттого, что жемчуга у той девки фальшивыми оказались! Небось, кавалеру пыль в глаза пускала! Встретил бы я того старикана!.. Хотя... какой с него спрос? Он что видел, то и сказал, это мы как дураки повелись! Тебе, парень, повезло, что в это дело не влез, а ему и подавно — на пустом месте столько денег отхватил! И ладно бы только продрогли, ныряя за этими никчёмными шариками, ладно бы, что двое из-за них чуть не потонули!.. — он сорвался на крик, сплюнул и внезапно умолк, резко отвернувшись от юноши. Видимо, не пожелал совсем уж выставлять себя на посмешище.
Мер почёл за лучшее потихоньку убраться на своё место и снова уткнуться в учебник. Зато трактирщик, весь день с мрачным видом переставлявший и протиравший посуду, заметно повеселел и принялся фальшиво насвистывать игривый мотивчик.
К вечеру народу в таверне прибавилось, так что у Индарио не было недостатка в объектах для наблюдения.
Мирту отпустили домой намного раньше сестры, а юноша покинул таверну незадолго до ухода последнего посетителя и уже снаружи дождался Умару.

***

Неделя такой работы далась девушке непросто. Она заметно осунулась, несмотря на смуглую кожу сильно побледнела, а её обворожительная улыбка поблёкла. Чем ближе было завершение назначенного срока, тем сильнее Индарио убеждался, что это не жизнь, и окончательно утвердился в своём мнении, когда увидел, сколько в итоге заплатил ей хозяин.
Помимо прочего, молодого мера терзало то, что он лишь тратил свои сбережения, и не будь их, оказался бы на шее у сестричек, которым и самим без «приработков» Умары, едва хватало на жизнь. Но пока длилось назначенное трактирщиком наказание, юноша не делился с возлюбленной своими мыслями, лишь старался, сколько мог, помогать ей и следил, чтобы у той была возможность отдохнуть, что, с учётом страстности её натуры, было не так уж просто. Однако парень научился мягко, но решительно подавлять попытки девушки взбунтоваться, напоминая, что недельный срок истечёт быстро, а если она вконец измотает себя, они не скоро смогут насладиться обретённой свободой.
Серьёзный разговор не состоялся и в первый вечер, когда хозяин наконец-то отпустил Умару пораньше. Влюблённые, покинув таверну, отправились на морской берег. Они резвились как дети. То со смехом гонялись друг за другом по песку и мелководью, то карабкались на скалы, то играли в прятки меж камней. Но когда Умара разделась и рыбкой нырнула в тёплые волны, Индарио не последовал за ней, а просто зашёл в воду по грудь и остановился, любуясь тем, как она легко рассекает морскую гладь. Отплыв подальше, девушка окликнула его:
— Ну, что же ты? Плыви сюда! Здесь здорово!
Однако юноша только улыбнулся и помотал головой. Умара повернула назад, не понимая причин его отказа, схватила его за руку и потянула за собой:
— Давай! Поплыли!
— Я не умею.
Для девушки, выросшей у самого моря, это прозвучало почти как признание в неумении ходить. Она сама выучилась тому и другому едва ли не одновременно. Мирта тоже была неплохой пловчихой. Индарио же никто и никогда этому не учил. До похищения родители считали, что он ещё слишком мал, в поместье госпожи не было водоёмов крупнее ванны, а за его пределы питомцев не выпускали. Так что, даже оказавшись в Даггерфолле в десятилетнем возрасте, пробродяжничав там почти два года и нередко добывая пропитание в доках, мальчишка старался держаться подальше от глубоких мест.
Умара встала на дно рядом с Индарио. Они были примерно одного роста, их глаза встретились, а губы слились в поцелуе, солоноватом от морской воды. Но затем девушка отстранилась и решительно заявила:
— Так не годится! Наверное, нечто подобное Эстромо и имел в виду, когда говорил, что мы должны научиться друг у друга тому, чего пока не умеем. Пошли. Я покажу, где лучше всего начинать. Это не сложно, вот увидишь!
Но, как выяснилось, то, что казалось Умаре вполне простым и естественным, вовсе не являлось таковым для Индарио. Однако девушка была терпелива, а её ученик настойчив, так что вскоре он уже мог как-то держаться на воде и даже проплыть небольшое расстояние. Видя, что мер порядком устал от непривычных упражнений, его подруга наконец сжалилась над ним и позволила отдохнуть.
— По крайней мере, теперь можно надеяться, что если ты упадёшь в воду, то хоть не уйдёшь якорем на дно! — подвела она итог.
— Но если и научусь получать удовольствие от плавания, то, похоже, очень не скоро! — откликнулся парень.
— А от этого? — игриво улыбнулась Умара, увлекая юношу на песок, где успела расстелить свою широкую юбку.
Он лишь тихо засмеялся в ответ, опускаясь вслед за ней на это импровизированное ложе.
Солнце успело наполовину скрыться за горизонтом, окрасив море в оттенки расплавленного золота, когда влюблённые разомкнули объятия и вытянулись на берегу в блаженной истоме.
Немного полежав в сладком оцепенении, Умара снова потянула Индарио к воде:
— Вот сейчас окунуться самое то! Уверена, даже ты оценишь, недоразумение! — теперь это словечко звучало в её устах как самое нежное прозвище, на которое невозможно было обижаться, даже если очень захотеть.
Не дожидаясь, пока он поднимется, девушка легко вскочила и рванула туда, где кромка прибоя с шорохом лизала берег. Мер погнался за ней, и они уже вдвоём, рука об руку, бросились в набегающие мелкие волны. Море было тёплым, и всё же приятно освежило разгорячённые тела юных любовников. На этот раз Индарио сам не заметил, как поплыл, и не сразу спохватился, что давно не чувствует ногами дна. Но рядом была Умара, готовая в случае необходимости прийти ему на помощь, так что вместо паники парень ощутил растущую уверенность в своих силах и в надёжности водной стихии.
Довольно нескоро они выбрались на остывающий песок, обсохли, поёживаясь от вечернего ветерка, оделись и медленно побрели в сторону дома, с поразительной остротой проникаясь великолепием жизни во всех её проявлениях. Краски неба и тихий шелест листвы, белый камень городских стен и запах трав и цветов, усилившийся к ночи, вызывали у них безотчётно-счастливые улыбки.
Уже перед сном Индарио дал себе слово, что назавтра разговор насчёт лавки и работы в таверне непременно состоится.

***

Следующий вечер мало отличался от предыдущего. Стоило девушке освободиться от работы, как влюблённые помчались к тому уединённому кусочку берега, где проводили время накануне.
Сперва Умара убедилась, что мер не забыл вчерашних уроков, а затем научила его прыгать в воду со скал и задерживать дыхание, оставаясь под водой.
Но когда они решили передохнуть, и девушка с нетерпением ожидала повторения любовных утех на мягком песке, юноша ласково отстранил её и серьёзно сказал:
— Нам с тобой надо поговорить.
Во взгляде Умары мелькнула паника. Что если Эстромо, будучи прав в основном, ошибся во времени действия эликсира? Если влияния её зелья хватило дней на десять, а теперь оно закончилось, и сейчас она услышит, что Индарио её больше не любит?! «О, Дибелла!» — мысленно взмолилась девушка, со страхом ожидая продолжения.
— Что с тобой? — встревоженно спросил парень, явственно ощутивший перемену в её настроении, — Нам действительно нужно многое обсудить, и лучше бы прямо сейчас, пока мы вновь не забыли обо всём на свете.
— Я боялась, что ты… ты меня…
— Что твоё варево наконец-то перестало действовать, и я сейчас скажу, что любовь прошла?
Умара тихо кивнула и опустила голову, скрыв выступившие слёзы за завесой мокрых волос, потемневших от морской воды.
— Глупышка, — мер притянул её к себе, — Какая же ты глупышка! Я люблю тебя, и алхимия тут ни при чём, как и говорил Эстромо. С каких это пор ты не веришь ему, если уж сомневаешься во мне?
— Наверное, с тех пор, как поняла, что значит влюбиться…
Вместо ответа Индарио отвёл рукой её густую волнистую гриву и крепко поцеловал возлюбленную. После чего всё же настоял на разговоре.
— Скажи, что тебе нужно, чтобы открыть свою лавку? Чего недостаёт, чтобы сделать это прямо сейчас?
— Ну… я ещё не успела до конца изучить тот раздел, который касается краски для лица, помад и духов…
— Но что-то из этого ты уже можешь изготовить?
— Кое-что…
— Значит так. Вечером ты попробуешь дать мне простенькое задание по алхимии, а пока я буду над ним пыхтеть, займёшься освоением своей части. Чем скорее ты освободишься от работы в таверне, тем лучше. Да и Эстромо говорил то же самое.
— Но ведь мне до поры нельзя оттуда уходить…
— Пока я не научусь, чему велено?
Девушка кивнула.
— Значит, с этого и начнём, прямо здесь.
— Но не прямо сейчас! — засмеялась Умара, пытаясь побороть мера и уложить на расстеленное покрывало, которое тот предусмотрительно притащил в сумке. Он принялся шутливо отбиваться, но вскоре оба сплелись в объятиях и повалились на покрытый тканью песок, чтобы вновь безраздельно принадлежать друг другу.
Затем, после короткого купания, Индарио впервые попробовал изобразить результаты своих наблюдений перед Умарой. Ещё дома перед зеркалом парень понял, что сложнее всего сымитировать неявные моменты, например, когда человек уже не совсем трезв, но старается этого не показать. Прочее тоже оказалось несколько труднее, если не видеть себя со стороны.
Неожиданно ему пригодилось не только подсмотренное в таверне, но и то, что припомнилось со времён бродяжничества. И тут мер впервые задумался о том, почему, в отличие от других беспризорников, рано приобщавшихся ко взрослым порокам, никогда не прикасался к выпивке, и даже о связанных с ней особенностях своего организма узнал только под руководством Эстромо. Поразмыслив, парень пришёл к выводу, что дело было в том воспитании, которое он получил, будучи питомцем госпожи. До сих пор он порой почти невольно прикидывал, что она сказала бы в том или ином случае.
Умара оказалась весьма придирчивым и беспристрастным зрителем. Она старалась указать юноше на малейшие промахи, хотя в глубине души считала, что для первого раза он справляется просто отлично. Но нужно было добиться, чтобы результатом остался доволен Эстромо.
Наконец мер решил, что на сегодня достаточно, иначе занятия алхимией снова придётся отложить, а значит, потерять ещё день, позволяющий приблизить открытие лавки. Они быстро собрались и поспешили домой, где забрались в подвал и до позднего вечера провозились с колбами и ретортами.

***

На следующий день Индарио начал прикидывать, как нужно переоборудовать дом сестричек, чтобы устроить в нём парфюмерную лавку. Получалось, что достаточно будет просто отделить переднюю часть жилища, отведя её под магазин. При этом всё должно было быть не только удобным, но и красивым, чтобы привлекать покупателей.
Он набросал на листе бумаги то, как ему виделись эти изменения, и остался доволен результатом.
Умара, как обычно, расцвела улыбкой, когда юноша появился в таверне, но вскоре на её лице проступила тревога, которую она тщетно пыталась скрыть: на сей раз её возлюбленный не ограничился отстранённым наблюдением за людьми, а додумался подсесть за стол к подвыпившему норду. Судя по всему, неожиданный собеседник пришёлся тому по душе, а это почти наверняка должно было закончиться намерением угостить его мёдом. Отказ выпить вместе подобные люди почитают личным оскорблением, а такой здоровяк запросто успеет покалечить молодого мера раньше, чем Дреуг отлипнет от дверного косяка, откуда наблюдает за порядком. Но ведь и соглашаться Индарио никак нельзя!
Девушка старалась вертеться поблизости, настороженно ловя обрывки фраз и лихорадочно придумывая выход из сложившейся ситуации.
— Славный ты парень! — громогласно заявил северянин, хлопая юношу по плечу, — А только мозги над книгами сушить не дело, слышишь? Бросай ты это. До добра не доведёт, точно говорю. Лучше давай выпьем! Я угощаю!
Умара напряглась как натянутая струна, и надо же было случиться, чтобы именно в этот момент её окликнул другой посетитель! Не подойти она не могла, и всё, что ей оставалось, — как можно скорее разобраться с несвоевременным заказом.
Индарио был вполне готов к такому повороту, досадно, конечно, что Умару отвлекли, но, по большому счёту, и это не беда.
— Давай-ка я сам позабочусь о выпивке, — предложил юноша норду, вставая, — А то и правда, что-то засиделся над книгами. Где-то тут такая смугляночка крутилась... Ага, да вон же она!
Мер подошёл к Умаре, которая спешила освободиться от другого гостя. Тот подмигнул сидящему рядом приятелю:
— Тебя где-нибудь обслуживали так быстро? Вот не ожидал от портового кабака! Верно, я ей понравился! Надо бы к ней подкатить, девчонка-то очень даже ничего...
— Ну, знаешь ли!.. — сердитым шёпотом зашипела Умара на Индарио, — Ничего лучше не придумал?!
— Не злись! Я знал, что могу на тебя положиться, — так же тихо отозвался юноша. Эти простые слова, говорившие о его безграничном доверии к ней, мигом усмирили гнев девушки.
— Ладно... Так что?
— Подойди к нашему столу, возьми заказ, ну а насчёт меня — сама знаешь.
Умара поспешила к норду, пока кто-нибудь из обслуги её не опередил. Как она и ожидала, тот потребовал мёда для себя и Индарио. Девушка была достаточно ловка, чтобы принести и вручить каждому нужную кружку, так, чтобы ни у кого не возникло подозрений. Мер похвалил традиционный напиток жителей севера, чем немало польстил собеседнику.
— И всё-таки настоящий мёд только в Скайриме! — прогудел норд, — Тебе непременно нужно побывать там и попробовать.
Индарио заверил его, что обязательно так и сделает, если представится случай. Они просидели вместе достаточно долго. И хотя северянин несколько раз повторял свой заказ, а юноша ограничился первой кружкой, содержимое которой было известно только им с Умарой, это общение дало не слишком много пищи для наблюдения. Норд уже был навеселе, когда парень подсел к нему, но дальнейшее поглощение мёда, казалось, не слишком на него влияло. Однако, когда он распрощался с мером и направился к выходу, его походка оказалась заметно менее твёрдой, чем можно было предположить по речи. Цепкая память ученика гильдейского казначея запечатлела и это. Наверняка Эстромо, давая ему задание, подразумевал не только необходимость запомнить, то, что нужно уметь изобразить самому, но и понимание, чего можно ждать от других.
Оставшаяся часть вечера тоже принесла больше пользы в плане изучения алхимии, нежели в отношении наблюдений. Юноша внимательно вчитывался в книгу, последовав совету подруги не заказывать ужин.
После работы, которую удалось закончить немного раньше обычного, Умара вновь потащила Индарио к морю. На сей раз у неё на плече висела холщовая сумка. Мер хотел забрать её ношу, но девушка лишь недовольно дёрнулась, и он отстал. Они быстро добрались до места, которое облюбовали для своих вечерних прогулок и занятий. И только тогда Умара вернулась к разговору, начатому в таверне:
— Может, хоть теперь объяснишь, зачем тебе это понадобилось?
— Объясню. Наблюдая со стороны, я не могу уловить все нюансы изменений, происходящих с людьми. Но не усвоив этого, не сумею вести себя достаточно естественно, если составлю им компанию.
— А тебе не приходило в голову, что именно поэтому Эстромо дал это задание нам обоим? Чтобы я могла советами и подсказками помочь тебе преодолеть это препятствие?
— Ты и так помогаешь, но дело продвигается слишком медленно, поскольку мне приходится действовать наугад. Ещё вчера стало ясно, что всё, что я успел подсмотреть и запомнить, выходит довольно сносно, а вот прочее...
Девушка задумалась и не могла не признать его правоту, но только в этом вопросе.
— Допустим. Но это как раз и означает, что ты ещё не готов к выступлению на публике. Тогда на что ты рассчитывал, когда подсел к этому норду?
— Во-первых, на твою помощь, — при этих словах Умара вновь польщённо улыбнулась, — во-вторых, на то, что особо играть и не придётся. Я, в любом случае, рассчитывал обойтись одной кружкой.
— А если бы другая служанка подоспела раньше? Как бы ты тогда выкручивался? Ты же не можешь пить мёд, который она бы принесла!
— Ну, со своей стороны я сделал всё, чтобы избежать такого поворота, но если бы вышло, как ты говоришь, я бы просто отлучился, якобы на минутку, пока несут заказ, и просто не вернулся бы назад, пока норд не уйдёт. Но это на самый крайний случай.
— Да уж... Не слишком здорово, но всё лучше, чем принять такое угощение. Я-то, признаться, уже прикидывала, как мне тащить тебя домой и приводить в чувство!
— Если бы до этого дошло, значит, Эстромо совсем зря тратил на меня время.
— Пожалуй. Но ты не мог бы на будущее заранее предупреждать меня о том, что намерен изменить стиль обучения? Чтобы я со своей стороны была к этому готова.
— Обещаю, — Индарио потянулся и нежно поцеловал свою подругу, — Кстати, твои опасения навели меня на одну мысль...
Глядя на лукавую улыбку мера и озорной блеск бриллиантовых глаз, Умара тихо ойкнула:
— Не может быть, чтобы ты подумал о том же, что мелькнуло у меня в голове!..
— Ну-ка, делись! — со смехом потребовал юноша.
— Сначала ты!
Их спор перешёл в жизнерадостную возню на песке, а та, в свою очередь, в очередную любовную сцену. Затем оба нырнули в ласковые морские волны, где Индарио чувствовал себя уже довольно уверенно и даже без опаски последовал за Умарой на глубину. Девушка научила его отдыхать лёжа на воде, повернувшись на спину, держалась поблизости, пока парень плыл к берегу, но когда они собрались прыгать со скал и вскарабкались наверх, Умара вдруг резко толкнула мера, так что он полетел вниз, больно ударившись о поверхность воды и едва не захлебнувшись.
Виновница тотчас же прыгнула за ним, на случай, если придётся его спасать, но парень, несмотря на внезапное падение, сумел самостоятельно добраться до берега.
Выбравшись на песок и наконец-то отдышавшись, юноша уставился на свою возлюбленную. «Зачем?» — спрашивал его взгляд.
— Теперь ты имеешь некоторое представление о том, как я чувствовала себя из-за твоей выходки с нордом. С другой стороны, в воде можно очутиться и не по своей воле. Я очень рада, что ты справился.
— Пожалуй, сегодня мы оба испытали, что будет, если действовать, не помогая друг другу.
— А ведь ты прав... Но и это тоже полезный опыт. Как знать, всегда ли мы сможем сработать вместе? Так что полностью полагаться на это, не имея запасных вариантов, может быть опасно. Ты опять повернул дело так, что всё выходит правильным и оправданным! Нет бы так же в том разговоре с Эстромо!
— Тогда мы и в самом деле натворили глупостей. Кстати, об Эстромо. Пора бы вернуться к нашей задаче.
— Я тут тоже подумала, чем ещё могу тебе помочь, — отозвалась Умара и взялась за свою сумку, — Мы оба пока не ужинали, поэтому я захватила с собой еды и холодного чая, который приношу тебе в таверне вместо выпивки. Так что сегодня попытаешься сделать вид, что постепенно хмелеешь.
Накануне девушка требовала от Индарио изобразить различные стадии опьянения в случайном порядке, затем подсказывала, где он допускает ошибки, и как сделать его игру более убедительной. Необходимость быстро перестраиваться оказалась полезным и не самым простым упражнением, но теперь Умара решила, что начинать всё же следует с другого.
Нынешний урок прошёл вполне успешно, но стоило солнечному диску коснуться воды, мер стряхнул с себя все признаки притворного хмеля и поторопил Умару домой, где обоих ожидали занятия алхимией.
Перед сном Индарио показал девушке свои наброски по обустройству лавки, которые привели её в полный восторг. Решено было, что юноша начнёт понемногу заниматься этим в утренние часы.
До поры Индарио хватало того, что он успел скопить, но всё чаще его занимал вопрос, что будет, когда его запасы истощатся. Но ведь удалось же Старому Игу неплохо заработать с его помощью! Значит, если возникнет такая нужда, можно будет изобрести нечто подобное. Это соображение успокоило юного мера, и он вернулся к повседневным занятиям, к которым добавилось превращение дома в лавку.
Между тем, Индарио день ото дня всё лучше справлялся с задачей, которую задал ему альтмер. У Умары всё реже находились поправки и замечания, и влюблённые уже подумывали перейти ко второй части — демонстрации изученного в таверне, когда случилось досадное происшествие.

 

***

Вечер выдался ненастным, поэтому занятия пришлось перенести в дом. Было принято решение сперва заняться алхимией и дождаться, пока уснёт Мирта, а уж потом вернуться к основной задаче. Они с пользой провели время в подвальной лаборатории. Умара изготовила очередной образец помады, оттенок которой оказался на редкость удачным, а мер без ошибок создал не самое простое зелье. Наконец старшая сестра заглянула в комнату младшей и убедилась, что та крепко спит. Казалось, всё складывалось вполне благоприятно.
Но непогода совершенно некстати разбудила Мирту. Та услышала доносившиеся из гостиной голоса и вышла из своей комнаты как раз в тот момент, когда Индарио, весьма натурально пошатнувшись, ухватился за край стола. Девочка застыла в дверях. На лицах старших промелькнуло секундное замешательство: отбросить притворство или же отыграть роль до конца? С одной стороны, они не собирались смущать и пугать ребёнка, с другой, разве в реальных условиях можно всё бросить из-за случайного неподходящего свидетеля? И мер решился. Раз уж судьба подбросила такое испытание, следовало пройти его полностью. Если на то пошло, Эстромо, принимая экзамен, вполне мог подстроить нечто подобное.
— А, Мир-та, — пробормотал юноша, едва ворочая языком.
— Ты пьяный?.. — со страхом спросила та.
Девочку однажды сильно напугал крепко выпивший матрос. С тех пор она отчаянно боялась нетрезвого народа и не показывала носа из кухни, пока не разойдутся вечерние посетители, если только рядом не было сестры или Зары.
— Прости... Я и правда выпил... Я с-сейчас пойду спать, — он кривовато улыбнулся Мирте, и нетвёрдой походкой побрёл в спальню.
Умара подошла к сестрёнке и крепко обняла её.
— Не надо бояться. Индарио не обидит ни тебя, ни меня. Просто сегодня у него не самый лучший день... — здесь ей даже не пришлось лгать. Куда уж неудачнее, чем внезапное явление Мирты?!
Девочка прижалась к сестре. Та проводила её в комнату, уложила в кровать и бережно подоткнула одеяло.
— Спи. Вам обоим нужно выспаться, а завтра всё вернётся на свои места.
Мирта кивнула, но когда Умара ушла, ещё долго тревожно вслушивалась в ночные звуки, пока наконец её не сморил сон.
Когда старшая сестра зашла в свою спальню, Индарио сидел на постели, свесив босые ноги. Он поднял на девушку взгляд и вопросительно качнул головой. В ответ Умара только вздохнула:
— Ты правильно сделал, что доиграл до конца. Во-первых, другое решение Эстромо бы точно не одобрил, во-вторых, Мирта уже видела то, что видела, и не хватало только совсем сбить её с толку. Хотя сейчас она напугана, но работать в таверне с такими страхами... Ей надо привыкать, что подобное встречается сплошь и рядом.
— Я не хотел её пугать.
— Знаю, и всё равно ты поступил так, как следовало.
Утром Мирта настороженно и с опаской косилась на возлюбленного своей сестры, стараясь держаться от него подальше. Встреча с пугающим явлением в собственном доме здорово выбила её из колеи. Умара совершенно не представляла, как теперь всё уладить, тем более, что занятия следовало продолжать.
Индарио такое положение вещей тоже не нравилось. Но разве среди того, чему обучал его Эстромо, не было умения завоевать доверие любого собеседника, а при необходимости и стать ему едва ли не лучшим другом?
Юноша, серьёзно обратился к девочке:
— Прости, что испугал тебя вчера. Я хочу, чтобы ты знала, что я никогда и ни за что не обидел бы тебя или твою сестру. Вы — моя семья, другой у меня давно уже нет, и я, напротив, готов защищать вас обеих от любого, кто хоть чем-то вам досадит. Можешь мне поверить.
Мирта поёрзала, её взгляд стал чуть менее напряжённым, но этих слов было всё же недостаточно, чтобы вернуть прежнее доверие к меру, к которому она и без того ещё не до конца привыкла.
— А вчера ты бы смог нас защитить? — в голосе девочки прозвучали интонации, которые, будь она постарше, могли бы сойти за горькую иронию.
— Если бы потребовалось — безусловно.
Юноша обращался к ней, как к взрослой, и это странным образом успокаивало. Как ни старалась ощетиниться обычно кроткая Мирта, ей очень хотелось ему поверить, и расположение к возлюбленному сестры почти против воли вползало в её чистую душу. Но власть страха над девочкой была слишком сильна. Два чувства боролись в ней, и ни одно не могло окончательно взять верх. Наконец она еле слышно проговорила:
— Пускай ты смог бы защитить нас от других. А от себя?..
— Мирта! — Умара снова попыталась урезонить сестру, но Индарио предостерегающе поднял руку, не отводя глаз от девочки.
— Когда я был не старше тебя, — доверительно начал он, — Мне довелось украдкой посмотреть представление странствующих актёров. У той труппы был номер, пользовавшийся огромным успехом у толпы: «пьяный канатоходец». Этот актёр позволял кому-то из публики угостить себя выпивкой, причём людям разрешалось самим выбирать как напиток, так и того, кто его принесёт, чтобы исключить возможность сговора. Затем выпивал до дна, что бы ему ни подали, будь то пиво, мёд, флин, вино или бренди... Ждал несколько минут, поднимался на площадку, расположенную на высоте в три человеческих роста, ступал на канат проходил по нему до конца, разворачивался и возвращался. Парень шёл шатаясь, то и дело теряя равновесие, но не было случая, чтобы он сорвался.
— Почему? — с интересом спросила Мирта, невольно захваченная рассказом.
— Потому, что был сосредоточен на цели и не мог себе позволить утратить контроль над собой.
— Значит... Ты тоже?..
— Никогда не забудусь настолько, чтобы чем-нибудь обидеть тебя или Умару. Именно это я и хотел тебе сказать.
Мирта сосредоточенно обдумывала услышанное. То, что мер заодно рассказал интересную историю, какие ей нечасто случалось услышать, полностью примирило девочку с ним.
— Ты — хороший, — вздохнула она, — Жалко, не все такие.
— Если кто-то сунется к тебе, только скажи, я с ним разберусь!
Взглянув на худого невысокого мера и представив себе здоровенных громил, вроде того, который её напугал, Мирта весело улыбнулась. Последняя кошка из тех, что скребли у неё на сердце, втянула коготки.
— А теперь вам придётся бежать, чтобы не прогневать хозяина.
Сёстры вскочили. Они совсем забыли о времени, так что, если бы не предупреждение мера, наверняка бы опоздали. Умара быстро поцеловала Индарио, и обе стрелой вылетели за дверь, предоставив юноше прибираться после завтрака.

