[Leo-ranger]

Список приключенцев:
Альгисиль Эльди
Итаниэль Лориас
Астарот Лориас
Анафема
Анастейша Блэкхолл
Влад Дракула
Эредвар Штормвинд
О'Чар
Баро Гринмур
Фольстер Готмольд
Ребус
Моргулис Драконис
Мойше

 

Силы света 865/135 Силы Тьмы

[Supreme Overlord Malekith]

Моргулис взял купон и пошел с остальной командой гвардейцев за новыми приключениями и квестами

[Perfect Stranger]

Долго не раздумывая, Заря достала из сумки черенок от лопаты и, встав на дыбы, что было силы приложилась передними копытами по двери.
Эх, ухнем! Дверь жалобно треснула, пропуская вперед грозную копытную.
- Всем стоять на месте! - крикнула она. - Проверка документов!

[OZYNOMANDIAS]

Магнус, хоть и был героем, но все-таки гномом, предателем, изгнанником и чем-то там еще, так что увидев замешкавшегося противника, схватил его и со всего маху сбил его мордой стоящие на полке фаллосы.

[Leo-ranger]

Урка в свою очередь пинает Магнуса в зад и тянется за плеткой

Урка: 31-12=19
Магнус: 44-4=40

[OZYNOMANDIAS]

Тянулся урка слишком резво, поэтому Магнус решил проявить навыки прицельного огня секирой и метнул её в урку.

[Leo-ranger]

Урка напяливает намордник. Не совсем на лицо.
Психологическая атака, похоже

16
40-16=24

[OZYNOMANDIAS]

Магнус уже видел подобные приёмчики у орков. К сожалению, обычно такие извращенцы умирали во сне, а сейчас эта гадина бодрствовала. Покрепче сжав счастливый кулак, он подбежал и хорошенько засадил им прямо в намордник.

[Leo-ranger]

Намордник оказался бронированным
А вот урка - нет!

Последний шанс - пропуск хода

13
24

[OZYNOMANDIAS]

Ситуация становилась критической. Магнус взял секиру покрепче и жахнул по наморднику второй раз. У орков это называлось "взбить желтки".

[Leo-ranger]

Несмотря на взбитые желтки, уока держится



7
20

[OZYNOMANDIAS]

Представив, что орк – это зеленая свинья, сам Магнус – красная птица, а в наморднике – столь необходимые яйца, он с криком "УИИИИИИИИИ" саданул в третий раз.

[Leo-ranger]

Зрелище перед ней было престранным. В кругу начерченной на полу пентаграммы несколько мальчишел лет двенадцати стояли и читали какие-то молитвы. По центру пентаграммы, на горе рыбьих костей лежала голова козла, а в углу стояло ведро, наполовину заполненное свежей рыбкой.
- Э… здрасьте.

[OZYNOMANDIAS]

И вот, столкнувшись с могучим врагом...
— УБЛЮДОК, МАТЬ ТВОЮ...
...и сразившись с ним в славной битве...
— ДУМАЛ МЕНЯ ТРАХНУТЬ?! Я ТЕБЯ САМ...
...Магнус одержал достойную победу...
— ДЕРЬМО СОБАЧЬЕ, УБЛЮДОК...
...и пощадил поверженного противника, отпустив его восвояси.
— А-А-А-А-А! — свист лезвия секиры, разрубающего воздух, затем глухой стук о деревянный пол. Голова урка откатилась в сторону, и Магнус, не выдержав, пару раз пнул по ней сапогом.
— Ублюдок, — бросил в последний раз гном, повесил секиру на пояс, достал какую-то настойку и прильнул к горлышку.

В будущем, когда поколения пронесут историю Магнуса, передавая детям, пересказывая из уст в уста, эта битва будет открывать длинное путешествие Магнуса Великого по землям Мира без Имени. Будет рассказано, что сир Магнус, гордый гном, пришел на помощь старику, чьи идолы похитил злобный пещерный орк. В этой истории сир Магнус будет бороться с Уруком, могучим орочьим воителем, что имел целый стеллаж любимых булав. В этой истории сир Магнус победит Урука силой справедливости, чести и мужества. А сейчас Магнус ходит по окровавленному полу, бросает тотемы в простыню и заворачивает их мешком, снимает наволочку с подушки, набивает её бумагой и кидает туда голову урки, затем срезает татуировку и кидает её вслед.
— Ну, вот и славно, — сплюнул на порог гном, вышел и закрыл дверь на ключ, который просунул в щель под дверью. Насвистывая какую-то мелодию, окровавленный Магнус с тотемами, головой и куском кожи урки уверенно вышел на улицу и направился к заказчику.

[Фели]

Неуверенно потоптавшись на одном месте и словно бы не зная, куда податься с выданным ему белоснежным купоном, Гринмур не придумал ничего более подходящего, кроме как впихнуть свой в руки, казалось, заинтересовавшегося вампира-дарившего-детям-шоколадки. С каким-то напряжённым, не совсем искренним смехом Цветущий потихоньку наступал задом ровно до тех пор, пока яркий рыжеволосый маяк в лице Альгисиль совершенно не вышел из поля его зрения. Его фамильяр недовольно завозился в смолянисто-чёрных волосах, невольно обращая на себя внимание.
Право, странный это был мотылёк. Обычно насекомые, «попользовавшись» его цветами, оставляли его в покое, но этот? Баро до сих самых пор чувствовал яростные попытки своего фамильяра осушить его досуха, пусть ощущения и были изрядно притуплены! Может, этот мотылёк голодал?
С философским вздохом пожав плечами и всунув руки в карманы своего чёрного халата, на котором, к счастью, не осталось следов вызванного Анастейшей кровавого дождя, Баро бодро зашагал в сторону ближайшей таверны с намерением отмыться и решить каверзный вопрос жилплощади своего пресловутого «фамильяра». Ещё в «заведении» ему пришла в голову более чем блестящая идея, но для её осуществления требовалось какое-никакое пространство.
Он, разумеется, был признателен за более чем щедрое предложение четы Лориас, но всё же не нашёл в себе души прерывать их покой собственным присутствием в их доме; право, пока что у него вполне хватало наличности на то, чтобы обеспечить собственное существование. Совсем как в прошлый раз, растрёпанный, но в целом — настроенный весьма благодушно Гринмур избрал метод флюгера, и вскоре оказался на пороге небольшого, но уютного заведения. Волею случая — именно того самого, в котором одного гнома чуть не лишили... чести. Было немного неловко глядеть в увеличившиеся глаза владельца, когда он попросил у него комнату на пару часов (и ещё более неловко — понимать, какие у владельца появились мысли), но облегчение, которое хлынуло по его телу ледяной волной после изгнания возмущённо пискнувшего мотылька с головы на деревянный стол, того стоило.
— Ладно, приятель. Давай-ка подумаем о твоей жилплощади! — с радостным смехом провозгласил Цветущий, нашарив в сумке идеально гладкий череп Санса и укладывая его на столешницу, прямо напротив пьяно пошатывающегося насекомого.
Из той же сумки был извлечён причудливого вида засохший шарик, немного смахивающий на коробочку семян мака. Вложив эту коробочку в глазницу ныне молчаливого скелета, давний потомок хамских друидов прикрыл глаза, положив смуглую руку на белоснежную кость.
Поначалу могло показаться, что ничего не происходит — лишь тихий шелест, доносившиеся из открытого окна голоса и шорохи, которых было полным-полно в шумном городе и без участия дриада. Небольшая, но со вкусом обставленная комнатушка с драпированной мебелью и мягкой пуховой кроватью не изменилась ни на йоту, разве что цветочный запах стал чуть сильнее. Но истинное намерение Баро раскрылось в тот самый момент, когда из глазницы черепа робко выглянул увенчанный шишкообразным бутоном тонкий, зелёный стебелёк. Словно застывшая перед факиром змея, стебелёк в задумчивости покачнулся, словно бы раздумывая над своими действиями и истинном своём предназначении в этом мире, прежде чем с достойной восхищения резвостью пополз по поверхности черепа. Вслед за ним выползали всё новые и новые стебли, до тех пор, пока оставшийся от разговаривающей нежити отголосок не был оплетён ими, словно мычащий от ужаса гном в игровой комнате какого-нибудь урки. С наружной стороны черепа цветов, разумеется, не оказалось; знающие своё дело стебли раскрыли свои бутоны изнутри, соорудив небольшой рай для любого насекомого, питающегося нектаром.
— Вот так-то лучше! — довольно улыбнулся Цветущий, скрестив руки на груди и наблюдая своими разноцветными глазами за тем, как пошатывающееся насекомое подозрительно разглядывает увитый стеблями череп. — Теперь это твой дом, приятель. Нравится?
Создание Праматери что-то неразборчиво пискнуло; с благодушным смешком подтолкнув к своему фамильяру бурно поросший череп, Баро отвернулся и бодрым шагом направился в сторону двери крохотной ванной комнаты. Ему точно нужно отмыться от крови, в которой нынче были даже его волосы. Уже через десять минут смуглый мужчина с чёрными, малость влажными волосами (и, что характерно — без цветов в оных), облачённый лишь в брюки и распахнутую на груди белую рубашку, преспокойно дремал прямо на неудобном стуле, запрокинув голову на спинку. Этот выбор, сделанный в пользу мебели со столь сомнительным удобством, был прост как медяк: он не хотел проспать дольше положенного. Может, он и был Цветущим, но некоторая порция сна ему все же была необходима; ну а после стольких сражений и целого дня без сна столь скромное желание было объяснимо.

