[Joke_p]

Предисловие

Эти сказания об обычных людях и мерах, живущих в Тамриэле Четвёртой эры. Практически отдельные главы-рассказы со своими главными и второстепенными героями, увязывающиеся в единую повесть.

Какие бы события не сотрясали Нирн, его обитатели рождаются и умирают, влюбляются и расстаются, заботятся о хлебе насущном и участвуют в войнах. У каждого - своя судьба и в своём отрезке истории каждый оказывается главным героем.

 

Начиналось всё с небольшого отрывка о ближайших родичах игрового персонажа из Скайрима, который, не будучи «попаданцем», не мог возникнуть ниоткуда. История самого персонажа находится здесь. В той же теме пока лежит и часть «Сказаний Тамриэля», поскольку из-за небольших отдельных кусочков казалось излишним создавать новую тему. Но так как эти тексты уже давно не имеют никакого отношения к прохождению Скайрима, а значит, не соответствуют заголовку означенной темы, предполагаю со временем перенести их сюда же. А пока новую часть начинаю публиковать с «чистого листа».

 

На сей раз это

Истории Золотого Берега

Истории Золотого Берега

 

Нежданная встреча

Нежданная встреча

Фабио Ричи шагал, не замечая ничего вокруг. Каштановые волосы юноши были взъерошены. В минуты сильного душевного волнения, задумчивости или досады он имел обыкновение взлохмачивать шевелюру, запуская в неё пальцы. Попытки матери отучить его от этой привычки оставались тщетными. Сейчас же его настроение представляло собой гремучую смесь трёх этих составляющих.
На нём была роскошная новая синяя замшевая куртка, отделанная золотом, штаны из дорогой материи и красивые удобные сапоги — всё от лучших мастеров в Скинграде, превосходно сочетавшееся одно с другим. Ещё утром он почти уповал на этот костюм, не только богатый, но и бывший ему на редкость к лицу, сейчас же совсем забыл о нём, а случись вспомнить — был бы готов возненавидеть.
Ему снова не удалось не то что поговорить со Стефанией, но даже хоть одним глазком взглянуть на неё. Служанка, открывшая ему, заявила, что та не желает его видеть, и даже отказалась передать ей письмо — последнюю надежду Фабио. Дверь захлопнулась, едва не ударив его по лицу.
Теперь юноша шагал, не обращая внимания на весёлую праздничную толпу, объединившую сегодня город и деревушку, притулившуюся неподалёку от стен Скинграда. Фабио не мог взять в толк, почему его жизнь, столь понятная и размеренная прежде, вдруг пошла кувырком. Ещё недавно он жил в полном достатке, как и вся его семья, и пускай и мог позволить себе такой наряд, как сейчас, но счёл бы это неподобающим расточительством. У него была невеста, с которой они были обручены с рождения и росли вместе, привыкнув к мысли, что рано или поздно станут мужем и женой. Он с малолетства приучался защищать Стефанию, она — заботиться о нём, и оба они — уважать и беречь друг друга. С детства они всюду ходили, держась за руки, а в последний год лёгкое пожатие тонких вечно прохладных пальчиков дарило смутное обещание чего-то большего... когда-нибудь.
Стефания доводилась Фабио двоюродной сестрой — их отцы были родными братьями, испытывавшими искреннюю привязанность друг к другу. Когда у них в один год родились дети — мальчик и девочка, братья увидели в этом знак судьбы и договорились поженить их, когда те вырастут. Желание отцов в обеих семьях было законом, и всё шло к его исполнению.
И вот уютный мир с определённой и понятной, а оттого желанной судьбой начал стремительно разваливаться. В конце лета умер дед Фабио, завещавший своё имение и немалое денежное состояние двоим сыновьям: Павию — отцу Стефании и Тибуру — родителю Фабио. Не успели братья вступить в права наследования, как в начале осени в результате несчастного случая погиб Павий.
Семья Тибура, получившая свою долю наследства, стала одной из богатейших в здешних местах. Теперь Фабио мог без оглядки щеголять в дорогой одежде, на пошиве которой к празднику настояла мать. Сама из низов, Ганна Ричи не могла устоять перед сверкающим обаянием роскоши. Сын же согласился на это, втайне надеясь, что его новое облачение понравится Стефании, с которой он пытался и не мог встретиться уже больше трёх месяцев с самых похорон её отца. Хотя Фабио был искренне готов поддержать кузину-невесту в такой нелёгкий для семьи час, но сколько ни искал он встречи с ней, ответ был один — Стефания не желает его видеть. Если бы она хоть раз вышла к нему, пусть даже для того, чтобы сказать это сама! Уж он сумел бы выяснить, что произошло! Но девушка ни разу не показалась своему жениху, точно винила его в смерти своего отца, что было, конечно, абсолютной нелепицей. Вдвоём с овдовевшей матерью Ларцией они покинули загородное имение, находившееся неподалёку от дома семьи Тибура и перебрались в городской дом, где Фабио даже случайно не мог повстречать свою наречённую.
Он живо представил себе Стефанию. Бледную, белокурую, со светлыми прозрачно-зелёными глазами, с точёным личиком, удивительно тонкую и хрупкую. Внешностью девушка пошла в мать — нибенийку из обедневшего дворянского рода, вышедшую за зажиточного коловианца, ради уровня жизни, достойного её, и довольно умело скрывавшую презрительное отношение к его происхождению.
В день празднования Фестиваля Новой Жизни, Фабио был преисполнен надежды всё-таки увидеться со Стефанией, но бывшая невеста снова даже не показалась ему на глаза.
В неполные пятнадцать лет разрыв с предметом симпатии переживается особенно остро. В свои годы Фабио был ещё совсем мальчишкой, но, разумеется, не считал себя таковым. То, что творилось у него на душе, требовало выхода. Будь причиной разлуки со Стефанией известный ему соперник, юный Ричи затеял бы с ним драку. А что можно поделать, когда не ведаешь причины произошедшего? Как найти виновного?
Фабио казалось, что окружающие исподтишка смеются над ним, хотя на деле многие завидовали. В большей степени свалившемуся на его семью богатству, тем паче, что поговаривали, будто и вторая половина дедовского состояния может достаться Тибуру, и в чуть меньшей — обретённой самим юношей свободе от женитьбы.
Из задумчивости молодого человека вывело внезапное столкновение. Он размашисто шагал не разбирая дороги и в результате подобно тарану врезался в дочку возчика Корнелию, сбив девушку с ног. Шурша взметнулась плотная юбка, мелькнули стройные ноги в изящных чулках и нарядных башмачках — не один Фабио принарядился к празднику. Он смущённо подал Корнелии руку и помог подняться, избегая смотреть ей в лицо, на котором ожидал увидеть возмущение его неуклюжестью. Но при этом его взгляд невольно скользнул ниже на прекрасное колье тонкой работы, которое, будь оно в самом деле из золота с изумрудами, стоило бы совершенно баснословных денег. Для девушки из простой семьи даже подделка выглядела чересчур шикарно, но при этом изумительно ей шла. Центральная подвеска украшения покоилась над ложбинкой высоко приподнятой корсетом груди, весьма внушительной для девицы, которой ещё не исполнилось шестнадцати. Глубокое декольте обрамлялось коротким дорогим рыжевато-бурым мехом отделки её плаща, тёмно-зелёный шёлк которого переливался от малахитового до медного. Поймав себя на том, что бесстыдно пялится на это весьма привлекательное зрелище, Фабио покраснел и, поскорее отведя глаза, всё же посмотрел девушке в лицо.
К его удивлению, та улыбалась, готовая рассмеяться. Досадное происшествие, похоже, только позабавило её. На щеках Корнелии играл свежий румянец, тёмные глаза искрились весельем, каштановые волосы, почти такие же, как у него, но с рыжеватым отливом, обрамляли довольно хорошенькое личико.
Приняв помощь, предложенную Фабио, девушка легко вскочила на ноги. И вместо того, чтобы пойти, куда шла, пристроилась рядом с ним, как-то незаметно взяв его под руку.
— Так куда же ты несёшься сломя голову, аж на людей налетаешь? — игриво спросила возчикова дочка.
В ответ Фабио пробубнил нечто невразумительное, сразу вспомнив, о предполагаемых насмешках окружающих. А Корнелия продолжала:
— Послушай! Никому нельзя позволять портить себе настроение в такой праздник! Пойдём в таверну, выпьем по кружечке пивка и попробуем тебя развеселить.
Фабио, как и любой сын владельца виноградника, учился дегустировать вино, определяя его качество, но это совсем не то же самое, что и пить пиво на празднике. Однако отказаться он посчитал зазорным, опасаясь насмешки. К тому же желание взбунтоваться против неурядиц, происходящих в его жизни, тоже подталкивало к согласию.
По заведённому обычаю, в честь Фестиваля Новой Жизни пиво в тавернах бесплатно наливали всем желающим. Нельзя сказать, чтобы трактирщики любили этот праздник, впрочем, многие использовали его, чтобы избавиться от неудачных напитков, особенно когда большая часть народа успеет как следует поднабраться. Однако Корнелия кокетливо улыбнулась хозяину, и тот нацедил две кружки лучшего коловианского имбирного пива, имевшегося в его заведении, снисходительно покачал головой и, пряча в усах невольную ответную улыбку, проговорил:
— Ох, разоришь ты меня, красавица...
Девушка лукаво стрельнула на него глазами и отправилась к столу, где оставила Фабио, по-прежнему погружённого в мысли о Стефании. Корнелия поставила перед парнем одну из кружек и села напротив, чуть подавшись вперёд, так что её прелести оказались представлены в самом выгодном свете.

 

Умара

Умара

Бабкой Корнелии была рождённая в 68 г. 4 э. нибенийка, не знавшая своих родителей. Маленькую имперку нашли на пороге сиротского приюта в Вейресте, где она получила имя Марсита и откуда вышла юной девицей, одержимой мечтой посмотреть мир. Но реальность сильно отличалась от грёз, и девушке удалось доплыть на корабле только до Анвила, где она и осталась. Вынужденная зарабатывать себе на жизнь, Марсита устроилась прислугой в припортовую таверну. Там она и встретила темпераментного редгардского моряка по имени Юсуф, в котором увидела воплощение своей полудетской мечты о путешествиях.
Страстный хаммерфеллец был безудержен в любви, а его верность многочисленным женщинам заключалась в том, что заведя в каком-либо порту постоянную подругу, он, возвращаясь из плавания, шёл прямиком к ней, привозил какой-нибудь подарок, тратил на неё часть своего жалования и не разменивался на других женщин. Только такие «жёны» ждали его практически в каждой гавани, и ни с кем из них он не заключал брачного союза.
В свою очередь, моряк не требовал от своих женщин хранить ему верность, пока он находился в плавании, только лишь на то время, пока его корабль обретался в данном порту. Если же девушка находила другого, Юсуф отпускал её, отдав привезённый подарок, без упрёков и ревности, а сам отправлялся на поиски новой подруги, благо, будучи помощником капитана «Красной нереиды», только легальная деятельность которого приносила немалые барыши, не идущие, как поговаривали, ни в какое сравнение с доходами от прочих дел, вполне мог себе это позволить. Вышло так, что на Золотом Берегу его подругой стала Марсита.

 Jusuf.jpg   462,05К   2611 Количество загрузок: Юсуф в порту Анвила.
Хотя Юсуф не скрывал, что единственная она у него только в Анвиле, что жениться он не намерен, а наличие у неё детей, равно как и от кого они, его не волнует, пока они не мешают ему приятно проводить с ней время, девушка относилась к нему, как к мужу, была ему верна и ждала его возвращения из плаваний, которые могли продлиться год и более. Во время одной из долгих отлучек хаммерфелльца она родила от него дочь, которую назвала Умарой, полагая это имя вполне редгардским.
Когда тот вернулся, она рассказала ему об этом, на что моряк повторил сказанное ранее: если ребёнок не будет мешать их встречам, то ему неважно, чей он там. На сей раз он оставил «жене» побольше денег, а та на время его приезда попросила присмотреть за годовалой дочерью свою товарку. Так повелось и впредь. Пока редгард был в плавании, девочка находилась при матери, чаще всего крутясь на кухне в таверне. Она быстро научилась не мешать поварам, а то и подать нужный предмет, за что те подкармливали её, а порой и угощали чем-нибудь повкуснее. Стоило же «Красной нереиде» бросить якорь в анвильском порту, и Умара оставалась на попечении других официанток. Если Марсита старалась хранить верность своему «мужу» и отказывалась от непристойных предложений прочих посетителей, довольствуясь скромным жалованьем трактирной прислуги, то её товарки, к тому же не имевшие сколько-нибудь постоянных симпатий, не были столь щепетильны. Так что Умара, остававшаяся с ними по несколько дней, с детства навидалась всякого, и суть того, что происходит между мужчиной и женщиной в полумраке тесной спаленки или мимоходом в закоулке возле кладовки, не была для неё секретом. Со своей стороны, девушки не считали это неподходящим зрелищем для ребёнка: по всему видать, её в дальнейшем ожидает такая же жизнь, и чем больше она поймёт сейчас, тем меньше придётся ей растолковывать после. Таким образом, Умара очень рано открыла для себя эту сторону человеческих отношений, воспринимая её как нечто само-собой разумеющееся.
Несмотря на бойкий характер, она умела оставаться тихой и незаметной, и, не будучи помехой для старших, впитывала всё, что могла увидеть и услышать.
Когда Умаре исполнилось пять лет, родилась её сестра Мирта. История с вернувшимся из плавания отцом повторилась в точности. Только теперь под присмотром трактирных девок и обслуги оставались уже два ребёнка. Младшая дочь была больше похожа на мать. Если Умара росла смуглой, довольно темноволосой и кареглазой, то Мирта обладала светлой кожей, русыми волосами и серыми глазами.
Подрастая, Умара начала помогать матери в работе. Смышлёная девочка пришлась по нраву одному из постояльцев, вынужденно застрявшему в Анвиле на несколько месяцев, и тот от скуки выучил её читать, писать и считать куда лучше, чем умела полуграмотная мать, поскольку Умара схватывала всё на лету. Кроме того, девочке приходилось заботиться о сестре, пока их родительница была занята.
Хотя с появлением второго ребёнка Юсуф ещё прибавил денег, которые оставлял Марсите, надолго их не хватало, а жалование трактирной прислуги, строящей из себя недотрогу, невелико. Если бы не доброта поваров, подкармливавших девочек, всем троим пришлось бы очень туго. Чтобы как-то свести концы с концами, Марсите пришлось время от времени соглашаться скрасить досуг посетителей. Но женщина шла на это только когда становилось совсем трудно. Она опасалась, что у неё может появиться ребёнок не от Юсуфа, и была счастлива, когда после очередного визита «Красной нереиды» обнаружила, что снова беременна, и по времени дитя не может быть ничьим больше, кроме отца старших дочерей. При этом Марсита с тревогой думала, как будет поднимать троих детей, но ей не пришлось решать эту задачу. Пытаясь подарить миру новую жизнь, она рассталась с собственной, а новорождённый, сделав лишь пару самостоятельных вдохов, отправился в Этериус вслед за матерью. Трёхлетняя Мирта и восьмилетняя Умара остались одни на свете.
Неизвестно, как сложилась бы судьба девочек, если бы Умара сызмальства не помогала в таверне. А так, ей позволили остаться и выполнять работу, какая окажется по силам. Само собой, её жалованье, к тому же назначенное ей далеко не сразу, было куда меньше, чем у взрослых, но им с Миртой по-прежнему перепадали кусочки на кухне. Больше всего Умара опасалась, что они не смогут уплатить за крохотное жильё, где ютились прежде вместе с матерью, а теперь — одни. Девочка, ловкая и умеющая оставаться незаметной, начала порой промышлять на причалах, облегчая карманы ротозеев. Она понимала, что если попадётся, то погубит и себя, и сестру, пока не способную позаботиться о себе, поэтому действовала только наверняка и никогда не поддавалась соблазну обокрасть подгулявших гостей в таверне, где работала. Не трогала она посетителей «своей» таверны и после, когда они покидали заведение, чтобы те, заметив пропажу, не подумали, что их обобрали ещё внутри.
Девочка старалась красть только деньги, но иногда попадалось что-то иное, а повторно рисковать быть схваченной при попытке это вернуть, она не могла. Лишь раз, когда она вытащила у моряка из кармана нечто вроде крупного открывающегося медальона с портретом молодой женщины и девочки, похожей на него, у Умары защемило сердце. Она бросила добычу на землю и дрожащим голоском окликнула обворованного:
— Эй! Обронил чего-то!
Тот обернулся, нашёл взглядом лежащий в пыли медальон, кинулся к нему, бережно поднял, обтёр платком, завернул и сунул в карман, проверив, чтобы не выпал. Затем присмотрелся к смуглой девчонке, переминавшейся неподалёку с ноги на ногу и готовой в любой момент удрать.
— Вот спасибо! Так бы и потерял! Мне эта вещь — дороже золота. На вот, возьми.
Моряк порылся в другом кармане, вытащил пару золотых и протянул маленькой воровке. Только тот, кто не пытался отчаянно выжить и свести концы с концами, имея на руках младшую сестру, мог бы подумать, что она хоть на секунду усомнилась, прежде чем взять деньги. Напротив, девочка получила именно то, чего и хотела изначально, и осталась очень довольна сделкой.
Остальные вещи, которые ей удавалось стащить, Умара прятала в разных укромных тайниках, поскольку честные торговцы наверняка сдали бы её страже, а как разыскать тех, кто не чурается сомнительного товара, она не знала. Девочка старалась не класть в одно и то же место часто или помногу, опасаясь, что это могут заметить и выследить её. Кроме того, стащив «ненужную» вещь, она не бежала сразу её прятать, а выжидала, иногда и по несколько часов, чтобы убедиться, что никто не увидит.
И всё же, самыми надёжными Умара считала тайники возле старого анвильского маяка. Это место пользовалось дурной славой. Служанки в таверне рассказывали о нём страшные сказки, причём видно было, что они и сами верят в них и боятся. Поговаривали, что маяк этот с давних пор облюбовало Тёмное Братство и творило там какие-то жуткие ритуалы, вроде бесед с покойниками, да не с душами, как колдуны, а прямо с телами и даже с частями трупов, что в подвалах его мертвецов поболе, чем на городском кладбище, и что многие из них сильно обижены на живущих и далеко не так смирны и спокойны, как хотелось бы.
Сердечко Умары готово было выскочить из груди, когда она приближалась к маяку, порой ей слышались замогильные стоны, исходящие от старого здания. Девочка вовсе не была уверена, что это просто морской гуляка ветер поёт в щелях каменной кладки. Трепеща от страха, она прятала свою добычу среди камней и у основания маяка, а затем торопилась убраться подальше. Зато здесь её сокровища были в безопасности — никто кроме смотрителя не рисковал приближаться к недоброму месту, а тот не интересовался ничем, кроме собственно работы, и никогда не задерживался снаружи.
Несмотря на сопутствовавшую ей удачу, маленькая воровка старалась не терять осторожности, но постепенно ей начинало казаться, что везение будет длиться вечно.

 Umara.jpg   474,52К   2946 Количество загрузок: Умара в девять лет.
Однажды, когда она под прикрытием сумерек вытягивала верную добычу — увесистый кошелёк из кармана перебравшего торговца, задремавшего на ящиках в порту, её запястье крепко сжали чьи-то сильные ловкие пальцы. Страх буквально парализовал Умару, сразу понявшую, что из железного захвата ей не освободиться. Она не смела даже пикнуть, опасаясь привлечь ещё больше стороннего внимания, хотя и так была уверена, что это — конец. Впрочем, сердце у неё колотилось так, что ей в любом случае не удалось бы издать ни звука.
Умара разжала пальцы и тяжёлый кошель соскользнул обратно в карман владельца, заставив того шевельнуться во сне. Тут же вторая рука зажала ей рот, а чей-то голос тихо шепнул в самое ухо, щекотнув тёплым дыханием:
— А вот это было зря. Не дёргайся, или будет хуже.
Неизвестный, по-прежнему зажимая девочке рот, плотно притянул её к себе, кисть, удерживавшая запястье, внезапно разжалась, ловко метнулась за упущенной Умарой добычей и моментально извлекла кошель наружу. Не звякнула ни одна монетка, сон незадачливого торговца остался совершенно безмятежным, когда его имущество неуловимым движением перекочевало куда-то за спину Умаре, видимо, в карман поймавшему её.
Девочка была так напугана, что почти ничего не соображала, а происходящее совсем сбивало её с толку. Она понимала только, что тот, кто её изловил, по всей видимости, не был стражником. Улучив момент, Умара резко дёрнулась, пытаясь вывернуться. Шансы на удачу были довольно неплохие, с учётом того, что удерживать её одной рукой, одновременно зажимая ей рот, было не очень-то удобно.
Однако, неизвестный, как оказалось, был готов к такому повороту событий. Он мигом перехватил девочку так, что она при всём желании не смогла бы вырваться, и снова шепнул:
— Я же сказал, не дёргайся. Или я сейчас кликну стражу, и они получат тебя с этим кошельком в кармане.
Как ни напугана была Умара, она поняла, что пока её не собираются предавать в руки правосудия, скупого на жалость и скорого на расправу. И девочка предпочла подчиниться. Ощутив, как расслабились её мышцы, голос за спиной так же тихо произнёс:
— Уже лучше. Идём. Удрать я тебе не позволю, а будешь слушаться — вреда не причиню.
Она ощутила, как кошелёк тяжёлым грузом оттянул её карман, едва уместившись туда. Теперь стоило незнакомцу позвать стражу... О дальнейшем девочка старалась не думать. Они прошли мимо портовых ворот и дальше вдоль городской стены. Быстро темнело. Умара задумалась, как там Мирта. Если бы всё шло, как надо, она уже вернулась бы к ней. Незнакомец шёл чуть позади, крепко, но не больно сжимая её плечо. Она так и не увидела его лица даже мельком. Они дошли до песчаного берега. Вечер был тихим, лишь прибой пел свою вечную песню. Наконец девочка не выдержала:
— Далеко ещё?.. Меня сестрёнка ждёт... Здесь стражи нет... возьми себе этот кошелёк. Отпусти!.. — в голосе Умары невольно послышались слёзы.
— Так ты готова откупиться от меня украденными деньгами? — в голосе незнакомца прозвучало искреннее веселье, — Это хорошо! Это очень хорошо!
— На, бери! — заторопилась девочка, — ты деньги в карман пересыпь, а в кошелёк сунь камень, затяни завязки хорошенько и брось в воду подальше! Никто и не узнает! Я всегда так делаю, — прибавила она еле слышно.
Теперь незнакомец не посмеивался, а хохотал, причём от души, до слёз. Не понимая причин этой весёлости, Умара вновь протянула ему кошель:
— На!..
— Не возьму! — утирая глаза, проговорил незнакомец. Сгустившийся сумрак не позволял разглядеть его лицо, ясно было, что он прожил на свете где-то как четыре таких Умары. В девять лет это воспринимается близко к «столько не живут». Тем не менее, девочка, повидавшая в портовой таверне великое множество представителей самых разных рас, решила для себя, что он — бретонец.
Мужчина присел на выбеленное волнами бревно, выброшенное морем на берег и сделал знак Умаре садиться рядом. Та послушалась, нетерпеливо ёрзая.
— Сестра тебя ждёт, говоришь? Старшая поди, заругает?
— Нет, младшая... Ей четыре. За ней пока повара в таверне присматривают. Вот они-то наверняка ругаться будут, что с ней долго сидеть пришлось...
— Мла-а-адшая!.. — удивлённо протянул бретонец, — он не раз уже видел, как Умара промышляет в порту, как возвращается в таверну, и сегодня выслеживал её нарочно, но вызнать что-либо о её жизни не пытался. К чему? Сама расскажет, если изловить, — С кем же вы живёте?
— Одни.
Незнакомец только присвистнул.
— Что, вот так вдвоём с сестрой? Тебе самой лет-то сколько? Десять?
— Девять... — Умара поёжилась, но ей хотелось проверить свою догадку и, она спросила: — А тебе?
— Тридцать четыре, — от неожиданности бретонец снова рассмеялся.
Девочка шустро прикинула в уме, ну, не четыре, таких как она, а три и ещё кусочек. Много-о-о!.. Но ведь почти угадала! И всё-таки, что ему от неё надо? Ладно, поймал, ну так забрал бы деньги, да отпустил, раз всё равно страже сдать не хочет. Она снова протянула ему кошель:
— На, возьми!
— Не нужна мне твоя добыча, — улыбнулся странный незнакомец.
— Тогда чего ты хочешь? Этого?.. — девочка ловким движением стянула блузу с угловатого плечика, и кокетливо пожала им. Она не раз видела, как такое проделывают взрослые девицы, и знала для чего. От них же девочка слыхала, что бывают мужчины, которым по нраву совсем молоденькие, а то и дети. Может, и этот из таких? — Только быстро, Мирта меня, правда, заждалась.
— Да ты, верно, с ума сошла! — бретонец даже отодвинулся, едва не забыв, что надо приглядывать за ней, чтобы не сбежала.
— Ну, чего тебе надо-то тогда?! Отпусти!.. — заскулила Умара, понимая, что удрать он ей не даст, и надеясь, если не разжалобить его, так хоть надоесть ему своим нытьём.
— Я бы тебя отпустил, если бы ты пообещала вернуться...
— Обещаю!.. — быстро пискнула девочка.
— Вот-вот... Ты мне сейчас что угодно пообещаешь, хоть карманного даэдрота на верёвочке, лишь бы отпустил. Только обманешь ведь. Пока мы с тобой не закончили, бояться станешь, прятаться. Лови тебя снова... пока стража нас обоих не схватит. Мне это зачем? Да и тебе, если так подумать? Так что лучше пусть Мирта твоя сегодня подольше поскучает.
— Так ты меня нарочно, что ли, словил?
— Да уж не случайно... погоняла ты меня знатно.
— Зачем?..
— Гильдия не любит тех, кто промышляет на её территории, сам в неё не входя. Тех, кто не подчиняется нашим правилам, не делится добычей. От таких мы стараемся избавляться.
— Избавляться, значит, убивать?.. — тихонько спросила Умара, сжимаясь в комочек. Неужели, он для этого привёл её сюда? А ещё обещал не причинять вреда, если она сама пойдёт с ним! Впрочем, выбора он ей всё равно не оставил... А что же теперь будет с Миртой?..
— Нет, что ты! Мы — Гильдия воров, а не убийц. Просто сегодня тебя поймал я, а завтра изловит стража, когда ты меньше всего этого ждёшь. А из тюрьмы почти так же сложно нам мешать, как и из могилы. С другой стороны, у того, кто входит в Гильдию, есть немало преимуществ. Например, никто не спросит, откуда у тебя то, чего не должно бы быть, зато спокойно обменяет ненужную тебе вещь на звонкие септимы. А ещё — надёжное укрытие, где можно спрятаться от стражи, если ей придёт охота тебя ловить. Ну и, если всё-таки попадёшься, верные люди, которые постараются вытащить тебя из беды. За это, конечно, придётся поделиться добытым, но, как по мне, дело того стоит. Так что, выбор за тобой. Или ты с нами, или... — бретонец выразительно пожал плечами, что было заметно даже в темноте.
Умара недоверчиво покрутила головой.
— Ты, что ли, меня зовёшь в вашу Гильдию?
— Не просто зову, а объясняю, какой выбор у тебя есть. Ты слишком ловкая добытчица и промышляешь достаточно часто, чтобы Гильдия продолжала закрывать на это глаза. Ну что, надумала?
— Надумала... я согласна делиться с этой твоей Гильдией.
— Тогда идём. Тут рядом, — бретонец легко поднялся на ноги и поманил Умару за собой. На этот раз девочка пошла за ним без принуждения.
Он привёл её к решетчатому люку у основания городской стены.
— Сейчас я познакомлю тебя с твоими новыми друзьями, — сказал её проводник, приподнимая решётку, — Да, тебя как зовут-то?
— Умара.
— А меня Ксавье. Лезь давай.
Девочка, успевшая проникнуться доверием к бретонцу, послушно скользнула вниз. Они спустились по довольно удобной и прочной лестнице, за состоянием которой, очевидно, хорошо следили, немного прошли и оказались в просторном помещении, в центре которого, посреди неглубокого искусственного водоёма с водяными лилиями, белели древние статуи, не слишком пострадавшие от времени.
Народу, даже на первый взгляд, было не менее десяти человек. Из полумрака вынырнула босмерка с рябым от мелких шрамов лицом. Они казались слишком одинаковыми и упорядоченными для полученных случайно, но зачем такое делать с собой нарочно, Умара не понимала.
Тем временем, лесная эльфийка обратилась к бретонцу:
— Эй, Ксавье! Кого это ты притащил?
— Это Умара. С сегодняшнего дня она одна из нас. Умара, познакомься с Мирель. Она изрядная злючка, но пока никого не покусала. И даже не пыталась съесть.
Босмерка скорчила ему рожу и, критически осмотрев девочку, спросила:
— Ты решил растить себе смену? Так почему бы не приобщать к ремеслу прямо с колыбели? Стоит страже её схватить, и убежищу конец! Где ты её взял?
— Поймал. А вот как раз страже это ни разу не удалось.
— Ну, ты-то смог.
— Смог, потому, что специально ловил, да и то не с первого раза!
— Можно подумать, Ксавье, если ты кого решил изловить, от тебя долго можно бегать!
— У неё получалось.
— Хватит, Мирель. То тебе не нравится, что её легко поймать, то, что сложно... и вечно ты чем-нибудь недовольна, — проворчал грубый голос, принадлежавший большому грузному орку.
Умара ошарашенно смотрела на него: неужели и этот тоже вор? Как же можно его не заметить, такого огромного?
Бретонец, наблюдавший за выражением её лица, рассмеялся:
— Нет, сам он не крадёт. Озгул хранит то, что украли другие, и немногие банки могут сравниться по надёжности с его сундуком.
Обитатели убежища понемногу обступили вошедших. Ксавье представил ей двух скупщиков краденого, каджитку и имперца, а также казначея — альтмера по имени Эстромо.
— Вот ему ты и будешь отдавать долю от своей добычи, — пояснил бретонец, — а сейчас время представить вам сегодняшний улов Умары. Эта девочка кое-чего стоит, и пусть кто-нибудь попробует возразить!
Под его ободряющим взглядом та достала из кармана кошелёк торговца. Его размеры вызвали среди собравшихся уважительный шелест. В этот момент к ним присоединилась женщина, бывшая главой местной Гильдии. Сходу определить её возраст или расу не представлялось возможным, равно как и запомнить в лицо. Она одобрительно кивнула, что, видимо, означало полное согласие с решением Ксавье ввести Умару в их круг. Надо сказать, распоряжение изловить маленькую проныру исходило именно от неё, впрочем, с подачи бретонца, давно заприметившего юную воровку.
— Ты должна отдать десятую часть, — подсказал Ксавье, ожидая, что девочка растеряется, не зная, сколько это будет.
Но Умара только кивнула, уселась прямо на пол, высыпала из кошелька всё до последней монетки и быстро разделила их на десять кучек равной ценности. Одну она босой ступнёй подтолкнула в сторону альтмера, остальное шустро распихала по карманам.
— Вот так... а считать-то мы умеем, — озадаченно протянул Ксавье.
— А ты что, надуть меня хотел?! — обиделась девочка.
— Вовсе нет! Просто думал, помогать придётся.
— Теперь я могу идти? Вы не напустите на меня стражу?
— Можешь. А я тебя, пожалуй, провожу.
Они выбрались из убежища и пошли в сторону порта.
— Теперь ты можешь приходить сюда в любое время. Особенно, если надо избавиться от «ненужных» вещей. Но, разумеется, ты никому не должна ни слова говорить о своих новых друзьях.
Умара кивнула, думая о своих многочисленных тайниках, а Ксавье, пользуясь её молчанием, задал давно занимавший его вопрос:
— Как же вышло, что вы живёте одни?
— Мать умерла в родах, — по-взрослому повторила девочка слышанные от других слова и прибавила: — Младенчик тоже не выжил... Наверное, хорошо... Где бы я ему кормилицу нашла? Ей ведь тоже платить надо.
Это совсем не детское суждение глубоко поразило бретонца.
— А отец?
— Плавает где-то. Он только к мамке приплывал. Мы с Миртой его если и видали, так только в момент зачатия, а такого никто не помнит.
Такое заявление из уст девочки несколько покоробило Ксавье, но чего и ждать от детей, растущих без отца и матери в припортовой таверне?
— Вы в таверне живёте? — спросил он в продолжение своих мыслей.
— Нет, у нас домик с сестрой... от мамки остался.
Эту рыбацкую лачугу Марсита купила на оставленные Юсуфом деньги незадолго до рождения Умары. За неё тогда просили сущий бесценок, хотя, по правде сказать, большего она и не стоила.
— Тогда что твоя сестра делает в таверне у поваров?
— Помогает на кухне понемножку. За это её подкармливают. Как меня раньше.
— А ты?
— Я там работаю. Только платят мало. Мне пока не разрешают обслуживать посетителей. Так что вечером меня отпускают поискать подработку...
Девочка повозила ногой в пыли, но темнота скрыла её движение. Она всё никак не решалась задать Ксавье мучивший её вопрос, и в конце концов не выдержала:
— Скажи... а карманные даэдроты бывают? Ну, которые на верёвочке?..
В который раз за это вечер бретонец хохотал до слёз.
— Ой, уморишь ты меня! Нет, конечно! Это просто присказка такая! Зачем тебе?..
— Вот хорошо-то, — с облегчением выдохнула Умара, ничуть не обидевшаяся на его смех, — а то я всё думала, вдруг бывают... Нарвёшься ещё на такого...
Ксавье резко посерьёзнел. Эта девчушка сбивала его с толку то излишней взрослостью, то совершенно незамутнённой детской наивностью.
— Не нарвёшься. Нету таких. Но что о деле задумалась и остерегаться решила — молодец!
Умара широко улыбнулась, радуясь похвале.
— А мы уже почти пришли! Я загляну домой, вдруг Мирта сама пришла? Если её нет — побегу в таверну. Ох, ругать будут!.. Городские ворота уже с час как закрыты!
Ксавье отпустил её, но не ушёл, а двинулся следом за маленькой фигуркой, метнувшейся в темноту. Если бы не белая холстина блузки, смуглая девчонка мигом растворилась бы во мраке. Бретонец приметил домишко, куда она юркнула, быстро подбежал и притаился под дверью.
Через щели между неплотно пригнанными досками до него отчётливо доносились голоса.
— Спасибо, Салли, что привела Мирту домой!
— Да уж, твоё спасибо на хлеб не намажешь, в карман не положишь, — сердитой скороговоркой произнёс женский голос, — Сколько я ещё-то ждать могла?! Где ты была до сих пор?!
— Ой, Салли, я встретила в порту путешественника! Богатый такой, нарядный, а бородища!.. — судя по тону, девочка прибегла к жестам, чтобы описать воображаемую бороду, — он меня попросил показать, где в городе лавка портного, потом указать таверну получше... Ну, не могла же я его в нашу привести?! А там и ворота закрыли. Стража меня выпускать не хотела, думали, я из дома сбежать хочу! Насилу убедила, что возле порта живу, и что меня дома ждут! Зато смотри, что он мне дал!
— Ишь ты! Целый золотой! — голос Салли потеплел, — Ну, ради такого щедрого господина стоило расстараться! Ладно уж, такой приработок не каждый день случается.
— Да-а... хорошо, стражник не пронюхал, а то бы просто так не выпустил!
Ксавье тихонько засмеялся за дверью. Врёт ведь и не краснеет! Всё выдумала от первого до последнего слова, и из добычи показала ровно столько, чтобы оправдать долгую отлучку, но не вызвать вопросов. И ни про него, ни про Гильдию ни полусловом не проболталась. Толковая девчонка!
— Ладно, пойду я… — говорила тем временем Салли, — Мирта твоя, вон, спит уже. Наревелась, что тебя нет, и заснула. Мы её покормили, не переживай. Я и тебе там на столе немного еды оставила.
— Спасибо, Салли!
— Завтра смотри, не опоздай. Хозяин, кажется, тебе новую работу придумал. Может, и жалованье поднимет?..
С этими словами женщина вышла на крыльцо.
Ксавье отошёл от двери и скрылся в ночи. Не иначе, как сама Ноктюрнал нынче почтила девочку своим благоволением. Глядишь, и ему перепадёт от повелительницы удачи, если Умара ей приглянулась.

 

***

На следующее утро, стоило сестрёнкам прийти в таверну, хозяин подозвал старшую и сказал:
— Я на днях подумал, что тебе уже по силам прибираться в комнатах у гостей. Ты до сих пор ни в чём таком не замечена, потому и предлагаю тебе эту работу. Но если хоть какая мелочь пропадёт, вышвырну на улицу, так и знай. Мне тут проблемы не нужны. Жалование тебе поднять не могу, но если тобой будут довольны, и ты, и твоя сестра будете бесплатно есть на кухне, не дожидаясь объедков. Поварам я скажу.
Умара с усердием принялась за новую работу. Её старания не остались незамеченными, и даже хозяин через некоторое время, скрепя сердце, всё же прибавил пару медяков к её жалованию. Тем более, что таверна постепенно начинала пользоваться всё большей популярностью. Владельцу и в голову не могло прийти, что внезапно наметившимся процветанием его дело обязано маленькой Умаре. Таверна приобрела известность, как заведение, где у посетителей никогда ничего не крадут. Гильдия воров, чтобы не подставлять одну из своих, исключила портовый трактир из своих охотничьих угодий. В то время как в других тавернах ни один гость не мог быть полностью спокоен за сохранность своих карманов и кошелька. Но гораздо большую радость девочке доставила не крохотная прибавка к скудному жалованию, а возможность получать новое удовольствие, которую она обрела.
Начав прибираться в комнатах гостей, она, когда могла, прочитывала одну-две страницы изредка встречавшихся у них книг. Так она наловчилась читать очень быстро, а самые интересные книги наскоро пролистывать полностью, стремясь уловить основную мысль. Если очень везло, книговладелец задерживался в таверне надолго, и ей удавалось прочесть всё от корки до корки.
По большей части, тексты, попадавшиеся Умаре, носили развлекательный, а часто и весьма фривольный характер. Но и это при той судьбе, что ей выпала, оказалось скорее на пользу. Свободное время она, как и прежде, посвящала присвоению имущества всяких разинь, или же проводила его в воровском убежище.
Ксавье, как выяснилось, стоял среди членов Гильдии наособицу. Имея ловкие и чуткие пальцы, он отлично умел облегчать чужие карманы и вскрывать даже самые сложные замки, но основным его ремеслом было изготовление фальшивых денег и подделка ювелирных украшений. Благодаря его мастерству, Гильдия Золотого Берега богатела, проворачивая весьма необычные дела.
Бретонец тепло относился к своей питомице, с которой его, как оказалось, роднила и любовь к чтению. Он даже собрал в убежище небольшую библиотеку, и вскоре, когда владелец сообразил, что беспокоиться, как бы ей не попались неподобающие тексты, несколько поздновато, Умара получила к ней неограниченный доступ.
Из прочитанного украдкой в комнатах гостей, она узнала, что такая жизнь, какую в меньшей степени вела их мать и в большей другие девушки из таверны, считается порочной и подвергается осуждению. Для неё это было ново. До тех пор она полагала, что все люди живут примерно так же, просто кому-то повезло родиться или сделаться богатым и знатным, но роскошь — лишь шикарная отделка того же самого образа жизни. Впрочем, перечитав большую часть книг, собранных Ксавье, Умара сделала довольно циничный вывод, что ошибалась не так уж сильно.
Видя, с каким увлечением и быстротой девочка читает, несмотря на то, что свободного времени у неё совсем немного, бретонец с ещё большим усердием принялся пополнять свою коллекцию.
Больше всего Умаре нравились книги, содержание которых было весьма далеко от невинного. Чем старше она становилась, тем сильнее они вызывали в ней сладкое томление, желание примерить на себя всё то, о чём они рассказывают. Порой она давала волю воображению, представляя себя на месте тех служанок из таверны, что тайком обжимались с кем-нибудь по углам из симпатии к кавалеру или ради пары монет.
Девочка в полной мере унаследовала страстную натуру отца, его ненасытное влечение к противоположному полу.
С тех пор, как Ксавье свёл её с Гильдией воров, сёстрам стало жить намного проще. Умара то и дело продавала что-то из своих запасов, которые довольно регулярно пополняла, а новые товарищи не переставали поражаться её удачливости, объяснявшейся отчасти, предусмотрительностью и запасливостью. Опустошать сразу все свои тайники она и не подумала, понемногу начав с тех, какие, на её взгляд, могли быть обнаружены, или содержимое которых могло пострадать от долгого хранения.
Тратила деньги, вырученные за свою добычу, девочка тоже бережно и с умом, так, чтобы не вызывать вопросов у окружающих. Они с Миртой перестали выглядеть как две оборванки, но их одежда была довольно простой, хоть и добротной. Да ещё на шее Умары появились простенькие бусики из дешёвых голубых камешков, чудесно смотревшиеся на её смуглой коже — в ней росла потребность выглядеть привлекательно. Большая же часть незаконных доходов Умары оседала до поры в сундуках Озгула, и счёт в воровском «банке» у неё был уже немалый.

 

Сказки Талмора

Сказки Талмора

В Гильдии же не только Ксавье оказывал девочке особое внимание. Даже Мирель, несмотря на тяжёлый характер, прониклась к ней своего рода симпатией. И когда босмерка однажды увидела попытки десятилетней Умары накрасить лицо, как это делали более взрослые девушки в таверне, она закатила глаза в притворном ужасе, отняла у той сажу, румяна и помаду, заставила стереть всё, что девочка успела намалевать, и показала, как всем этим пользоваться. Когда лесная эльфийка в первый раз закончила возиться с её рожицей, из зеркальца на девчонку глянула красивая незнакомая девушка, куда взрослее настоящей Умары. Причём догадаться о том, что на этом лице предостаточно краски, было совершенно невозможно. Умара была в восхищении, и Мирель заполучила самую восторженную и старательную ученицу, о которой только можно мечтать. Девочка вскоре научилась при помощи нескольких штрихов меняться так, что даже хорошие знакомые могли не признать её, столкнувшись нос к носу. Внезапно выяснилось, что Умара не единожды натыкалась на Мирель в порту, но даже не догадывалась, кто перед ней, поскольку та была непревзойдённым мастером маскировки.
Не обошёл маленькую воровку своим вниманием и гильдейский казначей Эстромо. Он обладал вкрадчивым голосом и мягким приятным обхождением, сильно отличавшим его от большинства обитателей убежища. В сравнении с ним, даже Ксавье казался неотёсанным мужланом. Альтмер взялся обучать Умару хорошим манерам и грамотной речи, не замусоренной резкими словечками и простонародными оборотами.
— Ты же не хочешь всю жизнь прозябать в своей таверне? — говорил он, — Значит, нужно уметь в любом кругу разговаривать так, чтобы сойти за свою. Или чтобы тебя сочли той, кем хочешь казаться. Мирель учит тебя меняться внешне, но пока тебя мигом выдаст твой язык.
К Ксавье Умара привязалась, считая его другом и, пожалуй, единственным человеком, к которому можно прийти с любой просьбой, бедой или вопросом. Эстромо же она уважала и буквально трепетала перед ним. Впрочем, избегать его девочка вовсе не пыталась, его обаяние притягивало её как огонёк свечи мотылька. Тем более, что порой он рассказывал ей такие занимательные вещи, каких и в книгах Ксавье не вычитаешь. Год, когда Умара познакомилась с Ксавье и влилась в воровскую семью, был отмечен тревожным знамением — полным и внезапным исчезновением обеих Лун с ночного неба. Начало Пустых ночей вызвало волну страхов и пересудов, а промеж каджитов: мореходов, торговцев, путешественников и прочих началась настоящая паника.
Среди всего этого особенно хотелось верить спокойному, обволакивающему голосу Эстромо, рассказывающему очередную историю. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Умара задала альтмеру тот вопрос, который был у всех на устах: «Куда пропали Луны, и что же будет теперь, когда они исчезли?»
В голосе Эстромо не было ни намёка на всеобщее волнение, когда он, приобняв девочку за плечи, негромко проговорил:
— Вероятнее всего, их украл кто-то из Князей Даэдра. Но тревожиться не надо. Рано или поздно Талмор найдёт способ вернуть Массер и Секунду в ночное небо Нирна.
— А кто это — Талмор? — спросила девочка, полагая, что это имя какого-то героя, вроде тех, о каких поют в песнях и пишут в книгах. Сказок Умара не слышала: приютская сирота Марсита их не знала и не рассказывала дочерям даже в раннем детстве. А читала девочка гораздо более взрослые вещи. Похоже, Эстромо об этом знал или догадывался, потому что ответил ей так:
— Талмор — не кто, а что. Это могущественная организация, которая решает такие проблемы и вершит такие дела, которые не под силу прочим смертным. Вот послушай…
И он поведал сосредоточенно внимавшей ему Умаре следующую историю.
Талмор был создан одним мудрым, сильным, могущественным и талантливым альтмером по имени Ралсомдир. Он был личным другом эльфийской королевы Айренн и легендарного мага Вануса Галериона, вместе с которым они отправили в Обливион Маннимарко и победили самого Молага Бала. Только имена мага и королевы ещё помнят, а его имя по прошествии веков известно немногим, поскольку он был очень скромен. Память он нём сохранилась разве что среди каджитов, которые полагают, что он был одним из них, и называют его, соответственно, Разум-дар. Так случилось из-за того, что он помог их народу, когда тот находился в большом затруднении. Народом каджитов правит Грива, всегда единственный и рождённый при совершенно особом положении Джоун и Джоуд — как они называют Массер и Секунду, когда, как говорят, на небе появляется третья луна. Жители Эльсвейра верят, что Грива вообще всегда один и тот же и после смерти лишь перерождается в новом теле. И вот, когда тёмные силы уничтожили старого Гриву, встал вопрос выбора нового. На этот раз сделать это было непросто. Оказалось, что Гривой должна стать одна из двух сестёр-близнецов. Каджиты не знали, как поступить и кого из них следует выбрать. Тогда королева Айренн попросила Ралсомдира помочь им. Он предложил сёстрам три испытания. В первом испытании победила одна сестра, во втором — другая, а третье они прошли одинаково. И тогда Ралсомдир предложил каждой из них ответить на один простой вопрос: способна ли та ради блага своего народа убить собственную сестру? Одна из них ответила — нет, поскольку сестра — часть её души, другая же — да, поскольку ради блага народа готова пожертвовать всем. И мудрый эльф сказал каджитам: «Вот кто достоин быть новым Гривой, потому как истинный правитель ради блага народа должен быть готов пожертвовать всем, даже частью себя самого». Обрадованные каджиты согласились с суждением Ралсомдира, и с тех пор он стал каджитским народным героем.
— А как же они с Галерионом победили Молага Бала? Ведь это же не кто-нибудь, а сам Князь Даэдра! Ты говоришь, даже Луны украл один из них! Это же какая силища у них!
— О, это целая история, её я расскажу как-нибудь в другой раз.
— А ты уверен, что Талмор сможет возвратить Луны обратно?
— Благодаря Талмору удалось прекратить даже Кризис Обливиона, который был меньше ста лет назад.
— А как же… Мартин Септим?.. И его воссоединение с Акатошем?.. Разве не он спас Тамриэль?..
— Это так. Разумеется, Мартин Септим — великий герой, — отозвался Эстромо, поглаживая девочку по волосам, — Но за спиной у каждого героя, в тени его славы, стоят те, кто ковал для него эту победу, как кузнец куёт для воина оружие и броню.
Его слова запали девочке в память и в душу. Поскольку альтмер не велел ей молчать, вскоре по таверне, а после и по всему анвильскому порту поползли слухи, что только Талмор может избавить мир от напасти, приключившейся с Массером и Секундой. Каджиты, чья связь с Лунами особенно сильна, готовые уцепиться за малейшую надежду на их возвращение, разнесли эту весть дальше, смущая и без того растерянные умы соплеменников.
Эта сказка была одной из первых, но далеко не единственной, которую девочка услышала от альтмера. Она слушала истории о том, как Ралсомдир с Галерионом победили Молага Бала, а затем ей «случайно» попадалась книга о великом маге Второй эры Ванусе Галерионе. Внимала повествованиям о том, как ими был повержен Маннимарко, и находила подтверждение его существованию и деяниям в библиотеке Ксавье. Но все отголоски давних времён в пересказе Эстромо, были озарены светозарным величием Талмора — единственной силы, способной противостоять любому злу, стоящей на страже справедливости, счастья и процветания Тамриэля. Альтмер добился чего хотел — доверчивый детский ум оказался полностью во власти его рассказов, и ничего удивительного, что Умара была готова сложить голову на алтарь служения этой великой и прекрасной силе. Впрочем, такого от неё никто не требовал.
Талморскому агенту на Золотом Берегу, успешно укрывавшемуся в Гильдии воров, нужны были услуги попроще. Например, передать кому-либо записку или небольшой предмет, что было очень удобно сделать незаметно и не внушая подозрений, поскольку девочка работала в таверне. Туда спокойно мог зайти нужный человек, подать условный знак и дождаться пока к нему подойдёт маленькая обслуга-связная. При этом предлог подойти находился всегда, несмотря на то, что Умара пока не обслуживала посетителей в зале. Ей достаточно было вспомнить серьёзный, проникающий в душу взгляд Эстромо, его руку на своём плече, вкрадчивый голос:
— Ты же понимаешь, что этим помогаешь великому делу?
При этом он умудрялся так обставлять свои беседы с девочкой, что об их содержании не знал никто, даже Ксавье, которому Умара рассказывала всё без утайки, стоило тому спросить. Но об этом он не расспрашивал, иначе ей пришлось бы солгать, поскольку ни за что на свете она не решилась бы нарушить слово, данное Эстромо, и проговориться хоть кому-нибудь о том, каким важным и почётным делом она занята. Как нигде вне убежища ею не упоминалась Гильдия, так ни с кем, кроме самого казначея, девочка не обсуждала услышанное от него. Так что некому было заронить в её душу зерно сомнения.
К тому же безоговорочному доверию девочки к альтмеру способствовали простенькие жизненные советы, которые он давал ей как бы мимоходом и невзначай, всегда оказываясь правым. Стоило сделать, как он сказал, любое затруднение, вставшее перед ней, решалось чуть ли не само собой. Едва ли Ксавье был для неё худшим советчиком, но к нему она приходила с проблемами сама, а тут, порой, не успеешь задуматься, как быть, а над плечом уже раздаётся негромкий приятный голос, подсказывающий сделать то-то или то-то. Впрочем, раздачей таких рекомендаций Эстромо не злоупотреблял. Во-первых, чтобы училась думать своей головой, во-вторых, чтобы его советы звучали только тогда, когда результат следования им был достаточно быстрым и сокрушительно успешным. За остальным ей предоставлялось обращаться к бретонцу.
Умаре было одиннадцать, когда после двух лет Пустых ночей Массер и Секунда вновь появились на небе. Девочка давно уже не сомневалась ни в чём из услышанного от гильдейского казначея, а о существовании Лун успела практически забыть, хотя первое время каждый вечер с надеждой вглядывалась в небо. Их возвращение вызвало не меньше шума, чем внезапное исчезновение. Умара примчалась в убежище, на радостях, пожалуй, в первый раз запросто подлетев к Эстромо, перед которым робела, сознавая его превосходство над собой:
— Они вернулись! Обе Луны снова в небе! — восторженно вопила она.
Эльф с мягкой улыбкой ласково погладил её по макушке:
— Я же говорил тебе, что Талмор сумеет вернуть их обратно. Просто на всё нужно время.
— А… а об этом можно говорить?..
— Можно, — серьёзно кивнул Эстромо, — Когда-нибудь об этом сложат такие же истории, как те, что ты слышала от меня. Но если никто не расскажет правды, откуда же они возьмутся?
— Так я побегу?..
— Беги. И помни, рано или поздно Талмор разберётся с любой угрозой спокойствию Тамриэля.
Девочка позаботилась о том, чтобы весть о великой победе Талмора разнеслась как можно шире. Она говорила с таким жаром и убеждённостью, что они передавались тем, кто её слушал, и слухи распространялись, как пожар, так что вскоре никто не смог бы вспомнить, откуда они пошли. Среди каджитов их повторяли почти с благоговением, передавая из уст в уста. Через некоторое время из разговоров выходцев из Эльсвейра, заходивших в таверну, девочка услышала, что Луны были возвращены на небо Талмором при помощи некоей Магии Рассвета. Эти подробности, о которых ни словом не обмолвился Эстромо, казались ей безоговорочным подтверждением и доказательством роли Талмора в спасении Массера и Секунды,
Между тем, альтмер начал задумывался над тем, какую пользу можно извлечь из-подрастающей Умары, как применить взращённую в ней преданность делу Талмора. Он раньше прочих понял, что девочка обладает горячим темпераментом, и вырастет в страстную женщину. Такая может выведать то, что необходимо, где другие потерпят неудачу, отвлечь чьё-то внимание, выманить, заставить совершить ошибку… Но для этого необходимо, чтобы та не превратилась в обычную шлюху из портового кабака. Об этом следовало позаботиться заранее.
Девочке не было ещё и двенадцати, когда Эстромо начал формировать её мировоззрение и в этом направлении, как посредством задушевных бесед, так и при помощи вовремя подсунутых нужных книг.
Умара постепенно усваивала, что неприкрытые беспорядочные связи не приносят ничего кроме проблем и осуждения в любом круге, кроме самых низов, где всем на всех наплевать, и каждый занят лишь собственными попытками выжить. Что удовольствия такого рода нужно искать с умом и не выставлять напоказ, но главное, что подобные вещи бывают нужны для дела, и это имеет не большее отношения к чувствам — любым, от любви и симпатии до ревности, ненависти и неприязни, чем маскировка, которой её обучает Мирель, к её собственному лицу.

 

Индарио

Индарио

В101 г. 4 э. люди Эстромо принесли ему тревожное донесение: в доках Анвила видели детёныша-вампира. Наличие подобного существа на его территории не могло не обеспокоить альтмера. Такой может натворить немало бед, а с другой стороны, если удастся привлечь его на свою сторону, постараться обеспечить пропитанием без риска со стороны жителей города и наведения паники в округе…
Умара засновала между убежищем и таверной, передавая туда-обратно тайные распоряжения и отчёты, но этого оказалось недостаточно. В конце концов Эстромо лично встретился с одним из своих осведомителей, покинув ради этого воровское убежище — случай почти небывалый.
— Мы можем изловить эту тварь и доставить к тебе. Но что ты будешь с ним делать? — приглушённо говорил собеседник альтмера, скрывающий лицо и фигуру при помощи плаща с глубоким капюшоном.
— Для начала, так он вам и дался.
— Да, что там — дитё ведь совсем! Лет десять-двенадцать от силы.
Если бы Эстромо хоть иногда позволял себе обнаружить свои истинные чувства, в этот момент он закатил бы глаза от того, что приходится работать с такими идиотами. Вместо этого талморец, искусно скрывая раздражение, сказал:
— Этому существу может быть не одна сотня лет. Они же не растут, не забывай! Вы вполне можете столкнуться с рассудком хитроумной древней бестии в детском теле. И вместо пойманного вампира мне достанутся ваши обескровленные тушки, ну или, если повезёт, замена обычного агента на агента-вампира без смены личности.
От такой перспективы фигура в плаще зябко поёжилась.
— Да нет, вряд ли… будь он старым и умудрённым веками, он бы не попадался вот так на глаза. Я ведь не один его видел…
— Возможно, действительно новообращённый, — кивнул Эстромо, — Но тогда следует выяснить, кто, где и когда его обратил. Быть может, древний вампир у нас под боком всё равно существует.
— А ведь верно… — протянул его собеседник. Казалось, ему хотелось обернуться, чтобы убедиться, что кровожадное чудовище не притаилось у него за спиной.
— В общем, так. Замеченного в доках вампира нужно изловить. И без глупостей. Держи в голове то, что я тебе сказал. Если поймать не удастся — придётся прикончить. После того, как он поймёт, что за ним охотятся, оставлять его живым и на свободе нельзя.
Через несколько дней, придя в убежище, Умара застала Эстромо за беседой с незнакомым белокожим и беловолосым мальчишкой-мером. Тот сидел спиной к ней верхом на табурете, упираясь ладонями в сиденье перед собой, опустив голову и оплетая тощими ногами ножки мебели. Альтмер склонился почти к самому его лицу, и что-то вкрадчиво ему втолковывал с тем самым сочувственным и ласковым выражением, с каким, на памяти девочки, говорил только с нею. Умару обожгло доселе неведомой болью. Ей отчаянно захотелось растерзать этого незнакомого юнца. Откуда он взялся?! Зачем он тут?! Почему Эстромо так внимателен к нему?! Девочка впервые познала муки ревности, многократно усиленные страстностью её натуры. Не в силах сдержаться, она сжала кулачки и стрелой вылетела из убежища.
Эстромо краем глаза видел это, но сейчас его заботило другое. Кроме того, с этим ей тоже нужно научиться справляться, равно как и на практике отделять дело от личных эмоций. Любые его слова и разъяснения останутся пустым сотрясением воздуха, пока она не прочувствует всё это на своей шкуре.
Ксавье, также заметивший внезапное бегство Умары, бросил книгу, которую читал, и последовал за ней. Он нашёл её на берегу, подбирающей камни и яростно швыряющей их навстречу набегающим волнам прибоя. Бретонец подошёл и приобнял питомицу за плечи. Та раздражённо дёрнулась, пытаясь сбросить его руки, но он не выпустил её.
— Ты чего, малышка?
— Ничего, — буркнула девочка, не поворачиваясь к нему, чтобы не показывать слёз, закипающих в уголках глаз. Она сама не знала, что в большей степени было причиной их появления — злость или навязчивая ноющая боль в груди.
— Ничего, и поэтому ты пытаешься до смерти забить море камнями?
— Нет, — невольно улыбнулась Умара, — Ксавье, опять ты меня смешишь…
— Ну, а что ещё с тобой делать? — устало вздохнул бретонец, ощущая, как она перестаёт сопротивляться дружескому объятию.
Они помолчали, затем девочка с деланным равнодушием, по-прежнему глядя в морскую даль, спросила:
— Откуда взялось это белёсое недоразумение, с которым разговаривает Эстромо?
— Притащили двое откуда-то запакованного в мешок и обмотанного верёвками не хуже бретонской колбасы, — она ощутила как Ксавье пожал плечами, — Он его вынул, оглядел, теперь беседует. Ну, а уж о чём, извини, я в его дела не лезу, когда это не касается Гильдии. По мне, так целее останешься.
При этих словах у Умары немного отлегло от сердца. Если притащили связанного, значит, скорее всего, он что-то натворил. Возможно, этот мальчишка помогал врагам Талмора, как она помогает Эстромо, и тот сейчас ласково выведает у того, всё, что нужно, а потом… Потом мёртвое тело этого белобрысого найдут в сточной канаве, обглоданное крысами. Или в лесу, расклёванное воронами. Или… или вообще никогда не найдут — море-то рядом. Эти мысли казались невообразимо сладкими. Она смаковала всевозможные способы уничтожения маленького мера, упивалась представлением его страданий.

