Перейти к содержимому


Фотография

Бремя старого Юга

chronicles of darkness хроники тьмы beast: the primordial хищник: предвечный

  • Закрытая тема Тема закрыта

#121 Ссылка на это сообщение Тaб

Тaб
  • 0 сообщений
  •    

Отправлено

EkAJaqn.png
WdYabtk.png


Лес окутан тьмой, сквозь крючковатые ветви не пробивается лунный свет. Тишина властвует над ним, лишь изредка, из самой глуши, доносится протяжное воронье карканье. Холодный и влажный воздух не даёт насладиться первозданным пейзажем, лишь напоминает об осени, что властвует над этой землёй. Она не ждёт гостей, и никогда не встретит их с распростёртыми объятьями. Она безжалостна к каждому, даже к тем, кто называет её домом. Она больна, и эта болезнь затронет всех, кто задержится здесь хоть немного. Лес высится со всех стороны, он не внушает страх — страх их вотчина — но тревога, цепкими пальцами забирается под кожу. Здесь нет дорог, и заплутать проще, чем найти смерть. Лишь вдалеке, где расступаются согбенные деревья, виднеются поля, заросшие сорной травой...
 

eWBGhg4.png



Поля уходят за горизонт, белёсый туман стелется у самой земли, скрывая её очертания. Ветер завывает над ухом, вторя погребальную песнь умирающему миру. Запах сухих трав вьётся в воздухе, кружа голову. Среди молочно-белой пелены проступают очертания покосившихся домишек, тронутых тленом. Люди внутри отчаянно цепляются за жизнь, но знают, что обречены. Они хранят секреты, и унесут их в могилу, не доверив незваным гостям. Они несут печать упадка, и поделятся с каждым, пусть он и не потребует вслух. Поля больше не дают всходов, принимая лишь сорные семена, вороны облюбовали последние пугала и клюют их со скрипучим карканьем; это зрелище не внушает страх — страх их второе имя — лишь навевает тоску, сжимающую сердце. Здесь нет надежды, и впасть в отчаяние проще, чем найти что-то светлое. Лишь вдалеке, в самом сердце опустевших полей, виднеются железные буквы; «Земля обетованная», гласят они, и всё больше походят на жестокую шутку...
 

https://youtu.be/Wn7xv6SNSUc




  • Закрытая тема Тема закрыта
Сообщений в теме: 169

#122 Ссылка на это сообщение Тaб

Тaб
  • 0 сообщений
  •    

Отправлено

Серб

Тишина, болезненная, словно кровавое пятно, расползавшееся на изуродованном теле земли. Такая же неестественная, как гноящаяся язва, полная извивающихся опарышей на прекрасном лице. Столь подозрительная, сколь и само предложение, на которое Серб, отчего-то, решил согласиться: из-за горделивой самонадеянности, предательской недальновидности, или нездоровой алчности. Теперь, это не имело значения, он зашёл слишком далеко, чтобы бежать сломя голову, утопая в чавкающей земли, и вслушиваясь в чьё-то прерывистое и холодное дыхание за спиной, заставлявшее волосы топорщиться, а тело — покрываться гусиной кожей. Серб понимал: ему бы просто не дали, будь это тщательно подготовленной ловушкой, чьи острые зубья, с хрустом, сомкнутся вокруг его ноги, или роковой случайностью, здесь он был незваным гостем, и никто не думал встречать его хлебом и солью. Леса и болота, они никогда не были домом рода людского, как и тех, кто просто носил людскую шкуру. Прошли тысячи лет, но ничего не изменилось.

Тишина, она накрывала лес безмолвным саваном: не было ни пения птиц, ни шелеста крон, ни далёкого воя диких зверей. Они будто попрятались, учуяв присутствие хищника иного порядка: никто не хотел обагрить собственной кровью его жадную до свежего мяса пасть. Он был близко, прятаться было поздно, как и бежать, оставалось лишь приготовиться, не дать застать себя врасплох.

Тишина, она сводила с ума, стирая границы между сном и явью. Всё сложнее было отличить грёзы от того, что творилось взаправду. Тени мелькали в уголках глаз, шорохи дразнили, заставляя лихорадочно вертеться на месте, пытаясь уловить, откуда они пришли, странная усталость опускалась на плечи, требуя распластаться на влажной земле и закрыть глаза. Отчего-то, Серб вспомнил пересуды о болотном газе, сводившем заплутавших путников с ума, неужели и он станет вечным пленником воспалённого рассудка, пока не найдёт последний приют на дне коварных болот?

Туман стал стелиться у самых ног, и лес сжимался на глазах: болота скрылись за плотной стеной белёсого марева, в чёрный силуэт превратилась покосившаяся часовня, затянутая в мутную болотную жижу, и лишь исполины-деревья, тянули к нему свои крючковатые ветви, обступив Серба со всех сторон. Он словно оказался в самом сердце капкана, готового захлопнуться в любую секунду, или очутился на арене, где его будут травить львами на потеху публики, а быть может, был лишь заперт в комнате страха, полной лживых кошмаров. Но отчего-то Серб знал, что ужасы, таившиеся на этой земле были настоящими.

Серб замер на месте, как только тишина стала слишком явной. Возможно, иные глупцы ощутили бы лишь умиротворение, но только не он; Серб повидал слишком много дерьма, чтобы не усвоить простую истину: затишье бывает только перед бурей.

Он чувствовал чьё-то незримое присутствие, и стал прислушиваться, пытаясь засечь то мгновение, когда он выдаст себя. Тщетно, лишь морок был его верным спутником, заставляя сомневаться в собственном здравомыслии, на мгновение Серб подумал: уж не было ли это предчувствие таким же ложным, как и силуэты, лихорадочно пляшущие на периферии зрения? Не стоило ли закончить начатое, и вернуться в город, не оглядываясь? Ответом Сербу стал рёв Балора: он тоже чувствовал, что они были не одни.

Серб так и не смог разглядеть два ярко-алых глаза среди тумана и переплетений сухих кустов. Он услышал дикий вой, но было уже поздно. А потом…

Потом был прыжок.



#123 Ссылка на это сообщение Тaб

Тaб
  • 0 сообщений
  •    

Отправлено

Джейми

О да, вот ради чего он существовал все эти годы. Существовал, не жил, всё, что осталось позади было лишь затянувшейся шуткой, горькой, как бесцветное пойло на дне прозрачной бутылки, бессмысленной, словно белый шум на экране старого чёрно-белого телевизора, абсурдной, словно элегия на свадьбе, или скабрезная реприза на похоронах. Однако, и у существования, был смысл, он осознал его только сейчас, когда потерял всё, но не получил ничего взамен. Не в том, чтобы начать сначала — он слишком долго был личинкой, копошившийся в разраставшейся ране на теле этого гниющего заживо мира, чтобы стать бабочкой. Не в том, чтобы вернуться к былому — он отодрал себя от старой жизни, вопреки сочившейся сукровице, застрявшим в глотке крикам, и обжигающим кожу слезам. А в том, чтобы покончить с этим, раз и навсегда, без лишних слов, без сожалений, взмахнуть рукой, и пусть начнётся le carnaval

Он видит, как мир вокруг окрашивается кроваво красным, и нет других цветов, лишь, алый, карминовый, багровый, их оттенки цветут, точно бутоны роз. Он видит их в улыбках, расплывшихся на бледных ликах, в глазах, блестящих одурью, и на руках, по локоть залитых тёплой кровью. Он видит, что больницы больше нет, если лишь роскошные залы, где царит вечный пир, где свечи горят кроваво-красным, где мясо сочится алым, где стены выкрашены в багровый. Он знает: нужно сделать лишь шаг, и они примут его в свои объятия, такие же, как он, окрасившие мир в цвет роз, и отвергшие все прелести серой жизни во имя вечного празднества, le carnaval…

Те же взирают на него с ужасом, застывшим в бесцветных глазах, серые, обезличенные силуэты, чьи жизни не стояли и мимолётных сожалений. Они никогда не поймут, что значит раскрыться, точно бутон прекрасного цветка, что значит налиться цветом и страстью, что значит жить, пусть эта жизнь и длится считанные минуты, точно прекраснейший в мире пир, le carnaval

Он срывается с места, разражаясь яростным звериным рёвом, полным слепого презрения к их бессмысленному существованию, но, в мгновение ока, рёв оборачивается надсадным, кроваво-красным смехом, разрывающим грудь. Он смеётся над их тщетными жизнями, что оборвутся в считанные секунды, так и не обретя смысл. Он смеётся над самим собой, потому что, ещё минуту назад, был таким же, как они. Он смеётся над самой судьбой: она думала, что загонит его в капкан, но он сумел найти выход, и имя ему — le carnaval

Они кричат, расступаясь перед его обезумевшим ликом, серые силуэты, обречённые проложить ему путь в кроваво-красный зал. Они разбегаются, лишь помогая ему, когда он валит безликую фигуру молодого врача, и придавливает его к земле. Он видит ужас в его глаза, что застывает в глотке безмолвным, агонизирующем воплем. А он смеётся, хохочет, захлёбываясь этим булькающим звуком, пока не сгибается, одним резким, поистине животным рывком, и не вгрызается врачу в лицо. О сладкий пир, да здравствует le carnaval!

Он чувствует, как его собственный лик становится кроваво красным. Он слышит душераздирающий вопль, но тот тонет в оглушительных отзвуках вечного праздника. Он чувствует, как его рот наполняет багровое мясо, как что-то хрустит на зубах. Они хлопают его по спине, подбадривая, и требуя продолжать, те, кто пролил кровь раньше, свою и чужую. Он ощущает, как алый сок стекает с подбородка прямо на фартук. Они приветствуют его, приветствуют на нескончаемом пире имя котором le carnaval

И в ту же секунду ему в шею вонзается что-то безумно острое, точно предательский кинжал, смазанный ядом, и мир тонет в бездонном омуте. Омуте, чёрном, как ночь, где секунда может обернуться вечностью, а бесконечность пролететь, как миг. Он чувствует, как падает рядом с изуродованным, но живым телом, скованным болевым шоком. Он слышит вопли, но они становятся так далеко. Он чувствует, как его тащат, и хочет запротестовать, но лишь погружается ещё глубже. Он должен проснуться, должен, пока не стало слишком поздно.

Или же нет?

Тех. инфа



#124 Ссылка на это сообщение Тaб

Тaб
  • 0 сообщений
  •    

Отправлено

Джон

Старая библиотека оказывала гнетущее впечатление, она походила на храм знаний, воздвигнутый древними и неведомыми существами, следы которых всё ещё можно было найти на этой земле. Созданная хранить ценнейшие знания, она, наверняка, служила им верой и правдой не один десяток лет, но время шло, и эти древние существа выродились, превратившись в жалких и никчёмных людей, которым не было дела до знаний. Они предпочитали веру, субстанцию куда более зыбкую и эфемерную, но, вместе с тем дарившую так высоко ценимое успокоение, в отличие от знаний, что распаляли тяжкие думы и сомнения, мешавшие спать по ночам. Остались единицы те[, кому было не плевать на сокровища, погребённые в этом древнем храме, но и они измельчали, став хранителями и накопителями знаний, но никак не теми, кто пользовался ими: во благо ли или во зло. А сама же библиотека; казалось она изнывала по пытливым умам. Таким, как Джон.

Он устроился в укромном уголке, в самом сердце книжного царства. Не то чтобы в этом была необходимость, тут не было никого кроме самого Джона и старой библиотекарши, не сводившей с него взгляда. Трудно сказать, смотрела ли она на него с подозрением — в конце концов, он был чужаком — или немым восхищением, ведь вряд ли посетители заглядывали сюда каждый день. Так или иначе, Джон всегда предпочитал для работы подобные места: там где, никто не мог его потревожить, даже если вероятность этого была предельно мала.

От количества книг голова шла кругом, если пару часов назад, полицейский архив казался Джону бумажным адом, теперь он выглядел как преддверие чистилища. Он быстро осознал, что не управится и за неделю, если будет разбираться с книгами в одиночку. Поэтому, Джон решил заручиться помощью библиотекарши в поиске нужной информации; и начать он решил с истории пэриша, по крайней мере тех фрагментов, о которых он ещё не слышал…

Точных доказательств этого не было, и данные фрагменты куда больше подходили под определение спекуляции, чем исторического факта, однако, они не могли не привлечь внимание Джона. Один из местячковых историков писал, что на заре колонизации, эти земли не были заселены даже коренными племенами. Они считали Землю обетованную сакральным местом, куда приходили для совершения своих обрядов, но затем непременно её покидали. Не было никаких следов того, чтобы в Земле обетованной хоть одно племя задерживалось на длительный срок.

Отсутствие враждебных племён сделало Землю обетованную лакомым кусочком для испанцев и французов, что первыми положили глаз на Луизиану. Они неоднократно пытались заселить эти земли, но каждый раз, спустя считанные месяцы, от новоявленных поселений не оставалось и следа: люди помирали, сбегали или даже пропадали, а от их домов и пожитков дикая природа не оставляла и следа. Со временем, Землю обетованную молва стала называть проклятой, а французы и испанцы отказались от попыток её заселить.

