Японец сидел неподвижно, словно окаменевшая статуя где-то на задворках заброшенного храма посреди обметаемых снегом горных вершин – если бы это была статуя, которую горстка отвязной молодежи из детей корпоративных воротил, решившаяся выбраться из-под Купола на экзотический отдых, столкнула со скалы прямиком в огромную кучу дерьма. Так иногда бывает – кто-то тратит жизнь на то, чтобы построить будущее, а кто-то тратит остатки дней, заливаясь до алкогольного отравления в ближайшем дешевом баре, чтобы потом пойти в туалет и пустить по вене разъедающий содержимое черепной коробки героин, избавляясь от прошлого. Забавно, что чаще всего второе с оглушительным щелчком наступает вслед за первым, а то, что вчера казалось прекрасной перспективой, завтра превращается в обременительный кусок бетона, утягивающий тебя на самое дно. И вот, похороненный в своем лучшем парадном костюме под толщей воды, ты смотришь на медленно уходящие вверх пузырьки воздуха, вспоминая, какой отличной мыслью тебе казалось встать в тазик, намешать туда песка с цементом, дождаться, пока раствор затвердеет, и с оглушительным «Ура!» прыгнуть с обрыва, чтобы почувствовать себя свободным.
У кого-то этот полет длится пару минут, у кого-то пару десятилетий, но суть одна – ты понимаешь, что произошло, только когда до тебя доносится шумный всплеск воды под ногами. И, остекленевшими от страха глазами разглядывая обрыв, с которого спрыгнул, ты тонешь. Начинаешь барахтаться, как обдолбанный идиот на уличной дискотеке в трущобах, цепляешься за каждую соломинку, кричишь о помощи, захлебываешься. Пытаешься выплыть, то ли высокомерно надеясь на свои силы, то ли молясь одному тебе известным богам-покровителям, то ли хер его знает, во что ты веришь, раз решил, что у тебя есть шанс выбраться из всего этого. Если тебе повезет, то ты умрешь, сражаясь – то есть, перестанешь подавать признаки жизни еще до того, как достигнешь дна, слепо и самозабвенно избивая волны своими пудовыми кулаками. Если тебе повезет меньше, то последние запасы кислорода из легких покинут тебя, когда ты столкнешься с грязным илом и окончательно осознаешь, что с тобой произошло. Еще меньше – в твоей груди останется достаточно кислорода, чтобы проникнуться ситуацией. Тогда тебя охватит абсолютное безумие. Вы хоть раз видели распластанного толщей воды человека, который совершает самоубийство, отчаянно пытаясь задушить себя собственными руками? Забавно, что нет – четыре случая из пяти именно так и выглядят.
Отомо Ямамото был как раз из тех, кто не просто достиг дна, но уже по колено увяз в скользком, грязном иле, который его покрывает. Как и все эти придурки, которым кажется, что перед ними открылась новая дверь, он уверенно залил ноги бетоном, уверенно спрыгнул вниз и услышал громкий всплеск воды под ногами. Но, в отличие от остальных психологических самоубийц, которые начали размахивать намокшими рукавами, Отомо спокойно ушел ко дну, врезавшись в него куском затвердевшего раствора, укрывшего под собой лакированные туфли. Почему? Потому что весь смысл быть якудза – это не пристрелить шлюху в борделе, когда она снюхивает белый порошок с твоего члена, или смотреть, как сгорает дорогой автомобиль, в котором заперта семья какого-то конкурента, нет. Это – лишь конфетти, разбрасываемое взрывом хлопушки, потому что так принято. Якудза – это не пиджак за сорок тысяч кредитов, личная яхта, инкрустированная бриллиантами и прочие блестяшки, на которые, как бабочки на огонь, слетаются недалекие бандиты и отребье, мечтающее о лучшей жизни. Суть существования в шкуре якудза – это как раз идти на дно реки, в которую ты сам себя сбросил, чтобы в какой-то момент просто перестать дышать. Из-за чужой пули, банальной случайности или ножа, который воткнул тебе коллега, прикрывавший тебя – это неважно. Итог всегда один.
Вот почему Отомо, пройдя путь от рядового солдата до босса своего клана, раскроив сотни лиц и получив сотни пуль, тот-самый-ублюдок Отомо Ямамото, фактически вдавливаемый толщей воды над собой в покрытое черным илом дно, был всё еще жив. Он не мог перестать дышать под водой – он перестал дышать еще до того, как зацементировал ноги.
Лицо статуи, сидевшей напротив бегущей, треснуло кривой, уродливой ухмылкой. Одеревеневшими пальцами Отомо потянулся за пачкой сигарет, с трудом нащупывая острые края картонной коробки, в которой лежали остатки его трезвого рассудка. Он никогда не бежал от грехов прошлого – скорее, предпочитал ждать, когда они наконец переломают ему все кости и куском фарша бросят на землю встречать бледное изломанное существо, которое утащит его в мир мертвых. В этом была вся проблема – преследующее его прошлое, похоже, никуда не торопилось.
— Ты, — шумно выдохнул Ямамото и заговорил на японском: — Ты, тупая ты мразь, повтори, что ты сейчас сказала, а? Что ты сейчас сказала, ты, вонючий кусок дерьма, а? Ты, б@#дь, говоришь, что влезла ко мне в голову, чтобы порвать со всем, да, ты, чертова шлюха? — с каждым предложением голос Отомо, вначале напоминавший глухое рычание, становился все громче. Речь ускорялась, выплевывая оскорбления. Дрожащие от гнева руки безуспешно искали за пазухой пачку сигарет, которую, казалось бы, недавно нащупали. — Ты совсем о@#ела?! Решила, б@#дь, что можешь выйти сухой из всего этого дерьма, а? Да, мразь? Отвечай, б@#дь! Нет, заткнись на@#й! — якудза яростно схватил свободной левой рукой банку пива, в которую бросал сигаретные бычки, и швырнул её в Мико. Описав кривую дугу, банка пролетела чуть правее девушки и звонко ударилась о бетонный пол, разливая почерневшее из-за пепла содержимое.
— Не смей открывать свой грязный поганый рот в моем присутствии! Как ты, б@#дь, вообще посмела явиться в тот е@#ный отель, а, сука? Ух, б@#дь, да если бы я тебя узнал, я бы запырял тебя н@#уй карандашом прямо на той е@#ной крыше, я бы тебя своими собственными руками задушил, б@#дь! Ты что, сука, решила, что возвращаешь папе должок? Совесть тебя, б@#дь, замучила, а? А?! И ты, б@#дь, решила, что теперь, раз уж я не у дел и в полной жопе, то пришло то самое время поделиться со мной своей о@#ительной историей о том, как ты вы@#ла меня в мозг, потому что тебе надоели «эти клановые разборки»? Так, б@#дь? Что, увидела во мне добродушного старичка на пенсии, который много лет назад за каким-то х@#м взял тебя, вонючую трущобную членососку, в собственную семью, и решила, что самое время мне тут б@#дь исповедоваться? Исповедоваться в том, как на@#ала меня вместе со всем кланом и так гордишься этим, что теперь можешь помогать мне, потому что ты о@#енно самостоятельная, а, б@#дь?
Пальцы Отомо Ямамото, в которых чувствительным пульсом била горячая кровь, наконец нащупали за пазухой прямоугольную пачку. Он вытащил её резким движением, не сводя с Мико глаз и не переставая бранить её.
— Ушла ты, б@#дь? Ушла? Ты что, думаешь, можно просто так взять и уйти, е@#ная дура, б@#дь?! Прибилась она к стае волков, вы посмотрите на эту беднягу! Что я, б@#дь, затащил тебя силком в эту кровь, в кучу трупов с простреленными затылками, во все это дерьмо, а? Н@#уя, говоришь, я тебя вообще оставил? И за все это, за членство в семье, за пищу и кров, ты вот так мне блядь отплатила? Ты…
Отомо с силой сдавил пачку сигарет, которую так долго искал за пазухой – и в момент, когда щелкнул курок, вдруг вспомнил, что купленная этим утром пачка сигарет лежит в правом кармане серых брюк. А у него в онемевшей от ярости правой руке находился спрятанный за пазухой пистолет, который прямо сейчас оглушительно выстрелил.
Пуля со звоном ушла куда-то под потолок, явно врезавшись во что-то тяжелое и металлическое. Ситуация была патовой, и делать что-то нужно было прямо сейчас. Японец оскалил зубы и быстро выпрямил руку с пистолетом, наведя его на сидящую напротив девушку. В глазах двоилось, взор застилал гнев. Уверенности в том, что он попадет в Мико даже с такого расстояния, у Отомо совершенно не было. Не было уверенности, что сейчас его не пристрелит одноглазая сука, сидевшая над клавиатурой. Не было уверенности, что он не сожмет курок механически или просто из принципа – чтобы увидеть, как мозги этой усмехающейся еще минуту назад суки, в лицо рассказавшей ему о том, как она смешала с грязью его и весь его клан, разлетятся по «Яме».
— Не смей сделать ни единого движения, — хладнокровно процедил на английском Ямамото, держа японку на мушке. — К тебе это тоже относится, — крикнул он, обращаясь уже к индуске. Левой рукой Отомо нащупал в кармане брюк пачку сигарет, выудил одну и убрал за ухо. — Вот что сейчас будет. Мы спокойно будем сидеть на своих местах, пока твоя подруга не закончит свою работу. Слышишь, Шакти? Мы с Мико ждем только тебя. Когда ты сделаешь наконец то, что ты должна была сделать е@#ую бесконечность времени назад, ты встанешь из-за стола, с поднятыми руками подойдешь к дивану и сядешь рядом с Мико. Тогда я спокойно встану, заберу документы, которые ты для удобства наших переговоров положишь на край стола и покину вашу мастерскую, после чего мы больше никогда не увидимся. Честные условия без лишнего дерьма, — проговорил он, чуть надавливая пальцем на курок. — Если кто-то дернется – завалю. Если захотите меня нае@#ть и я это пойму – завалю. Если мне б@#дь просто покажется, что вы хотите меня нае@#ь, результат будет тем же. Если захочешь испытать мои нервы на прочность, Шакти, то подумай дважды. В одном случае я получаю то, за чем я пришел, и мы наконец-то расстаемся, в другом тебе придется избавляться как минимум от двух трупов.
Отомо не был уверен ни в чем, кроме одного: сегодня он заберет эти чертовы документы.
Сообщение отредактировал Легат Номад: 16 сентября 2017 - 14:07
Тема закрыта
.jpg)