Сообщение отредактировал Фели: 22 октября 2016 - 00:42

[Фолси]

Нравится?

 

Мотылёк застенчиво поскрёб лапкой по столу. Там, в небольшом слое скопившейся за день пыли, древнее зло по пунктикам расписывало план триумфального возвращения на ближайшую пятилетку. И сейчас с довольным писком вычёркивало пункт "Возвести храм из костей во славу своего владычества". Странный отпрыск древних хамов совсем не проявлял вражды, и даже... поклонялся злу, ныне облачённому в розовое и пушистое тельце. Мотылёк терялся в догадках: какие мотивы этим друидом движут? Жажда власти? Осознание собственной смертности и желание вымолить секрет бессмертия? Пока не важно. Пришла пора выполнить второй пункт начертанного в прахе Плана! Ну, или в неубранной гостиничной пыли...

 

Вычеркнув ещё одну строку, где значилось "Воскресить себя в былом мужеском обличье", мотылёк быстренько умылся и даже, казалось бы, чихнул. Ну и дыра! Даже в хамской пустыне грязи было меньше! Пожалуй, в Великий План придётся добавить пункт, в котором оживший трактир отращивает острые... нет, тупые шипы на всех своих внутренних поверхностях и начинает медленно сжиматься, пока не передавит весь персонал и не отмоет эти самые пыльные столы их жидкой низкородной кровью. Представлять сцены грядущей мести оказалось настолько сладко, что всё ещё немножко пьяный мотылёк едва не задремал. Но нет, исполнение Плана - первостепенно! А спать после столетий полуобморочного заточения даже аватар древнего зла, будущий властитель мира, не мог себе позволить. Вредит рабочему имиджу, как сказали бы холийские клерки. 

 

Взмахнув пёстрыми крылышками, мотылёк спрыгнул со стола и полетел к друиду, смешно петляя в воздухе. Впрочем, конечная цель этого яркого мохнатого болида не отличалась маленькими размерами, поэтому насекомое нырнуло аккурат в "дупло" на груди Баро, приземляясь лапками на слепленное из огромного количества спор сердце. Когда-то давным давно тёмный иерофант, ныне обречённый влачить жалкое существование в теле мотылька, пронзал подобные "сердца" своими чёрными когтями. Сжимал в кулаке и выклёвывал с особой яростью. Но сейчас...  сейчас маг не имел права впустую растрачивать жизненную силу из этого лихо закрученного узла природных энергий. Нет, он должен забрать её себе. Обрести над ней полный контроль, хоть и ненадолго. А для этого придётся сломить сопротивление друида. Ну и, может быть - немножко самого друида. Храня тактическое молчание и полную сосредоточенность на деле (хотя внутреннее ликование так и подмывало мотылька довольно запищать), насекомое шустро заработало лапками, закапываясь в споровое сердце. 

 

Поначалу ничего, кроме сильной щекотки в области груди, Баро не ощутил. Но затем сердце друида сдавил острый болезненный спазм, от которого по всем жилкам тела потекло странное, бодрящее тепло. Пробуждённая этим теплом, под кожей просыпалась сотворяющая магия - которая, как ни странно, не откликалась на мысленные указания дриада. Совершенно. Словно физически оставалась частью его, а вот ментально управлялась иной сущностью. Кожа на теле мужчины вспучилась в нескольких местах, пошла остроугольными зудящими волнами - под ней медленно ползали змейки покрытых грубыми наростами побегов. Желудок скрутило тошнотой, крупный склизкий ком рванулся вверх по глотке, и бьющийся в конвульсиях друид упал со стула на пол. Привстав на четвереньки и широко разинув рот, Баро отхаркивал настоящие потоки светящейся голубоватой субстанции, которую так и тянуло назвать хитрым научным словом "эктоплазма". В её густом содержимом плавало огромное количество пепла, который тут же захрустел на зубах несчастного. 

