Новая жизнь (часть 2)
Лиза, собираясь вместе с Джен на ночное приключение, не забыла прихватить с собой томик Гёте, одного из множества любимых писателей, к творчеству которого девушка была по-настоящему привязана. Было что-то возвышенно-трогательное в печальной истории падения Фауста, человека, стремившегося охватить весь мир в бесконечной, достойной восхищения жажде жизни, которой так резко не хватало современному английскому обществу, обмельчавшему и опустившемуся до глубокой посредственности повседневной жизни. Две дамы, выглядевшие бесконечно экзотично, спустились на первый этаж, оставив до утра комнату Лизы, погруженную в тишину и безмятежное спокойствие, что усиливалось книгами, небрежно поставленными друг на друга, чашкой с недопитым шоколадом, от которого всё ещё поднимался небольшой дымок, и слегка раскрытым одеялом на кровати. Лиза далеко не всегда отличалась стремлением к идеальному порядку, чего уж там, а немногие светские гостьи, пренебрежительно скривив губы, язвительно шутили, что младшая дочка премьер-министра живёт в библиотеке за неимением лучшего места. Просто шёпот теней на поверхности океана бытия.
Покидая дом, подруги заметили, что гроза чуть-чуть успокоилась, хотя ливень всё равно не дал бы прогуляться под зонтиком по живописным аллеям Гайд Парка, наслаждаясь готической, печальной красотой сезона увядания, под шум лёгкого дождика размышляя о невыразимом смысле жизни, скрытом за тщетной суетой повседневности, наслаждаясь своим одиночеством и удивительной, своеобразной гармонией упадка. Мир прекрасен во всех своих проявлениях, а жизнь неотделима от смерти, и это отнюдь не повод для грусти. Хотя «Озёрная школа» поэзии во многом близка мировосприятию Лизы, пожалуй.
Вслед за Джен девушка вошла в карету, и началось странное, немного сказочное путешествие по ночным улицам города, напоминающее, правда, не наивные истории для детей, а истинные сказки, где волк всё-таки съел красную шапочку, а счастливый конец – что-то далёкое и милое, даже забавное в своей невинной наивности, безгранично уязвимой, ломкой, хрупкой. За окошком, прикрытым тёмной сетчатой вуалью, можно было заметить туманные очертания тёмных особняков, в отдельных комнатках которых – скорее всего, принадлежавших прислуге – виднелись неверные огоньки света. Цивилизованный район города погружен в сон, как и положено в такое глухое время. Ничто, кроме беспощадного ливня, не тревожило уснувший намертво город.
Но потом пейзажи, проносящиеся за окошком кэба, начали стремительно меняться, становились всё менее цивилизованными, а переулки, утопающие в липкой, плотной тьме, полнились завораживающими шорохами. Скорее всего, это лишь кошки или мелкие грызуны копошились в кучках мусора, но мало ли, ведь разобрать что-то... почти нереально. Грубые мужские голоса и звон разбитого стекла, женские всхлипывания, группки подозрительных типов с ирландским говором, ютившиеся на крылечках жалких, нищих, полуразвалившихся хижин. Уайтчеппел. Мрачное и унылое место – для всякого твердолобого умника, неспособного разглядеть скрытые сокровища за эфемерным покровом внешнего ничтожества, а не для тех, чьё внутреннее око, выражаясь языком мистиков, чисто и свободно от дымки предрассудков. Последние, пожалуй, найдут это место по-настоящему увлекательным. Даже немного
возбуждающим. Кто знает, вдруг известный убийца, орудующий здесь, тоже из таких? Иные нестандартные черты роднят между собой самых, казалось бы, несхожих людей – забавное и одновременно до жути причудливое явление.
Лиза вспомнила, как побывала здесь впервые в жизни. Тогда ей было всего одиннадцать лет, и она каким-то чудом умудрилась не затеряться бесследно. Возможно, такова воля судьбы, пожелавшей предоставить этой душе ещё немного времени, чтобы она смогла принять участие в событиях, больших в своей целокупности, чем значение единичной личности. Если представить себе человечество в виде паутины, а отдельных людей – нитей в ней, то становится очевидно, что кто-то всегда окажется ближе к центру, ядру событий. А кто-то, увы, не так важен. Не исключено, пожалуй, что это лишь метафизические фантазии, а всем на самом деле правит слепой случай. Возможно, правды нам никогда не суждено узнать, и предназначение духовного пилигрима – вечно плавать, подобно святому Брендану, в бескрайнем море загадок и тайн. Не такой уж страшный удел, на самом-то деле.
