[Perfect Stranger]

 

 

 

 Тени она все время менялась. Чаще всего она являлась в образе магистра Селестия — но в последнее время предпочитала и другие облики; часто такие, которые вообще не напоминали конкретного человека, а иногда и вовсе не были похожи на человеческие. В этот раз Разикаль выглядела, как дрейк с длинными, вытянутыми крыльями, а цвет ее чешуи переливался от светло-зеленого к ярко-алому. Неизменными оставались лишь глаза. Цвета расплавленного золота со змеиным зрачком, почти немигающие, проникающие в душу, цепкие. Ее домен тоже изменялся. В первый раз она явилась к Крауфорду на руинах дворца Архонта, где разорванные и окровавленные знамена лежали на земле, поверженная Империя превратилась в покрытый пылью памятник. В этот раз они встретились в цветущем саду, напомнившим Верховному Жрецу то место, где состоялась последняя битва с Соласом, когда Предатель был отправлен в ту же тюрьму, в которой он когда-то заключил своих врагов. В этом была некая странная справедливость. И все же Разикаль не убила Волка, заперев его и усыпив на многие тысячи лет. Он не спрашивал, почему. Игры богов всегда были недоступны простым смертным.
— Тебе нравится эта игра? — голос богини вырвал его из задумчивости. Птичка с ярким синим оперением приземлилась на ветку сирени рядом с тем местом, где он вступил в домен Тени, и принялась чистить перышки, глядя на него своими глазами-бусинками. Это не был дух, лишь иллюзия, порождение чужой воли. Домен Разикаль ощущался пустым, как выжженные поля Неварры. Все существа, от самых примитивных виспов до демонов, владеющих собственными доменами, исчезли; она находилась в огромном невидимом пузыре, в который не было хода никому, кроме специально приглашенных гостей. В центре сада, посреди обвитых плющом и виноградными лозами белых колонн, расположился столик и два стула из покрашенного белой краской дерева. Свежий ветерок раскачивал ветви деревьев, многие из которых уже давным-давно исчезли с лица Тедаса; доносил далекий, тихий перезвон и что-то вроде шума реки. На столике можно было заметить простую шахматную доску и резные фигуры. Черные и белые, безо всяких украшательств, которые так любили заносчивые богачи и маги Минратоса.
— Мне нравятся игры, в которых отсутствует понятие удачи, — заметив шахматы, сказал Авгур и неспешно осмотрелся по сторонам, словно оценивая выстроенный богиней сад. В Тени редко когда следовало куда-то торопиться, тем более в компании существа более древнего, чем всё человечество. — Люблю, когда всё зависит исключительно от умений и искусности игроков, а не от воли случая.
— Значит, нравится, — негромкий смех раздался среди деревьев. — Видишь этот сад? Иллюзия, пусть и хорошая. Меня больше интересует, как ты справляешься с моим настоящим садом. Я хочу, чтобы в нем росли прекрасные цветы… — дрейк обернулся Маркусом и сел за столик, неторопливо расставляя фигуры, почему-то задержавшись на черном короле и задумчиво подбросив его в руке. Когда-то таким королем мог стать любой, дошедший до края доски; однако если посмотреть с точки зрения игрока, все эти фигуры были просто куском дерева. Игрушкой, которую двигает по доске беспощадная рука. Если для победы потребуется пожертвовать одной из них, игрок не будет долго размышлять. Для богов все смертные были подобны этим фигурам.
— Я делаю всё возможное, чтобы твоё желание стало явью, Разикаль, — привычно-услужливым тоном ответил Жрец, садясь напротив. В его словах Дракон Таинств никогда не слышал сомнений или слабости, и Крауфорд всегда старался подкреплять свои речи соответствующими поступками.
Маркус Селестий хмыкнул, сварливо глянув на Верховного Жреца, но выглядело это так, словно Разикаль доставляло удовольствие копировать повадки человека, которого уже давным-давно не существовало. Его сердитую заносчивость, его одержимость Тенью и уверенность в том, что все вокруг него, в лучшем случае, пытаются его обмануть. В худшем же просто являются непроходимыми дураками.
Какой была сама Разикаль, Авгур до сих пор не мог понять.
— Я выбрал тебя не потому, что ты тот, кто делает все возможное. Я выбрал тебя, потому что настало время делать невозможное. То, что любой другой назвал бы невыполнимым. Многие твои соотечественники говорили это на протяжении столетий. Они утверждали, что вернуть Древнюю Империю невозможно. Они утверждали, что возвращение Богов невозможно. Ты доказал им, что невозможного не бывает, и именно поэтому они идут за тобой… пока что. — Взяв фигурку в руку, он передвинул ее на клетку вперед. Пешка сделала свой ход. Сложив руки под подбородком, покрытом черной бородой с проседью и явно нуждающейся в расческе, магистр нахмурил кустистые брови. — Боги — забавные существа. Взять хотя бы нашего старшего брата, Думата. Дракон Тишины! — он фыркнул и рассмеялся, вдруг, совершенно неожиданно. — Он всегда любил хорошую шутку. Вспомни, к примеру, тот случай, когда он сообщил Сновидцам о том, что если они войдут в Черный Город, то обретут силу самих богов. Дракон Тишины? Право, заставить его замолчать было задачей потруднее, чем заставить Предателя отплясывать кадриль.
Ожидая хода Крауфорда, магистр принялся раскачиваться на стуле. Жест, подходящий скорее подростку или даже совсем ребенку, но никак не той высокомерной, уверенной в своем превосходстве богини, лицезреть которую доводилось другим. Однако она менялась, когда разговаривала со Жрецом во снах. Была… больше собой, чем тем, кого желали видеть последователи.
— Я хочу загадать тебе загадку, — безо всякого перехода предложил Селестий. — Если ты найдешь на нее ответ, то я расскажу тебе поучительную историю. Если не найдешь — навсегда останешься слепым к тем силам, которые правят судьбами твоих собратьев. А вопрос следующий: почему ты? И почему — он?
Почему. Это хороший вопрос. Авгур склонился над доской, делая ход и параллельно продумывая ответ. Разговоры с Драконом Таинств никогда не были простыми, заставляли мыслить. Прошла пара минут и ещё несколько ходов с обеих сторон, прежде чем молчание наконец прервалось.
— Ни пешки, ни короли не знают о тех дланях, что управляют ими, и не пытаются играть не по правилам. Он протянул руку за границы доски, и сделал ход, не предусмотренный игрой. А почему я, — раздумывая в это же время над ходом, сделал паузу Жрец, — потому что обычные фигуры не способны творить невозможное.
— Ты отчасти прав. Но лишь… отчасти. Что ж, награда за твой ответ будет соответствующей истинности ответа. Идем за мной, — кивнув, Маркус вдруг поднял руки вверх, будто бы собирался пасть на колени и взмолиться Создателю. Несмотря на его слова, он не сдвинулся с места, а продолжал сидеть. Не успел Крауфорд осознать, что происходит, как сад померк, растворился, будто его никогда и не было, даже шум листвы и запах трав и цветов исчезли. На какую-то долю мгновения наступила тишина, а затем сквозь темноту начали проступать огни. Разикаль тевинтерец не видел, он вообще ничего не видел, кроме тьмы и огоньков, напоминающих стремительно приближающиеся звезды. А вот голос, раздавшийся из мрака, прозвучал подобно удару грома. Теперь это не был усталый и несколько сердитый голос Селестия, и даже не рычание дракона. Что-то совсем другое, не похожее на прежние воплощения богини.
— Так выглядит ваш мир, если сорвать покровы иллюзий. Так я смотрю на него, и ты можешь взглянуть своими глазами. Видишь огоньки? Думату нравилось заставлять их гаснуть. А мне… мне нравится, когда они танцуют под мою музыку. Смотри, — повторил голос, и звездные точки закружились, словно подгоняемые невидимой рукой. — Каждый огонек — это средоточие силы. Существо, тронутое Тенью и навсегда связанное с ней нитями, которые ведут душу в объятия мира снов. Но даже те, кто сияет не так ярко, и те, кто полностью сливается с темнотой, делают свое дело. Они — плодородная почва для того, чтобы огоньков становилось больше, чтобы небо Тени не погасло. — Голос помолчал, а затем стал звучать почти точь-в-точь, как голос Присциллы: — Я смотрела на это небо веками, не в силах протянуть руку и коснуться его. Можешь ли ты представить себе большую муку, чем это, смертный человек? Я спала и одновременно никогда не могла уснуть. А потом я увидела это. Там, где другой был бы светящейся точкой, он был солнцем. Где другие были просачивающейся сквозь трещину каплей, он был полноводной рекой. Он сам пришел ко мне, и я шептала в его разуме, пока он не сломался. Любой другой не поверит моим словам, но мне жаль, что его больше нет. Человеческий разум слишком хрупок.
— Что же делало его солнцем на фоне тусклых звёзд? — осматриваясь во тьме, решил поинтересоваться Крауфорд. Он впервые мог узреть, как видит мир Древний Бог, и пытался переварить как можно больше.
— А на этот вопрос, Авгур, тебе предстоит самому найти ответ, — произнес голос. Длинная лапа, покрытая серебристо-блестящей чешуей, протянулась к нему из темноты и легонько толкнула. — Пора просыпаться.

 

 

Со дня свадьбы прошла одна неделя, потом вторая, и когда началась третья, Присцилла поняла, что оставаться здесь более не в силах. Любые рассказы и сплетни меркли по сравнению с той чудовищной тоской и апатией, навалившейся на молодую альтус, когда она часами отмокала в собственной купальне, выложенной мрамором белых и желтых оттенков. Поначалу она прогоняла всех служанок и даже раба, но вскоре привыкла и к их молчаливому присутствию. Цербер охранял ее по ту сторону двери, и Авгур почему-то чувствовала себя хоть в какой-то безопасности только тогда, когда телохранитель был рядом. Авгур... ей не хватало сил и смелости признать, наконец, за собой такой титул. И если несколько недель назад Присцилла могла бы хоть как-то представить себя в роли императрицы всей Империи, то по прошествии их она с кристальной ясностью осознала, каково ее положение в этом дворце на самом деле.
Выводя пальцем круги на остывающей воде, покрытой тонким слоем пены, девушка задумчиво напевала под нос какую-то мелодию. Похоже, она услышала ее во сне, другого объяснения не было; ее не играли во дворце. Во дворце вообще почти никогда нельзя было услышать музыки, лишь тишина и эхо шагов по мраморным полам.
— Тано, — тихонько сказала черноволосая магесса, глядя в осколки собственного отражения в воде. — Как ты думаешь, мы могли бы сбежать отсюда?
Тиканье напольных часов, поистине исполинских и являющих собой целое произведение искусства, доносилось до купальни через многочисленные трубы водопровода. Тевинтер всегда славился тем, как технологии и магия сплетались воедино, делая жизнь высших кругов удобной и комфортной. Когда-то по этим же трубам в канализацию стекала кровь принесенных в жертву людей. Удобство и комфорт, думала Присцилла, но стоило ли платить за него такую цену? Она была слишком молода, наивна, и достаточно сообразительна, чтобы это понимать. Наверное, она была ущербной, с точки зрения других альтусов.
Раб, как всегда,  стоял в углу, склонив голову. Но причиной этого  было не только величайшее почтение, которое Тано испытывал к своей госпоже, а еще и некоторая... неловкость и опасение узреть прекрасное тело супруги Верховного Жреца. Конечно, у раба не могло возникнуть ни одной крамольной мысли по этому поводу — супруга Верховного Жреца была высшим существом в его глазах и все же... В такие минуты он рассеянно думал о том, что неплохо бы отправиться на задний двор и нарубить дров для кухни.
Вопрос госпожи прервал его размышления о дровах и заставил парня поднять голову. Мыслерыбины  с трудом оторвались от дров и лениво зашевелились.
— Сбежать, госпожа? — его пугало это слово. При его упоминании, в сознании раба срабатывала установка, запрещающая даже думать о подобном. Сбежать было невозможно. Он это знал - всем своим существом. Но от чего хочет сбежать госпожа Присцилла? Ее ведь ничего не удерживает. она вольна делать все, что хочет. — Вы имеете в виду — покинуть дворец и прогуляться? — с некоторой надеждой уточнил парень.
— Я имею в виду, покинуть это место и никогда не возвращаться, — вздохнула магесса и замолчала, продолжая водить пальцем по мыльной воде. Она знала, что с рабом может разговаривать о чем угодно: тот никогда не обмолвится и словечком ни с кем о том, о чем они могли вести беседы наедине. Как и Цербер. Пожалуй, эти двое были единственными друзьями Присциллы, если, конечно, можно назвать "другом" человека, которому промыли мозги корректоры; а второму отбили всякое желание считать себя личностью еще на Арене гладиаторов. Служанок же Авгур отправила восвояси несколько минут назад, после того, как они закончили наполнять купальню водой с розовым экстрактом. Все это поначалу казалось ей интересным и даже льстило самолюбию девушки, но прошло не слишком много времени прежде, чем она начала думать, что все это лишь шелуха. Золотая клетка, которая клеткой от этого становиться не перестает.
Откинувшись назад, на бортик бассейна, она устремила взгляд в высокий потолок с лепниной, погруженный в полумрак. Купальню этим вечером освещали несколько десятков свечей в канделябрах, придавая ей мистическую ауру, будто Присцилла не принимала ванну, а находилась на жертвенном столе.
Такое же ощущение не покидало ее в течение всей ночи, проведенной с Крауфордом. Только тогда было гораздо больнее, и эмоции не были еще настолько притуплены. Боль, отвращение, желание поскорее отмыться и какая-то поистине детская обида, как у ребенка, которому вместо конфеты протянули камень, а потом еще и наказали за то, что плачет. Лишь через несколько недель обида и отчаяние начали перерастать в холодную ненависть.
Тишина и одиночество. Даже раб не смог бы ни понять ее, ни подбодрить; а Цербер считал, что у нее нет иного выхода, кроме как смириться. Ни одно живое существо не давало Присцилле и тени надежды на хоть что-то, кроме непроглядного мрака в будущем.
Тано снова опустил голову.  В нем некоторое время боролись две установки - запрет на осмысление самого понятия "сбежать" и верность хозяйке. Он понимал, о чем говорила госпожа Присцилла, и пересилив интуитивный страх перед самим понятием, тихо ответил:
— Сбе... Кхм... Покинуть это место, госпожа,  практически невозможно. Сильная охрана, преданные слуги и ваше положение — Верховный Жрец приложит все усилия, чтобы вас вернуть — не дает ни единого шанса, — тихо сказал раб. Его речь напоминала сухую констатацию фактов, но лгать и обнадеживать Присциллу он не мог в силу обработки, да и не хотел давать напрасные надежды.
Но даже слуги на кухне шушукались о том, что госпожа была несчастна.
— Но практически невозможно — не значит невозможно, — подумав, добавил он.
— Я знаю. Знаю, но... могу ли я хотя бы притвориться? — голос Присциллы Авгур дрогнул, но она быстро подавила этот рефлекс. Не хватало еще разрыдаться перед рабом. И пусть никто не узнает, но как можно уважать себя после подобной выходки? Все же она альтус, а не какая-нибудь девка из Трущоб. — Давай притворимся, что сбежали, Тано. Хоть ненадолго. Подай мне полотенце, — попросила она, вылезая из купальни и садясь на краю бортика, свесив ноги в воду. — Вода уже холодная.
В ее покоях уже наверняка протопили камин. Они могли бы вернуться туда, и Присцилла попросила бы Тано принести ей чего-нибудь наверх из кухни, если бы только не знала, что каждый вечер она должна была появляться за ужином в большой гостиной, куда возвращался Крауфорд. Какое унижение! После всего, что девушка вынесла от этого человека, она вынуждена была притворяться, будто все хорошо; сидеть с ним за одним столом, есть в его присутствии, словно кусок не встает у нее в горле, и поддерживать разговор, в котором не была особенно заинтересована. Верховный Жрец не говорил с ней о действительно важных и секретных вещах, и каждый день ей приходилось играть роль, как какой-нибудь орлесианской барышне. Только у орлесианок были хотя бы маски, за которыми они могли спрятать свое лицо; Присцилла такой роскошью не обладала.
Они могли бы вернуться, почитать книгу, поиграть в шахматы с Цербером или в карты с Тано; они могли бы продолжить прикидываться, будто все идет так, как должно. Вот только самой заточенной в этом замке принцессе хотелось чего-нибудь другого. Чего-нибудь, что не повторялось бы изо дня в день и из недели в неделю, будто один и тот же спектакль, который показывают по разным городам и весям, но в котором ничего не меняется.
Что-то в тоне госпожи заставило парня... сочувствовать? Это было мимолетное чувство, которое вспыхнуло, как и искра и погасло в туманном мороке обработки. Он почтительно подал госпоже полотенце, и думая о дровах, чтобы отвлечься,  промокнул изящное тело девушки. Будь он свободным человеком, то наверняка подумал бы о том, какой же Верховный Жрец бездушный чурбан, если  не видит в Присцилле только официальную супругу для продолжения рода. Но что поделать - такова судьба альтусов, да и вообще — всех благородных семейств.
Тано вяло вспомнил свою сестру, которую отец тоже хотел выдать замуж за нелюбимого ради прибыли, но воспоминание лениво утонуло в сумраке сознания.
— Никто не знает, как повернется жизнь, госпожа. Пока что не остается ничего другого, как плыть по течению, — тихо сказал раб.
— Ты говоришь, как Цербер. Это полено на тебя так повлияло? — улыбнулась девушка, обмотавшись полотенцем и расчесывая мокрые волосы гребнем. В свете свечей они казались иссиня-черными, почти антрацитовыми. Годы селекции и тщательного отбора генов давали свои плоды, и за это можно было бы поблагодарить Веранию. Она вырастила идеальную невесту для любого знатного тевинтерца. Только у самой невесты никто особенно не спрашивал, чего она на самом деле хотела бы. Раба она не стеснялась, как и слуг, привыкнув к тому, что те находятся на ступеньку ниже альтусов и скорее откусили бы себе язык, чем позволили сказать хоть слово или сделать что-нибудь неподобающее. — Слушай, давай, пока не наступило время ужина, прогуляемся по саду, и...
Договорить Присцилла не успела: тишину разорвал отдаленный цокот маленьких коготков. Сморщившись от отвращения, она набросила мантию и попросила Тано затянуть корсет и помочь ей надеть туфли.

— Проклятые крысы. Клянусь драконьей кровью, они тут повсюду, в стенах. Никто мне не верит, но я слышу, как они бегают. Порой даже заснуть не дают. А ты слышишь их?
Мыслерыбины  лениво ворочались, вырывая из сумрака туманные воспоминания, пока он затягивал на девушке корсет, аккуратно и осторожно, чтобы не причинить боли, словно  вытаскивал бабочку из паутинного кокона. Ему постоянно казалось, что неловким движением, или не рассчитав силу, он может ранить госпожу. Антиванцы считали, что  с  женщинами  следовало обращаться, как с хрустальными цветами — прекрасными, но чрезвычайно хрупкими.
— Да, госпожа, я иногда слышу... Что-то. Иногда мне кажется, что я слышу звон колокольчиков, и тихий смех.  Или плач. Но это просто крысы шуршат в застенках.  Слугам следует принять меры по их устранению. Но не ядом —- от него могут погибнуть дворовые собаки и кошки, — сказал парень, заканчивая туалет госпожи, и отступая с почтительным поклоном. — Готово, госпожа.
— Спасибо. Ой, я не должна этого говорить, — Присцилла подмигнула рабу, быстрым движением поправляя одежду и слегка топнув каблуком по полу. В таком виде, чисто вымытая и надушенная, с натянутой на лицо улыбкой, она обычно появлялась за ужином, как того требовали приличия. Истинная знатная леди с безупречными манерами. Только Тано и Цербер порой видели ее безо всей наносной мишуры, но это уже не имело значения. — Пойдем. У нас час с небольшим до того, как часы пробьют десять, а ты знаешь, что опаздывать мне не велят.
Крысы снова зашуршали, на этот раз где-то совсем близко. Присцилла вздрогнула и инстинктивно сжалась, будто перед лицом опасности, но тут же расправила плечи и раздраженно нахмурилась. Подойдя к стене, она приложила руку к тому месту, откуда доносилось поскрипывание и цокот маленьких коготков отвратительных созданий, которые, похоже, умудрялись проникать повсюду, даже во дворец архонта. Когда же наконец их всех вытравят отсюда? Вздохнув, девушка подавила желание немедленно уйти и сделать вид, что ничего не слышит — как делала уже десятки раз до этого — и прислонилась ухом к каменной, холодной стене. Обычно крысы ее не беспокоили, а если она и слышала их возню, то доносилась та издалека и быстро пропадала. Но на этот раз, похоже, мелкие зверьки решили окончательно ее доконать. Шум доносился совсем близко, будто стоило протянуть руку, и можно было нащупать жесткую серую шерсть.
— Тут наверняка где-то их логово, — пробормотала Авгур, ощупывая камень. Ничего. Просто кладка, столетние стены держались во времена Дариниуса и вряд ли как-то изменились за прошедшие века, разве что камни срослись друг с другом так, что стали единым целым. Но крысы как-то проникали в стены, значит, были где-то их ходы. — Ах!
Отдернув руку, магесса с удивлением посмотрела на палец; царапина набухла капелькой крови, соскользнувшей вниз, а острый краешек камня выступал так незаметно, что его невозможно было бы обнаружить, не проведя по нему рукой. Даже стоя вплотную к стене, Присцилла не видела его до того момента, как не провела по нему пальцем, оставив темный след крови.
— Госпожа, вы поранились? — спросил встревоженно раб. Он знал, что крысы — переносчики различной заразы, и если они лазят в застенках, то и на стене могут остаться их следы. Конечно, маги-альтусы были сверхлюдьми в понимании простых смертных, но кто знает — вдруг и их возьмет зараза? А если госпожа пострадает по его вине, он никогда себе этого не простит. Тьху ты, дурак, она уже пострадала! — Рану нужно обработать, крысы — твари заразные, — робко проговорил парень, надеясь, что такое замечание не сочтут за дерзость.