***

А произошло следующее. Получив от Эстромо приказ поймать мелкого вампирёныша, и напуганные перспективой встретить в его лице матёрого противника, ловцы превзошли сами себя. Они выследили мальчишку, подкрались сзади, используя все доступные способы маскировки, и накинули ему на голову мешок, щедро пропитанный снотворным зельем. После чего тщательно обвязали верёвками и доставили альтмеру. Притащили его двое из немногих, знавших, где разыскивать Эстромо в случае крайней необходимости.
Тот сразу же отослал их, предпочитая разбираться с бесчувственной добычей без лишних глаз. Альтмер извлёк мальчишку наружу. С первого же взгляда эльф усомнился в его вампирской сущности. В её пользу говорила разве что практически белая кожа, но она была однотонной и гладкой, на ней не проступала сеточка сосудов как это свойственно заражённым вампиризмом. Это заболевание имеет множество форм, но у парнишки не было очевидных симптомов ни одной из них. Эстромо приподнял веко добычи — глаза одна из главных отличительных черт вампира. Но и они оказались хоть и очень редкого, но всё же встречающегося среди меров цвета — радужки были серебристо-белыми, белки тоже не имели признаков гемофилии венценосных или сангвинаре вампирис. Правда, зрачок в форме четырёхконечной звёздочки встречается только у босмеров и орков, но кто знает, что за предки были у мальчишки? Последняя и главная проверка показала, что и зубы у пойманного абсолютно нормальные, не было и следа вампирских клыков.
Эстромо потёр подбородок. Вот тебе и вампир! Обычный парнишка. То есть, необычный, конечно, с такой-то внешностью, но и не монстр какой-нибудь. И что с ним прикажете делать? Впрочем, жертва излишнего рвения и подозрительности уже вяло шевельнулась, понемногу приходя в себя. Стоило расспросить паренька, откуда он такой взялся, а после уж решать, как поступить.
Альтмер начал приводить пленника в чувство. Мальчишка очухался на удивление быстро и сел на полу, ошарашенно крутя головой по сторонам. Над ним с сочувственным выражением склонилось золотистое лицо уроженца Саммерсета.
— Где я? — подал голос маленький мер.
— В безопасности, — мягко сказал Эстромо.
Его тон в большей степени, нежели слова, успокоил пленника. К тому же, его никто не держал. Рука мальчишки вдруг тревожно метнулась к шее, провела по ней, после чего он смущённо улыбнулся эльфу.
Тот совершенно правильно расценил этот жест: «Проверил, не надели ли на него ошейник. Вероятно, из беглых рабов».
Поняв, что на первый вопрос ему отвечать не будут, мальчишка задал другой, более осмысленный:
— Зачем я здесь?
— Вот это нам с тобой и предстоит выяснить, раз уж так вышло, — улыбка альтмера была такой сочувственной и понимающей, что паренёк невольно ощутил к тому доверие и симпатию. Тем временем Эстромо продолжал: — Я готов ответить на твои вопросы, но сперва мне хотелось бы получить ответы на свои, раз уж ты оказался моим гостем.
Мальчишка чуть прищурил свои бриллиантовые глаза, признал требование справедливым, и кивнул, ожидая продолжения.
— Для начала, давай познакомимся, — предложил Эстромо.
— Меня зовут Индарио, — с готовностью ответил парнишка и тут же огорошил талморца, продолжив: — А Вы не называйте пока своё имя. Скажите только, как к Вам обращаться. А то сперва узнаешь, чего не следовало, а потом окажется, что живому теперь на свободу путь заказан.
Беглый раб? Который говорит как по писанному в свои… сколько ему, кстати?.. Мальчишка интересовал альтмера всё сильнее. Пожалуй, даже сильнее, чем если бы и в самом деле оказался вампиром. Ошибка его людей, кажется, могла обернуться большой удачей. Впрочем, скоропалительных выводов высокий эльф не допускал.
— Можешь обращаться ко мне просто на «ты».
— Как угодно, господин, — в тоне юного мера не было и следа раболепия. Беглый раб? Проверявший наличие ошейника?..
— Сколько тебе лет, Индарио?
— Двенадцать.
Одногодки с Умарой… А выглядит ещё младше. Эстромо чувствовал, что стоит оставить парнишку при себе, и эта парочка ещё добавит ему головной боли. Ведь, в конце концов, он никогда не претендовал на должность наставника или воспитателя малолеток. С другой стороны… толковых взрослых найти труднее, чем вылепить из толковых детей, при наличии у тех потенциала. У этих двоих его явно было в избытке.
— Как ты попал в Анвил?
— На корабле приплыл… вернее, в трюме.
Вроде бы Индарио отвечал честно и с готовностью, но разговор не клеился. Такой расклад Эстромо не устраивал. Либо они найдут общий язык, либо…
— Ты есть хочешь? — спросил он вдруг своего пленника.
— Перед тем как оказаться здесь, я как раз нашёл себе кое-чего на ужин, но что-то не помню, чтобы успел его съесть, — усмешка у парнишки была чуть озорной и на диво обаятельной. При должной огранке из него может выйти настоящее сокровище.
Альтмер принёс Индарио еды.
— Подкрепись, а поговорить можно и потом. Я так понимаю, ждать тебя никто не ждёт?
Маленький мер кивнул, но, вопреки ожиданиям Эстромо, не набросился на еду, а начал чинно есть, словно на светском приёме, умело орудуя ножом и вилкой.
Наблюдая за ним, альтмер вдруг решил повести беседу иначе. Чем меньше их разговор будет напоминать допрос, тем проще будет подобрать ключик к этой живой загадке. Он позволил мальчишке насытиться, а затем предложил:
— Давай ты мне сам расскажешь о себе, что сочтёшь нужным, а если что-то будет неясно, я спрошу.
Мальчишка пожал плечами.
— Мне нечем отблагодарить за ужин, кроме слов. Если ты так хочешь — я расскажу, но не уверен, что тебе будет интересно.
Всё уже и так было интереснее некуда, так что Эстромо даже не сомневался, что история пленника того стоит.
Своё раннее детство Индарио помнил смутно. В пять лет его из-за экзотической внешности похитили для коллекции знатной престарелой бретонки — собирательницы различных диковинок. Живых экспонатов у неё было не слишком много, а разумных — и того меньше. Для многих нахождение в её «зверинце» было скорее благом, поскольку то, что сделало их достойными помещения в коллекцию, далеко не всегда позволило бы им выжить где-то ещё. Больше всех ему запомнилась девочка двумя годами старше него, по уму навсегда оставшаяся трёхлеткой. Госпожа звала её Рыбкой из-за вечно приоткрытого рта и широко распахнутых чуть навыкате глаз. Питомцы пользовались полной свободой, которую ограничивал лишь ошейник, не позволяющий приближаться к магическому барьеру, окружающему поместье. За ними хорошо ухаживали, а Индарио хозяйка не то из прихоти, не то со скуки, взялась воспитывать и обучать почти как собственного сына, разве что без излишней снисходительности, свойственной матерям.
К десяти годам он прочёл уже немало книг, о которых беседовал с госпожой, поражая её здравостью суждений, успел привязаться к ней и почти позабыть своих родителей. Но тут женщина, лишившая его свободы, но заменившая ему семью, скончалась от старости, и всё движимое и недвижимое имущество эксцентричной дамы досталось её двоюродному племяннику, который распорядился живой коллекцией по-своему. Питомцев посадили в тесные клетки, стали кормить объедками, а новоявленный хозяин то и дело придумывал всевозможные издевательства над ними и мог часами наслаждаться воплощением своих фантазий.
В один из дней он решил заставить питомцев пытаться пересечь магический барьер. Ошейник, устроенный так, чтобы его, несложный в целом, замок не мог раскрыть тот, на ком он надет, при приближении к барьеру вызывал у носящего весьма неприятные ощущения, которые многократно усиливались с каждым шагом, переходя в непереносимую боль.
О грядущем испытании владелец сообщил им заранее накануне вечером, предвкушая какая ночь ожидает осознавших, что им предстоит наутро. Индарио понял, что если не сумеет сбежать, назавтра его вместе с другими, вполне возможно, запытают до смерти. Его клетка находилась вплотную к клетке Рыбки. Он потратил несколько часов той ночи, которая грозила стать последней в его жизни, на то, чтобы объяснить девочке, как расстегнуть его ошейник и убедить это сделать. Со своей стороны, он оказал ей ответную услугу, не надеясь, впрочем, что та сумеет ею воспользоваться. Но большего он для неё сделать не мог.
Утром он вместе с остальными неохотно двинулся в сторону барьера, делая вид, что старается оттянуть грядущие мучения. Дойдя до черты, где ошейники начинали проявлять себя, питомцы заколебались, мечтая повернуть назад. И в этот момент, прежде чем кто-либо успел что-то понять, Индарио сорвал с себя ошейник, метнулся сквозь барьер, белкой взмыл на растущее у ограды дерево и спрыгнул наружу.
Он не представлял, куда бежит, и даже понятия не имел, в какой части Хай Рока находилось поместье, где его держали, а также не знал, была ли за ним погоня, но так или иначе, ему удалось спастись. Он достиг дороги, тайком забрался в телегу с сеном, которую вёз какой-то крестьянин, оборвав таким образом свой след.
Ночуя то тут, то там, таская по пути еду и припасы, где удавалось, он добрался до Даггерфолла. Дальнейшее его существование состояло из скитаний по этому городу и стараний как-то выжить и прокормиться. На тот корабль, что привёз его в Анвил, он забрался в поисках провизии. Была ночь, и Индарио, хорошенько утолив голод, незаметно задремал в трюме, а проснулся, когда корабль давным-давно отчалил от берега.
Самым поразительным было то, что за всё время плавания его так и не обнаружили. Стоило судну пристать, мальчишка сбежал на берег и с тех пор рыскал по анвильскому порту, ища чем прокормиться, выбираясь только в сумерках. Там его и заметили люди Эстромо, из-за белой кожи и ночного образа жизни ошибочно приняв за вампира.
Во время этого рассказа, изредка прерывавшегося уточняющими вопросами и сочувственными комментариями альтмера, в убежище и забегала Умара, успевшая заметить и люто возненавидеть Индарио. Так что в своих предположениях относительно этих двоих Эстромо оказался прав. Но всё же он принял решение оставить мальчишку при себе и продолжить его обучение, столь успешно начатое бретонской госпожой.
Поскольку, в отличие от Умары, жить Индарио было негде, ночевать ему пришлось прямо в убежище, а значит, почти постоянно находиться подле Эстромо, что ещё сильнее подогрело ревнивую ненависть девочки. Сперва мальчишка пытался с ней подружиться, но вскоре оставил эту затею, поскольку при виде него та шипела, как разъярённая кошка. Кроме того, он тоже дорожил вниманием альтмера, и неохотно делил его с нею. Но даже их вражду талморец сумел обратить себе на пользу — каждого из детей он воспитывал согласно тому, чего желал от них добиться, причём думать, как совмещать одно с другим, не приходилось.
 Indario_13.jpg   46,03К   819 Количество загрузок: Индарио в тринадцать лет. Через год после того, как попал на Золотой Берег и к Эстромо.

 

Забытая тетрадь

Забытая тетрадь

Горячая отцовская кровь способствовала тому, что к тринадцати годам Умара превратилась во вполне сформировавшуюся девушку. Рано пробудившаяся чувственность притягивала к ней заинтересованные взгляды мужчин, а её саму побуждала искать близости с ними, и свой первый опыт в этой области старшая дочь Марситы получила в весьма юном возрасте. Однако об этом не знал никто, кроме неё самой и её случайного любовника, так и не спросившего у девушки имени.
 Umara_13.jpg   46,26К   805 Количество загрузок: Тринадцатилетняя Умара.
Привычка скрывать свои воровские проделки, а также выводы, сделанные из прочитанных книг и разговоров с Эстромо, побудили Умару устраивать подобные встречи вдали от посторонних глаз, вовсю используя науку Мирель, поскольку она успела понять, что заработать дурную славу таким образом очень легко, зато избавиться от неё практически невозможно. И что ей за дело до того, что трактирные девки её бы не осудили, да и хозяин был бы не против дополнительного привлечения доходов в его заведение? Их мнение Умару не волновало, она твёрдо знала, что не хочет провести всю жизнь, как мать и её товарки.
Видя, что маленькая прислуга превратилась в девицу с уже достаточно неплохой фигурой и довольно необычной внешностью, которую едва ли кто рискнул бы назвать красивой, но в которой крылась непонятная притягательность, особенно, когда девчонка улыбалась, хозяин позволил ей обслуживать гостей в зале, разнося заказы.
Шлепки и щипки, которыми, которыми нередко награждали служанок подгулявшие посетители, нимало не смущали и не задевали Умару. Она не поощряла их ни кокетливым смехом, ни ужимками, намекавшими на известное продолжение, но и не строила оскорблённую невинность. Она лишь слегка улыбалась, будто бы сама себе, но никогда не снисходила до близости с гостями. А те, подталкивая друг друга локтями, и провожая девушку масляными взглядами, переговаривались:
— Ишь, какая штучка!.. Вот бы с ней...
Но дальше этого дело не заходило, и в таверне она слыла недотрогой, а за её пределами — порядочной девушкой, чего и добивалась.
Именно работа официанткой послужила причиной очередного резкого поворота в судьбе Умары. Как-то раз в таверну зашли мрачный как туча данмер, одетый в добротную мантию, хорошо приспособленную для дальних странствий, и пара матросов.
Моряки заказали обед и пиво, мер же сразу потребовал флина, залпом проглотил первый стакан, поморщился, но, несмотря на то, что качество напитка оставляло желать лучшего, тут же налил ещё.
Ничего нового для Умары, как раз разносившей заказы, в этом не было. Этот будет пить, пока не напьётся пьяным, а потом либо начнёт плакаться на жизнь любому, оказавшемуся рядом, либо разгонит свою печаль и начнёт горланить песни на потеху собравшимся, либо затеет драку. Всё это не её забота. Станет бузить — дюжий детина по прозвищу Дреуг, стоящий у дверей, живо его утихомирит. А будет надо — и вон вышвырнет.
Данмер действительно собирался напиться и уверенно шёл к поставленной цели. Поскольку Умаре никто и никогда не говорил, что подслушивать нехорошо, а её собственный жизненный опыт уверял в обратном, она, как обычно, краем уха слушала, о чём болтают посетители. Так девушка выяснила, что моряки, пришедшие с данмером — матросы с корабля, на котором тот на следующий день собирался отправиться в Вейрест, и вместе они собрались почти случайно.
Пока те говорили довольно тихо, и до Умары долетали только обрывки фраз. Затем, похоже, спутники данмера стали приставать к нему с вопросами, и наткнувшись на мрачное молчание тёмного эльфа, принялись его подначивать, мол не иначе как тот поругался с хорошенькой подружкой.
— Так это дело-то поправимое! — похохатывая продолжал свою мысль один из матросов, — вон здесь какие девчонки! Одна другой краше, за пару септимов любая приголубит, да ещё и на корабль проводит, как родного!
Данмера, успевшего уже изрядно накачаться флином, наконец прорвало:
— Да что мне ваши красотки?! Вот они у меня все где, — Умара обернулась, ожидая увидеть как тот ребром ладони проводит по горлу, но мер швырнул на стол объёмистую тетрадь в кожаном переплёте и, громко хлопнул по ней рукой, — Вот она, вся любовь, страсть и прочее! Мне не нужны деньги, чтобы завоевать внимание последней недотроги и получить такое наслаждение, какого не подарит и опытнейшая куртизанка! А заодно, чтобы она сама скулила от восторга и после бегала следом, как привязанная! Я пятьдесят лет трудился над этим! Пятьдесят лет каджиту под хвост!
— Чего ж под хвост-то, если всё так, как ты говоришь? — продолжал ёрничать матрос, — Или всё бы хорошо, да на ту, ради кого старался, не действует?
— А!.. Вам не понять! — эльф махнул рукой, едва не сбросив со стола свой стакан. Это придало его мыслям другое направление. Несколько секунд он пялился на посудину, точно пытался понять, что это за предмет, и что он тут делает, затем перелил в него остатки флина, залпом проглотил выпивку и крикнул Умаре, — Эй, девка! Ещё флина!
Девушка выполнила его заказ и продолжила прислушиваться, поскольку ничего более интересного в таверне пока не происходило.
Данмер осушил ещё стакан и мрачно уставился на свою тетрадь, подперев голову кулаком.
— Так чего мы не поймём-то? — потряс его за плечо второй моряк, настроенный не столь насмешливо.
— Ничего не поймёте, — буркнул мер и умолк, но ненадолго. Он выпил уже достаточно, чтобы испытывать непреодолимую потребность излить кому-нибудь душу. Да хотя бы и двум этим неотёсанным чурбанам, совершенно не способным проникнуться его горем, — Пятьдесят лет назад я был молодым, подающим надежды алхимиком, как уверяли мои учителя, а их бы никто не назвал щедрыми на похвалу. Уже тогда меня занимала алхимия любви, влечения, страсти... всего, что с этим связано. Да, в молодости это представляет не только научный интерес! У меня были некоторые наработки, практические образцы, теоретические выкладки, пусть пока далёкие от идеала, но я видел, какие перспективы они раскрывают! Мой главный наставник уже не мог мне ничем помочь — мои познания в этой области превзошли его собственные. И тогда я решил встретиться с живой легендой алхимии — с самим Синдерионом! Показать ему, чего я достиг, рассказать о направлении дальнейшей работы, и, быть может, получить дельный совет. Но больше всего я грезил о признании! Я добрался до самого Скинграда, я добился встречи со светилом!.. А он... он сказал, что мои идеи не новы, имеющиеся наработки слишком сырые, а направление в целом ему не слишком интересно. Я был вне себя и в бешенстве крикнул надменному альтмеру: «Посмотрим, что ты скажешь, когда в своей области я превзойду тебя, и ты ничего не сможешь мне противопоставить!» «Жду не дождусь, юноша, жду не дождусь», — скучающим тоном произнёс он. На этом мы расстались. Я с ещё большим пылом взялся за работу, теперь красотки, о любви которых я грезил, стали лишь подопытным материалом, ступеньками лестницы, ведущей к заветной цели. Я полвека потратил на свои исследования! Я собрал и упорядочил все знания, имеющиеся в данной области! От приворотных зелий, которые может сварить любая полуграмотная знахарка, до жучиного мускуса Телванни! Я разработал свои собственные составы, в сравнении с которыми и то и другое — жалкие потуги дилетантов! Я охватил смежные области, разобрал их по косточкам и создал уникальные снадобья, не имеющие аналогов по эффективности и надёжности! Я расписал все процессы до мельчайших деталей, чтобы любую ошибку можно было совершить лишь по невнимательности либо намеренно, но нельзя было списать на неточность инструкций! И вот, мои труды завершены, их итоги совершенны! Я вновь в Скинграде, готовый посрамить альтмерского гордеца!.. И что я узнаю?! Через несколько лет после нашего разговора он уехал! И с тех пор о нём ни слуху, ни духу! Может, он вообще давно помер, а я пятьдесят лет состязался с призраком!..
Язык у данмера порядком заплетался, особенно на всяких мудрёных словах, и без того непонятных его собеседникам. Словесная вспышка завершилась очередным стаканом.
Умара отвлеклась на обслуживание гостей в другой части зала, а когда приблизилась снова, застала данмера горячо спорящим матросами. Его не слишком внятная речь сопровождалась бурной жестикуляцией, грозящей смести, со стола всё, что там находилось.
— Говорю тебе, любая! И ты... и тебе... зельем поить не, надо... хотя и такие есть!
— Да брось!.. Не может быть такого, чтоб баба из приличных вдруг сама к тебе в кровать прыгнула! — не сдавался один из его собеседников. Второй, казалось, что-то обдумывал.
— Не веришь?! — продолжал горячиться данмер, — Спорим на твоё недельное жалованье, что нынче же вечером любая, на какую укажешь, будет твоей?!
Такой поворот пришёлся морякам по нраву. Он сулил либо неплохое развлечение, либо заметное утяжеление кошелька.
— Идёт! На ком проверять будем?
— Говорят, вот эта смугляночка из недотрог недотрога, — кивнул один из них на Умару. Другой только поморщился:
— Трактирная девка! Вчера недотрога, а сегодня решит деньжат подзаработать или просто поразвлечься! Для них это дело обычное. Какая ж это проверка?! Ты б ещё портовую шлюху предложил!
— А что? Ежели портовая шлюха задарма даст, я ему, пожалуй, поверю!
Оба громко расхохотались. Данмер, потерявший интерес к их препирательствам, тем временем вливал в себя остатки флина.
— Нет, шлюхи не, годятся, — отсмеявшись сказал первый, — где уверенность, что он ей втихую не сунет кошелёк?..
— Вот что, — вдруг сказал тот матрос, что больше помалкивал, — тут неподалёку живёт одна вдовушка... Муж у ней тоже в море ходил, да потонул в запрошлом годе. Я к ней не раз клинья подбивал, а она — ни в какую! Мне, говорит, одного моряка хватило... ждёшь-пождёшь, того не зная, что уже вдова... Я и так и этак — упёрлась намертво. Ежели твоё зелье даже её уломать поможет — мой недельный заработок — твой! Эй! Да ты хоть слышишь ещё, чего говорю-то?..
Данмер поднял на него мутный взгляд:
— С... слышу... Будет тебе твоя вдова... А ты будешь... будешь знать, как спорить с учёным!
Эльф вынул из кармана небольшую матерчатую сумочку со специальными отделениями для маленьких склянок. Непослушными пальцами вытащил оттуда один пузырёк, покачал головой, с трудом засунул его обратно, достал другой и удовлетворённо кивнул, едва не ткнувшись лицом в стол и чудом не расколотив флакон об край столешницы.
— Э! Ты зелья-то свои смотри с пьяных глаз не спутай! А то сделаешь из меня жабу какую!
Ответом ему послужил такой яростный багряный взгляд, что моряк невольно подался назад.
— В жабу тебя... за одно это стоит!.. Договоришься! Не я предложил!.. Ладно... ре... репутация дороже.
Данмер попытался вытащить пробку из флакона, но столь тонкая работа оказалась ему не под силу. Сдавшись он протянул склянку моряку.
— Держи... от... открой, смочи палец... каплю, не больше! И разотри тут... вот здесь... ещё каплю сюда...
Мер, с трудом сводя взгляд на собеседнике, указывал, куда наносить зелье. Заметного запаха оно, казалось, не имело, моряк порывался добавить, но алхимик гневно прорычал:
— Довольно! Сперва не слушают, потом я же виноват! Хватит. И даже с лихвой! Идём к твоей вдове!..
— Пока дойдём, поди, выветрится всё?
— Не вы... не выветрится... подействует как раз... а нет — с меня... деньги.
Данмер попытался подняться, но не сумел. Моряки вытащили его из-за стола и, поддерживая эльфа с двух сторон, поскольку тот едва стоял на ногах, покинули таверну.
Умара краем глаза видела их уход, но была занята обслуживанием посетителя в другом углу. Раз Дреуг не забил тревогу, значит, деньги они оставили как положено, настоящие воры сюда не заглядывают, а случайному человеку взять со стола монеты на глазах здоровенного вышибалы — совсем ума надо лишиться. Свободных мест в зале хватало, так что девушка не слишком спешила прибрать за ушедшими и приблизилась к их столу лишь через несколько минут.
Она сгребла и пересчитала деньги, чтобы передать хозяину, собрала грязную посуду и пустые бутылки, унесла их на кухню, где Мирта помогала то поварам, то судомойкам, перекинулась с сестрой несколькими словами и поспешила назад, чтобы стереть со стола и подготовить его к приёму новых гостей. Заглянув под стол, нет ли и там какого непорядка, Умара увидела, что под лавкой валяется тетрадь, которую данмер показывал морякам.
Девушка схватила её и кинулась к дверям. Выглянула наружу, но посетителей уже и след простыл.
— Дреуг, куда они пошли? — повернулась она к вышибале, неосознанно опуская тетрадь в здоровенный карман плотного фартука, какие носила здесь вся прислуга.
— Да я и не глядел, — лениво отозвался детина, перекатывая что-то за щекой, — Что, денег недодали? Вроде отсюда нормально казалось...
— Да нет, заплатили как надо. Если вдруг вернутся, кликни меня, ладно? — ей отчего-то не хотелось посвящать этого парня в причины своего беспокойства.
— Для тебя — что попросишь, — Дреуг осклабился, — А что, Умара, не провести ли нам после работы часок-другой вместе? Узнать там друг друга поближе, то да сё... А? Уж я тебя не обижу и в обиду не дам, — он поиграл внушительными мускулами.
— Боюсь, Малин мне уши отрежет, и тебе заодно! — вывернулась девушка.
— Она может! — Дреуг негромко хохотнул, — Но ты, так-то, подумай! Ей и знать-то незачем.
— Обещаю думать об этом по три раза на дню! — Умара показала детине язык.
— Язва! — беззлобно проворчал тот, — Ладно, если вдруг вернутся эти, позову тебя.
— Спасибо, Дреуг!
Он ухмыльнулся, вновь услышав прозвище, которое льстило его самолюбию.
У Умары как раз выдалась свободная минутка. Девушка ненадолго присела в уголке и, отчасти из любопытства, отчасти — от нечего делать, принялась просматривать найденную тетрадь. Через несколько минут её сердце колотилось как бешеное, а лицо пылало. Она вскочила, осмотрелась по сторонам. Села обратно. Спрятала свою находку в карман. Вновь достала и принялась жадно перелистывать, не в силах поверить, что к ней в руки попало такое сокровище.
Данмер не солгал: в его тетради действительно можно было найти всё, что связано с любовью, страстью, влечением и сопутствующими аспектами жизни. Там были подробнейшим образом расписаны рецепты и способы применения различных приворотных снадобий, зелий, вызывающих и усиливающих влечение, восстанавливающих и укрепляющих мужскую силу; составов, обостряющих ощущения при близости; средств, надёжно предотвращающих зачатие ребёнка и напротив, многократно увеличивающие вероятность такового; эликсиров для предупреждения и лечения практически всех известных болезней, которые порой разносят доступные девицы, в том числе и тех, которые считались неподвластными исцелению, а также методы выявления этих хворей на различных стадиях. Всё это было чётко выведено для людей, меров и зверолюдей, для мужчин, женщин и тех и других разом. Было то, что легко применять в тайне от другого и то, что используется добровольно.
Подумать только, какие возможности открывались перед обладателем этого знания!
Умара вернулась к работе, но имела столь рассеянный вид и блуждающий взгляд, а на щеках её горел такой лихорадочный румянец, что хозяин, испугавшись, что девушка больна и, чего доброго, чем заразным, сам отпустил её пораньше, пообещав заплатить за полный день, и велел не приходить назавтра, правда уже без сохранения жалования. Он рассудил, что ежели с ней ничего серьёзного, то через день она вернётся к работе, если же нет, то свалится, не принеся лишней заразы в таверну. А тогда он и Мирте запретит приходить, пока не будет уверен, что сёстры здоровы. На что им тогда жить и лечиться — не его печаль.
Умара хотела забежать к сестре на кухню, но хозяин спровадил её на улицу и сам выслал Мирту к ней. Девочка выбежала на крыльцо, вытирая руки фартуком.
— Умара! Что случилось?!
Старшая сестра опустилась на корточки перед младшей и положила руки ей на плечи.
— Мирта, хозяин отпустил меня на сегодня и завтра. Не волнуйся, у меня всё в порядке. Ты же справишься сама?
— Справлюсь... но я не понимаю...
— Просто поверь, что всё хорошо. Ну, беги! Жду тебя дома. Дреуг!
Вышибала высунулся из, дверей.
— Дреуг, если они сегодня или завтра зайдут, скажи, чтобы подождали, а сам пошли Мирту за мной.
— Я подумаю, что с тебя за это стребовать, — хохотнул детина.
— А я посмотрю, сумеешь ли ты это заслужить!
Умара развернулась и побежала к портовым воротам Анвила. Добежав до лавки, где торговали книгами, она совсем запыхалась и, с трудом переводя дух, спросила толстую тетрадь, чернила и запас перьев.
Торговец пренебрежительно взглянул на девушку, так и не снявшую фартука, выложил товар на прилавок и всё же не удержался от колкости:
— Девчонка из трактира затеяла учиться грамоте?
— Нет, составлять список худших остряков, чтоб граф их по ошибке в придворные шуты не взял! — огрызнулась Умара, отдавая деньги и сгребая покупки.
Так же, не чуя ног, девушка примчалась домой. Она раскрыла тетрадь данмера и принялась её лихорадочно переписывать. Дело продвигалось медленно — хотя случайный учитель и привил Умаре навыки письма, но оттачивать их, в отличие от чтения, у неё не было ни времени, ни возможности. Почерк у мера был на редкость убористым и, к счастью, весьма разборчивым, но из этого следовало, что в каждой странице, исписанной алхимиком, умещалось две-три, заполненных неумелой рукой Умары.
Если бы девушка на минуту задумалась, что она пытается сделать, у неё опустились бы руки. Даже опытный переписчик потратил бы на простое копирование тетради не меньше недели, а ей важно было ещё и понять написанное, чтобы не ошибиться, превратив таким образом все свои усилия в ничто.
За этим занятием её и застала вернувшаяся с работы Мирта. При появлении сестры, Умара вздрогнула, испугавшись, что ту прислал Дреуг, поскольку гости обнаружили пропажу и вернулись, и лишь потом поняла, что засиделась до позднего вечера.
— Умара, ты не обедала нынче в кухне. Я тебе поесть принесла.
— Хорошо, Мирта, спасибо! Я — потом... Ты ложись, не жди меня...
Девушка старательно писала всю ночь, иногда задрёмывая на несколько минут, и тут же вздрагивая и возвращаясь к работе. Под утро сон сморил её окончательно. Она уснула над тетрадью и не услышала даже, как ушла на работу Мирта.
Проснулась девушка ближе к полудню, охнула, поняв, сколько времени потеряла, а просмотрев написанное ночью, совсем пала духом: сонная рука местами вывела нечто нечитаемое, где-то сползла, перечеркнув написанное, где-то смазала и понасажала клякс. Зато часть того, что она успела написать прежде, чем стала засыпать, запомнилось и даже казалось понятным.
Умара со вздохом выдрала исписанные накануне листы и начала всё заново, на этот раз старательно выводя каждую букву. Она уже понимала, что не успеет переписать тетрадь ни за день, ни даже за месяц, но пыталась разобраться хотя бы в том, что было написано в начале, молясь Дибелле, чтобы владелец не хватился своего сокровища. В конце концов, данмер был настолько пьян, что не заметил, как тетрадь свалилась со стола. Может, он вообще не вспомнит, где мог её потерять?.. А если и вспомнит... он не сможет утверждать этого наверняка, того, как она подобрала тетрадь никто не видел. Даже Дреуг. Впрочем, она ведь сама, попросила разыскать её, если давешние гости снова объявятся...
Умаре не раз приходилось присваивать чужое ради того, чтобы выжить или чтобы им с сестрой было хоть немного проще, что же мешает ей утаить сокровище случайно попавшее к ней в руки, когда ничего ещё она не желала так сильно?
И всё же, боги свидетели, она чувствовала, что не сможет так поступить, и до вечера вздрагивала от каждого шороха, опасаясь, что это владелец вернулся за своей тетрадью.

***

Умара не знала, что данмер выиграл спор, моряк заполучил свою вдовушку, и та, едва не рыдая от того, что отказывала ему раньше, обещалась ждать его возвращения.
Моряки и алхимик провели вечер у вдовы, отмечая победу данмера в споре, разумеется, скрыв от женщины подлинную причину праздника, после чего бесчувственное тело тёмного эльфа было доставлено матросами на корабль.
Не знала девушка и того, что, придя в себя уже далеко в море, данмер первое время был занят изготовлением лекарств от похмелья и морской болезни в своей походной лаборатории, затем ждал, пока они подействуют, а когда наконец хватился своей пропажи, не смог даже примерно припомнить, когда и где видел её в последний раз. Это происшествие раздосадовало мера, но не слишком. Тетрадь содержала чистовые записи его исследований, и он намеревался, образно говоря, швырнуть её в лицо Синдериону.
Все черновики остались при нём, великого алхимика он так больше и не встретил, так что судьба пропавших записей его не слишком волновала.
Так вышло, что итог многолетних трудов данмера оказался в руках Умары. Дни шли за днями, девушка вернулась к работе в таверне и понемногу успокоилась насчёт найденной тетради. Хранить её дома она остерегалась и перенесла в воровское убежище. У Ксавье там был свой уголок, огороженный книжными шкафами, с мягким уютным диванчиком в редгардском стиле, с таким же, весьма удобным, креслом и письменным столом. Там Умаре дозволялось хозяйничать, как ей вздумается.
Теперь она проводила там всё свободное время, продолжая переписывать тетрадь или внимательно вчитываясь в записи данмера. Копировать их девушка продолжала отчасти на случай, если владелец ещё объявится в Анвиле, отчасти, чтобы лучше разобраться в написанном. Почерк у неё по-прежнему был далёк от каллиграфического, но устоялся и стал разборчивым. Вечерами она, обычно, подобрав ноги, сидела в кресле Ксавье возле стола, в то время, как сам бретонец валялся на диване с очередной книгой, если не сбегал на свидание с какой-нибудь красоткой.
Увы, поскольку данмер адресовал свои записи другому опытному алхимику, многие слова, особенно касавшиеся самого процесса изготовления снадобий, Умаре были незнакомы. К тому же, то и дело встречались отсылки к книгам с точным указанием глав и параграфов, переписывать которые мер посчитал излишним. Ксавье не интересовался, чем там увлеклась его питомица, пока та не заявилась к нему с внушительным списком.
— Ксавье, ты не мог бы достать для меня вот эти книги? И ещё пару учебников по алхимии? Скажи, сколько нужно денег? Я попрошу Озгула, чтобы отдал.
Бретонец проглядел список и удивлённо присвистнул.
— Положим, достать-то я могу почти любую книгу, но эти-то тебе зачем? Алхимия, трактаты целителей... учебники...
— Да так... разобраться хочу кое в чём...
— Ладно, мне-то не жалко... денег у меня хватает, как добуду — вернёшь, сколько потребуется.
— Спасибо, большое спасибо! — девушка едва не захлопала в ладоши, — А когда сможешь достать?
— Вот же загорелось тебе! Откуда ж я знаю? Как только — так сразу.
Бретонец ласково потрепал её по щеке. Умара рассмеялась. Ксавье она легко позволяла любые вольности.

 

Практическая алхимия

Практическая алхимия

Бретонец сдержал слово и приложил все усилия, чтобы в кратчайшие сроки добыть нужные книги, после чего Умара с удвоенным усердием продолжила свои штудии. Чтобы во всём разобраться, ей потребовалось ещё несколько книжек попроще. Ксавье помог и здесь, но в суть её изысканий по-прежнему не лез.
Наконец настал момент, когда девушка поняла, что больше не в состоянии ничего вытянуть из сухого текста. Она усвоила всё, что могла дать теория. Пришло время попытаться применить полученные знания на практике.
Умара начала понемногу приобретать алхимическое оборудование и стаскивать его в убежище. Занимаясь этим, она не забывала пополнять свой счёт в сундуках Озгула. Так что, несмотря на траты, вызванные покупкой книг, приспособлений и ингредиентов, денег у девушки даже прибавилось, поскольку она на время прекратила корпеть над записями и чаще выбиралась на промысел.
Вскоре в воровском убежище, в уютном уголке, который обустроил для себя бретонец, заработала небольшая алхимическая лаборатория, где Умара ставила свои первые эксперименты. Сперва она разбирала совсем простенькие примеры на уровне учебника, затем перешла к более сложным составам, описанным в книгах, и понемногу подобралась к содержанию заветной тетради. Соседство с практической алхимией не всем пришлось по душе, поскольку порой помещение окутывалось удушливым дымом или пропитывалось едкими запахами. Даже Ксавье с трудом мирился с этим, остальные же, как ни странно, исключая Эстромо, сидевшего в убежище почти безвылазно, откровенно выражали своё неудовольствие. Девушка и сама понимала, что так продолжаться не может. Особенно после того, как из-за её опытов едва не сорвалось довольно верное и выгодное Гильдии дело.

***

Инициатором хитроумного ограбления с подлогом, получившего полное одобрение главы местного отделения Гильдии, разумеется, был Ксавье. Формально возглавить дело должна была сама Берона, но большая часть, от замысла до исполнения, ложилась на плечи бретонца. Он долго разрабатывал план, затем больше суток кряду занимался непосредственными приготовлениями и, наконец, вернувшись в убежище, почти без сил рухнул на свой диванчик, попросив Умару разбудить его через пару часов, перед началом операции. Бретонец так вымотался, что заснул, едва договорив свою просьбу.
Умара поставила двухчасовые песочные часы, чтобы в точности исполнить то, о чём просил Ксавье, и принялась за очередной эксперимент, как назло оказавшийся весьма ароматным. Запах не был неприятным, но вокруг распространились густые и удушливые испарения. Даже сама девушка, возившаяся с оборудованием, испытывала лёгкое головокружение, при том, что основная часть плотного марева собралась как раз на уровне дивана, где спал бретонец. В итоге, разбуженный Умарой ровно через два часа, Ксавье проснулся с такой головной болью, что едва смог подняться. Учитывая, что ему в предстоящем действе отводилась ключевая роль, успех дела повис на волоске.
Бретонец с трудом выбрался из убежища. На открытом воздухе ему стало чуть получше, и он, хоть и чудом, но справился со своей задачей. К возвращению участников дела, то есть большинства обитателей анвильского убежища, девушка успела осадить испарения при помощи распылённой воды — совет, поданный ей Эстромо, — и убрать свои приспособления вместе с результатами эксперимента с глаз долой.
Остаток вечера Умара хлопотала вокруг Ксавье, ставшего героем дня по результатам блестяще задуманной и исполненной операции, принёсшей Гильдии целое состояние.
Бретонец сидел на своём диванчике, откинувшись на мягкие подушки, пока Умара, то стоя позади массировала ему виски, то отпаивала чаем, щедро приправленным сиродильским бренди, что ей тоже ненавязчиво подсказал Эстромо. Несвоевременное занятие алхимией, затеянное девушкой, и едва совсем не выведшее Ксавье из строя, придавало ему в глазах остальных ореол мученика, которым он, что греха таить, втайне наслаждался, особенно когда лечение, предложенное альтмером, как следует подействовало. Голова у Ксавье наконец прошла, лицо утратило внезапно обретённую благородную бледность и приняло свой обычный цвет. Однако он не спешил расставаться с обликом «раненого героя», наслаждаясь заботами Умары, искренне старавшейся загладить свою вину.
Её прикосновения были ему неожиданно приятны. Ксавье вдруг заметил, что его питомица стала весьма соблазнительной юной девушкой. «Какой девушкой?!» — мысленно одёрнул он себя. — Этот ребёнок пять лет назад всерьёз спрашивал, существуют ли карманные даэдроты! Но за прошедшие пять лет девчушка, дремора её побери, здорово выросла, изменилась и похорошела... Память услужливо подбросила другой эпизод — с мешковатой блузой, кокетливо стянутой с по-детски острого плечика. О, нет! К той малышке он по-прежнему не испытывал интереса, но не отказался бы увидеть, как она проделает такое сейчас, когда ей исполнилось четырнадцать. Что за нелепые мысли? Умара ещё совсем девчонка, и верит ему, как другу!.. Но его естество требовало продолжения этой дружбы в куда более тесном общении. Да что с ним такое творится?! Неужели настолько захмелел от пары чашек чая с бренди? Быть того не может! Ну, устал, как собака, не выспался, да ещё голова недавно раскалывалась так, что в глазах темно, но тем паче, тут не о девках бы думать, а лечь и отрубиться! И всё-таки, не могла же такая чушь прийти на трезвую голову?! Борясь с непонятным наваждением, бретонец слегка отодвинулся от девушки.
— Тебе плохо? — испуганно спросила Умара.
— Я... Нет, мне гораздо лучше... но... — сбивчиво забормотал он, не зная, что делать и говорить.
Однако девушка внимательно пригляделась к нему и узнала выражение глаз, и прочие признаки, свидетельствующие об однозначном интересе мужчины к понравившейся женщине. И тут до неё дошло...
— Ох, Ксавье! Прости! Что ж за день такой — всё делаю не так?! Эликсир! Я сейчас!
Умара метнулась прочь. Торопясь убрать свою работу, создавшую столько проблем, она случайно брызнула себе на запястье полученным снадобьем, машинально стёрла каплю другой рукой, и тут же забыла об этом, не придав никакого значения. Но ведь она как раз занималась изготовлением зелья, предназначенного для соблазнения мужчин! Состав был очень сложным, и она даже не думала, что с первой попытки всё настолько получится! Бедный Ксавье! То-то он не знал, куда от неё деться, да и от себя заодно! Размышляя над этим, девушка ожесточённо отдраивала руки по самые локти с грубым мылом, чтобы полностью избавиться от следов эликсира.
Когда она вернулась, от её рук исходил запах мыла и только мыла. Наваждение рассеялось, и хотя бретонец уже не мог смотреть на неё прежними глазами, он лишь отметил, что Умара действительно выросла и повзрослела.
В этот момент к ним размашистым шагом подошла Мирель. Низенькая женщина двигалась так, когда бывала крайне рассержена, что с ней случалось нередко.
— Ксавье, ты, конечно, герой, но с её алхимией надо завязывать, пока она нас всех не потравила, как тебя сегодня! Нечем заняться — пусть как раньше книжки читает, или красится хоть в дремору, или с альтмером своим шушукается — лишь бы без вреда для других!
— Оставь её! — бретонец отстранил босмерку повелительным жестом умирающего императора.
Как ни странно, та сразу умолкла, что было вовсе не в её характере — сегодня его воля была непререкаема.
Но неожиданно её поддержала сама Умара.
— Нет, Ксавье, она права. Если бы ты видел себя со стороны, ты бы с ней согласился!
— Мне хватило того, что я себя изнутри чувствовал, — проворчал бретонец, — Так ты решила бросить свои занятия? После всех изученных книг и покупки приспособлений?
— Нет, просто здесь это всем неудобно. И мне в том числе.
— И что ты предлагаешь? Перетащить это в вашу хижину?
Девушка помотала головой:
— Нет, наша хибара уже того и гляди рухнет после очередного шторма. Ксавье, помоги мне купить дом в Анвиле.
— Дом?! — бретонец, успевший прилечь, приподнялся на локте, глядя на Умару, как на диковинку.
— Думаешь, моих денег будет мало?.. Я добуду ещё! Скажи, сколько не хватает.
— Не хватит, я тебе сам одолжу, вернёшь потом. Не в деньгах дело. Что ты Мирте-то скажешь? А прочим?
— Скажу... что отец помер и завещал нам денег, велел кому-то нас разыскать. Его всё одно тут никто не помнит.
— Разумно, — кивнул Ксавье, — ладно, завтра же посмотрю, что можно сделать.
Бретонец зевнул, глаза у него закрывались сами собой. Время было уже позднее, Умаре пора было возвращаться к сестре, да и прочие собирались отдыхать.

***

На следующий день заняться покупкой дома Ксавье так и не собрался, поскольку в убежище было устроено торжество, посвящённое вчерашнему успеху, накануне отложенное из-за недомогания главного виновника. Он снова был в центре внимания, принимал вполне заслуженные почести и почти забыл об Умаре, которая, хотя и пришла, но забилась в уголок, понимая, что её роль в давешнем деле оказалась сугубо отрицательной.
Однако позже, слегка расслабившись под действием хорошего вина, бретонец вспомнил вчерашний вечер, чай, который подносила ему Умара, а так же внезапно возникшее и столь же неожиданно исчезнувшее влечение к ней, и решил, что стоило бы поговорить с девушкой, желательно с глазу на глаз. Момент был для этого вполне подходящий — празднование перешло в ту стадию, когда каждый нашёл себе дело по вкусу, так что желание Ксавье прогуляться на воздухе со своей питомицей никого не могло ни удивить, ни задеть.
Он поманил девушку к выходу из убежища, и та с готовностью последовала за ним. Они молча дошли до того места, где впервые беседовали пять лет назад. Море как и в прошлый раз позаботилось о том, чтобы обеспечить им удобную скамью из плавника. Умара, всё ещё чувствовавшая вину за вчерашние оплошности, заговорила первой. Уж если Ксавье собирается её отчитывать, так лучше сразу.
— Для чего ты меня позвал?
— Поговорить хотел. Спросить кое о чём.
— Так спрашивай, а то молчишь, я уже не знаю, что и думать!
— А я не знаю, с чего начать. Давай присядем.
Они опустились на бревно, выброшенное на берег волнами.
— Будешь меня ругать за то, что вчера тебя так подставила? Поверь, я не нарочно! Я в первый раз готовила этот эликсир и понятия не имела, что в процессе изготовления он так чадит! Но я же уже решила, что больше вообще не буду проводить в убежище никаких опытов.
— Да брось ты! Я знаю, что ты не ожидала, что так выйдет, иначе не стала бы этого затевать. Кроме того, всё же закончилось успешно.
— Благодаря тебе, а не мне...
— Умара, я позвал тебя чтобы поговорить, а не ругать или утешать. Я не сержусь, тебе этого довольно?
Девушка кивнула, видя, что Ксавье хочет перейти к главному, не знает, как к этому подступиться, от этого нервничает, а она сбивает его своими извинениями, в которых и нужды-то нет. Чуть помолчав, он продолжил.
— Ты захотела заниматься алхимией, просила меня добыть книги... Я достал, что тебе требовалось, и в твои дела не совался. Но вчера... уже после возвращения, когда ты окружала меня заботой, произошло нечто странное... Поверь, я не хочу тебя как-то обидеть или добиваться чего-то... и надеюсь, что наш разговор не помешает мне остаться твоим другом... пойми, это было и прошло, как какое-то наваждение... но...
— Но ты внезапно разглядел во мне женщину, причём настолько желанную, что было трудно держать себя в руках? И теперь хочешь выяснить, что это было, я ли тому виной и если да, то зачем мне это понадобилось, не так ли? — продолжила за него Умара, уже понявшая, что предисловие грозит растянуться до бесконечности.
Бретонец кивнул.
— Надо понимать, это и есть ответ. По крайней мере, ты знаешь о том, что произошло. Но — зачем?..
— Это такая же досадная случайность, как и испарения, вызвавшие у тебя головную боль! Я нечаянно испачкала руки сваренным эликсиром, но не придала этому значения, так торопилась всё убрать к вашему приходу. Оказалось, что он у меня очень даже получился, но я вовсе не собиралась проверять его на тебе или тем более применять нарочно! Когда я поняла, что происходит, я как следует отмыла руки, и твоё «наваждение» развеялось.
— А что это вообще за зелье?
— Один из составов, что описаны в тетради, ради которой я и полезла изучать алхимию.
И девушка кратко пересказала Ксавье историю с записями данмера-алхимика, чему тот посвятил свои изыскания, и как они очутились у неё в руках.
Некоторое время бретонец сидел молча, осмысливая услышанное. Затем с чувством произнёс:
— Вот спасибо, что вернула меня с небес на землю! Я тут второй день выслушиваю от всех, какой я умный, да какой молодец, а на деле, оказывается, дурак-дураком! И это я называл «не лезть в твои дела»! Нет бы хоть поинтересоваться, чем ты занята! Да это же золотое дно! Ты сама-то понимаешь?!
Умара чуть пожала плечами.
— Я только начала пытаться изготовить зелья из той тетради... но, да, вероятно, что-то из этого можно использовать...
— Что-то! Да почти всё, если подойти с умом! Всему найдётся применение и каждый вложенный в это дело медяк расцветёт горстью золотых! Будет тебе дом, девочка моя!Всё будет, что ни попросишь, если позволишь использовать свои зелья в делах Гильдии. Да, кстати! Неплохо бы, чтоб остальные знали об этом не больше, чем я до сего дня. Не то утечёт слушок не туда — проблем не оберёшься!
Девушка кивнула, соглашаясь.
Назавтра Ксавье вплотную занялся приобретением дома для Умары и Мирты. После вчерашнего разговора он отнёсся к этому со всей возможной серьёзностью. Наконец ему удалось договориться о покупке хорошего добротного жилища в черте города, но почти у самых портовых ворот. Там были комнаты для обеих сестёр, удобная кухня и, главное, просторный подвал для Умариных занятий.
Кроме того, бретонцу удалось очень выгодно продать лачугу сестёр каджитскому торговцу, а по сути — контрабандисту. Её плачевное состояние оказалось большим преимуществом, так как тот собирался устроить на этом месте склад, а тут старую постройку и разбирать, считай, нечего. Дунь — и развалится.