Всё изменилось вместе с луизианской покупкой, в Землю обетованную прибыла группа поселенцев из глубокого Юга. По неведомой причине, их не коснулись бедствия, терзавшие испанцев и французов, и, спустя считанные годы, Земля обетованная, наречённая так глубоко верующими поселенцами, стала процветать.

С самого начала, в Земле обетованной, выделилось несколько семей, в руках которых сосредоточилась практически вся власть над поселениями. Считалось, что представили этих семей были первыми, кто шагнул на земли, считавшиеся проклятыми, и помолившись, принесли в жертву скотину, как делали в ветхозаветные времена. Это и наделило их — а затем и потомков — особым статусом в глубоко религиозном обществе, чем представители семей открыто пользовались. Со временем, когда отмена рабства подкосила Землю обетованную, а единственным сохранившимся поселением стал Ханаан — эти семьи слились в одну, известную, как семья Лорен.
 

***

Потом настал черёд фольклора, который здесь очень тесно переплетался с религией.

Хоть сами жители Земли обетованной и считали себя христианами, их взгляды на веру в корне отличались от взглядов традиционных конфессий. Неизвестно, были ли они таковыми ещё у первых поселенцев, прибывших сюда из глубокого Юга, или столь сильно изменились под влиянием окружения, так или иначе, местные верования куда больше напоминают философию катаров или гностиков, и гласят, что истинным хозяином земли является никто иной, как Сатана, Князь мира сего. Если милостивый Бог и существует, ему нет дела до людей, либо он не может помочь им в силу неизведанных причин. Сатана же жесток и не ведает милости, но те, кто находят способ задобрить Сатану, могут защититься от его козней.

Считается, что первые поселенцы, прибывшие в Землю обетованную, поступили именно так, и остальные жители Земли обетованной продолжают приносить скотину в жертву в определённые праздники, следуя ветхозаветным традициям.

Очень важным в Земле обетованной считают и миф об апокалипсисе. Местные уверены, что конец света наступит вслед за окончанием тысячелетия, и надеются, что их усилий хватит, чтобы уберечь Землю обетованную от гнева Князя мира сего. Остальной мир, считают они, давно позабыл о древних законах, и падёт, обречённый на вечные мучения.

Самое забавное, что вдали от Ханаана, среди бескрайних полей и в окружении дремучих лесов Земли обетованной, схожий миф начинает обретать языческие черты. Тамошние жители отмечают языческие праздники вроде Самайна и Белтайна, точно так же принося жертвы ради хорошего урожая и чтобы оградить себя от бед. Однако, они считают, что приносят их Рогатому богу или схожему мужскому божеству, обладающему властью над Землей обетованной, поддерживая сделку на равных условиях.

Это неоднократно становилось причиной вражды между семьёй Лорен, открыто проповедующей христианские взгляды, и семьями, живущими за чертой Ханаана.
 

***
 

Вечерело, Джон вышел из библиотеки спустя несколько часов, уставший и голодный. Беспризорник Билии уже поджидал его на входе. Он поведал о старике Якобсе, живущем на окраине Ханаана. Настоящем фанатике, знавшем писание наизусть и изрисовавшем собственный дом цитатами из святой книги. Совсем недавно, он с концами помутился рассудком, и уже неделю держал жену и дочек в подвале, моря их голодом, избавая, а то и делая чего похуже. «Ему голоса так сказали», заговорщически прошептал Билли, едва сдерживая задорный смешок…



#125 Ссылка на это сообщение Leo-ranger

Leo-ranger
  •  
  • 0 сообщений
  •    

Отправлено

Откровенно говоря, отправляясь в библиотеку, я надеялся найти там нечто более полезное для моего дела. С другой стороны, назвать знания, полученные из массива исторической и фольклорной информации  Ханаана была абсолютно бесполезной и время я потратил зря. Чем больше мне было известно об округе, с её известными лицами и на удивление богатой для такого захолустья историей, тем легче было понять как мыслят местные люди. Так мне хотелось думать, по крайней мере.

 

Вечером Ханаан даже не выглядел столь упадочным. Разумеется, разницу между днем и поздним вечером в городе была минимальная - Солнце здесь изредка мелькало ранним утом, но уже к полудню полностью скрывалось за облаками, что плотным навесом укрывали небо, казалось, двадцать четыре на семь. Мне было некомфортно смотреть на это небо - оно ощущалось как клетка, которая сдавливала крылья Грифона, что занимал место моей души. Порой из-за того, как редко появлялось небесное светило, выглядывая из серой ваты облаков, можно было не заметить, как день, вечер, ночь и утро сменяют друг друга. Пожалуй, это неплохо описывало Землю Обетованную в целом.

 

- Отличная работа, Билли. Держи пару ребят на месте, пусть следят за стариком и дальше. Где-то через полчаса-час пошли резвого парнишку к конторе Мадам Бриджит - я буду там. На, держи, подели между остальными, - я вытащил две десятидолларовые купюры и протянул беспризорнику. Тот кивнул и скрылся в одном из переулков. Беспризорники оказались действительно полезным вложением средств - сообразительные, неприхотливые и на удивление честные для кучи мелких бандитов, нужно было только отнестись к ним по-человечески и направить умение мелких негодяев в нужно русло. Пусть следят за Якобсом. Несмотря на то, что его дело казалось важным, но, что я расследовал сейчас было важнее. Ставить жизни дочери и жены маньяка под угрозу было неприятно, но это была вынужденная мера, чтобы приблизиться к остановке множества других пропаж и смертей. К тому же, я собирался заняться этим после того, как закончу с последним на сегодня делом, связанным с пропажами людей. Нужно было поделиться своими мыслями с кем-то, кто имел не меньший багаж знаний, чем Грифон, который позаимствовал эти знания у кого-то ещё. Кажется, это были воспоминания мага, которого я ловил за летальные эксперименты на людях года три назад в Нью-Йорке. 

 

Мадам Бриджит пытались осудить за мошенничество дважды, но ни разу не набиралось достаточно доказательств, и "гадалка" оставалась на свободе, а её контора стояла все там же, где и прежде. Но мне нужна была не сама "колдунья", меня больше интересовала её появившаяся не так давно протеже, которая, по сути, взяла бизнес в свои заботливые руки и рыбий хвост.

Запах благовоний неприятно ударил в нос, напомнив о том, что у нечеловеческого восприятия были и свои минусы. Я машинально чихнул, закрыл за собой дверь и прошел внутрь.

- Крис, ты тут?



#126 Ссылка на это сообщение OZYNOMANDIAS

OZYNOMANDIAS
  • Знаменитый оратор
  • 4 202 сообщений
  •    

Отправлено

Ты съезжаешь с трассы и умело паркуешься в примятых многострадальных кустах, в которых до тебя парковались сотни тысяч водил, вырубая движок и со скрежетом выдергивая алюминиевый дубликат ключа из замка зажигания. Ты на взводе – быстро сбрасываешь рюкзак, стягиваешь одежду, остаешься только в купальном термобелье, непромокаемом и максимально удачном для данного вида экстремального спорта; двери блокируются, датчик сигнализации, закрепленный на лобовом стекле, начинает мерцать красной лампой диода, возвещая о готовности отогнать от машины любителей легкой наживы, но тебе уже похер. Все твое тело рвется к циклопическому, величественному мосту, основания которого теряются в туманной дымке – там, где плещется вода бездонной глубокой реки, о пронизывающем хладе которой ты мечтал все это время, как о манне небесной. Ты прыгал так не раз и не два, ощущение полета для тебя столь же привычно и обожаемо, как и утренняя чашка кофе со сливочной вафлей перед тяжелым рабочим днём для офисного планктона: и вот ты, не глядя вниз и не раздумывая ни секунды, перелезаешь через перила, вдыхая холодный воздух полной грудью, затем прокручиваешь в голове будоражащие тело воспоминания, чтобы успокоить бьющую твои руки дрожь неуверенности предвкушением очередной адреналиновой дозы. Ты вроде социально безопасного наркомана – для государства и человечества в целом ты безопаснее гомосексуалистов или «детей цветов» из хиппи, потому что не разрушаешь своими способами самоудовлетворения институт семьи и не стремишься вставить палки в колеса политической и экономической жизни страны, военные действия для которой являются неплохим источником дохода и способом организации занятости населения. Ради поддержания порядка чиновники и министры иногда журят тебя пальцем, осуждая безрассудство, но, откровенно говоря, твоя судьба их не очень волнует, пока из неё нельзя сделать назидательный пример остальным.

 

Назидательный пример. Столкновение спланированных случайностей. Один чиновник предложит протянуть автобан, которая позволит более не огибать горную гряду, другой – распорядится выстроить под старым мостом новый, чтобы укрепить свое положение на грядущих выборах. Туманная дымка не должна сильно мешать двигаться по мосту – как минимум потом, что никто по нему ездить еще не собирался. Наконец у бездны появляется твердое асфальтовое дно, застывающее как раз к тому моменту, когда ты решил съездить за новой адреналиновой дозой. Специально для тебя.

 

Отделить асфальт от водной глади – дело нескольких испуганных мгновений; попытка собраться, чтобы не расшибиться насмерть – еще нескольких. Ты упадешь туда с глухим шлепком, разбрызгивая внутренности, и, если сдохнешь не сразу, у тебя останется одиннадцать минут, чтобы организм помучился в сокрушительной агонии, пропитывая собой тонкие выщербины на свежем полотне дороги. Но все это будет потом.

 

А сейчас был прыжок.

 

***

 

В огромную мускулистую тушу Серба буквально врезался грузовик, опрокидывая её ничком в грязь прелой листвы с такой силой, что она проехала по земле несколько ярдов, раздирая стеганый ватник об торчащие из сырой почвы твердые корни деревьев. Анаким поперхнулся и попытался судорожно вздохнуть, чувствуя во рту земляной привкус и сплевывая комья глины вместе с кровью разбитых губ: от неожиданного удара дыхание наёмника сперло, точно кто-то сунул холодную ладонь ему между ребер и сжал легкие, выдавливая весь кислород вместе с багровой жидкостью наружу. Когда же он упер в скользкую почву ладони, силясь приподняться и хрипло вдыхая, то почувствовал, что на спине его горела лопнувшая, рассеченная ударом плоть, пропитывая телогрейку бордовыми пятнами.

 

Б@#%дь, — вырывалось у него изо рта, а глаза заслезились, размывая картины сырого леса блестящими переливами. 

 

Спортивная сумка с разорванной лямкой лежала в нескольких футах от него. От пронзившей все его естество обжигающей боли онемели ноги, словно Серб опустил их в прорубь и дождался, пока конечности вмерзнут неё, чтобы потом пытаться пошевелить пальцами; голова раскалывалась, изо рта падали в грязь кровавые сгустки, спасительный болевой шок не собирался почтить поверженного великана своим присутствием. «Сука, — пронеслось в голове, когда наёмник повалился в хлюпающую грязную жижу и попытался перевернуться на спину, чтобы дотянуться до сумки с бензопилой. — Сука, сука, сука, су...»

 

Вдруг раздался оглушительный рык, и гигант почувствовал, как в его предплечье впились чьи-то огромные клыки, прокусывая ватник, кожу, толстую мышечную ткань – и затем с хрустом сдавливая податливую кость, будто сжимая её многотонным прессом. От непереносимой боли глаза сначала взорвались снопом ослепительно белых искр, а затем их заволокла красная пелена, сопровождаемая громким болезненным стоном и хриплым выдохом. Новая пытка была такой силы, что Серб, исказив лицо и изумленно, отчаянно вскрикнув, в безрассудной попытке прекратить эту агонию с силой оттолкнулся от земли ногами, подлетел вверх и, перевернувшись в воздухе, рухнул наземь, как мешок картошки, выкручивая руку вместе со стиснувшей её челюстью неведомой твари. Эта напавшая на него мразь лишь сдавила конечность Серба еще сильнее, и он, схватив сумку свободной рукой, махнул наотмашь. Послышался глухой удар и сдержанный взвизг, после которого изломанная укусом рука вновь принадлежала только наёмнику: ярость заполнила его, будто заполняющий стеклянный сосуд губительный яд, вздувая вены коктейлем из горячей крови и лютой ненависти. Амбал резко вскочил на ноги, буквально держась из последних сил, но все-таки еще держась, рывком разорвал ткань сумки и схватил оледеневшими ладонями бензопилу.

 

Теперь он был вооружен и чертовски, мать твою, опасен. И теперь эта сраная шавка вместе с её хозяином, напавшие на Серба из-за спины, получат то, что заслужили. Амбал сплюнул снова, оскалился и обтер глаза, чтобы не промахнуться с выдачей премии.

 

И оторопел.