Поиски пропавшего ребёнка вышли действительно масштабными, не одна бедняцкая хибара была вытряхнута с потрохами, в то время как девочка спокойно сидела в лавке торговца яблоками, уминая за обе щеки червивые, испорченные фрукты, и вид при этом у неё был такой, будто она ест не скверный продукт человеческого нерадения, изъязвленный природой, а запретный плод с утерянного древа познания добра и зла. В каком-то странном смысле так оно и было, ибо стол семьи премьер-министра, поистине неизменно, далеко не самый худший в Лондоне.
После этого нелепого казуса Лизу заперли дома на целый месяц, что для замкнутой и склонной к книжному одиночеству девочки оказалось самым лучшим подарком, хотя родители, само собой, полагали, что она станет рыдать от отчаяния. Разве можно остаться без общества и чувствовать себя
хорошо? Сама мысль выглядит до смешного неприличной, как званый ужин без столовых приборов. Будь они способны видеть дальше собственного носа, то выбрали для Сесил-младшей в качестве наказания месяц общения со сверстницами на интересные им, а не ей, темы. Однако всё вышло именно так, а не иначе.
Кэб остановился в самом забытом и унылом уголке печального района, этакого порочного пятна на благовидных ланитах имперской столицы. Вокруг слышался только шум чуть усмирившегося дождя и капель с прогнивших крыш. Ни души вокруг, дома выглядят мёртвыми, и только свет свечей в одиноком окошке напоминал, что кто-то таки обитает рядом. Было в этом свете нечто магически-зловещее, вызывающее тревогу в таинственных заводях сердца. Лиза на мгновение засомневалась, стоит ли идти в этот дом, но крепко державшая её за руку Дженнифер рассеяла ободряющей улыбкой последние отголоски беспокойства. В такую темень Лиза не могла разглядеть даже собственный нос, не говоря про улыбку подруги, но нечто на интуитивном уровне подсказало ей: Джен улыбалась. А девушка привыкла верить своим чувствам. Отбросив вяло возражающий глас примитивного, бытового разума прочь, Лиза вошла в потрескавшееся, ветхое здание.
Навстречу неизвестности.
Прежде чем сделать шаг в гнилой зёв подъезда, Дженнифер придержала Лизу. Как бы не хотелось женщине сохранить завесу тайны невредимой, но иные карты требовалось показать ещё до начала игры. Иначе их внезапное явление могло шокировать.
— Три дня назад я была на приёме у графа Дануэлла. Там мне повезло свести знакомство с компанией молодых филологов из Британского университета. Не назвала бы само это знакомство большим подарком, но отец одного из молодых джентльменов заведует выставкой оккультных текстов в городском музее. Разумеется, это даёт компании пищу для тайных встреч и прочих игр в мистификацию, — Джен небрежно подняла руку, указывая на мерцающее пламя в окнах дома. — Я подумала, что присутствие на одной из таких встреч тебя взбодрит. А когда наши друзья увлекутся таинством, я бы не отказалась позаимствовать у них пару редких книг. Всегда мечтала прикоснуться к запретному знанию, — женщина мягко огладила согнутыми пальцами подбородок Лизы. — Надеюсь, твой восторг будет так силён, что без труда отвлечёт внимание этих оккультистов.
Последнее слово Джен произнесла с горько-сладким сарказмом, медленно смакуя каждую букву зловещего слова.
Так вот какую авантюру задумала мисс Зобек. Собиралась выкрасть редкие тексты прямо из-под носа у неопытных студентов, разыграв для них спектакль с двумя напуганными аристократками. Забрать и сделать своим — разве не так обходилась Империя с будущими колониями? И никто иной, как отец Лизы, премьер-министр Роберт Госкойн-Сесил, поддерживал и направлял колониальную кампанию.
О, похоже Джен собиралась взрастить из Лизы достойную дочь своего отца, пусть и сама о том не подозревала.
Получается, их ждёт собрание кружка любителей мистики?