Но в голове возник вопрос, чем занимаются слуги, если в застенках у Верховного Жреца завелись крысы?
Магесса лишь качнула головой — мол, не стоит внимания. Быстро осмотрев стену снова, она, уже гораздо осторожнее, нашла выступающий серый краешек камня, о который столь непредусмотрительно порезалась. Аккуратно приложив поцарапанный кончик пальца к тому самому месту, Присцилла закрыла глаза и попыталась призвать силу крови. Разумом она почти не осознавала, зачем это делает, и скорее всего, занималась какой-то ерундой. Ну не может же там на самом деле быть какой-нибудь тоннель, да еще и магией запечатанный? Однако дворец архонта, как девушка уже знала, был достаточно старым, чтобы хранить свои секреты, а как еще закрывать проход от чужаков, как не магией крови? Древние тевинтерцы придавали ей слишком много значения.
На мраморный пол, вылизанный до состояния зеркала, посыпались крошки раствора; часть стены почти неслышно отъехала куда-то в сторону, медленно, будто столетний старик, страдающий бессонницей и радикулитом.
— Тано... — выдохнула Авгур, как-то глупо моргнув и глядя в открывшийся темный тоннель, покрытый паутиной, пахнущий удушливой пылью и крысиным пометом. — Ты это видишь?..
— Потайной ход, — почему-то парень ни капли не удивился,  словно имел дело с такими вещами очень часто. — Вы же не хотите туда войти, госпожа? Там может быть не безопасно. Если пожелаете узнать, что там — я пойду первым, для вашей безопасности и все разведаю.
Само собой, он не мог допустить, чтобы госпожа Присцилла рисковала  собой в  месте, где может быть полно ловушек, крыс и пауков. Да мало ли, что там водится?
— Ладно, ладно. Только я полезу сразу за тобой, — голос ее звучал нетерпеливо, даже как-то... с энтузиазмом? В последнее время Тано нечасто слышал, чтобы госпожа разговаривала с таким выражением. Апатия и депрессия накрывали ее, как пуховым одеялом, заглушая чувства, подавляя и превращая в аморфное, жалкое создание. Будто бы тот факт, что они нашли нечто, о чем, вероятно, не знал более никто в этом замке (или так хотелось думать госпоже Авгур), придавал некий смысл их существованию. — Давай же, чего ты ждешь? Лезь!
Ослушаться прямого приказа антиванец не мог, а потому повиновался в ту же секунду. Паутина липла к лицу и рукам, противные крысы разбегались в стороны и прятались в невидимых глазу в полумраке норах, сзади раздавалось напряженное дыхание Присциллы, которая, выждав пару секунд, зашла прямо в своем вечернем наряде в грязный тоннель. Он был широк ровно настолько, чтобы средних размеров человек мог пройти по нему в полный рост, но чем дальше продвигался Тано, тем шире становились стенки, и тем больше походили на то, что построено руками человека. Частично тайный проход обвалился, и приходилось перелезать через камни и оползни.
"Добром это явно не кончится", — мысленно вздохал про себя парень, продвигаясь по тоннелю и отмахиваясь от паутины. Нужно сказать, ход этот был довольно странным — слишком неухоженным даже для тайного хода. Видимо, им никто не пользовался десятилетиями, а то и столетиями. Раздался жалобный писк и чавк — под ногой чвакнула неосторожная крыса. К счастью, никаких ловушек в этом потайном ходу не оказалось, а из неприятностей была только паутина и крысы. Затхлый воздух вызывал кашель, и Тано  тихо кашлял в рукав. Мыслерыбины лениво шевелились, выдав идею, что после такого путешествия, его бело-черная одежда станет полностью черной, а платье госпожи  пострадает настолько, что его придется выбрасывать. И если Верховный Жрец соизволит обратить внимание  на эти факты, то...  Неприятностей не оберешься.
Через четверть часа молчания и бьющего в нос запаха застарелых катакомб, он едва не уперся лбом в каменную лестницу, ведущую наверх. За прошедшие годы с тех пор, как этим тоннелем кто-то пользовался, ступеньки обвалились, превратившись в обломки былого величия — как и большая часть самой Империи до того, как ее буквально спасли из небытия Верховный Жрец и его богиня.
— Ну, что там? — раздался сзади голос Присциллы. — Видишь что-нибудь? Подожди, я огонек призову.
Тусклый светящийся шарик проплыл мимо виска Тано с прилипшими к нему от пота волосами, освещая сломанные ступени.
— Лестница, госпожа, — ответил раб, рассматривая ступени и прикидывая, выдержат ли они его вес. Он был уверен, что придется по ней взбираться. Оставался только один вопрос: куда эта лестница ведет?
— Лестница? Подвинься, — благо тоннель стал достаточно широк, чтобы Присцилла могла свободно встать рядом с рабом и осмотреть лестницу, что она и сделала. О платье Авгур не беспокоилась; служанки быстро подыщут ей что-нибудь другое перед ужином, однако следовало следить за временем. Опоздание на несколько минут могло обернуться ненужными расспросами. — Похоже, ее построили еще во времена, когда Древних Богов было семь... Разве тебе не любопытно, куда она ведет?
Вопрос был риторическим; за время своего знакомства с Тано девушка уже успела понять, что такие эмоции, как любознательность, ему почти неведомы. Но сейчас это не имело значения. Тано был нужен Присцилле намного больше, чем сама Присцилла была нужна Тано. Он мог хотя бы создавать иллюзию того, что у магессы есть друг и товарищ по таким авантюрам, как исследование заброшенных тайных проходов во дворце. Осторожно попробовав пощупать ступеньку рукой, Авгур ненароком заставила еще несколько кусочков осыпаться на землю. Придется как-то укрепить проход и лестницу, если они планируют пробраться дальше и выяснить, что наверху. Однако часы скоро пробьют десять, и следовало возвращаться.
— Мы вернемся сюда завтра, — решила тевинтерка. — Мне нужно, чтобы ты принес веревку и что-нибудь, чтобы мы могли забраться наверх. Сможешь?
— Конечно, госпожа. Все сделаю, — кивнул антиванец, недоумевая, зачем вообще  лезть туда, наверх. Интуиция подсказывала ему, что там, наверху, нет ничего хорошего. А может, вообще какая-то тайная комната пыток бывшего Архонта или  подобные ужасы. Но раз госпожа желает туда попасть, то его задача — сделать все для этого возможное.
Парень прикинул, что веревку можно раздобыть на конюшне, он видел там несколько мотков, сваленных за ящиками — ею, похоже, никто не пользовался, и ее не хватятся.  На хозяйственном дворе также можно поискать что-то для укрепления прохода и лестницы — мощные дубовые поленья, например.
— Возвращаемся, госпожа? — спросил парень с некоторой надеждой.
— Да, пора, — с некоторой долей грусти сообщила ему госпожа. — Скоро меня хватятся, ты же знаешь. Завтра мы придем сюда пораньше, чтобы успеть все сделать, и проверим, что там наверху, после ужина. Слуг я отправлю с каким-нибудь поручением, а Цербер может проследить, чтобы никто нам не помешал.
Четверть часа пути назад — и Присцилла вместе с Тано, оба облепленные паутиной, в пыли и грязи, выбрались в купальню. Магесса запечатала проход, снова использовав магию крови, уже окончательно удостоверившись, что создавший этот тайный ход человек был одним из властителей Империи далекого прошлого. Слишком уж старым и неиспользуемым выглядел этот ход, который облюбовали крысы и пауки, и неизвестно еще, вел ли он куда-то или оканчивался заваленным тупиком. Однако меланхолия и депрессия на время отступили, дав место природной любознательности и желанию приключений. Даже если вся их затея ни к чему не приведет, приятно было думать о чем-то ином, кроме уже успевшей опостылеть рутины. Жизнь Авгур состояла из повторяющихся, похожих друг на друга, как две капли воды, дней; и иногда ей даже казалось, что она уже умерла и попала в Тень, где демоны истязают ее душу, заперев во временной петле.
— Жди меня в моих покоях, — распорядилась девушка, направляясь прочь из купальни. Секретный проход был закрыт и теперь никто не найдет его, если не станет зачем-то ощупывать стены, как это делала она полчаса назад. — Я вернусь после ужина. И еще... если понадобится помощь, попроси Цербера. Скажи, что я приказала. Он не станет задавать вопросов.
— Да, госпожа, — склонил голову раб. Честно говоря, он недоумевал, чем мог заинтересовать  благородную госпожу вонючий лаз, загаженный крысами, но, так или иначе, а девушка заметно повеселела. Быть может, это приключение развлечет ее немного, ведь жизнь в доме Верховного Жреца можно было назвать минимум — скучной, максимум — смертельно унылой. Мессир Крауфорд явно был не из тех, кто закатывает богаты приемы, разъезжает по балам или театрам. А что главное для благородных дам? Конечно же, блеск и развлечения.
Раздумывая так, Тано отправился в покои госпожи. Нужно будет сварить ей на десерт настоящий антиванский кофе, а не то пойло, что подают здесь, в Тевинтере.
Пока же раб занимался приготовлениями кофе и готовился к завтрашней эскападе, тевинтерка, быстро отмывшись от последствий забега по крысиному тоннелю и переодевшись в свежее платье (чтобы отбить запах крыс, пришлось вылить за шиворот едва ли не весь пузырек духов), бросила обеспокоенный взгляд на часы в коридоре. Без десяти десять вечера. Пора было отправляться на ужин, который по странному и непонятному стечению обстоятельств Верховный Жрец предпочитал проводить в гостиной, а не у себя в кабинете. Вздохнув, она несколько минут заставила себя смотреть в зеркало, пока из глаз не ушел азартный блеск и они не стали напоминать мутные озера темно-фиолетового цвета. Нельзя выдавать себя, иначе возникнут вопросы, а Крауфорд был невероятно проницательным; это она усвоила еще в первую их встречу, а ученицей Присцилла была хорошей, пусть и не особенно опытной, но матушка всегда говорила, что она схватывает на лету. Осталось пять минут. Она быстро спустилась по лестнице и направилась в сторону столовой, где могло бы разместиться с десяток человек, и еще осталось бы место для гостей. Чаще всего в этой столовой сидели лишь они с Авгуром, да стояли по углам и у стен молчаливые фигуры его личных телохранителей.
Так было и сегодня. Крауфорд обычно приходил чуть раньше Присциллы и не трогал еду до тех пор, пока она не приходила. Вполне возможно, что если бы супруга опоздала, то он не стал бы задерживать себя дальше, но видимо она считала себя обязанной присутствовать тут в это время, и поэтому каждый день прибывала вовремя.
Помимо телохранителей периодически в гостинной бывали и слуги. Сейчас, например, сбоку от стола Верховного Жреца стояла пара таких, и Присцилла знала обоих. Не поимённо, а по обязанностям. Первый каждый вечер держал в руках готовую бутылку вина, второй его пробовал до Крауфорда. Кроме них пока что был ещё один, знакомый с первого же вечера эльф, открывший госпоже дверь и следом отодвинувший для неё стул. Еда уже была на месте. Когда супруга наконец оказалась за столом, Крауфорд на секунду поднял взгляд на неё, а затем молча и неспешно принялся за еду. Это было... странно? Все три недели до этого именно он первым приветствовал Присциллу и начинал разговоры, постоянно ведущиеся на тевине (на этом Верховный Жрец отдельно настаивал). Сейчас же он промолчал, однако внешне не казался ни измотанным, ни обозлённым.
Это необычное поведение не ускользнуло от внимания тевинтерки, однако она не стала заострять на нем внимания, к тому же не была уверена, стоит ли заговаривать первой. Сев напротив Верховного Жреца, она негромко попросила обновить воду в бокале, лед в котором уже начал подтаивать. Эльф тут же поспешил выполнить ее просьбу, и когда он ушел, девушка осторожно подняла взгляд. Вроде ничего не изменилось, но почему-то Присцилла почувствовала легкий страх. Вдруг Крауфорд уже знает о ее похождениях в тоннеле? Каким-то невероятным образом почувствовал отголосок магии? Невозможно. Весь дворец был пронизан магическим фоном так, что столь мелкое заклинание точно не должно было привлечь внимание.
Наконец, молчание стало настолько оглушительным и напряженным, что Присцилла не выдержала.
— Могу я задать вопрос, Крауфорд? — памятуя о просьбе не называть его по титулу, спросила девушка, осторожно ковыряя вилкой в чем-то, похожем на устрицы.
— Конечно, — не изменившись в лице, ответил Авгур. — Ты не обязана спрашивать у меня разрешения.
Пожалуй, ее удивила безмятежность мужа; раньше он хотя бы пытался делать вид, что ему не скучно проводить этот час за ужином, разговаривая с ней. Но Присцилла все же взяла себя в руки.
— Я понимаю, — сказала она. — Что на публике есть свои законы поведения, но ведь мы не на публике. К чему притворяться, что вам интересно проводить со мной время? — этот вопрос она думала задать уже очень давно, но все никак не решалась.
— Мне кажется, что этот вопрос стоило бы задать тебе, Присцилла, — отложив вилку с ножом и взяв бокал с уже опробованным вином, кратко сказал Крауфорд. Вместо полноценного глотка он лишь слегка попробовал напиток, желая распробовать вкус.
Она слегка нахмурилась. После того, как Авгур сказал, что ей не нужно притворяться и улыбаться, девушка улыбаться, похоже, совсем перестала. По крайней мере, ее улыбки он не видел с самого первого дня в замке. Отложив вилку и так и не попробовав устрицы, она склонила голову. На эти приемы больше тевинтерка не купится.
— Я знаю, чего хочу я. А вот прочитать ваши мысли невозможно, по крайней мере, если не использовать магию крови, — коротко сказала она. — Потому я и задала этот вопрос. Простите, если он был слишком дерзким.
— Не извиняйся, — ни на миг не меняя тон, ответил Авгур. — Ответ на твой вопрос: ни к чему. Я не притворяюсь. Если я спрашиваю о твоём мнении, то мне хочется его выслушать. А банальные первые вопросы о проведённом дне позволяют больше узнать о том, как ты переносишь новую жизнь. И в это время я смотрю не столько на твой рассказ, сколько на то, как ты его ведёшь. И за эти три недели почти ничего не изменилось.
Жрец вновь пригубил бокал, слегка смачивая губы.
— Ответишь ли ты на этот же вопрос, только заданный мною тебе?
— Ответ мой будет простым, — пожала плечами Присцилла, собираясь с духом и выпрямляя спину. Не хватало еще снова превратиться в запуганную девочку, как в ту первую встречу. — И он точно такой же, как и ответ на вопрос о том, зачем мы вообще здесь оказались. Потому что так надо. Но у вас есть возможности, которые мне недоступны. Вы должны простить меня за то, что я не слишком верю, будто вам интересна такая, как я.
— Такая, — произнёс Жрец и намеренно выждал секунду, прежде чем спросить. — Какая?
— Вы прошли войну, — спокойно ответила магесса. — Я слышала о том, какой была ваша жизнь. У вас было множество приключений и перипетий, закаливших характер и давших бесценный опыт. Вы говорили с самой богиней и служили ей задолго до того, как пришли к власти. По сравнению с вами, я, наверное, кажусь ребенком, с которым и поговорить не о чем. Моя семья не богата и не влиятельна, я никогда не выбиралась за пределы Империи, а войну мы пересидели в городе, да и маг из меня совсем не сильный.
— Ты достаточно взрослая и образованная, чтобы иметь свой взгляд на многие вещи. Когда я спрашиваю твоё мнение, мне интересно не только то, что ты думаешь, но и то, почему ты так думаешь. И это касается не только тебя. Из того, о чём мы говорили в предыдущие три недели, многого не вынести: тебе неинтересны эти разговоры и ты не пытаешься развивать мысли, лишь констатируешь их. Было бы тебе легче, если бы мы молчали во время ужина? Или быть может ты хочешь есть отдельно от меня, в другое время например, как ты считаешь? — спросил Авгур, в третий раз пробуя немного вина и отставляя бокал в сторону. Взгляд на миг переметнулся в сторону слуги-дегустатора. С тем всё было в порядке.
— Почему вы задаете мне эти вопросы? — устало вздохнула магесса и осторожно потерла висок. — Чего я хочу, не имеет отношения к реальности. И в принципе невозможно. Поэтому мои желания не имеют никакого значения. Если бы я, скажем, сказала, что хочу освобождения моего раба Тано, разве вы смогли бы выполнить это пожелание? — вопрос прозвучал, как невинное предположение, но за последнее время девушка поняла, что ее отношение к новой практике стирания памяти и внушения покорности вызывает в ней некое отвращение. Иногда смерть лучше, чем подобная судьба.
— А ты знаешь, кто он? —— чуть наклонив голову вбок, поинтересовался Крауфорд.
— Я знаю, что он преступник, но какое преступление заслуживает подобной участи? — покачала головой Присцилла. — К тому же, вы ведь сами изменили его. С помощью ваших… корректоров. Он совершенно безопасен, так почему он до сих пор в рабстве? Разве недостаточно было стереть его память и заставить забыть о том, во что он верил?
— Нет, недостаточно. Исправление ещё несовершенно, и к тому же люди на свободе стали бы искать способы вернуть себе эту память. И они бы их нашли. В итоге мы получим на свободе круговорот преступников, заслуживающих жуткой смерти. Вместо того, чтобы колесовать его или разорвать конями на площади в одном из антиванских городов, ему оставили жизнь, обязав расплачиваться за свои преступления здесь, среди смертных. Жизнь каждого раба в Империи — это путь искупления. Насильственный, разумеется, но альтернативой этому является такое же насилие, несущее меньше пользы для общества. А что касается преступления твоего раба — ты рискуешь начать относиться к нему хуже. До Исправления он был омерзительным преступником. И что-то мне подсказывает, что ты бы предпочла не слышать всех подробностей.
— Искупление предполагает освобождение. Рабы должны страдать до конца своих дней. Где же в этом искупление? — Присцилла упрямо поджала губы. — Даже осужденный на двадцать лет каторги живет ради этого последнего дня, когда с его ног наконец снимут кандалы. Искупление предполагает надежду. А ее у… — она запнулась, почти незаметно, но от внимательного Крауфорда это не ускользнуло. — У Тано нет. По-моему, даже смерть милосерднее подобной судьбы. Будь я на месте этого несчастного, я бы согласилась на казнь, — девушка замолчала, вдруг понимая, что этот вопрос так живо волновал ее вовсе не потому, что ей было настолько жаль антиванца, которого она знала от силы несколько недель. Нет, вовсе не поэтому она говорила сейчас о судьбе Тано с тем, кто пленил его. Просто в какой-то мере ей казалось, что их судьбы похожи.
Крауфорд опустил одну из рук на пояс и вытащил из ножен довольно длинный кинжал, следом поднимая его и ненадолго задерживая на нём взгляд. Сильверитовое оружие Верховного Жреца всегда было в идеальном состоянии. Свет отражался от его лезвия, заточенного настолько, что можно было увидеть в нём своё отражение.
— Я могу дать тебе возможность оказать ему твоё милосердие, — вращая кинжал вдоль рукояти, всё таким же спокойным тоном произнёс Крауфорд. Взгляд сместился на Присциллу. — Если ты сама боишься, я могу попросить это сделать кого-то из своих людей. Прямо сейчас. Один удар в сердце — и он получит свою “свободу”.
Взгляд девушки задержался на кинжале. Думала ли она о самоубийстве? Иногда, ей было стыдно признавать за собой подобное малодушие, но думала. В ту самую первую ночь, когда ушел Крауфорд. Когда она была одна, в темноте, а компанию ей мог составить разве что бесчувственный раб, не знающий, что такое сожаление о произошедшем. Подняв глаза, в полутьме свечей по странной игре теней выглядевшие почти пурпурными, она подавила желание горько улыбнуться.
— Я бы предложила спросить у него, но боюсь, он не сможет принять подобное решение. А буду ли я чем-то лучше ваших корректоров, если приму это решение за него? Не знаю. Быть может, для него еще есть надежда. Если… что-то изменится, — добавила она с легкой задумчивостью в голосе. Тано не казался ей безнадежным, вроде Усмиренных, и она не знала, существует ли способ для него вернуть свою личность. Говорили, что даже Усмирение можно было вылечить. Правда это или нет, Присцилла не догадывалась, но слухи такие ходили. Крауфорду показалось, что она снова говорит совсем не о Тано, но сказать точно было нельзя.
— Есть в нашем мире люди, не умеющие распоряжаться своей жизнью так, чтобы привносить своими действиями в мир что-то полезное. Но ещё есть люди, которые тратят свою жизнь на то, чтобы нести другим вред. Их зовут преступниками. Некоторые преступления оказываются серьёзными в достаточной мере, чтобы совершившая их опасная личность была приговорена к смерти. Обществу не нужен такой человек, от него избавляются. Жизнь этого преступника перестаёт принадлежать ему, и её забирают. Империя сейчас поступает также, только вместо того, чтобы вышвыривать эту жизнь на ветер, она делает её полезной для себя. Раб с момента прохождения через Исправление перестаёт нести ответственность за свою судьбу, вместо него это делает Тевинтер. Того человека, что был когда-то, больше нет — он становится слугой Империи, и выплачивает цену своего проступка службой. В разуме раба нет страдания, он несёт в себе лишь покорность и принятие.
Авгур убрал кинжал на место и, взяв бокал, впервые сделал небольшой глоток вина.
— И ты не готова брать ответственность за свои взгляды, Присцилла, — будто бы объяснял он девушке. — Отпускать нынешних рабов — это сущее безумие. Это убийцы, насильники, грабители и другие ничем не лучшие люди. Многие из них совершали преступления настолько ужасные, что ты себе представить не сможешь. Твой раб как раз из таких. Единственное, чего он может заслуживать помимо рабства — это смерть. Если ты считаешь, что его нынешняя судьба хуже забвения, то должна быть готова дать ему судьбу, которую он заслуживает. Иначе ты перекладываешь это на плечи тех, кто готов принимать непростые решения.
— Значит, целесообразность превыше всего? — Присцилла спрятала взгляд в бокале с водой и льдом. Она старалась не пить слишком много, по крайней мере, перед Крауфордом. — Странно. Если бы это сказал кто-нибудь другой, я бы подумала, что он проводил слишком много времени с кунари. Ведь они также считают, что нельзя выбрасывать жизни зря, даже если это предполагает лишение человека личности. Но, конечно же, вы провели долгие годы, сражаясь с кунари. Вы не стали бы перенимать их методы, — закончила она, а затем сделала долгую паузу, размышляя о словах Верховного Жреца. Значит, он считал, что Присцилла слишком безответственна, чтобы совершить хоть какой-либо значимый поступок? В какой-то мере он, наверное, был прав. Все это время она лишь плыла по течению, слишком скованная вбитым в голову воспитанием, слишком боящаяся, что за любое неповиновение традициям она будет наказана, а ее семья подвергнута опале. Но он не знал про тоннель. Он не знал, что и у нее были свои тайны. — Дайте мне этот нож, — спокойно попросила она, и в глазах девушки мелькнуло что-то новое. Что-то, чего Авгур до этого вечера в них не видел. Решительность.
— Нож лежит у тебя рядом с тарелкой. А это кинжал, — на секунду едва заметно прищурившись, сказал Жрец и вновь достал оружие. От Присциллы не ускользнуло, что он ненадолго посмотрел в сторону телохранителя в углу позади неё. Ответил ли тот чем-то, супруга Авгура не знала.
— Тит, подойди сюда, — перешёл на всеобщий Крауфорд, и преторианец, стоявший к нему чуть ближе остальных, без единого слова покинул своё место. — Передай это госпоже Присцилле.
Легионер принял кинжал и обошёл стол, а затем молча протянул вещь девушке.
Не доверяет, подумала Присцилла, благодарно и едва заметно кивнув и поднеся нож к свету, чтобы получше его рассмотреть. Острый, пожалуй, и довольно-таки тяжелый — для ее руки. У самой магессы был крошечный серебряный стилет для использования, когда требовалось быстро и без промедлений получить кровь для создания заклинания, и его было легко спрятать в рукаве или перчатке. Этот же кинжал походил больше на меч в глазах тевинерки. И все же она не подала виду, что заметила странное поведение Крауфорда и его молчаливое общение с телохранителем.
— Благодарю. Я обещаю, что использую его мудро, — сухо сказала она. Неужели Верховный Жрец и вправду думал, что она попытается убить его? Вероятно, он был параноиком, но этого как раз можно было ожидать. Так же, как можно было ожидать, что весь напускной интерес к ее персоне начинался и заканчивался там же, где находилась грань, за которую Жрец не пропускал никого, кроме своих телохранителей.
— Это просто кинжал, не зацикливайся на том, кому он принадлежал, — произнёс Верховный Жрец и, бросив очередной взгляд на слугу-дегустатора, сделал полноценный глоток вина.
Магесса не ответила, задумчиво глядя на почти нетронутую тарелку с устрицами, и на кинжал, лежавший рядом. Она все же заставила себя хоть немного поесть, благо даже ее собственная служанка позволила себе замечание о том, что за последние три недели госпожа сильно похудела. Впрочем, Присцилла не придавала этому значения, мало ли, что болтают слуги. Однако кое-что все же привлекло ее внимание: несколько раз она услышала, как слуги шепчутся о том, что в Минратосе якобы есть люди, которые не слишком довольны существующими в Империи переменами, и сама она несколько раз, как бы между прочим, обронила пару фраз о том, что сама думает так же. Возможно, это просто слухи, и на самом деле ничего особенного в столице и не происходит — обычные интриги и борьба за власть среди знати да жалобы на то, что у альтусов мало привилегий. Ничего необычного. Но инстинкты подсказывали, что в этом есть что-то сокрытое. Как секретный тоннель, который обнаружить можно, лишь подойдя к нему вплотную и зная, где искать.
— Я пойду к себе, — наконец, сказала Авгур, поняв, что аппетита у нее как не было, так и нет. — Благодарю за компанию, Крауфорд.
Авгур едва слышно вздохнул, вновь заслышав напускную благодарность.
— Доброй ночи, — в такой же манере ответил он и следом молча продолжил трапезу.
Присцилла поднялась к себе, держа кинжал в руках, и остановилась перед приоткрытой дверью в свою спальню. Трудно было сказать, чего она желала на самом деле. Она могла бы просто перерезать себе вены, но строгий голос матушки в голове тут же принялся отчитывать за трусость, да и, если быть до конца честной, магесса сама думала так же. Сбежать было невозможно, и куда она могла бы бежать? А главное — зачем? У нее не было цели, не было того, что сподвигает иных людей на риск жизнью и рассудком. Возможно, такая цель когда-то была у Тано, но вот только результат был плачевный. Вздохнув, она вошла в комнату.
— Тано? — позвала девушка своего раба.
— Да, госпожа? — тут же подхватился он со своего места.
Все это время Тано ждал хозяйку, как и было велено, в спальне. Впрочем, он не бездействовал — приготовил постель, уложил в нее грелку, сварил крепкий антиванский кофе. Что-то подсказывало ему, что госпожа вернется с ужина с Верховным Жрецом в таком же угнетенном состоянии духа, как и раньше.
Впрочем, выглядела Авгур не столько подавленной, сколько задумчивой, будто узнала что-то новое; не столь волнующее, как потайной проход в неисследованные части замка, но не менее важное. В руке у нее был кинжал. Свечи бросали на него причудливые отблески, и даже отсюда было видно, насколько он остер. Сделав несколько шагов к рабу, тевинтерка остановилась, подняв руку с оружием так, что казалось, она размышляла, не вонзить ли его в сердце несчастного антиванца.
При виде кинжала, в  голове Тано шевельнулась одна из мыслерыбин и булькнула:
"Вот и конец!" Конечно, он знал, что раньше альтусы использовали рабов для жертвоприношений, но ему казалось, что госпожа Присцилла никоим образом не относится к их числу. Возможно, это приказ Верховного Жреца?
Само собой, парень не сделал попытки  ни бежать, ни защититься:  воля господина — непреложный закон, даже если влечет за собой смерть. Раб  просто склонил голову и стал ждать.
Вдруг Присцилла улыбнулась как-то устало, но светло, и протянула кинжал рукояткой вперед.
— Возьми его. Я хочу, чтобы он был у тебя. — Помолчав, она добавила так негромко, что ее голос стал почти неслышным: — У каждого человека должно быть право постоять за себя, даже у раба.
Тано вскинул голову и впервые на его бесстрастном лице прочиталось... изумление. Но то, что вырвалось из плотного кокона, окутывающего его эмоции, действительно было изумлением. Госпожа... дает ему оружие? Ему, рабу, приговоренному... за убийство  безвинного человека?
Сначала он шарахнулся назад — установки запрещали ему касаться оружия. Он почти услышал в мозгу  сухой голос, зачитывающий приказы, но... Тот же голос зачитывал и приказ беспрекословного подчинения хозяйке. Поколебавшись некоторое время, Тано все-таки решил, что подчинение важнее, и робко взяв кинжал, опустился на колени.
— Благодарю, госпожа, — слегка заикаясь, проговорил он в некотором шоке. — Клянусь использовать его для вашей защиты, госпожа Присцилла, и защиты ваших интересов.
Она лишь вздохнула. Что ж, по крайней мере, первый шаг был сделан. Каждый человек, независимо от своего преступления, имел право на искупление: так считала Авгур, даже если во всей Империи не нашлось бы человека, который согласился бы с подобной наивностью и щедростью. Она видела перед собой не жестокого убийцу и садиста, пусть уши ее слышали только такие слухи о подаренном антиванце; перед ней был потерянный мальчишка, похожий на вывезенного в клетке с Сегерона дикого пятнистого кота с вырванными когтями и зубами, каких часто можно было видеть в цирках и на базаре, развлекающими посетителей. Когда Присцилла замечала несчастных животных, то не могла думать ни о чем другом, кроме как о том, что это неправильно. Отпустить этого ягуара из клетки было не в ее силах, но она хотя бы могла вернуть ему способность защищаться.
— Пожалуйста, встань. Тебе не нужно стоять на коленях передо мной, — сказала девушка. — Больше не нужно. А теперь… это запах кофе? — она принюхалась и тихонько рассмеялась. — Неужели то, о чем я думаю?
Тано смущенно поднялся. Но теперь во взгляде на хозяйку, у него в глазах проскальзывало... тепло и благодарность? Или это просто отблески от огня светильников?
— Да, госпожа. Я  взял на себя смелость приготовить для вас антиванский кофе. Надеюсь, вы не рассердитесь. Хотя кухарке очень не понравилось... — он прикусил язык.
Конечно, госпоже не стоило знать, что "очень не понравилось" означало: "Отдай кофеварку, сукин сын, а то ноги переломаю!"  Но мнение кухарки парня не интересовало. главное, что она не узнала, что попятил он не только кофеварку, но и пряности.
— Вы любите корицу, госпожа? Или гвоздику с коркой апельсина? Она придает изумительный вкус, — тихо проговорил раб.
— Доверюсь опыту антиванца, — улыбнулась Авгур, усаживаясь за кофейный столик, который в ее спальне находился почти у самого окна. Дождавшись, пока Тано разольет кофе, она отпила немного и тут же поняла, что он действительно умел его варить, не то, что тевинтерские мастера. Те больше специализировались на вине, а вот с кофе была настоящая беда. До самой полуночи они просидели за столиком, и девушка аккуратно расспрашивала раба об Антиве; кое-какие воспоминания о родине у него, похоже, сохранились, хотя стерта была значительная их часть.
А утром ей пришло письмо с вензелем Ариамиса Виго. Читая сухое и официальное приглашение на прием, присланное лично на имя Присциллы Авгур, она раздумывала о том, что это могло бы значить. Может, очередной ничего не означающий жест уважения или дань традициям, а может… Сложив письмо, она аккуратно положила его в стол, позвала Цербера и Тано и отправилась на конную прогулку по обширным садам дворца. Можно было подумать об этом завтра.

 

 

Высокий мускулистый мужчина без рубашки — та была перекинута через плечо — стоял в узкой комнатушке и смотрел в зеркало, тихонько насвистывая услышанную в местном театре мелодию, и брился с помощью острого лезвия, подстелив на стол промасленную тряпку. Короткие грязно-светлые волосы были влажными от только что принятой наспех ванны, но Риден Ренн привык делать все быстро и эффективно, и заставить себя не спешить давалось ему с трудом. Сколько он уже пробыл в этом Создателем забытом месте где-то в Антиве? Несколько месяцев? Время, казалось, перестало иметь значение. Если быть точным, перестал иметь значением он сам в его потоке, будто время и весь мир вместе с ним отправились дальше, а легионер Ренн остался где-то в стороне. На обочине дороги. Глядел, как по этой дороге в туман отправляются те, кого он когда-то знал, как исчезают, а он все так же стоит и наблюдает. И не может двинуться — ни вперед, ни назад.
Пять лет.
Ровно пять лет промелькнули с тех самых пор, как он очнулся в доме своей матери, которую считал мертвой — но она каким-то чудесным образом вернулась. Порой Ридену казалось, что он мертв. Его душа просто застряла где-то в Тени, а хитрые демоны лишь воссоздали мир вокруг нет так, как он хотел бы его видеть, мир декораций из хрупкого дерева, где пейзаж за окном — лишь неумело нарисованная на холсте картина, где вместо золота — крашеный желтой краской свинец, а вместо настоящих лиц — нанятые актеры. Потрошитель пытался поверить в этот мир, пытался всей душой, и если бы не его жена, его охотница, Айра, кто знает, что могло бы случиться. Но он пытался. Ради нее и ради их будущего. Неваррец не хотел учиться магии, а потому эльфийка обучила его, как подавлять свой дар, а когда какой-нибудь ушлый демон все же отыскивал нетронутую душу, она прогоняла его. Айра прогоняла подступающие к самой кромке его бытия кошмары, оставаясь с ним все свое свободное время. Порой обстоятельства разлучали их, вот как сегодня. Девушка отправилась на допрос пойманных радикалов, долг дознавателя разлучил их, и Ридену предстояло провести в одиночестве целый день и ночь, дожидаясь, пока она вернется утром, и их снова отправят в какую-нибудь глушь.
Риалто был прекрасен. Чайки над морским портом, таким величественным, что казалось, он просто сошел с картины известного художника; причудливый акцент антиванцев, профессиональных торгашей и наемников, зазывающих покупателей и доверчивых туристов к своим лавкам; наконец, амфитеатр, в котором ставились пьесы ничуть не хуже тех, что можно было увидеть в Монтсиммаре. Они провели почти целый день, слоняясь по городу и таращась во все глаза на его чудеса, будто малые дети, но Ренн был почти счастлив. Он больше не поднимал тему, от которой глаза у Айры как-то тускнели, плечи опускались, и ее голос начинал чуть дрожать, будто она боялась говорить об этом. Он не спрашивал ее о том времени, которое потерял из-за жадного демона, и в конце концов, они сделали вид, что забыли об этом. Год его жизни был просто убран на полку покрываться пылью, словно запертая шкатулка, от которой нет ключа. А ночью Ренн находил утешение в объятиях эльфийки, и шептал ей на ухо слова, от которой на ее теплой коже под пальцами потрошителя появлялись ощутимые мурашки; он искал убежища от чувства болезненного любопытства и чего-то еще в столь знакомом запахе ее волос, и Айра охотно давала его. Как верный сторожевой пес, она охраняла его от чего-то, чего сам неваррец не мог бы объяснить, и в благодарность за это Ренн больше не заставлял ее грустить. Айра спасла его, теперь он это понимал, и чем больше проходило лет, тем больше потрошитель осознавал, что некоторые вещи лучше оставить так, как они есть. Некоторые двери должны оставаться закрытыми.
Потянувшись, мужчина вытер лезвие и взглянул на свое отражение в зеркале. Отросшая за время путешествия борода была наполовину сбрита, но к возвращению жены он намеревался окончательно смыть с себя грязь и кровь прошедших дней, во время которых они преследовали радикалов, преступников, стремившихся разрушить столь тщательно и любовно выстроенное будущее. Ренн не испытывал богобоязненных эмоций по поводу Разикаль, но осознавал, что лучшего места не найти. Его драконья кровь насыщалась погоней и убийством, войной и смертью, вином, песнями у костра под плач лютни, Айрой, наконец; он делал все, чтобы бег этот никогда не останавливался, чтобы не было соблазна взглянуть назад, в этот проклятый туман. Может быть, он не желал увидеть то, что в нем скрывалось. И все-таки… это чувство не уходило.
Пустота.
Вздрогнув, Ренн вгляделся в отражение в треснувшем зеркале дешевой, крошечной придорожной таверны. Тишина не прерывалась ничем, кроме его размеренного дыхания да скрипа половиц где-то внизу, где бродил все еще не спавший трактирщик, окончательно убирая приборы со столов и готовясь самому отправиться в постель. В углу прошуршала слишком уж осмелевшая мышь, но скрылась в темном провале у пола, там, куда не доставало скудное освещение масляной лампы. Шрамы, пронеслось у него в голове. Шрамов становилось все больше с каждым годом. Его раны исцеляли — иногда это даже была сама Айра, пользующаяся магией крови — но шрамы все равно оставались, как напоминание, как зарубка на дереве, знаменующая, что прошел еще один день, месяц, год. Он смутно помнил, что его в детстве забавляло то, сколько полосок и отметин было на руках, шее и спине отца; он думал, что это такой узор. Теперь он знал, что это, но не боялся их. Чем старше становился Риден, тем больше он видел в своей внешности от Хексариона — и тем крепче росла его уверенность в том, что несмотря на внешнее сходство, Ренн был совсем на него не похож. Они разделяли меж собой цвет глаз, волос, черты лица, кровь — но душа принадлежала только ему одному.
Поднеся острое лезвие к подбородку, он понял, что перестал насвистывать, и заставил себя возобновить мелодию. Тишина немного угнетала Ридена, он скучал по Айре. Ее присутствие всегда успокаивало, напоминало о том, что даже в бескрайнем океане, даже в самом густом тумане у него была путеводная нить, и он доверял ей без остатка. Он доверил бы ей свою жизнь, что и делал неоднократно во время их совместных походов и службы в Легионе. Негромкий свист разорвал тишину, поэтому когда потрошитель снова услышал голос, который заставил себя забыть, он содрогнулся.
«Ты не сошел с пути. Ты в ловушке».
— Кто здесь? — он обернулся, мыльная пена все еще поблескивала на его лице, а лезвие бритвы потрошитель сжимал в руке, словно готовый использовать его против невидимого врага. Серо-стальные глаза лихорадочно окинули взглядом помещение, задержавшись на самых темных уголках, и на мгновение ему привиделось, что в углу рядом с кроватью кто-то стоит; однако моргнув, Ренн осознал, что это всего лишь повешенная на гвоздь затасканная кожаная куртка, превращенная в подобие фигуры игрой теней и света. Окно было приоткрыто, и легкий бриз шевелил занавески, заставляя отблески огня ползти по полу, стенам, потолку. — Покажись, сволочь, — добавил он, и голос потрошителя, чуть хрипловатый, с оттенками ярости, пронесся гулко по почти пустой комнате, в которой из мебели были лишь стол, стул, зеркало да продавленная кровать, еще хранившая запах крови Айры. Он тогда укусил ее за плечо. Несильно, но кровь выступила; Ренн позже извинился за этот инцидент, а магесса только улыбнулась. Иногда неваррец думал, что никогда не привыкнет к остроте своих зубов.
«Я прямо здесь. Разве ты… не видишь?»
Ренн снова обернулся, напрягая слух и пытаясь уловить, откуда идет этот странный дребезжащий голос, в котором было столько режущего слух хрипа, но при этом он казался до боли знакомым. Краем глаза уловив какое-то движение, мужчина повернулся к зеркалу и всмотрелся в собственное отражение. Моргнул. Отражение моргнуло тоже. Что за странности? Прежде ничего подобного не происходило. Он с трудом вытащил из воспоминаний тот случай в Монтсиммаре, когда они стояли под фонарем с Айрой, и он будто бы услышал похожий голос — где-то на краю восприятия, но с тех пор голос не возвращался. Ренн предпочел забыть об этом, списать на усталость, на что угодно, только не верить в то, что это действительно произошло. Он даже не знал, почему ни тогда, ни в течение последующих лет ничего не рассказал жене.
Отражение улыбнулось ему острозубой ухмылкой.
— Проклятие демонов! — выдохнул неваррец, инстинктивно отступив назад и едва не запнувшись об упавшую на пол рубаху, кучей тряпья валяющуюся на досках. Его дыхание участилось, в уголках глаз показался красноватый, болезненный отблеск; знак того, что его тело было готово к бою, а кровь требовала ответа. Отражение склонило голову набок, язык прошелся по зубам, обнаженным оттянутыми губами. — Чего тебе нужно от меня, демон? Моя воля сильнее. Ты не можешь завладеть мной, — наконец сказал потрошитель, вспоминая их разговоры с Айрой. Она защищала его, как могла, но должна была научить своего возлюбленного, как самостоятельно противостоять попыткам демонов проникнуть в его разум. Его опыт медитаций и избавления от эмоций, вкупе с уроками опытной демонологини, дали результат, и Ридену удавалось легко отбиваться от назойливых существ Тени. Но сейчас он чувствовал — не глазами, не обонянием, не слухом, а чем-то совсем другим — что все изменилось. Демоны не пытались завладеть им. Они просто смотрели на него глазами самого Ренна.
— Чего ты от меня хочешь? Оставь меня в покое! — не дождавшись ответа, прорычал легионер, чувствуя, как странная дрожь проходит по всему телу, словно под кожей зашевелились множество крошечных, невидимых колючих созданий. — Мне не нужна твоя лживая помощь, демон. Уходи в свое царство снов и темноты.
Обычно это работало. Напряжение воли, испытание духа, устранение эмоций, столь желанных для демонов — желания, отчаяния, гнева, гордыни, праздности. Но отражение по-прежнему смотрело на него, а жуткая улыбка, превратившая красивое лицо неваррца в маску животного, даже не дернулась, будто натянутая невидимыми нитями. Отражение медленно подняло руку и прикоснулось к стеклу. Прикоснулось с той стороны.
«Что мне нужно? Ничего, юный дракон. Ничего, кроме одной… крошечной… капли твоей...»
Отражение говорило, но его губы не шевелились. Застывшее лицо, столь знакомое — лицо, которое Ренн видел в зеркале сотни раз до этого — не двигалось. Превращалось в чужое, незаметно глазу, одна неразличимая черта за другой. Потрошитель почувствовал легкий укол и вздрогнул от неожиданности, опустив глаза и взглянув на собственную ладонь, которой все еще сжимал лезвие бритвы; пальцы соскользнули с рукоятки, вырезанной из кости, на острую кромку, разрезав кожу. Свет лампы снова покачнулся, придавая цвету размазавшейся крови черный оттенок. Медленно, как масло, темная капля соскользнула по бритве и тяжело шлепнулась на покрытый плетеными ковриками пол. И тут же все сдвинулось. Крошечные существа под кожей завозились с удвоенной силой, покрывая ее крупными мурашками. Ренн снова ощутил это: пустота. Пустота затягивала, не с силой, но медленно и верно, словно густое черное болото где-нибудь в Нильсовом лесу. Воин напряг все силы своей воли, представляя себе нерушимую скалу, которой был он посреди бушующего океана. Вода могла всей своей мощью обрушиваться на него, но никогда не сдвинуть с места, ибо он был связан с чем-то несравнимо большим, чем он сам.
«Она лжет».
Два слова — как же мало требуется буре, чтобы за одно короткое мгновение подкосить нерушимую черную скалу, покрытую пенными барашками морской волны. Открыв зажмуренные глаза, Риден взглянул в зеркало снова, только чтобы увидеть нечто такое, отчего во рту в него мгновенно пересохло. Вместо самого потрошителя теперь на него смотрела сама Айра, все так же неестественно улыбаясь застывшей восковой улыбкой.
— Я не верю тебе, — прошептал легионер будто бы не своим голосом, едва двигая губами. — Все демоны лгут. И ты ничем от них не отличаешься. Ты недостоин носить ее лицо, тварь.
Кровь сильна, говорил его отец, говорила его мать, говорили все его предки, собравшиеся тогда, когда Ренн впервые ощутил свое наследие после ритуала. И сейчас она капала на пол с оглушительным стуком, растекаясь небольшой лужицей, от которой шел неестественный пар. Мир вокруг него подернулся едва различимой дымкой, окрашивая стол, зеркальную раму, все вокруг в багровый оттенок. Все дергалось, плыло перед глазами, драконья ярость искала выход и отступала перед неизведанным; затем снова накатывала волной, заставляя дрожать и чувствовать ее медный привкус во рту. Глаза Ридена покраснели, и зарычав, как дикое животное, он размахнулся и что было силы ударил порезанной рукой по проклятому зеркалу. Оно разлетелось крупными осколками, и эхо этого звона расплескалось в неестественной тишине, а отражение пропало, разлетевшись вместе с ним. Тяжело дыша, потрошитель поднял дрожащую руку к глазам. Многочисленные, глубокие порезы покрывали ее, в некоторых засели более мелкие куски стекла, и ухватившись за них, Ренн вытащил осколки и бросил на пол. Только через несколько минут, окончательно придя в себя, он понял, что Айра не должна видеть этого, поэтому быстро собрал разбитое зеркало и выбросил его вместе с рамой. Он не хотел расстраивать ее, заставлять бояться своего любимого; так было лучше с того самого дня, так он решил и так должно было оставаться и впредь. И все же что-то изменилось, Ренн чувствовал это, как мог чувствовать лишь одаренный в магии, пусть и необученный человек. Вздохнув, он вытер лицо и руку, замотав ее бинтами, которые нашел в столешнице. Почувствовав, как что-то стекает по шее за воротник чисто вымытой рубашки, которую воин натянул к приходу магессы, он раздраженно почесался, а затем взглянул на покрытые свежей кровью пальцы.
— Что… — пробормотал он, не осознавая, что разговаривает вслух сам с собой, а затем выругался. Зеркало было разбито, и посмотреть на себя со спины он больше не мог, поэтому просто сел на кровать и осторожно снял верхнюю одежду, ощупывая место, которое столь невыносимо зудело и, судя по всему, кровоточило. Он не мог поранить его зеркалом, это было невозможно. Иногда он скучал по матери, но она осталась в Минратосе. Возможно, это и к лучшему. То, что нащупали пальцы Ренна на задней стороне шеи и ниже, заставило бы ее обрести пару новых седых волос на и так почти полностью белой голове.
Риден не хотел знать. Слишком много произошло только что в пустой комнате, заполненной до краев чем-то чуждым, а затем снова опустевшей. Обрушившаяся слабость, одиночество и невыносимая, сосущая в душе пустота на месте потерянных воспоминаний, которой потрошитель так отчаянно пытался избегать, вытянули из него остаток сил; закрыв глаза, он упал на подушку и провалился в сон.

