«Дорогая леди Крайтен…»
Каждый раз он начинал письмо именно с этих слов. Пускай и звучало это приветствие уж слишком официально, даже сухо и холодно, но так ей нравилось больше. Она не любила фамильярности. Воспитанная в семье графа Драйлина Крайтена, юная виконтесса лишь изредка позволяла себе выйти за рамки предписанной ей роли, которую она играла всегда, каждую секунду, даже смеясь и флиртуя, даже наедине. Что ж, таково было ее решение.
«Простите меня за то, что снова задерживаюсь с письмом, ведь я обещал писать Вам каждые две недели. Очень жаль сообщать такую печальную новость, но я вынужден буду остаться за морем еще на несколько месяцев. Будучи рыцарем Авангарда, не вправе отказаться выполнять прямой приказ лорда Фордринга, даже если бы я этого хотел. Но долг превыше всего, и я просто прошу простить меня за это, если Вы можете».
Если бы он мог хоть что-нибудь изменить, то непременно вернулся бы в Штормград. В тот город, куда приехал на Великий Турнир, устроенный аристократией во главе с графом Драйлином с целью найти подходящего кандидата для замужества своей приемной дочери. К слову, сам паладин прибыл лишь потому, что получил недолгий отпуск из Нордскола, и ему хотелось побывать в столице. Сидеть без дела было худшим, что можно представить, поэтому он и несколько его товарищей по Ордену, едва заслышав о грядущем состязании, не преминули воспользоваться этой возможностью. В конце концов, почет, слава и уважение никогда не были лишними, а заполучить новое финансирование и приток новобранцев для молодого Ордена было нужно как воздух.
Именно там, на небольшой тренировочной арене за несколько дней до начала турнира, паладин и увидел ее впервые. Восседающая на черной, как смоль, лошади, тонкая и резкая, как удар хлыста, который она держала в руках. Девушке было совсем мало лет, но она уже держалась, как настоящая леди, уже научилась смотреть на всех сверху вниз. Она стояла в тени накренившегося дуба, укрытая тенью от его раскидистой кроны, и едва заметно улыбалась, когда паладин выбил дух в дружеской дуэли со своим собратом. Они смеялись, громко и неприлично, хохотали до боли в животе, покрытые пылью, потом и кровью от нечаянных ран. Наверняка в глазах аристократки выглядели неотесанными мужланами, но когда паладин обернулся и посмотрел на нее, то заметил в прищуренных зеленых глазах живой интерес.
Поворотным моментом он считал тот, когда она нарочно уронила веер в грязь. Пришлось подойти и поднять его, игнорируя смех и улюлюканье товарищей за спиной, пытаясь не обращать внимание на то, что под теплым осенним солнцем каждая царапина, вмятина и пятно грязи на доспехах видны как на ладони. Он наклонился и поднял веер, отряхнул его и протянул девушке. С той же секунды поняв, что все это было подстроено. Кэролайн назвала ему другое имя, но паладин догадался, кем она была и зачем приехала. Не удивился и тогда, когда она попыталась приказать – не попросить, а именно приказать – убить или вывести из турнира человека, которого граф уже прочил ей в мужья и в победители сражения. Паладин отказался. Лишь пообещал, что предпримет все возможные усилия для того, чтобы победить, независимо от ее приказа. Она разозлилась.
О, какой она была прекрасной тогда! Валеор остановился на мгновение, держа перо над пергаментом и тщательно следя, чтобы чернила не упали на пожелтевший свиток. Она любила аккуратность. Она была красива и опасна, и мягка, как шелковый платок, прячущий под собой изящный стилет. Он улыбался ей, и она улыбалась ему, но каждый из них уже знал, что ловушки расставлены. Ловушки для горных львов, чьи косматые морды и оскаленные пасти украшали герб когда-то богатого и родовитого дома Североградских.
Он готов был с радостью попасться в ее сети, но дал понять, что если это и произойдет, то лишь на его условиях и с его, Валеора, желания. Он не позволит виконтессе играть с ним. Ему нужна была она – настоящая, не прикрывающаяся фальшивой улыбкой, не прячущая половину лица за веером. Пусть даже злая, но – настоящая. Они встретились снова перед турниром, в шатре для участников, куда она пришла уже совсем в ином виде, в костюме для верховой езды, без уложенной прически и без дурацкого своего веера. Они разговаривали и пили вино, пока не наступил вечер и за ней не прибыл телохранитель. Валеор отпустил ее с миром, и мир царил на его душе, когда он понял, что Кэролайн уже приняла решение.