— Джен, если ты полагаешь, что там будет что-то интересное, — нежно прошептала Лиза, пребывавшая в тихом восторге от лёгких прикосновений сопровождавшей её подруги... нет, она должна быть с собой честной – возлюбленной, — то я всецело тебе верю, хотя моё отношение к этим группам, чья деятельность
исключительно важна, — девушка сделала иронично-язвительный акцент на последней фразе, — тебе известно, как никому другому, ты и сама его разделяешь, собственно. Так что, думаю, нас действительно ожидает нечто особенное. Надеюсь, если всё обернётся удачно, ты поделишься со мной знаниями, почерпнутыми из ихних книг? — закончила Лиза с очаровательной, солнечной улыбкой юности, нетронутой безумным пламенем ушедших лет, хотя вопрос был, разумеется, чисто риторическим. Лиза
знала, что всё будет именно так, ибо как же может быть иначе? Но иногда повороты судьбы столь переменчивы, что ей и предстояло осознать в самое ближайшее время, увы.
Наконец, две дамы вошли в прогнивший от влаги, жалкий дверной проём, где должны вскоре свершишься события поистине исключительные. Видимо. Тем не менее, строение не особенно походило на храм бездны, вместилище тёмных сил, оккультный пункт, где происходит концентрация мистической энергии. Хотя, конечно, внешнее далеко не всецело отражает собой внутреннее. Быть может, этот случай – один из таких, и он запечатлевает в малой форме нечто большее? Такое, как сама сокровенная цель существования в этом великом городе столь ничтожных, пропитанных бледностью, ужасом, отчаянием мест – таких, как сам Уайтчеппел, где они сейчас находились? Вселенная исполнена множества смыслов, и вовсе не обязательно сводить всё к экономическим издержкам, порождающим унылые тени, подобные этой. Неожиданно Сесил-младшая вспомнила огромное поместье, в котором провела свои ранние годы, Хэтфилд-хаус, аристократическое графство Хартфордшир, залитые жидким солнечным светом сады, окружавшие семейное гнездо, в которых утопал комплекс древних зданий, хранивших в своей благородной каменной кладке память далёких, навсегда ушедших столетий, фонтан, прохладные струи которого, поднимающиеся из подземного источника, так прекрасно помогали в особенно душные летние дни. Лиза унаследовала от отца не только огромное состояние и положение в обществе, но и слабое здоровье, которым, к сожалению, отличался премьер-министр. Она была слаба, и затворнический образ жизни отнюдь не способствовал улучшению телесного самочувствия. Правда, сейчас, когда Джен была рядом, всплеск внутренних сил заставлял забыть о раздражающей слабости. В конце концов, ночь – время само по себе... захватывающее.
Спускаясь вдаль, по головокружительной спирали воспоминаний, девушка немного удивлялась тому, как всё дошло до такого. Тогда, годы назад, её родители ни за что бы не допустили мысли, что дочь славного семейства когда-нибудь станет бродить по колено в лондонской грязи, выряженная в экстравагантную одежду и маскарадную маску чумного доктора. Впрочем, Лиза и раньше не очень приятно удивляла их своими... необычными привычками и свободомыслием. Безусловно, Роберт Артур Талбот Гаскойн-Сесил, человек жёсткий, был бы исключительно разочарован. Ну, некоторые посторонние ожидания, чуждые нашим собственным чаяниям и личности, так или иначе приходится со временем разбивать. Пожалуй, это грустно, но не настолько, чтобы впадать в отчаяние. Для всякого человека важен в первую очередь он сам, и в этом плане Лиза была девушкой достаточно эгоистичной, готовой на всё ради личного счастья и счастья той, что была по-настоящему ей дорога. И все мы так.
Поднимаясь на второй этаж по лестнице, Лиза внимательно смотрела себе под ноги – некоторые ступеньки проваливались, а иных вообще не было, в этой темноте легко переломать себе все конечности, навсегда оставшись прикованной к инвалидному креслу.
— А они выбрали, определённо, интересное местечко, — поднявшись на верхний этаж и тяжело дыша от напряжения – не то чтобы ей часто приходилось карабкаться по таким неудобным лестницам – прошептала девушка. Здание, куда они вошли, всё-таки не располагало к громкой и легкомысленной болтовне, хотя Лиза была последним человеком на планете, которого можно обозвать склонным к суевериям. Скорее, Уайтчеппел сам по себе навевает задумчивое, меланхоличное настроение. Такая уж тут атмосфера, что поделаешь.
