Солнце жарило, будто в последний раз. Мелко дрожал воздух над раскаленной плиткой из серого камня, которая устилала центральную площадь Денерима. Ветви редких деревьев клонились к земле под тяжестью собственного веса. Ни ветерка. Люди изнывали от жары, но галдели, спорили и толкались, чтобы пробиться к лавкам и развалам. В городе началась ярмарка, приуроченная к первым дням лета.
С самого утра Рейне выступала на площади, расположившись в тени дерева, недалеко от уличных музыкантов. Бодрые ритмы барабана и волнующие звуки лютни задавали темп представлению.
Рейне удерживала равновесие на установленных друг на друга катушках и жонглировала. Пять небольших красных шариков каскадом взмывали в воздух над головой артистки, все выше и выше, чтобы упасть в ее руки и снова взлететь, вызвав восторг у зрителей. Сбившиеся в стайку ребятишки окружили ее со всех сторон, искренне смеялись и хлопали в ладоши. Мужчины не сводили с нее взгляд, женщины ахали, когда Рейне ускоряла темп или, поймав момент, поднимала ногу, балансируя на одной. Она чувствовала трепет, эйфорию. Она жила выступлениями и ради выступлений.
Широкая улыбка не сходила с губ Рейне, несмотря на то, что в лицо лезли непослушные курчавые пряди, грим наверняка смазался, а яркая блуза, украшенная перьями и блестками, неприятно липла к телу. Она – настоящий артист, им пустяки не мешают.
– Эй, Сорока! – окликнули ее из толпы.
Рейне сразу заметила знакомую золотистую шевелюру и ее обладателя – Дженсона, на голову возвышающегося над остальными.
Подбросив шарики в последний раз, она собрала их и положила в висящий на суку мешок. Под аплодисменты прыгнула с катушек в шпагат и, торжественно раскинув руки, поклонилась.
– Merci, спасибо! Вы – замечательные зрители, – на одном выдохе воскликнула Рейне и послала кокетливый воздушный поцелуй в толпу.
Дженсон, ловко для своего роста, протиснулся между расходившимися зрителями и протянул руку. Сжав его мозолистую сухую ладонь, Рейне поднялась.
– Что за жуткий акцент! Все косишь под орлесианку? – усмехнулся Дженсон и цокнул языком.
– И я по тебе скучала Джен!
Они не виделись с прошлого лета и Рейне была рада встретить друга. Даже несмотря на то, что он сбежал ни сказав ни слова, когда цирк сгорел. Рейне просто не умела долго хранить обиду.
Не удержавшись, Рейне стиснула Дженсона в крепких объятиях и поцеловала в щеку, оставив красный след от помады. Он в ответ погладил ее по спине.
– Приезжих артистов любят. А в Орлее – лучшие, сам знаешь. Да орлесианка я и есть. А ты теперь музицируешь?
Она отстранилась и кивком указала на лютню за его спиной.
– Почти. Хорошо, что ты здесь. Как устроилась? Весь год провела в Денериме?
Рейне подняла с земли шляпу, куда зрители бросали монеты, и ответила в тон другу:
– Почти. О, смотри! Мы в цирке не каждый раз столько получали.
На ее протянутой ладони блестела горка монет – в основном медяки и серебряные, но среди них золотом выделялось несколько соверенов, не меньше четырех. Во время ярмарки люди развлекались, гуляли и не вели счет деньгам. В эту незабываемую неделю Рейне могла не экономить на еде, покупать расшитые блестящими нитями ткани для костюмов и даже откладывать часть выручки. В обычные дни, между праздниками и базарами, она скорее выживала на гроши и не гнушалась подворовывать. Или ездила по окрестным деревням, развлекая народ в обмен на бесплатный постой в таверне, еду и безделушки. Не стоит думать, что жизнь артиста всегда сладкая, как мед!
– Все копишь на мечту? – заговорщицки подмигнул Дженсон, чуть склонившись к Рейне. – Слушай, я не просто так приехал. Ровно год ведь прошел с тех пор, как...
– Уже сегодня? Я и забыла. Хотя да, первый день ярмарки, тогда мы и приехали.
Дженсон кивнул и уставился на небо. Безоблачно-голубое, как и год назад. Солнце жарило не меньше. Рейне не думала, что может вспомнить такие подробности.
– Пойдем, хочу посмотреть, как там сейчас, – позвал ее Дженсон. – Больше никто не возвращался?
– Неа. Только тебя ностальгия замучила.
Рейне сняла с ветки сумку и, закинув ее на плечо, поспешила за другом. Дженсон шел быстро и широко, но она была достаточно внимательной, чтобы заметить как он старается переносить меньше веса на левую ногу. Бедняга. Вот почему на его спине теперь лютня. Любая травма ставила на гимнастике и акробатике крест. От мысли, что подобное могло произойти с ней, Рейне пробил озноб.
В поле, где раньше красно-желтым пятном возвышалось шапито, где прижимались друг к другу расписные повозки, где на привязи под навесом нервно фыркали лошади, а в клетках, скрытых от любопытных глаз за яркой афишей, отдыхали дикие звери, теперь было пусто. Уцелевшие после пожара вещи, цирковые собрали в первую же неделю. Остальное растащили местные, оставив покрытый углем и золой пустырь. “Цирк Барро”, где Рейне жила с пяти лет, перестал существовать.
В тот день Рейне готовилась к выходу, натирая руки крахмалом и в уме повторяя последовательность элементов. Неожиданный сдавленный возглас Ирны привлек ее внимание и обернувшись, она увидела огонь. Шатер занялся в одно мгновение, пламя поползло вверх, разрастаясь, пожирая ткань. Артисты соскочили со своих мест, Рейне едва не упала, когда мимо нее пронесся Дженсон. Тушить не успевали. А потом вспыхнуло с другой стороны. Горело везде.
На манеже началась паника, Рейне слышала пронзительные визги и детский плач, дикое ржание и рев. Кто-то выпустил зверей и они вместе с людьми, ошалевшие и напуганные, ломанулись к выходу, прочь от огня. В стороне от толпы, совсем рядом с ней, надрывно ревел и размазывал по раскрасневшемуся лицу слезы потерявший родителей малыш. Рейне бросилась к нему, подхватила на руки и выскользнула наружу прежде, чем ее могли смести и затоптать.
Повозки уже горели. А спустя несколько минут шапито с протяжным скрипом сложилось и рухнуло, погребая под собой не успевших выбраться людей и зверей.
– Сорока, спасибо, что пришла со мной.
Рейне вздрогнула и тряхнула головой, отгоняя вставшие перед глазами картинки. Грустно, но что теперь сокрушаться и думать о пожаре? У нее впереди долгая жизнь, интересная и обязательно веселая. Планы, цели.
Цели. Она не удержалась от смешка. Дженсон уехал, а она весь год прозябала в Денериме. Ну уж нет, она прошлым не живет. В отличие от Дженсона.
Он сидел на пяточке молодой травы и перебирал струны лютни. Раньше там находился манеж, где нашли тело Тиля Барро – хозяина цирка. Старик не мог уйти, пока все не будут в безопасности. Он был как отец для всей труппы.
Рейне опустилась рядом с Дженсоном и толкнула его бедром.
– Посмотрел и хватит, заплачешь еще, а мне тебя успокаивать, – шутливо сказала она. – Серьезно, только не впадай в уныние!
Он улыбнулся и изогнул бровь, исполнив бодрый аккорд.
– Уныние? Ты уверена, что знаешь меня двенадцать лет, а? Ладно, пошли, покажешь город. Я задержусь тут на неделю.
Рейне хлопнула в ладоши и вскочила, потянув за собой друга. Ее голова уже была полна планов. А потом, когда Дженсон уедет, она вернется на дорогу. Пора сказать Денериму “Au revoir”.
Тема закрыта
