Осколок, первые ряды
— Наказанием за твой проступок тоже станет моё бездействие, Эшемаил.
Слушал он безмолвно, не прерывая и не пытаясь вставить хоть слово в своё оправдание: только растрёпанная голова с каждым чётким словом хорошо поставленного, властного голоса опускалась всё ниже и ниже до тех пор, пока он не начал разглядывать шнурки на собственных ботинках. Разношенная, но хорошая обувь, в этом отношении он не попытался даже обворовывать Рэя, даже не зная, кого именно он тогда обворовывал. Если бы «добрый сосед» Ур-Лагуш не рассказал ему, чьи именно то были апартаменты, бывший преподобный бы и не догадался, наивно полагая, что они уже принадлежали убийце. Что он там говорил… «надо бы больше халаку»? Если Бель преуспеет, его желание вполне может исполниться.
Закостеневший от охватившей его паники и ужаса мозг ухватился за эту мысль, как за спасительную соломинку. Где-то на задворках сознания вспыхнула робкая искорка мысли, зажёгшая склад с бензином: насколько пустячным ни могло бы показаться это поручение, оно исходило от Тирана. Если на задание отправили не члена Двора, но падшую, которая и не зарекомендовала-то себя, вполне могло статься, что это было куда опаснее.
Может, Эрзсебет и была права в отношении интеллекта этого конкретного индивида, шестерёнки у него были не только на запонках. Нужно было попроситься отправиться вместе с нею, помочь быть может, но…
Рэймонд.
Вперившись мутным взглядом в самое начало сцены, в проход который вёл за кулисы, намару вот уже во второй раз почувствовал скользнувший по лицу могильный холодок и отпрянул, вжимаясь в спинку кресла. Серая радужка то и дело умалялась под напором зрачка, расширяющегося каждый раз, стоит очередной модели элегантно выскользнуть на подиум.
Тиран действительно знал, куда ударить так, чтобы было больнее.
«Сохранить благодать»? От этих слов в груди порывисто вдохнувшего разгорячённый воздух Чарльза заклокотало от хорошо сдерживаемого гнева и подступающей к горлу ярости. И что же дала эта благодать? Кому она помогла, кого защитила? Эти слова казались даже большей издёвкой, нежели роковой приговор о смерти его брата. В последнем была хоть какая-то честность.
Осколок, за кулисами
Любопытное это чувство — раздражение и насмешливая, презрительная гордость одновременно. Когда Рэймонд мрачно разглядывал снующих «побратимов», блестящих и помазанных настолько, словно их с головой окунули в чан с маслом, он мог чувствовать разве что раздражение. Не жалость, как можно было бы подумать: они хоть и были хуже, но сами вызвались на свою роль, совсем как он. Плохие новости, котятки: вы все — лишь бутафорская, низкопробная заготовка, которую всегда показывают пред тем, как продемонстрировать образчик истинного мастерства.
Он знал это — знал, что был лучше. Не гордыня, но понимание собственной цены. А ведь подумать только, он вбил себе в голову эту идею лишь для того, чтобы лишний разок позлить отца, рычащего о позоре на их фамилию. Иронично и весьма… неприятно то, что куда лучше с этим справился кое-кто другой. Его лицо на мгновение скривилось.
Сколько это… две недели назад? Ещё столько же, и отец опять отправит его с «посланием», словно мальчика на побегушках. Это злило сверх всякой меры, и всё же каждый раз он соглашался быть посредником. Неясно лишь, зачем: надежда уже давно погасла и выгоревшей спичкой валялась в золе.
— Свет оттуда кажется почти как свет в конце тоннеля, — весело фыркнула присевшая рядом Эмили, наморщив носик и сдув рыжеватую прядку. Блондин, невозмутимо восседавший и с ленцой сытого льва наблюдающий за суетящимися перед ним бабуинами, изогнул бровь и взглянул на неё без тени интереса. Она могла напомнить ему другую девушку, тоже рыжеволосую, но эта мысль заставила Рэймонда лишь снисходительно усмехнуться. Куда там. Не такая же хищница, напротив: маленькая птичка, малиновка быть может. На один зуб.