 

 

Когда настало утро и в замочной скважине провернулся ключ, бледные ресницы Ренна дрогнули — будто он заснул лишь секунду назад, а время играло с ним злую шутку. Приоткрыв глаза, он зевнул и сфокусировал взгляд на невысокой фигуре эльфийки с длинными, забранными в удобный хвост волосами. Заложив руки за спину, он улыбнулся ей. Чисто выбритый, смывший пыль дорог, с теплым взглядом серых глаз. С темными глубокими порезами на правой руке, которые он поспешно спрятал, убрав под голову. Рассветные лучи играли в коротких волосах потрошителя, превращая их из темной пшеницы в чистое золото.
— Я скучал по тебе.
— Я тоже, — прозвучал усталый и мягкий голос.
Айра отставила посох, который она получила ещё в Неварре перед всеми событиями с Разикаль и Фен'Харелом, потянулась и, подойдя к кровати, села с краю. Работа борцов с радикально-настроенными антиванцами иногда была не столько физически изматывающей, сколько душевно. К фанатикам обычно меньше жалости, но нервы мотали они изрядно. В Каратели не набирали психически неустойчивых, и Айра не жаловалась. Вместо этого она научилась сильней ценить то время, что ей выделялось на отдых.
Пропажу зеркала эльфийка пока ещё не заметила. Переведя взгляд на Ридена, Айра наконец улыбнулась.
— Ничего тут без меня не случилось? — спросила она.
Лицо потрошителя не дрогнуло. Из приоткрытого окна в комнату вползла струйка утреннего тумана, пахнущего росой, и Ренн пожал плечами.
— Ничего, заслуживающего внимания. Я… вроде как пришел и сразу рухнул спать. Последнее дело совсем измотало. У тебя, я так понимаю, тоже все прошло нормально?
— Да вроде, ничего нового, — ответила колдунья. В свободное от службы время она старалась особо на рабочие темы не говорить. — В Риалто бы хоть ненадолго...
Но учитывая, на сколько банд в Антиве имелся след, вряд ли их отряд сможет выбраться в нормальную цивилизацию в ближайшие месяцы. По сравнению с заданиями Карателей работа на Змей была детским лепетом.
Айра, это всё понимая, тихо вздохнула и подошла к столу и взяла гребень. И только сейчас поднявшийся выше взгляд не нашёл одной вещи на своём месте.
— А где... зеркало? — пару раз быстро моргнув, спросила девушка и обернулась к Ридену.
— Какое зеркало? — удивленно переспросил потрошитель. По его лицу не было видно, что он разыгрывает эльфийку: глаза смотрели на нее серьезно, хоть и без тревоги. — Айра, хватит придуриваться. Иди сюда, — воин протянул к ней руку, будто бы на мгновение забыв о том, что выглядит его кисть, как изрезанный кусок мяса на обеденном блюде. Раны уже не кровоточили, но выглядели довольно свежими. Когда ушла тишина и одиночество, легионер стал чувствовать себя гораздо лучше. Ему не нравилось оставаться одному, однако порой этого было не избежать, и лучше поскорее забыть о проведенной в тишине ночи. Да, лучше забыть; ему снились какие-то беспокойные сны, не кошмары, и не осаждающие его душу демоны, а просто нечто расплывчатое, уходящее с первыми лучами солнца и оставляющее после себя лишь тянущую пустоту.
Глаза Айры раскрылись шире. Она медленно подошла ближе и присмотрелась к куче мелких ран на руке.
— Риден, — настороженно-беспокойный взгляд поднялся выше. — Что это?
Взгляд его скользнул по руке, и он нахмурился, а затем помотал головой.
— Случайность. Не стоит беспокоиться. Хотя, если бы ты залечила эти царапины, было бы лучше, — он протянул руку Айре, как сотни раз до этого, ожидая, что она воспользуется магией крови, чтобы превратить порезы в белые шрамы. Еще пара зарубок на теле потрошителя. Только вот о чем они должны были напоминать, уже было неважно. Улыбка тронула краешек губ. — Ты ведь не думаешь, что такая мелочь может мне навредить?
— Ты разбил зеркало? — сжала губы колдунья.
— Какое зеркало? — раздраженно спросил Ренн, который начал потихоньку терять терпение. — Если это такая шутка, то она не смешная. И вообще, я ждал тебя, чтобы провести последние часы перед утренним сбором вместе, а не дурацких розыгрышей.
Что-то не так. Риден сейчас напоминал ребёнка, неумело скрывающего пакость, только вот в его случае разбитое кулаком зеркало было признаком чего-то нехорошего. Приступ драконьего бешенства?
Айра села рядом с потрошителем и положила ладонь на изрезанную руку Ридена, залечивая порезы магией созидания, а затем легко взяла его под локоть.
— Риден, ты же знаешь, я забочусь о тебе, беспокоюсь, — мягким тоном сказала она. — Не прячь от меня такое. Ты ведь доверяешь мне. Расскажи, я не разозлюсь и не расстроюсь.
Легионер хмуро всматривался в ее лицо. Его злость и раздражение были неподдельными, только в этот раз Айра не знала, вызваны ли они были ее настойчивыми расспросами или же иной причиной. И еще ей показалось, что сейчас они будто бы поменялись местами. Если раньше она сама чувствовала себя неуютно, когда Ренн осторожно спрашивал ее о потерянном годе воспоминаний, а ей приходилось сводить разговор к чему-нибудь другому, то теперь казалось, что все происходит ровно наоборот.
— Ты знаешь, что я от тебя ничего не скрываю. Я не помню, что случилось, но никакого зеркала тут никогда не было. Это уж я помню точно, — наконец произнес он, потирая бровь с силой, а затем положил руку на плечо магессы. — Слушай, я давно хотел спросить тебя… — он замолчал, обдумывая сказанное, и стараясь что-то вытащить из памяти. А потом как-то внезапно усмехнулся, притянув к себе девушку. — Мы уже пять лет бродим по закоулкам Тедаса вдвоем. Может, к демонам Легион? Давай уедем куда-нибудь. В Риалто, например, тебе ведь там нравилось. Денег мы заработали достаточно, купим там дом где-нибудь на берегу. Ты можешь перестать использовать свою темную магию, чтобы… ты знаешь, — эльфийка почувствовала, как Риден положил свою руку на ее живот.
— А как же твоя тяга? — понимая, что напирать на тему зеркалом уже не стоит, спросила Айра. Быть может, эльфка и была бы рада начать мирную жизнь, но рок, преследующий потрошителей, висел и над Риденом.
— Тяга? А, ты про это, — Ренн потрогал острый зуб кончиком языка. По крайней мере, он наловчился не резать собственный язык каждый раз, как делает это. Пять лет все же достаточный срок, даже для него. — Я что-нибудь придумаю. И потом, в последнее время я ее почти не ощущаю. Она как будто затухает. Может, это и к лучшему, — он приподнялся, глядя на эльфийку снизу вверх, и она поняла, что неваррец не врет. И все же некое чувство, которое было таким незаметным и тихим, что его даже назвать было нельзя, подсказывало ей, что что-то изменилось. Улыбнувшись, он обнял эльфийку и поцеловал ее в губы — так, словно не видел ее долгие годы. И одновременно так, как всегда было раньше. Инстинктивно она ответила, и пальцы скользнули по его лицу, шее… и отдернулись.
Что-то теплое и вязкое осталось на кончиках пальцев магессы, и ей показалось, что она укололась.
— Р-риден! — дёрнувшись от ощущения укола, девушка разорвала поцелуй и посмотрела на пальцы. Кровь. — У тебя на шее... там рана? Дай посмотрю, — приподнимаясь, сказала она.
— Я ничего не чувствую, — буркнул потрошитель, явно разочарованный тем, что Айра снова перешла к своему образу беспокоящейся старшей сестры, но спорить не стал и перевернулся на живот. Увиденное эльфийкой было совсем не похоже на рану. Наклонившись, она рассматривала нечто, выпирающее из разошедшейся коже на задней стороне шеи, как раз там, где находится позвонок. Что-то маленькое, острое и темное, чуть загнутое назад. Прикоснувшись пальцем, уже осторожнее, она поняла: кость. Опустив взгляд, Айра увидела еще несколько. Шипы? Похоже было… на драконий гребень.
На секунду у девушки перехватило дыхание. Какого... какого демона это начало появляться у Ридена? С тех самых пор, как был проведён ритуал в Монтсиммаре, не происходило ничего, что должно было бы подтолкнуть потрошителя к его драконьей эволюции.
— Ты ведь не пил драконью кровь, верно? — дрогнувшим голосом спросила эльфийка. — Что за…
— Ничего такого я не пил, кроме ужасного рома, который тут подают под видом выпивки, — пробормотал Ренн. — Я же говорю, мне не больно. Да и никаких изменений в своей голове не чувствую. Значит, все в порядке, верно? — в этот самый момент он неловко шевельнулся, и кожа на спине разошлась еще немного, позволив нескольким каплям свежей крови скатится по боку потрошителя прямиком на грязновато-белую простыню.
— Нет, Риден, не в порядке. У тебя из спины растут костяные отростки по типу драконьего гребня, — не юля, серьёзно ответила колдунья, сразу пытаясь вспомнить что-нибудь о подобном из книг своего мастера. Пропадающая тяга к крови одновременно с возникновением драконьих метаморфоз? Обычно всё ровно наоборот — одраконивание скорее связано с безумием, чем со спокойствием. Может быть кто-то из отряда может что-то знать? Маги там были. — Я даже не знаю, в чём дело, но точно могу сказать, что это ненормально. Нам нужно поспрашивать хотя бы чародеев из группы, а если не поможет... отправляться в Империю? Там есть школа потрошителей, наверняка местные маги будут знать больше меня.
— И стать подопытным кроликом у магов крови? Спасибо, но я предпочту обойтись без этого. Айра, успокойся, — попытался образумить волшебницу воин. Перевернувшись обратно на спину, он посмотрел прямо в глаза магессы, желтые, как у настоящего дракона. Конечно же, просто шутка наследования, странная причуда природы, как и у Вальи, но все же ему эти глаза нравились. — И ты не ответила на мой вопрос. Избегаешь? — хмыкнул он, почесав подбородок, на котором едва виднелся порез от бритвы. Риден никогда не был особенно аккуратным.
— Н-нет, — всё ещё пытаясь выудить из памяти хоть что-то по симптомам мужа, мотнула головой Айра. — Я была бы счастлива, если бы мы... могли жить нормальной жизнью, Риден. Правда. Но давай не будем делать всё порывисто. Я... я не думала, что тяга может ослабевать. Это странно. Я хочу сначала убедиться, что это действительно устойчивый эффект, а потом мы сможем всерьёз подумать о том, чтобы бросить службу.
На самом деле Айра хотела убедиться ещё кое в чём, но Ридену она этого не сказала. И чтобы не злить, и просто чтобы лишним не нагружать. Надо будет только поговорить кое с кем из отряда.
— Ладно. Хорошо. Ну и какой у тебя план? — сложив руки на груди и тяжело выдохнув, спросить Ренн. Похоже, утро, которое он так ожидал, будет не столь радостным и увлекательным. — Отправиться в Империю? До Минратоса отсюда довольно долгий путь. Да и просто взять и уйти, бросив задание, мы не можем. У меня есть право, которое пообещал мне тот тевинтерец, право покинуть Легион в любой момент, но вернуться назад я уже не смогу.
— Нет, мы просто подождём. Ещё как минимум в одну миссию сходим, а там посмотрим. Я почти всегда рядом, смогу наблюдать за тобой.
— Как скажешь. — Поднявшись, потрошитель принялся одеваться, застегивая ремешки на кольчужной броне Легиона, к которой за пять лет успел привыкнуть, и надевая на пояс ножны с парными, чуть изогнутыми мечами. Похоже, он был чем-то расстроен, но не был в настроении разговаривать, поэтому просто спустился вниз за завтраком. Вскоре вернулись остальные из отряда карателей, к которым приписали и Реннов, и остаток дня прошел довольно скучно: отчеты, планирование передвижения, и попытка предсказать, откуда на этот раз ударят очередные бандиты, которые сами себя называли “борцами за свободу”, а на деле являлись ничем иным, как убийцами и ворами, способными только нападать исподтишка на невооруженных миссионеров и торговцев. Поговорить наедине у эльфийки с потрошителем шанса не выдалось до самого позднего вечера, когда командир отряда, тевинтерец, не раздал окончательные приказы и не объявил, что выдвигаться будут в шесть утра, на самом рассвете.
Риден чувствовал, что устал, хотя казалось бы, не делал ничего изматывающего весь день. Списав все на полубессонную предыдущую ночь и бесконечную бюрократию, от которой заснул бы даже ушлый антиванский торгаш, он поднялся в комнату и, как и в предыдущую ночь, рухнул на кровать и провалился в сон почти сразу. Обычно перед очередной миссией он, предвкушая погоню за жертвой и лишение ее жизни, долго смотрел в потолок открытыми глазами даже после того, как измотанная Айра засыпала; сейчас же ему даже мысли в голову не приходили. Лишь за несколько мгновений до того, как уснуть, уже почти не осознавая этого, неваррец издал тихий хриплый стон и потрогал горло, будто ему не хватало воздуха.
Спустя считанные минуты тихо отворилась дверь и внутрь вошла Айра. Беспокойный взгляд задержался на спящем Ридене. Она не знала, что с ним точно происходит, но прекрасно осознавала, что эта резкая перемена вряд ли к добру. Что может ослабить тягу к крови, при этом усилить драконьи преобразования? Не демон ли?
Стараясь не скрипеть половицами, чтобы не разбудить мужа, эльфийка легла на кровать рядом с ним и аккуратно взяла за руку. Прежде, чем пробовать что-то не слишком хорошее, следовало испытать и нормальные методы. Слияние снов. Когда магесса ощутила, как начинает проваливаться в сон, то не стала сопротивляться, а лишь ненавязчиво потянулась к разуму лежавшего рядом Ридена…
Тень в эту ночь оказалась какой-то незнакомой. Айра открыла глаза, оглянувшись, и поняла, что стоит рядом с таверной, аккурат под окном, выходящим на задний двор с поленницей и бочкой воды; окно, ведущее в их комнатушку, было приоткрыто, и невидимый, неслышимый ветерок раскачивал ставни. Их пронзительный скрип эхом отдавался в ушах, но магесса не придавала этому значения. Зная, что Тень отражает то, что чувствуют сами люди, она привыкла к странностям и жути, которую порой нагонял на неискушенного мага мир духов и чувств. Повернув голову, эльфийка поняла, что Ридена рядом нет, и сделала несколько шагов вперед. На земле, черной, как смоль, и тянущей темные щупальца к небу, валялись осколки зеркала. Значит, он все же разбил его, а затем выкинул в окно? Но зачем об этом врать?..
Было и еще что-то. Не присутствие, нет — не похоже на обычных существ Тени, с которыми Айре доводилось встречаться раньше. Не такое резкое, похожее на пристальный взгляд в спину. Ощущение-след, наполовину смытый дождем в траве. Оно терялось где-то вдали, в тумане, наползающем на дорогу, ведущую к распахнутым дверям таверны, и усиливалось где-то внутри темнеющих окон здания. Собравшись с духом, Айра вошла в трактир. Эха ее шагов не было, дыхания своего она тоже не слышала, будто вошла в глубокую воду. Поднявшись по ступенькам, она мысленно отметила, что этот участок Тени не походил на обычное состояние магического мира; словно он находился на более низком уровне. Из-за приоткрытой двери в комнату не доносилось ни звука, но она почувствовала присутствие Ридена — того самого Ридена, которого так хорошо знала, но приглушенно. Протянув руку, эльфийка толкнула дверь, и да медленно, будто тоже плыла в воде, отворилась.
Потрошитель стоял неподвижно возле зеркала, запрокинув голову назад. Айра не видела присутствия чужого создания, но увидела нечто совсем другое: едва заметно глазу вокруг горла мужчины плыла длинная, извилистая, полупрозрачная тень, истончавшаяся ниткой и исчезающая в окне, в тумане. Словно отвечая на ее мысли, неваррец вздрогнул и повернул голову. Из уголка глаза вытекла кроваво-красная капля, но похоже, он не замечал этого. Как и давящего теневого ошейника.
— Айра?.. — спросил он. Его голос звучал непривычно тихо и глухо. — Что ты тут делаешь?
— Хочу помочь, — негромко ответила она, начиная медленно приближаться к Ридену. Этот ошейник... неужели потрошитель попался в лапы какой-то теневой твари? Но ведь он знал, как противостоять им. Что же случилось?
Эльфийка сделала несколько шагов навстречу мужу, в основном стараясь разглядеть и прочувствовать опутывающую его нить. Пусть она не была мастером-теневедом, но окружающее не пугало её. Зато как демонолог она была уверена, что если сделает всё правильно, то сможет приблизиться к хозяину этого поводка.
— Как ты себя чувствуешь? — безобидным тоном спросила она.
— Как обычно, — ответил ей потрошитель, пожав плечами. Теперь она была совершенно уверена в том, что видит все эти странности, а Риден — нет. Возможно, потому, что он был не столь искушенным магом, да что там греха таить, и вовсе не обученным взаимодействовать с магическими энергиями за пределами базовой защиты от демонов, пытающихся влезть в его голову. — Ты нечасто приходишь ко мне во сне. Что-то случилось? — его голос прервался прямо на середине фразы, всего на долю секунды, и из горла вырвался сдавленный хрип, но Риден и это начисто проигнорировал. Теневой ошейник сжался чуть сильнее, будто живое существо, скользкая и противная змея, опутавшая ее мужа.
Хуже всего — это что Риден не видел того, что должен был видеть. Трудно заставить кого-то представить то, что с ним ничего не происходит, когда с его точки зрения и впрямь ничего нет. И что-то подсказывало девушке, что даже если попытаться, то ошейник не исчезнет. Айра замерла, видя, как сдавливается нить. Не хочет подпускать её.
— Случилось, но ты не беспокойся, — спокойно ответила она, максимально аккуратно приближаясь ещё немного. Вроде бы ничего не изменилось. Со стороны Ридена наверняка её движения выглядели странными: эльфийка начала двигаться не ближе к воину, а вокруг него, подбираясь ближе к окну. Только лишь поводок, тянущийся наружу, оказался к ней достаточно близко, колдунья аккуратно потянулась к нему, готовясь в любой момент одёрнуть руку.
К ее удивлению, нить не отстранилась от протянутой руки эльфийки, а наоборот, быстро потянулась к ней, прикасаясь к коже. Чувство было… холодным? Трудно сказать. Будто к царапине приложили кубик льда, чтобы успокоить боль. Чернота, словно пробуя ее на вкус, поползла по руке, но Айра вовремя отступила назад. В голове шумел прибой. Успокаивающий, мерный рокот накатывающих волн. Помотав головой, эльфийка заставила себя сконцентрироваться. Чем-то это воздействие походило на довольно распространенный вид демонов — Праздность, однако вместе с тем отличалось от него. Праздность навевал иллюзии, эта же тварь словно пыталась высосать из нее что-то важное. То, что заставляет идти вперед, то, что привело ее сюда, к Ридену.
И это... захватило Ридена? Айра сцепила зубы, осматриваясь по сторонам в искривлённой Тенью комнате.
— Я знаю, что ты здесь, — сказала она куда-то в пустоту, не повышая голоса и бросая взгляды на нить. — Ты знаешь, что я тут. Не хочешь поговорить, демон?
— Айра? Что происходит? — голос Ридена стал чуть более настойчивым, хоть и сонным, и он положил руку на плечо волшебницы. Ее обдало волной… отсутствия. Глубины. Пустоты. Да так сильно, что ее духовная проекция едва не выпала из Тени, вытолкнутая оттуда, как толща воды выталкивает сухой лист. — Ты меня слышишь? — похоже, это секундное воздействие почувствовал даже потрошитель.
На вопрос Айры ответила лишь тишина. И тогда она поняла, что именно не так. Это не было просто Тенью, потому что вокруг не вилось ни одного виспа; она не могла почувствовать даже отдаленного присутствия ни одного миролюбивого демона, пусть самого мелкого, ни одного дружелюбного духа. Обычно густо населенная Тень, постоянно меняющаяся и откликающаяся на малейшее дуновение эмоции, застыла насекомым в янтаре, и единственными живыми существами в ней сейчас были лишь сама эльфийка да ее потрошитель.
— П-пусти! — Айра с трудом спихнула руку Ридена с себя, словно успела жутко устать. Это место... это был не просто сон, порождённый духом, и не просто кошмар, созданный демоном — это был чей-то домен. И Риден оказался здесь. В какой момент это произошло, когда он мог попасть в цепкие лапы хозяина этого места? Видимо, пока её не было с ним. Демоны Тени!
— П-послушай, — приходя в себя и пытаясь вновь установить концентрацию, сказала девушка, — мы сейчас находимся в чьих-то владениях в Тени. Твой сон... тебя затянуло в нём сюда. И я думаю, что всё это связано с той нитью, что сейчас держит тебя за шею и тянется куда-то вдаль, в туман. Ты не видишь этого, но я вижу. Ты веришь мне? Прошу, скажи, что веришь, — хотела было она взять его за руку, но тут же опомнилась.
“Она лжет”.
Голос Айра услышала так, будто он исходил отовсюду одновременно. Риден нахмурился, потряс головой, словно пытаясь таким образом улучшить способность слышать. Черная нить стала чуть ярче, уже не так расплываясь, и вместо клубящихся теней на шее потрошителя проступила призрачная форма, напоминающая рабский ошейник, с тяжелым навесным замком, а нить постепенно обретала очертания цепи, тянущейся в невидимые дали, пропадающей в тумане, который почему-то стал куда ближе к окну, чем несколько минут назад. Магесса попыталась сконцентрироваться и уловить чувство, которое транслировал демон. Сомнение? Смирение? Недоверие? Все смешивалось, но главной темой было не это. Сосредоточившись сильнее и напрягая всю свою волю, чтобы проникнуть в суть демона, Айра на мгновение увидела перед собой нечто совсем иное. Не комнатушку в таверне и даже не Ридена, а неестественно густую темноту, освещаемую лишь светом невидимой свечи. Девушка опустила взгляд. Она стояла на краю идеально круглой формы ямы, вместо земли под ногами было какое-то кровавое месиво, и этот край двигался. Яма ширилась, будто затягивая в себя окружающий мир. Она пахла разложением, гниющей плотью, старыми ранами.
“Пустота”.
Айра не могла окончательно понять, что именно это за демон. Отчаяние? Голод, питающийся целями? Когда настоящий облик домена вновь уступил место иллюзии таверны, слегка побледневшая колдунья подняла взгляд на потрошителя.
— Риден! Что бы ты сейчас не чувствовал, борись! Думай о чём угодно, но не о том, что лезет в голову. Напрягись, сопротивляйся! — сжав кулаки, девушка рыкнула. — Чего тебе надо, демон?! Я не оставлю его в твоих цепях!
Потрошитель не ответил. Вместо этого он просто стоял, опустив голову так, что она практически не видела его глаз. Подняв руки к вискам, он устало потер их, не замечая, как гулко звякнула цепь, становящаяся тяжелее даже на вид и давящая, тянущая его к полу.
— Нет, Айра… не надо. Лучше оставить все как есть. Мы же можем жить своей жизнью, помнишь? Лучше не смотреть. Не вспоминать. И не думать, — голос Ренна звучал ровно, так, словно он уже давным-давно убедил себя в том, чтобы не замечать этот чудовищный ошейник. Только в реальном мире его было не видно столь же отчетливо, как здесь, где каждое чувство имеет свое проявление. — Давай уйдем отсюда. Мне не нравится этот сон, — попросил он, однако как только он договорил, на плечо Айры легла знакомая рука, и с силой, хоть и не резко, повернула ее в другую сторону.
“Это ты сделала”.
Риден смотрел на нее, но это было не его лицо, и не его глаза. Пустые глаза, неестественная, не двигающаяся улыбка, как у манекена. Это был его голос, но он доносился из-за плотно сжатых зубов, поблескивающих в полутьме комнаты. Пустота затягивала, пытаясь выдавить из ее все то, что было важно: воспоминания, которыми она дорожила, которые ненавидела, которые причиняли ей страдания и счастье.
“Я могу помочь тебе. Я могу помочь вам всем”.
Айра тихо захрипела, но всё-таки заставила себя резким движением скинуть тяжёлую руку демона с себя. Нет, эта тварь не была похожа на тех демонов, что привыкли изучать маги Тедаса. Это было что-то... новое?
— Уйди... прочь! — падая на пол, на выдохе крикнула она. Что она сделала? Не вспоминать? Не думать? Она лжёт? Отползая спиной подальше от монстра, эльфийка начала догадываться о чём именно идёт речь...
— Что тебя породило, дух?! — вскочив на ноги, громко спросила бледная колдунья, бросив отчаянный взгляд на Ридена. — В чём твоя цель? Твой смысл существования?
Ответом были не слова, а чуть более оформившееся чувство. Чужое чувство, которое коснулось разума Айры. Забвение. Пустота. Глубокая черная яма, похожая на загноившуюся рану, только не на теле, а в самом разуме. Рану, которая никогда не превратится в заживший шрам. Нечто, созданное искусственно и неосторожно, сотворенное множеством отпечатков Тени, которые остались там, забытые и запертые на ключ. Ненастоящий Риден, продолжая улыбаться, поднял палец к губам и прижал. Кончик пальца вытянулся, превращаясь в подобие когтя, а потом — обретая форму причудливого ключа.
“Тс-с-с”.
А затем он исчез. Просто растворился, распался на тени и пропал, оставив после себя липкое ощущение прикосновения чего-то неестественного. Другие демоны были не похожи на него. Они воплощали самые древние пороки человеческого рассудка — гордыню, жадность, тщеславие и спесь. Этот рядом с ними выглядел бы, как сшитое из кусков чудовище по сравнению с нормальным человеком. Обернувшись, Айра едва не вскрикнула от неожиданности и боли: Риден тоже исчез. Ставни качались на неощутимом ветру, но ни цепи, ни ошейника, ни ее мужа не было.
Айра резко поднялась на кровати, ощущая холодный пот на лбу. Тень осталась позади. Дыхание сбилось, а сердце безумно колотилось. Да, она поняла. Именно она стала виной всему происходящему с Риденом. Опять.
Эльфийка резко перевела взгляд на проснувшегося потрошителя и, зажмурившись, крепко обняла его, уткнувшись лицом в плечо.
— Это всё я... Всегда я... — тихо произнесла она.
Риден сонно моргнул и посмотрел на нее. На какой-то миг Айра похолодела от ужаса, ибо в этих глазах промелькнуло непонимание. Будто бы потрошитель не узнавал ее. Но оно прошло так же быстро, как и показалось. Повернувшись, он обнял девушку и прижал к себе, погладив ее по волосам.
— Все хорошо, — прошептал он. — Кошмар приснился?
— Нет, он приснился нам, — ответила она. — Риден... как долго ты думаешь о том, чего не можешь вспомнить? И как часто тебя одолевают эти мысли?
— Ты о том… случае с демоном? Стараюсь не думать. В последнее время не вспоминал, — ответил потрошитель с легкой ноткой удивления и одновременно печали в голосе. — Мне казалось, что чем больше я об этом спрашиваю, тем хуже тебе. Ты всегда становилась грустной, когда мы говорили об этом. Да и потом, я подумал, зачем ворошить прошлое? Как ты сказала, эти воспоминания утеряны навсегда. Может, лучше и вправду просто забыть об этом. Почему ты спрашиваешь? — он посмотрел в потолок, инстинктивно проведя языком по зубам. — Я не помню, что мне снилось. Кажется, я видел тебя во сне.
— Да, ты видел меня. А я видела то, что идёт за тобой по пятам. Мысли об утерянном прошлом разъедают тебя изнутри. Ты... ты пытаешься не думать об этом лишь потому, что от этого расстраиваюсь я. Но не потому что сам готов отказаться от утерянного, верно? — с грустью глядя на лицо мужа, спросила она.
Неваррец нахмурился. Теплота, которую лишь мгновение назад излучали его глаза, исчезла, как исчезает солнце под наползающей грозовой тучей. Он медленно качнул головой. Жест отрицания.
— Айра, хватит. Отпусти уже это. Забудь, — взяв девушку за подбородок, он приподнял ее лицо. — Мы оба можем забыть. Ты была права, всегда права, так зачем снова бередить раны? Ничто за мной по пятам не идет, кроме призраков прошлого, которые мне больше не нужны. И если раньше я действительно старался не говорить об этом, чтобы не расстраивать тебя, то в последнее время начал понимать. Все это неважно. Ты веришь мне? — она будто бы услышала свой собственный голос, эхом прозвучавший в этом вопросе.
— Риден... дело не в вере, — замешкавшись, ответила она. — Я видела его. В твоей ране сидит паразит. Это... демон, которого я никогда раньше не встречала. И он медленно пожирает тебя. Ты прав в том, что мы можем это отпустить. И я хочу это отпустить. Но ты должен захотеть этого тоже. Захотеть даже не ради меня, а ради себя. Это твоё прошлое, Риден, и именно ты должен оставить его позади. Я верю, что ты можешь, но сейчас ты этого ещё не сделал. Он сидит в тебе и держит цепь вокруг твоей шеи.
— Я ведь предложил тебе уехать в Риалто. Или куда-нибудь еще, куда захочешь. Но ты продолжила настаивать. Влезла в мой разум, — голос Ридена окончательно изменился, став безэмоциональным и каким-то чужим. Он продолжал смотреть в ее лицо, не отпуская, держа ее холодной рукой. — Заглядывала в бездну. Отступись сейчас, пока еще не поздно, иначе… — рука соскользнула на шею Айры, погладила, почти нежно, а затем с силой сжалась. Столь неожиданно, что эльфийка даже отреагировать не успела. Она не ждала подобного от Ридена. Или… подозревала?
Пустыне глаза смотрели на нее тем взглядом, который забыть было невозможно.
— Иначе ты станешь ее частью, — закончил чужой, улыбнувшись. Пустота посмотрела на нее в ответ, и этот взгляд был почти невыносим; не потому, что навевал мысли о забвении, а потому, что был знакомым. Почему Айра не замечала этого раньше? Она ведь уже видела этот взгляд, точно такой же, отстраненный, будто потерянный в подсознании. Только не придавала этому значения. Замечала краем глаза и списывала на глубокую задумчивость или медитацию. Этот ошейник появился не сегодня. Он был здесь уже давно, проникая, как капли воды через трещину, пока трещина не превратилась в сквозную дыру.
Полноценная одержимость.
Айра вся напряглась, словно натянутая струна. Если Риден уже проиграл бесповоротно, то демон вполне мог свернуть ей сейчас шею. Если же это приступ, то надо было его пережить.
— Отпусти меня, — твёрдо произнесла она, ощущая слабую дрожь по телу.
Одержимый (а Риден походил именно на него, по крайней мере, в эту секунду) поднялся и склонил голову набок, не убирая руки. Пальцы его сдавливали хрупкую шею эльфийки, оставляя на ней темные пятна синяков. Наверное, именно так чувствовал себя настоящий Риден — чувствовал невидимые тиски, выдавливающие воздух из легких, видел, как перед глазами все расплывается и распадается, а когда-то сильное тело превращается в покорную, дрожащую тварь? Он смотрел на нее. Пустой взгляд ни на миг не отрывался от лица магессы. И он не боялся ее.
— И что ты сделаешь, м-м-м? Убьешь меня? Давай, убей. Пронзи сердце, перережь горло. Может, так будет даже лучше! — он неестественно и тихо хохотнул, облизнулся, и Айра заметила кровь на языке. Риден научился не резать его о зубы. Это был не Риден, теперь демонолог была в этом уверена.
— Нет, убить можешь только ты меня, — сдавленно сказала Айра. Боль от хватки потрошителя приходилось терпеть. Всё же Ренн был сейчас задавлен, раз даже не пытался расслабить руку. — А потом что ты сделаешь? Уведёшь его в лес? Спрячешь ото всех, чтобы сожрать изнутри? Ты мог бы сделать это и раньше... или ты был слаб?
Чудовище не боялось, но и эльфийка просто так сдаваться не собиралась. Она действительно могла использовать магию или оружие… надо было только дотянуться до кинжала на поясе. Но хуже тут будет не демону, а самому Ридену.
Потрошитель медленно поднял руку, которая сейчас была свободна и плетью болталась сбоку. Пошевелил пальцами, словно бы привлекая внимание эльфийки к белым шрамам, появившимся только вчера.
— Он сам призвал меня, — усмехнулся демон. — Кровь сильна… а драконья кровь — еще сильнее. Мне нужна была лишь капля. Теперь я… — он замолчал, словно бы колеблясь и подыскивая нужное слово: — ...истинный.
— Гордишься собой наверно? — сквозь боль на лице Айры появилась насмешливая ухмылка. — В Тени бесчисленное множество демонов, и даже ты не будешь уникален. Я видела своими глазами, как боролись с голодом, и наблюдала за одержимой желанием. Всех вас можно перебороть. И ты не исключение, новый демон. Я найду способ. Или кто-то другой найдёт. Сколько, думаешь, у тебя осталось времени?
Ренн вздрогнул и поднял взгляд к потолку, словно мог там увидеть то, что было недоступно взору эльфийки. Он молчал, долго, вслушиваясь в тишину и ее отголоски, и ни один мускул на знакомом и родном лице не дернулся. Потрошитель всегда был эмоциональным и порывистым, и видеть его столь апатичным было непривычно и больно.
— Пустота ширится. Они делают меня сильнее, — наконец проговорил он, вновь переводя глаза на магессу. — Ты задаешь неправильные вопросы, маг. Ответь себе на такой: сколько времени, думаешь, осталось у него? — одержимый постучал пальцем по собственному виску. — Пустота ширится. Они слабеют. И он ослабеет тоже. И тогда пустота проглотит его, как и ту часть, которую ты уничтожила своими руками.
— Сколько бы ни осталось у него времени, я остановлю тебя раньше. Отпусти меня, демон. Я тебе сейчас ничего не сделаю, — силясь делать вздохи, процедила сквозь зубы девушка.
Лицо потрошителя осталось каменным, но хватка усилилась; еще несколько минут, и Айра потеряет сознание от нехватки воздуха. Он мог бы убить ее прямо сейчас, но в какой-то момент пальцы Ренна разжались, и девушка упала на пол, задыхаясь и хватаясь за горло, будто силясь выцарапать долгожданный кислород, наполнив им легкие. Перед глазами плясали черные пятна. Пинок в живот заставил ее перевернуться, снова захрипев. Одержимый занес кулак и оскалился, но тут же по его телу пробежала дрожь; он замотал головой, отступив и стукнувшись спиной о столик, над которым раньше висело злополучное зеркало, сжал голову так, что услышал шум в голове. До Айры донесся скрип зубов.
— Нет… ты не причинишь ей… вреда, — выдохнул Ренн, повернулся и с силой ударился головой о стену. Из разбитой брови потекла струйка крови, заляпывая ресницы и скользя к подбородку.
Айра держалась за горящее горло, пытаясь хоть немного собрать взгляд. Риден боролся, пусть эта борьба и была уже чем-то вроде последних попыток тонущего человека удержаться на воде. Но эльфийка точно знала, что он будет пытаться так долго, как только сможет.
— Сражайся... — хрипло произнесла она, мотнув головой. — Прошу…

