Баратас, пожалуй, впервые за много ночей, надолго задержался в Тени, пребывая в полном сознании. Ему казалось, что что-то... или кто-то, словно ищет его, не хочет отпускать. Окружающая обстановка и ландшафт, законы физики и мироустройства менялись с привычной для царства духов скоростью — крайне невероятной. Один раз ему даже пришлось постоять вверх ногами. Поначалу коссит не обращал особого внимания, но затем у него в памяти невольно вспыли слова магистра Селестия, когда он вручал "Алым Драконам" награду.
"Возможно, в будущем я верну вам этот долг сполна. Так, как вы того на самом деле заслуживаете".
Баратас против воли занервничал. Селестий обещал, что найдёт их в любом уголке мира, куда бы они ни направились... Продолжить свои мысли коссит не смог, потому что безумная пляска обстановки наконец остановилась.
Если ранее окружение было по большей части пустынным и заброшенным, то теперь молодой маг оказался в хорошо обставленной комнате. Самым кратким и подходящим для её характеристики было бы слово "библиотека". Вокруг стояло бесчисленное множество книжных шкафов, и, приглядевшись, Баратас понял, что количество книг, их объёмы и названия постоянно меняются. Стиль был весьма странным даже для Тени — как будто бы кто-нибудь хватил бы понемногу от каждой из культур известных и неизвестных стран, и смешал всё это вместе — в обстановке были видны мотивы Орлея, Тевинтера, Ферелдена, долийских эльфов.
Коссит с запозданием осознал, что хорошо знает этот участок Тени... как и того, кто в нём обитает. В середине комнаты, возле стола, на котором лежала единственная не изменяющаяся в комнате книга, находилось существо, которому больше всего подошло бы меткое определение одного эльфа — "отожравшийся висп". По размеру существо превосходило обычного виспа в несколько раз, но если последние были хаотично изменяющимися сгустками магической энергии, то энергия, из которой было образован этот обитатель Тени была абсолютно чистой и спокойной. Внимательно всмотревшись и сконцентрировавшись, можно было заметить, что она служит в качестве одного большого экрана, проектора, в котором отражались события прошлого, настоящего, и, возможно, даже будущего.
Дух Мудрости. У Баратаса, выросшего среди тал-васготов, не было учителей, которые смогли бы научить его обращаться с магией, и не стать при этом жертвой демона. Кроме этого духа. Именно он обучил коссита худо-бедно читать, считать и писать — всему, что он умел сейчас. Однажды Баратас назвал его собственным придуманным именем — Ио, на что Мудрость надолго рассмеялся, объяснив, что на одном из языков духов это значит "Незнающий".
А затем он исчез без каких-либо объяснений, почему и зачем вообще решил помочь далеко не самому мудрому из смертных.
Коссит медленно, осторожно сделал пару шагов к столу, до сих пор гадая, не какая-нибудь ли это хитрая ловушка? Каким-то шестым чувством маг знал, что Ио не смотрит на него, хотя и прекрасно знает о его присутствии.
— Как... как ты нашёл меня? Почему сейчас? — наконец смог спросить Баратас, встав напротив резной спинки стула в ферелденском стиле, который вдруг появился перед столом.
— В последний раз, когда я видел тебя, рога на твоей голове едва прорезались, а рост был почти вдвое меньше, — тем же самым шестым чувством коссит почувствовал, что Мудрость повернулся и смотрит на него, изучая, — Способность смертных так быстро расти и изменяться всегда восхищала меня, — дух вздохнул. — Но я уже говорил это когда-то, раньше, не так ли? Не только я искал. Мы оба искали, потому что у нас обоих есть вопросы.
Баратас не знал, что ответить. Ведомый странным чувством, он сел за стул и посмотрел на книгу, лежавшую перед ним. Она была перевёрнута, и маг не видел названия, а когда попытался перевернуть обратно, книга распалась на множество мелких частиц и рассеялась.
— Ты чувствуешь колебание Тени? Чувствуешь что-то тёмное далеко в её глубинах? — спросил дух.
— Я... нет. О чём ты? — недоуменно ответил Баратас
— Ты и твои друзья помогли выпустить это... существо на волю. Несколько ваших месяцев назад. Оно слишком древнее, чтобы я мог узнать и слишком сильное, чтобы его обнаружить. Оно... захватило другого смертного, который вёл вас в Тень, — в голосе Мудрости можно было ясно различить страх, — И я надеялся, что тот или те, кто присутствовали при ритуале, смогут рассказать, что произошло. Поэтому я и искал вас. Но нашёл только тебя.
— Я не знаю... Селестий вёл нас в Тени, а затем мы оказались возле большого камня из неизвестного чёрного материала. Источника, как назвал его магистр. Затем он что-то сделал с ним, а мы не смогли понять, как следует, что именно, потому, что на нас хлынули демоны, — немного растерянно ответил коссит, оглядываясь вокруг, словно стараясь заметить что-то, что раньше не замечал.
Дух долго молчал, медленно паря из стороны в стороны. Баратас чувствовал смятение и недоразумение этого существа, которое считало, что может объяснить и знает всё, но сейчас имело сведений не больше, чем простой смертный
— Твоя очередь, — наконец сказал Ио бесцветным голосом — Задавай свои вопросы.
Маг снова, как и раньше, смог почувствовать настроение духа и понял, что каких-либо объяснений по поводу его реакции не дождётся, и поэтому задал другой, не менее важный для себя вопрос:
— Правильно ли я поступил, отправившись на край света, в поисках новой жизни и своего места? Ведь я мог остаться в Тевинтере вместе с Шен или поехать в Антиву...
— Я мог научить тебя овладеть магией. Когда-то я смог научить тебя писать, читать, считать. Ещё раньше я мог бы ответить на любой вопрос. Но научить тебя жить я не могу. Никто не сможет, кроме самого тебя. А может быть, ты был прав, назвав меня Ио, — дух остановился, и Баратас вновь почувствовал на себе его взгляд, — Но одно я знаю точно — если ты продолжишь сомневаться в каждом своём шаге, жизнь будет короткой. У каждого смертного есть свой путь, и ты уже выбрал его. Остаётся лишь следовать по нему, до конца.
Коссит почувствовал, что Тень вокруг него начинает размываться, рассеиваться — он просыпался.
— Увидимся ли мы снова?
— Только если ты сам того захочешь, — эти последние слова Баратас только услышал, но сам дух, как и Тень, исчезли.
Коссит, с трудом разомкнув глаза, проснулся на своём привычном месте в трюме под палубой. Большинство других пассажиров до сих пор мерно сопели на лежаках и в гамаках, а в небольшом загоне нервно всхрапнула одна из лошадей, когда Баратас задвигался. Умывшись(а точнее, просто плеснув в лицо водой из ведра), он быстро проверил вещи и, взяв сумку, вышел на палубу.
Мудрость не обманул. Вдали, прямо по курсу, из рассветного тумана, потихоньку, по мере приближения корабля, начинали вырисовываться очертания земли — архипелаг Араш-Адар, конечная остановка. Несмотря на полный штиль под конец плавания, "Звезда Севера" (так назывался большой четырёхмачтовый барк, на котором плыл Баратас), по-прежнему могла проделывать как минимум пять лиг в сутки благодаря сотне вёсел, по пятьдесят гребцов с каждой стороны. Маг, кивнув матросам и капитану, оторвавшемуся от подзорной трубы, встал на носу корабля и вгляделся вперёд. Туман искажал расстояние, и на самом деле до земли оставалось гораздо меньше, чем казалось на первый взгляд — "Звезда" должна была зайти в гавань самое большее через сорок минут. Барабан, задающий ритм гребцам, мерно стучал, и барк медленно скользил по водной глади.
— Тихий ход! — громко раздалась команда капитана в рассветной тишине. Барабанщик значительно снизил ритм игры, а вслед замедлились и вёсла, и барк медленно начал заворачивать в гавань. Баратас продолжал наблюдать. Он уже мог различить другие корабли, стоящие в пристани на якорях, видел очертания зданий на побережье. Долгое двухмесячное плавание подходило к концу, и, казалось бы, давно забытые сомнения вновь ожили, когда он увидел полукунарийский стиль архитектуры. Но хотя бы в одном коссит был уверен — морская болезнь почти прошла и не донимала его. Кажется, он всё же пообвык к третьей-то поездке на корабле. Сам же Баратас почему-то склонялся к тому, что это было благотворное воздействие отвара из трав Регины, который целительница дала ему ещё в первом плавании на Сегерон, но применить который он решился только в это, третье по счёту.
— Убрать вёсла! — вновь послышался голос капитана. "Звезда" по инерции доплыла небольшое оставшееся расстояние и вскоре послышалась ещё одна команда отдать швартовы. На берегу уже появились работники порта и прочие должностные лица, которые должны были произвести опись товаров, разгрузку и всё остальные процедуры.
Через полтора часа, когда большая часть дел была завершена, пассажиры наконец получили возможность сойти на землю. Баратас уже пропустил всех остальных, оставшись один на палубе, но так и не решился сделать первый шаг. Что-то подсказывало ему, что эта дорога будет дорогой без возврата, хотя он и мог бы отплыть назад на другом "специальном рейсе". И этот корабль, на котором сейчас он стоял, был последней ниточкой, связывающей его с миром, откуда он пришёл...
Араш-Адар. Земля, о существовании которой большинство жителей Тедаса даже не подозревают. Место удивительного, казалось бы, невозможного симбиоза человеческой и кунарийской культуры, место, где правит род, передающий от одного к другому амулет из красного лириума невероятной силы. Дэйган за время плавания до Ривейна успел рассказать косситу кое-что о своей родине. Поначалу Баратас будет здесь чужаком, к которому будут относиться пусть и вежливо, но холодно, как и к любому другому, и ему сначала придётся доказать свою полезность, прежде чем стать чем-то большим. Но если Дэйган смог обрести своё место в совсем чуждом для него Тедасе, то и коссит сможет сделать это здесь, на родине северянина, сколько бы времени и сил ему не потребовалось бы.
Вздохнув, Баратас наконец сделал первый шаг по трапу и спустился на пирс.
Гном попрощался с наймитами в Сире. Ну, как сказать, попрощался… возможно никто даже и не обратил внимание на его бурчание, чем сам Аракан был безмерно доволен. Долгие сопливые разговоры никогда не были его коньком, хоть сопливым его собственные методы расставания можно было назвать только при изрядной доли фантазии. Нелеб в этом плане был более компанейским и от избытка чувств даже лизнул Дэйгану руку, перед тем как спустится хозяином с корабля, который им столь любезно предоставил Тиберий.
— Хах… Чёт я думал, что нас за борт выкинут, как каких-нибудь портовых шлюх, которые знают слишком много. Надо же, обошлось, — хмыкнул Эдерн, обернувшись и скользнув взглядом по деревянному боку посудины. Вот и закончилась его история приключений с очередной группой наёмников. И сколько их ещё будет-то? Демоны знают…
Удивительно, но награду всем, и ему в том числе, выдали до последней золотой монеты. Чудеса в решете. Первый заказчик, который их не попытался кинуть. Может зря он уплыл с острова? Хотя, щипать судьбу за мягкое место очень не рекомендуется, это следопыт за свою жизнь прекрасно усвоил.
Минут через десять гном с псом стояли возле входа в условленный дом. Дверь была незаперта. Похоже, хозяин ничуть не волновался из-за того, что его могут ограбить. Стоило лишь окинуть гостиную беглым взглядом, чтобы понять — абсолютно справедливо. Тусклого света, пробивающегося сквозь заколоченные окна, хватало чтобы рассмотреть скудную обстановку домика, ограниченную парой стульев и покосившимся круглым столиком. Вряд ли тут вообще кто-нибудь жил и уж точно этот дом не принадлежал…
— Вы продаёте ферелденский шкаф?
От того, как неожиданно прозвучал в полупустом помещении голос, Эдерн невольно вздрогнул. Говорившего не было видно, но эту интонацию мужчина прекрасно узнал.
— Нет, но если ты сейчас же не покажешься, я тя найду и суну пару раз в морду, падла остроухая, — поморщился гном, силясь высмотреть того, кто с ним разговаривал. Раздался короткий смешок и собеседник обнаружился незамедлительно, на одном из двух стульев.
— Не быть тебе конспиратором, дружище, не быть… Привет, Нел.
Мабари радостно тявкнул и тут же засеменил к длинноволосому эльфу, который их дожидался. Феанор протянул руку и с готовностью почесал пса за ухом.
— Ну, уж извини, что я не такой охренительный шутник, как ты, — проворчал Аракан. Мужчина взял вторую табуретку и взгромоздился на неё. Дерево жалобно скрипнуло, но стойко выдержало вес гнома. — Драконы живы, кунари не очень… Этого ты, кажется, хотел?
— Да, да… не совсем, конечно, то что надо, но результат неплох.
— Не совсем? Эт ты к чему?
— Ни к чему, это уже не твоя забота. Думаю, обещанная мной награда куда меньше, чем та, которой вас одарил Тиберий, но не думаю, что ты от неё откажешься.
— Вот уж точно, демона с два я от денег откажусь, — фыркнул Эдерн, ловя мешочек, до отказа забитый монетами, и взвесил его в руке. — Ну чё, не хочешь рассказать, почему сам не занялся эти?
— Не-а, — Феанор потрепал Нелеба по макушке и перевёл взгляд на гнома. — Сойдёмся на том, что у меня появились другие дела.
— А… деловой. Ясно, — передёрнул плечами следопыт, пряча свою награду в карман. — Больше работы у тебя нету? Очень нехреновая плата, мне понравилось.
— Не сомневаюсь, — усмехнулся эльф и чуть заметно качнул головой. — Пока ничего. Если ещё понадобится помощь, я тебя найду.
— Ага… Ну тогда бывай, остроухий, — кивнул Аракан, вставая с табуретки. — Нел, пошли просаживать золотишко.
— Удачно покутить. Наверное, в бордель пойдёшь? Слыхал, с тобой даже демонетка Желания спать отказалась… — насмешливо проговорил Феанор.
— Ой, да завали ты…
Следопыт со своим питомцем покинули заброшенный дом, но Мерилин пока оставался там и не думал куда-то уходить. Как только дверь за гномом закрылась, эльф заговорил:
— У меня тот же вопрос, что и у нашего ворчливого друга… От меня ещё что-то требуется?
— Думаю, что да… — раздался из-за его спины женский голос. Феанор повернул голову, чтобы посмотреть на собеседницу — дорогая одежда и богато украшенный посох резко контрастировали с тёмными чернильными полосами, которые пересекали её лицо. Рыжеволосая магесса выглядела задумчивой и, казалось, сама ещё не до конца уверена в собственных планах. — Если, конечно, ты готов взяться за убийство магистра.
Вал Руайо, портовый район
Везде ходили люди, на которых были разноцветные, вычурные маски, они все суетились, спешили, бежали кто куда. И посреди этих фигур находилась странная персона в потрепанной куртке и полностью без маски, что недавно прибыла сюда на корабле и стояла на пирсе в ожидании неизвестно чего. Спустя каких-то доли секунды, из толпы элегантно и тактично выходит человек, на голове его капюшон из под которого вылезает парочка иссине черных волос, сам он невысокого роста, некрупный, но было в нем что-то притягивающее взор. Странник протягивает руку вперед и кладет на плечо недавно прибывшей фигуре, в знак того, что уже пора и они должны уходить. Пройдя за ближайший темный переулок, парочка наконец сняла свои головные уборы и могли уже говорить в открытую.
— Ты не изменилась за все то время, что была на севере, я слышал, что люди вроде нас там чертовски плохо кончают, — первым прервал молчания мужчина с черными волосами и легким шрамом на губе, — а ты неплохо сохранилась, хотя и прошло не так много времени, может просто не успела.
— Приветствую, после всего произошедшего на севере, я сама удивляюсь, что до сих пор стою на ногах, а не лежу в гробу или, не дай Создатель, в яме общей, — улыбнулась девушка и слегка поклонилась в знак уважения мужчине, — ну что? Все готово и он ждет или мне стоит вернуться чуть позже, когда он будет в духе?
Мужчина лишь слегка улыбнулся и кивнув головой, указал рукой на дверь, ведущую в никуда по мнению большинства, но ведущая куда нужно для знающих.
— Тень ждет, Лилиан, — напоследок сказал парень, — и удачи тебе, сестра наша по делу.
Сказав свои пожелания, мужчина ушел обратно в сторону порта, тут его дела были выполнены. Слегка переведя дыхание, девушка вошла в таинственную дверь и практически в полной темноте пошла вниз, в подвал. И спустя некоторое время перед ней предстал человек, одетый как истинный орлесинец, на нем был красный мундир, поверх которого были накинуты золотые ремни с каким-то символом на всех них, на лице красовалась маска с золотистыми витиеватыми узорами, а в руке, на которой была перчатка, сделанная из белой ткани, была черно-золотая трость. Этот мужчина выглядел так, словно выступает на площади, на каком-нибудь военном параде, а не находится в темном подвале. Увидев его, Лилиан сразу же совершила полный поклон и опустилась ради этого на землю.
— О, мисс Серо, рад вас видеть в добром здравии, — с сильным орлесианским акцентом сказал мужчина, жестом указав Лилиан встать на ноги, — признаюсь честно, не ожидал, не ожидал, что вы вернетесь. Вы меня удивили, честное слово.
— Я ведь говорила, мастер, я смогу это сделать и сделала, — тихо ответила орлесианка, вставая на ноги.
— Да, это знаете очень приятно осознавать, что есть еще в этом мире люди, что не голословны и отвечают за свои слова, — слегка улыбнувшись продолжил говорить человек, что напоминал не то графа, не то маркиза, — знаете я, скажу вам по секрету, изначально думал, что вы не сможете пробраться на север, но вы смогли и вот вы здесь, потрепанны, но все равно живая!
Лилиан в ответ лишь поклонилась еще раз, и было видно, что ей очень нравится эта похвала и кажется даже, что она слегка покраснела от такого обращения к себе.
Мужчина тоже заметил это и слегка сбавил темп радости и начал уже говорить про дела насущные. И тут его тон изменился и он начал уже походить не на маркиза, а уже на самого настоящего командира какого-нибудь взвода.
— Ну хорошо, с похвалой стоит закончить, а не то совсем раскиснем, верно, мисс Серо? — задал риторический вопрос мужчина и продолжил говорить дальше, — итак, каковы ваши успехи в Тевинтере? Конечно хорошо, что вы до сих пор живы, но надеюсь вы вернулись с победой, а не сбежали оттуда с позором, верно?
— Нет, мастер, конечно я не получила объемных данных, но все же кое-что добыть удалось, — придя в порядок, Лилиан начала изъяснять ситуацию и потратила на это почти час.
Мужчина в маске внимательно слушал девушку, не перебивая, а когда она закончила, он потер руки и снова продолжил говорить:
— Да, лучше чем мы предполагали: тайные эксперименты безумных магистров, Архонт без поддержки народа, сеть анархистов и контрабандистов, которых можно будет использовать в будущем, правда жаль, что остров они заняли, но кунари их выбьют оттуда рано или поздно снова и тут Тиберию настанет каюк, а значит и всей Империи заодно,— с каким-то энтузиазмом и радостью в голосе говорил это мужчина, — а вы молодец, Лилиан, чертовски превосходная работа. Скажите, вы упомянули в вашем рассказе группу под названием "Алые Драконы", скажите, они будут нам мешать или наоборот?
Девушка вначале повременила с вопросом, обдумывая его, но потом все-таки ответила:
— Да, они были очень полезны, без них мало что получилось бы, по крайней мере с такой относительной легкостью. И насчет вашего вопроса, нет, они не будут нам мешать, потому что их больше нет, точнее группы, все разбежались кто куда, мастер.
— Отрадно это слышать, ну тогда на этом все, вы свободны, мисс Серо. На выходе вас ждет экипаж, что доставит вас обратно в ваш родной дом, уверен, вы хотите навестить ваших сестер и родителей. Особенно вашего отца, я правильно ведь понимаю? Но все равно не забывайте о своей клятве нам и Трону, а также не забывайте, что тот, кто вступил в тень, не выходит оттуда, ясно?
— Я все понимаю, мастер и я верна организации до последней капли пота и крови, вы ведь сами знаете это, — сказала девушка, но мужчины и след уже простыл.
Слегка улыбнувшись прыткости и скрытности мастера, девушка вышла на улицу, где ее и вправду ждал экипаж, обязывающийся доставить ее прямо в маркизат Серо. Сев в карету, Лилиан закрыла глаза, чтобы немного выспаться, а карета тем временем начала свое движение.