«Для тебя — возможно, дорогая. Но уж точно не для меня».
Самоуверенность? Знание собственной цены, скорее.
— Рэй, твой выход! — окликнула его темнокожая женщина с собранными в хвост вьющимися волосами, ткнувшая пальцем в компьютерный планшет в свободной руке. Новенькая, кажется.
Салливан нарочито медленно поднялся и прошествовал к ней, одарив непонимающе нахмурившуюся женщину, нервно замявшуюся и прижавшую планшет к груди, более чем холодным взглядом. Когда она окончательно скисла под презрительным взглядом, блондин с раздражённым вздохом отвернулся.
— Имя — Рэймонд. Постарайся не забывать, если работа по-настоящему дорога, — рыкнул он, зашагав в сторону выхода на подиум. Право называть его так ещё нужно было заслужить. Как и на всех частных показах, щелчков фотоаппаратов можно было и не ждать, но стоило ему появиться в проходе, тут же замелькали краткие, но о сколь яркие вспышки. Свет в конце тоннеля?
Как бы не так. Нужно лишь знать себе цену.
Осколок, показ
Злость, не направленный ни на кого конкретного гнев, боль и бессилие в одном пакете: как иначе можно не охарактеризовать кого-то, кого буквально минуту назад называли «светлым ангелом»? Возможно, исключительно из-за цвета волос, которых с момента рождения ни разу не коснулась краска. Неудивительно, зачем святому отцу вообще красить волосы и иначе следить за внешностью? Они должны врачевать души, а не услаждать взгляды, кесарю кесарево, а Божие Богу. Можно ли было назвать эмоции эти праведным гневом и скорбью об утерянном, решать следовало не Эшемаилу.
Но и злость, и гнев с жалобным шипением погасли словно очутившиеся в вакууме свечки, едва он увидел высокую фигуру, выросшую в ведущем за кулисы проёме. Раздались щелчки фотоаппаратов, по гостям прошлась волна возбуждённых шепотков. Бессилие, боль и стыд; на мгновение показалось, словно кто-то выкачал весь воздух из его лёгких.
— Я... прошу прощения, — хрипло выдавил дьявол, вцепившись в ткань брюк на его коленях. — Могу ли я выйти?
Тиран воззрилась на него с нечитаемым выражением, слегка изогнув бровь. Мгновение спустя губы стильно одетой женщины изогнулись в лёгкой, почти снисходительной улыбке, но глаза... Когда она кивнула, он поднялся и буквально пулей вылетел из зала, проигнорировав возмущённое шипение тех, кому внезапно сорвавшийся Чарли помешал глазами вкусить оставленную напоследок «вишенку на торте».
Ему даже не потребовалось так уж много времени на то, чтобы отыскать мужскую уборную, ныне абсолютно пустую. Право, следовало удовлетворять все нужды гостей, обнаруживших себя в домене Двора, разве не так?
Мужчина почти навалился на белоснежную раковину для мытья рук и порывисто схватился за своё горло, словно повязанный на том галстук вдруг начал его душить; он попросту не заметил воплощённые им крылья, неслышно скользнувшие на скользкий кафельный пол, не заметил пропитавшее рубашку и пиджак золото и тусклое, умирающее сияние темнеющих к центру глаз. Каждый глоток воздуха приходилось буквально проталкивать в глотку; отражение в зеркале, висящем прямо перед его носом, взирало на него со скривившемся в гримасе ярости выражением.
Он не был уверен, что это выражение сейчас было на его лице.
Его брат умрёт, умрёт из-за того, что поселившаяся в его теле тварь оплошала перед другой, ещё худшей тварью.
Это не так. Он пытался, пытался...
...всё, что он пытался, это портить. Это его брат! Как он смел...
Он не знал! Это слишком...
Он неудача. Лучше бы его и вовсе не вытащили из бездны.
Эшемаил зажмурился, не в силах более выдерживать взгляд этого искажённого гневом и болью лица. Когда он медленно распахнул глаза, выражение уже исчезло, но боль и отвращение к самому себе... о, они остались.
«Моё бездействие — вот самая страшная кара».
Белитруахим...