Некоторые двери, мимо которых они проходили, вели в неизвестные помещения, когда-то бывшие чьим-то жилищем. Или, возможно, остававшиеся ими прямо сейчас. Лиза надеялась, что за изъеденными плесенью серыми досками не скрывается ничего, кроме пыли, мусора и бесполезного хлама, но ничто не могло быть стопроцентно верным. Они находились в худшем месте столицы, которое только можно вообразить, и реально здесь очень многое. Уж точно побольше, чем в королевской библиотеке или роскошном дворце географического общества, где посредственность и ограниченность ума буквально
душили свободу сердца, жаждущего улететь ввысь, за облака, прочь от суеты скучного бытия, на волшебном плаще, сотканном из грёз, подхваченное небесным вихрем, по словам Гёте. И для таких вещей трущобы, возможно, подходили даже лучше, чем забитые народом галереи собора святого Павла. Индийские брахманы, например, не обращали внимания на внешнее. Однако легко рассуждать про это, когда тебе раскрыты почти все двери, и Лиза не могла не отметить несправедливость классового деления, на котором строится общество Империи – пусть уже и не такое резкое, как века назад. Какие странные мысли для дочки премьер-министра.
— Вы опоздали, — сухо заметил высокий тощий человек, скрывающий лицо и облик под таким же маскарадом. Голо его звучал совсем ещё молодо, несмотря на показную суровость. Ветхую комнату, которая раньше была чем-то вроде гостиной, украшали многочисленные свечи и магические символы, нарисованные алым. Символично, но грязь и мусор покоились на своих местах — игры играми, а забывать о своём благородном происхождении не собирался никто из участников таинства.
Мисс Сесил лишь приветственно подняла руку, предоставляя Джен право вести с несмышлёными, избалованными начинающими магами свою собственную игру. Не то чтобы её не устраивала невольно предложенная роль скептика, ибо она вполне могла сойти за кого-то подобного, выражая своё презрительное отношение к интересам масс. Откуда постороннему слушателю знать, что девушка может проявлять настолько открытое пренебрежение, лишь будучи абсолютно
уверенной в том, что есть нечто истинное и высшее, способное превзойти в своей мистической красоте дешёвые театральные фокусы спиритуалистов?
Всего в комнате находились четверо, облачённые в плащи и маски. От них так и веяло недоверием вкупе с напускным превосходством, но Дженнифер это ничуть не смутило.
— То, что мы вообще прибыли в это захолустье по такой погоде — уже немалый подвиг, мой юный друг, — неожиданно капризным тоном заявила Джен, кольнув собеседника ремаркой о его возрасте. Шпилька попала в цель — встречающий заметно вздрогнул от раздражения.
— Мистерии, которые творятся на наших собраниях, требуют предельной точности, мадам. Впредь прошу вас не опаздывать, — таинственный студент всё же решил проявить учтивость. Сказывалось воспитание, не иначе.
— Мы постараемся. А вас впредь попрошу разводить огонь — мы с подругой замёрзли в дороге, — мисс Зобек не желала расставаться с маской избалованной и недалёкой барышни, которая заботится только о собственном комфорте. — Итак, дамы и джентльмены, прошу вас: скажите, что мы не зря ехали в такое захолустье! А то моя дражайшая подруга весьма скептично относится ко всякой… чертовщине. Не хотелось бы её разочаровывать. Я обещала, что будет то ещё зрелище!
Дженнифер с надеждой сложила руки перед грудью.
— Оккультизм — это крайне сложная и запутанная наука, — вмешался в разговор ещё один молодой человек. — К забытым тайнам нельзя относиться столь небрежно, ведь не зря они забыты! Любое прикосновение к потустороннему крайне опасно. Но… — юноша сделал звенящую паузу. — Но, к вашему счастью, почётные члены нашего собрания — далеко не новички в оккультных материях. Сегодня мы собираемся призвать сущность с той стороны и вступить с ней в разговор. Уверяю вас, дорогие леди, что процесс наверняка будет очень… зрелищным.
Крайне довольный собой, неизвестный оратор улыбнулся. Внутри Лизы коркой льда ползло разочарование — было очевидно, что она попала в компанию восторженных юнцов и девиц, которые в погоне за тайнами вели себя совсем как дети, несмотря на зрелый возраст. Что же Джен нашла в этом смешном маскараде?