Плоть на запястьях мужчины с острой болью разошлась, из окровавленных ран хищными змеями вырвались два толстых крепких корня, вонзаясь в стену комнаты и прорастая сквозь неё. Корни судорожно сократились, рывком оттащив Баро от лужи эктоплазмы и едва не вывернув в его руках суставы. Впрочем, едва? Всё может быть. Два растительных каната потянули жертву вверх по стене, пока аналогичные им корни, пробившие стопы мужчины, упирались в пол. Зафиксировав Баро где-то в метре над уровнем пола, корни растянули его руки и ноги в стороны с такой силой, словно собирались четвертовать. Но, когда ноющая боль в напряжённых мышцах уже грозила перерасти во влажный "чмявк", корни остановились. Эти корни. 

 

Here lies the razvrat

 

Друид почувствовал десятки болевых уколов по всему телу, от самых щиколоток до ключиц. Тоненькие, маленькие, но остренькие корешки протыкали его тело изнутри, словно опарыши пробиваясь на волю и слепо тыча в стороны своими растительными мордочками. Проклюнувшись, эти корешки впивались в добротные доски стены и так же прорастали в них, буквально пришивая тело дриада по всему контуру к жёсткому вертикальному ложу. Пульсирующая, шипастая и постоянно трущаяся своими грубыми стеблями о кожу друида корневая система расползлась по всей стене, а её живым трепещущим сердцем оказался обездвиженный потомок древних хамов. Тонкая шипастая лиана словно жгут обвила смуглую шею, стягиваясь туже и удлиняя шипы всякий раз, когда пленник собственного сердца (ах, как романтично звучит!) тщетно пытался освободиться, нарушая идеальную растительную композицию на стене своими нелепыми кривляниями. Струйки крови потекли вниз по голой груди и судорожно втянутому животу дриада. 

 

Вишенкой на торте сей картины стала очередная ноющая боль, на этот раз - в обеих щеках пленника. Совсем тоненькие корешки, что вылезли из двух небольших ранок по краям лица Баро, шустрыми змейками поползли к губам и... начали их протыкать, крепко сшивая рот двумя переплетёнными тельцами. 

 

Тем временем лужа эктоплазмы вспучилась небольшим горбом, колыхнулась и очень медленно, даже лениво поползла к распластанной по стенке жертве. Жертве, вокруг которой прямо на корнях цвели бутоны чёрных роз, наполнивших комнату совершенно нетипичным для этих цветов сладковатым и дразнящим ароматом. Первое, чему училось каждое маленькое зло, желающее дорасти до эпитета "великое" - умение эффектно обставлять своё появление. 

[Leo-ranger]

Заказчик ждал Магнуса на все том же месте, где и прошлый раз. В этот раз он не стал снимать свой плащ вовсе.
- Принес? - прохрипел урка, оглядывая гнома. - Чего это ты такой бледный?

[OZYNOMANDIAS]

- Принес? - прохрипел урка, оглядывая гнома. - Чего это ты такой бледный?

Забавно, что урка назвал окровавленного после боя с его сородичем гнома бледным. Это подтверждало уникальную наблюдательность орков: первым делом зеленокожий разглядел не порванную одежду, не взъерошенную бороду, не огромного вида синяки и ботинки, покрытые кровью насильника – он заметил странную бледность Магнуса.
— Да так, голова закружилась, — развел руками гном. — Ты лучше скажи, ты сам-то принес?
Магнус был гномом, поэтому, если дело казалось оплаты за работу, он всегда подходил ответственно. Этот раз не стал исключением: свернутый из простыней мешок дварф предварительно спрятал в одном из переулков, выудив оттуда самый большой тотем.
— Как отплатишь мне добром – так и получишь остальные, — оскалился гном и бросил урке тотем. Тот поймал его на лету, и...

[Leo-ranger]

Разгадка подобной избирательной внимательности была проста: для любого орка вид покрытого кровью своих врагов существа был абсолютно нормален, как и боевые раны. А вот неестественная бледность для орочьец натуры не особо натуральна.
Урка поймал тотем и кинул в ответ досиаточно тяжелый мешочек золота.
- Давай остальное.