"Замок Двух Тысяч Окон", Серо
Экипаж прибыл в Серо спустя пару дней, хотя это было еще довольно быстро, учитывая местность. Прибыв на главную площадь перед замком, Лилиан вышла из кареты и пошла в сторону замка, чтобы наконец поприветствовать свою семью. Было раннее утро и на улицах не было ни души, что впрочем радовало девушку, не очень она хотела пышных чествований в честь ее возвращения из-за границы. Войдя наконец к воротам замка, к ней обратился солдат:
— Чего надо, сударыня в столь ранний час? — задал вопрос дозорный у ворот.
— К семье прибыла, мое имя Лилиан Серо и это мой дом, солдат, — ответила спокойным голосом Лилиан, которая умудрилась выспаться в той карете.
Солдат потерял дар речи, когда услышал ее имя и сразу же протрубил, чтобы ворота немедленно открылись.
— Открыть ворота!!! Быстрее, предупредите магистра Серо и его супругу, здесь его дочь, повторяю, здесь его дочь Лилиан! — начал орать во всю глотку дозорный, попутно кланяясь девушке, — все наконец-то вас дождались, леди Серо, ваши родители будут очень рады вашему приезду, как и ваши сестры разумеется.
Лилиан лишь уважительно кивнула головой и, когда ворота наконец открылись, вошла в зал замка, где уже начиналась собираться прислуга. Все они разом поклонились ей и предупредили, что ее отец и мать только что встали и могут задержаться. Однако не прошло и пары минут, как из центрального входа вышел крупного телосложения мужчина, с густой бородой, который несмотря на возраст шел уверенно и гордо. Это был ее отец, который почти не изменился со времен отъезда Лилиан, а следом за ним вышла довольно мелкая, но все равно не менее статная женщина средних лет, которая конечно же являлась матерью девушки.
— Моя дорогая дочь вернулась! — громко сказал отец, подойдя к Лилиан и обняв ее со всей силой, вкладывая в каждое движение свою любовь, — моя дорогая дочь вернулась к нам, наконец-то этот день настал!
— Лилиан, ты как всегда в своем репертуаре, да? — улыбчиво сказала мать, тоже обняв Лилиан, но уже более мягче, но не менее "душевно", — как ты, девонька моя? Я уже думала, что потеряла тебя, целый год от тебя никаких вестей, но все равно, слава Создателю и его невесте, что они привели тебя в целости и сохранности сюда, в наш дом.
— Маргарита, опять ты со своим Создателем, — тихо сказал маркиз, чтобы его не услышали чужие уши, — привели сюда Лилиан в безопасности не Создатель с Андрасте разумеется, а ее навыки, которые ты кстати не разделяла.
Мама Лилиан хотела что-то сказать, но не решила перечить мужу, а лишь снова улыбнулась и слегка косо посмотрела на муженька, что был отнюдь не таким религиозным как она.
Лилиан же тем временем лишь повертела головой, будто бы говоря: "Ну опять начинается" и с позволения родителей решила пройтись по замку, чтобы встретиться наконец с Рози и Люси, своими сестрами. Отказавшись от свиты, она пошла в западное крыло где как раз и располагались спальни. Однако не успев сделать там и пары шагов, Лилиан отвлек голос ее сестер, что уже ждали ее в гостевой комнате. Войдя туда, Лилиан заметила Розалин и Люсинду, которые уже были одеты и даже умудрились нанести на лица косметику и казалось, что они так и спали при "полном параде".
— Так так, кто же у нас тут, наша дорогая...Лилиан, — вначале спокойно говорила Люсинда, а потом, особенно сделав ударении на имени Лилиан, почти набросилась на шею девушки, — наконец-то, наконец-то, знаешь как здесь было скучно без тебя сестрица, Рози вообще не умеет меня веселить, но ты здесь и наконец все будет по прежнему.
— Люси, отстань от Лили, она ведь с дороги устала наверное, а ты ее еще добиваешь, — укорительным тоном сказала Розалин, — Лилиан, прости ее, ты ведь помнишь какой она была? Так вот, она ничуть не изменилась и даже не ясно, добро это или плохо. Но все равно, я очень рада видеть тебя, Лил. И да, Люси в чем-то права, без тебя здесь было не слишком весело и хорошо, что ты наконец вернулась.
— А вы как, мои дорогие? — обняв сестер сказала Лилиан, — да ладно, Рози, Люси ведь еще девочка, пусть делает что хочет. К тому же тогда когда я покидала вас, Люси совсем была кислой, так что я рада, что за время моего отсутствия она изменилась. И для меня в лучшую сторону.
Рози в ответ рассмеялась легонько и повертела головой.
— Ну это да, правда она иногда слишком заигрывается.
— Эй, говорите так, будто бы я не здесь или глухая, — обидчиво вымолвила младшенькая, — давайте выбежим во двор, там есть новые статуи, Лили.
Однако ее прервал голос отца, что пришел как раз недавно, чтобы предупредить, что скоро будет завтрак на который соберется весь замок, чтобы наконец поприветствовать Лилиан как следует.
— Хорошо, отец, сделаем как вы просите, — повинующимся голосом ответила Рози и поклонилась слегка отцу, — вы слышали, собираемся быстрее и да, Лилиан, переоденься, Создателя прошу, а то эта куртка хороша наверное в кабацкой драке, но на завтрак не очень подходит.
Лилиан даже забыла, что значит снять броню и надеть обычную одежду, платья. Она помнила, что ей всегда они не нравились, были неудобны, замедляли. Но что поделать, раз отец хочет, чтобы все выглядели хорошо, то надо повиноваться. Выбрав в гардеробе самое удобный наряд, Лилиан надела его и сразу почувствовала себя как будто бы голой. Но это чувство все равно прошло и девушка наконец вышла в общий зал, где уже были подносы с едой и казалось, что это не завтрак, а настоящий ужин. Намного лучше той похлебки из таверны или кусочков мяса из лагеря тевинтерцев.
Собравшись все вместе и присев за стол, отец поднял бокал с красным вином и сказав тост про возвращение Лилиан, приступил к еде. За ним последовали и другие члены семьи. Через час все закончилось и Лилиан решила последовать совету сестер и вышла в сад, где за время ее отсутствия появилась парочка новых статуй и даже небольшой лабиринт. Пройдя к небольшому фонтану в центре небольшого лабиринта, Лилиан почувствовала, что за ней следят, но не предприняла действий, потому что знала кто это.
— Рози, не нужно прятаться, выходи на свет, — спокойным голосом сказала девушка, — давай сорвем маски хоть на время, дорогая сестра.
— А ты не потеряла сноровку, сестрица, мастер все-таки не зря в тебе не сомневался, — выйдя из кустов, вымолвила тихим, размеренным голосом Розалин, — в отличии от меня. Но вот ты здесь и отец счастлив, можно сказать даже ослеплен. Это конечно признак мастерства, Лил. Ты молодец. Это нам серьезно поможет в дальнейшем исходе.
— Да, я здесь и готова к финальному этапу, надеюсь и ты тоже, Рози, — все таким же голосом и не отрываясь от фонтана говорила Лилиан, — и да, надеюсь ты не вмешала сюда Люсинду?
— Конечно же нет, она все испортила бы, может даже предупредила отца, она ведь может, знаешь ведь ее характер. Так что, когда наши братья и сестры из тени придут?
— На закате, по сигналу, все произойдет быстро, тихо и конечно же без лишних, — ответила Лилиан, наконец оторвавшись от разглядывания фонтана.
— А на рассвете нового дня у нас уже будет новый правитель, — рассмеялась каким-то странным смехом Рози.
Лилиан аж передернуло от смеха старшей сестры, но она не подала виду. Все уже было спланировано давно и остался лишь последний шаг.
"Вот она...Игра, будь она проклята" — сказала про себя орлесианка и ушла обратно в замок, который через пару часов лишится своего владельца, правда ненадолго.
— Клянусь, Филя, я все, абсолютно все могу объяснить, друже! — мужчина, лавку которого сейчас громил старый, уже, в теории, дряхлый старик, который должен был умереть, учитывая его профессию, скажем, еще пару зим назад, увернулся от пролетающей мимо вазы.
Очень дорогой, кстати, вазы.
— Только, пожалуйста, прекрати громить мой источник доход, черт... Черт, только не зеркала!
Конечно, Генриху — а именно так звали владельца лавки — нужно было бы позвать стражу, но... в некотором роде он был виноват, увы.
— Как ты, змея, смеешь мне перечить?! Скажи спасибо Создателю, что я не отправил тебя на тот свет, предатель, — старый рыцарь замахнулся кочергой и уже, казалось, хотел разбить одно из зеркал, но замешкал, дав Генриху слово, — говори, пес, пока наша прошлая дружба для меня еще что-то значит.
— Девочкам нужен был отец, знаешь ли, а бедной Марии — муж, бедняжки чахли в этом болоте, пока ты разъезжал по миру, устраивая священные походы, охотясь за малефикарами и черт еще знает что, Филипп! Пойми, черт ты возьми, пойми, умоляю! Они любят тебя, ты любишь их, но... черт возьми, такая жизнь? Я бы не пожелал ее врагу, не то чтобы друг, Филипп...
Инквизитор слегка поморщился, словно его оскорбили в каком-то дешевом тевинтерском кабаке, где узнали, что он орлесианец.
—...я клянусь, ничего не было, совсем ничего, ни в каких мыслях, — Генрих позволил себе легкую усмешку, когда лицо старого друга приобрело более спокойное выражение, — не в моем возрасте, хех!
Филипп неуверенно застучал в дверь своего родного дома — он жил в стороне от города, раньше на этом месте была лачуга, которую он собственноручно снес, затем сюда он вкладывал все свои сбережения, накопленные за годы различных компаний. Теперь на месте деревянной лачуги стоял настоял каменный особняк, поэтому раньше, при виде этого здания, рыцарь не мог сдержать улыбки, но не сейчас.
Дверь открылась.
— Мастер Филипп, ох! — служанка, нанятая еще до Разрыва Завесы, удивленно захлопала ресницами, пропуская мужчину войти, — я... рада вас видеть, вы... вы, наверное, меня не помните, но...
— Глупости, Анетт, — прервал ее Филипп, — позови, пожалуйста, остальных в зал, хорошо?
Служанка умчалась, орлесианец вошел в зал и с удивлением обнаружил, что ничего не изменилось за эти несколько... месяцев?
— Я... ох, — храмовник опустил взгляд, когда в комнату вошла его жена и двое дочек, почувствовав, как его лицо заливается краской.
— Отец, — в один голос произнесли младшая и старшая, а храмовник вдруг поймал себя на мысли, что ненавидит самого себя.
— Филипп, — спокойно, как на приеме, заговорила Мария, — ты что-то он нас хотел?
— Да, — полу-пьяно, хотя к хмелю он не притрагивался, сказал храмовник, — да... Я должен попросить прощение. У всех вас.
Филипп потер переносицу, виновато отводя взгляд, даже не заметив, как на жестком лице Марии вдруг проскочила мимолетная улыбка.
"Я... могу..."
Ривейни устало тряхнула головой, прижавшись к стене кубрика — после того, как она вернулась в Ривейн, спустив все деньги на восстановление какой-то деревушки, целительница вдруг решила, что Ферелден будет для нее замечательным местом, где можно полностью уйти в себя.
А еще там были милые собачки.
"Сделать так..."
Этот шепот ее начал донимать недавно, когда мигрени, как сейчас, становились особенно сильными, такими, что целительница просто не могла их переносить. Поэтому она не любила корабли — столько народу в одном месте... это было тяжело.
— Хэй, Реги, будешь с нами в партейку-другую? — предложил... кто-то, но Регина не видела кто именно.
— Да... лучше оставить ее в покое, а? К тому же, — кто-то другой теперь засмеялся, — она меня полностью обчистила, когда я с ней играл, хех! А потом мне долги списала, так что пусть спит наше золотце!
Смех теперь подхватили и остальные. Целительница нахмурилась, толком не понимая, сколько же народу находится в кубрике.
"Чтобы они... замолчали"
Целительница затряслась, не сильно, однако ей стало страшно, по настоящему, и этот страх, который сразу же охватил ее, ставил магессу перед самым ужасным выбором в ее жизни. И от которого ей становилось противно.
— Пожалуйста... — одними губами произнесла ривейни, прикусив губу. Она почувствовала, что ее разум постепенно расслабляется, что нет никакого больше шума и гула, вскрывающего череп, только чье-то тихое "Ох..." и... и все — разум Регины вдруг охватил туман.
Кровавый туман.
Бой с Порождениями Тьмы закончился многие часы назад и Легионеры впервые за долгое время получили большую передышку от нескончаемых битв. Они смогли отложить мечи и щиты в сторону, чтобы восстановить почти разрушенные укрепления, скинуть с обрыва трупы Порождений и достойно проводить в Камень павших братьев и сестер. В последнем бою из двадцати гномов вернулось в Камень трое. Совсем мало, учитывая несметные орды противника, но каждая смерть была для Легионеров маленьким шагом назад к тейгуГейдруин. Тейгу, который отряд должен защитить.
После того, как леди Инквизитор спустилась на Тропы по зову Орзаммара и сделала со своей командой почти невозможное — отбила тейг Гейдруин, гномы укрепили позиции и избавились от последних Порождений, скрывшихся от карающего меча Инквизитора в глубине тоннелей. Тейг и его окрестности оказались сокровищем для Орзаммара. Один из открывшихся после серии землетрясений ходов привел разведчиков к нетронутому месторождению лириума, где вскоре гномы наладили его добычу, защищенные надежным щитом — Легионом Мертвых. Кроме шахтеров и Легионеров к тейгу проявили интерес Летописцы. В домах, неведомо как не разрушенных за тысячи лет, сохранились таблички с письменами, хранящими историю. Такие находки отправляли в столицу.
Тейг Гейдруин за два года стал оплотом, одним из немногих спокойных мест на Тропах. Конечно Порождения нападали время от времени, но немногочисленных гарлоков и генлоков теснили назад без потерь. Редкие стычки воспринимались Легионерами как долгожданное развлечение в бесконечности серой скуки.
Но никто не ожидал, что на тейг свалится лавина Порождений. Они хлынули из тоннелей сплошным потоком, когда Легионеров в тейге было слишком мало. Кровь на века въелась в камни, трупы укрывшие пол никто не считал. Тогда Тавиле казалось, что смерть обхватила ее плечи и обдает холодным дыханием шею.
Легионеры отбили волну и отстояли тейг числом больших потерь. После этого шахтеры обрушили большинство тоннелей с помощью лириумной взрывчатки, но это не на долго сдержало Порождений. Они продолжили наступать и Легионеры потихоньку сдавали позиции. Никто точно не знал почему после двухлетнего затишья Порождения вновь появились в тоннелях, но догадки были самые мрачные.
Отряд, в котором находилась Тавила, должен был оттеснить Порождений от тейга как можно дальше, дать оставшимся время, чтобы восстановить укрепления и дождаться подмоги из Орзаммара. А лучше — остановить атаки на совсем. Легионеры справлялись с задачей, теряя гномов, но отгоняли Порождений дальше от тейга. Прошли они не далеко, в конце концов продвигаться дальше стало невозможным — лавины тварей постоянно отбрасывали отряд назад. Капитан принял решение укрепиться и держать оборону столько, сколько израненные и измученные бесконечными битвами Легионеры смогут. Отряд с трудом удерживал позиции на большой площадке возле бездонного оврага, на другой стороне которого находился тейг Гейдруин. Они пробыли тут вот уже несколько дней.
Часовые, образовавшие некий защитный периметр, привычно держались за рукояти оружия, не участвуя в общей суете. Тавила была в их числе. Она сидела на постаменте, где некогда стояла статуя Совершенного Гейдруна Глубокого, ныне ставшая грудой камней и пылью и всматривалась в тускло освещенный тоннель. Именно оттуда в прошлый раз пришли Порождения во главе с эмиссаром. Если бы не меткий выстрел Латты, тварь успела бы положить магией четверть отряда. Вместо этого, на последнем издыхании, она задела только Латту.
— Атраст тунша, салрока. Тотарниаамгетолтавашайдук, — в который раз послышались знакомые слова прощания с умершими.
Слова, грустные слова, от которых на языке появлялся вкус пепла, звучали как набат, громом отдаваясь в ушах. Тавила обернулась и непроизвольно сжала руку.
У стены ровным рядом тянулись сложенные из камней могильные холмы. Больше десятка, Тавила сбилась со счета. Смерти слились в одну большую череду, погибших заменяли пришедшие из тейга Гейдрун. Погибали и они. В конце концов, помощь приходить перестала.
У крайней могилы столпилось несколько гномов. Они водрузили в изголовье могилы большой валун с гладкой поверхностью, где обычно выбивали имена павших, и отошли, встряхивая руками, уставшими от тяжелой работы.
Капитан Корт Венид, крепкий воин с седыми прядками в темных волосах, воткнул между камней меч погибшего гнома, на короткое мгновение опустил голову и, отвернувшись, отошел от могилы. Между его густых бровей залегла глубокая морщина, издалека напоминающая шрам. Тавиле не пришлось спрашивать, чтобы понять кого он только что хоронил. Свою кровную сестру Латту.
— Ну вот и все. Отдыхайте, пока можете, ребята. Вон как долго не нападают, глядишь и оттесним тварей назад, — сказал капитан Венид, бодрым голосом. Пожалуй слишком бодрым, но таков был этот гном. Даже в самых мрачных ситуациях старался приободрить остальных.
Гномы разошлись к спальным мешкам, в беспорядке разложенным по земле, и Тавила отвернулась. Она вновь уставилась в тоннель, с тревогой ожидая Порождений. Их всегда было слышно за много миль, прежде, чем чувство Камня говорило о присутствии тварей. Они нападали скопом, гремя проржавевшими доспехами и совершенно не скрываясь. Но сейчас было спокойно, только ложка мерно стукалась о стенки котелка, тихо переговаривались гномы, чей-то храп тонул в звуке ударов молота, которым правили доспехи.
— Во, бери, поешь, — прозвучал голос Басса над ухом. Под нос Тавиле он сунул каменную плошку с сероватой похлебкой, запах которой лишь немного перебивал запахи крови и смерти. Впрочем, он не был лучше. — Моя сейчас смена дежурить, а ты отдыхать иди.
Тавила с кивком приняла плошку и замерла. Камень, нагретый похлебкой, обжигал ладони, но Тавила не шевелилась, неотрывно глядя в тоннель. На границе сознания она ощущала движение где-то там, в глубине, и силилась определить его происхождение.
— Эй, чего это ты? — удивленно спросил Басс и неприятно ткнул Тавилу в спину.
— Тихо, — рявкнула она и предупреждающе махнула рукой.
Плошка от резкого движения накренилась и похлебка пролилась, обжигая пальцы другой руки. От боли Тавила непроизвольно вскочила и выругалась, но взгляд от тоннеля не отвела. Там, среди теней, черных в свете каменных ламп, она краем глаза уловила движение. Низкорослый одинокий силуэт, передвигающийся медленно и дергано. Судя по тому, что Басс не стал спорить и вытащил арбалет — он заметил то же, что и Тавила.
— Это же… Рег? — пробормотал Басс, немного опустив нос арбалета.
Легкая броня гнома, вышедшего из тоннеля, была заляпана кровью, на оголенном предплечье наспех сделанная повязка из обрывка рукава, в колчане на поясе нет ни одного арбалетного болта. Мокрые от пота волосы облепили бледный лоб, на котором выступили пока не яркие серые вены. Под глазами залегли черные синяки. Он выглядел так, будто в одиночку сражался с десятком Порождений.
С возвращением главного разведчика Рега лагерь оживился. Молодой лейтенант, проявивший невероятную смелость при обороне тейга Гейдруин, немедля побежал к капитану Вениду, остальные взялись за оружие — за Регом мог быть хвост.
Басс попытался усадить разведчика, но тот только отмахнулся и нахмурился, скользя взглядом по лагерю.
— Где капитан? — хрипло спросил Рег.
— Здесь. — Венид был в полном боевом облачении, кроме шлема. На его лице мелькнуло обеспокоенное выражение. — Мы уж думали ты не вернешься. Давай, рассказывай.
— А Авена где? Осталась там что ли? — встрял Басс, нетерпеливо поглядывающий в тоннель.
Венид жестом показал Бассу замолчать и повернулся к Регу, который при упоминании Авены странно дернул бровями и вздохнул.
— Нас окружили, — ответил Рег, почти не разжимая губ. Он дернул плечом и прикоснулся к лямке, которая удерживала арбалет на спине. — Она бы не выбралась. Мне пришлось… помочь.
— Атраст тунша, — пробормотал Басс, садясь на постамент и закрывая лицо руками. — Спасибо, что оказал ей последнюю милость.
Тавила вздохнула и прикрыла глаза. Жаль, что Авену не похоронили как подобает, в Камне, но Рег и так сделал все, что мог. Когда придет время, кто-то проявит подобное милосердие и к Тавиле. Женщин-гномов убивали, если не было иного выхода.
