УТРО
В теплых рассветных лучах родовое поместье его семьи в Нарсисе изнутри обычно выглядит так: в пустующей обширной гостиной на мягких анеквинских коврах ручной работы, произведенных на старой ткацкой фабрике Зайка Черима в Дюне, выставлена традиционная данмерская утварь – тяжелый прямоугольный резной стол с выжженной на нем картиной битвы за Дагот Ур времен Войны Первого Совета и стулья со спинкой, покрытые узорами тех же мотивов. Несмотря на то, что в поместье обычно не бывает сыро, а тщательность слуг при уборке вызывает у гостей либо восхищение, либо глубоко скрытую зависть, всё дерево покрыто тонким слоем смолы шалка, предотвращающим коррозию. Над очагом – длинная деревянная полка, на которой в ряд выставлены урны из обожженной глины с прахом самых известных и значимых предков семьи. Кто-то был славен тем, что закрыл собой пущенную в Неревара двемерскую стрелу, другой первым вспахал земли там, где сейчас гнездится одна из многочисленных плантаций, третий, должно быть, возлег с тремя данмерками сразу, но уверенности в возможности такого подвига у Ллето не было. Он вообще не был увлечен культом Предков, если не считать материальную сторону вопроса – некоторые из урн с прахом великих данмери минувших эпох были куплены за поистине баснословные цены, и с каждым столетием среди коллекционеров интерес к ним только возрастал – и то, что знания о традициях в высшем свете темных эльфов оценивались очень высоко. У некоторых снобов морровиндской аристократии наличествовал даже специальный дегустатор праха, способный
на вкус определить, кому принадлежат данные останки – что, разумеется, порой вызывает обвинения в богохульстве и некрофилии. В самом центре этого парада горшков гнездилось дорогое эбонитовое круглое блюдо с изображенными на нем весами – знаком Великого Дома Хлаалу.
Вместе с гостиной на первом этаже поместья семьи Хлаалу размещалась небольшая закрытая кухня, в которой Ллето был всего лишь дважды за всю его жизнь, и кабинет, объединявший в себе библиотеку и сокровищницу дома. Ллето никогда не мог решить, что в кабинете его привлекает больше – книги, которые он то с упоением, то с чувством долга читал в свободные минуты, или редкие дорогие вещи, которые в свете слабо мерцающих айлейдских камней и канделябра он мог созерцать часами, задумываясь не столько о чарующей истории их приобретения или обнаружения, а об околдовывающей красоте их блеска, о ценности в светских кругах провинции. На огромных стеллажах из гидеонского дуба, стоящих вплотную к стенам кабинета, располагался настоящий архив: двенадцать томов "2920, Последний год Первой Эры" за авторством Карловака Таунвея, художественно описывающего события перехода Тамриэля во Вторую эру, раскручивая идею о заговоре понтентата Версидью-Шайе против императорской династии Сиродиилов и семьи Ремана III в частности; столь же полная коллекция "Королевы-Волчицы" в переплете из кожи вварденфельских гуаров, в которой Вогин Джарт детально описывает перипетии жизни и коронацию принцессы Потемы, её битву за трон и последующую войну с братьями Сефорусом Септимом I и Магнусом Лилмотским, а также упоминает сведение с ума будущего императора Пелагиуса, который впоследствии развлекал своих слуг тем, что в качестве проверки чистоты в Императорском Дворце испражнялся на пол; неизменные 36 проповедей Вивека, догматические тексты которой обитали в любом доме данмери, и другая литература. Под стеклом витрин, на пурпурной бархатной ткани, лежали золотые, серебряные, эбонитовые, двемерские и прочие украшения, от колец до диадем, отделанные рубинами, бриллиантами, сапфирами, топазами, изумрудами разных форм и размеров. Так или иначе, определиться здесь было совсем непросто.
Комната Ллето, как и прочие комнаты членов семьи, находилась наверху. Она была спрятана за легкой, но прочной деревянной дверью, в которую, по распоряжению самого Ллето, руками морнхолдского мастера был врезан металлический замок. Солнечные лучи падали в его помещение через два широких окна и выход на балкон, по большей части состоящий из витража с фигурами триединых АЛЬМСИВИ – исключительно по настоянию отца. На стене напротив висит подлинник Райта Литандаса, именитого художника из Чейдинхола, на котором масляными красками очень натуралистично изображен восход над горами Джерол, ценой в три тысячи септимов. Под картиной расположен рабочий стол из кедра и слоновой кости, изготовленный в Риверхолде и купленный у Восточной Имперской компании за символические семь тысяч золотых. На нём – бордовая записная книжка в твердой непромокаемой обложке, продолговатый темный футляр с письменным инструментом, песочные часы из голубого, зеленого и прозрачного стекла, а также сиродильская ваза с инкрустацией из голубоватых айледских кристаллов. Справа от стола, в углу комнаты, на подставке одиноко стоял холст незаконченной картины самого Ллето, на которой, судя по всему, изображена обнаженная пара данмеров в интимной близости, в разгаре которой юноша ловким ударом рассек деве живот и на него вывалилась часть скользких, покрытых кровью, внутренностей. В совершенно противоположной стороне, стены между дверью и окнами, стоял массивный коловианский гардеробный шкаф, доверху забитый разной одеждой. Солнце же освещало широкую, практически двухместную постель из валенвудского красного дерева, набитую шелухой, соломой и перьями, обычно прикрытую шелковым пологом – в качестве защиты от нарсиских насекомых. На ней, лежа на вышитых золотом торвальских подушках, почивал сам Ллето Хлаалу, сын богатого и влиятельного владельца плантаций Урвано Хлаалу, чадо уважаемого аристократического рода Хлаалу и член Великого Дома Хлаалу от самого своего рождения.
