Сандрал знал, что этой ночью он не сможет нормально уснуть. Только не после этого путешествия в Тень и встречи со своими кошмарами. Может, он и победил их, но воспоминание об этом всё равно почему-то оставалось болезненным. И от мысли так скоро вернуться туда, пусть теперь совсем уже неосознанно, ему становилось не по себе.
Однако, если он ничем не займёт себя, будет ещё хуже. Когда остальные разбрелись по кроватям или по своим другим каким-то делам, Сандрал, прихватив доспехи и пару тряпок, отправился к бассейну. Кровь потрошителя на доспехах уже успела основательно подсохнуть, но примерно через час возни его броня наконец перестала выглядеть так, словно он только что вернулся из самого центра ожесточённой и кровавой схватки. Смыть остатки крови с лица и волос оказалось гораздо легче.
Приближалась полночь, но храмовник всё ещё не ощущал малейшего желания отойти ко сну. Взяв немного дров, он вернулся в общий зал, разжёг огонь в камине, и растянулся возле огня на самом большом и удобном кресле. Вытянув ноги к теплу, несколько секунд он сидел, зажмурившись, словно очень довольный кот. Но эта радость продлилась недолго. Снова и снова его мысли возвращались к путешествию в Тень, и Сандрал едва сумел заставить себя думать о чём-то кроме пережитых там кошмаров. Храмовник чувствовал, что освободив Пима от демона, он поступил так правильно, как ещё не поступал ни разу в жизни. Пожалуй, это была вершина того, что только мог сделать храмовник для мага. И вместе с тем он ощущал, что едва ли ему когда-то представится возможность повторить этот подвиг. Путешествие в Тень было слишком рискованным и опасным, и требовало слишком много усилий. К таким методам прибегали лишь в самых исключительных случаях - один на тысячу, если не реже. Куда проще было просто лишить демона вместилища путём простого убийства мага.
Как ни странно, это немного помогло. Наконец Сандрал смог если не заснуть, то хотя бы просто немного расслабиться и закрыть глаза. Так он и сидел ещё час, где-то на грани между сном и бодрствованием. Мысли превратились в сытых дождевых червей, ползущих во всех направлениях, и в то же время, ползущих слишком медленно, чтобы достичь чего-то определённого. Ранее с храмовником такого не случалось, и, попытавшись найти этому какую-то определённую причину, он понял, что не может. Каждое событие прошедшего дня по отдельности казалось недостаточным.
Если его разум и был против сна, то вот организм - вполне за. Немного после полуночи он так и заснул, сидя в кресле. Очнулся он только через несколько часов. Если его и настигли какие-то новые кошмары во сне, то от них остались только совершенно смутные и бессмысленные обрывки воспоминаний. Однако этого оказалось достаточно, чтобы все предыдущие волнения вернулись с новой силой. Покачав головой, Сандрал осмотрелся. Огонь в камине начинал потихоньку угасать, но вокруг было всё равно довольно светло. Скоро рассвет.
Вздохнув, он посмотрел на части своего доспеха, аккуратно разложенные на столе рядом, и поднялся наверх за точильным камнем в своей комнате. Вернувшись вниз, он, подсев ближе к огню, достал меч. Уперев его острым концом лезвия в пол и устроив рукоять с гардой на колене, он принялся затачивать лезвие толщиной чуть менее двух пальцев выверенными, равномерными движениями. Мерный треск догорающего огня в сочетании с тихим скрежетом оттачиваемого клинка убаюкивал, но не усыплял, а его разум, сосредоточенный на поиске малейших щербинок и намёков на ржавчину, смог, наконец, успокоиться.
Ветер со стороны замка несёт запахи гари и разложения. Остекленевшие глаза Гидеона смотрят в небо, но Рона чувствует укор в его застывшем взгляде. Шея лежащей рядом Адины Сатори неестественно вывернута, глаза тоже открыты и с осуждением смотрят на внучку. Только она, она одна виновата в этом кровавом безумии. И Рона слышит обличающие её вину слова в предсмертном хрипе Даррена. Почему она не умерла от меча храмовника? И демона больше не слышно. Это сон? Ей хочется убежать от кошмара, который, конечно же, не может быть реальным, но руки и ноги скованы цепями. Она крепко привязана к столбу в центре деревенской площади, среди толпы людей, в чьих глазах нет ни капли жалости, только злоба, вырывающаяся наружу криками: “Смерть кровавой ведьме! Сжечь её! Пусть горит!” Рона не сразу понимает, чего они требуют и для кого, а потом куча хвороста, сложенная у её ног, загорается от поднесённого факела, пламенем занимаются политые маслом дрова. Она неверяще смотрит на пылающий огнём подол своего платья, и импульс боли достигает сознания не сразу. Пламя поглощает одежду, жжёт волосы и плоть, заставляя срывать голос от дикого крика боли, сдирать кожу с запястий и щиколоток в тщетных попытках освободиться…
Рона рывком села на кровати, широко раскрыв глаза. Её лоб, шея, грудь над вырезом ночной сорочки влажно блестели от пота, губы пересохли, в горле саднило. Она кричала во сне? Если да, то как громко? Рона прислушалась к звукам сонного дома. Никто, вроде, не спешил в её комнату, узнать, что произошло.
Бледная луна смотрела в окно, покачивали ветвями деревья за окном, тихо шелестела листва. Рона встала с кровати, подошла к приоткрытому окну, распахнула его настежь, жадно вдыхая прохладный ночной воздух. Она не уснёт. Не хочет засыпать снова, потому что кошмар ещё стоит перед глазами, и ужас леденит кровь. Рона оделась, подошла к двери своей спальни, осторожно отворила её и, стараясь двигаться бесшумно, направилась по лестнице вниз. Она постояла у входа подвал, прислушиваясь. Тишина. Пим спит. Неудивительно в этот час. Рона вышла в общий зал и замерла, увидев в кресле у догорающего камина Сандрала. Мужчина уснул сидя. Она постояла немного, потом на цыпочках прокралась к выходу на кухню, чтобы через неё попасть на задний двор, а затем в сад.