Лиза широко раскрыла глаза, когда, спустя пару минут словесной пикировки – завершившейся безусловной победой её обожаемой подруги – увидела старые книги.
Очень старые. Фактически, те самые, за которыми они с Дженнифер пришли в это забытое местечко. К слову, комната для ритуала выгодно отличалась от загаженного парадного входа, она была определённо... чище. Всё-таки привычки, привитые с пелёнок, дают о себе знать всю последующую жизнь, и какими бы неразвитыми не были эти представители высшего сословия, порядок они ценили. Всё лежало на своих местах, мусор – аккуратно сложен в корзины, стыдливо прикрытые покрывалами, а на стенах была развешена мягкая ткань, призванная скрыть убожество интерьера, создавая иллюзию романтической таинственности и напоминая о полотнах, украшающих личные покои Лизы в Хэтфилд-хаусе – какой-то малоизвестный, бедный художник, выполнивший индивидуальный заказ девушки в совершенстве, изобразил поистине странные вещи. Буря, кораблекрушение и дикие морские штормы сочетались самым необычным образом с руинами античных зданий, будто исчезающими в атмосфере и рассеянными по одиноким островам, среди туманных берегов неведомых, лишённых имени стран. Казалось, там ещё сияла жизнь, но промелькнёт секунда... и всё тает, уходит куда-то вдаль, и не остаётся больше трагических театральных представлений, философских дискуссий, а Эпикур с Платоном превращаются в тени теней забытого прошлого.
«Вот будет забавно, если наши новые друзья действительно умудрятся затронуть какие-то струны мироустройства, — насмешливо подумала Лиза, обводя демонстративно скучающим взором компанию оккультистов, — и вызвать сущность с той стороны. Тогда мне придётся немного пересмотреть своё отношение, пожалуй, но едва ли до этого дойдёт дело. Скорее всего, они настроят фантомных картин, рождённых буйством воображения, которые так легко рассеиваются при свете дня, и выглядят
такими тёмными в дождливые ночи... Или, как вариант, не произойдёт ничего вообще, и в итоге все разойдутся по домам, расстроенные, разочарованные результатом.»
— Енохианский. Я знаю эти символы, — вдруг вырвалось у Дженнифер. Студенты с изумлением воззрились на неё.
— Да… верно, — запнувшись, подтвердил «встречающий». — Мой отец… да и я сам, конечно же, сразу догадался о природе манускрипта. Но ваша наблюдательность, мадам, весьма похвальна. Итак, благородное собрание, нам предстоит немалый труд — построить на полу вот эту вот фигуру… — юноша аккуратно указал пальцем на какую-то невероятную мешанину отрезков, дуг и хорд. А затем, зловеще понизив голос, добавил. — И рисовать мы будем человеческой кровью.
Лиза едва слышно хмыкнула, когда парень случайно упомянул своего отца, сразу же поправившись, чтобы не создавать
настолько жалкое впечатление перед гостьями. Правда, вышло лишь хуже. Начинающий владыка духовного мира, очевидно, остро нуждался в родительской поддержке, и не осилил старый текст без помощи со стороны. Девушка подумала, пришлось ли бы ей обращаться за помощью к знакомым из библиотеки, чтоб те растолковали содержимое гримуара. К счастью, рядом всегда была Джен, способная помочь со сложными фрагментами. Ей несказанно повезло. Пожалуй, смеяться над парнем не стоит. Всем надо начинать с чего-то.
Повисло фальшивое, демонстративное молчание. Лиза не сомневалась, что избалованным богачам совесть точно не помешает сцедить несколько пинт крови у какой-нибудь портовой шлюхи, особенно на волне будоражащих Лондон убийств. Но в то же время юная аристократка сильно сомневалась, что у этих ребят хватит духа на истинное преступление. Похоже, Дженнифер полностью разделяла эти сомнения.
— Дайте-ка попробовать, — заявила женщина и подошла к большой прозрачной банке, наполненной густой багряной жижей. Похоже, именно этим и были нарисованы настенные знаки. Мисс Зобек опустила палец в банку и аккуратно слизнула кровь кончиком языка. Почему-то это выглядело настолько эротично, что пара молодых людей смущённо опустила головы.
— Хм. Действительно, — авторитетно заявила женщина, брезгливо вытирая палец о край стола. — Похоже, сегодня нас действительно ждёт нечто первоклассное!