 

Тварь, напавшая на него, была не обычной охотничьей шавкой или диким волком, что выперся на охоту так близко к границам города. Смоль шерсти не блестела в солнечных лучах, не переливалась тонкими отсветами, как у обычных животных – у этого зверя черная, как кромешный мрак шерсть будто пожирала всякий свет, что попадал на неё, точно являя собой кривую дыру в пространстве, неясную, но абсолютно глубокую, если ты пытаешься рассмотреть, что скрыто под черной шерстью. Если бы это все, что Серб мог увидеть, то он бы еще долго стоял так, не в силах сдвинуться с места и разглядывая эту возникшую перед ним клокочащую бездну – но два ярких, озлобленных красных глаза, что пылали из этой тьмы, будто раскаленные пламенем угли, явно говорили о том, что бездна тоже смотрела в него.

 

Но эта тварь, что стояла по левую сторону от анакима и явно намеревалась его сожрать, была только половиной беды. Вторая половина была зеркальным отражением рычащей слева сущности и собиралась, судя по всему, броситься на наёмника справа.

 

Они не оставили ему ни единой секунды на раздумья, ни единого шанса спасти свою обожженную шкуру. Когда тварь слева лязгнула зубами в попытке укусить его, однако только ободрала ему куртку, вторая тут же прыгнула вперед, будто выстрелившая пружина, и вцепилась огромной пастью в плечо, норовя оторвать кусок мяса. К счастью, она не была голодна, и, приземлившись на свои лапы за спиной Серба, чудовищным напряжением шеи мотнула головой и оторвала наемника от земли, бросая вперед. Анаким даже понять ничего не успел: суча ногами в полете, он попытался сгруппироваться и... не успел – а через мгновение тело наёмника столкнулась с тяжелым стволом дерева, чудовищным ударом разбивая голову, упало вниз и провалилось в бесконечное ледяное озеро слепого забвения.



#127 Ссылка на это сообщение Gonchar

Gonchar
  • I'm cringing.
  • 6 363 сообщений
  •    

Отправлено

Первый этажи магической конторы был приспособлен под лавку, о чём гласила деревянная табличка над входом. Всё вокруг было сделано из тёмного дерева и почти все полки и стойки были завалены многочисленной шарлатанской требухой. Куклы вуду, стеклянные шары, ловцы снов, самые разнообразные фетиши из трав и частей тел животных, защитные амулеты и кольца, кристаллы, маски и миниатюрные тотемы. Забористая смесь из луизианского вуду и нью-эйджа, вобравшего в себя самые разные смеси магических течений из разных уголков света. Конечно же ни в чём из этого не было и грамма настоящей магии. Не более чем пустышки для простаков, призванные бросать пыль в глаза и вытягивать из их карманов нажитые честным трудом деньги.

Внутри царил полумрак, разгоняемый жёлтой лампой под самым потолком, вокруг которой вращались лопасти вентилятора. В это время суток лавка начинала постепенно закрываться, самой негритянки уже не было и та доверила своей «помощнице» подготовить место работы к ночи. Однако тот ореол суеверий, который окружал двух ведьм, казалось, отгонял излишне охочие до добычи руки воров. Далеко не все верили в магию, однако сковывающие веками это общество суеверия и страхи не давали быть до конца уверенным в своей безопасности, особенно когда это касалось продавших свою душу Сатане.

 

Спустя пару минут после того, как Джон окликнул Крис, дверь за стойкой распахнулась и из подсобки вышла сама девушка. В её наряде произошли некоторые изменения — она осталась в одной расшитой рубашке, поверх которой была накинута тяжёлая шаль, а вместо штанов натянула бахромчатую юбку, закрывающую ноги по самые щиколотки. В руках она сжимала свёрток тёмной ткани и деревянную маску в виде клыкастой оскаленной пасти, которую завершали раскидистые оленьи рога на лбу.

Звякнув браслетами на запястьях, Кристина положила на стойку свою ношу и помахала ладонью Джону с тихим позвякиванием украшений на руках.

— Привет-привет. — пропела Сирена и чуть улыбнулась. — Что тебя привело в такой поздний час? Явно не необходимость погадать на полицейское расследование.

Фальтз окинула взглядом насыщенных синих глаз помятую фигуру детектива и чуть изогнула рыжую бровь.


Изображение

#128 Ссылка на это сообщение Leo-ranger

Leo-ranger
  •  
  • 0 сообщений
  •    

Отправлено

— Привет-привет. — пропела Сирена и чуть улыбнулась. — Что тебя привело в такой поздний час? Явно не необходимость погадать на полицейское расследование.

 

Мне бы хотелось сказать, что Крис неправа, и я зашел сюда просто поговорить за чашечкой кофе. Мне много чего хотелось сейчас, если честно, но желание разобраться с поставленной передо мной задачей не давало отвлечься на что-либо ещё. Поэтому и времени прохлаждаться за праздными разговорами с сестричкой у меня не было - не стоило забывать и о старике Якобсе, который держал свою семью в заключении. Подумав об этом, я не стал ходить вокруг да около м сказал прямо:

- Не совсем, но близко. Есть информация о расследовании, и она достаточно... необычна  в своей сути. А ты хорошо соображаешь, когда дело касается чего-то необычного, - на моем лице появилась полуулыбка. - Так что я пришел за советом, и может быть помощью. Если не занята - пройдем куда-нибудь в более уединенное место?



#129 Ссылка на это сообщение Gonchar

Gonchar
  • I'm cringing.
  • 6 363 сообщений
  •    

Отправлено

— Значит, всё-таки погадать. — рассмеялась Крис, озорно посмотрев на Джона. — Ладно, пойдём наверх в мой кабинет.

Она взмахнула рукой и зашагала в сторону скрытой в полутьме деревянной лестнице, ведущей на второй этаж. Ступеньки мерно поскрипывали под шагами, выдавая старину окружающего места. Возможно, кто-то нашёл бы в этом всём нечто мистичное и жутковатое, но никак не пара Хищников, чей стихией с самого пробуждения был страх. Для Крис же окружающий полумрак было совершенно естественным, в нём она видела так же хорошо, как при ярком солнечном дне. Сирена как дикий цветок проросла в полутьме своих чертогов, разбитых на глубине океана и освещённых только причудливыми люминисцирующими растениями и рыбами.

На втором этаже был небольшой коридор с закрытыми деревянными дверьми, ведущими в кабинеты и подсобные помещения. Здание конторы было довольно небольшим и уютным, хотя, на вкус Кристины, не хватало водяных источников. Аспекты душ Хищников всегда тяготели к родным стихиям, для которых они были рождены Тёмной Матерью. Горы и скалы для великанов, места смерти и разложения для горгон, бурные реки и моря для левиафанов, небеса для рапторов, непроглядная тьма для…теней.

Один знакомый Кристины из Библиотеки исповедовал более научный подход к их собственной природе и считал это своеобразной естественной защитной реакцией, выработанной для выживания. В резонирующих местах Хищникам было банально проще обороняться и обрушивать всю мощь Грезы на своих соперников. И Сирена не могла не признать определённой логики за его словами, пусть и не разделяла настолько сухой подход.

 

Дверь поддалась под рукой Кристины и беззвучно провернулась на хорошо смазанных петлях, впуская её вместе с гостем в небольшой кабинет, заставленный разнообразными статуэтками и фетишами. Тяжёлые шторы закрывали окно и только тонкая полоска открывала вид на соседнее здание и затянутую опустившейся тьмой улицу. Широкий стол стоял как раз у самого окна, а перед ним было выставлено низко и глубокое сиденье для посетителей.

Девушка уселась на край стола и скрестила руки перед собой, чуть вздёрнув подбородок и устремляя взгляд на Джона.

— Ну, и с чем нужно помочь? — она чуть сощурила глаза. — Неужели посвятишь меня в какое-то загадочное дело? Случайно не те пропажи, о которых мы слышали ещё до поездки в Ханаан?

Она не очень переваривала тягу своего собрата к закону, так как выросла и жила по ту сторону от него. Не было дня чтобы она зарабатывала чем-то одобренным обществом себе на жизнь и испытывала от этого своеобразную уличную гордость. Становиться законником или клерком среди её друзей считалось чем-то весьма зазорным, а вот вертеть общество и выдавливать из него все соки наоборот — почётным. Однако деятельность детектива была всегда интригующей, у них всегда была возможность прикоснуться к тайнам и загадкам, к которым так тяготели Макара.


Изображение

#130 Ссылка на это сообщение Leo-ranger

Leo-ranger
  •  
  • 0 сообщений
  •    

Отправлено

- Тысяча девятьсот тридцать пятый, шестьдесят пятый - в обоих случаях пятеро детей, в примерно одно и то же время, едва ли не в один и тот же день, - я достал пачку документов из внутренних карманов своего пиджака и стал поочередно выкладывать их на стол рядом с Сиреной, дабы она могла оценить весь объем проделанной мной за день работы. - С начала шестидесятых начинаются более регулярные пропажи, и тела находят на болотах. Сейчас пик этих находок - то ли убийцы стали действовать менее осторожно, то ли просто количество убитых увеличилось. Связано ли это с рождественскими пропажами? Не думаю. Я предполагаю, что кто бы этим ни занимался, это не один человек. Культ, вероятнее всего. После осмотра тела рейнджера, труп которого нашли на болоте последним в ранении на его шее я нашел кусок серебра, - я вытащил ещё одну бумажку с результатами вскрытия тела и положил поверх остальных. - Следы от ударов выглядят так, будто их делал либо кто-то, после каждого удара меняющий руку, либо несколько человек. Второе, в общем, более вероятно. Подозреваю что убийцы имели дело с оборотнем и прекрасно знали об этом - но, к сожалению, до следующей их жертвы никаких подтверждений, что они не используют оружие схожего рода со всеми своими жертвами. Тем не менее, это косвенно указывает на то, что преступники, - я вдохнул, собираясь с мыслями. - Действительно охотятся не за простыми людьми. Но даже если допустить что это действительно так - я не могу предположить ни одного существа, и ни один из известных мне культов не сосредотачивался на конкретно убийстве не-людей. 

 

Я ещё раз глубоко вдохнул и опустился в сидение, позволяя нывшим из-за беготни по городу - от архива в библиотеку, а оттуда сюда - немного отдохнуть и бросил взгляд на Кристину. в глазах которых уже должен был плескаться нешуточный интерес. Между тайной и секретом была не столь большая разница, что в некотором роде объединяло нас. Может быть, именно поэтому меня от Крис не отделяла та гигантская пропасть, что возникала между Угаллу и Макара, высотой неба и дном океана.

- Тут мне и нужна твоя помощь. Если ты знаешь о ком-нибудь, кто мог бы заниматься чем-то подобным - или вдруг находила какую-нибудь информацию, которая указала бы меня на верный путь - я был бы благодарен, - мои губы растянуло в улыбке, гораздо менее беззаботной, чем хотелось бы. Что я, что Крис понимали, что если она что-то знает, то соврать или отмолчаться мне не получится - Грифон остро чувствовал любую ложь и на любую попытку соврать мне реагировал предложением выклевать лжецу язык. До такого ещё не доходило, по счастью.



#131 Ссылка на это сообщение Gonchar

Gonchar
  • I'm cringing.
  • 6 363 сообщений
  •    

Отправлено

Кристина задумчиво пробежалась взглядом по выложенным на стол документам и стала неторопливо их перелистывать, скользя длинными тонкими пальцами в разнообразных кольцах по убористым печатным строкам, повествующим сухим бюрократическим языком о преступлениях. Только слепец не рассмотрел бы в этом определённую закономерность, не входящую в рамки обыденности загадку. Но проблема и состояла в том, что большинство людей в этом городе были зашоренными и ленивыми глупцами, которые предпочитали вариться в собственном дерьме и захлёбываться им, но никак не пытаться найти выход из устоявшегося уютного, но чертовски опасного воображаемого мира.

— Пять…не думаю, что тут завязана нумерология. — задумчиво протянула девушка, потирая подбородок. — И я не знаю каких-либо религий и культов, которые строили бы свои сакральные постулаты вокруг этого числа. Но последовательность есть…возможно, нам придётся просто подождать. Если догадка верна — до нового похищения осталось не так много. — Сирена чуть пожала плечами. Её не очень заботила судьба неизвестной кучки недорослей. — Возможно, стоит поискать семьи пропавших детей. В Ханаане все чтят собственные корни, а из сакральности рода проистекает огромное количество практик. Какая-то нить, которая может их всех связывать. Но если взять во внимание рогатого бога и эти местные легенды о Владыке Мира Сего — это могут быть следы какого-то инкарната, который пытался создать здесь свою легенду, возможно концептуальный дух из Тени или вообще истинная фея, любящая развлекаться в своеобразной манере.

Девушка отодвинула в сторону документы по пропавшим детям и принялась за более насущные дела, вникая в пока что немногочисленные и разрозненные улики.