 

Возвращение

Возвращение

Эстромо, разумеется, мог бы без труда отследить каждый шаг своих питомцев, но на сей раз сознательно решил этого не делать. Дни шли за днями, ни один из его подопечных не появлялся в убежище, но альтмер запретил себе тревожиться об этом. Тем более, он отлично понимал, что поставил перед ними задачи, которые, если подходить к делу ответственно, быстро не решить. А с заданием, выполненным кое-как, к нему лучше не являться, и ученики это твёрдо знали. С другой стороны, он не раз говорил обоим, что если возникает проблема, которая им не по зубам, разумнее обратиться за помощью, нежели довести до беды из-за ложной гордости. Талморец надеялся, что у двоих юнцов хватит ума понять, что он не станет их отчитывать, если они придут к нему за советом, вместо того, чтобы пробивать лбом стену, даже если его условия ещё не будут выполнены. При этом, он не сбрасывал со счетов вероятность того, что голубки, выпущенные на волю, и вовсе не вернутся, хотя такой исход представлялся ему довольно сомнительным.
Однажды, ближе к вечеру, в убежище появилась Умара, поддерживающая безвольно обмякшее тело Индарио. Волосы юноши слиплись от пота, голова бессильно болталась, а на лице девушки читалась отчаянная решимость во что бы то ни стало дотащить свою ношу. Каким образом они преодолели отвесную лестницу, было полнейшей загадкой.
Эстромо быстро поднялся им навстречу. В его голове пронеслось сразу несколько мыслей. Парень додумался до попытки постепенно приучить свой организм к хмельному? Бесполезная затея, но могла и прийти ему на ум. Выпил что-то по ошибке? Они попробовали сами создать зелье, защищающее от опьянения, и неудачно? Или же решили продемонстрировать, чему научились, до того, как попросят?
Альтмер широким шагом, но без лишней суеты подошёл к Умаре и перехватил у неё практически бесчувственного ученика. Ни один мускул в теле юного мера, напоминающем тряпичную куклу, при этом не напрягся. Слегка потянув носом, гильдейский казначей уловил слабый, но отчётливый запах недорогого вина. Ну, так Индарио много и не надо... Если он не притворяется, в его случае своевременная помощь может оказаться вопросом жизни и смерти. Пока что всё выглядело весьма достоверно. Эстромо опустил своего подопечного на грубую кровать, где тот спал до недавнего времени. Парень пробормотал нечто невразумительное и остался лежать, не предпринимая попыток принять более удобное положение.
Умара присела рядом, молча переводя тревожный взгляд с золотистого лица на мертвенно-бледное и обратно. Альтмер прищёлкнул пальцами, и возле него повис маленький шарик яркого магического света. Мановением руки высокий эльф направил его к самому лицу Индарио и приподнял юноше веко.
Девушка, внимательно наблюдавшая за наставником, заметила, как расслабились под свободным одеянием прежде напряжённые мышцы, и скорее ощутила, нежели услышала слабый вздох облегчения.
Эстромо выпрямился и спокойно произнёс:
— Вставай, давай. Пошутили — и будет.
Белокожий мер тут же открыл глаза, в которых плясали весёлые искорки. Такие же, как и у Умары, тоже уловившей в тоне наставника едва заметное одобрение. Ученики заулыбались, поскольку до последнего не были уверены, как альтмер воспримет их выходку, идея которой зародилась у них практически одновременно после опасений девушки, что ей придётся тащить Индарио домой и приводить в себя.
Юноша сел на лежанке и уже намеревался встать, но тут Эстромо снова заговорил:
— Ты, конечно, пьян, но не настолько.
Индарио хватило доли секунды, чтобы понять, что от него требуется. Искрящийся весельем взгляд помутнел, улыбка стала кривоватой и постепенно сползла с лица. Парень попытался подняться, но удалось ему это не сразу, да и то пришлось ухватиться за ближайшую опору, каковой оказался гильдейский казначей. Тот удовлетворённо кивнул, и промолвил:
— Вполне неплохо. На сей раз достаточно.
Он сделал подопечным едва заметный знак следовать за собой, прошёл к своему рабочему столу, опустился на стул и жестом пригласил обоих садиться. Это яснее слов сказало влюблённым, что разговор предстоит долгий, но часть вины им простили за эффектное появление.
— Ну, что же, — Эстромо вытянул руки на столе перед собой, переплетя длинные пальцы, и чуть подался вперёд, — Насколько я могу судить, вы полагаете, что с первым заданием справились. То, что вы представили, само-собой, лишь малая часть... — эльф сделал небольшую паузу, дабы не повторять ранее озвученную похвалу, но питомцы вновь ощутили его одобрение, — Насчёт остального будет видно. Как я и обещал, экзамен будет серьёзным, и, чтобы провести его полностью, потребуется не один день. Теперь я хочу услышать от вас, чем вы занимались всё это время и чему успели научиться. Со всеми подробностями.
Влюблённые переглянулись, а потом начали наперебой излагать свои недавние приключения. О том, что Индарио при помощи Старого Ига выманил посетителей из таверны, с восторгом поведала Умара. На этом месте альтмер перевёл взгляд на ученика, ожидая услышать детали. Тот рассказал, какое условие выдвинул девушке хозяин, почему было необходимо хотя бы в тот вечер вызволить Умару пораньше, как сам он искал и нашёл способ, показавшийся ему удачным, как уламывал нищего бретонца, как тот сыграл на алчности посетителей, заплативших ему по золотому с носа и не допустивших к поискам «жемчуга» бедного школяра с серебряной монетой, как потом те в потёмках собирали дешёвые бусины, подкинутые хитроумным попрошайкой.
Оба ученика, не сводившие глаз с наставника, были готовы поклясться, что он беззвучно прошептал: «Отлично!» Но вслух Эстромо сказал другое:
— Пожалуй, вы заслужили право услышать окончание истории про Старого Ига. После того, как ты отдал ему условленную оплату и остался дожидаться Умару, он со всех ног похромал прямиком в убежище, где выторговал себе долю от ожидаемой добычи и рассказал о том, что кучка богатых дурней устроила ночное ныряние за поддельным жемчугом, побросав одежду на берегу. Гильдия отлично развлеклась и неплохо погрела руки, обчистив этих простаков до нитки. В темноте, во власти азарта и алчности, да ещё и разгорячённые выпитым, они и думать забыли об оставленных вещах и совершенно не заметили наших, которым даже особо осторожничать не пришлось. Самое интересное, что двое из этих «ловцов жемчуга» едва не утонули по пьяни, одного кое-как вытянули товарищи, а вот другого спас Ксавье. Разумеется, после такого удачного дела Иг сполна получил всё, что ему причиталось, и надо было видеть его довольную физиономию.
— Значит, я правильно решил, что он для себя старался, разбрасывая бусины, а в разговоре со мной просто цену набивал. Правда, я не знал, что именно он задумал.
— Хорошо, что у тебя возникла такая мысль, — кивнул Эстромо.
— Только я одного не понимаю… — робко начала Умара, и умолкла, опасаясь, что встряла не вовремя.
— Спрашивай, — подбодрил её наставник, — У любого умного человека непременно возникают вопросы. Только дуракам всегда всё ясно.
— Ведь это сколько же Старый Иг на этой истории заработал? В таверне содрал по золотому с каждого присутствующего, ещё и в Гильдии поживился, ту мелочь, что ему дал Индарио, можно даже и не считать… Причём он из пустой фразы про женщину, уронившую украшение, вывел такое, чего никому и в голову не приходило! Даже бусин для достоверности накидал, причём настолько быстро всё обустроил…
— И что же?
— Почему тогда Иг сам не разбогател? Зачем живёт как простой нищий?
— Потому, что далеко не всякий способен додуматься до основы. Игу нужна отправная точка, что-то, на что может опереться, и от чего способно оттолкнуться его буйное воображение. Будь у него товарищ, умеющий подкидывать такие мысли, вдвоём они могли бы войти в число первых богачей Сиродила, а один он, увы, может лишь подхватить семечко идеи, занесённое случайным ветром, и вырастить из него обильный урожай. Ясно?
Девушка кивнула.
— И ясно теперь, о чём умолчал «собиратель жемчуга», явившийся в таверну на следующий день, — добавил юный мер, — Не захотел признаваться, что их ещё и обокрали.
Альтмер вопросительно приподнял бровь. Индарио рассказал ему, как не удержался и подошёл к посетителю, повторно явившемуся в таверну, полюбопытствовать о вчерашних поисках.
Наставник слушал его с одобрительной полуулыбкой. Наконец он легонько хлопнул ладонью по столу.
— Ты имеешь полное право на свою долю от этой добычи. Я поговорю с Бероной. Полагаю, деньги лишними не будут, а без тебя Старый Иг не сумел бы замыслить эту авантюру, хотя, надо отдать ему должное, усовершенствовал он её мастерски. Ладно, вернёмся к вашим заданиям.
Вновь об успехах Индарио больше отчитывалась Умара, поскольку именно ей следовало определить, когда тот будет готов к проверке. Поведала она и том, как юноша сперва утратил, а затем снова завоевал доверие Мирты. И снова наставник потребовал подробностей от самого ученика. Затем девушка рассказала о публичной стадии обучения. Никого не удивило, что студент-данмер, который успел стать завсегдатаем таверны, начал выпивать — когда немного, а когда и весьма основательно. Мало ли что у кого в жизни может произойти? Лишь бы деньги платил. Само собой, каждый раз обслуживала его Умара, наловчившаяся в нужный момент оказываться рядом, так что хозяин не мог нарадоваться на её расторопность.
Эстромо внимательно выслушал её и подвёл итог:
— С этим ясно. Ты избавилась от угрозы потерять работу в таверне и справилась со своей частью первого задания. Насколько справился ты, — он посмотрел на Индарио, — говорить пока рано, но начало довольно успешное. Однако, это поручение было основным, но не единственным. Что по прочим?
— С помощью Умары я изучил основы алхимии и при наличии рецепта могу изготавливать зелья.
— А без помощи?
— Да какая там помощь! — встряла девушка, — Он во всём разобрался сам, я разве что показала, где лежат книги, поделилась оборудованием, да в соседнем углу изучала «алхимию красоты» для будущей лавки!
— Хорошо. Здесь ему всё равно предстоит проверка делом. А как насчёт третьего задания?
— Умара научила меня плавать.
— Мне даже в голову не приходило, что ты не умеешь. Не то этим следовало бы заняться в первую очередь. А уж только потом обучать тебя обращаться с оружием. Что ж, здесь вы заполнили действительно важный пробел в жизненно необходимых навыках. Ну, а ты? Что Умара почерпнула от тебя? Эта задача была дана вам обоим.
Индарио опустил голову. Значит, они всё-таки поторопились вернуться. За делами он как-то упустил эту часть условия. Выходит, сейчас Эстромо вновь отправит его восвояси, накажет за невнимательность и хорошо ещё, если вовсе даст второй шанс. Голос возлюбленной выдернул его из мрачных мыслей:
— Ну? Что же ты молчишь?..
— Разве ты хоть чему-то у меня научилась?
Умара возмущённо всплеснула руками:
— А кто меня научил распределять время и строго следовать намеченному плану, даже когда кажется, что можно отложить? Разве без этого мы бы столько успели? Да мы бы с самими заданиями ещё даэдра знает сколько провозились!
Индарио поднял глаза на наставника. Зачтётся ли ему то, чему он научил девушку непреднамеренно? Того, что та стала гораздо более организованной, юноша отрицать не мог, как и того, что сперва ему пришлось побороться с несколько беспорядочным укладом её жизни, где относительно жёстко было задано лишь время начала работы, а уже её окончание, равно как и всё прочее — как повезёт. Эстромо наконец-то соизволил подняться и положить руку на плечо ученику:
— Пожалуй, эта наука даже посложнее умения плавать. Главное, что научил, а что сам того не понял — не столь важно.
Вот теперь влюблённые ощутили, что прощены. Да, ещё оставались экзамены, которые предстояло держать Индарио, но было ясно, что альтмер больше не намерен гнать их с глаз долой. Однако Эстромо не был бы собой, если бы пропустил мимо ушей слова Умары. Так что, похвалив учеников, он тут же задал новый вопрос:
— И что же вы успели помимо выполнения заданий?
На этот раз заговорил Индарио:
— Мы постарались приблизить момент, когда Умара сможет уйти из таверны и открыть свою лавку. Она освоила изготовление основных товаров. Нужно будет только показать образцы Мирель, чтобы та оценила качество, возможно, посоветует что-то доработать. Переделка передней части дома почти закончена. Остаётся подумать над названием, заказать вывеску и привлекательные ёмкости для всех этих духов, помад и румян. После чего можно смело посылать хозяина таверны в Обливион и открывать своё дело.
Эстромо ещё довольно долго проговорил со своими подопечными, узнавая всё новые подробности. Например, что девушка создала для возлюбленного краску, превращавшую того в данмера, которая легко смывалась специальным составом, но при этом стойко выдерживала пресную и солёную воду, а также пот или слёзы. Или что Индарио, когда превращение дома в лавку съело большую часть его сбережений, нашёл способ пополнить свой кошелёк не менее ловко, чем Старый Иг с историей о жемчужном ожерелье. Как-то само собой решилось, что юный мер не вернётся в убежище, а по прежнему будет жить у Умары, и приходить к альтмеру для возобновления занятий.

***

Домой влюблённые вернулись далеко за полночь, когда Мирта давно уже спала. Сестра, собираясь к Эстромо, предупреждала её, что может задержаться, и девочка не беспокоилась, всецело доверяя ей. Во-первых, та всегда умела позаботиться о себе, во-вторых, с ней был Индарио, обещавший не давать девушку в обиду.
Альтмер выбрался из убежища ещё позже. Его подопечные подкинули ему немало пищи для размышлений, и он неторопливо шёл домой кружным путём, полной грудью вдыхая свежий ночной воздух и обдумывая услышанное. Да, их ещё многому предстояло научить, но с поставленной задачей они справились даже лучше, чем он ожидал. Фактически, местами они, не сознавая того, действовали как самостоятельные агенты, получившие задание открыть собственное дело. Понадобились деньги — раздобыли, и всё это не обращаясь к нему за помощью и советом. Другим бы у них ещё поучиться. Он оказался прав: эта пара — настоящее сокровище. И он будет продолжать огранку юных дарований, которые должны отлично послужить Талмору. Но рациональные мысли и планы невольно скрашивались теплотой, с которой он думал об этих двоих. Гильдейский казначей успел привязаться к обоим, насколько мог себе позволить и даже чуть больше.
Придя домой, Эстромо, не зажигая свечу, опустился в кресло и прикрыл глаза. Молодцы! В лицо он хвалил учеников весьма сдержанно, особенно потому, что они отбывали наказание, но внутренне почти ликовал. Не побоялись устроить такой спектакль, зато сразу показали, что не теряли время даром, и ведь даже о запахе позаботились! А главное, сумели найти верный подход к своему наставнику, хотя много ли таких, кто не разгневался бы ещё больше, как за попытку одурачить, так и за то, что заставили беспокоиться понапрасну?! И с Миртой... Парень рассказал девочке интересную сказку, дал ей то, что она хотела услышать, и сумел не просто вернуть, но даже усилить её расположение. А уж история со Старым Игом и вовсе выше всяких похвал! На этом фоне успехи Умары могут показаться не столь примечательными, но это не так. Девушка тоже сделала немало. Они вместе сделали.

***

Утром Индарио явился в воровское убежище, но всегда пунктуальный альтмер на сей раз задерживался. Понимая, что у наставника хватает собственных дел, мер присел у его стола, взял чистый лист и принялся водить по нему пером, чтобы скоротать время. За этим занятием его и застал Эстромо, которого по пути задержал один из его людей. Высокий эльф подошёл совершенно бесшумно и заглянул через плечо юноши.
— Да... Пожалуй, свободного времени у тебя станет ещё меньше, — задумчиво заметил он, потирая подбородок.
Индарио в смущении вскочил, но не сделал попытки спрятать бумагу — от Эстромо он не скрывал ничего. Альтмер взял лист в руки, разглядывая портрет улыбающейся Умары. Сходство было несомненным, основные черты оказались схвачены очень точно, хотя художнику явно не хватало школы.
— Придётся тебе вдобавок заняться графикой и рисунком. Насчёт живописи будет видно, но это — непременно. Ты уже рисовал прежде?
— Немного. В доме у госпожи пробовал срисовывать картинки из книг и старинные гравюры.
— Способности у тебя определённо есть, не развить их было бы большой ошибкой. Здесь я тебе не учитель, но знаю, перед кем похлопотать. А сейчас посмотрим, что ты помнишь из моих уроков.
Юноша достал оружие и встал в стойку. С первых же движений талморец понял, что тот не прекращал упражнений. Занимаясь с Индарио, Эстромо освежал и собственные навыки.
Ему невольно вспоминалось время, когда они с Рейнарой, сестрой-близняшкой Таларано, прикрывая друг другу спину, ныряли в разверстые порталы, ведущие прямиком в план Мерунеса Дагона — Мёртвые Земли и прокладывали себе путь до Сигильского камня. Кризис Обливиона пришёлся как раз на время их бесшабашной юности. И не одни врата на Саммерсетских островах были закрыты их объединёнными усилиями. Любимым оружием Эстромо, как тогда, так и позже, был лёгкий меч в сочетании с кинжалом или метательные ножи. Именно владению всем этим он и обучал теперь своего подопечного. Получалось у того достаточно неплохо, и в конце урока альтмер даже расщедрился на небольшую похвалу.
Когда оба немного перевели дух, альтмер устроил воспитаннику начальную часть экзамена. Во многом она была похожа на первое занятие с Умарой, о чём юноша сообщил наставнику. Тот слегка кивнул, а тень улыбки, промелькнувшая на его губах, ясно показала, что он доволен услышанным. Правда, Эстромо давал задания посложнее. Мало того, что требовалось быстро менять игру в совершенно непредсказуемом порядке, так ещё и с учётом вариаций настроения и причин, по которым испытуемый прикладывался к бутылке. Радость, отчаяние, несчастная любовь, крупная удача, тоскливая безнадёжность и прочие оттенки чувств и эмоций, помноженные на действие разного количества хмельного, пока Индарио не стало казаться, что этому безумному калейдоскопу не будет конца. Юноша почти удивился, услышав короткое: «Довольно. Молодец», — причём в большей степени завершению испытания, нежели откровенной похвале, которую он не сразу осознал.
— Хватит с тебя на сегодня. Передай Умаре, что я доволен тем, как она построила урок. Можешь заниматься своими делами, но на досуге напряги голову и подумай над названием её лавки. Оно должно быть запоминающимся, звучным и многообещающим, но не вульгарным и не слишком вычурным, потому как нужно, чтобы представители любого сословия не испытывали неловкости, заходя туда. Можете соображать вместе, но мне кажется, у тебя, в силу полученного образования, больше шансов отыскать то, что нужно.
Индарио задумчиво кивнул. Эта задачка тоже была не из лёгких. У него сходу мелькнуло несколько идей, но ни одна из них не казалась удачной и хотя бы наполовину отвечающей требованиям альтмера, абсолютно разумным и обоснованным.
Остаток дня юноша занимался обустройством лавки и в таверну явился незадолго до того, как освободилась Умара, чтобы встретить её и вместе дойти до дома. По пути он рассказал девушке о новых задачах, которые озвучил Эстромо.
— Значит, теперь мы сможем видеться только после работы...
— Тем больше у тебя поводов поскорее с ней распрощаться. А я как раз и занимаюсь тем, чтобы у тебя была такая возможность.
— И всё-таки, кажется, я буду скучать по прошлому заданию...
— Кстати, Эстромо велел тебе передать, что ты очень правильно построила обучение. Сегодня мне пришлось проделывать почти то же, с чего мы начинали с тобой. Правда, усложнённый вариант.
— Кто бы сомневался, что простым дело не ограничится... — вздохнула девушка, но её смуглые щёки зарумянились от полученной похвалы.
Этот вечер она полностью посвятила изготовлению новых образцов, которые следовало показать Мирель, а Индарио перебирал слова и словосочетания, которые могли бы послужить названием лавки, но ни одно его не устраивало. Умара тоже усиленно думала над этим, но и ей не приходило на ум ничего достойного.

***

Ночью поднялся сильный ветер, который не утихал весь следующий день. Влюблённые, собиравшиеся вечером отправиться к морю, решили, что от такой прогулки будет мало радости и вместо этого надумали побродить по городу, обсуждая новости дня, понемногу клонившегося к закату. Мирель, которой Индарио занёс образцы, оценила работу Умары очень высоко. Даже сварливый характер не помешал босмерке пообещать, что она непременно будет захаживать в новую лавку и вдобавок специально заказывать у девушки средства маскировки. Почти всё было готово к открытию, кроме названия, а значит, и вывески.
Шагая без всякой цели, воспитанники альтмера продолжали придумывать и предлагать свои варианты и внезапно, словно очнувшись, обнаружили, что стоят у порога часовни, посвящённой богине любви, красоты и искусства — Дибелле. Их руки, протянутые одновременно, встретились на поверхности дверей и вместе толкнули тяжёлые створки.
Влюблённые вступили под сень храма. Вечерний свет просеивался сквозь огромные цветные витражи, изображающие Девятерых богов, почитаемых в Империи, отчего огромный зал, пустующий в этот час, казался пространством из прекрасного сновидения.
Напротив главного входа высилась огромная беломраморная статуя Дибеллы. Сейчас каменное изваяние не выглядело холодным и отстранённым. У вошедших возникло чувство, что богиня смотрит на них ласково и ободряюще. Они с восторженным трепетом приблизились к постаменту, украшенному мастерски вырезанными лилиями — символом покровительницы чувственной любви, а также всех известных видов искусства. Хотя олицетворением милосердия среди Девятерых считается Мара — хранительница семейного очага, — некоторые полагают что Дибелла ещё добрее к смертным, поскольку принимает любое служение прекрасному и потворствует любящим, не требуя принесения брачных обетов.
Сперва Умара, а следом за ней и Индарио, преклонили колени перед алтарём богини. Возможно, настанет день в их судьбе, когда они перейдут в ведение Мары, но пока оба явственно ощущали, как их осеняет благословение Дибеллы.
Рука об руку они покинули часовню, унося в сердцах свет покоя и умиротворения, какого прежде, пожалуй, и не знали. На время влюблённые даже перестали биться над названием лавки — у них было слишком хорошо на душе, чтобы разменивать столь чистое и прекрасное чувство на суету повседневности.
Однако в преддверии ночи, когда Мирта, утомлённая за день кухонными трудами, видела уже третий сон, Индарио подозвал Умару к столу, взял письменные принадлежности и предложил записать и обсудить приходившие им в голову названия, выбрать наиболее удачные и прикинуть, соответствуют ли они условиям, которые поставил Эстромо.
Когда список был закончен, две головы, соприкасаясь, склонились над ним. Тёмные волнистые волосы смешались с белыми прямыми.
— «Ароматы страсти», — зачитала девушка первый пункт списка и сама же поморщилась, — Ужасно. В самый раз для продажных девок и скучающей знати, но никто из приличных горожан и носа не сунет в лавку с таким названием.
Индарио согласно кивнул и аккуратно вычеркнул эту строку.
— «Тайны соблазнения», — озвучил он следующий вариант и перевёл взгляд на Умару, — Не так прямолинейно и грубо как предыдущее...
— Но не слишком далеко от него ушло, — подхватила девушка недосказанную мысль, — Многие от такого покраснеют до ушей и даже близко не подойдут... А Мирта, пожалуй, и жить в этом доме будет стесняться.
— О Мирте тоже забывать нельзя. Кстати, неплохая мысль: пытаться представить как бы она восприняла предложенное название, и, исходя из этого, решать, годится ли оно для благопристойных женщин и девушек. С мужчинами как-то попроще... «Секреты привлекательности»... Хм... Что скажешь?
— Знаешь... это ещё куда ни шло. Подходит и для красок с помадами, и для благовоний... и для особых составов.
— Ладно, пока оставим, — Индарио водил пером над бумагой, — «Любовное зелье». Как-то...
— Отдаёт принуждением, да?
— Вроде того... Похоже, посещение такой лавки вполне может вызвать ссору даже во вполне благополучной семье. Вычёркиваем. «Эликсир желания»...
— Ой... — Умара прижала ладони к щекам, — Как мы вообще до этого додумались?! Тут разом все основные недостатки первых и предыдущего!
Юноша кивнул и решительно зачеркнул этот вариант.
— «Алхимия красоты», — прочла девушка следующую строку. Это название было предложено ею и казалось довольно удачным. Правда, те же духи не вполне ему соответствовали, но ведь и не противоречили...
— Пускай пока остаётся, — решил Индарио, соглашаясь с её суждением, — Итак, мы оставили только два названия, и оба не без изъяна. Не густо. Я могу показать это Эстромо, но заранее уверен, что его оценка будет ещё жёстче.
— Мне кажется, мы где-то не там ищем... — неуверенно проговорила Умара.
— Мне тоже. Слишком прямолинейно и оттого неудачно. А что если...
Они разом приподняли головы от удручающе короткого списка и посмотрели друг на друга. Обоим вспомнилось нынешнее посещение часовни. И ощущение, что они обрели свою покровительницу среди Девяти.
— «Благословение Дибеллы», — благоговейно выдохнула девушка.
— Превосходно, боюсь только, что жрецы не одобрят такой вольности. Кто мы такие, чтобы присваивать её благословение?
— Тогда сад! «Сад Дибеллы»!
— Подожди-подожди... сад... Дибелла... лилии... Лилия! Символ Дибеллы, но при этом мы не используем самого божественного имени! Этот цветок говорит о красоте и страсти, но без вульгарной пошлости. При этом имеет сильный и приятный запах, вот тебе и отсылка к духам и благовониям...
— «Благоуханная лилия»! — Умара на радостях кинулась обнимать возлюбленного.
— Тихо ты! — мер, смеясь, сжал её в объятиях, — Опять напугаем Мирту, а я потом её успокаивай. Тебе-то она что угодно простит, а вот со мной дело другое.
Девушка выпустила Индарио, тихонько подошла и заглянула в комнату сестрёнки. К счастью, шум не разбудил девочку. Она сладко спала, слегка улыбаясь своим грёзам.
— Надо будет показать Эстромо все три варианта, — заметил Индарио, аккуратно переписывая их на отдельный лист, — Возможно, ему не понравится ни один из них.
— Если бы речь шла о ком-нибудь другом, я бы сказала: «Пускай тогда сам придумывает!» — фыркнула Умара, — Но с ним это не пройдёт. Наше задание, нам и голову ломать.
Юноша кивнул, взял третий лист и принялся что-то старательно на нём чертить.
— Ты сегодня спать-то собираешься? — спросила девушка, немного уязвлённая тем, что теперь, когда они, вроде бы, освободились, он предпочёл вечеру любви какое-то бумагомарание.
— Ещё пять минут, — отозвался мер, подарив любимой такой нежный взгляд, что она сразу же забыла о своём недовольстве. Тем более, что цену времени Индарио всегда знал, и если обещал освободиться через пять минут, значит, так и будет. Он действительно вскоре отложил перо, просушил чернила на бумагах и аккуратно убрал их, чтобы уберечь от досадных недоразумений.
— А теперь, — шутливо сказал он, обнимая Умару и увлекая её в спальню, — ты пожалеешь, что меня торопила!
— Как бы не так! Это ты пожалеешь, что задержался! — со смехом вторила ему девушка.

***

— «Секреты привлекательности», «Алхимия красоты» и «Благоуханная лилия», — прочёл Эстромо перечисленные на листе названия, — и какой же вариант кажется наиболее предпочтительным вам самим?
То, что альтмер сходу не сказал, что все три никуда не годятся, позволяло надеяться, что хотя бы одно из них получит его одобрение. Индарио рассказал о том, что не вполне устраивало их в двух первых, заметив, что они были оставлены только на фоне других, откровенно неудачных.
— Любопытно было бы взглянуть на остальные, — сказал Эстромо, и юноша протянул ему черновик, который зачем-то прихватил с собой. По этим отвергнутым вариантам и кратким пояснениям юноши, альтмер без труда отследил ход мысли своих учеников. То, что ребята толковые, ясно было изначально, но встряска с наказанием явно пошла им на пользу.
— Идея с «Благоуханной лилией» действительно самая удачная, — наконец произнёс гильдейский казначей, — Думаю, это название вполне подойдёт. Теперь дело за вывеской, ну и... Пока лавка не обретёт известность, Умаре придётся ещё потолкаться в таверне. С другой стороны, кто-то же должен и торговать. Думайте. А пока пойдём к Бероне. Я поговорил с ней насчёт твоего вознаграждения, она признала мои доводы справедливыми, но хочет услышать об этом деле от непосредственного организатора.
Глава Гильдии Золотого Берега слушала рассказ Индарио с непроницаемым лицом, откинувшись на спинку роскошного кресла. Но когда он умолк, вдруг резко подалась вперёд, облокотившись на колено:
— До сих пор ты жил здесь на правах воспитанника Эстромо и подобия всеобщего племянника. Почему бы тебе официально не стать одним из нас, как, например, Умара? Пожалуй, через некоторое время даже Ксавье придётся поднапрячься, чтобы ты его не обошёл.
— Я подумаю над этим, — учтиво отозвался юноша. Берона рассмеялась. Смех у неё оказался по-старушечьи дробным и напомнил Индарио о бретонской госпоже.
— Это значит «нет», но дальновидно растянутое до бесконечности. Что ж, думай. Ветер имеет свойство меняться, может и надумаешь. Пока что у тебя была поддержка Гильдии благодаря Эстромо, теперь ты заслужил на неё собственное право, даже если не примешь моё предложение. Вот твоя награда за «жемчужное дело» Старого Ига.
Мер с признательностью принял протянутый Бероной кошель.

***

До вечера Индарио успел переделать кучу дел, позаниматься фехтованием с Эстромо, познакомиться с художником, у которого ему предстояло брать уроки, заказать вывеску для «Благоуханной лилии» по набросанному накануне вечером эскизу и встретить Умару после работы.
На этот раз влюблённые прямиком направились к анвильской часовне. По пути они уже всерьёз обсуждали переходный этап, пока лавка не станет достаточно прибыльной. Ясно, что совмещать две работы Умара не сможет, Индарио же слабо подходил на роль продавца в подобном магазине. Мирта для этого была ещё слишком мала и чересчур застенчива. Они даже подумывали попросить о помощи Мирель, которая прекрасно разбиралась во всевозможной косметике и парфюмерии. Хотя сама она едва ли пожелала бы работать в магазине, даже замаскировавшись, Берона или Эстромо сумели бы повлиять на её решение. Но оставался тяжёлый характер босмерки, скрыть который было куда сложнее, чем изменить внешность, и не было сомнений, что она рано или поздно его проявит, оттолкнув покупателей, коих следовало привлекать.
— Нет, так не годится, — решительно заявил Индарио, — В лавке должна работать ты и только ты. Мы снова решаем не ту задачу. Нужно сделать, чтобы твоё дело обрело известность в кратчайшие сроки, и тогда тебе не нужно будет продолжать работать в таверне.
— Верно! Думаю, именно этого Эстромо от нас и хотел. Его люди могут заходить и в не самую преуспевающую лавку, но нам нужны деньги на развитие дела, а времени на поиск дополнительных доходов у меня не будет...
Рассуждая таким образом, они дошли до часовни значительно раньше, чем накануне, и услышали музыку, доносившуюся изнутри. Влюблённые тихонько проскользнули внутрь и стали свидетелями ритуального танца, который исполняли две пары мужчин и женщин в довольно откровенных нарядах. Все явившиеся в храм в этот час не могли отвести глаз от плавных и слаженных движений танцоров, от совершенной красоты тренированных тел. Мелодия услаждала слух, действо радовало глаз... Оставалось лишь жалеть, что прочие чувства не принимают участия в почитании богини. Вдруг Умара, сжимавшая пальцы Индарио, радостно затрепетала, а в ответ на его вопросительный взгляд счастливо улыбнулась.
Стоило танцу завершиться, а его участникам спуститься по лестнице в недра храма, прихожане потянулись к главной жрице за благословением. Воспитанники Эстромо пропустили всех перед собой и подошли к ней последними. Женщина проговорила положенные слова, осенила обоих покровительственным жестом и собиралась уже последовать за танцорами и музыкантом во внутренние помещения, но Умара смиренно попросила ту уделить им ещё пару минут. Ни один прилежный служитель Девяти не откажет в подобной просьбе, и женщина осталась.
Девушке потребовалось совсем немного времени, чтобы заинтересовать жрицу предложением изготовить для храма благовония, обостряющие чувственное восприятие и как нельзя более подходящие к ритуальному танцу.
— Это не дурманящее зелье, оно не причиняет никакого вреда тому, кто его вдыхает...
— То, что ты говоришь, дитя, весьма впечатляет. Но могу ли я тебе верить? Я вижу тебя впервые и не смею судить о чистоте твоих намерений, равно как и подвергать риску жизнь и здоровье почитателей госпожи Дибеллы. Расскажи мне о себе и о том, что сподвигло тебя сделать такое щедрое предложение.
Умара рассказала, что обучалась алхимии и умеет делать различные духи, благовония и краски, что собирается открыть в городе лавку, а явившись нынче за благословением богини, была очарована танцем и лишь сожалела, что в храме не витает аромат, способный достойно дополнить восхитительную музыку и прекрасное зрелище. И тут же поняла, что исправить это в её силах, если будет на то благоволение служителей часовни.
Не одного Индарио Эстромо научил убеждать. Предложение девушки нравилось жрице всё больше, и тем не менее она колебалась, опасаясь происков врагов, например, какого-нибудь даэдрического культа.
— Если вам угодно, — добавила Умара, ясно видевшая её сомнения, — Я могу принести этот аромат на пробу, когда не будет других посетителей. Вы выберете, кто из служителей испытает на себе его действие, прочие же могут стоять поодаль или надеть тканевые повязки, не пропускающие запах, на случай если мы замыслили дурное.
— Что ж, тебе удалось меня убедить. Так мы и поступим. Если твои благовония в самом деле так хороши, храм достойно вознаградит тебя. Приходи завтра за час до начала танца.
— Благодарю за доверие, — поклонилась Умара, — я приду.
Её больше не беспокоило, что хозяин таверны рассердится, что она улизнула с работы раньше времени. Если всё удастся, гнев трактирщика скоро не будет иметь для неё никакого значения.
Умарино снадобье успешно прошло испытание и тем же вечером было использовано во время танца. Результаты превзошли все ожидания. И прихожане, и исполнители ритуального действа глубже прочувствовали единение с богиней, силу искусства, любви и страсти.
После раздачи благословений всем желающим, главная жрица храма пригласила девушку и её неизменного спутника во внутренние помещения часовни, где никто не мог помешать разговору.
Благовония были признаны достойными ритуалов, посвящённых госпоже Дибелле. Было условлено, что в благодарность жрецы станут оказывать Умариной лавке своё покровительство с момента открытия и впредь. Об этом была составлена соответствующая бумага с печатью храма. Писец старательно скрипел пером, записывая документ под диктовку своей патронессы.
Название лавки заставило главную жрицу сложить руки в благоговейном экстазе: она свято уверовала, что смертные служители лишь отразили волю и благоволение самой богини. Девушке была дарована небольшая мраморная статуэтка Дибеллы с правом размещения её в магазине. Кроме того, жрица объявила о готовности приобретать у Умары её товары, отнюдь не лишние для последователей богини красоты, а та обязалась приносить в дар часовне благовония, которым предстояло теперь регулярно использоваться в ритуале.
Влюблённым вновь удалось справиться с задачей, которая сперва казалась неразрешимой. Документ о покровительстве храма и фигурку Дибеллы Индарио разместил на видных местах среди полок с товаром. Едва столяр закончил вывеску, и та заняла положенное место при входе, Умара потребовала у хозяина расчёт.
И уже на следующее утро девушка в новом платье, ничуть не похожем на одежду трактирной прислуги, и с украшениями тонкой работы, специально изготовленными Ксавье ей в подарок на открытие собственного дела, заняла место у прилавка.
Индарио с Мирель всеми силами постарались распустить по городу слух, что владелица новой лавки является поставщицей самого храма Дибеллы, и первые любопытствующие появились в магазине почти сразу.