 

18+

Помутнённый взгляд поднялся на воина. На его лице застыла перекошенная маска, словно из-под кожи пыталось выбраться нечто, что ненавидело все, составлявшее личность Ридена. Пустота, засасывающая во тьму волю и убивающая память и чувства, целеустремленность и самопожертвование, разрушающая личность в самых глубинных ее проявлениях. Но даже самое сильное чувство, которое неваррец знал, теперь искажалось и превращалось в истерзанный, полумертвый кусок плоти. Такой же, как и его разум. Он сделал несколько шагов вперед, схватив эльфийку за волосы и приподняв ее так, чтобы заглянуть в лицо. Был и третий игрок в этой схватке — тот, который сражался так яростно, как не смог бы ни один другой человек. Драконья кровь бурлила и рвалась наружу, чувствуя угрозу со стороны невидимого врага, впившегося черными нитями в само его существо. Драконья кровь должна была стать тем, что управляет потрошителем, а не уродливая сущность, сплетенная из забвения и оформившаяся в чудовище.
Глаза Ридена полыхнули красным. И Айра узнала этот цвет. Внезапно она ощутила себя... жертвой? Загнанной в угол. Шею всё ещё ломило от хватки, но колдунья могла бы попытаться достать кинжал. А сможет ли её заклинание противостоять силе драконьей крови и демона одновременно? Внутри всё сжалось.
— Н-не надо, — едва слышным шепотом пробормотала она, пытаясь будто окаменевшей от страха рукой потянуться к поясу.
Возможно, если бы у Айры было больше времени все обдумать, она предприняла бы что-то. Возможно, она даже попыталась бы взять Ридена под контроль, как уже делала до этого в особняке Аматы. Возможно, это сделало бы только хуже или убило бы потрошителя. Однако возможности не всегда равны действиям, а предположения — бесконечно далеки от фактов. Последняя попытка неваррца вытеснить демона с треском провалилась, позволив безумию выплеснуться наружу, как из переполненного и треснувшего кувшина. Удар по лицу заставил эльфийку едва ли не отлететь к окну; голова зазвенела, как колокол, а боль пронзила виски, пульсирующая и лишающая сил. Как сквозь толстую стену до ее ушей донесся нечеловеческий рык, а острые зубы впились в бедро, прокусывая одежду, словно та была сделана из тонкой бумаги. Клыки сжались, будто почуяв кровь, и выдрали кусок мяса. Боль в голове Айры показалась легким покалыванием по сравнению с той, которая пронзила ее бедро.
Изнутри эльфийки собрался вырваться жуткий вой, но едва она раскрыла рот, как сверху на него легла тяжёлая рука, сдавившая лицо. Сейчас Айра была  даже не просто перед Риденом, потерявшим контроль, а перед настоящим зверем во плоти, освобождённым даже от тех невольных рамок, которые подсознательно могли иметься у неодержимого. Из глаз брызнули слёзы, а сквозь ладонь Ренна прошёл лишь глухой и протяжный стон боли. Здесь не помогут даже мольбы.
Потрошитель застыл, но Айра ощущала, как по его телу проходит сильная, крупная дрожь. Медленно подняв голову, он заглянул в глаза эльфийки, и прижал палец к губам. Как тогда, в Тени.
— Тс-с-с, — прохрипел он, а затем его горло разорвал хриплый, лающий смех. Демон хотел убить ее; Риден хотел спасти ее; но дракон вмешивался в мысли обоих, если у демона вообще могли быть мысли. Подождав, пока по лицу девушки не прокатятся слезы, а боль из острой не превратится в тупую, воин перевернул ее и прижал к полу. Она не знала, доживет ли до следующего дня, но в этот момент поняла, что именно с ней собираются сделать; ноги запутались в окровавленных кожаных штанах, которые чужие, незнакомые и совсем не нежные руки с нее стащили.
Айра хотела закричать, но в горле встал твёрдый ком. Она хотела вырваться, но тело было сковано в ужасе. Даже выдохнуть, казалось, стало невозможно. Крепкая рука вдавливала её голову в пол, и магесса даже не видела происходящего сзади. Зажмурившись, эльфийка сцепила зубы, а слёзы, продолжающие проступать, теперь стали литься на пол. В другом месте, в другое время и с другим Риденом она сама бы этого хотела; но только не тогда, когда его глазами на эльфийку смотрело жуткое существо, порожденное Тенью. Липкий и холодный ужас постепенно сменился тупой отстраненностью. Было ли это влиянием Пустоты, она не знала; но возможно, так было даже лучше. Вскоре она перестала бороться, и только ждала, когда все это закончится, и даже почти не вскрикивала, когда ее дергали за волосы, методично ударяя лицом об дощатый пол. Айра почти потеряла сознание, и лишь крошечный огонек ее души упрямо отказывался позволить чудовищу сломать ее. Последний удар заставил ее выпасть из реальности всего на несколько минут, но когда магесса пришла в себя, пытаясь пошевелиться, она была одна. Риден ушел, и лишь откуда-то снизу донеслись быстрые шаги и хлопанье дверью. Под ее тело расплывалось темное пятно крови из разбитого лица и прокушенного бедра, и было холодно, очень холодно; холодно было не только ее телу, но и душе.

Завалившись на бок, стуча зубами и ощущая привкус крови на губах, Айра положила руку на бедро и, стараясь хоть немного ровно дышать после пережитого, ослабленной магией остановила кровотечение. Но больше сил уже не было. Съёжившись, девушка обняла себя за колени и закрыла глаза. Так холодно и больно...
И лишь на самом краю пытающегося сопротивляться пустоте сознания в этот момент у неё промелькнула одна мысль: она найдёт этого демона. Найдёт и заставит его заплатить.

 

— Ваше Превосходительство, они прибыли.
Высокий и худой мужчина, стоявший на коленях у последней, наверное, сохранившейся в Орлее статуи Андрасте, спасенной из руин Вал Руайо, не отреагировал. Его глаза были закрыты, длинные волосы спадали на лицо, а руки были сложены в молитве. Лишь дочитав ее, он поднялся и обернулся, поправив плащ, закрепленный на сильверитовом наплечнике, и улыбнулся своему гостю. Пронзительные голубые глаза смотрели, казалось, прямо в душу — или так говорили последователи, знавшие Его Превосходительство не понаслышке. Самому же посыльному показалось, что глаза у него холодные и почти неживые, как у умирающего. Это действительно заставляло как будто съежиться, а в сердце расползалось желание немедленно покинуть цветущий сад посреди огромного ничто, сокрытый от глаз еретиков и их предводителя-Архидемона.
— Благодарю тебя, Сэмюэл. Хочешь помолиться со мной? — спросил он как бы между прочим. Голос у этого человека был спокойным и ровным, даже доброжелательным, однако посыльный прекрасно знал, что это не было просто вопросом. Он замялся.
— Я уже молился Создателю сегодня, Ваше Превосходительство.
— Никогда не поздно сделать это еще раз. Наши молитвы, хоть и не достигнут никогда ушей Пророчицы и Ее божественного Супруга, могут дать нашим душам успокоение и веру, — закончил он и кивнул своему собеседнику. — Встань на колени.
Посыльный, которого назвали именем Сэмюэл, колебался. И лишь когда на его плечо легла рука, необычно тяжелая для мужчины, который не представлял из себя закаленного и сильного воина, выбора у него не оставалось. Два голоса, шепчущие слова Песни Света и призывающие милость Андрасте, слились в один; и Сэмюэлу на мгновение показалось, что он слышит легкое эхо. Не ответ с небес, нет — это было невозможно, но какое-то почти незаметное ощущение. Перемена в запахе цветов, окружающих его, и шуме ветерка, и в том, как каменные глаза Пророчицы вдруг стали чуть теплее. А может, все это было лишь искусной игрой света и тени? Его Превосходительство много раз говорил своей пастве, что Создатель вернется, но не сегодня. И не завтра. Но это не означало, что верующие должны останавливаться в своем походе. Ибо вера была сильнее людей, и даже сильнее богов.
Когда молитва закончилась, Сэмюэл почувствовал облегчение. И некий духовный подъем, спокойствие и уверенность. Возможно, сосредоточение и вера действительно помогали людям, в ином случае их не оказалось бы так много. Тех, кто следовал за своим лидером, показавшим путь к искуплению после того ада, который разверзся над Тедасом, после того, как уродливая морда драконьей Империи снова показалсь из-за Завесы. Настали темные времена, говорил он; времена темнейших и холоднейших из ночей, однако не стоило терять надежды. Каждый раз, когда вера была под угрозой, приходили те, кто нес ее факел, зажженный в сердцах народа, и превращали ночь в сияющий рассвет. Однажды этот факел приняла в свои руки простая дочь варварского народа, став Невестой Создателя, и ее наследие вдохновляло и вело служителей света на протяжении веков. Некоторые даже говорили, будто Его Превосходительство и есть новая Андрасте, Пророк и спаситель, но тот лишь смеялся своим тихим, почти обезоруживающим смехом и уверял, что он далеко не Пророк, и что претендовать на подобное звание для него означало либо темную ересь, либо обычное человеческое суеверие. Нет, утверждал он, не нужно быть приближенным к богу, чтобы выполнять его волю и следовать его учению. Не нужно быть Пророком, чтобы увидеть, к какой катастрофе идет любимый им Тедас и населяющие его народы, оказавшиеся под пятой жестокой лжебогини. Все, от простого солдата и посыльного до служителя почившей Церкви, вносили свой вклад в последний Священный Поход против ереси.
Иногда Сэмюэлу казалось, что Его Превосходительство, даже когда улыбается и ведет просветительные беседы со своими последователями, душой находится где-то в другом месте. Возможно, он и сам не знал, является ли он новым Пророком или нет, но человеческому разуму не дано было охватить подобные явление и понять их во всей их загадочности. Однако знал он одно: под крылом этого мужчины собрались те, кто отказался склонить голову перед кровавой нечистью. Храмовники, шевалье, Искатели, служители и служительницы Церкви — все стекались под штандарты, символ которых уже был знаком каждому, кого коснулась рука Создателя. Сам же Сэмюэл никогда и не принадлежал к церковной структуре. Он был одним из тех, кто однажды помог радикалам (так Имперские псы называли людей, что не соглашались просто ждать, пока по их души придут каратели, а наносили удар сами), и чуть не оказался за это на виселице. Он был обычным орлесианским посыльным, родители же его держали небольшую ферму, в которой расквартировались теперь черные плащи. Его Превосходительство спас не только его душу, но и жизнь; а псы Крауфорда потерпели поражение и получили по заслугам. И хоть вела его поначалу только месть и горькая злоба, да и принять смирение и веру снова оказалось труднее после всех тех ужасов, что видела семья Сэмюэла, он пытался. Честно пытался взглянуть на происходящее отстраненно, думать не только о своей презренной шкуре, но и о других, об их благе. Его Превосходительство показал ему путь заботы обо всех несчастных, кто оказался на пути Тевинтера, но личная обида пока что вытесняла самопожертвование, о котором так любили проповедовать сестры.
— Значит, — прерывал задумчивость Его Превосходительство. — Они прибыли? Вы разместили наших гостей как подобает, я надеюсь?
— Так точно, — Сэм все еще не избавился от привычки прислуживать, хоть и старался сделать это на протяжении последних лет. К счастью, никто не требовал от него невозможного. Мягкая улыбка предводителя придала ему уверенности, и он продолжил: — Также поступили сообщения от наших разведчиков. Все идет ровно так, как вы приказали. Никаких проволочек.
— Благодарю Создателя, что направляет наш путь, — склонив голову, произнес мужчина в плаще и доспехах. — Впрочем, на Создателя надейся, а сам не плошай. Я должен вернуться в свой шатер, так что откланяюсь. Благослови тебя Андрасте, Сэмюэл. Ты хороший человек.
— Спасибо, — как-то неловко поблагодарил его посыльный и чуть поклонился. Проводив взглядом удаляющуюся спину в белоснежном плаще, он подумал, что иногда уверенность и спокойствие Его Превосходительства нагоняли некий странный трепет. Даже страх, если можно было так сказать. Ни один человек после всего произошедшего не мог остаться равнодушным, и многим приходилось сражаться с ужасом и желанием сдаться; но только не ему. Он был нерушим, как скала.
Ветер стих, и молчаливая статуя Пророчицы взирала на лагерь, выросший у подножия скал; на цветущий сад там, где раньше была лишь растрескавшаяся почва. Что-то начиналось — или возрождалось из пепла, и Сэмюэл это чувствовал, как чувствовали все до единого, собравшиеся под новыми знаменами новых героев и спасителей Тедаса. Боги оказались не в силах изменить мир, колоссы на глиняных ногах осыпались осколками и пылью, но надежда все еще жила в сердцах многих. Надежда на то, что настанет день, когда зло и ересь окончательно будут стерты с лица земли, и Создатель вернется к своим детям, увидев их горькие слезы. Плач по погибающему творению божественной воли. Они предали своего бога и возвели на трон порождение ужаса и смерти.
Но это не конец. Из искры разгорится пламя, сказал он, и то, что должно быть убить их, даст толчок к началу чего-то грандиозного, чего-то воистину… божественного.

 

 

 

 

Трущобы Минратоса — пожалуй, самая опасная и темная часть города, куда, словно крысы, сползаются те, кому не по карману или не по чину жить в более обеспеченной его части. Впрочем, здесь живут не только попрошайки и криминальные элементы — в последние годы трущобы стали наполняться бывшими рабами и бедными сопорати, а также беглыми магами из других стран, в особенности из Неварры и Ривейна, которые оказались не в состоянии найти хорошо оплачиваемую работу в столице. Трущобы знамениты тем, что именно здесь можно найти не только неприятности на свою голову, но и то, что в другом месте было бы запрещено или вовсе не существовало бы. Маги крови, занятые запрещенными экспериментами, переехали сюда подальше от глаз нового правительства и Легиона. Ходят слухи, будто именно здесь обретается загадочное Сопротивление — горстка смельчаков, из местных жителей и эмигрантов, которые не желают мириться с тяжелым положением вещей в Империи и планируют переворот против власти Верховного Жреца Крауфорда, однако ни один рейд на трущобы не принес доказательств их существования.

 

Подлокации Трущоб (новые подлокации могут быть открыты по ходу игры):

 

Старая медоварня
Одно из самых древних зданий в трущобах, построенное еще во времена перед первым Мором гномами, а потому простоявшее практически не развалившись многие столетия. Правда, сейчас она запущена и лишь некоторые нищие со страхом перешептываются между собой о том, что несколько раз ночью видели на входе в медоварню подозрительных людей в темных плащах, а иногда из щелей заколоченных окон лился странноватый свет. Впрочем, у обитателей трущоб никто никогда не спрашивал их мнения, а потому редкие патрули, забредавшие на территорию, примыкающую к медоварне, ничего подозрительного ни рядом, ни в ней самой не обнаруживали, лишь пыль да паутину на древней гномьей кладке.

 

Литейная
Как ни странно, она все еще функционирует. Но, в отличие от других производств, расположившихся в Жилом или Базарном квартале, литейная находится в сердце трущоб. И не только потому, что пары металлов вызывают тяжелые болезни среди населения и никто из чуть более успешных горожан не желал селиться возле этого уродливого здания, над которым вечно клубится черный дым; но и потому, что литейная издревле считается населенной ужасными призраками мертвых рабочих. Легенда, ходящая среди жителей трущоб, гласит, что несколько веков назад литейная принадлежала богатой семье Виттерис, которые управляли своим бизнесом железной рукой. В один прекрасный день госпожа Виттерис с детьми приехала в литейную и принялась отбирать рабочих, которые не справлялись с жуткими требованиями хозяйки и должны были стать примером для остальных. Госпожа Виттерис с явным удовольствием пускала нерадивых бедняков на свои кровавые ритуалы, попутно объясняя собственным детям, почему ее поступки — вполне нормальны и даже нравственны. Но в этот день рабочие не стали смотреть, и, дождавшись, пока госпожа Виттерис отвлечется на очередного беднягу, ударили ее железным ломом по голове. Говорят, она была еще жива, когда ее бросили в чан с кипящим металлом, а ее крики и требования мести все еще можно услышать в стенах литейной. Что стало с детьми госпожи Виттерис, история умалчивает, но местные иногда добавляют, что ночью в литейной можно услышать отраженный эхом веселый детский смех.

 

Приют
Один из самых крупных — и бедных — приютов в Минратосе находится на самой границе с трущобами и Базарным кварталом. Управляющая приютом, некая Сэди, категорически против того, чтобы к ее имени добавляли «госпожа» или еще какой титул. Сэди работает в приюте уже несколько десятков лет, и видела на своем веку всякое, пережила осаду кунари, войну с эльфами Соласа, переворот архонта Тиберия и приход к власти нового Верховного Жреца — ей все нипочем. Политика мало ее интересует, хотя если ее уговорить, она могла бы рассказать много интересного о жизни в городе. По ее собственным словам, эмигрировала в Тевинтер почти девочкой, вместе с родителями-магами, бежавшими из Ферелдена. Сама магическим даром не обладала, и ничего лучше, как помогать другим детям, оказавшимся одинокими в большом городе, ей в голову не пришло. Обычно в приюте находится от двадцати и больше детей, но послевоенные годы многих оставили сиротами, и приют переполнен, как и другие подобные места в Минратосе, что привело к увеличению числа беспризорников в трущобах.

 

Подземные тоннели

Древняя система водостоков и канализации Минратоса не раз подвергалась перестройке, улучшению и переносу, но тоннели, вырытые под трущобами, остались. Большая часть этих переходов высохла, превратившись в некое подобие крысиных ходов, которыми пользуются различные криминальные элементы и просто бедняки, у которых нет денег даже на халупу в трущобах. О тоннелях знают в Легионе, но предпочитают обходить их стороной, поскольку эти ходы очень опасны не только возможностью засады, но и просто тем, что они в любой момент могут обвалиться. Поговаривают, будто в тоннелях живут жуткие твари, смытые в канализацию после странных алхимических опытов и выросшие до гигантских размеров. Хотя даже если это и неправда, то алхимики действительно сливали сюда большое количество химикатов, что сделало долгое пребывание в канализационных стоках трущоб вредным для здоровья.

 

Лаборатория доктора Нотта

В отличие от своих товарищей по ремеслу, маг-алхимик доктор Нотт предпочитает обретаться в трущобах, благо именно здесь никто не задаст лишнего вопроса об исчезновении очередного сиротки с улицы или обнищавшего горожанина. Прежде Нотт жил в Базарном квартале, продавая различные смеси дамам преклонного возраста и джентльменам, имеющим проблемы с потенцией, но несколько лет назад это скучное ремесло надоело эмигранту из Неварры, и он перенес свои изыскания в трущобы. Официально же доктор Нотт погиб во время взрыва перегонного котла, уничтожив свой дом и все улики своего существования. Местные жители одновременно боятся и восхищаются таким соседством, ибо за довольно-таки существенную цену могут толкнуть своего приятеля доктору на эксперименты. Также Нотт охотно скупает всякие безделушки, которые иногда обладают магическим эффектом, а изредка даже отдает ненужные ему алхимические зелья за бесценок.

 

 

 

Базарный квартал - второй по величине после Жилого квартала Минратоса, в основном представляющий собой множество торговых лавок, площадей и развлекательных учреждений. Именно здесь находится Гладиаторская Арена и самый крупный магический эмпориум в Империи, а также библиотека, Серебряный Шпиль - академия магов - и несколько школ для обучения жителей Тевинтера, не владеющих даром. Место это привлекает не только местных жителей, но и является приманкой для туристов из других регионов Империи, недавно ставших ее частью. Амбассадория гномов и посольства иных провинций находятся рядом с Серебряным Шпилем. Впрочем, зевакам стоит опасаться - тут повсюду полно карманников, а в узких аллеях могут поджидать и чуть более серьезные проблемы. Торговая Гильдия гномов неофициально владеет территорией Базарного квартала, так что ничто не происходит здесь без их молчаливого одобрения, а попытки обмануть торговцев приведут к плачевным последствиям для подобного умника. Приезжим в этом квартале довольно легко найти место, чтобы отдохнуть - множество таверн и трактиров, от дешевых до самых дорогих, к их услугам.

 

Подлокации Базарного Квартала (новые подлокации могут быть открыты по ходу игры):

 

Площадь драконов

Так прозвали главную торговую площадь в этом квартале, хотя она носила когда-то официальное название, которое уже все забыли - многочисленные статуи и отличный вид на храм Разикаль сделали свое дело, и теперь площадь драконов стала центром увеселений и казней в городе. Поскольку ушлые торговцы быстро поняли, что казни, приезжие театры и цирковые представления привлекают очень много зевак, вокруг площади и на ней самой вырос огромный, постоянно шумящий и пахнущий всем, от лошадиного навоза до утонченных специй, базар. Именно здесь происходит все самое интересное, и именно это место в первую очередь привлекает приезжих из других провинций. Раз в полгода тут происходит воинский турнир, заменивший когда-то популярный в Неварре и Вольной Марке Большой Турнир. Рядом располагаются многочисленные лавки, если не считать перевозных прилавков и палаток с товаром - кузницы, оружейные, алхимические магазины, и прочее, включая торговлю животными от лошадей до экзотических сегеронских кошек.

 

Храм Разикаль

Храм представляет собой лишь немного перестроенный и осовремененный старый Круг Магов Минратоса. Расположенный близ базара и торговых точек, он как нельзя более выгодно привлекает внимание каждого тевинтерца, который хоть раз выходил из дома и покупал что-нибудь. Это служит целям миссионеров, стремящимся распространить веру в новую богиню любыми способами. Внутри, впрочем, теперь располагается статуя Маркуса Селестия, а снаружи строение окружают бронзовые драконы. В новой вере Маркус занял место "божьего сына", хотя более просвещенные имперцы прекрасно осознают, что на самом деле между ними нет никаких родственных связей, и что Маркус Селестий стал всего лишь первым окном богини в мир, однако простому народу об этом знать было необязательно. Детали связи магистра и драконицы оставались сокрытыми почти ото всех, за исключением Верховного Жреца. Храм также занимается и благотворительностью, хотя многие из его бывших руководителей и высшего духовенства оказались на плахе после того, как отказались изменять свои проповеди. Говорят, что многие из служителей Храма в итоге избежали казни и оказались в Сопротивлении, а другие - присоединились к радикалам.

 

Университет Магических Искусств "Серебряный Шпиль"

Бывшая резиденция Черного Жреца, Серебряный Шпиль, была переорганизована в Университет Магических Искусств - теперь не было нужды в храмовниках, а надзор за юными дарованиями осуществляли сами старшие маги. Ритуал Усмирения одним из первых законов новой Империи был объявлен запрещенным, как и многие другие магические практики вроде некромантии. Магия крови, конечно же, осталась, однако из-за отстутсвия такого количества рабов приходится идти на некоторые ухищрения, однако для экспериментов Круг часто закупает государственных рабов из пленников-кунари и эльфов - с благословения и разрешения Верховного Жреца. Некоторые самые смелые эксперименты даже получают финансирование и поставки небольшого количества драконьей крови, которая также идет в использование при создании потрошителей. Ритуалы проводятся в Университете, и пока что потрошители, созданные в Империи, показали себя лучшими воинами, чем даже легендарные преторианцы. В остальном круг почти не изменился, тут все также готовят магов, разве что стало чуть больше свободы и чуть меньше надзора.

 

Амбассадория

Гномье посольство, устоявшее в Минратосе через все войны, катаклизмы, Моры и прочие неприятности, не изменилось практически никак - все та же знакомая архитектура Кэл Шарока, сильно выделяющаяся на фоне готических шпилей и ажурных окон, с квадратными и угловатыми формами из золотистого гранита. Здесь происходят те сделки, которые во много десятков раз превышают обычные отношения покупатель-клиент, и именно здесь находится действующий глава Торговой Гильдии в Империи. Через него проходят все важные новости о караванах, поставках, раскопках и прочих действиях, которые совершаются Торговой Гильдей. Официально Гильдия находится под юрисдикцией посольства гномов, которое, в свою очередь, подчиняется законам Минратоса, но только официально. По сути это практически независимая организация, преследущая лишь собственные цели. Также рядом с Амбассадорией находятся и другие посольские палаты для представителей провинций, однако они и вполовину не так могущественны и представляют собой скорее бюрократические маски.

 

Магазинчик чудес господина Векстера

Пожалуй, самый интересный магазин в Базарном квартале, продающий, по заверениям самого владельца, уникальные вещи. По большей части это хлам для привлечения туристов, но иногда попадаются настоящие артефакты, карты, редкие книги и даже драконьи яйца, однако последнее запрещено к продаже и исчезло с прилавков. Чтобы найти тут что-то стоящее, надо действительно разбираться в археологии, магии и истории, в ином случае покупатель рискует заплатить существенную сумму за какой-нибудь "гадальный шар Ривейна", представляющий собой обычный хрусталь с дымом внутри. Сам же господин Векстер - престарелый дед, которому на вид лет девяносто, а то и сотня - приехал в Минратос после окончания войны с кунари. О его прошлом не известно буквально ничего, кроме того, что он очень любит природу, грибы и древние захоронения.

 

Лавка Виреникуса

Небольшая, но весьма нескромная лавка торговца Пириана Виреникуса. Создается впечатление, что какой-то шаловливый дух натаскал случайных предметов и рассыпал их по прилавку: орлессианские ковры соседствовали с марчанскими расписными вазами, вырезанные из дерева безделушки наводили на мысли о диких варварских племенах, потрепанные тома были выложены вразнобой, перемежаясь с богато украшенными предметами обихода.

Мастер Виреникус не держал наемных работников. Торговля была смыслом его жизни, его пагубной страстью, и даже превратившись из ушлого лоточника в преуспевающего дельца, он продолжал ожесточенно торговаться за каждый медяк, явно получая от этого удовольствие.

Ассортимент:

Ковер с вытканной сценой "Ложе чародейки" - 20 зол.

Черепаховый гребень, украшенный изумрудами - 10 зол.
"Дивная Хрень" Варрика Тетраса. Последнее прижизненное издание. - 2 зол.
Нефритовые четки - 2 зол.
Фарфоровая ночная ваза из покоев марчанского принца - 5 зол.
Книга "Тысяча и одна ночь тевинтерского магистра", издание второе, дополненное - 3 зол.
Шелковый платок - 1 зол.
Шелковые ленты разных цветов - 50 серебра за штуку.
Колода карт для игры в "Порочную благодать" с пикантными картинками - 5 зол.
Вишневая трубка - 3 зол.
Куртуазный роман "Невеста морталитаси" - 3 зол.
Медальон с хитрым замочком и драконом на крышке - 5 зол.
Золоченая статуя эльфийки, нагой, с распущенными волосами (с секретом) - 50 зол.
Домашние туфли из темной парчи - 10 зол.
Заколка в волосы с навершием в виде бабочки, украшенная драгоценными камнями - 10 зол.
Книга "Советник домохозяйки" - 2 зол.
Деревянная фигурка волка - 1 зол.
Резная деревянная кружка - 1 зол.
Деревянные пастушок и пастушка (скульптурная пара) - 2 зол.

Янтарный кулон с застывшим внутри скорпионом - 1 зол.

 

 

 

Жилой квартал Минратоса - это дома и поместья горожан-сопорати, лаэтан и некоторых альтусов, которые недостаточно богаты или влиятельны, чтобы построить себе жилище в дворцовом квартале, поближе к Верховному Жрецу, а это большая часть знати и мещан. Здесь также располагаются производства, слишком крупные для того, чтобы вместиться в Базарный квартал - кожевенные мастерские, незаброшенные литейные, ткацкие фабрики, гильдия каменотесов и прочие предпринимательства. Впрочем, после войны многие из не столь давно бывшие бедными и разорившимися дома пришли к процветанию и власти, даже месту в Совете - однако переносить место жительства не стали, город и так перестраивался, и их поместья остались здесь. Поговаривают, что здесь также живут те, кто имеет сильное влияние на происходящее в Сопротивлении, но слухи эти пока не подтвердились.

 

Подлокации Жилого Квартала (новые подлокации могут быть открыты по ходу игры):

 

Поместье Аврелиев

Дом Аврелиев долгое время находился в запустении, поскольку последняя живая наследница, Анна Аврелия, погибла. По странному стечению обстоятельств, Анна долгое время была супругой Маркуса Селестия, того самого, статуя которого теперь стоит в Храме Разикаль. Только через многие годы были найдены дальние родственники семейства, въехавшие в поместье и восстановившие дом из праха. К счастью, сам дом был построен на славу, хоть и несколько обгорел после пожара, вспыхнувшего в нем пятнадцать лет назад. Сейчас домом Аврелиев руководит некий Ларий. Хоть дом и не богат, но родство с бывшей женой Маркуса Селестия позволило им обрести некоторую власть, и недавно Лария даже взяли в Совет. Ходят слухи, будто Ларий Аврелий сильно недоволен тем, что его дом был столь наглым образом забыт, и считает, что он достоин куда большего богатства и влияния из-за истории с Анной Аврелией, чем имеет сейчас. Также, уже чуть пониженным голосом, некоторые злые языки распространяют слухи, будто Ларий не любит женщин. Он всеми силами пресекает подобные сплетни, зная, что такое поведение теперь наказывается еще строже, чем раньше, но слухи все равно ходят. Возможно, именно поэтому его голос на Совете почти никто не слушает.

 

Поместье Итериев

Еще одно семейство альтусов, растерявших былое влияние и богатство и оказавшихся теперь на третьих ролях в Совете, Итерии крайне недовольны новой политикой Верховного Жреца и тем, что он начал брать в Совет на равных правах лаэтан и даже сопорати. Кроме того, они лишились земель после того, как во время войны они были выжжены при осаде города. Сейчас же Итерии выживают только на продаже вина с собственных виноградников в пределах Минратоса, но этого не хватает, чтобы разбогатеть. По данным разведки Сопротивления, Итерии вполне могут оказаться выгодными союзниками, поскольку хотят вернуть старый строй с Магистериумом, рабовладением и сместить текущего Верховного Жреца, предложив своего человека на должность Архонта. Однако стоит быть осторожными: Итерии презирают "низшие касты" вроде гномов, эльфов, сопорати и даже лаэтан. Известны широкому кругу городских жителей тем, что владеют лавками в Базарном квартале, продающими различные виды дорогого вина. Популярностью пользуются марки "Кровь дракона" (красное сладкое, крепленое), "Пурпурный вечер" (розовое столовое) и "Рассветный бриз" (белое полусладкое). Также существует коллекционная марка "Итерий Максимум", купить которое можно за пятьдесят золотых. Бутылка выполнена из гномьего хрусталя и украшена золотом и драгоценными камнями.

 

Поместье Рамосов

Рамосы, хоть и никогда не были особенно богаты, да и неразбавленной кровью похвастаться не могли, все же удержались на плаву благодаря тому, что их литейные и кожевенные мастерские стали весьма полезны во время войны с кунари и эльфами. Именно это и стало тем фактом, который удержал их между статусом альтусов и статусом лаэтан. Многие другие дома альтусов, в том числе и враждебный Рамосам дом Итериев и презирающий их дом Аврелиев, были страшно недовольны подобным поворотом событий. Вражда нарастает, и некоторые уже начинают нанимать убийц и покупать яды - впрочем, обычное дело тевинтерской знати. Управляет домом госпожа Оленна Рамос, обладающая недюжинным нюхом на выгодные сделки и не испытывающая никакой особой верности ни текущему Верховному Жрецу, ни новой богине, хоть на публике она являет собой настоящий идеал верующей.

 

Дом Магнуса Ариаса

Магнус Ариас - сопорати, однако один из тех, кого уважают в городе не меньше, чем многие дома альтусов. Магнус разбогател и получил влияние тем, что создал наемничий отряд "Тевинтерские драконы", многие месяцы наравне с легионерами защищавший город. Этот отряд разросся до невиданных размеров через несколько лет после окончания осады, получив славу самых умелых воинов Империи, которых только можно заполучить за деньги. Именно Драконы по большей части получают заказы на самые сложные походы и иногда даже используются главами враждующих домов знати в собственных целях. Известны также тем, что всегда выполняют заказ тех, кто заплатит больше, и не имеют никаких моральных ориентиров. Магнус не состоит в Совете, однако это ему и не нужно - политика интересует его лишь в плане прибыльности, и хаос среди благородных имперцев ему лишь на руку. Дом его не уступает по размерам и роскоши иным домам альтусов, а власть сосредоточена там, где законы соблюдаются лишь ради приличий.

 

Дом госпожи Баттерфляй

"Домом" это назвать можно с очень большой натяжкой и только тогда, когда называющий не в курсе основного занятия госпожи Баттерфляй (конечно же, это не настоящее ее имя). Данное строение представляет собой ничто иное, как публичный дом для очень богатых жителей Минратоса, в отличие от дешевых борделей в трущобах. Сюда стекаются те, кто потерял статус раба или рабыни, привыкшие жить в роскоши и не думать о завтрашнем дне. Однако статус публичного дома не афишируется, а его работники числятся как "прислуга" госпожи Баттерфляй. Многие из них принимали у себя в качестве гостей очень высокопоставленных лиц, однако в доме царит жесткое правило никому, никогда не разбалтывать секретов. Все, что сказано и сделано в доме, остается в его стенах. Для Сопротивления дом мог бы стать источником огромного количества важных секретов, если удалось бы убедить госпожу Баттерфляй сотрудничать, но пока что эти попытки ни к чему не привели. К счастью, она так же не склонна доносить на тех, кто состоит в Сопротивлении, поэтому ее строгие моральные принципы принесли некоторую пользу. Обычно за одну ночь в этом заведении берут не меньше, чем полсотни золотых монет, и это лишь одна из самых дешевых расценок.

 

 

 

Дворцовый квартал - пожалуй, самая богатая часть города и самая малочисленная. Жить здесь могут позволить себе лишь самые влиятельные персоналии Минратоса, и именно здесь находится жемчужина столицы - резиденция Верховного Жреца. Квартал постоянно, днем и ночью, охраняется элитными войсками Легиона, так что проникнуть в него попрошайкам и наемникам практически не представляется возможным. Каждый уголок улиц и главной площади постоянно просматривается со стен замка и с постов охраны города, поэтому подобраться незамеченным невозможно даже к внешней стене дворца, не говоря уже о внутренней его части. Площадь с фонтаном, в мраморе изображающим дракона Разикаль, раздавившего символическую фигуру кунари - одна из наиболее известных и красивых достопримечательностей Минратоса. Ранее на площади находилась статуя одного из Архонтов, которая была снесена попавшим на площадь снарядом из осадных орудий кунари. Что интересно, статую заказали сопорати - и собрали на нее деньги из пожертвований. Привезенный кем-то из Орлея обычай вскоре прижился, и на дне фонтана можно заметить брошенные в воду монетки. Попытка вытащить монеты из воды карается тюремным сроком в два месяца.

 

Подлокации Дворцового Квартала (новые подлокации могут быть открыты по ходу игры):

 

Поместье Селестиев

Когда-то дом Селестиев считался практически обнищавшим и находился за пределами центральной части города, и после пожара, в котором погибли все слуги дома, а остальные таинственным образом исчезли, дом окончательно превратился в развалины. Новое поместье было выстроено после возвращения Маркуса Селестия и служило ему резиденцией тогда, когда он появлялся в столице. В текущий момент дом населяет лишь небольшая горстка слуг, чьей задачей является приведение в порядок жилища к тому моменту, когда Разикаль в обличии Маркуса решит посетить город самолично. Это бывает редко, не чаще раза в полгода, но богиня, кажется, наслаждается временем, проведенным в дворцовом квартале. Ее истинная форма, как показала практика, не позволяет ей свободно перемещаться по улицам Минратоса, так что за последние пять лет ее видели лишь носившей тело и лицо магистра. Попытка несанкционированного проникновения в укрепленное магическими замками жилище грозит смертной казнью. Попытки заговорить с магистром - тоже, поскольку официально любые вопросы правления решает Верховный Жрец, однако были случаи, когда Разикаль снисходила до разговоров и с другими людьми.

 

Дворец Верховного Жреца

Укрепленный и превращенный в неприступный монолит, дворец Верховного Жреца вмещает в себя несколько сотен слуг, легионеров дворцовой когорты, преторианцев-охранников - личную гвардию Крауфорда - а также помещения для проведения собраний Совета, цветущий сад с виноградником собственного владения, конюшню на сотню лошадей и псарню для охотничьих собак. Ни одна мышь не проскочит через несколько слоев защиты, физической и магической, что открыто говорит о паранойе правителя, однако в его случае она не кажется неоправданной. Охрана и слуги получают не только щедрое вознаграждение за труды, но и, как поговаривают, присягают Жрецу на крови. Внешний же вид дворца и его убранство остались практически неизменными со времен правления Архонта Тиберия, разве что на стенах и внутри добавилось драконьих мотивов, но им далеко до кричаще-ярких комнат и холлов Орлея. В замке присутствует даже бальный зал, однако за последнее время им практически никто не пользовался, и мраморные плиты пола покрылись толстым слоем пыли. Поговаривают, что в библиотеках дворца можно найти книги, запрещенные в любой другой точке города, и артефакты, собранные со всего Тедаса во время путешествий Крауфорда и Маркуса, но лично этого подтвердить никто не может, как и таинственных кровавых обрядов, проводимых внутри замка.

 

Поместье Виперии Виатор

Виперия - одна из самых известных и самых скандальных личностей в Минратосе, поскольку является не альтусом, а лаэтанкой, да к тому же еще и чужеземкой, приехавшей много лет назад в Тевинтер из Орлея и сменившей имя. Ее способности к интригам и использованию любых путей к власти впечатлили благородные дома Империи, и после долгих лет упорной работы Виперия стала вхожа в дома наиболее влиятельных и богатых людей столицы. Пережив войну с кунари и осаду города, женщина оказалась одной из первых, кто составил новый Совет при Верховном Жреце, и к ее слову обычно прислушивается даже он сам. К сожалению, кастовая система, делящая магов на альтусов и лаэтан, пока еще не устранена, а поэтому Виперия все еще считается ниже по сословию, чем другие маги, произошедшие из более чистокровных родов, однако ни один альтус пока еще не сошел с ума настолько, чтобы попрекать этим бывшую гражданку Орлея. Ее семья довольно велика, но больше всех в свои преемники она проталкивает собственного внука, Ромула. В данный момент Ромул пока еще не женат и служит одним из высокопоставленных командиров Легиона, сферой его ответственности является охрана жилого, базарного и трущобного городских кварталов. Также поговаривают, что Виперия и ее родственники наладили весьма неплохие связи с Торговой Гильдией и даже с некоторыми криминальными организациями из Трущоб.

 

Здание Верховного суда

Поскольку Верховный Жрец слишком занят, чтобы лично судить каждого нарушившего закон в Империи, происходит это лишь в исключительных случаях, тогда, когда преступление ни много, ни мало представляет собой угрозу всему государству. Однако будет глупо предполагать, что рассмотрениями дел особой занимается исключительно правитель Империи. Экономические и тяжёлые политические преступления, экономические же крупные споры, дела о предательстве Тевинтера и всё прочее, что находится вне юрисдикции обычных судов, рассматривается в Верховном суде Тевинтера. Помимо непосредственно судебных разбирательств Верховный суд занимается изучением судебной практики и анализом статистики преступлений, в силу чего возникает возможность внесения предложений касательно судебных законов в Совет Тевинтера. Также здесь присутствует несколько коллегий, занимающихся делами различных направленностей. Само же здание Верховного суда не выделяется на фоне остальной архитектуры Дворцового Квартала - готические шпили и стрельчатые витражи, словно вытянутые вверх, к небу, и статуя Фортуны у входа - вот и все его достопримечательности.

 

Штаб-квартира Тайной имперской службы

Паранойя Верховного Жреца отразилась не только своей охране, но и на обеспечении безопасности всей Империи. Предателей надо раскрывать, заговоры нужно обнаруживать, диверсантов и террористов необходимо ликвидировать. Тайная имперская служба, получившая немалый прирост финансирования после проведения реформ внутри страны, ныне является одним из столпов власти взошедшего на трон Крауфорда Авгура. Её представительства есть в большинстве крупных городов не только Тевинтера, но и других провинций, однако всё главное происходит именно в Минратосе. Штаб-квартира имперских агентов довольно заметно выделяется на фоне других зданий дворцового квартала — в ней практически отсутствует вся торжественность и монументальность, зато есть больше места практичности и безопасности. Трёхэтажное здание окружено высокой стеной, а окна, укреплённые решётками, сами по себе уже обычных. Ходят слухи, что под зданием находится тайная тюрьма, ведь не все невольные гости Тайной службы, оказывавшиеся внутри, выходили наружу.

 

Элитная воинская школа "Кровь Разикаль"

За последние пять лет количество желающих стать потрошителями - элитными воинами, испившими кровь дракона и получившими в обмен на это нечеловеческие силы - выросло буквально в геометрической прогрессии. Данная школа возникла стихийно, как обучающий лагерь для таких воинов, но уже вскоре превратилась в настоящую базу. Сам ритуал обычно проводится в Университете Магических Искусств, однако после него потрошитель переезжает сюда для нескольких лет строгого обучения. Такие меры необходимы, чтобы полученные умения и дисциплина помогали побороть нарастающее безумие, вызванное кровью. Кроме того, база обучает драконьих наездников - пять лет назад ездовой дракон был только у Верховного Жреца, но в военных целях драконы стали перевозить на себе и других ценных солдат, перебрасывая их на поле боя со скоростью, прежде недоступной при использовании лошадей и повозок. Сейчас потрошителей стало достаточно, чтобы сформировать из них отдельный Легион - пусть и меньше остальных, но представляющий собой грозную силу, которую используют для точных, смертельных и жестоких атак там, где это требуется больше всего. Слава у Кровавого Легиона закрепилась мрачная, но правдивая, и только время покажет, будут ли созданы Легионы по образу и подобию этого.

 

Поместье "Тихий Омут"

После казней особо рьяно сопротивлявшихся представителей Имперской Церкви имущество некоторых из них осталось без наследников и было передано во владение государства. Поместье гранд-клирика Альбия Фиделия, не успевшего завести семью в погоне за успехами в своей службе, стало как раз таким. На некоторое время опустевшее, спустя считанные месяцы оно внезапно приобрело немалую охрану и стало одним из самых скрытных мест в городе. Легионеры-стражи проинструктированы не пускать на территорию внутреннего двора никого, даже своих командиров, а внутрь самого поместья и вовсе заходят, кажется, лишь избранные. Окна практически всегда завешены плотными шторами, а слуги, подписывающиеся на высокооплачиваемую работу внутри здания, работают по более щадящему графику, чем их "коллеги" у других хозяев, но при этом по завершении каждого рабочего дня обязаны проходить процедуру очистки памяти специально выделенными магами крови. Любой, пытающийся раскапывать информацию по этому месту, допрашивать слуг или тем более стараться восстановить безжалостно вырезанные участки воспоминаний, становится целью Тайной службы. Примерно спустя три года после начала своей тайной работы, поместье слегка оживилось, хоть это и довольно громко сказано: помимо особых чародеев и магов крови стали появляться странные солдаты, одетые в тёмные доспехи и носящие маски с изображением креста на месте рта. Они никогда не разговаривают и живут только на территории поместья, появляясь преимущественно на операциях по задержанию опасных магов-преступников, до сих пор скрывающихся в менее охраняемых районах Минратоса. И до сих пор у них не было ни одного провала. За их молчаливость и тишину у поместья это место среди жителей стало довольно зловеще называться "Тихим Омутом".

 

 

 

Окрестности Минратоса включают в себя множество территорий, расположенных в пределах одного дня пути от столицы. Поскольку ландшафт вокруг города скалистый, а климат - довольно жаркий, почти тропический, прямых дорог тут практически не бывает. Скалы и леса населяют дикие животные, а порой и более опасные противники, поэтому сворачивать с трактов не рекомендуется никому. Особенно в последнее время, когда слухи о активизировавшихся радикалах ползут уже по Дворцовому кварталу. Старые и внушительные големы - джаггернауты, как их называют в Тевинтере - охраняют подступы к единственной более-менее проезжей дороге, ведущей к городским стенам. Побитые при осаде города, статуи эти все равно напоминают жителям о том, что ни разу на всю историю Империи столица не была взята осадой, и последние события стали этому только лишним подтверждением. Джаггернаутов видно даже из соседней деревни, настолько эти големы велики. К несчастью, их активация требует огромной магической силы и большого количества жертвенной крови, поэтому ради решения более мелких проблем, чем осада столицы, используют силы Легионов.

 

Подлокации Окрестностей (новые подлокации могут быть открыты по ходу игры):

 

Развалины старого поместья Селестиев

Руины сгоревшего дома едва ли не стали местом настоящего паломничества - благо это быстро пресекли, и не без усилий. После того, как в городе появился новый дом Селестиев, о старом большинство нововерующих забыли. К тому же, эти развалины не представляют никакого интереса - одни обгорелые стены, провалившийся наполовину потолок на верхнем этаже, покрывшая все ползучая черная плесень, разползшиеся картины и гобелены. После пожара многочисленные дожди размыли остатки любых улик, которые могли бы указать на причину и суть произошедшего, и расследование давно уже прекратилось. Тем более, когда сам Маркус Селестий вернулся живым и невредимым и почему-то приказал оставить его старый дом в покое. Детишки из окрестных деревень иногда набираются храбрости подобраться поближе к руинам, и активно распространяют слухи о том, что там водятся жуткие призраки, особенно страшный один из них - женщина в белых одеяниях с длинными, до пояса, черными волосами, издающая звуки, напоминающие то ли отчаянный плач, то ли злобный вой. Конечно же, никто особо не прислушивается к подобным слухам, однако деревенские, да и городские жители предпочитают обходить это место стороной - не столько из страха наказания, сколько из подсознательной тревоги. Пару лет назад там пропал один подросток, однако это дело быстро замяли, сказав, будто он подвернул ногу на развалинах и упал, ударившись головой о камень.

 

 

Деревня Звенящие Холмы

Свое название деревня приобрела из-за холмистой местности и шума многочисленных деревьев, покрывающих эти холмы. Самая обычная пригородная деревня выживает тем, что поставляет в город мясо, молоко, масло и прочие продукты животноводства, поскольку находится в центре между полями выпаса скота, несколькими крупными фермами и является перевалочным и торговым пунктом на пути к столице. Официальным землевладельцем здесь является дом Аврелиев, однако по факту огромной долей ферм и полей владеет дом Виатор, поэтому Аврелии вынуждены соглашаться на их условия сделки, иначе продукцию будут просто поставлять другими путями, а то и кто-то ночью подожжет деревню. Сами же деревенские стараются не встревать в разборки знатных господ и просто живут своей жизнью, приветствуя каждого, кто наземным путем направляется в Минратос. Пожалуй, главной достопримечательностью является трактир "Волчье логово", в котором собираются множество путников и делятся разнообразными новостями и слухами; а также приманка для туристов - говорящая коза Мишка. Есть два варианта, объясняющих данный феномен: коза либо одержимая демоном, либо за нее говорит специально обученный чревовещанию человек. Как бы там ни было, разгадать эту загадку пока не смогли, да и не особо пытались.

 

Медвежий бор

Густой лес, перемежаемый крупными скалистыми вкраплениями, давно получил дурную славу. И не только из-за своего названия - диких медведей тут не водится уже несколько десятилетий, а из-за того, что место облюбовали разбойники. Ходят слухи, что среди них теперь есть и радикалы, только и ждущие, чтобы напасть на торговый или дипломатический караван, идущий из Минратоса. Пока что произошло только несколько мелких нападений, и трудно было сказать, вина это радикалов, обычных грабителей или какой-то третьей силы, но неофициально всем путешественникам рекомендуется нанимать охрану или оставаться ближе к населенным пунктам во избежание насилия. До этого лес был отличным местом для охоты на лис, оленей и кабанов, правом на которое владели знатные обитатели Минратоса - простолюдинам охота была запрещена под страхом тюремного заключения, огромного штрафа или даже, в особых случаях, смертной казни. Сейчас же лес почти никто не посещает, поэтому разгул браконьерства поставил крест на охотничьих вылазках благородных господ.

 

Одинокая сторожевая башня

Раньше использовавшаяся для наблюдения за войсками варваров, идущими с юга, теперь эта башня заброшена, однако гномья артихектура позволила ей простоять нетронутой все эти годы. Поскольку никакие армии не штурмуют Империю, использование башни обходится слишком дорого, и она пустует. Правда, по ночам в ней видны огни - местные, особенно деревенские, часто говорят о том, что там проезжают какие-то всадники, но поскольку из башни не лезут порождения тьмы, демоны и разбойники, этим слухам не придается никакого значения. Несколько раз башню проверяли Легионеры на предмет того, не используют ли ее для шпионажа за окрестностями Минратоса радикалы, но не нашли никаких следов. Впрочем, проверяют ее и сейчас с определенным интервалом, но либо неизвестные очень хорошо прячутся, либо имеют источник информации внутри городской стражи, либо являются призраками и обычными ничем не подтвержденными слухами.

 

Ведьмин отрог

Горный ландшафт окрестностей Минратоса породил множество отрогов. Один из таких, расположенный ближе всего к деревне, носит название Ведьмин Отрог, и представляет собой сеть горных перевалов и пещер, приобретших довольно жуткую репутацию. Недавнее исчезновение целой археологической группы в районе Ведьминого Отрога еще больше отвратило население от того, чтобы подходить близко к нему; хотя многие старики до сих пор помнят, что именно там растут самые вкусные ягоды, грибы и дикие фрукты, и именно там водятся самые жирные кабаны и олени. Название этой местности берет свое начало еще во времена Древней Империи, и сама история этого места уже давно канула в небытие, но сеть пещер представляет собой огромный интерес для тех, кто испытывает болезненное желание раскапывать старые останки приключенцев, артефакты и свидетельства истории ушедшей эпохи. Последний отряд пропал совершенно бесследно - легионеры, отважившиеся осмотреть место их лагеря, нашли лишь несколько личных вещей, палаток и оборудования. Казалось, что никакого нападения не произошло - следов борьбы не было, крови и тел тоже, они просто вдруг снялись, бросили свои вещи и куда-то ушли. Осматривать дальние пещеры было слишком опасно из-за риска обвалов, поэтому исчезновение группы списали именно на него, и дело закрыли.

 

 

Нет

 

 

 

Пролог: Город Тайн (вступить в Сопротивление) - выполнено!

Собака лает - караван идет (оказать посильную помощь Торговой гильдии с поставками) - выполнено, Магнус Ариас жив и завербован.

Семь масок госпожи Баттерфляй (переманить Баттерфляй на сторону Сопротивления) - выполнено, мадам Баттерфляй не завербована (жива).

Эпидемия (найти источник заразы, поговорить с нищими/Доктором Ноттом) - выполнено, Нотт жив.

Тайна деревни (поговорить с господином Векстером) - Делия убита, коза и Керо мертвы.

Шпионы для шпионов (поговорить с Сэди о пропавших детях) - дети живы и возвращены, память не стерта.

Рупор свободы (поговорить с писцом Амбассадории) - Митару заплачено, листовки созданы (Манипуляции).

Беспокойные призраки (проверить слухи на литейной) - Виттерис уехал (убежден).

Сюжет: Если хочешь что-то спрятать... (посетить Великий Турнир) - победил кандидат от Школы Кровь Разикаль.

Методы Сдерживания (освободить агента, схваченного Кровавым Легионом) - агенты освобождены, информация о "Деметре" получена

Дом Потерянных Душ (осмотреть заброшенный дом в Трущобах) - 7 из 10 детей спасены

Тайны Прошлого (осмотреть развалины поместья Селестиев) - коробка найдена, Анна освобождена

Суд Идет (помочь оправдать агента Сопротивления на суде) - суд проигран, Шарлин освобождена из тюрьмы

Зов Мертвых (найти пещеру в Ведьмином Отроге) - пирамида уничтожена, тела сожжены

Опус Магнум (помочь Магнусу с поставками) - Тэгрин допрошен, ящики с саар-камеком сохранены для себя, Магнус жив

Черная кошка, белый кот (посетить 3 приема альтусов и найти заговорщика) - взрыв остановлен, Крауфорд узнал о Сопротивлении

Дело №9 (посетить приют Сэди) - Милана удочерена, Лефариус не пойман

Безумие дракона (отправиться в порт и осмотреть "Деметру") - Кирал погиб, школа сгорела

То, что доктор прописал (посетить лечебницу Нотта) - доктор Нотт исчез, Тано получил дебафф

Последняя глава Кослуна (допросить виддатари в таверне "Драконий Камень") - кунари забрали артефакт, Серена завербована

Проклятие Ведьминого Отрога (отправиться в деревню Звенящие Холмы) - Ведьма уничтожена

Вначале было слово (открыть коробку с секретом) - коробка открыта, дух освобожден

Сюжетное задание: «Метка Скорпиона» (найти отправителя письма) - выполнено, Цербер и Женщина в маске выжили, Присцилла выжила, Анхель погиб

Сюжетное задание: «Последнее знамение» (отправиться в храм или дождаться развития событий) - Крауфорд выжил, Каратель убит, Минратос цел

 

Союзники Сопротивления - Магнус Ариас, Альбано Валенте, Ларий Аврелий, Плиний Итерий, Оленна Рамос, Серена, Векстер, Квинтиллиан Фал, Виперия Виатор.

Сообщение отредактировал Purrfect Dream: 21 июня 2019 - 16:24

[BornToSeek]

Дворец Верховного Жреца

— Можешь, задавай, — кратко кивнул Жрец, выслушав алхимика.

[Thinvesil]

Дворец Верховного Жреца

 

— Можешь, задавай, — кратко кивнул Жрец, выслушав алхимика.

 

Что ж, похоже, Крауфорд не возражал против доводов Рейлиана. Осталось выяснить еще один момент, и Рейлиан выяснит все, что хотел.

 

- Что будет с теми, кто был в Сопротивлении? - Спросил он у Верховного Жреца. - Теми, кто не действовал против интересов Империи - такими же как я патриотами Тевинтера и жителями Минратоса. Я сам их привел, милорд, потому что увидел в них единомышленников, которые тоже хотят приносить пользу обществу и делать жизнь в Империи лучше. Так же, как я, они поддерживают прогресс и ваши реформы, среди них есть даже мои ровесники-альтусы, которые критически смотрят на некоторые традиции, тянущие страну назад, а не вперед, как, например, рабство. И они вступили в Сопротивление, потому что увидели в этом возможность сделать Империю лучше, действуя неофициально, поскольку вверху далеко не все поддерживают прогресс и разумность. Они не делали ничего, что навредило бы власти, а когда на город напали фанатики, сражались вместе со всеми против врага Империи. Как вы с ними поступите, милорд?

[BornToSeek]

Дворец Верховного Жреца

 

— Все выжившие агенты Сопротивления будут найдены и допрошены. Те, что действовали против Империи, понесут наказание, лояльные же останутся на свободе, но попадут в списки людей, участвовавших в подпольной деятельности. Дальше Тайной Службы это не уйдёт и на повседневную жизнь никак не повлияет. Возможно позже тем, кого посчитают перспективным, помогут с продвижением на позиции, где можно будет делать что-то лучше для Империи, но сейчас у нас слишком много проблем, которые надо решить в первую очередь. Если твои товарищи не таят деструктивных намерений, то бояться им нечего.

[Thinvesil]

Дворец Верховного Жреца

 

— Все выжившие агенты Сопротивления будут найдены и допрошены. Те, что действовали против Империи, понесут наказание, лояльные же останутся на свободе, но попадут в списки людей, участвовавших в подпольной деятельности. Дальше Тайной Службы это не уйдёт и на повседневную жизнь никак не повлияет. Возможно позже тем, кого посчитают перспективным, помогут с продвижением на позиции, где можно будет делать что-то лучше для Империи, но сейчас у нас слишком много проблем, которые надо решить в первую очередь. Если твои товарищи не таят деструктивных намерений, то бояться им нечего.

 

Рейлиан признательно склонил голову, а про себя подумал, что его суждение о правителе по принятым им законам оказалось верным. "Вот вам и тиран, который всех убьет, чтобы скрыть концы в воду", вспомнил юноша опасения своих товарищей по Голосу и усмехнулся про себя. 

 

- Я готов ручаться за каждого из них, - уверенно подтвердил Рэй. - Но ваши люди и сами смогут убедиться в их лояльности. Что ж, в таком случае, я у меня все. Разве что, - он на миг задумался, но все же решил быть откровенным. - Хочу еще поблагодарить вас, Предсказатель Таинств. Честно говоря, я не думал, что меня вызовут лично - не каждый правитель станет тратить время на простолюдина. Весьма признателен вам за оказанную мне честь. 

 

Тевинтерец поднялся, отвесил поклон и уселся обратно в ожидании, заговорит ли Верховный Жрец еще о каком-то деле или отпустит его восвояси.

Сообщение отредактировал Thinvesil: 29 июня 2019 - 19:02

[BornToSeek]

Дворец Верховного Жреца

 

— У тебя особый случай, — заметил Жрец. — В таком случае мы закончили, можешь идти.

Стража сопроводила освободившегося Рейлиана вниз, и совсем скоро из дворца было отправлено послание к третьему агенту Голоса — целителю Реджинальду. После него останется встреча с Лавинием, и на этом дела с Голосом будут окончательно завершены (если не учитывать необходимость удовлетворять все согласованные награды).

[Кайра]

Дворец Верховного Жреца

Получив вызов во дворец, Реджинальд встал из-за письменного стола. Последние дни были наполнены суетой, но он все-таки смог уделять время Милане. Он пообещал девочке, что будет ей часто писать и никогда ее не забудет. Также ему надо было навещать родственников, писать письма и прочее и прочее. В этой суете он едва успевал посидеть за чашкой с кофе с Альбано и обсудить их планы на будущие.

 

Реджинальд сразу прибыл во дворец, благо, одежда его всегда соответствовала последней моде, и там, уже в приемной, преторианец, который его сопровождал, доложил о прибытии целителя. И теперь Реджу осталось лишь дождаться, когда двери приемной раскроются перед ним.

[BornToSeek]

Дворец Верховного Жреца

 

Реджинальда Жрец встретил также, как и Игнитуса с Рейлианом. Суть слов была всё та же — Реджинальд освобождался от договоров и обязательств и мог предложить что-то в качестве награды за помощь в борьбе с радикалами. 

[Кайра]

Дворец 

 

Редж задумался- Милорд, у меня есть только одна просьба: в Антиве  магическое образование находится  в довольно плачевном состоянии. -Моя просьба состоит в том, чтобы  Тевинтер, на некоторое время, взял перспективных молодых магов на  обучение, дабы те потом, вернувшись, смогли  уже обучать в Антиванской Академии одаренных магии детей. -Мы понимаем, что дети с даром должны пройти положенную подготовку, причем в обязательном порядке..-  И моя личная награда. - Мой старший сын маг,  и  так у меня самого не было магического образования, то я мое желание  чтобы он получил лучшее образование. -Могут ли его  принять на обучение в Серебряный Шпиль?

[BornToSeek]

Дворец Верховного Жреца

 

— Просьбу касательно сына удовлетворить возможно, но первое предложение по-моему излишне, это область сотрудничества между государствами, а не личной награды, — спокойно произнёс Авгур. — По условиям Антиванского Гамбита Тевинтер предоставляет восстановленным антиванским школам преподавателей из своих магов на недостающие места. Пусть получают от них образование и в будущем обучают местных детей, этого права у них никто не отберёт, особенно с учётом того, что Антива обязана развивать магическое обучение.

[Кайра]

Дворец

 

— Просьбу касательно сына удовлетворить возможно, но первое предложение по-моему излишне, это область сотрудничества между государствами, а не личной награды, — спокойно произнёс Авгур. — По условиям Антиванского Гамбита Тевинтер предоставляет восстановленным антиванским школам преподавателей из своих магов на недостающие места. Пусть получают от них образование и в будущем обучают местных детей, этого права у них никто не отберёт, особенно с учётом того, что Антива обязана развивать магическое обучение.

 

Реджинальд кивнул. - Понимаю, вас,  но я просто имею на много больше, чем рядовой гражданин, а простить только награду лично себе, слишком эгоистично. - Многие люди в тот день  пожертвовали жизнью, но если вы так считаете.  Редж высказал, что будет вполне признателен если Верховный Жрец выполнит  его просьбу, насчет обучения сына. 

[BornToSeek]

Дворец Верховного Жреца

 

— Насчёт исполнения просьбы с тобой потом свяжутся нужные люди. Если это всё, то мы закончили, Реджинальд.

Три из четырёх. Реджинальда сопроводили вниз, а последний курьер, посланный из дворца, направился к поместью Максианов. Оставался один лишь Лавиний.

[Торк]

Дворец

 

Лавиний тоже получил приглашение на аудиенцию. После того, как карета доставила его ко дворцу стража проводила альтуса в кабинет Крауфорда. Максиан поприветствовал правителя и  узнав о цели приглашения не стал долго раздумывать.

 

- что касается награды, я бы хотел получить доступ к тайным и секретным знаниям по демонологии. В решающей битве демон помог нам победить, а само явление Демона-Карателя свидетельствует о том, что нам нужно развивать эту отрасль магии, чтобы бороться с подобными сущностями. В библиотеке Верховного Жреца и Серебряного Шпиля, а так же в запасниках и хранилищах Империи скопилось немало книг по данной тематике. Я бы хотел получить возможность изучать эти знания, и те, которые будут появляться вновь.

[BornToSeek]

Дворец

 

— Если ты получишь доступ к таким знаниям, то как ты намерен применить их? Будешь ли обучать других в том же Шпиле, начнёшь проводить исследования? Или у тебя какие-то свои планы? Если так, то я хотел бы их выслушать.

[Торк]

Дворец

 

— Если ты получишь доступ к таким знаниям, то как ты намерен применить их? Будешь ли обучать других в том же Шпиле, начнёшь проводить исследования? Или у тебя какие-то свои планы? Если так, то я хотел бы их выслушать.

 

- Собираюсь стать экспертом в этой области. После достижения этого уровня, можно и обучать студентов, если понадобится. Хочу немного сократить разрыв в магических знаниях с Аматой. - Объяснил Лавиний свои мотивы.

[BornToSeek]

Дворец

 

— Справедливо, — кивнул в ответ Жрец. — Я согласен удовлетворить твою просьбу, Лавиний Максиан. На постоянное хранение редкие книги и передаваться тебе не станут, но у тебя будет возможность получать их на время изучения и использования в практике в любом количестве.

[Торк]

Дворец

 

— Справедливо, — кивнул в ответ Жрец. — Я согласен удовлетворить твою просьбу, Лавиний Максиан. На постоянное хранение редкие книги и передаваться тебе не станут, но у тебя будет возможность получать их на время изучения и использования в практике в любом количестве.

 

- Благодарю, это именно то, чего я хотел. - Лавиний встал и слегка поклонился. - Если у вас ко мне все, то я хотел бы откланяться. - Тратить время правителя на праздные беседы альтус считал излишним, тем более, если от него что-то потребуется, Крауфорд всегда мог послать ему письмо или вызвать во дворец.

[BornToSeek]

Дворец

 

— Мы закончили, — сказал альтусу Крауфорд, и затем гостя сопроводили вниз.

На этом и были завершено всё, что касалось Голоса. То, что будет дальше, уже станет относиться к конкретным людям и частным делам, а не подпольным организациям и тайным ковенантам. 

[Perfect Stranger]

 

 

осле памятного происшествия Империя преобразилась. В первые же годы, вместе с отстройкой всех полуразрушенных и обгоревших зданий в столице, началась обширная перестройка трущобного квартала, которая затянулась на несколько лет, но вскоре принесла свои плоды, и трущобы превратились в рабочий квартал. Многие ремесленники, алхимики, исследователи различных наук и просто дельцы с нюхом на хорошую возможность начали стекаться в Минратос, чтобы открыть свою мастерскую или фабрику, а нищие, наркоманы и пьяницы были выдворены восвояси, искать свою судьбу где-нибудь в глуши, у фермеров, деревенских мастеров или вовсе в канаве. Их судьба не волновала более никого. Статуя на Площади Драконов была также реставрирована и переделана в новый образ, напоминающий жителям о том, что случилось; дракон теперь был в агрессивной, победной позе, с человеческой фигурой на спине, поднявшей руки и будто бы призывающей сплотиться против общего врага. Статуя пользуется успехом у туристов и детей, обожающих садиться на седло позади всадника и представлять, что когда-нибудь они тоже смогут управлять собственным драконом.
Семейства Итериев и Аврелиев, хоть и потеряли своих глав в ходе восстания, быстро оправились. Дом Аврелиев окончательно потерял всякое уважение и начал считаться чуть ли не сборищем обманщиков и шарлатанов, однако, к удивлению остальных альтусов, за Аврелиев неожиданно вступился дом Виатор. Через несколько лет сотрудничества дома укрепили свои связи, когда одна из внучек госпожи Виперии вышла замуж за представителя дома Аврелиев. Будучи лаэтанкой, госпожа Виатор получила то, что ей было нужно: кровь альтусов в своей родовой линии. Она не собиралась сдаваться в своей борьбе за власть, хоть возраст уже и брал свое. Виперия умерла через семь лет после окончания восстания, как и хотела; после чудесного бала и фейерверков, в окружении многочисленных своих детей, племянников и внуков. Дом Рамос стал одним из самых влиятельных в городе после того, как рассказы о подвигах Оленны разнеслись по другим домам. За ней никто никогда не знал тяги к приключениям и битвам, поэтому такое поведение вызвало у многих удивление. Своим домом она правила железной рукой, но всегда билась до последнего за интересы своей семьи, как сегеронская пантера. Севилла наконец успокоилась и перестала искать проблемы на свою голову, вышла замуж за подходящую партию из альтусов и остепенилась, окончательно заставив себя забыть о том, как едва не попала в ряды этих самых радикалов, которых убивала ее тетушка.
Векстер остался в городе и расширил свой бизнес, рассказывая истории о том, как лично сражался в первых рядах с героями, спасшими Минратос, и даже помогал в Храме прикрывать отход беженцев.  Школа «Кровь Разикаль» под мудрым и решительным руководством молодого потрошителя Ивентуса продолжала набор добровольцев, желающих посвятить свою жизнь служению Драконьей Богине, и отбоя от желающих у него не было. Кровавый Легион стал самым известной единицей имперской силы, и все больше и больше драконов позволяли им летать на своих спинах во время быстрых атак или разведки. Ивентус иногда писал своему знакомому в Антиву, однако у самого него не было и не могло быть семьи — он полностью принадлежал Разикаль и готов был отдать свою жизнь за нее и ее детей в любой момент. Сэди и ее приют также по сей день стоят в Минратосе на новом месте, после восстания им пришлось несладко, однако они уже знали, что делать, и встали на ноги сравнительно быстро. Что интересно, следы Суланы, удочеренной девочки-полукровки, затерялись; ее приемные родители ничего не знали о том, куда пропала девчонка. Ушла в лес и не вернулась, говорили они, и допрос показал, что они не врали. Найти ее так и не удалось, и вскоре Сулану официально записали погибшей «в результате несчастного случая».
Магнус Ариас и его «Тевинтерские драконы» продолжали работать наемниками, но никогда не брали никаких заказов, способных опорочить честь и достоинство своего имени, своей родины или своего правителя, поэтому их начали считать практически частью армии столицы, пусть и работающей только за деньги. Те же, кто намеревался использовать их услуги для достижения своих грязных целей, вредящих Империи, быстро исчезали; поговаривали, что о них уж очень скоро узнавали в Тайной Службе. Однако это были только слухи, и не более того. К слову, Тайная Служба и Инквизиция, организованная Присциллой Авгур и несколькими людьми, имен которых не знал никто лишний, получили отличные результаты за первые годы работы под новым руководством и по новым правилам, и вскоре развернули свою сеть практически на всю Империю, включая провинции. Кровавый Легион, Тайная Служба, каратели и Инквизиция стали теми словами, которыми можно было бы пугать крестьян в тавернах, поскольку если появлялись они, это означало, что кого-то ожидают крупные проблемы. Зато они были эффективны и именно благодаря работе этих структур в рядах служителей Империи становилось все меньше предателей, среди простого народа почти исчезли радикалы и открытые еретики, а на место неблагонадежных людей на руководящих должностях были поставлены те, в ком Верховный Жрец мог быть уверен.
Первый год после нападения Карателя ознаменовался не самыми приятными событиями. Когда весть об атаке на Минратос пронеслась по всей Империи, в провинциях начались особо рьяные и дерзкие атаки фанатиков, до сих пор прятавшихся среди лесов, гор, болот и пустошей. Среди них можно выделить два особо отличившихся: во-первых, в Монтсиммаре произошло открытое покушение на жизнь легата местного провинциального легиона, и во-вторых, в провинции Андерфелс от рук ранее неизвестной группы еретиков, назвавших себя Дланью Андрасте, погиб бывший андерский король со всей своей семьёй. Гибель последнего двух фанатики объяснили трусостью перед Империей Зла и предательством своего народа. Но так или иначе, след радикалов остался во всех провинциях, где-то сильный, где-то слабей. Вскоре после этого в Империи андрастианство было объявлено враждебной религией, а поклонение Андрасте и Создателю стало серьёзно отслеживаться и наказываться. Даже несмотря на то, что Тевинтер дал провинциям время на то, чтобы окончательно уйти от старой веры, жертв гонений поначалу оказалось немало. После первой волны гонений и карания андрастиан остальные поняли, что последователи Разикаль угрожали не на ровном месте. Но они не знали, что это было лишь началом усиления контроля во всём Тедасе...
Растущая и усиливающаяся Тайная Служба, сменившая лидера, стала стремительно наращивать своё влияние не только в Тевинтере, но и в провинциях, и с немалым рвением она взялась за поиск тех, кого Империя могла считать своим врагом. Каратели с определённого момента перестали быть абсолютно независимой силой и были объединены с Тайной Службой, став её военизированным крылом и приступив к исполнению всех силовых моментов, а также продолжив заниматься поиском опасных элементов общества вне населённых мест. Подчинялись обе структуры в первую очередь именно Верховному Жрецу. Это отразилось и на их работе: свобод у них было больше, а волокиты меньше, что позволяло действовать, не будучи обременённым бесчисленными отписками и просьбами о разрешении.
Чуть больше чем через год после событий в Минратосе имперские дипломаты возобновили активные переговоры с антиванской стороной. Всех деталей не раскрывали никому, а итог не оказался неожиданным для тех, кто был в курсе происходящих в мире событий: вскоре Антива стала частью Империи. О том, как именно её заставили ступить на этот путь, шло множество слухов, начиная от подкупа всего совета Торговых Принцев и заканчивая банальным давлением и угрозами силой, но правды узнать так никому и не удалось. Последняя андрастианская страна Тедаса была официально обращена в поклонение Разикаль, а всем жителям было дано полгода на то, чтобы отречься от своей веры. Проповеди миссионеров и деятельность Карателей готовили почву к этому уже давно, и антиванцы окончательно поняли, что время пусть даже и иллюзорной, но всё же свободы прошло. Сразу за ней имперские корабли прибыли в Лломерин, обнаружив там пустой порт. Не было ни пиратов, ни торговцев, никого, лишь обезлюдевшая земля. Проблема с пиратами внезапно для многих решилась сама собой.
Остался последний оплот видимого сопротивления. Верно, это были кунари. Долгое время собиравшиеся в Ривейне армии и годами готовившиеся воины Кровавого Легиона отправились на Пар Воллен, чтобы предать огню всё связанное с Куном. Несмотря на то, что выстоять против усиленной магией и драконами армии Империи у кунари не было шансов, они сражались до самого конца, не сдаваясь и пытаясь убить так много имперцев, как только возможно. После падения прибрежных фортов и полного уничтожения Кунандара кунари бежали вглубь Пар Воллена, и тогда силами драконов были преданы огню огромные джунгли острова. Пожары охватили леса, а силы Тевинтера следовали за уходящим дальше огнём, довершая начатое и избавляясь от всех, кого можно было посчитать сторонником Куна. Суммарно военная кампания на Пар Воллене длилась больше полугода, и за это время зелёный остров успел превратиться в выжженный и залитый кровью кусок земли. Быть может когда-нибудь природа и восстановит всё уничтоженное, но Кун от такого удара уже не оправится никогда. Для контроля над островом Империей были возведены несколько фортов на берегах, и с тех пор стальная длань Тевинтера сжала в себе весь Тедас. Лишь те, кто мог уйти в высокие горы, глухие леса или неизведанные земли рассчитывали, что до них не дотянется порядок, приносимый огнём и мечом.
Что же касается остальных провинций, то в них перемены прошли не так трагично, как в некоторых других. Орлей через одиннадцать лет обзавелся новым наместником — им стал никто иной, как Аэгис Дарваннис, дослужившийся до поста легата Пятого Легиона и проведший в этой стране более десятка лет, а потому знавший ее так, как не знал бы ни один другой кандидат. Он правил бывшей землей великого Драккона железной рукой, но такая тактика принесла плоды, и число радикалов, сопротивленцев и разбойников стало одним из самых низких во всем Империуме. Ферелден и Андерфелс также в первые годы после восстания обзавелись новыми наместниками, а в Ривейне вспыхнули мятежи после уничтожения Пар-Воллена: почти половина населения, все еще хранящая верность Кун, не выдержала подобной бойни среди гражданских и попыталась свергнуть ненавистную власть тевинтерцев. Полуостров почти на два года погрузился в затянувшуюся партизанскую войну, и ценой многочисленных жертв среди ривейни ее удалось с трудом завершить. Вольная Марка — которую переименовали в провинцию Минантер — пострадавшая от нашествия демонов, оказалась наиболее полезной и мирной; независимые города-государства по очереди высказывали желание выплатить долг и помогали Легионам в Пар-Воллене и Ривейне, заслужив уважение среди имперских войск и политиков. Порождения Тьмы, которых видели много лет назад в Виммарских горах, исчезли, однако среди Серых Стражей ходили слухи, что они прокопали тоннели глубоко под основание гор и теперь под землей собираются для новой атаки. Впрочем, за двадцать лет они ее так и не начали. Некоторые из Серых Стражей отправились искать их логово, да так и не вернулись, а примерно через десять лет после восстания Орден Серых Стражей был официально распущен. Порождения Тьмы не терроризировали округу и даже в Андерфелсе уже не появлялись, а Древних Богов, которых они могли бы заразить и начать новый Мор, уже не осталось — а потому им пришлось потерять те крохи власти и влияния, что еще были у Серых, и податься кто в наемники, кто в вольные искатели приключений. Вейсхаупт был передан Кровавому Легиону в качестве базы в провинции Андерфелс, а его архитектура, созданная с учетом использования и проживания грифонов, была весьма удобна для ездовых драконов, сопровождающих армию потрошителей.
В Неварре ничего не изменилось, разве что все больше и больше людей из окрестностей деревень переезжали на более безопасное место, и вскоре страна почти обезлюдела; на просторные поля завозился скот, выращиваемый специально назначенными людьми для прокорма драконов в Камберленде. Что примечательно, темп размножения крылатых тварей несколько снизился, почти до уровня начала Века Дракона. Естественная популяция драконов была восстановлена, и именно из Камберленда привозились в Минратос и другие города Империи бочки с драконьей кровью, которую звери позволяли брать понемногу только тевинтерским магам и потрошителям. Ферелден, как и Неварра, остался почти таким же, как и прежде — страной фермеров, оружейников и ремесленников, плотно сотрудничающих с гномами Орзаммара, а порт в Денериме стал третьим по размеру и популярности после Минратоса и Риалто. Говорят, многих бывших Стражей можно было увидеть в Амарантайне, городе, который они отбивали у порождений тьмы, но это всего лишь слухи.
Антива, ставшая полноправной частью Империи через два года после восстания, будто бы ожидала этого. Никаких мятежей и открытых бунтов в ней не было, присоединение прошло гладко и без единой проблемы; похоже, Торговые Принцы и Вороны ожидали, что это произойдет, и готовились к подобному развитию событий, особенно после происшествий в столице с радикалами. Антиванцы не пытались противиться аннексии, однако те, кто знал чуть больше официальной информации, понимали: это была игра. Самая длинная и сложная партия, которую когда-либо разыгрывала эта маленькая, но очень успешная страна, и оставалось только ждать ее следующего хода. Где-то в антиванской глуши уже зрели семена, упавшие на благодатную почву патриотизма и желания независимости еще в тот день, когда была снята осада Минратоса. Центр Сопротивления, потерпевшего неудачу в Тевинтере, теперь был именно здесь. И, в отличие от тевинтерской ячейки, он не намерен был сдаваться, а потому о его существовании знали совсем немногие.

Было и еще одно место, не упомянуть которое невозможно: Лабиринт на острове Лломерин. После заселения острова (теперь он стал чем-то вроде курорта для тех имперцев, кто мог себе позволить купить на нем участок, а таковых было совсем немного) многие искатели знаний и магической силы пытались определить хотя бы его примерные размеры; однако удалось лишь понять, что внутри он намного больше, чем снаружи. С высоты драконьего полета это были лишь старые руины стен, занимавшие не больше пяти лиг в диаметре, однако попав внутрь, люди обнаруживали, что пройти его насквозь просто невозможно. То ли странная магическая аура, присутствовавшая там, заставляла путешественников ходить кругами, то ли это была магия иллюзии, то ли причиной было нечто иное, но после нескольких громких исчезновений и смертей Лабиринт окончательно закрыли от посещения без особого разрешения, полученного от Первого Чародея Серебряного Шпиля. Последней каплей стал вывернутый наизнанку труп одного из альтусов дома Итерий, найденный насаженным на каменный шип у границ лабиринта. Паломникам полагалось молиться Разикаль у белокаменной арки, ведущей внутрь этой постройки, но не заходить за ее пределы; миссионеры объяснили это тем, что некоторые тайны Богини простым смертным постигать нельзя.

Двадцать лет прошло с тех пор, как закончилось восстание Веры в Минратосе. Двадцать лет, в течение которых Империя захватила все страны и территории, пригодные для проживания и имеющие хоть какую-то ценность, и все чаще взоры тех, кому и этого было мало, оборачивались на север, но любые попытки внести идею о разведке пресекались. Никаких вестей о пиратском флоте, уплывшем туда, также не поступало, и их вскоре посчитали погибшими. Двадцать лет правления Крауфорда Авгура, избранного Жреца Разикаль, прошло где мирно, а где и под знаменем пламени и крови, но жизнь продолжалась. Так или иначе, люди приспосабливались к новым порядкам. И все же в сердцах тех, кто еще помнил свободную жизнь, теплилась надежда на то, что однажды все изменится. Однажды миром снова станут править люди, а не драконы и их темные боги...

 

 

 

Музыка в титрах

 

 

 

В ролях:

 

Purrfect Dream

BornToSeek

Shunt

Void

Фолси

Thinvesil

Торк

Драйго

Supreme Overlord Malekith

Junay

Лорд Байрон

[Perfect Stranger]

 

Белое ничто, заполненное светом, ослепило бы его — будь Крауфорд в реальности. Но здесь, в Тени, это был просто цвет. Та самая плоскость вне времени и пространства, где они прощались в последний раз, встретила его холодом и пустотой. Спиной к нему стояла девушка, которую Жрец, хоть и смутно, но помнил. Повернувшись, она поправила смявшийся рукав длинного, но простого синего одеяния с педантичной аккуратностью. Давно немытые волосы облепили вытянутое лицо с выступающим носом с горбинкой, а под темными глазами залегли круги, говорившие о том, что эта представительница человеческого рода пренебрегает сном. На тонких запястьях можно было с легкостью пересчитать каждую вену, на некоторых из которых заметны следы лезвия.
Цианна улыбнулась ему, но улыбка эта была напряженной, хоть и не сердитой.
— Ты прошел испытание, — сказала она, по-птичьи чуть склонив голову, похожая на ворону. — Надо признать, я до последнего гадала, сможешь ли ты это сделать. Мои поздравления.
Теперь она разговаривала иначе; не сердитым и склочным, не терпящим возражений тоном, как говорила в образе Маркуса, и не громогласными раскатами грома, когда была в форме дракона. Нет, теперь перед ним была именно Цианна, экстрентричная, в некотором смысле даже неприятная, но очень целеустремленная волшебница, поставившая себе целью изучить все тайны бытия, скрытые в магических потоках и нитях, связывающих мироздание в единое целое.
— Благодарю, но... испытание? — озадачился Авгур. — Испытание как расплата за совершенные ошибки и недосмотр или испытание в качестве проверки?
Жрец сам не был уверен до самого конца, что ему удастся выйти из атаки живым, и от этого возникало неприятное ощущение собственной слабости. Даже с драконом, демоном и супругой он абсолютно точно мог сдать перед натиском пусть и могущественного, но всего одного духа и пары его последователей. Ощущение собственной смертности никогда не покидало Крауфорда, но в тот момент оно было особенно сильным.
— Даже боги не способны видеть будущее, — краешек губ Цианны дернулся, видимо, это должно было обозначать улыбку, хоть и выглядело, скорее, как нервный тик. — А может, оба предположения в той или иной мере верны. Сегодня ты спас Империю во второй раз, легат Крауфорд, Верховный Жрец Крауфорд, Тевинтерский дракон, и как еще тебя наверняка будут называть в твоей стране. Пожинай плоды своих усилий, наслаждайся славой и властью. Но помни, что, как и все смертное, они так же скоротечны, как и ваши жизни. Я буду ждать столько, сколько понадобится. Я должна лишь задать один вопрос: знаешь ли ты, как Карателю удалось избежать моего взора? — ее глаза чуть прищурились, будто пытаясь уловить любые признаки лжи, если таковые проявятся в голосе или на лице тевинтерца.
— Благодаря неизученному эльфийскому кристаллу? — предположил Жрец, прищурившись в ответ. — Это единственное, что удалось найти из возможных артефактов у Карателя.
Сам факт игр в прятки духа с богом казался чем-то невозможным. Чтобы обмануть чувства такого создания, нужно было что-то сверхъественное. Быть может что-то, созданное врагами богов? Может и нет?
Глаза Цианны сощурились чуть сильнее, и на ее лице возникло выражение отвращения и некой опасности, исходящей от нее. Сложив тонкие руки на груди и снова поправив смявшийся рукав, она наконец сказала:
— Эванурисы. Эти высокомерные выскочки из Арлатана, возомнившие, что стоит накопить достаточно силы, и можно вознестись на божественные высоты. Они всегда пытались идти наперекор нам, истинным божествам, но я полагала, что их технологии и магические артефакты утеряны или лишились силы в тот момент, когда их бродячий бог в волчьей шкуре был заточен. Выходит, что я ошибалась, и где-то существует еще один пробужденный эванурис. Они дают своим артефактам силу, — девушка потерла бровь и нахмурилась. — Игра в прятки с Древними Богами всегда была их любимым развлечением. К счастью, у меня есть ты. Я хочу, чтобы ты отыскал все остатки эванурисов, пробужденных или нет, и уничтожил их. То же касается и кристалла. Пришла пора покончить с эльфийским восстанием.
— Будет исполнено, — без тени сомнения в голосе ответил Крауфорд. — У меня лишь один вопрос: позволено ли мне изучить возможности кристалла, прежде чем уничтожить его? Зная больше об инструментах Эванурисов, я буду больше знать о возможных врагах среди смертных. Сам артефакт находится в надежных руках, страха потерять его нет.
— О, — улыбка черноволосой магессы стала шире, и на этот раз в ней мелькнуло даже нечто, что с трудом можно было бы назвать теплотой. — Мне всегда нравились люди, имеющие исследовательскую жилку. Любые возможности, даже вражеские, необходимо изучать и понимать, а посему я даю разрешение на исследование кристалла. И еще: как только ты найдешь кого-то из эванурисов, еще существующих в этом мире, немедленно сообщи мне. Твоих сил пока недостаточно, чтобы сражаться с ними один на один, но с моей помощью мы истребим их род до последнего эльфа.
Магесса повернулась спиной к Крауфорду и взглянула куда-то в пустоту, будто видела там нечто, сокрытое от глаз простых смертных. Вздох прозвучал подобно шелесту ветра в высокой траве. Разикаль — Цианна? Сколько у нее было имен за последние несколько тысяч жизней? — прошептала:
— Они были горды. Они были сильны. И в одном они были правы: божественность — лишь закономерный финал развития любой души. Жаль, что им недоставало мудрости понимать, что опыта жизни, пусть и долгой, в одном мире недостаточно, чтобы узреть истину и общность. Чтобы увидеть узор, в который сплетается история каждый раз, когда она принимает очередной поворот. Эванурисы хотели построить идеальный мир, идеальный порядок в Тедасе, и потерпели поражение. Это было предопределено. Не повторяй их ошибок, Крауфорд.
— И сколько времени займёт изучение всех прошлых жизней? До сих пор я видел лишь фрагменты небольшого их количества. Такими темпами я не успею увидеть и сотой доли всего, что успела испытать моя душа во всех мирах, — смотря в спину чародейке, спросил имперец. Наверняка были и более быстрые способы познания (учитывая, что раньше Жрец не представлял, что прошлые жизни вообще могут существовать именно в такой форме и что их возможно исследовать), но только Разикаль пока не раскрывала всех карт.
Раздался сухой смешок, словно под ногами хрустнула ветка валежника. Цианна повернула голову и со смесью любопытства и одобрения покосилась на своего последователя.
— Ты задаешь правильные вопросы. Я долго ждала этого момента. Что ж, в нормальных обстоятельствах твое вознесение заняло бы сотни и даже тысячи лет, как это случилось со всеми известными ныне богами. Эванурисы и Вор, о котором я уже упоминала, полагали, что нашли короткий путь, но лишь обманывали себя. Они не обрели божественности — лишь силу, контролировать которую не в состоянии в отсутствие опыта и понимания этой силы. Сколько бы ни требовали эльфийские маги повиновения, сколько бы душ ни порабощали для того, чтобы тешить свое самолюбие, они не приблизились к возможности влиять на потоки мироздания. А одна лишь сила — это камень, брошенный рукою слепца, не видящего цели, не понимающего смысла своих действий помимо демонстрации возможностей. Однако я — повелительница Тайн, и тебе повезло, что именно со мною лежит твой путь, а не с одним из моих братьев. Я знаю способ ускорить твое обучение. Должна предупредить: если лишь несколько фрагментов воспоминаний были опасны для твоего рассудка, то следующий шаг будет опасен десятикратно. Он причинит твоей душе невероятное количество боли, возможно, даже отразится на твоем теле в материальном мире. Хорошо подумай, готов ли ты к этому, ведь, как ты и сказал, иначе твой путь займет слишком долго.
— Я справился с теми фрагментами. Мой рассудок чист, и проблем с разделением текущей и прошлых жизней у меня нет. Но если слово «десятикратно» в данном случае означает именно «в десять раз», то... — Жрец на секунду замолчал, нахмурившись, — я не хочу бросаться в огонь без должной подготовки. Я хочу быть уверен, что перенесу это испытание, а не стану бесполезным безумцем, чей пройденный путь в один момент перестанет значить хоть что-то. Или по крайней мере более уверен, чем сейчас. Почему раскрытие предыдущих жизней должно причинить боль душе? Потому что она слишком мала и уязвима на фоне такого количества опыта и знаний? Почему это может сказаться на теле, разве это будет не испытанием для силы разума? И есть ли какие-то определённые способы подготовить душу к такому шагу, исключая типичные смертные методы вроде медитаций и ментальных тренировок?
— Если уж мы честны друг с другом, — глаза Цианны вспыхнули дерзким огоньком, и она взяла Крауфорда за руку, обернувшись к нему всем телом, будто старого друга. Прикосновение ее птичьих пальцев было холодным и как будто бы липким, неприятным. — То до этого момента я никогда не проводила подобной тренировки. Считай себя частью эксперимента, со всем тщанием спланированного мною с тех самых пор, как душа Маркуса разлетелась на куски, как только объединилась с моей. С того дня я задалась вопросом, можно ли вознести простого смертного на вершину, не жертвуя при этом целостностью его души, и не тратя на это слишком много времени. Поиск подходящих людей занял у меня годы… пока я не нашла тебя. Ты вызвал во мне любопытство, маленький Жрец, и с тех пор я наблюдала за тобой, направляла, когда это было нужно, и давала свободу действий там, где она была необходима. Ты помнишь ли, что я говорила тебе несколько лет назад? — она помолчала, но уже знала, что Крауфорд помнил. — Вы, смертные, делаете лишь то, что вам позволено. Вы ограничены со всех сторон — у вас лишь пять чувств, ваш магический дар вызвал бы смех у Эванурисов, вы живете недолго даже с помощью магии крови, продлевая свою жизнь на жалкое столетие, если повезет, а ваши тела так хрупки, что прервать вашу жизнь может один крошечный порез или болезнетворная бактерия. Поэтому мой ответ: я не знаю, что именно произойдет с тобой. Могу лишь предполагать. В конце концов, я лишь указываю возможности, но не заставляю тебя совершать тот или иной выбор, потому что определяющим божество — истинное божество — качеством всегда является воля, не скованная ничьими приказами, будь то другие боги, законы природы или даже логики. Единственное, чему подчиняется истинный бог — это великий узор бытия, сплетенный из первичного хаоса и упорядоченный после бесконечных своих повторений, как следы колес бесчисленных телег и обозов на каменной дороге.
Она замолчала, отпустив руку Крауфорда, к его облегчению, и сделала шаг назад. Внезапно ее взгляд стал холоднее, словно она оценивала мужчину, как оценивают подопытного кролика, гадая, подходит ли он для проведения исследования, не спрятался ли в нем критический дефект.
«Это единственное, что вы, смертные, можете делать. Предполагать», — в голове Жреца невольно пронеслись слова Разикаль, обращённые к нему пару лет назад. Беседы с божеством запоминались особенно чётко, и Крауфорд вытягивал из них максимум.
— У меня есть воля. И по своей воле я хочу этой возможностью воспользоваться, — ответил Авгур. — Но у меня нет уверенности в своём успехе, и в этом моя нынешняя слабость. Мне нужно время на то, чтобы избавиться от этого ощущения. Шагая в неизвестность, я не должен сомневаться в себе. Когда ставки поднимаются до такого уровня, во мне должно быть ни единой мысли о возможном провале и никакого места для борьбы в неполную силу.
— Тогда я подожду, — фыркнула Цианна, проведя кончиком длинного заостренного ногтя по подбородку. Она выглядела несколько разочарованной. — Не разочаровывай меня. Ты тот, кто в моих глазах заслужил право знать правду и вознестись, не хотелось бы, чтобы это оказалось досадной ошибкой.
Что-то в этом всем казалось неправильным, как картина, нарисованная ребенком. Вроде бы можно узнать очертания: дом, люди, собака, солнце и деревья, но все выглядит искаженным и искусственным. Каждый раз, говоря с Разикаль, Крауфорд замечал изменения не только во внешних признаках: обличии богини и окружении, но и в чем-то глубоком, запрятанном, но при этом гораздо более важном. В ее словах в разные периоды времени проскальзывали явные противоречия. Было ли это следствием необдуманной попытки солгать, сманипулировать им? Если так, то что это за божество, так просто выдающее ложь? А может быть, причины были куда более пугающими. Ведь менялась не только внешность. Раньше ему казалось, что Разикаль пытается играть того, чье лицо надевает, подобно маске, но теперь он осознавал, что то была не игра, не притворство. Не только манеры говорить и вести себя были другими, но и сама личность. Каждый раз Крауфорд разговаривал с другой «Разикаль».
А была ли вообще Разикаль — Дракон Таинств, Повелительница Загадок и Лабиринтов, или это был лишь пустой титул, данный этой странной сущности древними тевинтерцами, чтобы упростить и понять ее образ, привести к знакомому знаменателю? Варвары верили, что молнии и дождь вызывают боги, а не природные причины. Что-то было в этом общее.
И теперь на него смотрела не просто Разикаль в образе Цианны, это и была сама Цианна — давным-давно жившая в другом мире и в другое время эксцентричная волшебница, чьей единственной целью было постичь все тайны мира. Ее тело давно рассыпалось в прах, но ее душа — ее личность — каким-то образом сохранились, впитались в один конлгомерат личностей и жизней, сплетающийся в клубок. Единственным вопросом, на который он не мог найти ответ, было следующее: являлась ли такая особенность присущей только Разикаль, или же такова была цена для любого, вознесшегося до уровня бога?..
— Самой досадной из ошибок является провал, — оставив мысли об этом на потом, произнёс Авгур. — Поэтому я не разочарую тебя.
Однако помимо этого был ещё один момент, связанный, правда, с другой стороной намерений Разикаль. Крауфорд понял, что сейчас он актуален как никогда.
— Но я ведь лишь часть большого плана, верно? — вопрос прозвучал так, словно был риторическим. — Твоя теория о возникновении богов, поиски Тиберия для уничтожения, наращивание сил, слова о приближающейся Тьме, моё испытание — всё это элементы одной большой игры в Тедасе?
— Верно. Ваши сказки о Золотом граде, о троне Создателя, — вздохнула девушка, убирая прядь волос за ухо и серьезно глядя на Крауфорда. На вид ей было не больше тридцати, как она выглядела, когда ее в последний раз видел Жрец. В составе той самой веселой группы, что охотилась на чудовищ за деньги. — Все это, конечно, красиво, но к реальности имеет мало отношения. Был и еще один… Древний Бог, хотя называть его так было бы оскорблением всем моим собратьям. Черный Город был выстроен нами для него. Тюрьма, в которой он должен был пробыть вечность, в заточении, живой, но отделенный от всех смертных планов. Ваши магистры совершили ужасную ошибку, приняв его шепот за голос Думата. Они дали возможность освободиться чему-то, что должно было стать концом этого мира. Его душа была заточена в Черном городе, а тело — спрятано глубоко под землей в Северных землях. Мы не рассчитали сил, а может, ошиблись в оценке его могущества. — Она сложила руки за спиной и принялась прохаживаться взад и вперед, будто преподавательница, читающая лекцию перед учениками в Круге. — Часть его силы просочилась в ваш мир через Магистров, пришедших из Черного Города; на его телесной тюрьме было семь печатей, которые мы создали, чтобы удержать его от полного восстановления, даже в случае, если с Городом что-то произойдет. В каждую из семи печатей мы вложили часть собственных душ. Теперь же лишь одна печать, моя, сдерживает его… и я знаю, что это ненадолго. Поэтому мне и нужно возродить других. Поэтому я выбрала тебя, чтобы ты стал первым. Поэтому мне нужен Тиберий, чтобы он стал вторым. И многие другие, чтобы они восстановили печати. Иного способа нет. Ты так желал спасти Империю, но какой смысл в существовании государств и наций, если от них остается лишь пепел и прах?
Жрец помолчал, обдумывая слова Разикаль и новые знания, скрывающиеся за ними.
— Если мир будет уничтожен восьмым богом, то вместе с ним погибнет и всё остальное, — медленно кивнул он. — Но Тедас такой же временный, как и Империя. Ему уготовано больше времени, но он ведь станет лишь одним из многих миров, каких я видел до этого. Если нет смысла в борьбе за одну временную вещь, то почему есть за другую? Чем смертный мир так сильно отличается от смертной цивилизации? И почему в тех других мирах не было этого врага? Я видел, что там не было богов. Значит он появился уже после них? Или... из-за них?
— Почему ты думаешь, что не было? — прищурившись, холодно улыбнулась ему Цианна. В этом взгляде агатовых глаз мелькнула ненависть и что-то еще. Горечь по утраченному. — Тедас не первый мир, которому грозит уничтожение. Враг уничтожал их снова и снова, ведомый одним лишь стремлением: быть Врагом всего живого и, в первую очередь, Врагом нам. Как ты думаешь, почему Скверна так стремится заразить именно Древних Богов? Не эванурисов, не людей, не эльфов Арлатана, все еще прячущихся в своих ветхих храмах, а нас? Потому что он ненавидит нас. Потому что вся его сущность — это наша смерть, и смерть всего, что нам дорого. Тедас должен был стать для него последним пристанищем, тюрьмой, из которой он не выберется никогда. Это решение было надежным, но временным. Теперь мы должны найти новое, но для этого мне нужны остальные. Концепции не умирают в привычном тебе понимании этого слова. Но если в мире не останется ни единого живого существа, ни единой души, которая бы помнила о ней, она исчезнет. Враг восторжествует над пустотой. Ты помнишь тот мир, в котором проснулся жрецом по имени Амаран? Этого мира больше нет. Он стерт из мироздания, обращен в пустошь, в которой нет места словам, легендам, сказаниям. В этом мире нет богов, но и смертных, и духов — нет.
Она помолчала, давая Крауфорду переварить услышанное, а затем добавила:
— Как бы ни было мерзко и печально мне это признавать, но он наш брат. Родившийся вместе с нами, но ставший нам погибелью. И пока мы существуем, он будет существовать тоже. Единственный способ с ним справиться — это лишить его сил, заточить так, чтобы он никогда не выбрался, но не убить.
— Так вся задача Тедаса — стать темницей для скверны и тьмы? — пристально глядя на колдунью, спросил Авгур. — А что будет потом, когда удастся заточить вашего собрата?
— Тедас действительно может стать его тюрьмой навеки. Но не стоит думать, что это плохо, — усмехнулась богиня, пожав плечами, будто они обсуждали не уничтожение миров, а что-то весьма банальное, например, будет ли завтра гроза. — Это лишь означает, что ваш мир не встретит такой же печальный конец, как родина Амарана, и как множество других планов. А что потом? Это мы обсудим, когда ты станешь одним из нас. Если станешь.
— Я понял. В таком случае мне надо обдумать всё это, начать подготовку к своему испытанию и уладить проблемы, возникшие из-за фанатиков, — спокойно сказал Жрец, словно это было не огромным пластом работы, а чем-то абсолютно привычным и нормальным, что на самом деле недалеко от правды.
— Делай, что должно. Я на время оставлю тебя — мне нужно заняться другими делами, пока у меня нет подходящего тела, — отозвалась Цианна, не уточняя, сколько именно продлится это «на время». В ее понимании это могли быть недели, а может, и годы. Или даже десятилетия. — Мои драконы и потрошители будут на страже порядка в Империи. Мы не можем позволить себе более отвлекаться на подобные Карателю неприятные мелочи. Сделай все, что в твоих силах, чтобы Империя была едина, и разыскивай следы эванурисов. Когда ты будешь готов к следующему шагу, я приду к тебе сама.

Поклонившись, Верховный Жрец закрыл глаза и сделал шаг назад, одновременно покидая домен божества. Проснулся он уже в своей кровати, с ещё большим количеством откровений в своей смертной голове. Чем больше он узнавал, тем сильнее понимал, как мало знает. Общение с Разикаль невообразимо расширяло его картину мира, и это было... не хорошо и не плохо. Скорее это было правильно. Смертные действительно знали слишком мало, были подобны пещерным жителям, не ведающим правды о своём мире и заботящимся в первую очередь обо всём смертном. Но Жрец всё ещё знал, что он делает то, что должен делать. Теперь, когда фанатики потерпели поражение, ничто не должно встать на пути исполнения божественных планов. Тьма должна быть остановлена, в том числе и ради Империи...

 

 

Город преобразился так, как никто не мог себе представить прежде. И гуляя по площади Драконов этим летним вечером, Присцилла Авгур вдруг поняла это с такой же ясностью, с какой можно было рассмотреть каждую монетку на дне отстроенного нового фонтана, сияющую и переливающуюся в закатных лучах. Даже статуя, разрушенная во время восстания, изменилась; теперь это был не просто дракон, но вполне конкретный зверь, на спине которого восседал гордый всадник — молчаливое, но монументальное напоминание о том, как закончилась последняя настоящая война в Империи, добравшаяся до ее сердца.

Отсюда можно было разглядеть дым от фабрик и литейных, поднимавшийся над трущобным кварталом. Сейчас его уже никто так не называл, благо трущобы были полностью ликвидированы, а на их месте был возведен «рабочий квартал», где бедняки могли найти применение. Лишние рты, просящие милостыню на улицах, бандиты, воры и пристрастившиеся к наркотикам опустившиеся имперцы оказались не только никому не нужны, но и портили облик столицы, а потому были выселены за ее пределы. Кое-кто из них нашел свое место в окружающих город деревнях и на фермах, остальные же в конце концов вымерли сами. О них никто не скорбел. По счастью, лечебница Реджинальда еще действовала, поэтому место, где работягам можно было подправить здоровье, никогда не пустовало.
Однако в рабочий квартал леди Авгур не захаживала. Слишком многое там изменилось, да и визит ее только нагнал бы страху на местных жителей, поэтому она наблюдала за происходящим там издалека да по отчетам, присылаемым легионерами, чье количество выросло в несколько раз после приснопамятных событий; число добровольцев наглядно говорило о том, насколько местные жители хотят повторения нашествия фанатиков. Многие потрошители также изъявили желание патрулировать улицы, однако когда стало понятно, что опасность миновала, они заскучали. Кровавый Легион за последние годы начал активно использовать драконов, прирученных ими по образу и подобию Крауфорда, и прославился тем, что всегда молниеносно — и всегда же разрушительно — реагировал на любые сигналы опасности по всей Империи. Ивентус заполучил прозвище «Бесстрашного» в честь того, как он сражался на подходе к дворцу и после, не испытывая ни разу ни тени сомнения в том, что он делает угодное богине дело. Сама же Присцилла считала, что они наслаждались смертью чуть больше необходимого, но это было то зло, которое приходилось терпеть ради благополучия всей Империи.
Благополучие Империи… об этом ли она мечтала в те дни, когда видела перед своими глазами выстроенный в облаках замок? Иллюзия золотого века оказалась на поверку не так уж и безупречна, но и ее собственное мировоззрение успело измениться. В добро и мир она, конечно же, все еще верила; но при этом отчетливо понимала, что добру для победы нужны не просто кулаки, а драконьи когти, чтобы вырывать горло злу и хаосу без пощады и сомнения. И в этом она целиком доверяла Верховному Жрецу.
— Мама? — из размышлений ее вырвала Деметра, которая как раз с нетерпением ждала, пока Тенебрий накатается на пони. Последнего за уздцы вела Розочка, верная семейству Авгур, хоть и порядком постаревшая после всех выпавших на ее долю испытаний. Трехлетний Вергилий крепко держался за ее руку, свободную от поводьев, и судя по его недовольно перекошенному лицу, хотел прокатиться тоже, но ему было пока рано. — А сколько еще он будет кататься? Я тоже хочу, — с обидой в голосе произнесла девочка с убранными в хвост черными волосами, обратив на Присциллу взгляд темно-зеленых, бутылочного цвета глаз, казалось, занимавших половину ее лица.
— Скоро. Давай я тебе пока одну историю расскажу, — улыбнулась магесса, присаживаясь на край фонтана. Пожалуй, новым он казался ей еще прекраснее, чем был старый. Некоторые изменения определенно пошли городу на пользу. Например, возле квартала был выращен парк, не без помощи садовой магии Оленны Рамос, что выказала желание облагородить столицу собственными силами.
— О чем? — с легкой скукой спросила Деметра, но не стала спорить и уселась рядом, болтая ногами в высоких сапожках для верховой езды.
— А о чем ты хотела бы?
— О том, как на моего братика упал кирпич, — скривившись, тут же отозвалась она, но через секунду улыбнулась. Присцилла не стала ругать девчонку; она прекрасно знала о том, насколько Деметра любит брата. До нее доходило множество слухов, в том числе и как она тайком помогает Тенебрию справляться с заданиями по истории и литературе, думая, что нанятый в учителя престарелый и ушедший давным-давно на пенсию преподаватель Академии ничего не замечает. Или о том, как однажды Тенебрий чуть не подрался с сыном Севиллы Рамос, но Деметра одним испепеляющим взглядом и поистине королевской речью умудрилась заставить того извиниться. Или о том, как она сначала столкнула брата в пруд в парке, а потом сама же сварила Тенебрию горячий чай.
Магесса никогда бы не нашла в себе силы рассказать ей, что Тенебрий обречен с рождения. Да и ее исседование эльфийского кристалла дало женщине новую надежду, о которой она все собиралась поговорить с Крауфордом, но никак не могла найти подходящего момента. А может, боялась, что он просто зарубит идею сплеча.
— А все же? — спросила Присцилла снова, заставив себя отложить мысли об этом на время вечера. С завтрашнего утра ей снова придется сесть за работу: Инквизиция нуждалась в направлении и организации, артефакты и информация, доставляемые за плату археологами из Торговой гильдии — в анализе, и в последние годы леди Авгур чувствовала себя не менее занятой, чем Верховный Жрец, но при этом умудрялась все равно находить время, чтобы провести его с детьми. После рождения Деметры магесса попросила год-другой на то, чтобы организовать свою работу и просто отдохнуть, а затем родился Вергилий, которого Деметра любила почти так же сильно, как старшего брата, но с которым играть пока ей было скучновато.
— О драконах, — глаза дочери зажглись. Она обожала истории о великолепных и благородных драконах, которые спасали прекрасных магичек из заточения в ужасных Кругах-тюрьмах, охраняемых рыцарями Церкви, в далекие-далекие времена. И пусть подобные рассказы были выдуманы, ей все равно нравилось. — У меня когда-нибудь будет свой дракон?
— Возможно, — лукаво усмехнулась Присцилла. — Неужели Каламит тебя совсем не пугает? Меня вот он пугал когда-то.
— Не-а. Он добрый и умный. Ты просто трусишка, — фыркнула девочка, и они обе рассмеялись.
— Ты права, — отсмеявшись, толкнула ее легонько в плечо леди Авгур. — Я той еще трусишкой была.
Тенебрий как раз спустился с пони, ущипнул Вергилия за пухлую щеку — отчего малыш едва не расплакался, но Розочка тут же отвлекла его, вынув из кармана завернутый в бумагу медовый пирожок — и быстрыми прыжками направился к остальным. На покрывшемся румянцем лице сияла широкая и, что характерно для Тенебрия, хитрая ухмылка, словно мальчишка задумал какую-то пакость. Он хоть и не был первым в обучении наукам (это место прочно занимала Деметра) и терялся, когда сталкивался с прямой агрессией в свою сторону, на деле имел настоящий талант к устраиванию всяческих шалостей.
— Не смей! — взвигнула сквозь смех Деметра, но поздно. Тенебрий ловко запрыгнул прямо в фонтан, окатив брызгами сестру и мать, и рассмеялся своим лучшим злодейским смехом. В ответ сестра запустила в него сапогом, а Присцилла наблюдала за ними, отойдя на пару шагов.
Она не смогла выполнить того, что обещала самой себе и Крауфорду в том числе, и возможно, это еще аукнется в будущем. Она не смогла заставить себя отстраниться, и понимала, что любит их всех — включая Тенебрия. Как можно было его не любить? Он был живым, настоящим. Не просто телом, костюмом для Разикаль. И ей придется поговорить с Крауфордом на эту тему, как бы Присцилла ни откладывала этот разговор. Магия в нем могла проявиться в любой момент, и тогда будет уже поздно.
Крауфорд не преуменьшал, говоря, что работы предстоит много. Спустя все эти годы у него её не стало немного меньше, но лишь из-за того, что все основные проблемы, за которые решено было взяться после вероломной атаки фанатиков, были решены. Империя изменилась, стала строже и суровей, но она обрела тот порядок, которого ей не доставало раньше. И даже видимых врагов больше не было — сожженный Пар Воллен стал последним пристанищем могущественного государства кунари, а фанатики скрывались и прятались по глушам и топям, преследуемые чёрными охотниками с эмблемой-черепом. Тьма никуда не делась, и не денется, Авгур прекрасно это знал и своё обещание Разикаль держал: он готовился к испытанию и искал в смертном мире остатки Эванурисов и их артефакты. Девчонка, Искра, рождённая от двух Избранных, как оказалось умудрилась исчезнуть, словно провалилась сквозь землю: родители, удочерившие её в минратосском приюте, были быстро отслежены, а вот их ребёнок пропал. Поиски не давали результатов, но Крауфорд по крайней мере знал, что именно стоит искать. Рано или поздно в Искре может начать проявляться инородная сила, и тогда избегать всякого обнаружения ей будет явно трудней. Враги Разикаль должны быть уничтожены, и не только ради Империи, но и ради всего Тедаса.
Несмотря на службу, Жрец не забывал о семье. После ухода раба и предательства телохранителя Присцилла осталась практически без друзей, и Крауфорд уделял ей немалую часть своего свободного времени. И делал он это явно не через силу — компания жены ему нравилась. Были и полёты на драконе, и новые выезды на охоту, и встречи на балу-маскараде... было много чего. О детях своих отец тоже помнил, и пусть столько же времени, как и другие, он быть с ними не мог, слышать и видеть его они могли регулярно. Когда-то на ужинах за большим столом сидели лишь двое, но сейчас их было уже четверо, и через несколько лет, немного повзрослев, к ним сможет присоединиться второй сын. Четверо... Чем больше взрослел Тенебрий, тем ближе становился момент, когда его заберёт Разикаль. Жертвенный агнец для божества, собственный ребенок. Было бы глупостью говорить, что будь у Крауфорда шанс нормально избежать этого, то он бы им не воспользовался, но шансов таких не было видно до сих пор. Пойти на обман Дракона Таинств... это был скользкий, неприятный и рискованный путь.
В этот вечер, поужинав и дождавшись, пока неугомонная троица под чутким наблюдением Розочки наконец уснет, Присцилла собралась навестить супруга, как делала уже много раз — и ее давно уже не останавливали охранники, лишь почтительно кивая. Проходя мимо зеркала, она заметила, как изменилось ее лицо; стало каким-то более вытянутым, заостренным, а взгляд стал спокойным и уверенным в себе. Пожалуй, она действительно стала больше походить на мать, хотя признавать это было ненавистно. Расплетя причудливую прическу и дав волосам свободно рассыпаться по плечам, Присцилла вдруг поняла, что стала тем, кого ненавидел ее давний пропавший друг Тано — представительницей высшей касты альтусов, глядящих на мир сверху вниз. Однако она не испытывала угрызений совести по этому поводу. Несколько лет девушка боролась, пытаясь плыть против течения, пока не осознала, что правильным решением было использовать это течение в своих целях. И сегодня должен был состояться разговор, которого она ждала и боялась одновременно.
Когда скрипнула дверь, Крауфорд еще не спал. Видимо, он понял по выражению лица магессы за ужином, что у нее есть какие-то важные новости — будь то очередное раскрытое дело Инквизиции по поиску и выявлению слабых звеньев в структурах Империи или что-то, касающееся более мистических материй. Так или иначе разговаривать об этом в присутствии детей она не стала, а значит, вопрос был серьезным. Проскользнув в комнату, Авгур закрыла за собой дверь, щелкнув замком. Этот звук разнесся в тишине так, словно прогремела молния.
Жрец, сидевший за столом, при появлении супруги поднялся и подошёл к ней ближе.
— В чём дело? — спросил он без напора и спешки. Обсуждения важных вопросов с Присциллой за эти годы перестали быть чем-то необычным, но тем не менее каждому из них уделялось тщательное внимание.
Присев на краешек кровати, Присцилла пригладила волосы и улыбнулась, будто пытаясь притвориться, что ничего серьезного не произошло.
— Может быть, я просто соскучилась? — вздохнув, магесса несколько сникла. — Я выяснила кое-что о том кристалле, что могло бы показаться вам интересным.
— У тебя на лице было написано, что это не просто скука, — усмехнулся Жрец, но в следующий миг он вновь стал абсолютно серьёзен. — Я внимательно слушаю, мне интересно всё, что касается этого кристалла.
— Что ж… хорошо, — решив более не откладывать, Присцилла выложила все, как на духу. — После того, как мы допросили пленных фанатиков, выяснилось, что они ничего не знают о том, как кристалл работает. Только один слышал краем уха, как женщина-орлесианка в маске говорила о месте, где Каратель и его подручные обнаружили этот артефакт, я отправила туда археологов из Амбассадории — пришлось заплатить им немало, прошу заметить — но гномы не нашли там ничего, кроме пыльных руин. Похоже, это когда-то мог быть храм одного из эльфийских богов-эванурисов, но какого именно, им узнать не удалось. Один археолог предположил, что это мог быть храм Андруил, но прямых доказательств этому не было. В общем, как именно кристалл работает, я до сих пор не знаю: но зато знаю, как заставить его работать. Этот кристалл — клетка, тюрьма для энергии живых душ, — чуть тише, но не отводя взгляда, сказала девушка. — Каким-то пока неизвестным мне образом артефакт преобразует эту энергию в щит, который прикрывает носителя от обнаружения в Тени. Поэтому Разикаль не смогла разглядеть Карателя, пока он не явился сам. Время действия кристалла, похоже, тоже ограничено; когда я подобрала его, он был полностью разряжен. По моему убеждению, он продействовал в течение примерно пяти-семи лет, как раз до прихода духа во дворец. — Женщина помолчала, словно размышляя, как сказать то, что должно было быть самым интересным, и вместе с тем, жутким. — Часть рун на кристалле я расшифровала. Не без помощи Амбассадории, Шпиля и некоторых других контактов, экспертов по эльфийской магии. Чтобы полностью зарядить кристалл, необходимо провести ритуал с жертвоприношением. Похоже, древние эльфийские магистры, называющие себя эванурисами, не слишком пеклись о судьбе своих рабов. Для этого необходимо ни много, ни мало, сто жизней.
— Значит, это именно он был ответственен за то, что Разикаль не обнаружила Карателя, — почти повторив одну из фраз супруги, Крауфорд мысленно подтвердил старые догадки и все мысли о возможностях, проистекающих из этого. — Во время игр в прятки с Древними Богами сотня рабов — это ничто. Уверен, что эванурисы ради такого эффекта готовы были бы пожертвовать и тысячью жизней.
Авгур, потерев подбородок, прошёлся по комнате и вернулся на место.
— Но ведь это не всё, что ты хотела сказать мне, верно? — возвращая взгляд на Присциллу, спросил он. Было предчувствие, что некоторые мысли у них могли совпадать... но лучше бы это было ошибкой.
— Нет, — покачала головой леди Авгур, зная, что это было лишь начало. Она просто сообщила факты. Правда, ей было любопытно, убивал ли Каратель лично сотню человек или убедил их в том, что принести себя в жертву будет благом для их маленькой «революции», но сути это не меняло. Дух заставил кристалл работать, и это было важным. — Я потратила годы своей жизни, чтобы отыскать хотя бы один способ сохранить жизнь Тенебрию, и нашла. В этом кристалле. Ни один другой не сработал бы, или был бы слишком рискованным, но если эванурисы могли прятаться с помощью такого артефакта, будучи сновидцами, но наш сын смог бы тоже. Если бы мы пошли на это. Боюсь, что другого способа не существует.
— Ты осознаешь, что означает использование этого кристалла для спасения Тенебрия? — спросил Жрец, пристально глядя на девушку.
На губах девушки промелькнула горькая усмешка. О, она знала. Она думала об этом уже несколько месяцев с тех самых пор, как поняла истинное предназначение кристалла. И если ранее для спасения жизни сына ей нужно было принести в жертву другого ребенка-сновидца, то теперь речь шла о целой сотне. Пусть даже эта сотня могла бы состоять из преступников и рабов, пусть из самых отъявленных мерзавцев, заслуживающих плахи, все равно эта сотня будет лежать камнем на ее плечах.
— Со всей полнотой, Верховный Жрец. Мы обрекаем десятки людей на виселицу, других отправляем в пожизненное рабство. Я готова использовать часть этих жизней на то, чтобы изменить судьбу одного человека, вместо того, чтобы потратить их зря, или обречь на труд в каких-нибудь каменоломнях до конца их печальных дней.
«Этому я научилась у вас», — мысленно добавила девушка, но не сказала вслух. Не нужно было.
— Нет, я имел в виду не это. В этом случае дело совсем не в сотне жизней, — сказал Авгур, не завершая мысль. Ответ должен был прийти от самой Присциллы.
— Обмануть Разикаль? — она пожала плечами. — Да, я осознаю. Я готова пойти на этот риск. Вопрос в том, готовы ли вы, потому что я также прекрасно осознаю, что не смогу привести этот план в исполнение без вашего разрешения. Поэтому я и сказала вам всю правду, вместо того, чтобы действовать за вашей спиной. Я ведь обещала больше не предавать, — прошептала она, вспомнив тот разговор несколько лет назад, когда Авгур пришла в эту комнату и предложила идею с Инквизицией. Она не намерена была нарушать это обещание, хотя это и не помешало Крауфорду все равно провести допрос с помощью магии крови. От одного воспоминания об этом допросе у нее внутри все холодело. Это чувство, когда чужие невидимые пальцы шарят в ее голове, вытаскивая все запрятнное, все секретное и личное; и она ничего не могла сделать, чтобы воспротивиться. Но то было в прошлом. Она заставила себя это пережить, как и многое, многое другое в собственной жизни.
— Есть вещи, о которых трудно лгать. Есть вещи, которые трудно утаить, — тяжело вздохнул Жрец. — Разикаль знает, что я должен был изучить кристалл. Она знает, что я должен его уничтожить. Она знает, что скоро в Тенебрии проснётся магический дар. Пропажа именно его из самого безопасного города во всём Тедасе — само по себе совпадение из разряда невозможных. Предположим, что Тенебрий по какой-либо причине впервые покинул город и его украли у охраны из-под носа: Разикаль будет в гневе из-за моей оплошности, а артефакт действует лишь пять семь-лет. Каждые пять-семь лет Тенебрия необходимо будет вырывать из укрытия, о котором должны знать лишь самые верные нам люди, и приводить в место совершения жертвоприношения сотни людей. На это уйдёт не сто и не двести человек, за свою жизнь Тенебрий заберёт не меньше тысячи. Он будет оторван от общества, потому что я обязан буду искать его, и он не сможет стать даже не то что Авгуром, а просто нормальным жителем Империи. И главное — лгать придётся не тебе, лгать придётся мне. Лгать десятилетиями богу, умеющему читать каждую мою эмоцию и ощущать все мои чувства. Весь риск этого лежит в первую очередь на мне, а вместе с этим и на всей текущей Империи. Если такой шаг вскроется — всему тому, что мы потом и кровью выстаиваем все эти годы, придёт конец. И вряд ли Разикаль ограничится отправлением моей души в лимб, где меня будет ждать лишь вечная агония, она может уничтожить весь дом предателя. Тебя, Деметру, Вергилия и наших будущих детей. Я буду откровенен — цена всего этого кажется мне непомерно высокой.
— Есть и другой вариант, — выслушав и не особенно удивившись отказу, сказала Присцилла. Она немного нервничала; это было видно по тому, как она мнет в руках подол своей шелковой ночной сорочки, как чуть прищуривается, когда смотрит прямо в глаза собеседнику. Впрочем, это не останавливало ее от попытки переубедить Крауфорда. — Мы могли бы инсценировать его смерть. Исправить воспоминания всех, кто был бы к этому причастен, в том числе и ваши, и даже мои. Вы знаете Разикаль лучше, чем кто-либо иной. Сможет ли она определить, что ваша память изменена? Если нет, то мы отправим Тенебрия туда, где он будет в безопасности. И пусть он лишится привилегий и даже имени дома Авгур, он будет жив. Быть может, когда-нибудь, когда он уже не будет нужен Госпоже Тайн, он сможет вернуться назад, но даже если и нет, такая жизнь все равно лучше судьбы, уготованной ему.
— Кто в таком случае будет обновлять энергию в кристалле? — задал резонный вопрос Жрец.
— Я хотела бы отправить с ним Розочку. Для всех остальных она будет уволенной за какую-нибудь провинность, ничем не примечательной женщиной, — ответила магесса с готовностью. Было видно, что она составляла этот план какое-то время, и не просто так вывалила информацию о кристалле на Крауфорда. — Информацию о том, что необходимо сделать, я ей сообщу; когда придет время обновлять заряд кристалла, она приедет в Орлей к моему старшему брату с письмом от меня, которое я ей дам перед отъездом. Мой брат Аэгис не обременен особой моралью, но ради семьи готов на многое. Кроме того, нам потребуется дать Розочке достаточное количество средств: я полагала, что это будут бриллианты. За хорошие деньги он отыщет и необходимое количество жертв, и мага, который бы провел ритуал, не задавая лишних вопросов. Рано или поздно Разикаль надоест ждать, и она найдет себе другое тело.
— И судьба всей Империи повиснет на наследнике Дарваннисов и безродной служанке, — отведя взгляд, хмуро сказал Крауфорд. — Эту сотню человек придётся находить каждые пять-семь лет, а твой брат к тому же обязан будет прибегнуть к чёрному рынку или расходным головорезам, достаточно безмозглым, чтобы пойти на контракт по ловле такого количества людей и затем оказаться убитыми или с промытой головой. При всём при этом Тенебрий не сможет вернуться к Авгурам никогда, и никогда он не сможет произносить своё настоящее имя, чтобы не обрушить весь план. Сам факт такой лжи не должен вскрыться ни при каких условиях. И это не учитывая того, что меня исключительно настораживает сама возможность того, что кто-то доберётся до моей памяти. Я знаю много. Больше, чем представляют себе люди. И никому я не раскрывал тайн, дарованных мне Разикаль. Я не могу быть уверен, что тот, кто дотянется до глубин моего разума, не совершит чего-то непоправимого или не попытается узнать что-то, чего я не хочу давать никому. Ни тебе, ни нашим детям, ни моим друзьям, ни моей сестре. Никому. По крайней мере пока не придёт время...
О самой верности божеству Авгур даже не заикался: Присцилла своими словами о готовности обмануть Разикаль вместе с Крауфордом изначально обозначила свою позицию. В данном случае она готова пренебречь и этим.
— Я могу сделать это сама. И не лезть в те глубины, где вы храните ваши секреты, — в голосе Присциллы прозвучало нечто вроде горького сарказма. Ей самой пришлось пройти через это, что означало полное доверие к Крауфорду, проводящему допрос. Но доверял ли он самой леди Авгур, даже после всего, что произошло и что она сделала, девушка не знала. Возможно, он никогда не будет доверять ей. — Я сотру лишь ту часть, которая относится к Тенебрию и к тому, о чем был этот наш разговор. Что же касается меня, у Аматы есть дух-компаньон, которого она прятала до этих пор и которого не отдаст Разикаль. Дух сотрет память мне и внедрит необходимые воспоминания о смерти Тенебрия. Это требует доверия ко мне и к многим другим людям, которые будут принимать участие в этой авантюре, и поверьте, я хорошо осознаю все риски. У меня нет гарантии, что Тенебрия не убьют во время его изгнания, или что не произойдет что-то еще, но у него хотя бы будет шанс. Если ничего не делать, он обречен. И что вы скажете Деметре, которая души не чает в брате? Сможете ли вы жить с тем, что погубили своего сына, который столь беззаветно любит вас? — она не лгала, Тенебрий действительно обожал отца, похоже, больше всех остальных, и с нетерпением ждал того дня, когда сможет сам научиться магии. Особенно его привлекала демонология, он буквально жил мечтами о том, как сможет сам вызывать демонов, подобных Караксу, и вселять трепет во всех остальных смертных. И хотя времени на общение с Жрецом у него было не так много, он всегда был счастлив провести с Крауфордом лишний час или два.
— Я знал об этой жертве с первого же дня, как он появился на свет, — Жрец нахмурил брови, продолжая смотреть не на Присциллу, а в пол комнаты перед собой. — И если ты думаешь, что мне всё равно, что станет с Тенебрием, то это не так. Я не хотел, чтобы он жил как жертва, и он живёт как нормальный ребёнок. Я провожу с ним времени не меньше, чем с Деметрой или Вергилием, потому что я хочу, чтобы он не ощущал себя обделённым и нелюбимым. В моих силах сделать так, чтобы эти годы, отведённые ему, были не мукой и не пыткой, а именно жизнью. Я люблю своего сына, Присцилла, но я всегда знал, что он не сможет жить, как все остальные. Деметре можно пожелать лишь одного — чтобы она сама никогда и ни при каких условиях не столкнулась с таким выбором. Она может возненавидеть отца за жертву Тенебрия, но рано или поздно она должна будет понять, что иногда людям приходится делать то, чего они не хотят или даже ненавидят, потому что у них есть обязательства и долг, обещания и клятвы. Я не слепой фанатик своего бога, но этот шаг поставит под угрозу не только меня, тебя или всю нашу семью: от одной ошибки зависит то, по какому пути пойдёт вся Империя, весь Тедас. И всё это будет зависеть от людей, в которых у меня лично абсолютной уверенности нет. А меньшей здесь не хватит никогда.
— Победа любой ценой, да? — прошептала Присцилла, опустив глаза и задумчиво глядя на свои бледные руки. Вздохнув, она покачала головой. Помолчав с минуту, хотя эта минута показалась вечностью, она прикусила губу. Леди Авгур уже не была той девчонкой, которая впала бы в отчаяние, как в прошлый раз, когда они говорили об этом; и боль в ее сердце уже не была такой острой. Это была скорее боль от гниющей раны, тупая, пульсирующая. Убивающая медленно, но верно. Она вслушалась в знакомое тиканье часов с кукушкой, доносящееся откуда-то из коридора, и подумала, что вот так и умирает надежда. Тихо, под этот мерный, обезличенный звук, отсчитывающий секунды, складывающиеся в часы, дни, месяцы и годы. Под едва различимое эхо громогласных апплодисментов великому правителю Империи, вернувшему ее в золотой век, пока под его ногами хрустят кости бесчисленных жертв; пока где-то возводят новые колодки и виселицы для осмелившихся, для дерзнувших пойти наперекор. Надежда вытекает из вскрытых вен темной, густой кровью, лишая сил. Подняв взгляд, девушка посмотрела на Жреца как-то устало, без ненависти. — Я понимаю. Она сделала правильный выбор, когда выбрала именно вас Верховным Жрецом.
Крауфорд, прикрыв глаза, издал горький вздох. Несмотря на всё, он видел, как Присцилла всё равно привязалась к сыну, и понимал, что она должна была чувствовать. И эти слова... они не были ложью. Жрец подошёл к кровати и опустился на край рядом с девушкой.
— Ты права. И мне жаль, что это делает меня не лучшим отцом и главой семьи. Хуже всего, что вы невольно оказываетесь втянуты во всё, на что подписывался я лично. Я делал свой выбор сам, но вы, как мои близкие, не заслуживаете переносить всю тяжесть этого выбора на себе. Но я стараюсь делать всё, что моя участь затрагивала вас как можно меньше. Тенебрий особый случай, и здесь всё ещё нет способа вернуть тебе потерянную часть души. Прости.
Она вспомнила, как несколько лет назад прочла в одном трактате, написанном древним тевинтерским магом, полагавшим, что он понял суть вещей, такую фразу: «Никого не любить — это величайший дар, которым может владеть человек. Ибо тот, кто никого не любит, лишен самой страшной боли, и поэтому непобедим». Быть может, этот старик и вправду постиг истину. Разикаль выбрала своего Жреца, основываясь не на верности, не на магической силе, не на харизме и способности вести за собой — она выбрала того, кто был способен отринуть собственную человечность ради призрака победы, ради идеи. Возможно, рано или поздно богиня потребовала бы больше; но ей нужен был кто-то, кто не просто выполнял бы ее приказы, словно послушный голем. И, пожалуй, это пугало Присциллу больше всего.
— А нужно ли вам мое прощение? — спросила она, закрыв глаза. Проклятое тиканье оглушало ее. Был ли Создатель или это была всего лишь сказка для наивных простачков, Авгур знала, что отвечать за все содеянное каждому придется самому.
— Простишь ли ты меня или нет, ты должна понять, что в любом случае я испытываю вину перед всеми вами. Я виноват. Вся та цепочка событий, запущенная больше двух десятилетий назад, привела к тому, что за мои поступки расплачивается моя семья: ты, Тенебрий, Деметра, быть может и Вергилий и будущие дети. Прощение в данном случае не освободит меня от ответственности; лишь покажет, будешь ли ты абсолютно против меня или нет. Я смогу понять, если ты не примешь моих доводов, и не стану тебя винить.
Девушка качнула головой. В полумраке трудно было сказать, улыбнулась она или это была болезненная гримаса. Она положила ладонь на руку Крауфорду, но это прикосновение было ледяным. Таким же, как у Разикаль там, в Тени; холодным и безжизненным.
— Я думаю, вы прекрасно понимаете, что виноваты не вы. Но той, кто несет на себе ответственность, мое прощение никогда не будет нужно. Как и кого-либо другого, кто страдал или погиб по ее желанию. А если вам все же нужно искупление, то прощения просить следует не у меня, а у Тенебрия. Ведь расплатиться по вашим долгам придется ему.
Присцилле очень хотелось бы ненавидеть Жреца. Он отнял у нее последнюю каплю надежды, которой магесса жила последние шесть лет — надежды на то, что найдется способ, пусть на его поиски потребуются все силы и все время. Она верила в спасение, которого никогда бы не наступило, как сгоревшие в Неварре и Вал-Шевине люди верили в пришествие Карателя. Только им это уже никак не помогло. И уже было неважно, существовало ли проклятие затмения на самом деле или было лишь очередной легендой, очередной ложью; для смертных было достаточно собственных демонов, собственного равнодушия и собственной жестокости, чтобы разорвать на части свое сердце.
— Я знаю. Когда придёт время, я попрошу его. Но он всё равно ребёнок и не сможет принять причин и моих мотивов. Трудно представить то разочарование, которое он должен будет испытать перед наступлением неизбежного. Я думал над этим больше, чем ты можешь себе представить, и всё равно это один из тех моментов, которые я предпочёл бы не переживать никогда. Но он приближается. И жить с последствиями придётся всем нам. Ещё одна расплата.
Присцилла не ответила. Она лишь надеялась, что Крауфорду никогда не придется пожалеть о сделанном выборе, никогда не придется признавать своих ошибок. И еще ей было до боли жаль его, потому что в этот момент она с ясностью всей, на которую был способен человек, поняла, что он не способен любить никого в этом мире. Его единственной любовью была Империя, и ради нее он пожертвовал бы всеми ими, включая самого себя. Как же она хотела бы иметь такую же способность, просто взять и оборвать в себе невидимые струны, заглушить их звук, задавить этот стон.
Она молча ушла в эту ночь, не проронив более ни слова. Не пришла на ужин и на следующий день, и на следующий, и через неделю, оставляя Деметру и Тенебрия единственными, кто сидел за столом вместе с Жрецом. Особенно волновался по этому поводу второй, однако Розочка просто сообщила ему, что мать заболела и сейчас ее нельзя беспокоить. Она не желала видеть никого, кроме своей верной служанки, да и та приходила лишь, чтобы попытаться уговорить девушку поесть хотя бы один раз в день. Леди Авгур больше не пыталась искать решения и спасения в книгах или экспериментах, и не посылала никаких экспедиций, она просто… будто бы исчезла, оставив за ужином вместо себя непривычно пустой стул. Кристалл она передала Крауфорду через служанку — он был больше не нужен, этот осколок древнего ушедшего мира, напоминание о том дне, когда они вопреки всему выжили посреди восстания. Напоминание о том облегченном и счастливом смехе, который раздался в тронном зале. Победа. Они вырвали ее зубами и когтями у врага, только чтобы этот миг прошел и растворился, оставив одни только воспоминания.
Так не должно было продолжаться вечно. Прошло две недели с тех пор, как Присцилла перестала появляться хоть где-то. Две недели. Крауфорд понимал, что ничего хорошего из этого для неё не выйдет, а возможность пережить горе не должна была вести к бессмысленному загубливанию самой себя. Это всё было очень тяжело для Присциллы, и последний разговор сильно ударил по ней, но оставаться в стороне Авгур права не имел. Он обещал ей...
После очередного ужина Жрец, оставив все личные дела на потом, отправился прямо к покоям супруги. Стоя перед дверью, ведущей к ней, он терпеливо выждал несколько секунд, обдумывая всё, что надо было сказать или сделать, а затем постучал в дверь.
Ему никто не ответил. Как оказалось, дверь была не заперта на магический замок, просто прикрыта. То ли Присцилла забыла ее закрыть, то ли специально не стала, поскольку еду ей приносила служанка, но так или иначе, появления Крауфорда и стука в дверь она явно не услышала. На кровати, похоже, давно не спали, окно было распахнуто, и свежий ветер заносил в спальню пыль и осенние листья. В камине, потухшем этим утром, лежала обуглившаяся тетрадь в бархатной обложке. Ковер был свернут и отодвинут в угол, а на каменном полу было что-то выведено темно-красным. Старая чаша на длинной ножке, инкрустированная золотом и серебром, а также несколькими опалами, валялась в стороне с похожими пятнами. Сама же Присцилла сидела на полу, поджав под себя ноги, спиной к Жрецу. Она была совершенно неподвижна, но отсюда можно было различить едва слышный шепот.
— Кровью своей и моих предков… Зазикель, Порождение первозданного Хаоса… дай мне услышать твой шепот… кровью своей и моих предков…
Насторожившись и моментально похмурев, Авгур аккуратно вошёл внутрь и, не нарушая всего того, что делала Присцилла, медленно приблизился к ней, параллельно оглядывая покои. Мыслей у Жреца в эти моменты было чрезмерно много, причём самых разных: начиная от предположений о том, что его супруга сошла с ума или же решила пойти на какие-то безумные меры в попытке спасти сына, до того, какого демона обо всём этом не говорила служанка. Определённо из-за верности, но даже будучи невежественной в магическом плане, она не могла так поступать.
Бросив очередной взгляд на тёмно-красные рисунки, Крауфорд задал негромкий, но очень отчётливый в тихой атмосфере покоев вопрос:
— Присцилла, ты меня слышишь?
Вздрогнув, девушка застыла, будто изваяние. За последние две недели она почти не ела, и тонкая ткань платья облегала ее ребра так, что их можно было пересчитать. Подняв голову, она хмуро взглянула на Крауфорда, будто только что заметив его присутствие. Обычно весьма аккуратно уложенные волосы теперь были похожи на воронье гнездо, и в этот момент леди Авгур была похожа скорее не на жертву из сна, увиденного в Тени, а на ведьму, которых храмовники разыскивали много лет назад и сжигали по обвинению в малефикарстве.
— Что вы здесь делаете? — спросила Присцилла после долгой паузы. Она явно не ожидала, что кто-то вот так прервет ее работу. Впрочем, и сам Крауфорд понимал, что его супруга вовсе не сошла с ума. Он чувствовал, как дрожала Завеса в этом месте, когда-то бывшим сосредоточием одиночества, тоски и тишины. Неудивительно, что девушка предпочитала приходить к нему, а не оставаться здесь. Но теперь все эти эмоции, разбавленные застарелым отчаянием и горем, превратились в разъедающий яд. Он не узнавал символа, начертанного на полу, но на каком-то подсознательном уровне ощущал, что этот рисунок имеет определенную силу. А в сочетании с кровью наследницы Жрецов Древнего Бога, он мог стать настоящим оружием.
— Я пришёл, чтобы помочь, — спокойно произнёс он, а затем, присев на колени рядом, заглянул ей в глаза. — Ты осознаёшь, что находишься в беде? Твои чувства и это место пожирают тебя изнутри. Прошло уже две недели с тех пор, как я и дети видели тебя в последний раз, и всё это время ты взывала к Зазикель?
Девушка помотала головой. Неубранные в прическу волосы упали на ее лицо, наполовину закрыв его, и показалось, что она пытается таким образом отгородиться от всего внешнего, раздражающего и мешающего, чтобы сосредоточиться на чем-то внутри самой себя. Подобрав колени, она окончательным штрихом завершила картину существа, ушедшего в абсолютную, глухую защиту.
— Это она взывает ко мне, — наконец шепотом ответила Присцилла, как будто ей не хотелось нарушать тишину громким голосом. — Я слышала этот шепот и раньше, изредка, начиная с того дня, с Каламитом. А теперь слышу все время. Она пытается мне что-то сказать, и я должна понять, что именно. Возможно, она знает, как спасти Тенебрия. Я просто должна услышать, но не могу разобрать слова. — Блуждающий взгляд остановился на начертанном на каменном полу кровью символе. Крауфорд только сейчас заметил, что залечить порезы на запястьях как следует леди Авгур забыла; покрытые коркой разрезы покрывали ее тонкие руки, будто отметины каждого прошедшего дня, оставившие след. Будто каждое событие, приведшее ее к сегодняшнему состоянию, теперь можно было увидеть воочию.
Мир всегда был добр к Зазикель, всегда принимал хаос как часть мироустройства. Сущность Зазикель растворится, когда Она заберёт его силу. Слова Разикаль всплывали в памяти Жреца. Он не был абсолютно уверен, есть ли прямая связь между взрослением Тенебрия, носящего в себе осколок сущности Дракона Хаоса, и влиянием шепота на Присциллу, но сам факт того, что отголоски погибшего в Море божества вольно или невольно добирались до её разума, было невозможно отрицать. Крауфорд решительно взял девушку за руку и наклонился к ней ближе.
— Ты погубишь себя. Остановись, — громче, чем прежде, сказал он. — Ты истощена и телом, и духом, всё это убьёт тебя. Этот шёпот стал хуже одержимости, и он стал сильнее всего влиять на тебя именно в тот момент, когда внутренние разрушающие чувства стали доминировать. Выдохни. Посмотри на меня, Присцилла.
— Я должна. Она может спасти Тенебрия, и я должна это сделать. Никто больше не поможет мне, — девушка задрожала, словно ее пробил невероятный холод, и на ее лице скользнуло выражение боли. То ли от того, что Крауфорд держал ее за изрезанную руку, то ли от осознания загнанности в угол, из которого нет выхода.
Завеса пошла рябью, как поверхность мутного, подернутого ряской пруда, в который бросили камешек. Еще один крошечный кусочек чьей-то души.
— Она и есть Тенебрий, Присцилла, — пытаясь достучаться до девушки, произнёс Жрец. — Ты — её жертва. Твоя душа стала той крупицей, что дала ей новую жизнь, новую плоть. Никакой бог не станет заботиться о жизни простого смертного. Единственное, почему она может пытаться спасти Тенебрия — это желание спасти себя. Ей не нужен наш сын, ей нужно остаться живой в этом мире. Это ловушка. Она использует тебя, она убьёт тебя. Я хочу помочь тебе. Остановись, прошу.
Эти слова почему-то заставили Присциллу вздернуть подбородок и взглянуть прямо в глаза Крауфорду. Наверное, потому, что она думала точно также, когда размышляла о происходящем между Жрецом и его богиней. Только сам он этого не замечал, и никогда не согласился бы с подобным.
— Я не хочу, чтобы мы были игрушками богов, — едва слышно прошелестел ее голос, превратившийся в едва слышный, бессильный шепот. — Я, вы, Тенебрий, Империя… сколько еще наша судьба будет зависеть от прихотей злого божества?
Тиканье часов все еще звенело в ушах девушки, отсчитывая секунды, минуты и часы. Время истекало, падая песчинками на дно бесконечно глубокого пруда, в котором царила тьма и пустота. Присцилле было все равно, если маг узнает правду о ее настоящих мотивах присоединиться к Сопротивлению. Теперь уже поворачивать назад было поздно. Ее время стремительно истекало.
— Знаешь ли ты, что зависит от этих богов? Что являет собой та самая Тьма с Севера? Почему наш мир был проклят с самого начала? Почему начались Моры, кто запер божеств в подземных темницах, что такое Чёрный Город? Это злое божество — единственное, что отделяет наш мир от конца света. Погибнет она — и погибнем все мы, вся Империя, весь Тедас. Всё, что мы знаем, станет серой и безжизненной пустошью, забытой и навечно брошенной, а затем губительная отрава пойдёт дальше, как она шла до этого. Она будет сеять смерть в других мирах, другим Империям, другим семьям, желающим перестать быть пешками в чём-то, чего они никогда не поймут. Все мы, смертные, хотим прожить свою жизнь, не испытывая горя, отчаяния, боли, страданий, хотим жить в счастливом мире рядом с любимыми людьми и занимаясь любимым делом. Но мы всегда, всегда будем лишь частью чего-то большего, как бы нам того не хотелось. Если мы не будем зависеть от прихотей Разикаль, то мы станем частичками замка из песка на пути безжалостной волны. И исчезнем, как исчезали бесчисленные миры до нас.
— И вы думаете, что спасете мир? — из приоткрытых губ Присциллы донесся горький смешок. — Что жертва Тенебрия или людей из Неварры не напрасна? Сколько же должно умереть, чтобы цена стала непомерно велика? Тысячи? Миллионы? Неужели вы не видите… — она как будто почти подавилась словами, прежде, чем высказать их: — Неужели вы не видите, во что она вас превращает?
— Люди творят зло куда большее по мотивам несоразмерно меньшим. Сколько людей погибло за последнюю тысячу лет из-за человеческой алчности, гордыни, тщеславия, жестокости? А в последние две? Сколько людей было загублено в Древней Империи из-за потакания желаниям правящих? Сколько их пало во время нашествия аламарри? Скольки пришлось погибнуть во время войн и Моров? Ты задумывалась над этим? Неварра была символом драконоубийства, и её сожжение стало знамением, началом возвращения бога-дракона.
Авгур тяжело вздохнул и продолжил.
— Мы можем жить при Разикаль. Мы можем сделать так, чтобы не пришлось жертвовать миллионами. Я дал двум Избранным шанс привести их страны в Империю без крови, без жертв, без выжженных полей и покрытых сажей руин крепостей. Я делаю всё, чтобы драконы не обернулись против нас. И Она говорила мне, что мой долг не будет оплачен. Мои благие намерения не нужны этому миру. Он не хочет спасения. Но я не ищу одобрения. Я не пытаюсь угодить всем. Я делаю то, что считаю правильным, наперекор тем, кто стремится к гибели. Во что же она меня превращает? В бессердечное чудовище? В бесчеловечного монстра? Объясни мне, Присцилла, — сказал Жрец, выглядевший настолько серьёзным, насколько супруга его раньше не видела никогда.
Девушка не могла отвести взгляда. Она догадывалась, где-то в глубине души чувствовала, что происходит нечто противоестественное, нечто ужасное настолько, что ее разум не мог постичь всей глубины подобного; но теперь в отражении собственного лица в темно-зеленых глазах Крауфорда она увидела горящую Неварру. Драконов, парящих над руинами в клубах едкого, удушливого черного дыма, и одно только слово, один приказ, ставший началом конца. Когда в руках человека находится власть над миром, одна, две, десять жизней перестают иметь значение. Когда он может мановением руки уничтожить целый город, оставить глубокую безжиненную воронку на месте прекраснейшего собора, все перестает иметь значение, и цель начинает оправдывать средства. Когда человек парит в вышине среди облаков, он больше не видит грязи под своими ногами, он больше не обязан ходить среди обугленных трупов тех, кто не имел за собой никакой вины. И тогда принесение в жертву тысяч ради того, чтобы уничтожить символ, уже не кажется чудовищным. Ничто уже не кажется чудовищным.
— В себе подобного, — наконец ответила Авгур. Ледяной страх сковал ее конечности невидимыми цепями, а быть может, то была просто слабость после недель бессонницы и голода.
Глубокий и тихий вздох раздался из уст Крауфорда. Рука, державшая девушку за предплечье, опустилась к ладони и сжала её. Рука пусть и жесткая, но не холодная, тёплая.
— Послушай, — вновь сбавив тон, мягче произнёс он. — Ты знаешь, что я никогда не стремился добиваться своих целей путём жутких жертв. Всё, что я делаю, я пытаюсь делать как можно более бескровно. Я не вижу будущего, я подчиняюсь приказам Разикаль, это так, но я могу влиять на происходящее в мире. Я могу пытаться делать так, чтобы больше не было ни выжженых стран, ни разрушенных городов. И я пытаюсь изо всех своих сил. Ты спросила о цене, и вот мой ответ тебе: Тедас уже заплатил очень большую цену на пути к тому, что мы имеем сейчас. Я не возьмусь рассуждать о том, как бы пошли события, если бы Разикаль не уничтожила Неварру, и я не могу изменить того, что уже произошло. Но и я, и ты, и все, кто стоит по одну сторону с нами, может стремиться к тому, чтобы такого не произошло больше никогда. Я не всемогущ, но в моих силах помочь как самому Тедасу, так и тем, кто будет жить в нём.
— Тогда помогите мне, — отозвалась опустившая голову Присцилла, похожая на ведьму из тех времен, когда люди ходили в шкурах, прятались в пещерах и приносили в жертву собственных сестер и дочерей, надеясь, что первозданный Хаос на этот раз будет милостив к ним. Надеясь, что в ночной тишине не загорятся мистическим зеленым огнем чьи-то голодные глаза; что на следующее утро они не найдут растерзанных тел и обглоданные кости собратьев. Она и была наследницей тех ведьм, что взывали к странным закрученным облакам, поглотившим кровавую луну, и слушали их ответ. Стоило лишь стереть всю мишуру, все современное, и это было очевидно. — Как мне жить, зная, что я могла спасти его — и не спасла? Что я позволила этому всему произойти? Я думала, боги дадут мне ответ. Но они молчат, а этот шепот просто сводит с ума.
— Ты сделала всё, что могла. Здесь... нет твоей вины. Я встречал тех, кто переживал похожее на войне. Я сам проходил через это. Всегда есть мысли, что ты мог сделать больше, что ты мог пытаться лучше. Вина будет преследовать долго, но война и товарищи не дадут тебе утонуть в ней. Тебе должно быть даже тяжелей, потому что ты понимаешь, что никакой войны нет, и всё это происходит именно с тобой, а не со всеми, что всё это несправедливо и нечестно. Но с этим можно жить, если ты поймёшь, что некоторые события изменить ты не в силах, сколь сильно не старайся. Я хочу помочь тебе справиться с этим. Позволь мне, прошу.
Удивление. Пожалуй, Крауфорд удивил ее по-настоящему в этот момент, и это отразилось в почти смертельно потускневших глазах, придав им призрачное подобие жизни. Присцилла умоляла его переменить свое мнение относительно Тенебрия когда-то, но ничего этим не добилась. Удивительным было то, что теперь мольба исходила не от нее. Человек, который держал в руках, будто хрустальный шар, целую Империю, мог позволить себе никогда никого не просить. И позволить Авгур погрузиться в безумие и найти в нем свою смерть. В конце концов, у него еще оставались Деметра и Вергилий, так что род Авгуров бы не прервался в любом случае, а значит, Присцилла была более не нужна.
И все же сейчас он говорил искренне. Если бы только можно было спасти всех обреченных в этом мире, он стал бы намного лучше. Магесса помолчала, с какой-то отстраненостью разглядывая полузажившие порезы на обеих руках, будто только сейчас заметила их. Кого на самом деле она чуть не призвала в этой комнате? Демона? Сонм демонов, или что-то иное? Завеса, которая дрожала подобно раненому животному,  потихоньку приходила в состояние покоя; и хотя она была по-прежнему тонкой и слабой, на время можно было не бояться, что кто-то или что-то сможет проникнуть через нее в мир смертных.
Присцилла закрыла глаза и опустила голову, уткнувшись в плечо Жреца лбом и тихо выдохнув.
Крауфорд мягко обнял девушку и провёл рукой по спутанным грязным волосам. За последние две недели Присцилла прошла через многое, и ей нужен был кто-то, кто помог бы выбраться из бездны отчаяния. Жрец обещал ей быть рядом ещё тогда, годы назад, когда после полугода молчания между ним и супругой произошёл первый разговор. С тех пор ничего не изменилось. Он не хотел оставлять её на волю судьбы, не хотел избавляться, как от расходного материала. Как бы сильно Авгур ни смотрел в сторону Империи, Присцилла всё же была ему дорога.
— Эти покои несут в себе слишком много тёмных эмоций, я найду тебе другие, — чувствуя разлад в Завесе, тихо сказал он.
Девушка кивнула, проведя ладонью по лицу, словно бы пытаясь стереть с него остатки липкого, похожего на тонкую паутину морока. Естественно, просто смена комнаты вряд ли поможет победить всепожирающее чувство вины и неизбежности, но в чем-то Крауфорд был прав. В этой комнате было слишком много следов прошедшего. Она почти видела краем глаза неподвижную тень Тано, стоявшую в углу, рядом со свернутым ковром; высокую фигуру Цербера у двери, вечно охраняющего жизнь своей госпожи. Теперь их не было, как в скором времени не станет и Тенебрия. Будет ли и его тень преследовать Присциллу до конца ее дней, напоминая о случившемся? Казалось, что тот бал, за несколько месяцев до восстания, был в какой-то другой, лучшей жизни. Тогда они все еще верили в то, что будущее несет только хорошее. Но оставаться наивным всю жизнь не мог позволить себе никто, а особенно — альтус.
Переезд свершился на тот же день. Неожиданно для всей прислуги Жрец приказал перенести её вещи в свои покои и запретил любые вопросы, касающиеся образовавшегося в комнате Присциллы хаоса и всего, что происходило с ней в принципе. В просторных покоях Крауфорда пришлось слегка изменить планировку мебели, чтобы и искусственно отделить часть комнаты под приватные нужды, но места всё равно хватало. Сам факт того, что Авгуры теперь начали жить вместе, серьёзно всполошил прислугу, но слухи Дворца всегда оставались во Дворце.
Крауфорд не мог найти лучших покоев для супруги, чтобы быть рядом с ней, и, если быть честным, в текущей ситуации нормы жизни альтусов беспокоили его меньше всего. Он намеренно урезал время, отводимое на развитие магических навыков, чтобы больше быть с Присциллой, старался чаще проводить что-нибудь, чем можно было отвлечь её от тяжелых мыслей и размышлений, и что могло дать больше положительных эмоций. Он действительно хотел помочь ей, и делал всё для этого возможное. Так проходили месяцы, сложившиеся в еще один прошедший год. А через год, совершенно неожиданно, Тенебрий изменился. Под предлогом отправки его на обучение к какому-то мудрецу, знавшему о талантах Сновидцев (хоть и сам он таковым не являлся), Тенебрий исчез почти сразу же, однако не заметить изменений в его личности не мог никто из знавших мальчика хотя бы поверхностно. Деметра восприняла это, как личное оскорбление, и винила во всем Крауфорда — хоть она и не понимала до конца, что именно произошло с ее братом, неожиданная трансформация и его исчезновение наталкивало ее на мысли, что родители знали об этом и намеренно отправили Тенебрия куда-то в глушь. Больше Деметра не слышала о нем ничего конкретного, а на ее письма брат никогда не отвечал. Вскоре она бросила эти попытки и сосредоточилась на изучении демонологии, исполнив мечту, которая когда-то принадлежала не ей. Глубоко внутри Деметра намеревалась сбежать и отправиться на поиски брата, когда ей исполнится восемнадцать лет и она официально станет взрослой. Она еще не знала, что вскоре ее брат вернется в Минратос… но будет вызывать у нее уже не любовь и привязанность, а безграничный ужас, а взгляд пылающих янтарных глаз будет прожигать ее душу насквозь.
Что же касается Присциллы, то она после этого рокового дня перестала слышать шепот. Впрочем, возвращенный осколок ее души не мог излечить раны в ее сердце, и никакая магия не могла исправить прошлое. Единственным, что ей оставалось делать, это продолжать бороться за безопасную Империю и ее порядок, бороться за видение Крауфорда о том, новом мире, в котором уже не нужно будет жертвовать невинными. Большую часть своего времени она посящала либо работе Инквизиции, либо собственной семье, видя, что Деметра затаила обиду. Пожалуй, никаких проблем не было только с Вергилием, который обожал Присциллу и, видя тоску о Тенебрии, который уехал обучаться искусству Сновидца — по крайней мере, так он думал — делал все, чтобы заставить женщину улыбаться хотя бы иногда. К тому же, у Вергилия появилась младшая сестра Ровена, и эта парочка стала почти так же дружна, как когда-то Деметра и Тенебрий.
Присцилла Авгур продолжала жить так, как ей было уготовано с того самого дня, как она переступила порог дворца. Только две живые души в нем знали, что случилось с Тенебрием Авгуром на самом деле; для всех остальных же он был человеком, наделенным великим даром Сновидца, крайне редкой и мощной разновидностью магии, и именно это стало причиной его отъезда и внезапных изменений его личности. О том, что он был избран Разикаль, народу Тевинтера еще только предстояло узнать. И наверное, это было единственное, что заставляло леди Авгур печалиться. Больше она не думала о побеге, или о предательстве, или о Сопротивлении, потому что это означало бы отказаться от всего, что было у нее теперь. Она никогда не говорила этого никому и даже не писала об этом в своем дневнике, но Присцилла беззаветно любила свою семью, и человека, который вызывал у нее только страх и ненависть поначалу, любила, наверное, больше всех. С того самого дня, как она, тогда еще практически девчонка двадцати лет, танцевала в пустом бальном зале под гром разъяренной бури за стрельчатыми окнами, тянущимися от пола до потолка. Впрочем, быть может, ей и не нужно было этого говорить.
Все-таки иногда, как в ту грозовую ночь, слова только мешают.

 

Сообщение отредактировал Purrfect Dream: 07 июля 2019 - 01:20

[Junay]

Эпилог Тано

Дом Шеридан переживал не лучшие времена. Трагическая гибель Родриго Шеридана, шокирующий приговор и государственное рабство для его сына, брак дочери с каким-то ферелденцем, вызвали множество слухов. Но самый громкий скандал грянул, когда с нынешним Главой Дома. Рохелио Шериданом произошел… несчастный случай.
Его голова была обнаружена на столе Совета, на ворохе документов, подтверждающих просто чудовищные вещи – подпольную работорговлю, сговор с тевинтерцами, предательство интересов государства. А во рту, свернутый трубочкой, находился контракт с тевинтерцами на убийство его брата…
Несчастный случай был настолько… вопиющий и шокирующий, что все были просто в шоке. Ни о каком расследовании речи не шло – документы оказались подлинными и обнародование их могло привести к настоящему кризису.
Так же удалось отыскать доказательства невиновности Аттано Шеридана, доказательства сфабрикованного приговора к гос. рабству, который новый глава Дома, Джосалин, отправила в Тевинтер вместе с другими именами ложно обвиненных. Конечно же, безо всякого результата.

Работорговцы, возглавляемые мессиром Капитоном, спешно покинули Антиву, как только узнали о смерти их подельника Рохелио. Но до Тевинтера доехать не успели – в пути караван растерзала свирепая стая варгестов. В этом, несомненно, все пострадавшие, увидели кару небесную.
Среди черни начали появляться слухи о «свободных людях», которые уходили в уединенные общины, где проповедовали андрастианство и старые порядки. Их главарь, называемый себя «Свободным человеком» на торговом - "Фрименом", говорят, был причастен к нескольким весьма громким аферам и проповедовал крайнюю нетерпимость к Империи и коллаборационизму.
 

***

Ферма в пригороде была старой и заброшенной, но для проживания холостяка – то, что нужно. Заборы ее оплели непролазные плющи, задний двор упирался в лес, а впереди, под холмом, расположилось озеро.
- Благодатное здесь место. – протянул тевинтерец, смотря на закат.
- Знал бы, что вы приедете, забил ледник едой. – сказал смуглый мужчина, откупоривая бутылку с сидром.
- Еды нет?
- Ледника тоже. – пожал мужчина плечами. – Как у тебя дела в Перивантиуме?
- Паршиво. Климат сухой, не растет ни демона. Вот потому тут ферму и присматриваю – лучший климат из всех… кхм… провинций. Травы разводить – самое то. И для семейства хорошее место – жена хочет обучить детей магии предков, для этого, вроде как в лесу жить надо, что-то такое… - тевинтерец махнул трубкой в сторону леса.
- Если думаешь разводить травы, можешь с моей сестрой поговорить, Дом Шеридан имеет сеть лечебниц, куда их можно поставлять. А когда снимут границу между Антивой и Тевинтером, тогда можно хоть по всей Империи поставки налаживать. – сказал антиванец.

Некоторое время помолчали, просто смотря в закат. С полей по далекой дороге шли работники, распевая песни, мычал скот…
- Знаешь настоящую причину, почему я здесь? Плохо в Тевинтере будет. – тихо сказал тевинтерец. - Очень плохо и боюсь, очень скоро. Я не хочу, что бы мои дети росли… под сапогом системы. Не хочу, что бы она их изуродовала, а чешуйчатая тварь – сожрала их души. Во всех смыслах. Пусть хотя бы детство у них будет нормальным.
- Знаю. Попадаются беженцы с Тевинтера и других провинций. Рассказывают… всякое. – мужчина помрачнел.
- А этот Фримен и его люди? Они существуют? – спросил тевинтерец.
- Фримен – это идея. Сейчас, когда Вороны из защитников Антивы превратились в какую-то наемничью банду, людям нужно во что-то верить. А существуют ли фримены, кхм…. Ни одного из фрименов не поймали, что бы доказать их существование. Одни считают, что фримены – выдумка черни, другие, что фримены – отбросы общества. Люди, выброшенные системой на обочину. Которым больше нет места в новом мире. Которых в этом мире ждет только смертная казнь – за их веру, за их убеждения, за то, что кто-то когда-то оказался не в то время и не в том месте. Как я, например. – сухо сказал антиванец.
- Ваша семья не отсылала в Тевинтер доказательство твоей невиновности? – спросил Травник.
-. Я сам был этим доказательством. Сама супруга Верховного жреца знала, что я не виновен – куда еще выше слать доказательства? Да только до невиновности раба дела нет. Рабы – это вещи ходячие, что раньше, что сейчас. И когда они становятся ненужными, от них избавляются. Не сбеги я с Тевинтера, получил бы в награду за спасение Дома Авгур либо коррекцию, либо - смертную казнь. Справедливость по-тевинтерски. – мужчина ухмыльнулся с затаенной горечью.
- Зато у тебя теперь нет иллюзий. В этом есть свой плюс. – тевинтерец отпил сидра.
- Да, иллюзий у меня больше нет. – мрачно согласился мужчина.
- Что делать планируешь? – спросил Травник.
- Не знаю. Учитывая, что я – беглый раб, в Империи мне места больше нет. А учитывая, что Империя уже и на Антиву расползается…Имперской «справедливостью» я уже сыт и не хочу иметь больше ничего общего с ней. Пойду искать этих самых… фрименов. – пожал плечами мужчина. – Говорят, они принимают всех, кому претит жить под Империей и новой верой.
- Ты-то можешь уйти, ничем не связан. – кивнул тевинтерец. – А вот я… Должен про семью думать, в первую очередь.
- Зато тебе есть зачем жить. – заметил мужчина. – Семья – это же чудесно.
- Сам о семье не думал? – раскурил свою неизменную трубку Травник.
- Смеешься? За мной в любой момент может Тайная служба припереться, как за беглым рабом Дома Авгур. Оставить жену вдовой и детей сиротами? Так себе перспектива. Нет, мне нормальной жизнью уже жить не суждено. – покачал он головой. – Видимо, моя судьба в другом состоит.
Мужчины еще некоторое время тихо переговаривались, смотря на угасающий закат, а затем забрали вещи и вернулись на ферму.

 

***

Слухи о таинственном Фримене и его общине еще некоторое время гуляли среди черни Антивы, но после прихода Империи сошли на нет. Тайная служба выследила какую-то банду, а власти торжественно ее приговорили, как еретиков-фрименов, и на этом все закончилось.
Существовали ли действительно эти фримены, или это была выдумка черни – о том не было никому не известно. За «лживые слухи» касательно еретиков полагалось наказание тюрьмой и плетьми, и чернь вскоре перестала их распускать, как и писать пакости на заборах.
После прихода Империи с Антивы потянулись беженцы, из тех, кто отказывался принимать Империю и веру в Разикаль. Куда они уходили – не известно. Некоторые говорили, что держат путь в Лломерин – последний независимый клочок Тедаса, другие просто разбредались по чащах, сбиваясь в банды. Были мечтатели, которые хотели (как и старый Виго) уплыть на Север, за море.

Дом Шеридан после всех потрясений потерял свое влияние в кругах антиванской элиты, и больше не мог претендовать на высокое положение. Он смиренно отошел в тень, уступая место новым, более сильным Домам, в борьбе за власть. Сеньора Шеридан продолжала содержать богадельни и даже вела бизнес с тевинтерским поставщиком лечебных трав, что позволяло держать Дом на плаву, однако все чаще задумывалась над тем, что бы окончательно переехать в Ферелден, к матери. Ее брат числился погибшим в государственном рабстве, но само собой, его тело для захоронения в фамильном склепе, передано не было.

 

https://youtu.be/vFlVpizs_2U

Сообщение отредактировал Junay: 09 июля 2019 - 11:15