Дьявол со стеклянными глазами быстро похлопал по карманам и нащупал мобильный телефон. К счастью, он не умудрился забыть его в кармане куртки во время панического и преисполненного тупого ступора переодевания. Устало воззрившись на глючный аппарат, мужчина быстро набрал знакомый ему номер. Хоть кого-то... спасти хоть кого-то. Крылья с печальным шорохом рассыпались горсточкой пепла, растворившегося в воздухе и даже не осевшего на полу. Золото же впиталось в его кожу, как и всегда.
Как и всегда.
Прости, Лемуэль. Знаю, что ты спишь, но... вряд ли этот номер есть у кого-либо, кроме тебя.
"Лавка редкостей", чуть позже
Герцог Лайлитам даже не успел ответить на тираду устало позёвывающей фанатички, когда мобильный в его кармане призывно завибрировал. Номер оказался... барабанная дробь... даже незнакомым. Кому вообще могло приспичить звонить в такое время суток?
Лабиринт
Когда Валери медленно присела на скрипнувшую кровать, её всё ещё потряхивало. От негодования и обиды: всё тело буквально ныло от жгучей, нестерпимой неудовлетворённости, между ног покалывало так, словно кто-то использовал её бёдра вместо подушечки для иголок. Была бунтарская мысль стянуть с себя штаны и разобраться с этой проблемой самостоятельно, однако...
Чудно, но это казалось ей донельзя плохой идеей. Словно взять и заспойлерить себе весь сюжет невероятно хорошего сериала.
Гневно запыхтев и нахохлившись, словно очутившаяся под дождём птичка, Валери запрокинула голову, с лёгким удивлением уставившись на потолок. Всё здесь — и сам потолок, и стены, и даже пол — были из шероховатой древесины. Не из досок, разумеется — в буквальном смысле древесины, местами даже покрытой тёмной, жестковатой корой. Никаких оконцев, вместо ковра блестящие в свете мягко мерцающих люминесцентных цветов изумрудные листочки, густым покровом укрывающие древесный пол. Выросшие прямо в лиственном покрывале кровать, тумба для одежды, да причудливо выглядевшая бадья — вот и всё, что здесь было из «мебели». Но пахло тут, бесспорно, чудесно. Так и хотелось свернуться клубочком на одеяле и забыть о каких-либо невзгодах. Даже учитель, чья филактерия с её лёгкой руки оказалась во владении тех магов, казался таким далёким. Словно воспоминание из детства.
За этим спокойствием Валери даже не вздрогнула, когда дверь в её комнату с тихим скрипом распахнулась, и внутрь... вошла незнакомая ей девушка.
Густые каштановые волосы, пушистые, но самую малость взмокшие от пота — словно девушка пробежала марафон, или что-то в этом духе. Голубые глаза воззрились на Валери, недоумённо и по-птичьи склонившую голову набок, с покровительственным и лёгким интересом, чувственные губы со слегка смазанной помадой чуть приоткрыты. Сирота — пока ещё Сирота — настороженно сощурилась, окинув расслабленную, не слишком-то заинтересованную её скромной персоной незнакомку вопросительным взглядом: на той, помимо небрежно наброшенного осеннего пальто из серой ткани, не было почти ничего. Вряд ли колготки и чёрный, явно дорогой бюстгальтер можно было внести в разряд, ну одежды. Нетрудно было разглядеть поблескивающие на груди и плоском, но мягким и лишённом очерченных мышц животе бусинки пота; если приглядеться, то даже в красноватом свете сияющего багрового цветка можно было заметить россыпь веснушек на щеках и носу ночной гостьи.
Запоздало, но до чуткого носа Валери донёсся и запах. Девушка почти инстинктивно свела бедра, вздрогнув от пронзившего её тело разряда: от незнакомки пахло знакомо, очень. Слабый аромат зелени и мха, аромат лесных ягод и самого леса, угасающий и явно не принадлежавший самой гостье, но буквально прильнувшей к её взмокшей коже.
От неё пахло Ядвигой.
Валери сглотнула; не от страха, но оттого, что буквально вмиг её рот наполнился слюной.
Сообщение отредактировал Фели: 04 февраля 2017 - 07:38
Тема закрыта