***

Так маленькая сирота, начинавшая с подработки в портовой таверне и вынужденная шарить по чужим карманам, чтобы прокормить себя и сестру, превратилась в представительницу торгового сословия, пользующуюся всеобщим уважением. О её прошлом напоминала только привычка при первом же удобном случае избавляться от обуви, поскольку большую часть жизни Умара пробегала босиком.
У Индарио же забот только прибавилось. Он продолжал заниматься фехтованием и метанием ножей, брать уроки графики и рисунка, помогать сёстрам по хозяйству. Само собой, Эстромо не забыл ни об обещанных экзаменах, ни о подборе зелий от опьянения, которые юноша мог бы использовать. Альтмер лишь временно сместил приоритеты, предоставив подопечным возможность спокойно разобраться с открытием лавки. Теперь, когда эта задача была успешно решена, предстояло вернуться к отложенному.
На всякий случай гильдейский казначей заручился помощью Таларано, поскольку понимал, что реакция белокожего мера на незнакомые зелья и снадобья может оказаться совершенно непредсказуемой. Альтмеры даже условились проводить эксперименты в личном кабинете мага, выделив ради этого несколько вечеров, чтобы получить чистую картину воздействия различных эликсиров. Любая ошибка, в конечном итоге, могла обойтись Индарио слишком дорого.
Надо сказать, в поисках соответствующих составов Эстромо тоже воспользовался знаниями друга и его доступом к библиотеке Коллегии Шепчущих.
Для начала было решено проверить то, чем при случае пользовался сам гильдейский казначей. Хотя его воспитанник не задумывался над этим прежде, он мигом сообразил, что его наставник не мог не иметь в своём арсенале подобных средств.
Сперва казалось, что задача решилась сразу же: зелье подействовало в точности как и ожидалось, но, увы, эффекта, который должен был сохраняться несколько часов, не хватило и на полчаса. Постоянно поглощать новые порции снадобья не всегда удобно и возможно. Кроме того, вообще неясно, как оно может сказаться в таком количестве. Этот вариант отпадал. Эстромо вздохнул, хотя и не ожидал, что всё окажется просто.
Альтмеры отложили на крайний случай те составы, которые были слишком сложны в приготовлении или содержали очень дорогие и редкие ингредиенты. Такие не удастся срочно создать при необходимости.
В конце концов после нескольких неудач подходящее зелье было найдено. Оно действовало достаточно продолжительное время и именно так, как нужно, при этом готовилось сравнительно просто, состояло из доступных ингредиентов и, в отличие от некоторых образцов, не оказывало побочных эффектов ни сразу, ни по прошествии времени.
Когда искомый состав был обнаружен, речь зашла о том, чтобы обучить мера создавать его самостоятельно.
Поскольку помощь Таларано более не требовалась, Эстромо лично посетил дом, где жили ученики, собственными глазами осмотрел лавку, вручил Индарио рецепт зелья, и пока тот, уединившись в подвале, занимался его изготовлением, беседовал с Умарой, краем глаза наблюдая за её работой, когда в лавку заходили покупатели. Стоило кому-то появиться на пороге, альтмер отворачивался и принимался задумчиво рассматривать стоящий на полках товар, оставаясь совершенно неприметным. Просто некая фигура в мантии с капюшоном без опознавательных знаков. Едва ли хоть один из заходивших вообще вспомнил бы о ней, оказавшись за порогом. Не сказать, чтобы покупателей было очень много, но почти никто не уходил без покупки. Слухи, распущенные Индарио и Мирель, сделали своё дело. Любопытство приводило в «Благоуханную лилию» людей и меров, по большей части женщин, а те спешили рассказать о своих приобретениях подругам и знакомым. Когда наступило очередное затишье, талморец обратился к своей подопечной:
— Полагаю, такая жизнь и род занятий тебе более по вкусу, чем работа трактирной прислуги?
— О да! Но без твоего совета я едва ли сообразила бы так распорядиться полученным знанием.
Альтмер пожал плечами.
— Рано или поздно ты придумала бы что-нибудь. Не это, так другое. Просто тебя ещё не слишком припекло. Но сейчас я хотел спросить тебя о Мирте. Из того, что я о ней знаю, таверна для неё тоже не лучшее место, хотя повариха и не даёт её в обиду.
— Пожалуй, да... но поваром её пока никуда не возьмут, слишком мала... а поварята почти нигде не требуются. Разве что в графском поместье, но туда запросто не устроишься.
— Полагаю, твоя сестра уже неплохо готовит, но для этого ремесла лучше бы иметь другой склад характера, быть побойчее, уметь настоять на своём. Ничего этого у Мирты нет. Я хочу, чтобы ты узнала, к чему лежит душа у неё самой. Пока у вас обеих есть время поразмыслить над этим.
— Пока? Что ты хочешь этим сказать?
— Ровно то, что и сказал. Чем скорее ты найдёшь ответ на этот вопрос, тем лучше. Пойду-ка проверю, как успехи у Индарио.
Эстромо скрылся в жилой части дома, оставив девушку в глубокой задумчивости. Наставник никогда не бросал слов на ветер, и если он вдруг заинтересовался предпочтениями Мирты, у него были на то веские причины. Он явно знал что-то неведомое пока Умаре, но раз не пожелал сказать прямо, значит и расспрашивать бессмысленно...
Тем временем альтмер наблюдал за тем, как юноша управляется с алхимическим оборудованием. У мера вполне хватало ума и сноровки самостоятельно создать нужное зелье, при наличии рецепта, но призвания к алхимии у него не было.
Испытание парень выдержал успешно, его творение действовало как надо. Теперь наставник мог продолжить обучение, с которым предполагал совместить проведение второй части экзамена.

***

Вечером Умара решила поговорить с Миртой. Та с одной стороны радовалась, что сестра стала владелицей собственной лавки, с другой чувствовала себя неуверенно, лишившись родственной поддержки в таверне, с третьей её приводили в некоторое смущение товары «Благоуханной лилии», и даже благословение жрецов храма не вполне успокаивало её: трактирные девки тоже нередко поминали Дибеллу, а если она и впрямь покровительствует таким, то является ли благосклонность её служителей признаком добродетели? За ужином старшая сестра, как бы невзначай спросила младшую:
— Скажи, тебе нравится твоя работа? Или ты хотела бы заниматься чем-нибудь другим, будь у тебя возможность выбирать?
Девочка взглянула на старших с испугом: что это они задумали? Она помыслить не могла без содрогания о том, чем занимались старшие девушки в таверне. Разносить заказы не всегда трезвым посетителям или вовсе стать одной из этих, как звала их повариха?!
— Нет-нет, мне всё нравится! Жалко только, что тебя нет рядом, но ты теперь уважаемая горожанка, я сама слышала как Зара говорила это на кухне.
— Погоди, — негромко произнёс Индарио, — Кажется, вы говорите о разном. Мирта, теперь, когда Умара не работает в таверне, и тебе нет необходимости там оставаться. Ты можешь выбрать ремесло, какое тебе по душе, и выучиться ему, чтобы работа была радостью, а не привычным злом.
Серые глаза Мирты восторженно блеснули при мысли о том, что она могла бы навсегда покинуть таверну. Но... выросшая в этой среде, девочка не ведала другой жизни, мало знала о том, чем люди зарабатывают себе на хлеб, кроме разве что работ, связанных с морем.
— Я... я не знаю, — пролепетала она, чувствуя, что своим невежеством лишает себя шанса на счастливую жизнь. Но как выбрать, не зная из чего? Девочка, только что не верившая своему счастью, горестно шмыгнула носом.
Умара бросилась к ней и ласково обняла. Мирта разрыдалась, уткнувшись в мягкую грудь сестры.
— Я не хочу в таверну! — плакала Мирта, — Но я ничего не знаю, ничего не умею и даже не представляю, чему можно научиться!
Влюблённые обескураженно переглянулись поверх её головы. Действительно, что она могла решить? А выбрать за неё... не окажется ли это для девочки обузой, о чём она, в силу характера, постесняется сказать сама?
— Не плачь, — ласково сказала Умара, гладя сестрёнку по светло-русой голове, — Мы подумаем, чему ты можешь научиться. Только если тебе не понравится, ты сразу же скажи, хорошо? Главное, чтобы ты была счастливой. Не подойдёт одно, попробуем другое, третье, понимаешь? Пока не найдётся совсем-совсем твоё дело. Деньги у нас теперь будут, об этом не переживай. И ещё, если ты так не хочешь работать в таверне, можешь бросить всё хоть завтра же.
— Нет, — всхлипнула Мирта, понемногу успокаиваясь, — Я уйду оттуда только когда найду другую работу.
— Не обязательно сразу работу, — снова негромко вмешался Индарио, — возможно, сперва обучение. Это тоже труд, который принесёт деньги, просто позже.

***

На следующий день Мирта пристала к Заре с расспросами, какие работы можно считать достойными для женщины. Повариха наморщила лоб и, гремя сковородками, перечислила все виды рукоделия, какие могла вспомнить, торговлю, не обошла вниманием и собственное ремесло, а больше с ходу ничего придумать не смогла и велела девочке не приставать.
Почти об этом же зашла речь и у Эстромо с Индарио, рассказавшим, чем закончился вечерний разговор. Подумав, юноша добавил, что Мирта пришла в восторг от новых платьев сестры и то и дело подходила к ней, чтобы украдкой потрогать красивую материю. Альтмер задумчиво кивнул, но сейчас у него хватало забот, связанных с воспитанником. Требовалось научить его разбираться в различных напитках, понимать их вкус, оценивать качество, разъяснить, как они действуют в сочетании и так далее, после чего наконец совместить все составляющие освоенного где-нибудь на людях.
Тем не менее, талморец не забывал о Мирте. Сестру его подопечной следовало забрать из таверны, не затягивая с этим. Дело было в том, что все держатели гостиниц и питейных заведений платили некую «дань» Гильдии воров, чтобы та щадила их дело. Разумеется, эти ограничения не касались карманов посетителей, но за свой кошель те, кто исправно вносил свою долю, могли быть спокойны. Если же случалось, что их ограбил кто-то не связанный с Гильдией, зачастую именно она, а не стража, находила посягнувшего на свои права, и пострадавший мог даже дождаться некоторой компенсации, естественно за счёт пойманного.
До поры такие взносы платил и хозяин таверны, в которой трудились Умара с Миртой. Поскольку сбором денег в качестве гильдейского казначея заведовал Эстромо, в один прекрасный день его люди просто перестали заходить за «данью», а члены Гильдии и вовсе обходили стороной заведение, где работала своя.
Разумеется хозяин и не подозревал, чему обязан внезапным благоденствием, а посему решил, что так теперь будет всегда. Но когда Умара открыла свою лавку, у Гильдии не стало причин щадить эту таверну и её владельца. Через пару недель после того, как девушка оставила прежнюю работу, к хозяину явился посланец Эстромо и пояснил, что Гильдия, руководствуясь своими резонами, позволила тому вздохнуть свободно и основательно подняться, но теперь настало время платить по счетам. Требовали с него не больше, чем с других, без какой-либо компенсации за спокойные годы, и любой разумный человек, к тому же заставший прежние времена, не раздумывая согласился бы, но хозяин отличался упрямством и твердолобостью. К тому же его обуяла жадность. Он прогнал посетителя вон, наотрез отказавшись платить.
Выслушав посланца, гильдейский казначей пожал плечами. То же жест в точности повторила Берона, когда о результатах доложили ей. Не прошло и нескольких дней, как неизвестные проделали изрядную брешь в казне непокорного трактирщика, а рядовые члены Гильдии рьяно принялись за карманы посетителей. Вести об этом распространялись со скоростью пожара в ветреный день. К тому же, лучше уж вовсе не иметь репутации защищённого от краж заведения, нежели вдруг утратить её. Всё больше народу, слыша портовые пересуды, обходило эту таверну стороной. Дреуг, привыкший следить только за порядком, никак не мог углядеть за ловкими ворами.
В конце месяца хозяин оказался вынужден уволить кое-кого из обслуги, поскольку на всех просто не хватало работы, а прочим немного понизить жалованье, чтобы получить хоть какую-то выгоду. После чего к нему вновь явился человек от Гильдии и посоветовал взяться за ум. Условия выдвигались те же, плюс некоторая компенсация Гильдии за его былую несговорчивость. Но трактирщик закусил удила. Он что же, должен дополнительно платить за то, что его и без того обирали как хотели и набивали карманы его деньгами?! Приказав Дреугу вышвырнуть сборщика дани за дверь, он нанял дополнительную охрану, завёл злющих цепных псов, получше припрятал деньги и приготовился к обороне. Нужно ли говорить, что всё предпринятое оказалось совершенно бесполезным, и полное разорение строптивца оказалось вопросом ближайшего времени?
Привычка заботиться о своих людях заставила Эстромо вспомнить и про Мирту, поэтому он заблаговременно предложил Умаре подумать о её будущем. Он и сам, приняв во внимание то, что рассказал ему Индарио, не сидел сложа руки.
Однажды вечером альтмер затребовал к себе обоих учеников.
— Как я понимаю, Мирте больше подойдёт такое ремесло, где не требуется много общаться с людьми. Хотя одежда Умары и произвела на неё впечатление, едва ли ей понравится быть швеёй, но, возможно, она могла бы стать неплохой ткачихой, — Эстромо расстелил перед воспитанниками несколько кусков великолепной материи, — Если она решит, что хочет научиться делать подобное, это реально устроить. Можете взять это с собой, чтобы показать ей, а вот попадаться на глаза другим — не советую.
Это означало, что ткани попали в воровское убежище отнюдь не законным путём.
Восторг Мирты сложно было описать словами. Она не могла поверить, что сестра говорит серьёзно и ей действительно предлагают научиться ткать такую материю. Девочка была согласна трудиться сколько потребуется, и сносить любые тяготы, чтобы овладеть этим ремеслом.
Через несколько дней её отдали в ученицы к лучшему ткачу Анвила, чьи товары пользовались большим спросом далеко за пределами города и стоили немалых денег. Немолодой уже нибениец отличался такой подозрительностью, что, дожив до седин, до сих пор обходился без помощников и подмастерьев, поскольку опасался вырастить из юношей соперников, которые, вызнав секреты ремесла, его самого сживут со свету, а дело приберут к рукам. Мысль же учить девочку даже не приходила имперцу в голову, поскольку он полагал, что женщине никогда не достичь вершин мастерства.
Эстромо лично явился к нему, чтобы похлопотать за Мирту. Разумеется, начни альтмер с этого, ткач не стал бы ничего слушать. Но гильдейский казначей повёл речь о недавнем случае, когда товары мастера, предназначенные для одного почтенного купца, были украдены подчистую, что, помимо прямых убытков, могло серьёзно повредить репутации имперца. Спасло лишь давнее сотрудничество с торговцем, согласившимся войти в его положение. Посетитель выразил нибенийцу своё сочувствие, проявляя чудеса чуткости и понимания, и даже согласился лично позаботиться о том, чтобы печальное происшествие не повторилось. Взамен он попросил об услуге: взять в ученицы прилежную девочку неполных одиннадцати лет. Ткач сперва заспорил, но Эстромо умел убеждать как никто другой. Его доводы, произнесённые мягким вкрадчивым голосом, казались разумными и весомыми.
Взвесив все «за» и «против» и хорошенько поразмыслив, мастер согласился обучить Мирту всему, что та в силу своего разумения сумеет постичь. Уж по крайней мере, женщина ему не соперница, думал имперец, а значит и опасности не представляет.
Сперва нелюдимый ткач, не пожелавший в своё время обзавестись семьёй, полагал, что от девчонки будет много хлопот и мало толку, но Мирта оказалась послушной, внимательной и смышлёной, чем немало удивила своего учителя.

***

Устроив таким образом будущее обеих сестричек, Эстромо практически полностью сосредоточился на занятиях с Индарио. Его воспитанник даже представить себе не мог, сколько вещей ему придётся освоить, прежде чем сдавать оставшуюся часть экзамена. Он больше не нуждался в поддельных напитках, поскольку использовал подобранное специально для него зелье, но оказалось, что поручение альтмера, данное питомцам на время опалы, действительно было лишь детской забавой в сравнении с тем, что нужно знать и уметь.
Теперь спектакль, который они с Умарой устроили при возвращении, вызывал у юноши лишь слабую улыбку. Он научился разбираться в напитках разных провинций и народов, мог при необходимости незаметно добавить в чужой стакан яд или снотворное, или поменять посудины местами, или то и дело подсовывать собутыльнику полные кружки, оставляя себе пустую, так, чтобы никто ничего не заподозрил. Талморец разъяснил ученику, как сочетать дар убеждения, которым тот уже не раз успешно пользовался, с воздействием хмеля на собеседника, чтобы выведать информацию или побудить что-то сделать. И напротив, как сделать вид, что его самого обвели вокруг пальца, оставаясь начеку, как избежать «подарка» в собственном бокале и так далее.
При этом Эстромо постоянно напоминал воспитаннику, что в реальных условиях малейший просчёт может стоить жизни, посему, как ни увлекательны были эти занятия, отнестись к ним следовало со всей серьёзностью. Юному меру казалось, что после того, как они с Умарой напоили друг друга любовным зельем, он так больше не попадётся. Но пары раз, когда наставник сумел незаметно добавить парню в напиток лёгкое снотворное, ему более чем хватило, чтобы понять, что тот нимало не преувеличивал. Индарио был счастлив, когда в следующий раз успел заметить махинации альтмера, и потихоньку переменил бокалы, внутренне трепеща от восторга. Талморец поднёс кубок к губам, а затем с лёгкой улыбкой выплеснул содержимое через плечо. Юноша понял, что далёк ещё тот день, когда ему будет под силу переиграть наставника, но к испытаниям попроще он был уже практически готов. Эстромо полагал так же, поэтому для Индарио настала следующая стадия экзамена.
Он получал от наставника некое задание, которое должен был выполнить за вечер, после чего оба мера, обычно порознь, отправлялись в какую-нибудь таверну, где ученик принимался за дело, а альтмер выполнял роль стороннего наблюдателя.
Они посещали заведения различного уровня, и однажды осенним вечером дошла очередь до того, в котором прежде работали Мирта и Умара. Индарио сразу отметил, насколько изменилось это место. От былого процветания не осталось и следа. Дреуг всё ещё торчал у дверей, но был вооружён до зубов и облачён в комплект кожаной брони, в его взгляде появилась злость, которой мер прежде не замечал. Посетителей оказалось мало, приличного народа среди них, считай, и не было, по большей части в неприбранном зале находились отбросы морской и портовой жизни.
Задачей Индарио было провести некоторое время в одиночестве, затем подсесть к одному из посетителей, на кого украдкой покажет подошедший несколько позже Эстромо, и раскрутить того на доверительный разговор, вытянув какую-нибудь личную историю.
Внешний вид обоих меров вполне соответствовал новому облику заведения, будучи лишь немногим лучше, чем у большинства. Юноша, как и обычно, был загримирован под данмера, а его приметные глаза на сей раз скрывал в тени глубокий капюшон плаща — вполне естественной одежды для поздней осени. Задушевные разговоры с незнакомцами обычно не ведутся на трезвую голову, посему мер уже некоторое время сидел над кружкой с дрянной выпивкой, — другой здесь нынче и не водилось, — порой повторяя заказ.
Эстромо успел появиться следом и устроиться в углу, откуда можно было без труда наблюдать как за учеником, так и за прочей публикой, высматривая потенциальную «жертву» для текущего задания. Он без особого труда отыскал подходящую кандидатуру, на которую намеревался указать Индарио, притворившемуся, что успел изрядно захмелеть, как вдруг к тому подсел прилично одетый имперец, на вид лет тридцати с небольшим.
Появление неожиданного собеседника заставило парня насторожиться. Тот болтал о том о сём, изображая простодушное дружелюбие и не смущаясь односложными ответами молодого «данмера», но цепкий изучающий взгляд выдавал незнакомца с головой. Возможно, заподозри имперец, что юноша не так уж пьян, он вёл бы себя осторожнее, а то и вовсе не стал бы с ним связываться, но мер превосходно играл свою роль.
Гильдейский казначей был заинтригован происходящим. Кажется, вместо «охотника», Индарио предстояло стать «добычей» причём уже не в учебных, а в реальных условиях, а вот чьей и с какой целью, предстояло выяснить, чтобы в решающий момент поменяться ролями с тем, кто всё это затеял.
Тем временем курчавый черноволосый собеседник хлопнул юношу по плечу и потребовал у проходившей мимо девки крепкого вина для них обоих. «Данмер» украдкой бросил вопросительный взгляд на наставника. Лёгким прикрытием век тот ответил: «Соглашайся». О том, что при этом надо быть настороже, воспитаннику альтмера напоминать не требовалось. К счастью, имперец, похоже, полагался на обычную выпивку без особых ухищрений и никаких попыток подмешать чего-нибудь к угощению не делал. Однако стоило «данмеру» осушить свой стакан, имперец повторил заказ, сразу же сунув служанке деньги. Было очевидно, что он намеревался споить «тёмного эльфа» и чем скорее, тем лучше.
Индарио тоже не видел причин затягивать этот спектакль и после второго стакана сделал вид, что готов вот-вот рухнуть под стол, полагая, что навязавшийся ему собутыльник просто попытается обчистить его карманы, но тот засуетился и явно занервничал:
— Эй, парень! Ты чего это?! Эх!.. Вот же я подвёл тебя со своим угощением… Кабы знать!.. Ну-ка, вставай. Давай помогу. Пойдём наружу выйдем, свежим ветерком тебя обдует, немножко протрезвеешь…
Он заботливо обхватил мера и бережно, точно лучшего друга, повлёк вон из таверны.
— Идём к морю, воздухом подышишь, — продолжал он увещевать юношу, который едва переставлял ноги.
Было уже совсем темно, под напором осеннего ветра поскрипывали подвесные фонари, отбрасывая на пристань колеблющиеся пятна желтоватого света. Желая несколько замедлить перемещение в ночной мрак и неизвестность, Индарио притворился, что от этой пляски огней ему становится дурно.
Имперец тут же усадил его на какой-то бочонок и скороговоркой пробормотал:
— Посиди немного, отдохни. Я — сейчас, я — мигом!..
Он воровато огляделся. Даэдра бы побрали этот ветер и качающиеся фонари! Из-за них все тени словно живые… Вон там только что мелькнула одна — точно сама по себе прогуляться вышла. Черноволосый впился глазами в сумрак. Нет… померещилось. Проклятая погода. Он поёжился не то от холодного сырого дуновения, не то от страха. Ещё раз присмотрелся к оставленному «данмеру». Тот сидел, покосившись влево, обретя опору в груде прикрытых натянутой парусиной ящиков, и, кажется, дремал.
С облегчением выдохнув, имперец свернул за нагромождение каких-то тюков и заспешил к причалам.
— Ну что, добыл? — спросил его из темноты хриплый каркающий голос.
— Почти. Не рассчитал малость, — вздрогнув от неожиданности отозвался тот, — Чуть на себе переть не пришлось. Заметит стража, объясняй потом, кого да зачем к морю волоку, не труп ли прятать? А если не труп, так не топить ли тащу…
— Не накличь, ты!.. — последовало неразборчивое, но весьма заковыристое ругательство, — Стражи нам не хватало!..
— Так чисто всё. Никто не прицепился, да и парень понемногу своими ногами брёл. Возле ящиков его оставил. Давай деньги.
— Ага! Деньги тебе! Я товара ещё и в глаза не видел!
— Когда я тебя обманывал?!
— Всё когда-то случается впервые, — философски заметил хрипатый и смачно сплюнул, — Я сам за ним не потащусь, имей в виду. Доставишь сюда — вон в том углу тряпка, мешок и верёвки. Мои ребята придут, если всё честь по чести — оставят деньги там, где покуда инвентарь лежит.
— Гляди, вздумаешь надуть с оплатой, не удивляйся, если стража явится проверять, что за груз берёт на борт «Золотое крыло».
Обладатель хриплого голоса прошипел что-то невнятное, а затем с преувеличенной заботой произнёс:
— Ты смотри, спину береги…
Собравшийся уходить имперец развернулся, точно ужаленный.
— Не то и продуть может. Ветер-то какой! — невозмутимо закончил его собеседник.
— Я понял тебя, старый ты ворон, — проворчал черноволосый, — Не надо угроз.
Он вернулся к оставленному около ящиков меру, и обнаружил его на прежнем месте, лишь немного сползшим с бочонка, на котором тот сидел.
— Эй, парень! Не спи! — имперец потряс его за плечо. В ответ раздалось недовольное мычание спящего, не желающего, чтобы его будили, — Проснись! Так ведь и замёрзнешь тут — холодина нынче как зимой! Давай-ка я тебя домой провожу. Ну, вставай! Ты где живёшь-то?
Разумеется черноволосый не дождался внятного ответа, который ему и не требовался. Его задачей было заставить юношу проснуться и двигаться. Ясно же, что тот сейчас не способен сообразить, куда его ведут, тем более в темноте.
Подставив Индарио плечо, он почти волоком потащил его туда, где только что беседовал с обладателем хриплого голоса.
Вот и условленное место, и слабо освещённая далёким фонарём кучка мешковины и верёвок. Оставалось на время избавиться от живой ноши, чтобы подобрать всё это.
Не иначе, как сама Властительница Удачи нынче щедро махнула рукавом, избавив имперца от лишних забот.
— Погоди… Худо мне… — с трудом выговорил «данмер», сгибаясь пополам.
Черноволосый вынырнул из-под его руки, бормоча:
— Это ничего… это бывает...
Он, не оборачиваясь, потрусил в угол, поднял с дощатого настила кусок грубой ткани и обрывок верёвки, и замер, ощутив холодок стали у себя под подбородком. Остриё другого клинка упиралось ему под лопатку.
— Одно лишнее движение, и ты — труп. Теперь засунь это тряпьё себе в рот, — тихо произнёс ясный и спокойный голос, — Живо.
Не имея ни малейшей возможности обернуться, тот повиновался. Удар, точно нанесённый рукоятью оружия в область затылка, заставил имперца надолго лишиться чувств.
После чего его обмякшее тело быстро перевернули, глубже затолкали тряпичный ком ему в рот и хорошенько закрепили верёвкой, натянули на черноволосого мешок, и крепко связали поверх.
Имперец не подозревал, что этим вечером у него появились ещё две тени, помимо его собственной. Индарио вовсе не остался безучастно сидеть на бочонке, куда тот его усадил, а бесшумно двинулся за ним. Не выпускал их из виду и Эстромо, а посему оба мера отлично слышали разговор, произошедший между продавцом и покупателем. Пока работорговцы старались обезопасить себя друг от друга при помощи угроз, «данмер» успел вернуться на место.
Зато когда поставщик живого товара отвернулся, чтобы впоследствии упаковать свою добычу, юноша шагнул следом, и, угрожая обоими клинками, вынудил занять то место, которое черноволосый уготовал ему. И только тогда рядом с мером возник его наставник, о близком присутствии которого Индарио не подозревал, одобрительно кивнул, приложил палец к губам, и жестом поманил за собой в густую тень.
Прошло не менее десяти минут томительного ожидания. За всё время в этой части порта не показалось ни единого стражника. Наконец терпение наблюдателей было вознаграждено. Со стороны моря появились двое дюжих ребят, настороженно огляделись, подошли к мешку, в который был упакован имперец, убедились, что внутри находится бесчувственное тело, оставили в уголке кошель с деньгами, взяли тюк и погрузили в лодку, на которой подплыли.
Третий товарищ, сидевший на вёслах, с усмешкой произнёс:
— Даже денег дожидаться не стал. Побоялся. Ну, если кто проворней него окажется, сам дурак. Нечего было мне стражей грозить. Давайте скорей, через час отчалим.
По голосу меры без труда узнали давешнего собеседника незадачливого имперца. Едва лодка отплыла достаточно далеко, чтобы с неё было не разглядеть, что происходит в сгустившимся над причалом мраке, Эстромо вышел из своего укрытия, подобрал кошель, подбросил на ладони и передал его Индарио.
— Держи. Эти деньги ты честно заработал. И не забудь пересчитать. Не каждый день выпадает такой случай узнать себе цену.
Юноша улыбнулся шутке наставника, а тот продолжал:
— Надо бы прогуляться к начальнику портовой стражи. У него под носом орудуют работорговцы, а он и в ус не дует.
Этой ночью «Золотое крыло» так и не отправилось бороздить морские просторы. Незадолго до предполагаемого отплытия на судно нагрянул отряд стражи. Живой товар, который перевозило небольшое судёнышко с гордым именем, был освобождён. А начальник портовой стражи, стяжавший себе лавры удачно проведённой операцией, стал вечным должником Эстромо, о чём предпочитал не забывать, поскольку понимал, что в том, сколь легко и безнаказанно похищали людей и меров в Анвильском порту, была почти что исключительно его вина.
Гильдейский казначей проводил ученика до дома Умары и на прощание сказал:
— Сегодня ты на собственном опыте увидел, для чего нужно всё то, чему я тебя учу. Благодаря тебе несколько невезучих бедолаг избавились от незавидной участи рабов, а ты сам не оказался в третий раз упакован в мешок и похищен. Право же, судьба не балует тебя разнообразием сюжетов!
Оба негромко рассмеялись. Настроение у альтмера было превосходным, он общался с учеником практически на равных, но когда тот уже поворачивал ключ в замке, чтобы не будить спящих сестёр, добавил:
— А сегодняшнее задание отложим на завтрашний вечер.
Юноша улыбнулся, кивнул и скрылся в доме.

 

Ветер с Алинора

 

Цели и средства

 

Непредвиденные проблемы

 

Игры без правил

 

Встречи и расставания

 

Нити времени

 

(2019-2020г.)

Истории Золотого Берега в fb2

 

Наконец-то появилось название следующей части. Пусть будет

Коловианский роман

 

Капризы судьбы

 

Мечты и хлопоты

 

Хитроумные планы

 

Личный интерес

 

Следствия просчётов

 

Именем Дибеллы

 

Сети соблазна

Когда появляются всходы

Родные и близкие

Касание даэдра

 

Шаг к грядущему

 

Счастливый союз

 

Сплетение нитей

 

Детство Корнелии

 

Обвал

 

Рыжая Берта

 

Мама

 

Праздник Новой жизни

 

Надежды и чаяния

 

Любой ценой

 

Венец трудов

 

 

Мод для Скайрима от TheDuskRaven, содержащий данные тексты в виде книг.

[Thea]

Потрясающая глава! Насколько красиво она сводит разные линии предыдущих глав воедино, как стройно выстраивает сюжет и как замечательно подводит к напряженному финалу. Название, вновь, отлично передаёт суть главы. Тут много встреч и много расставаний.

Читать было вновь сплошное удовольствие. Красивый, богатый, но достаточно легкий для восприятия язык достоин очередного всплеска восхищения. Персонажи вновь живые, каждый со своим характером. Очень понравились эти "игры" соперников и друзей, когда во время диалога вплетаются недосказанные вещи. Было интересно следить как за разговором Умары и Рейнары, так и за беседой последней, Эстромо и Лоллы.