«Мне хотелось бы когда-нибудь, когда все это закончиться, привезти Вас сюда, на север. Война изуродовала это место, но здесь все еще есть места, нетронутые осквернением и смертью, поверьте мне. Я хотел бы отвезти Вас в Грозовую Гряду, где свинцовые тучи всегда так низки, что кажется, будто между небом и землей совсем не осталось места, и если протянуть руку вверх, можно прикоснуться к ним. А горы, какие там горы! Столь величественного вида Вы не найдете в Восточных Королевствах. Все они покрыты белым снегом, даже в долинах, где совсем не дует ветер. В Ревущем Фьорде равнины и холмы, покрытые ельником, соснами и пихтой, определенно понравились бы Вам. Мы взяли бы лошадей и отправились на прогулку, и Вы кутались бы в шаль, я ведь знаю, как Вы не любите холода…»
Валеор вздохнул и потер пальцем переносицу. Воспоминания о Кэролайн иногда грели, но чаще причиняли боль и глухую тоску. Не потому, что он вынужден был покинуть молодую жену почти сразу после того, как отзвенели свадебные колокола. Верность и ожидание не составляли проблем для человека, который посвятил всю свою жизнь служению во имя справедливости, веры и Света; дело было в другом. В том, что девушка прятала под дежурными улыбками и наигранной веселостью, под вездесущей гордостью и высокомерием. Сначала она побаивалась паладина. Но несмотря на это, когда Валеор победил на Турнире и попросил у графа выполнить одно свое желание, она удивилась. Ее приемный отец – тоже, но желание победителя выполнил, осыпав его золотом и славой, как и полагалось. Желанием же паладина было лишь дать виконтессе свободу выбора, позволить ей самой решить, кого она хочет видеть своим мужем – независимо от того, кто оказался сильнее и удачливее в сражениях.
Кэролайн выбрала его. Что ж, он ожидал такого решения, но позже пришло осознание: девушка могла выбрать его лишь потому, что другие варианты были ей отвратительны. Человек, за которого хотели выдать замуж юную леди, был ей противен до глубины души. И она готова была на все, чтобы избежать его общества. Даже на жульничество. Даже выйти замуж за другого, пусть и нелюбимого человека.
«Пожалуйста, любовь моя, не полагайте, будто я забыл о Вас. Даже то, сколь мало времени судьба позволила нам провести вместе, никогда не повлияет на мое к Вам уважение, верность и глубокую привязанность. Когда смогу, я обязательно пришлю Вам в Штормград подарок, который Вы так хотели. Помните, мы говорили об этом перед моим отбытием? Плащ из белоснежного меха северных варгов, обшитый серебром и золотом, с заколкой в виде розы. Вы увидели его тогда на одной путешественнице и мгновенно влюбились в него. Я сделаю для Вас такой же. Помните, что я всегда держу обещания. Впрочем, в этом у Вас уже наверняка не осталось сомнений».
И вправду, сомнений у нее не было. Кэролайн выбрала его, видимо, ожидая, что паладин откажется. Его жизнь была слишком непредсказуема, слишком опасна и могла прерваться слишком скоро, чтобы он мог позволить себе семью. Особенно после того, как его собственная семья – мать, отец, дед и сестра – сгинула в нахлынувшей на Лордерон армии нежити. Но Валеор никогда не был один и никогда не чувствовал себя сиротой с тех пор, как попал к служителям Света. Сначала Серебряная Длань, а потом и Серебряный Авангард стали для него новой семьей, той, которую заменить не сможет никто. И все же он скучал по Кэролайн. Она… была другой.
Их свадьба была столь же шикарна, сколь много мог позволить себе потратить золота граф Драйлин. Валеор не возражал. Он понимал, что праздник этот предназначен для демонстрации власти и богатства графа, а также для того, чтобы на весь Штормград заявить о замужестве своей приемной дочери, которую он наконец-то сдал на попечение законного мужа. Видно, фамилия ее настоящей семьи, баронства Ардори, слишком уж резало нежный слух графа, напоминая о том, что Кэролайн ему не ровня и никогда ею не будет. Практически каждый, кто состязался за руку девушки, преследовал только собственные цели: будь то расположение графа, богатое наследство, супруга из высокого рода. Валеор был единственным, кому не нужно оказалось все перечисленное. Он оказался единственным, кто пожелал освободить ее, эту прекрасную птицу, из золоченой клетки.