— Странно, что они смогли убить оборотня, очень странно. — Крис чуть нахмурилась. — Яд, проклятие, серебряные пули — всё это ещё можно понять. Но заколоть как свинью, причём только завершающий удар сделать серебром — это всё равно что пытаться выйти с мечом против танка. Когда они действительно в ярости — тут даже самым закалённым из Детей стоит уносить к чёрту ноги. Я даже не говорю о смертных.

Кристина на мгновение задумалась, словно решая что-то для себя. Однако Сирена не привыкла долго размышлять над своими действиями, а потому обернулась к Джону и посмотрела ему прямо в глаза.

— Но недавно я узнала о каком-то культе, который собирается на болотах. Они чтут Тёмного Отца, кто бы ни стоял за этим именем. Он любит коллекционировать человеческих медиумов и кормить их байками о вознесении на новый уровень существования. Сатанинский клуб для избранных семей или что-то в таком духе. — Крис развела руками. — Не могу до конца быть уверенной, но мне кажется, что за всем этим стоит Апекс этого города. На болотах я ощущала какое-то…присутствие. Опасное и древнее, древнее чем первые поселенцы на этой земле. Кому как не ему будут отдавать честь в этих самых болотах? И так получилось, что сегодня в полночь у меня назначена встреча в трейлерном парке. Мой новый знакомый пообещал отвести меня туда.


Изображение

#132 Ссылка на это сообщение Leo-ranger

Leo-ranger
  •  
  • 0 сообщений
  •    

Отправлено

- Проблема в том, что мы не можем знать, был ли это действительно оборотень, это лишь мои догадки, не без оснований, конечно. Но есть и косвенные доказательства, указывающие на обратное - он не был в форме Гару, хотя причин не перекидываться у него не было. Его могли оглушить, но зачем тогда наностть множество ударов, а не сразу связатб и перерезать горло? Разве что это обязательная часть ритуала, - я откинулся на спику сидения и почесал свою щетину, задумчивым взглядом скользя по помещению, хотя мои мысли были далеки от текущего окружения. Дело было сложным, и постоянные сомнения не делали его легче. Но когда дело доходило до оккультных ситуаций. Теперь же у меня хотя бы была возможность разузнать больше. Культ этот наверняка и стоял за убийствами. Осталось только найти доказательства.

- Значит, полуночный визит на болота? Я, как ответственный старший брат, не могу позволить тебе пойти туда одной, - я усмехнулся и посмотрел на Крис. - Я тебе не помешаю, не волнуйся. Можно сказать, ты даже меня не заметишь.

На миг меня посетило ощущение тревоги, на котором я в тот же миг сосредоточился. Несколько мгновений спустя до меня дошло, в чем дело - Серб и Джейми. Из местоположение казалось весьма странным. Доктор находился, судя по ощущениям, в полицейском участке, Анаким же…
Я на миг прикрыл глаза и перенес разум в тело Серба. Практически тут же вернув себе восприятие, встревоженно посмотрел на сидящую передо мной Макару:
- Серб в больнице и он тяжело ранен. Джейми - в полицейском участке, без сознания. И если я не ошибаюсь… - вспомнить о своих ощущениях за последние пару часов было несколько сложнее, чем вспомнить что было на завтрак, но мне это удалось. - Твою мать! Я слишком увлекся расследованием и совсем не следил за ними в течение дня, а зря. Серб был на краю леса, практически на болотах. Похоже, там ему и досталось. Джейми же… хм, что-то случилось, если его увезли в больницу, - шестеренки в моей голове стали крутиться даже быстрее, чем обычно, но предположить, что же с ними произошло, я не мог. Сам не заметив этого, подскакиваю.
- Я пойду готовиться к ночной вылазке. А ты, если не затруднит, проведай Серба. Надеюсь, за ближайшие пару часов Джей не натворит глупостей.
Усилием воли я оставил на Крис пометку, не смотря на то, что оголодавший Грифон недовольно закричал по-птичьи.

#133 Ссылка на это сообщение Gonchar

Gonchar
  • I'm cringing.
  • 6 363 сообщений
  •    

Отправлено

— Значит, полуночный визит на болота? Я, как ответственный старший брат, не могу позволить тебе пойти туда одной, — я усмехнулся и посмотрел на Крис. — Я тебе не помешаю, не волнуйся. Можно сказать, ты даже меня не заметишь.

 

— Я не против, если ты решишь прикрыть мне спину. — не стала противиться Крис, криво усмехнувшись. — Если уж эти культисты как-то связаны с пропажами Детей, — она явно выделила это слово, давая понять что речь идёт вовсе не о человеческих личинках, — то придётся сохранять осторожность. Тем более это, вероятней всего, сборище медиумов и моя природа может им многое сказать. И это, кстати, объясняет как они находили своих жертв среди множества жителей Ханаана.

Девушка хмыкнула и опять потёрла подбородок. Соваться в логово культа уже не казалось такой хорошей идеей, так что крылатое присутствие готового растерзать кого угодно грифона немного успокаивало. Однако Сирена всё же сохраняла надежду, что едва что-то пойдёт не так — у неё получится тут же махнуть хвостом и сбежать в своё Логово подальше от кровожадных фанатиков. Она не питала особых иллюзий касательно своей способности постоять за себя в настоящей драке, полагаясь больше на естественное обаяние и прыткость.

 

— Я пойду готовиться к ночной вылазке. А ты, если не затруднит, проведай Серба. Надеюсь, за ближайшие пару часов Джей не натворит глупостей.
Усилием воли я оставил на Крис пометку, не смотря на то, что оголодавший Грифон недовольно закричал по-птичьи.

 

— Как они умудрились вляпаться в очередное дерьмо? — девушка тяжело вздохнула, возводя очи горе в безмолвной мольбе к Тёмной Матери. — Это за гранью моего понимания. Ясно ещё Серб, он вечно с судьбой играет в русскую рулетку, но Джейми?

Крис поморщилась и тряхнула головой, давая волосам взмыть в воздух рыжими всполохами.

— Ладно, проверю его. Если он не умер — то оклемается. На нём всё вечно как на собаке заживает. В полночь на въезде в трейлерный парк, не забудь.

И быстрым шагом девушка направилась к выходу, увлекая за собой Джона, удерживая того за руку, одновременно обдавая странным морским запахом, сквозь который ощущались чуть терпкие ноты. Казалось, её Тварь никогда до конца не покидала тела, оставляя печать своей неземной красоты на облике своего смертного воплощения.


Изображение

#134 Ссылка на это сообщение Тaб

Тaб
  • 0 сообщений
  •    

Отправлено

Серб & Кристина

Темнота, бездонная, как яма, куда суждено упасть каждому телу, Серб погружается в неё, не в силах пробормотать отчаянное «нет». Она обволакивает его изорванную кожу, точно липкая смола, забивает рот, уши, ноздри, пока у него не остаётся сил трепыхаться и даже дышать. Теперь Серб понимает, что узрит каждый, когда нить его жизни оборвётся чьей-то небрежной рукой: тьму, царившую прежде первого всполоха, подарившего жизнь всему; тьму, что заполнит мир, когда погаснут последние огни, вернув вселенной её предвечный облик. Серб понимает: у тьмы было имя, не то, которым нарекают ребёнка, когда он появляется на свет; она не рождалась, она была всегда. Скорее прозвище, попытка описать её сущность этим убогим человеческим умом, неспособным постичь ни одной её грани. О да, у тьмы было имя, и когда-то Серб его знал; но не сейчас, точно не сейчас. Сейчас нет ничего кроме падения

Темнота разверзается, точно чья-то пасть, и Серб начинает лететь вниз, туда, где нет ничего, кроме вечного забытья. Туда, где конец времён и его начало сливаются воедино символом бесконечности. Туда, где он обретёт последний покой, как и все, с кем он разделил плоть и кровь. Одна судьба на всех: исторгнутые из бренного чрева смертной женщины и пережившие рождение встретившись с лицом к лицу с тварями, рыскавшими в кромешной тьме. Осознавшие отсутствие границ между сном и явью, между я и оно, между человеком и зверем. Один конец на каждого: все они закончат свой путь здесь, в бесконечном полёте в бездонную яму. Пока челюсти не сомкнутся.

Темнота смыкает челюсти, и измученное тело Серба наполняет агония. Она отвергает его точно нерадивого сына, не оправдавшего тяжкое бремя, возложенное на его плечи. Она не даёт ему обрести покой в своём чреве, выталкивая наружу, обратно в бренный мир нескончаемой суеты, лишённой глубинной подноготной и хоть какого-то смысла. Она жалеет его, точно заботливая мать — блудного сына, вновь, оказавшегося в её крепких объятиях. Серб вспоминает имя, которым бесконечную тьму наделили такие, как он, они называли её…

Свет, слишком яркий, чтобы поднять веки, тяжёлые под слоем запёкшейся крови. Серб слышит, как всё вокруг заливает воплями: кто-то кричит от боли, кто-то молит о помощи, кто-то просто пытается не умереть. Сегодня это он, но он не кричит, он чувствует, как его катят. Поверхность неровная, и его подбрасывает, снова и снова обрывая что-то внутри, заставляя порванное в клочья тело истекать кровью и сукровицей, наполняться нестерпимой болью. Серб больше не может терпеть, он пытается застонать, но изо рта не вырывается ничего кроме нечленораздельного бульканья. Тогда он пытается вырваться, но осознаёт, что связан по рукам и ногами тугими ремнями. Он обречён, Боже правый, он чувствует себя слабым и беспомощным, как никогда, разве что в тот самый день

Они говорят, что доктор сошёл с ума, и Серб невольно смеётся, делая ещё хуже. Он чувствует, как рот заполняет чем-то тёплым и медным на вкус. Они замолкают, эти ублюдки наконец-то обращают на него внимание, Серб чувствует их испуганные взгляды, хоть и не видит их. Он хочет харкнуть им кровью в лицо, прохрипеть что-то вроде: «и это всё, на что вы способны, сосунки?» Но сил нет. Нет ничего кроме бесконечного бессилия, опустившегося на его тело тяжёлым крестом надгробной плиты. Серб умирает, и в этот раз, похоже, навсегда.

Они кричат, снова, это начинает раздражать, но сил нет даже поморщиться. Серб чувствует, как его плечи вдавливают в каталку, точно хотят оттрахать прямо на этом столе. Потом что-то острое прошивает ему шею, точно армейская пуля. Они просят, чтобы он успокоился; Серб не хочет, он был бы рад разорвать прочные ремни, а затем их глотки, но у него не выходит. Они пустили ему что-то в кровь, какой-то яд, обжигающий вены, лишающий сил, заволакивающий сознание тугой пеленой. Он не хочет умирать! Проклятье, проклятье, проклятье…

Последнее, о чём думает Серб — это волки. Они не стали его доедать. Он не знает почему, может их кто-то спугнул, или они сочли его слишком жилистым. Но, скорее всего, причина в том, что все они — одна большая семья.

А затем его рассекают, точно свиную тушку, подвешенную на острый крюк. Собирают по частям, будто причудливую человеческую мозаику. Они спасут ему жизнь, но он никогда не будет прежним.

Никогда.

Свет, слишком яркий, чтобы поднять опухшие веки, но Серб поднимает. Он точно не в раю, рай не может быть таким серым, безжизненным и ободранным. Скорее старый особняк, одну из бесчисленных комнат которого превратили в импровизированную палату. Серб смотрит на собственное тело, обмотанное окровавленными бинтами, скованное по рукам и ногам бесчисленными датчиками, проводами и капельницами. Оглядывает заплесневелый потолок, облупленные стены и угасающее солнце за окном. В рту сухо, он уже не хочет задерживаться здесь ни днём больше.

Потом появляется медсестра, она боится даже подойти к Сербу, держась чуть поодаль от кровати, точно перед ней лежит закоренелый психопат, вскрывший не один десяток людей, прежде чем его притащили сюда, изрешечённого пулями копов. Она не разрешает ему пить, даёт какую-то мокрую тряпку. Серб едва сдерживается от того, чтобы не послать её на хер, но всё-таки зажимает тряпку между зубов. Медсестра обещает позвать доктор, Серб ей кивает, а потом вырубается.

Так повторяется не раз и не два. То ли кто-то переборщил с наркозом. То ли раны оказались слишком серьёзными. Так или иначе, Серб снова и снова погружается в искажённые воспоминания о былых деньках, пока время безжалостно утекает песком сквозь пальцы.

Он смеётся и называет себя доктором Веласкезом, невысокий и лысеющий, с дурацкой козлиной бородкой. Его экстренно вызвали из дома, после того, как с другим хирургом что-то случилось, но доктор Веласкез не в обиде, он даже рад, ведь оперируй Серба тот, другой, он мог бы так и остаться на операционном столе. Он называет Серба крепышом, не всякий может пережить нападение лесных волков; в это время года они особенно злые. Доктор Веласкез говорит, что Сербу повезло, им поступил анонимный вызов; вовремя, чтобы успеть спасти ему жизнь. Скорее всего это был рейнджер. Скорее всего. А теперь Сербу нужно отдыхать; ничего не поможет ему лучше, чем постельный режим.