Появление Лоллы - это вообще шикарный момент просто. Тут и погодные условия замечательно подчеркивают ситуацию и всё, до последней мелочи, имеет свой смысл.

 

Хочется отметить два момента, которые, как и многие другие, очень показательны. Первая цитата из тех, что вызывают улыбку на губах.

 

Зато я могу предложить тебе то, чего не сможет ни одна гостиница: гарантированное отсутствие Лалилоллы и пронырливых каджитов.
— Пожалуй, это предложение из числа тех, от которых просто невозможно отказаться

Вообще, это отношение Эстромо и его друзей к Лолле настолько пропитывает все их диалоги, что, когда та покидает его дом, то уже самому хочется рассмеяться от всей этой игры во время их беседы. Оттого так приятно читать, что и герои смеются.

 

И вот эта цитата из тех, которые отчетливо проводят связь истории со знакомыми нам играми. В истории очень много подобных моментов, тут не только сами кулисы напоминают видеоигры, принося то чувство, что ты возвращаешься домой. Тут много различных упоминаний кого-то или чего-то, что каждый раз эту связь с играми укрепляяет.

 

Ей удалось снять на долгий срок красивый особняк почти напротив храма Дибеллы, старинный, но вполне прочный и ухоженный. Владелец смутно намекал, будто некогда тот принадлежал Чемпиону Сиродила, тому самому, что вместе с Мартином Септимом положил конец Кризису Обливиона, впрочем, подтвердить свои слова ему оказалось нечем.

 

После того, как закончилась глава, я жду продолжение, с надеждой, что подарок Тала поможет положительному исходу. Было ясно, что на "Жемчужине" Эстромо ждет много неприятного (вспоминаем то, что провернула Лолла), но что тут все настолько закручено, я даже не подумала.

 

Очень грустно было, конечно, смотреть, как Умара и Индарио смотрели вслед кораблю и думали о том же, о чём думала я. Впрочем, капелька надежды ещё осталась, что всё обойдется. Но, если это будет не так, то... Он навсегда останется с нами! В памяти и в сердцах =)

[Joke_p]

Спасибо огромное за комментарий!

Когда получаешь такую оценку языка и содержания, возникает удивление: "Это я написала? Точно?.."

 

На самом деле, очень приятно, что нравится, и подкрадывающиеся к завершению главы не разочаровывают. Про особняк мысль возникла сама собой, вот только стала писать, что она нашла себе подходящий дом, как пришло понимание какой дом она нашла.

 

Боюсь только, что следующая глава, которая, по идее, должна бы завершать цикл Золотого Берега, может не оправдать возлагаемых на неё надежд... Некоторые итоги, конечно, она подведёт, но часть историй, завязавшихся здесь, скорее должны послужить началом собственных книг, поскольку всё одновременно рассказать просто невозможно.

 

Например, история Индарио от текущего момента до встречи с Сержио и далее - если, конечно, до всего дойдут руки.

[Joke_p]

Нити времени

Нити времени

— Знаешь, такой пустоты я не испытывала даже лишившись матери... — печально произнесла Умара.
После отъезда Эстромо они с Индарио бросились искать утешения в объятиях друг друга и на некоторое время, предавшись страсти, действительно забывали обо всём. Сам Аурбис для них сжимался до размеров постели, где ничто, кроме их любви, не имело значения. Но стоило чувственному порыву схлынуть, безрадостные мысли возвращались. Вот и сейчас, не успели они разомкнуть объятия, только-только утолив любовный голод, а девушка снова заговорила о том, что камнем лежало на сердце у обоих.
Индарио приподнялся на локте, заглянул ей в глаза.
— Расскажи! Мы ведь почти ничего не знаем друг о друге до той поры, пока меня не занесло на Золотой Берег прямо в руки к Эстромо. Говоришь, и тогда была пустота? И как ты сумела с ней справиться?
Девушка села, притянув колени к груди, укуталась в тонкое одеяло и неопределённо пожала плечами.
— Тогда всё было иначе. Надо было думать, как выжить, как прокормить себя и сестру…

***

Хотя прошло уже около десяти лет, Умара, бывшая тогда совсем ребёнком, отчётливо помнила день, когда хоронили Марситу. Её положили вместе с новорождённым в самый дешёвый гроб, похожий на грубо сколоченный ящик. Бледное лицо матери было спокойно. Озабоченное выражение сошло с него, словно женщина испытывала облегчение от того, что все хлопоты и тревоги этого мира больше её не касаются. Все морщинки, вызванные усталостью и тяжёлыми думами, разгладились, отчего покойница казалась помолодевшей.
Сейчас эта картина живо вставала перед глазами Индарио со слов возлюбленной. А та, не глядя на него, продолжала говорить:
— Мне сложно сказать, что я тогда чувствовала. Растерянность? Смятение? А ещё к этому примешивалось нечто напоминавшее безотчётную обиду на мать. Даже не за то, что она нас покинула, а за этот её безмятежный вид. Что же до горя и опустошённости... Довольно трудно скорбеть, когда рядом в голос плачет трёхлетняя Мирта. Причём не потому, что сознаёт произошедшее, а оттого, что время к обеду, а мы ничего не ели ни на ужин, ни на завтрак. И я вдруг понимаю, что теперь накормить голодную сестру — только моя забота, а почти все наши деньги ушли на оплату трудов гробовщика и могильщика. Лишь жрец Аркея, совершавший посмертный ритуал, взглянув на последние медяки, что я ему протягивала, взял одну самую мелкую монетку и сказал: «Этого довольно», — а потом тихо, прошептал, видимо полагая, что я не расслышу, — «Боги, сжальтесь над этими детьми...»
Умара помолчала и заговорила вновь:
— После похорон я пошла в таверну вместе с Миртой. Принялась помогать кухаркам и судомойкам. Нам перепало немного еды — повара пожалели. Даже угостили сладким рулетом — одним на двоих — помянуть мать. Так и пошло. Я старалась служить подспорьем в таверне, где и чем только могла. Хозяин не гнал, но и не платил, а на кухне нас подкармливали объедками. Деньги, что остались после похорон, таяли. Как я ни старалась сберечь их на чёрный день, то и дело что-нибудь приходилось покупать. Порой, ту же еду, если в таверне нам совсем ничего не оставалось, или если я что-то сделала не так, и меня наказывали... Иногда в такие «пустые» дни мне после работы удавалось поймать небольшого грязевого краба, тогда нам не приходилось ложиться голодными.
Хотя первое время, особенно по вечерам, мы с Миртой и скучали по матери, у нас не было ни времени, ни сил ухаживать за её могилой. Нам лишь пару раз удалось выбраться, чтобы посыпать её золотистым песком, принесённым с берега, и выложить поверх из камешков и ракушек символ Аркея — единственный памятник, который мы могли себе позволить. Особенно тосковать мне было некогда — нужно было работать, чтобы прокормиться.
А потом, когда я немного приспособилась к такой жизни, явился сборщик налогов... За нашу лачугу требовали немного, но у нас не было ничего. Я слёзно молила чиновника дать мне неделю отсрочки, и тот, поворчав, мол, делать ему нечего — туда-сюда ходить, всё же согласился.
Он был до крайности удивлён, когда, явившись ровно через семь дней, сполна получил необходимую сумму, но, к счастью, не стал задавать вопросов.
Воспоминания всецело захватили Умару, унесли на десять лет назад. Она рассказывала Индарио, как впервые, дрожа от страха, протянула руку к чужому карману. Вновь ощущала, как колотилось её сердечко, когда она сжала во вспотевшей ладошке украденные деньги. Их было мало, чтобы расплатиться со сборщиком. Слишком мало. Всю неделю, закончив работу в таверне, девочка бродила по причалам, высматривая самую доступную добычу. Она помнила свою растерянность, когда вдруг вместо кошелька вытащила мешочек с игральными костями. Что с этим делать? Куда деть? Девушка будто вернулась в прошлое и снова, трепеща и оглядываясь, украдкой прятала неподходящий трофей, первый в череде многих. За неделю ей удалось набрать достаточно денег, чтобы уплатить налог. И чтобы понять, как жить дальше.
И когда вскорости внезапно заболела Мирта, что означало, что её не оставишь надолго одну, уйдя на работу, и не потащишь с собой в таверну, Умара, убедившись, что сестрёнка уснула, выскальзывала из дома, поскорее находила подходящую жертву, вытаскивала из её кармана деньги и бежала к алхимику за целебным зельем. Если бы не это, ей едва ли удалось бы выходить захворавшую малышку. Салли, самая мягкосердечная из трактирных служанок, только спустя три или четыре дня забежала проведать девочек, и увидев, что те голодают — ни денег на еду, ни времени охотиться на крабов или воровать ещё и пищу у Умары не было — стала на свой страх и риск сберегать для них объедки и приносить по вечерам к ним домой.
Вернувшись в таверну после долгой отлучки, Умара с удвоенным рвением принялась за работу, поскольку боялась, что теперь-то их точно прогонят. Но вышло иначе. За время отсутствия девочек повара сполна оценили ту привычную и, казалось, малозаметную помощь, которую оказывала старшая. Без неё всё делалось медленнее, никто не подавал нужный предмет едва ли не раньше, чем попросишь, и труженицы кухни принялись просить хозяина назначить Умаре хотя бы самое маленькое жалование. Тот поворчал, мол и так сквозь пальцы смотрит на то, что детей прикармливают, но зайдя в разгар рабочего дня и поглядев, как старается старшая сестра, как ловко она оборачивается, и как тихим мышонком, никому не мешая, сидит в уголочке младшая, покряхтел и неохотно согласился. Правда, на те деньги, что он ей назначил, невозможно было прожить даже одной Умаре, не то что вместе с Миртой, но поскольку отдавать детям объедки трактирщик не запретил, хуже им в любом случае не стало.
Девушка снова умолкла чтобы собраться с мыслями и наконец ответить на главный вопрос возлюбленного:
— У меня тогда было слишком много насущных проблем, от решения которых зависело, выживем мы, или нет. А к тому моменту, когда Ксавье поймал меня и привёл в Гильдию, я уже давно пережила утрату матери. Пустота оказалась заполнена заботами о куске хлеба и крыше над головой.

***

Индарио придвинулся к Умаре и крепко прижал девушку к себе. Эта часть её жизни закончилась до того, как он оказался на Золотом Берегу. Когда они познакомились, девочкам жилось уже вполне сносно, благодаря покровительству Гильдии, поддержке Ксавье и вниманию Эстромо. Не то чтобы юноша когда-либо жалел себя и считал, что судьба обошлась с ним очень уж жестоко, но теперь ему казалось, что его злоключения и вовсе не идут ни в какое сравнение с тем, что было естественным ходом вещей для его любимой.
Пускай его и украли из семьи, но он тут же попал в заботливые руки бретонской госпожи, а перейдя по наследству к её жестокому родичу, сумел вырваться на свободу. Правда, здесь и ему довелось хлебнуть лиха. Десятилетний мальчишка, с одной стороны, вполне способный позаботиться о себе в быту, не по годам образованный и получивший весьма недурное воспитание, сделавшее бы честь и отпрыску знатного семейства, с другой — совершенно не умеющий добывать себе пропитание, оказался на улице один-одинёшенек. Что проку с того, что ты умеешь вкушать пищу с изяществом наследного принца, а при необходимости вполне способен приготовить даже не самое простое блюдо и заварить изысканный чай, если тебе попросту нечего есть?
Прочитанное на страницах книг из библиотеки пожилой дамы о людях и мерах, оказавшихся на обочине жизни, мало помогало приспособиться на деле, но давало хоть какое-то представление о том, что делать, чтобы просто не сдохнуть с голоду. А моральные устои и принципы, которые госпожа вложила в голову Индарио, здорово сужали круг возможностей.
Таким образом, если у Умары была знакомая таверна и имелся опыт пусть и не столь сурового, но всё же довольно близкого к тому существования, маленький мер был абсолютно не готов к участи бездомного бродяги.
Так что пешее путешествие Индарио в Даггерфолл оказалось немногим проще, чем то бегство, на которое годы спустя он подвигнул Сержио. Только тот хотя бы знал, куда идёт, и дома его ждали заботы родных, а маленький эльф двигался в неизвестность, не сулившую ему ничего доброго.
И хотя десятилетний мер многому научился в пути, помимо знаний, ранее почерпнутых из книг, например, что из растущего и водящегося в Гленумбре съедобно, а что лучше не трогать вовсе, в городе ему выжить было проще, чем в дебрях. Его положение усугублялось экзотической внешностью: мало кто был готов связываться с таким необычным мальчишкой: поди-знай, что он такое? Благополучные горожане посматривали на него с недоверием. Воры, бродяги и побирушки не принимали в свой круг: обитатели городского дна предпочитают оставаться в тени, а паренёк был больно уж приметный. Несподручно с таким, не с руки.
Индарио изо всех сил старался заработать, и ему, благодаря грамотности и приятным манерам, это порой удавалось, но чаще его преследовали неудачи. Опять же, будь он обычным эльфом, пусть даже полукровкой, его наверняка кто-нибудь нанял бы в услужение.
Так однажды Индарио, успевший отлично изучить город, скитаясь по нему изо дня в день, указал дорогу богатой паре, разъезжавшей в собственной карете. Добравшись до места, маленький мер проворно соскочил с козел, где только что сидел рядом с кучером, подсказывая, куда править, и теперь ждал, вознаградят ли его за услуги хотя бы мелкой монеткой. Дама, совсем ещё молодая миловидная женщина с добрым и открытым лицом, обратилась к своему спутнику:
— Мне так жалко этого мальчика! Он хорошо воспитан и, кажется, смышлён... А его одежда?! Он явно знавал лучшие времена!
— И эти лохмотья ты называешь одеждой? Да парнишка просто подобрал то, что выкинули зажиточные хозяева, чтобы прикрыть наготу!
— Нет же! Ты ошибаешься, дорогой! Приглядись повнимательнее! Это части единого и очень продуманного костюма! Хотя, конечно, они ему маловаты в длину и заношены до дыр... но ведь дети растут, а на улице благородная ткань быстро превратится в рубище, каким бы аккуратным ты ни был.
— А ведь, пожалуй, ты права, — мужчина был значительно старше, причём явно любил свою юную жену и с удовольствием потакал ей во всём, — Что ж, если хочешь, давай возьмём его с собой. Будет бегать по твоим поручениям. Расторопный мальчишка на этом месте лично меня устроит гораздо больше, чем твои служанки, которые вечно никуда не дойдут, не поболтав со всеми встречными знакомыми.
Индарио скромно стоял в сторонке, понимая, что от решения доброй молодой леди сейчас зависит его судьба. Быть слугой куда лучше, чем бездомным бродягой!
Женщина смотрела на него с сочувствием, но было в её глазах что-то ещё. Наконец, она отвернулась и, спрятав лицо на груди мужа, тихо проговорила:
— Мне его правда очень, жаль! Но одним богам известно, как он очутился на улице... Он такой странный... такой белый... и эти его глаза! Мне стыдно в этом признаваться, но, как бы мне ни хотелось ему помочь, я его боюсь!..
— Тогда не будем больше об этом, — мужчина привлёк жену к себе, а затем помог ей вернуться в карету. Забираясь следом, он бросил Индарио небольшой кошелёк, чем заслужил восхищённо-благодарный взгляд своей супруги, и махнул рукой кучеру, чтобы трогал. Карета сорвалась с места и укатила прочь.
Деньги, полученные от добрых господ, мальчишка расходовал очень бережно, приберегая на крайний случай. И во многом благодаря этому несколько раз избежал голодной смерти, когда ему слишком подолгу не везло. Он по возможности старался добывать пропитание честным путём, но когда вставал вопрос о выборе между собственной жизнью и чужим имуществом, своя рубашка оказывалась ближе к телу. Впрочем, Индарио чаще таскал еду с лотков у торговцев, нежели шарил по карманам. Приметная внешность и тут здорово осложняла маленькому меру существование, издалека привлекая к нему внимание если не самой намеченной жертвы, то её окружения.
Местные нищие, представлявшие собой довольно сплочённое сообщество, не позволяли чужакам выпрашивать подаяние на территории города. К белокожему мальчишке-эльфу в обносках богатых одежд они сразу же отнеслись весьма враждебно, так что и этот способ добывать себе кусок хлеба для него оказался закрыт. Побирушки нападали на непрошеных конкурентов, стража гоняла городских попрошаек, Индарио же порой доставалось и от тех и от других.
Хорошо ещё, что бродяжничество не расценивалось в Даггерфолле как преступление. Если не поймали за руку при нарушении закона, могли только турнуть, чтобы не тёрся среди приличных горожан. Хорошо ли? Сжавшийся в комочек и дрожащий от холода в какой-нибудь подворотне, где предстояло провести ночь, если никто не явится и не велит убираться к даэдра, голодный и усталый парнишка уже не был в этом уверен. Пусть его гордость и восставала против заключения под стражу, но гордостью сыт не будешь, а в тюрьме по крайней мере кормят, и есть какая-никакая крыша над головой, стены, защищающие от ветра, и даже соломенная подстилка, о которой ему оставалось только мечтать. И всё же когда маленького мера посещали подобные размышления, весьма похожие на сожаления, перед его мысленным взором возникал облик госпожи, которая позаботилась привить полюбившемуся питомцу нравственные нормы, несовместимые с позором заслуженного ареста.
К тому моменту, когда в Даггерфолле очутился корабль, впоследствии доставивший Индарио на Золотой Берег, от подачки богатых проезжих ничего не осталось, да и сам кошелёк был продан за несколько медяков. А с добычей пропитания мальчишке снова не везло. Который день он, как оголодавший волчонок, рыскал по улицам в бесплодных поисках. Даже в отбросах не попадалось ничего стоящего.
Околачиваясь в порту, в надежде найти способ заработать хоть что-нибудь, мер видел, как на судно перетаскивали припасы. Команда «Рога минотавра» не отличалась строгой дисциплиной, что было заметно даже со стороны. И Индарио, голодными глазами следивший за погрузкой, невольно сглатывая слюну, решился на отчаянный шаг.
Воспользовавшись разгильдяйством моряков, он украдкой пробрался на корабль и проворно юркнул в трюм. Ему удалось отцепить плохо закреплённый угол грубой ткани, натянутой на большой ящик, и спрятаться внутри, где для щуплого мальчишки оставалось достаточно свободного места, чтобы дождаться, пока все уйдут.
Наконец, последние тюки, ящики и бочки заняли свои места в недрах «Рога», и тяжёлая поступь грузчиков затихла в отдалении.
Индарио не думал над тем, как выбраться из трюма, если люк запрут. Все его мысли занимали съестные припасы, находившиеся совсем рядом. Он выждал ещё некоторое время, затем выбрался из своего укрытия. Двигаться пришлось на ощупь, поскольку единственный фонарь ушедшие забрали с собой. Но мер хорошо запомнил, что и куда поместили, поскольку внимательно наблюдал за людьми через щель. Он без особого труда добрался до провизии, набрал, сколько сумел, и, опасаясь быть застигнутым врасплох, поскорее вновь спрятался в приютившем его ящике вместе со своей добычей.
Несмотря на мучительный голод, маленький мер, воспитанный пожилой аристократкой, ел аккуратно и неспешно, наслаждаясь даже не столько вкусом, сколько самым наличием пищи, и остановился, лишь почувствовав, что больше не сможет проглотить ни кусочка.
День давно догорел, в трюме было темно и тихо, «Рог минотавра» плавно покачивался у причала. Усталого и разомлевшего от сытости парнишку незаметно сморил сон. Здесь, во мраке корабельного чрева, он ощущал себя в безопасности, а оттого заснул настолько крепко и спал так долго, что даже не услышал, как судно вышло в море.
Проснувшись, и поняв, что произошло, Индарио немного испугался, но утешился тем, что в ближайшее время ему, по крайней мере, не придётся голодать, и решил при первой же возможности сойти на берег. Особых резонов оставаться в Даггерфолле, равно как и стремиться туда вернуться, у него не было, хотя белокожий эльф сомневался, что другая земля окажется к нему более благосклонной.
Из-за расхлябанности команды никто до самого Анвила так и не заподозрил, что «Рог» везёт бесплатного пассажира покрупнее трюмной крысы, а там уж Индарио сумел по-прежнему незамеченным перебраться на сушу.
Жизнь маленького мера на новом месте сперва не слишком изменилась. Он снова рыскал в поисках куска хлеба, и, ещё толком не зная города, опасался отходить слишком далеко от порта. Климат Золотого Берега, более жаркий в сравнении с Хай Роком, с одной стороны позволял не думать о том, как не замёрзнуть, ночуя под открытым небом, с другой — все съедобные отбросы здесь портились куда быстрее. Зачастую раньше, чем парнишке удавалось их найти. Именно поэтому он старался промышлять по вечерам, когда прохладнее, и то тут, то там выбрасывают дневные отходы и объедки. Такой распорядок жизни, вдобавок к белой коже, и привёл к тому, что люди Эстромо приняли его за вампира, изловили и доставили к альтмеру.

***

Теперь уже девушка замерла, впервые слушая историю скитаний своего возлюбленного.
Этот обмен историями привёл к тому, что каждый из двоих проникся сочувствием к другому, полагая собственное детство куда более лёгким.
Умару приводило в ужас полное одиночество и отсутствие как источников пропитания, так и хоть какой-нибудь поддержки со стороны окружающих, с которыми столкнулся Индарио после побега, в то время как у неё всегда была пусть плохонькая, но всё же крыша над головой, и таверна, где почти каждый день их с сестрой скудно, но кормили, и скуповатая забота тамошних работниц, и вечно оживлённый порт, где хватало ротозеев, забывавших следить за своими кошельками — всё то, что позволило осиротевшим девочкам выжить. Кроме того, её поражало его прежнее существование, ограниченное размерами поместья, пусть даже и большого, под постоянным надзором, точно в застенке, тогда как она могла бродить, где вздумается, не зная барьеров и ошейников, было бы время и желание.
В свою очередь, Индарио был потрясён тем, как рано Умара оказалась лишена материнской заботы и ласки, и, будто этого мало, вынуждена была сама заботиться о пище и крове не только для себя, но и для младшей сестры. Отношение окружающих к детям было хотя и благожелательным, но довольно равнодушным. Никто не позвал их в таверну после похорон. Прибились сами? Попались на глаза? Получили немного еды. Нет — никто бы не озаботился тем, где они, и что с ними. Когда заболела Мирта, даже Салли лишь через несколько дней хватилась девочек и сподобилась их проведать. И это когда все уже привыкли к тому, что Умара помогает в таверне, и её отсутствие стало ощущаться! С восьми лет она тянула на себе груз под стать взрослому! У самого Индарио-то, в отличие от неё, сперва была любящая мать, потом он попал к бретонской аристократке, относившейся к питомцам практически как к родным! Его воспитывали, обучали, кормили и одевали так, словно он был потомком знатного рода! Разница состояла в том, что госпожа полагала, что навыки, полезные для прислуги, или для того, кто живёт сам по себе, ему тоже не повредят, отсюда умение готовить еду, заваривать чай и прочие бытовые мелочи, которыми обычно не занимают отпрысков высокородных семейств. Он был на целых два года старше потерявшей мать Умары, когда оказался предоставлен самому себе, но и тогда ему приходилось думать только о собственном выживании, а она умудрялась ещё и растить сестрёнку, даря ей нежность, которую не от кого было получить самой!
Оба влюблённых давно забыли, как яростно ревновали друг друга к Эстромо, но только теперь полностью осознали истоки этого соперничества, внутренне признали право другого на подобное чувство, а поняв, сумели искренне и от души простить. Альтмер каждому из них дал то, чего они лишились, по чему неосознанно тосковали, слишком занятые выживанием, чтобы задуматься над этим. Благодаря этому разговору, они стали ещё ближе и роднее друг другу, но мыслями вновь вернулись к отъезду наставника и оставшейся после него опустошённости.
Умара поторопилась возобновить беседу, в надежде найти в прошлом то, что могло бы помочь в настоящем или хотя бы отвлечь от безрадостных мыслей.
— Я никак не могу представить себе эту твою «госпожу»… Как подумаю о том, что ради пополнения её коллекции тебя украли у родных, она кажется мне каким-то чудовищем! Но по твоим словам выходит, что она была доброй и хорошо заботилась о питомцах…
Девушка запнулась, не зная, как выразить свою мысль, но Индарио и без слов прекрасно понял свою возлюбленную.
— Ты хотела бы увидеть её, чтобы составить о ней собственное мнение?
Умара кивнула. Что толку желать несбыточного? Эта странная женщина умерла больше восьми лет назад…
Однако Индарио крепко поцеловал девушку, шепнул: «Подожди!», — вскочил, быстро оделся и покинул спальню. Разумеется, его возлюбленная последовала за ним, задержавшись ровно настолько, чтобы натянуть платье и наскоро подобрать растрепавшиеся волосы.
Юноша сидел за столом и при свете пары свечей старательно водил оловянным стилусом, обёрнутым в тонкую кожу, по листу плотной бумаги. Боясь ему помешать, Умара тихонько забралась коленями на соседний стул, облокотилась на столешницу и, подперев щёки кулачками, принялась внимательно следить за тонкими штрихами и линиями, ложившимися на белую поверхность.
Когда мер закончил работу и откинулся назад, чтобы осмотреть её на расстоянии, девушка мигом очутилась у него за плечом, внимательно разглядывая изображение весьма пожилой дамы с безупречной, невзирая на годы, осанкой, тяжёлыми веками и высоким плавным изгибом бровей. Узор морщин, избороздивших нарисованное лицо, складывался в облик исполненный спокойствия, доброты и достоинства. Строгие тонкие губы, форму которых не пощадило время, сохранили намёк на понимающую улыбку. Седые волосы были убраны в аккуратную причёску со свободным узлом на затылке. Тёмное платье с высоким кружевным воротом служило наглядным примером того, что элегантность не зависит от возраста, если подобрать наряд сообразно ему, а не пытаясь казаться тем, чем уже не можешь являться. Глядя на благожелательный и в то же время властный облик бретонки, Умара припомнила фразу, некогда услышанную от случайного посетителя в таверне: «Первую половину жизни мы носим то лицо, которое досталось нам от рождения, вторую — которое заслужили сами». Эта женщина определённо не была чудовищем!