[OZYNOMANDIAS]

Простота достижения целей в переговорах – не то, чем славились консервативные, мудрые гномы. Остальные расы были либо слишком глупы, чтобы понять их, либо были эльфами, поэтому свою идею им приходилось повторять и объяснять много раз.
Поэтому в Магнуса полетел тяжелый мешок золота, он несколько опешил. Затем, брякнув что-то, скрылся за поворотом и, вернувшись обратно, бросил свернутые в простыню тотемы к ногам гноиа.
— Ну, будь здоров, — кивнул дварф, подхватил мешок с золотом и вышел из подворотни, отправившись на поиск новых приключений.

[Фели]

Мыслить здраво в условиях невыносимой, слепящей агонии и головокружения, кажущегося в помутневших от боли разноцветных глазах не более чем белесой пленочкой, мог разве что пытающий проморгаться Баро Гринмур; тот самый, кто отреагировал на лича, замуровавшего его в тёмной крипте с костяными горами и реками крови, лишь робкой тирадой «а можно быть замурованным в месте, где есть солнце?». Ну, и ещё тот самый, что преспокойно реагировал на все выкрутасы колоды Бедствий, лишь самую малость от этих выкрутасов недоумевая.
«Итак, думай, Гринмур».
Его собственное тело… его не слушалось. По крайней мере, его цветущая часть.
Ну, такое уже случалось. Лишь единожды, правда: аккурат во время его «проклевывания». Тогда он вообще не мог ни на что повлиять, даже моргнуть или пошевелить своей же рукой. Всё, что тогда было, было исключительно болью и паническим ужасом от взгляда на собственное тело, в тех условиях больше напоминающее покрытое корой с сочащейся из «трещин» кровью вместо смолы, гротескное туловище сильвана. В том состоянии ему пришлось провести целую неделю, а уж больно-то было!.. Однако сейчас всё было несколько иначе. Уже переставший сопротивляться, но всё ещё вздрагивающий от боли Гринмур по-прежнему контролировал своё тело — ту его часть, что была плотью, то есть. Ну, ту, что сейчас настойчиво побуждала разорвать тонкие корешки на его губах и что есть мочи орать, звать на помощь.
К счастью, он контролировал себя достаточно для того, чтобы этого не делать. По большей части — из-за того, что искренне не желал, чтобы его взбесившаяся часть «Цветущего» причинила вред совершенно постороннему бедолаге; чужака эти корни могли весьма споро прикончить обыкновеннейшим болевым шоком, от которого сам Баро был, к счастью, защищён. Но, помимо этого, в дело вступало ещё и банальное в своей приземленности любопытство. То, что его распяли на стене, словно прошитую иголкой и высушенную бабочку, красноречиво говорило о присутствии чьей-то злой, но разумной воли. Подавив вставший в горле ком и сглотнув — по большей части свою же кровь — Баро запрокинул голову к потолку и отринул вариант с «проклевыванием».
Тем временем дрожащая, потемневшая эктоплазма лениво подползла к распятому на стене, проросшему чёрными розами телу дриада. Что это могло быть, и каким образом он это спровоцировал? Может, то была остаточная магия в черепе Санса? По крайней мере последним, что успел сделать Баро, прежде чем он распял себя самого на заунывно скрипящей стенке, были манипуляции с черепом ожившего и вновь умерщвлённого скелета в голубой куртке. Но, признаться честно, это не было похоже на ту машину мести, размазавшую большую часть их группы по стенке костями и лучами счастья.
Странно, что его глаз не «проклюнулся» — в стрессовых ситуациях он всегда попадал под раздачу раньше всего прочего. Сделав очередной глоток крови, наполняющей его рот со щедростью королевского виночерпия, Гринмур с силой тряхнул головой, пытаясь привести мысли в порядок. Зелёные жгуты на его шее предупреждающе сжались, пустив вторую, третью струйку крови стечь по оголённой груди и животу; одна из этих струек скатилась прямиком в дупло с его сердцем.
Точно, сердце! Может, пока он спал, что-то случилось с ним? Нет, разумеется, с ним что-то случилось; в конце концов, вся эта дьявольщина началась именно с ослепительной боли в его груди. Вопрос заключался в том, что именно.
Именно так он, сосредоточенно размышляя о причинах происходящего, и встретил подползающий к нему сгусток эктоплазмы, которую сам и исторг из собственного тела. Обратив, наконец, внимание на дрожащую голубоватую субстанцию, Цветущий задержал дыхание и перестал шевелиться; лишь вопросительно изогнул бровь.