Проклятье.

Серб пытается занять себя хоть чем: считает пятна ободранной штукатурки на стенах, старается заметить момент, когда солнце скроется за горизонтом, вслушивается в возню по ту сторону двери. Всё тщетно. Нет ничего мучительней бесплодных ожиданий

Когда за окном темнеет с концами, краем уха, Серб слышит в коридоре знакомый голос. Она называет себя его сестрой. Справляется о его состоянии. Требует пропустить. Сначала они сопротивляются, но никто не может выстоять под её напором. Скрипит дверь, и она появляется на пороге его палаты.

Кристина Фальтз.
 

https://youtu.be/cLoytewvn0g

Тех. инфа



#135 Ссылка на это сообщение Leo-ranger

Leo-ranger
  •  
  • 0 сообщений
  •    

Отправлено

"Чужак!" - кричат на меня пустые переулки, пока беспризорник идет метрах в пяти передо мной, держась теней, как и весь его сиротский род. - "Чужак…" - шепчут щели между заколоченных окон домов, заброшенных столь давно, что они сами и не помнили, были ли когда-то заселены, или с начала вечности были никому не нужны.
"Да, я здесь чужой," - отвечает городу мой спокойный взгляд и моя уверенная походка. Чем дальше мы отходили от центра Ханаана, тем больше он напоминал один из городов-призраков, про которые рассказывают пугающие легенды. Только вот истории, что говорили про это место оказывались правдой гораздо чаще, и все равно город еще не умер. Словно раненный солдат, у которого остались считанные часы, прежде чем загноившиеся порезы и наполненные свинцом пулевые отверстия его добью, город извивался от боли и болезней, но отказывался испускать, словно уверенный, что пораженная некрозом конечность - это так, мелочь и раньше жили с вещами и похуже. Сколько у Земли Обетованной оставалось лет до конца? Узкие улицы, низенькие дома, полумертвые деревья и затянутое тучами небо не отвечали на вопрос - они знали ответ, просто боялись его больше, чем чего-либо еще. И сильнее боязни признаться себе была лишь паранойя к чужакам. Так смотрел бы, наверное, средневековый человек на современные лекарства: со смесью страха, подозрения и ненависти.
"Ты пришел нас убить, чужак? Ты пришел вырезать нас, сжечь и втоптать?" - истеричным визгом вопрошает мертвая лоза, которая оплетала стену одноэтажного домика. Как только я прошел мимо, свет в здании потух. Подозрительность фигуры, на миг мелькнувшей в окне, оказалась сильнее любопытства
"Я здесь чтобы принести милосердие тем, кого судьба безвозвратно изувечила, не оставив шансов на выживание," - таким ответом служит мое легкое движение, с которым я запахнул свой плащ, и кивок словно самому себе.
"Лжец! Лжец! Лжец! Лже…" - читается на вывеске места, которое когда-то могло быть магазином, но теперь было лишь еще одним зданием, единственной отличительной чертой которого было наличие этой самой вывески, с которой много лет стерся и краска, и текст.

Что же, иного ответа я не ожидал. Порой нужно скормить лекарство больному насильно, чтобы спасти его жизнь. Порой нужно усыпить больное животное, как бы ни хотелось поступить иначе. Просто из жалости.


***

Дом оказался на самом краю город, практически в трех шагах от леса и болот. Несколько сирот растянулись по периметру соседних зданий и внимательно наблюдали за жилищем Якобса. Оно было, откровенно говоря, небольшим, как и почти все жилые дома в городе. Вряд ли там могло жить с комфортом больше трех-четырех человек. И "комфорт" - это с большой натяжкой.
Завидев "нанимателя", беспризорники стали почти синхронно сваливать, но я поймал одного из них за руку, сунул пятерку в чумазую ладонь и указал пальцем на окно дома.

Потребовалось две минуты, чтобы он, пользуясь своими грубыми инструментами, открыл окно, и в этот раз я не стал задерживать ребенка. Легко перемахнув через низенький забор, я подбежал к окну и заглянул внутрь.
Это могла быть гостиная, судя по тому, что комната была просторной и здесь была мебель, но… она была захламлена. Количество грязных, поломанных или просто брошенных и забытых вещей было неприлично большим. В противоположном от меня конце комнаты слышались какие-то звуки. Я залез в комнату и огляделся. Ничего полезного.
Дверь приоткрылась без скрипа. Слева по коридору была кухня, справа же… после пары закрытых дверей, в самом конце, перед алтарем склонился мужчина. Он не был похож на дряхлого старика, наоборот: рослый, мускулистый. Почтенный возраст в фигуре выдавали лишь седые волосы, заплетенные в две косы. Мужчина - это и был Якобс, как я подозревал, стоял на коленях и шептал молитвы. Полностью сосредоточенный на своем религиозном ритуале, старик не услышал мягких шагов позади себя. А когда осознал, что сзади кто-то есть - было уже слишком поздно. Ладонь легла на его затылок, а мой голос, необычайно грозный для столь интеллигентного человека как я, зазвучал:
– Неужели ты думал, что никто не узнает о твоих грехах? - сила над кошмарами, которой владел каждый Зверь, ринулась из глубин Логова Отродья, к кончикам моих пальцев, запуская корни страха в сознание старика.
В тот же миг видения его грехов ринулись в мое сознание:

Старик хотел спасти их от неминуемого конца, но они не слушали. Собственная семья отказалась внимать словам того, кто знал правду, и тогда старику пришлось их *заставить*. Они думали, что он полоумный и немощный, но это было не так. Старик забаррикадировался в доме и не позволил им сбежать, а затем морил их голодом и избавил, пока они не согласились с тем, что он прав. Тогда он совершил величайшую милость, и запер их в подвале, где они смогут переждать Конец света

– П-почему ты пришел? - старик обернулся и едва не упал, стал медленно ползти назад, переступив через лежащий между ним и алтарём топор. - Тысяча лет еще не прошла! - он смотрел на меня, но видел явно кого-то другого.
– Имя, червь. Назови мое имя, - все столь же мрачным голосом обратился я к старику.
– Я-я не знаю! Один из Его слуг!
– Именно. Твой господин послал меня, дабы я передал наказание за твои грехи. Так поди мне в колени и моли о пощаде, ибо слово мое передает Его волю.
– Прошу, пусть господин будет милостив ко мне! - старик действительно пал мне в ноги и схватился ха мои лодыжки. Хватка у него была необычайно крепкой, но я не выдал своей нервозности.
– Тише, червь. Прежде чем я оглашу наказание - освободи и приведи сюда свою семью.
– Нет! - в странной смеси из страха и твердости воскликнул старик. - Они единственное что у меня есть! Оставь хотя бы их!
– Ты смеешь ослушаться?! - я поднял голос и пронзил старика яростным взглядом. - Замолкни и веди их сейчас. Мой хозяин милосерден - им ничего не угрожает, наказан будешь лишь ты.

Старик послушно встал и пошел в сторону кухни. Некоторое время царила тишина, а потом под ногами раздался громкий шум. Я не стал терять время зря и вызвал по полицейской рации патрульную машину и скорую помощь. Получив положительный ответ, я отыскал в захламленной комнате кусок веревки и черную ткань. Когда я вышел и подошел обратно к алтарю - сзади послышались шаги. Прежде чем психованный фанатик показался, я схватил с алтаря маленькую деревянную фигурку и засунул в карман.

Его жена и две дочки выглядели… плохо. За многочисленными следами побоев едва можно было различить черты их лиц. Но вместо того, чтобы с ужасом смотреть на своего пленителя, они смотрели так на меня. Стокгольмский синдром? Видимо так.
– Десят лет и десять месяцев, десять дней и десять ночей проведешь ты в темнице, пока не получишь шанс на искупление, - я сделал Якобсу знак встать на колени и стал завязывать ему глаза. - Баньши Ада будут разрывать твой слух на пути туда, а взгляд будет сокрыт тьмой, ибо иначе твой смертный разум не переживет дороги в Ад и умрет слишком быстро. Твоя семья же останется здесь - они смогут вернутся в безопасность когда твое наказание начнется.

Дальше все прошло тихо-мирно. Копы приехали минуты через три, старика упаковали. С семьей оставили разбираться медиков - они не особо были способны сопротивляться, так что жену и обоих детей должны были доставить в больницу безо всяких проблем.
По пути назад я узнал больше о том, за что повязали Джейми. В общем "недавно приехавшего хирурга" едва удалось усыпить прежде, чем он окончательно разорвал врачу лицо. Зубами.

Я тяжело вздохнул. Как бы мне ни хотелось помочь Джейми, я вряд ли мог сделать что-либо, особенно не подставив себя, а значит и свое расследование, под угрозу. Оставалось надеяться, что расследование и слушание по делу затянется. Или что Джейми свалит сам.

Так или иначе, у меня были более срочные дела.

#136 Ссылка на это сообщение OZYNOMANDIAS

OZYNOMANDIAS
  • Знаменитый оратор
  • 4 202 сообщений
  •    

Отправлено

Свет.

 

Тонкие, бритвенно-острые лезвия лучей залезают под веки, впиваясь в покрывшую их толстую корку запекшейся крови. Будто резвящийся на улице ребенок с куском ржавой арматуры в тонких пальцах, юный Свет с любопытством ковыряется в лежащем на обочине быке, слушая его натужный хрип и стараясь оттянуть эту грязную складку кожи, под которой медленно и печально стекленели теряющие цвет глаза. Свет с мальчишечьим упорством будет тыкать острым концом своего оружия в голову изломанного аписа, надеясь проткнуть складку торчащим обрезком металлического заусенца и не повредить бурую радужку тяжелого животного, столкнувшегося в своей гордыне с чем-то куда более тяжелым, чем он сам. Чувствуя слабого, неуловимого противника, подначивающего сущность растерзанного быка, буйвол лишь поскрипывает зубами, надеясь расписаться в собственной беспомощности ради любого способа испустить дух и избежать тяжесть навалившихся на его плоть страданий: он уже смирился с неизбежным исходом скотской жизни, которую ему приходилось влачить все это время.

 

Жизнь подсказывала Сербу, что он – тот самый бык из не самой радостной истории, под которую отец любил убаюкивать мальца на сон грядущий. Все, что оставалось амбалу – это медленно и спокойно упасть на дно круговорота, пока куски его плоти будут разлетаться по округе.

 

Внутреннее упорство наёмника подсказывало, что перед этим принятием своей тяжелой судьбы он сначала возьмет длинноволосую голову Иисуса и, согнув преступника «лодочкой», засунет башку ему же в задницу, чтобы затем облить дегтем, вывалять в перьях и толкать по дороге, словно старое колесо, прямо до того сраного болота. Именно так, мать вашу. Кто-то назовет это безумием: амбал же, повидав жизнь не с самой лучшей стороны, назовет это амбициозностью.

 

Сквозь накатывающие волны свирепой, непостижимой боли Серб чувствует, как напрягаются мышцы на распухшем от потасовки лице, как с треском скрипит его недавно заштопанная кожа. Глаза, которые еще пару мгновений назад буквально резали леской для сыра, тяжело распахнулись со звуком лопнувшего гнойника: посеревший хрусталик смотрел на мир вокруг так, будто глядел на него из-за предсмертной завесы савана, оглядывая те небольшие угодья, что оставил ему Господь. Если же посмотреть со стороны, то раскрывшийся белому свету взгляд Серба выглядел совмещением двух картин, на одной из которых был изображен пробужденный чувством всепроникающей, неудержимой мести изорванный мертвец, готовый свершить свое правосудие, а на другой – обнаруженное людьми на краю планеты чудовище, сошедшее со страниц древних фольклорных преданий и второсортных бульварных журналов одновременно.

 

Как и всегда, открывшийся мир внешне кажется ему невзрачным и уродливым, а на вкус отдает ссаной тряпкой – вроде той, которую ему предложила эта трясущаяся от страха молодая медсестра. Когда он держит глаза открытыми, то время будто бы замирает, а картина грязной палаты превращается в невыносимую пытку, на которую он обречен смотреть вечно; когда же его взгляд размывает выделениями слёз, собирающимися на глазном яблоке для того, чтобы хоть как-то разбавить всю эту срань и отвлечь амбала от сырых пятен на потолке, он моргает – и затем, вновь открыв глаза, Серб замечает медленно уходящее за горизонт светило, бегущее туда, вниз, только тогда, когда анаким на него не смотрит. Время вновь останавливается, но он уже все понял: декорации меняются, когда их скрывает занавес, верно?..

 

Моргание.

 

Еще раз.

 

Еще.

 

— Я его сестра, — звонко возвещает возмущенный голос, проникая через щель под дверью.

 

Глаза замирают, двигаются в выделенной соленой влаге, разглядывают убогий проем сквозь просветы меж спелых гематом. Время бежит быстрее, чем пару минут назад, когда солнце было еще в зените, и через несколько мгновений створное полотно отходит в сторону, открывая продолжение уродливого мира палаты в виде уродливого мира больничного коридора. Ненадолго – буквально на несколько секунд, которые потребовались молодой девушке с горящими глазами, чтобы войти внутрь.