 Mistress_Ind_s.jpg   669,75К   484 Количество загрузок:
Отвечая собственным мыслям, девушка задумчиво проговорила:
— Глядя на неё, мне сложно поверить, чтобы она была похитительницей людей.
— Думаю, госпожа здесь ни при чём. Она посылала своих людей отыскивать диковинных существ и различные редкости, а не красть их. Томас Здоровяк, который меня поймал, превысил данные ему полномочия, но у него были на то причины. Он был уже немолод, и давно не привозил ей ничего стоящего. Госпожа полагала, что ему пора отправляться на покой, однако у него была своя семья, где не всё шло гладко, и Том боялся лишиться возможности получать вознаграждение за трофеи, не идущее ни в какое сравнение с обещанным ему содержанием в случае отхода от дел. Когда выяснилось, как он меня раздобыл, ему заплатили значительно меньше обещанного, но расстаться со столь редкостным экземпляром моя покровительница уже не пожелала.
— Ты говоришь о госпоже с такой теплотой... Но в таком случае, когда её не стало, разве не было тебе так же пусто и тоскливо, как теперь?
Индарио невесело усмехнулся и потянулся назад, чтобы обнять любимую.
— Мне было не до того. Нам всем. Представь, что тебя нынешнюю, уже привыкшую к спокойной, сытой жизни, вдруг ни с того ни с сего бросают за решётку, где кормят тем, что раньше не шло даже на корм скоту, а чтобы некогда было скучать, подвергают пыткам, причём ты никогда не знаешь, сколько времени пройдёт между истязаниями: несколько минут, пара часов или ожидание затянется на сутки. И что с тобой сотворят на этот раз? Эта неизвестность занимала все мысли, сводила с ума, служила дополнительной экзекуцией. Мне повезло, что новый хозяин был так помешан на разнообразии, что о последней своей задумке, ощущения от которой всем нам были в той или иной степени знакомы, сообщил заранее, заменив мучительную неопределённость, предчувствием страданий. Это вывело мой разум из отупляющего оцепенения. Дало цель, помогло понять, сколько у меня осталось времени и сообразить, что ещё возможно сделать. Мне, наверное, никогда не забыть ту ночь, когда я раз за разом шёпотом, чтобы не разбудить остальных, дабы кто-нибудь из страха или зависти не донёс хозяину, пытался объяснить Рыбке...
— Рыбке?..
— Такое прозвище носила девочка, жившая в соседней клетке. Она была на два года старше меня, но обладала умом и восприятием трёхлетнего ребёнка. Вероятно, примерно как у Мирты, на тот момент, когда вы осиротели.
— Разве так бывает?..
— Таких, как я, тоже особо не бывает... как и никс-гончих с двумя хоботками, один из которых к тому же развит хуже другого… как и прочих отклонений, из обладателей которых и состояла коллекция госпожи. Её люди ведь и охотились за диковинками по всему Тамриэлю.
— Так что же... Рыбка?
— Я пытался ей объяснить, как расстегнуть мой ошейник. Со стороны разомкнуть застёжку было совсем просто, а самому — невозможно, так уж она была устроена.
— Тогда почему же все питомцы не освободили друг друга и не разбежались?
— После смены хозяина нас порознь посадили в клетки. И такой возможности не стало. А пока была жива госпожа, нам некуда, да и незачем было бежать. Для большинства поместье являлось единственным местом, где можно было жить, а не выживать, причём благодаря, а не вопреки своим «странностям».
— Тогда для чего ошейники?
— Сперва, пока не свыклись с новой жизнью, чтобы удержать от побега, затем — как инструмент воспитания. Госпожа не любила использовать их для причинения боли, но полагала, что иногда это необходимо. Впрочем, такое наказание ожидало питомцев только за очень серьёзные проступки или вопиющее нежелание вести себя достойно. Обычно же хватало укоризненного взгляда и тона. Всё-таки, мы по-своему любили её, а она — нас.
— У меня всё больше вопросов, но так ты никогда не расскажешь то, что собирался! Ты остановился на том, что пытался объяснить Рыбке, как снять твой ошейник...
— Не снять. Расстегнуть. Если бы увидели, что на мне нет ошейника, его тут же надели бы заново и, уж поверь, затянули бы как следует. Так вот, втолковать ей что-то было сложно. Она не умела надолго сосредоточить своё внимание на чём-то одном, постоянно отвлекалась, а после забывала то, что говорилось ранее. Кроме того была ночь, ей хотелось спать, отчего девочка была рассеяннее, чем обычно. Но даже при этом объяснить ей, как справиться с замком, было ещё полбеды. Уговорить её расстегнуть его было не проще. Она привыкла слушаться госпожу, которую называла «матушкой». Та не велела снимать ошейник, значит, делать это неправильно. Доказывать Рыбке, что всё изменилось, что вместо доброй покровительницы мы оказались отданы палачу, было бессмысленно. Это было несоизмеримо выше её понимания. Убеждение должно было оставаться предельно простым, доходчивым и при этом эффективным. Несколько раз она была почти готова согласиться. Но вдруг пугалась и отказывалась или начинала капризничать, как обычный сонный ребёнок. А когда наконец решилась, все объяснения, как открыть замок, напрочь вылетели у неё из головы. Я не мог позволить себе проявить нетерпение, гнев или раздражение — это напугало бы девочку и лишило бы меня даже призрачного шанса на спасение. Необходимо было сохранять хотя бы видимость спокойствия. И продолжать искать способ её убедить.
Умара слушала рассказ Индарио, затаив дыхание. Раз сейчас он сидит здесь, рядом с ней, такой родной и любимый, что в это трудно поверить, значит, тогда как-то сумел решить задачу, которая, по его рассказу, представлялась совершенно неразрешимой. Девушка боялась пошевелиться, чтобы не сбить юношу с мысли. Услышанное оживало перед её мысленным взором, точно она сама наблюдала за событиями той ночи.
Поняв, что объяснения и уговоры помогают мало, Индарио решил действовать по-другому. Рыбка, это вечное дитя, любила играть. Маленький мер нередко развлекал её при жизни госпожи, хотя, конечно, ей были доступны только самые простые игры. С появлением нового хозяина эти забавы прекратились, но мальчик знал, что она очень скучает по ним.
— Давай поиграем? — предложил он ей. Сонное недовольство девочки как рукой сняло. Она радостно закивала и с нетерпением уставилась на товарища: какую-то игру он предложит? Завладев её вниманием, Индарио продолжал тем терпеливо-доброжелательным тоном, каким всегда объяснял, что они будут делать, — Прижмись к решётке.
Он на собственном примере показал, каким образом. Рыбка тут же повторила. Руки мера проскользнули между прутьями клетки, и через мгновение ошейник девочки оказался у него. Та испуганно заскулила.
— Не бойся, не бойся! Это просто игра. Смотри, сейчас я надену его обратно.
Рыбка не успокаивалась. Чтобы убедить её, что всё происходит понарошку, и они не делают ничего плохого, Индарио снова нацепил на неё ошейник.
— Ну, видишь? Мы просто играем.
Он опять снял с неё символ и инструмент их зависимого положения. На этот раз она отнеслась к этому проще. Мальчик повертел предмет в руках, показывая ей, расстегнул, застегнул, снова расстегнул. Рыбка с интересом следила за ним.
— Ты тоже так можешь! Попробуй! — мер вжался в решётку, развернув своё ожерелье замком к девочке. Её полные ручки с трудом пролезли через два ряда стальных прутьев, но вот неловкие пальчики нащупали застёжку, повозились, и мальчик ощутил, как ослаб охватывающий шею обруч. Дотянуться, чтобы снять его с товарища по играм, пухленькая Рыбка не смогла и обиженно засопела, готовая заплакать.
— Ну! Не плачь! Ты справилась! Ты же сама не хотела, чтобы мы их сняли? Вот твой, держи! Ты — молодец! — с этими словами Индарио опять надел на неё ошейник, но застёгивать не стал.
Девочка снова встревожилась. Маленький эльф на всякий случай отодвинулся от решётки, чтобы та с перепугу не защёлкнула его ошейник вновь.
— Всё хорошо! Мы же всё поправили, верно? Зато теперь, если будет больно, ты сможешь его снять. Ты ведь не любишь, когда больно?
Рыбка отчаянно затрясла головой. За последнее время она слишком хорошо познала значение этого слова на собственной шкурке. Она не очень уловила связь между их действиями и тем, что сказал мер, но привыкла ему доверять.
— Всё, Рыбка. Игра закончилась. Пора спать, — ласково, но твёрдо произнёс Индарио. Этим тоном он всегда завершал их совместные забавы. И она точно знала, что это означает — продолжения не будет.
— Застегнуть?.. — всё же неуверенно попросила девочка.
— Завтра. Спи.
Она послушалась. Зашуршал тощий слой подопревшей соломы, и вскоре до мера донеслось ровное безмятежное дыхание.
Сам Индарио тоже попытался уснуть, понимая, что наутро ему понадобятся силы, но сон не шёл. Рыбка... Замок её ошейника остался расстёгнутым, но она не сможет, не догадается этим воспользоваться. Ей не крикнешь: «Снимай и беги!» Не сообразит. Подскочить к ней и сорвать ожерелье самому?.. За это время хозяин успеет опомниться. А вся надежда маленького мера была на внезапность. И даже если девочка вдруг последует его примеру и сдёрнет мучительное украшение, она не сможет двигаться так быстро, как необходимо, чтобы удрать. А если беглецов поймают, расправа будет жестокой. Попытка спасти Рыбку только погубит их обоих... В конце концов, разве мог он быть уверен, что даже в одиночку совершит успешный побег? На этот шаг его могло толкнуть лишь полное отчаяние. И всё же чувство вины перед своей невольной спасительницей продолжало тяжким гнётом лежать у него на душе.
Наутро Рыбка уже не помнила, чем закончилась ночная игра. И когда Индарио сбросил ошейник и кинулся бежать, замерла на месте, а её вечно удивлённо приоткрытый ротик распахнулся ещё шире. Уже будучи на дереве, за миг до того, как спрыгнуть на землю по ту сторону окружавшей поместье глухой стены, мер не выдержал и обернулся. В его памяти девочка навсегда осталась такой — растерянно застывшей посреди просторного двора и глядящей вслед другу, который её покинул.
Беглец мчался прочь от поместья, точно вспугнутый кролик. Страх быть пойманным и наказанным гнал его вперёд, заставлял бежать на пределе сил. В уголках глаз стояли слёзы, которые высыхали прежде, чем успевали скатиться, но тут же на их место выступали новые. Почему он не задумался о побеге раньше? Почему поддался отупляющему воздействию ежедневных пыток и их ожидания? Почему не придумал, как не только выбраться самому, но и вызволить Рыбку? Как допустил, чтобы она осталась в руках жестокого владельца, такая невинная, беспомощная, беззащитная?
То-то и оно, что беспомощная и беззащитная. Не раз и не два во время своих скитаний маленький мер возвращался к мыслям о ней. И отчётливо понимал, что вдвоём им было не выжить. Рыбка совершенно не могла позаботиться о себе, а он сам не раз оказывался на грани голодной смерти или рисковал замёрзнуть. Поэтому юноша с таким восхищённым уважением воспринял то, как Умара вытянула и себя, и сестрёнку. Ему даже не в восьми-, а в десятилетнем возрасте было бы не под силу совершить то же самое для Рыбки. Но горечь и чувство вины не проходили.
В своё время это не укрылось от внимания Эстромо. Альтмер вдумчиво и последовательно разложил с учеником всю ситуацию по полочкам, уверенно и скрупулёзно доказав, что в имевшихся условиях тот ничем не мог помочь Рыбке. А затем подытожил:
— То, что ты сомневаешься и пытаешься найти решение задачи хотя бы задним числом — очень хорошо. Но бесплодные сожаления недопустимы. Всегда важно сознавать, что тебе по силам, а что нет, и уметь отступиться. Нельзя ввязываться в заведомо безнадёжное дело. От бесплодной попытки пробить головой стену всем стало бы только хуже. Во-первых, как мы только что выясняли, вытащить Рыбку, с учётом того, что она собой представляла, тебе бы не удалось. С ней нельзя было ни о чём условиться, она бы не поняла. Тебе пришлось бы тащить её силой, а твоим единственным преимуществом была скорость. Рыбка не сумела бы забраться на дерево, преодолеть стену. Она замедляла бы твоё продвижение и дальше, в результате вас бы без труда выследили и поймали, после чего, исходя из того, что ты рассказывал о вашем хозяине, либо покалечили, либо убили тем или иным способом. В городе вы едва ли смогли бы прокормиться вдвоём. Тебе и одному-то еле-еле удалось продержаться, а тут пришлось бы добывать пропитание на двоих, искать место для ночёвки, избегать опасностей и оберегать от них подопечную — Рыбка ведь и тут не помощница. В результате своих действий ты обрёл свободу, попал ко мне, и твоя судьба изменилась к лучшему, для неё же всё просто осталось, как было. Не сбеги ты — и тебя ждала бы та же самая жизнь, что и её, или же смерть от истязаний. Ни то ни другое ей бы особо не помогло. Но если бы ты потащил её за собой, в лучшем случае Рыбки, а в худшем — вас обоих — наверняка давно не было бы в живых. Подумай, ты об этом сокрушаешься?
Такой взгляд на вещи помог Индарио избавиться от чувства вины. Чего-чего, а смерти Рыбке он не желал, да и сам предпочитал оставаться живым как можно дольше.
Вот так снова и снова мысли бывших учеников Эстромо возвращались к уехавшему наставнику, принося с собой горечь потери. И всё же что-то в этой беседе зацепило Умару. Казалось, она вот-вот нащупает нечто неуловимое, что подскажет им, как жить дальше.
— Уже очень поздно, — её тёплое дыхание нежно щекотнуло острое ухо мера, — Пойдём спать. Может быть, завтрашний день принесёт что-нибудь новое.

***

И он принёс. Утро началось с прихода Ксавье, притащившего два набора ювелирных камней.
— Мне заказали украшения для одной дамы, не мог решить с какими лучше сделать, — деловито пояснил он Умаре, — А тут вспомнил, что глаза у неё почти как твои по цвету! Дай-ка посмотрю на свету, что больше подойдёт!
Он развернул девушку к окну и поднёс к её лицу сперва один зажатый между пальцами камешек, так что лучи утреннего солнца ослепительно заиграли на нём, затем — другой.
— Ага. Вот это — то, что надо. Второй — тоже неплох, но — не то! И всё же, как я сходу определил из чего выбирать! — весело похвалил себя ювелир, — А ты-то, юноша, не надумал ещё? Берона от своего слова не откажется, да и я тоже. Давай ко мне в ученики? Сам-то я всё больше честным ремеслом теперь… А вместе с тобой мы бы таких дел наворотили! Соглашайся, чем от безделья маяться.
Влюблённые понимали, что камешки были только предлогом, и на самом деле Ксавье приходил проведать их и ненавязчиво предложить свою помощь. И он действительно помог. Та мысль, что не давалась Умаре накануне, вдруг оформилась и засияла во всей красе. Стоило бретонцу уйти, она повернулась к Индарио.
— А ведь он прав. Пустоту нужно заполнять делом, которое требует полной отдачи и внимания. Так мы и переживали её раньше. Только Эстромо дал нам так много, что найти этому достойное применение, чтобы обо всём забыть, непросто. Может, тебе и правда связаться с Гильдией? Стать подручным Ксавье? Таланта у тебя на десятерых хватит!
Мер взял со стола лежавший там с вечера портрет госпожи, некоторое время пристально смотрел на него, затем медленно покачал головой.
— Насчёт дела ты права. Но с Гильдией мне не по пути, хотя обитатели убежища и стали для меня своего рода семьёй. Я с радостью помогу любому из них в беде и знаю, что всегда могу обратиться за помощью к ним, но браться за воровское ремесло — не по мне.
— Я понимаю… Но причина нашей тоски в том, что теперь всё то, чему нас обучил Эстромо, осталось невостребованным, бесполезным. Вчерашний разговор о тех, кого мы потеряли, почти подсказал мне эту мысль. И ещё… знаешь, о чём я теперь не могу перестать думать? О том, как тяжело навсегда расставаться с теми, кого любишь… Боюсь даже представить, что испытывали твои родители, когда тебя украли!.. Ты их помнишь?
— Очень смутно. Мать немного лучше, чем отца… Она была данмеркой. А отец… Я помню только, что с ним всегда было весело, он никогда не унывал. Они оба были такие молодые! Может быть, они ещё живы… Должны быть, если с ними ничего не случилось.
— Но… тогда ты просто обязан их разыскать! Если бы кто-то забрал у меня Мирту… — голос девушки пресёкся, стоило только подумать о такой возможности, — Я была бы счастлива с ней встретиться, сколько бы лет ни прошло!
Индарио покачал головой.
— Безнадёжно. Я не помню, где жила наша семья, не помню имён своих родных. Томас вёз меня морем — там сложнее встретить тех, кто станет задавать вопросы, да и бежать там некуда. А на берегу он снова сунул меня в мешок, так что я не видел где мы проезжали. Поместье госпожи находилось в Гленумбре, и я до сих пор не представляю, в какой её части, поскольку мой путь к Даггерфоллу не был прямым. Я двигался от одного случайного пристанища к другому, не зная, куда иду…
Умара лукаво прищурилась.
— И впрямь звучит безнадёжно. А теперь представь, что задание разыскать супружескую чету меров, у которых похитили сына, тебе дал Эстромо.
— Он не стал бы требовать невыполнимого! Хотя… Нет. Я совершенно не представляю, с какого угла за это браться!
— Но послушай…
— Я же сказал — нет! Давай оставим этот разговор!
— Любовь моя, вспомни, Эстромо учил нас сосредоточиваться на решении задачи, а не на её невыполнимости. Ты ведь нашёл возможность бежать, когда об этом, казалось, было бесполезно и думать! А Старый Иг и история про жемчуг, когда тебе всего лишь понадобилось выманить посетителей из таверны?!
Индарио подошёл и обнял девушку, как бы извиняясь за резкость, неосознанно прозвучавшую в его словах.
— Умара, прости, я тебя очень люблю, и знаю, что ты хочешь мне помочь. Нам обоим. Но сейчас у меня такое чувство, будто вдобавок к отъезду Эстромо я заново потерял родителей!
— Это они потеряли тебя! И в твоей власти хотя бы попытаться их найти! Эта задача потребует применения всего, чему мы научились, и поможет избавиться от тоски, заменив её на цель и поиск средств для её достижения. А если тебе удастся разыскать родных, возможно это хоть в какой-то мере позволит восполнить утрату наставника.
Юноша вновь с сомнением покачал головой. Но взгляд его стал задумчивым. Больше они об этом не заговаривали, однако среди ночи Умара проснулась от ощущения, что Индарио нет рядом. Смятая постель, с той стороны, где он должен был лежать, успела остыть. Из-под двери просачивалась узенькая полоска света.
Девушка вскочила, набросила платье и поспешно вышла из комнаты. Её возлюбленный сидел за столом, а перед ним лежало уже два портрета. При виде второго сердце Умары сжалось одновременно от радости и печали — с плотного листа бумаги на неё, точно живой, смотрел Эстромо. Сходство было столь полным, что казалось изображение вот-вот шевельнётся и заговорит.
Юноша оторвался от созерцания своей работы, и поднял на Умару взгляд бриллиантовых глаз, в котором светилось принятое решение.
— Я постараюсь найти своих родителей. Или хотя бы узнать, что с ними сталось.
Девушка с тихим радостным возгласом бросилась ему на шею.
— Я помогу! Завтра же утром подумаем, с чего начать!

***

Поставленная задача увлекла влюблённых. Поиск даже не самого её решения, а хотя бы отправных точек, оказался делом нелёгким и потребовал от них вдумчивого использования многого из того, чему обучил их наставник.
Между тем, время шло. Предупреждённые Рейнарой, Умара с Индарио не распространялись о своей работе с Эстромо и говорили об этом только дома наедине. Но они замечали, что Лалилолла мало занимается делами Талмора, и что вся стройная система, тщательно отлаженная альтмером, постепенно разваливается.
Это действительно было так. Из созданной Эстромо сети агентов, привыкших работать с ним и воспринимавших Талмор как благое начало, достойное служения, остались лишь те, для кого на первом месте стояли деньги, кто бы их ни платил. Излишне говорить, что лучшие из лучших в это число не входили. Да и вообще, то была та немногочисленная прослойка, с которой бывший куратор имел дело исключительно в силу необходимости, впрочем, обеспечивая таким исполнителям то же, что и остальным. Прочие же, разочаровавшись в новой руководительнице, а через неё — в целях и методах организации, попросту разбежались.
Воспитанники Эстромо не вмешивались в дела Лалилоллы, но их наблюдательности хватало, чтобы видеть происходящее, которое совершенно не радовало.
Уединившись в уютном мирке своей спальни, влюблённые, отдыхая после подаренных друг другу ласк, делились своими впечатлениями от действий новой представительницы Талмора, воцарившейся на Золотом Берегу.
— Она совсем другая, — сокрушённо покачивая головой, проговорила Умара, — Что Эстромо, что Рейнара обращались со всеми как старшие и более знающие товарищи, готовые поддерживать и делиться своим опытом. И пусть прочим до них было очень далеко, но они казались готовыми сделать всё, чтобы помочь преодолеть этот разрыв...
Индарио приподнялся на локте, с некоторым удивлением слушая слова любимой. До сих пор Умара избегала говорить о новом талморском агенте. Она обслуживала Лоллу, когда та заходила в «Благоуханную лилию» за зельями и косметикой, и те, кто плохо знал девушку, могли даже принять её безукоризненную вежливость за приветливость. В остальное же время вела себя так, словно преемницы Эстромо не существовало вовсе. Тем не менее, теперь ей явно хотелось услышать, что её возлюбленный думает насчёт сказанного, но, поскольку мысль не была закончена, мер ожидал продолжения. Вздохнув, точно надеялась, что он избавит её от необходимости произносить дальнейшее вслух, она договорила:
— А Лалилолла ведёт себя со всеми как с низшими существами, созданными подчиняться избранным, вроде неё и её соплеменников! И если каджитов и, отчасти, босмеров она хоть как-то готова «поднять» до уровня слуг, остальные в её глазах, похоже, достойны разве что участи рабов!
— Она позволила себе чем-то тебя оскорбить? — в бриллиантовых глазах Индарио промелькнул гневный огонёк.
— Нет, что ты! За подобное я бы с ней рассчиталась так, что она и не поняла бы, с чего вдруг с ней приключился конфуз! — засмеялась Умара, и юноша, как всегда, невольно залюбовался её улыбкой, — Хотя держится она очень высокомерно, но мои товары ей нужны. Правда, иногда мне кажется, что Лалилолла предпочла бы заполучить всю лавку вместе со мной в собственность. Но меня смущает не это. Я не могу понять, неужели Талмор, в своё время назначивший сюда Эстромо, одобряет подобное?
Её слова были созвучны тому, о чём молодой мер и сам думал уже не раз. Разумеется, им никто не рассказывал о той интриге, которую провернула Лалилолла, чтобы добиться этого места, поэтому выводы приходилось делать на основании того, что удавалось увидеть своими глазами.
— Знаешь, — задумчиво произнес он, — Мне кажется, если Талмор произвел эту замену, значит на текущий момент именно такой подход отражает дальнейшие намерения организации относительно людей. Подчинение и порабощение. Не могу исключать, что именно поэтому Эстромо и пришлось уехать.
— Ты думаешь, мечты о всеобщем благе...
— Уступили место идее мирового господства.
— Но не значит ли это, что помогая Талмору, мы помогали врагу?
— Не тому Талмору, какому служил Эстромо. Но, думаю, он не случайно не велел нам содействовать Лалилолле, а Рейнара и вовсе посоветовала не упоминать о наших с ним взаимоотношениях.
— Думаешь, в этом противостоянии они на стороне людей?
Индарио покачал головой.
— Они на стороне Талмора, но не пытаются перетянуть на эту сторону нас, вынуждая предать свой народ. Я продолжаю считать Эстромо нашим другом. В конце концов, он сделал для тебя и для меня больше, чем кто-либо другой. У нас с тобой есть обязательства перед ним, но не перед Талмором.

***

Таларано сдержал слово, данное Эстромо, не оставлять его бывших учеников без внимания. По счастью, ситуаций, в которых им потребовалась бы помощь целителя, не возникало, а за советом они предпочитали мысленно обращаться к наставнику, стараясь представить, что бы он сказал по тому или иному поводу. Оказалось, что оба знали его достаточно хорошо, чтобы справиться с этим и таким образом отыскать ответ самостоятельно.
Однако маг иногда заходил к ним в «Благоуханную лилию», а порой Индарио посещал «Путеводную Звезду». Каждый из двоих меров по-своему напоминал другому об Эстромо, что, несмотря на солидную разницу в возрасте, привело к возникновению между ними настоящей крепкой дружбы.
Спустя довольно продолжительное время после отплытия «Жемчужины», Таларано в очередной раз явился к бывшим ученикам Эстромо. Но, в отличие от обычных дружеских визитов, на этот раз по делу. Поприветствовав влюблённую пару, маг сразу же перешёл к цели своего прихода.
— Предполагалось, что я должен помогать вам, если в том возникнет нужда, но вышло так, что раньше ваша помощь потребовалась мне. Умара, ты не могла бы поделиться рецептом того снадобья, при помощи которого Индарио затемняет свою кожу до данмерской?
На лице девушки отразилось искреннее изумление. Она могла представить, для чего может пригодиться почти любое из её зелий, но это?.. Белокожий мер выглядел не менее озадаченно. Кому кроме него могло бы потребоваться подобное средство? Настоящему вампиру, за какого его некогда ошибочно приняли? Хотя, если подумать, в Коллегии Шепчущих оно могло понадобиться и для каких-то чисто научных целей.
— Конечно, Таларано! Мне не жалко! — живо отозвалась девушка, ценившая то внимание и поддержку, которую оказывал им маг, — Я могу дать и сам состав. У нас всегда есть запас на всякий случай.
— Нет, благодарю. Мне нужен именно рецепт.
— Как тебе будет угодно. Проходи в дом, я сейчас перепишу. Индарио, пожалуйста, постой за прилавком! Кликнешь меня, если придут покупатели, которые захотят говорить только со мной.
Умара предложила Таларано присесть, принесла свои записи и, устроившись за столом, принялась копировать состав и порядок изготовления нужного вещества. Она привыкла иметь дело с тетрадью данмера, потому взяла за правило всё, что использовала сама, снабжать подробнейшими комментариями. Это позволяло сберечь кучу времени, особенно при изготовлении зелий, которые требовалось делать нечасто.
Маг пробежал глазами полученный рецепт, оценил то, что девушка изложила весь процесс до мелочей, поблагодарил её и уже собирался уходить, когда она вдруг спросила:
— А средство для снятия с кожи этого тебе не нужно?
Оказалось, Таларано не знал об устойчивости красящего вещества к органическим жидкостям тела, а так же морской и пресной воде. Он и о самом-то снадобье, некогда мимоходом упомянутом Эстромо, узнал почти случайно, а вот теперь пригодилось.
— Нужно, — решительно кивнул маг, — Но тоже только в виде рецепта.
Умара снова с готовностью взялась за перо.
Получив желаемое, Таларано от души выразил ей свою признательность и поспешил вернуться в «Путеводную Звезду».

***

Поспешное отбытие Рейнары на Алинор и то, как она буквально вынудила Лалилоллу наконец-то принять предоставленный ею отчёт, несмотря на вполне правдоподобные причины, озвученные рив-инспектором, сильно встревожило красавицу. Ведь, что ни говори, на деле она была далеко не глупой, даже если ради достижения своих целей порой притворялось таковой. В самом ли деле у чиновницы, оторванной от своей основной работы, просто лопнуло терпение от бесконечных необоснованных (о, да!) придирок? Или же на то были другие причины?
Преемница Эстромо сделала всё, чтобы продержать его подругу на Золотом Берегу чуть ли не до самого отъезда альтмера, но та всё же вывернулась раньше. Разумеется, текущие дела задержат её ещё на какое-то время, так что она ничего не успеет разузнать, но… Да нет, не может быть, чтобы та успела что-нибудь раскопать до отплытия «Жемчужины», а после — какой в этом будет смысл? Но нет, полагаться на это, не делая ничего, чтобы предотвратить нежелательное развитие событий, решительно не годилось. В конце-концов, Лалилолла тоже прошла соответствующее обучение, прежде чем быть официально принятой в Талмор.
Сделать так, чтобы Уарнил поторопился сбежать от неё на край света, не составляло труда. Более того, если его внимание к ней по приезде не могло не вызвать подозрений Эстромо, теперь заигрывания красотки с капитаном больше всего походили на попытки его окрутить и подстроить какую-нибудь каверзу. Так что её предшественник, скорее всего, сам решит не тянуть с отплытием, чтобы поскорее вывести моряка из-под воздействия чар искусительницы. Примерно так всё и вышло, не считая того, что талморца, казалось, вовсе не волновало, задержатся ли они ещё, или отчалят раньше.
Зато первый же визит Лалилоллы на судно заставил Уарнила перенести отплытие на сутки, а повторное посещение незадолго до назначенного времени — ещё на час. За время общения с ней капитан почувствовал, что все защитные бастионы, которые он выстроил в своём сердце, готовы рассыпаться в пыль. Ещё немного, и эта прелестная женщина станет центром его собственной Вселенной. Но он был достаточно опытен, чтобы понимать, что это не принесёт ему ничего, кроме страданий, поскольку та лишь забавляется с ним. Ей он совершенно не нужен, и им никогда не быть вместе. То, что начальник порта счёл подкупом, на самом деле было бегством.
Успешно провернув это дело, Лалилолла надеялась успокоиться, но не могла. Снова и снова она прикидывала, что могла бы разнюхать Рейнара, и что ещё можно сделать, чтобы как следует замести следы.
Через день после отплытия «Жемчужины» алинорская красавица сидела в расслабленной позе, откинувшись в кресле и полуприкрыв глаза, но пальцы нервно перебирали вышитый жемчугом пояс. Занури, прибиравшаяся в комнатах, настороженно поглядывала на госпожу. Её кошачье чутьё подсказывало, что за безмятежным видом хозяйки скрывается настоящая буря. Или вулкан. Или нечто худшее, отчего шерсть на загривке каджитки вставала дыбом.
Внезапно видимость спокойствия слетела с Лоллы. Занури словно воочию увидела эту картину: тонкая изящная маска, отброшенная прочь и вдребезги разбившаяся о дальнюю стену. Кошка поскорее спрятала хвост за юбкой, чтобы его встопорщенный вид и нервное подёргивание не выдали её тревогу.
— Занури, переоденься, чтобы в тебе не признали мою служанку, и отправляйся в город. Разузнай у местных, как выйти на торговцев запрещёнными товарами.
— Госпожу интересует контрабанда или… более занятные вещи?
— Будем, считать, что более занятные.
— Занури благодарит за доверие. Эта каджитка всё сделает, да?
Милостивым кивком отпустив кошку, Лалилолла продолжила размышлять. Владелец особняка, показывая ей внутреннее устройство комнат, рассказал, что в подвале есть потайная дверь, ведущая в помещение, скрытое от посторонних глаз. Может, подумал, что стоит об этом упомянуть, поскольку красивая женщина имеет право на личные секреты, а может, просто хотел сдать свою собственность подороже. Тогда Лалилолла величественно отмахнулась от него, сделав вид, что её это совершенно не интересует, но сейчас такое усовершенствование подвального пространства оказалось как нельзя более кстати. Тем более, что никто из её свиты не знал этого секрета.
Занури явилась под вечер, принеся необходимые сведения. Оставалось ими воспользоваться. Когда надо, красавица, казалось шагу не способная ступить без подручных, могла действовать в одиночку и весьма эффективно. Не посвящая в свои дела никого из каджитов, она совершила несколько секретных вылазок в город, разыскала по наводке горничной нужных людей, раздобыла всё, что ей требовалось, и незаметно спрятала в тайнике, скрытом за подвальной стеной. Прежде, чем уединиться там, она разослала с поручениями всю свою свиту, чтобы даже самые доверенные коты оставались в неведении.

***

Дня через четыре после того, как Таларано получил рецепт красящего снадобья и средства для его смывания, он снова появился в «Благоуханной лилии».
— Мне нужно будет на некоторое время уехать из Анвила по делам, — сообщил он, — Я встретил одну альтмерку, бывшую капитаном корабля, но волею судеб лишившуюся и его, и команды. Так вот, она согласна меня отвезти в обмен на помощь в приобретении, оснащении и снаряжении нового судна. Эстромо дал мне право воспользоваться его сбережениями, если возникнет такая потребность. Вы можете проникнуть туда, где хранятся деньги, и знаете половину условного знака. Я могу сообщить вам другую.
Влюблённые переглянулись. Маг говорил, тщательно подбирая слова, но они чувствовали, что он не лжёт. Разве что чего-то недоговаривает, но кто они ему, чтобы поверять им все тайны? Если бы кто-то сказал, что Эстромо не рассказывает им всего, а значит, не доверяет им, и они, стало быть, не должны верить ему, это вызвало бы у обоих только недоумение. То, что он не выкладывал им всю подноготную, было совершенно в порядке вещей. Так почему бы и у Таларано не быть своим секретам?
Его желание уехать, не называя причин, тоже было вполне объяснимо: в последнее время повсюду сновали каджиты, вынюхивавшие о маге всё, что только можно. Лалилолла, опасавшаяся принципиальности и проницательности Рейнары, хотела заполучить какие-либо сведения, которые можно было бы использовать против неё. Если бы удалось добыть доказательства того, что рив-инспектор некогда приложила руку к бегству брата, который должен был разделить судьбу Райнандора и прочих его учеников, та оказалась бы в её власти. Если же найти подобные улики и не удастся, то, зная о Таларано достаточно много, их будет вполне возможно сфабриковать. Ну, а на самый крайний случай, оставалась драгоценная жизнь мага, угроза которой просто обязана сделать его любящую сестрёнку податливой как воск.
Имея связь с Гильдией воров, общаясь с широким кругом горожан, Умара и Индарио быстро узнали о подозрительной активности каджитов, и сами же предупредили Таларано о ней. Немногим позже слухи о ней просочились в «Путеводную Звезду» и через студентов — народ не менее пронырливый и внимательный, чем клевреты Лалилоллы.
Маг не мог не догадаться, что истинной целью Лоллы является Рейнара, а он — лишь средством к ней подобраться. Но именно это и тревожило его больше всего. Если постоять за себя он был вполне в состоянии, то пресечь козни в адрес своей сестры был бессилен. Оставалось лишить «повелительницу каджитов» возможности подобраться к нему и попросту исчезнуть.
Воспитанники Эстромо знали Таларано не так долго и хорошо, как своего наставника, но всё же достаточно, чтобы понимать, что тот мог воспользоваться средствами друга только с его одобрения. Раз у него есть вторая часть пароля, значит талморец доверял ему в достаточной мере, и не им сомневаться в его решении.
Умара осмелилась задать всего один вопрос:
— Скажи, ты давно знаешь эту часть условного знака?
— С того момента, как Эстромо счёл нужным мне её сообщить, — уклончиво ответил альтмер.
Девушка потупилась. Возможно, маг не хочет говорить, поскольку это не его секрет... А может быть, не хочет отнимать у них надежду, или напротив сбивать их с толку ложными чаяниями. Вероятнее всего, Эстромо оставил другу этот пароль тогда же, когда и им.
— Сколько нужно взять?
Маг назвал сумму. Подходящее судно было уже найдено, и он даже внёс за него задаток из своих собственных средств. Получив недостающую часть условного знака, Индарио поднялся и отправился к Озгулу. Орк только кивнул и выдал ему запрошенное.
— Осталось там ещё что-нибудь? — спросил юноша, забирая деньги. Этот вопрос был продиктован желанием понять, следовало ли им и далее охранять доступ к имуществу своего наставника, или и эта ничтожно малая связь оборвалась так скоро.
Но Озгул только хмыкнул в ответ:
— Прости, парень, но я о таких вещах ни с кем, кроме владельца, не говорю. Пришлёт кого снова — тогда и будет разговор «осталось-не осталось».
— Я могу тебе хоть сейчас заново назвать пароль, — уныло проговорил мер, хотя ответ орка позволял предположить, что есть за чем присылать.
— А ну-ка, назови! — вдруг развеселился Озгул, глядишь, и узнаешь, чего хотел.
Индарио пожал плечами и начал повторять условный знак, но стоило ему покончить с той частью, которую хранили они с Умарой, и перейти к сказанному Таларано, как орк его прервал.
— А вот и нет! Неверно! — здоровенный детина чуть ли не кудахтал от удовольствия, — Начало верное, а дальше — не то! Наш старый казначей далеко не дурак был! Раз использованный ключ больше не годится.
Индарио невольно расцвёл улыбкой. Мог бы и сам догадаться, что Эстромо не так прост! Значит, их с Умарой миссия не окончена. Оставалось надеяться, что Таларано попросил взять достаточно. Или остальные «половинки» тоже у него? Впрочем, юноша был уже практически уверен, что нет.
— А если бы я за один раз забрал всё?
— Всё-о! — ехидно протянул орк, — Я такого числа не знаю — всё. Учился, знаешь, маловато. Мне по простому надо — в циферках! Ты мне говоришь: столько-то — я отдаю. Владелец-поди знает, сколько у него на счету. А если назовёшь больше, чем есть, значит, обманом ключ добыл, и шиш ты от меня получишь! — Озгул, довольно усмехаясь, сложил громадные ручищи на груди.
— Озгул… а если что-то приключится с тобой?
— Предусмотрели… — фыркнул тот. Настроение от такого предположения у него резко ухудшилось.
— Ну, брось! Просто я себе Гильдию без тебя даже представить не могу. Так что, давай без обид!
Выражение клыкастого лица смягчилось, и лишь в глазах остался слабый упрёк, мол, ты бы всё же думал, чего говоришь!