— Капитан Венид… — Рег зажмурился и дернул головой, словно пытаясь сфокусировать мысли. — Их там тьма, мы долго не продержимся. Слишком много...
— Мы продержимся сколько нужно. Глядишь, скоро будет подмога из Гейдруна, — ответил Венид, ободряюще хлопнув Рега по плечу. — Пошли, герой, расскажешь все, что видел. Расскажешь и отоспишься.
Капитан с Регом ушли к небольшой палатке. Туда подтянулись молодой лейтенант и недавно назначенная командиром арбалетчиков гномка. Пока они обсуждают план действий, остальные могут ловить моменты неожиданно долгого затишья.
— Ты иди Тави, я тут подежурю, — тихо сказал Басс, даже не обернувшись.
— Я снова сменю через несколько часов, — ответила Тавила и оставила Басса наедине с собой.
В лагере все еще шла работа. Гномы укладывали последние мешки набитые камнями на возвышение, делая импровизированное заграждение для арбалетчиков, кузнец с помощником гремели молотами и этот звук подхватывало эхо, преображая в монотонный гул. Кусочек спокойной жизни посреди нескончаемой войны. Скоро это закончится, скоро придется взять в руки мечи и надеть шлемы. Возможно, в последний раз. Рег, всегда спокойный и рассудительный, никогда зря не сгущал тьму.
— Эй, Тавила, ты как? — раздался высокий девичий голос, заставивший Тавилу вздрогнуть.
Гномка с убранными в тугой пучок русыми волосами обеспокоенно смотрела на Тавилу, держа в руках большой черпак. За ее спиной, в котле, бурлила сероватая наваристая похлебка. Гномка была молода, еще моложе, чем Тавила, на момент вступления в Легион. В отряде было слишком много бойцов за спиной которых не так много битв. В Гейдруин, отправляли новичков, не рискуя бросать их прямиком в пекло. Теперь все они, все, кто пережил битву в тейге Гейдруин, стали ветеранами.
— А, нет, все нормально, — отмахнулась Тавила, — не беспокойся.
Тавила хотела было попросить у гномки похлебку, в замен той, что случайно опрокинула, но от запаха еды все еще мутило. В горло не полез бы и кусок.
Она улеглась на спальник, даже не снимая брони. Только массивные наплечники и щит “Шеелом” отложила в сторону. Даже уже мертвым, какими являются Легионеры, нужен сон.
— Готовьтесь, идут! — громогласно сказал капитан Венид, перекрикивая шумящих гномов.
Тавила мигом распахнула глаза и резко села. Спать больше не хотелось, но во всем теле была тяжесть, а голова немного кружилась от сухой удушающей жары Троп. Но даже беспокойный сон был лучше томительного ожидания, которое непременно сопровождалось чернотой в мыслях.
Не мешкая Тавила нацепила снаряжение, сунула под мышку шлем и свободной рукой смахнула прилипшие волосы, царапнув лоб латной перчаткой.
— По местам, ребята! — гаркнул Венид, надевая шлем. — Арбалетчики, за укрепления, стрелять по команде Катоны!
Легионеры не мешкая разбежались, на ходу надевая шлемы и проверяя гладко ли выхватывается оружие из ножен. Катона приняла командование над стрелками и выкрикивала какие-то указания. Массивные арбалеты, которыми они все были вооружены, были способны пробить среднюю броню, а хороший залп мог сократить ряды врагов в четверть. Только благодаря арбалетчикам Легионеры и продержались так долго.
Тавила надела шлем, заняла свое место в авангарде и обнажила меч, снятый давно, словно в прошлой жизни, с трупа проклятого моряка. Она даже не помнила имя того, кому принадлежало пропитанное темной магией оружие. Это было не важно, отливающая алым сталь резала Порождений ничуть не хуже любого другого меча.
— Ну, Тави, береги там себя, — сказал Басс, вставая рядом и перехватывая топор на длинном темном от впитанной крови древке. На Бассе шлема не было. В глазах его сквозило смирение и странное даже для привыкших с смертям Легионеров спокойствие.
— И ты.
Долго ждать не пришлось. Порождений было слышно: знакомое клокотание и похожие на звериные рыки, лязг доспехов и быстрые шаги десятков ног. И еще другие, не принадлежащие генлокам и гарлокам — гулкие и громкие, от которых сотрясались стены.
— Огр! — крикнул кто-то сзади.
— Готовьтесь! — приказала Катона своим арбалетчикам.
С едва слышными щелчками арбалетчики зарядили оружие.
Порождения наконец хлынули из тоннеля. Защелкали арбалеты, болты полетели над головами кричащих Легионеров и впились в тварей, сметая их первую волну. Гарлок, стоявший перед Тавилой, свалился на землю с болтом, торчащим из глаза.
Мечникам тоже нашлась работа. Порождения прорвавшиеся через залп, нарвались на мечи и топоры, некоторых скидывали с обрыва. Гномы стояли крепко, словно срослись с камнем и отражали атаку за атакой. Но ровная линия не могла держаться вечно, скоро бой стал беспорядочной мешаниной.
Тавила не поняла, как оказалась в окружении Порождений. Где-то на периферии сражались другие Легионеры, но слишком далеко, чтобы ждать помощи.
Генлок замахнулся двуручным топором и Тавила едва успела подставить щит. Удар был такой силы, что оттолкнул ее назад, к стене. Генлок второй раз поднял тяжелое и медленное оружие в воздух. Тавила заблокировала его молот щитом и почти не глядя всадила кончик меча в щель между доспехами генлока, прежде чем он ударил. Быстрым движением Тавила освободила оружие и сразу же замахнулась вновь, снеся голову другому порождению. Слишком много. Невесть откуда взявшийся гарлок ударил Тавилу щитом в голову. В ушах зазвенело, а перед глазами на мгновение заискрили белые и алые вспышки. Она инстинктивно махнула мечом наискось. Хрипение, какое бывает если распороть врагу горло, подсказало, что гарлок мертв. Закрывшись щитом, Тавила стянула с себя шлем и бросила под ноги очередному порождению. То ли от неожиданной помехи, то ли от вновь сотрясшейся земли, порождение замешкалось и подставило бок под меч. Неожиданно порождения расступились, словно освобождая кому-то дорогу. Среди оставленных на земле тел, лежал Басс с лицом, залитым кровью. Тавила узнала топор.
Бум! Бум! Бу-ум...
Громогласный дикий рев сопровождал грохот приближающихся шагов. Со стен посыпалась крошка и из прохода, расширив его почти в двое, вышел огр, размеров раза в полтора больше, чем встречались Тавиле. За спиной огра верещала новая волна порождений.
— Да поможет нам Камень, — прошептала Тавила и с отчаянным ревом бросилась на огра вместе с оставшимися в живых Легионерами. Маленькая горстка гномов не собиралась продавать свои жизни за дешево. Все слишком напоминало ее последний бой перед тем, как Тавила ушла на поверхность.
Но в этот раз Тавила твердо рассчитывала умереть вместе со всеми.
Антива. Страна поэтов, цветов, красивых женщин и пламенных страстей. Несмотря на все невзгоды и разрушения, причиненные фанатиками Золотого Дракона, Антива все еще была прежней: дерзкой, пьянящей и смертельно опасной. Когда-то могущественная гильдия Воронов, негласные правители Антивы, теперь представляла собой жалкое подобие былого величия и фактически превратилась в набор разрозненных банд, которые время от времени начинали борьбу за первенство.
Однако с недавнего времени в бандах стало неспокойно. Пошли слухи о том, что некто из бывших Воронов собирается создать новую гильдию, с рулеткой и куртизанками, и набирает желающих, соблазняя щедрой платой и большими перспективами. Многие на такое открыто смеялись: если уж за эти годы Вороны так и не сумели вернуть бывшее величие, то новая гильдия двух неудачников обречена на полный провал. Но были и те, кто уходил из банд в эту странную «организацию» с пафосным названием «Орден Золотого Дракона».
Сначала само это название здорово шугануло местных: все решили, что Золотой Дракон воскрес, и красные храмовники вновь пришли по их душу. Но все оказалось гораздо проще: символом ордена был герб самой Антивы, а его задачей — служить этой самой Антиве. Без религиозного бреда, фанатизма и красного лириума. Возглавляли этот великий орден (состоящий из освобожденных рабов, нищих, воров и головорезов) действительно бывшие Вороны, которые вроде как участвовали в самой битве с пресловутым Золотым драконом.
Остаткам старой Гильдии, само собой, это по вкусу не пришлось, и они решили поставить зарвавшихся наглецов на место. Ликвидировать Орден вызвался Кривоногий Алонсо, который переживал не лучшие дни и всеми силами хотел выслужиться перед главарями. Вот только карательный поход так и не состоялся: во время похода в стан врага, люди Алонсо слегли с жесточайшим поносом, а сам бедняга упал с лошади. Да так неудачно, что помер. И когда «золотые драконы» въехали в лагерь, сопротивления никто не оказал.
По негласному закону бывшей Гильдии, победителю отходят как люди побежденного, так и его имущество. Так что Орден «Золотого дракона» пополнил свои ряды новобранцами и заимел заброшенное поместье в пригороде Антива-Сити, застолбив за собой место покойного Алонсо в бандитской иерархии Антивы. Понимая, что идти на конфронтацию с другими бандами — чревато, «золотые драконы» поспешили заверить всех в своем миролюбии, преподнеся главарям щедрые дары и согласившись выплачивать дань. Конфликт номинально был улажен. Но каждый понимал, что это ненадолго.
Яркий летний вечер, напоенный ароматом левкоев и роз, спускался на Антиву. На террасе игорного дома «Золотая ручка» было малолюдно, и дон Саманьего вальяжно развалился в большом плетеном кресле. Телохранитель почтительно зажег толстую сигару, которой затянулся дон. Саманьего не был антиванцем, он прибыл из Ривейна как раз перед Ночью Золотого Дракона, и не имел ни гроша в кармане. Но Антива — страна возможностей, за эти годы достойный дон сколотил целый капитал, и встал во главе торгового дома «Северный ветер». Деньги открыли ему путь в высший свет Антивы и принесли известность.
— Вам удалось узнать, кто стоит за этой шайкой с золотой ящерицей? — спросил мужчина, смотря раскосыми черными глазами на телохранителя. — Мне интересно, кто финансирует этих выскочек. Никогда не поверю, что такая шваль сама добывает себе пропитание. Учитывая, что они требуют встречи именно со мной… Мойзес? Этот старый лис постоянно пытается мне вставлять палки в колеса.
— Нам не удалось выяснить ничего. Они просто вынырнули из ниоткуда. Ходят слухи, что половину их, кхм… организации составляют освобожденные рабы, а другую — бывшие Вороны. Личность эльфа подтвердили: действительно, бывший Ворон, участник войны с Золотым драконом, а вот второй… — замялся телохранитель.
— Второй? — благосклонно сказал дон Саманьего.
— Его имя не известно. Есть только туманные подозрения на некоего Федерико Альвареса, но он, по всем данным — мертв. Причем — дважды. Погиб во время Ночи Золотого Дракона, и погиб во время боя с демонами.
Саманьего фыркнул и выпустил дым изо рта:
— У нас говорят, что не может быть мертв тот, кто жив в человеческой памяти. Быть может, это именно этот случай?
— Прошу прощения! Они здесь! — выглянул в дверь слуга.
— Проводи сюда, — велел дон Саманьего.
… Их было двое, не считая желтой собаки, при виде которой брови дона поползли вверх.
Эльф, золотоглазый блондин, в изысканном антиванском костюме из зеленого бархата и черноволосый мужчина в черной кожаной куртке, с двумя клинками на боку, один из которых сверкал алой лириумной руной.
Чем ближе подходили незнакомцы, тем больше у дона Саманьего возникало ощущение дежа вю. Он определенно видел черноволосого где-то раньше. Эта походка, эта манера, как бы невзначай касаться рукояти клинка… Лицо человека было ему не знакомо, но сквозь него словно проступали другие черты. А эта собака… Откуда она здесь?!
— Приветствую, господа, — протянул дон Саманьего. — Вы так настойчиво требовали встречи со мной… Присаживайтесь, не стесняйтесь. Итак, что вас ко мне привело?
Пришедшие галантно поклонились и сели в кресла.
— О, мы всего лишь прибыли выказать вам свое соболезнование, — улыбнулся золотоволосый эльф, изящно потянувшись к стоявшим на столике бокалам с вином. Он был бы невероятно красив, если бы не длинный шрам, тянувшийся от левого виска до правой скулы, но даже это не могло испортить впечатления, что перед ним дух красоты, пришедший из Тени. Эльф же, пока Саманьего задумчиво разглядывал его лицо, отпил небольшой глоточек и чуть прищурился, словно довольный кот. — Эти бандиты на дорогах — настоящая напасть верно? Ни один караван нельзя оставить без охраны, да такой, что за нее придется заплатить больше, чем за товары. Антива переживает не лучшие времена… Но даже в такие времена, когда в одном из ящиков обнаруживается осколок красного лириума, невольно можно подумать о том, что кто-то совсем отчаялся. Не выветрились еще из памяти города те ужасные события, произошедшие прямо в порту, на борту корабля под банальнейшим названием «Альбатрос»… И люди сейчас, если услышат о том, что некто пытается контрабандой провозить красный лириум, живо поставят беднягу на место. Или на плаху, это уж как вам больше нравится.
Дон хмыкнул, не прерывая монолога эльфа — по большей части потому, что у него был красивый, бархатный голос, пусть чуть хрипловатый, но оттого не менее приятный. Да и смотреть на него было вполне в удовольствие. Интересно, сколько бы дали за такой прелестный экземпляр, пусть и немного потасканный, в местном борделе? Наверняка больше пятисот золотых. Габриэль тем временем продолжил:
— Впрочем, это могло быть и простым совпадением. Если бы мы, скажем, вдруг выяснили, что контрабандный лириум попал в ящики по чистой случайности, или его, не приведи Андрасте, просто подбросили — не придется доводить дело до суда, верно? И до публичной огласки. Народ, как вы, несомненно, знаете, нынче очень легко впадает в ярость. Особенно на чужаков.
— Грубо работаете, — ни один мускул не дрогнул на смуглом лице дона Саманьего. — Не занимаюсь таким. Если это все, что вы хотели мне сказать, я вас не задерживаю. Обвиняете меня в контрабанде красного лириума? Обращайтесь в суд.
Габриэль нахмурился, покосился на своего спутника и пожал плечами, откидываясь на спинку кресла и снова пригубив бокал с вином.
— Предпочитаете болтаться на виселице или положить голову на гильотину? Ваше право. «Золотые драконы» только выиграют, если вы уйдете с их дороги. Впрочем… Может быть, мой друг сможет убедить вас лучше, чем я? — он посмотрел на Саманьего и улыбнулся — на этот раз улыбка была холодной и режущей, как кромка льда на реке в самый разгар зимы.
Темный согласно склонил голову и… заговорил на северном наречии, отчего дон Саманьего мимо воли подскочил в кресле.
— Здесь можно жить, правда? Хорошая страна, как раз для таких изгнанников, как я… И ты теперь, дражайший кузен. Честно говоря, я удивлен, что после феерического провала вашей аферы с красным лириумом, ты не убил себя. Предпочел бесчестье? Ты? Воин княжеского рода?
Невозмутимость слетела с дона Саманьего в одно мгновение. Теперь мужчина был просто в шоке. Минуту он смотрел на пришедших круглыми глазами, затем тихо выдавил:
— Гэйден? Это… Это невозможно! Ты не можешь быть им, ты — другой! Мой кузен мертв! Он… Стал деревом! — Шинджи облизал пересохшие губы.
— Звучит по-идиотски, не находишь? — хмыкнул Темный. — Да, мое тело было уничтожено, но Тэнгу спас мою душу и подарил вторую жизнь, в другом теле. Однако давай вернемся к тебе, дражайший кузен. Вижу, ты неплохо устроился: открыл целый торговый дом, в роскоши купаешься. На какие деньги? На деньги моего любимого братца, который он выделил на эксперименты с лириумом? А ведь они провалились. С треском. А финансы присвоил ты… Предварительно «убив» некоего Шинджи, что бы спасти свой род от позора, и став доном Саманьего. А твои верные люди подтвердили нужную легенду для моего тупого брата. Не везет Араши с братьями. Какого не возьми — та еще подлая сволочь, верно?
Антиванец подмигнул, и Шинджи на миг показалось, что он снова видит лицо своего погибшего кузена, проступившего сквозь чужую маску.
Боги, неужели такое возможно? И этот антиванец — никто иной, как Гэйден? Его походка, его мимика, его взгляд…
— Я… Не мог поступить по другому. Единственным моим поступком, после разгрома Инквизицией Красных храмовников, должно было быть самоубийство. Иначе весь мой род будет опозорен и лишен касты. Тебе знакомы обычаи нашей родины. Они не приемлют ошибок и поражений. Поэтому, северянин Шинджи «погиб», а дон Саманьего остался в Антиве, — ответил мужчина. — Я сделал это, что бы спасти свой род. Ты не знаешь, что это такое — отказаться от своей родины, от своей личности, чтобы спасти тех, кого любишь…
— Я — не знаю? — горько усмехнулся Темный.
Некоторое время они молчали. Наконец, Шинджи вытер пот со лба и фыркнул:
— Лириум… Я в долги влез, по горло. Деньги все равно пришлось возвращать Араши, даже после моей «гибели», а я уже вложил их в дом. Пришлось занимать у торговых принцев, а проценты у них — зверские. Вот и верчусь теперь. Если думаешь, что сможешь шантажировать меня этим — разочарую. У меня денег сейчас просто нет, — развел руками мужчина.
— Разве я говорил о шантаже? Габриэль же сказал — сотрудничество. Взаимовыгодное. Кто, как не мы, изгнанники на чужбине, поймем друг друга? У тебя есть финансовое поле, у нас — силовое. Если будем работать вместе — достигнем успеха, — пожал плечами Темный. — А когда достигнем успеха, отправимся эмиссарами от имени Антивы в Араш-Адар. И он не сможет не считаться с нами.
Снова воцарилось молчание. Шинджи раздумывал, позабыв о почти полностью сгоревшей сигаре. Затем взглянул на собаку:
— Тэнгу, значит? А я-то думал, откуда у местных собака из княжеского дворца? — дон откинулся на спинку кресла и его лицо вновь приняло непроницаемое выражение:
— Возможно, наше сотрудничество действительно будет взаимовыгодным. Пока что то, что я слышал о вашей… эм… организации, произвело неплохое впечатление. Стартовали вы резко и уверенно, и думаю, не остановитесь на достигнутом уровне.
— Именно так, — кивнул антиванец.
— Тогда не будем тянуть гнарфа за хвост и давайте обсудим условия сотрудничества: их наверняка немало с обеих сторон…
Когда человек и эльф (не считая собаки, конечно же) вышли из игорного дома, в котором состоялся разговор с Шинджи, Габриэль посмотрел вперед, туда, где расстилался залив Риалто, и вздохнул. Теперь он уже не был похож на прожженного Ворона-убийцу, эта маска уже давно ему не шла, и он не любил ее носить. Казалось, что он постарел, но не внешне — это было видно в глазах, ставших чуть более жесткими, и в движениях, резких и уверенных. И все же он был рад вернуться домой. Туда, где все началось, и где все должно было закончиться.
— Думаешь, он клюнет на эту наживку? Твой брат пытался нас убить, если ты не забыл. Прямо в этом самом городе, — он немного грустно улыбнулся, вспоминая времена, когда за ними гонялись не только Вороны, но и люди этого самого Шинджи. — А теперь мы сотрудничаем с тем, кто предал тебя и собственный род — дважды. Таким людям нельзя верить. Он предаст нас и в третий раз, если ему покажется, что это целесообразно. Уверен, что это хорошая идея?
— Надеюсь. Сотрудничество с Шинджи дает нам перспективы выхода из уровня криминальной банды в мир торговых сделок и деловых людей. Это поднимет наш рейтинг над всеми бандами бывшей Гильдии. «Золотые драконы» не могут быть криминальным сбродом, это — недопустимо. Мы не можем воевать с Гильдией, даже в ее бедственном положении — не те весовые категории. Но мы можем… Соблазнить ее, — подмигнул Гэйден. — Заставить ее воспринимать нас, не как врагов и конкурентов, а как сильных партнеров, в стан которых весьма соблазнительно перейти. Представь, что Гильдия — это большой лангет. Если его не прожевать, можно удавиться. Так что мы аккуратно разрежем ее на части, а потом поглотим их, одна за другой.