 

Кристина Фальтз.

 

— Чудно, — буквально выплюнул это слово Серб, разорвав запекшиеся губы. — Чудно, — прохрипел он снова, оскалив зубы и демонстрируя бордовый налет на них. — Это ты меня нашла? — с интересом протянул амбал, после чего прикрыл глаза и издал тихий стон.

 

Правая рука безжизненно выпала из-под покрывала. Ладонь, сначала сжатая в кулак, расслабила пятерню пальцев и нащупала деревянную тумбу, покрытую треснувшей белой эмалью. Оттянув ручку дверцы, Серб с выражением непередаваемой агонии начал быстро шарить по укрытому от его взора содержимому тумбочки, надеясь на то, что тактильные ощущения его не подведут.

 

Не подвели.

 

— Будешь? — быстро спросил амбал, демонстрируя девушке мятую пачку. — Только не говори мне, что тут курить нельзя, — тихо гоготнул он, зажимая папиросу меж зубов. — Я видел сегодня такое дерьмо, что теперь у меня е@#%ый абонемент на любой вид психотропных, в любом месте и в любое время, — Серб натужно ухмыльнулся, пытаясь преодолеть болезненный вид.

 

Неудачно.



#137 Ссылка на это сообщение Gonchar

Gonchar
  • I'm cringing.
  • 6 363 сообщений
  •    

Отправлено

— Ты выбрал не того собеседника, который каждые пять минут тебе будет напоминать вести себя хорошо за столом и курить только в отведённых местах.

Кристина фыркнула и вытянула сигарету из помятой пачки. Порывшись в перекинутой через плечо сумке, она извлекла зажигалку и, вопреки всем правилам пожарной безопасности, закурила прямо в помещении, передав источник огня в руки Сербу.

Выпустив облако дыма, она привалилась спиной к старой обшарпанной стене. Стены этого госпиталя повидали и прожили слишком много, чтобы тщетные попытки нищающего города смогли скрыть за редкими ремонтами облупившуюся краску, потрескавшиеся стены и потолки, на которых расцветали зелёные и жёлтые пятна плесени. Как ни странно, но именно святилище здоровья в Ханаане гнило и расползалось по швами, обнажая всю застойную суть этого места. Тут Крис ощущала себя почти что как дома.

— И нет, это не я тебя нашла. — девушка скрестила руки на груди, выгнув запястье с сигаретой и иногда беспардонно стряхивая пепел на пол палаты. — Джон следит за всеми нами как заботливый Большой Брат, однако нашёл он тебя только когда ты уже валялся в больнице.

Она пожала плечами и дёрнула уголком рта, как бы отмечая собственную незаинтересованность в слежке за каждым членом выводка. В конце-концов они уже были большими детишками.

— Кто тебя вообще так отделал? Выглядишь почти так же паршиво, как мёртвый Бойл. Только ты ещё немного шевелишься.

В действительности Бойл с Сербом были похожи как разлучённые в детстве братья. Такие же непрошибаемые великаны, которых не остановит даже шестиметровая стальная дверь национального хранилища. С той только разницей, что Серб пока ещё не встретил свой конец. Хотя явно не откладывал надежд с ним побеседовать с глазу на глаз

 

Однако сейчас, лежа в полубессознательном состоянии где-то на перекрестке загаженных, поросших бурьяном размытых дорог, под столбом с отсыревшими картонными табличками «Мухосранск» и «Городское кладбище им. св. Ванессы, покровительницы буйствующего феминизма и непорочного зачатия», бритоголовый амбал мог обменяться парой-тройкой предложений только с тем, кого любезно предоставила в качестве сиделки хромая судьба. Он хмыкнул, пару раз щелкнул кремниевым колесиком потертой долларовой зажигалки «Cricket», едва удерживая в ослабших пальцах скользкий нейлонный корпус чикфаера: незаметно мелькнула искра, едкий газ обратился в покорное пламя. Амбал с нетерпением прикурил.

 

— Отлично, — выдохнул он облачко дыма и растянул рот, насколько это вообще позволяла раскрашенная синяками физиономия, в довольной ухмылке.

 

Отлично. Доза никотина, которая гарантировала полторы-три минуты живительной обезболивающей гипоксии, расползалась по легким и всасывалась в кровь.

Стрелка на личном тахометре сердечного двигателя Серба чувствительно поползла вверх, разгоняя жидкость по изломанным сосудам наёмника. Руки вдруг напряглись, и угольный фильтр расплющился между указательным и большим пальцем, теперь напоминая детскую свистульку. Амбал раздраженно поморщился.

Отлично, Серб. Теперь ты гроза всех фильтров.

— Малыш Джонни так и не избавился от своей паранойи? Похвально, — устало проговорил амбал и, сделав еще пару затяжек, с расстроенным видом смял испорченную сигарету в ладони. — Однако, — он с некоторым усилием упер могучие руки в металлические перекладины койки и приподнялся, принимая сидячее положение, — пользы от этого пока что ровным счетом вообще нихера.

Крис выглядела задумчиво. То есть, она всегда была у себя на уме, но в этот раз её витание в облаках было заметно даже слепому – посещение больницы, куда приволокли Серба, явно сегодня не входило в её планы. Он не видел девушку около месяца и уже порядком отвык от её эффектного вида: среди камышей дерьмово-серых оттенков она выглядела яркой и глубокой сапфировой розой на тонком хрустальном стебле, гордо возвышавшейся над склочным полем грязных ханаанских сорняков. То, что она пришла сюда, означало, что малыш Джонни, их маленький вундеркинд, не теряет хватку.

То, что она пришла сюда, означало, что малыш Джонни, их маленький вундеркинд, все еще может влезть в шахматную партию с той хренью, которая грубо обыграла Серба на болотах, приложив его лицом о грубую сырую землю.

— Кто меня так отделал? Ха, Крис... — бугай натянул на лицо новую вымученную улыбку, и Крис почувствовала холодок. — Ты хотела спросить «что меня так отделало?», верно? Я слышал, тут говорят, что это волки, — амбал оскалился и сплюнул на пол, обтирая губы рукавом больничной пижамы, — только вот настолько ах@#%ших волков в природе не существует.

Серб кивнул на покрытый пылью стул, который стоял в углу, за дверью, и провел рукой по бритой голове.

— Будь так добра, возьми его и подопри дверь, — амбал бесцеремонно вытащил из набухших вен иглы катетеров, сбросил отекшие ноги с койки и сел на краю, опустив плечи и медленно распрямляясь. — Иначе я выйду из этого термитника еще более херовым, чем поступал.

 

— Да уж. — хмыкнула Крис, окидывая критичным взглядом положение Серба. — Тебе явно пора сваливать отсюда, пока местные врачи-палачи не залечили тебя до состояния овоща.

Девушка тут же поняла план сородича и без лишних промедлений со скрипом протянула металлический стул с рваной седушкой к двери, подпирая им дверь так, чтобы наверняка заблокировать выход. За время жизни бок о бок Сирена тщательно изучила все особенности и подробности природы своей приёмной семьи. Она видела в этом своё глубинное увлечение — накапливать, сохранять, скрывать крупицы знаний и эмоций в тёмных глубинах своего логова.

Равно как и её человеческая часть была неравнодушной к тайнам и секретам потустороннего мира.

Так — простыми движениями, манипуляцией понятий и символов она создавала определённый резонанс, отражающийся многократно через вездесущее подсознательное человечества. Первым всегда был образ, символ. Не слово, как говориться в потёртых библиях. Чтобы сказать что-то нужно это сперва вообразить, запечатлеть картину в собственном сознании. И именно в символах черпала свою силу Греза и её обитатели. Которыми, по стечению обстоятельств, была их семья.

И лишь стоило образу обречённости, замкнутости и изоляции принять форму и проявление в физическом мире — как тут же потоки сырой и первобытной реальности Грезы хлынули со всех сторон, начиная неумолимо преображать пространство.

Старый потрескавшийся потолок стал постепенно спускаться вниз, со стен слущивалась последняя краска, опадая призрачными хлопьями на темнеющий и зарастающий слоями грязи пол. Окна стали ужиматься до миниатюрных бойниц до тех пор, пока полностью на растворились в серых с потёками влаги стенах. Сквозь бетон прорастали проржавевшие трубы, с металлическим скрежетом сплетающиеся в искорёженный комок стали. Из многочисленных прогнивших швов на пол оглушительно капала вода, распространяя по тёмному подвалу ощущение холода и одуряющей влаги.

Крис хмыкнула и поскребла ставшую металлической дверь ногтём, извлекая глухой и отдающийся эхом противный звук. Растерев между подушечками пальцев налёт из ржавчины, она медленно обернулась, безразлично пиная прочь попавшийся под ногу детский череп.

— Уютно у тебя тут, ничего не скажешь. — протянула Сирена, криво усмехаясь и переводя взгляд на Серба.


Изображение

#138 Ссылка на это сообщение OZYNOMANDIAS

OZYNOMANDIAS
  • Знаменитый оратор
  • 4 202 сообщений
  •    

Отправлено

— Уютно у тебя тут, ничего не скажешь. — протянула Сирена, криво усмехаясь и переводя взгляд на Серба.
 
С налетом саркастичной улыбки на губах, притягательной и мистической, Кристин перевела взгляд глубоких синих глаз на амбала, грациозным движением разбрасывая свои тонкие рыжие локоны: они заиграли среди треска бетонных коробок, будто внезапно взметнувшиеся на ветру язычки дьявольского пламени, игриво мелькающие под сводами арматурных куполов грома. Здесь, в Предвечной Грезе потомка анаким, сотканной из обрушивающегося молельного дома над некропольскими яслями, где уродливое таинство евхаристии заставляет тебя преломить сухую плоть бренных воспоминаний и испить ржавый багрянец сомнения, сам вид этой легкой, буквально воздушной девушки на фоне отсыревших стен казался чем-то странным и неестественным – как капля голубой крови на льне вымазанной в грязи крестьянской рубахи. Если бы эту службу посетил хоть кто-то из обитателей чертога рдеющей святости, то старание его было бы вознаграждено явлением самого ангела, увлеченного сюда не иначе, как бесконечным смирением избранного их безглазым богом несокрушимого, гигантообразного пророка. 
 
Её взгляд прошелся по трещине в бетоне, споткнулся на выжженных в стене следах от пуль и скользнул по алым брызгам запекшейся крови, прежде чем наконец узрел хозяина этих выскобленных досуха человеческой алчностью коридоров жизни. 
 
В распоряжении девушки было лишь смутное, едва различимое мгновение, чтобы запечатлеть эту картину – картину того, как человеческий облик её собрата буквально лопается на части, разрывается под давлением существа куда большего, чем можно себе представить. За это мгновение она увидела, как трескается сначала одежда, а затем и толстая плоть амбала, расходясь по замысловатым швам и впиваясь в скользкое тело твари, разрывающее Серба, будто перезрелый кокон, в котором была потеряна всякая необходимость. Крис стояла поодаль и с замиранием своего ледяного сердца следила за расправляющим плечи слепым атлантом, который будто поглотил наёмника целиком, впитав его в свое циклопически раздувшееся естество. Наблюдая это преобразование, это перерождение бога в сосуде из смертного, она теперь совершенно не чувствовала себя красивой безделушкой, притягивающей чужое внимание: теперь она была безупречной, идеальной кобылицей, зажатой в ущелье со стадом разъяренных буйволов, рвущихся сквозь горизонт со своей необузданной силой. 
 
Она вновь бросила быстрый взгляд на детский череп. Тот насмешливо раскрыл пасть в кривой ухмылке.
 
— Уют – это выдумка слабых, чтобы оправдать свою неспособность покинуть дом, — громогласно прохрипел Баалор, не оборачиваясь к застывшей за его спиной Сирене. Зацепившись огромной ладонью за обваливающуюся колонну, он опустился на пол, присаживаясь и облокачиваясь на стену, испещренную глубокими трещинами. — А тот, кто не способен покинуть дом, не сыщет услады.
 
Существо растянулось посреди коридора, поднимая давно осевшую пыль. Теперь Сирена заметила, что раны на нем точь-в-точь повторяли те, что оставались на теле Серба, когда тот решил забраться в логово – однако сейчас некоторые из них зарастали прямо на глазах, словно лопнувшую бронзовую плоть статуи сшивал обратно умелый сварщик.
 
— Твари, которые оставили это... — протянула Тварь, дотрагиваясь кончиками пальцев до рваных рубцов. — Я таких ни разу в жизни не видел. Это были огромные призрачные волки, со смоляной шерстью и красными глазами. Явно не обычные животные, — зарычал анаким, — как и тот, кто послал их встретить меня – явно не обычный хер с горы. То, что обитает на болотах, явно настроено недружелюбно.
 