Каждое утро Ллето проходило одинаково. Просыпаясь, он первым делом стягивал с себя брэ, если спал в них, и надевал легкий шелковый халат, оставляя не завязанный пояс покачиваться в петельках. Затем, поглядевшись в зеркало на дверце гардероба, твердым шагом покидал комнату и направлялся к заранее набранной слугами ванне. Уборной в поместье не было, поэтому Ллето в случае необходимости пользовался специальными жестяными горшками, после чего, скинув на пол халат, который слуги тут же подбирали, обнаженный опускался в горячую воду. Пока он закрывал глаза и представлял, как, например, играет с ручным гуаром или душит отца, за его телом тщательно ухаживали: рабыня-аргонианка намыливала тело мылом слоад, затем мочалкой из уса хоркера осторожно его растирая; молодая данмерка приводила в порядок его руки и ногти, поочередно избавляя пальцы от засохшей кожи; а еще одна данмерка ухаживала за головой и лицом. Голову и лицо Ллето всегда проверял с особой строгостью, требуя выучить наизусть порядок действий при уходе. Сначала слуга должна была воспользоваться слоадовым мылом, после чего смыть и нанести на лицо скраб из скрибового желе с косточками чернотопских персиков, очищая поры и избавляясь от отеков после сна. Затем покрыть лицо тонким слоем молочка квама и ждать, пока маска не засохнет, после чего осторожно снять её с бархатной кожи. Волосы тем временем обрабатывались той или иной травяной настойкой, питающей корни и укрепляющей их до самых кончиков. Та, что занималась ногтями, к тому моменту уже заканчивала, а потому опускает руку и ублажает Ллето Хлаалу своей ладонью. В такие моменты он как никогда понимает, насколько беззащитна вся морровиндская аристократия перед тренированными наёмными убийцами из Мораг Тонг, которые тратят целую вечность, постигая таинства скрытности и безжалостного лишения жизни, чем потом зарабатывают на хлеб – и наконец спускает семя в остывающую ванну.
Пока он поднимается и, чувствуя на себе новый взгляд, замечает, как по его безупречному телу стекают ручейки, запыхавшиеся слуги носят воду для омовения следующего члена семьи. Затем его великолепную наготу скрывает огромное узорчатое полотенце, вытканное в Торвале, и Ллето наконец смотрит на свою сестру Тали, которая все это время свербила его полным бесстрастия и равнодушия взглядом, в ответ. Она стоит неподвижно – пока из ванной сливают воду, в которую он кончил, пока её чистят, пока набирают вновь, пока брат насухо обтирает блестящие на свету мускулы, пока он нагой вытирает волосы полотенцем поменьше, она стоит неподвижно. Ллето делает вид, что совершенно не обращает на неё внимания, будто даже не очень-то отличает её от окружающего сброда слуг, но это неправда. Лицо Талии Хлаалу выглядит так, будто выточено гениальным акавирским скульптором, с головы ниспадают водопады угольно-черных волос, а фигурой её благословила сама Азура. Кроме того, она истинная аристократка, внешне богатая на эмоции также, как кусок камня, но с томным пылающим взглядом равнодушных,
презирающих глаз. Когда слуга подал Ллето халат, он неспешно накинул его, поправил пояс и твердой поступью прошел мимо сестры, удостоив ту коротким, скупым кивком и в ответ получив такой же. Однако, проходя мимо, он с удовлетворением для себя отмечает, что под шелковыми одеждами у Тали заметно затвердели соски.
После омовения Ллето идет в свою комнату и, скинув халат, переодевается. Обычно это простые штаны и льняная рубаха с коротким рукавом, в которой он, спустившись во двор, позже займется необходимыми для аристократа уроками фехтования. Если же по требованию отца следовало прибыть на одну из плантаций, то он одевался привычнее – в дублет, шоссы, брэ и прочие предметы светского костюма, не забыв туфли, которые обязательно были
длиннее шести дюймов. Перед выходом он обязательно посмотрит в зеркало, приладит волосы, осмотрит себя и только потом покинет комнату.
Здесь, на Вварденфелле, всё, разумеется, было немного иначе. Хотя его новый дом был Вивеке, в
посредственном поместье на Хлаалу кантон Плаза – одном из подарков Урвано Хлаалу, сделанных перед тем, как отпустить сына жить среди алчных и бескомпромиссных рыб-убийц из Великого Дома, – он часто находился в отъезде, как по делам Дома, так и по своим собственным, что значительно усложняло его маниакальное стремление следить за собой. Тем не менее, выглядел он по-прежнему прекрасно, нисколько не потеряв в весе и не набрав лишнего жира, не седея столь же преждевременно, как его отец – для Ллето это был самый большой страх после страхов лишения наследства и внезапного обеднения его семьи, – не теряя блеска в глазах и не потеряв ни одной конечности. Конечно, он говорил, что его безупречность предопределена тем, что он – аристократ, забывая упоминать о бесконечных тренировках, которыми он доводил себя до полуобморочного состояния, о поддержке мясного или рыбного поста во избежание увеличения жировой прослойки на теле и постоянных мазях, кремах, скрабах и масках, которыми была заставлена вся полка в умывальной комнате.
Поместье в Вивеке было двухэтажным, с широкими окнами только на втором этаже – остальные помещения довольствовались солнечным светом через традиционные данмерские узкие щели. Спальная комната с выходом на террасу располагались наверху, внизу же были гостиная, маленькая кухня и умывальная. Интерьер поместья, на вкус самого Ллето, выглядел скромно, но со вкусом: поверх полов гостиной, выложенных из доски южноваленвудских деревьев, лежал круглый тонкий плетеный коврик в аргонианском стиле, с узором змеи, кусающей свой хвост, в то время как мебелью служили два коловианских мягких кресла из Кватча и двухместная кушетка, всё в светлых тонах. На стенах висели сиродиильские картины, изображающие живую природу, каджитский кожаный щит, покрытый красной, желтой и зеленой линиями, вместе с копьем, наконечник которого был украшен страусиными перьями – вероятно, ритуального назначения, – и пара стягов Дома Хлаалу. Кухня от гостиной была отделена сплошной стойкой со столешницей и представляла собой несколько шкафов и полку с крюками для
мяса и ножей всех форм и размеров. Умывальня с зеркалом и полками, уставленными различными пузырьками, была небольшой, но давала возможность поддерживать себя в чистоте и свежести, а также испражняться без спуска в подземелье кантона. На полу спальни лежал эльсвейрский ковер из Дюны, рисунок на котором изображал исход кимеров с островов Саммерсет под предводительством святого Велота, рядом стояла широкая кровать со светлым узорчатым бельем, гардеробный шкаф и прикроватная тумбочка, а в углу, подальше от мебели, одиноко висел набитый опилками кожаный мешок – точно такой же, с которым тренируются гладиаторы в Кровавом Зале Арены. На террасе стояли грубые столик и стул, окруженные вазами с теми или иными представителями вварденфеллской флоры – хальклоу, коды, горьколистника, каменевки и "прочей безвкусной дикорастущей травы", как с раздражением отмечал про себя сам Ллето. Терраса, как он догадывался, была предназначена для задушевных бесед в компании старых друзей, а потому была закрыта практически постоянно – посетителями дома обычно являлись конкурирующие с ним в прыти и остроте языка коллеги из Дома Хлаалу, жрицы любви ценой то в небольшую виллу на золотом побережье Абессинского моря, то в пустую бутылку из-под мацта, и особы аристократических кровей, обычно претенциозно восседающих на креслах с таким видом, будто само их появление в этом месте сродни ниспосланному свыше благословению Трибунала. Из всех этих н'вахов и ф'лахов никто и близко не был дорог Ллето, и терраса продолжала пустовать, что позволяло выносить туда в огромных грязных мешках
мусор, от которого, дабы избежать неудобных вопросов следящего за ничтожествами ординаторского патруля, надлежало избавляться только
ночью.
Окончательно пробуждаясь в умывальне, Ллето Хлаалу, обнаженный или же облаченный в халат, проходил на кухню и готовил себе легкий завтрак, обычно из соленого риса и крабового мяса. Если же ему казалось, что под темной кожей начинал скапливаться жир, что неизменно вредило внешнему виду, он переходил на пару стеклянных стаканов обычной подогретой воды. Воду для употребления он использовал только из находящегося неподалеку родника — местная вода никуда не годилась, даже вскипяченная, а воду, очищенную Гильдией Магов, он всегда находил жестковатой из-за
примесей.
После завтрака Ллето посвящал время разминке, просматривал свой ежедневник, неспешно одевался и только после этого покидал поместье, отправляясь на работу.
Рубрика "Неинтересный пересказ"