Плеск воды, льющейся в каменную чашу водоёма, успокаивал. Рона умылась, отёрла влажными ладонями, шею и грудь, села на бортик водоёма, обхватила руками колени. Ощущение кошмара постепенно уходило, уступая впечатлениям от красоты лунной ночи. Когда-то она доверяла луне свои мечты, считая, что мистический свет может их исполнить. Глупо, право же. Она вздохнула, изучая взглядом мерцание призрачных бликов на воде, опустила в водоём руку. Хотелось искупаться, погрузиться в каменную чашу с головой, чтобы окончательно прогнать образы дурного сна, смыть с себя фантомный запах тления. Рона встала на ноги, потянулась к застёжке платья, повинуясь внезапному порыву немедленно осуществить желаемое, когда услышала звуки, доносившиеся со стороны сильно разросшейся живой изгороди из можжевельника. Хрустнула сухая ветка, зашуршала листва, кто-то приглушённо вскрикнул и, кажется, упал прямо в куст. Рона попятилась от водоёма, посмотрела в сторону едва видневшегося за деревьями дома. Она ещё колебалась между вариантами бежать, кричать или остаться на месте, когда заросли разошлись, выпуская на волю кого-то миниатюрного, неуклюжего и оттого кажущегося совершенно не опасным. Существо завозилось, фыркнуло, ойкнуло, выбросило перед собой маленькие, худые руки, обнаруживая свою человеческую природу. А когда с лица были отброшены длинные каштановые волосы, запутавшаяся в юбке тёмно-зелёного платья девочка встала, подняла голову, Рона невольно подалась вперёд, присматриваясь.
— Лина?
Чёрные глаза в обрамлении густых ресниц распахнулись в испуге, нежданная гостья подалась назад, взмахнула руками и снова шлёпнулась в куст, сломав ещё несколько веток при этом.
— Что ты здесь делаешь? — Рона поспешила на помощь, протянула Лине обе руки, помогая подняться.
— Рона, — неверяще прошептала та, принимая помощь. — Я всё-таки тебя нашла! — радостное восклицание прозвучало довольно громко.
— Тише, тише, всех вокруг разбудишь, — Рона приложила палец к своим губам. — Что ты здесь делаешь, Лина? Как ты меня нашла?
— Папа сказал, ты связалась с плохой компанией. Нам не нужно больше общаться. И в городе твориться много дурного. Но он пока не может уехать. Торговые дела, выгодные сделки, всё такое. Завтра он отправляет меня со своим другом в Старкхевен, к сестре, — затараторила Лина. — А как нашла… Ну, нашла и всё. Долгая история, — она опустила глаза, изучая носки своих пыльных туфель. — Я прошла через ворота до их закрытия, потом… заблудилась. Вчера днём я видела тебя входящей во двор этого дома, когда мы с Браном делали доставку в соседнее поместье, но искать в темноте не то, что при свете.
— Через ворота? Ты пришла из Западного квартала? Ночью, одна?
— Ага, — Лина энергично закивала. — Мы там живём, в большом доме на улице… Не знаю, как она называется, но с закрытыми глазами найду. И не ночью, Рона. Ночью ворота закрыты. Я…
— Ты блуждала по улицам всю ночь, — закончила за неё Рона.
— Я же сказала, что заблудилась, — Лина смущённо улыбнулась, подняла на Рону большие, чёрные, очень красивые глаза, а потом обняла. — Главное, что нашла тебя, наконец. Только, пить очень хочется.
Рона обняла Лину в ответ, выбрала из её волос листья и сухие веточки, а отстранившись предложила:
— Идём в дом. Я накормлю тебя и напою. Потом подумаем, что делать. Только тихо. Хорошо? А то все спят.
— Аааа, ты не одна тут живёшь. Ну, конечно, дом-то вооон какой большой, — Лина отстранилась, повернулась лицом к дому, развела руками в стороны.
— Лина…
— Я поняла — тихо, как мышка, — хихикнув, шёпотом сказала девочка.
Всю дорогу Лина молчала, и это давалось ей ценой невероятных усилий. Оказавшись же на кухне, она услышала звуки затачиваемого меча. Её глаза округлились, рот начал открываться сам собой. Рона приложила пальцы к губам Лины, отрицательно замотала головой, усадила девочку за стол, а сама вышла в общий зал, к Сандралу.
— Не спишь, — подметила весьма очевидный и без того факт она, привлекая к себе его внимание.
И тут же из-за её спины высунулась темноволосая голова. Чёрные глаза заинтересованно блестели, губы растянулись в широкой улыбке.
— Привет. Меня Лина зовут, — сказала худенькая девочка, при своих четырнадцати выглядевшая самое большее на двенадцать, заставив Рону вздрогнуть от неожиданности. По дому её подруга перемещалась гораздо незаметнее, чем по саду.
Звук скребущего по стали точильного камня повторился ещё пару раз и затих, стоило Сандралу услышать знакомый голос. Отложив в сторону камень и прислонив меч к ручке кресла, он поднялся.
— Привет, Лина, — рассматривая девочку, Сандрал не улыбался, но и не выглядел чем-то недовольным. Что-то, возможно, её широкая улыбка, заставило его продолжить, смягчив взгляд, — Я Сандрал. Не сплю, Рона, — его взгляд перешёл на магессу, — Что-то случилось? Что-то случилось, — со вздохом закончил он. Слегка наклонив голову, он внимательно смотрел на Лину и Рону, очевидно, не будучи совсем уверенным, кто объяснит ему происходящее.
— Сандрал, — нараспев повторила Лина, продолжая улыбаться и не сводя с него взгляд.
А потом решила кое-что уточнить, поэтому стала рядом с Роной, за руку потянула на себя, громко зашептала ей на ухо, заставляя магессу краснеть от смущения, потому что Сандрал, без сомнения, слышал всё прекрасно:
— Он твой жених, да? Конечно, раз вы вместе живёте. Симпатичный. Могла бы сказать подруге, что едешь к нему, — последнюю фразу она произнесла уже не шёпотом, но гораздо тише, чем всё предыдущее, и смешно надула губки.