***

Мирта пришла в восторг от нового дома, и безоговорочно поверила в историю об отце, поскольку не могла найти иного объяснения свершившемуся чуду. Требовать от сестры свою долю «наследства» ей и в голову не пришло, поскольку она привыкла, что Умара заботится о них обеих и, верно, распорядится деньгами к их общему благу куда разумнее.
Сёстры продолжали работать в таверне, но Эстромо подал Умаре новую мысль:
— Тебе не стоит делиться секретами твоей тетради ни с кем, кроме проверенных и доверенных людей, но ты теперь можешь заняться созданием косметики и благовоний на продажу. Разбираться в этом Мирель тебя научила. Для особых клиентов туда можно добавлять кое-что из твоих эликсиров. А оборудование для того и другого нужно одно и тоже. В такую лавку может не вызывая подозрений заходить столь же разный народ, как и в таверну, а посторонних глаз меньше. К тому же, это куда престижнее работы в кабаке и сулит совсем другие деньги.
Все средства, скопленные Умарой и вырученные от продажи их старой рыбацкой хибары, ушли на покупку дома, и она осталась даже немного должна Ксавье, а новое жильё требовалось ещё и обставить. К тому же то, что предлагал Эстромо, требовало изучения и проб, для этого нужны были ингредиенты, а значит — снова и снова деньги.
Умара с удвоенной энергией промышляла в порту, причём уже не только шаря по чужим карманам, но и, пользуясь наукой Мирель, Ксавье и Эстромо, обирала доверчивых путешественников мошенническим путём. Очень скоро она выплатила Ксавье долг, и в их доме появилась хотя бы самое необходимое. Всё более сложные опыты девушки давали успешные результаты. С покупки дома прошло около года. Радовало, что и Мирта стала получать жалование, поскольку с десяти лет её наконец причисли к штату поварят.
Не забывала Умара и совет, данный ей гильдейским казначеем, учась создавать всевозможную парфюмерию. В этом ей тоже помогла тетрадь данмера-алхимика. Сам он столь обыденными вещами не занимался, но в его записях имелся целый раздел, касающийся смешения краски для лица, помад и духов с различными зельями, которым были посвящены его исследования. И в тексте упоминались книги, в которых расписывалась именно «алхимия красоты». Вскоре и они оказались в руках девушки.
К сожалению, у Умары отсутствовало качество, превращающее ремесленника в мастера, в художника своего дела. Она была внимательным и толковым исполнителем, но использовать приобретённые знания и навыки для создания чего-либо нового ей даже в голову не приходило.
Когда она полностью освоила производство снадобий из данмерской тетради, Эстромо начал обращаться за некоторыми из них, чтобы использовать для своих целей. Умара была готова бескорыстно служить тому, что, с подачи альтмера, почитала величайшим благом для всего мира, но тот предпочитал хорошо оплачивать её услуги.
— Талмор, — назидательно говорил он ей, — вполне в состоянии вознаградить того, кто предан его делу. Ты тратишь время, расходуешь ингредиенты, ты столько сил положила на получение своих знаний... Всё это должно быть и будет оплачено.
Его слова наполняли девушку гордостью за своё дело, и в остальном она помогала Эстромо совершенно бесплатно. Сам же альтмер продолжал огранку двух юных дарований, попавших к нему в руки. Между собой те по-прежнему жили как кошка с собакой, не умея и не желая поделить своего наставника. Временами талморец сильно сожалел об этом, поскольку ребята отлично дополняли друг друга. Индарио был умнее и лучше образован, зато Умара — хитрее и сообразительнее, особенно в житейском плане.
Несколько раз Эстромо заставлял их работать вместе, используя пресловутую заповедь, действовавшую на них как заклинание: неважно, что ты чувствуешь, важно, что нужно для дела. Они справлялись, но их успех зиждился не на взаимовыручке и согласованности действий, а на соперничестве и желании утереть нос другому. Не самое надёжное основание для удачной операции.
Индарио альтмер понемногу передавал всё, что сам знал и умел, готовя из него настоящего шпиона. Умаре же для подобного не хватало тонкости, и её уделом были задачи попроще. Взаимная неприязнь между двумя амбициозными юнцами достигла того, что они не могли видеть друг друга, не пытаясь хоть чем-то досадить один другому, и изобретали для этого множество способов от простых колкостей до более существенных каверз.
Постоянные размышления в этом направлении подсказали Умаре способ уесть Индарио, показавшийся ей превосходным. Среди зелий, которые она научилась варить по тетради, было одно, пробуждающее сильнейший чувственный интерес к объекту другого пола, попавшему в поле зрения проглотившего этот эликсир. Это вещество было из тех, что добавляют в еду или питьё. Девушка решила подсунуть его своему сопернику, чтобы тот воспылал к ней страстью, и посмотреть, как тот после этого станет себя вести. У неё и в мыслях не было привораживать его навсегда. Когда эта забава ей надоест, посрамлённому меру можно будет дать «противоядие».
Между тем, Индарио уже некоторое время безуспешно пытался разузнать, чем же занимается Умара. Её заветная тетрадь теперь хранилась в новом доме, и сунуть в неё нос не представлялось возможным. Юноша пробовал пристать с этим вопросом к Эстромо, но тот ответил лишь:
— Если ты сам не в состоянии это выяснить, то чему и зачем я вообще тебя учу?
Так обычное желание удовлетворить своё любопытство превратилось для Индарио в негласное задание от наставника, а значит, узнать, что за зелья готовит Умара стало для него делом чести.
Помимо прочего, Эстромо вложил парню в голову следующую максиму: не избегай простого пути. Впервые услышав от него эти слова, юноша засмеялся, полагая, что тот пошутил. Разве это не очевидно? Но несколько жизненных примеров, без труда приведённых альтмером, показали, насколько свойственно людям и мерам отвергать вполне здравые идеи, подсознательно полагая их слишком простыми, а значит, неспособными сработать. Хотя одно с другим ровным счётом никак не связано. Более того, оказалось, что сам Индарио в этом отношении не сильно отличается от большинства, и умению найти простое решение, просчитать его состоятельность и применить в деле ему пришлось старательно учиться.
В данном случае, самым простым было спросить у самой Умары. Скорее всего, не скажет, хотя бы чисто из вредности, но... хуже от вопроса не станет. Разумеется, в ответ он получил щелчок по носу в духе: «тебе не понять, вырастешь — узнаешь», хотя девушка была ничуть не старше него.
Что ж, простой способ не сработал, значит, придётся выяснять самому. Индарио точно знал, что она не занимается ядами. Недавно Эстромо для каких-то своих нужд заказывал их у городского алхимика. А на вопрос ученика, почему бы не попросить Умару, только отмахнулся: «не по её части».
Юноша не переставал думать над тем, как бы вызнать то, что его интересует, и вдруг ему улыбнулась удача. На столе у Ксавье девушка забыла полупустой флакончик с некой жидкостью, явно собственного изготовления. Индарио мигом прикарманил нежданную добычу. Оставалось найти ей такое применение, которое бы выявило принцип её действия.
Сам бретонец где-то околачивался, так что в его закоулке было пусто, только Умара возилась в уголке с чайником. Она налила себе чашку чаю, а затем, оглянувшись на Индарио, отошедшего подальше, чтобы его не заподозрили в причастности к исчезновению зелья, окликнула его:
— Ты чего там застыл? Давай, что ли, и тебе чаю налью. Хотя уж и не знаю, его-то ты ещё можешь пить, чудо несусветное?
За этими словами не слишком усердно пряталась попытка его поддеть. Причуд у странного организма юного мера, как оказалось, было предостаточно. И они отнюдь не ограничивались внешностью. Буквально на днях, в процессе обучения, Эстромо с Индарио неожиданно выяснили, что тот совершенно не переносит хмельного. Небольшой глоток любой выпивки почти мгновенно действовал на парня как лошадиная доза. Так что о том, чтобы научить его в интересах дела пить, не пьянея, не могло быть и речи.
Естественно, альтмер заранее подготовил всё, что могло понадобиться для такого урока, так что при помощи зелий быстро привёл юношу в чувство.
Сказать, что сам Индарио был в отчаянии, значит ничего не сказать. Он полагал, что не оправдал ожиданий учителя, будто бы от него тут хоть что-то зависело. Даже Ксавье, никогда не вмешивавшийся в их с Эстромо дела, но оказавшийся случайным свидетелем безрадостного открытия, постарался как мог утешить парня:
— Ты только подумай, сколько народу удавилось бы от зависти к тебе! Раздобыл глоточек — и готов! И деньги, считай, целы!
Бретонец столь умело преподнёс свою шутку, что юноша невольно улыбнулся, хотя улыбка всё равно вышла кривоватой. Ну хоть предметом зависти для всяких забулдыг послужит, раз на большее не годится...
Вмешательство Ксавье дало Эстромо время собраться с мыслями и подобрать нужные слова. Так что он одобрительно кивнул бретонцу, одновременно давая понять, чтобы тот оставил его наедине с Индарио. Что тот, разумеется, незамедлительно исполнил.
Приобняв ученика за плечи, альтмер заговорил своим негромким, проникающим в душу голосом:
— Ты расстроен? Напрасно.
Индарио поднял голову и с удивлением посмотрел на наставника, мол, как же тут не расстраиваться? Тот с мягкой улыбкой покачал головой:
— Ты должен наконец уяснить, что главное, это превосходно знать свои сильные и слабые стороны, и уметь использовать это знание так, чтобы вторые превратились в первые.
Несмотря на безоговорочное доверие к альтмеру, во взгляде юноши явственно отобразилось недоумение, граничащее с сомнением. Эстромо вздохнул, словно хотел сказать, что считал ученика более догадливым, и продолжил:
— Ну, начать с того, что существуют различные зелья, позволяющие ослабить или полностью нейтрализовать воздействие опьяняющих напитков. Особым спросом такие не пользуются — по понятным причинам: нужны они довольно немногим. При твоей восприимчивости наверняка найдутся подходящие для тебя. Зато, задумайся! Ты изначально защищён от случайной ошибки. Никакого «не рассчитал» или «увлёкся» в твоём случае быть не может. Ты заранее знаешь, что полагаться можешь только на алхимию, которая не подведёт, как это иногда случается с живым организмом, способным устать, приболеть и сыграть с хозяином несвоевременную шутку. Найти нужные снадобья я тебе помогу, выясним, что и как на тебя действует, а потом научишься делать их сам — не та вещь, которую стоит доверять чужим рукам в ответственный момент. Думаю, Умара не откажется показать тебе основы и поделиться оборудованием, если я попрошу.
О, да! Эстромо она, само-собой, не отказала! Но надо было видеть, каким ехидным торжеством и превосходством горели её глаза, когда альтмер объяснял ей, что от неё потребуется, и для чего это нужно. Зная об их соперничестве, граничащем с враждой, талморец предостерёг её от любых попыток сыграть на обнаружившейся уязвимости юноши под страхом вечного отлучения от любых заданий и общения с самим Эстромо, но уж не подшучивать над этим её никто заставить не мог. Чем она и воспользовалась в своих целях.
Насмешка возымела своё действие, хотя Индарио подспудно понимал, что за то, что он на это повёлся, альтмер его по головке не погладит, но, в конце-то концов, это был просто чай, и то, наверняка предложенный лишь для того, чтобы ему досадить. Вот кабы ласково уговаривала — в пору бы насторожиться, а так с подковыркой — в порядке вещей. Если же эта мелкая ведьма решится нарушить запрет Эстромо, то самому парню, конечно, влетит, но зато он навсегда избавится от заносчивой прилипалы, с которой приходится делить внимание наставника. С такими мыслями Индарио снисходительно кивнул Умаре:
— Ну, налей, раз предложила. Я думал, до тебя не так туго доходит, что можно, а что нет.
Девушка негодующе фыркнула в ответ на вернувшуюся ей шпильку, но мигом поставила на стол вторую чашку:
— Садись, недоразумение.
Индарио сел и осторожно попробовал чай. Ни вкус, ни запах заваренных трав вроде бы не вызывали подозрений. Тем более, что едва ли не каждая хозяйка готовит подобные напитки чуть по-своему, выпытывая понравившиеся рецепты и меняя в них что-то по собственному вкусу.
Чай у Умары вышел просто восхитительным. И тут юноше пришла в голову роскошная, как ему показалось, идея.
— Отличный чай, спасибо, — как можно небрежнее произнёс он, — Но, спорим, я сумею приготовить не хуже?
В своё время одним из капризов его госпожи было научить Индарио заваривать и подавать ей чай, причём дама отличалась весьма утончённым вкусом и не терпела однообразия. Так что идти к кому-то на поклон, чтобы помогли превзойти соперницу, ему не придётся.
— Куда тебе! — усмехнулась Умара, — Если отполоскать в воде грязную тряпку, оно только цветом похоже. Я твою бурду и пробовать не стану.
— Ясное дело, не станешь. Просто потому, что иначе придётся признать, что я завариваю чай получше твоего! Ну, так я попрошу Эстромо попробовать и рассудить, чей лучше, — пожал плечами парень.
Они свирепо уставились друг на друга.
— Здоровье Эстромо слишком ценно, чтобы вот так им рисковать, — Умара пошла на попятный, но не могла не съязвить, — Так уж и быть, попробую, чего ты там накухаришь.
Индарио кивнул, испытывая внутреннее удовлетворение. Он добился, чего хотел. Правда, до этого он сам согласился на её угощение, но... у него были свои планы, а она всего лишь хотела его подразнить, не так ли?
Он наслаждался вкусом напитка, почти забыв о разделяющих их противоречиях. Сейчас, в этом уголке, было слишком уютно, чтобы думать о том, как досадить друг другу. Юноша поймал себя на том, что любуется Умарой. Почему он никогда не замечал, какая глубина заключена в её живых тёмных глазах? А её густые волнистые волосы, оттенок которых лишь немного отличается от смуглой кожи!.. Почти как у него, только в его случае и то и другое практически белое... Они с ней точно тёмная и светлая составляющая в изысканном десерте. Даже странно, что ещё не нашлось кулинара, который оценил бы этот контраст, соединив их вместе.
Ему хотелось слегка пожать ловкие загорелые пальцы, сейчас оплетающие чайную чашку, провести рукой по нежной девичьей шее, прикоснуться к ней губами. Почему он прежде не видел её притягательности? Зачем им перетягивать внимание Эстромо, точно слишком маленькое одеяло, если вместе можно добиться куда большего? Выполнять более сложные задачи, учиться новому и совместно получать одобрение наставника? Оказавшись во власти новых дум и ощущений, Индарио на миг поверил, что прозрение настало для них обоих и, возможно, теперь она расскажет ему то, что он хотел выяснить.
— Умара, — мягко произнёс он, — Может, всё же расскажешь, что за зелья ты варишь?
Сам того не замечая, юноша перенял убедительные интонации Эстромо, и, когда он так спрашивал, отказать ему было непросто, однако ответ девушки вернул его к суровой действительности:
— Ты что же, думаешь, будто чашка чая способна заставить меня выбалтывать свои секреты кому попало? — насмешливо протянула она, явно снова намекая на чудачества его организма. Но, несмотря на ехидный тон, у неё похолодело внутри. Почему он об этом спросил? Да ещё именно сейчас? Что-то заподозрил? А если он поделится своими догадками с Эстромо? Почему-то ей казалось, что тот будет не в восторге от её идеи. И не сочтёт невинной шуткой. Да нет, не может быть, чтобы этот белёсый что-то почувствовал!
Зубоскальство соперницы заставило юного мера встряхнуться, но на этот раз ему не захотелось ответить колкостью. Умара по-прежнему нравилась ему, и он жалел, что между ними с самого начала пробежал злокрыс, а теперь, наверное, этого уже и не исправить... Несмотря на это, девушка казалась ему всё более привлекательной, однако и жизнь, и уроки альтмера научили его не зацикливаться на бесплодных сожалениях. Раз она не желает говорить, нужно найти способ выяснить суть алхимических опытов Умары без её ведома. Юноша отставил в сторону опустевшую чашку и суховато произнёс:
— Спасибо за угощение. С меня чай.
Девушка проводила его взглядом. Подействовало или нет? Может ли быть, что странности, делающие парня уязвимым в одном, служат защитой в другом? Например, от любовных эликсиров? Ей показалось, что в его глазах на какое время появился восхищённый интерес, потом Индарио снова начал допытываться, какого рода зелья она изготавливает... а после отказа отвечать — словно отрезало. Если сперва Умара была уверена, что её снадобье подействовало, то теперь не знала, что и думать.
Чем был продиктован его вопрос? Внезапным интересом к ней и желанием сблизиться благодаря разговору о её увлечении? Подозрением в неестественности внезапного чувства и намерением вывести её на чистую воду? Или просто проявлением любопытства в расслабляющей атмосфере совместного чаепития, вдруг да расскажет? Но разве могло снадобье, не раз опробованное на других, дать сбой? С этим — могло... С ним вообще возможно всё что угодно... например, оно может подействовать вообще не так, как на прочих... Девушка запоздало испугалась, не могло ли её зелье оказаться для этого бледного недоразумения медленным ядом?.. Навредить ему совершенно не входило в её планы! Такого Эстромо ей в жизни не простит! И почему она не подумала об этом раньше?!
Умара заторопилась домой. Готового эликсира, сводящего на нет действие того, что она подмешала Индарио, у неё не было. Она ведь не собиралась сразу же отменять то, что сделала! Думала, помучить парня несколько дней, а то и месяц-другой. Иначе стоило ли вообще что-то затевать?.. А теперь ей стало страшно оттого, что неясно было, подействовало ли её снадобье и как именно.
Почти бегом добравшись до дома, девушка поскорее прошмыгнула в дальнюю комнатку с люком, ведущим в подвал, где она проводила свои опыты, и принялась лихорадочно перелистывать данмерскую тетрадь в поисках нужного рецепта. Пока что она готовила то, чем напоила Индарио, по заказу Эстромо и Ксавье, от них же знала, что всё отлично работает, но «противоядия» ни один из них у неё не просил. Так что этот состав был для неё в новинку. До сих пор она ни разу не пыталась воспроизвести какое-то снадобье впопыхах, и сейчас у неё всё валилось из рук. Умара прикрыла глаза и глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Затем внимательно вчиталась в записи. На изготовление нужного состава требовалось более двух дней, так как в конце его следовало несколько часов выдерживать в определённых условиях.
Девушка бранила себя за то, что не приготовила его заранее, но теперь оставалось только надеяться, что с Индарио не случится ничего страшного, и как можно скорее создать «противоядие».
Умара сосредоточилась на процессе, постепенно к ней пришла уверенность, что она всё делает правильно, работа успокоила и захватила её. Она уверенно провела свой эликсир через все стадии, оставила его отстаиваться и вздохнула с некоторым облегчением. Ни на работе, ни в воровском убежище девушка не появлялась более суток.
Внезапно раздался стук в дверь. На пороге обнаружился Индарио. Умара испытала невольное облегчение от того, что тот, вроде бы, жив и здоров.
— Решил узнать, куда это ты подевалась, — мер говорил спокойно и чуть насмешливо, но не переставал любоваться девушкой, её красивыми формами, привлекательным в своей необычности лицом... — Не привык долго ходить в должниках. Пообещал угостить тебя чаем, а ты взяла и исчезла. Я и подумал, что у сестёр, одна из которых — помощница повара, а другая — алхимик, всё нужное найдётся и дома. Так что, если позволишь, заварю его прямо тут.
Умара, растерявшаяся от такого внезапного напора, пропустила юношу в дом и дальше на кухню. Разобраться, что у сестёр к чему, да где находится, не составило особого труда. Обе за время работы в таверне привыкли содержать всё в образцовом порядке. Индарио постарался представить, какой напиток не просто понравится девушке, но и произведёт неизгладимое впечатление, и принялся колдовать с чайником и ингредиентами, найденными в хозяйстве дочерей Марситы.
Умара же сидела как на иголках, наблюдая за его вознёй и то и дело бросая тревожные взгляды на дверь, скрывавшую люк в лабораторию. Такая возможность, а зелье ещё не готово! И осталось-то подождать совсем чуть-чуть! Правда, если подумать, вроде бы то, что она успела подмешать Индарио, ему не повредило... так что можно особо не спешить, но когда ещё представится такой случай?!
Размышляя об этом, она не слишком внимательно следила за тем, что делает её нежданный гость, к тому же тот действовал очень осторожно. Сколько он ни думал, но лучшего способа узнать, как действует зелье, приготовленное Умарой, чем подсунуть его ей же и понаблюдать за эффектом, ему найти не удалось. Не на Эстромо же этот эликсир опробовать? Можно было попытаться проверить на себе, но собственные ощущения субъективны, к тому же на него многое, как выяснилось, действует не так, как на других. А это сразу ставит чистоту эксперимента под сомнение. С Умарой же, если что-то пойдёт не так, можно будет тут же во всём сознаться. Наверняка у неё есть чем нейтрализовать нежелательное воздействие, хотя бы на случай какого-нибудь происшествия в лаборатории. Ему и в голову не приходило, что она столь беспечна, что только-только заканчивает изготовление такого эликсира, причём уже напоив своим зельем его самого.
Индарио сделал всё даже для того, чтобы исключить малейшую вероятность спутать чашки. Подавая чай Умаре, он молился всем богам, чтобы эликсир не испортил вкуса напитка.
Мер первым сделал глоток из своей чашки, приглашая девушку попробовать. Та последовала его примеру и расплылась в довольной улыбке:
— Беру свои слова обратно! Это не похоже на воду из-под половой тряпки.
— Тебе виднее. Мой жизненный опыт не столь разнообразен, — привычно поддел её Индарио, впрочем, на сей раз это было больше похоже на дружескую шутку, нежели на насмешку или попытку уязвить, так что в ответ Умара даже ещё раз улыбнулась.
Собственно, этот белёсый мер довольно забавный парень. За словом в карман не лезет, умный и, по-своему, даже привлекательный. И чай, заваренный им, оказался божественно вкусным и ароматным.
Индарио исподтишка наблюдал за девушкой, надеясь разглядеть признаки действия зелья, добавленного в чай, и начинал опасаться, что его затея провалилась. Что он надеялся заметить? Что волосы у неё вдруг позеленеют или из ушей пар пойдёт? Если это не яд и не снотворное, а тут точно ни то, ни другое, явного эффекта не жди... И всё же... показалось, или выражение её лица несколько смягчилось?
Пока парень пытался отделить наблюдения от игры воображения, Умара продолжала разглядывать его, точно видела впервые. Ей захотелось ощутить его длинные тонкие пальцы на своей коже, коснуться белоснежных волос, слиться с ним в объятиях. Сладострастные грёзы полностью завладели её сознанием, взгляд тёмных глаз затуманился, губы чуть приоткрылись... О, она прекрасно помнила наставления Эстромо по поводу осторожности и соблюдения тайны при поиске чувственных утех! Но ещё никто не вызывал в ней такого вожделения, как сидящий напротив мер с удивительно светлой кожей и бриллиантовыми глазами. К тому же, кому он мог бы её выдать? Наставнику, который и так отлично знал свою подопечную?
Будучи менее темпераментной натурой и ещё ни разу не познавший женщину, Индарио лучше владел собой, но его тоже словно магнитом тянуло к Умаре. Глядя не неё, он и думать забыл и о подмешанном зелье, и о наблюдении. Казалось, девушка тоже испытывает нечто подобное, но юноша боялся всё испортить. Ему казалось, что он не вынесет, если теперь она прогонит его прочь.
Самый воздух вокруг них едва не плавился от страсти, сжигавшей обоих, но ни один не решался словом или жестом выразить свои чувства, не забывая о разделяющей их вражде, но едва ли понимая, с чего они так взъелись друг на друга, что им, в сущности, делить?..
Дальнейшее оба помнили смутно. Как очутились в объятиях друг друга, как оказались в комнате Умары, предаваясь безумию страсти, утопая в водопаде нахлынувших чувств, забыв о времени, обо всём мире, утрачивая самоё себя и обретая его в наслаждении близостью. Всё утратило значение, кроме того, чьё тело губы покрывали поцелуями, шепча самые нежные слова, перемежаемые сладострастными стонами.
Ни один из них ещё ни разу не испытывал подобного. Они не могли насытиться друг другом, ревность и ненависть, горевшие в них, под влиянием страсти переплавились в любовь, тем более сильную и глубокую, чем менее они прежде готовы были допустить саму возможность таковой.
Настал вечер. Вернувшаяся с работы Мирта, обнаружив на столе две чайные чашки и услышав звуки, доносившиеся из комнаты сестры, зарделась от смущения, быстренько прибралась на кухне и шмыгнула к себе.
Девочка не только внешностью пошла в мать, мечтавшую о жизни добропорядочной женщины и «придумавшую» себе мужа, которому старалась хранить верность. Мирта, в отличие от Умары, не унаследовала страстности отцовской натуры, и к тому же подпала под влияние поварихи, женщины весьма строгих нравов, появившейся в таверне как раз тогда, когда старшую сестру было уже не переделать, а младшей вполне можно было внушить что угодно. Впрочем, об Умаре кухарка была весьма высокого мнения, поскольку та выставляла себя порядочной девушкой, хотя и выросла в среде, не слишком к тому располагавшей.
Нынешний вечер стал для Мирты мучительным откровением. Неужели её сестра такая же, как эти? Она словно наяву услышала презрительный тон поварихи. Девочка нырнула под подушку и зажала уши, чтобы не слышать звуков, сводивших её с ума. Она любила Умару, зная, что без неё пропала бы, и примерно понимая, чего той стоило выжить и поднять младшую сестрёнку. Но теперь... крушение идеалов никому не даётся легко и просто. Мирта, не вылезая из-под подушки, горько разревелась и плакала, пока не уснула.
Примерно в это же время буря страсти в соседней комнате наконец улеглась. Уже совсем стемнело, и Умара соскользнула с постели, чтобы зажечь свечу. Мерцающий огонёк отразился в её бездонных тёмных глазах, и, когда она повернулась к Индарио, тот заметил слёзы счастья, впервые в жизни блеснувшие на ресницах девушки.
Он улыбнулся ей, и Умара вернула ему улыбку, но тут же прикусила губу, и из уголка её глаза скатилась совсем другая слеза. Она села на кровать, притянув колени к груди, обхватив их руками и уткнувшись в них лицом. Плечи девушки вздрагивали. Индарио обнял её, шепча самые ласковые слова, которые только мог подобрать, но Умара только отчаянно замотала головой, словно отвергая самую возможность утешения. Наконец она решительно повернула к нему мокрое от слёз лицо и прошептала:
— Я должна сказать тебе правду. Индарио. В чай, которым я тебя угощала, было подмешано любовное зелье... Прости меня. Эликсир, который исцеляет от его действия, наверняка уже готов... Я сейчас принесу. Только... тогда всё, наверное, закончится... а я... — она всхлипнула, и уставилась на мера почти с яростью, — Я люблю тебя!
Она не могла понять, почему вместо гнева или растерянности на лице Индарио появилась улыбка, становившаяся всё шире, как ни старался тот её скрыть.
— Ты напоила меня любовным зельем? — переспросил он, стараясь говорить ровно, но в его голос упорно пытались просочиться смешинки.
— Да! Я хотела посмотреть, как ты сможешь мне язвить, если влюбишься... Это была просто шутка! Глупая злая шутка!
— Не это ли зелье ты оставила на столе у Ксавье?
— Ну да, там во флаконе оставалась ещё половина... только он куда-то закатился...
— Это точно. В ту чашку чаю, которой я сегодня угостил тебя.
— Ты... что?!.
— То, что ты слышала. Я добавил тебе в чай твоё же зелье!
— То есть, мы...
— Именно!
Они расхохотались. Оба смеялись до слёз, до изнеможения, рухнув в объятия друг друга, и, так и не успев успокоиться, вновь предались обоюдным ласкам. Позже, когда они лежали, обессилев от смеха и любовных утех, Умара спросила, стараясь не хихикать:
— Но зачем?!
— Ну, а что мне оставалось? Эстромо заявил, что я должен сам разузнать, какие такие зелья ты варишь, если мне это интересно. Как ты понимаешь, с того момента это было уже не просто любопытство, а скрытое задание. И тут я нахожу доступный образец!
— Да уж, Эстромо не простил бы тебе, упусти ты такой случай!
— Разумеется. А как я мог выяснить, что это за зелье? Алхимией я не владею, проверять на себе... ты знаешь, насколько странные вещи может выдавать мой организм, а ты... я знал, что ты не делаешь яды, но если бы это как-то повредило тебе, я тут же бы во всём признался, а дома, рядом со своей лабораторией, ты наверняка бы смогла всё исправить.
— Смогла бы, наверное... только противодействующий эликсир вот только-только должен был настояться...
— То есть, подливая мне зелье, о противоядии ты не думала? Ох, Умара, я тебя обожаю! — вновь рассмеялся юноша, — Мне повезло, что с любовной алхимией не вышла та же история, что и с выпивкой!
— Мне тоже! Эстромо бы меня убил!
— Эх ты, отравительница! Как же я тебя люблю! — он вновь принялся со смехом покрывать её лицо поцелуями.
— Это правда?..
— Да. Я люблю тебя, Умара, — повторил он, серьёзно глядя ей в глаза.
— А я — тебя... как глупо всё вышло... Зато теперь ты знаешь, что я занимаюсь любовной алхимией. Подожди, я сейчас вернусь.
Умара набросила домашнее платье, чтобы не смущать сестру, если та её нечаянно увидит, прошла в лабораторию и взяла реторту с, готовым эликсиром. Девушка с такой ненавистью смотрела на зелье, что, казалось, могла расплавить взглядом стекло. Но посудина осталась цела, вещество не вскипело и не испарилось.
С тяжёлым вздохом Умара прошла на кухню, достала из буфета два маленьких керамических кубка предназначенных для крепких напитков, до половины наполнила каждый своим снадобьем и вернулась в свою комнату.
— Вот, возьми. Это зелье сведёт на нет действие предыдущего. Его можно пить и просто так, ни с чем не смешивая. Нам ведь больше нечего скрывать...
Она протянула кубок Индарио и, зажмурившись, поднесла к губам свой. Она должна проглотить это зелье, должна... сейчас он выпьет своё, и волшебство их любви окончится... Рука девушки замерла, так и не опрокинув снадобье в рот. И вдруг Умара, с рыданием, вырвавшимся из груди, выплеснула на пол свой эликсир, одновременно услышав в стороне удар и перестук разлетевшихся черепков. Она непроизвольно дёрнулась на звук и увидела, что по дальней стене растеклось мокрое пятно.
Девушка перевела взгляд на Индарио. Из её глаз струились слёзы, он же, напротив, весело улыбался.
— Извини, я тут немного намусорил у тебя дома. Ещё и стену испачкал... Я всё приберу, но ты имей в виду, когда вздумаешь напоить меня незнакомым зельем, что от некоторых я делаюсь буйным!
Она смотрела на мера, пытаясь осознать произошедшее. А он, внезапно посерьёзнев, проговорил:
— В Обливион твой эликсир. Не хочу. Пусть всё остаётся, как есть.
— Ты увидел, что я не стала пить свой, и?..
— Нет, я швырнул кубок в стену мгновением раньше, уверенный, что ты-то как раз выпьешь зелье. Я думаю, это просто судьба, и не желаю отказываться от такого подарка. Я люблю тебя. И гори всё огнём!
Девушка со слезами бросилась ему на шею.
— Я тоже тебя люблю! И тоже не хочу, чтобы это закончилось! Просто... так же не правильно... разве нет?..
— Нет, Умара. Думаю, рано или поздно, это всё равно бы случилось, но сколько времени мы бы потеряли? Твоё зелье просто открыло нам глаза и обострило чувства. Хороший повар добавляет приправ, чтобы придать блюду особый вкус, даже если оно и без них не вышло бы пресным, и он прав! Зачем же нам поступать наоборот?
Девушка наконец улыбнулась.
— Ты умеешь быть убедительным. Почти как Эстромо.
— Вряд ли. Я ещё не скоро стану достойным своего учителя. Просто тебе очень хочется мне поверить. Нам обоим этого хочется.
— То есть, ты сам не веришь в свои слова, а только пытаешься убедить себя и меня?
— А вот этого, маленькая отравительница, я не говорил! — он легонько коснулся её губ своими.
В этот момент раздался стук в дверь. Негромкий, но тревожный, как обычно стучат, опасаясь перепугать людей среди ночи, хотя случившееся не может ждать до утра.
Влюблённые настороженно переглянулись. Умара поправила платье, наброшенное раньше, и побежала открывать, а Индарио принялся поспешно собирать и натягивать одежду.
Стоило девушке подойти к двери, как снаружи послышался голос Ксавье:
— Умара, это ты? Открой!
Дверь тут же распахнулась, впуская бретонца внутрь.
— Что случилось, Ксавье? За тобой охотятся? Убежище накрыли?
— Нет, скажешь тоже... — махнул тот рукой, невольно успокаиваясь, — Предположения Умары были куда хуже того, что привело его к ней в неурочный час, — Понимаю, не тебя бы спрашивать, но... ты, часом, не знаешь, где может быть Индарио?..
В этот момент мер собственной персоной появился в дверях Умариной спальни. Одного беглого взгляда Ксавье хватило, чтобы понять, что произошло между этими юнцами. Самообладания бретонца едва хватило, чтобы не разинуть рот от удивления.
— Ну, вы даёте… — растерянно протянул он.
Молодые люди переглянулись и снова расхохотались.
— Я конечно, рад, что хоть кому-то весело, — проворчал Ксавье, — Только сегодня я впервые поверил, что этому альтмеру не чужды обычные человеческие чувства. Сначала одна перестала появляться, но она-то большая девочка, у неё и дом есть, и работа в таверне, о которой она, кажется, вспоминает всё реже… А вот куда тебя, — он ткнул пальцем в Индарио, — могло вдруг унести, так чтобы к ночи не вернулся — это вопрос!..
Бретонец почти ожидал, что мер, как почти любой юноша его возраста, сейчас встанет в позу и заявит, что он уже достаточно взрослый и не нуждается в няньках, но ошибся. Умара и Индарио с ужасом смотрели друг на друга. Они совершенно не подумали об Эстромо, и о том, что его подопечный никогда ещё не исчезал допоздна неведомо куда.
Умара прижала ладони к щекам.
— Ксавье, он в ярости?
— В ярости?.. Я вообще не подозревал, что он способен сходить с ума от тревоги, да ещё настолько, чтобы не суметь этого скрыть. Мисури-даро даже посочувствовала ему на предмет отсутствия хвоста. Говорит, каджитам он здорово помогает выплеснуть эмоции, которые невозможно сдержать. Он остался в убежище ждать вестей об Индарио или же его самого, живого… или не очень. А я отправился к тебе, потому как не представлял, где этого молодца банекины носят, но сидеть и смотреть на то, что творится, никаких сил не было. Чего не ожидал, так это обнаружить его тут! Ладно, пойду скажу Эстромо, что нашлась его пропажа, жива-здорова. А утром пусть сам с вами разбирается, — Ксавье произнёс это такой сердитой скороговоркой, что девушке стало ясно — он тоже переживал из-за их исчезновения, особенно её. То, что казалось естественным само по себе, на фоне того, что Индарио тоже как в воду канул, порядком встревожило уже самого бретонца.
— Нет, Ксавье, я сейчас же иду в убежище, — подал голос юный мер.
— Мы идём, — поправила его Умара, и метнулась переодеваться.
Очутившись на улице, влюблённая парочка припустила так, что оставила бретонца далеко позади.
— Мальчика нашли, гоняться за ними, — ворчал тот на бегу, отчасти всё ещё сердясь, отчасти для виду, после чего прибавил ходу и возле убежища почти нагнал их. Всё-таки род занятий бретонца требовал от него пребывания в хорошей форме.

 

Наказание

Наказание

Не прошло и четверти часа с того момента, как Ксавье постучался к Умаре, а питомцы Эстромо уже стояли перед наставником, виновато понурив головы.
Завидев их, альтмер, до этого расхаживавший по убежищу как раздражённый сенч, опустился в кресло. Со стороны это выглядело как готовность вершить над ними суд и расправу, хотя у того просто от облегчения едва не подкосились ноги. Но голос его, когда он обратился к молодым людям, был спокоен и ровен, как тёмная гладь лесного озера в недрах босмерских земель.
— Если я правильно понимаю, вы больше не нуждаетесь в моих советах и наставлениях. Что ж, вы оба достаточно взрослые, чтобы осознанно принимать такие решения, значит, так тому и быть.
Умара просто лишилась дара речи, умоляюще глядя на Эстромо, а Индарио, меньше робевший перед учителем, ставшим заодно и его опекуном, но всё же благоговевший перед ним, нашёл в себе силы встретить его взгляд и сказать:
— Это я виноват. Я ушёл, ничего не сказав, а потом потерял счёт времени. Умара здесь ни при чём. Она всегда приходит и уходит, когда вздумается, и, в отличие от меня, не живёт в убежище.
— Ещё раз. Ты достаточно взрослый, чтобы не отчитываться передо мной, куда и насколько отправляешься. А я могу чувствовать себя свободным от необходимости с тобой возиться. Все только в выигрыше.
Индарио закусил губу, понимая, что заставил наставника напрасно волноваться, при том, что тот вложил в него столько времени и сил, что далеко не каждый родитель мог бы с ним сравниться. И что с того, что никто до сих пор не требовал отчёта о его перемещениях? Мог бы и сам подумать, а не забывать обо всём на свете в объятиях Умары. Исчезнуть вот так, погрузившись в пучину наслаждения, пока Эстромо не находил себе места, не зная, что случилось с его учеником, всегда по вечерам находившимся в убежище, если только тому не давали других поручений, показалось каким-то просто запредельным скотством. Юноша, в отличие от большинства сверстников, не мог даже ответить самонадеянной фразой: «Да что со мной может случиться?»
Это с ним-то, в пять лет украденным из семьи, в десять принятым за вампира, и хорошо ещё, что людьми Эстромо, а не оголтелыми фанатиками или перепуганными обывателями, из которых неизвестно, кто страшнее и более скор на расправу?! И, наконец, такое высказывание выглядело бы совершенной глупостью в свете недавней истории, по счастью, приключившейся не с Индарио, а с одним из агентов его наставника.

***

Не сказать, чтобы тот в чём-то ошибся или повёл себя неправильно, просто оказался в неудачном месте в далеко не лучшее время. В доках его обступили четверо матросов, чьё поведение на борту настолько не понравилось капитану, что тот, не дожидаясь окончания рейса, ссадил их в Анвиле и нанял на их место других. Эта четвёрка как раз успела не то отметить обретённую свободу, не то справить проводы по работе и заработку, но им было всё равно, на ком выместить свою досаду, и ничто не могло остановить их на пути к удовлетворению этой потребности. Когда появилась стража, от щуплого босмера осталось нечто, напоминавшее отбивную, которая, по какому-то недоразумению, всё ещё продолжала дышать.
Эстромо с Индарио на тот момент оказались сравнительно неподалёку, где их и разыскал товарищ пострадавшего. Альтмер, едва услышав о случившемся, вместе с воспитанником поспешил к месту происшествия. Увидев прискорбное зрелище, которое являл собой один из самых толковых его ребят, он, повернувшись к Индарио, начал:
— Беги в Коллегию Шепчущих, спросишь… Да нет, — прервал он сам себя, — Не станет он с тобой говорить... Пока разберётся, что от меня, слишком много времени потеряем… Пойдёшь со мной! А ты, — он обратился к подручному, прибегавшему сообщить о несчастном случае, — не позволяй никому трогать избитого! Скажи, за целителем послали, вот-вот здесь будет. Если стража будет цепляться, а им такое зрелище на территории ни к чему, сунешь по паре монет на нос — отстанут.
Эстромо размашисто зашагал в город, причём невысокий Индарио еле-еле поспевал за ним почти бегом. В «Путеводной Звезде», как именовались представительства Коллегии Шепчущих, организованной во 2 г. 4 Э. после роспуска Гильдии магов, альтмер сразу же спросил, где сейчас Таларано. К несчастью, им встретился один из учеников последнего, ревностно оберегавший уединение учителя.
— Таларано занят важным экспериментом, не велел беспокоить, — отрапортовал молодой имперец.
Талморец недовольно поморщился. Коловианцы везде ведут себя точно в военном лагере. В крови у них это, что ли?
— Передай, что его спрашивает Эстромо. Это срочно.
— Да я же говорю…
— Вот именно, говоришь, а надо слушать и делать, что велено, — раздался сверху зычный голос, и на лестнице показался его обладатель. Индарио с интересом разглядывал мага, стараясь, чтобы его внимание нельзя было счесть назойливым или бестактным. Альтмеров, похожих на Таларано, он прежде не встречал. По возрасту тот, пожалуй, был близок к Эстромо, хотя из-за более крупного сложения и окладистой светло-золотой бороды, казался старше. В глазах цвета тёмного янтаря светился недюжинный ум, и… куда меньше спокойствия и терпения, чему у гильдейского казначея.
— Вечно с ними так, — продолжал Таларано, спускаясь и обращаясь к пришедшим, — Одни вообще делают не то, что сказано, другие упрутся в рамки услышанного и свою голову использовать отказываются. К тебе, между прочим, относится, — ткнул он пальцем в имперца.
Тот опустил взгляд, но в упрямом наклоне шеи читалось, что он продолжает считать необходимым действовать согласно полученным инструкциям во что бы то ни стало. Сказали не беспокоить — значит никого не пускать, если исключения не оговаривались.
Таларано тяжело вздохнул и перевёл взгляд на Эстромо:
— Так что там у тебя случилось?
— Одному из моих срочно нужна твоя помощь.
— Хм, юноше, что с тобой, она явно не требуется, а раз ты больше никого не приволок, я заключаю, что дело серьёзное.
Эстромо кивнул.
— Так чего мы тогда стоим?!
— Давай я портал открою. Тебе сила для другого понадобится.
Настал черёд Таларано нетерпеливо кивнуть. Затем он повернулся к молодому имперцу:
— Ты так переживал за мой эксперимент, вот сам за его ходом и присмотришь. Иди наверх и наблюдай за кристаллом. Как только он пожелтеет, вытащишь его, и заменишь на новый из ящика, что справа от стола. При этом ты должен предоставить подробное описание происходящего и точное время замены. Ясно?
Коловианец коротко кивнул и отправился, куда велено.
Индарио ещё не приходилось видеть, чтобы его наставник пускал в ход магию, но сейчас тот сосредоточился, поза альтмера выдавала сильное напряжение, он выбросил вперёд руку с раскрытой ладонью, из которой ударил яркий луч, превратившийся на конце в прореху реальности, позволяющую за один шаг очутиться совсем в другом месте.
— Идите! Скорее! — голос Эстромо прозвучал сдавленно от прилагаемых им усилий. Индарио, привыкший повиноваться ему, белкой нырнул в сияние и оказался рядом с избитым босмером. Тут же у него за плечом возник Таларано, и юноша шустро отодвинулся, чтобы не мешать. Маг одобрительно посмотрел на него и добродушно проворчал:
— А ты смышлёный… Где вас Эстромо таких берёт только? Даже завидно! Ладно… Этот, что ли?
— Да, — тут же отозвался белокожий мер, не решаясь спросить, почему гильдейский казначей не появился следом.
— Придёт он, не переживай, — ответил Таларано на его невысказанный вопрос, склонившись над пострадавшим и проводя над ним ладонями, — Мы, альтмеры, в большинстве своём, неплохие маги, но создание порталов подвластно далеко не всем, а с лёгкостью — и вовсе единицам. Чтобы самому уйти в свой портал, нужно его стабилизировать, это тоже требует немало сил, особенно от того, у кого нет к этому особого таланта. Эстромо удерживал его, пока мы не прошли, а потом отпустил и придёт пешком. Ты молодец, что так быстро проскочил. Ему каждая лишняя секунда даётся непросто.
Таларано замолчал, продолжая сосредоточенно проводить руками сперва над лежащим, потом едва касаясь его кожи. Затем вдруг глянул на Индарио и заявил:
— Ну-ка, давай, помогай. Осторожно положи ему ногу вот так, теперь здесь вот так, нет, чуть-чуть поверни… Молодец…
Он отдавал подобные распоряжения очень быстро, а юноша старался выполнять их как можно точнее. Затем маг мотнул головой, мол — свободен, и, опустившись на колени возле босмера, закрыл глаза, но его руки по-прежнему двигались вдоль частей тела пострадавшего, не приближаясь и не отдаляясь. Иногда Таларано будто пытался свести вместе отталкивающиеся магниты. Было видно, что он выполняет трудную и напряжённую работу, его лицо заблестело от пота, и в закатном свете стало похожим на золотую маску.
Эстромо подошёл не так уж скоро и выглядел усталым. Он остановился за плечом у мага и вопросительно глянул на Индарио. Тот чуть пожал плечами, поскольку ничего не смыслил в происходящем. Альтмер кивнул и перевёл взгляд на босмера и склонившегося над ним Таларано. И целитель, и его подопечный открыли глаза одновременно.
Казначей подал руку магу и тот, поднялся, опираясь на неё.
— Повезло ему, что выжил, ну, а теперь-то жить будет. Все переломы мы с твоим парнишкой ему собрали, начерно я их срастил, можно бы и получше, но ему внутри много чего отбили, на это основные силы ушли. Переносить его теперь можно, но лежать ему не меньше недели. Потом-то пусть хоть скачет. Да, кстати, ученик у тебя весьма толковый, позавидовал вот…
Эстромо едва заметно приподнял бровь. Таларано верно истолковал выражение его лица:
— Нет, маг из него очень слабый. Зато соображает быстро и делает, что надо. Побольше бы таких! Были бы способности к нашему делу, сманил бы у тебя в Коллегию, так и знай.
Эстромо слегка улыбнулся, и принялся распоряжаться на предмет переноски пострадавшего, а Таларано тем временем объяснял товарищу избитого, как следует с тем обращаться, и что ещё для него нужно сделать. После чего казначей на этот вечер отпустил Индарио, и оба альтмера отправились к Эстромо. Хотя тот и проводил большую часть времени в воровском убежище, у него был небольшой одноэтажный домик в Анвиле, куда он возвращался почти каждый вечер, и пара комнат в гостиницах разного уровня, где иногда ночевал, если нужно было с кем-то встретиться.
Придя домой, Эстромо достал и открыл бутылку дорогого саммерсетского вина.
— С меня причитается. Ты, небось, уже и вкус позабыл? Мне-то время от времени перепадает с родины.
— Мне Рейни как-то присылала… Но ты ж наших учеников видел? Здоровые лбы. Им интересно «попробовать», такое контрабандисты не возят. Ну, и от коллег прятать тем более как-то не дело. Так что и осталось-то, считай, на один нюх.
— Зато сейчас сможешь оценить плюсы работы в уединении, — улыбнулся гильдейский казначей, разливая вино по бокалам, — У самой-то Рейнары как дела?
— Что ей сделается? Продвигается, строит карьеру, по-прежнему дурит голову всем, кто знает её хуже, чем мы. Сестрёнка нигде не пропадёт, ты же её знаешь. Ладно, давай выпьем за здоровье твоего босмера. Не каждый день их брату удаётся до полусмерти замучить двоих альтмеров!
Эстромо поднял свой бокал.
— За его здоровье! Без твоего вмешательства ему не помогла бы и тысяча тостов, а теперь я за него спокоен.
Эльфы осушили свои бокалы, и маг одобрительно кивнул, признавая качество вина.
Альтмеры знали друг друга с ранних лет и одно время вместе учились. Позже Таларано начал углублённо заниматься магией, а Эстромо посвятил себя службе Талмору, равно как и Рейнара — сестра-двойняшка его приятеля, впрочем, подобно брату, весьма одарённая в области чародейства. Этих троих до их пор связывали узы крепкой дружбы, но хотя волею судеб двоих из них забросило на Золотой Берег, им нечасто удавалось выкроить время, чтобы встретиться и спокойно побеседовать. Однако на сей раз они заслужили небольшой отдых.
Уютно расположившись в небольшой гостиной Эстромо, эльфы потягивали вино и неторопливо обсуждали всё то, что накопилось со времени их последней относительно спокойной встречи. Разговор сам собой коснулся учеников. Было очевидно, что Индарио произвёл на Таларано самое благоприятное впечатление. Талморец и сам был доволен двоими ребятами, почти случайно попавшими к нему в руки. Из них уже сейчас вышли неплохие помощники, которые со временем обещали стать идеальными. Магу в этом плане повезло меньше. Вспомнив об оставшемся в здании «Путеводной Звезды» коловианце, Эстромо вдруг спросил:
— А как там твой имперец?
— А что с ним будет? Он любит действовать по инструкции — инструкция ему выдана, — хохотнул чародей.
Гильдейский казначей недоверчиво прищурился:
— Зная тебя, этот кристалл может пожелтеть дня через два, или вообще никогда.
— За кого ты меня принимаешь?! — возмутился маг, но веселье, послышавшееся в негодующем тоне, не позволяло поверить в его искренность.
— За того Таларано, которого знаю с детства. Так что там с имперцем и кристаллом? Я прав?
— Отчасти. Сперва, где-то через час, по моим прикидкам, кристалл должен позеленеть, почти до жёлтого…
Эстромо тихо засмеялся, предвкушая продолжение, а Таларано невозмутимо продолжал:
— Затем вновь через зелёный уйти в синий, оттуда в красный, а уж затем стать жёлтым. Эти метаморфозы займут минут десять-пятнадцать.
— И когда кристалл станет жёлтым…
— Парень должен его заменить и зафиксировать время замены. При этом ему следует записать все предыдущие изменения…
Судя по тону и довольной улыбке, маг ожидал дальнейших вопросов. Эстромо не стал разочаровывать друга:
— Но ты не сказал ему, что делать с вынутым кристаллом, и надо ли продолжать наблюдение за следующим?..
— Именно! А новый должен пожелтеть почти сразу! Как только кристалл примет требуемый цвет, значит вся установка вышла на нужный режим. Вот и поглядим, как парень будет действовать!
— Не боишься, что когда вернёшься, он будет готов поздороваться с Шеогоратом?
— Если ему для этого хватит такой малости, то в магии ему делать нечего!
— А если он тебе все кристаллы переведёт?
— Да мне жёлтые-то и нужны. Выкидывать ему не велено, если настолько отойдёт от выданных рекомендаций, решу, что небезнадёжен, — расхохотался Таларано.
Впрочем, вскоре он засобирался обратно к ученику, не то из любопытства, не то всё же переживая за него и судьбу кристаллов.
Однако, судя по тому, что Эстромо ещё не раз видел друга в компании того же коловианца, парень не сошёл с ума и не наворотил таких дел, чтобы вылететь из Коллегии.
Проводив приятеля, талморец задумался о событиях минувшего дня. Он не любил, когда его люди подвергались опасности, особенно вот так, на ровном месте.
Из четверых бузотёров, напавших на босмера, ни один не прожил и трёх месяцев, включая тех двоих, которых стража изловила-таки и упекла в тюрьму.

***

Помня об этой истории, и о том, что лишь чудом лесной эльф не погиб на месте, Индарио всё ниже опускал голову, понимая, что Эстромо волновался за него не зря, поскольку с ним тоже могло случиться что угодно. Пусть юноша уже весьма неплохо владел кинжалом и метательным оружием, и сносно лёгким мечом, это вовсе не значило, что он способен обеспечить собственную безопасность в любой ситуации. Попавший в переделку босмер был старше и намного опытнее него, но не сказать, чтобы ему это сильно помогло.
Индарио не представлял, как в данном случае можно оправдаться, тем более, альтмер его ни в чём не обвинял, справедливо упоминая, что парень и не обязан перед ним отчитываться, но, в самом деле, при таком безответственном подходе со стороны ученика, зачем ему с ним возиться, чему-то учить и вообще принимать его жизнь и судьбу близко к сердцу?
Умара, глядя на то, как эти двое, каждый из которых был ей по-своему дорог, изводят друг друга и впервые готовы всерьёз рассориться, вплоть до полного разрыва, на какой-то момент забыла о себе и вмешалась:
— Эстромо, это я во всём виновата! Я добавила ему в чай любовное зелье, так что он никак не мог не прийти ко мне, ну и потом… просто забыл о времени.
Это было что-то новое! Умара, выгораживающая Индарио, вместо того, чтобы наслаждаться тем, что тот попал в неловкую ситуацию?! К ней-то у альтмера не было и не могло быть никаких претензий. У неё всегда было достаточно много собственных дел. И тут она подставляется сама?! С этим тоже требовалось разобраться, но позже.
— Та-а-ак… — протянул альтмер. Вмешательство девушки направило его мысли несколько в другое русло, но его недовольство учеником только возросло, — То есть ты, отлично зная, как она к тебе относится, принял из её рук чай, и, более того, тебе хватило ума его выпить?!
— Но ты ведь сам её предупреждал…
— Предупреждал насчёт выпивки. Ни о приворотных зельях, ни о ядах, речь не шла. Она, или любой другой на её месте, мог подмешать тебе что угодно, хоть корень жарницы, поскольку об этом ничего сказано не было! А потом хлопать глазками, что в чае был невинный цветочек, и кто бы мог знать, что на тебя он так подействует?! Когда ты думать-то начнёшь?! Или этим я за тебя всю жизнь заниматься должен?! — Эстромо повернулся к Умаре, — Ну, а ты — молодец. Сумела развести этого болвана. Только с чего тебе это в голову взбрело?
— Ну… — Умара замялась, чувствуя, что хотя эта похвала была, пожалуй, вполне заслуженной, остальная часть истории едва ли порадует альтмера, — Я хотела посмотреть, как он станет себя вести, если влюбить его в меня? Я-то буду поддевать его, как всегда, а он?..
Эстромо покачал головой, стараясь скрыть невольную улыбку. И вот ради этого?.. Угораздило же его связаться с двумя этими детьми!
— Ладно. Раз сумела это провернуть, значит, всё равно молодец. Хоть кому-то моя наука впрок пошла, — он сурово глянул на Индарио.
Тот молчал. Возразить было нечего. Девушка собрала волю в кулак и, зажмурившись, торопливо проговорила:
— Я не молодец… Я же не знала, как на него может подействовать это зелье, и задумалась об этом только после того, как он его выпил…
— То, что не подумала о возможных последствиях, это плохо. Но когда под рукой противоядие… Если что-то пошло не так, его и подмешивать не пришлось бы, дала бы сразу.
— У меня не было противоядия… Я собиралась дать его потом, когда мне надоест забавляться его чувствами… и приготовить тогда же… А ещё… я склянку с эликсиром забыла на виду…
Ну, вот и что с ними делать? Ладно уж, раз поняла, чего наворотила, и всё обошлось, глядишь, хоть на будущее запомнит...
— Рад, что ты хотя бы сама обратила внимание на свою небрежность. В другой раз будешь внимательнее, — суховато проговорил альтмер.
— Я… не сама, — чуть слышно прошептала Умара, — Индарио нашёл это зелье…
— И подмешал его ей, — тихим эхом добавил юноша.
Эстромо с силой потёр виски. Эта парочка своей безалаберностью вызвала у него непритворную головную боль. Как, ну как можно было совершить чуть ли не все мыслимые и немыслимые ошибки разом?! Дети! Какие же они ещё, в сущности, дети! А чего он, собственно, от них ждал? Вселенской мудрости и осмотрительности в пятнадцать лет? Так это ни для человека, ни для мера, считай, не возраст. Взять хотя бы его самого в их годы... Не угробили ни себя, ни друг друга, и на том спасибо… То грызлись почём зря, а теперь умудрились один другого приворожить! Такого нарочно не выдумаешь!
Видя, что наставник не торопится распекать их за то, что они натворили, Индарио, немого осмелев, добавил:
— Зато я всё-таки выяснил, какого рода алхимией занимается Умара!
Зато!.. Зато! Это уже был удар на добивание. Альтмер, не выдержав абсурдности момента, расхохотался. Двое, вытянувшиеся перед ним с виноватыми лицами, тоже улыбнулись. Сперва несмело, краешками губ, затем всё шире и шире. А улыбка у Умары была совершенно умопомрачительной. Если девушку и нельзя было назвать красавицей, то стоило ей улыбнуться, рядом с ней меркло любое совершенство.
Справившись с приступом смеха, Эстромо строго, но уже не так сурово, как вначале, потребовал:
— Так. А теперь вы оба рассказываете всё до мелочей с самого начала. Потом решу, что с вами делать.
Юнцы без утайки поведали ему свою нелепую историю от начала и до конца. Порой альтмер задавал им уточняющие вопросы, но оба так стремились загладить свою вину чистосердечным признанием, что и сами не скупились на подробности. О том, как они обошлись с «противоядием», влюблённые тоже скрывать не стали.
Наконец Эстромо стукнул указательным пальцем по столу, как бы ставя точку в их повествовании.
— Это всё, конечно, до крайности романтично. Но зелье обратного действия вам бы особо и не помогло. Разве что на время притупило бы ощущения и подпортило удовольствие.
Если бы в этот момент Индарио мог увидеть их с Умарой со стороны, ему на память непременно пришёл бы образ Рыбки, с вечно удивлённо распахнутыми глазами и приоткрытым ртом.
Альтмер покачал головой.
— Разумеется, я знаю, каков принцип работы этих зелий. И содержание твоей тетрадки, уж прости, для меня давно не секрет.
— Я догадалась… Ты ведь очень точно говорил всегда, что именно мне надо изготовить.
— Утешает, что хоть местами ты что-то соображаешь. А раз так, напряги голову и подумай: если и я, и Ксавье уже не один раз просили тебя создать тот эликсир, которым вы напоили друг друга, почему ни разу ни один из нас не заказывал обратного? Можешь тоже попытаться найти ответ, если ещё в состоянии хоть о чём-то мыслить, — обратился он к Индарио.
— Ну… я так думала, что Ксавье использует его на дамах, которые в Анвиле проездом, охмуряет их и втюхивает им свои поддельные украшения, заодно выясняя, где те хранят свои настоящие… Так что они уезжают раньше, чем у него будет возможность дать им второе зелье. Ну и… ему, может, льстит, что они все остаются в него влюблены?..
Эстромо кашлянул, чтобы скрыть улыбку, вызванную её последними словами. Что ни говори, а работа в портовой таверне научила девочку разбираться в людях. Насчёт бретонца она, пожалуй, была права, хотя тот в жизни бы этого не признал.
— Отчасти верно, — одобрил он её умозаключения, — А если толпа влюблённых дам надумает вернуться в Анвил и повиснуть у него на шее с воплями «Я твоя навеки!»?
— О-ой!.. — девушка пришла в ужас, — Если такое возможно, так надо же предупредить Ксавье!
— И меня заодно, да? Ладно, ты знаешь, что сам я этим зельем не пользуюсь, но неужели ты думаешь, что я подставляю других, чтобы потом насладиться столь экзотическим зрелищем?
— Ты… Ты нет, конечно же!..
— И, однако, «противоядия» у тебя тоже не просил ни разу.
Умара умолкла, сосредоточенно обдумывая услышанное. И тут подал голос Индарио:
— Наверное, у этого зелья довольно ограниченный срок действия. Как только в организме не останется его следов, эффект сам собой пропадёт…
— Именно, — Эстромо удовлетворённо кивнул, в душе радуясь, что ученик сумел сделать совершенно правильный вывод, — В твоём случае, его действие если ещё не сошло на нет, то здорово ослабло. Просто тебе самому нравилась Умара, чего в вашем вечном противостоянии ты был не в состоянии заметить. Стоило твоим глазам раскрыться благодаря зелью, остальное уже не из области алхимии. Так что «противоядие» тебе бы не помогло. Оно не оказывает обратного эффекта, а нейтрализует действие первого вещества.
— То есть, если кому-то подмешать только второй эликсир, он никак не подействует? А зачем тогда он вообще нужен? Если постепенно и без него всё выветрится? — насторожилась Умара. У неё мелькнуло подозрение, что Эстромо их проверяет и нарочно выдаёт несообразности, чтобы «ушами ветер не поднимали».
— Верно рассуждаешь. Но тут нет никакой логической ловушки. Как действует этот любовный эликсир? Он пробуждает влечение и интерес к первому кто попадётся в поле зрения выпившего зелье, согласно его склонностям. В общем случае, для мужчины это первая увиденная женщина, для мужчины — наоборот, хотя возможны различные варианты. Так что, если бы пока он, — альтмер кивнул на Индарио, — пил твой чай, ты куда-то отлучилась, а ему на глаза попалась хоть Мирель, хоть Мисури-даро, хоть сама Берона, он воспылал бы чувствами к одной из них. Вот для таких случаев и нужно «противоядие», чтобы нейтрализовать ошибочно полученную привязанность и, при правильно подобранной дозировке, возможно, почти сразу исправить на нужную. Однако, в вашем случае, на это ушло бы не меньше трёх чашек чая. Так что, без крайней необходимости соблазнить кого-то здесь и сейчас, при невозможности исключить ошибку, эликсир обратного действия попросту не нужен.
Парочка переглянулась. Встретившиеся взгляды говорили, что для обоих главное то, как они поступили с «противоядием», не зная всего, что сейчас рассказал им альтмер. Эстромо, натянув маску усталого равнодушия, внимательно наблюдал за ними. То, чего ему не удавалось добиться, они невольно сделали сами… При этом такого наворотив, что волосы дыбом. Результат его устраивал, но поощрять такую неосмотрительность, идущую вразрез со всем, чему он учил обоих, было нельзя. Следовало извлечь из ситуации максимальную выгоду. Решив, что дал им достаточно времени на поедание друг друга влюблёнными глазами, талморец сурово произнёс:
— А теперь вон отсюда, оба.
Альтмер почти услышал, как с треском прогнулся дощатый настил, когда эти двое рухнули с небес на землю. Вот так. А то расслабились, голубчики...
— Ты нас гонишь?.. — со слезами на глазах тихонько уточнила Умара.
— А что мне остаётся, после всего, чего вы натворили? И чтобы я вас не видел, пока не сможете больше десяти минут кряду думать о чём-нибудь, кроме того, как затащить друг друга в койку!
Оба тут же засияли как надраенная бляха у туповатого стражника. Но Эстромо, не поведя бровью, продолжал:
— А чтобы я знал, что вы действительно вновь на это способны, а вам не пришло в голову, что такая свобода — подарок за ваше разгильдяйство, явитесь, только когда сможете отчитаться в успешном выполнении задания.
Как же они, на самом деле, похожи! Вот и сейчас, точно два щенка, сделавших охотничью стойку. Только что уши не торчком, повёрнутые к нему, чтобы не упустить ни слова. Как же! Задание! В дополнение к возможности почти неограниченно наслаждаться друг другом, ещё и задание на сладкое! Интересно, как им понравится то, чего он собирается от них потребовать?
— Во-первых, Умаре нужно всерьёз вернуться к работе в таверне, пока она не готова открыть свою лавку. А то у меня такое чувство, что с нынешним отношением к делу её оттуда скоро попросту выгонят.
У девушки вытянулось лицо — ничего себе задание!.. Альтмер, отметив это про себя, невозмутимо продолжал, обращаясь преимущественно к ней, как к менее провинившейся, говоря об Индарио так, словно тот не стоял совсем рядом:
— Если бы не твоя работа, я бы поручил тебе таскать его по кабакам. Не мне же, в самом деле, этим заниматься? Пить ему нельзя, а вот научиться достоверно изображать любую стадию опьянения — необходимо. Так что пускай торчит у тебя в таверне, наблюдает за разными посетителями, запоминает. Если обслуживать будешь ты, никто и знать не будет, что там у него в кружке. Потом пусть попытается воспроизвести то, что усвоил. Сперва наедине с тобой — ты-то, как раз, всякого навидалась, так что сможешь легко подсказать, где ошибается или переигрывает. Когда решишь, что с этой частью он справился, начинается следующая. Всё то же, но прямо в таверне, на людях. Решишь, что придраться не к чему, явитесь ко мне, устрою ему экзамен. Заодно займёмся с ним подбором подходящего снадобья. Но, предупреждаю сразу, мои задания будут посложнее простого подражания, так что вникай во что сможешь, — неожиданно перевёл он взгляд на Индарио.
Оба призадумались. Неплохо. По крайней мере, отнеслись к задаче серьёзно. На самом деле, изначально талморец как раз и собирался сам заниматься обучением юноши, водить по разным злачным местам, подсовывать объекты для наблюдения, подсказывать, на что обратить внимание, поскольку не было никакой возможности доверить это парочке, готовой вцепиться друг другу в глотку. Конечно, теперь парню придётся обходиться без его советов, но в чём-то так даже лучше. Пусть своим умом доходит. Да и проверка даёт лучший результат, если экзамен принимает не тот, кто учил, не тот, к кому привык. Убедившись, что они запомнили и обмозговали его слова, Эстромо снова заговорил, теперь уже в основном с учеником:
— Такое задание, конечно, может показаться вам забавной игрой. Но это ещё не всё. Во-вторых, в свободное от пьянки и работы время, Умара должна преподать тебе основы алхимии, чтобы как только нужное зелье или зелья будут найдены, ты сразу мог более или менее самостоятельно заняться их изготовлением. Освоишь — снова экзамен. Будешь готовить при мне, причём твоей подружки рядом не будет. Ну и, наконец, в-третьих, наверняка вам есть чему поучиться друг у друга, какие-то пробелы, которые вы могли бы совместно заполнить. И я не о том, что у вас сейчас на уме. Вот и отчитаетесь, чему научились. Пока все три задачи не выполнены, на глаза мне лучше не попадайтесь. А по итогам посмотрим, стоит ли попадаться впредь. Я ещё не решил, готов ли возиться с вами дальше.
Альтмер сознательно не назначал им никаких сроков. Это тоже была своего рода проверка. Возможно, любовь затмит для них всё, и тогда, как ни жаль, проще совсем отпустить обоих — толку от них не будет. Зато если сумеют направить энергию своих чувств в нужное русло… О-о-о! Тогда эта пара станет настоящим шедевром!
Тем временем ученики отошли в сторонку, пошептались, затем Индарио вернулся к Эстромо, хотя девушка явно собиралась подойти вместо него.
— Пока я живу здесь, я не смогу не попадаться тебе на глаза. Умара предложила мне пожить у неё. Мне это кажется разумным, но я уже один раз исчез, не предупреждая…
— Да делайте вы, что хотите, — с деланным равнодушием пожал плечами альтмер, но едва заметный кивок намекал на то, что он оценил и то, как парень усвоил полученный урок, и то, что подошёл сказать обо всём сам, не прячась за подругу.
Индарио быстро собрал свои пожитки, каковых было совсем немного, и влюблённые поспешили улизнуть, радуясь, что так дёшево отделались. Задания Эстромо действительно представлялись им сущей забавой, которой к тому же предстояло заниматься вместе!

 

Счастливые изгнанники

Счастливые изгнанники

Была уже глухая ночь, когда влюблённые вновь оказались в Умариной спальне. Несмотря на поздний час, они не смогли удержаться, чтобы вновь не наброситься друг на друга с ласками, и заснули, лишь когда небо на востоке начало понемногу светлеть.

