Весна
- Кто ты, давай поговорим? Постой, не уходи... - Габор взбирался по крутому склону поросшего по-весеннему сочным разнотравьем холма, пытаясь догнать прелестное видение, уже в который раз ускользающее от него, - Скажи, хотя бы, как тебя зовут!
Девушка, уже стоящая на вершине холма и с улыбкой наблюдающая за тем, как оскальзываясь на покрытой утренней росой траве мужчина карабкается к ней, слегка качнула головой и, развернувшись, со смехом побежала вниз, упорхнув от едва не достигшего цели преследователя.
- Уф! Эка цаца. - Тяжело дыша, венгр сел на склоне холма, не обращая внимания на сырость. Штаны уже промокли насквозь, а в левом сапоге хлюпало, - похоже, нужно задать пару вопросов давешнему сапожнику. Габор знал, что дальше гнаться за девушкой бесполезно. Она, словно дикий зверек, не ведает усталости и, кажется, способна убегать бесконечно, всякий раз давая подобраться маняще близко, но стремительно отстраняясь в последний момент. Уже в третий раз он встречал ее ранним утром, когда край горизонта только-только начинал светлеть, но всегда она исчезала, скрываясь в густо заросшем саду, окружавшем старое поместье близ Хожува. Поместье принадлежало Болеку Гардовицу, известном лишь тем, что он являлся каким-то там дядей королю. Впрочем, насколько знал сам Габи, владелец редко появлялся здесь, стараясь держаться поближе к более знатным родичам, да и дочерей у него, вроде бы, не было... Но кто же тогда эта таинственная девица, каждое утро спешащая покинуть деревню, чтобы укрыться в поместье? Можно было бы предположить, что она служанка, спозаранку направляющаяся в церковь, чтобы посвятить весь остальной день многочисленным делам, но стать ее и грация движений не допускали даже мысли о том, что она когда-то знала тяжелый труд, да и монах ни разу не видел ее ни на службах, ни в иное время своего пребывания в храме...
Осень
...по тонкому настилу над головой барабанили капли первого сентябрьского дождя, но, несмотря на погоду, под настилом было тепло и сухо, особенно, если поглубже зарыться в ворох душистого сена. Неестественно горячее дыхание лежавшей рядом девушки, приятно обжигало и щекотало шею, отчего Габор улыбался, сквозь дымку дремы, окутывающую умиротворенный разум.
- Я готов отдать все за то, чтобы этот миг длился вечно. - Тихо прошептал он, поглаживая разметавшиеся золотистые локоны.
Паночка чуть встрепенулась и подняла искрящийся от сдерживаемого смеха взгляд.
- А разве Господь разрешает монахам проводить время в компании женщин? - Лукаво улыбнувшись, она чуть повела бровью.
Монах, о котором, очевидно, и шла сейчас речь, только пожал плечами. - Мне он ничего лично не запрещал, да и разве нужен иной знак его одобрения, если ангел спустился ко мне с небес и сейчас лежит рядом со мной?
На щеках "ангела" заиграл румянец смущения. Потупив взгляд, она проворчала что-то о времени, надела сарафан и, набросив на плечи плащ, поспешила покинуть сарайчик.
Пока девушка пыталась совладать с тяжелым бревном, которым Габор подпер дверь, он подошел и обнял ее.
- Как тебя зовут? Неужели мне суждено умереть, так и не узнав имени лучшего, что случилось в моей жизни?
Выскользнув из объятий, незнакомка вышла на улицу и скрылась за пеленой дождя. Мелкие капли, оседая туманом на тело, неприятно холодили кожу. Нужно одеться, пора отправляться в путь...
Зима
...Лошадь, хрипя и роняя с губ клочья пены, неслась вперед по пустынной улочке, разбрызгивая копытами грязное снежное месиво. Всадник нещадно гнал ее, зная, что времени у него осталось немного. Улочка повернула и вышла на небольшую площадь перед церковью, на которой, несомненно, собралась вся деревня. Придержав поводья, всадник вклинился в толпу. О том, что сбавил ход животного, он тут же пожалел. Уставшая лошадь завязла в толпе, неспособная продвинуться ни на дюйм вперед, где, стоя под импровизированным, наспех срубленным помостом, священник что-то бубнил монотонным голосом, под одобрительное перешептывание окруживших его людей.
Габор стал наотмашь стегать плетью стоящих на пути деревенщин. Толку было мало, он не успевал. В толпе раздались крики, кто-то стащил его с седла, отовсюду посыпались тяжелые удары, но подстегиваемый гневом и страхом за чужую жизнь мужчина упрямо продвигался вперед, не чувствуя боли. Когда он вырвался к настилу, державший факел послушник опустил его в политый маслом хворост. Пламя, шипя на мокрый снег и плюясь во все стороны искрами, стало понемногу заниматься. Не помня себя, монах одним прыжком взлетел на настил и принялся разрезать путы, которые удерживали приговоренную на свежеоструганном сосновом столбе. Когда скучивающая руки веревка лопнула, девушка обвисла безвольной куклой, но спаситель придержал ее, уберегая от падения. Сердце ошалело колотилось в груди. Он не верил, что успел. Не верил, что Господь не отвернулся от него в этот момент!
Голова девушки качнулась и шея выгнулась под неестественным углом. На шее виднелась темно-синяя полоса. Ей оказали милосердие. Он все-таки опоздал. Кругом все выше и выше поднималось окрепшее пламя.
Прага. Дом Волка.
Гэбриэл пришел в себя. На остался стоял привкус золы, а давно мертвые легкие все еще раздирало от дыма. Под ногтями проступили красные ободки. В подвале, где он обосновался, с разрешения нанимателя, нельзя было определить какое сейчас время суток, но тремер был уверен, что уже ночь. Кое-как одевшись, он поднялся наверх, все еще погруженный в воспоминания о проклятом сне.
В холле, к его удивлению, царило немалое оживление, если такой термин применим к группе не-мертвых.
- У нас внеплановое собрание? - Взгляд тремера упал на Еву, - Какого дьявола вы тут устроили?
Тема закрыта