— Может, ты и прав, — с сомнением произнес Алькарас, который уже не назывался Чужеземцем — да и зачем? Здесь он не был чужаком. Антива всегда была его родиной. Хоть она и изменилась с того дня, как он, убитый горем и ощущавший внутри лишь пустоту после смерти Гэйдена, сел на корабль до Араш-Адара. — Но не забывай, что Вороны, даже ослабленные, даже раздробленные, остаются той силой, с которой приходится считаться. А у нас слишком мало людей и доверия местных, чтобы так рисковать. Да еще и название… кстати, почему ты выбрал именно его? Местные не доверяют никому, кто носит имя человека, разрушившего город и едва не превратившего Антиву в оплот краснолириумных фанатиков.
Гэйден усмехнулся. Неужели так и не догадался? Садящееся солнце бросало на лицо эльфа золотые отблески, и казалось, что он сияет настоящей позолотой, а глаза его сверкают, как драгоценные камни.
— Потому что Золотой Дракон Антивы сейчас стоит передо мной. И что-то мне подсказывает, что лучшего Золотого Дракона Антива никогда не имела и не будет иметь. За все свое существование, — тихо проговорил Гэйден.
Быть может, через много лет, уже не при их жизни, но «Орден Золотого Дракона» действительно станет той силой, которую во время своего расцвета представляла Гильдия Воронов. Только теперь вместо черных перьев падальщиков, нагоняющих ужас, она будет сиять золотой чешуей, освещая отблесками не только Антиву, а возможно и весь остальной мир. Он приложит все силы, что бы в историю Антивы вошел только один Золотой Дракон. И им будет не безумный лириумный фанатик.
Но это — всего лишь мечты далекого будущего, которое они уже не застанут. А в ближайшее время дел было невпроворот. Предстояло налаживать связи в деловом мире Антивы, переманивать на свою сторону лидеров банд, убирать врагов, наращивать влияние в самой бывшей Гильдии, да и заброшенное поместье не плохо бы отремонтировать…
Подоспели два телохранителя с лошадьми, и бывшие Вороны тронулись в путь. Гэйден взглянул на Габриэля, грациозно восседавшего на лошади. И внезапно подумал о том, что для них «спокойная жизнь» — понятие весьма растяжимое. Но по сравнению со всем, что они пережили, местные интриги и борьба с бандами, действительно были «спокойной жизнью».
Солнце уже село за горизонт, когда небольшая кавалькада выехала в предместье Антива-сити. На дороге попадались лишь запоздавшие купеческие обозы или крестьяне, бредущие с полей домой. Вдали туманом уже затягивали белые, словно жемчужные, виллы богачей и прилежащие к ним деревни. Ощущение умиротворения и покоя сходило на эту землю, вместе с вечерней прохладой.
Эта страна нашла отклик в его душе, и действительно становится его второй родиной. Как еще объяснить тот факт, что именно в буре антиванских смертельных страстей он и обрел долгожданный душевный покой и ощущение, которого ему не хватало все время пребывания на материке — чувство родного дома? Он обрел долгожданную родину, пусть и не ту, к которой стремился. И впервые, за десятилетия, он был действительно счастлив. Быть может потому, что весь смысл его жизни ехал сейчас рядом.
Что бы ни случилось со всем остальным миром, они всегда будут стоять спина к спине, и сражаться до конца за то, что им дорого. Не «любовники», не «ассассины», не «эльф» и «человек». А парные клинки. Которые создавались одновременно, и друг для друга. И которые по одиночке — неполноценны. И в этом мире, и за его пределами, уже ничто не встанет между ними. Ведь даже сама смерть не разлучила их.
В ту ночь в Антиве, в поместье, в котором обитали новоиспеченные «Золотые драконы», было тихо. Настолько тихо, что можно было услышать, как стучатся в стекло, привлеченные светом одинокой свечи, ночные мотыльки. Часто в такие ночи Гэйден просыпался, услышав, как стонет во сне Габриэль — ему снились кошмары. Иногда он даже что-то говорил во сне, но чаще просто кричал, и в этом крике был такой ужас и боль, что у Гэйдена замирало сердце. Воспоминания о войне, о жестокости кунари, Воинов Тумана и тевинтерцев, перемежались страшными воспоминаниями о Золотом Драконе. О том дне, когда человек, которого любил Алькарас, умер у него на руках. И он кричал. Как в тот день.
Такие кошмары продолжались несколько месяцев, и постепенно сходили на нет, и все же каждый раз, когда Габриэль начинал метаться по кровати, словно загнанный зверь, был как удар в сердце Чужеземца. Он просыпался, будил эльфа и успокаивал его — как мог. Все закончилось, говорил он в такие ночи, гладя золотистые, спутанные волосы, и прижимая дрожащее, словно от холода, тело к себе. Война пусть и не закончилась насовсем, но теперь она далеко и уже не доберется до Габриэля. Золотой Дракон мертв, а Гэйден — жив, они снова вместе, и больше ничто не сможет их разлучить. И Алькарас успокаивался. Он сворачивался клубком, словно кошка, и засыпал уже до утра, уткнувшись в плечо Чужеземца так умилительно-доверчиво, что в горле застревал комок. Словно убеждаясь в том, что Гэйден действительно рядом, что он не призрак и не сон.
Но в эту ночь все было иначе.
Габриэль проснулся так внезапно, что еще не спящий Гэйден подумал, будто у того начались приступы лунатизма. Резко открыв глаза, эльф посмотрел в потолок, затем перевел взгляд на свечу, горевшую на прикроватном столике, а затем — на самого Чужеземца. Губы у него пересохли, а на лбу выступила испарина. Присмотревшись, можно было заметить, что все тело его напряжено, словно перед броском в атаку, мышцы превратились в камень.
— Он нашел, — тихо проговорил Алькарас, и Чужеземец увидел, как в глазах, похожих на глаза сегеронской кошки, затаился ужас. — Человек… тот человек с глазами дракона. Он нашел то, что искал. Пламя… выжигает…
Вздрогнув так сильно, словно его скрутило чудовищной болью, Габриэль моргнул и посмотрел на своего возлюбленного так, словно впервые его увидел. А потом улыбнулся, хоть губы его и дрожали.
— Прости. Мне, похоже, опять приснился кошмар. Обними меня, прошу. — И он протянул руку, чтобы коснуться плеча Гэйдена, как делал всякий раз, когда воспоминания становились невыносимыми.
После этой ночи и во все последующие годы Габриэлю Алькарасу больше никогда и ничего не снилось.
— Твою мать, Борода, и почему именно я? Как так вообще получилось? — Джимми ругался сквозь стиснутые зубы, заново сворачивая распечатанное письмо. — Чтоб тебе...
Крысеныш еще некоторое время поливал грязью весь гномский народ, потом вдохнул поглубже и подбежал к одной из дверей. Ударил в дверь несколько раз — ответа он ждал будто вечность. Снова постучал. И снова. Услышав ругань и возню по другую сторону, сжал кулаки, набрал полную грудь воздуха и... кинул на порог письмо, кошель, а сам быстрым шагом свалил в переулок.
— Чтоб тебя огры поимели, Борода, — продолжил ругаться Джим.
Открывшая дверь гномка уже готова была на кулаках объяснить, как надо вежливо стучать в дверь, однако, никого не обнаружив, взяла предметы с порога и зашла в дом. Раскрыв бумагу и прочитав первые строки, Эльди поспешила присесть.
«Дорогая Эльди!
Милая моя
Лапуля, вот тебе письмецо и кошель в довесок к тому барахлу, которое должен был передать один пронырливый эльф! Эта сволочь ушастая передала же, м?!
К чему это я? А! В общем, от отряда этих бездельников я ушел по Тропам, вместе с Серыми Стражами. С Аури! Я тебе говорил, помнишь? Помнишь, куда ты денешься, я ж все уши тебе этими рассказами забил, чтоб у меня борода выпала. Задаем жару тварям, ха! Трахни меня Создатель, ежели вру!
А еще я не выберусь отсюда, вот такое я нажье дерьмо. Подохну тут, кинув тебя. Сижу вот, пишу, а сам думаю о твоей отличной жратве и жарких ночках, хе-хе. Там золотишко в кошеле, хотя уверен, что крысеныш хапнул себе малость. Но тоже деньги.
Я..
Знаешь
Спасибо, Эльди, что терпела такую задницу, как моя. И знай, Бодарт Радбирд помирает, как положено мужчине — в бою! Так своему папаше и передай, а то знаю — начнется всякое!..»
Девушка сидела, невидящим взглядом буравя стену напротив. Нет, конечно, она уже знала — посланец Серых рассказал. Но бумажка — словно из прошлого... В соседней комнате раздался детский плач.
«p.s. Эльди, пускай Дома Радбирдов уже нет, но расскажи Ремису, что он — самый настоящий Радбирд! И пускай несет имя гордо! И отрывает яйца каждому, кто посмеет хоть улыбнуться за имя или имя его отца! Клянусь Предками, иначе я вам устрою!»
Он сделал все правильно — так подсказывало чутье. «Алые Драконы» — явно не то, что готовил ему Камень. А потому Аури и её отряд были как зов Предков — и сделав шаг вместе со Стражами, гном отчетливо понял, что вряд ли увидит это треклятое небо еще раз.
«В Камне родился, в Камне помер, мда?» — гном причмокнул губами и невесело хохотнул.
Краснобородый не задавал вопросов, какого Архидемона Серые искали на Тропах в этот раз — не его это дело. И потому по большей части в пути Бодарт молчал, общаясь лишь по необходимости, либо же с Аури на привалах. Эльфийка сильно изменилась, даже очень сильно — и Краснобородому было очень жаль её. Но, боясь задеть, гном ни разу не подал виду, иногда наоборот даже подначивая девушку.
Любимым же развлечением Бодарта стало делать поход просто невыносимым для Лартона — Стража, который во время их встречи с «Драконами» не хотел помочь несчастной Сейтесс. Гнома иногда даже утомляло постоянно подкалывать и всячески злить Серого — порой с огромным усердием находя новую причину придраться к нему.
«Вот нехрен было обижать эльфку!» — каждый раз со злорадством думал гном, глядя на Лартона, разъяренного от очередной выходки Бодарта. Конечно, в бою они могли стоять спина к спине, но вот на привале или когда опасности не было рядом... В общем, Краснобородый отрывался как мог.
Вот и сейчас, вальяжно положив молот на плечо, Бодарт в который раз спрашивал, почему Лартон не в юбке? В первый раз Серый поинтересовался, а с какой, собственно, стати он должен был быть в юбке? «Ну дык бабы обычно юбки да платья носят, нажья твоя башка», — хохотнул в ответ гном. Смешно или нет остальным — Бодарта мало волновало. Сам пошутил — сам посмеялся, а этого достаточно.
— Слышь, Лартон, я вот все думаю: а что, если тебя... — гном оборвал шутку, резко остановившись и повернув голову в один из отходящих туннелей. Он не мог не заметить, как напряглись и Стражи.
— Порождения... — кивнула Аури, говоря тихо, почти шепотом. — Близко. Очень.
Несколько Серых подняли луки и посохи, направив на проход, к которому аккуратно двинулся Радбирд.
— Бодарт, не надо! — возразила эльфийка.
— Свали оттуда, гном! — это уже Лартон.
Прикоснувшись к стене туннеля, Бодарт поднял голову и в голос бросил:
— Быстро, сваливаем отсюда. Через те комнатушки. Сиськи Андрасте, там их десятки, если не сотни.
Серые согласно кивнули — они и сами чувствовали едва ли не лучше гнома. Равно как и то, что Порождения приближаются не только из этого прохода — в глубине других также отчетливо чувствовалось присутствие тварей. Они приближались и достаточно скоро.
— Уходим! Боя не давать! Мы обязаны вернуться в Андерфелс с добытой информацией! — голосом, не принимающим никакие возражения, крикнул Лартон. Бодарт согласно кивнул — их группа не выдержит натиск.
Быстрым движение руки в туннель полетел малый молот, а за ним еще несколько стрел — в ответ раздался вой.
"Крикуны. Значит, не показалось" — сплюнул Радбирд, делая несколько шагов назад.
— Сваливаем к хренам, — снова выдал очевидное Бодарт. — Разведчики уже здесь, значит и вся орда скоро тут будет.
Отряд двигался быстро, пересекая какой-то заброшенный тейг — даже глубинных охотников или пауков не было ни видно, ни слышно. Через час-другой беготни, за спинами раздался рык, от которого у гном волосы на шее встали дыбом.
— Это...?
— Огр, — злобно выплюнул Бодарт. — И, кажется, эта тварь там не одна. Мать моя эльфийка, быстрее, дылды наземные!
То, что от погони оторваться вряд ли удастся — было понятно каждому, а потому главной задачей было найти идеальное для обороны место.
— Там! — тыкнул пальцем в сторону гном. Они пересекли небольшую комнату насквозь, вывалившись в просторный зал.
— Не даем им и носу показать из комнаты! — взревел Лартон.
— У них и нет носов… — буркнул Бодарт, держа наготове молот.
— Твою мать! — послышалось из-за его спины.
— Что? — гном развернул голову и сразу увидел причину недовольного возгласа — выход из зала был перекрыт массивной каменной дверью, которая не хотела поддаваться просто так. А времени ковыряться с ней просто нет.
Глаза гнома заскользили по стены, потолок, полуразрушенные колонны, чертова дверь в комнатушку... Взгляд резко остановился над проемом и Радбирд горько усмехнулся.
«Вот и всё, пора», — Бодарт поставил молот на пол и достал из-за пазухи небольшой сверток, который кинул под ноги Лартону.
— Придержи-ка Аури, — процедил сквозь зубы гном, глядя прямо на Стража. Лартон, поймав взгляд, понимающе кивнул, подошел к нахмурившейся было эльфийке и крепко взял под руку. В этот момент, гном, с несвойственной ему прытью, рванул в ту комнату, развернулся и нанес несколько ударов молотом прямо по стенкам дверного проема. Потрескавшийся от времени камень заскрипел, покрылся еще большим количеством трещин и, после очередного удара, устремился вниз, наполняя зал грохотом, который заглушил крик девушки.
— Вот так вот! — довольно осклабился гном, глядя на завал. Когда шум чуть утих, он что было силы крикнул. — Девочка, тут конец моих путешествий! Успокойся — я там, где должен быть! А сверток передайте Эльди, адресок там на бумажке есть! Всё, сваливайте, нажьи дети!
Логика была проста: завал не смог бы остановить тварей надолго. Можно было бы, конечно, взять кого-то из Стражей охранять его, тем более Бодарт был уверен, что некоторые Серые с радостью бы пошли на такое...Но нет, это — его последний бой и лишних жертв ему не хотелось. Тем более не было никакой уверенности, что твари не нагонят отряд, а тогда — не дайте Предки! — каждый боец будет на счету.
Невнятное бормотание и хрипы за спиной прервали любование гнома завалом.
— Ну, куски дерьма, кто первый? — хрустнув шеей, Бодарт отвел молот для замаха и двинулся к внешним дверям, где недалеко уже маячили несколько гарлоков и крикунов. Твари ответилы дружным ревом. — Вот как? Ну, как хотите, все так все. Иэх, НУ ЖЕ, ВЫСЕРКИ, НУ ЖЕ!!!!
Распаляясь с каждым шагом, гном впадал в боевой раж, и вот уже бегом сближаясь с Порождениями. А за спинами разведчиков, пока еще далеко, неслась орда, заполняя Тропы гулом и ревом...
Краснобородый сидел на камне и негромко насвистывал какую-то незатейливую мелодию, рукавом рубахи вытирая молотовище. Возле ног валялись тела чуть менее, чем десятка тварей. Еще, пожалуй, столько же было снаружи. Его броня превратилась в порванный хлам, правый глаз заплыл, левое плечо — там, где его достали когти крикуна — нещадно жгло. Не иначе как Скверна. Тонкая струйка крови, стекающая со лба по переносице, усам, всклоченной бороде, и оканчивающая свой путь на рубахе, оставляла весело сверкающий след. Сам же гном оказался в созданной им самим эдакой каменной гробнице — за спиной Радбирд был завал, за которым пустовал зал, где некоторое время назад он покинул Стражей; перед ним был обрушенный выход из комнаты на Тропы, где сейчас копошились всевозможные гарлоки и генлоки, не в силах сдвинуть камни и явно ожидая «тяжелой артиллерии» в виде огров. Поймав эту мысль, гном даже вывел руны своей кровью на стене: «Здесь обрел последний приют Бодарт Радбирд, Мастер Молота из Орзаммара, наследник Неваррской короны, наемник «Алых Драконов», нашедший Браннворт», а ниже криво, даже по-детски, нарисован молот. Даже симпатично вышло — вона как поблескивает и переливается, а он-то думал от красного лириума совсем только беды.
Время от времени, Бодарт отпускал похабные шуточки, криком давая знать тварям где и кто, и до какого колена...тем самым дразня и давая понять, что он, такой вкусный гном, все еще живой и сидит тут. Буквально рукой подать.
Краснобородый положил руку себе на грудь — туда, где покоились цепочка с клыком от Тавилы, амулет Регины и осколок кристалла Браннворта — и прикрыл глаза, тяжело вздыхая. Сил практически не осталось.
— Ну же, «Дыраконы», еще парочку этих слизняков, хотя бы пару взмахов, — тело отвечало свинцовой тяжестью. Но Бодарт, морщась от боли и опираясь на молот, поднялся на ноги. Дышать становилось все труднее и труднее. Гном сплюнул кровавый сгусток на землю:
— Ну че вы там копаетесь, сучьи дети? Быстрее, мать вашу так да эдак! — заорал Краснобородый, унимая усталую дрожь в руках и перехватывая молот. Ведь несколько камней завала вроде как подрагивают, да и грохот вроде бы был. — Я — Бодарт Радбирд, чтоб вы сдохли от пожирания моего зараженного трупа, куски дерьма! Давай, по одному! Ии-эх!!
Аури погибла много позже — через пятнадцать лет после событий, произошедших на Глубинных Тропах. Одна из немногих эльфов, которые не присоединились к восстанию, а остались верны долгу Серых Стражей, она выступила против начавшегося Мора, еще тогда, когда Андерфелс и Вейсхаупт считались неприступными. Когда Порождения Тьмы полезли на поверхность возле крепости, она самоотверженно защищала Первого Стража — и пала. Как многие другие. Как предстояло пасть еще сотням и тысячам.
Но в тот момент, когда ядовитая стрела генлока вонзилась в ее грудь, пробив кольчужный доспех, Аури не сожалела ни о чем. Скверна уже разъедала ее изнутри, и в ее голове уже отзывался эхом таинственный Зов. Но последней мыслью эльфийки было совсем другое.
«Рикард, Реми, Бодарт… милые друзья… Я увижу вас снова».
Подписание мирного договора состоялось вечером. Место было выбрано специально и не без умысла: тут прошла последняя масштабная битва между войсками Империи и Кунарийского Триумвирата. Полуразрушенная, еще не до конца очищенная от тел и следов битвы крепость, которую имперцы звали Ключ, а кунари — Саар Мераад: «Опасный Прилив».
По взаимной договоренности на встречу пришли только те, кто будут решать: быть миру или нет. Как знак доброй воли обе стороны пришли с минимум охраны и старались вести себя как можно вежливей, пускай это и доставало определенные неудобства кунари, привыкшим говорить то, что они думают и относящиеся к политическим играм с недоверием. К счастью для них, их враг — маг Тиберий — был таким же.
Стороны расположились под скромным навесом в центре внутреннего двора крепости: одном из немногих очищенных мест в этом полуразрушенном укреплении. Тиберий сидел на стуле с левой стороны стола, всем видом излучая спокойную доброжелательность. Справа от него находился посол Империи на Сегероне, отправленный на остров Архонтом после получения радостных новостей. Сам Архонт, впрочем, прибыть отказался, сославшись на какие-то непонятные и очень важные дела в Минратосе. Слева от мага сидела Церес, помимо родственной и духовной связи с Тиберием бывшая еще и его заместителем и командиром флота, доставившего множество проблем военно-морским силам Триумвирата. Напротив имперцев сидел Триумвират: Аришок, Аригена и Арикун. Напряжение царило в воздухе, пока Тиберий, коротко кашлянув, не сказал, обращаясь к кунари на их языке:
— Мы прибыли сюда чтоб подписать этот договор, — он указал рукой на длинный свиток, разделявший стол напополам, словно граница. — И я хочу знать, если у вас какие-либо уточнения по нему.
Над текстом и формулировками договора ломали умы лучшие дипломаты Империи и Куна, стараясь подставить друг друга в рамках игры. Но все сводилось к трем тезисам: граница между Империей и Сегероном (точнее, точное ее расположение, поскольку первый вариант с разделением острова пополам был отвергнут Тиберием с позиции силы: Ключ он все же взял, открыв дорогу дальше на восток Острова), статус беженцев из числа местного населения, принявшего Кун и статус аборигенов — Воинов Тумана.