***

Небольшое быстрое судёнышко было приобретено и снаряжено. Пока капитан разбиралась с новой командой, Таларано готовился к отъезду. Среди прочего, следовало оставить распоряжения ученику.
Таврий, сильно изменивший взгляды на жизнь и учёбу после знакомства с Арано, здорово продвинулся в науках. Вот и на этот раз наставник застал его корпящим над книгами. Коловианец вопросительно поднял взгляд на учителя.
— Ты уже знаешь, что я собираюсь на некоторое время уехать. Твоё обучение почти завершено, насколько это применимо к магии, которой надлежит учиться всю жизнь. Твоя задача к моему возвращению — подготовиться к сдаче экзамена, который позволит перевести тебя в разряд магов. После чего я со спокойной совестью смогу совсем оставить Коллегию. В последнее время в Анвиле становится… неуютно.
Имперец кивнул. Он, как и прочие студенты, знал о повышенном интересе к его учителю со стороны каджитов, внезапно наводнивших город, и задним числом понимал, что такое деятельное внимание наверняка ничем хорошим не пахнет. И всё же ему было грустно. Не так он представлял себе окончание учёбы. Только сейчас коловианец понял, что успел не просто привыкнуть, а здорово привязаться к вспыльчивому, но справедливому альтмеру. Тем важнее было не подвести его теперь, когда в воздухе витала грозившая ему опасность.

***

Перед самым отъездом Таларано снова зашёл к бывшим воспитанникам Эстромо. С ним была пожилая сухонькая бретонка, совсем не похожая на госпожу, у которой некогда жил Индарио, но тем не менее, имевшая с ней что-то неуловимо общее.
— Видите ли, нехорошо получилось… — начал маг, — Я давал слово за вами присмотреть, а теперь вот и самому приходится уезжать. В моих советах вы особенно не нуждаетесь, и это хорошо. А чтобы вам было к кому обратиться в случае болезни, как вы могли бы ко мне, на время своего отсутствия я перепоручаю вас Розалинде. Она, конечно, не столько маг, сколько алхимик, зато весьма опытный.
Повернувшись к женщине, с интересом разглядывавшей необычную пару, альтмер продолжал:
— Розалинда, этих ребят зовут Индарио и Умара. Девочка тоже серьёзно занимается алхимией, но в области врачевания смыслит совсем мало. Думаю, вы с ней поладите.
— Не буду спрашивать, кому ты обещал за ними приглядывать, — в чуть скрипучем старческом голосе послышалась улыбка, — Но в таком возрасте за ними глаз да глаз. Чем больше знают — тем больше надо присматривать. Потому как думают, будто уже изучили всё на свете. Оттого и влипают на ровном месте так, как в жизни не придумаешь. Уж я такого навидалась, — заметив лёгкую обиду на их лицах, женщина хихикнула, — Сама когда-то такой была.
Теперь оба невольно улыбнулись в ответ. Улыбка Умары не оставила старую преподавательницу алхимии равнодушной. Она покачала головой, не то одобрительно, не то с лёгким укором и добродушно пробормотала:
— Ты ж смотри, какая обаяшка…
Услышав забавное словечко, девушка ещё ярче сверкнула зубами. Розалинда определённо пришлась ей по душе.
Если с Таларано больше сошёлся Индарио, то Умара быстро сдружилась с пожилой коллегой. У них было много общих тем для разговоров, и бретонка зачастила в «Благоуханную лилию». Если сперва у неё и мелькала мысль сманить смышлёную девушку себе в ученицы, то она быстро от неё отказалась. Зачем бы той бросать налаженный быт и собственное дело? Но давать ей уроки частным порядком было очень интересно. Многое из того, что считается основами обучения, Умара пропустила, освоив при этом гораздо более сложные вещи.
Розалинда помогла ей выстроить знания в более стройную систему, научила готовить различные эликсиры, входящие в обычную программу для начинающих алхимиков, но неизвестные Умаре.
Индарио, следом за возлюбленной, освоил изготовление зелий невидимости и хамелеона, которые могли пригодиться ему при выполнении взятой на себя задачи, и тогда же выяснил, что и тут его прихотливый организм не способен обойтись без сюрпризов. Так что их использование было припасено на крайний случай.
Разумеется, такие обширные познания в одной области при множестве досадных пробелов в других не могли не вызвать у Розалинды вопросов. Девушка была слишком молода, чтобы предположить, что столь масштабное исследование могло быть её собственным. Значит, кто-то должен был поделиться с нею его результатами, но это кем же надо быть, чтобы обучить совсем юную девицу подобным вещам?!
Когда во время очередного занятия бретонка осторожно спросила об этом у Умары, боясь ненароком оскорбить саму девушку или её неизвестного наставника, та весело рассмеялась, повернулась к полкам, где хранила свои учебники, достала заветную тетрадь, положила её перед Розалиндой и звонко хлопнула ладонью по кожаной обложке.
— Вот он — мой учитель!
И владелица «Благоуханной лилии» поведала пожилой преподавательнице алхимии историю данмерской тетради.
Та надолго впала в задумчивость.
— Синдерион… — проговорила она наконец, — А ведь я девочкой видела его своими глазами. Брат моего отца жил тогда в Скинграде, и мы всей семьёй гостили у него. Он показал мне его на улице, сказал: «Смотри, Рози, вот идёт один из величайших алхимиков нашего времени. Не каждый день увидишь живую легенду!» Потом мы даже зашли в гостиницу, где жил этот альтмер, и дядя указал мне дверь ведущую в подвальчик, который тот занимал под свои эксперименты. Мне всё тогда казалось таким значительным! С того дня я и стала проявлять интерес к алхимии. Надо же, какое совпадение! Само его существование исподволь подтолкнуло нас обеих к изучению этой науки. Так значит, он исчез?..
Женщина вздохнула, затем взяла тетрадь и внимательно пролистала. От Умары не укрылось, что та мрачнела с каждой страницей.
— Что-то не так? — спросила она, готовая встать на защиту своего сокровища, если пожилая бретонка вдруг надумает его отнять.
— Пока тетрадь в хороших руках, всё в порядке, но если она попадёт не к тому человеку, по степени разрушительности не уступит мощному даэдрическому артефакту.
— Я никому её не отдам! — запальчиво возразила девушка. Но женщина, уже приблизившаяся к последнему рубежу жизни, смотрела гораздо дальше и глубже.
— Не отдашь. Но ты не вечна. И к кому попадут эти знания, когда тебя не станет?
Умара ошарашенно молчала. Она совершенно не задумывалась над этим.
— Может тогда напоследок мне её просто сжечь?
Розалинда покачала головой.
— Знания, заключённые в ней, имеют огромную ценность. И способны принести как много горя, так и великое благо — дело лишь в том, кто и с какой целью ими воспользуется. Не годится швырять кладезь премудрости в огонь.
Пожилая женщина снова надолго погрузилась в раздумья, а затем торжественно и с расстановкой сказала:
— Значит так. Ты можешь в любое время обращаться ко мне с чем угодно. Захочешь, научу тебя всему, что знаю сама, если на это хватит отмеренного мне времени. Не хватит — хоть призраком продолжу, но ты должна дать мне слово, что завещаешь эту тетрадь Храму Дибеллы, который оказывает покровительство твоей лавке. Тогда во власти жрецов будет решать, кому и что из неё можно доверить.
— Так это же замечательный выход! — Умара едва не захлопала в ладоши и вдруг остановилась, — Но это сейчас мне некому больше оставить эти записи. Разве нельзя мне будет отдать их своим детям, если таковые появятся?
— Судьба позволила этой тетради попасть к тебе в руки, а твоя жизнь складывалась так, что ты сумела извлечь из этого пользу для себя, и даже помогать другим. Но ты не можешь поручиться даже за чистоту помыслов своих будущих детей, а уж тем более их супругов и потомков. То, что может потребоваться твоим родным, ты сможешь изготовить для них сама. Кстати, когда у тебя будут собственные дети, ты, скорее всего, и сама не захочешь, чтобы они знали кое-что из того, что содержится в этих исследованиях, а?
Девушка задумалась. Та же Мирта пребывала в полном неведении относительно данмерской тетради. И хорошо, что так! Неизвестно, как бы она вообще смогла пережить подобные откровения! Нет, Розалинда права, эти сведения не для каждого хороши. А уж в дурных руках… Пусть жрецы Дибеллы решают, кто полностью или частично достоин этого знания. В конце-концов, никто ведь не помешает ей направить к ним собственного сына или дочь, если станет ясно, что тем это необходимо… Нельзя оставлять эти записи свободно гулять по Тамриэлю. Иначе именно она, Умара, и никто иной, окажется в ответе за беды, которые могут произойти, когда её самой уже и на свете не будет.
— Я… согласна, — наконец не совсем уверенно проговорила девушка, и уже твёрже добавила, — Ты права. Именно так и следует поступить.
— И завещать тетрадь Храму ты должна прямо сейчас. Кто знает, какие случайности подстерегают каждого из нас! Тогда жрецы будут знать, что должны отыскать и забрать положенное, если тебя не станет.
И опять Умара была вынуждена согласиться с доводами Розалинды. Этим знаниям действительно место под защитой госпожи Дибеллы. Уж она-то не допустит, чтобы дурные люди творили зло с их помощью!
Принятое решение было немедленно претворено в жизнь. Хотя до конца своих дней Умара сохранила право держать исследования данмера при себе и использовать их по своему разумению.

***

Таларано отсутствовал не один месяц. Вернувшись, он первым делом навестил покинутых подопечных, а затем расспросил Розалинду обо всём, что успело произойти. Тревожиться оказалось не о чем, жизнь влюблённых шла своим чередом, но рассказывая о незначительных событиях, имевших место, пока маг был в отъезде, бретонка упомянула позабавивший её эпизод, касавшийся Синдериона. Как этот альтмер оказал своё влияние на становление троих алхимиков, один их которых желал потягаться с ним, а две других, казалось, вовсе не имели к нему отношения.
Этот разговор подал магу новую идею. Приняв у Таврия экзамен, который тот блестяще выдержал, чем завоевал право считаться полноценным членом Коллегии Шепчущих, Таларано под покровом ночи скрытно покинул Анвил. Он хорошо помнил, как в своё время они с Эстромо обвели вокруг пальца талморских соглядатаев. И ему точно так же удалось оставить с носом каджитов Лалилоллы. Брат Рейнары, до которого им поручили добраться, бесследно исчез.
Изначально он не очень представлял, куда податься, но упоминание о подвальчике Синдериона, сгинувшего без вести более полувека назад, навело его на мысль, поселиться там, если помещение пустует, и владельцы не откажутся его сдать. Все опасения на этот счёт оказались напрасными. Те охотно позволили магу снять подвал на продолжительное время, и с уважением отнеслись к просьбам не беспокоить без нужды.
О том, куда подевался Таларано, и где его можно найти, в Анвиле знали только Таврий, занявший его кабинет, и бывшие воспитанники Эстромо.
За день до своего исчезновения маг посетил «Благоуханную лилию», рассказав, куда намерен отправиться. Объяснять причины такого поступка не было нужды — стоило ему вернуться, и каджиты утроили свою активность, по выяснению всего, что хоть как-то касалось альтмера-целителя.
— Эстромо просил меня приглядывать за вами, а я, выходит, вас бросаю. В своё оправдание могу сказать, что вы уже вполне выросли и оперились, так что постоянный присмотр вам особо не нужен. А вот на случай болезни или увечья, с какими Розалинде не справиться, возможность немедленно обратиться ко мне я вам оставлю. Едва только устроюсь на новом месте, сразу пришлю пару свитков, позволяющих мгновенно перенестись туда. Впрочем, можете воспользоваться ими даже если просто захочется повидаться или понадобится совет. Потратите — там же на месте новые сделаю. Эту науку я хорошо освоил. А увидеть вас буду рад в любое время.
После того как Таларано поселился в скинградском подвале, курьер доставил в «Благоуханную лилию» письмо без обратного адреса. Внутри оказались обещанные портальные свитки.
В Скинграде маг, старательно избегая известности, занимался врачеванием, а во время Великой Войны отправился в Имперский город, чтобы там предложить свои услуги целителя. Многие из тех, кто пережил те тяжёлые годы, были обязаны этим Таларано. Правда, наряду с воинами и жителями Империи, альтмер лечил и солдат Доминиона, если те попадали к нему в руки, не делая различий, но никогда не помогал им бежать. Благодаря этому, Империя получила немало ценных сведений, которые могли бы оказаться унесёнными врагами в могилу, посему, деятельность лекаря ни у кого не вызывала претензий или осуждения.

***

Переписка Таларано с Рейнарой прервалась с его переселением в Скинград. В последнем письме, отправленном ещё из Анвила, брат намекал ей, что беспокоиться о нём не следует, несмотря на то, что излишне назойливое внимание к его скромной персоне вынуждает его уехать. И что он не хотел бы, чтобы его новое место жительства было обнаружено. На прощание маг пожелал сестре всевозможных благ, заверяя в своей искренней любви и привязанности. Прочитав это послание, рив-инспектор долго молчала, глядя в огонь. Отблески пламени играли в её тёмно-янтарных глазах. Ей был прекрасно знаком слог Тала. Между строк читалось, что тот боится не за себя, а за неё. И она была благодарна ему за это. Зная Лалилоллу, женщина имела все основания предполагать, что тревога не была ложной. Но вот и второго из тех, кого Рейнара любила всем сердцем, отнимала у неё эта проклятая красотка. Что ж, по крайней мере, Тал жив, и просит её не тревожиться о нём. Да пребудет с ним благословение Аури-Эля!
Она уже собиралась бросить письмо брата в камин, чтобы не оставлять свидетельств этого предупреждения, но вдруг её затуманенные печалью глаза вспыхнули опасными огоньками. Рив-инспектор бережно расправила на колене исписанный красивым крупным почерком листок, поднялась, открыла свой личный сейф и поместила разглаженную страницу в особую папку, которая была сейчас дороже собственного веса в золоте.
— Спасибо тебе, Тал, — прошептала Рейнара, запирая сложный замок, — Лучшего подарка на прощание ты мне сделать просто не мог!

***

Таврий, получивший статус мага, остался в «Путеводной Звезде» Анвила, и впоследствии сам стал учителем школы Восстановления, требовательным, строгим и беспристрастным. Среди коллег он славился умением работать с книгами и манускриптами, а также исключительно трезвым поведением. Весёлые студенческие кутежи навсегда остались в прошлом.
Фарид, едва доучившись, отправился на родину, неожиданно для всех прихватив в качестве жены Жаклин, тайно влюблённую в Дорелия, но отчаявшуюся дождаться от него внимания. К собственному удивлению, девушка ни разу не пожалела о принятом решении. Супруг, со свойственной ему неторопливостью, сумел завоевать её сердце, и согласие на брак, данное от безысходности, принесло бретонке тихое и светлое семейное счастье. Сам редгард продолжил торговые традиции своей семьи. Причём сделал ставку на продажу специй и ценных алхимических ингредиентов, в которых хорошо знал толк, и не прогадал. Так что эта пара выпускников Коллегии Шепчущих всю жизнь прожила в достатке, ни в чём не нуждаясь.
Пророчество Арано относительно Дорелия оказалось верным. Имперец блестяще закончил обучение, внёс существенный вклад в науку, стал одним из лучших преподавателей за всю историю анвильской «Путеводной Звезды», и наконец, в возрасте сорока трёх лет, возглавил её. Период его руководства ознаменовался настоящим расцветом этого отделения Коллегии Шепчущих, но оказался весьма непродолжительным. Шесть лет спустя нибениец сильно пострадал, спасая группу учащихся от последствий вышедшего из-под контроля эксперимента.
Таврий, подоспевший на помощь своему другу и начальнику, снова, как когда-то, приложил все усилия, чтобы его спасти. Он сразу понял, что повреждения слишком серьёзны, чтобы можно было ручаться за успех. Сперва казалось, что все его старания пропадают впустую. Коловианец хорошо помнил это ощущение, когда энергия Восстановления вытягивает из него силы и поглощается исцеляемым, не принося сколько-нибудь заметного результата. Зелья, которые на этот раз можно было применять без опасений, поначалу тоже не помогали. Они лишь немного замедлили угасание пострадавшего.
Таврий стиснул зубы, не желая сдаваться. Он уже пару раз подпитывал свою магию мощными эликсирами, но не был готов признать, что всё бесполезно. И упрямство имперца принесло свои плоды. Медленно, очень медленно истекание жизненных сил нибенийца прекратилось, и процесс едва заметно повернул вспять.
— Ну, же, Дор, держись! Давай, ты можешь! — воззвал к нему врачеватель. Точно услышав его, глава «Путеводной Звезды» начал ощутимо бороться со смертью, понемногу отдаляясь от роковой черты. Минуты текли сквозь двух неподвижных магов. По напряжённому лицу коловианца ручьями струился пот. Больше всего происходящее напоминало незримую попытку вытащить сорвавшегося из пропасти. Но теперь тот не висел на спасителе безвольным грузом, а тянулся навстречу, цеплялся за невидимые уступы. Вот он соскользнул, и часть достигнутого прогресса была потеряна. Снова собрался. Отыграл утраченное. Вперёд, к свету, к жизни!
— Давай, Дор! Давай же! Ну!!! — подбадривал друга и коллегу Таврий.
Вот уже совсем рядом заветный рубеж, за которым смерть не властна. Ещё немного! Одно объединённое усилие, и он спасён! Но в этот миг что-то внутри исцеляемого оборвалось, и врачеватель с полной беспомощностью ощутил, как почти уже вытянутый на поверхность жизни нибениец быстро и неотвратимо соскальзывает во мрак небытия. Дорелия не стало. Ему не хватило самой малости, крохотной толики здоровья и силы. Быть может, той самой, что была растрачена в безрассудной юности из-за пренебрежения советами наставницы.
Его смерть стала тяжёлым ударом, как для Коллегии, так и для учеников, спасая которых, он и пожертвовал жизнью. Эпитафия, выбитая на надгробии Дорелия, казалось, была способна заставить самый камень сочиться слезами.
Новый глава «Путеводной Звезды» с тяжёлым сердцем принял этот пост. Пример нибенийца всегда стоял перед ним, как идеал, к которому следует стремиться, и со своей стороны маг делал всё, что мог, дабы не посрамить его память.

***

Зима 171г. 4Э. Старик сидел, уронив на колени крупные руки с кистями, изуродованными временем. Восемьдесят четыре года — немалый срок жизни для человека. Огонь магии пока ещё жарко горел в его груди, но изношенное тело всё хуже служило своему владельцу. И вот теперь он, переживший всех своих сверстников, вынужден остаться, когда прочие члены Коллегии, включая тех, кого сам немощный старец некогда наставлял в магии Восстановления, оставляли Анвил, чтобы предложить свою помощь Имперскому Легиону.
Орлы Доминиона слетелись в Сиродил. Не орлы они — вороньё! Слёзы бессилия выступили на подслеповатых глазах Таврия. Глава анвильского отделения Коллегии Шепчущих положил руку ему на плечо:
— Держись. Тебе не под силу идти с нами, но ты всё ещё способен помогать людям. Раненых будет предостаточно и здесь. Кто поможет им, если в «Путеводной Звезде» не останется ни одного целителя? Ты воспитал достойных последователей, они станут твоим вкладом в победу Империи.
Ученики старого чародея, некоторые и сами уже с сединой в волосах, подошли к бывшему наставнику попрощаться.
— Нам пора уходить, — негромко окликнул их маг, возглавлявший отряд анвильской «Звезды»,— Держись, Таврий. Держись! Правда на нашей стороне.
Ободряюще кивнув старику, он двинулся во главе своего воинства, многие из которого, взглянув на дряхлого имперца, отводили глаза. Упаси Мара оказаться на его месте… Увы, годы берут своё, а Легиону нужна помощь каждого мага, способного сражаться или исцелять.

***

Потянулись тоскливые дни. Старый коловианец медленно бродил по опустевшему зданию, проводил заскорузлой ладонью по корешкам магических книг, стройными рядами стоявших на полках. Если Альдмерский Доминион подомнёт под себя Империю, то наложит руку и на эти веками накопленные знания. Сделает всё, чтобы не допустить к ним людей, дабы те не могли оказать эльфийским магам достойного сопротивления. Чтобы вновь настала Меретическая эра. Если Талмор победит… сколько всего будет безвозвратно утрачено?!
Война… Волны крови, боли и смерти прокатились через Золотой Берег на восток, в Сиродил. Дряхлый маг помогал, кому мог, но часто ночами, мучимый старческой бессонницей, тихо плакал от собственного бессилия. Какова роль в этой беспощадной бойне скромного и чуть наивного Арано, которого он более шестидесяти лет назад считал своим другом? Где тот теперь? Неужели тоже приложил руку к тому, что творится сейчас? Должно быть так… Он же один из талморцев… А Рейнара, его начальница, сестра-двойняшка Таларано, наверняка не оставшегося в стороне и оказывающего посильную помощь Империи?.. Война… как всё это бессмысленно… как жестоко… Он, Таврий, пожил своё, а сколько жизней, едва успевших расцвести, падут, точно травы под косой косаря?.. Его ученики, ушедшие с остальными магами… сколько из них переживут эту войну?
Отчаянный стук в дверь прервал горестные размышления чародея. Он, кряхтя, поднялся и со всей скоростью, на какую ещё были способны его ноги, поковылял ко входу. Стоило двери чуть приоткрыться, в неё валились три солдата в форме Имперского Легиона. Все трое были ранены, причём один из них достаточно тяжело, было видно, что он лишь неимоверным волевым усилием понуждал себя оставаться в сознании.
Старик охнул и засуетился.
— Заходите, ребята, сейчас постараюсь вам помочь…
— Благодарю, маг. У нас нет времени, — быстро проговорил нибениец, похоже, бывший в этой тройке за старшего, — Доминион наступает нам на пятки, через пять-десять минут они будут здесь. Ты не сможешь нас спрятать — всё равно найдут, тогда и тебе несдобровать. Возьми эти документы, — он протянул Таврию футляр, липкий от покрывающей его крови. Здесь полно книг. Спрячь это среди них. Если сможешь передать нашим — значит мы погибли не зря.
Старик вгляделся в серо-голубые глаза говорившего. В них было принятие своей судьбы. Готовность к смерти. Легионера волновало лишь одно — чтобы она не оказалась напрасной. Боги! Этому мальчику едва за двадцать! Остальным и того меньше! Он сам в их годы был безответственным молодым балбесом, не сознающим своего счастья взрослеть под мирным небом!
Таврий резким движением задвинул засов.
— Куда нужно доставить эти документы?
— В конце-концов, в Имперский город. Но хотя бы к нашим, кто сможет туда пробиться. Прошу тебя, отец, скорее!!! Талморцы вот-вот будут здесь! Нам надо уходить, чтобы увести их от тебя и от бумаг!
Вместо того, чтобы выпустить их и поспешить со свитком в библиотеку, маг обратился к тяжелораненому:
— Ты сможешь продержаться ещё немного и быстро сделать несколько шагов?
Тот закусил бескровные губы и кивнул.
— Тогда идите сюда! ЖИВО!!! — маг собрал все свои силы до последней капли, и в ткани реальности возникла сияющая прореха.
Раздумывать было некогда, за дверью уже слышался топот бегущих ног. Легионеры, подхватив под руки слабеющего товарища и крепко вцепившись в футляр с документами, шагнули в свет и, не веря своим глазам, увидели вокруг стройные кварталы Имперского города и Башню Белого Золота, пронзающую небеса. Сияние позади них мигнуло и погасло.
За многие мили от столицы немощный старец обессиленно рухнул на колени.
— Спасибо, Арано… вот и пригодилась твоя наука… — еле слышно прошептал Таврий, — вот и пригодилась…
Он хрипло втянул воздух и тюком повалился на каменные плиты. Дверь разлетелась в щепы под действием грубого Разрушения, талморцы ворвались в просторный холл и замерли, озираясь. Нигде не было ни следа преследуемых, лишь на полу лежало ещё тёплое тело старого коловианского мага, на морщинистых губах которого навеки застыла счастливая улыбка.

 

Предыдущая глава: Встречи и расставания

 

На этом Истории Золотого Берега завершаются. Довести все завязки, образовавшиеся в процессе написания этой части, до логического завершения в рамках одной книги совершенно нереально. Поэтому очень надеюсь, что окончание - лишь шаг к новому началу.

 

Итак, следующая часть, под названием «Коловианский роман» начинается с главы Капризы судьбы

[Thea]

Ой, правда, грустно-то как... *смахивает слезы* Молодец, Таврий! Ух, сильная глава! Уже воспоминания Умары и Индарио овеяли грустью, ведь их детство было совсем непростым, а концовка и вовсе жахнула просто!

Мне понравилось, как ты подвела некоторые истории к их окончанию, и как намекнула на возможное продолжение той или иной линии.

Портрет "госпожи" потрясающий! Почему не показала и портрет Эстромо?! Индарио его ведь тоже нарисовал!

[Joke_p]

Портрет "госпожи" потрясающий! Почему не показала и портрет Эстромо?! Индарио его ведь тоже нарисовал!

Вот я прямо-таки ожидала этого вопроса. 

Ну, например, как тебе такой вариант, что Талмор запретил "светить" агента? 

А вообще, с Эстромо сложно всё... персонаж достаточно непростой, и у каждого он, наверное, свой. Даже в тексте из описания его внешности, только про шрам на брови, который оставил побег харрады. Госпожа гораздо проще, ну и... наверное не настолько принципиальный персонаж всё-таки.

Может, когда-нибудь и второй портрет добавится... но это мне столько практиковаться придётся!.. 

 

А глава и правда вышла невесёлая... зато пригодилось вытянутое из Арано умение открывать порталы. Может быть, ради этого момента Таврию в своё время так и свербило этому научиться, хотя, конечно, тогда он такого не мог даже предположить.

 

Ну, я как бы предупреждала, что будет грустно. 

[Thea]

Отличный вариант! Раз Талмор запретил, значит запретил, с этим не поспоришь =))

Да, мне очень понравилось, как в итоге всё с Таврием вышло. Вся эта история в таверне, его дружба с Арано, порталы. Все так легло, словно пазлы собрались вместе.

Ага, ты предупредила, что будет грустно. Но это нормальная грусть. От нее не делается тяжело на душе. Мне все понравилось.

[Пакость]

Это всё замечательно, но это просто тонна! ткеста.
А можно просьбу? Собрать это всё в текстовый файл, или HTML, если хочешь с оформлением, или даже fb2, если знаешь как, и прикрепить к шапке. Качаем, суём в читалку/печатаем (кому что) и читаем...

[Joke_p]

Собрать это всё в текстовый файл, или HTML, если хочешь с оформлением, или даже fb2, если знаешь как, и прикрепить к шапке. Качаем, суём в читалку/печатаем (кому что) и читаем...

С уже написанным можно, почему бы и нет? Там и форматирование более адекватное, в принципе, получается. "Истории Золотого Берега" вполне реально одним файлом прицепить.

Ок, займусь.

 

А вот с тем, что находится в процессе написания... Хм. Файлы по главам?.. Не очень удобно, наверное... Видимо, пока пишется, действовать "по старинке". Или каждый раз апдейтить файл? И дублировать текстом?

Есть мысли, как лучше?

[Пакость]

Перезаливать файл и прикреплять новый вместо старого. ИМХО.
Но даже файлы по главам ИМХО удобней чем копировать-вставлять, а если ещё хотим сохранить форматирование...
Вот думаю с картинками только беда немного. Беда в плане сколь умеешь ты fb2шки лепить. Хотя на самом деле там всё просто.

[Joke_p]

Так, на данный момент попыталась загнать текстовый файл по Историям Золотого Берега в fb2 и прицепить ссылку в шапке. Работает?

Картинки не вставляла. Их пока мало совсем, если появятся новые, можно будет подумать, как их туда приткнуть.

 

Единственный плюс от текста на сайте, это надежда получить какие-то отзывы на прочитанное. Когда файл существует автономно, шансов узнать, кто и что думает, существенно снижается.

[TheDuskRaven]

Так, на данный момент попыталась загнать текстовый файл по Историям Золотого Берега в fb2 и прицепить ссылку в шапке. Работает?

Картинки не вставляла. Их пока мало совсем, если появятся новые, можно будет подумать, как их туда приткнуть.

 

Единственный плюс от текста на сайте, это надежда получить какие-то отзывы на прочитанное. Когда файл существует автономно, шансов узнать, кто и что думает, существенно снижается.

fb2 работает прекрасно! Будем ждать возможных продолжений

[Joke_p]

Будем ждать возможных продолжений

 

Спасибо! Потребовалось некоторое усилие, чтобы повернуть повествование к тому, что мыслилось изначально, а не последовать за персонажами Золотого Берега. Приключилась пара  фальстартов, но, вроде, выровнялось, линия прослеживается, желание и намерение продолжать есть, так что... Всё должно бы получиться.

[HomoJoy]

Прочла ещё не всё, но многое и вот какое у меня сложилось мнение:
Самое основное — читать интересно, сюжет захватывает, прямо зудит иногда узнать продолжение…  И ещё – мне думается, что прежде чем автор вот так детально смог воспроизвести и привязать к Нирну всё в комплексе, он всю, до точки последней, проштудировал литературу  Обливиона, Морровинда и Скайрима, вжился в те Миры, может и полюбил их… Да.   Ну и грамотность изложения, разгул фантазии, четкость описаний характеров персоналий -  как будто автор жил где-то рядом с ними и просто подсмотрел… не часто такие качественные тексты попадаются…

Нравится очень, с удовольствием буду читать и уже готовые главы и будущие, ещё более интересные от ожидания и предположений....

[Thea]

Так что, продолжение следует...

*терпеливо ждёт продолжения*

 

Вообще, не очень терпеливо уже Я помню, что про Эстромо и морских эльфов пока вроде бы ничего не намечается, но там же СТОЛЬКО всего интересного и кроме этого. Столько всего!!!  И я уже говорила тебе, но скажу ещё раз, ибо каждый раз, когда играю в teso, всё там кажется намного живее после прочтения этой истории. Алинор такой вообще родной прям. Многие места не особо затягивали, ну красиво и ладно. А теперь на них совсем другими глазами смотрю.