Баалор захрипел; огромный рубец на его спине, на который в обычных условиях следовало нанести не менее десятка швов, с шипением исчез.
 
— За нами здесь будто что-то охотится, — с нотками гнева в голосе проговорил гигант, — и теперь мне нужно понять, соответствует ли этот мой параноидальный бред тому, что происходит в вашей жизни. Крис, — он обернулся; кровоточащая глазница уставилась на девушку уродливой бездной, — мне чертовски нужно поквитаться со всем этим, и если ты расскажешь, чем вы – ты, Джон, Джей – занимаетесь, то это может помочь мне.

Рядом с анакимом девушка казалась особенно тонкой и воздушной. Казалось, что хватит одного движения мощных рук гиганта чтобы обратить её в изломанную груду плоти и костей. По правде…это действительно было так. Хорошо, что их связывали семейные узы.

Преображение стало постепенно охватывать и саму Кристину. Но не так резко и разрушительно, как это было с Сербом. Словно набегающая водная рябь охватила её тело, мелкими штрихами наслаивая изменения на её смертное тело, сплетая причудливую картину всё проступающего облика её Твари.
На этот раз Сирена избрала свою вторую двуногую ипостась. Её кожа в струях стекающей на пол воды становилась всё более бледной, её рост стал больше, а фигура под складками полупрозрачной ткани обретала всё более идеальные формы. Глаза Сирены превратились в два непроницаемых омута океанской черноты, а влажные от воды насыщенные рыжие волосы спустились до самых ягодиц.

— Я ничем, до недавнего времени, не занималась с Джоном. — белозубо улыбнулась Сирена Баалору и такие улыбки, исходящие от неё, всегда казались облачены в многочисленные слои двусмысленности. — Однако сегодня вечером он пришёл ко мне и выложил своё расследование. Он роет по пропажам Детей Тёмной Матери в городе. Недавно на болотах нашли труп рейнджера и, судя по всему, это был оборотень.

Крис развела руками, окропив стекающими с кончиков пальцев каплями воды пространство вокруг себя.

— Скорей всего это дело рук Апекса этого города. Я была ещё давно на болотах и ощущала там очень сильное…присутствие. — её полные губы сжались в тонкую линию. — И ушла оттуда только потому, что он это позволил. Не знаю кто это или что это. Но я собираюсь этой ночью наведаться на вечеринку местных культистов, которые почитают какого-то Тёмного Отца на болотах. Готова поспорить на двадцатку, что это наш парень.

Разорванная плоть на массивном теле Баалора стягивалась и с шипением срасталась, оставляя от ужасных ран лишь пунцовые, пульсирующие в полумраке рубцы – не менее отвратительные на вид, чем сами раны. Через десяток секунд они теряли свой яркий оттенок, меркли и бледнели, терялись среди обилия других шрамов: через несколько минут с момента прибытия в логово Серб чувствовал себя куда лучше. Единственное, что его теперь жгло, рождалось внутри, пробиваясь из почвы уязвленной гордости. Он чувствовал себя разменной монетой, которую разменяли. Сложно сказать, кто был большим идиотом – тот, кто его разменял, или тот, кто не вывел из оборота.

В любом случае, стоить обоим это будет теперь п@#%ц дорого.

Крис, взиравшая на тварь-побратима со взглядом, не выражавшим ничего, выглядела теперь пластиковой куклой с вылепленным из воска блестящим лицом, натянутым на огромную глыбу нечеловеческой безразличностью. Серб научился бесстрастно относится к её холодному женскому лицемерию, которое подкреплялось тщеславным эгоизмом – анаким никогда не питал теплых чувств к неискренним людям, а Кристину, как персону с аурой таинственной загадочности, он всегда бессознательно подозревал во лжи. Однако, если закрыть глаза на этот сущий пустяк, который на фоне фанатичного педантизма Джона и ворчливой угрюмости вечно раздраженного папы Джея, не считая уж пугающей замкнутости и неудержимого садизма самого Серба, вообще не казался чем-то существенным для их «семьи американской мечты», то отношения между амбалом и хрупкой бестией были вполне сносными – чего нельзя было сказать об отношении Баалора к членам их маленькой банды.

Баалор не сводил эти отношения к сложной перипетии взаимной ненависти, не возводил гневом преграды осуждения. В отличие от наёмника, слепой Гигант всегда старался сблизиться с людьми – чтобы затем задушить жгутами их собственных кишок в качестве превентивной меры осторожности.

— Лучше уйти отсюда, Крис, — произнес Серб наперекор пожирающему желанию превратить подругу в кровавую кашу. — Думаю, теперь мы оба торопимся.

О да. Серб торопился. Серб чувствовал себя лучше, и теперь следовало прибавить ходу – чтобы блюдо, которое следует подавать холодным, не успело остыть.



***


Улица встретила его промозглым сумраком вечера. От холода, вдруг пробившего его до костей, усталый бритоголовый амбал поежился и взбодрился, когда все его тело передернуло мышечным спазмом. В глазах сначала потемнело; затем руки пробило едва сдерживаемой дрожью гнева, а пустые темные пейзажи вспыхнули багровым оттенком. Пачка, зажигалка, тлеющий уголек сигареты в зубах: рецепт был единовременным и верным, и сырая улица Ханаана снова размазалась тонким слоем дерьма по черствому куску бедного ландшафта, не впиваясь в подкорку Серба с гулким зовом обезумевшей от голода твари – «убей их всех».

Амбал поморщился, снова затянулся, выпустил вьющийся дым навстречу пронизывающему ветру. Спокойно, сволочь. Лежи смирно. Пытаясь составить в голове какой-то портрет из собравшихся вокруг теней, чтобы отвлечься, Серб перебирал лица из альбома сохранившихся воспоминаний, которым обычно пренебрегал. Тупая сука-медсестра, пытавшаяся преградить ему путь из больницы. Идиоты в гардеробной приемного покоя, которые заявили ему о потере и бензопилы, и свертка, переданный Иисусом для доставки. Мысли мелькнули к утру, и перед глазами возникла рожа ублюдка, в которой амбал с ненавистью насчитывал слишком много целых зубов.

Блик света от фар проезжающей машины выхватил уродливую гримасу неудержимого гнева.

Убей их всех.

Новая затяжка не помогла, как и вторая сигарета. Он знал, что в таком состоянии нельзя искать встречи с Иисусом – если этот ублюдок замешан, то прожить он должен больше, чем достаточно для выжигания глаз сигаретой, отрезания языка и прикладывания к члену раскаленного паяльника под убаюкивающее Серба агонизирующее мычание. Сербу была нужна не просто его смерть, как отдушина за хрень, которую против него выкинули на болотах – ему нужны были ответы.

Всех.

Мимо проехал новый автомобиль, разбросав комья мокрой грязи вдоль обочины. Во рту тлела третья папироса, сердце стучало бешено, на пределе человеческих возможностей, голова предательски шла кругом. Голос не умолкал.

— Б@#%дь! — крикнул амбал в темноту, выплевывая бычок и теряя его в темноте под ногами. — Что ты от меня хочешь?! Что?! Мне нужно успокоиться, сука, ус-по-ко-ить-ся! Дай мне, бл@#%, хоть немного передохнуть!

Он ревел в темноту, не глядя, куда шагает. Ноги вели его от дороги; он и сам не заметил, как свернул с обочины и теперь плелся по полю, пока его ботинки вновь вымокали насквозь. В глаза будто вставили красные линзы, и теперь во взоре отчаянно кричащего Серба целый мир был в огне.

— Кого?! Кого ты хочешь... — он плевался, во рту пересохло. Крик сорвал голос, и в горле предательски запершило, когда наемник попытался завершить фразу. — Кого ты, мать твою, хочешь, чтобы я...

И тут до его ушей, сквозь гул поднявшегося ветра, донесся натужный скрип. Тяжелый, натужный скрип старых проводов, висящих на «рогах» небольшого деревянного столба, изъеденного оспой прошедшего времени. Он был таким неожиданным, что Серб тут же умолк и поднял взгляд вверх, рассматривая слезящимися от ветра глазами тонкие качающиеся полоски кабеля на фоне ночного октябрьского неба, едва различимые во всей этой темноте.

Голос в голове тоже умолк.

Серб не шевелился, не сводя глаз со столба. Его мысли уже пронзила ужасная идея, которая тут же согрела грудь, словно чьи-то теплые ладони, но он стоял, будто вкопанное в эту сырую почву пугало, забытое здесь до следующего урожайного года; однако идея эта была кощунственной и поистине жестокой, нечеловечески жестокой даже для амбала, который, кажется, в своей жизни не чувствовал вообще ничего. Он помялся с ноги на ногу, потянулся за сигаретами и остановил руку за мгновение до того, как опустил её в карман.

Глаза скользнули вдоль по натянутым проводам, он обернулся – обернулся к тому старому кирпичному зданию, в котором он оставил обескураженную медсестру и потерявшего своего пациента доктора Веласкеза. Затем, будто во сне, мощные руки обхватили столб, а пальцы грубых ладоней впились в щербатое дерево, словно проверяя его на прочность. Амбал колебался. Колебался на пять, десять, пятнадцать секунд больше, чем обычно, когда принимал какое-то решение. За спиной оставались десятки человек, жизнь которых зависела от текущего по проводам электрического тока: старики, дети, инвалиды, те, кто перенес тяжелые операции и теперь поддерживал свое существование только за счет гудящих коробок аппаратов жизнеобеспечения. Куча народу зависела от одного сраного столба посреди голого поля, пока смотанные жгуты кабелей наверху хлестали неугомонный ветер, свисая и держась на одних лишь соплях.

Амбал колебался. Пять, десять, пятнадцать.

А затем резко, по-звериному зарычал и вырвал столб из земли, отбрасывая его в сторону и наблюдая, как с громкими хлопками рвется толстая резина, оголяя свое искрящееся содержимое.

В конце концов, он мог поступить еще хуже. Он мог поджечь больницу, но он этого не сделал. Мог разрушить несущую стену, пройдя её насквозь по праву рождения. Мог распять кого-нибудь на дверях, снова. С этим уродливым миром, загнивающим под плотью бумажной волокиты, пропахшим медицинским спиртом и содержимым мочеприемников, он поступил куда гуманнее, чем мог поступить, хотя имел все основания отказаться от такого милосердия. Поэтому он и колебался – решал, достойны ли они этого шанса. Это была проверка мира на прочность, укол в отвисшие бока скупых бюрократов, которые не могли обеспечить объекты социального значения должным образом – и теперь смерти этих бедных людей ложились тяжким грузом на плечи тех, кто должен был все сделать иначе.

Сербу же, бредущему вдоль трассы с непроницаемым лицом, оставалось только одно – чувствовать, как клокочет довольный Баалор, наслаждаясь криками безудержной паники. Чувствовать и надеяться, что блюдо, которое он собирается занести Иисусу, останется достаточно холодным перед тем, как байкер разведет руки в стороны, желая обнять своего нового «брата».

Ибо чем шире твои объятья, тем легче тебя распять.

Сообщение отредактировал OZYNOMANDIAS: 30 марта 2018 - 23:12


#139 Ссылка на это сообщение Тaб

Тaб
  • 0 сообщений
  •    

Отправлено

Кристина & Джон

Обетованная земля не была святой, не была дарована тем, кто не отвернулся от Божьего лика вопреки всем трудностям, что им пришлось пережить. Она медленно умирала у него на глазах, вот что осознал Джон, бессильно бредя по окраинам городам. Земля обетованная была на грани, оставалось лишь нажать на метафорический спусковой крючок, подведя закономерный итог всему их существованию. Он не знал, что случится, как только наступит этот роковой миг: развернутся ли небеса, прольётся ли огненный дождь, сотрёт ли он последние следы их жизни, оставив вместо людей один лишь чистый лист. Однако Джон понимал: когда земля умрёт, она заберёт в ад всех, кого только сможет…

Серые небеса, точно небрежно заляпанные придорожной грязью, скалились в лицо детектива очертаниями рваных облаков. Тяжесть туч давила на плечи, втаптывая в вечную слякоть, чавкающую под подошвами ботинок, и мечтавшую затянуть каждого жителя этих земель на невообразимые глубины морального падения. Он был бы рад сдаться, стать ещё одним подонком, оказавшемся на самом дне ямы, глубиной в целую жизнь. Он был не прочь повторить путь его названых братьев и сестёр, превратившись в бесчеловечного монстра, позабывшего про мораль и нравственность. Он был бы счастлив избавиться от этого груза, давившего на плечи, точно Иисусов крест; груза возложенных обязательств, гложущей вины, неоправданных надежд.

Проклятье, наверное, это был бы лучший выход; один неловкий шаг по замшелым ступеням, прямиком в предвечную тьму, где жизнь расцветает другими красками. Оставить позади прежние ошибки, и начать сначала. По-настоящему, принять свою истинную природу, и жить полном согласии с ней, не прислушиваясь к зову совести и лживому учению Тёмной матери.