Сон юности крепок, но Умара проснулась ранним утром от возни, которую Мирта устроила на кухне, собираясь на работу. Девушка ойкнула и постаралась выбраться из постели, не разбудив Индарио. Однако тот заворочался и открыл глаза.
— Теперь я точно знаю, что ты добиваешься моей смерти! Сознавайся — ради этого всё и затевалось, — полушутя простонал он.
Умара засмеялась и звонко чмокнула его в щёку.
— Спи, недоразумение! — ласково проговорила она, — Свой ключ от дома я оставлю на столе, у Мирты есть второй. Выспишься, можешь делать, что хочешь, только дверь, уходя, запирай. А мне надо на работу. Завтрак тебе сегодня приготовить не успею, надеюсь, сам справишься. Чай-то вон какой заварил! На кухне, и вообще в доме, смело пользуйся всем, что найдёшь.
Индарио сонно улыбнулся, вспоминая события минувшего дня и ночи, последовавшей за ним.
— Умара! — раздался за дверью взволнованный голосок младшей сестры, — Умара, вставай! Хозяин сердится, что тебя на работе не застать! Грозился выгнать! Как мы тогда?!
— Иду, Мирта! Я уже встала! — откликнулась девушка, быстро натягивая платье, про себя отметив, что и касательно работы Эстромо как всегда оказался прав. Она распахнула дверь и обняла сестрёнку.
— Я нам собрала по-быстрому перекусить, — защебетала та, делая попытки заглянуть за спину Умары в её спальню.
Девочка с прошлого вечера была сама не своя, поскольку никак не могла решить, как ей следует воспринимать неведомую прежде сторону жизни старшей сестры. Она нарочно с утра погромче шебуршала на кухне, чтобы разбудить ту, не заходя к ней в комнату, но не выдержала ожидания и позвала.
Умара прикрыла дверь в спальню, сбегала умыться и присоединилась к Мирте, сидевшей за столом как на иголках. Заметив взгляды, которые девочка то и дело бросала в сторону комнаты, где спал их гость, старшая сестра сама заговорила о том, что беспокоило младшую:
— Это Индарио. Он пока поживёт у нас.
— Умара... но... но ведь это… так же нехорошо?.. Зара, наша повариха, знаешь как на девушек бранится, что они... ну… Ой, ну ты сама знаешь!.. А тебя она всегда считала хорошей...
— Ох, Мирта! Ну и каша у тебя в голове! Конечно, если сегодня с одним, завтра с другим, это не дело. Такое осуждает не только Зара. Тем паче, когда ради денег. А здесь другое. Мы любим друг друга.
— О, так это твой жених?! Вы поженитесь, да?! — Мирта от радости и облегчения затрепыхалась, как мотылёк, и кинулась обнимать сестру, — Прости, прости! Я знала, что ты у меня хорошая! Как я только могла сомневаться?! Только... разве не стоило подождать, пока боги благословят ваш брак?
Умара заключила девочку в объятия и задумалась. Девушке очень не хотелось расстраивать сестрёнку, которой замужество представлялось куда более необходимым, чем ей. Сама она об этом до сих пор даже не задумывалась. Однако нужно было подобрать подходящие слова, чтобы успокоить Мирту, и девушка осторожно произнесла:
— Разумеется, рано или поздно мы наверняка поженимся. Но сейчас у нас нет такой возможности. Если переживаешь, что скажут люди, просто пока не рассказывай никому, хорошо? Успеешь, когда всё встанет на свои места.
Та радостно кивнула. Предложение Умары её полностью устроило. Её ведь не просили лгать. Лишь не болтать раньше времени о том, что ещё не до конца свершилось.
Сёстры быстренько прибрали в кухне и поспешили в таверну. Мирта сказала правду — хозяин был настроен весьма сурово. Впрочем, если бы не наказ Эстромо, Умару, пожалуй, уже не слишком огорчила бы потеря работы. Свобода в сочетании с воровскими навыками принесла бы куда больший доход и позволила бы больше времени проводить с Индарио. Теперь же следовало как-то умилостивить трактирщика, иначе первую часть полученного задания она, считай, уже провалила.
Однако, несмотря как на то, что ей пришлось выслушать вторую за несколько часов гневную отповедь, куда менее сдержанную, нежели первая, так и на ответственность перед Эстромо, девушка витала в мыслях о своей внезапно обретённой любви, и её губы то и дело непроизвольно растягивались в мечтательной улыбке. Надо сказать, именно это, совершенно, казалось бы, неуместное выражение и спасло её от увольнения. Мало кто мог устоять перед улыбающейся Умарой, и хозяин мало-помалу смягчился, мысленно подсчитывая барыши от работы обаятельной обслуги.
— Так и быть, — нехотя проворчал он, остывая, — На сей раз я тебя прощу. Но целую неделю будешь работать до последнего посетителя! И не забывай улыбаться! Увижу кислую мину — пикнуть не успеешь, как вылетишь на улицу.
Девушка кивнула, радуясь, что так легко отделалась, хотя выспаться этой ночью ей не удалось, а при тех условиях, что поставил трактирщик, да ещё учитывая, что вечером дома её будет ждать отдохнувший Индарио, было похоже, что в ближайшее время и не удастся. Зато она выполнила одно из требований Эстромо, значит, оставался шанс получить его прощение! И Умара прилежно взялась за работу, одаривая немногочисленных в утреннюю пору посетителей лучезарными улыбками.
Мирта чуть помедлила в зале, чтобы узнать, чем закончится выговор, который хозяин учинил сестре, а затем мышкой прошмыгнула на кухню. Несмотря на своё простодушие и влияние, которое имела на неё повариха Зара, девочка никому ни словечка не сказала о том, что у сестры появился сердечный друг. Это был секрет двоих влюблённых, и Мирта, не любившая сплетничать, бережно хранила его.
Индарио, в отличие от его возлюбленной, не случалось не спать почти всю ночь, потом подниматься ни свет ни заря и целый день работать. В доме госпожи для питомцев был установлен строгий распорядок. Беспризорником он отсыпался в любое время, когда не был занят поисками пропитания. Эстромо же, если и давал ему задание на поздний вечер, что бывало нечасто, на следующий день не будил спозаранку. А вот Умара не раз просиживала чуть не до утра над данмерской тетрадью и книгами, порой бессонную ночь ей обеспечивала прихворнувшая сестрёнка, а наутро нужно было бежать в таверну, чтобы не потерять возможность прокормиться.
Однако юный мер встал, едва за сёстрами закрылась входная дверь. Ему претило валяться в постели или спать до обеда, когда любимая девушка, почти не отдохнувшая по его милости, вынуждена отправляться на работу.
Одевшись и аккуратно застелив кровать, Индарио прошёл на кухню и соорудил себе простенький завтрак. Но сев за стол и глядя на оставленный ему ключ, юноша так глубоко задумался, что почти забыл о еде. И то сказать, поводов для размышления у него было предостаточно. Первым делом, разумеется, он вспомнил вчерашнее чаепитие и то, что последовало за ним. Парень с радостью бы безраздельно предался грёзам о своей возлюбленной, если бы в его жизни не произошли слишком резкие перемены, которые следовало осмыслить.
Во-первых, Эстромо прогнал их обоих с глаз долой. И это, с учётом всего, что они натворили, было вполне закономерно. Индарио прикрыл глаза и постарался представить ситуацию такой, какой она виделась их наставнику. Проследив наиболее вероятный ход рассуждений альтмера, юноша улыбнулся и наконец принялся за еду. Если бы талморец действительно решил больше не тратить на них время, он не стал бы разбирать с ними их промахи, объяснять принципы действия зелий и не дал бы им задания. Просто ему нужно было, чтобы они осознали, сколько и каких глупостей наворотили, и им дано было время на обдумывание. Ну, а полученное ими задание было необходимо как для пользы дела, так и чтобы вместо наказания не получился сплошной праздник, которого они, по совести говоря, совершенно не заслужили.
Решив для себя вопрос с отношением Эстромо, парень задумался над более приземлёнными вещами. Умара и Мирта работают в таверне. Выходило, что Индарио навязался им на шею, не имея собственного дохода. Всё, что у него было, скопилось с тех вознаграждений, что альтмер платил за выполнение его поручений. Талморец лично давал ему уроки владения оружием, так что денег на оплату не требовалось, и юноша только сейчас в полной мере осознал, насколько он зависит от наставника.
В Гильдии воров все давно привыкли к белокожему меру и считали своим. Не зря же Мирель учила его своему искусству столь же увлечённо, как и Умару, которой оно нужно было для воровского промысла. Но сам Индарио вором не был. Впрочем, на первое время накопленных им денег должно хватить... На что? Да вот хотя бы возместить сестрёнкам потраченную на него еду, купить новый кубок вместо разбитого накануне... заказать себе отдельный ключ, чтобы не причинять им лишних неудобств, который, разумеется, он отдаст владелицам дома, если больше не будет жить у них.
Составив таким образом план действий на ближайшее время, юноша убрал со стола, вернулся в спальню и аккуратно смёл вчерашние осколки. На миг ему захотелось сохранить их на память, но почти сразу такая привязанность к неодушевлённым предметам показалась чем-то нездоровым. Он перевёл взгляд на пятно, оставленное на светлой стене содержимым разбитой посудины, и его лицо осветилось озорной улыбкой, некогда очаровавшей Эстромо.
Индарио взял часть своих сбережений и вышел из дома. Удача сопутствовала юноше: ему удалось и найти точно такой кубок, какой он расколотил накануне, поскольку Умара покупала свою посуду совсем недавно, так что у гончара ещё оставался подобный товар, и заполучить собственный ключ, и у столяра чуть ли не в отходах нашлись нужные планки, так что готовое изделие обошлось меру почти даром. Покупать что-то для дома было ему в новинку, и это занятие приятно согревало душу.
Вернувшись, он сделал то, что намечал, и задумался насчёт обеда. Ему не составляло труда купить всё необходимое и приготовить еду и себе, и Умаре с Миртой, но юноша точно знал, что обедают обе в таверне, а вот насчёт ужина уверен не был. По летнему времени пища долго храниться не будет, значит надо бы узнать, нужно ли вечером кормить сестёр? Решение наведаться к ним на работу и спросить пришло само собой. К тому же это давало возможность увидеться с Умарой, выяснить, сильно ли осерчал на неё хозяин, и чем всё закончилось, а заодно и пообедать. Следующая мысль показалась Индарио ещё более удачной: можно ведь, не откладывая, начать выполнять задание, которое дал им Эстромо! Наверняка в послеобеденное время будет за кем понаблюдать.
Уже собравшись выходить, юноша задумался: если ему предстоит некоторое время появляться в таверне и сидеть там подолгу, надо бы позаботиться о том, чтобы это не привлекало к нему ненужного внимания. Для начала он припомнил уроки Мирель и постарался сделать свою внешность менее приметной. Равномерно затемнённая кожа превратила его в обычного светловолосого данмера, а шляпа с полями скрыла в тени слишком яркие глаза.

***

В этот день у Умары оказалось много работы. Зал таверны не был полон, но стоило уйти одним посетителям, как на их место тотчас приходили другие, народу становилось то больше, то меньше, однако у девушки не было ни одной свободной минутки, чтобы присесть. От постоянных улыбок у неё сводило скулы, но ослушаться хозяина она не смела. Лучше уж этот застывший оскал, чем то, что он может счесть «кислой миной».
Чудом улучив момент, она забежала в кухню перекусить, и на тебе! Не успела вернуться, а мимо Дреуга уже прошёл новый гость. По виду из школяров, такие много не заказывают и хлопот с ними обычно совсем мало: эти — народ не привередливый. Так и есть: осмотрелся, уселся у окна, где посветлее, достал книгу и уткнулся в неё, делая какие-то пометки и выписки. Наверняка просто нашёл место, где можно относительно спокойно позаниматься, а может, ждёт кого-то из приятелей. Первым делом нужно было обслужить троих торговцев, сидевших в одном углу, поскольку у них закончилось пиво, и моряка, обедавшего в другом, не то хозяин будет ею недоволен.
Умара занялась гостями, протёрла стол от пролитого одним из них напитка, принесла всё необходимое, не забывая расточать дежурные улыбки, и только потом подошла к занятому книгой студенту.
— Чего желает молодой господин? — в голосе девушки невольно прозвучала усталость. Скорей бы уже принести ему кружку дешёвого пива или мацта, — вроде бы, парень из данмеров, хотя против света толком не разглядеть, и, наконец, хоть немного передохнуть.
Тот поднял голову, и лицо Умары вмиг озарилось самой искренней и лучезарной улыбкой. Хозяин, как раз обративший на девушку внимание, удовлетворённо крякнул — всё ж таки хороша! Только зря, конечно, так старается перед нищим школяром… много ли из такого выжмешь? Ещё бы перестала быть такой недотрогой, сколько бы денег принесла! Ну да успеется — девка молодая, глядишь, там и осмелеет. В её недоступности есть своя привлекательность для гостей, так что пусть пока… Он вернулся к своим делам, напевая под нос песенку, недавно занесённую на Золотой Берег моряками из Хай Рока и успевшую здесь прижиться.
Умара же вся трепетала от радости: из-под широких полей на неё пристально и чуть насмешливо смотрели знакомые бриллиантовые глаза.
— Так это… ты?! — восхищённо выдохнула она, — Жаль, Мирель тебя не видит! Зачем ты здесь?
На лице Индарио чуть заметно промелькнула смесь смущения и гордости. Понимая, что девушка не может надолго задержаться возле него, он быстро и тихо проговорил:
— Во-первых, чтобы увидеть тебя. Во-вторых, чтобы узнать, когда вы с Миртой вернётесь и будете ли ужинать дома. В-третьих, чтобы заодно и пообедать, а про четвёртое и пятое потом — когда принесёшь еду, не то тебе попасть может.
— Я тоже рада тебя видеть, но я теперь неделю работаю до последнего посетителя, иначе выгонят. Ужинаем мы здесь же. Обед я тебе сейчас принесу, ты что будешь? — так же торопливо и еле слышно проговорила Умара.
Индарио выбрал самую простую еду, как нельзя лучше подходившую к его образу. Девушка убежала и вскоре вернулась с готовым заказом. Наклонившись над столом, она быстро шепнула:
— Так что у нас «в-четвёртых» и «в-пятых»?
— Наше с тобой задание. Можно начать наблюдать уже сегодня.
— Да, вот только пока особо не за кем…
— Ну, ещё не вечер. А до той поры буду заниматься другим поручением, — он кивнул на книгу, в которой Умара узнала свой первый учебник по алхимии.
Индарио действительно удачно всё продумал. Образ бедного студента делал его почти невидимкой — было бы на что смотреть. Книга давала исчерпывающее объяснение как длительному пребыванию в таверне, так и выбору места у окна, а её содержание подтверждало, что парень занят учёбой. Затемнив кожу и сев против света, он получил возможность незаметно рассматривать посетителей, в то время как сам оставался для них лишь смутным силуэтом. Что же до непривычного в Сиродиле головного убора, то молодёжь часто подражает каким-то чужеземным веяниям. Раз он как-то раздобыл себе шляпу, значит, где-то такое носят. Правда, мер и сам понятия не имел, откуда её притащила Мирель. Босмерка считала, что его глаза привлекают слишком много внимания, и нужно хотя бы скрыть их в тени, раз уж цвет радужки и форму зрачков изменить невозможно.
Юноша отложил книгу, чтобы ненароком не испачкать, и принялся за еду. Допивая кофе — пожалуй, единственный напиток, который учащийся мог, не вызывая ни у кого вопросов, заказать вместо пива или чего-либо подобного, — Индарио и так и этак прикидывал, как бы вызволить Умару с работы пораньше и не навлечь на неё при этом хозяйского гнева.
Сперва ему пришло в голову наловить змей или скорпионов и украдкой запустить их в зал. Посетители-то, ясное дело, разбегутся, только всю обслугу заставят вылавливать эту живность. Ещё, поди, и задержаться потребуют, чтобы обшарили все углы и убедились, что ни одной твари не осталось. К тому же, возникнут вопросы, кто устроил такую, вовсе небезопасную каверзу, и подозрения могут пасть на кого угодно, в том числе и на Умару, как самую молодую. И всё это не считая того, что кто-нибудь может пострадать от укусов змей или скорпионьего жала.
Сам будучи не в восторге от своей идеи, Индарио попытался представить, что сказал бы о ней Эстромо. Вывод напрашивался неутешительный. Наставник и так в последнее время был не лучшего мнения о его умственных способностях, а уж такая шутка могла худо-бедно сойти для мальчишки лет десяти-двенадцати, каким он сбежал из поместья госпожи или попал на Золотой Берег, но никак не для пятнадцатилетнего воспитанника альтмера. Лучше уж вовсе ничего не делать, чем совершать такие глупости!
Ничего другого юноша придумать не смог, а посему решил за отсутствием объекта для наблюдения углубиться в основы алхимии, но что-то не давало ему покоя. Очень скоро он разобрался в причинах этого душевного разлада. Перед ним стояла задача, и не сказать, чтобы очень трудная. Эстромо задавал ему и посложнее. Правда, чаще всего решать их приходилось исключительно в теории. Но если бы альтмер дал ему поручение удалить посетителей из таверны и пораньше выманить с работы служанку, он расшибся бы в лепёшку, и всё же отыскал бы достойный способ! А теперь, столкнувшись с проблемой на практике, спасовал, решив заняться более лёгким делом, даром, что речь шла о его любимой девушке! Индарио внутренне застонал, представив, как разочаровал бы наставника. Получалось, что все старания последнего пропали впустую!
Теперь поиск решения стал для парня принципиальным вопросом, совсем как недавно выяснение направления алхимических изысканий Умары. И на этот раз он был просто обязан справиться лучше! Сделав вид, будто вчитывается в какой-то заковыристый абзац, юный мер напряжённо думал над поставленной задачей. Чувствуя, что ничего не получается, он попытался представить хотя бы примерно, как рассуждал бы сам Эстромо. Через несколько минут основа идеи была готова, оставалось понять, каким именно способом подойти к её воплощению: сделать всё самому или найти подходящего помощника. И то и другое представлялось не слишком затруднительным, но при этом имело свои плюсы и минусы.
Хорошенько всё взвесив, Индарио продолжил чтение учебника, не забывая подыскивать объекты для наблюдения. Компания из нескольких моряков, вскоре зашедших в таверну, показалась вполне подходящей. Незаметно подглядывая за ними из-под своей шляпы, парень старался отметить и запомнить всё, что возможно.
Так, с пользой проводя время и изредка перекидываясь парой слов с возлюбленной, обслуживавшей посетителей, юноша досидел до ужина. Девушка тоже улучила минутку, чтобы перекусить.
Народ, пришедший в таверну за вечерней трапезой, понемногу начал разбредаться, остались только те, кто собирался торчать тут ещё долго, и вот их-то ухода и предстояло дождаться Умаре. Когда она в очередной раз с полными кружками проскользнула мимо Индарио в сторону гуляющих моряков, он тихо шепнул ей:
— Я отлучусь ненадолго. Потом вернусь, домой пойдём вместе.
От того, что любимый хочет её дождаться, замученная улыбка девушки на мгновение вспыхнула искренней радостью.
Индарио поднялся и направился к выходу, оставив на столе книгу, дабы обозначить, что уходит не насовсем. Дреуг, видевший, что деньги за заказ тот сразу отдавал прислуге, пропустил его без возражений. Парень убедился, что вышибала не смотрит в его сторону, и отправился в доки.
Среди тамошних нищих был один колченогий старик-бретонец, известный в Гильдии воров тем, что едва ли когда сказал хоть слово правды, зато врал так вдохновенно, что не заслушаться невозможно, причём сходу и на любую тему. Например, его собственных версий, почему у него, уроженца Хай Рока, нордское имя, было множество, но едва ли хоть одна соответствовала истине. Индарио, пять лет обретавшийся в убежище, разумеется знал о нём и предпочёл бы иметь дело именно с ним, хотя сгодился бы любой попрошайка посговорчивей.
Ему повезло: Старый Иг всё ещё сидел на обычном месте и был мрачен — верный признак того, что нынче удача от него отвернулась.
Юноша встал чуть в стороне, делая вид, что любуется закатом. Нищий дёрнул его за край куртки.
— Господин, подайте на пропитание старому солдату, охромевшему на службе Империи! Вы только послушайте, что мне довелось пережить!..
Нищий привстал и приблизил щербатый рот к самому уху мера, собираясь угостить того одной из своих завиральных историй.
Индарио, не поворачивая головы, вполголоса проговорил:
— Нет, Иг, если хочешь сегодня заработать на выпивку, придётся тебе рассказать другую байку. И не мне.
— Ага… так господину нужна помощь Старого Ига? — было очевидно, что бретонец сейчас начнёт торговаться, чего его собеседник, будучи стеснённым в средствах, позволить не мог.
— Мне казалось, это тебе нужна пара монет, чтобы не остаться сегодня трезвым и голодным, — равнодушно проговорил мер.
— Так это ж смотря, что делать надо, а то и кусок поперёк горла встанет, и выпивка отравой покажется.
— Надо получить от меня эту самую пару монет, пойти в таверну и рассказать там одну небольшую историю. Что сумеешь из этого выжать — твоё, плюс от меня ещё столько же, сколько в начале, если справишься.
— Так-то оно бы можно… только за другой рассказ и бока могут намять. Это дороже стоит, чем ты сулишь!
Всё-таки торгуется, старый паршивец… Индарио сделал несколько шагов в сторону моря, точно человек, желающий отделаться от навязчивого нищего, но пока не готовый гнать того силой.
— Не хочешь — дело твоё. Найду кого помоложе, кто ещё не потерял хватки и не разучился чуять свою выгоду.
Индарио мог бы припугнуть старика именем Бероны, но не хотел чтобы его просьба хоть как-то увязалась с Гильдией. Он должен был справиться сам. Развернувшись, мер направился к беспризорным мальчишкам, вроде тех, каким некогда был он сам, которые увлечённо играли в какую-то азартную игру.
Иг снова с силой дёрнул его за полу. Юноша с досадой подумал, что так можно и куртку порвать, но был рад, что нищий не отстал. Значит, договорятся. По сути, уже договорились. Остались детали.
— Господин должен понимать, что никто не выполнит его просьбу лучше Старого Ига. Мальчишка только всё испортит.
— Я пока не заметил, чтобы ты вообще рвался что-то делать. А ребёнок справится с этим не хуже старого хрыча.
Грубоватая манера парня, как ни странно, пришлась Игу по вкусу, и тот, опасаясь упустить свою выгоду, заговорил о деле:
— Так что же надо рассказать в таверне?
— Красивую басню, о богатой леди, которая нынче гуляла по берегу и обронила в море дорогое украшение.
— Аха… — Иг довольно осклабился, — Поди, ещё и место указать?
— Можешь продавать эти «сведения» за любые деньги, я уже сказал, что выручишь — твоё.
Беззубая улыбка Ига стала ещё шире.
— А в чём интерес молодого господина? Зачем ему всё это?
— Мне нужно, чтобы в таверне этим вечером не осталось ни единого посетителя. И ты сам с полученными деньгами нынче туда не заявился. Оставшуюся награду я передам тебе снаружи под видом милостыни. Справишься?
— А то! Может, у Старого Ига и маловато зубов, но хватки он пока не потерял, нет! Ну, подайте, господин! Ну, что вам стоит?! — громко заныл он вдруг, снова дергая Индарио за край куртки.
— Вот, держи свой задаток, — юноша сунул нищему обещанные деньги, с показным отвращением поправил одежду и вернулся в таверну.
Оставленная книга по-прежнему лежала на месте, никто из посетителей больше и не думал уходить, все оставшиеся явно намеревались проторчать тут до поздней ночи. Других служанок скоро отпустят по домам, всех, кроме провинившейся Умары… Не успел Индарио подумать об этом, как девушка подошла к нему.
— Тебя долго не было. Ты в порядке? — встревоженно спросила она, делая вид, что принимает заказ.
— В полном. Но эта твоя алхимия не такая простая штука. Надо было мозги проветрить на свежем воздухе. А сейчас сможешь принести что-нибудь, что могло бы сойти за пиво?
— Конечно! Я уже всё продумала, — потускневшая улыбка Умары снова ярко сверкнула.
Не успел Индарио получить свой «особый» заказ, как в таверне появился старик в обносках моряцкой робы. Он проковылял к стойке, приволакивая негнущуюся ногу, сунул трактирщику мелкую монету и заказал дешёвого пива. Отхлебнув хороший глоток, Старый Иг крякнул, облокотился на грубую столешницу и, ни к кому толком не обращаясь, произнёс:
— Вот где, в мире справедливость?! Нету её! Сколько ни живу — вечно одно и то же: одним всё, другим… — бретонец сделал непристойный жест, — что осталось! Вот я сегодня — раздобыл монетку — и уже рад, что будет чем горло промочить! А эти?! Целое состояние на корм рыбам, и завтра же опять будет по берегу болтаться от делать нечего такой же расфуфыренной фифой! Ей-то что! Невелика потеря! А вот отдала бы она мне своё ожерелье, даже знай, что всё равно потеряет? Ага! Не ожерелье старику, а корень собачий! Так-то.
Иг уткнулся в свою кружку, но глаза его стрельнули по залу. Кое-кто уже заинтересовался услышанным. Скоро все они будут у рассказчика в руках, а их денежки — в его карманах.
— Эй, старик! О чём это ты болтаешь? — подал голос один из моряков.
— Дык, о несправедливости жизни, сынок! Поживи с моё, на своей шкуре познаешь!
— Ай, да я не про твоё нытьё! О каком-таком состоянии ты говорил?
— Да как же? Нынче гуляла тут одна по берегу, там где скалы. Делать-то им, богатым, неча… Чем в таких юбищах по камням лазать, ровно коза горная! — старик снова прильнул к кружке.
— Дед, не испытывай моё терпение, — не унимался матрос, — Не поверю, чтобы тебя ещё волновали чьи-то там юбки! Ты по делу говори!
— А… — тот махнул рукой, — Я и говорю, не то с напрягу, не то ещё с чего, нитка-то у ней на шее возьми да и лопни! А там жемчуговины — иные с мой ноготь будут, — Иг показал грязный мизинец, — и тока по камню застукали да в море, да в море… а там под скалой-то глубоко… Она-то: «Ай! Ой!» Меж валунов пошарила, может, что и подобрала, я смотрел потом по щелям — ни единой ни нашёл! И хахаль ейный к воде сунулся, а в волны не полез. Облапил её, да с тем и ушли.
— Что ж ты сам-то за ними нырять не стал? — окликнули его из другого угла.
— С моей-то ногой?! Может, жизнь у меня и не спелое яблочко, а покамест в край не надоела! Вот и говорю: одному и мелкая монетка — радость, другому целое состояние утопить — не горе! Где ж она, справедливость-то, а?!
Иг опрокинул остатки пива в рот, со стуком поставил кружку и заковылял к двери. Моряки за своим столом о чём-то быстро посовещались вполголоса, и тот, что донимал нищего вопросами, торопливо крикнул ему вслед:
— Постой, старик!
Бретонец обернулся.
— Ставлю тебе ещё кружку, да получше твоего пойла, если покажешь, где гуляла та дама!
— Тю, да тебе не матросом — купцом надо быть! Уже и своих кораблей сколотил бы флотилию! За пару медяков горсть жемчуга торгуешь! Вот она — цена Старому Игу! Кружка пива — точно забулдыге последнему!
Ворча и ругаясь, нищий поплёлся к выходу.
— Верно говоришь, дед! Лучше нам расскажи — подали голос из-за другого стола. Уж мы старого человека не обидим!
Одинокий странник, сидевший за третьим, только многозначительно потряс кожаным кошелём, так что раздался заманчивый звон.
Все повскакали с мест, буравя друг друга глазами, поднялся отчаянный гвалт. Каждый старался переорать другого. Дреуг напрягся, готовый окоротить самых буйных, если дойдёт до драки. Старый Иг остановился в дверях, наслаждаясь происходящим.
Индарио тоже встал и подался вперёд, делая вид, что до крайности заинтересован рассказом попрошайки. Ещё бы! Для бедного школяра даже одна такая жемчужина — великое сокровище! При этом он не забыл допить своё «пиво», чтобы ни у кого не возникло ненужных вопросов.
Наконец все устали от крика и, чуть ли не разом угомонившись, уставились на бретонца, который посмеивался, скрестив руки на груди.
— Хе-хе… Вот я в толк-то не возьму, что вы друг у друга выторговать стараетесь? Ну, предложит кто лучшую цену, ну, отведу я его на место… Мне-то без разницы — кого. Что, остальные так и останутся здесь сидеть, свесив носы над кружками? Следом же и подтянутся! Вы лучше все в складчину столько предложите, чтобы мне не обидно было, что другие крупным жемчугом разживутся! А не то, я ведь и промолчать могу!
— Верно! Пусть только место укажет, а там — уж какая чья удача! — зашумел разогретый алчностью и хмельным народ.
В результате долгих споров, Старый Иг с каждого получил по золотому. Индарио попытался сунуться с серебряной монетой, но общий приговор был однозначным: кто не может уплатить золотом, тот не принимает участия в поисках, а увидят рядом — пусть радуется, если по шее не получит. «Студент» со вздохом сожаления пожал плечами, и спрятал деньги в карман.
Стоило галдящей толпе вывалиться из таверны в сгущавшиеся сумерки, хозяин заметно занервничал. Похоже, ему и самому хотелось попытать счастья.
Несмотря на недвусмысленное предупреждение, молодой мер ушёл следом за всеми, но, зайдя за угол, остановился. Через некоторое время рядом с ним возникла ковыляющая фигура.
Юноша сунул бретонцу обещанную плату, которая не шла ни в какое сравнение с тем, что он получил от новоявленных «кладоискателей».
— Смотра-ка, а я думал, обманешь! — довольно проскрипел Иг.
Индарио чуть заметно пожал плечами.
— И кто бы после этого стал иметь со мной дело?
— Ну, дельце-то и так вышло прибыльное! Я не в накладе и не в обиде.
— Уговор дороже денег.
— Не зря, значит, я для тебя расстарался…
Словно подтверждая его слова, ветер донёс радостные крики с той стороны, где в отдалении мелькали раздобытые ищущими факелы.
— Ага… нашли, значит!.. — ухмыльнулся бретонец.
Окна таверны давали довольно света, чтобы вопросительное движение головы Индарио не осталось незамеченным.
— Видел, мальчишки в доках в шарики играли? Это им местные мастерицы, что украшения из-поддельного жемчуга нижут, в обмен на красивые ракушки дают. В потёмках такие бусины от настоящих не отличить, даже дырочка для нитки есть. Я у них несколько таких выменял, пару в камнях оставил, вроде как сам не углядел, остальное в море кинул. А что та девка фальшивые украшения носила, с меня какой спрос? С виду богатая, а оно — вон как! Так что в другой раз имей в виду, какой-то там пострелёнок старому Игу не чета. Кто бы другой тебе такую сказку состряпал? Ладно, пойду я… есть у меня ещё задумка, пока им искать не надоело… Мне б твои ноги молодые, я бы — ух!..
Старик заковылял прочь, совсем не в ту сторону, куда направил толпу искателей жемчуга.
Индарио же устремил взгляд на двери таверны, откуда как раз начала выходить закончившая прибираться обслуга. Умара чуть задержалась, пропуская товарок вперёд, и тогда юноша вышел из своего укрытия. Шляпу он снял и понёс под мышкой, чтобы её приметный силуэт не напоминал о нынешнем посетителе. Мирта крутилась рядом, пытаясь разглядеть возлюбленного старшей сестры, но для этого было уже слишком темно.
Придя домой, мер тщательно смыл с рук и лица краску. Его непривычно бледная кожа слегка напугала девочку, она прижалась к Умаре и тихонько спросила:
— А чего же он такой… белый?..
Индарио, услышавший её вопрос, обезоруживающе улыбнулся:
— Сам хотел бы знать. Таким уж уродился!
— А ты точно… живой?
— Мирта!!! — Умара ущипнула сестрёнку, краснея за неё, но юноша только засмеялся и протянул девочке руку:
— На, потрогай!
— Тёплая… — с нескрываемым облегчением выдохнула та и наконец-то робко улыбнулась в ответ.
— С тем, живой я или нет, мы, вроде разобрались, а вот твоя сестра точно еле жива, так что лучше бы ей поскорее лечь, чтобы получше выспаться.
Пожелав Мирте доброй ночи, влюблённые скрылись в спальне. Вспомнив вчерашний вечер, Умара бросила взгляд на дальнюю стену и прыснула со смеху.
Причудливое пятно, оставленное эликсиром, было заключено в аккуратную деревянную рамку.
— Ох, Индарио! Это ж надо было додуматься! До чего же я тебя люблю!
— Я так и знал, что тебе понравится.
— И всё-таки ты сумасшедший!
— Мы оба, радость моя, мы оба…
Девушка плотнее прильнула к нему и забралась руками под его рубаху, но мер осторожно освободился от объятий, расцеловал тёплые ладошки, и, серьёзно глядя ей в глаза, произнёс:
— У нас впереди ещё уйма времени, но сегодня необходимо выспаться. Иначе неделю тебе не выдержать. Ты ведь с ног валишься от усталости. А я не смогу каждый вечер выдёргивать тебя с работы, как сегодня.
— Так эта история со Старым Игом — твоих рук дело?!
Индарио кивнул.
— Сколько нам удалось проспать прошлой ночью? Час? Полтора? Мне нужно было дать тебе возможность отдохнуть, вот и пришлось устроить такой спектакль… Если мои усилия пропадут зря, будет весьма обидно.
— Думаю, Эстромо мог бы тобой гордиться!
— Не забывай, что пока он не желает меня видеть, а я, вместо того, чтобы перенимать повадки местных пьяниц, занимаюсь даэдра знает чем! Кроме того, мне бы тоже не мешало выспаться.
— Но ведь, когда мы ушли…
Ответом стал укоризненный взгляд светлых глаз, и девушка смущённо потупилась.
— Ну конечно же! Как я только не подумала! Ты тоже сразу же встал?
Индарио снова кивнул, опрокидывая её на постель:
— Пора спать.
Если Умара и была готова возражать, пока дело касалось её одной, ради любимого она сразу же перестала спорить. Через несколько минут оба уже сладко спали, крепко прижавшись друг к другу.

***

Последующие дни оказались в точности похожими друг на друга. Все трое вставали одновременно и вместе завтракали, после чего сёстры уходили на работу, а Индарио оставался дома, где занимался мелкими делами и тренировался в обращении с оружием, чтобы не потерять и закрепить навыки, привитые ему Эстромо. Кроме того он понемногу старался перед зеркалом воспроизвести результаты своих наблюдений за подвыпившим народом, а после, если оставалось время, штудировал учебники по алхимии. К обеду молодой мер, захватив с собой книгу, отправлялся в таверну.
На следующий вечер после выступления Старого Ига юноша заметил среди посетителей одного из давешних «охотников за сокровищами». Воспользовавшись тем, что тот не мог не запомнить если не «студента», рвавшегося поучаствовать в поисках на последние деньги, то хотя бы его шляпу, он с видимой робостью подошёл к нему и осторожно спросил:
— Ну как? Удалось вчера что-нибудь найти?..
Мужчина окинул его хмурым, подозрительным взглядом, но увидел лишь вполне объяснимое любопытство бедняка, которого не пустили даже посмотреть, как другие будут делить крупный куш.
— Да уж, удалось, — проворчал он, недовольно.
— Повезло, — вымученно улыбнулся молодой мер, — Поздравляю.
— Если кому и повезло, так это тебе, — вдруг с досадой выпалил его собеседник.
— Отчего же?.. — Индарио мастерски изобразил неуверенность. Подобной откровенности он не ожидал и теперь старался понять, что за ней стояло. То ли вчерашний кладоискатель пожалел «студента», не стал дразнить миражом чужой удачи, то ли просто захотел излить кому-то душу. Пожалуй, второе больше походило на правду. Нечасто у облапошенных кем-либо случаются приступы милосердия.
— Да оттого, что жемчуга у той девки фальшивыми оказались! Небось, кавалеру пыль в глаза пускала! Встретил бы я того старикана!.. Хотя... какой с него спрос? Он что видел, то и сказал, это мы как дураки повелись! Тебе, парень, повезло, что в это дело не влез, а ему и подавно — на пустом месте столько денег отхватил! И ладно бы только продрогли, ныряя за этими никчёмными шариками, ладно бы, что двое из-за них чуть не потонули!.. — он сорвался на крик, сплюнул и внезапно умолк, резко отвернувшись от юноши. Видимо, не пожелал совсем уж выставлять себя на посмешище.
Мер почёл за лучшее потихоньку убраться на своё место и снова уткнуться в учебник. Зато трактирщик, весь день с мрачным видом переставлявший и протиравший посуду, заметно повеселел и принялся фальшиво насвистывать игривый мотивчик.
К вечеру народу в таверне прибавилось, так что у Индарио не было недостатка в объектах для наблюдения.
Мирту отпустили домой намного раньше сестры, а юноша покинул таверну незадолго до ухода последнего посетителя и уже снаружи дождался Умару.

***

Неделя такой работы далась девушке непросто. Она заметно осунулась, несмотря на смуглую кожу сильно побледнела, а её обворожительная улыбка поблёкла. Чем ближе было завершение назначенного срока, тем сильнее Индарио убеждался, что это не жизнь, и окончательно утвердился в своём мнении, когда увидел, сколько в итоге заплатил ей хозяин.
Помимо прочего, молодого мера терзало то, что он лишь тратил свои сбережения, и не будь их, оказался бы на шее у сестричек, которым и самим без «приработков» Умары, едва хватало на жизнь. Но пока длилось назначенное трактирщиком наказание, юноша не делился с возлюбленной своими мыслями, лишь старался, сколько мог, помогать ей и следил, чтобы у той была возможность отдохнуть, что, с учётом страстности её натуры, было не так уж просто. Однако парень научился мягко, но решительно подавлять попытки девушки взбунтоваться, напоминая, что недельный срок истечёт быстро, а если она вконец измотает себя, они не скоро смогут насладиться обретённой свободой.
Серьёзный разговор не состоялся и в первый вечер, когда хозяин наконец-то отпустил Умару пораньше. Влюблённые, покинув таверну, отправились на морской берег. Они резвились как дети. То со смехом гонялись друг за другом по песку и мелководью, то карабкались на скалы, то играли в прятки меж камней. Но когда Умара разделась и рыбкой нырнула в тёплые волны, Индарио не последовал за ней, а просто зашёл в воду по грудь и остановился, любуясь тем, как она легко рассекает морскую гладь. Отплыв подальше, девушка окликнула его:
— Ну, что же ты? Плыви сюда! Здесь здорово!
Однако юноша только улыбнулся и помотал головой. Умара повернула назад, не понимая причин его отказа, схватила его за руку и потянула за собой:
— Давай! Поплыли!
— Я не умею.
Для девушки, выросшей у самого моря, это прозвучало почти как признание в неумении ходить. Она сама выучилась тому и другому едва ли не одновременно. Мирта тоже была неплохой пловчихой. Индарио же никто и никогда этому не учил. До похищения родители считали, что он ещё слишком мал, в поместье госпожи не было водоёмов крупнее ванны, а за его пределы питомцев не выпускали. Так что, даже оказавшись в Даггерфолле в десятилетнем возрасте, пробродяжничав там почти два года и нередко добывая пропитание в доках, мальчишка старался держаться подальше от глубоких мест.
Умара встала на дно рядом с Индарио. Они были примерно одного роста, их глаза встретились, а губы слились в поцелуе, солоноватом от морской воды. Но затем девушка отстранилась и решительно заявила:
— Так не годится! Наверное, нечто подобное Эстромо и имел в виду, когда говорил, что мы должны научиться друг у друга тому, чего пока не умеем. Пошли. Я покажу, где лучше всего начинать. Это не сложно, вот увидишь!
Но, как выяснилось, то, что казалось Умаре вполне простым и естественным, вовсе не являлось таковым для Индарио. Однако девушка была терпелива, а её ученик настойчив, так что вскоре он уже мог как-то держаться на воде и даже проплыть небольшое расстояние. Видя, что мер порядком устал от непривычных упражнений, его подруга наконец сжалилась над ним и позволила отдохнуть.
— По крайней мере, теперь можно надеяться, что если ты упадёшь в воду, то хоть не уйдёшь якорем на дно! — подвела она итог.
— Но если и научусь получать удовольствие от плавания, то, похоже, очень не скоро! — откликнулся парень.
— А от этого? — игриво улыбнулась Умара, увлекая юношу на песок, где успела расстелить свою широкую юбку.
Он лишь тихо засмеялся в ответ, опускаясь вслед за ней на это импровизированное ложе.
Солнце успело наполовину скрыться за горизонтом, окрасив море в оттенки расплавленного золота, когда влюблённые разомкнули объятия и вытянулись на берегу в блаженной истоме.
Немного полежав в сладком оцепенении, Умара снова потянула Индарио к воде:
— Вот сейчас окунуться самое то! Уверена, даже ты оценишь, недоразумение! — теперь это словечко звучало в её устах как самое нежное прозвище, на которое невозможно было обижаться, даже если очень захотеть.
Не дожидаясь, пока он поднимется, девушка легко вскочила и рванула туда, где кромка прибоя с шорохом лизала берег. Мер погнался за ней, и они уже вдвоём, рука об руку, бросились в набегающие мелкие волны. Море было тёплым, и всё же приятно освежило разгорячённые тела юных любовников. На этот раз Индарио сам не заметил, как поплыл, и не сразу спохватился, что давно не чувствует ногами дна. Но рядом была Умара, готовая в случае необходимости прийти ему на помощь, так что вместо паники парень ощутил растущую уверенность в своих силах и в надёжности водной стихии.
Довольно нескоро они выбрались на остывающий песок, обсохли, поёживаясь от вечернего ветерка, оделись и медленно побрели в сторону дома, с поразительной остротой проникаясь великолепием жизни во всех её проявлениях. Краски неба и тихий шелест листвы, белый камень городских стен и запах трав и цветов, усилившийся к ночи, вызывали у них безотчётно-счастливые улыбки.
Уже перед сном Индарио дал себе слово, что назавтра разговор насчёт лавки и работы в таверне непременно состоится.

***

Следующий вечер мало отличался от предыдущего. Стоило девушке освободиться от работы, как влюблённые помчались к тому уединённому кусочку берега, где проводили время накануне.
Сперва Умара убедилась, что мер не забыл вчерашних уроков, а затем научила его прыгать в воду со скал и задерживать дыхание, оставаясь под водой.
Но когда они решили передохнуть, и девушка с нетерпением ожидала повторения любовных утех на мягком песке, юноша ласково отстранил её и серьёзно сказал:
— Нам с тобой надо поговорить.
Во взгляде Умары мелькнула паника. Что если Эстромо, будучи прав в основном, ошибся во времени действия эликсира? Если влияния её зелья хватило дней на десять, а теперь оно закончилось, и сейчас она услышит, что Индарио её больше не любит?! «О, Дибелла!» — мысленно взмолилась девушка, со страхом ожидая продолжения.
— Что с тобой? — встревоженно спросил парень, явственно ощутивший перемену в её настроении, — Нам действительно нужно многое обсудить, и лучше бы прямо сейчас, пока мы вновь не забыли обо всём на свете.
— Я боялась, что ты… ты меня…
— Что твоё варево наконец-то перестало действовать, и я сейчас скажу, что любовь прошла?
Умара тихо кивнула и опустила голову, скрыв выступившие слёзы за завесой мокрых волос, потемневших от морской воды.
— Глупышка, — мер притянул её к себе, — Какая же ты глупышка! Я люблю тебя, и алхимия тут ни при чём, как и говорил Эстромо. С каких это пор ты не веришь ему, если уж сомневаешься во мне?
— Наверное, с тех пор, как поняла, что значит влюбиться…
Вместо ответа Индарио отвёл рукой её густую волнистую гриву и крепко поцеловал возлюбленную. После чего всё же настоял на разговоре.
— Скажи, что тебе нужно, чтобы открыть свою лавку? Чего недостаёт, чтобы сделать это прямо сейчас?
— Ну… я ещё не успела до конца изучить тот раздел, который касается краски для лица, помад и духов…
— Но что-то из этого ты уже можешь изготовить?
— Кое-что…
— Значит так. Вечером ты попробуешь дать мне простенькое задание по алхимии, а пока я буду над ним пыхтеть, займёшься освоением своей части. Чем скорее ты освободишься от работы в таверне, тем лучше. Да и Эстромо говорил то же самое.
— Но ведь мне до поры нельзя оттуда уходить…
— Пока я не научусь, чему велено?
Девушка кивнула.
— Значит, с этого и начнём, прямо здесь.
— Но не прямо сейчас! — засмеялась Умара, пытаясь побороть мера и уложить на расстеленное покрывало, которое тот предусмотрительно притащил в сумке. Он принялся шутливо отбиваться, но вскоре оба сплелись в объятиях и повалились на покрытый тканью песок, чтобы вновь безраздельно принадлежать друг другу.
Затем, после короткого купания, Индарио впервые попробовал изобразить результаты своих наблюдений перед Умарой. Ещё дома перед зеркалом парень понял, что сложнее всего сымитировать неявные моменты, например, когда человек уже не совсем трезв, но старается этого не показать. Прочее тоже оказалось несколько труднее, если не видеть себя со стороны.
Неожиданно ему пригодилось не только подсмотренное в таверне, но и то, что припомнилось со времён бродяжничества. И тут мер впервые задумался о том, почему, в отличие от других беспризорников, рано приобщавшихся ко взрослым порокам, никогда не прикасался к выпивке, и даже о связанных с ней особенностях своего организма узнал только под руководством Эстромо. Поразмыслив, парень пришёл к выводу, что дело было в том воспитании, которое он получил, будучи питомцем госпожи. До сих пор он порой почти невольно прикидывал, что она сказала бы в том или ином случае.
Умара оказалась весьма придирчивым и беспристрастным зрителем. Она старалась указать юноше на малейшие промахи, хотя в глубине души считала, что для первого раза он справляется просто отлично. Но нужно было добиться, чтобы результатом остался доволен Эстромо.
Наконец мер решил, что на сегодня достаточно, иначе занятия алхимией снова придётся отложить, а значит, потерять ещё день, позволяющий приблизить открытие лавки. Они быстро собрались и поспешили домой, где забрались в подвал и до позднего вечера провозились с колбами и ретортами.

***

На следующий день Индарио начал прикидывать, как нужно переоборудовать дом сестричек, чтобы устроить в нём парфюмерную лавку. Получалось, что достаточно будет просто отделить переднюю часть жилища, отведя её под магазин. При этом всё должно было быть не только удобным, но и красивым, чтобы привлекать покупателей.
Он набросал на листе бумаги то, как ему виделись эти изменения, и остался доволен результатом.
Умара, как обычно, расцвела улыбкой, когда юноша появился в таверне, но вскоре на её лице проступила тревога, которую она тщетно пыталась скрыть: на сей раз её возлюбленный не ограничился отстранённым наблюдением за людьми, а додумался подсесть за стол к подвыпившему норду. Судя по всему, неожиданный собеседник пришёлся тому по душе, а это почти наверняка должно было закончиться намерением угостить его мёдом. Отказ выпить вместе подобные люди почитают личным оскорблением, а такой здоровяк запросто успеет покалечить молодого мера раньше, чем Дреуг отлипнет от дверного косяка, откуда наблюдает за порядком. Но ведь и соглашаться Индарио никак нельзя!
Девушка старалась вертеться поблизости, настороженно ловя обрывки фраз и лихорадочно придумывая выход из сложившейся ситуации.
— Славный ты парень! — громогласно заявил северянин, хлопая юношу по плечу, — А только мозги над книгами сушить не дело, слышишь? Бросай ты это. До добра не доведёт, точно говорю. Лучше давай выпьем! Я угощаю!
Умара напряглась как натянутая струна, и надо же было случиться, чтобы именно в этот момент её окликнул другой посетитель! Не подойти она не могла, и всё, что ей оставалось, — как можно скорее разобраться с несвоевременным заказом.
Индарио был вполне готов к такому повороту, досадно, конечно, что Умару отвлекли, но, по большому счёту, и это не беда.
— Давай-ка я сам позабочусь о выпивке, — предложил юноша норду, вставая, — А то и правда, что-то засиделся над книгами. Где-то тут такая смугляночка крутилась... Ага, да вон же она!
Мер подошёл к Умаре, которая спешила освободиться от другого гостя. Тот подмигнул сидящему рядом приятелю:
— Тебя где-нибудь обслуживали так быстро? Вот не ожидал от портового кабака! Верно, я ей понравился! Надо бы к ней подкатить, девчонка-то очень даже ничего...
— Ну, знаешь ли!.. — сердитым шёпотом зашипела Умара на Индарио, — Ничего лучше не придумал?!
— Не злись! Я знал, что могу на тебя положиться, — так же тихо отозвался юноша. Эти простые слова, говорившие о его безграничном доверии к ней, мигом усмирили гнев девушки.
— Ладно... Так что?
— Подойди к нашему столу, возьми заказ, ну а насчёт меня — сама знаешь.
Умара поспешила к норду, пока кто-нибудь из обслуги её не опередил. Как она и ожидала, тот потребовал мёда для себя и Индарио. Девушка была достаточно ловка, чтобы принести и вручить каждому нужную кружку, так, чтобы ни у кого не возникло подозрений. Мер похвалил традиционный напиток жителей севера, чем немало польстил собеседнику.
— И всё-таки настоящий мёд только в Скайриме! — прогудел норд, — Тебе непременно нужно побывать там и попробовать.
Индарио заверил его, что обязательно так и сделает, если представится случай. Они просидели вместе достаточно долго. И хотя северянин несколько раз повторял свой заказ, а юноша ограничился первой кружкой, содержимое которой было известно только им с Умарой, это общение дало не слишком много пищи для наблюдения. Норд уже был навеселе, когда парень подсел к нему, но дальнейшее поглощение мёда, казалось, не слишком на него влияло. Однако, когда он распрощался с мером и направился к выходу, его походка оказалась заметно менее твёрдой, чем можно было предположить по речи. Цепкая память ученика гильдейского казначея запечатлела и это. Наверняка Эстромо, давая ему задание, подразумевал не только необходимость запомнить, то, что нужно уметь изобразить самому, но и понимание, чего можно ждать от других.
Оставшаяся часть вечера тоже принесла больше пользы в плане изучения алхимии, нежели в отношении наблюдений. Юноша внимательно вчитывался в книгу, последовав совету подруги не заказывать ужин.
После работы, которую удалось закончить немного раньше обычного, Умара вновь потащила Индарио к морю. На сей раз у неё на плече висела холщовая сумка. Мер хотел забрать её ношу, но девушка лишь недовольно дёрнулась, и он отстал. Они быстро добрались до места, которое облюбовали для своих вечерних прогулок и занятий. И только тогда Умара вернулась к разговору, начатому в таверне:
— Может, хоть теперь объяснишь, зачем тебе это понадобилось?
— Объясню. Наблюдая со стороны, я не могу уловить все нюансы изменений, происходящих с людьми. Но не усвоив этого, не сумею вести себя достаточно естественно, если составлю им компанию.
— А тебе не приходило в голову, что именно поэтому Эстромо дал это задание нам обоим? Чтобы я могла советами и подсказками помочь тебе преодолеть это препятствие?
— Ты и так помогаешь, но дело продвигается слишком медленно, поскольку мне приходится действовать наугад. Ещё вчера стало ясно, что всё, что я успел подсмотреть и запомнить, выходит довольно сносно, а вот прочее...
Девушка задумалась и не могла не признать его правоту, но только в этом вопросе.
— Допустим. Но это как раз и означает, что ты ещё не готов к выступлению на публике. Тогда на что ты рассчитывал, когда подсел к этому норду?
— Во-первых, на твою помощь, — при этих словах Умара вновь польщённо улыбнулась, — во-вторых, на то, что особо играть и не придётся. Я, в любом случае, рассчитывал обойтись одной кружкой.
— А если бы другая служанка подоспела раньше? Как бы ты тогда выкручивался? Ты же не можешь пить мёд, который она бы принесла!
— Ну, со своей стороны я сделал всё, чтобы избежать такого поворота, но если бы вышло, как ты говоришь, я бы просто отлучился, якобы на минутку, пока несут заказ, и просто не вернулся бы назад, пока норд не уйдёт. Но это на самый крайний случай.
— Да уж... Не слишком здорово, но всё лучше, чем принять такое угощение. Я-то, признаться, уже прикидывала, как мне тащить тебя домой и приводить в чувство!
— Если бы до этого дошло, значит, Эстромо совсем зря тратил на меня время.
— Пожалуй. Но ты не мог бы на будущее заранее предупреждать меня о том, что намерен изменить стиль обучения? Чтобы я со своей стороны была к этому готова.
— Обещаю, — Индарио потянулся и нежно поцеловал свою подругу, — Кстати, твои опасения навели меня на одну мысль...
Глядя на лукавую улыбку мера и озорной блеск бриллиантовых глаз, Умара тихо ойкнула:
— Не может быть, чтобы ты подумал о том же, что мелькнуло у меня в голове!..
— Ну-ка, делись! — со смехом потребовал юноша.
— Сначала ты!
Их спор перешёл в жизнерадостную возню на песке, а та, в свою очередь, в очередную любовную сцену. Затем оба нырнули в ласковые морские волны, где Индарио чувствовал себя уже довольно уверенно и даже без опаски последовал за Умарой на глубину. Девушка научила его отдыхать лёжа на воде, повернувшись на спину, держалась поблизости, пока парень плыл к берегу, но когда они собрались прыгать со скал и вскарабкались наверх, Умара вдруг резко толкнула мера, так что он полетел вниз, больно ударившись о поверхность воды и едва не захлебнувшись.
Виновница тотчас же прыгнула за ним, на случай, если придётся его спасать, но парень, несмотря на внезапное падение, сумел самостоятельно добраться до берега.
Выбравшись на песок и наконец-то отдышавшись, юноша уставился на свою возлюбленную. «Зачем?» — спрашивал его взгляд.
— Теперь ты имеешь некоторое представление о том, как я чувствовала себя из-за твоей выходки с нордом. С другой стороны, в воде можно очутиться и не по своей воле. Я очень рада, что ты справился.
— Пожалуй, сегодня мы оба испытали, что будет, если действовать, не помогая друг другу.
— А ведь ты прав... Но и это тоже полезный опыт. Как знать, всегда ли мы сможем сработать вместе? Так что полностью полагаться на это, не имея запасных вариантов, может быть опасно. Ты опять повернул дело так, что всё выходит правильным и оправданным! Нет бы так же в том разговоре с Эстромо!
— Тогда мы и в самом деле натворили глупостей. Кстати, об Эстромо. Пора бы вернуться к нашей задаче.
— Я тут тоже подумала, чем ещё могу тебе помочь, — отозвалась Умара и взялась за свою сумку, — Мы оба пока не ужинали, поэтому я захватила с собой еды и холодного чая, который приношу тебе в таверне вместо выпивки. Так что сегодня попытаешься сделать вид, что постепенно хмелеешь.
Накануне девушка требовала от Индарио изобразить различные стадии опьянения в случайном порядке, затем подсказывала, где он допускает ошибки, и как сделать его игру более убедительной. Необходимость быстро перестраиваться оказалась полезным и не самым простым упражнением, но теперь Умара решила, что начинать всё же следует с другого.
Нынешний урок прошёл вполне успешно, но стоило солнечному диску коснуться воды, мер стряхнул с себя все признаки притворного хмеля и поторопил Умару домой, где обоих ожидали занятия алхимией.
Перед сном Индарио показал девушке свои наброски по обустройству лавки, которые привели её в полный восторг. Решено было, что юноша начнёт понемногу заниматься этим в утренние часы.
До поры Индарио хватало того, что он успел скопить, но всё чаще его занимал вопрос, что будет, когда его запасы истощатся. Но ведь удалось же Старому Игу неплохо заработать с его помощью! Значит, если возникнет такая нужда, можно будет изобрести нечто подобное. Это соображение успокоило юного мера, и он вернулся к повседневным занятиям, к которым добавилось превращение дома в лавку.
Между тем, Индарио день ото дня всё лучше справлялся с задачей, которую задал ему альтмер. У Умары всё реже находились поправки и замечания, и влюблённые уже подумывали перейти ко второй части — демонстрации изученного в таверне, когда случилось досадное происшествие.

 

***

Вечер выдался ненастным, поэтому занятия пришлось перенести в дом. Было принято решение сперва заняться алхимией и дождаться, пока уснёт Мирта, а уж потом вернуться к основной задаче. Они с пользой провели время в подвальной лаборатории. Умара изготовила очередной образец помады, оттенок которой оказался на редкость удачным, а мер без ошибок создал не самое простое зелье. Наконец старшая сестра заглянула в комнату младшей и убедилась, что та крепко спит. Казалось, всё складывалось вполне благоприятно.
Но непогода совершенно некстати разбудила Мирту. Та услышала доносившиеся из гостиной голоса и вышла из своей комнаты как раз в тот момент, когда Индарио, весьма натурально пошатнувшись, ухватился за край стола. Девочка застыла в дверях. На лицах старших промелькнуло секундное замешательство: отбросить притворство или же отыграть роль до конца? С одной стороны, они не собирались смущать и пугать ребёнка, с другой, разве в реальных условиях можно всё бросить из-за случайного неподходящего свидетеля? И мер решился. Раз уж судьба подбросила такое испытание, следовало пройти его полностью. Если на то пошло, Эстромо, принимая экзамен, вполне мог подстроить нечто подобное.
— А, Мир-та, — пробормотал юноша, едва ворочая языком.
— Ты пьяный?.. — со страхом спросила та.
Девочку однажды сильно напугал крепко выпивший матрос. С тех пор она отчаянно боялась нетрезвого народа и не показывала носа из кухни, пока не разойдутся вечерние посетители, если только рядом не было сестры или Зары.
— Прости... Я и правда выпил... Я с-сейчас пойду спать, — он кривовато улыбнулся Мирте, и нетвёрдой походкой побрёл в спальню.
Умара подошла к сестрёнке и крепко обняла её.
— Не надо бояться. Индарио не обидит ни тебя, ни меня. Просто сегодня у него не самый лучший день... — здесь ей даже не пришлось лгать. Куда уж неудачнее, чем внезапное явление Мирты?!
Девочка прижалась к сестре. Та проводила её в комнату, уложила в кровать и бережно подоткнула одеяло.
— Спи. Вам обоим нужно выспаться, а завтра всё вернётся на свои места.
Мирта кивнула, но когда Умара ушла, ещё долго тревожно вслушивалась в ночные звуки, пока наконец её не сморил сон.
Когда старшая сестра зашла в свою спальню, Индарио сидел на постели, свесив босые ноги. Он поднял на девушку взгляд и вопросительно качнул головой. В ответ Умара только вздохнула:
— Ты правильно сделал, что доиграл до конца. Во-первых, другое решение Эстромо бы точно не одобрил, во-вторых, Мирта уже видела то, что видела, и не хватало только совсем сбить её с толку. Хотя сейчас она напугана, но работать в таверне с такими страхами... Ей надо привыкать, что подобное встречается сплошь и рядом.
— Я не хотел её пугать.
— Знаю, и всё равно ты поступил так, как следовало.
Утром Мирта настороженно и с опаской косилась на возлюбленного своей сестры, стараясь держаться от него подальше. Встреча с пугающим явлением в собственном доме здорово выбила её из колеи. Умара совершенно не представляла, как теперь всё уладить, тем более, что занятия следовало продолжать.
Индарио такое положение вещей тоже не нравилось. Но разве среди того, чему обучал его Эстромо, не было умения завоевать доверие любого собеседника, а при необходимости и стать ему едва ли не лучшим другом?
Юноша, серьёзно обратился к девочке:
— Прости, что испугал тебя вчера. Я хочу, чтобы ты знала, что я никогда и ни за что не обидел бы тебя или твою сестру. Вы — моя семья, другой у меня давно уже нет, и я, напротив, готов защищать вас обеих от любого, кто хоть чем-то вам досадит. Можешь мне поверить.
Мирта поёрзала, её взгляд стал чуть менее напряжённым, но этих слов было всё же недостаточно, чтобы вернуть прежнее доверие к меру, к которому она и без того ещё не до конца привыкла.
— А вчера ты бы смог нас защитить? — в голосе девочки прозвучали интонации, которые, будь она постарше, могли бы сойти за горькую иронию.
— Если бы потребовалось — безусловно.
Юноша обращался к ней, как к взрослой, и это странным образом успокаивало. Как ни старалась ощетиниться обычно кроткая Мирта, ей очень хотелось ему поверить, и расположение к возлюбленному сестры почти против воли вползало в её чистую душу. Но власть страха над девочкой была слишком сильна. Два чувства боролись в ней, и ни одно не могло окончательно взять верх. Наконец она еле слышно проговорила:
— Пускай ты смог бы защитить нас от других. А от себя?..
— Мирта! — Умара снова попыталась урезонить сестру, но Индарио предостерегающе поднял руку, не отводя глаз от девочки.
— Когда я был не старше тебя, — доверительно начал он, — Мне довелось украдкой посмотреть представление странствующих актёров. У той труппы был номер, пользовавшийся огромным успехом у толпы: «пьяный канатоходец». Этот актёр позволял кому-то из публики угостить себя выпивкой, причём людям разрешалось самим выбирать как напиток, так и того, кто его принесёт, чтобы исключить возможность сговора. Затем выпивал до дна, что бы ему ни подали, будь то пиво, мёд, флин, вино или бренди... Ждал несколько минут, поднимался на площадку, расположенную на высоте в три человеческих роста, ступал на канат проходил по нему до конца, разворачивался и возвращался. Парень шёл шатаясь, то и дело теряя равновесие, но не было случая, чтобы он сорвался.
— Почему? — с интересом спросила Мирта, невольно захваченная рассказом.
— Потому, что был сосредоточен на цели и не мог себе позволить утратить контроль над собой.
— Значит... Ты тоже?..
— Никогда не забудусь настолько, чтобы чем-нибудь обидеть тебя или Умару. Именно это я и хотел тебе сказать.
Мирта сосредоточенно обдумывала услышанное. То, что мер заодно рассказал интересную историю, какие ей нечасто случалось услышать, полностью примирило девочку с ним.
— Ты — хороший, — вздохнула она, — Жалко, не все такие.
— Если кто-то сунется к тебе, только скажи, я с ним разберусь!
Взглянув на худого невысокого мера и представив себе здоровенных громил, вроде того, который её напугал, Мирта весело улыбнулась. Последняя кошка из тех, что скребли у неё на сердце, втянула коготки.
— А теперь вам придётся бежать, чтобы не прогневать хозяина.
Сёстры вскочили. Они совсем забыли о времени, так что, если бы не предупреждение мера, наверняка бы опоздали. Умара быстро поцеловала Индарио, и обе стрелой вылетели за дверь, предоставив юноше прибираться после завтрака.

 

Возвращение

Возвращение

Эстромо, разумеется, мог бы без труда отследить каждый шаг своих питомцев, но на сей раз сознательно решил этого не делать. Дни шли за днями, ни один из его подопечных не появлялся в убежище, но альтмер запретил себе тревожиться об этом. Тем более, он отлично понимал, что поставил перед ними задачи, которые, если подходить к делу ответственно, быстро не решить. А с заданием, выполненным кое-как, к нему лучше не являться, и ученики это твёрдо знали. С другой стороны, он не раз говорил обоим, что если возникает проблема, которая им не по зубам, разумнее обратиться за помощью, нежели довести до беды из-за ложной гордости. Талморец надеялся, что у двоих юнцов хватит ума понять, что он не станет их отчитывать, если они придут к нему за советом, вместо того, чтобы пробивать лбом стену, даже если его условия ещё не будут выполнены. При этом, он не сбрасывал со счетов вероятность того, что голубки, выпущенные на волю, и вовсе не вернутся, хотя такой исход представлялся ему довольно сомнительным.
Однажды, ближе к вечеру, в убежище появилась Умара, поддерживающая безвольно обмякшее тело Индарио. Волосы юноши слиплись от пота, голова бессильно болталась, а на лице девушки читалась отчаянная решимость во что бы то ни стало дотащить свою ношу. Каким образом они преодолели отвесную лестницу, было полнейшей загадкой.
Эстромо быстро поднялся им навстречу. В его голове пронеслось сразу несколько мыслей. Парень додумался до попытки постепенно приучить свой организм к хмельному? Бесполезная затея, но могла и прийти ему на ум. Выпил что-то по ошибке? Они попробовали сами создать зелье, защищающее от опьянения, и неудачно? Или же решили продемонстрировать, чему научились, до того, как попросят?
Альтмер широким шагом, но без лишней суеты подошёл к Умаре и перехватил у неё практически бесчувственного ученика. Ни один мускул в теле юного мера, напоминающем тряпичную куклу, при этом не напрягся. Слегка потянув носом, гильдейский казначей уловил слабый, но отчётливый запах недорогого вина. Ну, так Индарио много и не надо... Если он не притворяется, в его случае своевременная помощь может оказаться вопросом жизни и смерти. Пока что всё выглядело весьма достоверно. Эстромо опустил своего подопечного на грубую кровать, где тот спал до недавнего времени. Парень пробормотал нечто невразумительное и остался лежать, не предпринимая попыток принять более удобное положение.
Умара присела рядом, молча переводя тревожный взгляд с золотистого лица на мертвенно-бледное и обратно. Альтмер прищёлкнул пальцами, и возле него повис маленький шарик яркого магического света. Мановением руки высокий эльф направил его к самому лицу Индарио и приподнял юноше веко.
Девушка, внимательно наблюдавшая за наставником, заметила, как расслабились под свободным одеянием прежде напряжённые мышцы, и скорее ощутила, нежели услышала слабый вздох облегчения.
Эстромо выпрямился и спокойно произнёс:
— Вставай, давай. Пошутили — и будет.
Белокожий мер тут же открыл глаза, в которых плясали весёлые искорки. Такие же, как и у Умары, тоже уловившей в тоне наставника едва заметное одобрение. Ученики заулыбались, поскольку до последнего не были уверены, как альтмер воспримет их выходку, идея которой зародилась у них практически одновременно после опасений девушки, что ей придётся тащить Индарио домой и приводить в себя.
Юноша сел на лежанке и уже намеревался встать, но тут Эстромо снова заговорил:
— Ты, конечно, пьян, но не настолько.
Индарио хватило доли секунды, чтобы понять, что от него требуется. Искрящийся весельем взгляд помутнел, улыбка стала кривоватой и постепенно сползла с лица. Парень попытался подняться, но удалось ему это не сразу, да и то пришлось ухватиться за ближайшую опору, каковой оказался гильдейский казначей. Тот удовлетворённо кивнул, и промолвил:
— Вполне неплохо. На сей раз достаточно.
Он сделал подопечным едва заметный знак следовать за собой, прошёл к своему рабочему столу, опустился на стул и жестом пригласил обоих садиться. Это яснее слов сказало влюблённым, что разговор предстоит долгий, но часть вины им простили за эффектное появление.
— Ну, что же, — Эстромо вытянул руки на столе перед собой, переплетя длинные пальцы, и чуть подался вперёд, — Насколько я могу судить, вы полагаете, что с первым заданием справились. То, что вы представили, само-собой, лишь малая часть... — эльф сделал небольшую паузу, дабы не повторять ранее озвученную похвалу, но питомцы вновь ощутили его одобрение, — Насчёт остального будет видно. Как я и обещал, экзамен будет серьёзным, и, чтобы провести его полностью, потребуется не один день. Теперь я хочу услышать от вас, чем вы занимались всё это время и чему успели научиться. Со всеми подробностями.
Влюблённые переглянулись, а потом начали наперебой излагать свои недавние приключения. О том, что Индарио при помощи Старого Ига выманил посетителей из таверны, с восторгом поведала Умара. На этом месте альтмер перевёл взгляд на ученика, ожидая услышать детали. Тот рассказал, какое условие выдвинул девушке хозяин, почему было необходимо хотя бы в тот вечер вызволить Умару пораньше, как сам он искал и нашёл способ, показавшийся ему удачным, как уламывал нищего бретонца, как тот сыграл на алчности посетителей, заплативших ему по золотому с носа и не допустивших к поискам «жемчуга» бедного школяра с серебряной монетой, как потом те в потёмках собирали дешёвые бусины, подкинутые хитроумным попрошайкой.
Оба ученика, не сводившие глаз с наставника, были готовы поклясться, что он беззвучно прошептал: «Отлично!» Но вслух Эстромо сказал другое:
— Пожалуй, вы заслужили право услышать окончание истории про Старого Ига. После того, как ты отдал ему условленную оплату и остался дожидаться Умару, он со всех ног похромал прямиком в убежище, где выторговал себе долю от ожидаемой добычи и рассказал о том, что кучка богатых дурней устроила ночное ныряние за поддельным жемчугом, побросав одежду на берегу. Гильдия отлично развлеклась и неплохо погрела руки, обчистив этих простаков до нитки. В темноте, во власти азарта и алчности, да ещё и разгорячённые выпитым, они и думать забыли об оставленных вещах и совершенно не заметили наших, которым даже особо осторожничать не пришлось. Самое интересное, что двое из этих «ловцов жемчуга» едва не утонули по пьяни, одного кое-как вытянули товарищи, а вот другого спас Ксавье. Разумеется, после такого удачного дела Иг сполна получил всё, что ему причиталось, и надо было видеть его довольную физиономию.
— Значит, я правильно решил, что он для себя старался, разбрасывая бусины, а в разговоре со мной просто цену набивал. Правда, я не знал, что именно он задумал.
— Хорошо, что у тебя возникла такая мысль, — кивнул Эстромо.
— Только я одного не понимаю… — робко начала Умара, и умолкла, опасаясь, что встряла не вовремя.
— Спрашивай, — подбодрил её наставник, — У любого умного человека непременно возникают вопросы. Только дуракам всегда всё ясно.
— Ведь это сколько же Старый Иг на этой истории заработал? В таверне содрал по золотому с каждого присутствующего, ещё и в Гильдии поживился, ту мелочь, что ему дал Индарио, можно даже и не считать… Причём он из пустой фразы про женщину, уронившую украшение, вывел такое, чего никому и в голову не приходило! Даже бусин для достоверности накидал, причём настолько быстро всё обустроил…
— И что же?
— Почему тогда Иг сам не разбогател? Зачем живёт как простой нищий?
— Потому, что далеко не всякий способен додуматься до основы. Игу нужна отправная точка, что-то, на что может опереться, и от чего способно оттолкнуться его буйное воображение. Будь у него товарищ, умеющий подкидывать такие мысли, вдвоём они могли бы войти в число первых богачей Сиродила, а один он, увы, может лишь подхватить семечко идеи, занесённое случайным ветром, и вырастить из него обильный урожай. Ясно?
Девушка кивнула.
— И ясно теперь, о чём умолчал «собиратель жемчуга», явившийся в таверну на следующий день, — добавил юный мер, — Не захотел признаваться, что их ещё и обокрали.
Альтмер вопросительно приподнял бровь. Индарио рассказал ему, как не удержался и подошёл к посетителю, повторно явившемуся в таверну, полюбопытствовать о вчерашних поисках.
Наставник слушал его с одобрительной полуулыбкой. Наконец он легонько хлопнул ладонью по столу.
— Ты имеешь полное право на свою долю от этой добычи. Я поговорю с Бероной. Полагаю, деньги лишними не будут, а без тебя Старый Иг не сумел бы замыслить эту авантюру, хотя, надо отдать ему должное, усовершенствовал он её мастерски. Ладно, вернёмся к вашим заданиям.
Вновь об успехах Индарио больше отчитывалась Умара, поскольку именно ей следовало определить, когда тот будет готов к проверке. Поведала она и том, как юноша сперва утратил, а затем снова завоевал доверие Мирты. И снова наставник потребовал подробностей от самого ученика. Затем девушка рассказала о публичной стадии обучения. Никого не удивило, что студент-данмер, который успел стать завсегдатаем таверны, начал выпивать — когда немного, а когда и весьма основательно. Мало ли что у кого в жизни может произойти? Лишь бы деньги платил. Само собой, каждый раз обслуживала его Умара, наловчившаяся в нужный момент оказываться рядом, так что хозяин не мог нарадоваться на её расторопность.
Эстромо внимательно выслушал её и подвёл итог:
— С этим ясно. Ты избавилась от угрозы потерять работу в таверне и справилась со своей частью первого задания. Насколько справился ты, — он посмотрел на Индарио, — говорить пока рано, но начало довольно успешное. Однако, это поручение было основным, но не единственным. Что по прочим?
— С помощью Умары я изучил основы алхимии и при наличии рецепта могу изготавливать зелья.
— А без помощи?
— Да какая там помощь! — встряла девушка, — Он во всём разобрался сам, я разве что показала, где лежат книги, поделилась оборудованием, да в соседнем углу изучала «алхимию красоты» для будущей лавки!
— Хорошо. Здесь ему всё равно предстоит проверка делом. А как насчёт третьего задания?
— Умара научила меня плавать.
— Мне даже в голову не приходило, что ты не умеешь. Не то этим следовало бы заняться в первую очередь. А уж только потом обучать тебя обращаться с оружием. Что ж, здесь вы заполнили действительно важный пробел в жизненно необходимых навыках. Ну, а ты? Что Умара почерпнула от тебя? Эта задача была дана вам обоим.
Индарио опустил голову. Значит, они всё-таки поторопились вернуться. За делами он как-то упустил эту часть условия. Выходит, сейчас Эстромо вновь отправит его восвояси, накажет за невнимательность и хорошо ещё, если вовсе даст второй шанс. Голос возлюбленной выдернул его из мрачных мыслей:
— Ну? Что же ты молчишь?..
— Разве ты хоть чему-то у меня научилась?
Умара возмущённо всплеснула руками:
— А кто меня научил распределять время и строго следовать намеченному плану, даже когда кажется, что можно отложить? Разве без этого мы бы столько успели? Да мы бы с самими заданиями ещё даэдра знает сколько провозились!
Индарио поднял глаза на наставника. Зачтётся ли ему то, чему он научил девушку непреднамеренно? Того, что та стала гораздо более организованной, юноша отрицать не мог, как и того, что сперва ему пришлось побороться с несколько беспорядочным укладом её жизни, где относительно жёстко было задано лишь время начала работы, а уже её окончание, равно как и всё прочее — как повезёт. Эстромо наконец-то соизволил подняться и положить руку на плечо ученику:
— Пожалуй, эта наука даже посложнее умения плавать. Главное, что научил, а что сам того не понял — не столь важно.
Вот теперь влюблённые ощутили, что прощены. Да, ещё оставались экзамены, которые предстояло держать Индарио, но было ясно, что альтмер больше не намерен гнать их с глаз долой. Однако Эстромо не был бы собой, если бы пропустил мимо ушей слова Умары. Так что, похвалив учеников, он тут же задал новый вопрос:
— И что же вы успели помимо выполнения заданий?
На этот раз заговорил Индарио:
— Мы постарались приблизить момент, когда Умара сможет уйти из таверны и открыть свою лавку. Она освоила изготовление основных товаров. Нужно будет только показать образцы Мирель, чтобы та оценила качество, возможно, посоветует что-то доработать. Переделка передней части дома почти закончена. Остаётся подумать над названием, заказать вывеску и привлекательные ёмкости для всех этих духов, помад и румян. После чего можно смело посылать хозяина таверны в Обливион и открывать своё дело.
Эстромо ещё довольно долго проговорил со своими подопечными, узнавая всё новые подробности. Например, что девушка создала для возлюбленного краску, превращавшую того в данмера, которая легко смывалась специальным составом, но при этом стойко выдерживала пресную и солёную воду, а также пот или слёзы. Или что Индарио, когда превращение дома в лавку съело большую часть его сбережений, нашёл способ пополнить свой кошелёк не менее ловко, чем Старый Иг с историей о жемчужном ожерелье. Как-то само собой решилось, что юный мер не вернётся в убежище, а по прежнему будет жить у Умары, и приходить к альтмеру для возобновления занятий.

***

Домой влюблённые вернулись далеко за полночь, когда Мирта давно уже спала. Сестра, собираясь к Эстромо, предупреждала её, что может задержаться, и девочка не беспокоилась, всецело доверяя ей. Во-первых, та всегда умела позаботиться о себе, во-вторых, с ней был Индарио, обещавший не давать девушку в обиду.
Альтмер выбрался из убежища ещё позже. Его подопечные подкинули ему немало пищи для размышлений, и он неторопливо шёл домой кружным путём, полной грудью вдыхая свежий ночной воздух и обдумывая услышанное. Да, их ещё многому предстояло научить, но с поставленной задачей они справились даже лучше, чем он ожидал. Фактически, местами они, не сознавая того, действовали как самостоятельные агенты, получившие задание открыть собственное дело. Понадобились деньги — раздобыли, и всё это не обращаясь к нему за помощью и советом. Другим бы у них ещё поучиться. Он оказался прав: эта пара — настоящее сокровище. И он будет продолжать огранку юных дарований, которые должны отлично послужить Талмору. Но рациональные мысли и планы невольно скрашивались теплотой, с которой он думал об этих двоих. Гильдейский казначей успел привязаться к обоим, насколько мог себе позволить и даже чуть больше.
Придя домой, Эстромо, не зажигая свечу, опустился в кресло и прикрыл глаза. Молодцы! В лицо он хвалил учеников весьма сдержанно, особенно потому, что они отбывали наказание, но внутренне почти ликовал. Не побоялись устроить такой спектакль, зато сразу показали, что не теряли время даром, и ведь даже о запахе позаботились! А главное, сумели найти верный подход к своему наставнику, хотя много ли таких, кто не разгневался бы ещё больше, как за попытку одурачить, так и за то, что заставили беспокоиться понапрасну?! И с Миртой... Парень рассказал девочке интересную сказку, дал ей то, что она хотела услышать, и сумел не просто вернуть, но даже усилить её расположение. А уж история со Старым Игом и вовсе выше всяких похвал! На этом фоне успехи Умары могут показаться не столь примечательными, но это не так. Девушка тоже сделала немало. Они вместе сделали.

***

Утром Индарио явился в воровское убежище, но всегда пунктуальный альтмер на сей раз задерживался. Понимая, что у наставника хватает собственных дел, мер присел у его стола, взял чистый лист и принялся водить по нему пером, чтобы скоротать время. За этим занятием его и застал Эстромо, которого по пути задержал один из его людей. Высокий эльф подошёл совершенно бесшумно и заглянул через плечо юноши.
— Да... Пожалуй, свободного времени у тебя станет ещё меньше, — задумчиво заметил он, потирая подбородок.
Индарио в смущении вскочил, но не сделал попытки спрятать бумагу — от Эстромо он не скрывал ничего. Альтмер взял лист в руки, разглядывая портрет улыбающейся Умары. Сходство было несомненным, основные черты оказались схвачены очень точно, хотя художнику явно не хватало школы.
— Придётся тебе вдобавок заняться графикой и рисунком. Насчёт живописи будет видно, но это — непременно. Ты уже рисовал прежде?
— Немного. В доме у госпожи пробовал срисовывать картинки из книг и старинные гравюры.
— Способности у тебя определённо есть, не развить их было бы большой ошибкой. Здесь я тебе не учитель, но знаю, перед кем похлопотать. А сейчас посмотрим, что ты помнишь из моих уроков.
Юноша достал оружие и встал в стойку. С первых же движений талморец понял, что тот не прекращал упражнений. Занимаясь с Индарио, Эстромо освежал и собственные навыки.
Ему невольно вспоминалось время, когда они с Рейнарой, сестрой-близняшкой Таларано, прикрывая друг другу спину, ныряли в разверстые порталы, ведущие прямиком в план Мерунеса Дагона — Мёртвые Земли и прокладывали себе путь до Сигильского камня. Кризис Обливиона пришёлся как раз на время их бесшабашной юности. И не одни врата на Саммерсетских островах были закрыты их объединёнными усилиями. Любимым оружием Эстромо, как тогда, так и позже, был лёгкий меч в сочетании с кинжалом или метательные ножи. Именно владению всем этим он и обучал теперь своего подопечного. Получалось у того достаточно неплохо, и в конце урока альтмер даже расщедрился на небольшую похвалу.
Когда оба немного перевели дух, альтмер устроил воспитаннику начальную часть экзамена. Во многом она была похожа на первое занятие с Умарой, о чём юноша сообщил наставнику. Тот слегка кивнул, а тень улыбки, промелькнувшая на его губах, ясно показала, что он доволен услышанным. Правда, Эстромо давал задания посложнее. Мало того, что требовалось быстро менять игру в совершенно непредсказуемом порядке, так ещё и с учётом вариаций настроения и причин, по которым испытуемый прикладывался к бутылке. Радость, отчаяние, несчастная любовь, крупная удача, тоскливая безнадёжность и прочие оттенки чувств и эмоций, помноженные на действие разного количества хмельного, пока Индарио не стало казаться, что этому безумному калейдоскопу не будет конца. Юноша почти удивился, услышав короткое: «Довольно. Молодец», — причём в большей степени завершению испытания, нежели откровенной похвале, которую он не сразу осознал.
— Хватит с тебя на сегодня. Передай Умаре, что я доволен тем, как она построила урок. Можешь заниматься своими делами, но на досуге напряги голову и подумай над названием её лавки. Оно должно быть запоминающимся, звучным и многообещающим, но не вульгарным и не слишком вычурным, потому как нужно, чтобы представители любого сословия не испытывали неловкости, заходя туда. Можете соображать вместе, но мне кажется, у тебя, в силу полученного образования, больше шансов отыскать то, что нужно.
Индарио задумчиво кивнул. Эта задачка тоже была не из лёгких. У него сходу мелькнуло несколько идей, но ни одна из них не казалась удачной и хотя бы наполовину отвечающей требованиям альтмера, абсолютно разумным и обоснованным.
Остаток дня юноша занимался обустройством лавки и в таверну явился незадолго до того, как освободилась Умара, чтобы встретить её и вместе дойти до дома. По пути он рассказал девушке о новых задачах, которые озвучил Эстромо.
— Значит, теперь мы сможем видеться только после работы...
— Тем больше у тебя поводов поскорее с ней распрощаться. А я как раз и занимаюсь тем, чтобы у тебя была такая возможность.
— И всё-таки, кажется, я буду скучать по прошлому заданию...
— Кстати, Эстромо велел тебе передать, что ты очень правильно построила обучение. Сегодня мне пришлось проделывать почти то же, с чего мы начинали с тобой. Правда, усложнённый вариант.
— Кто бы сомневался, что простым дело не ограничится... — вздохнула девушка, но её смуглые щёки зарумянились от полученной похвалы.
Этот вечер она полностью посвятила изготовлению новых образцов, которые следовало показать Мирель, а Индарио перебирал слова и словосочетания, которые могли бы послужить названием лавки, но ни одно его не устраивало. Умара тоже усиленно думала над этим, но и ей не приходило на ум ничего достойного.

***

Ночью поднялся сильный ветер, который не утихал весь следующий день. Влюблённые, собиравшиеся вечером отправиться к морю, решили, что от такой прогулки будет мало радости и вместо этого надумали побродить по городу, обсуждая новости дня, понемногу клонившегося к закату. Мирель, которой Индарио занёс образцы, оценила работу Умары очень высоко. Даже сварливый характер не помешал босмерке пообещать, что она непременно будет захаживать в новую лавку и вдобавок специально заказывать у девушки средства маскировки. Почти всё было готово к открытию, кроме названия, а значит, и вывески.
Шагая без всякой цели, воспитанники альтмера продолжали придумывать и предлагать свои варианты и внезапно, словно очнувшись, обнаружили, что стоят у порога часовни, посвящённой богине любви, красоты и искусства — Дибелле. Их руки, протянутые одновременно, встретились на поверхности дверей и вместе толкнули тяжёлые створки.
Влюблённые вступили под сень храма. Вечерний свет просеивался сквозь огромные цветные витражи, изображающие Девятерых богов, почитаемых в Империи, отчего огромный зал, пустующий в этот час, казался пространством из прекрасного сновидения.
Напротив главного входа высилась огромная беломраморная статуя Дибеллы. Сейчас каменное изваяние не выглядело холодным и отстранённым. У вошедших возникло чувство, что богиня смотрит на них ласково и ободряюще. Они с восторженным трепетом приблизились к постаменту, украшенному мастерски вырезанными лилиями — символом покровительницы чувственной любви, а также всех известных видов искусства. Хотя олицетворением милосердия среди Девятерых считается Мара — хранительница семейного очага, — некоторые полагают что Дибелла ещё добрее к смертным, поскольку принимает любое служение прекрасному и потворствует любящим, не требуя принесения брачных обетов.
Сперва Умара, а следом за ней и Индарио, преклонили колени перед алтарём богини. Возможно, настанет день в их судьбе, когда они перейдут в ведение Мары, но пока оба явственно ощущали, как их осеняет благословение Дибеллы.
Рука об руку они покинули часовню, унося в сердцах свет покоя и умиротворения, какого прежде, пожалуй, и не знали. На время влюблённые даже перестали биться над названием лавки — у них было слишком хорошо на душе, чтобы разменивать столь чистое и прекрасное чувство на суету повседневности.
Однако в преддверии ночи, когда Мирта, утомлённая за день кухонными трудами, видела уже третий сон, Индарио подозвал Умару к столу, взял письменные принадлежности и предложил записать и обсудить приходившие им в голову названия, выбрать наиболее удачные и прикинуть, соответствуют ли они условиям, которые поставил Эстромо.
Когда список был закончен, две головы, соприкасаясь, склонились над ним. Тёмные волнистые волосы смешались с белыми прямыми.
— «Ароматы страсти», — зачитала девушка первый пункт списка и сама же поморщилась, — Ужасно. В самый раз для продажных девок и скучающей знати, но никто из приличных горожан и носа не сунет в лавку с таким названием.
Индарио согласно кивнул и аккуратно вычеркнул эту строку.
— «Тайны соблазнения», — озвучил он следующий вариант и перевёл взгляд на Умару, — Не так прямолинейно и грубо как предыдущее...
— Но не слишком далеко от него ушло, — подхватила девушка недосказанную мысль, — Многие от такого покраснеют до ушей и даже близко не подойдут... А Мирта, пожалуй, и жить в этом доме будет стесняться.
— О Мирте тоже забывать нельзя. Кстати, неплохая мысль: пытаться представить как бы она восприняла предложенное название, и, исходя из этого, решать, годится ли оно для благопристойных женщин и девушек. С мужчинами как-то попроще... «Секреты привлекательности»... Хм... Что скажешь?
— Знаешь... это ещё куда ни шло. Подходит и для красок с помадами, и для благовоний... и для особых составов.
— Ладно, пока оставим, — Индарио водил пером над бумагой, — «Любовное зелье». Как-то...
— Отдаёт принуждением, да?
— Вроде того... Похоже, посещение такой лавки вполне может вызвать ссору даже во вполне благополучной семье. Вычёркиваем. «Эликсир желания»...
— Ой... — Умара прижала ладони к щекам, — Как мы вообще до этого додумались?! Тут разом все основные недостатки первых и предыдущего!
Юноша кивнул и решительно зачеркнул этот вариант.
— «Алхимия красоты», — прочла девушка следующую строку. Это название было предложено ею и казалось довольно удачным. Правда, те же духи не вполне ему соответствовали, но ведь и не противоречили...
— Пускай пока остаётся, — решил Индарио, соглашаясь с её суждением, — Итак, мы оставили только два названия, и оба не без изъяна. Не густо. Я могу показать это Эстромо, но заранее уверен, что его оценка будет ещё жёстче.
— Мне кажется, мы где-то не там ищем... — неуверенно проговорила Умара.
— Мне тоже. Слишком прямолинейно и оттого неудачно. А что если...
Они разом приподняли головы от удручающе короткого списка и посмотрели друг на друга. Обоим вспомнилось нынешнее посещение часовни. И ощущение, что они обрели свою покровительницу среди Девяти.
— «Благословение Дибеллы», — благоговейно выдохнула девушка.
— Превосходно, боюсь только, что жрецы не одобрят такой вольности. Кто мы такие, чтобы присваивать её благословение?
— Тогда сад! «Сад Дибеллы»!
— Подожди-подожди... сад... Дибелла... лилии... Лилия! Символ Дибеллы, но при этом мы не используем самого божественного имени! Этот цветок говорит о красоте и страсти, но без вульгарной пошлости. При этом имеет сильный и приятный запах, вот тебе и отсылка к духам и благовониям...
— «Благоуханная лилия»! — Умара на радостях кинулась обнимать возлюбленного.
— Тихо ты! — мер, смеясь, сжал её в объятиях, — Опять напугаем Мирту, а я потом её успокаивай. Тебе-то она что угодно простит, а вот со мной дело другое.
Девушка выпустила Индарио, тихонько подошла и заглянула в комнату сестрёнки. К счастью, шум не разбудил девочку. Она сладко спала, слегка улыбаясь своим грёзам.
— Надо будет показать Эстромо все три варианта, — заметил Индарио, аккуратно переписывая их на отдельный лист, — Возможно, ему не понравится ни один из них.
— Если бы речь шла о ком-нибудь другом, я бы сказала: «Пускай тогда сам придумывает!» — фыркнула Умара, — Но с ним это не пройдёт. Наше задание, нам и голову ломать.
Юноша кивнул, взял третий лист и принялся что-то старательно на нём чертить.
— Ты сегодня спать-то собираешься? — спросила девушка, немного уязвлённая тем, что теперь, когда они, вроде бы, освободились, он предпочёл вечеру любви какое-то бумагомарание.
— Ещё пять минут, — отозвался мер, подарив любимой такой нежный взгляд, что она сразу же забыла о своём недовольстве. Тем более, что цену времени Индарио всегда знал, и если обещал освободиться через пять минут, значит, так и будет. Он действительно вскоре отложил перо, просушил чернила на бумагах и аккуратно убрал их, чтобы уберечь от досадных недоразумений.
— А теперь, — шутливо сказал он, обнимая Умару и увлекая её в спальню, — ты пожалеешь, что меня торопила!
— Как бы не так! Это ты пожалеешь, что задержался! — со смехом вторила ему девушка.

***

— «Секреты привлекательности», «Алхимия красоты» и «Благоуханная лилия», — прочёл Эстромо перечисленные на листе названия, — и какой же вариант кажется наиболее предпочтительным вам самим?
То, что альтмер сходу не сказал, что все три никуда не годятся, позволяло надеяться, что хотя бы одно из них получит его одобрение. Индарио рассказал о том, что не вполне устраивало их в двух первых, заметив, что они были оставлены только на фоне других, откровенно неудачных.
— Любопытно было бы взглянуть на остальные, — сказал Эстромо, и юноша протянул ему черновик, который зачем-то прихватил с собой. По этим отвергнутым вариантам и кратким пояснениям юноши, альтмер без труда отследил ход мысли своих учеников. То, что ребята толковые, ясно было изначально, но встряска с наказанием явно пошла им на пользу.
— Идея с «Благоуханной лилией» действительно самая удачная, — наконец произнёс гильдейский казначей, — Думаю, это название вполне подойдёт. Теперь дело за вывеской, ну и... Пока лавка не обретёт известность, Умаре придётся ещё потолкаться в таверне. С другой стороны, кто-то же должен и торговать. Думайте. А пока пойдём к Бероне. Я поговорил с ней насчёт твоего вознаграждения, она признала мои доводы справедливыми, но хочет услышать об этом деле от непосредственного организатора.
Глава Гильдии Золотого Берега слушала рассказ Индарио с непроницаемым лицом, откинувшись на спинку роскошного кресла. Но когда он умолк, вдруг резко подалась вперёд, облокотившись на колено:
— До сих пор ты жил здесь на правах воспитанника Эстромо и подобия всеобщего племянника. Почему бы тебе официально не стать одним из нас, как, например, Умара? Пожалуй, через некоторое время даже Ксавье придётся поднапрячься, чтобы ты его не обошёл.
— Я подумаю над этим, — учтиво отозвался юноша. Берона рассмеялась. Смех у неё оказался по-старушечьи дробным и напомнил Индарио о бретонской госпоже.
— Это значит «нет», но дальновидно растянутое до бесконечности. Что ж, думай. Ветер имеет свойство меняться, может и надумаешь. Пока что у тебя была поддержка Гильдии благодаря Эстромо, теперь ты заслужил на неё собственное право, даже если не примешь моё предложение. Вот твоя награда за «жемчужное дело» Старого Ига.
Мер с признательностью принял протянутый Бероной кошель.

***

До вечера Индарио успел переделать кучу дел, позаниматься фехтованием с Эстромо, познакомиться с художником, у которого ему предстояло брать уроки, заказать вывеску для «Благоуханной лилии» по набросанному накануне вечером эскизу и встретить Умару после работы.
На этот раз влюблённые прямиком направились к анвильской часовне. По пути они уже всерьёз обсуждали переходный этап, пока лавка не станет достаточно прибыльной. Ясно, что совмещать две работы Умара не сможет, Индарио же слабо подходил на роль продавца в подобном магазине. Мирта для этого была ещё слишком мала и чересчур застенчива. Они даже подумывали попросить о помощи Мирель, которая прекрасно разбиралась во всевозможной косметике и парфюмерии. Хотя сама она едва ли пожелала бы работать в магазине, даже замаскировавшись, Берона или Эстромо сумели бы повлиять на её решение. Но оставался тяжёлый характер босмерки, скрыть который было куда сложнее, чем изменить внешность, и не было сомнений, что она рано или поздно его проявит, оттолкнув покупателей, коих следовало привлекать.
— Нет, так не годится, — решительно заявил Индарио, — В лавке должна работать ты и только ты. Мы снова решаем не ту задачу. Нужно сделать, чтобы твоё дело обрело известность в кратчайшие сроки, и тогда тебе не нужно будет продолжать работать в таверне.
— Верно! Думаю, именно этого Эстромо от нас и хотел. Его люди могут заходить и в не самую преуспевающую лавку, но нам нужны деньги на развитие дела, а времени на поиск дополнительных доходов у меня не будет...
Рассуждая таким образом, они дошли до часовни значительно раньше, чем накануне, и услышали музыку, доносившуюся изнутри. Влюблённые тихонько проскользнули внутрь и стали свидетелями ритуального танца, который исполняли две пары мужчин и женщин в довольно откровенных нарядах. Все явившиеся в храм в этот час не могли отвести глаз от плавных и слаженных движений танцоров, от совершенной красоты тренированных тел. Мелодия услаждала слух, действо радовало глаз... Оставалось лишь жалеть, что прочие чувства не принимают участия в почитании богини. Вдруг Умара, сжимавшая пальцы Индарио, радостно затрепетала, а в ответ на его вопросительный взгляд счастливо улыбнулась.
Стоило танцу завершиться, а его участникам спуститься по лестнице в недра храма, прихожане потянулись к главной жрице за благословением. Воспитанники Эстромо пропустили всех перед собой и подошли к ней последними. Женщина проговорила положенные слова, осенила обоих покровительственным жестом и собиралась уже последовать за танцорами и музыкантом во внутренние помещения, но Умара смиренно попросила ту уделить им ещё пару минут. Ни один прилежный служитель Девяти не откажет в подобной просьбе, и женщина осталась.
Девушке потребовалось совсем немного времени, чтобы заинтересовать жрицу предложением изготовить для храма благовония, обостряющие чувственное восприятие и как нельзя более подходящие к ритуальному танцу.
— Это не дурманящее зелье, оно не причиняет никакого вреда тому, кто его вдыхает...
— То, что ты говоришь, дитя, весьма впечатляет. Но могу ли я тебе верить? Я вижу тебя впервые и не смею судить о чистоте твоих намерений, равно как и подвергать риску жизнь и здоровье почитателей госпожи Дибеллы. Расскажи мне о себе и о том, что сподвигло тебя сделать такое щедрое предложение.
Умара рассказала, что обучалась алхимии и умеет делать различные духи, благовония и краски, что собирается открыть в городе лавку, а явившись нынче за благословением богини, была очарована танцем и лишь сожалела, что в храме не витает аромат, способный достойно дополнить восхитительную музыку и прекрасное зрелище. И тут же поняла, что исправить это в её силах, если будет на то благоволение служителей часовни.
Не одного Индарио Эстромо научил убеждать. Предложение девушки нравилось жрице всё больше, и тем не менее она колебалась, опасаясь происков врагов, например, какого-нибудь даэдрического культа.
— Если вам угодно, — добавила Умара, ясно видевшая её сомнения, — Я могу принести этот аромат на пробу, когда не будет других посетителей. Вы выберете, кто из служителей испытает на себе его действие, прочие же могут стоять поодаль или надеть тканевые повязки, не пропускающие запах, на случай если мы замыслили дурное.
— Что ж, тебе удалось меня убедить. Так мы и поступим. Если твои благовония в самом деле так хороши, храм достойно вознаградит тебя. Приходи завтра за час до начала танца.
— Благодарю за доверие, — поклонилась Умара, — я приду.
Её больше не беспокоило, что хозяин таверны рассердится, что она улизнула с работы раньше времени. Если всё удастся, гнев трактирщика скоро не будет иметь для неё никакого значения.
Умарино снадобье успешно прошло испытание и тем же вечером было использовано во время танца. Результаты превзошли все ожидания. И прихожане, и исполнители ритуального действа глубже прочувствовали единение с богиней, силу искусства, любви и страсти.
После раздачи благословений всем желающим, главная жрица храма пригласила девушку и её неизменного спутника во внутренние помещения часовни, где никто не мог помешать разговору.
Благовония были признаны достойными ритуалов, посвящённых госпоже Дибелле. Было условлено, что в благодарность жрецы станут оказывать Умариной лавке своё покровительство с момента открытия и впредь. Об этом была составлена соответствующая бумага с печатью храма. Писец старательно скрипел пером, записывая документ под диктовку своей патронессы.
Название лавки заставило главную жрицу сложить руки в благоговейном экстазе: она свято уверовала, что смертные служители лишь отразили волю и благоволение самой богини. Девушке была дарована небольшая мраморная статуэтка Дибеллы с правом размещения её в магазине. Кроме того, жрица объявила о готовности приобретать у Умары её товары, отнюдь не лишние для последователей богини красоты, а та обязалась приносить в дар часовне благовония, которым предстояло теперь регулярно использоваться в ритуале.
Влюблённым вновь удалось справиться с задачей, которая сперва казалась неразрешимой. Документ о покровительстве храма и фигурку Дибеллы Индарио разместил на видных местах среди полок с товаром. Едва столяр закончил вывеску, и та заняла положенное место при входе, Умара потребовала у хозяина расчёт.
И уже на следующее утро девушка в новом платье, ничуть не похожем на одежду трактирной прислуги, и с украшениями тонкой работы, специально изготовленными Ксавье ей в подарок на открытие собственного дела, заняла место у прилавка.
Индарио с Мирель всеми силами постарались распустить по городу слух, что владелица новой лавки является поставщицей самого храма Дибеллы, и первые любопытствующие появились в магазине почти сразу.

***

Так маленькая сирота, начинавшая с подработки в портовой таверне и вынужденная шарить по чужим карманам, чтобы прокормить себя и сестру, превратилась в представительницу торгового сословия, пользующуюся всеобщим уважением. О её прошлом напоминала только привычка при первом же удобном случае избавляться от обуви, поскольку большую часть жизни Умара пробегала босиком.
У Индарио же забот только прибавилось. Он продолжал заниматься фехтованием и метанием ножей, брать уроки графики и рисунка, помогать сёстрам по хозяйству. Само собой, Эстромо не забыл ни об обещанных экзаменах, ни о подборе зелий от опьянения, которые юноша мог бы использовать. Альтмер лишь временно сместил приоритеты, предоставив подопечным возможность спокойно разобраться с открытием лавки. Теперь, когда эта задача была успешно решена, предстояло вернуться к отложенному.
На всякий случай гильдейский казначей заручился помощью Таларано, поскольку понимал, что реакция белокожего мера на незнакомые зелья и снадобья может оказаться совершенно непредсказуемой. Альтмеры даже условились проводить эксперименты в личном кабинете мага, выделив ради этого несколько вечеров, чтобы получить чистую картину воздействия различных эликсиров. Любая ошибка, в конечном итоге, могла обойтись Индарио слишком дорого.
Надо сказать, в поисках соответствующих составов Эстромо тоже воспользовался знаниями друга и его доступом к библиотеке Коллегии Шепчущих.
Для начала было решено проверить то, чем при случае пользовался сам гильдейский казначей. Хотя его воспитанник не задумывался над этим прежде, он мигом сообразил, что его наставник не мог не иметь в своём арсенале подобных средств.
Сперва казалось, что задача решилась сразу же: зелье подействовало в точности как и ожидалось, но, увы, эффекта, который должен был сохраняться несколько часов, не хватило и на полчаса. Постоянно поглощать новые порции снадобья не всегда удобно и возможно. Кроме того, вообще неясно, как оно может сказаться в таком количестве. Этот вариант отпадал. Эстромо вздохнул, хотя и не ожидал, что всё окажется просто.
Альтмеры отложили на крайний случай те составы, которые были слишком сложны в приготовлении или содержали очень дорогие и редкие ингредиенты. Такие не удастся срочно создать при необходимости.
В конце концов после нескольких неудач подходящее зелье было найдено. Оно действовало достаточно продолжительное время и именно так, как нужно, при этом готовилось сравнительно просто, состояло из доступных ингредиентов и, в отличие от некоторых образцов, не оказывало побочных эффектов ни сразу, ни по прошествии времени.
Когда искомый состав был обнаружен, речь зашла о том, чтобы обучить мера создавать его самостоятельно.
Поскольку помощь Таларано более не требовалась, Эстромо лично посетил дом, где жили ученики, собственными глазами осмотрел лавку, вручил Индарио рецепт зелья, и пока тот, уединившись в подвале, занимался его изготовлением, беседовал с Умарой, краем глаза наблюдая за её работой, когда в лавку заходили покупатели. Стоило кому-то появиться на пороге, альтмер отворачивался и принимался задумчиво рассматривать стоящий на полках товар, оставаясь совершенно неприметным. Просто некая фигура в мантии с капюшоном без опознавательных знаков. Едва ли хоть один из заходивших вообще вспомнил бы о ней, оказавшись за порогом. Не сказать, чтобы покупателей было очень много, но почти никто не уходил без покупки. Слухи, распущенные Индарио и Мирель, сделали своё дело. Любопытство приводило в «Благоуханную лилию» людей и меров, по большей части женщин, а те спешили рассказать о своих приобретениях подругам и знакомым. Когда наступило очередное затишье, талморец обратился к своей подопечной:
— Полагаю, такая жизнь и род занятий тебе более по вкусу, чем работа трактирной прислуги?
— О да! Но без твоего совета я едва ли сообразила бы так распорядиться полученным знанием.
Альтмер пожал плечами.
— Рано или поздно ты придумала бы что-нибудь. Не это, так другое. Просто тебя ещё не слишком припекло. Но сейчас я хотел спросить тебя о Мирте. Из того, что я о ней знаю, таверна для неё тоже не лучшее место, хотя повариха и не даёт её в обиду.
— Пожалуй, да... но поваром её пока никуда не возьмут, слишком мала... а поварята почти нигде не требуются. Разве что в графском поместье, но туда запросто не устроишься.
— Полагаю, твоя сестра уже неплохо готовит, но для этого ремесла лучше бы иметь другой склад характера, быть побойчее, уметь настоять на своём. Ничего этого у Мирты нет. Я хочу, чтобы ты узнала, к чему лежит душа у неё самой. Пока у вас обеих есть время поразмыслить над этим.
— Пока? Что ты хочешь этим сказать?
— Ровно то, что и сказал. Чем скорее ты найдёшь ответ на этот вопрос, тем лучше. Пойду-ка проверю, как успехи у Индарио.
Эстромо скрылся в жилой части дома, оставив девушку в глубокой задумчивости. Наставник никогда не бросал слов на ветер, и если он вдруг заинтересовался предпочтениями Мирты, у него были на то веские причины. Он явно знал что-то неведомое пока Умаре, но раз не пожелал сказать прямо, значит и расспрашивать бессмысленно...
Тем временем альтмер наблюдал за тем, как юноша управляется с алхимическим оборудованием. У мера вполне хватало ума и сноровки самостоятельно создать нужное зелье, при наличии рецепта, но призвания к алхимии у него не было.
Испытание парень выдержал успешно, его творение действовало как надо. Теперь наставник мог продолжить обучение, с которым предполагал совместить проведение второй части экзамена.

***

Вечером Умара решила поговорить с Миртой. Та с одной стороны радовалась, что сестра стала владелицей собственной лавки, с другой чувствовала себя неуверенно, лишившись родственной поддержки в таверне, с третьей её приводили в некоторое смущение товары «Благоуханной лилии», и даже благословение жрецов храма не вполне успокаивало её: трактирные девки тоже нередко поминали Дибеллу, а если она и впрямь покровительствует таким, то является ли благосклонность её служителей признаком добродетели? За ужином старшая сестра, как бы невзначай спросила младшую:
— Скажи, тебе нравится твоя работа? Или ты хотела бы заниматься чем-нибудь другим, будь у тебя возможность выбирать?
Девочка взглянула на старших с испугом: что это они задумали? Она помыслить не могла без содрогания о том, чем занимались старшие девушки в таверне. Разносить заказы не всегда трезвым посетителям или вовсе стать одной из этих, как звала их повариха?!
— Нет-нет, мне всё нравится! Жалко только, что тебя нет рядом, но ты теперь уважаемая горожанка, я сама слышала как Зара говорила это на кухне.
— Погоди, — негромко произнёс Индарио, — Кажется, вы говорите о разном. Мирта, теперь, когда Умара не работает в таверне, и тебе нет необходимости там оставаться. Ты можешь выбрать ремесло, какое тебе по душе, и выучиться ему, чтобы работа была радостью, а не привычным злом.
Серые глаза Мирты восторженно блеснули при мысли о том, что она могла бы навсегда покинуть таверну. Но... выросшая в этой среде, девочка не ведала другой жизни, мало знала о том, чем люди зарабатывают себе на хлеб, кроме разве что работ, связанных с морем.
— Я... я не знаю, — пролепетала она, чувствуя, что своим невежеством лишает себя шанса на счастливую жизнь. Но как выбрать, не зная из чего? Девочка, только что не верившая своему счастью, горестно шмыгнула носом.
Умара бросилась к ней и ласково обняла. Мирта разрыдалась, уткнувшись в мягкую грудь сестры.
— Я не хочу в таверну! — плакала Мирта, — Но я ничего не знаю, ничего не умею и даже не представляю, чему можно научиться!
Влюблённые обескураженно переглянулись поверх её головы. Действительно, что она могла решить? А выбрать за неё... не окажется ли это для девочки обузой, о чём она, в силу характера, постесняется сказать сама?
— Не плачь, — ласково сказала Умара, гладя сестрёнку по светло-русой голове, — Мы подумаем, чему ты можешь научиться. Только если тебе не понравится, ты сразу же скажи, хорошо? Главное, чтобы ты была счастливой. Не подойдёт одно, попробуем другое, третье, понимаешь? Пока не найдётся совсем-совсем твоё дело. Деньги у нас теперь будут, об этом не переживай. И ещё, если ты так не хочешь работать в таверне, можешь бросить всё хоть завтра же.
— Нет, — всхлипнула Мирта, понемногу успокаиваясь, — Я уйду оттуда только когда найду другую работу.
— Не обязательно сразу работу, — снова негромко вмешался Индарио, — возможно, сперва обучение. Это тоже труд, который принесёт деньги, просто позже.

***

На следующий день Мирта пристала к Заре с расспросами, какие работы можно считать достойными для женщины. Повариха наморщила лоб и, гремя сковородками, перечислила все виды рукоделия, какие могла вспомнить, торговлю, не обошла вниманием и собственное ремесло, а больше с ходу ничего придумать не смогла и велела девочке не приставать.
Почти об этом же зашла речь и у Эстромо с Индарио, рассказавшим, чем закончился вечерний разговор. Подумав, юноша добавил, что Мирта пришла в восторг от новых платьев сестры и то и дело подходила к ней, чтобы украдкой потрогать красивую материю. Альтмер задумчиво кивнул, но сейчас у него хватало забот, связанных с воспитанником. Требовалось научить его разбираться в различных напитках, понимать их вкус, оценивать качество, разъяснить, как они действуют в сочетании и так далее, после чего наконец совместить все составляющие освоенного где-нибудь на людях.
Тем не менее, талморец не забывал о Мирте. Сестру его подопечной следовало забрать из таверны, не затягивая с этим. Дело было в том, что все держатели гостиниц и питейных заведений платили некую «дань» Гильдии воров, чтобы та щадила их дело. Разумеется, эти ограничения не касались карманов посетителей, но за свой кошель те, кто исправно вносил свою долю, могли быть спокойны. Если же случалось, что их ограбил кто-то не связанный с Гильдией, зачастую именно она, а не стража, находила посягнувшего на свои права, и пострадавший мог даже дождаться некоторой компенсации, естественно за счёт пойманного.
До поры такие взносы платил и хозяин таверны, в которой трудились Умара с Миртой. Поскольку сбором денег в качестве гильдейского казначея заведовал Эстромо, в один прекрасный день его люди просто перестали заходить за «данью», а члены Гильдии и вовсе обходили стороной заведение, где работала своя.
Разумеется хозяин и не подозревал, чему обязан внезапным благоденствием, а посему решил, что так теперь будет всегда. Но когда Умара открыла свою лавку, у Гильдии не стало причин щадить эту таверну и её владельца. Через пару недель после того, как девушка оставила прежнюю работу, к хозяину явился посланец Эстромо и пояснил, что Гильдия, руководствуясь своими резонами, позволила тому вздохнуть свободно и основательно подняться, но теперь настало время платить по счетам. Требовали с него не больше, чем с других, без какой-либо компенсации за спокойные годы, и любой разумный человек, к тому же заставший прежние времена, не раздумывая согласился бы, но хозяин отличался упрямством и твердолобостью. К тому же его обуяла жадность. Он прогнал посетителя вон, наотрез отказавшись платить.
Выслушав посланца, гильдейский казначей пожал плечами. То же жест в точности повторила Берона, когда о результатах доложили ей. Не прошло и нескольких дней, как неизвестные проделали изрядную брешь в казне непокорного трактирщика, а рядовые члены Гильдии рьяно принялись за карманы посетителей. Вести об этом распространялись со скоростью пожара в ветреный день. К тому же, лучше уж вовсе не иметь репутации защищённого от краж заведения, нежели вдруг утратить её. Всё больше народу, слыша портовые пересуды, обходило эту таверну стороной. Дреуг, привыкший следить только за порядком, никак не мог углядеть за ловкими ворами.
В конце месяца хозяин оказался вынужден уволить кое-кого из обслуги, поскольку на всех просто не хватало работы, а прочим немного понизить жалованье, чтобы получить хоть какую-то выгоду. После чего к нему вновь явился человек от Гильдии и посоветовал взяться за ум. Условия выдвигались те же, плюс некоторая компенсация Гильдии за его былую несговорчивость. Но трактирщик закусил удила. Он что же, должен дополнительно платить за то, что его и без того обирали как хотели и набивали карманы его деньгами?! Приказав Дреугу вышвырнуть сборщика дани за дверь, он нанял дополнительную охрану, завёл злющих цепных псов, получше припрятал деньги и приготовился к обороне. Нужно ли говорить, что всё предпринятое оказалось совершенно бесполезным, и полное разорение строптивца оказалось вопросом ближайшего времени?
Привычка заботиться о своих людях заставила Эстромо вспомнить и про Мирту, поэтому он заблаговременно предложил Умаре подумать о её будущем. Он и сам, приняв во внимание то, что рассказал ему Индарио, не сидел сложа руки.
Однажды вечером альтмер затребовал к себе обоих учеников.
— Как я понимаю, Мирте больше подойдёт такое ремесло, где не требуется много общаться с людьми. Хотя одежда Умары и произвела на неё впечатление, едва ли ей понравится быть швеёй, но, возможно, она могла бы стать неплохой ткачихой, — Эстромо расстелил перед воспитанниками несколько кусков великолепной материи, — Если она решит, что хочет научиться делать подобное, это реально устроить. Можете взять это с собой, чтобы показать ей, а вот попадаться на глаза другим — не советую.
Это означало, что ткани попали в воровское убежище отнюдь не законным путём.
Восторг Мирты сложно было описать словами. Она не могла поверить, что сестра говорит серьёзно и ей действительно предлагают научиться ткать такую материю. Девочка была согласна трудиться сколько потребуется, и сносить любые тяготы, чтобы овладеть этим ремеслом.
Через несколько дней её отдали в ученицы к лучшему ткачу Анвила, чьи товары пользовались большим спросом далеко за пределами города и стоили немалых денег. Немолодой уже нибениец отличался такой подозрительностью, что, дожив до седин, до сих пор обходился без помощников и подмастерьев, поскольку опасался вырастить из юношей соперников, которые, вызнав секреты ремесла, его самого сживут со свету, а дело приберут к рукам. Мысль же учить девочку даже не приходила имперцу в голову, поскольку он полагал, что женщине никогда не достичь вершин мастерства.
Эстромо лично явился к нему, чтобы похлопотать за Мирту. Разумеется, начни альтмер с этого, ткач не стал бы ничего слушать. Но гильдейский казначей повёл речь о недавнем случае, когда товары мастера, предназначенные для одного почтенного купца, были украдены подчистую, что, помимо прямых убытков, могло серьёзно повредить репутации имперца. Спасло лишь давнее сотрудничество с торговцем, согласившимся войти в его положение. Посетитель выразил нибенийцу своё сочувствие, проявляя чудеса чуткости и понимания, и даже согласился лично позаботиться о том, чтобы печальное происшествие не повторилось. Взамен он попросил об услуге: взять в ученицы прилежную девочку неполных одиннадцати лет. Ткач сперва заспорил, но Эстромо умел убеждать как никто другой. Его доводы, произнесённые мягким вкрадчивым голосом, казались разумными и весомыми.
Взвесив все «за» и «против» и хорошенько поразмыслив, мастер согласился обучить Мирту всему, что та в силу своего разумения сумеет постичь. Уж по крайней мере, женщина ему не соперница, думал имперец, а значит и опасности не представляет.
Сперва нелюдимый ткач, не пожелавший в своё время обзавестись семьёй, полагал, что от девчонки будет много хлопот и мало толку, но Мирта оказалась послушной, внимательной и смышлёной, чем немало удивила своего учителя.

***

Устроив таким образом будущее обеих сестричек, Эстромо практически полностью сосредоточился на занятиях с Индарио. Его воспитанник даже представить себе не мог, сколько вещей ему придётся освоить, прежде чем сдавать оставшуюся часть экзамена. Он больше не нуждался в поддельных напитках, поскольку использовал подобранное специально для него зелье, но оказалось, что поручение альтмера, данное питомцам на время опалы, действительно было лишь детской забавой в сравнении с тем, что нужно знать и уметь.
Теперь спектакль, который они с Умарой устроили при возвращении, вызывал у юноши лишь слабую улыбку. Он научился разбираться в напитках разных провинций и народов, мог при необходимости незаметно добавить в чужой стакан яд или снотворное, или поменять посудины местами, или то и дело подсовывать собутыльнику полные кружки, оставляя себе пустую, так, чтобы никто ничего не заподозрил. Талморец разъяснил ученику, как сочетать дар убеждения, которым тот уже не раз успешно пользовался, с воздействием хмеля на собеседника, чтобы выведать информацию или побудить что-то сделать. И напротив, как сделать вид, что его самого обвели вокруг пальца, оставаясь начеку, как избежать «подарка» в собственном бокале и так далее.
При этом Эстромо постоянно напоминал воспитаннику, что в реальных условиях малейший просчёт может стоить жизни, посему, как ни увлекательны были эти занятия, отнестись к ним следовало со всей серьёзностью. Юному меру казалось, что после того, как они с Умарой напоили друг друга любовным зельем, он так больше не попадётся. Но пары раз, когда наставник сумел незаметно добавить парню в напиток лёгкое снотворное, ему более чем хватило, чтобы понять, что тот нимало не преувеличивал. Индарио был счастлив, когда в следующий раз успел заметить махинации альтмера, и потихоньку переменил бокалы, внутренне трепеща от восторга. Талморец поднёс кубок к губам, а затем с лёгкой улыбкой выплеснул содержимое через плечо. Юноша понял, что далёк ещё тот день, когда ему будет под силу переиграть наставника, но к испытаниям попроще он был уже практически готов. Эстромо полагал так же, поэтому для Индарио настала следующая стадия экзамена.
Он получал от наставника некое задание, которое должен был выполнить за вечер, после чего оба мера, обычно порознь, отправлялись в какую-нибудь таверну, где ученик принимался за дело, а альтмер выполнял роль стороннего наблюдателя.
Они посещали заведения различного уровня, и однажды осенним вечером дошла очередь до того, в котором прежде работали Мирта и Умара. Индарио сразу отметил, насколько изменилось это место. От былого процветания не осталось и следа. Дреуг всё ещё торчал у дверей, но был вооружён до зубов и облачён в комплект кожаной брони, в его взгляде появилась злость, которой мер прежде не замечал. Посетителей оказалось мало, приличного народа среди них, считай, и не было, по большей части в неприбранном зале находились отбросы морской и портовой жизни.
Задачей Индарио было провести некоторое время в одиночестве, затем подсесть к одному из посетителей, на кого украдкой покажет подошедший несколько позже Эстромо, и раскрутить того на доверительный разговор, вытянув какую-нибудь личную историю.
Внешний вид обоих меров вполне соответствовал новому облику заведения, будучи лишь немногим лучше, чем у большинства. Юноша, как и обычно, был загримирован под данмера, а его приметные глаза на сей раз скрывал в тени глубокий капюшон плаща — вполне естественной одежды для поздней осени. Задушевные разговоры с незнакомцами обычно не ведутся на трезвую голову, посему мер уже некоторое время сидел над кружкой с дрянной выпивкой, — другой здесь нынче и не водилось, — порой повторяя заказ.
Эстромо успел появиться следом и устроиться в углу, откуда можно было без труда наблюдать как за учеником, так и за прочей публикой, высматривая потенциальную «жертву» для текущего задания. Он без особого труда отыскал подходящую кандидатуру, на которую намеревался указать Индарио, притворившемуся, что успел изрядно захмелеть, как вдруг к тому подсел прилично одетый имперец, на вид лет тридцати с небольшим.
Появление неожиданного собеседника заставило парня насторожиться. Тот болтал о том о сём, изображая простодушное дружелюбие и не смущаясь односложными ответами молодого «данмера», но цепкий изучающий взгляд выдавал незнакомца с головой. Возможно, заподозри имперец, что юноша не так уж пьян, он вёл бы себя осторожнее, а то и вовсе не стал бы с ним связываться, но мер превосходно играл свою роль.
Гильдейский казначей был заинтригован происходящим. Кажется, вместо «охотника», Индарио предстояло стать «добычей» причём уже не в учебных, а в реальных условиях, а вот чьей и с какой целью, предстояло выяснить, чтобы в решающий момент поменяться ролями с тем, кто всё это затеял.
Тем временем курчавый черноволосый собеседник хлопнул юношу по плечу и потребовал у проходившей мимо девки крепкого вина для них обоих. «Данмер» украдкой бросил вопросительный взгляд на наставника. Лёгким прикрытием век тот ответил: «Соглашайся». О том, что при этом надо быть настороже, воспитаннику альтмера напоминать не требовалось. К счастью, имперец, похоже, полагался на обычную выпивку без особых ухищрений и никаких попыток подмешать чего-нибудь к угощению не делал. Однако стоило «данмеру» осушить свой стакан, имперец повторил заказ, сразу же сунув служанке деньги. Было очевидно, что он намеревался споить «тёмного эльфа» и чем скорее, тем лучше.
Индарио тоже не видел причин затягивать этот спектакль и после второго стакана сделал вид, что готов вот-вот рухнуть под стол, полагая, что навязавшийся ему собутыльник просто попытается обчистить его карманы, но тот засуетился и явно занервничал:
— Эй, парень! Ты чего это?! Эх!.. Вот же я подвёл тебя со своим угощением… Кабы знать!.. Ну-ка, вставай. Давай помогу. Пойдём наружу выйдем, свежим ветерком тебя обдует, немножко протрезвеешь…
Он заботливо обхватил мера и бережно, точно лучшего друга, повлёк вон из таверны.
— Идём к морю, воздухом подышишь, — продолжал он увещевать юношу, который едва переставлял ноги.
Было уже совсем темно, под напором осеннего ветра поскрипывали подвесные фонари, отбрасывая на пристань колеблющиеся пятна желтоватого света. Желая несколько замедлить перемещение в ночной мрак и неизвестность, Индарио притворился, что от этой пляски огней ему становится дурно.
Имперец тут же усадил его на какой-то бочонок и скороговоркой пробормотал:
— Посиди немного, отдохни. Я — сейчас, я — мигом!..
Он воровато огляделся. Даэдра бы побрали этот ветер и качающиеся фонари! Из-за них все тени словно живые… Вон там только что мелькнула одна — точно сама по себе прогуляться вышла. Черноволосый впился глазами в сумрак. Нет… померещилось. Проклятая погода. Он поёжился не то от холодного сырого дуновения, не то от страха. Ещё раз присмотрелся к оставленному «данмеру». Тот сидел, покосившись влево, обретя опору в груде прикрытых натянутой парусиной ящиков, и, кажется, дремал.
С облегчением выдохнув, имперец свернул за нагромождение каких-то тюков и заспешил к причалам.
— Ну что, добыл? — спросил его из темноты хриплый каркающий голос.
— Почти. Не рассчитал малость, — вздрогнув от неожиданности отозвался тот, — Чуть на себе переть не пришлось. Заметит стража, объясняй потом, кого да зачем к морю волоку, не труп ли прятать? А если не труп, так не топить ли тащу…
— Не накличь, ты!.. — последовало неразборчивое, но весьма заковыристое ругательство, — Стражи нам не хватало!..
— Так чисто всё. Никто не прицепился, да и парень понемногу своими ногами брёл. Возле ящиков его оставил. Давай деньги.
— Ага! Деньги тебе! Я товара ещё и в глаза не видел!
— Когда я тебя обманывал?!
— Всё когда-то случается впервые, — философски заметил хрипатый и смачно сплюнул, — Я сам за ним не потащусь, имей в виду. Доставишь сюда — вон в том углу тряпка, мешок и верёвки. Мои ребята придут, если всё честь по чести — оставят деньги там, где покуда инвентарь лежит.
— Гляди, вздумаешь надуть с оплатой, не удивляйся, если стража явится проверять, что за груз берёт на борт «Золотое крыло».
Обладатель хриплого голоса прошипел что-то невнятное, а затем с преувеличенной заботой произнёс:
— Ты смотри, спину береги…
Собравшийся уходить имперец развернулся, точно ужаленный.
— Не то и продуть может. Ветер-то какой! — невозмутимо закончил его собеседник.
— Я понял тебя, старый ты ворон, — проворчал черноволосый, — Не надо угроз.
Он вернулся к оставленному около ящиков меру, и обнаружил его на прежнем месте, лишь немного сползшим с бочонка, на котором тот сидел.
— Эй, парень! Не спи! — имперец потряс его за плечо. В ответ раздалось недовольное мычание спящего, не желающего, чтобы его будили, — Проснись! Так ведь и замёрзнешь тут — холодина нынче как зимой! Давай-ка я тебя домой провожу. Ну, вставай! Ты где живёшь-то?
Разумеется черноволосый не дождался внятного ответа, который ему и не требовался. Его задачей было заставить юношу проснуться и двигаться. Ясно же, что тот сейчас не способен сообразить, куда его ведут, тем более в темноте.
Подставив Индарио плечо, он почти волоком потащил его туда, где только что беседовал с обладателем хриплого голоса.
Вот и условленное место, и слабо освещённая далёким фонарём кучка мешковины и верёвок. Оставалось на время избавиться от живой ноши, чтобы подобрать всё это.
Не иначе, как сама Властительница Удачи нынче щедро махнула рукавом, избавив имперца от лишних забот.
— Погоди… Худо мне… — с трудом выговорил «данмер», сгибаясь пополам.
Черноволосый вынырнул из-под его руки, бормоча:
— Это ничего… это бывает...
Он, не оборачиваясь, потрусил в угол, поднял с дощатого настила кусок грубой ткани и обрывок верёвки, и замер, ощутив холодок стали у себя под подбородком. Остриё другого клинка упиралось ему под лопатку.
— Одно лишнее движение, и ты — труп. Теперь засунь это тряпьё себе в рот, — тихо произнёс ясный и спокойный голос, — Живо.
Не имея ни малейшей возможности обернуться, тот повиновался. Удар, точно нанесённый рукоятью оружия в область затылка, заставил имперца надолго лишиться чувств.
После чего его обмякшее тело быстро перевернули, глубже затолкали тряпичный ком ему в рот и хорошенько закрепили верёвкой, натянули на черноволосого мешок, и крепко связали поверх.
Имперец не подозревал, что этим вечером у него появились ещё две тени, помимо его собственной. Индарио вовсе не остался безучастно сидеть на бочонке, куда тот его усадил, а бесшумно двинулся за ним. Не выпускал их из виду и Эстромо, а посему оба мера отлично слышали разговор, произошедший между продавцом и покупателем. Пока работорговцы старались обезопасить себя друг от друга при помощи угроз, «данмер» успел вернуться на место.
Зато когда поставщик живого товара отвернулся, чтобы впоследствии упаковать свою добычу, юноша шагнул следом, и, угрожая обоими клинками, вынудил занять то место, которое черноволосый уготовал ему. И только тогда рядом с мером возник его наставник, о близком присутствии которого Индарио не подозревал, одобрительно кивнул, приложил палец к губам, и жестом поманил за собой в густую тень.
Прошло не менее десяти минут томительного ожидания. За всё время в этой части порта не показалось ни единого стражника. Наконец терпение наблюдателей было вознаграждено. Со стороны моря появились двое дюжих ребят, настороженно огляделись, подошли к мешку, в который был упакован имперец, убедились, что внутри находится бесчувственное тело, оставили в уголке кошель с деньгами, взяли тюк и погрузили в лодку, на которой подплыли.
Третий товарищ, сидевший на вёслах, с усмешкой произнёс:
— Даже денег дожидаться не стал. Побоялся. Ну, если кто проворней него окажется, сам дурак. Нечего было мне стражей грозить. Давайте скорей, через час отчалим.
По голосу меры без труда узнали давешнего собеседника незадачливого имперца. Едва лодка отплыла достаточно далеко, чтобы с неё было не разглядеть, что происходит в сгустившимся над причалом мраке, Эстромо вышел из своего укрытия, подобрал кошель, подбросил на ладони и передал его Индарио.
— Держи. Эти деньги ты честно заработал. И не забудь пересчитать. Не каждый день выпадает такой случай узнать себе цену.
Юноша улыбнулся шутке наставника, а тот продолжал:
— Надо бы прогуляться к начальнику портовой стражи. У него под носом орудуют работорговцы, а он и в ус не дует.
Этой ночью «Золотое крыло» так и не отправилось бороздить морские просторы. Незадолго до предполагаемого отплытия на судно нагрянул отряд стражи. Живой товар, который перевозило небольшое судёнышко с гордым именем, был освобождён. А начальник портовой стражи, стяжавший себе лавры удачно проведённой операцией, стал вечным должником Эстромо, о чём предпочитал не забывать, поскольку понимал, что в том, сколь легко и безнаказанно похищали людей и меров в Анвильском порту, была почти что исключительно его вина.
Гильдейский казначей проводил ученика до дома Умары и на прощание сказал:
— Сегодня ты на собственном опыте увидел, для чего нужно всё то, чему я тебя учу. Благодаря тебе несколько невезучих бедолаг избавились от незавидной участи рабов, а ты сам не оказался в третий раз упакован в мешок и похищен. Право же, судьба не балует тебя разнообразием сюжетов!
Оба негромко рассмеялись. Настроение у альтмера было превосходным, он общался с учеником практически на равных, но когда тот уже поворачивал ключ в замке, чтобы не будить спящих сестёр, добавил:
— А сегодняшнее задание отложим на завтрашний вечер.
Юноша улыбнулся, кивнул и скрылся в доме.

 

Ветер с Алинора

 

Цели и средства

 

Непредвиденные проблемы

 

Игры без правил

 

Встречи и расставания

 

Нити времени

 

(2019-2020г.)

Истории Золотого Берега в fb2

 

Наконец-то появилось название следующей части. Пусть будет

Коловианский роман

 

Капризы судьбы

 

Мечты и хлопоты

 

Хитроумные планы

 

Личный интерес

 

Следствия просчётов

 

Именем Дибеллы

 

Сети соблазна

Когда появляются всходы

Родные и близкие

Касание даэдра

 

Шаг к грядущему

 

Счастливый союз

 

Сплетение нитей

 

Детство Корнелии

 

Обвал

 

Рыжая Берта

 

Мама

 

Праздник Новой жизни

 

Надежды и чаяния

 

Любой ценой

 

Венец трудов

 

 

Мод для Скайрима от TheDuskRaven, содержащий данные тексты в виде книг.

[Joke_p]

Не прошло и месяца (хорошо, ещё, не года), и вот очередная глава.  Возможно, со временем будут добавляться иллюстрации, как в предыдущую главу добавился портрет Кальвена - но это всё по мере сил и возможностей. К сожалению, на всё сразу ни того ни другого обычно не хватает. 

 

Мечты и хлопоты

Мечты и хлопоты

Обратный путь обошёлся без происшествий. Даже нелюбимый постоялый двор «Готтшо», в котором Кальвен остановился пообедать, на сей раз показался ему вполне уютным. Заночевал парень уже за Кватчем неподалёку от лагеря имперской стражи, где отдыхали и меняли лошадей дозорные, патрулирующие Золотую дорогу.
Во-первых, такое соседство позволяло не тревожиться за сохранность груза, во-вторых, если стражникам была нужна какая-либо помощь, любой из возчиков всегда с готовностью предлагал свои услуги. Например, перевезти припасы с места на место, подбросить пешего по пути, особенно после смены, когда уже все ноги оттоптал, а ещё шагать да шагать, передать весточку приятелю на другой пост. Так что отношение патрульных к собратьям Кальвена по ремеслу было весьма доброжелательным. С курьерами — дело другое. Только и гляди — не угоди под копыта, когда мимо проносятся — сам же ещё виноват окажешься, а после отплёвывайся от пыли. Этим никто не указ. Отчасти тем и объяснялось нежелание вмешиваться, проявленное стражником возле «Готтшо», когда гонец пытался привлечь его внимание.
Конечно, дойди дело до реального правонарушения, виновному, кем бы тот ни оказался, не поздоровилось бы. В лучшем случае отделался бы штрафом, в худшем — угодил в каталажку. Потому-то Урзуг гро-Маш — опытный бывалый орк, и постарался удержать Кальвена от драки. Но если бы вызывающий шум подняли возчики, страж порядка наверняка по меньшей мере подошёл бы узнать, что случилось, не дожидаясь более серьёзного повода.
Молодой нибениец расположился на ночлег, привычно позаботился о своей четвёрке, разложил костерок и быстро приготовил немудрящий ужин. Пока он ел, к его огоньку подошли двое стражников, расспросить что слышно нового, и нет ли на где на дороге какого непорядка. Обычно Кальвен бывал рад скоротать вечер за беседой, особенно учитывая взаимное уважение, которое испытывали честные возчики и блюстители порядка, но нынче его мысли витали далеко. Он старался поддерживать разговор, но то и дело отвечал невпопад, улыбался невесть чему, затем спохватывался, возвращался к тому, о чём шла речь, но вскоре вновь безнадёжно терял нить своего рассказа.
Видя такое дело, младший из стражников тревожно присматривался к нему, а старший лишь покачивал головой, да улыбался в густые вислые усы. Он же первым поднялся, пожелал Кальвену доброй ночи и потянул напарника за собой. Тот последовал за ним неохотно, то и дело оборачиваясь. Наконец, отойдя подальше, не выдержал и тихо сказал:
— Странный этот парень какой-то... Может, не стоит его из виду выпускать, а то как бы чего не вышло…
Сорокалетний коловианец только махнул рукой, продолжая улыбаться.
— Брось! Ничего не случится. Придёт твоё время — поймёшь.
— Да ты откуда знаешь? Он здоров ли вообще? В своём ли уме?
— В своём, в своём… — добродушно проворчал стражник, — Только на уме у него какая-нибудь премиленькая мордашка, что вскружила ему голову. Эх!.. Завидую я вам, молодым! Всё-то у вас ещё впереди… А в мои годы, хоть и не настала ещё пора навсегда позабыть о любовных переживаниях, а всё же так в облаках уже не витать. Ну да у каждого возраста свои радости. Так-то подумать, и мне грех жаловаться.
— Ты хочешь сказать, это он из-за какой-то девчонки сам не свой?!
— Известное дело.
— Ну, нет! Такого я не понимаю. Было бы с чего…
— Погоди ещё! Посмотрим, как ты запоёшь, когда чьи-нибудь глаза в самое сердце заглянут. Сам будешь ходить, точно мешком с мукой пришибленный.
— Вот ещё! Глупости… — пробормотал юноша, но по его внезапному смущению становилось ясно, что подобные «глупости» до некоторой степени ему уже знакомы.
Старший сделал вид, что не обратил на это внимания, и пристально вгляделся в дорогу: не возвращаются ли те, кого им предстояло сменить.
Кальвен же едва заметил уход своих собеседников. Перед его мысленным взором стояло светлое помещение мастерской и белокурая девушка в сиянии солнечных лучей. Беспричинная улыбка растянула губы парня, когда он вытянулся на спальнике, глядя в темнеющее небо, на котором одна за другой загорались первые звёзды. Всматриваясь в знакомые рисунки созвездий, по которым пробегали лёгкие полупрозрачные облачка, он не заметил, как крепко уснул.
Однако спокойным и безмятежным сон нибенийца оставался недолго. Смутная тревога проникла в его ночные грёзы, заставив его ворочаться с боку на бок и пробудиться, когда небо на востоке только начало светлеть. Кальвен вскочил и начал спешно собираться в дорогу. Теперь принятое решение отправится в обратный путь, не дожидаясь, пока ткач закончит работу над заказом данмера, казалось ему далеко небезупречным.
Конечно, прибыв с товарами вовремя, он угодит большинству своих заказчиков, особенно тем, у кого товар срочный. Зато у господина Селаса появится довольно веская причина для недовольства. По словам Теодрила, нужная ткань может быть готова уже нынче вечером... Когда фургон только-только доберётся до Скинграда. Даже если удастся дотемна разобраться с привезённым грузом, раньше следующего утра обратно не выехать. А это означает ещё пару дней туда, да столько же обратно. Итого портному придётся ждать на... — Кальвен прикинул в уме, — по меньшей мере на пару суток дольше, чем если бы его посыльный остался в Анвиле дожидаться, пока ткач с помощницей закончат работу. Учитывая, что данмер был одним из основных заказчиков Кальвена, терять его расположение очень не хотелось. Но и противопоставить интересы одного клиента остальным было не лучше. Как ни крути, и так нехорошо, и этак неладно. Да ещё и эта скрипящая ось... фургоном тоже нужно заняться. Но когда? Когда?! Сидя на козлах и погоняя свою упряжку, парень сунул руку за пазуху и крепко стиснул в кулаке амулет Зенитара — покровителя всех честных тружеников и торговцев, прося помощи и совета.
Круговерть мыслей немного улеглась. Кальвен постарался в точности припомнить, что говорил ткач. Тот сказал, что работа точно не будет закончена раньше нынешнего вечера, а по-хорошему, стоит накинуть ещё день. Из чего следует, что оставшись в Анвиле, с большой вероятностью можно было потерять без толку не двое, а целых трое суток. Парень начал прикидывать, как вести беседу с Детриллом Селасом, чтобы тот на него не осерчал. Пожалуй, всё складывалось совсем не так плохо, как показалось поутру.
И всё-таки следовало поторопиться. Кальвен снова понукнул лошадей. Сегодня им придётся потрудиться, зато завтра смогут отдохнуть. Все, кроме одной. А ведь устанут-то одинаково... Но ничего не поделаешь, утром ему в любом случае надо будет отправляться обратно в Анвил.
Поскольку накануне парень успел миновать дорогу на Кватч, а нынче проснулся ни свет ни заря и старался ехать так быстро, как только возможно без ущерба для здоровья четвёрки, к двум часам пополудни он прибыл в Скинград.
Первым делом Кальвен распряг лошадей, отвёл на конюшню и попросил своего друга, работавшего там, позаботиться о них несколько дней, пока сам он будет в отъезде. В обычное время нибениец предпочитал заниматься своей упряжкой лично, так что его приятель, чья работа и состояла в уходе за чужими конями, удивился, услышав от него такую просьбу.
— Что-то случилось? Куда это ты собрался, без лошадей, да ещё только вернувшись из рейса?
— Да вот, понимаешь... Не удалось в этот раз все дела одним махом решить. Придётся в Анвил возвращаться.
— Пешком?!
— Нет, конечно. Возьму, наверное, небольшую тележку и одну из моей четвёрки. Вечером займусь ими, заодно и посмотрю, которую выбрать, сейчас дел по горло.
Кальвен вернулся к фургону и забрался под него посмотреть, что случилось с осью. Осмотрев её, парень присвистнул и провёл тыльной стороной ладони по разом взмокшему лбу. Он-то надеялся, что довольно будет обновить стёршуюся смазку или выбить не к месту попавший камешек! А оказалось, что всего на волосок не достало до беды — то ли в дереве обнаружился скрытый до поры изъян, то ли где-то колесо очень уж неудачно наскочило на камень, только по оси пошла здоровенная трещина, и теперь эту часть можно было только полностью поменять. Представив, как он рисковал нынче, торопясь в Скинград и погоняя упряжку, парень возблагодарил Девятерых, что уберегли от опасной поломки в пути.
Одной из лошадей нибенийца пришлось дополнительно поработать прямо сейчас. Значит, на завтра выбор сократился до трёх. Он запряг её в телегу, чтобы развезти товар по заказчикам. По пути парень заехал к плотнику и условился о замене оси фургона, предупредил, что сам будет в отъезде, и оставил задаток. Визит к Детриллу Селасу Кальвен отложил напоследок, решив сперва уладить более простые дела. Пришлось несколько раз возвращаться к фургону за товаром, но Кальвен хорошо знал город и распределял грузы так, чтобы не мотаться из конца в конец, а доставлять заказы в одном направлении.
Ему повезло застать всех, кому предназначались привезённые товары. Не то пришлось бы просить кого-то заняться в его отсутствие ещё и этим. Пока был жив отец, с подобной задачей, в случае нечасто возникавшей необходимости, вполне справлялась мать, но в последнее время она полностью полагалась на сына, и едва ли вновь взялась бы за дела.
Наконец, уже ближе к вечеру, Кальвен, взял закупленные ткани и отправился к портному. Дверь ему открыл вышколенный немногословный слуга, проводивший парня в дом. Нибенийцу пришлось подождать данмера в небольшой комнатке, поскольку у Детрилла была посетительница, явившаяся на примерку платья. Присев на мягкий пуф, парень вдруг почувствовал накопившуюся за день усталость. Неспокойная ночь, слишком ранний подъём, неотвязные мысли о тысяче дел, которые требовалось переделать, решений, от правильности которых в дальнейшем могло зависеть очень многое... Всё это, разом свалившись на молодого возчика, вызвало у него не слишком сильную, но навязчивую головную боль. К тому же он так и не успел пообедать, а теперь речь могла идти разве что об ужине. Но сперва следовало отчитаться перед портным и при этом постараться не навлечь на себя его неудовольствия.
Имперец снова и снова прокручивал в уме предстоящий разговор. То ему казалось, что его доводы достаточно весомы, и данмер прислушается к ним, то — что он совершил ошибку, не оставшись в Анвиле, и теперь, какие аргументы ни приводи, ничего хорошего не выйдет. Поняв, что эти размышления только усиливают сдавливающую голову тяжесть, а толку с них всё равно чуть, Кальвен просто привалился к стене, снова нащупал за пазухой амулет Зенитара, мысленно помолился покровителю торговли и ремёсел, а после постарался вообще не думать.
Бесконечная примерка наконец завершилась, дама удалилась, и слуга, явившийся за парнем, подхватив привезённые им ткани, сделал ему знак следовать за собой.
Шагнув в комнату, Кальвен учтиво поклонился портному и заговорил, не дожидаясь, пока тот заметит недостачу и начнёт задавать закономерные вопросы:
— Доброго Вам вечера, господин Селас! К сожалению, на этот раз я не смог полностью выполнить Ваш заказ. Вот этой ткани у господина Теодрила не оказалось в наличии.
Нибениец протянул Детриллу его список, и указал на строку, напротив которой не стояло пометки о покупке. Данмер озабоченно нахмурился.
— Всё это весьма досадно… Данная материя понадобится мне в ближайшее время. А ты теперь когда ещё поедешь в Анвил...
— Не извольте беспокоиться, господин Селас. Я завтра же утром отправлюсь обратно. Ткач сказал, что раньше нынешнего вечера заказ готов не будет, а вернее всего — и вовсе только к завтрашнему.
— Если речь шла всего о паре-тройке дней, почему тебе было не дождаться на месте?
— Я думал об этом. Но посудите сами: два дня, которые ушли у меня на возвращение сюда, были бы просто потеряны в ожидании. Положим, господину Теодрилу удалось бы завершить работу сегодня вечером. Тогда завтра утром я только выехал бы в Скинград. Сейчас Вы имеете на руках всё, кроме этой материи, и к тому же знаете о задержке и её причинах. Останься я в Анвиле, и весь товар прибыл бы к вам на два дня позже.
— Но так придётся прождать ещё дольше!
— На пару дней, если работа будет закончена нынче и всего на день — если завтра. В случае же, если что-то ещё задержит выпуск ткани, так и вовсе день в день.
— Как так? — вычисления Кальвена, которые он для верности несколько раз перепроверил, не хотели укладываться в голове у портного. Ему показалось, что этот расторопный парень пытается его надуть. Если это так, то пусть пеняет на себя!
— Судите сами, господин Селас. Два дня ушло у меня на дорогу сюда. Ещё столько же уйдёт на возвращение в Анвил. К тому моменту выйдут все сроки, назначенные господином Теодрилом, и материя наверняка будет готова. Затем пара дней обратно — всего шесть дней.
— Так, — данмер по-быстрому записал всё это на старой выкройке, чтобы возчику не удалось его запутать.
— Теперь положим, я остался в Анвиле, и ткач управился за два дня. Они истекают нынче вечером. Ещё два дня пути до Скинграда — всего четыре. Четыре — на два меньше шести. Так что, при таком раскладе, Вам ждать дольше на пару дней. Если же на выполнение заказа потребуется срок, который сам господин Теодрил считал более правдоподобным, мне пришлось бы сидеть на Золотом Берегу ещё и завтра, что составляет уже три дня, да ещё два — доехать сюда. Ваше ожидание составит тогда всего день сверх минимальных четырёх, при этом без вестей о судьбе заказа и при полном отсутствии остальных материалов, которые Вам требовались. Любая проволочка в ткацкой мастерской — и мы получим те же шесть дней, которые имеем и так.
Детрилл Селас бросил взгляд на получившиеся записи. Выходило, что парень прав. Его решение с доставкой имеющейся части и предупреждением представлялось весьма здравым. Кроме того, возчик снабжал не только его… это следовало так же принять в расчёт. Нибениец ответственно подходит к своей работе и не должен страдать из-за того, что у ткача в другом городе не оказалось нужной ткани. Он-то чем тут виноват? А его готовность съездить в Анвил ещё раз весьма похвальна.
— Сколько ты возьмёшь за дополнительную поездку?
— Нисколько, господин Селас! Я же просто завершаю ранее полученное поручение, с которым не справился в срок, пусть и не по своей вине. Кроме того, я взял на себя смелость сказать, господину Теодрилу, что заказ останется в силе, и я приеду за ним позже. Он решил не требовать доплаты за срочность, поскольку Вы — постоянный и солидный заказчик, но стань я мозолить ему глаза с вопросами «готово-не готово» — пожалуй, мог бы и передумать!
Разумно он рассуждает, этот имперец. И то, что такие мысли приходят ему в голову, говорит о том, что решение он принимал не наобум.
— Но тебе же в убыток гонять туда-сюда порожний фургон.
— Я поеду на небольшой телеге с одной лошадью. Так немного побыстрее, но целого дня всё равно не выгадать.
— Это с твоими лошадьми. А если взять лёгкую повозку с хорошим быстрым конём?
— Курьеры этот путь за несколько часов пролетают. Если запрячь чейдинхольского вороного, можно и за день доехать в одну сторону.
Детрилл Селас пригладил холёную клиновидную бородку.
— А если анвильского белого?
Кальвен присвистнул. Эти лошади лишь немногим уступали чейдинхольской породе в скорости, а в выносливости ещё и выигрывали. И стоили что те, что другие, очень хороших денег.
— Пожалуй, тоже.
Портной кивнул своим мыслям. Некоторым из его клиентов было не по чину самим являться к нему с заказами. А бегать по их зову на своих двоих, да ещё нагруженным образцами тканей, для столь известного мастера, как Детрилл Селас, было несолидно, да и неудобно. Для этой цели тёмный эльф завёл собственный выезд — белого анвильского мерина и лёгкую повозку, больше напоминающую небольшую двухместную карету, со специальным отделением для материалов и инструментов портняжного ремесла.
Данмер подошёл к столу и черкнул несколько строк.
— Вот. Пойдёшь на конюшню, покажешь это владельцу, он даст тебе моего коня и экипаж. На них и поедешь.
— Господин Селас, но ведь туда-обратно не меньше двух дней, если ещё ждать не придётся, мало ли! Что если упряжка вдруг потребуется Вам?
Детрилл покровительственно улыбнулся нибенийцу.
— Те, к кому я должен был бы явиться незамедлительно, оповещают меня о такой необходимости заранее. Прочих же я и сам вполне могу заставить подождать, пока ты не вернёшься. Отправляйся завтра же, и если вдруг заказ ещё не готов, жди, сколько понадобится.
Кальвен не мог не оценить доверия, которое оказывал ему Детрилл. Сложно ли молодому парню, получившему на время роскошный выезд, потратить время не на дело, а на то, чтобы пустить кому-нибудь пыль в глаза? Но портной не стал ограничивать его во времени. С другой стороны, принятое данмером решение говорило о том, что ткань была нужна ему достаточно срочно. В любом случае, нибениец собирался всё исполнить в лучшем виде.

***

Простившись с данмером, Кальвен отправился домой, куда так и не зашёл с самого приезда. Теперь, когда тревожившие его проблемы полностью или частично разрешились, парень задумался о вещах более приятных. О том, как подарит матушке купленный для неё в Анвиле узорчатый хаммерфелльский платок, как раз такой, как она любит, как наконец немного отдохнёт и поест, как вкратце расскажет ей, что видел и слышал. Он снова вспомнил о Мирте. Ему хотелось с кем-нибудь поговорить о ней. Что особенного, если он упомянет при матери, что у старого ткача молодая и красивая помощница?
Предвкушение домашнего ужина и мирной беседы, в которой можно будет будто бы невзначай коснуться интересующего его предмета, наполняло сердце молодого нибенийца радостью.
Вот наконец и родной порог. Наружу просачивался запах стряпни, и парень сглотнул голодную слюну.
Он открыл дверь, шагнул внутрь и оторопело остановился. По дому с хозяйским видом расхаживала незнакомая молодая имперка. Крепкая, черноволосая, крутобёдрая, румяная. Из тех, о ком говорят «кровь с молоком». Увидев его, она приветливо улыбнулась и направилась в кухню. Из соседней комнаты встретить сына вышла мать. Проследив за его ошарашенным взглядом, она кивнула в сторону девушки:
— Это Авила. Я попросила её помочь мне по хозяйству. Проходи, сынок, садись, сейчас ужинать будем.
Пожилая женщина выглядела такой довольной, что, казалось, вот-вот начнёт потирать руки, точно делец, ухватившийся за выгодную сделку. В этот момент Кальвен всерьёз пожалел, что не задержался в Анвиле. В груди его тяжёлой волной поднялась досада на мать, вздумавшую вот так навязать ему какую-то постороннюю девку. Она знала, что он вернётся нынче вечером. Эта встреча явно была подстроена с вполне очевидной целью, чего, похоже, никто особенно и не думал скрывать. Мечты поговорить с матушкой, рассказать ей о Мирте, поделиться тем сокровенным и неявным, что было у него на сердце, оказались растоптаны тяжеловатой поступью незнакомки, встреченной в родном доме.
Пожалуй, впервые в жизни парень был готов всерьёз рассердиться на родительницу. Если в его отсутствие тут хозяйничает эта чужачка, так пусть она здесь и остаётся! А ему не место под одним кровом с ней!
Чувства, обуревавшие Кальвена, были столь сильны, что невольно отобразились у него на лице. Мать, никогда не видевшая его таким, оробела и отступила на шаг, точно боялась, что он её ударит. Довольное выражение сползло с её лица точно плохая краска после вешнего ливня.
Парень достал из-за пазухи привезённый подарок и протянул матери.
— Вот, возьми. Это тебе. Купил в Анвиле, — он старался говорить ровно, но слова против воли звучали сухо и отрывисто.
Обрадованная тем, что сын нарушил молчание, женщина суетливо заговорила:
— Ты заходи, садись! Посидим вместе, побеседуем. Одной-то скучно целый день, а вдвоём есть с кем словом перемолвиться…
В этот момент Авила вышла из кухни и остановилась, держа курящуюся ароматным съестным паром посудину, ручки которой были обёрнуты любимым полотенцем матери.
Досада, которую Кальвен тщетно старался подавить, всё-таки прорвалась наружу.
— Что ж! Не буду мешать вашей беседе, — он взялся за дверную ручку и уже на выходе бросил через плечо: — Завтра я еду обратно в Анвил.
— Сынок, куда ты?! — испуганно спросила мать, бросаясь ему вслед.
— Лошадьми заняться. К ужину не жди.
Дверь захлопнулась. Не грубо, не резко, без лишнего грохота. Но будто поставила точку в этом разговоре. Столь окончательную, что женщина, уже собиравшаяся бежать следом за сыном, медленно опустила протянутую руку и, понурив плечи, побрела вглубь дома. Мысль, казавшаяся ей столь удачной, что она не могла сдержать самодовольной улыбки, думая о том, как ловко придумала всё провернуть, привела к совершенно неожиданному результату. Женщина прижала к сердцу подаренный платок и уныло опустилась на скамью, избегая смотреть на девушку, которую сама же и пригласила, сделав невольной причиной и свидетельницей произошедшего.
— Ничего, придёт. Куда он денется? — попыталась успокоить её Авила, но та лишь с сомнением покачала головой. Упрямства Кальвену не занимать. Раз ушёл вот так, вряд ли скоро решит вернуться.
— Я пойду пока? — продолжала девушка, — Лучше, если меня здесь не будет, когда он появится, так ведь?
Женщина только медленно кивнула, силясь понять, почему всё вышло вот так.

***

Стоило Кальвену закрыть за собой дверь, его желудок протестующе заворчал, недовольный удалением от источника аппетитных запахов. Сдерживаемый гнев заставил вернуться головную боль, от которой после разговора с портным оставалось лишь слабое воспоминание. Парень потуже затянул пояс и отправился на конюшню. Его приятель был ещё там.
— Что-то ты быстро вернулся. Я думал, позже придёшь.
Кальвен неопределённо пожал плечами и промолчал, опасаясь резким словом обидеть друга. Прежде чем говорить с людьми как подобает, ему требовалось остыть. Движение выдавало столь явное раздражение, что конюх почёл за лучшее до поры оставить его в покое, и занялся своей работой, но то и дело поглядывал в сторону товарища, чтобы не упустить момент, когда тот немного отойдёт, и можно будет спросить, что случилось.
Возня с лошадьми успокоила молодого нибенийца. Хотя, если бы он как в «Готтшо» продолжал думать о том, что испортило ему настроение, результат вышел бы обратным. Но он, уйдя из дома, постарался выкинуть произошедшее из головы. Его мысли были полны лошадьми, завтрашней поездкой и… Миртой. Тут он невольно начал сравнивать её сияющий светлый облик с видом той, кого встретил под родным кровом. Девушки оказались практически полной противоположностью друг другу. Хотя, возможно, будь между ними некоторое сходство, было бы только хуже. Да что так, что этак! Мать не должна была так поступать без его ведома. Кальвен подумал об этом без злобы с какой-то усталой отрешённостью. Гнев прошёл, сменившись безразличием.
Почувствовал это и его приятель.
— Что-то случилось?
— Да так. Семейные неурядицы.
— То-то я и смотрю, ты рано пришёл. Поди, и поужинать не успел.
— Не успел. Пообедать, кстати, тоже.
— Так возвращайся домой, поешь. Потом закончишь.
Кальвен упрямо нахмурился.
— Не пойду. Сначала завершу дела, потом поужинаю в таверне.
— Можем сходить поесть вместе. Или ты хочешь побыть один?
— Пойдём. Я не против.
Оба немного помолчали. И снова конюх заговорил первым:
— Завтра едешь?
— Еду.
— Решил уже, которую возьмёшь?
Кальвен покачал головой.
— Не пришлось над этим думать. Детрилл Селас настоятельно предложил воспользоваться его выездом, чтобы быстрее обернуться.
— Шутишь?! Его мерин — лучший в нашей конюшне!
— А повозку его знаешь?
— Как не знать! Вон там, в каретном сарае стоит. Хочешь взглянуть? Ключ у меня есть, а записку хозяину я завтра днём передам. Он ложится рано, встаёт поздно. Если разбудить в неурочный час — злее медведя поднятого со спячки. А тебе время терять не с руки.
— Спасибо тебе!
— Сочтёмся.
Конюх отпер сарай, и молодые люди принялись осматривать лёгкий и довольно изящный экипаж.
— Для города хорош, а вот как-то на дороге себя покажет? — озабоченно пробормотал Кальвен.
— Да и конь резвый весьма. Не чета твоим лошадкам. Ты уж в пути поосторожней.
— Надо бы и с ним познакомиться.
— Пошли, — кивнул конюх.
Белый мерин анвильской породы носил незатейливое имя Мелок, пожалуй слишком простое для такого красавца. Недолгое общение показало, что возчик вполне способен найти с ним общий язык. Успокоенные на этот счёт, молодые люди отправились ужинать.
В другой раз после такого дня Кальвен, пожалуй, приналёг бы на выпивку, но впереди маячила ранняя поездка, сильно отличавшаяся от привычных рейсов. Так что парень предпочёл проявить благоразумие и ограничился кружкой пива. За едой он всё больше молчал, а в ответ на вопросы приятеля о причинах сослался на головную боль, что было правдой только отчасти.
Чем дальше, тем отчётливее нибениец понимал, что не хочет идти домой. Он не пришёл к ужину, как и предупреждал, но о ночёвке вне дома, уходя, даже не задумывался. А вот теперь при одной мысли о возвращении становилось так муторно, что, казалось, даже съеденная пища, весьма недурная сама по себе, вот-вот полезет обратно. Мама, мама… Что ты наделала? Почему не подождала ещё немного? Может быть вскоре всё само-собой разрешилось бы ко всеобщему удовольствию! А теперь? Парень вздохнул.
Конюх, истолковавший его вздох по-своему, встревожился:
— Ты бы выспался получше перед дорогой. Тем более, если нездоровится.
— Спасибо, так и сделаю.
— Может, тебя проводить?
— Не надо. Здесь и переночую.
Приятель с сомнением взглянул на него, но спорить не стал. Кто знает, что там у него приключилось? Чем домашние свары, лучше уж спокойный сон в гостинице.
Молодые люди распрощались, конюх отправился домой, а Кальвен снял у хозяйки комнату, поднялся наверх, разделся и с наслаждением вытянулся на широкой кровати.

***

— Ну! Ну, давай же! — Мирта, чуть не плача, пыталась заставить работать свой станок. Однако его заело намертво. Да и то сказать, старый он уже, хоть и содержался как положено. Когда Теодрил уступил весьма настоятельной просьбе Эстромо и взял ученицу, он приобрёл для себя хороший новый стан, а прежний, много лет верой и правдой прослуживший ему, отдал ей. Тот с честью перенёс и первые неумелые уроки, и становление девочки как мастерицы, а вот теперь, на срочной работе вдруг сдал! Нашёл же время!
Теодрил поспешил на помощь девушке. Старик был сильно раздосадован. Называя посланцу Детрилла Селаса сроки выполнения заказа, он брал в расчёт обычную для себя скорость работы. Которую, увы, оказался уже не в силах поддерживать. Годы всё заметнее брали своё. Близился вечер второго дня — первый срок, озвученный им нибенийцу, а конца-края их трудам всё ещё не было видно. И тут ещё, как на грех, поломался один из станков!
Накануне Мирта, видя, как медленно продвигается дело, хотела задержаться ещё дольше. Но как ни хотелось ткачу побольше выполнить за день, жизненный опыт подсказывал ему иное. Просидит сейчас полусонная — много ли наработает? Да и на следующий день тяжело будет. И он отослал девушку домой, наказав хорошенько выспаться и лучше пораньше прийти утром. Та послушалась и успела уже немало, но тут вдруг эта поломка!
Теодрил отстранил ученицу и принялся колдовать над станком, всё больше мрачнея и вполголоса ворча на всех и вся, начиная с «негодной деревяшки» и заканчивая «глумливыми богами». Мирта, выросшая в почтении к Девятерым, слыша такие речи краснела, бледнела и мысленно просила у богов прощения за слова учителя и помощи в том затруднительном положении, в котором оказались они с наставником.
Наконец ткач выпрямился и, сурово поджав губы, проворчал:
— Садись за мой. Заканчивай работу. Пойду к столяру кланяться за неурочное время, да за срочность. Эх, и сдерёт же он с меня!.. — Старик показал девушке обломки износившейся детали и заторопился к выходу.
Мирта несмело присела на его место. Небывалое дело! Теодрил свой станок ей и тронуть обычно не позволял. Она осторожно взялась за челнок — не попортить бы начатое! Всё же к чужому инструменту приноровиться надо. Но спустя несколько минут привычное дело уже спорилось в её умелых руках.
Теодрил, ковыляя по улице, продолжал ворчать. Дома он ещё сдерживался и не ругал ученицу — знал, что её вины тут нет. В ответ на несправедливые упрёки она вполне могла разреветься, а тогда какая работа?! Всё вкривь, да вкось. Но сейчас он отводил душу, костеря Мирту заодно со всем миром, и тем распроклятым эльфом, что сосватал эту девчонку ему в обучение. Хотя в глубине души отлично понимал, что не будь у него такой помощницы, ему не потянуть бы этот заказ в разумные сроки. Да, его ткани очень хороши, но всему можно найти замену. И слишком медлительный поставщик — не исключение.
Так старый имперец добрался до столярной мастерской. Время было не позднее, но пока мастер сделает нужную деталь — сколько ещё пройдёт! Впрочем, ремесленники хорошо понимали заботы друг друга, и столяр охотно вошёл в положение ткача. Как не помочь, когда срочная работа, и вдруг — такое? Он согласился отложить прочие дела и заняться задачей Теодрила, запросив совсем немного сверх обычного. Однако провозиться с ней пришлось допоздна, так что ткач вернулся домой незадолго до того часа, когда Мирта в последние дни заканчивала работу.
Увидев, сколько она успела, старик поскрёб затылок. Разогнавшись в работе за хорошим станком, девушка сделала вдвое больше, чем за своим. И, по совести говоря, куда больше, чем мог бы выткать он сам. Но всё же им обоим предстояло трудиться над этим заказом ещё по меньшей мере весь следующий день. Это если удастся запустить второй стан.
Теодрил приладил новую деталь, попробовал, и довольно крякнул. Столяр постарался на совесть. Завтра снова можно будет работать в полную силу.
Ткач отпустил девушку, и сам пошёл ложиться, прикидывая про себя, когда можно ожидать назад посланца Детрилла Селаса. Если у того на дорогу уходит по паре дней, то явится он только послезавтра. Уж до той-то поры они хоть как должны бы управиться. Эта мысль успокоила старика, он послюнил пальцы, затушил свечу, кряхтя улёгся и заснул, не мучаясь бессонницей.

***

Кальвен, как обычно поднялся чуть свет, позавтракал в гостинице, на всякий случай взял немного провизии в дорогу и зашагал к конюшням. Его друг явился почти одновременно с ним. Нибениец отдал ему письмо Детрилла Селаса с разрешением использовать его мерина и повозку.
Прошло совсем немного времени, прежде чем Мелок вывез лёгкий экипаж на дорогу и размашистой рысью двинулся на запад. Казалось, он способен бежать так без роздыху до скончания времён, но Кальвен знал, что любой лошади необходим отдых, и чем сильнее она утомится, тем более продолжительным он будет.
Парень понимал, что портной одолжил ему свой выезд не по доброте душевной, а потому, что эта ткань была нужна ему очень срочно и гораздо сильнее, чем он был готов показать. Но если при этом Мелку или повозке будет нанесён какой-то ущерб — потом не расплатишься. При мысли об их стоимости, Кальвену становилось не по себе. Случись с ними что, ему потребуются годы, чтобы возместить долг.
Так что он с удвоенным вниманием следил за дорогой. Что для тяжёлого медленного фургона — пустяк, может вовсе не быть таковым для небольшой городской кареты, несущейся на совершенно непривычной скорости.
В «Готтшо» парень оказался к обеду, чем и воспользовался, чтобы дать отдых Мелку и поесть самому. Стало ясно, что если ничего не случится, к вечеру он точно доберётся до Анвила. В это время народу в таверне было мало. А возчики только из тех, кто заехал перекусить направляясь ему навстречу с Золотого Берега. Знакомых среди них не оказалось, чему Кальвен был только рад. Не будешь же каждому объяснять, с чего он нынче едет, точно важная птица, а без этого — и вовсе неловко.
Мысли о дороге перетекли к цели поездки, а от неё — к Мирте. О доме парень почти не думал, словно отгородившись от вчерашнего. Своё упрямство он унаследовал от матери. Они неплохо с ней ладили, но в основном потому, что стоило возникнуть более или менее серьёзной размолвке, парень, прежде чем сорваться, успевал уйти на конюшню или набирать заказы. Дел вне дома у него хватало всегда, а за это время он успевал остыть. Но, пожалуй, никогда раньше это не выглядело столь очевидным. Не бывало, чтобы он не вернулся к ужину, не пришёл ночевать.

***

Мать прождала Кальвена весь вечер, в душе надеясь, что он одумается, и пускай поздно, но всё же вернётся домой. Может, конечно, выпьет где-нибудь с досады, как нередко поступал его отец... Она дала себе слово, что нынче не станет попрекать этим сына, и успокоилась, почему-то решив, что именно так всё и будет.
Однако время шло, а тот не появлялся. С растущим недовольством женщина подумала, что он, верно, уже совсем пьян и, будучи не в состоянии дойти до дома, заночевал где-нибудь в таверне или у приятелей-собутыльников. И снова убедила себя, что иначе и быть не может, а потому разделась, заперла дверь и легла спать. Если всё же заявится, пускай снаружи в фургоне переночует.
Миновала ночь, а Кальвен так и не пришёл. Мать припомнила, что он перед уходом говорил о новой поездке в Анвил. Она выглянула на задворки дома. Фургон и телега стояли под навесом. Значит, никуда он не уехал. Поди, перебрал накануне и теперь отсыпается. Чтобы окончательно убедиться в своей правоте, женщина отправилась на конюшню.
Все их лошади находились в стойлах. К ним-то он в первую очередь заглянет! Мать решила подкараулить сына здесь. Его приятель занимался своей повседневной работой, не зевая по сторонам, а потому не видел женщину. Она же со своей стороны вполне равнодушно наблюдала за ним, пока тот не зашёл к первой лошади из их четвёрки, точно так и надо. Кальвен, находясь в городе, всегда ухаживал за лошадьми сам. Увиденное значило, что он не появится, и конюху об этом известно.
Она решительно приблизилась и окликнула парня:
— Эй, ты не знаешь, где Кальвен?
Тот с удивлением обернулся на женщину:
— Уехал. Разве он не предупредил?
— Ты мне голову не морочь! Лошади — вот они, фургон — на месте!
Конюх несколько растерялся. Кальвен не просил его скрывать подробности поездки, но кто знает, что у них там с матерью произошло, что сам ей не рассказал и вообще домой не пошёл? Впрочем, будь это важно, он наверняка предупредил бы его, что и как говорить и о чём молчать. А так... ну что плохого может выйти, если объяснить?
— Портной, Детрилл Селас, одолжил ему для скорости свой выезд.
Было видно, что женщина, от которой не укрылось замешательство парня, ему не поверила. С одной стороны, это их дела, семейные, сами бы пусть и разбирались. С другой, конюху не хотелось оставаться без вины виноватым, да ещё, чего доброго, прослыть лжецом. Но как докажешь? Пустым-то местом не убедишь... Будто она знает, что за конь да чей в этом стойле обычно стоит! Да и с повозкой то же самое... А главное — кто на них уехал.
Мать Кальвена тем временем насела на конюха уже всерьёз:
— Ты мне, смотри, правду говори! Не то пожалеешь!
Парню не оставалось ничего другого, кроме как достать письмо Детрилла Селаса к владельцу конюшни, сломать печать и показать его женщине. Он только поостерёгся давать ей бумагу в руки: мало ли, что надумает? А без этого листка ему перед хозяином за пропажу коня и повозки не оправдаться. Та несколько раз внимательно прочла записку. Но даже это не устранило полностью её сомнений.
— Чем же эта упряжка лучше нашей, что Кальвену её брать понадобилось?
Конюх даже рассмеялся.
— Ваши лошади сильные и тяжёлые, а у данмера и конь резвый, и повозка лёгкая. С ними вдвое быстрее обернуться можно.
— Где ж ему спьяну-то с такой управиться?!
Женщина говорила с такой уверенностью, что конюх почувствовал себя совершенно сбитым с толку. Он же сам ужинал с Кальвеном накануне вечером! Так тот, почитай, и вовсе не пил. Может, потом?.. Да какое там! Ведь он своими глазами видел приятеля утром, вместе выводили повозку, запрягали Мелка... Должно быть, мать решила, что сын напился, поссорившись с ней, а говорит так, будто точно об этом знает, чтобы друг его покрывать не вздумал. Других разумных объяснений у парня не нашлось.
— Я был вчера с ним, он за ужином только кружку пива и выпил, — сообщил конюх, представив на месте пожилой женщины собственную мать и желая успокоить её тревогу, чтобы не переживала там, где для этого нет причины.
Впрочем, та, похоже, снова не поверила его словам, но тут уж доказать свою правдивость ему было нечем. Пожав плечами, парень вернулся к прерванной работе. Вскоре появился владелец конюшни, и конюх поспешил к нему с запиской Детрилла Селаса.
Хозяин прочитал её и нахмурился.
— Почему письмо вскрыто?
— Так как же иначе? — парень простодушно развёл руками, — Я же должен был убедиться, что это действительно разрешение взять коня и повозку! Нужно было срочно — ради того их и выдали. А для чего же было тревожить Вас в неурочное время? Передал бумагу, как только представился случай, а дело тем временем уже делается.
Тот посопел, но вынужден был признать, что конюх рассудил здраво. Хлопнув работника по плечу, он спрятал письмо в карман и вразвалочку отправился осматривать свои владения. Парень перевёл дух и улыбнулся, отвернувшись к лошадиному боку. Нрав и повадки хозяина он изучил достаточно хорошо, чтобы знать, что, как и когда говорить. Вот и на сей раз тот остался им доволен.
Мать Кальвена вернулась домой. Разумность доводов конюха не вполне убедила её. Напротив, то, что всё у него выходило так гладко, навело женщину на подозрение, что эта история была затеяна Кальвеном и его другом нарочно, с целью как-то её провести. Может, и этот портной в сговоре с ними! Возможно, её сын вовсе и не в Анвиле, а здесь же в городе, вместе с упряжкой данмера. Чего ради было устраивать такую мистификацию, она не задумывалась, равно как быстро позабыла о мыслях, отчего с Авилой вышло не по её. Кроме того, мать так и осталась при своём убеждении насчёт того, каким образом Кальвен провёл минувший вечер.

***

Мелок доставил Кальвена в Анвил ещё до закрытия ворот. Парень с восхищением смотрел на коня, который, хоть и подустал к концу долгого пути, но всё же не выбился из сил. Он разместил его на конюшне и обиходил с особым почтением. То, что можно за день добраться на повозке от Скинграда до Анвила, казалось молодому возчику почти чудом. И если мерину не перепало от него больше ласки, чем его собственным рабочим лошадкам, то лишь потому, что больше было просто некуда. Убедившись, что у Мелка есть всё необходимое, и устроен он как положено, нибениец отправился в город.
Быстрая езда держала парня в постоянном напряжении, и теперь он наслаждался отдыхом, быстро шагая по улицам портового города, на который лёгкой пеленой опускались летние сумерки. Ноги сами несли его к ткацкой мастерской. Хотя… если материя была готова ещё прошлым вечером, Мирта могла уйти домой и пораньше. При этой мысли у Кальвена точно выросли крылья. Если он не бежал, то лишь потому, что бегущий человек выглядит подозрительно, а чужие подозрения легко превращаются в несвоевременную задержку.
У самого дома Теодрила парень вдруг притормозил. Всё было почти так же, как три дня назад, когда он шёл предупредить ткача, что не станет дожидаться в Анвиле, а вернётся за заказом позже. Тот же бархатистый полумрак, тёплый свет, мягко падающий из окон на чуть колышущуюся под вечерним бризом листву... Кальвен заколебался. С одной стороны, войдя, он увидит, там ли Мирта. С другой... возможное разочарование от её отсутствия могло помешать его разговору с ткачом, а провалить дело данмерского портного из-за сумбура в голове совсем не хотелось. Пока эти мысли теснились у него в уме, он незаметно для себя оказался у самого окна, ухватился за карниз, подтянулся и заглянул в уютно освещённое помещение.
Оба — и ткач, и его ученица, сидели за работой. И, насколько Кальвен мог судить, продолжали трудиться над заказом Детрилла Селаса.
Это обстоятельство должно было огорчить молодого нибенийца. Нынче истекал крайний срок, названный господином Теодрилом, значит, скорее всего предстоит проволочка, за которую придётся оправдываться перед портным. Но вопреки здравому смыслу, при мысли о том, что, возможно, придётся провести в Анвиле некоторое время, сердце парня радостно затрепетало.
Кальвен спрыгнул на землю, поднялся на крыльцо и постучал. Получив разрешение войти, он шагнул внутрь и быстро притворил за собой дверь, помня, что ткач не любит мошкары. Судя по одобрительному выражению, промелькнувшему на лице старика, он это оценил. Мирта вскинула глаза на вошедшего, и тут же, порозовев, уткнулась в работу.
— Доброго вечера, господин Теодрил! — поздоровался парень.
— И тебе, — проворчал ткач, — Быстро ты туда-сюда обернулся…
— Господин Детрилл Селас одолжил мне свой экипаж, чтобы поспеть к сегодняшнему вечеру.
— Вишь, пригорело ему… Заминка у нас вышла — вчера один станок встал. Пока починили…
Кальвен переступил с ноги на ногу. Ткач не мог не понимать, что посланцу необходимо знать, когда будет готов заказ портного, и что лучше бы, ему самому назвать новый срок, не дожидаясь вопроса. Теодрил оценил его выдержку и уже не столь ворчливо сказал:
— Вижу, дело срочное. Если сегодня просидим ночь над работой — к утру будет готово. Если же до того часа, как все эти дни, а с утра продолжим, до полудня — край, а скорее и раньше. Ночью-то, как ни старайся, выходит медленно. Смотри сам, я не знаю, сколько времени тебе дал господин Селас. Ежели завтра надо доставить, то сейчас иди ложись спать, а как откроют ворота, приходи за тканью…
Ткач не договорил, но Кальвен уловил невысказанную просьбу старика: «Но если можешь немного подождать — подожди!»
Гордость не позволила тому произнести эти слова вслух. Однако кому, как не возчику, было знать, что усталая лошадь плетётся еле-еле и тянет вполсилы. Он взглянул на Мирту. Та выглядела утомлённой. Заставить её всю ночь сидеть за станком, а самому прохлаждаться в постели!.. Парню было жаль и девушку, и её наставника. Кроме того, в голове его зародился некий план, исполнить который не составляло особого труда.
— Во сколько вы утром начинаете работу? — спросил Кальвен.
Плечи старика чуть заметно обмякли. Значит, подождёт. И ведь как повернул! Мог бы ему в собственной мастерской позволение на отдых дать — имел право! Ан нет! С уважением подошёл, с пониманием.
— Обычно в восемь, но срочности ради можно и раньше.
— Не надо. Доброй вам ночи, господин Теодрил. До завтра!
Уже открывая дверь, чтобы выйти наружу, Кальвен обернулся и встретился взглядом с усталыми серыми глазами, в которых светилась благодарность. Этот взор стоил того, чтобы клиенты Детрилла Селаса чуть дольше подождали своих платьев, будь они даже членами Императорской семьи!
Парень плотно притворил за собой дверь и полной грудью вдохнул налетевший с моря освежающий бриз.

***

Вместо того, чтобы отправиться в гостиницу, нибениец прислонился спиной к стволу растущего рядом дерева. И поднял голову, улыбаясь звёздам, разгоравшимся на вечернем небосводе, как может улыбаться только девятнадцатилетний юноша, на которого, кажется, обратила внимание понравившаяся девушка. Ночная прохлада овевала его разгорячённое лицо, сердце то сладко замирало, то пускалось вскачь. Он сгорал от нетерпения. Минуты тянулись, нехотя перетекая одна в другую, точно густая смола. Прошло около полутора часов, прежде чем дверь мастерской отворилась и выпустила ту, кого дожидался парень.
Заметив выступившую из темноты фигуру, девушка тихонько вскрикнула от испуга и отпрянула назад, готовая юркнуть обратно в дом.
Кальвен мысленно отругал себя за то, что умудрился её напугать и негромко, успокаивающим голосом, произнёс:
— Не бойся. Уже поздно. Позволь, я провожу тебя домой… Мирта.
— Что… что ты здесь делаешь в такой час? — всё ещё дрожа спросила та.
— Жду тебя. Это ведь по моей вине тебе приходится задерживаться. Не привези я этот заказ… — парень развёл руками.
— Я… право, не знаю…
— Я только провожу тебя, чтобы убедиться, что ты добралась благополучно, и сразу же уйду.
— Но мы даже незнакомы!
— Это легко исправить! Ты — Мирта, я — Кальвен.
Девушка невольно улыбнулась краешками губ. Как у него всё просто! А парень, не давая ей опомниться, продолжал:
— Ну что, идём? Показывай дорогу, а я сделаю такой вид, что все ночные опасности разбегутся и попрячутся!
— Спасибо, но… я лучше сама, — девушка безуспешно старалась скрыть улыбку, вызванную наполовину смущением, наполовину предложением Кальвена, и тем, как оно было сделано.
Этот нибениец оказался не только симпатичным, но и забавным, однако это лишь усиливало замешательство, овладевшее девушкой. Ей одновременно хотелось принять предложение парня и оказаться где-нибудь на краю земли, подальше от него. Второе желание, бывшее для неё более привычным, победило.
— Доброй ночи, — тихонько пробормотала Мирта, отвернулась и почти бегом устремилась в сторону дома. Поколебавшись пару мгновений, Кальвен быстрой поступью пошёл следом.
— Что тебе нужно? — испуганно обернулась девушка на звук его шагов, прикидывая, не позвать ли стражу. Впрочем, стражников она стеснялась не меньше, — Зачем ты идёшь за мной?!
— Пугаю опасности! — серьёзным тоном отозвался имперец.
На этот раз ему удалось вызвать у Мирты тихий смех, и парень осмелился продолжить:
— Если ты позволишь пойти рядом, они разбегутся гораздо дальше.
Не ответив ни да, ни нет, девушка пошла дальше, но уже не так быстро. Кальвен решил счесть это согласием, догнал её и зашагал с ней бок о бок. То тут, то там народ праздновал окончание трудового дня. Слыша громкие возгласы гуляк и взрывы пьяного хохота, порой раздававшиеся совсем рядом, Мирта невольно жалась ближе к своему провожатому. Затем, опомнившись, шарахалась в сторону, но всё же рядом с ним ей было немного спокойнее, и сбежать она больше не пыталась. Кальвену хотелось с ней поговорить, но он чувствовал, что этим только спугнёт её. Хватит и того, что он уже намолол из опасения, что она не позволит себя проводить!
Так в молчании они дошли до «Благоуханной лилии», где на пороге девушку опять поджидала сестра.
— Умара, я вернулась! — Мирта бросилась к крыльцу, — Прости, что сегодня ещё позже. Едва вообще не пришлось остаться в ночь!
— Это моя вина, — произнёс незнакомый голос из темноты, — Я приехал за заказом, из-за которого рабочий день в мастерской так затягивался в последние дни, и счёл себя обязанным убедиться, что в столь поздний час Мирта благополучно доберётся до дома. Доброй ночи!
— Доброй ночи, — отозвалась Умара за себя и за Мирту, приподнимая фонарь и силясь рассмотреть говорившего, но тот уже шагал прочь в темноту.
Сёстры вошли в дом и старшая с улыбкой покачала головой, глядя на младшую:
— Ты ли это? Как это ты позволила себя провожать?
— Я не позволяла! Но он просто взял и пошёл следом…
— И ты не испугалась? Не убежала?
— Я… хотела. Но если бы он собирался сделать мне что-то плохое, он вполне мог бы… И я подумала, что стража…
Мирта запуталась и умолкла, виновато глядя на сестру.
— Конечно, заставить парня, который просто проявил вежливость, ночевать в тюремной камере… А после идти домой одной, если только теперь в провожатые не определят кого-нибудь из стражников...
— Умара!..
— Вот тебе и Умара! Ох, Мирта, хорошо, что ты не переполошила полгорода только из-за того, что молодой человек решил проводить тебя до дома!
Девушка опустила голову и зарделась.
Старшей сестре хотелось подробнее расспросить младшую о её провожатом, но она понимала, что пока не время. Мирта и так совершенно ошалела от происходящего, и пребывала в смущении и растерянности. Начать допытываться, что да как — верный способ добиться того, чтобы впредь она бежала от малейшего знака внимания, точно от огня. Хотя, по правде говоря, до этого и сейчас недалеко…
Умара усадила сестру за стол, налила ей травяного чая и ласково погладила по светлым волосам. Пусть успокоится, придёт в себя. Может, поймёт, наконец, что мужчины — обычные люди, а не чудовища какие-то, вроде даэдра. Расспросы подождут. В конце-концов, если этот парень, — а голос, откликнувшийся из темноты, был молодой, — решил проводить Мирту просто из вежливости или из чувства вины за то, что той пришлось задержаться, то, возможно, и говорить не о чем. Но было в его прощальных словах нечто, заставлявшее предполагать продолжение этой истории. Бывшая ученица Эстромо умела подмечать такие вещи, хотя разложить их по полочкам скорее смог бы её возлюбленный. Индарио… как-то сейчас у него дела? Удалось ли ему добиться успеха?..
На этот раз привычный вечерний разговор между сёстрами не получился. Час был слишком поздний, а Мирта всё ещё не опомнилась после недавнего приключения и оставалась тихой и задумчивой. Всё в том же расположении духа она допила чай, точно во сне отставила чашку и ушла к себе.
Умара убрала со стола и тоже отправилась в свою комнату. Она разделась, легла в постель, но ещё долго вглядывалась в темноту, стараясь разглядеть заключённое в рамку пятно на дальней стене, и почти неосознанно проводя ладонью по пустующей половине кровати.

***

Кальвен легко шагал по ночному Анвилу. Ему хотелось петь и смеяться. Казалось бы — всего лишь проводил до дома девушку, которую видел второй раз в жизни! Да и то она порывалась сбежать... Но ведь не сбежала же! И даже улыбалась его шуткам, а один раз и вовсе рассмеялась. Парень дошёл до ворот, которые, разумеется, оказались заперты.
На просьбу открыть калитку и выпустить его, стражник разворчался:
— И куда тебя несёт на ночь глядя?!
— У меня лошадь с повозкой в гостинице снаружи. И ночлег уже оплачен.
— Так где ж ты шлялся до такого времени?
— Девушку провожал.
— Де-е-евушку, — протянул стражник, немного смягчаясь, — ладно уж... выпущу.
— Спасибо! — с чувством отозвался Кальвен, подкрепляя благодарность серебряной монетой, — Доброй ночи!
— Доброй, доброй. Иди давай!
Калитка захлопнулась за его спиной. Лязгнул засов. Городская стена отделила парня от Мирты. Молодой имперец вернулся в гостиницу. Чтобы выполнить задуманное, ему нужно было встать очень рано. Он улёгся спать, совершенно забыв об ужине, но от избытка чувств долго не мог уснуть.
Утром Кальвен вскочил, точно его подбросило, с мыслью, что проспал. Но, взглянув на небо, понял, что проснулся как раз вовремя и успевает сделать всё, что собирался.
Одно из преимуществ таверн, предназначенных в основном для трудового народа, заключается в возможности получить ранний завтрак. Всё-таки одними чувствами, даже самыми прекрасными, сыт не будешь. Утолив голод, парень взялся за дело.

***

Мирта чмокнула сестру в щёку и покинула жилую часть дома, чтобы выйти на улицу, но тут же раздался её испуганный вскрик:
— Умара, смотри! Это опять он! И не один!
Владелица лавки метнулась на зов, готовая защитить сестрёнку от неведомых обидчиков. Та, спрятавшись за тяжёлой портьерой, замерла у большого окна с частым переплётом, прежде принадлежавшего террасе, которую Индарио некогда превратил в алхимическую лавку. Умара, привстав на цыпочки, выглянула у неё из-за плеча.
Напротив их дома стоял изящный крытый экипаж, запряжённый красивым белым конём местной породы. Возле него замер в ожидании молодой белобрысый нибениец, настолько смуглый, что можно было предположить наличие у него коловианских предков. Он не пялился в открытую на дверь «Благоуханной лилии», что было бы просто невежливо, однако его взгляд нет-нет, да и останавливался на ней. В целом, внешность у незнакомца была вполне располагающей, но Умару тревожило то, что сколько она ни вглядывалась, никого, кроме самого имперца не видела.
— Ты сказала, он не один?
— Ну да… с лошадью! И каретой...
— Мирта!.. — в голосе девушки прозвучала неподражаемая смесь мягкого упрёка, смеха и шутливого негодования, — Это тот самый парень, что провожал тебя вчера?
— Да… — робко прошептала Мирта, не отрывая взгляда от окна, и вдруг добавила: — Его зовут Кальвен.
Умара слегка нахмурилась, закусив краешек губы.
— Помнится, ты говорила, что он простой возчик? А посмотреть на лошадь и повозку — так скорее вельможа! Интересно, откуда у него такие?..
Старшую сестру волновало не то, что нибениец оказался с утра у их дома. Этому можно было найти простое и логичное объяснение, весьма лестное для Мирты. Но наличие у парня выезда, никак не подходящего ему по чину, настораживало её. Тот, кто практически вырос при Гильдии воров, невольно узнаёт цену вещам. Возможностей честным путём заполучить такую упряжку у простого труженика было слишком немного. Может, он вор? Разбойник? Аферист?
Мирта же, которую пугал сам факт наличия Кальвена практически у них под окнами, отмахнулась от слов сестры, по счастью не заметив, как изменилось выражение её лица, поскольку та стояла чуть позади.
— Ах, да это не его! Того портного, что прислал заказ. Тот дал их ему, чтобы быстрее съездил и вернулся. Сам вчера сказал, когда господин Теодрил удивился, что он вернулся на день раньше, чем ожидалось.
Разумеется, такое объяснение само по себе не могло бы прийти Умаре в голову, но оказалось куда лучше самых безобидных вариантов, которые она могла вообразить. И то, что парень совершенно честно и прямо упомянул об этом в присутствии Мирты, говорило о нём с лучшей стороны. Но сама девушка продолжала испуганно цепляться за сестру:
— Умара, что он здесь делает?!
— Думаю, встречает кое-кого, кого провожал накануне, — лукаво улыбнулась та.
Ответ старшей сестры поверг младшую в панику. Она уже не думала о том, как Теодрил будет ругать её за опоздание во время сверхсрочной работы, ей просто хотелось запереться у себя в спальне, накрыть голову подушкой и отгородиться от мира, в котором возможно такое. И в то же время в груди у девушки поселилось нечто тёплое и округлое, точно сотканное из мягкого золотистого света и еле слышного кошачьего мурлыканья. От него тоненькими лучиками разбегалась какое-то незнакомое, несмелое, но очень приятное чувство.
— Я не пойду! — прошептала девушка, попятившись к внутренней двери.
«Да! Да! Прячься, беги!» — ликовали её страхи, но маленькое солнышко, притаившееся возле сердца, вдруг померкло, безмолвно сжавшись в несчастный комочек. Без него сразу стало пусто и почти… больно.
— Ты не пойдёшь, заказ не будет выполнен, он не уедет и так и будет торчать перед нашим домом, пока они с лошадью оба не умрут с голоду, — засмеялась Умара, — Стоянием много не заработаешь!
— Я… я не могу! Иди ты! Спроси, что ему надо!
— Думаю, я уже знаю ответ. Лучше пойдём вместе.
Мирта с облегчением кивнула и радостно улыбнулась. Близость старшей сестры всегда успокаивала её. С Умарой она не боялась даже пройти через общий зал таверны, полный подвыпившей матросни, и разного сброда, куда в одиночку даже за всё золото мира и носа бы не высунула.
Краем глаза Кальвен заметил, как приоткрылась дверь «Благоуханной лилии», но помимо той, кого он ждал, на пороге появилась и вторая девушка. Та, что встречала Мирту накануне. Всё, хоть как-то связанное с помощницей ткача, накрепко запечатлевалось в его памяти, и парень запомнил услышанное вечером имя, а потому, слегка поклонившись, как обязывает вежливость при обращении к малознакомым людям, с улыбкой произнёс:
— Доброго утра, госпожа Умара! Доброе утро, Мирта! Давай, я подвезу тебя до мастерской? Мне вдруг подумалось, что ночные опасности могли притаиться в утренних тенях, но к повозке они и близко не сунутся, даю слово!
При этих словах девушка уткнулась в плечо старшей сестры, чтобы скрыть невольный смех. Шутка про опасности, которые требовалось пугать, напомнила вчерашний вечер, и почему-то ей было до странности приятно оттого, что смысл этой фразы был понятен только им двоим.
— О чём это он? — вполголоса спросил Умара.
— Я тебе потом расскажу. Вечером, — шепнула Мирта в ответ.
— Доброго утра! — уже громко произнесла старшая сестра, обращаясь к парню и одарив его своей умопомрачительной улыбкой.
— Доброе утро, — эхом повторила младшая. Она снова разрывалась между желанием принять предложение Кальвена и доехать до работы на красивой повозке, и отчаянным смущением, подстрекавшим её к бегству, — Мне кажется, эта мысль…
— На редкость удачная, — быстро договорила за неё Умара. Она отлично различала, когда сестрёнка противится чему-то всеми силами и когда колеблется, не зная, на что решиться. Эти сомнения могли означать только одно — если отбросить её врождённую робость и стеснительность, Мирта не задумываясь согласилась бы, разве что только не прыгая от восторга.
— Но… — несмело запротестовала та.
— Иначе ты просто-напросто опоздаешь. Посмотри, сколько времени!
— Тебе действительно надо спешить, а Мелок без труда доставит тебя на место даже раньше срока, — нибениец чуть отступил от экипажа, точно приглашая её садиться.
— Иди-иди, — мягко подтолкнула девушку старшая сестра.
Мирта сошла с крыльца и направилась к повозке. Она старалась шагать как можно быстрее, пока остатки с трудом собранной решимости не успели улетучиться.
Кальвен подал девушке руку и бережно усадил её в экипаж. Затем легко вскочил на место кучера, отвесив лёгкий полупоклон хозяйке «Благоуханной лилии»:
— Благодарю, госпожа Умара! Хорошего дня!
Он слегка тронул поводья, и Мелок, будто почувствовавший, что нужно произвести впечатление, мягко сорвался с места.
Сердце Мирты замирало от восторга. Такое ей даже и не снилось — ехать по улицам родного города в прекрасном экипаже! Надо сказать, безупречный вкус, позволивший Детриллу Селасу сделать себе имя и состояние, не оставил его и при выборе средства передвижения. Кальвен буквально спиной чувствовал, что девушка рада, и, обернувшись, встретил её сияющий взгляд, подтвердивший это. Нибенийца огорчало лишь одно — мастерская была слишком близко. И почему бы Мирте не работать где-нибудь подальше? Скажем, в окрестностях Кватча?..
Парень немного умерил бег Мелка. Всё равно приедут загодя. Ему казалось, что сейчас самое время заговорить, но при этом он опасался сказать что-нибудь не то и ненароком оттолкнуть застенчивую девушку. Наконец имперец осмелился задать вопрос, который безуспешно пытался решить уже некоторое время:
— Скажи, Мирта, кем тебе доводится Умара?
Девушки вели себя как близкая родня, но при этом были такими разными, что это казалось маловероятным. Высокая и красивая юная нибенийка и маленькая симпатичная редгардка с обаятельной улыбкой и выразительными формами, явно на несколько лет старше неё… Что у них могло быть общего?
Выбранная тема для разговора оказалась удачной. Умару Мирта очень любила и была готова говорить о ней куда более, чем о чём-либо другом.
— Она моя сестра, — с мягкой улыбкой отозвалась девушка.
— Надо же! Вы с ней совсем не похожи! — удивился парень, но тут же спохватился и прибавил, — Извини, я не хотел тебя обидеть.
— Я понимаю. Тем более, так и есть. Умара пошла в отца — он был редгардом. А я, говорят, больше похожа на мать.
Из услышанного Кальвен сделал вывод, что родителей девушек уже нет в живых, причём по крайней мере матери достаточно давно, чтобы Мирта её не помнила. Значит, лучше оставить эту тему. Впрочем, они всё равно больше ни о чём не успели поговорить, поскольку нибенийцу пришлось остановить коня перед домом Теодрила.
Парень спрыгнул с козел, помог девушке выйти из повозки, пожелал хорошего дня и пообещал заехать ближе к полудню. Он проводил её глазами, увидел, как она скрылась за дверью мастерской, сел на место и медленно поехал прочь. Огорчение, что пришлось расстаться так быстро, смешивалось с острой радостью от того, что Мирта, пусть и с подачи сестры, согласилась, чтобы он её подвёз, и что по пути им удалось обменяться несколькими словами.

***

Около полудня Кальвен снова был в ткацкой мастерской. На этот раз всё было готово и Теодрил, получив остаток оплаты, с облегчением передал парню заказанную материю.

Забрав заказ данмерского портного, нибениец поспешил прочь. После утренней поездки он снова дал Мелку отдохнуть и постарался получше подготовить его к предстоящему пути. Существенная часть дня была потеряна, так что шансов вернуться в Скинград до темноты практически не было. В лучшем случае, заночевать близ лагеря стражи, как в прошлый раз, и ранним утром добраться до города.
Парень загрузил ткань в повозку, снова запряг мерина и поскорее выехал на дорогу. Забирая заказ, Кальвен только мельком увидел Мирту и, направляясь к дому, думал о том, что теперь, должно быть, ещё очень нескоро встретится с ней вновь. Он начал прикидывать, нет ли какого-нибудь способа хоть немного приблизить этот момент. Разве что с удвоенной энергией набирать поручения и грузы, которые потребуют поездки в Анвил... Детриллу Селасу едва ли в ближайшее время потребуется ещё что-нибудь от господина Теодрила, но можно будет хотя бы просто подождать девушку и проводить домой после работы. Хотя, конечно, имея дело к ткачу, действовать проще.
Парень сделал остановку в «Готтшо» не столько ради себя — он успел перекусить перед тем, как зайти в ткацкую мастерскую, чтобы сберечь побольше времени на дорогу, сколько ради коня, здоровьем которого был не вправе рисковать.
После отдыха Мелок бежал так резво, что его впору было сдерживать, а не понукать. Мелькнула шальная мысль, что так можно и до закрытия ворот очутиться в Скинграде. Хорошо, но что толку? Кальвен сильно сомневался, что столь почтенный мастер, как Детрилл Селас сядет за работу в ночь, едва только получит анвильскую материю. Значит, лучше не торопиться, дать роздыха коню, рассчитать время на ночёвку и утренний выезд, чтобы прибыть в город к открытию ворот.
Рассудив таким образом, нибениец снова остановился на ночлег возле лагеря стражи, хотя было ещё достаточно рано, и он вполне мог бы ехать дальше. Заодно Кальвен условился со стражами порядка, чтобы при очередной смене его разбудили. По времени должно было выйти как раз то, что нужно.
Парень был занят обычными для вечернего привала делами, когда к нему приблизились двое стражников. Один из них — тот, совсем юный, которому поведение нибенийца показалось подозрительным в прошлый раз, другой — его нынешний напарник, моложе прежнего и явно не обладающий столь богатым жизненным опытом.
Оба, сурово хмуря брови, принялись расспрашивать возчика, откуда у него такая повозка вместо фургона, и с чего он вдруг так зачастил по этой дороге.
Эти вопросы и тон, которым они задавались, не сулили ничего хорошего, так что Кальвену волей-неволей пришлось сосредоточиться и отвечать как можно более чётко и подробно.
— Где у тебя разрешение на пользование этим выездом?
— Оно не у меня, а у владельца конюшни в Скинграде, где содержатся и мерин, и повозка. Без него мне бы их не отдали, — парень говорил уверенно, а про себя молился Зенитару и Маре, чтобы его друг не забыл передать письмо данмера хозяину, и чтобы тот с пониманием отнёсся к тому, что Кальвен не вручил его лично.
— Ты едешь из Анвила, на анвильской лошади, уверяешь, что получил её в Скинграде, но разрешения у тебя при себе нет. Подтвердить свои слова тебе нечем, так?
Кальвен откинул со лба непослушную прядь. Вот же не было печали! Этим что ни говори, всё будет не так, поскольку они заранее вбили себе в голову, что он хоть в чём-то да виноват. На его счастье, к ним подошёл другой стражник, постарше. Судя по тому, как вытянулась двое донимавших возчика, — их начальник. Он присел на камень и спросил:
— Ну, что тут у вас?
В своём служебном рвении ребята говорили таким тоном и так громко, что тот почёл за лучшее сходить и выяснить лично, что происходит. Тем более, оказался он здесь как раз совершая объезд всех постов стражи графства Кватч.
Те вкратце пересказали суть беседы, причём младший ввернул про подозрительный вид и поведение возчика в прошлый раз, на что его тогдашний напарник отказался обращать внимание. Он так и светился гордостью. Весь его вид говорил: «А прав-то оказался я!»
— Что ж просто так взял и отказался? Никак не обосновал?
— Сказал, что парень о какой-нибудь девчонке замечтался. А сегодня он — на тебе — на такой повозке и с таким конём, каких так просто не намечтаешь!
Проверяющий нетерпеливым жестом остановил поток красноречия служаки.
— Ладно. Тебе дай волю, до утра будешь болтать. Теперь я хочу выслушать его самого.
Кальвен снова пересказал историю своего поручения и причины появления у него упряжки с Мелком.
— Звучит вполне правдоподобно. Так когда, говоришь, ты видел его в прошлый раз? — обратился начальник к исполненному подозрений юнцу.
— Три дня назад... Вечером, — чуть запнувшись, отрапортовал тот, — Утром он отправился в Скинград. В фургоне.
— Так. Ты ведёшь записи заказов и поручений, которые выполняешь? — на сей раз вопрос был адресован Кальвену.
— Конечно! — нибениец мигом сообразил, к чему клонит проверяющий.
Он вытащил тетрадь, где было отмечено, что такого-то числа поручение Детрилла Селаса к анвильскому ткачу выполнено не полностью по причине отсутствия материи. Рядом стояла пометка, когда примерно она будет готова. Далее следовали записи, датированные позавчерашним днём, о вручении заказчикам привезённых в Скинград товарах и получении оплаты, а нынешним числом значилось получение от Теодрила недостающей ткани и внесении денег за неё.
Стражник поманил подчинённого.
— Иди-ка сюда. Смотри. Вот тогда он выехал из Анвила и ночевал здесь. Вот добрался до Скинграда, развёз грузы, заночевал. По записям видно, что когда он ездил на фургоне, путь занимал около двух дней. Здесь за два дня он практически обернулся туда и обратно, отправился бы утром — ночевал бы уже в Скинграде. Какой из этого вывод?
Юноша сморщил нос:
— Что уже из Скинграда он ехал вдвое быстрее.
— Именно. А значит, подозревать, что повозка украдена в Анвиле, нет никаких оснований. Тем более, возвращается он туда, где, судя по скорости, её и взял. Если тебе так неймётся, завтра сгоняешь в Скинград и проверишь и на конюшне, и у самого портного. Обнаружишь, что парень солгал и в чём-то нарушил закон — лично тебе повышение выбью. А теперь отстань от него, и дай уже помечтать спокойно.
Молодой стражник угрюмо кивнул. Судя по тону старшего, повышение ему не светило. Вместе с напарником они побрели в сторону своего лагеря.
Кальвен выразил свою признательность начальнику этой не в меру бдительной парочки. На что тот только рукой махнул:
— Опыта мало. Зато желания выслужиться — хоть отбавляй. Что из него выйдет, только время покажет. Может, ещё гордостью стражи станет, а может… — он не договорил, и тяжело вздохнул. Видимо, навидался таких, — Ладно, это уж точно не твоя печаль. Ложись, ни о чём не тревожься. Я-то сейчас завершаю объезд и возвращаюсь в город, а они пусть только попробуют тебя не разбудить. Если что не так — будешь проезжать через Кватч, найди меня.
Проверяющий назвал своё имя, поднялся с камня и последовал за подчинёнными.
Кальвен обратил взгляд к небу и послал благодарность богам, избавившим его от ненужных проблем. Укладываясь спать, он снова погрузился в мечты, особенно яркие и глубокие из-за событий прошлого вечера и нынешнего утра. Мелким жизненным неурядицам среди них было не место.

 

Предыдущая глава: Капризы судьбы

Следующая глава: Хитроумные планы

[Thea]

"Мечты и хлопоты" - идеальное название! Тут, действительно, всё вертится вокруг хлопот и мечтаний. Повествование спокойное, не насыщенное приключениями, хотя немного поволноваться можно тут и там. Было просто приятно посмотреть на Умару в роли старшей сестры и на то, как герои справляются со своими хлопотами.

[Joke_p]

Да, с приключениями в этой части напряг.  Мирные люди, мирное время... обыденные дела и заботы.

[Thea]

Но это и здорово, что ты описываешь не только приключения и опасные времена. Без мирного времени картина получается неполной ведь. А тут можно почитать, как нормальные люди живут своей жизнью. Мне очень понравилась эта глава!

Главы все разные, все ценные по своему, каждая добавляет очередной кусочек мозаики к общей картине. Так, вспоминая о двух сиротках, жизнь которых могла оборваться в любой момент, приятно видеть их повзрослевшими счастливыми девушками. Кто знает, что их ждет впереди? А пока у них всё хорошо. И это радует. Об этом тоже интересно и приятно читать.

[HomoJoy]

Приятно удивили новые главы, нелегко  предлагать обычную мирную жизнь, это гораздо "напряжнее", как мне кажется, чем «приключения  и  стрелялки». Понравились и некоторые фразы, про сотканное из света и мурлыканья…  Впечатлили, да.  Всё вроде просто, а на душе потеплело...    Ждём продолжения…

[TheDuskRaven]

По правде говоря, вполне и без названия общей главы отлично вписываются в мир отдельными произведениями 

Сообщение отредактировал TheDuskRaven: 29 мая 2020 - 11:55

[Joke_p]

Спасибо! В данный момент времени особенно приятно это услышать... То, что оно вписывается в мир, то, что кто-то продолжает это читать, то, что есть смысл продолжать... Наверное, когда глав станет больше, они и общим названием прирастут, там будет видно. Но хорошо уже и то, что не приходится лепить хоть что-то без уверенности, что оно подойдёт и к дальнейшему.

 

И ещё, обращаюсь ко всем, кто читает этот фанфик или будет читать в дальнейшем. При написании я использую имена и названия, которые использовались в русских локализациях и стараюсь избегать "хоббитов из разных переводов", подстраиваясь под общепринятый перевод. Так было и с элементами, перекликавшимися с переводом TES Online от RuESO.

Недавно вышла официальная русская локализация, основанная на этом переводе. К сожалению, часть заменённых названий, на мой взгляд, как человека, хорошо знакомого с английским, стала несопоставимо хуже. Есть моменты, в которых я не готова подстраиваться, и продолжу использовать прежние названия. В частности, это касается Божественного Обвинения (Divine Prosecution), с какого-то перепугу превратившегося в невнятно-пассивный Божественный Надзор, не отвечающий ни смыслу, ни духу исходного названия. Заранее прошу прощения у тех, кому это несоответствие может показаться неуместным.

 

Можно добавить это авторское обращение в описание мода с книгами, во избежание недопонимания.

[TheDuskRaven]

Спасибо! В данный момент времени особенно приятно это услышать... То, что оно вписывается в мир, то, что кто-то продолжает это читать, то, что есть смысл продолжать... Наверное, когда глав станет больше, они и общим названием прирастут, там будет видно. Но хорошо уже и то, что не приходится лепить хоть что-то без уверенности, что оно подойдёт и к дальнейшему.

 

И ещё, обращаюсь ко всем, кто читает этот фанфик или будет читать в дальнейшем. При написании я использую имена и названия, которые использовались в русских локализациях и стараюсь избегать "хоббитов из разных переводов", подстраиваясь под общепринятый перевод. Так было и с элементами, перекликавшимися с переводом TES Online от RuESO.

Недавно вышла официальная русская локализация, основанная на этом переводе. К сожалению, часть заменённых названий, на мой взгляд, как человека, хорошо знакомого с английским, стала несопоставимо хуже. Есть моменты, в которых я не готова подстраиваться, и продолжу использовать прежние названия. В частности, это касается Божественного Обвинения (Divine Prosecution), с какого-то перепугу превратившегося в невнятно-пассивный Божественный Надзор, не отвечающий ни смыслу, ни духу исходного названия. Заранее прошу прощения у тех, кому это несоответствие может показаться неуместным.

 

Можно добавить это авторское обращение в описание мода с книгами, во избежание недопонимания.

С Teso, увы, разработчики не могли не блеснуть своим видением  
Что же до книжек, даже отлично. Новые главы, новый цикл, новый мод. Беру смелость заявить, что мы все находимся в приятном ожидании.

[Joke_p]

С Teso, увы, разработчики не могли не блеснуть своим видением

И, увы, в большинстве случаев в сторону объективно менее удачного, но к тому, что не исказило смысл, можно привыкнуть.

 

Беру смелость заявить, что мы все находимся в приятном ожидании.

Спасибо! Новая глава, вроде, продвигается.

[Thea]

Нахлынуло желание перечитать "Нежданную встречу." Ах, какая Корнелия очаровательная! Мне сразу эта глава очень понравилась, а сейчас, зная уже о многих персонажах,  живущих до этой парочки, о событиях, который вели в сторону этой встречи... Нравится еще больше! При всем при этом тут все ещё ощущается дух семейных загадок и ожидание чего-то безумно интересного. Клёвая глава. Вот прям очень.

 

Дочь возчика. *____* Такая приятная деталь, которая раньше не имела столько значения.

 

Продолжение ждем. Да!

[Joke_p]

Да уж... думала, что будет отступление от истории Корнелии на одну-две главы, а уже вторая книга пошла... Кто ж заранее знал, что там столько всего?

[Joke_p]

Как ни старалась, но с момента публикации предыдущей главы прошёл почти месяц.   В двух предыдущих главах была выловлена и исправлена существенная неточность. На этот раз повествование вышло довольно "пёстрое", но хотелось бы верить, что это его плюс, а не минус.

 

Хитроумные планы

 

Хитроумные планы

Боясь проспать подъём в непривычное время, Кальвен спал очень чутко. И когда по траве зашуршали тяжёлые сапоги, сразу же поднял голову.
— Проснулся? Вставай давай, пора! — беззлобно окликнул нибенийца напарник стражника, заподозрившего парня в нарушении закона. Сам излишне бдительный блюститель порядка будить возчика не явился. Не воспользовался выпавшим шансом загладить допущенную несправедливость. Возможно, проверяющий не зря вздыхал на его счёт.
Парень поднялся, благодарно кивнул стражнику, и начал собираться в дорогу.
Время он рассчитал точно и прибыл в Скинград как раз к открытию ворот. Мелок и повозка были возвращены на конюшню и всесторонне осмотрены как самим нибенийцем, так и его другом. Всё было в порядке. Заботы о мерине конюх взял на себя, а Кальвен навестил своих лошадей, угостил их припасённым лакомством, достал из экипажа привезённую ткань и пешком поспешил к дому портного, благо идти было не слишком далеко, да и груз не очень велик.
Дверь парню открыл всё тот же слуга. Как и предполагал возчик, Детрилл Селас только что проснулся, так что ему снова пришлось подождать. Он настроился на длительное пребывание в небольшой комнатушке, смежной с той, где портной принимал посетителей, и даже думал немного подремать сидя на пуфе и привалившись к стене, однако данмер прислал за ним очень быстро.
Слуга вновь забрал у парня принесённую им ткань, а самого его проводил в столовую, где хозяин дома предложил гостю присоединиться к нему за завтраком.
Кальвен не знал, что и думать. Сперва роскошный выезд, выданный ему портным, теперь это приглашение… Но отказаться он не посмел.
— Я подумал, что если ты расскажешь о своей поездке за едой, это позволит нам обоим сберечь немало времени, — пояснил данмер.
— Да там, собственно, и рассказывать-то особо нечего… — начал имперец и осёкся. Вероятно, господин Детрилл желал узнать о состоянии своего имущества, одолженного ему. Должно быть так, ведь никогда прежде он ни о чём его не расспрашивал, — Мелок и повозка в полном порядке, я вернул их на конюшню.
— О, я и не сомневался, — небрежно махнул рукой хозяин, — Расскажи о том, как прошла поездка. Считай, что ты просто развлекаешь меня беседой за завтраком.
Кальвен не вполне понимал, что именно хочет услышать портной, и начал рассказывать обо всём по порядку. Как добирался до Анвила, и как впечатлили его резвость и выносливость мерина, принадлежащего данмеру. Как выяснил, что с материей возникла очередная заминка, и пришлось ждать до полудня следующего дня, отчего не удалось вернуться к минувшему вечеру.
Детрилл Селас не только имел безупречный вкус и превосходно владел своим ремеслом. Он умел внимательно слушать, участливо расспрашивать и делать выводы. Полученную информацию, которую другой мог бы счесть бесполезной, данмер нередко использовал при принятии решений, многие из которых послужили увеличению его благосостояния или личного удобства.
Слово за слово, отвечая на будто бы невзначай заданные вопросы, Кальвен поведал ему гораздо больше, чем собирался, сам того не замечая. Впрочем, скрывать ему было нечего, но из его рассказа портному стали ясны некоторые вещи, о которых сам парень совершенно не задумывался.
Когда с завтраком было покончено, Детрилл Селас выдал возчику причитавшуюся ему оплату, удержанную с прошлого раза, отпустил его, а сам взялся за работу, размышляя об услышанном.
Значит, у Теодрила есть ученица… Это хорошо. Люди живут недолго, а ткач уже стар. Из рассказа нибенийца следовало, что даже материя такого качества, что требовалась данмеру, была выткана не только самим мастером, но и его помощницей. Портной пристально осмотрел всю привезённую Кальвеном ткань, но не взялся бы сказать, чьими руками она сработана. Это говорило о том, что девушка уже прекрасно овладела ремеслом своего наставника. При этом молодой имперец к ней явно неравнодушен. Стоило начать исподволь расспрашивать его о помощнице ткача, глаза у парня так и загорелись. На эту тему он казался готовым говорить часами…
Пока что сложно судить, насколько сам возчик приглянулся ученице Теодрила. Возможно, из этой истории ничего и не выйдет… Должно выйти. Должно. По губам мера скользнула тонкая улыбка.

***

Кальвен наконец-то отправился домой. Мысли о Мирте затмили воспоминания о том, как между ним и матерью пробежал злокрыс. В конце-концов, та ведь просто хотела, чтобы он женился, и старалась в меру своих сил и понимания этому помочь. В кои-то веки их желания совпали, оставалось просто рассказать, что больше нет нужды искать и подсовывать ему невест. Он сам нашёл ту, с которой готов связать свою судьбу, если будет на то воля богов.
При мыслях о том, как матушка должна обрадоваться этой новости, парень широко улыбнулся. В разговоре с данмером он не сумел избежать упоминания о Мирте, да, впрочем, и не старался, но ему хотелось говорить о ней ещё и ещё. И вот-вот у него появится такая возможность.
Мать встретила его с приветливым видом, не слишком вязавшимся с ворчливым:
— Явился! Ну и где тебя носило?
— Здравствуй, мама, — в голосе парня прозвучала чуть заметная усмешка по поводу оказанного ему приёма, — Только что вернулся из Анвила. Я же говорил, что поеду.
— Говорил он! Лошади здесь, фургон с телегой — тоже. Я что думать должна?! И вернулся всего через два дня, а не как положено!
— Оттого и ездил не на своих, чтобы быстрее обернуться. Если бы удалось поговорить с тобой нормально, как собирался, всё бы заранее рассказал.
Хотя Кальвен и намеревался не вспоминать об Авиле, но заданный тон разговора вынудил его намекнуть на причину своего поспешного ухода. Более того, он снова начал горячиться, а ссориться с матерью ему не хотелось. Чтобы не наговорить лишнего, парень вышел проверить, как починен фургон.
В дом он вернулся раздосадованным пуще прежнего.
— Мама, а плотник не приходил?
— Приходил, как же. Я не пустила, велела с тобой разбираться, как вернёшься.
— Я его сам просил зайти, поменять ось, пока меня нет, и фургон срочно не нужен. Он что, не говорил?
— Говорил. А мне откуда знать, так ли, нет?
— До сих пор, дома я или в отъезде, в то, что касается работы, ты не вмешивалась. Сказано, что от меня — и довольно. Эта ось больше ни одной поездки не выдержит! Было время сделать — человек приходил. И что теперь? Он ведь тоже сложа руки не сидит. Понадобится срочно ехать — как? На поломанном? Мы с этой работы кормимся, нельзя с заказами тянуть. А сын у тебя, видимо, лишний!
Как ни старался Кальвен сдержаться, несколько неосторожных слов у него всё-таки вырвалось. Он направился к двери. Всё повторялось точно в дурном сне. Но на сей раз мать не стала безропотно смотреть, как он уходит.
— А не надо было уезжать, ничего толком не сказав!
— Не надо?! — парень резко повернулся к ней. Горячий нрав наконец-то взял своё, — Чего не надо было, так это девок мне таскать, точно кобыл к племенному жеребцу! Не думаешь, что для начала стоило меня спросить, хочу ли я вести разговоры о своих делах, когда тут чужая деваха крутится, точно у себя дома?!
— Авила просто помогала мне по хозяйству...
— Ай! Что-то очень уж вдруг тебе помощь потребовалась! И именно в день моего возвращения! Будь это первый раз, когда ты мне кого-то сосватать пыталась, ещё мог бы сделать вид, что поверил! Хотя вот так явно — и правда впервые. Где я обнаружу следующую? У себя под одеялом?! А для помощи и компании я тебе предлагал каджитку приютить! Но тебя это не устроило! Почему? А её мне не подсунешь, вот почему! — Кальвен горячился всё сильнее и уже почти кричал.
Мать поняла, что отпираться бесполезно. Сын видел её не больно-то хитрые уловки насквозь. Тем более, что она в последнее время неустанно знакомила его с разными девушками и допекала разговорами о свадьбе. Видя, что обвинить его в давешней ссоре не выйдет, женщина сменила тактику. Она вся сникла, жалобно всхлипнула и, глядя на него печальными глазами, умоляюще сложила руки:
— Сынок, так ведь пора тебе жениться! Мне бы внуков хоть дождаться!..
Слеза, умело подпущенная в материнский голос, немного остудила гнев парня. Он несколько раз глубоко вдохнул, медленно выдохнул и почти просительно произнёс:
— Мама, мне ещё только девятнадцать! Да и ты у меня не старая совсем! Женюсь я, куда денусь! Обещаю! И внуки тебе будут! Только не дави ты на меня! Дай самому с этим разобраться!
— Да где тебе с этим разбираться? Когда? Ты ж, почитай, в разъездах постоянно! Всё-то тебе некогда! Разве ж ты так встретишь кого?
— Может статься, уже встретил... — вполголоса пробормотал Кальвен. Иначе собирался он поведать матери о Мирте. Не в таком разговоре, который грозил вот-вот превратиться в ссору, но сказанного обратно не вернёшь. Женщина тут же зацепилась за его слова. Все её не до конца развеянные подозрения разом зашевелились вновь.
— Это где же? Ты ж говорил, что в Анвил ездил!
— В Анвиле и встретил, — неохотно отозвался парень. Ему не хотелось сейчас развивать эту тему. Чувствовал, что добра не выйдет. Но мать не унималась, так что поневоле приходилось отвечать на придирчивые расспросы.
— Да когда ж ты успел-то?! За два дня, считай, слетал туда-обратно, а уж какую-то девку подцепил?!
Тон родительницы снова вывел Кальвена из себя. Какое право имеет она так называть Мирту, которую не видела ни разу в жизни? Да половина тех, что мать пыталась ему подсунуть, куда больше подходили под этакое словцо! Очередная попытка взять себя в руки и говорить спокойно, привела лишь к тому, что речь его зазвучала резко и отрывисто, точно щёлканье бича:
— Она не девка, и я её не цеплял. А встретил ещё в прошлый раз. И рассказал бы, если бы ты не притащила эту Авилу. Уж та-то не девка, да?!
— А чем тебе Авила не хороша?! — вскинулась мать, — Работящая и ремеслом владеет — пряха она. По хозяйству управляется славно. А что постарше тебя, да с дитём, так зато, во-первых, ясно, что не пустоцвет, во-вторых, раз уж одного растит, так и о муже, и о новых ребятишках позаботиться сумеет!
До сего момента Авила была лишь одной из многих, кого женщина прочила в жёны сыну. Разве что её было попроще завлечь на вечер к себе, чтобы вот так подсунуть Кальвену, дать сразу увидеть в роли хозяйки. Более того, возраст предполагаемой невесты и наличие у той внебрачного сына трёх лет от роду прежде и самой своднице представлялись изъяном, хоть и не слишком значительным. Но теперь, когда парень заговорил о другой, мать вдруг решила, что именно Авила — та самая жена, что ему нужна.
— Вот даже как! — протянул Кальвен, — И внук сразу готовый есть, даже напрягаться не надо! А уж чей он, я смотрю, дело десятое!
— Так я ж тебе о чём толкую! Как одного родила, так и других родит! Твоих! А матерью хорошей себя уже показала! Зарабатываешь ты неплохо, вам на всех хватит.
— А мне-то что за радость, чужое дитё на себя брать?! Добро бы ещё в мать его влюбился без памяти!..
Он осёкся, попытавшись представить, как бы повёл себя, окажись на месте Авилы Мирта. Пожалуй, и тут заколебался бы, хотя помощница ткача и запала ему в сердце. И всё же, скорее всего, всё равно решился бы жениться на ней. Но девушка, не пробудившая в нём никаких чувств, кроме досады и раздражения, вызванных её неуместным пребыванием у них дома!.. Чего ради, спрашивается?!
— И-и-и! Влюбился! Любовь в бутылку не нальёшь, пробкой не запечатаешь! Была — да прошла, Не было — да пришла! Поживёте бок о бок, детишек наплодите, оно и слюбится.
— Мама, неужели тебе не хочется видеть меня не только женатым, но и счастливым? Зачем мне брать в жёны ту, которая не по сердцу, не по нраву? — Кальвен из последних сил старался сдержать свой норов. Его голос звучал почти умоляюще, хотя в душе зрело желание плюнуть на всё и уйти, причём на этот раз наговорив резкостей напоследок и хлопнув дверью.
— Ах, не по нраву! Да ты кем себя возомнил?! Небось оттого нос воротишь, что она — коловианка? Постыдился бы! Твой родной отец коловианцем был!
Нелепость этого предположения окончательно вывела из себя парня, чьё терпение и без того висело на волоске.
— Вот именно — был! — рявкнул он, — И кабы не ты, может, и по сию пору был бы! Сказать, из-за кого он столько пить начал?! Думаешь, я мал был, не видел, не понимал ничего?! Трёх лет не прошло, как он погиб, а тебе уж мало? За меня взялась?! — с этими словами парень вышел вон, с силой захлопнул дверь и быстро зашагал прочь, сжимая и разжимая кулаки от ярости, не находившей выхода.

***

До сих пор он никогда не обвинял мать в смерти отца. В конце концов, причиной был несчастный случай, а потеря кормильца — их общей бедой. Хорошо ещё, что Кальвен сумел продолжить дело родителя, причём для этого ему пришлось изрядно потрудиться. Многие заказчики, охотно работавшие с его отцом, опасались доверять свои товары и поручения шестнадцатилетнему юнцу. Молодой возчик оказался вынужден основательно попотеть, чтобы создать себе репутацию, способную их убедить. Именно поэтому он и теперь так переживал насчёт правильности решений, связанных с работой. Но в глубине души парень всегда понимал, что мать сыграла далеко не последнюю роль в случившемся с её мужем.
Кальвен с малолетства ездил в рейсы вместе с отцом. Он хорошо помнил его собранным, ответственным, пользующимся уважением как собратьев по ремеслу, так и клиентов. Впрочем, последнее тот сохранил до самой смерти. Сперва отец позволял себе во время поездок выпить пива под разговоры с другими возчиками, но если и больше, чем стоило бы, то ненамного. Зато мог как следует расслабиться вечером, вернувшись из рейса и закончив с делами. Перемены были очень постепенными и на первый взгляд казались почти незаметными, но стоило обернуться назад, они становились вполне очевидными.
Если в пути всё оставалось более или менее по-прежнему, то дома посиделки в тавернах из послепоездочных превратились практически в ежевечерние, а облик отца после них всё менее напоминал человеческий. Причина же крылась в том, что стоило ему вернуться домой, как жена тут же начинала выдвигать ему какие-нибудь требования и претензии, подчас совершенно нелепые, а то и противоречащие друг другу. Что бы он ни сделал, у неё или находился повод быть недовольной, или выяснялось, что она как раз подумала что надо было иначе, даже если всё было выполнено в точности как говорилось прежде, или тут же срочно оказывалось нужно что-нибудь другое. При этом она вроде бы и не пилила мужа, не ругалась с ним, но угодить ей не было решительно никакой возможности.
Первое время супруг пытался спорить с ней, напоминать, что она сама же велела сделать именно так, порой несмотря на обоснованные предупреждения и попытки растолковать, что решение не самое удачное. Но та не желала признавать свою неправоту ни сразу, ни после, а если результаты выполнения её требований оказывались совсем уж плачевными, уверяла, что ничего подобного не говорила, что муж всё понял превратно и вообще, если бы слушал внимательнее, то получилось бы просто прекрасно. И снова и опять он выходил кругом виноватым.
Со временем попытки отца что-либо объяснять и доказывать становились всё слабее. Он старался реже появляться дома, находиться там как можно меньше и возвращаться в таком состоянии, когда ему уже на всё наплевать. Единственную отраду возчик находил в своей работе, в возне с лошадьми, в общении с подрастающим сыном. Но и её всё больше затмевала растущая тяга к хмельному. Лишь в поездках, вдали от жены, он становился почти прежним, оттого эти совместные рейсы были особенно дороги Кальвену. Но они завершались, отец привозил парнишку домой, оставлял с матерью и отправлялся развозить заказы, обихаживать лошадей, а после до поздней ночи пропадал в каком-нибудь кабаке.
В разговорах с матерью сын пытался вступаться за отца, осторожно давая понять, что она со своими придирками несправедлива к нему. Но теперь у той появился вечный и неоспоримый повод для недовольства — пристрастие мужа к выпивке. Будучи ещё совсем мальчишкой и воспитанный в почтении к родителям, Кальвен не решался зайти дальше и хотя бы намёком обвинить её в том, что она сама же до этого и довела. Он вообще гнал от себя эти мысли, как неподобающие, хотя подспудно чувствовал, что так оно и есть.
Пробовал паренёк поговорить и с отцом. Несколько раз тот подолгу пристально смотрел ему в глаза, точно был почти готов решиться на разговор по душам, но в итоге каждый раз отводил взгляд, безнадёжно вздыхал и вяло махал рукой.
Так продолжалось до тех пор, пока возчик и на конюшне не начал появляться крепко выпившим. А там… запинка об оставленное кем-то не к месту ведро, неловкий взмах руками, несколько неверных шагов в сторону, пригнувшись в попытке удержать ускользающее равновесие, и копыто лошади, стоявшей поблизости и напуганной резким движением позади, прилетевшее точно в голову…

***

И вот теперь жестокий упрёк был брошен матери в лицо. Сейчас парень как никогда понимал отца. Кабы не дела, послать бы всё лесом, зайти в таверну, выпить, успокоиться. Но сперва надо всё же упросить плотника прийти ещё раз и заменить-таки злополучную ось. Мысли о фургоне перетекли к последнему рейсу, затем к поездке в экипаже Детрилла Селаса, а от неё — к Мирте. Снова и снова парень вспоминал их недолгую ночную прогулку и короткий утренний разговор, состоявшийся пока он вёз девушку на работу.
Думая об ученице ткача, Кальвен сам не заметил, как перестал злиться. Желание отправиться в кабак бесследно исчезло — вспоминать о Мирте хотелось без хмельного тумана. Мечты о ней оказалась тем, что позволило отрешиться от ссоры с матерью, умерило гнев и досаду, смягчило сердце, остудило голову.
Нибениец удивился тому, как быстро добрался до плотницкой мастерской. Пусть думы его и перетекли в приятное русло, но подгоняемый клокочущей яростью, он успел отмахать довольно много, прежде чем умерить шаг.
И вот теперь парень остановился на пороге в некоторой растерянности. Как завести разговор с мастером, который один раз уже приходил по его просьбе, и был отправлен восвояси? Разумеется, мать поступила так, исключительно желая насолить сыну, который повёл себя не как она предполагала, а вовсе не оттого, что усомнилась, будто плотник пришёл по его просьбе. Однако весь день на пороге не простоишь... Кальвен превозмог себя, шагнул внутрь и поздоровался с мастером.
— А, это ты... — вполне доброжелательно отозвался тот, отвернувшись от верстака, — Я к вам позавчера заходил, как обещал…
— Знаю… Прости, не предупредил мать, что ты придёшь.
— А, не бери в голову! Женщины!.. — плотник усмехнулся и выразительно пожал плечами, — Моя, вроде, баба и не глупая, а подчас такого отчудит — сам за голову хватаюсь.
— Так как теперь с осью быть? Найдёшь время? Кто знает, как скоро мне опять ехать придётся.
— Найду, как не найти. Я краем глаза-то фургон твой видел. Подобрал кое-что. Должно подойти. Подожди с полчаса, закончу начатую работу и схожу с тобой.
Молодой возчик не привык праздно проводить время, но понимал, что у мастера не было ни малейшего желания снова получить от ворот поворот, придя без него. Поэтому он покорно примостился в углу, дожидаясь, пока тот освободится, и предался размышлениям о Мирте и о том, как теперь помириться с матерью после брошенного ей в запале обвинения.

***

Кальвен был бы очень удивлён, если бы знал, сколь мало значения придала мать сказанному им. Когда он, в сердцах хлопнув дверью, вышел вон, женщина присела на лавку и презрительно фыркнула:
— Мужчины!.. Готовы обвинить кого угодно, лишь бы оправдать свои пороки и слабости!
Она ни минуты не сомневалась, что слова, сгоряча вырвавшиеся у сына, были вложены ему в уста ещё отцом. И дождались своего часа, когда Кальвену потребовалось найти извинение собственному поведению. Мать по-прежнему пребывала в убеждении, что после прошлой размолвки он не вернулся ночевать, поскольку был слишком пьян. Более того, полагала, что и на этот раз он покинул дом с целью напиться. А раз уж пошёл по отцовским стопам, тут и его припомнил, и её упрекать начал. Не зря же сказал, что она теперь «за него взялась». Да ещё девка эта анвильская... Жена ему хорошая нужна, вот что. Пока поздно не стало.
Мать не теряла времени, и когда Кальвен в сопровождении плотника вернулся домой, он застал её за беседой с Авилой.
Подчёркнуто не глядя в сторону женщин, возчик провёл мастера во внутренний двор.
— Твоя что ль? — кивнул ремесленник на дверь, забираясь под фургон.
— Нет. Материна подружка. Приходит иногда по хозяйству ей помочь, да лясы поточить, — суховато отозвался парень.
Услышав его тон, плотник выглянул из-за колеса.
— Ты смотри. Оглянуться не успеешь, захомутают не хуже чем ты своих упряжных. Ты их тоже не больно спрашиваешь, коли ехать решил.
Кальвен нахмурился. Неужели матери мало двух ссор подряд? На что она надеется? Чего добивается? Разве он не дал ей вполне ясно понять, что не собирается жениться на Авиле? А та? Видя, как он ушёл в тот раз, неужто не поняла, что из-за неё?
Тем временем мастер взялся за дело. Всё необходимое он принёс с собой и с помощью Кальвена довольно быстро заменил треснувшую ось новой из багряного ясеня.
— Древесина, конечно, дорогая, но зато ей сносу не будет.
— То есть пусть хоть весь фургон от времени развалится, а ось останется? — весело усмехнулся возчик.
— Так и есть. Хоть от времени, хоть от чего. Такую ось вдруг не переломишь. И трещину не даст, как прежняя. Я её хорошенько проверил на предмет природных изъянов.
— Что ж, принимай благодарность!
Кальвен вручил плотнику положенную оплату. Проходить через дом, зная, что внутри находится Авила, ему не хотелось, поэтому он открыл ворота, через которые въезжал на двор с фургоном или телегой, выпустил ремесленника, вышел следом и снова запер их.
Парень собирался сперва зайти на конюшню, а потом заняться поиском и сбором новых заказов. Чем скорее он с этим управится, тем быстрее вновь увидит Мирту.

***

Когда Кальвен с плотником прошли через дом, чтобы приняться за починку фургона, Авила бросила на свою собеседницу вопросительный взгляд. То, что молодая женщина видела собственными глазами, не очень то вязалось с услышанным от матери возчика, но убеждения последней были непоколебимы, и всему находилось соответствующее им объяснение.
— Всё же покамест о работе первым делом думает. Я же тебе говорю: Кальвен — парень неплохой. Жена ему только нужна хорошая да заботливая. Пропадёт ведь иначе, закончит как отец!
Авила с сомнением покачала головой.
— Не думаю, что он захочет видеть меня своей женой.
— И нечего тебе об этом думать! Ему привыкнуть к тебе надо, приглядеться.
Девушка пожала плечами и повела речь о другом. С какой бы целью её не приглашали в этот дом, им с хозяйкой действительно было о чём поговорить. Затем женщины начали на пару хлопотать по хозяйству. Через некоторое время мать забеспокоилась.
— Что-то долго они с фургоном возятся. Выгляни, посмотри, как там у них дела?
Авила послушно подошла к задней двери и выглянула наружу.
— Там никого нет, — спокойно сообщила она. — И ворота закрыты.
— Ну вот! Что я тебе говорила! Наверняка в таверну отправился, один или вместе с работничком этим! Иначе с чего бы ему втихаря сбегать?
— Может, с того, что меня видеть не хотел? — рассудительно предположила девушка, — Куда бы он ни отправился, мне его дожидаться не резон — работа вон уже сколько стоит. Мне прясть и прясть ещё. Да и матушка с малым давно сидит. Так он хоть поровну нас дёргает. Пойду я.
— Ты вечером-то приходи снова, чтоб застать, когда вернётся. Глядишь, и одумается.
Молодая женщина снова слегка пожала плечами, но всё же слабо кивнула, приду, мол.
Мать Кальвена полагала, что сын, по примеру отца, вернётся домой в лучшем случае в сильном подпитии, и убедила Авилу, что того нужно спасать, пока не поздно. Для чего необходимо срочно его женить.
Отчего столь действенный метод не помог её собственному супругу, она совершенно не задумывалась. Её замысел был довольно прост — с пьяных глаз любая красоткой кажется, поди и Авила приглянется, а уж если та отнесётся по-доброму да заботу проявит, там сын и оценит, какое сокровище мать ему подыскала. Она зазвала Авилу днём, полагая, что повздорив с ней, Кальвен отправится прямиком в таверну.
То, что вместо этого парень занялся делом, женщина использовала как довод в пользу его трудолюбия, мол, всё же не вовсе ещё пропащий, хорошим мужем будет.
Однако то, как он отнёсся к присутствию Авилы, что ушёл не заходя в дом и ничего не сказав, внушило матери некоторые опасения относительно успеха её планов. Для того, чтобы они стали безупречными, требовалось что-то ещё…
Немного поразмыслив, женщина улыбнулась, набросила подаренный сыном платок и вышла из дому. Поговаривали, что подвал, где некогда проживал великий алхимик, перестал пустовать. А зачем бы новому жильцу, по слухам, кстати, тоже альтмеру, ютиться там, если не для того, чтобы продолжать дело предыдущего? Возможно у него отыщется то, что поможет вразумить Кальвена, который в упор не желает видеть собственного счастья. Оставалось только добраться до этого мера и убедить его помочь.

***

Уединённая жизнь в Скинграде вполне устраивала Таларано. Он занимался целительством, но с осторожностью, избегая огласки. Поскольку занимаемое им помещение находилось в подвале таверны, туда просачивалось достаточно слухов, чтобы маг узнавал, о несчастных случаях и тяжёлых болезнях. Этому способствовали и владельцы заведения, знавшие о роде занятий своего квартиранта, но умевшие держать язык за зубами. Проведав о подобном, Таларано сам являлся к страждущему в дом и предлагал свои услуги. Занимался лечением он всегда исключительно наедине с недужным, решительно выпроваживая прочь всех его домочадцев. От оплаты не отказывался, но каждый раз её неотъемлемой частью было условие не болтать о целителе, кроме как если кому-то ещё всерьёз потребуется его помощь. Сильнее всего действовала угроза, в случае невыполнения данного требования, больше никогда не иметь дела с этими людьми, что бы у них ни случилось.
Таларано, привыкший учить уму-разуму безалаберных студентов, умел говорить так, чтобы серьёзность его слов доходила даже до последнего дурня. Так что без лишней нужды его не дёргали, и совершенно ненужной ему известности он не обретал.
Матери Кальвена посчастливилось подкараулить мага, когда тот покидал своё скромное жилище. Она рассказала ему слезливую историю, в которой правдивым был лишь перечень того, что женщина надеялась от него получить.
Таларано нахмурился. Долгие годы общения со школярами научили его отлично чувствовать всякие плутни. Просительница явно не была с ним откровенна. И это бы ещё полбеды: любое дело, где могут потребоваться такие снадобья, уже является достаточно щекотливым, но за её увёртками и недоговорками альтмеру чудилось что-то нехорошее, а своим предчувствиям он привык доверять. Так что, выслушав её, маг нахмурил кустистые брови и громогласно ответствовал:
— Женщина, ты напрасно пришла ко мне. Я не являюсь последователем Синдериона, род моих занятий далёк от алхимии, так что я ничем не могу тебе помочь.
Это было почти правдой. Он действительно был не в силах дать просительнице искомое, зато вполне мог подсказать, где и у кого можно разжиться подобными средствами, поскольку ему это было прекрасно известно. Однако внутренний голос подсказывал альтмеру, что не следует упоминать Умару, которая, в отличие от него, как раз и занималась подобными вещами. Вдобавок оставлять какое-либо указание на свою связь с Анвилом со стороны Таларано, было бы весьма неразумно.
Но даже убедившись, что здесь она помощи не получит, мать Кальвена не отказалась от своего замысла, а вознамерилась искать другие способы для его воплощения.

***

В полутёмном подвальчике царила тишина. Дневной свет проникал в небольшое помещение сквозь полукруглое зарешеченное окошко пробитое в толстенной каменной стене под потолком, снаружи находившееся над самой мостовой.
Людям с излишне живым воображением или же имевшим определённый жизненный опыт это место могло напомнить тюремную камеру, с одной только разницей: сюда приходили добровольно. Открывали тяжёлую наружную дверь, не имевшую опознавательных знаков, спускались по крутой деревянной лестнице, подходили к хозяину. Большинство он отлично знал. Кое-кого видел в первый и, порой, единственный раз. Впрочем, чаще незнакомцы появлялись минимум дважды.
Постоянные посетители оставляли на подобии трактирной стойки перед владельцем подвальчика несколько монет, молча показывали на пальцах какие-то только им и хозяину понятные знаки и либо уходили, либо делали короткий заказ. Лишних слов здесь не любили. Как и открытых лиц. Тут не готовили пищу, но можно было получить холодные закуски из тех, что долго хранятся, и неплохой выбор напитков, от обычной воды до выдержанного бренди.
Незнакомцы же начинали с того, что потихоньку задавали владельцу несколько вопросов, после чего тот либо кивал на кого-то из задержавшихся, либо широким жестом предлагал располагаться, либо что-то негромко отвечал, после чего посетитель уходил.
Сейчас в помещении помимо хозяина по имени Варний — ржаво-рыжего, лысеющего дородного коловианца с благодушной миной и острым взглядом, находились трое. Один, полулёжа на стуле и далеко вытянув перед собой ноги, дремал под стеной с окном, надвинув на лицо капюшон. Двое других, тоже прикрывающих лица, со скуки без азарта перебрасывались в кости в другом углу.
Обычная картина для дневного времени. Впрочем, здесь никогда не бывало многолюдно, а хозяин, исправно плативший налоги в городскую казну, богател вовсе не за счёт количества присутствующих. Одной из особенностей этого заведения было то, что любой здесь мог чувствовать себя в безопасности. Не было дураков — привлекать внимание стражи к этой тихой гавани. Блюстители порядка сюда и не совались — незачем. В этом подвальчике никогда не случалось никаких нарушений, ни разу не было замечено ничего нелегального. В городе хватало злачных мест, требовавших вмешательства служителей закона, и это явно не походило на одно из них.
Прибиралась в помещении глухонемая имперка, хорошо следившая за чистотой и умевшая не замечать ничего, что не требовало воздействия метлы или тряпки.
В течение дня кто-то приходил, кто-то уходил, в итоге к вечеру в подвальчике оказалось человек пять, не считая хозяина. Когда дневной свет померк, и ему на смену пришла пара факелов, укреплённых на стенах, Варний, протиравший кружки и, по-видимому, размышлявший о своём, поднял голову, взглянув поверх здоровенной бочки, стоящей на стойке со стороны входа. Никто и никогда не видел, чтобы хозяин что-то делал с её содержимым. Расположение этого предмета, загораживавшего обзор, казалось нелогичным, если не знать о зеркале, висевшем на стене напротив входа. В результате владелец видел входящего раньше, чем тот его, а по поведению посетителя в те краткие мгновения, пока он уверен, что на него не смотрят, можно было понять куда больше, чем по вплывающему в подвальчик профилю. Кроме того, умеющий наблюдать и делать выводы сообразил бы, что бочка полностью зарывает владельца подвальчика от взглядов через окно… а так же от ножа или стрелы, которые могли бы оттуда прилететь.
Слух не подвёл Варния. Входная дверь открывалась и закрывалась почти бесшумно, добротные дубовые ступеньки не пели под ногами спускавшихся, но несколько секунд спустя в помещении действительно появился незнакомец, закутанный в плащ насыщенного фиолетового цвета.
Хозяин еле слышно прищёлкнул языком. Вошедший явно хорошо продумал своё инкогнито. Он был невысок, но кроме этого о нём ничего нельзя было сказать наверняка. Глубокий низко надвинутый капюшон плаща практически полностью скрывал лицо и благодаря цвету бросал на кожу густую тень такого оттенка, что было невозможно определить к какой расе принадлежит носящий его. Отчётливо виднелась только борода, но коль скоро её позволялось увидеть, нельзя было исключать, что она — фальшивая. На руках посетителя были перчатки, локти чуть разведены, в результате ниспадающая почти до пола ткань драпировала фигуру так, что судить о её худобе или же полноте не удавалось.
Варний довольно крякнул. Дельный человек или мер, судя по всему. От таких обычно выгоды много, а мороки — мало. Незнакомец обошёл бочку и тихо заговорил с хозяином. Тот кивнул в тот угол, где днём пара молодчиков перебрасывалась в кости, а теперь одиноко сидел в расслабленной позе один из завсегдатаев этого места.
Визитёр благодарно кивнул и подсел к тому, на кого ему указали. Сидящий мгновенно подобрался и подался в сторону подошедшего. Там, где не в моде открытые лица, не в почёте и подлинные имена. Собеседника Фиолетового Плаща здесь знали под прозвищем Хаш. Они вполголоса перекинулись несколькими фразами, после чего посетитель положил на стол небольшой кошелёк и направился к выходу. Хаш взял кожаный мешочек, взвесил на ладони, удовлетворённо кивнул и сунул в карман. Минут через десять он тоже покинул подвальчик, оставив на стойке у Варния четверть полученных денег.
Выбравшись наружу и вдохнув вечернего воздуха, Хаш зашагал к дому. Пройдя через несколько закоулков, он в безлюдном месте откинул капюшон, превращаясь из таинственной фигуры в обычного припозднившегося горожанина — коловианца тридцати с лишним лет, среднего роста с короткими тёмными волосами и гладко выбритым лицом, которое так удобно менять с помощью бутафорской бороды или усов.
Он хорошо знал своё дело и давно уже не был зелёным новичком, но на сей раз испытывал лёгкое замешательство. Ему не раз случалось выполнять куда более сложную работу, чем та, что поручил ему Фиолетовый Плащ, однако сейчас для него представляли загадку цели, которые преследовал его работодатель. В какой-то мере это было дальновидно. Не зная, что именно хочет услышать клиент, не сумеешь «подогнать задачу под ответ». Так что отчёт просто вынужденно будет максимально объективным. С другой стороны, Хаш не любил чего-либо не понимать.
Ему случалось следить за неверными мужьями и жёнами, отыскивать компрометирующие улики как на одних, так и на других, или же на деловых конкурентов и соперников своих заказчиков; вызнавать подноготную тех, кто старался казаться не тем, чем являлся на самом деле; вытаскивать грязные тайны из чьего-то прошлого или напротив помогать окончательно похоронить их свидетельства. Эти задачи были тем сложнее, чем более высокое общественное положение занимал порученный ему объект. Но обычно подобное тянулось к подобному. Хотя, конечно, случалось и такое, что слои общества случайным образом перемешивались. Например, если выяснялось, что супруг, принадлежащий к знатной фамилии, состоит в любовной связи с простолюдинкой, которую, впрочем, в этом деле едва ли можно было считать самостоятельной единицей, скорее обстоятельством, а уж смягчающим или отягчающим, зависело от отношения обманутой жены к людям низкого происхождения. Некоторые оказывались столь высокомерны, что вообще не принимали таких в расчёт, опасаясь лишь соперничества с ровней.
Судя по одежде и манерам Фиолетового Плаща, тот был вхож в лучшие дома Сиродила, если не по праву рождения, то в силу каких-либо заслуг. Так какое ему дело до девицы ремесленного сословия, да ещё и в другом городе?.. Что он на самом деле хочет узнать?
Впрочем, раздобыть информацию такого рода обычно легче лёгкого. Недели времени, которую запросил Хаш, должно было хватить с лихвой. Просто он предпочитал понимать мотивы своих клиентов. Это приносило моральное удовлетворение, давало ощущение некой власти над ними. Приятное чувство. Одна из причин, почему Хаш вообще занимался всем этим. В этот раз он оказался лишён подобного удовольствия, и уже подумывал о компенсации, которую мог бы за это получить. Разумеется, не от заказчика — об этом смешно и говорить, но… Возможно, удастся разузнать что-нибудь, что можно будет использовать в собственных целях, при этом полностью удовлетворив запросы клиента — работа прежде всего.
Правая сторона его рта растянулась в довольной усмешке, в то время как левая осталась почти неподвижной. Он потратил немало времени на то, чтобы добиться независимости выражений разных сторон лица. Иногда это оказывалось весьма полезным.
Хаш зашёл в дом. Нужно было подготовиться к дороге, не тратя лишнего времени, и выспаться перед завтрашней поездкой. Привычно занимаясь сборами, коловианец продолжал размышлять о полученном задании. Редко когда об объекте изначально известно так много. Имя, где искать… Что ж, тем меньше забот, в конце-то концов! Что ему за дело, зачем кому-то понадобились сведения о прошлом, родственных связях, работе и сердечных делах какой-то простушки, если за это готовы платить?
И всё же тонкий червь недовольства продолжал точить имперца изнутри: он по-прежнему не понимал.

***

После напряжённой работы последних дней Теодрил начал отпускать Мирту пораньше. На то было две причины. Первая, явная, заключалась в дани справедливости — девушка немало потрудилась и заслужила отдых. Вторая же, в которой ткач горько сознавался лишь самому себе, состояла в том, что в этом отдыхе куда сильнее нуждался он сам. Да, нужно было пополнять запасы тканей в том числе и той, что нынче, как выяснилось, пользовалась таким спросом, пока снова не пришлось сидеть допоздна над срочными заказами, но сперва ему необходимо было собраться с силами.
Посему и нынче, помощница ткача завершила намеченное на день, попрощалась с наставником и заторопилась домой, не замечая, что за ней исподтишка следит пара внимательных глаз.
Хаш уже три дня околачивался в Анвиле. Он предусмотрительно потребовал неделю только на работу, не считая пути туда и обратно, и заложив на дорогу чуть ли не вдвое больше, чем реально потратил. Ему без труда удалось отыскать ткацкую мастерскую и увидеть девушку. Пожалуй, такая и сама по себе могла вызвать интерес. Довольно красивая. Но ради простой интрижки серьёзный человек, а в том, что Фиолетовый Плащ именно таков, имперец не сомневался, не станет тратить время и средства на подобные выяснения. Равно как рассудительность и рациональность не позволят ему вступить в брак с девицей не своего круга. Разве что его толкнёт на такой шаг безумная страсть — злая шутка Шеогората. Но коль скоро уж приключается с кем такая беда, не остаётся места для Хаша и его работы. Так что же интересовало заказчика на самом деле? Что из названных направлений для сбора сведений было настоящим, а что лишь для отвода глаз? Кому и зачем могло бы в самом деле потребоваться всё разом, представить было практически невозможно.
Зная личность своего клиента, коловианец, пожалуй, сумел бы ответить на эти вопросы. Выяснить же её не составляло труда, если бы не один нюанс. В число правил своеобразной «гильдии», созданной Варнием, входил строжайший запрет на подобные изыскания. Назваться заказчик мог исключительно по доброй воле. А нарушение существующего устава легко могло привести в лучшем случае к изгнанию из этого сообщества. О худшем думать не хотелось. Так что, ни сам Хаш, ни кто-либо другой из завсегдатаев подвальчика, не взялся бы добывать эту информацию.
В очередной раз проследив за Миртой до «Благоуханной лилии», коловианец развернулся и отправился в ближайшую таверну. Ещё ни разу девушка никуда не свернула по пути домой и, переступив родной порог, больше не выходила до утра. Забившись в полутёмный уголок и сделав заказ, Хаш принялся перебирать всё то, что удалось узнать.
Занимаясь делом, он вёл небольшой дневник, поскольку знал об избирательности человеческой памяти и её способности искажать даже недавние события. Имперец не боялся, что записи попадут не в те руки: постороннему они бы ровным счётом ничего не сказали. Во время работы обычно не бывает ни времени, ни возможности писать пространные тексты. Но все данные несложно разделить на несколько типов, для каждого из которых у него давно был придуман определённый значок. Кому-то такая система могла показаться слишком сложной, однако на деле различных пометок требовалось до смешного мало.
Где было необходимо, коловианец оставлял краткие примечания, которые вне связного текста были для любого, кроме него, столь же невнятными. Факты-закорючки были разделены по дням их выяснения, источники тоже скрывались за условными обозначениями. После каждого Хаш оставлял место для собственных заключений и комментариев, которые так же записывал не словами.
Потягивая пиво, он сделал несколько новых пометок и задумался над выводами.
Итак, Мирта — сирота, в детстве вместе со старшей сестрой подъедавшаяся на кухне в припортовой таверне, вместо которой теперь дешёвый бордель. Имперцу посчастливилось разыскать среди обслуги одну из женщин, не ушедших после того, как прежний хозяин, разорившись, продал дело. От неё он узнал, что мать девчонок, нибенийка, работала официанткой, что встречалась с моряком-редгардом, от которого прижила двух дочерей, и померла, рожая третьего ребёнка. О сестрах, как ни странно, эта Салли отзывалась весьма хорошо, упоминала об их благонравии, хотя среда, в которой они росли, вроде бы, располагала совсем к иному.
Она же рассказала Хашу о том, как Умара — старшая из девчонок, из портовой полунищей голодранки стала уважаемой горожанкой. Вроде как отец перед смертью вспомнил о дочерях, которых до этого знать не знал, и завещал им значительные средства, которых хватило на покупку дома и открытие алхимической лавки.
Коловианец потёр подбородок, зачесавшийся под обрамлявшей его короткой наклеенной бородой. Эта часть истории казалась прямо-таки неправдоподобной. Хотя... иногда на смертном одре иных и настигают муки совести, которая всю жизнь не могла за ними угнаться. К тому же всем известно, что у гроба карманов нет. С собой, что ни нажил, не утащишь. Может, это был способ не допустить, чтобы добро попало в руки его недругов, а то и убийц? Всякое могло быть... Других объяснений внезапному богатству, свалившемуся на сестёр, всё равно не было. Если бы они — две девчонки, одна на тот момент подросток, другая — совсем ребёнок, — кого ограбили на такую сумму, шуму об этом деле было бы на весь Золотой Берег, но всё прошло тихо. Приходилось поверить истории о раскаявшемся отце. Да и даэдра бы с ним, с этим редгардом! Вдвойне загадочно было, откуда у нищей девчонки из портового кабака знания по алхимии, достаточные для открытия своего — и ведь вполне успешного — дела. На этот счёт Салли, при всей своей словоохотливости, ничего путного сказать не смогла. Предположила только, что, возможно, Умара повстречала некоего алхимика, который разглядел в девочке способности, и в вечерние часы, когда хозяин отпускал её поискать подработку, обучал ту своему ремеслу. Научил же её бесплатно кто-то из постояльцев читать, писать и считать…
М-да... оставалось радоваться, что ему поручили собирать сведения о младшей сестре. С ней всё было проще. Умара, немного поднявшись, забрала Мирту из поварят и пристроила в ученицы к известному ткачу. Нет, старшая явно весьма непростая штучка. Просто так, ни с того ни с сего мастер подобного уровня девчонку с улицы не возьмёт. Чем-то его убедили...
Хаш очень не любил истории, в которых чем больше известно, тем меньше понятно. Он постарался сосредоточиться на данных о порученной ему девице. С кем бы из знающих её имперец ни говорил, все в один голос утверждали, что Мирта весьма застенчива, скромна и чуждается шумных развлечений.
Коловианец прикрыл свой дневник и откинулся на спинку стула в глубокую тень, вспоминая подробности беседы с соседкой сестёр. Она оказалась из тех, кого сложно не разговорить, а заставить замолчать хоть на минуту, чтобы направить словесное извержение в нужное русло, и не упустить среди этой трескотни ничего важного.
Стоило отвесить женщине пару избитых ни к чему не обязывающих комплиментов и как бы невзначай спросить о молоденькой белокурой соседке, как та оживилась и принялась молоть языком.
— А не правда ли, какая хорошенькая? И поди же — ни жениха, ни хоть ухажёра какого! Этакая скромница! Сестра-то не такая красавица, а всё ж таки мужика себе отхватила! Ох, и странный он, муж-то её, я тебе скажу! — тараторила она, доверительно хватая собеседника за руку, — Росту небольшого, сам вроде данмера, только белый-белый весь, ровно призрак, веришь, нет?! Что за племя такое чудное? Маормер, может? Только давно его что-то не видать... Ну, да он уж всегда так: то приедет-поживёт, то раз! — и опять куда-то по своим делам исчезнет. Неспокойная у него жизнь, нет! — болтушка осуждающе поджала губы и покачала головой, — Как по мне, так нечего исчезать. Работать надо! Это что ж за работа, ежели то тут, то там?
На счастье Хаша, женщине потребовалось перевести дух, что дало ему возможность ответить ей и перевести разговор на интересующую его тему.
— Таких работ немало: моряки, наёмники, исследователи, проводники... Это так, первое, что на ум пришло. Так говоришь, у младшей — никого?
— А ты-то, небось, сам на неё глаз положил? — захихикала кумушка, довольная своей догадкой.
Имперец улыбнулся и с многозначительной улыбкой развёл руками: понимай, мол, как знаешь.
— А только тогда тебе поторопиться надо! Так-то у ней, вроде и правда никого, но на днях, вот как ей на работу идти, за ней какой-то парень на карете с белой лошадью приезжал. Сам-то, вроде, из простых, кучер может, а повозка, прям, чуть не графская. Но один лишь раз он такой появился, да и пропал потом. А та, как и прежде, на работу да с работы. Только... вот! То несколько дней, пока карета за ней не пришла, Мирта всё поздненько возвращалась, а там пораньше начала. Ой, ты ж! Это ж она с кем-то и встречалась, поди! А я-то!..
Хаш еле вырвался от болтливой собеседницы. Похоже, теперь по городу поползёт свежая сплетня. Хорошо ещё, что мысли о поздних возвращениях молодой соседки и поданной ей карете показались кумушке столь занимательными, что она и думать забыла о своих предположениях насчёт расспрашивавшего её коловианца. Ему было совершенно ни к чему, чтобы она начала судачить с кем-то ещё и о нём.
На работу и с работы... О которой Фиолетовый Плащ также велел разузнать. С этим было несколько сложнее. Ремесленники обычно не слишком охотно распространяются о своих делах. Но будь всё просто, не возникало бы необходимости нанимать кого-то, вроде Хаша. Которому надлежало теперь плотно заняться этой составляющей задания. А потом... потом, если останется время, потянуть за ещё одну очень любопытную ниточку... Чутьё подсказывало имперцу, что она может дать ему ту самую компенсацию, в которой он по прежнему остро нуждался, так как это дело не приносило ему чувства удовлетворения, поскольку оставалось слишком много вещей, которых он понять не мог. Давненько его не втягивали в такую дурацкую историю. Расплатившись с трактирщиком, коловианец отправился в ремесленный квартал.

***

Обслуживая покупателей, Умара то и дело бросала настороженный взгляд в окно. Ещё в то время, когда она мелкой оборванкой шарила по чужим карманам, у неё развилось обострённое чувство опасности и привычка подмечать всё, что хоть как-то могло её коснуться. Хаш ошибся, полагая сестёр обычными обывательницами, и оказался недостаточно осторожным, чтобы обмануть бдительность девушки.
В первый раз она приметила его два дня назад на улице перед домом, в тот час, когда Мирта убегала на работу. Того, что имперец проследил накануне путь юной ткачихи от указанной ему мастерской до самого дома, Умара не знала. Тогда поутру он задержал взгляд на «Благоуханной лилии», но в этом не было ничего удивительного, в портовом городе то и дело мелькают незнакомые лица, и каждый ищет для себя какие-то приметы или ориентиры, стараясь запомнить путь. Однако в тот же день старшая сестра снова увидела его вдалеке, когда младшая возвращалась домой. Цепкая память тут же подсказала, что этот коловианец утром уже мелькал поблизости. Было ли это простым совпадением?
Когда на следующий день тот же имперец зашёл к ней в лавку, она уже пристально следила за ним и заметила, как заинтересовала его вывешенная на стене бумага о покровительстве Храма Дибеллы. Посетитель приобрёл у Умары ароматную воду, и при других условиях эта покупка могла бы вполне оправдать его визит, но развитая интуиция твердила девушке, что всё не так просто.
И вот теперь, не находя его за окном среди прохожих, она не знала, радоваться этому обстоятельству или тревожиться ещё больше.
Когда Мирта вернулась домой, девушка вновь бросила взгляд на улицу, и ей показалось, что там мелькнул уже знакомый силуэт, но уверенности в том, что это именно он, у неё не было. Как бы то ни было, она поскорее увела сестру в дом и даже хотела пораньше закрыть лавку, но подумала, что лучше будет подождать, не появится ли незнакомец снова.

***

Тем временем тот, кого Умара наполовину надеялась, наполовину опасалась увидеть, шагал к другой части города, прикидывая, как выведать то, что ему нужно.
Мастеровые — народ сплочённый, начни дотошно расспрашивать среди них того или другого о ком-нибудь из их числа, правды не узнаешь, только насторожишь и против себя настроишь. К ним требовался другой подход.
Хаш неспроста направился в ремесленный квартал в конце рабочего дня. Он хорошо знал, как сойти в этой среде за своего, равно как и то, что трудовой люд не прочь собраться вместе вечерком. Пошуметь, поговорить о своих делах и заботах, достаточно лишь немного подтолкнуть мастеровых намёком на угощение, которое даже не нужно полностью оплачивать из своего кармана — лишь бы только положить начало неожиданному застолью.
Несколько нужных слов и панибратских хлопков по плечам, и владелец ближайшей таверны оказался осчастливлен таким наплывом посетителей, какого никак не ожидал в будний день. Дальше Хашу оставалось всего-навсего внимательно слушать, понемногу участвуя в беседе и исподволь направляя её в нужное русло. Ему повезло: речь почти сразу зашла о взаимовыручке в ремесленном кругу, и столяр, покручивая пшеничный ус, рассказал, как на днях отложил все дела, чтобы выточить ткачу новую деталь, взамен поломавшейся во время срочной работы.
Остальные одобрительно загудели, а Хаш, как бы невзначай, спросил, где же сам мастер, с которым приключилась такая неприятность, что он нём говорят, будто об отсутствующем?
— И то дело! — поддержал кто-то, — Надо позвать Теодрила! Много ли у старика радостей? Пусть хоть с нами посидит!
— Позвать бы надо, да пойдёт ли? — усомнился другой работяга, — Всё ж лет-то ему немало. Тяжело, поди.
— Я схожу. Уж меня-то, небось, послушает, — ответствовал столяр, поднимаясь из-за стола.
— Верно! Грешно отказать тому, кто в рабочей нужде помог! Иди, зови!
Мастер ушёл и некоторое время спустя явился с ткачом.
— Вот! Не хотел идти, — попенял на Теодрила столяр, — Ну да я уж ему напомнил недавнее, попросил уважить.
Как бы ни отнекивался ткач, ему явно было приятно, что его пригласили. Большинство мастеров было намного младше него, а вот, поди-же, не обошли вниманием старого пня. По правде сказать, в его годы нередко хочется с кем-то поговорить, поделиться жизненным опытом, было бы кому слушать. А в его распоряжении из собеседников обычно было только Мирта — слушательница весьма благодарная, но, увы, единственная. Как тут не обрадоваться приглашению?
Поскольку друг с другом мастеровые общались чаще, чем с Теодрилом, его засыпали вопросами о здоровье, о работе, обо всём, что может заботить ремесленника.
— А что за срочная работа была, на которой станок подвёл? — спросил кто-то.
— А, — старик махнул рукой, — Постоянный заказчик прислал за тканью одной, а у меня её как раз и не случилось: совсем недавно купцы подчистую всю выгребли. Пришлось вдвоём с помощницей поднапрячься, несколько дней допоздна посидеть. А тут ещё деталь износилась.
Хаш навострил уши. Похоже, поздним возвращениям Мирты, так заинтриговавшим её соседку, нашлось вполне невинное объяснение. Но тут разговор зашёл о другом, и некоторое время коловианцу не удавалось ни сменить тему общей беседы, ни выловить из текущей что-либо полезное. Впрочем, так он узнал, что Теодрил являлся не просто известным, но одним из лучших мастеров своего дела во всём Сиродиле. Это заставило посланца Фиолетового Плаща по-новому взглянуть на полученное задание. Что если основной целью являлся сам ткач, а девица — лишь средством подобраться к нему? Такой вариант нельзя было полностью исключать.
То, что теперь пришлось сосредоточить внимание на двух объектах, вместо одного, имперца не смущало. Ему случалось работать одновременно с куда большим числом. Беспокоила всё та же неясность целей его нынешнего задания. Но он не пропускал мимо ушей ни одного слова, касавшегося Теодрила и его помощницы, ибо именно так назвал её сам ткач.
Некоторое время спустя гончар посетовал на своего ученика, который никак не мог в должной мере освоить хотя бы основы, чтобы можно было двигаться дальше, и разговор переключился на подмастерьев и помощников. Не остался в стороне и старый ткач, гордившийся своими успехами в роли наставника.
— Вот вы парней и то обучить не можете, — горячился он, стуча кружкой по столу, — А я девку неразумную выучил! Почитай, не хуже моего уже работать может!
— Поди, большей частью она-то уже и работает, а? — задорно выкрикнул кто-то, задетый за живое его словами.
— Делает она немало, это верно... — разом сникнув, невнятно промямлил ткач. Этот вопрос живо напомнил ему о горьких мыслях, не раз и не два посещавших в последние дни его самого.
— Ладно тебе, дед, пошутил я! — несколько смутившись под укоризненными взглядами других, повинился мастеровой. Действительно, легко зубоскалить, пока молод да силён, а поди-ка доработай до седин. До смеху ли тогда будет?
— То-то! — Теодрил снова приосанился.
Однако Хаш, наблюдавший эту сцену, успел сделать правильные выводы. Раздосадованный спесивыми речами ткача и стремящийся отплатить ему той же монетой, ремесленник нечаянно попал в точку. Видимо, сколько ни хорохорился Теодрил, но без своей помощницы он и в самом деле мог уже далеко не так много, как прежде. Пожалуй, эти сведения могли оказаться полезными.

***

Умара закрыла лавку в обычное время. Незнакомец больше не показывался. Быть может, у неё просто разыгралось воображение. Заперев дверь и задёрнув портьеры, девушка ушла в дом, откуда уже давно начали просачиваться аппетитные запахи.
Мирта, стеснявшаяся покупателей, редко оставалась рядом с сестрой, пока та работала, но зато решила использовать свободное время, чтобы порадовать её, приготовив полупраздничный ужин безо всякого повода. Она трудилась в кухне, напевая какую-то простенькую, но довольно приятную мелодию, которую сама же и выдумывала прямо по ходу.
Войдя в дом Умара ласково и бережно, чтобы не помешать, обняла сестрёнку.
— У нас намечается какое-то торжество? — шутливо спросила она.
— Что? Нет... Я просто... Не знаю... Захотелось сделать что-то особенное.
— Значит, повод найдёт себя сам, — улыбаясь решила Умара. Она встала рядом с Миртой и принялась помогать, — Может, успешное завершение срочной работы и то, что ты сейчас так рано приходишь домой?
— Ну что ты! Работу закончили чуть ли не неделю назад! — засмеялась девушка в ответ, — А раннее возвращение — это возможность приготовить что-нибудь вкусное, но вовсе не повод.
Умара легонько кивнула не то своим мыслям, не то, соглашаясь с сестрой, качнулись и заплясали кудряшки в цвет смуглой кожи. На сердце у неё было светло и ясно, девушка и думать забыла о странном имперце, вызвавшем неясную тревогу. Прислушавшись к незатейливому мотиву, который выводила Мирта, она начала негромко подпевать. Та сперва смутилась, покосившись на неё, но не заметив ни тени насмешки, и сама запела погромче и посмелее.
Большую часть готовки младшая сестра успела завершить ещё до того, как к ней присоединилась старшая, так что кухонная идиллия продлилась недолго. Ожидая, пока ужин приготовится, девушки застелили стол свежей скатертью, точно не сговариваясь решили всё-таки устроить маленький домашний праздник.
Между делом они болтали о том о сём, причём обе старательно избегали упоминать Кальвена, хотя одна почти постоянно думала о нём, а вторая об этом догадывалась. Но когда девушки начали накрывать на стол, Умара вдруг жестом велела сестре умолкнуть и настороженно прислушалась. Со стороны входной двери, донёсся едва слышный во внутренней части дома шорох, означавший, что её пытаются открыть.
Мгновенно все тревоги и подозрения вновь овладели Умарой. Она сделала пару шагов, чтобы оказаться между дверью и Миртой, заодно прикидывая, что делать, если в дом проберётся неизвестный враг. План защиты и отступления сложился в голове у воспитанницы Ксавье и Эстромо почти мгновенно. Девушка схватила со стола нож и спрятала его за спиной. Младшая сестра застыла позади неё, растерянная, ничего не понимающая, напуганная действиями старшей, но исполненная непоколебимой веры в неё и готовая сделать всё, что та скажет.
Щёлкнул отпираемый замок, лёгкие упругие шаги пересекли лавку, дверь в комнату приоткрылась, и глазам вошедшего предстали две девушки бледные, встревоженные, настороженно смотрящие на него.
В следующее мгновение нож выпал из дрогнувшей руки Умары, а сама она повисла у прибывшего на шее, заливаясь счастливыми слезами, гладя прямые белоснежные волосы и шепча бесчисленные ласковые слова, внятные только для двоих.
Индарио со сдавленным полувсхлипом крепко сжал возлюбленную в объятиях и спрятал лицо в её кудрях. На несколько минут весь мир для них сосредоточился друг в друге, а время замерло.
Мирта потихоньку подошла, подняла упавший нож, хорошенько обтёрла его и снова положила на край стола. При этом она не сводила сияющих глаз с сестры и её любимого, и губы девушки невольно растягивались в улыбке. Её семья, единственная, которую она знала и помнила, снова была в сборе.
Наконец Умара немного отстранилась, чтобы полюбоваться на дорогие ей черты.
— Вернулся!.. — с тихим восторгом произнесла она и вдруг, опомнившись, посмотрела на пол вокруг мера, выглянула в лавку, а затем с немым вопросом уставилась в бриллиантовые глаза.
Индарио, не говоря ни слова, отрицательно покачал головой. Было видно, что к радости встречи примешивается другое, куда менее приятное чувство.
— Ты не смог его убедить? — в голосе Умары послышалось недоверие. Она представить себе не могла, чтобы её возлюбленный, прошедший выучку у Эстромо, вдруг не справился с подобной задачей.
— Не пришлось. Её уже не было, когда я приехал. Её вообще больше нет.
— О!.. — в голосе Умары прозвучало не столько разочарование, сколько сочувствие. Она невольно бросила взгляд на дальнюю комнату, в которой стояла теперь уже ненужная просторная клетка.
Девушка взяла Индарио за руку.
— Ты сам знаешь, что здесь нет твоей вины.
Он кивнул.
— Знаю. Как и то, что не мог забрать её сразу. Как то, что поставив себе одну цель, нужно двигаться к ней, не отвлекаясь на сторонние, если нет возможности справиться с ними попутно. Исключения бывают, но они исчезающе редки. Я помню эти наставления, более того, знаю и понимаю, что Эстромо был прав...
— Но сейчас от этого не легче?.. — полуутвердительно закончила за него Умара.
Вместо ответа мер тряхнул головой, словно разгоняя призраки прошлого.
— Сейчас важно лишь то, что ты рядом. Я ещё успею подумать над тем, что делать дальше. Лучше скажи, почему стол накрыт, словно для встречи друга, а вы смотрели на меня, точно ждали врага? Кто-то посмел вас обидеть, пока меня не было?
— Ах, не думай об этом! Просто Мирта пришла пораньше, и ей вдруг захотелось порадовать нас вкусным ужином. Наверно, предчувствовала твоё возвращение, сама того не зная.
— Так вот кто больше всех рад мне в этом доме! — мягкий негромкий смешок Индарио живо напомнил Умаре их общего наставника, — Ну, здравствуй, маленькая провидица! Как твои дела? — шутливо обратился он к младшей из сестёр.
Мирта смущённо потупилась. Со стороны обращение «маленькая», высказанное мером, который был заметно ниже неё, могло показаться забавным, но только не ей. Индарио давно стал для девушки чем-то вроде старшего брата.
— Хорошо... — тихо прошелестела она в ответ и запоздало прибавила: — Здравствуй!
Здесь, дома, печаль и разочарование от неудачи отступили. После придётся, конечно, задуматься о будущем, прикинуть, что делать и как жить дальше. Возможно, на первых порах придётся наведаться к Ксавье. Он почти всегда мог предложить что-нибудь не шедшее вразрез с жизненными принципами Индарио, но позволявшее подзаработать. Однако сейчас мер позволил себе предаться простым жизненным радостям — снять дорожную одежду, умыться, посидеть с семьёй за полупраздничным столом. Умение на время отодвинуть в сторону заботы и тревоги, чтобы набраться сил для их преодоления, наряду с прочим привитое талморцем своему воспитаннику, не раз приходило ему на помощь.
Девушки не стали выспрашивать у него подробности поездки. Основное и так было ясно: Никс, старая никс-гончая с двумя хоботками из коллекции диковинок бретонской госпожи, к которой некогда принадлежал и сам белокожий мер, не дождалась смены владельца. Специально для неё была заказана удобная клетка, идеальная для содержания подобного животного. Сёстры с некоторой тревогой ожидали прибытия необычной питомицы, хотя и были готовы её принять. Но, увы...
После ужина Индарио помог сёстрам прибраться. Вполне утолив голод Миртиной стряпнёй, он никак не мог насытиться их обществом, по которому успел соскучиться за время своего путешествия.
Но то, чего ему не хватало больше всего, ждало его позже, когда за ними с Умарой закрылась дверь спальни. Жадные ласки, с которыми они набросились друг на друга, словно выспрашивали: «Как сильно тебе меня недоставало?» И сами же немедленно давали исчерпывающий ответ: «Как света, как воздуха, как самой жизни!» Ночь текла сквозь любовников, обволакивая разгорячённые тела, в неутолимой страсти сплетавшиеся снова и снова. Небо на востоке уже начинало понемногу светлеть, когда оба наконец замерли в блаженной истоме, не размыкая объятий.
Индарио нежно коснулся губами виска любимой и вернулся к вопросу, на который так и не получил ответа.
— Скажи, чего ты опасалась нынче вечером? Наш дом оберегает Гильдия, к тому же ещё даже не стемнело — неурочный час для грабителя. Так кого ты ожидала и боялась увидеть вместо меня?
Умара вздохнула и пошевелилась, неохотно возвращаясь от сладостного волшебства к тревогам реальности.
— Прости за столь необычный приём. Наверное, на меня так подействовала разлука с тобой. Должно быть, это всего-навсего растревоженное воображение сыграло со мной злую шутку. Мне так не хватало тебя рядом… Сейчас смешно даже думать о том, что ещё накануне лезло в голову.
— Вот как? — Индарио привычным движением приподнялся на локте, — Тогда давай посмеёмся вместе.
В голосе мера звучала улыбка, но девушка чувствовала, что он подобрался, подобно хищнику, почуявшему добычу. Она поняла, что он не отстанет, пока не услышит всего от начала и до конца.
Умара снова вздохнула и по прежнему неохотно принялась рассказывать о незнакомом имперце и о том, что ей показалось, будто он за ними следит. Но если сначала она и была уверена, что всё это ей просто почудилось, то под конец истории возникшие подозрения перестали представляться девушке полным бредом.
Судя по всему, Индарио был с этим согласен. Он откинулся на спину и несколько минут лежал неподвижно, уставившись в потолок. Его бриллиантовые глаза таинственно поблёскивали во мраке.
— Надо было мне вернуться двумя днями раньше. Или, с учётом результата, вовсе не уезжать, — проговорил он наконец.
— Ты не мог не попытаться. И не думаю, что на обратном пути терял время понапрасну. А пустые сожаления...
— Знаю. Всё это знаю. Сейчас мне нужно поспать. Да и тебе тоже. Но завтра ты непременно покажешь мне этого имперца, если он снова появится.
Для этих двоих обычные в таких случаях вопросы: «что ты задумал?», «что ты собираешься делать?» были излишни. Умара умиротворённо вздохнула и прильнула к груди возлюбленного. И вскоре лишь их размеренное сонное дыхание нарушало предрассветную тишину.

***

Хаш был доволен проделанной работой. С тем, что он успел выяснить, можно было смело возвращаться к заказчику. При этом у него оставалось достаточно времени для выяснения мелких деталей и подробностей, которые обычно так впечатляют работодателей и отлично служат для создания и поддержания собственной репутации. Он и собирался заняться их сбором. Но позже.
Нынешнее утро имперец решил потратить на то, чтобы решить для себя вопрос, удастся ли ему раздобыть вожделенную компенсацию, или он вытянул пустышку.
Коловианец не стал приближаться к «Благоуханной лилии», а дождался Мирты в укромном закутке неподалёку от ткацкой мастерской, убедился, что та явилась в обычный час и пешком, из чего заключил, что никакая «карета» за ней больше не приходила, и стоило девушке войти в дом Теодрила, отправился к часовне Дибеллы. В утренние часы практически в любом храме, посвящённом Девяти, можно застать послушников, занятых подготовкой к богослужениям, в которую входит наведение чистоты и порядка. И всегда среди них найдётся кто-нибудь, кто предпочёл бы провести это время с меньшей пользой, но бо́льшим удовольствием. Доступ к святилищу посетителям был открыт в любое время, так что Хаш приблизился к алтарю и, сделав вид, что погружён в молитву, краем глаза наблюдал за действиями младших служителей храма.
Вскоре подходящий кандидат был найден. Рыжий, вихрастый, покрытый веснушками паренёк, протиравший пыль со всех поверхностей, до которых мог дотянуться, явно тяготился своими обязанностями. Его энтузиазм резко возрастал при появлении кого-либо из полноправных жрецов, но с их уходом моментально падал почти до нуля. Он вздыхал и продолжал еле-еле возить тряпкой.
Дождавшись, пока тот завершит свою имитацию наведения чистоты, Хаш подошёл к нему. Судя по хмурому виду послушника, ему предстояло ещё немало не менее «приятной» работы. Поэтому он исподлобья взглянул на имперца, вкрадчиво и почтительно окликнувшего его:
— Послушай, я нездешний, но чту госпожу Дибеллу и очень хотел бы побольше узнать об этом прекрасном храме, посвящённом ей. Мне кажется, ты именно тот человек, который способен мне помочь.
— Обратись к кому-нибудь из жрецов, добрый прихожанин, — мрачно отозвался парень, — они с радостью расскажут тебе всё, что ты хочешь знать. А мне нужно помогать готовить часовню к проведению ритуала.
Коловианец всплеснул руками:
— Да разве я смею отвлекать жрецов такой мелочью?! Кроме того, они обычно погружены в общение с богиней. Миряне, вроде меня, только нарушают эту гармонию, оттого в рассказах даже самых истовых служителей Девяти порой слышится усталость и заученность, когда они говорят с кем-то из нас. Нет! Я убеждён, что молодой ум, полный свежих впечатлений, сможет поведать мне куда больше, особенно в приятной располагающей обстановке...
При этих словах кошель Хаша заманчиво звякнул, будто намекая, что его владелец предлагает нечто большее, нежели просто посидеть в тени ближайшего дерева.
Глаза рыжего заинтересованно блеснули. Словно бы не заметив этого, имперец продолжал:
— Это ли не будет помощью жрецам Храма? Не тратя понапрасну их драгоценного времени, удовлетворить любопытство почитателя богини? Разумеется, есть дела, решать которые могут лишь прошедшие полное посвящение, но, право же, мой вопрос не из таких. К тому же я намеревался сделать пожертвование для часовни госпожи Дибеллы... и её служителей, — последние слова Хаш едва заметно выделил, — Увы, человек несовершенен, и его щедрость часто напрямую зависит от того, насколько он в данный момент доволен...
Колебания молоденького послушника становились всё заметнее. Хаш умело играл на слабостях, которые были прямо-таки написаны у парня на лице. Ему льстило, что он, по мнению незнакомца, мог сделать что-либо лучше, нежели полноправный жрец, независимо от причин. Его манило неявное обещание приятного времяпровождения дополненное возможностью отделаться от ненавистных трудов. Ему предлагалось достойное оправдание несвоевременной отлучки, которое могло смягчить, если не вовсе отменить положенное наказание. К тому же согревала возможность положить часть пожертвования в свой карман, ведь не зря же посетитель обмолвился, что оно предназначается не только на развитие Храма, но и для служителей госпожи Дибеллы. А кто из них более всего достоин вознаграждения, как не тот, кто помог щедрому дарителю?
Не прошло и десяти минут, как имперец с рыжим уже шагали в сторону ближайшей таверны, а пару часов спустя Хаш знал всё, что намеревался выяснить. Его собеседник, подогретый соответствующим угощением, был готов поведать ему что угодно, вплоть до цвета исподнего, которое носит верховная жрица. Последнее коловианца интересовало слабо, зато о связи «Благоуханной лилии» и её владелицы с Храмом, парень, подстрекаемый ненавязчивыми расспросами, рассказал не меньше, чем мог бы любой из старших служителей Дибеллы. Лишь источник знаний Умары остался для Хаша тайной, покрытой мраком, ибо эта информация была уделом избранных, к числу каковых его осведомитель отнюдь не принадлежал. Впрочем, никто из посвящённых жрецов так же не обмолвился бы о тетради данмера первому встречному. Сведения о ней хранились в строжайшем секрете.
Собеседники расстались вполне довольные друг другом. Хотя в глубине души рыжий послушник и полагал, что сумма пожертвования могла бы оказаться и побольше, но дармовое вино настроило его на благодушный лад, и по пути к часовне он прикидывал, какую часть денег можно присвоить, чтобы при этом подвергнуться не слишком строгому наказанию за самовольную отлучку.
К чести его стоит отметить, что совесть не позволила ему остановиться на варианте потихоньку пробраться к себе, сказаться больным и тем самым скрыть как свидетельства своего пребывания в таверне, так и всю полученную от Хаша сумму. Разве мог добрый почитатель богини подбивать его на такое?! Подумав об этом, парень окончательно устыдился промелькнувших мыслей об обмане и, понурив голову, отправился сознаваться в том, что ушёл без позволения, и даже передал почти всё, что получил, в качестве оправдания. Расчёт оказался верным. Парня, разумеется, пожурили, но не так уж сильно, а наказания, приняв во внимание его добровольное признание, добытое пожертвование и заметное раскаяние, не стали налагать вовсе.
Проводив послушника глазами, Хаш довольно улыбнулся половиной рта, обращённой к стене и скрытой от посторонних глаз. Нет, это была далеко не пустышка! Чутьё его не подвело. Свою компенсацию он всё-таки получит!

***

Ночной мотылёк с шуршанием и постукиванием бился в окно, привлечённый светом лампы. В этом звуке было что-то одновременно тревожное и умиротворяющее. Ночь... Странное время, когда в обычно чуждой всякой поэзии и романтике душе Хаша вдруг оживали какие-то потаённые струны.
Он отодвинул свой рабочий дневник, заполненный загадочными символами, взял в руки несколько исписанных крупным разборчивым почерком листов и принялся их внимательно перечитывать. Ничего особо секретного в порученной ему миссии не было. Неудивительно, что Фиолетовый Плащ пожелал получить отчёт в письменном виде. Это было оговорено заранее, при получении задания.
Вернувшись домой, Хаш перенёс на бумагу всё, что сумел вызнать про Мирту и ткача, но о сведениях, полученных от послушника храма Дибеллы там не было ни слова. На составление этого документа ушёл весь вечер, зато теперь имперец был полностью готов к завтрашней встрече с заказчиком.
Поднявшийся ветерок отнёс мотылька чуть в сторону. Прошёлся лёгким дуновением по дому, шевельнул край листа, который Хаш держал в руках. Должно быть, рама на первом этаже оказалась прикрыта недостаточно плотно. Возможно, её перекосило после недавних дождей и последовавшей жары... Надо бы посмотреть и при необходимости поправить. Имперец не боялся поработать руками, обустраивая свой быт. Но сейчас глоток свежего воздуха был даже кстати. Такая душная ночь...
Коловианец дочитал отчёт, обмахнулся бумагами, положил их на стол и удовлетворённо откинулся назад. Поднимая взгляд, он успел заметить в оконном стекле бледный отблеск у себя за спиной, и в тот же миг ощутил прикосновение отточенного лезвия к своему горлу.
Прижатый к спинке стула, с запрокинутой головой, он являл собой образцовую жертву, готовую к закланию. Попытка закатить глаза, чтобы разглядеть своего врага, оказалась безуспешной. Одно движение неизвестного, и он, Хаш, будет зарезан, как баран. Где же он допустил ошибку? Казалось нелепым, чтобы нынешнее задание могло поставить его жизнь под угрозу. Какой-то призрак прошлого? Кто-то из тех, в чью жизнь он некогда вмешался, отыскал его и решил свести с ним счёты? Но разве он не был всегда достаточно осторожен? Очевидно, не был, иначе не оказался бы сейчас на волосок от гибели.
Хаш попытался сглотнуть, отчего клинок лишь плотнее прижался к шее. Имперец был почти уверен, что на коже осталась царапина.
— Кто ты, и что тебе за дело до моей семьи? — негромко произнёс спокойный и уверенный голос.
— К-какой семьи? — с трудом прохрипел коловианец. Говорить в таком положении было непросто. И чтобы угрожавший ему не решил, что он нарочно играет в непонимание, и не потерял терпения, торопливо добавил: — Я же не знаю, кто ты!
На долю секунды ему показалось, что неизвестный обдумывает его слова, взвешивая все «за» и «против». Но, должно быть, ему это только померещилось. Он не знал никого, кто смог бы принять решение так быстро.
— Сёстры из Анвила, вокруг дома которых ты шнырял в последнее время, — голос звучал ровно, в нём не слышалось явной угрозы, но само-собой приходило понимание, что шутить с ним не следует.
Хаш мгновенно сложил в уме всё, что ему было известно.
— Ты... мер, — он предусмотрительно опустил эпитет «белый», — Муж старшей.
— Отлично. Значит, ты прекрасно понимаешь, о чём речь, — голос остался спокойным, но прозвучал холоднее, чем раньше, — Тогда отвечай.
— Послушай! — коловианец приподнял руки с раскрытыми ладонями, — Я никому не собирался причинять вреда! Клянусь! Я тебе всё расскажу. Только убери нож.
— Уберу. Но имей в виду, тебе это не поможет.
Кинжал отодвинулся от горла имперца, и тот смог наконец опустить голову и разглядеть в окне тусклое отражение неестественно бледного лица позади себя.
Индарио уселся в кресло с жёсткими подлокотниками, стоявшее справа от стола.
— Рассказывай, — теперь он говорил почти дружелюбно. Его манера сбивала с толку, — Думаю, лишние проблемы не нужны ни тебе, ни мне.
Хаш вздрогнул. Не мог же незваный гость прочесть промелькнувшую у него шальную мысль разделаться с ним и тем самым обезопасить себя? Он ведь не думал этого всерьёз! Да и вообще всегда предпочитал по возможности обходиться без трупов! Это только со стороны кажется, будто хлопот с ними меньше, чем с живыми. Понимая всю абсурдность такого предположения, Хаш всё же невольно постарался дальнейшее подумать как можно более отчётливо.
— Я жду, — напомнил о себе белокожий.
Имперец вздохнул и развернулся к нему вместе со стулом.
— Один человек попросил меня разузнать, что возможно, о девице из Анвила. Назвал имя, указал мастерскую, где та работает... Иногда людям хочется побольше узнать о своих ближних, это естественно...
— Человек?.. Попросил?.. — в тоне мера послышалась едва заметная насмешка над скудостью информации, — А ты тут же всё бросил и побежал? С чего бы?
— Хорошо-хорошо! Я не знаю, человек он или мер. И он меня нанял! Нанял, понимаешь?! Чтобы я раздобыл эти сведения.
— И почему же ты согласился на такую работу?
— Потому, что каждый зарабатывает себе на жизнь тем, что умеет. Это, если хочешь, моё ремесло, мой хлеб!
— Я смотрю, и не без масла, — Индарио успел оценить обстановку небольшого, но удобного двухэтажного жилища.
Отсутствие броской роскоши говорило здесь скорее о равнодушии к ней хозяина. Всё в доме явно было обустроено так, как мог себе позволить лишь тот, кто не стеснён в средствах.
— Жить-то надо, — философски пожал плечами Хаш, — А прозябать никому не в радость. К тому же эти сведения едва ли могут кому-либо повредить. Взгляни сам, — он кивнул на лежащий на столе отчёт, лишний раз порадовавшись, что тот не содержит ничего лишнего.
Индарио бросил беглый взгляд на бумаги. С ними непременно следовало ознакомиться, но это могло оказаться уловкой.
— Надеюсь, ты не захочешь укорачивать свою жизнь и осложнять мою, — мер говорил дружески и с лёгкой улыбкой, — Знаешь, в силу некоторых причин, я испытываю определённую слабость к произведениям искусства, и предпочитаю не причинять им вреда...
Хашу стоило больших трудов сохранить невозмутимость при этих словах. Боги! Неужели ему выпал горький жребий иметь дело с безумцем?! Похоже, парень заговаривается! А тот, столь же невпопад, добавил:
— Поэтому, картина не пострадает.
Имперец не смог уловить движения, которое сделал белый мер, казалось, даже не глянувший в ту сторону, но в раму картины, висевшей слева от посетителя на дальней стене и терявшейся в полумраке, со стуком вонзился метательный нож.
Хаш вопросительно глянул на белокожего. Тот кивнул:
— Сходи, посмотри. Но без резких движений, и руки — на виду.
Коловианец осторожно поднялся и медленно пошёл к картине. По пути он несколько раз оборачивался на белокожего, поскольку, вставая, успел заметить у того в руках ещё один нож. Хаш понимал, что предоставленная ему свобода скорее всего — лишь иллюзия. Незваный гость застал его безоружным, в домашней одежде, покрой которой явно о том свидетельствовал. Но сейчас ему было позволено подняться и даже, кажется, завладеть оружием позднего посетителя. Что за этим крылось? Беспечность? Самоуверенность? Точный расчёт?
Индарио краем глаза наблюдал за имперцем. Конечно, он мог бы его связать, или сопроводить в дальний конец комнаты, приставив кинжал под лопатку. Так было надёжнее, но ему было важно понять, как поведёт себя коловианец, если оставить ему подобие выбора. К тому же столь грубые методы зачастую озлобляют людей, убивая в них желание сотрудничать. Парадокс, заключающийся в том, что зачастую это способ обезопасить пленных от самих себя и от необдуманных действий, вынуждающих их убивать.
Молодой мер не имел представления, насколько хорошо этот человек владеет метательным оружием, и не собирался предоставлять тому возможность использовать его собственный нож против него самого. Но следовало выяснить, возникнет ли у коловианца такое желание. Также нельзя было сбрасывать со счетов и возможные магические навыки, хотя при беглом осмотре дома по пути наверх ничто не выдавало наличия подобных способностей у живущего здесь.
Тем временем тот наконец дошёл до стены с картиной. Выдернул клинок. Осмотрел и сам нож, и место, куда он попал. Бросок был мастерским. В этом не могло быть сомнений. Имперец в очередной раз тревожно оглянулся, оставаясь подчёркнуто неподвижным. Кто знает, что сделает белый мер теперь, когда брошенный клинок очутился у Хаша в руках? Но гостя, только что спокойно сидевшего в кресле, на месте не оказалось. В последний момент он совершенно бесшумно шагнул под прикрытие плотной ширмы, наполовину отгораживавшей часть помещения, служившую хозяину кабинетом. Теперь коловианец не смог бы внезапно метнуть в него нож. Но тот был далёк от подобной мысли. Он уже понял, что во владении оружием ему с ночным гостем не тягаться. Не зря, ох, не зря ему так не нравилось это задание!
Имперец развернулся, демонстративно держа руки на виду и подняв их в такое положение, из которого воспользоваться оружием или заклинанием нереально, и так же медленно двинулся обратно. Гость снова уселся в кресло, дожидаясь его. Хаш вернулся к столу, протянул меру его нож рукояткой вперёд, снова опустился на стул и передал посетителю лежавшие на столе бумаги.
— На, прочти. Я не стану ничего предпринимать.
Индарио взял отчёт, составленный имперцем для Фиолетового Плаща, и принялся внимательно его изучать, оставаясь настороже. Коловианец неподвижно ссутулился на стуле, чтобы не провоцировать гостя.
Мер не позволил удивлению отразиться на его лице, когда он добрался до эпизода с каретой. Девушки не успели рассказать ему про Кальвена, поскольку сразу по возвращении он занялся поисками загадочного имперца, встревожившего Умару. Ничего, что могло свидетельствовать о связи его возлюбленной с Гильдией воров, а так же об особенностях создаваемой ею алхимии, там не было. Сведения же о Мирте и её учителе, собранные коловианцем, и в самом деле выглядели вполне невинно. Тем более непонятно было, кому и для чего они могли потребоваться. Опустив исписанные листы на колени, Индарио задал этот вопрос вслух.
— Э, парень! Это я и сам хотел бы понять. Знай я, на кого работаю, возможно и смог бы найти разгадку.
В глазах мера сверкнуло недоверие:
— Не хочешь ли ты сказать, что тебе сложно это выяснить?
Хаш недовольно шевельнулся, но решил, что безопаснее говорить правду.
— Устав нашей организации запрещает выяснять личность заказчиков и строго карает за нарушения, — угрюмо проговорил он.
— То есть ты работаешь не один?
— И да и нет. Большинство из нас работает в одиночку, и я — не исключение. Но есть некое... место, где нуждающийся в подобных услугах может найти исполнителя. А у этого места есть свои правила. Поэтому я в равной степени не могу ни сам выяснить личность своего клиента, ни попросить о такой услуге кого-то из наших. Послушай! Давай так. Услуга за услугу. Не буду спрашивать, как ты меня нашёл, хотя и любопытно было бы это узнать, но раз ты это сумел, то проследить за моим работодателем для тебя — пара пустяков. Ты не один из нас, так что можешь себе это позволить. Итак, ты рассказываешь мне, кто мой клиент, а я делюсь с тобой соображениями по-поводу его мотивов. Идёт?
В предложении имперца был определённый смысл.
— Допустим. И как ты намерен это устроить?
— Завтра в десять часов вечера я должен буду встретиться со своим заказчиком в том самом месте, о котором только что говорил. Внутрь заходят либо клиенты, либо свои. Но ты сможешь увидеть происходящее через окно. Придём пораньше, и я покажу тебе то, что нужно. Когда явится тот, кто подбросил мне эту работёнку, я незаметно подам тебе знак. Ну, а дальше уж дело за тобой. Я так понимаю, не мне тебя учить как вызнать, кто он таков. Узнаешь, приходи сюда, ко мне домой. Тогда и поговорим.
Возможность самому узнать ответ на половину своего вопроса: кому нашлось дело до его семьи, причём узнать без лишних хлопот, получив прямое указание на нужную персону, представлялась Индарио весьма заманчивой. Кроме того, имперец предлагал помочь с выводами. Быть может, лучшее знание Скинграда подскажет коловианцу то, что сам мер мог бы и упустить. Разумеется, полностью доверять Хашу воспитанник Эстромо не мог, но этого и не требовалось. А тот продолжал:
— Значит, завтра встречаемся здесь около половины девятого. Если раньше, тебе слишком долго придётся ждать — кто-нибудь может заметить, а позже — можно напороться на заказчика. Вряд ли того порадует, что я пришёл не один. Это всё усложнит. Кстати, предлагаю выпить за знакомство и сотрудничество.
— Знакомство? — Индарио с усмешкой приподнял брови.
— Ах да, верно... Можешь называть меня Хаш.
— Не уверен, что так тебя нарекли отец с матерью.
— Какая разница, если в нашей среде я зовусь так?
Подумав, мер кивнул, но сам назвался подлинным именем, которое имперец практически наверняка знал и так, коль скоро столько выяснил о его семье.
Тем временем коловианец поднялся и достал из небольшого стенного шкафа бутылку сиродильского бренди.
— Будешь? Мне так точно не помешает, после твоего эффектного появления. Имей в виду, я на тебя зла не держу, и вредить тебе мне резона нет. Не было печали, на исходе ночи с трупом возиться, — зубы Хаша блеснули в усмешке, — Ты настолько же в праве узнать, кому и какое дело до твоих близких, как у Фиолетового Плаща — так я своего клиента обозвал, — выяснить то, что ему интересно. А может, и больше.
Индарио внимательно наблюдал за действиями имперца. Похоже, в его предложении не было иного подвоха, кроме попыток расположить ночного гостя к себе, дабы тот не решил, что на всякий случай стоит оставить один из своих ножей в его глазнице. Поэтому он кивнул, и, улучив мгновение, когда коловианец упустил его из виду, проглотил один из своих алхимических шариков.
Хаш взял два стакана и, приподняв бровь, взглянул на мера.
— Самую малость, — ответил тот на невысказанный вопрос.
Имперец кивнул и налил совсем по чуть-чуть. Символическую порцию — в самый раз скрепить временный союз и успокоить нервы.
Глотнув бренди, Индарио поднялся.
— Завтра в половине девятого буду здесь.

***

Примерно через полчаса после ухода от Хаша Индарио уже сидел в подвальчике Таларано. Несмотря на поздний час, маг обрадовался приходу друга, но всё-таки слегка попенял ему:
— Почему свитком не воспользовался? Говорил же — потратишь, ещё сделаю!
— Не было смысла. Я добирался до Скинграда по следам одного человека.
— Ну-ка, рассказывай. Случилось что-то?
Тот вкратце пересказал целителю историю с Хашем. Когда он дошёл до того, чем закончилась их встреча, альтмер поднялся, обхватил его голову ладонями, заглянул в глаза, и Индарио ощутил слабый ток магии, струящийся сквозь него.
— Вот так, — проворчал альтмер, — А то мало ли разных ядов существует? Бывают и такие, что действуют только во сне. Ложился спать здоровёхонек, а потом возьми, да и не проснись. Но с тобой всё чисто.
Молодой мер кивнул. Он был практически уверен, что так и есть, но знал, что даже его бывший наставник не стал бы отнекиваться от проверки.
Они с Таларано проговорили довольно долго, Индарио рассказал о своей безуспешной поездке в Гленумбру, поделился анвильскими новостями, которые успел узнать по приезде, и в конце концов, воспользовавшись гостеприимным приглашением мага, остался ночевать у него.

***

Следующим вечером в назначенное время белокожий мер снова был у Хаша. Имперец привёл его к подвальчику Варния, указал на расположенное у самой земли окно, и предупредил:
— Заглядывать в него, очень неудобно, особенно так, чтобы тебя не заметили изнутри и не заинтересовались тобой снаружи. Я сяду за стол, который хорошо просматривается. Вон там, возле тех бочек, видишь?
Индарио кивнул.
Темнота, сгущавшаяся на улице, была ему на руку. Можно было даже на расстоянии без труда разглядеть происходящее в освещённом помещении, не привлекая к себе внимания.
Столь же несложно оказалось, получив от Хаша условный знак, проследить за его заказчиком, торопившимся домой по ночному городу. Возвращаясь к Таларано, настоявшему, чтобы мер остановился у него, Индарио уже знал, кто скрывался под фиолетовым плащом.

***

Хаш не спеша заканчивал завтрак. Какие бы цели ни преследовал его заказчик, он остался доволен предоставленным ему отчётом, а самому имперцу грех был жаловаться на полученное вознаграждение. Кроме того, белый мер сумел не попасться на глаза никому из людей Варния, а значит, не придётся держать ответ за приведённого лазутчика. А уж удалось ли тому что-нибудь узнать — не столь важно. У Хаша осталась дополнительная информация, ожидающая своего покупателя, так что он был готов примириться с непониманием, столь раздражавшим его в начале работы. В конце концов, нельзя же получить всё и сразу.
Будто откликаясь на мысли о себе, Индарио появился на пороге.
— А, это ты! Заходи, — пригласил имперец, — Узнал что-нибудь?
Сейчас, при свете дня и в отсутствие угрозы со стороны белокожего, он был готов признать, что тот сработал весьма неплохо. Зла на парня Хаш действительно не держал. Случалось ему сотрудничать и с людьми, знакомство с коими начиналась ещё драматичнее. А уж нечто подобное мог при случае провернуть как он сам, так и любой из их своеобразной «гильдии». Так что, если кого и винить, то лишь собственную беспечность. Коловианец хорошо усвоил полученный урок и предпринял меры, чтобы больше не оказаться застигнутым врасплох.
— Твой заказчик — данмер-портной, Детрилл Селас, — без предисловий сообщил гость.
— Ага... Известное имя. Неужели сам и приходил?.. Дай-ка подумать…
Имперец принялся сопоставлять всё то, что ему было известно. Ткач-портной, связка вполне понятная, и что же из неё следует? Теодрил не называл имени клиента, с заказом которого вышла заминка, но по некоторым намёкам можно было предположить, что речь шла о Селасе или ком-то сопоставимого уровня мастерства и известности... Если с задержкой поставки столкнулся и не сам данмер, то, возможно, прослышал об этом случае...
— Вот что я тебе скажу, парень. Похоже, тут вопрос чисто деловой. Портного тревожит, что его поставщик теряет хватку. Он хочет обезопасить себя от простоев в работе. А для этого надо понять, на что в данный момент способны как сам старик, так и его ученица. И чтобы не делать эту работу за конкурентов, он решил зайти со стороны девушки, дабы я не понял, в чём соль и не продал сведения кому-то ещё.
Имперец был так уверен в своей правоте, что откинулся на спинку стула и не без гордости поглядел на гостя. Его предположение казалось вполне правдоподобным, так что, за неимением другого, Индарио был вынужден его принять. Если так, его семье тревожиться не о чем. Впрочем, теперь, когда он вернулся, о девушках есть кому позаботиться. Но был и другой момент, который успел заинтересовать молодого мера.
— Неужели такие поручения настолько часты, что могут прокормить целую… гильдию? — он постарался и не смог подобрать другого слова.
— Да нет, такие как раз редкость. Я вон и то не сразу смекнул, что к чему. Кстати, со многим из обычного, я гляжу, и ты бы мог неплохо справиться.
— Пока что мне трудно об этом судить. Разве что ты побольше расскажешь о своей работе.
— Ладно, слушай, — Хаш уселся поудобнее и принялся перечислять то, чем чаще всего приходилось заниматься ему и его коллегам. Хотя он и притворился, что делает парню одолжение, посвящая в профессиональные секреты, на деле уже давно решил попытаться вовлечь его в свой круг. Такого лучше иметь соратником, нежели нажить в нём случайного врага. Индарио внимательно слушал имперца, и перед ним, чем дальше, тем яснее, вырисовывалось возможное будущее и дальнейший жизненный путь.

 

Предыдущая глава: Мечты и хлопоты

Следующая глава: Личный интерес

[Thea]

Название многообещающее!

 

Пока прочитала лишь до разговора Кальвена и его матери. Включая их беседу.  Жизненная ситуация вышла! И очень неприятная. Я, как и он, надеялась, что мама порадуется. А вышло всё совсем не так. Но, тут уж как вышло. Жизнь - она такая, да. Очень интересно, что там дальше будет, но пока нет возможности почитать. Здорово, что глава такая насыщенная, уже предвкушаю!

[Joke_p]

Ну вот да, иногда родители свято уверены, что лучше знают, что их детям надо для счастья...   Спасибо за комментарий!

[Thea]

За тортиком и кофе зачиталась тем, что не дочитала, забыв вообще зачем я на работу-то пришла. И почему у шефа не каждый день день рождения? Так кушали бы тортики, читали интересные истории. А, ну да, работать тоже нужно ведь. Но, пару минут всё оно подождёт, впечатления ведь нужно зафиксировать!

 

Если начиналась глава с жизненной ситуации и не очень приятных разговоров сына и матери, то дальнейшее её развитие принесло дух приключений. Казалось бы, новый персонаж не столь уж важен, но Хаш быстро завоевывает симпатию читателя, настолько он глубокая и неоднозначная личность. Загадка, кто же его нанял раскрывается к концу, примерно догадаться можно и чуть раньше, но интрига все же есть.

Вообще, само описание подвала потрясающее. Ещё мне безумно понравился мотылек, шуршащий чуть позже в другом месте за окном. Настолько это ярко перед глазами было видно, слышно даже и вообще можно было всю атмосферу прочувствовать. Обожаю такие моменты у тебя. Их довольно много, мотылек просто самый яркий для меня оказался, напоминая о то и сем, поднимая какие-то забытые чувства, заставляя проникнуться атмосферой и ощутить себя внутри происходящего.

 

Умара! И пусть эпизод с сестрами был коротким, но до чего же теплым. Это да, тоже напомнило. То, чего не вернуть. Мне очень понравились все эти мгновения между ними. Такие мелочи, но как же это все жизненно.

 

Появление Индарио, несомненно, вызвало отдельный восторг. И история его встречи с Хашем и все, что за этим последовало, все это очень интересно.

 

Как ты и предупреждала, глава оказалась насыщенной. Но ничего в ней нет лишнего. Она просто замечательная! Единственный минус - я теперь совершенно не хочу спускаться из уютного офиса и проверять работает ли то, что я там вчера устанавливала. Впрочем, стол с тортиками ведь тоже там. Совсем рядом...

 

Спасибо тебе огромное за потрясающую историю! Я очень рада, что ты не теряешь вдохновение. Что пишешь как и про полюбившихся уже персонажей, так и вводишь новых. Мир тут живой и дышащий. И не только благодаря основе, идущей из знакомых игр, скорее даже вовсе не из-за этого. А из-за твоего умения описывать как окружение, так и ситуации и живые диалоги.

 

Ждем продолжения!

[Joke_p]

Единственный минус - я теперь совершенно не хочу спускаться из уютного офиса

Да, в этом реально минус чтения на работе... её потом всё равно работать приходится! 

 

Эта глава как-то смешала бытовое начало первых двух и отчасти атмосферу "Историй Золотого Берега". Возможно, из-за появления старых знакомых, с которыми всё просто не бывает в принципе.

 

Сцену на кухне мне самой было приятно описывать. Отдельно радует, что эта теплота вышла за границы только моего восприятия... а уж то, что она пробудит воспоминания - этого я никак предположить не могла, но вышло вот так...

 

Мотылёк... он вообще как-то сам собой прилетел, предваряя последующую сцену, как будто вытащил её за собой, проявил, сделал объёмнее. Как-то он своим, пустяковым в общем-то, наличием придал достоверности происходящему.

 

Тебе спасибо за комментарий! Очень рада, что глава понравилась, и что персонажи оказываются живыми не только для меня, напоминают о чём-то, вызывают мысли, настроение ощущения. А вдохновение... наверное, я в нём спасаюсь на данный момент. И во многом без таких комментариев и восприятия текста со стороны этот последний бастион мог бы, наверное, не устоять. А пока... пока держимся и... продолжение-таки следует.

[Thea]

А ты будешь портрет Индарио (и Умары, когда он будет готов) вставлять в повествование?

[Joke_p]

Хороший вопрос. Эти портреты, где им по тринадцать лет, сложно даже сказать, куда приткнуть... Умара в 13 лет нашла тетрадь. А Индарио? Он появляется в истории годом раньше, когда ему 12, а потом всплывает в повествовании когда им по пятнадцать. Хм. Надо подумать... Если есть мысли - поделись пожалуйста! 

[Thea]

А в той главе, где Умара находит тетрадь, Индарио не упоминается? Даже в ее мыслях? Я не помню -___-

 

А вообще, можно и просто в шапке темы ссылки дать на галерею, если будут еще такие портреты, которые сложно вписать в главу.

 

Как вариант тоже, добавить его в ту главу, где ему тоже 13 лет. Даже если он не появляется там. С пометкой, что вот, Индарио в это время выглядел так. Нинаю короче, как лучше

[Joke_p]

Надо перечитать, что там было...

А! Там где сказано, что Эстромо использовал даже их вражду, чтобы растить из каждого то, что ему нужно, и его отчасти устраивало, что не приходится думать, как "разводить" воспитательные процессы, там можно дать и портрет тринадцатилетнего Индарио.

 

Как раз в конце главы про Индарио - его портрет в 13 лет, а в начале следующей как раз речь о тринадцатилетней Умаре - и окажутся они почти рядом.

Трям?