Вдохновлённые обманом, «культисты» тут же засуетились над книгой, решая, кому и что придётся рисовать. Джен тем временем поравнялась с Лизой и шепнула ей на ухо:
— Обычная свиная кровь. Мой отец обожает стейки с кровью. Похоже, что их отцы — тоже, — женщина улыбнулась и ободряюще сжала ладонь подруги. Затем громко предложила: — Идём, дорогая, поможем этим господам. Ах, как же мне не терпится приобщиться к чему-то… странному!
«И всё-таки... какой нелепый фарс», — пронеслось в голове Лизы, когда внимание собрания обратилось к тому, чем потребуется рисовать круг призыва. Возможно, девушка просто слишком плохо знала жизнь и то, насколько глубокой способна оказаться человеческая порочность, а эти наивные мысли были своеобразным щитом, защищающим её сердце от печальной реальности.
~OST~
Заклинательный круг и в самом деле оказался нетривиальным, по меньшей мере. Построить его было задачей сложной. Построить его, не измазавшись в крови, оказалось и вовсе невозможно. Линии смазались, символы нарушились. После часа кровавой беспорядочной возни, от которой уже никто не получал ни удовольствия, ни предвкушения, было решено «ослабить ритуал» и начертить круг обычным мелом. Аминь.
— Фух, — «оратор» хотел стереть честный трудовой пот, но ему помешала маска. Весь этот вечер оказался полон на конфузы. Не такой должна быть оккультная мистерия! Но падать в глазах двух новых сопричастных молодой человек не хотел, поэтому пришлось играть свою роль мудрого и опытного демонолога до конца. — Теперь встаньте в круги и смочите пальцы кровью. Я буду читать заклинание. Когда я укажу на каждого из вас — начертите перед собой в воздухе символ, который видите под ногами. Все готовы? Начинаем!
И вот тут настал звёздный час молодого филолога. Занятия, оплаченные родителями, не прошли зря. Юноша читал на латыни чисто и внятно, голос его был уверен и силён. Впору было заслушаться и пропустить свою очередь «зажигания сигилов», но молодой человек действительно указывал на других участников ритуала время от времени. Указывал, пожалуй, излишне театральным жестом.
Вот две девушки в капюшонах провели пальцами перед собой. Затем настала очередь Дженнифер, и та повторила символ, даже не глядя под ноги — словно знала его наизусть. И, наконец, под финальные строки текста на латыни Лиза должна была «зажечь» последний сигил. За окном завыл ветер, вышибая ставни. Пламя свечей несколько раз тревожно мигнуло. А когда Лиза стала плавно вести пальцами по воздуху перед собой…
То следом за окрашенными в алое пальцами тянулись огненные нити руны.
Руны, которая висела прямо в воздухе и ослепительно горела.
Горела напротив единственного человека в комнате — напротив Лизы.
Пламя свечей мигнуло и окончательно погасло. Все звуки умерли. А комнату наполнил обжигающий холод, который вытягивал саму жизнь. Имя ему было лишь одно — холод могилы.
«Верить женщинам нельзя! Они коварны. И подружек, мисси, вам следует выбирать с умом» — отчего-то Лиза вспомнила это поучение старого садовника за миг до того, как её сознание оказалось растерзано эонами чужих воспоминаний.
Воспоминаний о Сотворении Мира и о бесславном конце Великой Войны.
Тьма. Окружавшая Алмиэль тысячелетиями, безжизненная, мёртвая пустота, в которой она была заключена волей Создателя, бессердечного, высокомерного и жестокого, выбравшего из всех наказаний самое гнусное. Мучительная кара во имя любви, которую она когда-то питала к смертным, чьи страдания
так много времени ощущала сквозь непроницаемый слой, не имея возможности помочь им, при всём своём страстном желании, и отголоски этого далёкого, тёплого, пламенного чувства – возвышенной любви, привязанности – остались даже сейчас, согревая её сердце во время заключения, не позволяя сознанию окончательно обрушиться в пучину липкого, сжимающего разум ржавыми железными тисками безумия. Но... мрачная тьма рассеивалась. Впервые. Так... Неожиданно. Но почему? Ах... Конечно. Её кто-то призывает? Получается, наконец настало время вновь встретиться со всеми, ради кого она страдала те бесчисленные эоны, сменявшие друг друга, подобно лунным фазам, пережить опыт Зафориеля и подобных ему. Возможно, она сможет остаться за пределами Бездны чуть дольше, ощутить восхитительный вкус свободы – совсем немного, и пусть, сравнительно с ушедшими веками, это будет только мгновение. Неважно. В конце концов, особо широкий выбор перед ней всё равно не стоит.
Сила призыва разорвала ткань, отделяющую место заключения демонессы от того самого мира, который когда-то создавали ангелы, и Алмиэль увидела
их своими глазами. Наконец-то. Она ощущала их страх, удивление, недоумение, что было так странно. Казалось, кто-то просто не понимал, с какими силами заигрывает, и какую цену суждено заплатить, раз уж призыв удался. Ведь она не может упустить такую возможность, о нет. Только не сейчас. Внезапная, но быстро потухшая жажда сотворить нечто ужасное посетила демонессу. Даже сейчас, после вынужденного заключения, она не желала сознательно стремиться к убийствам как самоцели. Ведь каждая жизнь имеет несомненную ценность и должна окончиться в отведённый ей срок.
Алмиэль осмотрела окружающих её людей, которые, будто бы, дружно потеряли дар речи. Всё это исключительно странно, поскольку, если судить по рассказам тех, кто вернулся, человеческие маги обладали если не реальной силой, то великой спесью уж точно. А эти были какими-то... робкими, что ли. Почти дети. Правда, женщина в маске казалось другой. И её отношение к происходящему... она определённо понимала, что здесь творится, и даже чего-то, возможно, ждала. Всё произошло за какие-то доли микросекунд, а потом Алмиэль увидела мисс Сесил, и нечто, подобное молнии, озарило её разум счастьем осознания. Она нашла подходящий сосуд, а следовательно, сможет остаться в этом мире. Меньше всего демонесса желала возвращаться в пустоту, к своим сородичам.
Если слияние духовных существ можно уподобить проникающим друг в друга потокам ослепительного метафизического света, чьи серебристые волны нежно ласкают объединившиеся в общем порыве взаимного влечения сердца, чтобы в результате тесного контакта в мир родилось нечто новое, то именно это произошло в данный момент. Воспоминания Алмиэль о великих, славных событиях древности, о создании якорей душ, призванных защитить любимых смертных от божественной ярости, но нередко становившихся страшным местом заключения, о тысячелетней войне, в которой падшие потерпели поражение, сражаясь во имя того, что считали правильным, соединились с лёгкими, эфирными впечатлениями Лизы из её собственного, столь короткого, прошлого, и по сравнению с ними память демонессы была выкована из небесной бронзы.
И всё же.
Какое удивительное, прекрасное родство.
Алмиэль радовалась, купаясь в лунном озере, наполненном воспоминаниями девушки, чья личность растворилась, не выдержав могущественного давления духа. Есть в этом нечто безгранично прискорбное, однако демонесса была неспособна печалиться по этому поводу прямо сейчас, освободившись от оков тюремной ямы. Несмотря на очевидные различия, характер и судьба этой девушки оказались близки опыту Алмиэль как представительнице Седьмого Дома, Халаку. Склонность к уединению, непонимание со стороны окружающих, жажда созерцательной жизни и любовь, не знающая границ, однако омрачённая блеклыми цветами грусти. Но Алмиэль
хотела общения с людьми, пусть и не так яростно, как некоторые другие, а Лиза не казалась очень заинтересованной в активном установлении новых контактов.
Но... одно явное исключение невозможно пропустить.
Яркие, красочные чувства, которые девушка испытывала к своей подруге, что звали Дженнифер Зобек, отличались особой, возвышенной красой, и чуть ли не сияли тёплым янтарным светом на фоне всех остальных. Как озарённый лучами ночного светила алтарь, построенный неведомым отшельником среди лесных глубин, во славу полноты Творения и старых, покинутых богов.
Алмиэль радовалась волнам необычных ощущений, проникавших в её новое тело – ощущений, которые она никогда не знала, но всегда втайне мечтала о них, страшась признаться себе в этом. Спёртый воздух, циркулирующий в комнате, биение сердца и мушка, что щекотала кожу на щеке своими касаниями. Вот значит, каково это, быть смертной.
Чудесно. Лиза широко, счастливо улыбнулась, приоткрывая идеально ровные и белые зубы. Дочь премьер-министра никогда не проявляла свои эмоции настолько откровенно, и Дженнифер почти наверняка знала об этом. Лиза окинула взглядом комнату, в которой только что завершился ритуал и потопталась на месте, слегка передёрнула плечами, чтобы сбросить с себя небольшое оцепенение.
Пожалуй, разумно будет не давать знать слишком откровенно, что Лиза теперь не та, кем была раньше. Или... не совсем та. Алмиэль не хотела случайно сломать жизнь девушке, которая меньше чем за какие-то две минуты стала ей такой родной, демонесса думала, что несёт ныне некую ответственность за дальнейшую судьбу Лизы. Стоит попытаться прожить только-только начавшуюся жизнь девушки вместо неё. Последняя определённо занимала довольно высокое место в иерархии нынешнего общества, и если Алмиэль хочет узнать о переменившемся мире побольше, лучший вариант вряд ли представится. К тому же, вселение сделало хрупкую и чуть болезненную девушку несколько более... сильной, и это очень даже неплохо.
Какие-то мечты исполняются.
Лиза не хотела признавать, что намертво встроена, как неотъемлемая часть механизма, в общество, погрязшее в денежных дрязгах и сиюминутных шкурных интересах. Иногда, осознавая, что рано или поздно ей придётся смириться со своим положением, мисс Сесил хотелось плакать. Как же прекрасно сбежать прочь из мира, как можно дальше, куда угодно. Она никогда не стремилась к самоубийству, конечно. Скорее, это было желание, вызванное жёсткими условиями, куда её поместили от рождения. Не такими, как у множества других людей, но всё ещё недостаточно свободными, чтобы самой определять свой путь. Как несколько десятилетий ранее сказал Бодлер: "Не важно, не важно куда. Всё равно, лишь бы прочь из этого мира." Мечта Лизы, родившаяся от неудовлетворённости повседневностью, была наконец исполнена. Девушка, несомненно, порадовалась бы тому, чем в итоге обернулось путешествие, предпринятое глухой ночью со скромной целью развеять гнетущую тоску.
Алмиэль смущённо посмотрела на Дженнифер.
Некое странное, приятное пламя охватило сердце. Падшая хотела заговорить, сказать что-то, дабы рассеять мёртвую, жуткую тишину, воцарившуюся в комнате после того, как её призвали, но в то же время боялась попробовать. Ей отчего-то казалось, что голосовые органы не захотят подчиняться, и она осилит только нечленораздельное мычание, и всё станет ещё хуже. Однако...
— Ч-что только что произошло? — спросила демонесса, непонимающим взором широко раскрытых голубых глаз осматривая окруживших её людей, парочка которых довольно заметно дрожала, — вроде бы, ритуал прошёл удачно? Вот уж не ожидала, что у вас получится, жаль только, что побеседовать с духом не вышло, — она немного нервно улыбнулась, пытаясь как-то замаскировать смущение. Говорить с людьми. Вот так, запросто. В этом есть что-то прелестное. Конечно, воспоминания Лизы существенно облегчали дело, и всё-таки.
Падшая осмотрела небрежно нарисованный мелом круг, которого, тем не менее, оказалось вполне достаточно, чтобы освободить её, шумно выдохнула и подошла к маленькому окну, прикрытому чёрными – даже слишком – занавесками. Отбросив их прочь и раскрыв окно, громко, резко скрипнувшее в болезненной тишине, Алмиэль вдохнула влажный, прохладный воздух, такой чистый после грозы, давно уж окончившейся.
Дождь тоже не заливал более узкие улочки трущоб, а облака потихоньку очищали тёмно-синий небосвод, раскрывая широкие окна для звёзд с луной, равнодушно смотревших на колыбель человеческих страданий. Мир, который когда-то был совершенно иным, а стал грязным, жестоким, но, невзирая ни на что, сохранил в себе элементы изначальной красоты.
И люди, пожалуй, далеко не самое малое украшение истерзанной Земли.
Вволю насладившись свежестью, Лиза повернулась к Джен.
— Ну, мы вроде не собираемся оставаться здесь на чай, кхе-кхе, не так ли? — прокашлялась одержимая, — если да, то пойдём уже. Было действительно занимательно, и я очень рада, что ты привела меня сюда, Джен, — многозначительно кивнув в сторону книг, всё ещё лежавших на столе, сказала девушка, направляясь обратно на улицу и попутно снимая маску.
Жарко в ней, всё-таки.