Жаль, что Джон не мог. Там, где-то глубоко внутри, он продолжал оставаться человеком. Существом, что неизменно погружалось в грязь, но отчего-то тянулось к свету. Тварью, что могла обагрить руки кровью невинных, но не искало себе оправдания, идя к искуплению. Существом, что ставило на кон всё во имя чужого блага.

Смешно, он был даже лучшим человеком, чем иные люди. Возможно, не зря говорили, что свет начинает ценить лишь тот, кто познал тьму. А быть может всё это было одной большой шуткой.

В конце концов, что жизнь — если не шутка? Старая добрая шутка. Убийственная шутка.

Джон и сам не заметил, как добрёл до трейлерного парка. Он так устал, чертовски устал, но продолжал цепляться за каждую ниточку, что могла привести его к источнику бед, что обрушились на Землю обетованную. Его ноги гудели, заляпанные толстым слоем грязи, и Джон был бы счастлив завалиться в ближайший бар, и просто передохнуть. Но не стал. Он мог бы упустить его цель, а это стало бы непоправимой ошибкой.

Вдалеке, свет в трейлерах походил на загадочные болотные огни, воспетые в легендах и страшилках. Они заманивали людей в болотную глушь, играли с их судьбами, заставляя плутать по топкому могильнику. А когда им надоедало — обрывали жизни несчастных, позволяя им упокоиться на самом дне. Это было хорошей метафорой для жизни в этом болезненном месте. А быть может и нет, метафоры здесь слишком часто переплетались с кристальной истиной.

Люди проходили мимо, не обращая на Джона внимания. Он мог бы сойти за пьяницу, торчка, или обычного доходягу, которыми полнился парк. А Джон слышал обрывки фраз, брошенных на ветер: что-то об урагане, вырвавшем хлипкий столб и погубившем с полдюжины жизней. Он не знал, было ли сказанное правдой, но понимал, что это был не ураган.

А потом появился он: худой парень, с курткой болотного цвета, накинутой на голое тело. Он нервно расхаживал туда-сюда; не хватало только букета полевых цветов, чтобы принять его за незадачливого кавалера, ждавшего свою даму…
 

***
 

Там, наверху, не было даже звёзд, лишь всепожирающая чернота промозглой октябрьской ночи. Погасло солнце, но так и не загорелась луна, точно пряча свой серебряный лик за вуалью довлеющих туч. Самые страшные вещи всегда свершались под покровом ночи и с благословения среброликой богини. Одни называли её Гекатой, другие — Тёмной матерью, третьи просто обагряли серебряный нож ещё тёплой кровью, под экстатическое биение взволнованных сердец; им не нужны были имена, символы и заученные фразы, только желание, расцветавшее внутри в назначенный срок. Они сами не знали, кому отдают чужие жизни; но она знала. И вознаграждала их сполна.

Сегодняшняя ночь не была озарена лунным светом, а значит коли уж прольётся кровь, то не во имя Матери. Она прольётся во имя Отца, кем бы ни была эта загадочная фигура, чьё присутствие здесь, на окраине лживой цивилизации, становилась явным, как никогда. Сползали клочьями декорации, обнажая неприглядную изнанку мира. Она оставалась неизменной с того мига, как возникла первая жизнь. Люди играли на освещённой сцене, пока чудовища дёргали за нити в полумраке закулисья…

Шагая по безжизненным полям, Кристина чувствует, как мир погружается в томительную тишину. Стихает шелест сухой травы. Больше не поют голодные птицы. Подростки, охочие до запретных плодов, что скрывает от них лицемерный мир, прячутся в своих домах. Отчего-то всё вокруг застыло в болезненном предвкушении, и даже Грёза замирает в ожидании того мига, как кто-то бросит тяжёлый камень, разбив на осколки зеркальную гладь.

Словно муха в сиропе, Кристина тонет в этом чувстве безвременья вместе с целой вселенной. Они связаны узами крепче пудовых цепей, все, каждый. Пусть понимают это единицы, но весь Ханаан замолкает, боясь разрушить очарование священного момента. Она не знает, что это будет: нож, промелькнувший в ночи, и, с хрустом, вонзившийся между рёбер; видение, что настигнет в лоне этой земли, и накроет с головой, пока она не захлебнётся, или…

Всякому монстру, возомнившему себя королём, суждено столкнуться с тварью ещё страшнее. Это закон мироздания, одна большая цепочка голодных ртов, на вершине которой суждено остаться лишь одному. Вторых мест не бывает, третьих тоже, только голодная пасть, окроплённая кровью. Или... или корона. Почему все считают, что чёрные и белые должны схлестнуться в кровавой схватке, пока на шахматной доске не останется кто-то один? Почему они видят друг в друге врагов, или не оба, а кто-то один? Почему они не могут слиться в экстазе и разделить королевский трон?

Полуночницы танцуют последний танец среди мёртвых колосьев, здесь им ещё есть место, но не сегодня, не сейчас. Кристина танцует с ними, но с каждым движением они ускользают, точно морок, точно сон. Они освобождают сцену, сходят с шахматной доски, исчезают в кромешной тьме. Свободных мест больше нет.

…кто-то зовёт её по имени.

— Эй, привет, — Алан, с показным безразличием поднимает ладонь. Он выглядит так, словно не спал добрые пару суток. И всё же лучше, чем с утра. — Ни секунды не сомневался, что ты придёшь, — врёт он, покусывая зубочистку, зажатую между зубов. Похоже, ему холодно, но он всё равно не изменяет своему дурацкому стилю.

Вдалеке слышится пьяный гогот. Кто-то избивает кого-то в кровь. Когда Ханаан засыпает, трейлерный парк просыпается. Это тоже своеобразная игра.

— Нам туда, — он указывает рукой в туманную даль, там где высятся вековые деревья. Там, где горят болотные огни и их рукотворные копии. — Транспорта нет, всех рейнджеров перебудим. Хотя, на самом деле его просто нет. Но лучше и правда не шуметь. Стоит поторопиться, пока лодки не разобрали.



#140 Ссылка на это сообщение Leo-ranger

Leo-ranger
  •  
  • 0 сообщений
  •    

Отправлено

Ночь холодна, и луна скрылась, боясь показать свой лик на небосводе. Ночь была временем тьмы, и даже столь любящий яркий, обезоруживающий свет зверь как Грифон понимал, что ночь - это отличное время для чудовища - во тьме не видно ни крови, стекающей со способного одним ударом пробить череп клюва; не видно львиных лап, заканчивающихся острыми словно кинжалы когтями; не видно двух гигантских крыльев, способных закрыть собой небо.

Но не Грифон сегодня был во власти. Не он стремился к темноте, а я сам скрывался среди теней. Не зверь, но человек. Не чудовище, но детектив. Сегодня я делал то, что отлично делал всегда - следовал, слушал и собирал информацию. Не тварь, чьи крылья укрыли собой небеса, но ищейка, что напала на след. Не охотник за чужим страхом, но борец за справедливость. Это то, кем я был и кем буду в эту ночь и все последующие. И никакой голод твари, что заменила мою душу не способен это изменить.

Это был хороший план. Солидный план. Продуманный план. В основном он заключался в том, что Крис идет впереди и отвлекает парня разговорами, а я иду сзади как можно менее заметно, пытаюсь уловить что-нибудь полезное и сделать как можно больше фотодоказательств. Если ситуация накаляется - мы просто вдвоем открываем Предвеяный Путь. Кто-то, разумеется, может сказать, что план не особо проработанный, но чем меньше в нем подробностей, тем сложнее его разрушить.

Сопровождающий Кристину медиум до того был очарован ее невероятным обаянием, что подкрастся поближе и сделать фото его симпатичного личика в свете едва ли не единственного на весь парк работающего фонаря. Учитывая, что ему разве что слюни подтирать не надо было - это оказалось не столь просто, и я вновь ступил назад, окутываемый тьмой трейлерного парка.

#141 Ссылка на это сообщение Gonchar

Gonchar
  • I'm cringing.
  • 6 363 сообщений
  •    

Отправлено

От Кристины не ускользало волнение и лёгкая дрожь, исходящая от Алана. Тщетные попытки скрыть его разбивались о долгие взгляды, которые он бросал на девушку, на её движения, лицо, наклон головы. Сирена постаралась втянуть в свою физическую оболочку как можно больше своей потусторонней сущности, едва ли не лучась от переполняющего её сверхъестественного шарма и магнетичности. Казалось, что даже эта тёмная безлунная ночь стала светлее в её присутствии.

— Пойдём. — мягко улыбнулась девушка, проскальзывая тонкой ладонью под локоть парня и опираясь на него. — Веди меня, храбрый рыцарь.

И он повёл, наивно полагая, что темнота скрыла прилившую к его лицу кровь. Однако Сирена родилась и жила в вечном полумраке, а потому всё в подлунном мире для неё было ясно как божий день. Только самые тёмные и чёрные уголки оставались недоступными для её взгляда, храня свои секреты и невидимые глаза, наблюдающие за странными в такой час путниками.

Лес стал постепенно сходиться над их головами, заслоняя кронами даже тот жалкий лунный свет, пробивавшийся сквозь густые чёрные тучи. Вездесущая влажность пронизывала воздух и запах мха перемешивался с гнилой древесиной. Обычно в это время всё вокруг кишило своей своеобразной ночной жизнью. Уханье полуночных птиц, копошение насекомых и зверей в подлеске, далёкий вой волков…но всего этого не было. Словно мир замер в ожидании чего-то пугающего, не в силах пошевелиться или издать хотя бы звук. Только шелест настила под ногами и влажное потрескивание опавших веток под ногами.

Мир замер, мир ждал, мир наблюдал за каждым их шагом и пристально следовал по пятам.

— Знаешь, что вся мистика и вера в паранормальное родилась с темнотой? — голос Крис потянулся мелодичным, но негромким ручейком в этой обители тьмы и старых искорёженных деревьев. — Как на заре времён были разделены тьма и свет — так и с осознанием тьмы и её загадочности в людях родился первородный страх.

Алан безмолвно воззрился на девушку и чуть было не наткнулся на спрятанную в темноте корягу, однако Кристина мягко потянула его в сторону, ловко перешагивая преграду.

— Люди не знали, что кроется там. — продолжала она, как ни в чём ни бывало, словно бросая вызов тягучей тишине и тьме вокруг. — Страх неизвестности стал порождать догадки, веру. Из них выросли первые обряды, ритуальные действия, которыми они подсознательно пытались оградиться от своего страха. Начиная от племени, сидящего ночью у затухающего костра до ритуалов под сводами церквей, совершаемых в темноте, разгоняемой свечами. И именно в момент осознания своего страха в мир людей вошла Тёмная Мать, её первые дети, которые были неразрывно связаны с человечеством. Конечно, были и предшествующие нам порождения Матери, но они настолько же непостижимы, насколько непостижима первородная стихия или безбрежная тьма космоса.

Слова продолжали литься потусторонней музыкой, странное звучание, рождавшее в голове вселенные и заставляющее струны души вибрировать в такт.

— Так была создана неразрывная связь наших миров. Тьма нашла место в душах и умах людей — и вместе с ней пришли чудовища. Они не могли жить без людей, а люди не могли исторгнуть из себя тёмное отражение мира, навеки застывшее внутри них. Но не спеши назвать нас паразитами, — лукаво сощурилась в темноте Кристина, — мы не только брали, но и давали. Мудрость, знания, новые возможности общаться с миром. Ведь твой дар — такое же наследие нашей духовной крови, которая течёт в проклятии вампира или превращениях оборотня. И каждая сила, каждое знание приходит за определённую цену. Таков закон мироздания и не нам его нарушать.

На мгновение заросли стали почти что неодолимой преградой. Деревья нависали слишком низко, их ветви начинали лезть в лицо, а кривые кусты так и норовили впиться чёрными шипастыми отростками в плоть, чтобы вырвать резким движением аппетитный кусок на пропитание обитающим в ночи тварям. Однако Алан смог найти извитую проторенную тропинку и увлёк Кристину за собой. Что было немалым подвигом с её стороны, так как он больше времени уделял тому, чтобы зачарованно смотреть на свою спутницу и слушать её голос. Казалось, что вело его к нужному месту какое-то иное чувство, направляющее движения в заданном неведомом направлении.

— А вот мы и пришли…

Проглотив комок в горле, немного наигранно улыбнулся Алан, когда заросли внезапно расступились и обнажили берег затянутого полупрозрачной дымкой болота. Вода была чёрной и неподвижной и прямо к ней пристал точно жаждущий влаги зверь небольшой домик на старых прогнивших сваях с отходящим от него небольшим досчатым пирсом. К одному из брёвен была привязана одна единственная лодка.

Непонятно кому и зачем могло понадобиться строить причал здесь, однако выцветшая и покошенная табличка на стене почерневшего от времени здания обещала увлекательные прогулки по болоту.

Мило, ничего не скажешь.

Тех

Изображение




Количество пользователей, читающих эту тему: 1

0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых