— Князь Владислав Юзеф Кархоннен IV ожидает вас, — пресно проговорил сухой человек с черными губами, облаченный в белую льняную рубаху с закатанными рукавами и бордовую юбку, свисающую чуть ниже колен. Его металлический голос был под стать чертам его бледного, бескровного лица – узкому, тонкому рту, идеальному точеному носу меж серых миндалевидных глаз, над которыми чуть выступали выбритые надбровные дуги: голова была обрита налысо, на затылке ровным черным клеймом блестела термотатуировка – фамильный герб дома Кархоннен. — Следуйте за мной.
Я торопливо сложил гибкий экран голопланшета до размера небольшого конверта и убрал его во внутренний карман, скрытый в пазухе парадного мундира. Приложил круглый монокль с жидкой информационной линзой к глазу, осматривая вычищенные до блеска черные туфли на предмет незамеченного пятнышка; удовлетворившись и спрятав монокль в карман брюк, поправил костюм, гадая, не появилось ли сзади столь нежелательных мятых складок за время пребывания в зале для гостей и сидения на этих архаичных деревянных скамьях. Чуть приладил свои седеющие зачесанные волосы, натянул на руки белые офицерские перчатки и бездумным, уже механическим движением поправил портупею, потянув за шпенёк латунной пряжки.
Ожидая, пока я приведу в порядок свою униформу, слуга князя Владислава сверлил меня надменным взглядом гетерохромных глаз – очевидно, еще одна самодурственная прихоть гедониста голубых кровей. Чувствуя, как кичливо и высокомерно он впился в меня своим взором, и раздражаясь этим чувством, я с усилием подавил желание вынуть из ножен офицерский кортик с клинком дамасской стали, подаренный мне лично почтенным князем Дмитрием Михайловичем Кархонненом за годы службы великому дому, и забить зарвавшегося холопа крепкой золотой рукоятью, отделанной ограненными рубинами. К лицу хлынула кровь, щеки мои, хоть и были скрыты ухоженной бородой, наверняка заметно побагровели: довершив начатое и не потеряв контроль из-за присланного за мной неучтивого холуя, я еще сильнее убедился в том, что слухи о распущенности взглядов и поведения князя Владислава Юзефа Кархоннена, порочащими весь великий дом, являются не только слухами.
— Я готов, — столь же сухо отрапортовал я, высверливая в слуге ответное отверстие. Он оглядел меня, чуть скривив угольные губы в презрительной ухмылке, и коротко кивнул, после чего развернулся и голыми ступнями засеменил по укрытому паркетной доской полу коридора.
Мы покинули гостевую каюту ожидания космической станции и направились по коридору, дугой уходящему влево и, как я подозреваю, опоясывающему обитель Князя кольцом. Внутреннее убранство – зеркальный блеск отполированного эбена, досками которого были уложены стены, рядом с целыми барельефами из золота, украшенные слоновьей костью – поражало воображение: хоть я был вхож во многие дома богатых и знатных семей всей освоенной Солнечной системы, включая купеческие сливки из акционеров корпорации «ЭкоСистемс», мне никогда не доводилось видеть столь вычурной демонстрации своего богатства, поражающего воображение в каждом своем мерцающем на поверхности материалов отблеске. Меж овальных иллюминаторов, за кристально чистыми стеклами которых, в опустошительной темноте, висели дробные россыпи звезд, горели в золотых подсвечниках толстые восковые свечи, а под ними, на круглых высоких столиках из красного дерева, стояли золотые блюда, заполненные блестящими от влаги, спелыми и, казалось, идеально круглыми плодами мандаринов. Поверх тонких гардин над иллюминаторами, с которых свисали связанные узелком складки бордовых шторок из бархата, с самого потолка тянулись длинные роскошные шелковые полотнища насыщенного красного цвета, на которых, вышитые черными нитями, изображались величественные грифоны с коронами на обеих головах – герб четырехсотлетнего аристократического дома Кархоннен.
Наконец мы дошли до тяжелой арочной двери, которой заканчивался этот длинный широкий коридор, и сопровождающий меня слуга приложил руку к сенсорному ключу, выполненному в качестве хрустального шара. Бесшумно и медленно, словно открывающий театральную сцену занавес, створки двери раскрылись; слуга кивнул мне и пошел вперед.
— Князь Владислав Юзеф Кархоннен IV, — громко проговорил лысый холоп, встав у входа, пока я делал первые шаги внутрь. — К вам прибыл крепостной интендант фортификационного оборонительного пункта астероида марсианской доли «Пётр Великий» и личный уполномоченный представитель князя Дмитрия Михайловича Кархоненна, офицер Алексей Федорович Губерский, — закончил он, уже не скрывая кривой усмешки, глядя на мою обескураженность.
И моя обескураженность, в смеси со стыдом, возмущением и ужасом перед тем, что мне открылось, была оправдана.
Приглушенный мерцающий свет, излучаемый его личной гравитационной лампой, ало мерцал в соленых ручьях пота, градом катившихся с его мягкотелой жирной туши. Он натужно пыхтел, содрогаясь каждым комком своих необъятных телес: пухлые обветренные губы, в уголках которых сочились небольшие, но уродливо расползающиеся по всему лицу язвы, невольно причмокивали с каждым толчком. Потоотделения, стекая по лицу, заливали черные паучьи глазки едкой жидкостью, заставляя прищуриваться и еще сильнее прятать и без того заплывшие жиром глазные яблоки: яркие, но редкие рыжие волосы прилипли к голове сальными кудрями, что безмерно его раздражало. Короткие толстые пальцы с тяжелыми перстнями, напоминающие украшенные золотыми драгоценностями бараньи сардельки, тщетно пытались стереть налипший на лоб волосяной покров, пока огромные бедра, то сжимаясь, то разжимаясь, вдавливали в прогнувшуюся под весом Его Величества постель свою очередную одноразовую фройляйн, заказанную в ближайшем на космической станции публичном доме.
— Илья! — гулко пробасил жирдяй, еле справляясь с отдышкой. — Полотенце, мать твою!
Бритый налысо холоп тут же схватил махровое банное полотенце бордового цвета и накрыл им своего господина, впитывая влагу с лица, толстых отвисших щек и широких плеч, дрожащих от прикосновений, словно теплое желе. На натуральном ворсе тут же проступили темные пятна измотанного блудом лица, и Илья смахнул изрядно потяжелевший кусок ткани, бросая его в мусорную корзину.
Я оторопело стоял, глядя на открывшееся мне уродство. Наконец, спустя пару минут, князь Владислав остановился, шумно выдохнул и завалился набок, утопая в пуховых подушках.
— Вытащи эту шлюху из-под меня, Илья, — устало произнес Князь. — Сама она не вылезет, я, похоже, переломил ей копчик. И подай мне одежды.
Преодолев отвращение, я усилием воли заставил себя посмотреть на этого члена прославленной семьи Кархоннен, службе которой посвятил всю свою жизнь. Владислав же, кое-как натянув на себя бордовый халат поистине исполинских размеров с портативными генераторами силового поля, которые позволяли ему поддерживать свой вес, наконец поднялся с постели и потянулся. Пухлое лицо приобрело скучающее выражение, когда он посмотрел на меня, однако я заметил полыхнувшее в глазах дьявольское пламя удовлетворения.
— Итак, офицер, — пробасил Кархоннен, усаживаясь за большой деревянный рабочий стол и рукой указывая мне на стул напротив. — Чем я могу быть обязан вашему визиту?
Сдавленно кашлянув и чувствуя, как у меня пылают щеки, я вернул себе самообладание, стараясь подавить стоящую перед глазами картину, которую только что наблюдал. Слухи о порочности князя Владислава должны были подготовить меня к тому, что мне придется лицезреть в его обители; однако же для почтенного человека моих лет, моего статуса и чина уже само пребывание подле столь морально разложившейся фигуры, как Князь, было практически пятнанием чести мундира. К великому дому Кархонненов, одному из последних русских княжеских родов современности, дому прославленных офицеров и благоразумных политиков, дому благочестивых людей, этот развращенный гедонист вообще не должен был иметь никакого отношения: роковая ошибка госпожи Анны Андреевны Кархоннен в браке с Юзефом Рдмовским, породившая на свет себялюбивого амбала, разжиревшего на средства богатой почтенной семьи и на эти же средства плюющего ей в лицо своими словами и деяниями. Казалось, что он не знал умеренности ни в чем и всегда покушался на больший кусок, чем способен проглотить; князь Дмитрий Михайлович в личных беседах со мной всякий раз высказывался о своем кузене с нотками презрения, рассуждал об алчности, о завистливости, о похотливости и прочих смертных грехах, которым Владислав был куда большим родственником, чем чете Кархоннен.
— Я прибыл сюда по причине ваших недавних распоряжений, Владислав, — не соблюдая никаких церемоний и правил приличия в обращении к члену семьи, я приблизился к столу и остался стоять. —В космическое пространство подвластной мне крепости прибыли несколько кораблей под знаком дома Кархоннен.
— Так, — согласно кивнул князь, откинувшись в своем кресле и скрестив пальцы на огромном животе. — Не вижу никакого противоречия с делами вашей службы, интендант. Вы храните верность и служите дому Кархоннен, разве не так?
Мне пришлось стиснуть зубы, глядя на эту лицемерную свинью.
— Именно так, — ответил я, плохо скрывая раздражение и гнев. — Я храню верность только своему дому и этой семье с тех самых пор, как стал мужчиной и смог поступить на службу Кархонненам. Я уполномоченный представитель вашего двоюродного брата, князя Дмитрия Михайловича, и о делах этого дома знаю в полной мере, чтобы прибыть сюда для выяснения ваших намерений, — я выпрямился, глядя на Владислава свысока. — На основе полученных мною данных, на борту прибывших кораблей расположен целый гарнизон наемных солдат, с мобильной пехотой и несколькими единицами орбитальной артиллерии. При этом каждое судно классифицируется, как транспортный грузо-пассажирский корабль, а рапортующие с них капитаны докладывают о том, что стоят в ожидании ремонтной бригады, используя документ торгового соглашения марсианского колониального правительства и Высшего командования, — мой голос стал холодным, как лёд, — выданного вашей торговой миссии. Что это должно значить?
Я знал о делах дома Кархоннен гораздо больше, чем положено знать крепостному интенданту: заслужив доверие и благосклонность своего господина, князя Дмитрия, я стал одним из немногих людей, к чьим советам он обращался. Как один из высокопоставленных правительственных чиновников Высшего командования Земли и офицер Космического Флота, Дмитрий Михайлович был человеком чрезвычайно ответственным и благоразумным: находящиеся под его управлением гарнизоны и крепости астероидного кольца около Марса обеспечивали охрану ресурсодобывающих и промышленных объектов, а также осуществляли контроль торговых путей, предотвращая контрабанду ценных минералов в орбитальном пространстве красной планеты. Подвластная мне крепость «Петр Великий» располагалась на самом крупном из небесных тел марсианской доли Главного пояса, являясь «вратами», с которых начинается затяжной и тяжелый торговый путь через эту космическую долину смерти, благодаря мощному навигационному маяку. Князь Дмитрий часто говорил, как важны для многострадальной Земли «те крохи наших усилий в её поддержке, которые мы можем предоставить», и я, бесспорно, был с ним абсолютно согласен.
Не меньшими знаниями, несмотря на свою служебную изоляцию, я обладал и о том, как ведет дела двоюродный брат господина. Как и его отец Юзеф, Владислав имел холодный расчетливый ум, что вкупе с его моральной распущенностью, беспринципностью, коварством, не вызывающей опасений наружностью и кровью дома Кархоннен в жилах играло с людьми ужасную шутку: пользуясь любыми доступными средствами, князь планомерно достигал поставленных целей через вторые, третьи и четвертые руки, сплетая клубок скользких интриг и не гнушаясь грязных и подлых методов. Ни один человек в Солнечной системе не мог сказать, чем именно он занимался: не выходя из своих резиденций и не покидая светских встреч аристократов, необузданный жирный боров имел далеко тянущуюся сеть «друзей» во множестве углов и своими пухлыми пальцами дергал за каждую нужную ему нитку. Языки шептали, что под маской человека и толстым слоем жира томился сам дьявол, изламывающий судьбы: конечно, как боевой офицер, я не был суеверным простолюдином, и в осанке моей была сталь – однако та смесь чувств, которую производил князь Владислав Кархоннен, заставляла даже меня напоминать себе о собственном чине.
Лицо князя Владислава, сохраняя все ту же беззаботность даже после столь острых вопросов, расплылось в добродушной улыбке, растягивая висящий на пухлых щеках жир: в глазах его, за черными стеклами, пылало недоброе, пугающее пламя. Он легко взмахнул рукой, и выбеленный слуга подал огромный стеклянный бокал с вином. Один – только для князя.
— Ну, Алексей Федорович, — протянул он, пуская жидкость в бокале в водоворот легким движением руки, — разумеется, я бы мог сказать, что на этих кораблях продукция, получившая разрешение на экспорт в спутниковые колонии Юпитера, солдаты на них являются частью охраны, а на судне действительно обнаружилась поломка, и до её устранения караван может находиться в милитаризованной зоне вашего астероида, и вы бы никогда в жизни не смогли опровергнуть это, — его улыбка растянулась пуще прежнего, а пухлые губы раздвинулись, демонстрируя верхний ряд зубов. — Однако, позвольте, я сэкономлю мое и ваше время, дабы успеть на свой первый обед, — Владислав поднял бокал, салютуя мне, — и ваши вечерние похороны.
Шею прожгло острой болью, и по телу стремительно начал расползаться парализующий холод. Я сдавленно вскрикнул и протянул немеющую руку, пытаясь нащупать рану: из моей кожи торчал продолговатый цилиндрический предмет. «Инжектор с ядом,» – пронеслось в покрывшейся холодным потом голове перед тем, как я упал на персидский ковер и захрипел в агонии.
— Отлично, Илья, — одобрительно заметил князь, приподнявшись с кресла и глядя через стол на то, как меня бьют конвульсии. — Знаете, Алексей Федорович, будучи человеком искушенным, я не могу отказать себе в праве насладиться вашей кончиной, а вам – насладиться нашей светской беседой, — он с довольным видом сложил ладони и указал кончиками пальцев на дверь: холоп, кивнув, скрылся за дверью. — Я ведь, знаете ли, люблю эту пустую болтовню.
Он вновь скрылся за столом от устремленного в потолок взгляда моих расширившихся от страха глаз. Я проклинал себя за то, что столь неосмотрительно упал в руки этой бесчеловечной мрази, однако теперь, когда я не мог пошевелить ни единой конечностью своего тела, а в моей крови плескалась какая-то синтетическая дрянь, мне оставалось только слушать бас его напыщенной, самодовольной речи.
— Насколько вам известно, мой отец Юзеф был колониальным фермером на Луне, — начал Владислав, — где несколько поколений его семьи выращивали лунный картофель – не худшее, хоть и крайне тяжелое призвание для честного человека. Рабский труд крестьян, доставшийся ему по наследству, для него был определенно в тягость – он всегда гордился тем, что освободил меня от необходимости трудиться руками. Поэтому он пользовался тем, что дала ему природа – пытливый и, надо сказать, достаточно изворотливый ум, чтобы обеспечить себе более светлое будущее, чем оно могло быть у потомка лунных эмигрантов, выращивающего овощи на продажу в фекалиях собственных соседей.
Князь тяжело и шумно вздохнул. Послышался звук трения отъезжающего в сторону кресла, и Владислав Кархоннен снова попал в мое поле зрения: с печальным видом он обошел свой исполинский рабочий стол и встал у широкого иллюминатора, напоминающего окно готического храма старой Земли.
— У отца была яркая предпринимательская жилка истинного купца и внешние данные статного кавалера. Как настоящий торгаш, он знал, что самой выгодной сделкой в его жизни будет подороже продать… самого себя, — князь убрал руки за спину, молча разглядывая космос за стеклом. После нескольких мгновений тишины я подумал, что яд добрался до головного мозга и я оглох, однако это было не так: внезапно развернувшись, Владислав развел руки в стороны с ухмылкой на лице. — И он преуспел в этом! Свадьба на дражайшей матушке, благородной девушке из дома Кархоннен – о такой удаче, я уверен, он и не помышлял. Деньги и власть обрушились на него, как девятый вал, поэтому неудивительно, что через несколько лет после женитьбы его нашли мертвым от передозировки – таков тянущийся бич современности, пожинающий плоды с наших народов, — спокойно рассудил он, пожав плечами. — Семья… Отец знал, чего не хватает дому Кархоннен. Ему никогда не хватало властности. Столь старый дом русской аристократии, заслужившей себе имя еще в Третьей Мировой, много лет держался за счет славной истории и подачек правительства. Дом, основанный солдатами – это дом мертворожденный: Кархоннены имели власть и богатство, однако не умели ими пользоваться, не умели их преумножать. Потому что это дом офицеров и их жен, дом благочестивых чинуш, выехавший в высший свет на костях своих предков. Я же, — самодовольно проговорил Владислав, — приведу его, наконец, к истинному величию. Отец оставил мне инструменты, и мне предстояло ими верно распорядиться.
Жирная туша медленно приблизилась и нависла надо мной, пока черти из поросячьих глазок, смеясь, разглядывали мое обездвиженное тело. Я, боевой офицер, хоть и был куда старше, мог убить его без особых усилий, словно мясник, разделывающий свиную тушу… Но я не мог.
Владислав взял в руку шелковый платок и схватился за рукоять наградного кортика, вытаскивая его из ножен. С видом ценителя он оглядел оружие, поудобнее сжал его своими толстыми пальцами и вновь отошел к постели, где еле слышно дышала изломанная им куртизанка.
— Ты ведь и не представляешь себе, какую службу ты сослужил дому Кархоннен, Алексей, — донеслось до моих ушей. Косым ненавистным взглядом я посмотрел на князя: он сел на кровать, прогнувшуюся под его чудовищным весом, перевернул девушку и с силой вонзил кортик в её оголенную грудь. — Оставленный тобой заместитель, чья жена недавно исчезла при подозрительных обстоятельствах, уже распорядился разрешить кораблям, из-за которых ты прилетел в мою обитель, посадку на астероиде. Отряды наемников, состоящие из преступников колонии Фобоса «Матросская тишина», перебьют всех твоих людей и отключат маяк, что затянет перемещение сил Земного Космического Флота моего дражайшего брата Дмитрия на необходимый мне срок – даже если ему доложат, он просто не успеет остановить это. На время, — Владислав тяжело поднялся, — крепость «Петр Великий» перейдет в руки захвативших её бандитов: они разграбят её, похитив всё оружие, пересядут на пришвартованные там боевые корабли, а транспортные суда, на которых прибыли, взорвут, скрывшись до прибытия Дмитрия. Таким образом, это вызовет огромный скандал: земному правительству придется отвечать перед транспланетарной логистической корпорацией, которой и принадлежали эти судна, а также перед народом Марса, на орбите планеты которого теперь бороздит пиратская эскадра на кораблях земного флота. Ужасное стечение обстоятельств, — вновь вздохнул князь, теперь уже театрально: с его лица не сходила самодовольная ухмылка. — Так как тебя, очевидно, не найдут, всю вину Земля возложит на кузена – за такой проступок его разжалуют в качестве показательной меры наказания в первую очередь, отберут контролируемые им территории на астероидном кольце и лишат чина капитана флота. Однако ж, — продолжил он, выставив указательный палец в поучительном жесте, — он член именитого дома, члены которого имеют огромный вес в политической и экономической жизни всей системы. Корхоннена нельзя заменить на кого-то другого – это будет настоящее оскорбление всей почтенной семье. И вот тогда, — Владислав подошел к столу и отпер большую шкатулку, крышка которой была усыпана янтарем, — для восстановления контроля над «Петром Великим», а заодно транспортным путем через Главное кольцо, понадобится человек из нашего дома, который сможет претендовать на эту должность. Человек из той же семьи и, — он вынул документ с печатью Высшего командования, показывая его мне, — с дипломом Высшей Военной Академии Земли на звание капитана эскадры Космического Флота. Я, — громко пробасил он, прикладывая ладони к груди.
Арочная дверь отворилась: внутрь степенно вошел Илья, за которым парило несколько широких подносов, накрытых крышкой. Переступив через мое распластанное тело, он поочередно разложил блюда на столе, открыв одно из них: Владислав деловито подошел к пище и оторвал ножку запеченному поросенку, откусывая огромный кусок мяса и капая жиром на персидский ковер.
— Капитан эскадры кораблей Космического Флота и Окружной интендант марсианской доли Главного астероидного кольца Владислав Юзеф Кархоннен IV, — произнес князь, прожевав. — Ответственный за любые официальные перемещения между Марсом и Юпитером, держащий в своем кармане золотую жилу торговли, могущественный и высокопоставленный чиновник Высшего командования… Боже, какие возможности дает владение простым куском камня посреди безбрежного космоса! Конечно, придется похлопотать за брата, дабы его не привлек к ответственности военный трибунал, но с нужными точками для давления это в сущности не составит никакой проблемы, — он беззаботно махнул ладонью. — Репутация Дмитрия будет подпорчена, однако те деньги, которые рекой потекут в карманы Кархонненов, когда транспланетарные корпорации смогут за небольшую пошлину провозить минералы сверх той нормы, которая установлена правительством Земли… Ох, одно только это позволит нашей семье купить половину голосов Нижней Палаты для избрания в Верховный Совет.
Кархоннен замолчал. Я почувствовал, как мой взор все сильнее заволакивает тьма, а тело словно падает в бездонную пропасть. Услышав тяжелые шаги князя, приближавшегося ко мне, я всмотрелся сквозь пелену в его уродливое лицо и услышал, как он усмехнулся.
— Конечно, есть только одна возможность. Что брат был предупрежден. Что он поджидает, чтобы напасть на наемников. Или уже напал. И тогда все эти приготовления и средства, что я потратил, не стоят совершенно ничего… Если только мне не удастся убедить прокураторов, что он подослал своего доверенного человека в мои покои под предлогом личного визита для обсуждения дел, чтобы тот совершил мое убийство, как одного из совладельцев разрушенного каравана торговых кораблей, которые, пользуясь официальным правом, остановились в милитаризованной зоне крепости «Петр Великий». И что этот человек, — ухмылка Владислава стала зловещей, а шепот едва уловимым, — в попытке прикончить меня убил мою наложницу, проткнув ей сердце офицерским кортиком.