[Joke_p]

И вот, наконец-то после долгого перерыва первая глава новой части, части, которая будет называться «Коловианский роман».

Капризы судьбы

Капризы судьбы

5 г. 4 Э. Месяц Утренней звезды. Детрилл Селас попытался приподняться на постели, но сумел лишь чуть-чуть оторвать голову от подушки и тут же с тихим стоном обессиленно рухнул обратно. Проклятье! Что за злосчастная судьба!

— Азура, за что?.. — прошептал данмер сухими растрескавшимися губами. Неподъёмная тяжесть век опустилась на воспалённые глаза. Тёмный эльф забылся сном.
Жизнь не слишком баловала Детрилла. Не так-то просто быть молодым портным, пускай и подающим большие надежды, но без денег и связей, в таком большом городе, как Балмора. Поди-ка поспорь с именитыми мастерами, давно и прочно привязавшими к себе всех более или менее серьёзных клиентов! Чтобы заявить о себе, пробиться наверх, нужно было нечто особенное. Например, крупный заказ, способный породить слухи, но где такой возьмёшь в силу названных причин?
И вдруг в конце осени 4 г. 4 Э. во время поездки в Суран Селасу улыбнулась удача. Нынешняя держательница «Дома Земных Наслаждений» решила устроить имперские комнаты, оформив их в богатом сиродильском стиле, а заодно снабдить своих красоток и красавцев соответствующими нарядами. Разумеется, честолюбивый портной не мог не ухватиться за такую возможность.
Детриллу были выданы деньги на покупку тканей, но, увы, после Кризиса Обливиона ассортимент, привозимый купцами на Вварденфелл, всё ещё оставался довольно скудным, при этом продавались сиродильские товары втридорога. А честолюбивому портному во что бы то ни стало нужно было выполнить свою задачу так, чтобы о нём заговорили, причём не просто, а с восхищением. В своём искусстве он не сомневался, но из худа хорошо не сделаешь. Оставалось только отправиться в Сиродил и самому приобрести всё необходимое. Времени, отведённого ему на выполнение работы, должно было вполне хватить, равно как и денег, которых, если закупаться не у местных торговцев, ещё немало бы и осталось.
Селас со всей возможной поспешностью отправился в путь. Поиски нужных товаров на исходе года завели его в Скинград, где все торговые дела пришлось отложить из-за Фестиваля Новой Жизни. Детрилл утешал себя тем, что, встретив новый год в Сиродиле, он сразу по окончании празднества покончит с закупками, понемногу начнёт работу уже на пути домой и тогда без проблем поспеет к сроку.
Но вышло иначе. Любезная улыбка удачи внезапно превратилась в ехидную гримасу, и молодого данмера надолго приковала к постели невесть где и как подцепленная хворь. Целители не находили причин его состояния, гостиничная прислуга с опаской входила в комнату больного, опасаясь заразы, а время, отведённое ему на выполнение заказа, неумолимо таяло, вместе с деньгами уплаченными за постой и потраченными на бесполезные лекарства.
Несчастный Детрилл не единожды давал себе слово хотя бы полулёжа в кровати начать работать с тем, что успел купить до праздника, но каждый раз оказывался слишком слаб, чтобы хотя бы приподняться, а его пальцы были не способны удержать иглу.
И вот, вновь в изнеможении откинувшись на подушки, он, прежде чем забыться тревожным сном, мысленно осыпал упрёками Азуру, допустившую, чтобы честный данмер, искренне почитавший даэдрическую владычицу и приносивший к её святилищу щедрые дары, оказался практически уничтожен всего за шаг до верного успеха. Из-под сомкнутых век Детрилла катились слёзы слабости и жалости к себе. Теперь, что бы он ни делал, ему не успеть выполнить работу в срок, а значит, вместо известности и новых заказов, его ждёт полное разорение. Уж лучше бы ему вовсе умереть от этого проклятого недуга, не поддающегося исцелению!
Наконец, прошептав своё горькое воззвание к повелительнице тёмных эльфов, он провалился в сон. Но вместо разрозненных горячечных видений, к которым молодой мер привык за последние дни, из круговерти невнятных образов вдруг отчётливо проступило лицо Королевы Сумерек. Рубиновые очи Азуры сверкали, брови были гневно нахмурены. Её совершенные уста отверзлись, и голос, грозный и невыразимо прекрасный, наполнил сон Детрилла:
— В том, что ты почитаешь горем, кроется твоё спасение. То, что ты мнишь потерей, обернётся великим благом. Ты же, не ведая будущего и не понимая настоящего, готов отринуть ту, что укрыла тебя покровом своей милости. За твоё былое усердие я прощаю тебе твою вину, но не забываю её. Впредь всегда помни об этом!
Данмеру показалось, что глаза Азуры мечут алые лучи, пронизывающие его насквозь, и он с воплем пробудился в холодном поту. Детрилл сполз с кровати и рухнул на колени, сбивчиво шепча слова раскаяния перемежаемые жаркими молитвами. Служанка, прибежавшая на его крик, помогла ему подняться с пола и снова лечь в постель, а затем поднесла воды. В последнее время, поскольку новых заболевших не было, прислуга несколько осмелела и постоялец стал получать больше внимания.
С этого дня Детрилл хоть и очень медленно, но всё же пошёл на поправку. Вскоре он смог, не вставая с постели, делать по несколько стежков на единственном уже раскроенном платье, больше для того, чтобы не впасть в полное отчаяние. Ему хотелось верить, что сон, в котором ему явилась Азура, был вещим, но его разум не мог вместить сказанного ею. Верное разорение не могло обернуться благом. И всё же он старался не высказывать своих сомнений даже в мыслях.
Так закончился месяц Утренней звезды. Ему на смену пришёл месяц Восхода солнца. Шестого числа, Детрилл, ещё накануне слишком слабый, чтобы встать с постели, проснулся полностью здоровым, точно затяжная болезнь ему просто пригрезилась. Не доверяя враз вернувшимся силам, весь день он провёл в комнате, успел дошить платье и раскроить новое, рассчитывая назавтра вернуться к закупкам. Возможно, ему удастся упросить об отсрочке… Разве он виноват, что его поразила неизвестная болезнь? Разве такое не могло случиться с кем угодно? Впрочем… возможно, лучше придумать какое-то другое объяснение возникшей задержке. Не то вдруг его работу не примут, боясь заразы?
Седьмого числа Детрилл впервые более чем за месяц вышел на улицу и был поражён явственно ощущавшейся атмосферой тревоги. Его ушей достиг чей-то разговор:
— Говорю тебе, извержение продолжается! Да такое, какого никто не припомнит! Помяни моё слово, нету больше Вварденфелла!
— Красная Гора бунтовала и прежде…
— Разве в этот раз земля не содрогнулась даже у нас под ногами?!
— Мара сохрани! А ведь верно!
Повсюду говорили об одном и том же: сперва земля дрогнула, точно от страшного удара, причём отголоски этого толчка ощутили даже в Сиродиле, а немногим позже началось извержение Красной Горы, какого не описывала ни одна летопись с тех незапамятных времён, как велотийцы населили Вварденфелл. Сам Детрилл пропустил сотрясение тверди, поскольку на тот момент всё ещё пребывал в болезненной полудрёме. Выпуски «Вороного курьера» были посвящены стихийному бедствию в Морровинде, о деталях которого только предстояло узнать.
Известие о произошедшем катаклизме заставило портного немного повременить с закупками. Всё равно ни одно судно не согласилось бы сейчас отправиться к данмерскому острову. К тому же увеселительным заведениям теперь едва ли скоро появится дело до смены интерьеров, а задержку с заказом вполне можно будет списать на природную катастрофу. Вернувшись в гостиницу, Детрилл вновь принялся за работу над одеждами из материи, приобретённой ранее.
Несколько дней прошли в относительной неизвестности и тревожных пересудах, а потом из Морровинда хлынули беженцы. В центральной провинции их было заметно меньше, чем в соседнем Скайриме, но все они в один голос повторяли одно: Баар Дау обрушилась на Вивек, в мгновение ока полностью уничтожив великий город и похоронив его в пучине Внутреннего моря. Падение небесной скалы разбудило Красную Гору, и та довершила царящий хаос и разрушение. Уцелевшие лишились всего, что имели, и лишь Азуре известно, сколько расстались с жизнью.
Печальные вести с родины заставили Детрилла крепко задуматься. По слухам, и от его родной Балморы, и от Сурана мало что осталось. Если бы не внезапный недуг, поразивший его, он с большой вероятностью сам оказался бы в числе обездоленных, а скорее даже — погибших. С запоздалым раскаянием данмер принялся возносить горячие благодарственные молитвы Азуре, которая уберегла его от подобной участи. К тому же теперь… теперь его едва ли станут искать, даже если осталось кому. На руках у него осталось ещё немало денег, которые он не успел потратить на закупку. И почти готовые платья… А также ткань, из которой можно было изготовить ещё несколько.
Детрилл обладал достаточным деловым чутьём, чтобы обернуть чудесное спасение к собственной выгоде. Он как можно скорее дошил одежды, при этом стараясь превзойти самого себя, а затем сдал их на реализацию в лучшие лавки, где его работа была принята весьма охотно. К каждому платью и костюму данмер приколол булавкой карточку со своим именем и названием гостиницы, где проживал, и стал ждать.
Первые заказчики появились довольно скоро. Одежды, пошитые молодым Селасом, сразу нашли своих почитателей, и дела у него быстро пошли в гору.
Не прожив в гостинице и полугода, он сперва снял под мастерскую первый этаж небольшого дома, а два года спустя выкупил здание целиком. Искусство его росло, к нему обращались всё более именитые граждане Империи, но Детрилл не брезговал и заказами от простых горожан — лишь бы платили. Он не скупился на лучшие материалы, и работал на совесть, так что через несколько лет имя его оказалось на устах едва ли не всех Сиродильских модниц и щёголей и не сходило с них десятилетиями.
Годы благоденствия придали фигуре Селаса дородности, теперь он мало напоминал того худощавого расторопного молодого мера, каким прибыл в Скинград. Дорожа своей репутацией, Детрилл имел дело только с самыми лучшими ткачами и нередко вздыхал, что один из них, чья материя ценилась особо, обретался аж на Золотом Берегу, в Анвиле, так что приходилось тратить время, мотаясь туда-сюда, как только понадобится особо изысканная ткань. Печаль данмера усугублялась тем, что обретённая солидность не позволяла ему оборачиваться так же шустро, как когда-то.
Всерьёз задумавшись над этой проблемой, Детрилл Селас нашёл довольно удачное решение. Между Анвилом — портовым городом, и Скинградом, производящим немало уникальных товаров, существовало постоянное торговое сообщение.
Данмер подробно записал на бумаге очередной заказ анвильскому ткачу и отправил его со смышлёным молодым возчиком по имени Кальвен, гонявшим свой фургон между Скинградом, Кватчем и Анвилом, перевозя грузы, а заодно и выполнявшим поручения по закупкам от жителей всех трёх городов. Парень успешно справился с задачей, привезя в точности то, что требовалось Детриллу и в нужном количестве. Теперь портному оставалось только каждый раз детально расписывать, чего и сколько надо купить, и передавать нибенийцу перед рейсом список и деньги. Своё время и удобство Селас ценил очень высоко, так что оплата его поручений составила заметную долю от прибыли, получаемой имперцем с каждой поездки.

***

В кухне царила умиротворяющая тишина. Лучи рассветного солнца проникали через окно, но не достигали стола, за которым завтракали сёстры, не лезли в глаза. Третье место за столом пустовало уже довольно давно, и такие ранние посиделки вдвоём стали в порядке вещей. Разговоры чаще велись вечерами, ведь за день у обеих девушек набиралось предостаточно разных событий и мыслей, которыми хотелось поделиться. По утрам же приятнее было молча наслаждаться обществом друг друга, понемногу просыпаясь и настраиваясь на новый трудовой день.
Мирта допила свой любимый чай с розой, мягко улыбнулась сестре, поднялась и принялась собираться в мастерскую. После завтрака всегда прибиралась старшая из девушек. Ведь хотя «Благоуханная лилия» и ткацкая мастерская начинали работать в один и тот же час, младшей, чтобы добраться до рабочего места, требовалось преодолеть несколько улиц, а не просто перейти из жилой части дома в торговую. Поэтому Умара неспешно пила кофе и с нежностью наблюдала за сборами сестрёнки.
Осенью нынешнего 111 г. 4 Э. Мирте должно было исполниться семнадцать. Она давно сильно перегнала в росте Умару, так и оставшуюся невысокой. Возможно, причиной тому было полуголодное детство, когда старшая из сестёр недоедала сама, прилагая все усилия, чтобы прокормить младшую. Светленькая Мирта всегда казалась более опрятной и хорошенькой, чем смуглая Умара. Та, хоть и была постоянно чистой и аккуратной, как того требовала работа на кухне, и насколько позволяла заношенная и застиранная одежда с давно въевшимися пятнами, выглядела в сравнении с младшей сестрёнкой сущей замарашкой.
После воцарения в трактирной кухне Зары, помимо той еды, которую девочкам выдавали вместо части жалованья, повара то и дело баловали белокурую милашку вкусненьким. Надо отдать Мирте должное, она в свою очередь всегда старалась сберечь часть угощения для Умары, которую искренне любила. Но что делать, если лакомый кусочек тебе порой, проходя мимо, засовывают прямо в рот? Разве что, поборов врождённую стеснительность, просить ещё немного для сестры, что она и делала, но прислушивались к этим просьбам не каждый раз. Зара неплохо относилась к Умаре, но баловать, чем повкуснее, любила именно Мирту. Не удивительно, что девочка, не обладавшая к тому же подвижностью старшей сестры, была заметно полнее неё. Сменив кухонную суету на спокойное ткацкое ремесло, девушка сохранила округлость форм, выразительностью которых всё же заметно уступала Умаре.
Лицом Мирта пошла в мать, которую Юсуф, отнюдь не обделённый женским вниманием, приметил далеко не случайно. В отличие от старшей сестры, её можно было, не покривив душой, назвать красивой. Девушка была высокой, неторопливой, мечтательно-застенчивой, имела золотисто-русые волосы и большие серые глаза, а её светлую кожу оживлял нежный румянец. Она привлекала немало восхищённых взглядов, но не замечала этого, а от любой попытки завязать знакомство бежала, как от чумы. Круг общения Мирты ограничивался двоими домочадцами да ткачом-учителем, с которыми девушка привыкла иметь дело.
Девушка бросила взгляд на часы и засуетилась. Что-то на этот раз её сборы затянулись. Не хватало только опоздать! Тогда старый имперец полдня будет ворчать!
Помахав Умаре на прощание, она исчезла за дверью.

***

Мирта расправила в руках образец узорчатой ткани и повернула его к свету, разглядывая рисунок. Всё в нём — от использованных цветов, до сплетения нитей — было придумано и создано ею. Довольная результатом, она поднялась, чтобы отнести материю на суд учителя. Теодрил придирчиво осмотрел работу девушки и одобрительно поцокал языком. Уже давно ученица не давала ему ни малейшего повода для недовольства.
— Передохни пока, пора пообедать, — пробурчал ткач, продолжая гонять свой станок.
Мирта тут же отложила работу и направилась к очагу. Выросшая при кухне в таверне, готовила она великолепно, и забота о том, что состряпать на обед, а порой и на ужин, почти с начала ученичества легла на её плечи. Пока ученица возилась по хозяйству, пожилой нибениец не прекращал ткать. Девчонка-то вон какая шустрая стала! Не угонишься за ней! Наконец девушка накрыла на стол и позвала Теодрила обедать.
Хотя Мирта по-прежнему считалась подмастерьем, всё больше материи, выходящей из мастерской Теодрила, было полностью выткано её руками. Учитель старел и уже не мог как прежде работать в полную силу: слабели руки, подводили глаза... Да и то сказать, приятно, когда есть кому перепоручить дела, а самому подремать лишний часок после обеда или расправить плечи, выйти подышать воздухом, посидеть под раскидистым деревом на площади напротив городских ворот... За свою жизнь имперец скопил довольно, чтобы хоть сейчас отправиться на покой и безбедно прожить остаток дней. Но всё-таки желания совсем отойти от дел у него не возникало — праздное существование представлялось ему скучным. Другое дело — отдохнуть чуток подольше, а там и снова за любимое дело — к ткацкому стану. Взяв ученицу, он был вынужден признать, что женщины — вовсе не такие недалёкие создания, как представлялось ему прежде, и даже находил определённую радость в успехах Мирты, которые, впрочем, полагал своей личной заслугой. В целом же к ней он относился вполне хорошо, но сильно сердцем не прикипел. Кроткая и отзывчивая девушка в глубине души это чувствовала и отвечала ткачу тем же — уважала, слушалась, перенимала мастерство, помогала, в чём могла, но и только.

***

111 г. 4 Э. Месяц Высокого солнца. Кальвен неторопливо ехал в своём фургоне, который бодро тянула ухоженная четвёрка крепких и выносливых гнедых лошадей. Рано утром он выехал из родного Скинграда и к завтрашнему полудню намеревался быть в Анвиле. Настроение у него было безоблачным, под стать выцветшему от жары небу над головой. Он отбросил соломинку, которую жевал, тряхнул вожжами, чтобы не успевшая устать упряжка двигалась чуть побыстрее, и негромко затянул песенку, подцепленную от крестьян, трудящихся на полях и виноградниках.
Жизнь была прекрасна. Эти поля, поросшие золотистой травой, дорога, знакомая до последнего кустика у обочины, бездонное бледно-голубое небо над головой — всё это принадлежало ему одному. Горячее солнце южной части Сиродила покрыло кожу возчика бронзовым загаром и почти добела выжгло светлые волосы. Рейс обещал быть удачным. С полным кошельком он вернётся домой, к радости матери, которая каждый раз ждёт его и тревожится. Будто бы ей невдомёк, что её сын знает этот путь лучше, чем собственную комнату! О разбойных нападениях на Золотой дороге давно не слышали, хищным зверям хватало добычи и без конины с человечиной. И потом, разве сам он, дожив до девятнадцати лет, всё ещё дитя неразумное, неспособное позаботиться о себе и доставить товары в целости?
Молодой нибениец уже три года самостоятельно занимался перевозкой грузов — делом унаследованным от отца. На пути Кальвен делал остановку в знакомом месте, где можно было напоить лошадей у природного источника и дать им передохнуть, а заодно перекусить самому прихваченной из дома снедью, после чего ехал уже до самого вечера. Путь был выверен и проделан не раз.
Фургон Кальвена спозаранку выезжал из Скинграда на Золотую дорогу и неторопливо двигался к западу до ответвления на Кватч, которого достигал часам к пяти вечера. Если у возчика были поручения и в этом городе, он сворачивал на север и к восьми часам пополудни доезжал до ворот, устраивался на ночлег, а на следующий день занимался делами. Если таковых набиралось немного, и решались они быстро, после обеда можно было снова трогаться в путь, чтобы около девяти вечера остановиться в таверне «Брина Кросс», от которой уже недалеко и до Анвила. Однако, обычно дело заканчивалось повторной ночёвкой в Кватче. Зато без риска что-то забыть, перепутать или сделать абы как в спешке. Да и лошадям возможность получше отдохнуть после долгой работы накануне перед новой поездкой. Выезжать с раннего утра смысла не было — всё равно в урочное время до Анвила не добраться, поэтому в первой половине дня парень мог завершить, что не успел или просто походить по городу, прикупить что-нибудь для себя и для матушки или зайти в часовню Акатоша, вновь любовно и благоговейно отстроенную жителями после Кризиса Обливиона. Ведь никто иной, как бог Дракон Времени, явился на помощь людям и помог выстоять в уже практически проигранной борьбе с даэдрическим Лордом Разрушения Мерунесом Дагоном, успевшим в телесном облике проникнуть в Нирн. Пообедав в гостинице, парень трогался в путь, через три часа снова был на Золотой дороге, к вечеру доезжал до «Брины», а оттуда утром отправлялся в Анвил, где оказывался не позже девяти часов утра.
Такие рейсы позволяли Кальвену не торопясь разбираться со всеми заказами и доставками, и оставляли довольно времени, чтобы без ущерба для дела обменяться новостями с другими возчиками, которых всегда полным-полно набивалось в «Брину Кросс». Условия там для них были самые подходящие, цены приемлемые, а утренний приезд в конечный пункт назначения давал хорошую возможность спокойно и без лишней суеты сделать всё необходимое за один день.
Если же, как нынче, нибенийцу предстоял прямой рейс до Анвила, он проезжал мимо перекрёстка с дорогой на Кватч и в половине седьмого добирался до придорожной таверны «Готтшо». По совести говоря, парень не слишком любил это заведение, больше подходившее для досужих богатых путешественников, хотя, само-собой, и для тех, кто занимался перевозками, места там были. Всё же хозяева не враги себе — упускать такой солидный кусок. Однако, во время тех поездок, когда парень заезжал в Кватч, разве что всерьёз разгулявшаяся непогода могла заставить его свернуть с дороги и задержаться в «Готтшо», чтобы переждать ненастье.
В обычное время четвёрка довезла фургон до постоялого двора. На исходе дня там всегда собирались крепкие мужики также занимавшиеся перевозкой грузов. Чаще всего орки, норды, имперцы или редгарды, хотя здесь их компания была не столь многочисленной, как в «Брине». Но и из них большинство было в той или иной степени знакомо между собой, так что и тут, обычно, находилось с кем поговорить, кого послушать, над кем подшутить.
Вся эта братия предпочитала ночевать в общей комнате на втором этаже, где продолжались и постепенно затихали начатые за ужином разговоры.
Кальвен распряг свою четвёрку, позаботился о лошадях и только после этого позволил себе зайти в таверну, передохнуть, поужинать и послушать, о чём судачит народ.
Знакомые встречали его дружескими кивками и поднятиями рук, он улыбался и отвечал тем же. Двое из сидевших за большим столом подвинулись, освободив для него место на лавке. Парень сделал заказ проходившей служанке и пристроился рядом с ними. В ожидании ужина он принялся осматриваться и прислушиваться, чтобы при случае влиться в общий разговор.
На сей раз в центре внимания был редгард из Восточной имперской компании, хваставшийся своими успехами у слабого пола. По его словам, девки бегали за ним табунами, и падали к нему в постель по первому зову.
— А чего ж ты тогда до сих пор холостой ходишь? — подначил его немолодой бывалый орк, давно усмехавшийся в усы, слушая его бахвальство.
— Да ты что, дед! — возмутился хаммерфеллец, — Это вместо того, чтобы свободным орлом парить — сиднем с одной засесть да завять скромным цветочком?!
— Слабоват твой цветочек видать, если всего с одной завянет, — под всеобщий хохот орсимер спрятал улыбку в кружке с пивом.
Редгард, несмотря на тёмную кожу, заметно покраснел, пару раз попытался заговорить, но его голос не мог перекрыть громких раскатов смеха. В конце концов он плюнул на это, махнул рукой и выбежал вон.
— Обиделся! — подвёл черту орк, проводив его взглядом.
— Да и Сангвин с ним! Надоел! — отозвался суровый северянин, — Негоже о женщинах так-то. Привечают тебя — радуйся, а языком не трепли!
— И то верно, — откликнулись из другого угла, — Меньше бы болтал — так бы не попал!
Впрочем, редгард вскоре вернулся, а чуть позже утешился в обществе одной из служанок, заодно доказав прочим, что хотя бы отчасти его болтовня правдива.
Кальвен посмеялся вместе со всеми, а после, налегая на принесённое рагу, задумался. Холостяков вроде него и этого трепача среди возчиков было немного. Большинство — люди семейные. Вот и ему мать всё чаще под благовидными предлогами подсовывала разных девушек — вдруг какая да понравится. Не то, чтобы он был против женитьбы, или хотел пожить в своё удовольствие без всяких обязательств, как любвеобильный хаммерфелец, но пока что душа у него не лежала ни к одной из них. А намедни, собирая парня в дорогу, матушка прямо заявила — будь жив отец, уж подобрали бы сыну невесту, чтобы зажил, как люди живут. Сетовала, что сама она ему не указ, а ей-де одиноко и скучно ждать его в пустом доме из каждой поездки, вдвоём с невесткой совсем бы другое дело! Такой поворот не слишком обрадовал Кальвена. Он попробовал отшутиться, но мать отстала лишь после упоминания о молодой каджитке, ищущей жильё и готовой стать хозяевам компаньонкой, с предложением взять её в дом, чтобы было повеселее. Тут уж родительница сама замахала на него руками и на время оставила в покое.
Сразу после ужина парень отправился устраиваться на ночлег. Большинство возчиков использовало одну-двух лошадей. Зачастую упряжка Кальвена оказывалась самой большой из всех остановившихся в «Готтшо» на ночь. Посему он предпочитал вставать раньше прочих, чтобы обиходить свою четвёрку, не толкаясь, не задерживая других и не задерживаясь сам. Кроме того, разворачиваться со здоровенным фургоном и выезжать на дорогу всяко удобнее, пока во двор не высыпала толпа народу.
Поднявшись наверх в общую спальню, молодой нибениец удобно устроился на нижнем ярусе кровати поближе к выходу, чтобы, поднявшись спозаранку, не будить остальных. Кто-то из проезжих трудяг довольствовался тюфяком — такой ночлег обходился на пару септимов дешевле, но Кальвен, которому требовалось выспаться получше и побыстрее, предпочитал переплатить. Он вполне мог позволить себе и отдельную комнату, стоившую ещё дороже, но не видел в этом смысла. Засыпал он легко и спал крепко, так что соседи по ночлегу не могли ему помешать. Поздние разговоры ещё не полностью смолкли, когда парень видел уже третий сон.
Кальвен проснулся на рассвете. Другие возчики ещё вовсю храпели. Он тихо оделся и почти беззвучно спустился вниз. Хозяева пока не встали, но парень отлично знал, что к тому моменту, как он закончит с делами, простой завтрак для трудовых людей будет уже готов. А гости чином повыше, которым требуется более изысканная стряпня, обычно и спят подольше, если только не условились с владельцами, чтобы их разбудили прямо с утра и подали всё необходимое.
Нибениец вышел на крыльцо, потянулся, размял плечи и залюбовался розовеющим небом. Вот-вот на востоке засияют первые лучи, предвестники дневной жары, спешащей на смену утренней свежести. Некогда зевать по сторонам. До самого зноя хорошо бы попасть в Анвил. Кальвен зашагал к колодцу, чтобы умыться и напоить лошадей перед дорогой.