Рона закашлялась, прикрыла рот ладонью, лихорадочно соображая, что ответить. А потом решила продолжить диалог с Сандралом, потому что Лина уже сделала для себя выводы, и переубедить её будет слишком сложно.
— Извините, — наконец заговорила Рона. — Я пришла сюда с торговым караваном отца Лины. Мы сдружились за время пути, — при этих словах Лина взяла её за руку, показывая, что так оно и есть, без сомнения. — На входе в Хасмал расстались. И вот она меня нашла. Пришла из Западного квартала, блуждала всю ночь, пока не оказалась здесь в саду, где мы и встретились. Надо проводить Лину домой. Её отец от беспокойства с ума сходит, наверное.
— Не, папа не знает, что меня нет в комнате, — Лина отрицательно покачала головой. — Я спать ушла и вылезла в окно. Никто не видел, — она явно гордилась собой.
Услышав слово "жених" Сандрал удивлённо поднял бровь, а правый уголок его рта приподнялся. Неужели со стороны это выглядело так очевидно? Или же Лина просто фантазирует? Тем не менее, увидев реакцию Роны он тоже смутился, хотя краснел далеко не так густо, как она. И тем не менее, теперь магесса крови могла с уверенностью говорить, что своими глазами видела покрасневшего не от злости храмовника. Ни подтверждать, ни опровергать слова Лины он, всё же, не стал.
Когда Рона закончила рассказывать, Сандрал кивнул и критически осмотренный им клинок с негромким стуком занял своё положение в ножнах, и оглядев доспехи, он с облегчением подумал о том, что успел стереть с них кровь. Но последовавшие слова Лины заставили его обернуться.
— Лина, ты очень храбрая. И изобретательная. Наверное, вы с Роной очень хорошие подруги, если ради неё ты одна пришла сюда. Но с Роной всё будет хорошо, а вот твой папа будет очень волноваться, когда не найдёт тебя утром в комнате. Мы проводим тебя до дома, и тогда он точно ничего не узнает, — улыбнувшись девочке, он перевёл взгляд на Рону. Одна она точно не останется.
Первые сумасшедшие восторги от предвкушения прогулки в компании красивого рыцаря прошли. Рона как будто повзрослела за эти дни, её чувства стали не столь бурными. Однако сердце билось ощутимо чаще и сладко замирало от эгоистичной мысли о том, что на обратном пути они останутся только вдвоём. Рона улыбнулась Сандралу, наклонила голову, благодаря его и за готовность помочь, и за то, что не стал опровергать фантазий Лины, хоть явно почувствовал неловкость за столь бесцеремонное "обручение". Пауза затянулась, и Лина легонько дёрнула магессу за рукав.
— Рона обещала сначала дать мне воды. Или чаю, — чёрные глаза хитро заблестели, обратившись к Сандралу. — Горячего чаю очень хочется. Ночь сегодня прохладная.
— Да, конечно, извини, Лина. Сейчас заварю чай и придумаю, что можно перекусить. Сандрал, присоединишься к нам?
Мысли храмовника были, в первую очередь, сосредоточены на том, что у них в доме внезапно завелась весьма милая, но достаточно наглая девочка, которую надо было доставить обратно к родителям в целости и сохранности. Мысли же о том, что, когда Лина вновь будет дома, он с Роной останется наедине, если и были, то где-то очень глубоко. Впрочем, от одного взгляда на улыбку девушки, они стали немного ближе к поверхности.
— Хорошо, Лина. Но только потому, что Рона обещала, — с этими словами Сандрал перевёл взгляд на Рону, едва заметно качая головой, хотя эффект был немного подпорчен точно такой же едва уловимой улыбкой. Что же, этот бой ему было уже не выиграть, — У нас ещё оставался мёд на кухне. В кладовой были хорошие яблоки. Я принесу.
Через несколько минут он вернулся, неся три яблока. Раздавая по одному Лине и Роне и оставляя одно себе, он не особо задумывался о том, кому достанется лучшее. Тёмно-зелёные, равномерно покрытые красными полосками, это, кажется, был один из поздних антиванских сортов, весьма сладкий, но всё же больше сочный.
Пока Сандрал ходил в кладовую, Рона поставила чайник. Дожидаясь, когда закипит вода, все трое бодро похрустывали вкусными, сочными яблоками. К организованному за считанные минуты чаепитию в буфете нашлась большая кукурузная лепёшка, оставшаяся от ужина, мёд и вяленые винные ягоды. Трапеза показалась сильно проголодавшейся после ночных приключений Лине роскошной. Она даже перестала тараторить, но успела поведать Сандралу о своем отъезде уже получается не завтра, а сегодня около полудня, посетовать, что не увидит жутко интересных состязаний на арене, пересказать блуждающие по городу слухи о кровавом культе и связях с ним представителей местной власти, пожаловаться, что отец поверил пьяному конюху, якобы видевшему Рону в компании головорезов, разгромивших какую-то таверну, из-за чего, наверное, и решил отослать Лину поскорее, чтобы девушки больше не увиделись. Во время чаепития Лина, устроившаяся прямо напротив Сандрала, смотрела на него горящими от восторга глазами, периодически с одобрением поглядывая на Рону. Судя по всему, молодой храмовник одним своим видом производил на девушек неизгладимое впечатление.
Отставив пустую чашку и поблагодарив Сандрала с Роной за угощение, Лина сняла с шеи кулон на кожаном шнурке, передала его подруге со словами:
— Это тебе. Подарок. От меня, на память.
Её глаза наполнились слезами, уголки губ поползли вниз — девочка едва сдерживалась, чтобы не расплакаться.
— Красивый, — Рона взяла кулон, ободряюще улыбнулась Лине. — Спасибо, Лина. Я буду им очень дорожить, как и воспоминаниями о времени, которое мы провели вместе, — она притянула девочку к себе, крепко обняла, погладила по волосам, по спине.
Так выглядели несколько минут тишины, не абсолютной, потому что Лина всё же едва слышно всхлипывала, прижавшись щекой к плечу Роны.
— Надо идти, Лина, — сказала Рона, осторожно отстраняя девочку от себя.
— Да, идём, — глотая слёзы согласилась та. — А то папа весь город поднимет, если вдруг заглянет в комнату, а меня там нет. Он рано просыпается, — она шмыгнула носом.
— Подождите меня немного. Я скоро, — Рона взяла Лину за подбородок, приподняла опущенную голову, убрала волосы с лица. — Не грусти, милая моя подруга. Улыбнись, пожалуйста. Не поливай слезами дорогу. Если будет на то воля Создателя, мы встретимся ещё.
Лина порывисто обняла магессу, отстранилась, вытерла слёзы, покивала и улыбнулась. Рона улыбнулась в ответ, тронула кончик её носа пальцем, встала и вышла из кухни. Она поднялась в свою комнату, чтобы взять посох и подарок для Лины. Вернулась Рона действительно через считанные минуты, Лина даже не успела вновь обрести привычную словоохотливость, в чём Сандралу несказанно повезло. Рона подошла к столу и положила перед девочкой зеркальце в серебряном футляре с покрытой белой эмалью и украшенной россыпью мелких самоцветов крышкой, в центре которой был сильно витиеватый вензель из трёх букв “Д”, “Р” и “С”.
— Это тебе на память от меня, — с улыбкой сказала она.
Девичьему восторгу не было предела, Лина снова стиснула подругу в объятиях и даже оказавшись на улице, долго не убирала зеркальце в карман, затаив дыхание разглядывая его в слабом предрассветном свете. Что означают красивые буквы она не спросила, видимо, потому что считать умела гораздо лучше, чем читать, и сразу не разглядела их среди многочисленных завитков.
Для Сандрала этот импровизированный приём пищи сложно было считать завтраком, но он не жаловался — когда они вернутся обратно, это всегда можно будет возместить. А вот сам факт внимания к его персоне смущал храмовника не так сильно — похоже, к этому он был хоть немного, но привычен. Ему некстати вспомнилась распространённая среди храмовников Круга шутка про то, что последними, кто перестаёт обращать внимание на стоящего в аудитории во время лекции храмовника, были девушки-ученицы, и он, вздохнув, слегка качнул головой.
Он не прерывал прощание Роны и Лины. Лишь когда Рона поднялась наверх, он искренне и ободряюще улыбнулся девочке, но ничего не сказал — он не смог бы сказать ничего лучше сверх того, что уже было сказано.
Подарок магессы своей юной подруге произвёл впечатление и на Сандрала, правда, в отличие от подлинного восторга Лины, храмовник был больше изумлён. Это был очень ценный подарок, хотя его внимание, прежде всего, привлёк вензель с инициалами, которые, кажется, принадлежали Роне, а не отделка. Несмотря на простое имя, которым представлялась девушка, казалось, что за этим скрывается нечто большее. Да и личных наставников для своих одарённых магическим даром детей могли найти только очень богатые люди...
Он спросит об этом Рону, но сначала нужно было удостовериться, что с Линой всё будет в порядке. Он уже хотел сказать девочке, чтобы она спрятала такой ценный подарок, ведь скоро они окажутся в неблагоприятном Западном квартале, но этого не потребовалось. Предрассветная мгла отступала, и к северному мосту через Минантер они подошли как раз в тот момент, когда его начали опускать.
— Веди нас, Лина, — с улыбкой сказал он, когда они оказались на той стороне. Судя по последнему визиту в Западный квартал, местные криминальные элементы решили затаиться, пока ситуация не прояснится, но Сандрал всё равно взял меч.
Попав в зимний дом сенешаля, Лина была взбудоражена ночными блужданиями в незнакомом квартале и радостной встречей с подругой. Теперь же она успокоилась, стала не столь разговорчивой и даже слегка смутилась, когда Сандрал велел ей показывать дорогу. Но улыбка по-прежнему часто озаряла её миловидное лицо.
Лина шла между своими провожатыми, поэтому, взяв за руку Рону, вторую ладонь, немного робея, вложила в руку Сандрала, ведя обоих по пустынным в этот час улицам. На одном из перекрёстков она замешкалась, но, покрутив головой, нашла-таки знакомые приметы и уверенно свернула налево.
— А если папа прав? — вдруг сказала Лина, замедляя шаг. Она подняла глаза на Рону, потом посмотрела на Сандрала. — Ну, насчёт того, что в Хасмале оставаться небезопасно, — во внимательном взгляде чёрных глаз была надежда на то, что храмовник вмиг прогонит ненужные страхи. — Он, конечно, всегда осторожничает. И Лука говорит, что из-за этого мы теряем прибыль. Я даже с ним согласна... иногда, — Лина мотнула головой, сама осознав, что отходит от темы. — Это может быть правдой? — спросила она, совершенно ясно обращаясь к Сандралу.
Храмовник не стал противиться Лине, лишь слегка сжал её ладошку в ответ. Это было крайне неожиданно, и так же мило. Однако, услышав вопросы девочки, он поднял тревожный взгляд на Рону поверх Лины, затем вновь переводя взгляд на большие чёрные глаза. Нет, он не сможет ей врать и внушать ложное чувство спокойствия. Особенно когда речь шла о таких серьёзных вещах.
— Если честно, Лина, мы ещё и сами точно не знаем. Мы уже сразили много культистов, хотя пока ещё не всех. Но да, твой отец правильно опасается за тебя. Тебе очень повезло, что твои родители так волнуются за тебя, Лина, — несмотря на слова, тон и интонация были спокойными. Сандрал был вполне уверен, что так или иначе с культом будет вскоре покончено, и это чувствовалось, когда он говорил.
Миниатюрная Лина была больше чем на голову ниже Роны, и взгляду Сандрала ничего не мешало. Девочка с замиранием сердца внимала каждому его слову. Ведь кому, как не храмовнику, владеть достоверной информацией о деятельности связанного с запретной магией культа. Дослушав до конца, Лина помолчала, на несколько мгновений крепче сжала руки своих провожатых, грустно улыбнулась Сандралу.
— У меня есть только папа. И три старшие сестры, но они замужем, с нами не живут. Маму я почти не помню. Она умерла, когда я была маленькой. Папа очень за нас всех волнуется. Но и мы беспокоимся за него! Если в Хасмале опасно для меня, то и для него тоже. Для всех, кто остаётся здесь, — её большие глаза широко раскрылись, кончики пальцев похолодели от волнения. Несмотря на спокойный тон Сандрала, излучаемую им уверенность в благополучном исходе непростой ситуации в городе и заверения о том, что со многими культистами покончено, Лина не могла не бояться за близких, от которых скоро будет далеко.
— Твой папа осторожный и предусмотрительный человек, Лина, — заговорила Рона. — Он, конечно же, уже принял меры, чтобы обеспечить безопасность свою и своих людей. Всё, что ему нужно сейчас, это уверенность, что тебе ничего не грозит. Тогда он даже в критической ситуации сможет сосредоточиться на том, чтобы себя защитить.
— Я понимаю, — Лина вздохнула. — Вы тоже пообещайте быть осторожными, — она по очереди посмотрела на Рону и Сандрала, прежде чем увлечь их направо, на узкую улочку, в конце которой, на углу стоял большой деревянный, отделанный рыжей штукатуркой двухэтажный дом под серой соломенной крышей. — Это никогда не помешает, — Лина улыбнулась уже веселее.
— Обещаю, Лина, — Рона тепло улыбнулась ей в ответ.
Чёрные глаза обратились к Сандралу. Девочка была твёрдо намерена заручиться и его обещанием, видимо, веря в магическую силу слова.
Сандрал с благодарностью кивнул Роне — сам он едва смог бы хоть немного рассеять беспокойство Лины, в то время как слова магессы, казалось, попали прямо в цель.
— Я всегда осторожен. Такая уж у меня работа. Но хорошо, Лина, тебе я обещаю, — храмовник серьёзно кивнул. Слова воистину иногда обладали воистину мистической силой, но часто, слишком уж часто оказывались просто ветром. — Береги себя. И папу, пока не уедешь.
— Я тоже обещаю, — кивнула Лина, потом посмотрела на приблизившийся угловой дом. — Мы пришли. Здесь я живу, — с заметным сожалением сказала она, отпуская руки своих спутников. — Ты и за Роной приглядывай, пожалуйста, — попросила она Сандрала. — А я буду молиться, чтобы у вас всё было хорошо. Жалко, что мне никак не попасть на вашу свадьбу.
Лина улыбнулась, часто заморгала, стараясь не расплакаться, по очереди крепко обняла Сандрала и Рону. Магесса поцеловала не спешившую отстраняться от неё девочку в темноволосую макушку, потом в щёку.
— Я тоже буду за тебя молиться, милая, и за твоего папу. Не думай о плохом. Поезжай в Старкхевен со спокойным сердцем, потому что так надо, — сказала она, взяв руки Лины в свои.
Лина только кивала в ответ, покусывая губы, чтобы не разрыдаться. Приглушённо всхлипнув, она освободила руки, ещё раз обняла Рону и зашагала к высокому забору вокруг дома, подойдя к которому пересчитала доски от угла и отодвинула одну, открывая для себя проход во двор. Прежде чем скрыться за забором, она обернулась и энергично помахала Роне и Сандралу на прощанье. Рона сама едва сдерживала слёзы, глядя на исчезающую за забором девочку, на то, как после встала на место широкая доска. Она медленно вздохнула, прислушалась к звукам просыпающейся улицы, ей показалось, что в доме, куда направилась Лина, скрипнула открывшаяся дверь.
— Спасибо, что не стал её разубеждать, когда Лина нас настойчиво женила, — сказала Рона, поворачиваясь к Сандралу лицом. — Вряд ли мы с ней когда-нибудь ещё встретимся, хотя, хотелось бы, — она улыбнулась. — Но пусть думает, что у меня всё хорошо.
Сандралу такие проявления чувств были едва знакомы. Тем не менее, он всё же обнял Лину в ответ, слегка пожав плечами на взгляд Роны поверх головы девочки. Он видел Лину сегодня впервые, но, похоже, с магессой крови за время поездки они сдружились очень крепко.
— Не стоит. Надеюсь, я справился с образом, — когда храмовник тоже повернулся к девушке, она впервые увидела в его улыбке намёк на... наглость? — С Линой всё должно быть в порядке. Она храбрая, даже немного слишком. Надеюсь, с её отцом и Хасмалом всё тоже будет хорошо. А у тебя, Рона, по-моему, всё вообще прекрасно. Она пробралась в дом сенешаля без спросу и разрешения родителей. А ты в ответ даришь ей собственное зеркальце с фамильными инициалами, которое наверняка стоит маленькое состояние, — несмотря на сказанные слова, во взгляде Сандрала читалась не насмешка или упрёк, но интерес.
— Справился. Ты умеешь многозначительно молчать, — усмехнулась Рона и тут же опустила глаза.
Взгляд Сандрала, его улыбка отчего-то смутили её. Однако сказанное дальше заставило Рону вновь посмотреть на мужчину, причём, на мгновение с вызовом. Точно такое же выражение появлялось в глазах Алины Сатори, когда кто-то осмеливался обсуждать принятые ею решения, правда, было более устойчивым. Тон же голоса Сандрала, то, как он смотрел, убедили Рону, что поначалу восприняла его слова неверно. Она улыбнулась, несколько нервно, подумав о том, как бы бабушка отнеслась к тому, какую информацию внучка готова сообщить храмовнику.
— Это не настолько дорого на самом деле, — сказала она, посмотрев в сторону дома на углу, а потом жестом приглашая Сандрала отправиться в обратный путь. — Работа сделана ювелиром на заказ, но из серебра, а не золота, камни красивые, но полудрагоценные, — обсуждение деталей ювелирного изделия давалось легко, но, прежде чем перейти к главному вопросу, Рона помолчала, собираясь с духом. — На крышке футляра с зеркалом первые буквы моего полного имени — Доминика Рона Сатори. Моя семья не знает, где меня искать, потому что я, как Лина, сбежала из дома. Правда, гораздо дальше. От портового города Гроса на северо-восточном побережье Ферелдена до Хасмала путь неблизкий. Глупый поступок, которым не горжусь. И собираюсь вернуться, — она вздохнула, про себя добавив: «Осталось найти средства, чтобы осуществить задуманное».
— Пусть и очень редко, но иногда — молчание дороже золота, — Сандрал тоже усмехнулся в ответ, но улыбка вскоре исчезла. Взгляд девушки, не виденный им ранее, удивил его, но он выдержал вызов в её глазах со спокойным вниманием, и услышал некоторые объяснения.
— Я так долго изучал магию и прочие связанные с ней науки, и, тем не менее, иногда от меня ускользают такие простые детали. Благодарю, Рона, — он выдержал секундную паузу, внимательно смотря на девушку и обдумывая сказанное, — Доминика Рона Сатори... Ты нервничаешь, но напрасно. Я понимаю, что тяжело раскрыться и говорить о побеге из дома, особенно с храмовником, но, мне кажется, я — последний храмовник, который мог бы пожелать тебе вреда, — в его голосе и взгляде отчётливо слышалось и виделось сожаление от того факта, что девушка испытывала сомнения. Ему некстати вспомнился вчерашний поцелуй, и он отчётливо понял, что он несколько преуменьшал, когда говорил о вреде. Нет, не несколько. Значительно. — Пойдём через южный мост. Рассвет уже заканчивается, но там всё ещё должно быть красиво, — Сандрал любезно предложил Роне свой правый локоть в качестве опоры.
Говорить с ним о побеге оказалось сложнее, чем с Цианом, и она почувствовала облегчение, когда Сандрал не стал интересоваться причинами, побудившими её сделать это. Впрочем, если бы он спросил, Рона скрывать бы их не стала.
— Я доверяю тебе, Сандрал. Иначе, не стала бы ничего рассказывать, — скользнув взглядом по его руке, Рона улыбнулась и приняла безмолвное предложение на неё опереться. — Мне представился ужас в глазах бабушки, узнай она, о чём говорю с храмовником. Хотя, думаю, ты бы ей понравился, — она снова смутилась, но совсем чуть-чуть, румянец лишь слегка мазнул по щекам. — Идём смотреть на рассвет.
Наверное, прогулка в не самом благополучном районе Хасмала не должна располагать к неторопливости, однако Рона замедляла шаг. Ей неосознанно хотелось продлить мгновения наедине с Сандралом.
— Почему ты стал храмовником, Сандрал? — спросила она, встречаясь с ним взглядом.
Сандрал тоже никуда особо не торопился, и легко подстроился под неторопливый шаг Роны. Слова девушки о том, что он мог бы понравиться её бабушке, заставили его слегка усмехнуться и покачать головой.
— Обычно молодым слишком уж тяжело найти общий язык с теми, кто уже прожил большую часть своей жизни. Спасибо, что рассказала, Рона. Я оценил, — перед тем как начать отвечать на её вопрос, он немного подумал, улыбаясь в ответ на её взгляд — В девять лет я оказался на попечении Церкви. Возможно, ты уже заметила, Рона, но я — не самый ревностный андрастианин. Идеалы Создателя, которые нам передала Андрасте в Песне Света, достойны того, чтобы им следовать и защищать их, но для этого необязательно при каждом действии и мысли призывать Его в свидетели. Думаю, он бы не оценил такого беспокойства, — Сандрал слегка улыбнулся, прежде, чем, наконец, перейти к сути, — Среди всех путей, которые лежали передо мной, путь храмовника показался мне самым достойным и подходящим — защищать обычных людей от ужасов магии, вырвавшихся на волю, и в то же время защищать магов от ужасов и суеверий внешнего мира. Когда я оказался в Тени, одним из моих кошмаров был страх того, что если маги начнут сотрудничать с храмовниками, то вместо улучшения своего положения, они наоборот, его ухудшат и станут по-настоящему рабами. К счастью, этот страх принадлежал Сандралу-послушнику, но не храмовнику. Теперь-то я знаю, что мирное сотрудничество между магами и храмовниками — это нечто вроде чуда. И в этом, наверное, вина обеих сторон, — храмовник с горечью улыбнулся, прежде чем спросить:
— Твоя бабушка — она тоже маг?
Пожалуй, Алина Сатори отличалась от большинства людей её возраста, однако судить о том, насколько легко они с Сандралом могут поладить, Рона не бралась, пусть и была уверена, что молодой храмовник произвёл бы на бабушку благоприятное впечатление, имей она возможность хоть немного его узнать. Странные мысли порой приходят в голову и вместе с тем занимательные.
Рона слушала, и тень улыбки отражалась в её глазах. Она видела Сандрала именно таким: не фанатично преданным долгу, а осознающим и принимающим последствия каждого своего поступка. Он не станет карать без разбора, но и не дрогнет перед лицом истинной опасности. К ярым же ревнителям веры Рона всегда относилась настороженно. Постоянно обращая взоры к небесам, они не видели мира вокруг, не стремились сделать его лучше, иногда даже проявляли неоправданную жестокость, прикрываясь религиозными догмами. По её разумению, это точно не было угодно Создателю. Ей нравилось, что Сандрал другой.
— Однако чудеса случаются, — сказала Рона, кончиками пальцев тронув тыльную сторону ладони руки Сандрала, на которую опиралась, и улыбнулась, встретив его взгляд. — Моя бабушка не маг, — она качнула головой. — И родители магами не были. Они погибли девять лет назад. Как раз тогда у меня впервые проявился дар, но бабушка не смогла отправить в Круг единственную внучку. Кроме моего отца у неё нет детей. Потом море принесло нам Гидеона. Бабушка его спасла, а он согласился обучать меня контролировать магический дар. Она сильно рисковала и понимала это, потому первые уроки проходили под присмотром самых преданных людей из нашей личной гвардии и в её присутствии. Но, думаю, оно того стоило.
Взгляд Сандрала немного посветлел, и он улыбнулся в ответ на прикосновение Роны. Да и как он мог отреагировать иначе? Но когда девушка упомянула о гибели своих родителей, улыбка погасла.
— Мне очень жаль, Рона. Я понимаю твою бабушку. Она не просто не хотела терять внучку. Ведь если бы тебя забрали в Круг, у вашей семьи не осталось бы наследников. Но результат, определённо, стоил того. Думаю, если бы твоя бабушка была магом, то таким же добрым и хорошим, как ты. Жаль, что вас не так много. А вот и мост. Мы пришли, Рона.
Пройдя примерно до середины моста, они остановились, ненадолго замерев в созерцании. Солнечный диск уже почти полностью вышел из-за горизонта и красиво обрамлял остров Торговой Гильдии вдалеке, обрамив его величественной и странно уместной позолотой. Хасмал потихоньку просыпался, однако пока что, в основном, на мосту находились только стражники с обеих сторон и Сандрал с Роной.
— Сейчас, вспоминая всё произошедшее за последние пару дней, мне начинает казаться, что что-то во мне умирает, и я во всём начинаю видеть только плохое или подвох. Всё же, Матиас — не очень хороший родственник — я ещё даже ни разу не видел и не слышал его, а он уже плохо влияет на меня, — храмовник грустно усмехнулся. Ещё с минуту он просто молчал, наблюдая за рассветом и просто наслаждаясь тем, что совсем рядом с ним, держа его за руку, стоит Рона и разделяет этот момент вместе с ним.
— Прости меня за поспешность и прямолинейность того, что я сейчас скажу, но когда на тебя каждый день нападают культисты, тевинтерцы или убийцы, а в перерывах между этим ты отправляешься в Тень, приходится использовать самые короткие пути, — повернувшись к девушке, он взял её ладонь в свою и бережно провёл большим пальцем по тонким, едва заметным линиям порезов на её такой тонкой и хрупкой в сравнении с его руке. — Даже сейчас, я не так много знаю о тебе, Рона. И в то же время, мне кажется, я знаю всё, что мне нужно. Ты небезразлична и очень дорога мне, Рона. Не просто как маг, но как человек, как женщина. Даже больше — теперь я, наконец, понимаю, что люблю тебя, — это было сказано, казалось бы, так просто и между делом, но взгляд и голос Сандрала были серьёзными, как никогда, — Я бы уже просил твоей руки и сердца прямо здесь, но это было бы эгоистично. Эгоистично по отношению к твоей семье, которая сейчас очень нуждается в тебе, эгоистично и по отношению к самой тебе. Нельзя просить человека бросить свою семью, даже ради создания другой. Разве что если только я... — он печально вздохнул, пока что отгоняя эту мысль, — Возможно, фантазии Лины на наш счёт так и окажутся фантазиями, какими бы приятными они мне не казались. Но даже если так, Рона, я хочу знать, чувствуешь ли ты по отношению ко мне то же самое.
Рона улыбнулась Сандралу, поблагодарив за сочувствие. Он понимал. А как же иначе. Такие, как Сандрал не могут оставаться равнодушными к чужой судьбе, что бы ни предписывал установленный порядок. Жаль, его образ мыслей в ближайшее время не станет определяющим для большинства храмовников, равно как не разделят устремлений Роны многие из обратившихся к магии крови.
Сандрал корил себя за эмоции, вполне естественные для невольного участника интриг, в которых к тому же замешано кровное родство. Глядя на расцвеченное лучами восходящего светила небо, розово-золотистые отражения облаков в воде, позолоченные крыши зданий и горящие огнем шпили башен, возвышающихся над ними, Роне хотелось обнять Сандрала, развеять его печаль, заверить, что не видит в нём перемен к худшему. Но она не подобрала слов и только чуть крепче сжала его руку, а через несколько минут вовсе стремительно начала терять связь с объективной реальностью. Вернее, Роне так показалось. Прикосновение к её руке было подобно какой-то особенной магии, а потом Сандрал заговорил о совершенно иных чувствах.
Город утонул в сиренево-золотом мареве. Яркая на рассвете синева неба отразилась в широко раскрывшихся глазах Роны, щёки заалели румянцем. Сердце частыми ударами разгоняло по венам ощущавшуюся горячей кровь, пробуждая магию, что обычно случалось только в моменты сильных душевных волнений. Набирающее силу и высоту гудение слышала лишь Рона, и ей было неведомо, мог ли Сандрал, как храмовник, что-либо заметить. Она неуловимым движением сжала свой посох, взяв магию под контроль. Александриты на его навершии в виде драконьей головы сменили свой цвет исключительно от перемены освещения.
Только время может показать истинную природу чувства — с этим спорить Рона не собиралась. Однако, обратившись к своему сердцу прямо сейчас, поняла, что ответ на заданный Сандралом вопрос для неё предельно ясен. Её глаза однажды зажгли блеск доспехов, сила и красота молодого храмовника, но робкий огонёк первой любви разгорался от постепенного осознания других качеств Сандрала. Храбрость, верность, честь, честность, справедливость, ум и доброта присущи не только ему, но сердце тронула его забота по отношению к ней, ощущение защищённости с ним рядом, лёгкость, с которой между ними установилось доверие.
— Я люблю тебя, Сандрал, — ответила Рона без предисловий, отпустила посох, прислонив его к перилам моста, накрыла руку Сандрала, держащую её ладонь, своей. — И не вижу причин отказываться от попыток найти компромиссный вариант, наименее эгоистичный для всех нас. Счастье стоит того, чтобы за него побороться.
Теперь, когда Сандрал произнёс Роне вслух это трио, пожалуй, самых магических и желанных слов, его чувства показались ему совершенно правильными и естественными. Он не смог бы сказать, почему он, храмовник, любит эту магессу крови, стоящую перед ним. Он мог бы сказать, что полюбил её за её красоту. Мог бы сказать, что полюбил её за её способность сопереживать, за её чуткость. Мог бы сказать, что полюбил её за её бескорыстие и способность, задвинув собственные интересы подальше, если это необходимо, помогать другим. И ещё много чего другого можно было сказать. Возможно, кому-то это объяснило бы всё. Но Сандралу это не объясняло ничего. Да и не искал он для себя каких-либо объяснений. Он просто чувствовал, что нашёл того человека, который достоин любви, и любил просто потому что. Не мог бы он сказать, и когда именно произошло это изменение в его сознании. Вот он стоит в поместье Ла Варре и все ещё с подозрением смотрит на неё, а вот вчера они разделяют первый поцелуй... Такой резкий переход казался теперь совершенно уместным.
Он чувствовал, как в Роне поднимается магия, но чувствовал это неосознанно, где-то совсем на грани сознания. Это смутное ощущение вскоре исчезло, как и лёгкий огонёк беспокойства в его взгляде. Но улыбка на его лице не исчезла. Улыбка облегчения от того, что тяготившие душу переживания были озвучены, сменились подлинной улыбкой счастья, робкой, когда он только услышал ответ Роны, и всё более уверенной впоследствии. Пожалуй, для тех, кто привык видеть Сандрала в его обычном серьёзном состоянии, храмовник сейчас выглядел даже немного глуповато, но для тех, кто сейчас посмотрел бы на него впервые, его улыбка показалась бы им совершенно обычной и искренней.
— Я тоже не могу просто так бросить орден. Но ведь в Ферелдене тоже есть свой Круг магов... Я счастлив, что встретил тебя, Рона, именно сейчас, на Турнире в Хасмале. Ведь обычно маги и храмовники, встретившись вне Круга, не дают друг другу даже возможности поговорить, сразу обнажая мечи и готовя боевую магию. А здесь... здесь мы оказались похожи на гепарда и антилопу на водопое, — Сандрал легко усмехнулся кажущейся абсурдности своего сравнения, — Подобно хищнику и жертве, жизненно нуждающихся в воде, у нас не было иного выхода, кроме как дать друг другу напиться. Я не знаю, кто из нас гепард, а кто — антилопа (а возможно, мы оба - антилопы, или гепарды), но знаю, что когда протекция для магов завершится вместе с Турниром, мы не разбежимся в разные стороны. Но нам все ещё надо разобраться с этим культом. А пока... — он протянул свою свободную, не захваченную Роной руку, провёл внешней стороной по её щеке, а затем, обняв её за плечи, притянул её к себе для поцелуя, такого же нежного, но более настойчивого, чем в первый раз. Притянул так крепко и близко, что они могли не только услышать, но и почувствовать каждый вздох друг друга всем телом. Его другая рука осторожно высвободилась, затерявшись в рыжих волосах девушки. Замершая было на плече Роны рука начала медленно и осторожно спускаться вниз, до талии, ощущая и запоминая каждый изгиб её тела. Возможно, если бы сейчас был полдень, и по мосту сновала куча людей, он бы пару раз подумал, прежде чем сделать что-то подобное. Но всё равно бы сделал.
— Не хочу никуда возвращаться... — хрипло прошептал он, когда поцелуй, наконец был разорван. Его губы теперь осторожно прикоснулись к основанию шеи Роны, а его горячее дыхание поднялось наверх и замерло на её щеках. — Но надо. Пойдём на рынок, наши кладовые не помешает обновить.
Круг, Ферелден, кровавый культ, Турнир, заговоры и Хасмал стали сейчас слишком далеки, чтобы зацепиться за них мыслью. Хотя, в голове Роны мелькал намёк на то, что храмовники есть не только в Вольной Марке, в данный момент ей меньше всего хотелось обсуждать варианты будущего, ведь настоящее слишком прекрасно. Она видела счастливую улыбку Сандрала и сама светилась от счастья, которому, казалось, не было предела.
— Я тоже счастлива, что судьба привела меня к тебе, Сандрал. Оказывается, даже делать глупости бывает полезно, — с лукавой улыбкой сказала Рона, когда расстояние между ними непозволительно дерзко сократилось.
А потом она разрешила Сандралу обнимать и целовать себя на мосту, на виду, пусть немногочисленных, но всё же свидетелей. Девичья стыдливость сдалась под напором любовной магии, оставила Рону на эти восхитительные мгновения, чтобы она могла полноценно насладиться вкусом первых поцелуев настоящей любви. Такое сильное чувство просто не могло быть сладким безумием или нестойкой иллюзией одурманенного сознания. Оно, несомненно, выдержит испытание временем, если дать ему шанс его пройти.
Когда губы Сандрала коснулись её шеи, воздуха стало не хватать, закружилась голова, река серебристой лентой опутала мост, увлекая его по течению за собой. Благо, сильные руки до сих пор держали Рону в объятиях, не давая окончательно утратить ощущение своего места в пространстве.
— И я не хочу… Но… идём, — прошептала она, прикрывая глаза. — Только, дай мне минуту. И не отпускай, — Рона улыбнулась. Даже внезапная слабость была кстати, позволяя ещё немного продлить удовольствие.
Последовавший же вслед за прогулкой в Западный квартал поход на рынок в Восточном выдался настолько неспешным, что домой они вернулись около полудня. Возможно, потому что поначалу Рона предложила Сандралу подождать, пока торговцы разложат на прилавках свои товары, а в это время, в отсутствии толпы прогуляться по живописным улочкам и городскому саду близ рыночной площади, где они слегка заблудились, но, в отличие от Лины, намеренно.
***
Когда они же, наконец, дошли обратно, руки у них (пусть и преимущественно у Сандрала) были забиты разнообразными вещами. Рона держала в руках двухлитровую банку тёмного каштанового мёда, в сумках у храмовника же обнаружился целый маленький стратегический запас в виде пары килограммов закопчённого окорока, головки сыра, немного масла, хлеб, несколько десятков куриных яиц и, в довершение этого небольшого изобилия, несколько сладких булочек и маленькая куча пастилы и пахлавы. Сандрал принялся разносить это на кухню и в кладовую, и с некоторым трудом и запозданием понял, в чём же причина того, что стол был уже по праздничному накрыт, а запах пирога отдавался по всему дому. У Пима, похоже, был день рождения.
Тема закрыта
FB_IMG_1504026704858 (1).jpg 293,98К
9697 Количество загрузок:
