Фели&Asgor
Он слабо представлял, как именно сумел добраться до своих апартаментов. Дьявол, пошатывающийся и с мутным, стеклянным взглядом, ввалился в прихожую не чувствуя собственных ног, с грохотом опустив на усыпанную семенами и всевозможными растворами тумбочку ощутимо нагревающийся фолиант. К старому, издевательски поблескивающему на переплёте золоту теперь добавилась щедрая порция иного, серебристо-белого металла с вихрящимися чёрными прожилками, точно у дамасской стали. К этому сорту точно придется привыкать, ибо он жёг хуже пламени одного рабису.
Грузно опустившись на старое, придавленное ещё до его въезда кресло, Эшемаил с раздражённым вздохом запрокинул голову, силясь справиться с грызущей мигренью. Он помнил лишь, как по пути встретил миссис Кимбер, крайне настойчиво поинтересовавшуюся насчет оплаты за месяц; пришлось ненавязчиво указать старушке на её место. Впрочем, после этой встречи она явно почувствовала себя даже лучше прежнего и ушла, насвистывая что-то под нос. Типичный человек. Но ведь она счастлива, не так ли?
Он скривился и поднял испачканную в смеси из золота и том серебристо-чёрном металле ладонь, помассировав свой висок. Блестящие пластинки уже отколупывались от кожи и плотными хлопьями опали за воротник его мокрой рубашки, раздражая лишь пуще — плащ так и остался у Эрзсебет. Всем нужно именно это — счастье. То, ради чего можно хоть по головам идти, отдавая на костер своих желаний ненужные вещи и ненужных людей. Разве это не было... неправильно?
А разве его должно было это волновать?
Потолок в этих апартаментах был почти до удивительного чистым — словно некто порывом ветра сдул всю пыль. Работа Вентуса... до того как он исчез, быть может? Намару с лёгкостью мог попытаться вычислить местоположение опального бедолаги, но честно говоря, пока что ему было абсолютно и безраздельно плевать. Никакой пользы или выгоды для планов в обозримом будущем ашару ему не сулил, следовательно, и прилагать усилия было бессмысленно.
Планы в обозримом будущем... но какие же у него были планы? Следовало привести порядок в этот город, лишь его жителей хаоса всеобщего неповиновения. То, что произошло сегодня на площади, возмутило его до крайности — так продолжаться не могло. И в то же время он желал чего-то для себя. Чего-то весьма конкретного, что-то, что не мог даровать никакой порядок. Когда из прихожей потянуло чётким ароматом гари, на губах Эшемаила против его же воли возникла слабая, в каком-то отношении даже чуть искренняя улыбка. Лишь на мгновение, однако — потом ей на смену пришло задумчиво-пасмурное выражение. В отличие от Вентуса, Азриэль действительно мог быть ему полезен — более того, весь сегодняшний день рабису доказывал именно это.
Однако не следовало сбрасывать со счетов и риски — к примеру, риск того, что всё это было лишь попыткой доказать сломленному одиночеством падшему «чувства», которых на деле могло и не быть. Достаточно было вспомнить рассказ Тирана о пепельном саде — Азриэль был совсем не так прост.
И в прошлом он уже его предал.
Злость и ярость, волной расплавленного металла поднявшиеся к его горлу, он отринул с ледяной небрежностью. Это дело прошлого, и Эшемаил прекрасно осознавал — особенно теперь, когда раскрылись его глаза после сражения с самозваным, безумным «богом» кибернетического мира. Плевки ядом и былые обиды не принесут ровным счётом ничего, а он хотел многое. Например, он хотел Азриэля исключительно для себя.
И, что характерно, в данный момент осквернённый намару обладал определённой властью над заключённым в книге рабису. Нужно было привязать его к себе — так, чтобы то предательство не повторилось вновь. Кингу задумчиво покосился в сторону письменного стола, усеянного вьющимся плющом точно зелёным полотном; кусочек блестящего оникса был сокрыт в верхнем ящичке под кипой оставленных ещё владелицей апартаментов бумаг — так, чтобы растения пожирателя не могли до него добраться никоим образом. Эшемаил как никто другой представлял, насколько сильно влияние вместилища. И раз уж у него была возможность выбрать носителя для своего рабису, нужно было отыскать такого, кто будет...
Серые глаза бывшего ангела на секунду вспыхнули серебристым ответом в центре зрачка, радужка словно покрылась сетью чёрных узоров.
Такого, для кого он будет единственным в своем роде.
Что-то зашевелилось, заныло от боли в его груди, но взбудораженный своей идеей Эшемаил попросту проигнорировал негодующее, острое чувство. Ладонью нащупав рукоять зеркального ножа, он прикрыл глаза, с какой-то нехорошей усмешкой покачав растрёпанной головой. Идеально отполированный клинок с неудобной металлической ручкой без обмотки, но в руку при этом он ложился словно влитой, не скользя и не отягощая.
Дьявол плавно поднялся на ноги, на ходу снимая мокрую рубашку и отшвыривая её на кресло; его старый телефон так и лежал на укрытом плющом столе. Нужно будет сменить его на, быть может, рабочий, но пока Эшемаил с невозмутимым выражением лица взял глючный аппарат и, написав на знакомый до ужаса номер сообщение, без каких-либо терзаний отправил его.
Следовало принять душ перед приходом его близнеца — после этого дождя Чарли чувствовал себя отвратно.
"Еду", - ответное сообщение приятно отозвалось вибрацией в ладони. Оно пришло так быстро, словно Рэй днём и ночью дежурил возле телефона, ожидая от близнеца хоть какого-то намёка на... терзание от расставания аж на несколько дней? Гордыня мешала мужчине взглянуть трезво на положение вещей. На то, что лишь в его изувеченной детскими психозами душе зреет подобная зависимость от общества брата.
Впрочем, сейчас Эшемаилу такая привязанность играла на руку. Ангел даже позволил манекенщику почувствовать себя необходимым.
Непростое это дело - пробираться по улицам столицы, которая в дополнение к типичным тромбам пробок на дорогах теперь была ещё и опутана частой сетью патрулей. Поэтому Чарли мог позволить себе понежиться под тёплыми струями, разминающими усталое тело, и не опасаться резкого звонка в дверь. Наверняка настойчивого, очень долгого звонка. Дьявол улыбнулся - предсказуемость брата радовала. Пробуждала чувство контроля над ситуацией, когда каждой книге отведена своя позиция в бесконечной картотеке.
Прошло больше часа перед тем, как в дверь отчаянно забарабанили. Надо же, похоже кто-то всё-таки недооценил настойчивость Рэя. В дверной глазок едва вмещалась статная фигура, одетая в неброскую рубашку и кожаное полупальто - блеск и глянец мешают перемещениям по городу, объятому огнём теракта. Это даже Реймонд понимал.
Пока дьявол без особенной спешки поднялся с кресла и дошёл до прихожей, Рэймонд чуть не выломал ко всем чертям дверь — единственную преграду на пути к брату, который наконец-то захотел с ним встретиться. Наконец-то в нём нуждался.
Он знал, что чувствовал его… брат Чарльза — он сам до безумия долгое время был на его месте, и от этого знания боль в груди, не прикрытой небрежно распахнутой рубашкой, становилась лишь сильнее. Ещё не поздно. Необязательно делать это — можно было заключить с Рэймондом фаустианский контракт, оставить его в живых…но возможность привязать к себе Азриэля самой надежной из всех возможный цепей нельзя было упустить. Только творцу известно, когда ещё ему выдастся такая возможность.
За этот час он успел подготовиться. Камень лежал в заднем кармане брюк, кинжал был спрятан в заготовленном месте, а Азриэль сейчас развлекался с семенами и растениями на кухне, даже не подозревая о планах кингу; будет для него небольшой сюрприз. Всё пройдет гладко — должно пройти. Оставалось дело за малым: со слабой, нехорошей улыбкой положив ладонь на ручку двери, дьявол просто выпустил запертого в тёмной комнате Чарли; разумеется, удерживая в своей руке цепь, столь невыразимо приятно холодящую кожу ладони. Щёлкнул дверной засов.
Как и должно быть.
— Ох, привет Рэй, — с искренней улыбкой распахнул дверь бывший преподобный, впуская брата в свои апартаменты.
Когда тот, самую малость сердитый задержкой перед дверью, вошел внутрь, Чарли с какой-то до нелепого облегчённой улыбкой безболезненно столкнулся с близнецом лбами, почти сграбастав в объятиях — всё-таки телосложением он отличался отнюдь не хлипким. Их губы при этом оказались почти издевательски близко.
— Спасибо что пришёл, — тихо прошептал Чарли с мягкой, такой свойственной ему улыбкой.
«Нет, нет. Уходи отсюда. Беги, немедленно».
«Заткнись. Ты принадлежишь мне».
Как человек, который бесконечно долго стремился к заветной цели и наконец её достиг, Реймонд не отказал себе в удовольствии потянуть мгновение. Манекенщик закрыл глаза, обращаясь в голый нерв, и приблизил своё лицо к лицу брата. Как верный пёс он тёрся о его щёки и нос, скрёбся кожей об отросшую щетину. Одна ладонь парня немедленно нырнула под край распахнутой рубашки, чтобы ласково провести пальцами по чувствительным ворсинкам на ложбинке вдоль спины. Вторая ладонь опустилась на затылок Чарли - и Рэй с самой искренней улыбкой, на которую только был способен человек вроде него, уткнулся подбородком в плечо брата.
- Я же обещал, что теперь мы будем вместе. Всегда, - ткнувшись носом в ароматные после душа волосы Чарли, громко ответил манекенщик. Рэй не шептал как трус, который стыдится своей связи. Казалось, он наоборот гордился тем, что нашёл свою вторую половину. Причём нашёл очень давно.
- Нам нужно валить отсюда, - вдруг неожиданно для них обоих сказал Рэй. - Отец... он не поймёт, а я не хочу тратить наше время. И с агентством какая-то чертовщина. Кажется, мне скоро дадут расчёт. Сучары! Словно забыли, кто вытягивал их убогие показы все эти годы...
По мере того, как злое отчаяние росло в голосе парня, его ласки становились всё откровеннее. Казалось, что манекенщик примчался только для того, чтобы забыться в обществе дорогого сердцу близнеца. Но... было за этим что-то ещё. Реймонд действительно был готов к серьёзным переменам, но просто никак не мог решиться на такой шаг в одиночку.
Тихо шелестя, кожаная куртка упала на пол прихожей.
- Ты ведь не оставишь меня, да? Мы сможем жить, как захотим. Быть вместе и ни перед кем не оправдываться. Никто... не нужен... кроме... тебя... - всем телом вжавшись в Чарли, который с детства умел погасить все его тревоги, Рэй запустил пальцы в густые пряди брата и надолго замолчал, прильнув губами к его шее.
Отчаянно цепляясь за свой единственный якорь в этой треклятой жизни, прижавшийся к Чарльзу Реймонд так и не увидел. Он не увидел, как на лице застывшего на мгновение брата заходили желваки. Вслушиваясь в сердцебиение близнеца, манекенщик не услышал, как тот яростно, почти до скрипа стиснул челюсти, словно надеясь либо раскрошить собственные зубы, либо перегрызть чьё-то горло. Шероховатые ладони вцепились в рубашку Рэя, когда его брат грузно навалился на него, осыпая судорожными поцелуями ухо и висок. Такой ответ был красноречивее всяких слов, и зажмурившийся от счастья мужчина едва услышал, как из рвано поднимающейся, раскрытой груди его второй половинки донёсся какой-то странный звук — неясно, вздох ли радости или горестный плач. Впрочем, вряд ли это мог быть последний. Теперь…
«…мы будем вместе навеки. Обещаю тебе это».
Это чувствовалось странно, ненормально. Словно чей-то голос материализовался в его голове. Немного похожий на голос его Чарли, но отчего-то преисполненный невообразимой горечью, яростью и мукой. До ушей всё ещё жмурившегося в объятиях напрягшегося брата, но настороженно нахмурившегося манекенщика донеслось, как что-то с тяжёлым «кап-кап-кап» забилось о паркет прихожей. Звенящее, и в то же время влажно-металлическое звучание, словно некто совсем близко капал ртутью из разбитого градусника. Поистине крупного градусника. Когда он почувствовал, как его собственную рубашку начинает пропитывать чем-то обжигающе горячее и, тихонько ойкнув, распахнул глаза — даже в мыслях не думая о том, чтобы высвободить странно ведущего себя Чарльза из объятий — манекенщик, прижимающийся к плечу близнеца, вздрогнул и удивлённо моргнул.
Несчастный, обнимающий родного брата, которого он знал — был уверен, что знал — лучше всех людишек на этой проклятой Земле вместе взятых, Реймонд не ожидал увидеть за спиной своего близнеца, точной своей копии, два огромных крыла с иссиня-чёрными перьями. На каждом жалком пёрышке, вдоль стержня, едва заметно сияли кроваво-красным светом непрерывно двигающиеся узоры, от которых на в кои-то веки облегчившейся душе мужчины начали скрести кошки. Когда ладонь опешившего Рэя скользнула по спине брата и дотронулась до его оголённой груди, дабы мягко оттолкнуть Чарли, рассмотреть это невольно ужасающее чудо поближе, пальцы, с влажным чавканьем погрузившиеся куда-то, яростно обожгло кусачей, ноющей болью.
Глаза Реймонда — такого же цвета, что глаза его возлюбленного брата — расширились от ужаса и боли, но по какой-то причине он не сумел промолвить и слова. Ошеломленно приоткрыв рот, вздрогнувший мужчина с порывистым вздохом взглянул в лицо Чарли... и вместо родных, столь знакомых глаз увидел два озерца густой ртути. Там, где был зрачок, располагалось крошечное багряное солнышко, излучающее холодный кроваво-красный свет, совсем как узоры на перьях; подвижный серебристый металл заменял скривившемуся от боли брату радужку, но склерой был мрак. Не чернота, не просто тёмная плёнка, но вихрящаяся тьма, тонкими узорами выползающая за пределы самих глаз и струящаяся по лицу... которое отчего-то обрело красоту и совершенство скульптуры, нежели человека из плоти и крови.
Чарли... или чем бы ни было существо перед оцепеневшим Реймондом... протянуло ладонь, со щемящей нежностью пригладив такое похожее лицо. Пальцы, «украшенные» когтистой перчаткой из, казалось, того же металла, из витиеватой «дамасской стали» что была в его глазах, заправили за ухо Рэя короткую прядку. Манекенщик, в отличие от бывшего преподобного, редко щеголял растрёпанным, предпочитая на своей голове непослушной лохматости стильный беспорядок. Большой палец обхватил гладкую, лишь чуть-чуть заросшую щеку.
«Я позабочусь о тебе. Он, уверен, тоже».
Эти слова, даже не произнесённые вслух, были последним, что услышал Реймонд. Слепящая вспышка боли, от которой на глаза буквально навернулись слёзы, а ноги стали попросту ватными, вынудили мужчину навалиться на ангела, даже не думающего выпускать рухнувшего человека из рук и крыльями приобнимая, не позволяя рухнуть на паркет. Ангела... чудно, но это слово в сознании Рэя показалось одновременно донельзя, неописуемо подходящим, и в то же время неправильным. Взгляд стремительно тускнеющих серых глаз скользнул по груди «Чарли», по глубокой и длинной ране, распоровшей кажущуюся идеальной кожу от плеча до противоположного бедра, устремился к глазам, словно надеясь отыскать там ответ —«За что?» Найденное им... отчего-то успокоило. Печаль, ледяная решимость... и любовь. Всё же любовь. Реймонд со свистом выдохнул, не обращая внимания на вытекшую между его губ струйку крови, и из последних сил потянулся к поддерживающему его созданию. Тот понял без слов, наклонившись и порывисто поцеловав умирающего человека.
Только когда тело его брата окончательно обмякло, Эшемаил с тихим вздохом извлёк кинжал из его спины. Лезвие, словно замороженное во времени, поспешно избавлялось от стекающей по нему багряной крови, словно пытаясь пристыдить демона в совершённом. Но попытки были обречены на провал: невзирая на всю боль, кингу сохранял уверенность. Так будет лучше всего... кажется, он говорил подобные слова ещё не так давно. Каким же глупцом он казался себе сейчас!
Крыльями всё так же поддерживая застывшего Рэймонда, намару медленно, плавными движениями извлёк из кармана зловеще поблескивающий чёрный камушек.
«Положи его в рот мертвеца, и рабису будет вынужден переселиться в отмеченное тело».
Взгляд дьявола остановился на всё так же распахнутых серых глазах его брата, взирающих с немым укором и удостоившихся лишь усталого вздоха. Он не стал бы совершать такой бессмысленной жестокости, но следовало признать — подобная возможность выпадает не каждое столетие. Столь ошеломляющая любовь встречается редко.