 Calven_.jpg   155,93К   174 Количество загрузок: Кальвен.
Между делом он услышал позади дробный перестук копыт, но не придал этому значения. Парень налил одно из двух своих вёдер, снова до краёв набрал колодезное и собрался уже наполнить второе, как вдруг обнаружил, что первого на месте нет.
Это ещё что за новости? Свой брат-возчик таких шуток себе обычно не позволяет. Кальвен медленно обернулся. Пока он возился у колодца, к «Готтшо» подскакал курьер на вороном скакуне. Конь был весь в мыле и тяжело поводил боками, а его наездник, вырядившийся, точно на праздник, как ни в чём не бывало, нёс к нему набранную нибенийцем воду.
Между возчиками и курьерами существовала давняя и прочная неприязнь. Одной из её причин было то, что первые не воспринимали работу вторых всерьёз. Разве ж это настоящее дело? Носятся как ошалелые по всему Сиродилу, разнося новости, точно болтливые птицы! То ли дело доставка грузов! Вторые же полагали возчиков неотёсанными мужланами, не способными оценить важность быстрой доставки информации. По-своему были правы и те и другие. В мирное время, и когда не происходило иных серьёзных событий, вести, разносимые курьерами, зачастую напоминали слухи и сплетни, порой совершенно непроверенные. С другой стороны, случись серьёзная напасть — полезность служащих «Вороного курьера» сложно было переоценить. Правда, выходило как-то, что и народ под недобрые времена подбирался там совсем другой, куда более достойный уважения.
Вторая причина была глубже и серьёзнее. И те и другие в своём деле использовали лошадей. Только большинство возчиков — своих, либо хозяйских. Того, кто плохо заботился о животных, в их среде недолюбливали и избегали — поди, хороший человек коня-кормильца не обидит. А курьеры гоняли казённых и, бывало, обращались с ними хуже некуда и совершенно не берегли. При этом они обидно смеялись над тяжёлыми неповоротливыми битюгами, с которыми имели дело перевозчики грузов. До открытой вражды с ссорами и драками дело чаще всего не доходило, но задеть и уязвить друг друга обе стороны старались постоянно.
Молодчик, внаглую забравший ведро Кальвена, явно был не из тех, кто всерьёз обременял себя заботой о лошади. Парень нахмурился.
— А ну, поставь, где взял! — резко окликнул он гонца.
Тот обернулся с таким видом, словно не мог поверить, что кто-то осмелился ему перечить. Краем глаза он всё же покосился по сторонам, но, увидев, что нибениец один, пренебрежительно ухмыльнулся.
— Подождут твои мамонты. Пока они со двора выедут, я уже в Кватче буду. Ты не развалишься ещё набрать, а мне — срочно.
— Во-первых, ведро не твоё. Во-вторых, я не нанимался тебе воду таскать. В-третьих, твоему коню всяко остыть надо, потом и напоишь, — Кальвен был готов потерять терпение, но пока говорил ровно.
— Стану я ждать! — фыркнул курьер.
— Тебя его ноги кормят, а ты с ним как?! — уже зло произнёс имперец, — Сколько они у вас выдерживают при таком подходе? А сколько могли бы?!
— Не твоего ума дело! Надо будет — нового дадут.
— А этого куда?! На бойню?! Ему, поди, и пяти лет ещё нет! Ты погоди! Вот дойдёт до вашего хозяина, как ты с лошадьми обращаешься!.. Они меж тем денег стоят и немалых — ему прямое разорение!
— Много ты понимаешь! Наше дело — как можно быстрее приносить известия, на этом владельцы и делают деньги. А лошади… — он сделал пренебрежительный жест, будто стряхивал с пальцев какую-то гадость.
— И какую же такую спешную весть ты сейчас везёшь? — Кальвен из последних сил старался сдержаться, хотя внутри у него всё кипело.
— Так я тебе и сказал! В следующем выпуске «Вороного курьера» прочитаешь. Если умеешь, конечно.
— Да что там читать нынче?! Сказать, ради чего вы лошадей гробите? «У гражданки Империи украли рюкзак с ценным содержимым. Позднее выяснилось, что она забыла его в таверне под лавкой. Пропажа возвращена владелице по первому требованию». Вот и все ваши срочные новости.
Надо сказать, преувеличивал Кальвен лишь самую малость. За неимением серьёзных происшествий «Вороной курьер» в последнее время писал обо всякой бытовой чепухе и мелких неурядицах.
— Много ты понимаешь! — гонец демонстративно сплюнул и собрался отвернуться, давая понять, что разговор окончен.
Кальвен поставил набранное ведро на край колодца и с угрожающим видом шагнул к наглому хлыщу. Тот заметно занервничал, хотя и старался не подавать вида.
— Эй ты, деревня! Стой лучше, где стоишь! Не то пожалеешь! Я — на службе!
Нибениец, бывший, несмотря на род занятий, городским жителем, исподлобья взглянул на курьера и сделал ещё шаг, неторопливо закатывая рукав. Гонец опустил бадейку на землю, трусовато озираясь в поисках стражи.
Изначально у Кальвена было две цели. Во-первых, припугнуть зарвавшегося молодчика и забрать обратно своё ведро, во-вторых, выиграть время для вороного скакуна, чтобы тот успел остыть и передохнуть. Но совладать с поднявшимся в душе гневом было непросто, и тот постепенно брал верх над молодым имперцем. Хоть Кальвен по большей части и был довольно рассудительным малым, порой ему не хватало осмотрительности.
— Отдай ведро. Просто отдай, — сквозь зубы процедил возчик, уже примериваясь для хорошего удара в случае отказа.
Но оробевший курьер, казалось, совсем забыл, с чего началась ссора. Его теперь волновала только собственная неприкосновенность. Причём настолько, что возможное следствие затмило для него причину. Вместо того, чтобы замять это дело и предложить Кальвену забрать воду, тот отступил на шаг и, возвысив голос, чтобы привлечь внимание стражника на дороге, почти взвизгнул:
— Только попробуй меня хоть пальцем тронуть!
— Пальцем тронуть? Да тебя им делали! Была охота руки марать, — протянул с крыльца низкий насмешливый голос. Там, лениво привалившись к косяку и сложив на груди здоровенные ручищи с бугрящимися мускулами, стоял тот самый орк, что накануне подтрунивал над редгардским хвастуном.
Его внушительный вид, а так же то, что к возчику, с которым гонец затеял ссору, подоспело подкрепление, окончательно напугало последнего. Решив, что, конь, которого он забыл напоить при выезде из Анвила, перебьётся без воды и дальше, курьер с досадой пнул присвоенное ведро, опрокинув его, и тут же повернулся к скакуну, чтобы вскочить верхом и дать дёру. Однако он не учёл одной мелочи. Пока они с Кальвеном препирались из-за воды, вороной, оставленный без присмотра, успел отойти в сторону и теперь свободно гулял по двору.
Орк посторонился. У него из-за спины вынырнул давешний редгард, быстро подошёл к коню и завладел поводьями. Вороной, явно не привыкший к хорошему обращению, испуганно дёрнулся, косясь на незнакомца, но мало кто умеет понимать лошадей лучше хаммерфелльцев, так что темнокожий возчик быстро успокоил скакуна.
Курьер затравленно озирался. Времени он явно потерял куда больше, чем если бы позволил Кальвену спокойно обиходить свою четвёрку, и занялся вороным в свою очередь. А теперь он оказался среди раздосадованных возчиков и в довершение всего лишился возможности сбежать.
Орсимер с показной ленцой оттолкнулся спиной от дверного косяка, неторопливо подошёл к Кальвену и опустил тяжёлую ладонь ему на плечо.
— Не горячись, парень. Он всё понял, сейчас извинится и исправит то, что натворил, — при этом желтоватые глаза с ромбовидными зрачками исподлобья выразительно уставились на курьера, а свободная ручища будто бы невзначай опустилась на рукоять длинного кнута, прицепленного к поясу.
Ни единого следа не оставил этот бич на спинах и боках лошадей, зато среди хищников, в разное время пытавшихся напасть на орка и его упряжку, многие носили характерные отметины и отнюдь не горели желанием свести повторное знакомство с владельцем этого оружия. Разумеется, речь о тех, кто пережил первое.
Теперь уже и возможное заступничество стражника не казалось курьеру достаточной защитой. Сказать, что возчики отняли его коня и не отдают? Как же! Делать трудовому народу больше нечего — с утра время терять. Кто в такое поверит? Правда, вороного тогда вернут, но ведь прежде расскажут и свою версию событий. Куда более правдоподобную. А ведро, взятое без спроса, вполне может потянуть на мелкую кражу. И подтвердят же все, как один! Хорошо ещё, если не начнут обвинять в попытке украсть товар! С них ведь станется!
Орк, ощутив, что Кальвен немного расслабился под его рукой и не кинется в драку, выпустил плечо нибенийца и спокойно с наигранным добродушием обратился к гонцу:
— Ты же всё понял, правда? Не повезло тебе — папка с мамкой не научили себя вести, ну да я нынче добрый. Пособлю и денег не спрошу. Значит так. Извинись.
Курьер окинул двор безнадёжным взглядом и еле слышно пробормотал нечто неразборчивое.
— Не слышу. Громче, — тем же тоном велел орк, поигрывая кнутовищем незаметно оказавшимся у него в руках.
— Извини… — процедил гонец.
— Над тоном придётся поработать, но для начала — сойдёт. Теперь подними ведро, очисти от песка, набери заново и отдай хозяину.
— У него вон полное из колодца уже вынуто, — слабо огрызнулся курьер.
— А это он сейчас во второе ведро перельёт, - орк с широкой улыбкой развёл руками, мол, разве ж это проблема?!
Именно это Кальвен незамедлительно и проделал. И так уже задержался дальше некуда. Гонцу был вынужден поднять опрокинутую бадейку и хорошенько её почистить, поскольку путь к колодцу ему преградила толстенная рука, непоколебимая, точно каменная ограда. Жест сопровождался терпеливо-суровым пояснением:
— Грязь в колодец не тащи.
Курьер набрал воду, перелил в ведро и без дальнейших понуканий протянул Кальвену, после чего в сопровождении орка отступил в сторону, дав наконец нибенийцу возможность заняться своей упряжкой.
— А теперь, — проговорил орк, когда молодой имперец отошёл от колодца, — ты как следует поухаживаешь за своим конём. Да так, чтобы я видел.
— И я! — хищно сверкнул белыми зубами редгард, — И только попробуй потом на нём досаду выместить! Я вас обоих запомнил. И тебя и вороного. Не спутаю. Увижу тебя на другом, или пойму, что этому под тобой по-прежнему не сладко — пеняй на себя. А я много где по Сиродилу мотаюсь, имей в виду.
Орк дружески кивнул хаммерфелльцу, явно одобряя его вмешательство. Под их присмотром курьеру ничего не оставалось, кроме как сбросить свой нарядный камзол и хорошенько позаботиться о коне. Ни малейшая оплошность не оставалась без требования немедленно её исправить. К тому моменту, как возчики оставили гонца в покое, его щегольские штаны потеряли свой шикарный вид, тонкая рубашка пропиталась потом, а сам он начал смахивать на мокрого воробья, вдобавок извалявшегося в пыли.
Кальвен же, занимаясь своими лошадьми, снова и снова прокручивал в голове недавнюю сцену и гнев его, приглушённый вмешательством орка, начал распаляться вновь. Он перебирал в уме слова, которые следовало бы бросить наглецу в лицо, представлял, как тряхнёт его за шкирку, как врежет кулаком, опрокинет в грязь, что тот развёл, разлив воду. В этих думах нибениец находил мрачную отраду, но невозможность выместить своё настроение всё сильнее угнетала его. Не сказать, чтобы он был задирой, но нахальства и несправедливости не терпел, а плохого обращения с лошадьми не мог простить никому.
Закончив с делами и отправляясь завтракать, он не удержался и от души въехал кулаком в дверной косяк, давая выход своей ярости. Столько времени потерял зря! Теперь не нагонишь! Да ещё и настроение скатилось в Обливион! С такого утра — весь день насмарку!
Наскоро и без удовольствия поев, Кальвен засобирался в путь. Порой он и в более удачные дни скрашивал дорогу бутылочкой пивка. Править упряжкой крепкому парню это нисколько не не мешало, зато настроение, и без того, обычно, хорошее, становилось ещё лучше. Чаще всего он позволял себе немного расслабиться на участке от Кватча до «Брины Кросс». Но на сей раз прихватил пару бутылок в Анвил.
На выходе из таверны Кальвен встретил орка с редгардом, наконец отпустивших гонца и отправлявшихся завтракать. А ведь и они потеряли драгоценное утреннее время. И всё из-за одного урода. Немного улёгшаяся досада снова подняла голову. Хорошо ещё, что курьер успел отъехать от постоялого двора и не попался парню на глаза.
Стоило фургону выехать на дорогу и двинуться к Анвилу, Кальвен открыл первую бутылку и втянул прохладный напиток. Напряжение немного отпустило, и вторую он пил уже не спеша, смакуя каждый глоток. Да и даэдра бы с ним, с этим курьером! Может, хоть поймёт чего, и коню полегче станет. Редгард его правильно припугнул. Пусть теперь на одном ездит и о нём заботится. Встречались среди курьеров и такие, у кого были постоянные лошади.
Эти мыли окончательно примирили Кальвена с действительностью, и в Анвил он въезжал уже в приподнятом и благодушном настроении.
До полуденного пекла достичь города не удалось, но случайно набежавшая тучка освежила проезжего и его упряжку небольшим дождичком, прибила горячую дорожную пыль и тут же умчалась прочь. Точно сам мир извинялся за то, что под его небом встречаются недоразумения вроде этого курьера, и старался сгладить утреннее впечатление.
Дальше всё тоже пошло довольно удачно. Кальвен доставил товары куда следовало, без проблем закупил большую часть обратного груза и решил, прежде чем заняться мелкими заказами, выполнить поручение Детрилла Селаса. Оставив лошадей на городской конюшне, он отправился к мастерской Теодрила. Вряд ли загружать оплаченные ткани придётся сразу. Да и не так там много, чтобы фургон подгонять. Поди, на себе перетащит.

***

Людей Мирта по-прежнему стеснялась, и когда к мастеру приходили покупатели или заказчики, старалась потихоньку выйти из комнаты, а если работы было так много, что времени терять никак нельзя, пряталась за полотном, которое ткала, чтобы оставаться как можно более незаметной.
В этот послеобеденный час девушка сидела за станком, челнок бойко сновал в её умелых руках. Солнечный луч, проникший через окно, вызолотил светлые волосы юной мастерицы, поделился сиянием со светлым платьем. Её наставник после трапезы вышел подышать свежим воздухом и до сих пор не вернулся, но Мирта не тревожилась: в последнее время тот всё чаще задерживался на таких прогулках, зато возвращался всегда в благодушном настроении и с удовольствием брался за работу. Тем более сегодняшний небольшой дождик добавил летнему дню благодатной свежести. А вот в непогожие дни, когда из дома было носа не высунуть, ткач нередко ворчал по любому поводу, а то и без каких-либо причин придирался к ученице. Работа у девушки спорилась, она с улыбкой тихонько напевала что-то светлое и радостное, само собой приходившее на ум. Застенчивая и чуждая всяких увеселений, избегающая общения, настоящих песен Мирта практически не знала.
Заслышав шорох на крыльце, она подняла голову, продолжая улыбаться. Учитель нынче что-то сильно подзадержался, но вот, наконец-то, и он. Незапертая дверь приоткрылась, однако вместо Теодрила на пороге показался молодой загорелый нибениец.
Парень замер, очарованный прелестной картиной, представшей его взору. Окутанная солнечным сиянием, в глубине просторной комнаты за ткацким станом сидела миловидная девушка в расцвете юной свежести и встречала его улыбкой. Правда выражение её лица быстро изменилось, уступив место смущению, но и нежный румянец, окрасивший светлую кожу, шёл ей необычайно. Кальвену показалось, будто давно выветрившееся пиво вдруг ударило в голову не хуже столетнего бренди.
— Я... э-э-э... — парень постарался среди воцарившегося в мыслях сумбура отыскать нужную, — у меня дело к господину Теодрилу.
— Он должен скоро вернуться, — скромно потупившись тихонько отозвалась Мирта. Девушка пребывала в некотором замешательстве. Предложить парню войти? Тогда ей, верно, достанется от ткача, что в его отсутствие принимает гостей. Да и вот ещё! Незнакомец — и так близко!.. Нет-нет, лучше пусть стоит, где стоял! Если же, напротив, попросить посетителя прийти попозже, а дело окажется срочным, учитель и подавно будет недоволен. Но нибениец сам разрешил её сомнения.
— Можно я подожду его здесь? — спросил он, указывая на лавочку возле двери.
Юная мастерица с облегчением кивнула. Пожалуй, так будет лучше всего. Теодрил сможет переговорить с ним как только вернётся, и всё же едва ли ткачу придёт в голову, что ученица отвлекалась от дела в отсутствие учителя, раз уж парень остался сидеть у самого входа, а сама девушка — за станком.
Продолжая работать, Мирта старалась забыть про имперца, но то и дело невольно посматривала на него. Кажется, она уже мельком видела этого нибенийца. И, похоже, не раз. Бывал он в мастерской наездами, но до сих пор всегда заставал хозяина на месте, так что Мирта, стоило приоткрыться входной двери, поскорее сбегала в дальнюю комнату. И вдруг она оказалась вынуждена сама встречать нежданного гостя.
Девушка выбранила себя за очередной взор, украдкой брошенный на нибенийца, и постаралась углубиться в работу, но невольно чувствовала на себе ответный взгляд, который, пробежавшись по мастерской, вновь и вновь возвращался к ней. Кальвен же тем временем пытался найти ответ на весьма занимавший его вопрос: кем она приходится ткачу? Молодая жена? Дочь? Наёмная работница? Ученица? Как бы узнать? Расспросить? Не ровен час сам Теодрил вернётся во время такого разговора. Неловко может выйти…
Мирта заставила себя сосредоточиться на узорчатой материи, которую ткала. Её движения были плавными, но приятно округлые руки так и мелькали. Видно было, что девушка знает и любит своё дело. Возчик невольно любовался ею. Осиянная солнечными лучами, она казалась почти неземным созданием.
Кальвену казалось неловким молчать, но он не мог решиться начать разговор, а застенчивая девушка сама не раскрыла бы рта даже под страхом смерти. Такое положение сохранялось вплоть до возвращения Теодрила, который, как оказалось, незаметно задремал в ажурной тени своего любимого дерева.
При появлении хозяина мастерской Кальвен вскочил, и, учтиво поприветствовав ткача, протянул ему заказ скинградского портного. Тот внимательно изучил бумагу и недовольно пожевал губами.
— Ты когда обратно поедешь?
— Собирался завтра на рассвете.
— Не успею. Большая часть того, что на этот раз требуется господину Детриллу, у меня есть, но вот эта ткань, — он постучал пальцем по списку, — совсем недавно была куплена одним купцом. Я уже начал работать над пополнением запаса, но раньше, чем послезавтра к вечеру, готово не будет.
От таких новостей Кальвен немного растерялся. Его ждали в Скинграде, он обычно не задерживался в рейсе и дорожил репутацией обязательного и пунктуального возчика. Но, если подумать, Детрилл Селас был одним из самых щедрых горожан, пользовавшихся его услугами. Послезавтрашний вечер... Отправляться в ночь небезопасно, достаточно чуть сбиться в темноте с дороги — того и гляди опрокинешься вместе с фургоном в овраг. Значит, тронуться в путь он сможет только утром третьего дня.
— Господин Теодрил, а поскорее никак не выйдет?
— Послезавтрашний день — крайний срок. А ежели по уму, так надо бы ещё денёк набросить. Быстрее даже не возьмусь. И пусть господин Селас радуется, что я не требую доплаты за срочность. Как-никак — постоянный заказчик.
Кальвен удручённо кивнул. Как ни гони лошадей, за день от Скинграда до Анвила не доедешь. Так и тут, проси не проси — на всё своё время нужно.
А ткач уже повернулся к ученице:
— Слышишь, Мирта? Придётся тебе задержаться! Эти дни работаем допоздна, откладываем в сторону всё, кроме заказа господина Детрилла Селаса.
Девушка покорно кивнула. Вот, значит, как её зовут… Мирта.
Молодой имперец оплатил то, что было в наличии, забрал товар, убедившись, что без труда донесёт покупку за один раз, и ушёл, чтобы закончить с менее значительными делами. Больше нигде проблем не возникло, и за пару часов до заката парень был уже свободен.
Что за беда, если он задержится в городе на несколько дней? И испортит этим свою до сих пор безупречную репутацию? Нет, нужно сделать иначе. Завтра утром он отправится обратно в Скинград, чтобы доставить всё в срок, объяснит данмерскому портному ситуацию, отдаст то, что успел привезти, а затем, не гоняя попусту фургон, верхом или на небольшой телеге вернётся в Анвил и дождётся, пока ткач выполнит заказ.
Сперва Кальвен думал провести весь вечер в гостинице, расположенной вне города у северных ворот, где останавливалось большинство народа, связанного с перевозками. А там, может, пропустить кружечку-другую, да и лечь пораньше, чтобы поутру отправиться в обратный путь, но чем сильнее день близился к завершению, тем меньше ему хотелось воплощать это намерение. Закончилось тем, что когда начали сгущаться бархатные сумерки зрелого лета, молодой нибениец, сам не зная как, оказался под окнами мастерской Теодрила, из которых струился мягкий уютный свет.
Парень ухватился за подоконник, подтянулся и заглянул в комнату. Старик и девушка всё ещё были заняты работой. Не зря ткач сказал, что трудиться придётся допоздна.
Имперец спрыгнул в густую траву, обрамлявшую фундамент. Поправил одежду, пригладил волосы, взошёл на крыльцо и постучал в дверь.
— Не заперто! — послышался голос хозяина, и дневной посетитель снова появился на пороге, — Заходи, да дверь закрой! Мошкары напустишь, — проворчал ткач, вопросительно глядя на парня, зачем, мол явился? Ведь всё, что имелось в наличии, ещё днём забрал, а остальное не готово, сказано же было!
— Господин Теодрил, я — только сказать. Завтра, как и собирался, поеду обратно в Скинград, отвезу, что нужно, заодно объясню господину Селасу, почему с заказом задержка. Не думаю, что он его отменит! А к назначенному сроку приеду в Анвил снова.
— Ладно… Так-то мне всё равно, где ты будешь, главное, что заказ в силе. Молодец, что предупредить догадался, — голос у мастера оставался ворчливым, но Мирта удивлённо взглянула на старика. Удостоиться от него похвалы — надо было очень постараться. Особенно человеку постороннему.
Кальвен уважительно поклонился, невольно бросил очередной взгляд на девушку и встретился с ней глазами. Та торопливо потупилась, вся порозовев от смущения. Он попрощался и вышел наружу, поскорее затворив дверь, чтобы не вызвать неудовольствия ткача.

***

Если бы молодой нибениец тронулся в путь как только закончил с делами, он вполне мог бы заночевать в «Брине Кросс». Но Кальвен обычно предпочитал не торопиться с выездом из Анвила и дать лошадям получше отдохнуть перед обратной дорогой. Тем более, что отправиться можно было спозаранку, поскольку постоялый двор располагался снаружи от городских стен, и не требовалось дожидаться открытия ворот. Здесь были хорошие просторные конюшни и надёжная охрана, какой не могли похвастаться другие гостиницы и таверны. Иначе владельцу заведения, где останавливается торговый люд со своими товарами, просто нельзя. Зато постояльцы могли спать спокойно — на памяти Кальвена не было даже ни единого слуха, чтобы у кого-то тут пропал груз. Разве что Зенитару или Ноктюрнал было известно, во что обходилась хозяину такая невнимательность местной Гильдии воров к его гостям, но дело, видимо, того стоило.

Возможно, окажись парень вечером в дороге, свежесть восприятия наступления летней ночи, дурманящего запаха трав, стрекотания насекомых, первой робкой переклички ночных птиц вытеснила бы у него из головы дневные впечатления. Но вечер он встретил в городе и еле успел выйти до закрытия ворот.
За ужином Кальвен был рассеян и почти не принимал участия в разговорах. Решив, что нибениец просто устал за день, знакомые, каковых и здесь у него было немало, в том числе и среди возчиков, приезжавших вдоль побережья из Хаммерфелла, почли за лучшее оставить его в покое. Но хотя молодой имперец действительно рано отправился спать, заснул он далеко не сразу. Глядя в теряющийся во мраке потолок, парень вспоминал минувший день.
Может, мать права? И ему в самом деле пора жениться? Если уж у старика-ткача такая прелестная молодая жёнушка… Чем он-то хуже? При мысли о том, что очаровательная девушка, должно быть, уже принадлежит другому, Кальвен вздохнул. Впрочем, что-то не давало ему покоя. Будто бы промелькнуло что-то, намекавшее, что Мирта не являлась супругой Теодрила, но нибенийцу никак не удавалось поймать эту мысль. Он ворочался, не в силах ни найти разгадку, ни забыть о своих сомнениях. Вдруг он так резко подскочил и сел на постели, что если бы лежал внизу на двухъярусной кровати, как накануне в «Готтшо», то, верно, ударился бы головой о верхнюю лежанку.
Вот оно! Ткач сказал, что ей «придётся задержаться»! Значит, девушка живёт не с ним!
Кальвен с облегчением откинулся обратно на постель, улыбаясь в темноту. То, что не будучи замужем за ткачом, Мирта могла быть невестой или даже супругой кого-то другого даже не пришло ему в голову. Теперь он был свято уверен, что она свободна. И она находилась совсем рядом. Где-то там, за городскими стенами. Верно уже закончила работу и вернулась домой… Или всё ещё продолжает трудиться?.. Теплое чувство, поднявшееся в груди у молодого нибенийца, казалось было готово объять весь Анвил, где проживала девушка. С мыслями о ней имперец наконец заснул, чтобы с первыми лучами солнца тронуться в путь и поскорее вернуться сюда вновь.

***

Скорей, скорей, скорей! Башмачки Мирты негромко постукивали по брусчатке. Окна домов и уличные фонари давали достаточно света, но сердце девушки всё равно тревожно сжималось, то при виде тёмного силуэта, вблизи оказывавшегося стражником, патрулирующим отходящий ко сну город, то при звуке хмельных голосов, нестройно выводивших какую-то песню возле таверны за углом. Ох! Уж лучше стражник! Она шагала так быстро, что успела запыхаться и ей приходилось делать над собой нешуточное усилие, чтобы не припустить бегом.

Но вот наконец и знакомая вывеска «Благоуханной лилии»! При виде родного дома девушка всё же не выдержала и побежала. На пороге стояла хозяйка лавки и вытянув перед собой руку с фонарём тревожно вглядывалась в ночь.
— Мирта? Почему ты так долго?! Я уже не знала, что и думать! То ли ждать, то ли бежать искать…
Будь Индарио дома, Умара отправила бы его к ткачу, узнать, куда запропастилась сестра, а сама осталась бы дожидаться, но, увы, её возлюбленный был в отъезде.
— Умара, прости! Неожиданно свалилась срочная работа… Я не могла даже сбегать и предупредить тебя…
Глядя в виноватые глаза младшей сестрёнки, старшая ласково улыбнулась.
— Главное, что ты жива и невредима. Заходи в дом, там расскажешь, что там у вас приключилось.
Девушки вошли внутрь. Час был уже поздний, но Умара захлопотала на кухне, заваривая успокаивающий чай с мятой, который отлично прогоняет все тревоги минувшего дня и навевает приятные сны. Нежный аромат с нотками свежей прохлады поплыл по дому.
К тому моменту, как старшая сестра разлила напиток по чашкам, младшая успела переодеться, умыться, распустить волосы и подсесть к столу.
— Так что же за работа свалилась на тебя так срочно? — мягко спросила Умара, подавая Мирте чай.
— Не на меня! Что ты! Господин Теодрил делает куда больше!
Старшая сестра только покачала головой. Она в достаточной мере интересовалась делами сестрёнки и умела находить подходящие источники информации, чтобы иметь представление о том, как на поверку обстоят дела в мастерской.
— Мне кажется, радость моя, ты себя недооцениваешь. Но всё-таки, что же случилось?
— Сегодня приехал парень из Скинграда, привёз заказ от тамошнего портного, Детрилла Селаса, так, его, кажется, зовут… Он часто заказывает у нас ткани и всегда самые лучшие. А тут нужной ему не оказалось. Купцы недавно подчистую её выбрали. Вот и пришлось… Господин Теодрил велел задержаться и заниматься только этим заказом. Послезавтра этот нибениец должен вернуться, и к его приезду всё должно быть готово.
Тут Мирта вспомнила, как случайно встретилась с Кальвеном глазами и снова порозовела. Это не укрылось от внимания Умары и вызвало её любопытство, которое, однако, нельзя было удовлетворить напрямую, чтобы не напугать и не смутить сестру, не то та даже от неё захлопнется, что твоя ракушка. Попробуй потом разговори!
— Так значит, ты до послезавтра будешь возвращаться так поздно?
— Может, и дольше, если не успеем закончить. Господин Теодрил сказал этому парню, что послезавтра — это самое раннее. Работы действительно очень много.
Мирта сделала пару глотков и вдруг рассмеялась, опустив лицо так, что чашка, которую она поставила на стол, оказалась внутри шатра из светлых локонов.
— Ты представляешь! Он пришёл… а господина Теодрила нет! О, Мара!
Умара улыбнулась. Она отлично знала сестру и понимала, насколько её должна была смутить возникшая ситуация, и что смеётся та от облегчения, что неловкий момент остался позади.
— И куда же запропастился твой учитель?
— Он… задремал под деревом после обеда… А тут этот нибениец…
— Он отправился искать хозяина, когда оказалось, что того нет дома?
— Нет… Он спросил позволения подождать у самого входа. И совсем не мешал мне работать, — при этих словах щёки Мирты снова окрасились румянцем. Ей не в чем было упрекнуть посетителя, но не себя. Парень не отвлекал её, но она отвлекалась сама, — Он дождался господина Теодрила, узнал, когда будет готов заказ, и ушёл. Потом вернулся уже вечером, сказал, что не будет дожидаться в Анвиле, а снова приедет к сроку.
— Что ж, это разумно. За пару-тройку дней можно многое успеть сделать, вместо того, чтобы бесцельно болтаться по городу. Похоже, этот нибениец серьёзно относится к своей работе.
— А знаешь… Господин Теодрил его тоже похвалил, — всё ещё с оттенком удивления произнесла Мирта. Всё-таки ткач обычно бывал очень скуп на одобрение.
— За то же самое?
— Нет… Что зашёл предупредить об отъезде и возвращении.
— Да, пожалуй, это говорит об уважительном отношении и о привычке обдумывать свои поступки.
Умара собрала чашки, а Мирта всё ещё сидела, вытянув перед собой руки и рассматривая узоры на скатерти. Уже двое из тех, чьему суждению она привыкла доверять, одобрительно отозвались об этом, практически незнакомом парне. Жаль, что она не успела его толком рассмотреть… Только и запомнила, что бронзовую кожу, да светлые волосы. Но разве у неё есть время пялить глаза на всякого приезжего? Работать нужно!
Девушка поднялась, пожелала сестре спокойной ночи и скрылась в своей спальне.
Умара, убирая посуду, покачивала головой. Похоже, это случайное происшествие произвело сильное впечатление на Мирту. Обычно та больше расспрашивала сестру о дневных делах и о посетителях «Благоуханной лилии», нежели говорила сама, а тут, гляди-ка, вовсе спросить забыла.

***

Фургон, влекомый четвёркой лошадей, катился под рассветным небом Золотого Берега. Ночные грёзы Кальвена стали продолжением вечерних мыслей. Утренние хлопоты не смогли надолго оттеснить воспоминаний о вчерашнем дне и увиденных снах. Правя упряжкой, нибениец снова погрузился в приятные раздумья. Одна из колёсных осей начала поскрипывать. Дома нужно будет осмотреть её и навести порядок, но сейчас, несмотря на мелкую неполадку, парень улыбался. В высоком, чуть визгливом, без конца повторяющемся звуке ему слышалось одно и то же имя: «Мирта!»

 

Следующая глава: Мечты и хлопоты

[Thea]

Полагаю, извержение вулкана историческое событие? Я с данмерами как-то не особо... Но я почти уверена, что все, что происходит у тебя, имеет исторический вес

 

Мне очень понравилась история этого портного. Его сон был очень живой. Не хочу подробнее расписывать, чтобы не портить впечатления другим. Это нужно почитать самому. И как же приятно было потом читать про Мирту, видя связь с началом новой главы. Очень интересно все переплетается.

 

Мирта просто прелесть. Вот даже не зная об их с Умарой судьбе, уже только по этой одной главе можно отлично себе представить какая она. Но я, конечно, помню все те мелочи, которые происходили раньше. Оттого так приятно было вновь о ней почитать. И увидеть, как она выросла.

 

Вновь выяснилось, что читать быстрее, чем писать. Я так зачиталась о смущенной Мирте, о повзрослевшей Умаре и замечтавшемся Кальвене, что была в шоке, обнаружив внезапное окончание главы. Как так? Почему-то была уверена, что вот-вот он вернется за тканью, что-то и про Индарио узнаю, ещё что-то произойдет. А глава, как та вкусная конфетка, уже и закончилась.

 

Чудесная глава. Вот прям очень! Тут и возвращение к самому началу, чуть больше раскрывается откуда Корнелия родом, ведь тут куда больше рассказывается о Мирте, прямой связи с Корнелией, чем в других главах. Но тут и продолжение нескольких завязок, развившихся ранее.

И Кальвен очарователен! Я помню, как ты рассказывала об одном парне, доставляющим тебе сложности с написанием о нем. Очень рада, что эти сложности остались позади. И еще больше рада тому, что он оказался совсем не таким типусом, как ты мы его успели обозвать))) Он чудесный парень. Доделывай уже его портрет и показывай!

 

 

[Joke_p]

Огромное спасибо за отзыв! Глава получилась короче, чем те, которыми завершались "Истории Золотого Берега", но длиннее тех, с которых они начинались. Будем надеяться, что и дальше возьму разгон.

 

Полагаю, извержение вулкана историческое событие? Я с данмерами как-то не особо... Но я почти уверена, что все, что происходит у тебя, имеет исторический вес

 

Я вообще стараюсь как можно строже придерживаться исторических реалий мира, так что жизни и судьбы персонажей увязаны с ними. Там, где приходится домысливать от недостатка известных фактов, не ухожу дальше того, что гарантированно не противоречит имеющимся и заслуживающим доверия источникам.

 

Падение Баар Дау, вызванное взрывом Инжениума, поддерживавшего её на весу после исчезновения Вивека, которое привело к детонации и мощнейшему извержению Красной Горы, - историческое событие (5 г. 4 Э. 5 день месяца Восхода солнца.). Сама катастрофа и ставшее её следствием разрушение Вварденфела, в результате которого множество данмеров погибло, а значительно число оказалось рассеяно по миру, вошли в хроники под именем Красного Года.

 

Более того, известно, что некоторые данмеры избежали гибели при этом катаклизме, поскольку Азура через ниспосланные им видения предупредила их. Потому-то данмеры, спасшиеся в Скайриме, и воздвигли посвящённую ей огромную статую неподалёку от Винтерхолда.

[Thea]

Спасибо за пояснение про вулкан. И за экскурсию в тесо тоже =) Вулкан там у них, конечно ого-го какой. Бедные данмеры, настрадались они, конечно.

 

Радует, что у тебя получился портрет Кальвена. Кто ещё не видел, идите смотреть в главе! Не удивительно, что Мирта там заалела под вниманием  такого юноши)) Мирта, кстати, тут тоже невероятная просто. Как она там залитая солнцем сидела, красота такая.

[Joke_p]

Не за что! Кстати, про Красную Гору и про данмеров можно ещё много чего рассказать.

Вообще, после более насыщенных событиями, приключениями и интригами "Историй Золотого Берега" эта глава даже мне самой кажется более пресной. Но... изначально всё и мыслилось, как жизнь обычных людей и меров. Просто так вышло, что среди них затесалось немало необычных.

 

Если всё пойдёт как надо, в свой черёд вернёмся и к ним.

 

Радует, что персонажи не разочаровали, несмотря на мирно-бытовой характер главы.

[TheDuskRaven]

Все события с данмерами - особая, очень важная и интересная тема.