https://youtu.be/MRrXKGQocCE
ЛондонТварь. Огромная, высотой с небольшой холм, вырвалась из-под воды, разбрызгивая вокруг себя мутные брызги, источающие скверный запах – очень скверный, по мнению Ал. Белый слизень, с отвратительным хлюпающим звуком вылупившийся из оболочки, исчез в озере до того, как падшая успела разрезать своей пилой бледную плоть на куски. А потом инструмент стал бесполезен – ближний бой на такой дистанции, мягко говоря, не эффективен. Ал отбросила орудие казни обратно за Саван. Когда-нибудь, возможно, совсем скоро, она вновь им воспользуется. Когда разберётся с этим. С самого начала демонесса не сомневалась в победе. Маг был далеко не последним по силе во всей группе, и она сама – в конце концов, разве не живёт уже тысячи лет, обладая колоссальным могуществом, пусть ограниченным и увядшим, но всё ещё устрашающим, всё ещё способным стереть горы в пыль? Какая-то жалкая каракатица не сможет их одолеть. Никогда.
Справедливость восторжествует.
Самоуверенность ведёт к гордыне. Гордыня влечёт за собой слепоту. Слепота провоцирует ошибки. Ошибки рождают на свет поражение. Поражение обручено на кровавой свадьбе с отчаянием, на свадьбе, где пот сочтён за вино, мука – за десерты, а гнилое мясо – как закуски. Было фундаментальной ошибкой недооценивать могущество аватара Чарли, использующего всю полноту своих собственных знаний, и поддержку некоей неизвестной сущности, в дополнение ко всему. Когда-то, множество смертных поколений назад, Алмиэль была способна на хитрые, стремительные тактические манёвры. Когда-то. Но не сейчас. В карих глазах девушки, столь спокойных всего лишь несколько дней назад, сияли алая ярость, экстаз и огненное безумие. Готовность нести смерть. Полное безразличие к последствиям. Наслаждение моментом. Состояние, неподходящее для беспристрастного мудреца и судьи.
Громадное женское лицо с покрытыми прозрачной плёнкой, рыбьими, выпученными глазами, как казалось Алмиэль, представляло собой грязную, пошлую и грубую пародию на всё красивое, женственное, утончённое и
человеческое. Даже Потрошитель и маркиза де Монфор не вызывали у Ал настолько жгучей ненависти. Или, быть может, за это время её личность... деформировалась, изменилась? Знакомство с грубостью, низостью человеческого общества сломила гордый и благородный дух падшей? Быть может, и так. Сложно познать происходящее сейчас в её сердце.
Каждый злой поступок приближает наступление душевной тьмы. А в сумерках, ночных, тёмно-фиолетовых тенях, скрываются гротескные чудовища.
Совсем как эта.
После жёсткой схватки с магом, аватар Чарли попытался воздействовать какой-то жизненной магией на смертное тело Ал, вызывая неприятное, ноющее чувство в костях и раздражающее жжение в сосудах, однако демонесса смогла вовремя сбросить с себя чары мощным усилием воли. Такая мелочь, разумеется, не остановит её. Как можно? Тварь покрыла себя дополнительным, наполовину затвердевшим и липким слоем биологического вещества, и будто успокоилась. Ал подошла поближе, резко оторвав и отбрасывая прочь полу платья, так что стала видна белая, ещё нежная кожа на коленях, не испорченная тяжёлым трудом, и сбросив с ног туфли – только мешают в этой жиже, в самом деле. Мутная вода, уже дошедшая до икр, противно пощипывала и ощущалась странно живой. Ал не обратила внимания на мерзкое чувство, устремив исполненный презрения взгляд на гидру. Сейчас тварь сполна почувствует всю глубину могущества смерти и всевластия страдания, бессилие перед разложением, над которым падшая обладала властью.
Гидра... взвыла. Либо это был лишь шум адреналина в воспалённом мозгу Ал.
Бледная плоть покрылась уродливой желтизной, вздулась, из лопающихся пузырьков начала сочиться пахнущая распадом и гноем, тёмная жидкость. Длинные, воспалённые язвы с копошащимися внутри червями, сделали и без того уродливый облик аватара Чарли абсолютно кошмарным. Вихрь обращений к могильным силам нанёс серьёзный урон твари. Прекрасно. Чуть поодаль, невдалеке от Ал, погрузившейся обнажёнными ногами в органическую воду овиума, плескались личинки и вырвавшиеся наружу щупальца. Стопы касались мягкой поверхности, совсем не походившей на землю: больше на загрубевший кожный покров, и обострённые до предела чувства падшей подсказывали, что там, глубоко внизу, бешено колотится что-то... напоминающее сердце?..
Или же это её собственное?
Всё перемешалось в потоке ярких, жестоких впечатлений битвы – сдавленный вскрик захваченного извивающимися отростками Джеймса, исчезающие один за другим клоны Даниэля, скрытый луч магии жизни, посланный неведомо откуда, от которого падшая не смогла уклониться: солёная кровь, с металлическим привкусом, брызнула из носа, заливая губы, проникая в слегка приоткрытый рот – спасибо тяжелому дыханию. Как... чудесно. Но в целом всё шло явно
неправильно. Когда детектив освободился, Ал хотела крикнуть ему, что сейчас не время разбираться с мелочью, когда прямо перед ним – главная угроза, но... не успела. Небольшой перенос основного центра внимания в иное место оказался фатальным. Струя ядовитой кислоты прожгла платье, открытая кожа покрылась ожогами. На плечах, животе, руках, даже на бёдрах, появились воспалённые, уродливые нарывы. И огромное, тяжёлое щупальце вдарило прямо по солнечному сплетению Ал, вызвав ослепительный всплеск кошмарной боли, но этого будто оказалось оказалось мало: длинный, совсем тоненький, но от того не менее мощный бледный отросток с огромным размахом подсёк ноги девушки. И она упала. Погрузившись с головой прямо в мутную жижу. Вода овиума проникла в дыхательные пути и лёгкие, грудную клетку заложила душащая боль, нарывы пылали, от платья остались одни ошмётки, а потом... Тварь обрушилась прямо на Ал. Разумеется, не полностью. Какой-то своей малой частью, или же просто тем самым огромным щупальцем. Но этого было вполне достаточно. Кости хрустнули, последние остатки воздуха покинули лёгкие падшей. Кровавая пелена, сотканная из ненависти и бессильной ярости, заволокла взор. И она провалилась во тьму, лишённая возможности помочь, лишённая возможности узнать, что будет дальше.
Впрочем, угадать последовавшие в овиуме события, пожалуй, можно запросто.
Лишь одно слово.
Поражение. Причём самое сокрушительное.
Она раскрыла глаза. Снова. Она ещё жива.
Несмотря на боль. Несмотря на раны. Она выжила. Совершенно напрасно. Всё тело горело от кислотных ожогов. Лицо казалось безнадёжно обезображенным. Изящная, утончённая аристократическая красота Лизы испарилась, подобно пыли. Сейчас лицо Ал выглядело столь же страшным, как иные стороны её личности.
— Ах... что... нет, только не... а... а-а-а! – падшая закрыла лицо руками, раздирая ногтями щёки до крови, — этого не должно было случиться,
не должно. Проклятье... проклятье. Как же... ненавижу. Чёртова Чарли. Убью, — прошипела Ал тоном, от которого у присутствующих наверняка пробежали мурашки по коже. Сейчас падшая, как никогда ранее, оказалась близка к своей демонической природе. Едва ли для неё осталась хоть какая-то надежда на божественное прощение в подлунном мире. Сердце Ал всё глубже погружалось в пучины мрачного безумия и тьмы. Но частичка света всё ещё сияла где-то глубоко внутри, утонувшая в озере эмоций. Всё перевернулось, стало наоборот, обратилось противоположностью того, чем было в начале. И теперь лишь чудо может изменить что-то.
Однако чудес не бывает.
По крайней мере таких, как это.
Падшая привстала, дрожа от злости и боли, и огляделась слепым взглядом. Вечерело, сад постепенно погружался в сумерки. Она провела так много времени в овиуме, и не сделала абсолютно ничего. Как же отвратительно.
Ал заметила хлопотавшую неподалёку Кассандру, и тихо бросила девушке ломким, срывающимся голосом, в котором явственно слышались слёзы:
— Мне нужно... отдохнуть... — привстав с кровати, она внезапно зашаталась и облокотилась о стену, — прочь отсюда. Куда угодно. Иначе... ничего хорошего не выйдет. Я поброжу в саду, чтобы остыть и успокоиться. Передай... Джен... и остальным. Никому не понравится, если я сорвусь на ком-то из своих же союзников. До... кха-кха, — Ал сплюнула сгусток крови, — договорились, ладно?
Ал выжидающе посмотрела на врача.
Ей не хотелось сейчас с кем-либо спорить. В конечном счёте, эти раны отвратительны, но их слишком мало, чтобы по-настоящему её убить. Всё-таки она... не человек.
Уловив кровожадный взгляд дьявольских глаз, Кассандра замерла, чтобы кивнуть.
— Д-да, договорились — неуверенно произнесла доктор. В эту ночь, натура Кас была полностью противоположна её обыденному поведению. Скорее всего, сон – единственное, что могло привести врача в норму и приобрести строгий контроль над своими эмоциями. — Если что-то потребуется, то зови, — Кас не рискнула приближаться к девушке и продолжила заниматься своими делами, краем глаза поглядывая на уходящую Лизу.
Бледная луна, уже поднявшаяся довольно высоко над потемневшими кронами деревьев, слабо освещала клумбы в ухоженном саду поместья, любовно подрезанную живую изгородь, колокольчики и анемоны. Спокойствие и тихое величие природы властвовали здесь, а соловьиные трели добавляли ещё больше романтичного в этот пейзаж, достойный поэзии Озёрной школы. Однако Ал, душа которой была всецело окутана отчаянием, совершенно не замечала ничего вокруг, и лишь жалкие остатки разума удерживали её от того, чтобы не выпустить прямо сейчас разрушительный шторм увядания, что мгновенно превратит всё это буйство чарующей ночной жизни в надгробный памятник. Она ещё осознавала, где находится. И всё ещё помнила о своём долге. Слабо. Так
слабо. Однако достаточно, чтобы окончательно не сойти с ума прямо сейчас и не навлечь на союзников внимание Арканума. Покачиваясь из стороны в сторону и дрожа всем телом, Ал едва-едва доковыляла до старой беседки в глубине сада, где совсем недавно, днём, развлеклась с несовершеннолетней женой садовника. Девочки, разумеется, здесь уже не было, лишь золотая ленточка, вплетённая в её волосы и сорванная в порыве нечистой страсти, так и осталась лежать на
том самом месте. Ал не обратила на неё внимания.
Падшая едва смогла сосредоточиться, чтобы открыть окно в Мир Мёртвых.
А через мгновение совсем исчезла из поля зрения.
https://youtu.be/eQ3sJQ4O-no
Ал летела, в её тонких руках вновь была кошмарная пила с неразборчивой надписью.
Сквозь мощные потоки шторма. Огромные, многонаселённые некрополи, туманные башни призрачных цитаделей, маленькие уютные пристанища, великая Стигия, шпили которой пронзали чёрное небо, громада Ониксовой башни – и, наконец, мрачное бессолнечное море, проносились перед её глазами со скоростью молнии. Она не знала ни названий, ни местной географии. Она лишь неслась вперёд в одном безумном, отчаянном порыве, и за какую-то долю секунды оказалась в незнакомых, далёких землях, затерянных в безграничном пространстве Бури. Это странное место, один из тех Далёких Берегов, о котором в Землях Теней бродит так много вдохновляющих и привлекательных, пугающих и жутких легенд. Многие призраки мечтают сюда попасть, другие, как бы это парадоксально не звучало, до смерти страшатся возможных жестокостей, сокрытых на этих маленьких, не отмеченных на картах островках жизни среди яростно клубящегося зелёного тумана, освещающего своими роковыми всполохами мёртвую водную гладь бессолнечного моря.
Неизвестно, какой неведомый король правил до прибытия Ал в этом месте.
Быть может, этот остров – желанная посмертная утопия, с неиссякаемыми сексуальными утехами, юными беззащитными наложницами, роскошными пирами и торжественным григорианским пением, наполняющим своды маленькой базилики, одиноко стоявшей поодаль от ухоженных одноэтажных домиков, увитых плющом? А может, уменьшенный в масштабах вариант новозаветной преисподней, где агонизирующие призраки вечно страдают в раскалённых добела гробах из душевной стали, а твари, будто вышедшие из самых страшных, шизофренических ночных снов, пытают злосчастные души, насаживая их на стигийские колья, погружая в кислотные ёмкости... и нет конца их стенаниям? Так или иначе, обычному подобию жизни здесь ныне пришёл конец. И весьма печальный.
Истинная форма Алмиэль, дочери Седьмого Дома, в данный момент выглядела весьма... искажённой. Не считая остаточных ожогов, крылья падшей уже не были такими же мягкими и нежными, как в самом начале, отливая ржавым железом, а перья, если бы вы к ним прикоснулись, будто превратились в острые металлические наконечники. Заострённые чёрные когти украшали руки, сливаясь с пальцами, а сзади виднелся длинный хвост, похожий на жгут, вполне способный послужить в роли оружия ближнего боя. Ал держала отвратительную пилу, будто одуванчик, и, пошатываясь, вошла в наполненную призраками базилику, где кто-то, одетый, как католический священник, торжественно вычитывал текст под мирный аккомпанемент реликвии-органа:
— Domine Deus meus, in te speravi; salvum me fac ex omnibus persequentibus me, et libera me, — духовное лицо сделало настороженную паузу, устремив взгляд блестящих в церковной полутьме глаз на ввалившееся существо, от которого исходила
очень злая аура, — nequando rapiat ut leo animam meam, dum non est qui redimat, neque qui salvum...
Взгляды всей паствы обратились в сторону Ал, когда чтец резко оборвал стих псалма. Тяжелая тишина воцарилась под древними сводами, среди витражей, изображающих неведомых многим святых эпохи религиозного просвещения Ирландии.
— Тебе что-то нужно, моё... — человек у аналоя судорожно сглотнул, — ...заблудшее дитя? — в последних словах почти физически чувствовались отчаяние и обречённость. Образ Ал в залитом тусклым светом проходе, с уродливой пилой и длинными рогами, один из которых был сломан, глаза, горящие ярким красным светом, подобно факелам, острые, как ножи, когти и мягко, по-кошачьи обвивающий ноги хвост
крайне красноречиво свидетельствовали о её намерениях.
— Смерть... правосудие... грешники, — проскрежетала падшая через стиснутые зубы, которые чуть ли не хрустели от напряжения, — как вам кажется, что самое ценное в посмертном существовании, а? — Ал злобно ухмыльнулась, — что вы тут делаете? Тысячи несчастных страдают, а вы просто... читаете лживую книгу? Ненавижу! — перед глазами демонессы всё расплывалось, кислотные ожоги чертовски раздражали, сознание будто улетало вдаль, хотелось схватить его руками, обхватить и не отпускать никогда, подобно тому, как влюблённый юноша жаждет обнять свою возлюбленную, вкладывая всю теплоту чувства и привязанности, чтобы изгнать навеки тень одиночества из жизни единственно важного человека. Осознание поступков окончательно покинуло её, и Ал сорвалась на пронзительный крик, — этот мир проклят и осквернён, несмотря на все наши труды, и вы виновны в этом, — в её голосе послышались истеричные нотки, — аха-ха-ха!
Убью!..Ал безумно, во весь голос рассмеялась, размахивая пилой над своей головой.
А потом, прежде чем несчастные призраки успели опомниться и броситься прочь из ставшего роковой ловушкой храма, началась извращённая, безжалостная и зверская резня. Подобно огненной молнии падшая вгрызалась пилой в призрачную плоть, потоки плазмы лились рекой, полные боли и мольбы, отчаяния и стенаний крики поднимались к пустым небесам – как всегда, абсолютно безразлично взиравшим на сцену жестокого истребления еретической общины. Когда падшая пришла в себя, то увидела грустную картину: все витражи разбиты, орган разломан, от мебели остались жалкие куски, и больше... ничего. Пустота. Не осталось ни единого существа в базилике.
— Что... произошло? — Ал поднялась, осматриваясь вокруг с каким-то смутным ужасом, — где я? Что... что я натворила?.. — всё ещё не понимая, что случилось, но уже, к своему тщетному раскаянию и ещё большей внутренней муке, догадываясь, вышла из здания прочь, — эй, вы же?..
Два призрака, от которых просто сочился дикий страх вперемешку с ненавистью, отпрянули от Алмиэль, выставив руки вперёд, как будто защищаясь.
— Это чудовище, беги, — низенькая девушка со светлыми волосами оттолкнула прочь другую, точь-в-точь на неё похожую, — спасайся, Арин, сестричка, я... попробую задержать... монстра... настолько долго, чтобы ты смогла убежать.
Ал в замешательстве заметила, что всё ещё тащит за собой пилу, которая как-то странно изменилась. От оружия исходило смутное, неразборчивое, удовлетворённое... бормотание, а готическая надпись слабо мерцала багровым. Можно подумать, что пила наслаждалась последними минутами, выглядела более живой, чем раньше, и была рада – если вещи вообще способны испытывать какие-то чувства. Ал почувствовала острое, жгучее отвращение и стыд. И бросилась прочь, обратно, вскоре снова оказавшись в садовой беседке.
— Нет, нет, я не могла... пожалуйста, только не... только не снова... — демонесса упала на колени и сдавленно зарыдала, погрузившись в розовый куст. Шипы болезненно вонзались в тело, но она не обращала на это внимания. Падшая презирала себя, но знала без тени сомнения, что вряд ли уже остановится. И это заставляло сердце рваться от боли. Впрочем, Ал довольно быстро взяла себя в руки, оправив разорванное во множестве мест платье. Сейчас мгла окончательно покинула её разум, на смену пришли кристальная ясность и уверенность. В ближайших десяти минутах уж точно.
Старый дворецкий, имени которого Ал не знала, спокойно сидел в кресле, закинув ногу на ногу, в очках с роговой оправой, при свете газовой лампы почитывая утреннюю газету и удручённо качая головой при этом. Заметив девушку в ободранном платье, он недоуменно поднял брови.
— Юная леди, Лиза, если не ошибаюсь? Вы... странно выглядите, — он сухо хмыкнул, — совершенно странно, если мне позволено будет заметить. Может, вам стоит сменить одежду? Без понятия, чем таким вы занимались,, и это не моё дело в любом случае, но сменный запас хозяина в вашем распоряжении. Могу показать, если хотите.
Падшая холодно взглянула на старика, одетого в прекрасную ливрею.
Она нуждалась в вере.
— Вы не думали, что где-то совсем рядом существует иной мир? Вот как этот, — Ал сделала резкий акцент на последнем слове, посылая в мозг слуги шквал разрозненных видений из Мира Мёртвых, многие из которых были весьма... пугающими – ободранные и изуродованные спектры, вырвавшиеся из-за Савана, чтобы творить зло.
Но дворецкий лишь поморщился.
— Чёртова усталость... Сегодня был слишком насыщенный день, полагаю. Знаете, я лучше ещё немного посижу здесь. Только не докладывайте господину, хорошо? — слуга беспомощно пожал плечами и улыбнулся, — так много дел, а сил всё меньше, начинает мерещиться всякое, заведу ещё не туда. Лучше просто расскажу, как пройти.
Ал вынужденно выслушала направление, натянуто поблагодарила старика и отправилась в ровно противоположную сторону – в сад, где теперь было совсем уж темно. Падшая неслышно прошествовала по дорожкам. Мелкий гравий приятно покалывал кожу на ногах. В тенях она заметила домик садовника с приоткрытой дверью. Заглянув туда, Ал увидела, что девочка, которую она обучила некоторым основам жизни, беспокойно ворочается на кровати, всхлипывая во сне. Золотые волосы растрепались во все стороны, сорванный амулет валялся на столике у окна, где до сих пор лежала раскрытая книга.
— Хм. Возможно, я могу... нет, будить её не стоит. Пожалуй, сделаем так.
И Ал вызвала духа из-за Савана, устремив на того волны своей осквернённой воли.
Одетый в поношенный театральный костюм мужчина, с сальными седыми волосами и грустным взглядом голубых глаз, широко раскрытых, будто в непрестанном печальном удивлении, предстал перед падшей, недоуменно склонив голову на бок.
От мужчины отчётливо веяло какой-то странной, тонкой, но весьма ярко выраженной тёмной аурой. Впрочем, это зло не шло ни в какое сравнение с тем, что скрывала в своём сердце падшая.
— Госпожа желала бы услышать сказку? Поэт Уильям знает много разных историй, и ещё больше написал за прошедшие века сам, — эфемерная улыбка промелькнула на лице призрака, а резкие скулы придавали его облику какое-то мистическое благородство.
— Мне не нужны твои истории, дух. Вот, — Ал кивнула в сторону спящей златовласки, — защити её сон он многочисленных кошмаров, которые скоро наполнят этот проклятый город. И других угроз. Которые сможешь устранить.
Ал подняла языческий амулет.
— Держись рядом с этой штукой. Когда она проснётся, расскажешь, кто тебя послал. Уверена, твои сказки пригодятся ей куда больше, чем мне. А пока...
И она рассказала о своём знакомстве с Анной детально, с отстранённым выражением, без тени раскаяния. Она просто чувствовала, что выполняет долг, отчаянно цепляясь за последние, угасающие огни своей ангельской природы. Быть может, ещё не все потеряно.
Какая...
Какая бессмысленная надежда.
Уильям равнодушно выслушал повествование Лизы. На его лице не отразилось совершенно никаких сильных эмоций, кроме лёгкого отвращения, направленного неясно на что и быстро испарившегося. Когда Ал закончила, он лишь склонил голову в знак согласия.
— Мы способны создавать сны и показывать великие чудеса фантазии. О большем можешь не беспокоиться, — прошелестел призрак, отвернулся к окну и стал разглядывать ветви винограда, будто не замечая присутствие Ал. Последняя же не захотела здесь больше задерживаться и вернулась в поместье Прайсов. Безумие вновь начало накатывать тёмными волнами, голову заполнили злые, тяжёлые образы и глухое эхо бездушных голосов. Алмиэль прошла в какую-то комнату, обставленную великолепно, с красивыми голубыми обоями и мебелью из красного дерева. На стенах висели антикварные картины. Прозрачные шёлковые шторы, почти невесомые, покачивались у выхода на балкон, где Ал улеглась в уголке.
Камень был жёстким и прохладным.
Она закрыла обезображенное лицо рукой и провалилась в беспокойное подобие сна, тщетно пытаясь заглушить нарастающий шум.
"Тебе не спастись.
Оно настигнет тебя. Ты не способна избавиться от своей сущности.
Ты сойдёшь с ума. Никто не спасёт тебя.
Ха. Раны, что накладываются одна на другую, разорвут твоё сердце в клочья.
Чего ты пытаешься достичь?
Уже находясь на теневой стороне бытия, ты пытаешься вернуться....
...обратно, к свету.
Но ты проклята. Обратного пути нет.
Ты погибнешь, блуждая во тьме и бесконечном одиночестве, пока безумие не сожрёт тебя, и не превратишься в истинное чудовище.
Смирись.
Смирись. Счастливого финала не будет.
Отдайся во власть тьмы, переродившись в абсолютное зло. Смирись... сми..."
Луна стала намного ярче и уже вовсю освещала сад, пока Ал, широко раскинув руки, лежала на балконе, подсознательно сражаясь с хаотичными сновидениями. Проснувшись, она едва ли ощутит хоть какое-то подобие бодрости. А соловьиное пение всё ещё разносилось вокруг, успокаивая сердца. Или заставляя ещё сильнее ощущать навеки утерянную невинность.
Конец третьего дня