Он найдёт ей достойное применение. Плевать, насколько эгоистичным это было. Положив камешек в собственный рот, осквернённый кингу наклонился вновь, впиваясь в губы мертвеца, чьи мышцы ещё не затвердели: было нетрудно погрузить кусочек оникса в рот Рэймонда. Слегка отпрянув, Эшемаил опустился в лужицу собственной крови вместе с телом близнеца, придерживая его своими крыльями и погрузив одну ладонь в когтистой перчатке в его непослушные волосы, размеренно баюкая, словно беспокойное дитя. Жаль, что его голос так и принадлежал Азриэлю — у него появилось жгучее желание замурлыкать старую песенку из детства. Намару бы подумал над его возвращением — в конце концов, потрясающей глупостью для кингу было не иметь голоса — но почему-то эта логичная в полном своём объёме мысль казалась кощунственной.
Ничего. Он будет петь для Рэя и Азриэля, когда они вновь будут с ним... и будут его. Улыбнувшись краешками губ, Эшемаил положил подбородок на макушку мертвеца; оставалось лишь ждать. Он прождал вечность в бездне, подождёт и ещё чуть-чуть.
Томительно текли секунды, облачённые в капли серебра и багрянца. Вдруг тело Рэя дёрнулось, как от удара электрическим разрядом. Серые глаза широко распахнулись, а горло сократилось в первом глотательном движении. Мучительно нахмурив брови, Реймонд выплюнул изо рта злосчастный оникс, который едва не проглотил. Взглядом новорождённого Азриэль созерцал мир вокруг себя, ошалевший от лавины эмоций и погребённый под толщей чужих воспоминаний.
Слишком поздно заворожённый подобным таинством Эшемаил услышал мерзкий звук, похожий на треск паркета под острыми когтями.
Зарычав, одержимый взмахнул скрытой от глаз дьявола рукой и вонзил чёрные серпы на пальцах прямо в истекающую ртутью рану. Вспышка боли и сила удара опрокинули ангела, в то время как рабису по инерции придавил небожителя сверху. Пачкаясь в обжигающе холодном металле и собственной крови, алым цветком растёкшейся вокруг затянутого верой пореза, Азриэль вплотную приблизил своё лицо к лику ангела и коротко лизнул его в щёку. Язык пожирателя был на удивление сухим и шероховатым, как у кошки.
- Знаешь, это было чертовски больно, - проворчал Азриэль, чуть проворачивая когти в шраме архивариуса и явно намекая на коварный удар намару. Всё ещё не вполне осознавая тот поток желаний, который тёк по жилам нового тела, пожиратель с голодным придыханием припал к губам инфернального любовника. Эшемаил почувствовал, как мышцы его рабису сокращаются в пугающем спазме, а через мгновение горло мучительно обожгло - вместе с поцелуем Азриэль щедро делился порцией своего желчного яда. Зачем? Хотел убить? Но вот жжение сменилось приятной прохладой, которая растекалась по всей сверхъестественной сути Эшемаила, до самых кончиков его чёрных крыл. Где-то в распоротой груди родился звук, похожий на тихий перезвон. И когда Азриэль, насытившись поцелуем и болью намару, начал подниматься, то перезвон вновь повторился.
На этот раз он исходил из приоткрытого рта архивариуса.
- Квиты, - прогудел Азриэль, стягивая с себя мокрую насквозь рубашку. Не требовалось долгих объяснений, чтобы понять рабису: ему вернули тело, а он вернул голос. Не сказать, чтобы пожиратель был склонен к заключению подобных честных сделок. Скорее это просто был подарок для одного-единственного ангела в тусклой вселенной.
Какие странные, слюнявые мысли.
Азриэль повертелся перед зеркалом, разглядывая новое тело. Хорошее. В меру красивое, в меру сильное, в меру молодое. Отлично подходит для активной жизни, охоты и... прочего. Мысли о прочем тоже принадлежали тому человеку, который родился в этой оболочке. Азриэль поморщился - как бы глубоко он не ворошил воспоминания Рэя, почему-то казалось, что эти воспоминания всегда и во всём были завязаны на "милого Чарли". Рабису презирал подобные привязанности, но сам поневоле уже становился их заложником - одержимость Реймонда собственным братом пустила необычайно глубокие корни в порабощённую демоном душу.
Тема закрыта