По крайней мере, он так думал, и даже полагал, что Кэролайн была благодарна за это. Но она перестала отвечать на его письма. Если уж быть до конца честным, она не ответила ни на одно письмо, присланное с тех пор, как Валеор уехал на север. Паладин не знал, доходили ли эти письма до нее вообще, и если да, то по какой причине она не желала отвечать. В глубине души мужчина прекрасно осознавал, что девушка никогда не полюбит его так, как он любил ее с того самого момента, как поднял из пыли и грязи ее упавший веер. Она могла испытывать симпатию, благодарность, уважение. Но не любовь. Никогда.
«Думаю, пора заканчивать и прощаться, милая моя Кэролайн. Как много я отдал бы, чтобы на минуту снова увидеть Ваше лицо и улыбку. Каждый день я храню воспоминания об этом в своем сердце и надеюсь, что мы с Вами встретимся снова. Надеюсь, что и Вы не забудете обо мне, даже если мне суждено будет погибнуть в снегах. Я буду ждать Вашего ответа, что бы Вы ни решили. Навсегда Ваш, Валеор Эдмунд Североградский».
Он запечатал письмо в конверт и поставил тисненую печать, сделав оттиск с гербом Серебряного Авангарда. Послание доставят на ближайшем корабле в Восточные Королевства, который отходит только завтра утром, и дойдет оно до Штормграда лишь через несколько недель, когда судно пересечет пролив и пристанет к берегам Элвина. Ждет ли она еще его писем? Может быть, Кэролайн больше нет в Штормграде, она уехала в фамильное поместье своего приемного отца? А может быть, ей просто все равно, она нашла кого-то, более близкого, более похожего на себя. Того, кто не оставил бы ее одну сразу же после свадьбы. Того, кто мог дать ей все то, что Кэролайн по-настоящему заслуживала.
Валеор положил письмо на стол и поднялся, хрустнув шеей и поправляя отороченную жестким вольчим мехом куртку. Сейчас было время отдыха, день клонился к вечеру, и на ночной патруль нынче отправляли другой отряд. Рассказывать в письмах к жене о всех тех ужасах, с которыми приходилось сталкиваться на враждебной, обледеневшей и пропитанной горечью земле, было излишним. В ней и так было слишком мало покоя, чтобы нарушать его еще больше. Вздохнув и улыбнувшись, Валеор собрался было уже отправиться ко сну, как в шатер ворвался взмыленный, задыхающийся гонец.
– Сэр Валеор! Сэр!
– Что случилось, Сеймус? – паладин помнил имена всех, кто обретался в военном лагере на краю Ледяной Короны. Еще одна особенность этого человека, которая всегда удивляла высшее командование. – Новый приказ от лорда-командующего? Присядь…
– Нет времени. Атака из Плетхольма, – выдохнул солдат, пошатываясь. – Всем способным держать оружие приказано защищать лагерь.
– Благодарю тебя. Держись за частоколом, – кивнул мужчина, быстро облачаясь в доспехи и хватая меч в ножнах, который покоился возле его рабочего стола. Командирам отрядов полагалась честь иметь собственный шатер, пусть и не слишком большой, но это его устраивало. Валеор никогда не был особенно притязательным.
Еще один день, еще один бой. Паладин отправлялся в сражение, каждый раз произнося короткую молитву и целуя знак Серебряного Авангарда, то был его собственный ритуал. Он не думал о смерти. Разя восставшие трупы, носящие доспехи, точь-в-точь похожие на его собственный, он осознавал, что дарил этим людям последний покой. Без сожаления. Без страха. Без сомнений. Его вера была крепка, и с каждым новым днем, несущим пляску на краю смерти, она только росла и становилась все более уверенной. Он пытался спасти каждого, кого возможно было спасти, и скорбел о каждом, кто погибал на этой войне. Войне на уничтожение всего живого. И дело было не только в долге, чести и вере.
Просто каждый раз Валеор думал о том, что где-то за морем, за белокаменными стенами далекого города, под защитой королевской гвардии и собственной гордости, была та, которую он готов был защищать до последней капли крови. И мысль о том, что темная армия Короля-Лича может прийти за ней, была невыносима. Он должен был остановить натиск тьмы здесь и сейчас, чтобы не допустить, не потерять, не пережить еще один раз того ослепляющего и оглушающего горя, что настигло его еще мальчишкой.
Не в этот раз.
Не позволю.