Первый пункт гласил, что кунари оставляют за собой примерно треть острова, в основном его северную часть, уходя из всех прибрежных фортов южнее города Сехерон, а в сам город должны будут пропускаться имперские торговцы.
Второй пункт закреплял за беженцами право либо принять подданство Империи, не отказываясь от веры (но с запретом на пропаганду и принятие в свои ряды кого-либо из граждан Империи, не имевших ранее отношения к Куну), либо уйти на территории, подконтрольные кунари. Тут копья ломались долго и все остались не очень довольны.
Третий пункт, как ни странно, был принят легко и непринужденно: и Тиберий, и Триумвират были не против прекращения партизанской борьбы на острове и, одновременно, были не против полного уничтожения аборигенов. Этот вопрос как раз и требовал основного уточнения — обтекаемые формулировки были очень зыбкими и не до конца понятными.
— Уничтожать врага вместо того, чтобы использовать его во благо Народа — непримиримая глупость, — высказался Аришок. Говорил, в основном, он, поскольку именно за ним было решение всех военных вопросов. Аригена и Арикун присутствовали скорее для формальности, чем для внесения уточнений. Правда, о втором пункте пришлось договариваться с Арикуном. — Те, кто называет себя «Воинами Тумана», должны присоединиться к кунари.
«Хотят они того или нет», — повисло в воздухе продолжение фразы. Аришок выглядел уставшим, но держался крепко и уверенно. В отличие от многих своих собратьев, у него не было рогов. Рога были не просто спилены, они отсутствовали полностью, делая внешний вид Аришока чуть более человечным, и вместе с тем немного пугающим. Длинные белые волосы были туго заплетены в дреды и завязаны в хвост, как и борода. За спиной у него красовался длинный двуручный меч. Несмотря на то, что оружие было выковано десятки лет назад, за ним ухаживали с таким тщанием, что выглядело оно совсем как новое, а острое, как бритва, лезвие тускло и угрожающе сверкало в закатном солнце.
Тиберию не нравилось поведение Триумвирата. Казалось, что они приехали неохотно, что победа Империи их нисколько не удручила. Словно они что-то планировали, что-то куда масштабнее, чем мелкая затяжная война на небольшой части Сегерона. Возможно, они бы сдали остров, если бы не их непробиваемое упрямство. И вместе с тем, магу казалось, что они уж слишком легко согласились на перемирие. Это было совсем не похоже на врага, с которым Тевинтер боролся сотню лет без особых успехов.
— Почему именно к кунари, а не к Империи? — спросил Тиберий, подаваясь вперед. Он ненавидел политику и считал, что ею занимаются только отъявленные мерзавцы. И себя к ним ни в коем случае не относил. — Я не буду говорить о форме, я говорю о сути: мне, — он выделил это слово особой интонацией, подразумевая под этим не себя лично, а всю страну, — не выгодно, если они примут сторону... Куна. — Это была игра на грани, но маг все же сумел удержаться в рамках приличий, не называя кунари теми, кем они для него являлись — врагами.
— Потому что добровольно «Воины Тумана» никогда не перейдут на сторону Тевинтера, — Аришок негромко фыркнул, словно вынужден был объяснять очевидные вещи маленькому ребенку. — У нас есть средство, с помощью которого они могут забыть о своей воинственности. Те, кто пройдет этот процесс, уже не будут представлять угрозы ни для вас, ни для кунари. Убивать их нет нужды.
Очевидно, что он имел в виду ядовитый газ, которым люди превращались в послушных рабов, в ходячие инструменты, которые могли заниматься простой, монотонной работой — например, копать руду или прокладывать дороги. Раэна, когда услышала об этом, испытала такое отвращение, что оно было буквально написано у нее на лице. «Это хуже смерти, — сказала тогда Тиберию хасиндка, известная своим свободолюбием. — Даже хуже вашего Усмирения. Они убивают не только эмоции и сны, но и самую человеческую суть». Впрочем, мнение Раэны мало кто разделял — заливать остров кровью местных жителей казалось решением не таким уж хорошим.
— Я наслышан про ваши методы, — только что натянутый как стрела Тиберий расслабился и откинулся на стуле, непринужденно постукивая пальцами по подлокотнику. — И мне они не нравятся... Впрочем, если вы, — вновь выделенное интонацией слово, означающее нечто совершенно противоположное тому, что он имел ввиду,— не будете их использовать в военных действиях, то я не имею ничего против. Однако, — маг позволил себе слабую, но от этого не менее ехидную, улыбку. — Не думаю, что они на это согласятся добровольно. А я не хочу пачкать свои руки кровью невинных.
— Об этом кунари позаботятся сами, — не моргнув глазом и все так же сохраняя спокойный, не надменный, но уверенный тон, ответил ему Аришок. — На Сегерон уже направлен отряд Бен-Хазрат, которые получили инструкции по работе с местным населением. — Об этом Тиберия никто не предупредил, но кунари посчитали это самим собой разумеющимся правом. Если на острове остались шпионы Кун, это могло осложнить дело. Однако то, что Триумвират в полном составе согласился на переговоры, уже было редкой удачей. И хотя все указывало на то, что Сегерон не так уж и нужен кунари, они все равно не собирались сдаваться слишком легко. И хотели получить все, что можно было получить. Кунарийская практичность иногда до невозможности бесила. — Если мы с этим закончили, — после небольшой паузы продолжил Аришок. — То у Триумвирата есть и другие дела, которые требуют немедленного внимания.
— У меня тоже,— уже открыто усмехнулся маг. — По остальным тезисам вопросов нет? Тогда пора скрепить договор подписями. — «Все равно это только бумага», — думал Тиберий, принимая из рук служки стальное перо. — «При первой возможности я вас раздавлю...»
О чем в этот момент думал Аришок — было известно только богам, но он с каменным выражением лица поставил свою подпись на документе, затем передал его остальным членам Триумвирата. Подпись, как и подобные документы, были чужды Куну, но специально ради этого они старательно вывели «Аришок», «Аригена» и «Арикун» на полагающихся для этого местах на свитке. Вряд ли подписанный документ для них хоть что-то значил, но если Тиберий кое-что и знал о кунари, то только то, что они ненавидят ложь. И если они согласились на сделку, то будут ее соблюдать… до тех пор, пока не появятся обстоятельства, которые будут иметь для них куда больший вес, чем договор с «басра».
После подписей главных действующих лиц свои имена для истории оставили Церес и посол Максимилиан. Расплавленный воск закапал на пергамент, дважды глухо стукнули печати: вычурная имперская и топорная кунарийская. Рассеялось напряжение и даже, казалось, потянуло озоном, как после хорошей грозы. Сидевший справа от Тиберия мужчина не выдержал и выдохнул, словно бы скидывая с плеч тяжкий груз. По невидимому сигналу Триумвират и имперцы поднялись и, после короткого обмена взглядами, разошлись к своим.
Тиберий задумчиво поглядел на потемневшее небо — солнце уже давно зашло за горизонт, обозначая конец этого долгого, но плодотворного дня — и, встав перед своими гвардейцами, поднял руку, сжатую в кулак:
— Слава Империи!
Лазурный берег на закате жаркого дня выглядел особенно прекрасно. Стрекот цикад в зарослях густых тропических растений, захвативших опушку джунглей и подбиравшихся к скалам гавани, становился все громче, словно кто-то специально подавал знак насекомым затевать свой трескучий концерт. Большие розовые птицы (как позже выяснилось, их название было таким же красивым и изящным, как и они сами — фламинго) неподалеку старались перед ночной темнотой ухватить последний улов рыбы, расхаживая по мелководью да длинных и тонких ногах. Солнце, этот гигантский оранжевый шар, теперь постепенно превращалось в сплющенный овал, который вскоре растянется тонкой полосой над морем, а затем и вовсе исчезнет. Но сейчас его лучи, озаряющие зеленовато-голубую воду, кристально-чистую настолько, что можно было разглядеть камни, белый песок и водоросли на дне в мельчайших подробностях, растекались по поверхности моря, в этот день спокойного и ровного, словно расплавленное золото.
Шен сидела на берегу, размышляя о том, сколь многое изменилось после того, как последний из бывших членов «Алых драконов», оставшихся на Сегероне — РиматМорейн— уплыл в столицу. Они почти не общались после того краткого разговора по дороге из этой самой гавани в лагерь, когда косситка бросила ему свои слова, словно обвинение. Словно пощечину. Она и сама жалела о них, но никогда не думала, что сказала неправду. После его отъезда ей стало лучше. Каждый вечер магесса приходила сюда, в этот тихий залив, иногда плавала в море, если погода была хорошей, но сегодня ей просто хотелось посидеть, ухватив последние минуты сегеронской жары, и полюбоваться на море. Может быть, она просто соскучилась по путешествиям. Остров нравился ей, особенно теперь, когда война наконец затихла и можно было почти без опаски перемещаться по дорогам и форпостам, но ее следы все равно были повсюду. Как шрамы на теле старого воина. И от этого никуда было не деться. Везде были следы войны… кроме гавани, в которой Шен могла ненадолго об этом забыть.
Когда солнце окончательно зашло за горизонт, фламинго улетели на ночлег, а цикады совершенно разбушевались, Шен наконец поднялась, отряхнула свое укороченное одеяние от песка и направилась в лагерь, который теперь превратился в небольшое поселение, почти настоящую деревню, все еще носящую легкий налет воинственности. У опушки ее ждала лошадь, которую она оставила себе после того дня, когда уехали «Драконы» — к животному магесса привыкла. Сев в седло, она осторожным, медленным шагом поехала к деревне.
«Всего достаточно только в день победы». Эта прописная истина уже не раз приходила на ум Лорусу Ноксу, который, как ошпаренный, бегал по лагерю и разбирался с теми делами, которые он отложил в долгий ящик перед походом на крепость. Иногда ему казалось, что кроме него легионом никто не управляет: его заместители и заместители его заместителей делали грустные и извиняющиеся лица и перекладывали ответственность с себя на кого угодно.
Из-за этих проблем он не смог попасть на историческое подписание договора с кунари. Война, прошедшая для остальных стран Тедаса как-то мимо (удачное прикрытие в виде действий Инквизиции и Корифея сработало на все сто, иногда генералу казалось, что все это было придумано Тиберием, пускай маг и отбивался от подобных нападок), вскрыла все проблемы военной силы Империи: без умного, хитрого и смелого лидера, которым являлся Тиберий, они бы проиграли кунари с треском. Лорус трезво оценивал свои способности и рассчитывал поравняться с магом в области планирования операций не ранее, чем через полвека обучения. И то не факт.
Однако, кроме вполне мирских дел, связанных с управлением легионом, часть его разума была занята мыслями о душевных муках, а именно о Шен. Беззлобные подколки Церес, которая, что поразительно, знала все и обо всех, будто бы она была начальником разведки, вызывали у потрошителя глухое раздражение и матерные филиппики в адрес обнаглевшей дочери гранд-адмирала. Впрочем, по здравому рассуждению, Лорус сам не мог понять, почему он привязался к косситке. Если глядеть со стороны, в ней ничего такого не было, но Ноксу она нравилась. Все же он тоже был не самым простым человеком на острове и, следуя закону о «двух одиночествах», у него и не было иного выбора, кроме одинокой косситки. А потом ему выбор уже был и не нужен, так как девушка полностью завладела той частью его мыслей, что не были направленны на службу его стране.
Закончив с разгребанием бумажных завалов, потрошитель вышел из шатра. В лицо ударил холодный вечерний ветер: Нокс проторчал в своей палатке почти весь день. Достав трубку, Нокс с наслаждением набил ее табаком, который ему преподнесли в подарок его помощники, и начал прогуливаться туда-обратно мимо входа в шатер, разминая затекшие мышцы ног и того, что пониже спины, в ожидании Шен, выпуская аккуратные колечки дыма в пряно пахнущий холодный воздух вечернего Сегерона.
К тому моменту, как магесса подъехала верхом к самому шатру и только возле него спрыгнула с лошади, солнце уже почти зашло. Быстро и стремительно, как это всегда бывает на севере, опускалась непроглядная ночная темнота. Через час-другой на темно-синем бархате неба высыплют яркие, близкие и невероятно многочисленные звезды, но пока что, в этот краткий период на границе дня и ночи, на дворе стоял удушающе-серый туманный полумрак. В этом сумраке силуэт Шен казался призрачным, когда она подошла к Лорусу и сложила руки за спиной, словно ученица какого-нибудь престарелого, убеленного сединами мага Круга.
— Для меня новой работы не нашлось? — спросила косситка. После того, как наемники уплыли, она заскучала. Ей не очень нравилось чувствовать себя «пятым колесом», поэтому она старалась по мере сил помогать восстанавливать разрушенное войной и расширять территорию лагеря-поселения. Что было еще более странным, после того неожиданного визита в офицерский шатер перед битвой за крепость Шен не пыталась сблизиться с Ноксом, хотя он иногда замечал на себе ее задумчивый взгляд. Возможно, она просто боялась — после стольких неудач услышать еще одно подтверждение о том, что Шен не заслуживает серьезных отношений, было бы слишком жестоко. Но магесса все равно старалась держаться поблизости. Она даже поставила свой шатер, в три раза меньше шатра Лоруса, совсем рядом. В защите косситка не нуждалась — узнав о том, что она владеет магией крови, затевать с ней ссоры никто не рвался. Впрочем, и завязывать дружбу тоже, уж слишком многие не любили магистров, с которыми прочно ассоциировался такой вид магии.
Нокс недоуменно поглядел на «хрупкую девушку», как не без ехидцы называли Шен некоторые солдаты, и покачал головой:
— Да нет... — он пожал плечами. — Все спокойно. Впрочем, разведчики сообщили о какой-то непонятной активности на севере.
Помолчав какое-то время, он перевернул трубку и вытряхнул пепел и не до конца прогоревший табак на еще горячую после жаркого дня землю. Задумчиво уперев взгляд на чубук курительной приспособы, он долго молчал, словно бы что-то обдумывая. Но на самом деле из его головы внезапно исчезли вообще все мысли, череп словно бы сдавили тиски и свет перед глазами начал меркнуть. Пошатнувшись, он тряхнул головой и вновь обратил внимание на стоявшую перед ним Шен:
— Можно смотаться проверить, завтра с утра... — протянул он, машинально дергая себя за мочку уха. — Благо территория там наша, никто мешать не будет.
— Активности? — она чуть склонила голову набок, нахмурившись. За прошедшее время ее волосы почти достигли прежней длины, а может, и даже более того; и на острове, при сильной жаре, она завязывала их в высокий конский хвост. Сейчас из-под шнурка, которым были перехвачены волосы, выбилось несколько длинных прядей, придавая ей несколько подростковый вид. За все время путешествий по Империи и до сегодняшнего дня никто толком и не мог сказать, сколько ей лет — сама магесса этого не помнила, да и не считала такой уж важной информацией. Но одно было ясно точно: сейчас, в мантии до колен с отрезанными рукавами, потемневшей от загара кожей и высоко заплетенными волосами, она выглядела весьма привлекательно. Хоть и сама, скорее всего, этого не понимала. — Какого рода активности? Если там враги… может, не стоит тогда идти одним?
Сев на простенькую, сбитую из бревен скамеечку, она положила ногу на ногу и оперлась локтями на колени, глядя на потрошителя снизу вверх. Высокие шнурованные сандалии, которые здесь носила магесса, немного разболтались, и она принялась покрепче затягивать ремешки, одновременно вслушиваясь в обычный вечерний шум поселения. Скорее по привычке, чем ожидая проблем, но у прошедших войну на острове такая привычка въедалась под кожу.
— Да какие там враги, — отмахнулся Лорус, подавив желание совершенно дурацки захихикав. И верно: даже Воины Тумана присмирели и, видимо от недостатка мозгов, сбежали от Империи к кунари. Нетрудно было представить, что их ждало в этом случае, но Лорус вполне разделял мысли Тиберия, Церес и остальных генералов: убивать мирных жителей плохо. А без таких убийств прекратить партизанскую деятельность на острове не получилось бы. Так что кунари, сами того не желая, оказали Империи большую услугу.
— Там что-то магическое, но я не хочу посылать этих недоучек незнамо куда. Лучше нам с тобой прогуляться и проверить все. Если что — всегда успеем сбежать,— Нокс окончательно расслабился и присел на скамейку рядом с Шен. — Нет, не хочешь — не поедем, но все же какое-никакое, а приключение,— потрошитель вздохнул. — Обрыдло мне тут уже... Видеть эти бумажки не хочу!
— Магическое? — на лице косситки отразилось беспокойство. Остров был малоисследован — когда здесь обитали кунари, они предпочитали не приближаться к некоторым местам, где, по слухам, находилось множество руин, оставшихся от когда-то богатой и культурной цивилизации, обитавшей на островах. Были ли они возведены теми, кто сейчас называл себя Воинами Тумана, или совсем другими людьми, жившими на Сегероне еще до этого, никто не знал. Возможно, что они остались от древних арлатанцев, но точно об этом сказать было нельзя. И если сейчас там происходит волнение в Завесе... то лучше разобраться с этим быстро. Никому не хотелось, чтобы из разрыва повалили демоны и осадили поселение. — Что-то опасное? — вопрос был глупым. Если бы это действительно было что-то смертельно опасное, туда послали бы отряд магов, а не двух не так давно прибывших. Скорее всего, это простая формальность для отчета. Мотнув головой, Шен улыбнулась собственным мыслям. Она изо всех сил старалась не становиться военной, держаться подальше от всего этого, но у нее получилось плохо. Мечты об обучении в Минратосском Круге с каждым днем все дальше и дальше уходили на задний план и, возможно, никогда не осуществятся.
— В общем, решай, хочешь ты пойти со мной или нет. — пожал плечами Лорус. — Если нет, то пошлю магов... На самом деле это я тебя на прогулку, по сути, приглашаю. — потрошитель улыбнулся.
— Вроде, как "свидание"? — усмехнулась косситка, наконец расправившись с ремешками. Подняв голову и прищурившись, она наблюдала, как солнце быстро исчезает за горизонтом. Правда, за густыми зарослями окружавших лагерь джунглей самого горизонта было не видно, зато отлично видно отражение закатных лучей на густых облаках. Опускался туман. — Темнеет. И холодает. — Шен содрогнулась, потерев плечи руками. Над деревней уже разносился тусклый свет зажигаемых масляных фонарей и факелов. Она вдруг вспомнила Мараада, этого немногословного старого воина-кунари. Он вовсе не показался ей тогда варваром, из тех, кто отрезает магам языки и кем пугают тевинтерских детей. И все-таки...
— Вроде как да, — серьезно кивнул Лорус. Проведя рукой по волосам, он задумался на некоторое время, а потом добавил. — Если тебе холодно, то следует... согреться. — он с хитринкой глянул на косситку.
— И что ты предлагаешь? — она как будто улыбнулась мельком в ответ, но в глазах ее появилась грусть. Непонятно откуда взявшаяся. А Лорус, который во взаимоотношениях не особо смыслил, все никак не мог взять в толк, откуда она и почему. Но уже через минуту и это исчезло. Ее смыл вечерний туман, перетекающий в плотную, густую темноту, которую с трудом могли разогнать огни поселка. По крайней мере, Шен больше нравилось воспринимать это как "поселок", а не лагерь — лагерь предполагал войну, а от войны она устала, хоть и участвовала в ней совсем недолго. Жестокость этой войны с лихвой окупала быстротечность.
— Предлагаю пойти спать, — вздохнул Нокс, заметив грусть в глазах девушки. — Завтра рано вставать. — потрошитель поднялся со скамейки и потянулся. — Доброй ночи.
Коротко кивнув девушке, генерал развернулся и, ссутулившись, медленно пошел к своему шатру.
— Эй! Постой! — Шен поднялась и пошла за потрошителем, понимая, что чем-то его обидела. То ли сказала что-то не то, то ли посмотрела как-то не так. — Извини. Я просто... — она опустила глаза и уставилась в землю, сцепив руки за спиной. Похоже, что ее смелость перед битвой за крепость была продиктована отчасти страхом, отчасти уверенностью, что завтрашний день может не наступить. Слишком много думать было вредно, особенно для нее. — Можно пойти с тобой? — пробормотала девушка наконец, все еще не поднимая взгляда.
Нокс медленно повернулся к окликнувшей его девушке и пожал плечами. Только сейчас стало заметно, как он вымотался за время их приключений на Сегероне.
— Иди, если хочешь... Но тогда спать не получится, — он криво улыбнулся и, отдернув полог шатра, вошел внутрь.
Вздохнув, косситка вошла следом, решив больше не убегать от себя. По крайней мере, в этот день у нее это получилось.
До места, которое указывали разведчики, было около дня пути. Довольно далеко, особенно если ехать очень медленно — а по-другому на острове, где дороги можно было пересчитать по пальцам, а все остальное место занимали практически непроходимые джунгли, было невозможно. Лошади едва-едва пробивались через густые и высокие заросли травы и лесных цветов, обходя по широкой дуге места, где разрослись папоротники (под ними обычно кишели змеи) и ядовитый плющ. Поэтому, когда Шен и Лорус добрались до ориентиров — ими оказались два толстенных дерева, чтобы охватить которые, потребовалось бы человек десять — оба уже изрядно прожарились на солнце и устали. Лошади чувствовали себя еще хуже.
— По-моему, мы уже близко, — проговорила косситка, останавливаясь и слезая. — Даже если и нет, коням нужно дать отдых, а то падут.
— Согласен, — кивнул потрошитель, медленно осматриваясь. Впрочем, на первый взгляд он ничего не замечал, поскольку магом не был. Усмирение не способствовало развитию магических способностей. — Что ты чувствуешь?
Разрывов тут точно нет, — обеспокоенно помотала головой магесса. Несмотря на предупреждение Лоруса, выспалась она хорошо. А потому сейчас была очень внимательна и даже прочитала коротенькое заклинание, чтобы выявить дыры в Завесе, но их не было. — Что-то тут определенно есть. Магия, но большего сказать не могу. — О местоположении источника таинственной энергии тоже сказать можно было мало, и она махнула рукой куда-то в чащу. — Туда. Если наткнемся на что-то хоть отдаленно подозрительное... — смущенно улыбнувшись, она затянула пояс потуже и направилась в джунгли, оставив лошадей привязанными к тонкому деревцу.
То, о чем Шен умолчала, беспокоило ее куда больше. Магия, которую девушка почувствовала, почему-то вдруг напомнила ей о том ощущении, которое оказывал на нее черный камень в подвале у магистра Селестия. Определенно — похожее. Даже мысль о том, что заключенная внутри камня магия "спит", снова посетило косситку. Неужели здесь находится еще один такой камень? Туннель, как называл его Маркус? Если да, то они определенно столкнулись с чем-то очень древним. И это настораживало.
Лорус не ответил, только коснулся рукояти своего меча, но тут же одернул руку, будто рукоять была раскаленной. Шен он доверял, так что бояться пока было нечего.
оказалось не далеко — как только они достаточно углубились в лес, ощущение присутствия древней магии усилилось, и косситка уже без особого труда отыскала нужное место. Правда, чем ближе они подходили к месту, тем более нервно девушка себя чувствовала. Казалось, у нее даже волосы на затылке дыбом встали. Продравшись сквозь колючий кустарник и по ходу дела едва не растеряв свою одежду и заработав несколько глубоких царапин, магесса — а следом за ней и потрошитель — вывалилась в глубокий овраг. То, что тут осталось от бывшей когда-то незыблемой постройки, мало чем напоминало здание. Местные наглые и живучие растения уже пробились сквозь разбросанные на земле крупные каменные блоки, и разглядеть их сверху не представлялось бы никакой возможности. Лианы и ползучие травы оплели оставшийся фундамент, превратив его из бледно-желтого в почти полностью зеленый.
— Где-то здесь... внизу, — прошептала Шен, отряхиваясь и с некой долей иррационального страха окидывая взглядом руины. Уровень земли поднялся и то, что сейчас видели они двое, оказалось не фундаментом, как девушка подумала сначала, а крышей здания. Теперь она находилась чуть выше дна оврага, но хорошенько осмотревшись, она приметила наглухо застрявший и заросший каменный люк в самом ее центре.
— Пойдем вниз? — спросил Лорус, с некоторой опаской глядя как на руины, так и на Шен. Он не понимал, чего она боится, и из-за этого сам испытывал иррациональный страх. В очередной раз погладив рукоять, потрошитель подошел к люку и присел перед ним, осматривая. — М-да, тут надо магией поработать, я эту хреновину долбать буду долго. И печально. — добавил он с усмешкой, не вязавшейся с похоронными интонациями голоса.
— Магией? Ты забыл, что я — маг крови? — вздохнула Шен, но вспомнила, что один раз уже использовала заклинание, помогшее ей выбраться из гроба в ледяной глыбе. Хотя в этот раз могло и не сработать. — Отойди подальше, мне нужно... тебя может задеть, — проговорила она немного виновато. Заклинание расходилось от мага подобно лучам солнца, и направить его узкой полосой на люк казалось задачей непосильной, но даже если она не справится — лучше, если потрошитель окажется вне зоны воздействия.
Закрыв глаза и выдохнув, косситка попыталась сосредоточиться. Это было единственное заклинание школы силы, которое она знала — и единственное, помимо магических стрел, не имеющее никакого отношения к крови. По сути, оно было простым, как дубина. Накапливаешь магическую силу внутри себя, а потом резко отпускаешь — вот и вся премудрость. Делать направленный удар силой Шен не умела и вряд ли когда-нибудь научится, если не поступит в Круг. Но сейчас она выбросила все мысли из головы и принялась накапливать начальную силу для удара. Чтобы ускорить процесс, девушка даже пошла на жертвы — использовала кровь из царапин после забега через колючки.
Лорус послушался и отошел, но недостаточно далеко. Через пару минут случилось то, чего ни он, ни даже сама Шен не ожидали — раздался тихий хлопок, а буквально через долю секунды оглушительный грохот. Старые камни, оставшиеся на месте, разлетелись в разные стороны, как конфетти, и косситка упала, прикрывая голову руками. Лорусу повезло меньше: он успел увернуться от летящего прямиком в его голову со свистом каменного осколка, но другой ударил его в солнечное сплетение.
Доспех спас потрошителя от тяжелой травмы, да и силы у него хватало, но все же удар заставил Лоруса покачнуться и упасть на колено, ловя воздух ртом, как рыба брошенная на берег. Переведя дыхание, Нокс поднялся и подошел к девушке:
— Ты как? — глухим голосом спросил он, — Ну ты дала...
— Не думала, что кровь... настолько его усилит, — выдохнула Шен, поднимаясь и отряхиваясь от оседающей пыли. Зажав нос рукой, чтобы не вдыхать ее, девушка подошла к тому месту, где был люк. Что ж, цели она добилась — вместо люка, отлетевшего чуть ли не на двадцать метров в джунгли, красовалась темная дыра, ведущая куда-то вниз. Ни намека на ступеньки. Просто яма, уходящая под землю на неизвестную глубину.
— Веревка есть? — спросила она, надеясь, что потрошитель захватил ее с собой. Иначе придется возвращаться в лагерь или, хуже того, сигать в провал, надеясь не разбиться.
— У нас все есть, — рассмеялся Лорус, скидывая с плеч небольшой рюкзак, который по старой памяти старался таскать с собой. Вытащив моток толстой веревки, потрошитель привязал один конец к корню старого дерева, по счастью оказавшегося поблизости, а второй кинул вниз. — Огонек наколдуй. Только без разрушений, хорошо? — хохотнул Нокс, пытаясь рассмотреть, что творится внизу. К сожалению, тьма надежно скрывала путь вниз.
— Еще и огонек? — надулась Шен, но спорить не стала. В конце концов, на это заклинание она потратит остаток магических сил, а вот если внизу они встретятся с чем-то нехорошим, все будет зависеть исключительно от Лоруса. Отправив виспа летать над своей головой, девушка повисла на веревке и принялась осторожно спускаться в темноту. Огонек освещал стены провала, покрытые отполированным камнем. Из-за того, что место это было так долго запечатано и сюда не проникла пыль с поверхности, казалось, что оно совсем новое. Но магесса не позволяла глазам обмануть себя. — Эй! Тут все в порядке! — до Лоруса донесся едва различимый из-под толщи земли и камня голос. — Спускайся!
— Да лезу я, лезу, — пробурчал себе под нос потрошитель и пополз по веревке вниз, стараясь не соскользнуть. Достигнув твердой поверхности пола, он с облегчением выдохнул и огляделся. — Что это вообще?
— Не знаю. Похоже на... подземный храм? — Шен озадаченно потерла бровь. Висп полетел вперед и освещал мало, но то, что он выхватил из темноты, повергало в сомнения. Повсюду были какие-то статуи с крыльями, причем эльфийские, а надписи отсутствовали вовсе. Как и лица у статуй. Одна из них, стоявшая в дальнем конце зала, держала в руках копье. — Ты когда-нибудь видел что-то подобное? И — откуда здесь, на Сегероне, эльфийские храмы? — косситка кое-что читала о легендах и преданиях эльфов, но ни одно из них не подходило к увиденному. — Магия исходит откуда-то... — она наморщила лоб. — Вот проклятье. Кажется, от той большой статуи впереди.
По бокам виднелись темные провалы многочисленных проходов. Судя по всему, комплекс был огромен, и чтобы исследовать его целиком, потребуется не одна неделя и уж точно больше людей. Шен решила, что она не сунется дальше — не дайте боги, они с Лорусом заблудятся здесь и умрут.
— Единственный храм, который я знаю на этот не похож, — сказал потрошитель. — Впрочем... что-то тут не то, это даже я чую.
Какое-то время он молчал, сосредоточенно думая. Потом все же рискнул сообщить девушке свои догадки.
— Я чую что-то знакомое... Тьфу, сюда бы Тиберия, он бы тут смотрелся как-то более органично, нежели я.
— Тиберию сейчас не до поездок на Сегерон, — вздохнула Шен и отряхнулась от невидимой пыли. — Пошли. Раз уж мы сюда заявились, надо выяснить, что тут не так. Если магию можно почувствовать... погоди-ка. Тут наверняка раньше уже кто-то проходил и ничего не чувствовал, верно? Если сейчас мы об этом узнали, значит... она стала сильнее? — предположила косситка. Ее шаги по гладкому, почти зеркальному полу, выложенному плиткой из черного мрамора, гулким эхом отдавались по всему залу, поднимаясь к высокому потолку, кое-где обвалившемуся под давлением толщи земли. Но если не считать этого, храм выглядел нетронутым. Подспудно косситка ожидала, что произойдет нечто ужасное — например, пугающие статуи оживут и нападут на них, но ничего такого не случилось. Поскольку дыр в Завесе здесь не было, духи не могли овладеть статуями, да и тогда не сумели бы ожить и двигаться, это было под силу только красному лириуму, а его Шен тоже не чувствовала. Храм был девственно чист и спокоен. Как могила.
Приблизившись к большой статуе с расправленными за спиной крыльями, девушка подняла голову и всмотрелась в изваяние. Эльф (это можно было судить по его острым ушам) был одет в нечто вроде тоги и не имел обуви, а в руках его лежало длинное каменное копье. Лица у эльфа, как и у других статуй в зале, не было — просто гладкий камень, но когда висп подлетел поближе, Шен с удивлением и ужасом поняла, что в этой глади отражается она сама.
Ей стало не по себе.
— Да. Теперь я уверена, — тихо произнесла она. — Здесь что-то...
Тусклый луч света от огонька выхватил нечто, чего до сих пор ни Шен, ни Лорус не замечали. А именно наконечник копья, который отличался от всего остального изваяния, потому что был сделан не из камня и не из черного мрамора, а из металла, напоминающего обсидиан. По краю лезвия бежали витиеватые и отдаленно похожие на эльфийское письмо руны, но разобрать их не смог бы даже самый старейший и мудрейший Хранитель клана, потому что составляли они полную чушь, в которой отсутствовал смысл.
Опять эльфы... — сплюнул Лорус, рассматривая статую. — А я и не знал, что остроухие были на Сегероне. Можешь сказать, что это за хреновина? — указал он на наконечник копья.
— Не знаю. Но уверена, что магия исходит именно от нее. Видишь? — косситка, вдруг осмелев, сделала еще шаг вперед и, приподнявшись на цыпочки, протянула руку к предмету. — Видно, что оно легко отсоединя...
Как только ее пальцы коснулись лезвия, она тихо вскрикнула и, отшатнувшись, упала назад, ошарашенно поднеся ладонь к лицу. По двум пальцам стекала струйка крови. Лезвие наконечника оказалось острее бритвы. Но испугало ее не это, а резкое ощущение вдруг наступившей слабости, на какое-то мгновение она даже подумала, что умерла. Словно ее дух покинул тело — его девушка не ощущала, как будто воспарив над полом, не касаясь его ногами. Оно возникло лишь на долю секунды, но было таким неожиданным и... странным, что Шен запаниковала.
— Что это было?!
— Мать! — рявкнул Лорус, хватая девушку и пряча себе за спину, одновременно выхватывая меч. Все эти действия он произвел за считанные секунды и полностью бессознательно. Давление магии усилилось еще сильнее, в голове потрошителя послышались странные шепотки, впрочем, что именно ему говорили он услышать не мог. Стало душно и еще более темно — огонек, который создала девушка, погас, однако какое-то непонятное свечение, исходящее одновременно со всех сторон позволяло увидеть хоть что-то. — Шен, ты как?
— Я в порядке, просто испугалась, — выдохнула косситка, положив руку на плечо потрошителя. — Оно нам не угрожает. Я даже не уверена, что оно живое. Это просто... предмет, в который заключена сила. Лучше его не трогать, наверное. Когда я прикоснулась к наконечнику, я...— она замолчала, не зная, как лучше описать свои ощущения. — Знаешь, такое бывает, когда перемещаешься в Тень, — наконец продолжила девушка не очень уверенно. — Только все произошло наяву. Не знаю, как лучше сказать. Что будем делать?
— Я бы предложил валить отсюда... — произнес потрошитель, но с некоторой долей неуверенности. — Если эта штука нас засунет в Тень... Может, там демон сидит или что похуже. — он зябко повел плечами.
— Уйдем и просто бросим это здесь? — Шен усомнилась в правильности такой идеи. — Мы же наверху все разворотили. А что, если сюда придет кто-то еще и... заберет артефакт? Надо как-то вынести его наверх. Хм... дай-ка подумать. — Она покосилась на потрошителя и вдруг улыбнулась. — Точно. Давай снимай куртку.
— Ты становишься тевинтеркой. — рассмеялся Лорус, снимая перевязь меча, а следом куртку. Передав девушке так необходимый ей предмет одежды, он, на всякий случай, отошел на пару шагов назад и стиснул в руке меч, справедливо ожидая какой-нибудь пакости.
— А что, все тевинтерки заставляют тебя раздеваться в незнакомых и темных местах? — тихо хихикнула Шен, впрочем, сохраняя сосредоточенность. Плотная кожа куртки, покрытая кольчужными вставками и пластинами, должна была уберечь магессу от новых порезов. Возможно, что магия наконечника проявляла себя только при контакте с кровью, но в этом она была не уверена. Медленно, осторожно потянувшись вперед, Шен аккуратно схватила наконечник и отделила его от копья — сделать это оказалось проще простого, он даже не крепился к древку, а был просто вставлен в него при помощи небольшого штыря. Снова возникшие в ее голове ассоциации вытолкнули в разум воспоминание о кинжале, которым пользовался Маркус, чтобы провести ритуал с черным камнем в подвале и в Тени. И опять Шен заметила сходства. Правда, кинжал, который украл Кай, был не таким острым и уж точно не создавал похожего эффекта на того, кто об него порежется.
Когда косситка коснулась наконечника и взяла его в руки, она снова на мгновение почувствовала это — будто бы полет духа, устремившегося в Тень, но на этот раз была к нему готова и не стала делать резких движений. Как и ожидалось, ощущение прошло почти сразу же. Но, как заметила магесса, пока она держала предмет в руках, стараясь не касаться острых лезвий, эманации скрытой в нем магии усилились. В голове ее возникла мысль, что если наконечником воспользоваться правильно, то возможности откроются просто невероятные. При этом он не причинял почти никакого вреда. Но это только пока. Кто знает, что может произойти, если вынести его на поверхность и достаточно долго с ним контактировать?..
— Лучше передать это Тиберию как можно скорее, — прошептала она с благоговением тревогой. — Не хочу слишком долго его держать.
— Отдай его мне... — неуверенно произнес Лорус, с волнением глядя на девушку. — Возможно он на меня не будет действовать, как на тебя. И пойдем к Тиберию, он любит всякие странные штуки собирать во славу Лусакана. — потрошитель все же смог выдавить слабую улыбку.
— Нет! Он мой! — Шен вдруг резко отстранилась и отошла назад к статуе, прижав куртку с завернутым в нее наконечником к груди. В почти кромешной темноте Лорус увидел, как сверкнули ее глаза, а голос... он его почти не узнал. Только что с девушкой все было в порядке, а теперь она вела себя так, словно нашла то, за что готова была отдать жизнь. Раздалось тихое, низкое шипение, и потрошитель сначала не понял, откуда оно исходит. Лишь через несколько секунд он осознал, что его издает магесса, со свистом выдыхая воздух сквозь сжатые зубы.
Все только что сильно усложнилось.
— Шен... — тихо произнес Нокс, стискивая рукоять меча еще сильнее. Потрошитель надеялся на то, что этот непонятный наконечник не даст девушке дополнительных сил и он сможет ее скрутить. — Что с тобой случилось? — Лорус скользнул вперед, буквально чуть-чуть, не выказывая агрессии.
— Я... просто... его не отдам. Никому! — сказала Шен, и в ее голосе проскользнуло сомнение, которое было тут же уничтожено непонятной, странной магией. Словно что-то влияло на нее посредством этого жуткого предмета. Прижав наконечник покрепче к груди, она отступила еще на шаг назад — Лорус слышал, как по мраморному полу прошуршали ее сандалии. Почему-то в этот момент магессе казалось очень важным оставить наконечник себе, а не отдавать его Тиберию или Лорусу. Как будто от этого зависела жизнь... ее ли? Где-то далеко-далеко, на пределе слышимости, она различила шепот.
"Иди ко мне..."
Зажмурившись, косситка почувствовала, как на лбу выступила испарина. Желание обладать наконечником только усиливалось с каждой новой минутой. Мягкий шепот становился чуть громче, и громче, и громче, пока в нем не начали появляться нотки нетерпеливой требовательности.
— Шен, эта вещь не твоя... — еще тише сказал Нокс, скользя к девушке все так же медленно, но неуклонно. Руку с мечом он отвел за спину, готовясь в любой момент огреть девушку плашмя по голове. Впрочем, Лорус понимал, что скорее всего придется драться. — Отдай ее, и мы пойдем домой. — мысленно Лорус крыл себя последними словами за то, что притащил почти ничего не умеющую девушку в такое место. Первая заповедь любого мага была следующая: не трогай ничего подозрительного. Да и не подозрительного тоже.
— Она моя! Моя! — снова это шипение, как будто потревожил гремучку на дороге где-нибудь к северу от лагеря. Лорус знал этот звук. Предупреждающий, агрессивный, он готов был вот-вот услышать и пощелкивание хвоста. — Кто ты, чтобы понимать? Ты, усмиренный! — последнее словно она выплюнула, как сгусток яда, прямо в лицо потрошителя. — Ты ничего не понимаешь, ничего не знаешь, ты никогда не станешь таким же, как он. Только жалкая пародия на настоящую силу! — наступила тишина. Шен продолжала отступать, пока не уперлась спиной в подножье статуи, все так же шипя. Откуда-то со стороны до Лоруса донесся отдаленный грохот. Похоже, где-то обвалился тоннель или коридор. Отсюда надо было убираться, и немедленно.
— Прости, — шевельнул губами Лорус и с силой опустил лезвие тяжелого меча на голову девушки, разумеется плашмя. Подхватив падающее бессознательное тело, он закинул ее себе на плечо, второй рукой стиснув этот проклятый то ли кинжал, то ли наконечник и побежал обратно к месту, где они спустились. Связав девушке руки ремнем от ножен меча, он повесил довольно тяжелую косситку себе на шею и, продолжая ругаться, пополз вверх по веревке, рискуя сорваться или рассечь себе ладонь очень острой проклятой штуковиной. Тем не менее он успел как раз вовремя: едва он, выбравшись наружу, отбежал подальше от храма, земля дрогнула и осела, погребая под собой руины.
В этот храм больше никто не войдет. Но может, это и к лучшему.
Шен очнулась примерно через полчаса рядом с деревцем, к которому были привязаны их лошади. Ужасно хотелось пить. Она с трудом могла вспомнить, что происходило в храме — помнила только, что слышала голос, зовущий ее к себе так настойчиво, так гипнотизирующе, что противиться ему было невозможно. Пошевелившись, косситка осознала две вещи: у нее раскалывается голова и связаны руки.
— Лорус... — позвала она почти неслышно, и ее губы задрожали. — Лорус, зачем?.. — похоже, она догадывалась о том, кто сделал это с ней, но не помнила — почему.
Затем, что ты совершенно сошла с ума из-за этой штуки. — потрошитель подошел к девушке и протянул флягу с каким-то отваром. — Выпей, снимет боль. Мы там едва не погибли. — он покачал головой. — Тебя разве не учили, что не стоит трогать всякие непонятные штуки в заброшенных храмах?
некоторое время молчала, глотая жидкость и пытаясь прийти в себя, а может, о чем-то размышляла. Выпив все до капли, протянула руки, чтобы потрошитель развязал узлы. На запястьях остались неприятные ссадины от веревок, затянутых слишком туго.
— Ты ведь оставил эту штуку там, да? — просящим тоном произнесла магесса, заглядывая в глаза Нокса. — Пожалуйста, скажи, что она осталась там навсегда и ее больше никто не найдет...
— Эта опасная и непонятная штука... — он задумался. — Я отдам ее Тиберию. Он в этом разбирается. Не бойся, он могучий маг и не позволит свести себя с ума. — Нокс подошел к лошади и начал поправлять седельные сумки, которые, впрочем, были почти пустые.
— А ты... — Шен поднялась и остановилась, почувствовав головокружение — потрошитель хорошо ее приложил, хорошо, что голову не разбил. — Ты ничего такого не чувствуешь? Ну там... голос, например? — осторожно осведомилась она, с трудом забираясь на лошадь и думая сейчас только о том, что хочет поскорее добраться обратно в поселок и прилечь где-нибудь, где будет темно и прохладно. Произошедшее внизу в храме было похоже на очень далекий и расплывчатый сон, в котором все перемешалось и трудно было понять, где реальность, а где — ее собственные фантазии, услужливо подсунутые введенным в аффект сознанием.
— Нет... — удивился Лорус, оборачиваясь к девушке. — Мне просто не по себе. Вспоминаю что-то... Когда надо мной проводили эксперименты. Слабость, желание спать. Видимо, я не особо нужен этой сущности.
— Наверное. Я... чувствую, что наговорила там лишнего. Прости, — вздохнула Шен, понимая, что ее временное помутнение рассудка могло сказаться на их отношениях. А этого косситка хотела меньше всего. — Поехали. Мне хочется добраться до шатра, — сказала она, тронувшись в путь через джунгли обратно, и ни разу не оборачиваясь на два толстенных дерева-ориентира. Лучше бы они сюда не приезжали.
Доехав до лагеря легиона, Лорус поймал праздно гуляющего от повара до полевого борделя лекаря и вручил ему Шен с наказом позаботиться о девушке, а сам спешно отправился в ставку, где сейчас находился Тиберий. Проклятый наконечник жег саму душу потрошителя, и Лорус нещадно гнал бедную лошадь по пустынной дороге.
Где-то далеко квакали жабы. Это был единственный звук, помимо шороха жухлой травы под сапогами идущего вперед сквозь непроходимое болото человека, который нарушал тишину. Казалось, в этом месте всегда были вечерние сумерки — небо над лесом было затянуто тяжелыми серыми тучами, сквозь которые едва-едва пробивался свет, но умирал там, где его не пропускали сплетающиеся над болотом ветви столетних деревьев, глубоко уходящих корнями под землю. Тишина была неспокойной. Сегодня в это место наведался тот, кто чувствовал себя здесь, словно рыба в воде, но болотам это совершенно не нравилось. Им не нравилось, что кто-то нарушает их вечный сон.
Нахашинские Топи — так называли это место орлесианцы, и уже очень давно сюда не ступала нога человека. С тех самых пор, как заблудившиеся и чудом выбравшиеся наемники, называвшие себя «Северными волками», потревожили духов, обитающих в этом лесу. Но человек, идущий по звериной тропе, считал их не более, чем незваными гостями. Впрочем, кое-что полезное они все-таки совершили — и сейчас он приближался к тому месту, где за расчищенным завалом темнел вход в глубокую пещеру, уходящую под землю. Человек добирался сюда долго, из Минратоса до Орлея путь неблизкий, а сил его было недостаточно, чтобы ускорить путешествие. Кроме того, отыскать нужное место оказалось не так просто — раньше здесь был цветущий лес и целое королевство, а теперь одни лишь болота, переполненные ядовитыми испарениями, остролистыми растениями, крапивой и жабами. Он ненавидел жаб. Мерзкие создания, расплодившиеся в невероятных количествах там, где когда-то стояло одно из самых почитаемых зданий в Тедасе. Теперь оно почти полностью погрузилось под землю, мягкая почва, превратившаяся в болото, проглотила здание, как чудовище глотает свою жертву.
Пещера была там же, где ее оставили безымянные наемники, рядом со входом валялись замшелые валуны. Человек улыбнулся чему-то своему, поправил повязку на лице, прикрывающую глаз, из-под которого сбегали на лицо ужасные шрамы, и направился вниз по ступеням. Храм сохранился почти в первозданном виде. Посетителей у него, что неудивительно, было немного — но даже те наемники, которые сунули сюда свои любопытные носы, не увидели и сотой доли того, что было сокрыто от посторонних глаз. Они нашли лишь то, что обитатели этих мест хотели показать им. Место захоронения последнего короля страны, раскинувшейся здесь многие столетия назад, было осквернено прикосновением смертных, но не это волновало человека с повязкой сейчас. На короля ему было наплевать. Он получил то, что заслуживал, за свое предательство, за то, что перешел на сторону бунтовщиков, за то, что поверил им. Поверил тому наглому, трусливому выскочке.
За это боги карали по всей строгости, и Кассиан не стал исключением. Его наказание не заставило себя ждать. Как и его дорогую супругу, которая в тот момент просто попала под горячую руку, но человек думал об этом, как о забавном, но не заслуживающем особого внимания случае.
Пройдя мимо зала с открытым гробом, в котором лежало тело Кассиана, лишенное короны, человек направился дальше. Подойдя к глухой стене за саркофагом и троном, он приложил руку к холодным и серым камням, прикрыв оставшийся целым глаз и прошептав что-то на незнакомом ни одному живому существу языке. Стена через несколько секунд, скрипнув, отодвинулась, осыпая мраморный пол каменной крошкой и пылью. Человек подождал, пока тайный проход откроется до конца, а затем шагнул вперед. В темноте сверкнуло что-то золотистого оттенка, как маленький фонарь, освещая ему дорогу. Эта часть храма была не похожа на остальные — она больше напоминала часть Глубинных Троп, почти необустроенная, будто вырытая в спешке созданиями, не слишком искушенными в строительном деле. Но именно здесь было спрятано то, что искал этот человек, и то, что никто и никогда не смог бы найти. Один из рабов спрятал здесь этот предмет, и человеку он был необходим, как воздух.
Он слишком ослабел. Слишком долго спал, не видя и не зная мира смертных. Ему нужно было восстановить силы, чтобы раз и навсегда покончить с тем хаосом, в который вверг мир этот проклятый бунтовщик.
На простом, каменном алтаре, высотой примерно по колено, как две капли воды похожей на те, что «Северные волки» находили по всему болоту, лежала книга. Оплетка из тонкой оленьей кожи была выкрашена в темный цвет, а тиснение изображало некий символ, похожий на спираль. Взяв книгу, человек тихонько рассмеялся, открыв ее и пролистав страницы. Ничего. Абсолютно пустые, пожелтевшие, страницы едва слышно шелестели под его пальцами. Даже если бы книгу нашли смертные, они ничего не смогли бы сделать с ней — в конце концов, тайны открываются только тем, кто этого достоин, разве не так?
На старой бумаге медленно, как кровь из раны, стали проступать буквы и рисунки.
Сунув книгу в карман мантии, человек понял, что больше ему здесь нечего делать. То, что он искал так долго, к чему шел все это время, было у него. Прочитав книгу и вернув себе власть над тайнами мироздания, он уже не будет так слаб. А до этого момента лучше не показывать, что он проснулся — в мире творилось что-то странное и опасное, опасное в первую очередь для таких, как человек. Смертные — лишь пыль под ногами. Ресурс. И возможные рабы.
«Ты… вернулся…»
Человек остановился посреди болота и, задрав голову, вслушался в голос, прозвучавший, казалось, отовсюду. Он узнал этот голос. И не испытывал никакого желания разговаривать с ним.
«Столько времени… мое наказание… закончилось?»
«Ты предал нас. Думаешь, твое наказание может закончиться?»
До его ушей донесся горестный вопль, полный страдания и раскаяния.
«Я сожалею! Сожалею! Прошу тебя… освободи. Освободи меня от этой участи. Дай мне вернуться в Тень и… снова быть с ней».
«Нет».
Человек поднял руку и сделал небрежный жест, прервавший крики боли и отчаяния, как оборвав струну. Хозяин Болот должен был остаться здесь, нести свое бремя, какое раньше вместе с ним несла его возлюбленная. Усмехнувшись, он поплотнее запахнулся в мантию и, шлепая сапогами по топкой земле, направился к выходу из леса. В отличие от наемников, магия Кассиана была ему не большей помехой, чем комар, севший на кисть руки. Теперь его путь лежал в горы к северу от Нахашина, где, как он чувствовал, все еще находился действующий элювиан. Это сильно облегчит возвращение в Тевинтер, где и должен был начаться его путь к возвращению того, что отнял у него проклятый предатель. И нужно было спешить.
Предатель уже начал готовиться к новому перевороту. Хитрый и трусливый от природы, он обязательно попытается снова обмануть своих бывших собратьев, но человек не намерен был купиться на это во второй раз. С помощью того, кто, как он чувствовал, также начинал просыпаться после долгого — слишком долгого — сна.
Человек уснул возле дороги, ведущей к горному перевалу, не разводя костра. Он не чувствовал холода. Он вообще уже ничего не чувствовал, потому что после возвращения из Черного города перестал быть человеком.
Пространство, от горизонта до горизонта покрытое черными острыми камнями, содрогалось от рева ненависти. На возвышении, единственном на этом плато, метался в оковах черный дракон с золотистыми глазами. Но путы крепко держали существо, почти не давая возможности двигаться.
Лусакан, Дракон Ночи, был в ярости. Его ошибка, непреднамеренная, но от этого не менее неприятная, стоила ему свободы. Эти путы не были просто цепями, пускай они и приняли именно их вид. Это было указание на то, что теперь могучее и древнее существо, одно из семерых, которому поклонялись в Империи Тевинтер на заре времен, превратилось теперь в узника и источник силы. Бессловесный, подвластный хитрому магу источник. Лусакан корил себя два раза за все время своего существования: первый раз, когда мерзкий предатель отправил их в заточение в Черный Город, а второй — теперь, когда ради попытки вырваться он передал слишком много своей силы Тиберию, своему единственному жрецу. И теперь наглый маг стал равен богу, которого, как надеялся Дракон Ночи, в реальности не существовало. Во всяком случае, выбраться из заточения у него не получалось.
Но было еще кое-что, что выводило существо из душевного равновесия: братец, известный в Империи как Разикале, вышел с ним на связь. Против своего желания, скорее всего, так как посыла именно к нему он не осуществлял. Все было проще: нечто перетасовало уровни силы, и Лусакан почуял что-то знакомое, но давно и прочно забытое. Тысячелетия назад, когда в Тедасе не было людей, они стали богами для своего народа. Великие маги, решившие стать сильнее и обрести истинное бессмертие, без условностей. Тогда у них всех была между собой некая связь душ, но после предательства одного из них, в эльфийских сказках Фен’Харелом именуемого, Дракон Ночи перестал чувствовать своих.
Еще раз дернувшись в своих цепях, существо попыталось успокоиться и потянулось к Разикале. Мыслью и той частью души, которую еще не поглотил бывший слуга.
— Брат? — тонкая нить мысли рванулась сквозь Тень.
— Какое печальное зрелище.
Сквозь Теневой туман, который присутствовал здесь всегда для смертных, а теперь — и для заточенного бога, медленно проступала фигура. Сначала это были очертания какого-то человека в мантии с повязкой на лице, потом эти очертания поплыли, словно круги на воде, разбивающие отражение. Фигура вытянулась, уши ее заострились, волосы на невидимом ветру развевались, подобно переливающемуся флагу. А еще через долю секунды он принял свою излюбленную форму: к Лусакану, закованному в цепи, приблизился небольшой, тонкий, почти воздушный дракон. Чешуя его переливалась всеми известными и неизвестными цветами, от полупрозрачного до антрацитово-черного, от ярко-оранжевого до бледно-бежевого, почти белого. Узкие, вытянутые к вискам глаза поблескивали, а из приоткрытой пасти капала огненного цвета слюна.
— Воистину, это разбивает мне сердце. Видеть, как мой старший брат, когда-то почитаемый проводником душ, превращен в домашнюю зверюшку на цепи. А помнишь, как вместе мы заставляли их плясать на собственных осколках? О, какие были времена! Они давали мне книги, а я делал так, что буквы сплетались в узоры, слишком сложные, чтобы они могли понимать их своими крошечными мозгами. Так каким же образом, о мой брат, смог какой-то смертный заточить тебя? Это было под силу предателю, нашему врагу и другу, но смертному! — дракон фыркнул, и из его ноздрей повалил темно-синий пар, витиевато складывающийся в спирали и кружки.
— Он стал бессмертным... Он силен,— глухо отвечал Лусакан, бросив любые попытки вырваться из цепей. Все равно их мог разбить только Тиберий, а надеяться на его милость уже не приходилось. Последняя «беседа» жреца и божества кончилась тем, что маг просто выпил все силы Лусакана и, словно в насмешку, бросил его в цепях бессильно наблюдать за его действиями. — Помоги мне, брат!
Дракон, переливающийся всеми цветами радуги, долго молчал. Когда же он, наконец, заговорил, в голосе его уже не было прежней веселости и озорства. Напротив, он звучал до крайности серьезно.
— Предатель вернулся. Ты не чувствуешь разве? Он снова собирается перекроить мир по своему желанию. В этом есть и плюсы для нас. Как только он попытается разорвать наши оковы, мы обретем свою полную силу и сможем отомстить, как всегда и хотели. — Снова долгое, слишком долгое молчание. — Этот смертный, который тебя ослабил… Чего он хочет? Силы? Власти? Эта их жажда… мышиная возня. Суетливость муравьев под увеличительным стеклом. — В голосе создания проскользнуло презрение, но не злобное. Так говорят о непослушных детях или о нерадивых учениках. — Он хочет стать муравьиной королевой? Как предсказуемо. Но он не знает. И сотой доли не знает, а если я захочу, то никогда и не узнает. Как тот король элвен, возомнивший, будто способен тягаться с нами. Я видел его в болоте, он зарос мхом и покрылся коростой, а в его черепе копошатся черви.
Последние слова тот, кого тевинтерцыназывали Разикале, но кто предпочитал другое имя, данное ему эльфами, произнес с мстительным глумлением, подошел к черному дракону и склонил голову набок, не мигая и глядя на своего брата огненными глазами.
— Чтобы сокрушить Предателя и твоего человека, которого ты так неосторожно возвысил, нам нужны все силы, которые можно заполучить. Не так ли, Фалон’Дин? — взгляд буравил Лусакана, как длинная и тонкая иголка. Младший брат всегда был не от мира сего, если это можно было говорить о тех, кто объявил себя богами. И иногда пугал даже собственного брата.
— Не знает? НЕ ЗНАЕТ?! — внезапно взъярился тот, кого раньше звали Фалон’Дином. — Он теперь более бог, чем мы когда-либо были! Я... создал его. А теперь еще и Предатель. Что будет, если они объединятся? Или, что хуже, решат биться друг с другом? Они уничтожат этот мир, просто борясь друг с другом... — он замолчал и со вздохом улегся на камни. — Сейчас я начал понимать, что мы все ошибались. Мы не боги. Мы знаем много, мы много умеем, но мы... мы можем создавать только монстров, — дракон в последний раз дернулся в путах и взглянул на брата.
— Ты должен забрать те крохи моих сил, что еще теплятся во мне. Иначе у тебя не будет даже шанса справиться с Предателем, —ФалонДин не верил в доброту своего брата. Просто так было легче решиться на смерть, на этот раз — окончательную. — А я наконец-то найду покой там, откуда еще никто не возвращался.
Улыбка растянула чешуйчатые губы (в этот момент обретшие нежно-салатовый оттенок) Разикале.
— Покой? Ты, должно быть, шутишь, брат. Покоя нет. Для нас… есть только Uthenera, — прошептал он, наклонившись и прислонившись лбом ко лбу лежащего на земле дракона. Чешуя того начала становится светлее, тверже, превращаясь в камень. — Hahren namelana sahlin. Em mair abelas, souver'inan isala hamin. Vhenan him dor'felas, in uthenera na revas…
Когда черный дракон превратился в каменную неподвижную статую, последний отблеск разума промелькнул в его глазах и исчез. Исчез вместе с облегчением и благодарностью. Разикале отстранился, облизнув губы и посмотрев в небо, где далеко над головой проплывал остров с башнями Черного Города. А затем тихо рассмеялся.
Больше он не намеревался возвращаться в свою тюрьму. И если кто и будет заточен в ней навеки, то это Предатель — за свои деяния, за свои ошибки он заслужил бесконечного страдания. А если тот смертный жрец попробует перейти дорогу истинному божеству, окажется там же. Но сначала…
«Опускаются сумерки», — пронеслось в разуме существа, медленно возвращающегося в тело магистра, который уже давно перестал быть собой. Выжженная пламенем личность его была стерта из ткани мироздания, словно ее никогда и не существовало. Но имя осталось. Маркус Селестий все еще был жив, хоть давно уже не являлся самим собой. — «Спи спокойно, брат. Когда наступит ночь, я верну тебе твои сны».
Небольшой островок в Нокенском море, более похожий на скалу, немного поросшую травой и мелкими деревцами, сейчас был полон жизни, как никогда ранее. Несколько сотен кораблей стояли на рейде, сомкнув ряды вокруг этого клочка суши. Тут шла подготовка к очередному историческому событию: Тиберий решил брать власть в свои руки. Солдаты против не были, как и офицеры или маги. Все они видели успех Сегеронской кампании, деятельность мага на посту гранд-адмирала и его силу. И единодушно решили, что лучшей кандидатуры им не найти. Кем-то двигали патриотические чувства к своей стране, которая переживала не самые лучшие моменты в своей истории, кем-то — жажда денег, славы и постов, которые они, несомненно, получат, если их переворот удастся. Ну а магами — детьми и внуками магистров — двигало желание получить знания.
На острове осталось не более пяти тысяч солдат, остальные легионы сейчас сидели в трюмах кораблей и считали часы до приказа выступать. Короткая речь Тиберия перед отплытием воодушевила людей на подвиги: «Мы вернем уважение своей стране и себе самим!», — говорил маг, стоя перед многотысячными рядами своих, именно что своих, солдат. — «Наши враги сильны, но они недооценивают силу духа нашего народа! Мы берем власть не ради власти, а ради великой Империи и ее великого народа!» Простые и понятные слова, которые окончательно убедили тех немногих, кто еще сомневался в действиях Тиберия.
Пока же его штаб занимался последними приготовлениями и уточнением деталей, сам Тиберий бродил по скале в компании Раэны и Сигурда. Близкие к магу люди заметили, что он сильно изменился, как характером, так и силой. Одно его превращение в дракона вызывало шепотки про Флемет и времена, когда все верили в Древних Богов. Тиберий не обращал на эти разговоры внимания, стараясь вести себя как обычно. Но чем ближе он подходил к своей цели, тем больше он начинал нервничать, и только Раэна могла его успокоить.
Гранд-адмирала привело на остров не просто желание отдохнуть перед делом, но и ощущение чего-то непонятного на острове. Он чуял магию, погребенную под скалами, магию более древнюю, чем он мог бы себе представить. Потратив почти полдня на розыск точки силы, он наконец-то смог набрести на небольшой, сокрытой в глубокой расселине, обелиск из черного камня, покрытый непонятными письменами. Он, сносно знающий почти все бывшие когда-либо в употреблении языки, не мог понять ни слова. Символы, одновременно грубые и неуловимо изящные, не напоминали ни эльфийское письмо, без разницы, раннее или позднее, ни гномьи руны, ни, тем более, кунлат. Напрягая всю свою память и используя те знания, которые он получил у обманутого им «бога», он так и не смог ничего разобрать. После долгих танцев с использованием всей знакомой ему магии, Тиберий махнул рукой и сел на небольшой камень возле обелиска.
Раэна предпочла остаться стоять. Здесь, в глубине расселины, пахло серой и гарью — возможно, когда-то здесь было жерло вулкана, теперь опустившееся под землю, а может, и на морское дно. Может, сам остров этот был вулканом, пока еще спящим. Все это не внушало доверия и спокойствия, но ее тревожило что-то куда более приземленное, чем игры духов (богами она называть их все еще упорно отказывалась) и старые руины. Она ничего не говорила о той речи, которую маг произнес перед своей армией, но сейчас, когда лишних ушей не было — помимо острых с кисточкой ушей Сигурда — решилась задать волнующий ее вопрос.
— Ты уверен, что это хорошая идея? Устроить переворот сейчас, когда весь Тедас сотрясался от войны с Корифеем, гражданских войн и междоусобиц, а кунари что-то замышляют… ты уверен? — повторила она, словно пыталась найти ответ на невысказанный вопрос. Что-то мучало ее. То ли предчувствие, то ли сны. Недавно она проснулась посреди ночи с четким ощущением, что происходит нечто ужасное, но точнее сказать не могла, и, что самое странное, этого не мог объяснить и Тиберий, хотя он охранял ее душу в Тени во время снов. Это заставляло тревожиться еще сильнее.
— У меня нет выбора, родная, — тихо ответил Тиберий, не глядя на хасиндку. Он и сам иногда думал, что это решение не самое лучшее в его жизни. — Либо я беру власть, либо моя... наша страна падет. Пока Тедас слаб, мы можем восстановить позиции, обогатить страну и народ. Мне до боли в сердце, — маг стукнул себя в грудь кулаком, — надоело, что нас никто не воспринимает, как нормальных. Мы пугало для остального мира. А в свете последних событий... — он замолчал, раздумывая над тем, стоит ли пугать жену рассказом про Селестия, разбудившего Разикале. «Паршивого эльфийского мага», как после заточения Лусакана стал называть древних богов Тиберий. Такой удар по всему, во что он верил почти полвека, не мог не вызвать у него реакции. После долгой беседы с драконом ночи Тиберий в ярости разгромил найденный им небольшой храм Древних Богов, сокрытый на Сегероне, предав все огню.
— Выбор есть всегда, — с нажимом ответила хасиндка, все еще стоя неподалеку и задумчиво глядя на Тиберия. Она уже видела подобное когда-то. Человек слаб. И порой ему проще убедить себя в том, что нет никого, кроме него самого, кто мог бы править. — Императоры и страны не живут вечно. Мой дом… — она запнулась. — Мой народ пал. Из-за Мора. Может быть, так было предопределено. Но если бы этого не случилось, кто знает, как повернулась бы история. Я не хочу сказать, что не сожалею о случившемся, но… может быть, мы не те, кто должен управлять судьбой? Мы всегда верили в то, что человеком управляет только он сам. А миром правят духи, живущие в ветре, дожде и деревьях. Духи, которых вы называли богами. Есть ли разница? Я не знаю. Знаю только, что Тевинтер уже один раз пал из-за амбиций его правителей.
— Я уже не могу все отменить, даже если бы захотел. Слишком многое поставлено на карту,— маг повернул голову и поймал взгляд Раэны. — Если я отступлю сейчас, то мы потеряем все. А я не хочу терять хоть что-то. Тебя, дочь, своих друзей и соратников. И свою страну я тоже терять не хочу,— он вздохнул и продолжил. — Селестий разбудил Разикале. Эльфийский маг решил выйти в мир. И не он один. И поверь мне, они не будут сидеть сложа руки и отдыхать — они захотят власти. Для себя. Как ты думаешь, сколько прольется крови, когда они все же решаться открыто заявить о себе миру? Поход Корифея, — он выплюнул это слово, словно бы не считал этого магистра не то что человеком — разумным существом,— покажется сосредоточенной борьбой детишек в песочнице.
— Значит, мы должны быть готовы. Готовы к тому, что они будут пытаться уничтожить нас. Ты думаешь, это подходящее время, чтобы развязывать гражданскую войну? — девушка едва заметно, как-то устало улыбнулась. — Для них страны и правители — ничто. Как и для Мора. Если кто и сможет остановить их… то только объединив усилия. Ты ходишь по опасной грани, Тиберий. Либо ты победишь и станешь величайшим правителем из всех, которых знал мир… либо ты проиграешь и будешь проклят навеки. А я просто хотела, чтобы ты был счастлив. Мне не нужны игры духов. И мне больно видеть тебя таким.
Сигурд приподнял голову и дернул ухом, внимательно прислушиваясь к словам своей хозяйки. Он, может, и не понимал их смысла, но тревогу и грусть в ее тоне уловить мог с легкостью. Ведь знал же, что с этим магом у нее будут одни неприятности! Рысь тихо, предупреждающе, но несколько неуверенно зарычал.
— Поэтому я и делаю это,— через силу улыбнулся Тиберий. — Никто не пойдет на встречу нынешней Империи, где правят обезумевшие от безнаказанности магистры и слабовольный Архонт. Я не буду устраивать гражданскую войну. Я просто стащу моего старинного друга с трона и разгоню банду преступников, которую сейчас называют Магистериумом. А потом... потом мы объединимся против наших врагов,— улыбка мага стала шире. — Одна страна, один народ, один правитель. Над Империей вновь никогда не будет заходить солнце.
— И с кем ты собираешься объединяться? С Орлеем? Ферелденом? Андерфелсом? Они слишком религиозны, чтобы пойти навстречу. Даже после того, как ты свергнешь Архонта и распустишь Магистериум. — Раэна мало смыслила в политике, но даже ей это было понятно. — Примешь их веру в Создателя? Сомневаюсь. А чтобы присоединить их силой, понадобятся годы, которых у нас, возможно, нет. Скорее, они объединятся против тебя и сокрушат, а духи, пришедшие в мир, лишь станцуют на его осколках. Я прошу тебя… пока не поздно, остановись. Убей Архонта, если этого хочешь, но не играй с судьбой. Обычно за это она жестоко наказывает нас. А я не хочу… чтобы с тобой случилось что-то ужасное.
Тиберий поднялся с камня и подошел к обелиску. От него все так же шла магия, могучая, но еще спящая. Кто поставил его здесь? Когда? И зачем? На это, наверно, никто не мог ответить. Маг размышлял долго, постукивая пальцами по черному камню. Не поворачиваясь он ответил:
— Либо мы выиграем, либо погибнем. Но если мы ничего не будем делать, то погибнем точно. Собирайся, скоро выступаем,— он махнул рукой и, тяжело ступая, пошел к выходу из расселины.
Он отошел достаточно далеко, а потому почти не расслышал слова, которые Раэна, задумчиво стоявшая позади и не сдвинувшаяся с места, проговорила ему вслед.
— Может быть, ты был прав, и этот твой «бог» действительно всего лишь древний эльфийский маг. Может быть, он заслуживал того, чтобы быть заточенным навсегда. Но я перед ним в долгу. Да и ты тоже, Тиберий. — Хасиндка помолчала, словно думая, стоит ли говорить то, что она собиралась сказать. Убедить мага отступиться не выйдет, это она понимала сейчас со всей ясностью. — Поступай так, как считаешь нужным. Но если погибнешь ты, то погибну и я, потому что буду рядом с тобой. И мое дитя — погибнет тоже. К этому ты готов? — спокойно спросила она, зная, что больше закрывать свои мысли от Тиберия не сможет. Как и свои сны.
Тиберий медленно повернулся к Раэне. Земля под ногами заходила ходуном, корабли, стоявшие на отдалении от острова, закачались на волнах, непонятно откуда взявшихся в еще секунды назад спокойном море. От фигуры мага ощутимо дохнуло жаром, глаза его затянулись белесой дымкой, но спустя мгновение все закончилось.
— Почему ты мне не сказала? — едва слышно произнес Тиберий, мгновенно перемещаясь почти вплотную к Раэне. — Почему?
— Я... была не уверена, что это теперь имеет для тебя какое-то значение. Ведь Империя Тевинтер для тебя всегда была важнее остального. И остальных, — хасиндка не опустила глаза, спокойно глядя в лицо мага, но и не сдвинулась с места. — И я не была уверена, что ты по-прежнему тот человек, которому я вверила свою душу и жизнь тогда в Антиве. Теперь говорю тебе об этом, потому что... все еще надеюсь.
Сигурд поднялся и зарычал, прижав уши к голове, но смотрел он куда-то в сторону. Впрочем, смотрел кот в пустоту, в расселине кроме мага и хасиндки никого не было.
— И что ты хочешь? Чтоб я все отменил? Чтоб мою страну уничтожили безумные эльфийские маги? Чтоб они, в конце концов, добрались и до нас с тобой? — Тиберий погладил хасиндку по волосам, как когда-то давно, еще в Антиве. Тогда он был просто наемником и капитаном корабля со связями в верхах и спокойно служил своему богу. От старого Тиберия уже мало что осталось: обманутый своим божеством, оказавшимся не тем, кем маг его считал, Тиберий словно бы постарел. Не внешне, а внутренне. Но все же он еще любил Раэну. — Я не стану таким, какими стали они. И... возможно, все обойдется.
— У нас говорили: «Храбрый охотник может повстречать в лесу медведя и сразить его один на один. Мудрый охотник поставит на него ловушку. А истинный охотник знает, как жить с медведем бок о бок», — медленно проговорила девушка, не отстранившись и о чем-то задумавшись. — У тебя тоже есть выбор. Ты идешь прямо на медведя, не думая, что есть иной путь. Может быть, дело не только в твоей стране, не только в нас с тобой. Будущее...
— Уже наступило.
Голос донесся с той стороны, куда только что пристально смотрел напуганный Сигурд. Страх рыси всегда выглядел именно так — он прижимался к земле, его шерсть вставала дыбом, и он рычал, резко, вызывающе. Там, где только что была лишь пустота, стояла фигура человека в мантии магистра Минратоса. Магистра, очень хорошо знакомого Тиберию — и Раэне.
— Магистр Селестий? — она повернулась и удивленно посмотрела на человека. — Что с вами и... откуда вы здесь?
Тиберий закрыл Раэну собой, мгновенно поворачиваясь к непонятно откуда взявшемуся Селестию. И это явление очень не понравилось магу.
— Как ты сюда попал? — спросил Тиберий, опустив руку вниз, готовясь в любой момент ударить. — И куда ты дел Селестия?
— О чем ты, Тиберий? — маг улыбнулся. Учитывая его лицо, изменившееся почти до неузнаваемости и покрытое шрамами, выглядело это жутковато. Сигурд попятился назад, шаркая по земле лапами, как старик. — Я прямо здесь, стою перед тобой. Или ты забыл своего хорошего знакомого из Магистериума? Кстати, абсолютно поддерживаю твою идею. Этих идиотов, во главе с Радонисом, давно пора распустить. А стою я здесь... секунд десять? Да, пожалуй.
— Если что-то выглядит, как наг, двигается, как наг, и хрюкает, как наг — это не значит, что передо мной наг. — Тиберий сузил глаза, внимательно наблюдая за Селестием. — Я чую в тебе что-то иное... Что-то похожее на то, что чувствую я в себе,— он склонил голову набок. — Предатель?
— Я? Нет, но ты невольно угадал. Он вернулся, — серьезно ответил Маркус. По крайней мере, Раэна была уверена в том, что перед ней именно Маркус. Она помнила их нечастые, но откровенные разговоры, и помнила, что они ей нравились. Кто так изуродовал его лицо?.. Хасиндке хотелось спросить, и она не преминула это сделать:
— Что с вами произошло? Ваше лицо...
— Это? — маг удивленно потрогал повязку на лице и шрамы. — Небольшой побочный эффект. Ты переживаешь за меня? Как мило. Лучше переживай за своего ручного дракона.
— Что, еще один эльфийский маг выбрался из своей клетки? — Тиберий позволил себе улыбнуться. — Бедный Маркус... Он так же, как и я, верил таким, как ты. Верил и служил. А вы нас предали. Раэна, это не Селестий. Это кто-то другой.
— Мы вас предали? Каким же образом? Вы сами дали нам имена. — Маг улыбнулся шире, и в этой улыбке было что-то нечеловеческое. Раэна вздрогнула и поняла, что Тиберий говорит правду. Это не тот усталый магистр, с которым она разговаривала в Минратосе. — Вы сами сочли нас достойными служения. Ты направляешь свою ненависть не на того, Тиберий. Тот, кого мы называем Предателем, уничтожит не только вас, смертных, но и нас. Если сумеет. А я не хочу, чтобы он это сумел. Понимаешь?
— То есть вы невинны? — Тиберий расслабился, но все же в любой момент был готов обрушить на «Селестия» дождь из огня. — Предатель... Что он хочет, кроме уничтожения мира? Что-то мне подсказывает, что он мало похож на злодеев из театральных постановок, которые ломают только ради самого процесса ломки.
— О, не уничтожения он жаждет. Он жаждет исправить ту ошибку, которую совершил когда-то. То, что при этом смертный мир придет к своему концу, лишь досадный побочный эффект. Разве мой брат ничего тебе не рассказывал? — мужчина приподнял бровь, но продолжал улыбаться, будто беседовал с ребенком. Раэне это не нравилось. Маркус (или тот, кто выдавал себя за Маркуса) вел себя так, словно он что-то скрывал. Хасиндка не разбиралась в духах и их играх, но интуицию имела хорошую. — Так уж вышло, что я не желаю его победы. Как и ты. Сколько бы силы моего брата ты не выпил из него, богом тебе не стать. Ты человек, и останешься им, пока Предатель не достигнет своей цели. Что будет потом... даже мне трудно предсказать. Я видел историю этого мира, но подобного еще не делал никто. И ничто. Я предпочту остаться там, где я есть, и отомстить Предателю за то, что он сделал с нами... и с вами.
— Значит, ты предлагаешь союз? Почему я должен на это согласиться? Что тебе мешает потом попытаться меня убить? — Тиберий рассмеялся. — А может, мне стоит забрать и твою силу тоже?
— Ты можешь попробовать. Но если проиграешь ты или я, кто будет противостоять Предателю? — маг на удивление спокойно принял эту новость. Похоже, его это совершенно не поразило. — Предпочту объединить усилия. А когда Предатель будет повержен... мы сможем продолжить эту беседу. Я даже настаиваю на этом.
— Где Маркус? — наконец спросила Раэна, прервав этот обмен угрозами. — И... кто ты?
— Прости, девушка. Маркуса больше нет. Но ты можешь называть меня этим именем, если хочешь, — подмигнул маг, складывая руки на груди. — Или тем именем, которые дали мне тевинтерцы— Разикале. Или тем, которое дали мне эльфы Арлатана... Диртамен.
— Диртамен... Я согласен. Предатель должен быть уничтожен навсегда. Но сначала я должен взять власть в Империи в свои руки. Это будет большим подспорьем. Но потом, мы оба знаем, что ты захочешь вернуть Фалон’Дина. Я освобожу его.
Маркус засмеялся. Он уже не просто улыбался — он смеялся, словно ему рассказали потрясающую шутку. Смех был даже немного безумным, если спросить Раэну. Он перестал ей нравиться сразу же, если это было еще возможно.
— Ты думаешь, что я не смог бы освободить его? — спросил он наконец отсмеявшись. — Мог бы. Но мне... нужна была сила. А мой брат ослабел. Когда придет время, ты вернешь то, что по праву принадлежит ему. Если ты согласен, то я помогу тебе. Если нет... — он пожал плечами. — Мы все равно встретимся. В конце. Думаю, ты знаешь об этом.
— Что ж...— маг раздумывал над этим предложением. Потом решился. — Я согласен, эльф.
— Подожди! Тиберий! Это как раз то, о чем я пыталась тебя предупредить! — попыталась остановить их Раэна. Остановить это безумие. Только что этот человек — дух — прямо сказал, что им придется противостоять некой сущности, некому Предателю, который хочет их уничтожить. А потом — драться, пока один из них не пожрет другого. Это игры духов... смертельные игры. — Пусть это создание идет своим путем. Мы справимся и сами.
— Нет, Раэна. — вздохнул Тиберий. — Уже не выйдет. Прости за это, я так и не дал тебе спокойной жизни,— маг вытащил из-за пояса наконечник копья, который ему доставил Лорус, и показал Диртамену. — Узнаешь? Вся сила Фалон’Дина была заключена в этом предмете. Почти вся. Но Предатель все равно сильнее. И у него была фора. Так что... Давай обговорим уже детали.
— Не надо... — хасиндка опустила голову, обняв себя за плечи, и наконец-то с нее слетела эта маска спокойствия и уверенности. Она боялась. Боялась того, чего не могла осознать и понять. — Если ты проиграешь... этому Предателю или этому Диртамену...
— Смертные на то и смертные, что гибнут все время, — холодно ответил Маркус и пожал плечами. — Я согласен на сделку. Когда пожелаешь, призови меня — думаю, ты знаешь, как это делается. А пока... я вас оставляю.
Он развернулся и пошел к краю расселины. За секунду до того, как фигура бывшего магистра достигла почти отвесного ее края, вместо нее возник дракон. Не такой, в какого мог теперь превращаться Тиберий, захватив силу Лусакана (или Фалон'Дина) — этот был чуть меньше, тоньше, его крылья были почти прозрачны и будто сотканы из паутины или шелка. И он переливался. Как лучи солнца на воде или разводы на зеркалах. Взмахнув крыльями, дракон почти бесшумно поднялся в воздух, постепенно превращаясь в далекую черную точку, а потом и вовсе исчез в небесах.
— Диртамен не учел одного, — Тиберий повернулся к Раэне. — Я равен ему по силе. Но эльфы всегда считали себя самыми умными. И да. Я не проиграю. Теперь у меня есть еще один стимул выиграть,— он сел перед ней на корточки и улыбнулся. — Я не проиграю, ты мне веришь?
— Я не уверена. Но верю, — ответила девушка, и Тиберий понял то, что она хотела сказать. Хотела сказать: «Надеюсь, ты действительно прав».
Что ж, похоже, одинокая хасиндка, чудом выбравшаяся из Диких Земель во время Пятого Мора, только что влезла в такую игру, участвовать в которой раньше могла разве что мечтать. Или бояться — в самых страшных своих кошмарах. Только что все очень усложнилось... но переживала она не за себя. Ей не хотелось, чтобы ее дитя, так и не увидев свет, погибло вместе с ней. За это, пожалуй, она могла бы найти в себе силы сражаться.
— Тогда пошли. В свете открывшихся событий... — он вновь погладил Раэну по волосам, потом притянул к себе и поцеловал. — Я прошу остаться на корабле и не рисковать собой. Хорошо?
— Где ты видел, чтобы хасиндская охотница отсиживалась за семью замками, пока ее родные рискуют собой? — возмутилась девушка, но тряхнула головой и улыбнулась. — Ладно. Я постараюсь не лезть в неприятности. Мы полетим? — вдруг спросила она с плохо скрытым нетерпением. С тех пор, как Тиберий получил силу Лусакана и возможность превращаться в дракона не только в Тени, но и в реальности, она буквально пристрастилась к полетам.
— Сначала я поговорю с генералами, а потом мы полетим,— улыбнулся Тиберий, легко подхватывая жену на руки и понес к берегу, на который была вытащена лодка: маг старался использовать свои силы не часто, а только когда это было необходимо. Ну и для того, чтоб покатать Раэну.
Ветер трепал флаг на грот-мачте флагмана Тиберия. Черный дракон на алом фоне извивался, словно живой, извергая желтое пламя. Маг уже в последний раз обратился к своим людям и теперь отстранено глядя на далекую полоску берега. Еще пара часов, и они прибудут на место. Конечно, его союзники в городе уже готовы, но все же Тиберия немного потряхивало в ожидании момента истины. Решиться на этот шаг Тиберию было нелегко, и все его мысли сводились к одному: не было ли иного пути для достижения цели? Все выходило так, что иного выхода не было.
Раэна, жена и будущая мать его ребенка, стояла рядом, задумчиво почесывая за ухом Сигурда. Маг повернулся к хасиндке и улыбнулся, но в его улыбке не было веселья. Вздохнув полной грудью, Тиберий прыгнул вверх, с силой отталкиваясь ногами от палубы. Спустя мгновение над кораблем уже кружил огромный черный дракон. Солдаты и матросы, бывшие в это время на палубе восхищенными криками встретили это превращение, окончательно уверившись в том, что их дело обречено на победу. Сегодня власть в Империи сменится, и только трое в Тедасе знали, что будет дальше.
Музыка в титрах
В ролях:
Шен - Шен Мак-Тир
Дэйган Ашкаари - Junay
Регина - Лакич
Филипп из Серо - Лакич
Феанор Мерилин - Элесар
Эдерн Аракан - Элесар
Тавила Дувир - Aloija
Римат Морейн - Aloija
Феликс Борео - Нито
Лиинда Аларион - Leo-ranger
Франциск "Лиса" Атталь - Leo-ranger
Паззо "Безумец" Бариле - Leo-ranger
Лорус Нокс - Гервальд из Рыбнии
Бодарт "Радбирд" Краснобородый - FromDarkTime
Сейтесс Трем - Aloija
Лоран "Лан" Амрис - Кайра
Лилиан Серо - Spectre
Амарэйнт - Горыныч
Баратас - Kykuy
Асмодеус Адамантиус - Drazhar
Альхедриус Херальдиниус - Drazhar
Тема закрыта
